А вот не было бы юмора – и что? Не было бы его вообще – и что тогда? Без ума нехорошо, без души, без хитрости и преданности... А без юмора? Ну, не будет юмора – и кому от этого плохо?

Вот машина едет. Колеса там, мотор, конечно, крыша – обязательно. А масло – зачем? Бензин – понятно: это еда машины, а вот масло? Только выясняется, что без масла и колеса, и мотор, и даже крыша теряют смысл – машина встанет. Масло – тягучая, несолидная такая, так и хочется сказать – мягкая жидкость, дает возможность работать солидным и мощным деталям. Смазывает их, отделяет друг от друга, поглаживает...

С юмором примерно та же история.

Юмор – противовес серьезности жизни.

Если бы не было юмора, то в своем серьезном отношении к происходящему мы бы очень скоро заржавели и не могли бы передвигаться по жизни.

Во все времена и эпохи жизнь нас очень серьезно грузит. Юмор позволяет не рухнуть под тяжестью жизни.

Жизнь устроена так, что в ней нет ничего такого, в чем нельзя увидеть смешное. Некоторые умудряются увидеть юмор даже в смерти. Призыв великого драматурга Григория Горина: «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!» – это призыв не зацикливаться на том, что нам представляется чрезвычайно важным, судьбоносным. Ведь событий, которые по-настоящему определяют наше существование, в жизни гораздо меньше, чем нам кажется. Если речь идет о юморе как об отношении к жизни, то он хорош всегда, если не циничен. (О том, как я понимаю, что такое цинизм, смотри главы «Цинизм» и «Ирония».)

Однако, если мы хотим поделиться юмором, то тут и возникают проблемы.

Остроумие – это умение поделиться с другими своим ироничным отношением к жизни.

Для того чтобы быть остроумным, мало смотреть на жизнь с юмором, надо еще уметь делиться своими наблюдениями так, чтобы окружающим передавалось это твое отношение.

Неслучайно в самом слове «остроумие» нет и намека на юмор. Остроумие – по определению – признак ума и острого языка, а вовсе не ироничного взгляда на мир.

Отдельные проблемы возникают, когда желание поделиться юмором становится профессией.

Юмор относится к тем самым главным словам, таким как жизнь, любовь, дружба, преданность, которые для каждого человека имеют свой, отдельный смысл.

Когда говорят, что, например, сегодня на телевидении не тот юмор, это звучит столь же нелепо, как утверждения о том, что сегодня – не та любовь и преданность, что были, скажем, в XIX веке.

Юмор не бывает тот или не тот, правильный или не правильный. Он бывает ваш или не ваш.

Юмор невозможно оценивать объективно. У него есть только один критерий: он должен быть смешным. Мне, например, юмор Горина, Жванецкого или Зощенко ближе, чем шутки «Камеди клаб» или Петросяна. Но и «Камеди клаб», и Петросян – это тоже юмор. И никаким иным словом их не назовешь.

Называть юмор пошлым – тоже довольно самоуверенная позиция. В главе «Пошлость» мы говорили о том, что пошлость тоже каждый понимает по-своему.

Именно в силу того, что юмор бывает очень разным (оставаясь при этом юмором), он является замечательным критерием того, что отделяет людей ближнего круга от прочих.

Перефразируя известный афоризм, можно утверждать: скажи, над чем ты смеешься, и я скажу, станем ли мы друзьями.

Ну, а если человек непробиваемо серьезен? Если он не смеется в принципе?

Такой человек, безусловно, нуждается в жалости, но никоим образом не в презрении. Переделать или перевоспитать его невозможно. Можно ему, конечно, рассказать о роли масла в движении машины. Вряд ли, конечно, он поймет, но вдруг...

И вот, дорогие друзья, подошли мы к самой последней букве. И начинается она со слова, столь же – казалось бы! – понятного, сколь и таинственного...