Справедливый закон – это созданный человеком кодекс, который соответствует моральным законам или закону Бога. Несправедливый закон – это положение, которое идет вразрез с законами нравственности.

(Мартин Лютер КИНГ, проповедник, борец за права черных в США)

Закон – это то, что надо соблюдать. Причем, обязательно. Если ты не соблюдаешь закон – значит, ты непослушный гражданин, незаконопослушный. А с непослушными что делают? Правильно: наказывают. Вот и сиди теперь в домике с решетками или плати большой штраф, непослушный ты наш.

Мартин Лютер Кинг все красиво, конечно, сформулировал: проповедник как-никак. Для эпиграфа к главе очень даже годится. Можно поместить эти слова на центральной площади всех городов мира: мол, смотрите, люди, как должно быть, к чему, мол, все мы, называющие сами себя цивилизованными людьми, должны стремиться.

Однако в какое бы время и в какой бы стране ты ни жил, твое, человек, понимание нравственности совершенно не волнует тех, кто призван соблюдать закон. И не приведи Господи, человек, начать кричать: этот закон, мол, безнравственный или, например, глупый… Не для того закон дан, чтобы его обсуждать, но для того, чтобы исполнять беспрекословно. Значение слова «беспрекословно» понятно? Вот и хорошо. А твое, человек, частное мнение по поводу закона никого не волнует – запомни это, пожалуйста, самому будет легче жить. Потому как ежели каждый начнет закон с точки зрения нравственности-безнравственности или умности-глупости обсуждать – любая страна развалится.

Закон происходит от старинного слова «кон», что значит – «начало». (От этого же корня, кстати, возникли слова «искони» и «конец».) Ну и каков же результат наших незамысловатых лингвистических изысканий? Закон – это то, что следует за коном, то есть за началом. Начал любое дело, тут же, будь любезен, утверди правила этого дела, законы, иначе ничего у тебя, дружок, не получится.

Закон – это ограничитель. Ежели люди будут жить без правил, то в стране начнутся анархия и беспорядок.

А что, закон ограничивает и свободу?

Да, закон ограничивает и свободу тоже. Дабы не случилось в стране анархии и беспорядка, в ней устанавливаются определенные правила и среди них – будьте любезны – есть и такие, которые разрешают свободу. Чтобы в стране была не какая-то там сомнительная воля, а законная свобода, утвержденная государством.

Булат Окуджава когда-то писал (цитирую по памяти):

Свобода бить посуду, не спать всю ночь свобода,
Свобода выбрать поезд и презирать коней.
С тобой нас наделила иронией природа.
Есть высшая свобода, и мы идем за ней.

Вот высшая свобода – это, пожалуйста. Бить – не бить свою посуду, спать – не спать по ночам – это прерогатива каждого человека. Но как только ты выходишь из двери своей квартиры, твоя свобода ограничивается законами. Не воспитанием твоим, не твоим пониманием нравственности – безнравственности, а именно – законами. Потому как для одного вполне даже нравственно ударить человека иного цвета кожи, а для другого – вполне нормально изнасиловать девушку, потому что она надела слишком короткую юбку и сама спровоцировала.

В принципе, если бы все люди умели жить по Божьим Заповедям, то никакие больше законы были бы не нужны. Но в мире не только очень много людей, но и очень много богов – поэтому государству приходится брать на себя ограничительные функции.

Человечество очень рано поняло, что без законов жизнь станет беззаконной, то есть случится полная труба. Древнейший свод законов был создан шумеро-аккадским царем Ур-Намму так давно, что это даже невозможно себе представить: в 2064 году до нашей эры. Кстати, правил царь немало – целых 18 лет, что лишний раз доказывает: законы выпускать полезно.

Древнейший свод законов российских сочинил князь Ярослав, который именно за это свое деяние и был наречен Мудрым. Назывался свод «Русская правда», и там очень конкретно было расписано, сколько и за какие преступления надо платить. Не в фигуральном смысле платить, а весьма даже конкретно. «Убьет муж мужа, то мстит брат за брата, или сын за отца, или двоюродный брат, или племянник; если не будет никто мстить, то 80 гривен за убитого, если будет княжеский муж или княжеский управитель; если будет русин, или гридь, или купец, или боярский управитель, или мечник, или изгой, или Словении, то 40 гривен за убитого». То есть за убийство большого начальника – больше денег заплати. Кто спорит – мудро. «Если закуп убежит от господина (не расплатившись с ним за ссуду), то становится полным холопом; если же он пойдет искать денег с разрешения господина или побежит к князю и его судьям с жалобой на обиду со стороны своего господина, то за это его нельзя делать холопом, но следует дать ему суд». Ну и так далее. Конкретно и внятно.

Получается, что первый свод законов российских был, по сути, уголовным кодексом. Законодательство нашей страны началось не с конституции, которая, как мы уже говорили в главе «Государство», довольно общими словами расписывает всеобщие права и обязанности, а с очень конкретных слов: сколько и за какое преступление положено в гривнах. Такая вот «Русская правда».

Хотя ирония, на самом деле, не уместна: «Русская правда» принесла массу пользы. Уничтожила, скажем, кровную месть (об этом Ярослав отдельный параграф написал) и вообще закончила хаос. Для уничтожения хаоса уголовный кодекс, быть может, более важен, чем конституция.

По сути, закон – это свидетельство абсолютной зависимости человека от государства. Закон не приемлет вопроса: «Почему так?» «Потому что так решило государство» – вот и весь ответ. В первых государствах мира, скажем, в Древнем Египте, строй назывался просто и доходчиво – деспотия. Во главе страны стоял фараон – он же сын Бога – и потому все, что он сказал, то и закон. Не обсуждается.

С тех пор на долгие века так и повелось: слово государево – закон. Даже если законы драконовские. Кстати, драконовские законы придумал не какой-то там мифически-мистический дракон, а вполне даже конкретный древнегреческий правитель, которого мама (или папа) назвали Дракон. (Правда, в некоторых книгах его величают более красиво и по-иностранному – Драконт.) В 621 году до нашей эры он издал очень жесткий и строгий свод законов, про который афинский оратор Демад заметил: мол, законы Дракона написаны кровью, а не чернилами. Пока драконовские законы не отменили, они считались справедливыми. А уж как отменили – они тут же и стали символом законов несправедливо жестоких.

Так уж повелось, что справедливым считается не тот закон, который объективно справедлив, а тот, который считается справедливым в данной стране и в данное время.

Английский политолог и историк Дэвид Грин заметил, что закон представляет совокупность таких нравственных правил поведения, соблюдение которых обеспечивается угрозой наказания.

Замечательные слова! Позволю себе добавить к ним только одну ремарку: у каждой эпохи собственное понимание нравственности-безнравственности. В реальности получается так, что закон диктует обществу, что нравственно, а что не очень.

В 1415 году во Франции вышел закон, по которому проституткам запрещалось носить украшения из золота и серебра, а также – кожаную одежду и некоторые виды мехов. А ежели какая неприличная женщина ослушается, то сажали ее голышом верхом на осла, лицом к хвосту, и возили по городу, а каждые четверть часа секли розгами. Что, понятно, особенно радовало собравшуюся публику. Прошло неполных шесть веков, и публика, правда, с чуть меньшим интересом, наблюдает за тем, как проститутки борются за свои гражданские права.

В 1724 году Петр I издал указ с удивительным названием, вчитайтесь: «О вырывании ноздрей у каторжных и колодников». В указе подробным образом объяснялось, что вырывать ноздри надо до кости, дабы, ежели сбегут каторжные, их легко можно было распознать среди людей приличных… Ну, разве ж сей указ позволит нам перестать называть Петра Великим? Никоим образом. Мы скажем: что поделать? Время такое было. Законы – характеристика времени. С этим утверждением тоже трудно спорить.

В Византии девочка 12 лет запросто могла – законно! – выйти замуж, и никто не кричал: «Она же молодая! Какой ужас! Как это безнравственно!» Закон сказал, что это нравственно, – значит, ша! Действовать по закону!

А в Древней Индии мужчина покупал себе жену, и она становилась его собственностью со всеми вытекающими печальными для женщины последствиями, и никто не орал: «Какая безнравственность!»

Да что там Древняя Индия! Только с 1907 года французская замужняя женщина получила право иметь собственные сбережения, а до этого все, что было у женщины, принадлежало мужчине на законных, замечу, основаниях. Даже во времена Великой французской революции, когда – казалось бы! – отменялись все законы, этот остался. Французские революционеры все как один были мужики – чего ж им такое чудесное правило упразднять?

Кстати говоря, подобное, по сути, абсолютно крепостное положение женщины вовсе не мешало называть Францию демократической страной. Но это так, к слову.

Великого Томмазо Кампанеллу за что в 1596 году инквизиция в тюрьму засадила? Материалов против гения не было, а свободы лишить его очень хотелось. И Кампанеллу объявили «сильно заподозренным в ереси». Как вам формулировочка? Если бы сегодня сажали всякого, кто «сильно заподозрен» (например в том, что взятки берет), – автомобильные пробки, боюсь, исчезли бы вовсе в связи с уменьшением количества людей.

В 1484 году римский папа Иннокентий VIII издал буллу с красивым латинским названием «Summis Desiderantis», и началась абсолютно законная «охота на ведьм». И любого человека стало возможным признать слугой дьявола, пытать и убивать. На абсолютно законных, замечу, основаниях.

Казалось бы, уж папа-то римский должен понимать, что существует Закон Божий, – зачем еще лишнее-то городить? Ан нет. В Законе Божьем ведь про охоту на ведьм ничего не написано? То-то. А чтоб поставить это дело на конвейер, нужны законные основания. Правда, Иннокентий был тот еще папа… Когда он умирал, велел убить трех мальчиков и выпил их кровь, в надежде спастись. В результате умерли и папа, и мальчики.

Очень четко разницу между государственным и религиозным понятиями о справедливости сформулировал император Александр П. Когда после неудачного покушения на него, Дмитрий Каракозов просил у царя помилования как христианин у христианина и как человек у человека, Александр передал незадачливому цареубийце, что прощает его как христианин, но как государь простить не может. Как сказали бы нынче – почувствуйте разницу: у христианина своя правда, у государя огромной империи – своя. Каракозов был повешен. Через 15 лет после этого террористы-народники убили Александра П.

И тогда знаменитый русский философ Владимир Соловьев призвал нового императора Александра III помиловать убийц Александра П. Мол, Бог призывал: «Не убий!» Поверьте Богу, простите убийц. И чего? Соловьева выслали из столицы, убийц-народовольцев повесили на Семеновском плацу. Богу, как говорится, – Богово, а кесарю – сами знаете что.

Закон Божий – он навсегда. Законы государственные умирают вместе с государством, но именно ими выстраивается ежедневная жизнь людей. То, что еще вчера казалось справедливым, скажем, сразу после революции вдруг оказывается мерзким, отвратительным и требующим немедленного изменения.

Революционные законы всегда жестоки. Любые революционеры – любые! во все времени и во всех странах – они что говорят? Вчера, говорят революционеры, было плохо, сегодня поэтому тяжело, но вот завтра – все будет здорово. А иначе для чего ж мы наяривали всю эту революцию? Так что вы уж сегодня потерпите ради прекрасного завтра, а мы пока начнем убивать тех гадов, которые мешают нам двигаться к прекрасному. Убивать будем много и быстро. И не просто лишь бы как уничтожать людей, а по революционным законам – суровым, но справедливым.

Великая французская революция… В 1794 году Конвент по требованию Робеспьера принял закон, по которому запрещались какие бы то ни было апелляции и предварительные допросы обвиняемых. Достаточным основанием для вынесения приговора о смертной казни признавалась нравственная убежденность присяжных в виновности подсудимого. Собирались, значит, граждане и говорили: ну, мы чуем, что он виноват. Чуем мы! Прекрасно. На гильотину.

Не далеко ушли от Робеспьера и советские революционеры. После убийства Кирова в 1934 году в СССР было введено так называемое «сокращенное судопроизводство». На расследование дел, которые были сочтены «террористическими», отводилось не более десяти дней, в судах они рассматривались без государственного обвинителя и защиты. И в революционной Франции, и в нашем социалистическом государстве, по сути, происходило узаконенное убийство людей. Подчеркну: узаконенное.

Развалился СССР – и были отменены многие законы. Если бы в сегодняшней России действовал советский закон о борьбе со спекуляцией, список «Форбса» не досчитался бы многих миллионеров. В 1934 году по инициативе Сталина в Уголовный кодекс была внесена знаменитая статья 121, рассматривающая гомосексуализм как уголовное преступление. Если бы она действовала и сейчас, российское эстрадное, театральное и киноискусство не досчиталось бы многих творцов.

Любой человек вынужден жить по тем законам, которые считаются справедливыми, нравственными, нужными и проч. в данное время, в данной стране. Приятно это или неприятно – вопрос отдельный, но это – единственный способ сохранить в стране порядок.

Любой правитель – деспот он или демократ, значения не имеет – убежден, что законы, которые принимает он, правильные.

В IX–XI веках в Англии вся власть была сосредоточена в руках короля и знати, они образовывали то, что называлось очень некрасивым словом «уантагемот». Этот самый «уантагемот» и принимал законы. А знаете, как переводится сие некрасивое словцо? «Совет мудрых» – и никак иначе!

Во все времена, во всех странах те, кто принимает законы, убеждены: совет мудрых – это про них. Самые (как потом выясняется) мерзкие, ужасные, несправедливые и проч., и проч. законы всегда принимаются примерно с такими словами: именно этот закон, именно сегодня нашей стране особенно необходим для всеобщего счастья.

Но дальше – во все времена и во всех странах – этот закон попадает в народ. А у народа свое чувство справедливости, и иногда оно не совпадает с чувством справедливости правителя. Или народу просто неохота его исполнять. Или народ понимает, что ежели вдруг начать этот закон исполнять, то жить станет невозможно. Тогда-то и возникает ситуация, про которую кто-то из великих сказал, что строгость российских законов с лихвой компенсируется необязательностью их исполнения.

Хотя на самом деле, думаю, вывод сей не только к российским законам относится. Вот, скажем, еще персидский царь Дарий под номером I – к слову сказать, очень почитаемый и даже названный Великим – был очень жесток к судьям, которые нарушали закон. Он сдирал с них заживо кожу и обтягивал ею судейские стулья, чтоб другим неповадно было. То есть боролся с нарушителями закона, как умел. Значит, несоблюдение законов теми, кто как раз должен их блюсти, – Бог знает когда началось.

Не так давно был проведен эксперимент: решили посчитать незарегистрированную (то есть существующую противозаконно) недвижимость в некоторых странах Третьего мира. Оказалось, что в этих бедных странах недвижимости на 11 триллионов долларов. Эта огромная сумма сильно превышает всю ту экономическую помощь, которая была оказана этим странам за 50 лет! Но помощь оказывалась законно, а эта недвижимость незаконно стоит, словно бы и нет ее.

В трудном деле соблюдения законов народ во все времена и во всех государствах берет пример с начальников. Соблюдают начальники закон – и народ старается. А ежели видит народ, что всяк начальник норовит свое начальственное положение использовать для нарушения общих регламентов, – тут уж законопослушных людей не ищи. Если начальник призывает к соблюдению закона, а сам при этом живет по своим, начальственным правилам – его призывы бессмысленны.

Этот вывод мне кажется важным: если в государстве не уважают закон, то дело не в том, что народ в этой стране такой специально незаконопослушный, а просто чиновники с законом не дружат. Потому что правила жизни в обществе всегда устанавливают верха, низы – повторим – берут пример.

Знаете ли вы, что у нас в нашей с вами стране есть такой закон – «О государственной гражданской службе Российской Федерации»? Известно ли вам, что есть в этом законе статья под номером 4, которая называется «Принципы гражданской службы»? В курсе ли вы, что первый пункт этой статьи гласит: «Приоритет прав и свобод человека и гражданина»? Понимаете ли вы, что, придя в любое государственное учреждение – от ДЭЗа до министерства, от СОБЕСа до почты, – вы имеете право требовать соблюдения главного принципа гражданской службы, а именно – безусловного уважения ваших личных прав и свобод? Понимаете ли? – спрашиваю. Чего-то радостного крика: «Понимаем! Так и делаем!» – не слышу.

В любой стране мира законы часто не соблюдаются потому, что их не знают. Часто жизнь бывает хуже, чем законы, которые ее регламентируют, только потому, что законы эти неизвестны. Это проблема, как мне кажется, не российская, а всеобщая. Потому что система принятия законов есть в любой стране. А системы ознакомления народа с этими правилами – нет.

Есть еще одна интересная, отчасти даже мистическая закономерность, связанная с законом: не бывает так, чтобы в мелочах закон нарушался, а в крупном – соблюдался. Тут уж или везде, или – нигде. Эта закономерность, кстати говоря, дает возможность расцветать коррупции: и тут уже не разберешь, кто первым начал нарушать правила – чиновники по-крупному или народ по-мелкому. Но если начали нарушать, уже очень трудно остановиться.

Впрочем, про коррупцию мы еще поговорим в свой черед. Между буквами «3» и «К» есть буква «И», на которую пришлось немало важных слов.

И первое из них – идеология.