Александр Лаэртский

ОТЦЫ И ДЕТИ

Два молодежных хлопца, один постарше, другой помоложе, отправляются в путешествие по российским пердям, где проживают их родители и прочие родственники, дико соскучившиеся по чадам и готовые внимать любым нездоровым сублимациям своих отпрысков. Кстати, значение слова «отпрыски» тут раскрывается в полный рост, ибо люди посторонние просто не стали бы беседовать с этими «столичными штучками», несущими в себе идею глобальной отрицаловки. И уж тем более кормить их отборной говядиной, за которой в соседнюю губернию летали гонцы.

Будь эти хлопцы нашими современниками, то у них были бы татуировки в виде свастик, что означает: «Все ху…ня, что не я!» – или «Ничего не признаю, что не от меня!»

Это я к тому, что современные нигилисты в довесок к своему пиз…ежу готовы попортить и свой скафандр. Прежде всего для того, дабы самих себя убедить в том, что их убеждения непоколебимы.

Вообще никто ведь не видел тургеневских хлопцев голышком! Может, у них и были татуировки? Но это не важно. Я вот подумал, как они обходились без баб? Их круиз по глубинкам длился не один месяц, и за все это время тот, который постарше, всего лишь чмокнул двух попавшихся ему на пути телок и чуть не удушил в сарае своего молодого кореша за какую-то безделицу.

А меж тем «непрогрессивный» папашка этого спасшегося от удушения дурня, прихрамывающий уездный агроном, конкретно вдул молодой, очень красивой приживалке с томными глазами. Типа сын приехал после долгой разлуки, а батя ему младшего братана-грудничка соорудил. Типа – у нас отец общий, а мамы разные, должен был говорить всем «Выживший в сарае».

Кстати, эта приживалка, по сути, и есть главная героиня романа. Именно из-за нее случились все геморрои, эндогенные пропотевания и ломка, казалось бы, устоявшихся представлений о жизни у всех дяденек и парубков, составляющих сюжетную вертикаль романа. Ее и звали – Фенечкой! Дичь, по современным меркам. Здравствуйте, меня зовут Феня, я секретарь Виталия Альбертовича! А в те времена это было простолюдинное имя. Как сейчас Кристина или там Жанна.

В принципе несчастная Феня оказалась в роли «туристической бабищи». Одной на весь палаточный городок. Доброй и ничего более. А для многочисленного современного байдарочного мудла в трениках, пропахших шпротами, вечно бренчащего на шиховской гитаре различную пое…ень у костра, «доброта» и «доступность» – понятия идентичные. Стоит, например, продавщице в ларьке улыбнуться, обнажив десны сильнее обычного, как купивший просроченную банку девятой «Балтики» балбес уже склонен думать, что «курочка» напрашивается на роман с ним – королем всех ларьков. Только современные палаточные бабищи могут и по репе веслом уе…ать, отстаивая свою «честь», а несчастная крепостная Фенечка могла лишь застенчиво мять кокошник и плакать, например, под ясенем. Да. И тут к ней, размахивая своим глупым либидо, начинают поочередно подкатывать все кто ни попадя. И эти «все» – не чугунки в косоворотках из соседнего уезда, а барины. От одного из них, уездного агронома-любителя, она уже понесла, как тогда говорили. Вторым в очереди был старший брат этого агронома – либеральный отставной зольдаттен в усцах. Он любил Фенечку скрытной, но мощной любовью. Она напоминала ему его бывшую подружку, которая сперва дала, а потом отвергла и вскорости кинулась, разрушив воину всю его карьеру и, собственно, жизнь.

Жаль, что тогда не было Интернета, порносайтов и аськи. Чувак мог бы найти там себе что-нибудь, чатиться и периодически отлучаться в туалетную комнату. Но реалии того времени были таковы, что он мог лишь тупо подкатывать к Фенечке с разными глуповатыми телегами, по типу – «покажите-ка мне вашего пупсика, Феня!». Чем только дико пугал милую девушку.

А тут вдруг приезжают два столичных юнца, которые не только выводят зольдаттена из себя своими высказываниями, но и начинают тереться возле объекта его желаний. Вначале тот, который помоложе, сынуля агронома, начинает топтать коврики в ее прихожей, с той же тупой мотивацией, мол – пупсика, братана своего свежеиспеченного позырить. Но мы-то с вами понимаем, что у него на уме было. Мы понимаем, а он сам, я думаю, – нет.

Вроде как он ничего такого и не делал срамного, но сами повадки! Если бы его папа-агроном замутил любовь не с Фенечкой, а с какой-нибудь адской жирной телкой или с кучером по имени Карп, вряд ли этот хлопец вел бы себя так же. И по отношению к грудничку, своему новому брату, и по отношению к папашке. Но к Фенечкиному счастью, молодой барин был сам грудником и особенной опасности для нее не представлял.

А вот его товарищ! Тот да! Спорный персонаж. Все его знают. Базаров – это уже бренд.

Я так свой отель на Гоа назову. Отель «ВАZAROFF» – континентальные завтраки со взбитыми сливками «От Ларика».

Так вот Базаров сразу вошел в конфронтацию с зольдаттеном, и эта конфронтация переросла потом в конкретную взаимную ненависть. Базаров так и сказал про зольдаттена – идиот! Имея в виду не столько аристократические замашки оного, а скорее историю его несчастной, несостоявшейся любви.

Однако спустя некоторое время жизнь повернулась так, что зольдаттен смело мог сказать Главному Нигилисту: «Идиот и ты, поскольку живешь моим прошлым!» Согласитесь, что жить чьим-то неудачным прошлым – это конкретный отстой! Вот и Базарова в ходе его скитаний по пердям отвергла женщина, которую он полюбил вопреки своим размазанным саркастичным теориям.

И он, то ли от отчаяния, то ли для придания себе уверенности, залапал в беседке Фенечку и поцеловал ее.

Это был его второй поцелуй в романе – и последний в жизни. А первый он нанес отвергнувшей его модной женщине. Ну не то чтобы сказавшей – иди ты в жопу, но и не проявившей ожидаемого энтузиазма. А энтузиазма Базарова на них двоих не хватило. Модная женщина оказалась крутой, как Фрейд. Вот Базаров и полез к доброй, беззащитной Фенечке, чему свидетелем стал наблюдательный зольдаттен, красноречиво вызвавший Базарова на дуэль и получивший от него пулю в щегольскую ляжку. После дуэли Базаров вылечил ему ляжку и отбыл в деревню к своим по-настоящему трогательным родителям. Там он заболел и умер (см. подробности в романе).

Есть такая пословица – переставая быть к другим жестокими, быть молодыми мы перестаем. Но родители любят своих детей, невзирая на их убеждения, а дети вырастают и становятся почти точной копией своих родителей, забыв о радикальных убеждениях, навеянных незрелой юностью.

И роман Тургенева «Отцы и дети» – не о мудаках нигилистах, как втирали нам в школе, а о большой любви и прекрасных, добрых русских женщинах.

А статейка эта – такой реверанс в сторону слова «отпрыски», ибо все мы отпрыски Фенечкиных современников.