XI. ВЕЛИКИЙ ПОСТ

Наш народ не только соблюдает посты во всей строгости церковного устава, но идет в этом отношении значительно далее, устанавливая, сплошь и рядом, свои постные дни, неизвестные церкви. Так, почти в каждом селе, в каждой деревне можно встретить благочестивых старух и стариков, которые «понедельничают», т. е. кроме среды и пятницы, постятся и по понедельникам. Некоторые же, в своей душеспасительной ревности, доходят до того, что за несколько лет до смерти или перестают совсем есть скоромное, или налагают на себя пост в частности: никогда, например, не едят мяса, молока, яиц, рыбы; не едят ничего с маслом, будь то скоромное или постное; безусловно воздерживаются от вина, от курения; дают обет никогда не есть яблок, картофеля, не пить квасу и пр. Наряду со стариками, добавочные посты налагают на себя и девушки, которые «вылащивают» женихов. До какой степени педантично крестьяне соблюдают свои обеты, можно судить по следующему, очень характерному случаю, рассказанному одним священником Вологодской г. Какая-то деревенская старушка признавалась этому священнику на духу, что окаянный смутил ее и заставил в пост есть «скором». На вопрос же священника, что именно она ела, — старушка поведала, что ела редьку, семена которой, перед садкой, были рощены в молоке. На том же основании крестьяне считают непростительным грехом пить постом чай с сахаром: чай и сам по себе напиток полугреховный, а с сахаром он считается безусловно скоромным, так как сахар, по понятиям крестьян, приготовляется из костей животных.

При таком аскетически-строгом отношении к постам, неудивительно, что и молоко матери считается для грудных ребят тоже греховной «скоромью», и еще не далеко ушло то время, когда в крестьянских избах стон стоял от ребячьего крика, так как во время строгих постов грудных детей кормили постной пищей, приказывая матерям не давать им груди.

Теперь, к счастью, это обыкновение повсеместно вывелось и хотя молоко матери по-прежнему признается греховной «скоромью», но грех этот считается небольшим и падает он не на младенца, а на мать. Зато и теперь дети, уже отлученные от груди, обязательно должны соблюдать посты наряду с взрослыми. «Соблюдение постов, — пишет нам саратовский корреспондент из Хвалынского уезда, — не только влияет на здоровье, но и отражается на жизни детей. В большинстве случаев, отнятие от груди ребенка совпадает с летним жарким временем: отнимают, по крестьянскому выражению «на ягоды», т. е. в конце июня, в июле и августе и, таким образом, осложняют расстройство пищеварения ягодами, огурцами, яблоками, арбузами и пр., вследствие чего нередко появляется кровавый понос, а затем наступает и смерть. Но тем не менее, «оскоромить младенческую душеньку» мать ни за «по не решится, и если ребенок умрет, то стало быть, эхо Божья власть, и значит, ребенок угоден Богу». Такая же строгость в соблюдении постов предписывается и тяжко больным. Один фельдшер из Тотемского у. (Вологодск. губ.) рассказывал нашему корреспонденту, что никак не мог убедить крестьян, больных кровавым поносом, пить молоко и есть яйца, гик как в то время был пост. На все увещания больные отвечали ему: «Святые, вон, еще чаще постились, да дольше нас грешных жили, а Иисус Христос сорок суток подряд ничего не ел». Вообще, крестьяне и крестьянки, особенно из числа пожилых, радеющих о спасении души, скорее решатся умереть, чем «опоганить душу» скоромной пищей, и только молодые, в редких случаях, уступают настояниям врачей и фельдшеров, да и то не иначе, как с разрешения духовного отца, который тщательно взвешивает, насколько болезнь серьезна и насколько постная пища может быть опасна для здоровья больного. При этом не лишне будет заметить, что если разрешение дается легко, то крестьяне теряют уважение к такому священнику, как стоящему не на высоте церковных требований и способствующему своими поблажками тому «легкому» отношению к постам, какое свойственно только избалованным господам. «Нынче, — говорят они, — только нам, мужикам, и попоститься-то, а ученые да благородные постов соблюдать не будут — им без чаю да без говядины и дня не прожить».

Применительно к такому взгляду на посты, каждая деревенская хозяйка считает своим долгом иметь «постную» посуду, т. е. особые горшки, миски и даже ложки, предназначенные исключительно для постных дней. Правило это соблюдается настолько строго, что богобоязненная баба ни за что и ни под каким видом не даст в своем доме поесть скоромного «даже проезжему»: «Мне страшно, как увижу, что в пост едят скором» — скажет она в свое оправдание. Исключение делают разве для «нехристей» — цыган, татар, немцев, да пожалуй для господ — но и в таком случае, посуда, из которой ели скоромное «нехристи», долгое время считается как бы оскверненной, и хозяйки не велят домочадцам есть из нее, «пока татарин не выдохнется».

Кроме воздержания в пище, крестьяне считают необходимой принадлежностью поста и половое воздержание: считается большим грехом плотское сожительство с женой в постное время, и виновные в таком проступке не только подвергаются строгому внушению со стороны священника, но выносят немало насмешек и от своих односельчан, так как бабы до тонкости разбираются в таких вещах и по дню рождения младенца прекрасно высчитывают, соблюдали ли супруги «закон» в посты. Особенно зорко следят бабы, чтобы «закон» соблюдался деревенским причтом: считается несмываемым срамом для всей деревни, если в беззаконии будет изобличен пономарь, дьячок, дьякон, а особенно священник. У Глеба Успенского приводится случай, когда мужики чуть ли не всем «обчеством» потребовали объяснения у батюшки, которого бабы изобличили в нарушении правил Великого поста. «Что же это ты, батя? — укоризненно покачивая головой, спрашивали мужики, — все-то ты говоришь нам «абье, абье», а у самого-то у тебя выходит одно «бабье».

Следя сторого за собой, взрослое население неослабно следит и за деревенской молодежью, наблюдая, чтобы в посты отнюдь не было «жировни», чтобы парни и девушки не затевали игрищ и ни под каким видом не смели петь мирских песен, не говоря уже о плясовых и хороводных. Вместо этих песен, молодежи предоставляется петь, так называемые, «стихи», по характеру своему близко подходящие к старообрядческим «псалмам». Все эти стихи отличаются своим грустным, монотонным напевом, близко подходящим к речитативу, — по содержанию же большая часть стихов носит характер религиозный или нравоучительный. Для образца приводим один из таких стихов.

— Мати-Мария,
Где ты спала, ночевала?
— В Божьей церкви, во соборе
У Христа-Бога на престоле.
Мне приснился сон страшный,
Будто, я Христа-Бога породила
В пелену его пеленала,
В шелковый пояс обвивала…
Тут пришли жиды, нехристиане,
Взяли нашего Бога распинали,
В ручки-ножки гвоздей натыкали.
Стала Мати-Мария плакать и рыдать,
Стали ангелы ее утешать:
Ты не плачь, не плачь, Мати-Мария,
Твой сын воскреснет из гроба.
Затрубите вы в трубу золотую,
Встаньте вы, живые и мертвые!
Праведным душам — царствие небесное,
А грешным душам — ад кромешный:
Им в огне будет гореть — не сгореть,
Им в смоле кипеть — не скипеть.

Если столь строгое воздержание от всего греховного и соблазнительного соблюдается, в большей или меньшей степени, во все посты, то легко представить себе, насколько педантично постятся крестьяне в Великий пост, подготовляя себя к говению и к достойной встрече величайшего из христианских праздников — Св. Пасхи. Во время говения многие старики и старухи едят один раз в день и притом отнюдь не вареную пищу, а в сухомятку: хлеб или сухари с водою. Наиболее же благочестивые стараются, по возможности, ничего не есть всю Страстную неделю, разрешая себе только воду. Для детей в благочестивых семьях «дневное голодание» обязательно только в Страстную пятницу, так как народ верит, что полное воздержание в этот день от пищи дает постнику прощение от всех грехов, совершенных после последней исповеди. Правда, дети лишь с большим трудом выдерживают столь строгий пост и нередко, по забывчивости, свойственной ребяческому возрасту, хватаются за корки, но таких «бесстыдников» матери останавливают обычной угрозой: «А вот, поп тебе как отрежет ухо, да как отхлещет тебя кобыльей ногой, — так будешь знать!». Говеют крестьяне обыкновенно раз в год, Великим постом, и в преклонном возрасте несут эту христианскую обязанность с поразительной аккуратностью: некоторые старухи говеют даже два, три и четыре раза. Но зато молодые крестьяне, по отзывам некоторых приходских священников, иногда позволяют себе манкировать говеньем, не бывая на исповеди по нескольку лет кряду. Правда, сами же священники прибавляют при этом, что такие безбожники составляют редкое единичное явление, так как крестьяне верят, что человек, не бывший семь лет у исповеди и не причащавшийся св. Тайн, уже составляет добычу дьявола, который может распорядиться таким человеком по своему усмотрению.

Всего охотнее крестьяне говеют на первой, четвертой и Страстной неделе. В это время говеющие стараются как можно меньше говорить, чтобы не проронить пустого слова; по вечерам, если есть в семье грамотный, читается какая-нибудь божественная книга, и все слушают или молятся.

Все церковные службы говеющие посещают добросовестно и аккуратно, а перед исповедью кланяются друг другу в ноги, прося простить Христа ради согрешения. Обычай не позволяет только, чтобы старшие кланялись в ноги младшим. Поэтому, «большак», идя на исповедь, ограничивается лишь тем, что скажет домочадцам: «Простите, коли зря сделал», и слегка поклонится.

Каждый взрослый говельщик, подходя исповедываться, кладет в стоящее возле священника блюдо мелкую монету, а в некоторых приходах заведено, сверх того, класть, вместе с монетой, и свечу, которая точно так же поступает в доход священника. После исповеди, прослушав «правило», говеющий кладет еще одну монету, уже на блюдо возле псаломщика и, после разрешительной молитвы, все расходятся по домам, поздравляя друг друга «с очищением совести».[15] К принятию св. Тайн готовятся, как к празднику: каждый старается приодеться, по возможности, лучше, а некоторые женщины из самых богатых деревенских жительниц (не крестьянки) считают даже за грех являться к причастию не в новом наряде. Девушки же, по народному обычаю, должны приступать к таинству с расплетенной косой: волосы при этом либо распускаются по плечам, либо завязываются в пучок, но в косу ни в каком случае не заплетаются.

После причастия, считается великим грехом плевать, смеяться, ругаться, сердиться и ссориться, так как этим можно отогнать от себя святого ангела, который бывает при человеке после принятия св. Тайн. Считается также грехом класть земные поклоны, так как, при неосторожном движении, человека (а в особенности беременную женщину) может стошнить, и тогда рвоту придется собирать в чистую тряпочку и жечь в печи, чтобы предохранить св. Дары от невольного осквернения. За все эти грехи, как и вообще за неблагоговейное отношение к причастию, Господь иногда жестоко наказывает нечестивых, а иногда вразумляет их. В Пошехонье, напр., известен на лют счет такой рассказ. Один раскольник, притворившись православным, причастился в церкви вместе со всеми, но причастия не проглотил, а удержал во рту. Придя домой, он раскрыл один из ульев и бросил туда причастие. Но вечером того же дня раскольник услыхал, что в подполье, где у него стояли ульи, раздается пение и поют так хорошо, что рассказать нельзя. Спустившись в подполье, раскольник заметил, что пенис исходит из того улья, в который он бросил причастие. Когда же он раскрыл его, то увидел, что пчелы сделали из сотов престол и на престоле лежит выброшенное им причастие, от которого исходит ослепительный свет. Испуганный раскольник во всем покаялся священнику и стал православным.

Для полноты характеристики Великого поста необходимо остановиться еще на некоторых обрядах и обычаях, приуроченных к Крестопоклонной среде и Вербному воскресению, и составляющих особенность великопостных почитании. В среду Крестопоклонной недели во всех крестьянских домах пекут из пресного пшеничного теста кресты по числу членов семьи. В крестах запекают или куриное перышко, «чтобы куры велись», или ржаное зерно, «чтобы хлеб уродился», или наконец, человеческий волос, «чтобы голове легче было». Кому попадется крест с одним из этих предметов, тот считается счастливым. В среду же Крестопоклонной недели «ломается» пост и маленькие дети ходят под окна поздравлять хозяев с окончанием первой половины поста. В некоторых местностях, этот обычай поздравленья выражается в очень оригинальной форме: ребятишек-поздравителей садят, как цыплят, под большую корзину, откуда они тоненькими голосами поют: «Здравствуйте, хозяин-красное солнышко, здравствуйте, хозяюшка-светлый месяц, здравствуйте, дети-яркие звездочки!.. Половина говенья переломилась, а другая наклонилась». Простодушных ребят-поздравителей принято обливать при этом водой, а затем, как бы в награду за перенесенный испуг, им дают кресты из теста.

В Вербное воскресенье крестьяне, во время утрени, молятся с освященной вербой и, придя домой, глотают вербные почки для того, чтобы предохранить себя от болезни и прогнать всякую хворь. Детей своих (а также и скотину) крестьяне слегка хлещут вербой, приговаривая: «Не я бью — верба бьет, верба хлесть бьет до слез». В этот же день бабы пекут из теста орехи и дают их для здоровья всем домочадцам, не исключая и животных. Освященную вербу берегут до первого выгона скота (23 апреля), причем всякая благочестивая хозяйка выгоняет со двора скот непременно вербой, а самую вербу затем или «пускают на воду», или втыкают под крышу дома, с тою целью, чтобы скотина не только сохранилась в целости, но чтобы и домой возвращалась исправно, а не блуждала бы в лесу по нескольку дней.

Наряду с этими общепринятыми обычаями, связанными с освященной вербой, в некоторых местах, как, например, в Козловском уезде (Тамбовской губ.) существует мнение, что освященная верба, брошенная против ветра, прогоняет бурю и, брошенная в пламя, останавливает действие огня, а воткнутая в поле — сберегает посевы.

В том же Козловском уезде, распространено верование, что всякий трус, желающий избавиться от своего недостатка, должен в Вербное воскресенье, по приходе от заутрени, вбить в стену своего дома колышек освященной вербы — средство это, если не превратит труса в героя, то, во всяком случае, прогонит природную робость. В уездах же Темниковском и Ельтомском, той же Тамбовской губ., советуют всем неплодным женщинам есть почки освященной вербы уверяя, что после этого женщина непременно начнет рожать детей.

Примечания:

1

Такие драки в большом ходу не только в Волог. г., но почти повсеместно. Объясняется это тем, что на девок своей деревни парни смотрят, как на своего рода коллективную собственность, которую и защищают от ухаживания посторонних людей. Во всеобщем употреблении также и водка, которая дает право ухаживать за «чужими» девками.

15

Некоторые священники жалуются (в нашем распоряжении имеется несколько таких жалоб), что крестьяне-говельщики подчас недобросовестно расплачиваются с причтом: «За исповедь еще положит что-нибудь, а за правило только тычет пустой рукой в блюдо». Эти случаи недобросовестной расплаты дают повод делать самые широкие и, конечно, непродуманные обобщения о крестьянской непорядочности и о том, что, дескать, при всей строгости мужицкого поста, крестьянин все-таки не прочь пойти на обман.