ШОССЕ ЭНТУЗИАСТОВ

Это было так давно, что Русь можно было считать просто тинейджером: голенастым подростком, неуклюжим, любопытным, открытым всем мировым поветриям, не отвечающим за себя, эгоистичным и упрямым. А Москва была просто поселком городского типа, такой слободой на семи холмах, глухой провинцией. Основал ее плохой по стандартам Киевской Руси князь. Юрий Долгорукий был князем склочным, драчливым, беспокойным. Не умел богатеть, не давал обрасти жирком и другим (своим дружинникам и горожанам) – вечно таскал по походам. Такой вот экстремальный туризм. А пользы никакой, кроме сувениров и места в летописи (в летопись чаще всего попадали склочные князья – они обеспечивали событие, интригу, «картинку»).

Еще не заглохли амбициозные проекты князей киевских, черниговских, псковских, новгородских. Самый интересный проект назывался «Сделаем Русь святой». И никогда, наверное, она не была так близка к этому идеалу – великодушная, добрая, христианская, жившая на свободе сама и не угнетавшая других, сытая, обутая, одетая, без самодовольства и ксенофобии, земля политического убежища. Святые, надо вам сказать, – это не злобные фанатики, а милые, воспитанные, просвещенные и умеющие стоять на своих ногах люди. Не в лохмотьях. Умытые и причесанные. Зарабатывающие себе на хороший обед и модный кафтан (сарафан, ферязь, зипун и прочее).

Феодальная княжеская конфедерация дошла до самых глупых военных конфликтов, вроде битвы при Липице 1216 года: 9 тысяч убитых черт знает из-за чего. Но механизм земельной дифференциации работал: офицеры из дружины, младшие и старшие командиры нанимались на службу только к успешному князю – умному, рачительному, щедрому. Хорошие ремесленники искали своего рода офшорную зону с низкими налогами, эффективной защитой от врагов (половцы и склочные князья-хулиганы) и обширным рынком (в бедных княжествах кому были бы по карману изделия этих самых ремесленников?). Купцы искали того же. Художники, архитекторы (пока только для храмов) жались к богатым и просвещенным князьям: для искусства нужны деньги, свобода творчества и хороший вкус у князя-мецената.

Этот сквозняк, ветер странствий, свобода передвижения ремесленников, купцов, дружинников-контрактников, свободных крестьян (им тоже нужна была защита от набегов, низкие налоги и рынок) делали Русь эффективной. Да и князья не засиживались при профнепригодности. Новгород вообще приглашал князя «на работу» со стороны как топ-менеджера, ибо это была республика, менее просвещенная, чем Афины или Рим, но более сытая и более свободная. И без рабов, без плебса, без социальной розни поначалу.

Да и другие города Руси (и Киевской, и Владимирской, и Суздальской) могли запросто «уволить» своего князя, и даже без выходного пособия. Если плохо справлялся со своими обязанностями. И нанять другого. Дело в том, что князь владел землей, а не людьми. Он-то был сеньор, но они не были его вассалами! Волюшки на Руси было от пуза. Так что князь не мог позволить себе быть дураком или трусом. И пенсий с пособиями не с кого было спрашивать. И на Чубайса не свалишь: он должен был родиться через восемь столетий. Завязывался в тугой узел наш национальный характер. В него вплетались разноцветные ленты традиций.

Славянская традиция стояла у нашей колыбели, она же закроет нам глаза. Это была традиция воинов, которые не стали забияками и при первой же возможности перековывали свои мечи на орала. Славяне отлично защищались, но не стремились к строительству «империи зла». Однако новорожденному сыну в знак признания и отцовства воин клал в берестяную колыбель свой меч. Славяне единственные в Европе не знали пыток (наши славяне, восточные). На Руси до XVI века даже тюрем не было. Был «поруб», что-то среднее между погребом и чуланом. Одноместный, в основном для недружественных князей, пока не договорятся или не выкупятся.

Правда, восточнославянская традиция была коммунитарной: слишком много волн кочевников из степи обрушилось на Русь, от киммерийцев в Х веке до н. э. до половцев в Х веке н. э. Скифы, сарматы, печенеги, те самые «неразумные хазары»… Вплоть до последней войны, до цунами, смывшего все будущее и благополучие Руси, до монголов ХIII века. Эти волны унесли нас в открытое море от берегов греческой и римской цивилизации, хотя в V веке до н. э. и III веке мы уже приникли к этим истокам пересохшими от степного ветра губами. Рим дал бы нам правовую традицию легитимности, отсутствие которой в наших генах ощутимо до сих пор. Эллада дала бы нам институциональную гражданскую свободу вместо хмельной, непричесанной вольности, письменность, историю, философию, ораторское искусство.

Коммунитарная традиция совместной обороны, отпора, коллективного выживания была губительна. Из «верви» – группы поселян с круговой порукой и общим полем – потом получится община, о которую разбились усилия реформатора Столыпина, пытавшегося создать фермеров-индивидуалов. А община плавно перейдет в коммуналку и колхоз. Это рок. Нам не хватало индивидуализма, эту недостаточность навязала Руси полувоенная жизнь – вечно на бивуаках, за частоколом, из огня да в полымя.

Степь не только идет войной на наш лес и на наши полянки (отсюда поляне и древляне: место первой прописки племен становится именем). Она смешивается с нами и дает традицию Дикого поля, традицию запорожцев, анархистов и гражданской войны, традицию, бросавшую нас то к Стеньке, то к Емельке, то на Сенатскую площадь. Традицию Смутных времен и революций.

Но с VIII века с Севера, с Ладоги, из фьордов к нам пришла (сначала – в Новгород, потом – в Киев, далее – везде) скандинавская традиция. Она пришла с Рюриком, Олегом, Свенельдом. С варягами. Традиция индивидуалистическая, сделавшая Европу (и через нее США) зоной свободы и гражданственности. Там, в Норвегии, у самих фьордов, ледников, гор и камней каждый бонд (свободный земледелец и воин) был сам себе голова. Там ярлов, конунгов и королей воины избирали на собрании – тинге – не хуже, чем поляки на «коло», только на много веков раньше. Там многопартийная система (биркебейнеры, риббунги, баглеры) существовала с Х века.

Варяги в своих ладьях побывали всюду. Именно они создавали конфедеративное государство «Русь» (собрание воинов, ибо в прямом переводе Русь – это копье). Скандинавскую традицию загоняли на каторгу, бросали в тюрьмы, поднимали на штыки и на вилы, но она никуда не делась. Это наш вечный Гольфстрим, который никогда не даст Руси успокоиться в теплых объятиях автократии, как успокоились Китай и Северная Корея. Эта традиция – традиция меньшинства, но она не даст стране лечь на снег и заставит ее вечно, спотыкаясь, брести в Европу, брести через десяток модернизаций, падать, катиться назад под свинцовыми ветрами ордынской и византийской традиций – и опять вставать и ползти в Европу, к очагу тех самых викингов, которые навеки соблазнили нас своей заснеженной свободой и горной военной демократией.

Варяги – демиурги, творцы, авантюристы, славяне – созидатели, мирные воины с бронепоездом (лук, стрелы, копье и меч) на запасном пути. Степняки – поэты и мятежники, путешественники и разбойники, вечная закваска протеста в спокойной славянской крови. С этим можно было жить, и жить неплохо. Киевская Русь на краткий исторический миг (XII век) была первой в Европе и по ВВП, и по качеству жизни, и по грамотности, и по уровню развития демократии. Мы были не только житницей Европы, мы были ее МВФ. У нас были деньги (закамское новгородское серебро) и твердая валюта в у.е. тех времен – меха и драгоценные камни. У нас брали взаймы. Дочери Ярослава Мудрого были нарасхват в Европе. Наши войска ходили «напрокат» во Францию, Венгрию, Польшу. А Новгород таким и останется до конца, до 1470 года. Он будет выше по уровню городов Ганзейского права, его народное собрание на Софийской площади восстановило древнюю славу форума в Риме и агоры в Элладе. В Новгороде все ходили в сапогах и все умели читать. Чистая скандинавская традиция, павшая на благодатную славянскую почву. Это был тест, это наше доказательство перед лицом истории. Можем, если не прислушиваться к гибельным традициям – византийской и ордынской, если с традицией Дикого поля проводить только уик-энды и отпуска.

Правда, мы зачерпнули христианство из мутного византийского источника. Не западное – фаустианское, аналитическое, которое даст протестантизм. Борис и Глеб, наши первые святые, сыновья крестившего Русь Владимира-Солнце (хотя он не говорил в отличие от Людовика XIV: «Государство – это я»), посланные отцом с миссионерской миссией в древлянские леса, были, ясное дело, просты как голуби и змеиной мудростью не отличались. Они дали себя зарезать своему беззаконному брату как ягнята, только чтобы самим не согрешить и не пролить братскую кровь этого самого Святополка Окаянного. Они могли сделать Русь святой, но не могли сделать ее конкурентоспособной и свободной. Ибо не первые христиане, безработные мученики, молившиеся за своих палачей, заложили основу деятельного, предприимчивого, свободного и успешного Запада. Эту основу заложили крупный бюрократ Павел, вмешавшийся (в отличие от кроткого, далекого от мира Петра) в мирские дела, склочные папы, боровшиеся со светскими государями, политически и экономически независимая и могущественная Римская церковь, светский и бесцеремонно лезущий во внешнюю и внутреннюю политику орден иезуитов и лютеране, которые позволили каждому общаться с Богом на индивидуальной основе с Библией в виде посредника. Не то восприняли мы. Магическое христианство, христианство отрешенности, монастыря и отвращения к миру не только не боролось со светскими государями, в чем у нас возникает большая нужда уже в XIV веке, но и потакало им. И стелилось перед ними.

Дело в том, что мы приняли крещение из византийских рук, а св. Ольга еще и побывала при императорском дворе. А Византия была типичной восточной деспотией, и христианство только запачкалось о кровь и железо империи «ромеев», оттуда еще в VI веке на Русь бежали эмигранты. Это был настоящий, классический тоталитаризм, «Восток Ксеркса» (а не Христа), по словам философа Владимира Соловьева. Там христианство было лишь подстилкой для престола. Это мы и поглотили, всеядные в своем неведении. Это станет страшным тормозом для страны к XVII веку, когда целые толпы христиан старой веры будут заживо сжигать себя в скитах, только бы не подчиниться враждебному государству, государю и официозной церкви.

Но этот сильнейший тормоз, на который мы встали в конце Х века, вполне заработал только к XIV веку, когда все русские пять традиций сойдутся на одном перекрестке и скандинавская традиция даст свой первый неравный бой. Когда станет ясно, что Русь стоит не на трех китах, а на пяти противоречиях, и что ей век не примириться и не успокоиться. Что этот Везувий – загадочная славянская душа – поглотит еще не одну Помпею.

Пятая ордынская традиция прибавилась нам, когда хлынула Орда, утащив с собой на дно и нашу землю, и нашу волю.

Впрочем, нам дела нет до крушения монгольской мечты из «Ясы» Чингисхана, где он учил соплеменников не гоняться за благами мира, а хранить суровую добродетель, мужество и образ жизни отцов, степных «багатуров». Пусть об этом поплачет монгольская интеллигенция, потому что их лидеры до сих пор принимают высоких гостей в мемориальной юрте под портретом Чингисхана. Нам есть о чем плакать, слушая песню тех «багатуров», которые в 1237 году пришли на Русь.

«Рубите, рубите молодых и старых, взвился над Вселенной монгольский аркан. Повелел, повелел так в искрах пожара краснобородый бич неба батыр Чингисхан. Вперед, вперед, крепконогие кони, вашу тень обгоняет народов страх, мы не сдержим, не сдержим быстрой погони, пока распаленных коней не омоем в последних Последнего моря волнах». В этой программе-максимум мало конструктива, но много злобы и какая-то метафизическая ненависть ко всему сущему. Бескорыстное Зло. Идеал антигуманизма.

И это был даже не исламский терроризм, потому что монголы исповедовали «бон», черную веру, ипостась тенгрианства. Мусульмане считали их неверными, язычниками. Этим завоевателям нельзя было сдаваться. Им нужна была не добыча, вернее, не только добыча. Они хотели лишить нас сущности, поставить на колени, сделать своими сообщниками и заставить нас принять свой закон. И они этого добились. Мы научились казнить, пытать, бить друг друга кнутом, кланяться, подличать, давать взятки. Вертикаль власти, коррупция, подобострастие, предательство, школа унижения и лжи, вероломство – всему этому нас научили наши университеты. Мы получили образование не в Кембридже – в Орде. А потом уже ни Оксфорд, ни Кембридж, ни Париж нашим дворянам помочь не могли. Почти никому. Потому что уроки ордынской школы были усвоены на молекулярном уровне.

Но Орде можно было и не сдаться. Польша ведь не сдалась. И это она впоследствии нанимала на службу монгольские отряды с собственными князьями во главе – первый Иностранный легион Европы. У Руси был шанс выстоять в XIII веке, если бы она ушла в свои леса: ведь монголы могли взять только города. Но Русь подчинилась, и Новгород не захотел вступиться за общее дело, хотя и не пустил монголов, откупаясь от них своим личным закамским серебром. Москва еще была заштатной слободой, а Русь уже сдалась и стала кормить Орду собой в некоем чудовищном симбиозе, продляя на столетие существование этой выездной Ордынской сессии на европейской территории.

А скандинавская традиция учила не сдаваться, она учила искать смерти с оружием в руках, чтобы попасть в Валгаллу, к столу Одина, и пировать с богами, асами и валькириями.

Византийская традиция предписывала ловчить и покоряться силе. Русские князья стали получать «ярлык» на княжение, то есть трудовую книжку в ордынском отделе кадров. За плату, конечно. Как за купленный на толкучке диплом.

Михаил Черниговский, будущий св. Михаил, решил выйти из окопа. Он поехал в Орду, но не за ярлыком. Он отказался «уважить» монгольских духов, пройдя между кострами. Он заявил хану, его приближенным и воинам, что он природный князь и в их паршивых ярлыках не нуждается. Он предрек Орде конец и поражение, а Руси – независимость и свободу. Скандинавская традиция вспыхнула в нем, как факел. Михаил погиб под пытками, но трусость соплеменников скрасил. В серой жизни подъяремной Руси нашлось место подвигу. И не одному.

Русь должна была объединиться, иначе ей было и не выжить, и не состояться в виде национальной и религиозной общности.

Чужая, давящая, инородная, как с другой планеты власть не давала жить, грабила, насиловала, устраивала зачистки. Монголы были как марсиане. Курс был ясен, но кто должен был вести российский корабль? Все права были у Твери. Она должна была стать нашим Римом. Роскошная, богатая, огромная Тверь, русский Париж XIV века.

В 1263 году московским князем становится сын Александра Невского Даниил, он классный топ-менеджер, он находит инвестиции, снижает налоги, народ валом валит в Москву, она обрастает жирком, но на Олимпиаду объединения еще претендовать не может. Сыновья Даниила, Юрий и Иван (будущий Калита), проводят экономические реформы, прикупают земли, и Москва растет как на дрожжах. Но все равно не попадает в Лигу чемпионов, по потенциалу ей до Твери далеко. Новгород был сам по себе, вольный город, этакий Гонконг в Китае или Троя в Малой Азии, а Тверь имела ярлык на великое княжение и по потенциалу, и по старшинству князей. Как было выиграть такой забег? И братья Даниловичи московские нашли ноу-хау.

Св. Михаил Тверской был великим человеком. Он первым за 70 лет до Куликова поля начал бить монголов. Он создал пехоту, «пешцев», абсолютное новшество в конных сражениях той поры. Эта пехота, эти лучники из йоменов помогли англичанам побить французов при Азенкуре и Креси. И «пешцы» Твери ссаживали с коней завоевателей.

Михаил пытался объединить князей против Орды, он просил у Новгорода на это дело его серебро. Если бы Новгород помог Твери, Москва никогда бы не возобладала, не объединила, не завоевала, не подчинила и не погубила бы Русь.

Был только один способ обойти Тверь в глазах арбитров-монголов: купить расположение судей. И Юрий Данилович становится коллаборационистом, полицаем на Руси.

Он собирает дань со своих же, русских людей, он возглавляет карательные экспедиции против непокорных Орде городов. Жители Рязани написали первый в нашей истории самиздат – «Повесть о разорении Рязани Батыем». Юрий доносит в Орду, Рязань опять «зачищают», опять казни, пытки, грабежи. Имя Москвы становится омерзительно всей Руси, Москва становится Ордой. Юрий доведет своих сыновей до того, что они сбегут от подлого отца к Михаилу в Тверь, а ведь такое в XIV веке случается нечасто. Юрий донесет на Михаила в Орду. Ордынская и византийская традиции против славянской и скандинавской. Две дороги – в Азию и в Европу. Первая гражданская война.

Юрий купит хана, и ханш, и их холуев. Победит, как всегда, подлость. Михаила вызовут на суд в Орду, и он поедет на верную смерть, чтобы спасти Тверь от разорения. Его казнят, и Юрий будет глумиться над мертвым, вызывая презрение даже у монголов. Но все будет куплено, но все будет схвачено.

Сыном Михаила, св. Александром, займется Иван Калита. Александр поднимет народное восстание против монголов и сделает первые в нашей истории листовки с призывом к сопротивлению. А Иван Калита во главе монголов возьмет Тверь и увезет ее колокол в Москву, положив начало страшной коллекции вырванных у вольных городов их медных языков. В 1328 году ярлык на великое княжение навсегда достанется Москве. Россия не станет Евразией, она станет Азиопой.

Пройдет время, исчезнет Золотая Орда. Но вместо нее заработает Московская. И будет районный городок Тверь, маленький и пыльный. И будет огромный мегаполис Москва. Ценой крови и предательства.

Русь пойдет по шоссе Энтузиастов. Есть у нас в Москве такой проспект. Когда-то он назывался Владимиркой. По нему шли каторжники. Шли не в Европу – в Азию.