ГЛАВА VI

Погребенные заживо

«Есть темы, проникнутые всепокоряющим интересом, но слишком ужасные, чтобы стать законным достоянием литературы…». Этими словами начинается один из самых страшных рассказов американского писателя Эдгара Аллана По (1809–1849) «Заживо погребенные». «Погребение заживо, несомненно, чудовищнее всех ужасов, какие выпали на долю смертного. И здравомыслящий человек едва ли станет отрицать, что это случалось часто, очень часто. Грань, отделяющая Жизнь от Смерти, в лучшем случае, обманчива и неопределенна. Кто может сказать, где кончается одно и начинается другое? Известно, что есть болезни, при которых исчезают все явные признаки жизни, но, строго говоря, они не исчезают совершенно, и лишь прерываются. Возникает временная остановка в работе неведомого механизма. Наступает срок, и некое незримое таинственное начало вновь приводит в движение волшебные крыла и магические колеса».

Эдгар По приводит несколько примеров погребения заживо, случившихся с его современниками и почерпнутыми, вероятно, из газет. «Один такой случай, весьма примечательный и, вероятно, еще не изгладившийся из памяти некоторых читателей, имел место не столь давно в соседнем городе Балтиморе и произвел на многих потрясающее неизгладимое впечатление…» — такое начало придает каждому рассказанному эпизоду ощущение достоверности. Так что же случилось в Балтиморе? «Супругу одного… известного юриста и члена конгресса постигла внезапная и необъяснимая болезнь, перед которой оказалось бессильно все искусство медиков. После тяжких страданий наступила смерть или состояние, которое сочли смертью.

Никто даже не подозревал, да и не имел причин подозревать, что она вовсе не умерла. Обнаружились все обычные признаки смерти. Лицо осунулось, черты его заострились. Губы стали белее мрамора. Глаза помутнели. Наступило окоченение. Сердце не билось. Так она пролежала три дня, и за это время тело сделалось твердым как камень…

Ее похоронили в семейном склепе, и три года никто не тревожил могильный покой. По прошествии некоторого времени склеп открыли, чтобы установить там саркофаг, — но, увы! — какое страшное потрясение ожидало ее супруга, который своими руками отворил дверь! Едва створки распахнулись наружу, что-то, закутанное в белое, со стуком упало прямо в его объятия. То был скелет его жены в еще не истлевшем саване.

Тщательное расследование показало, что она ожила через два дня после погребения и билась в гробу, который упал на пол с… возвышения и раскололся, так что ей удалось встать. Случайно забытый масляный фонарь, налитый дополна, теперь оказался пуст… На верхней ступени лестницы при входе в зловещую гробницу валялся большой обломок гроба, которым она, по всей видимости, колотила в железную дверь, призывая на помощь. При этом она, вероятно, лишилась чувств или умерла от страха; падая, она зацепилась саваном за какой-то железный крюк, торчавший из стены. Так и осталась она на месте, так и истлела стоя».

О какой же таинственной болезни пишет Эдгар По? Может быть, все это — плод мрачной фантазии писателя? К сожалению, нет. Болезнь эта хорошо известна медикам и получила название «летаргия». Называли ее также истерический сон, летаргический сон, «малая жизнь», мнимая смерть. И. П. Павлов наблюдал больного В. Качалкина, находившегося в состоянии летаргического сна в течение 22-х лет. Он заснул в конце XIX века и проспал до 1918 года. Все это время он находился в психиатрической лечебнице.

Норвежка Линггард заснула в 1919 году и проспала до 1941 года. Все старания врачей разбудить ее оказывались тщетными. Когда же она открыла глаза, у ее постели сидели взрослая дочь и совсем старый муж, а она выглядела такой же, как и 22 года назад. Ей казалось, что прошла лишь одна ночь, и она тут же стала говорить о вчерашних делах, о том, что нужно скорее покормить малышку. Но уже через год она постарела на все два десятка лет.

В одной из церквей Палермо (Италия) покоится тело Розалии Ламбардо, маленькой девочки, умершей 73 года назад. Сообщения о странных событиях в этой церкви будоражат общественность вот уже около 30 лет. Уборщики отказались работать в покойницкой после того, как глаза Розалии однажды на мгновение открылись.

Местные жители настаивают на том, что видели неоднократно, как веки девочки дрожали, а многие слышали, как девочка вздыхала.

Хотя с медицинской точки зрения девочка считалась мертвой, в 1990 году ученые в течение двух недель про водили круглосуточное наблюдение за ее телом, с постоянным измерением электрической активности головного мозга. Когда они зафиксировали первую вспышку мозговой активности, длившуюся 33 секунды, это стало сенсацией, все были поражены. Волны, фиксировавшие состояние мозга, были слабыми, но ясными. Вторая вспышка была намного короче и была выявлена через трое суток. В настоящее время наблюдения продолжаются. Вероятнее всего, в данном случае также имело место крайне редкое проявление глубокого летаргического сна.

Большая медицинская энциклопедия (3-е издание, 1980 год) определяет летаргию как «состояние патологического сна с более или менее выраженным ослаблением физических проявлений жизни, с обездвиженностью, значительным понижением обмена и ослаблением или отсутствием реакции на звуковые, тактильные (прикосновение) и болевые раздражения. Причины возникновения летаргии точно не установлены». Болезнь существует, а причины ее пока не известны. Со времен Эдгара По медицина гак и не смогла установить «причины временной остановки в работе неведомого механизма».

Известны и случаи, когда летаргический сон возникал периодически. Один английский священник спал шесть дней в неделю, но каждое воскресенье вставал, чтобы поесть и отслужить молебен.

Обычно в легких случаях летаргии наблюдаются неподвижность, расслабление мышц, ровное дыхание. Но в тяжелых случаях, редко встречающихся, имеется действительно картина мнимой смерти: кожа холодная и бледная, зрачки не реагируют, дыхание и пульс трудно обнаружить, сильные болевые раздражения не вызывают реакции, рефлексы отсутствуют. В течение нескольких суток больные не пьют, не едят, выделение мочи и кала прекращается.

Здесь, помимо чисто клинического значения, вопрос летаргии приобретает и судебно-медицинский интерес. Приведем выписку из 2-го издания Большой медицинской энциклопедии (1960 год): «Хотя правила предусматривают производство вскрытия трупа через возможно короткое время, но считают это возможным не ранее, чем через 12 часов после смерти. Вскрытие трупа клиническими и больничными учреждениями в научных и научно-практических целях допускается до истечения 12 часов, но не ранее получаса после смерти в присутствии не менее трех врачей, которые непосредственно перед вскрытием составляют протокол о причинах раннего вскрытия и доказательствах действительной смерти.

Вопрос о якобы существующей опасности погребения заживо лиц, находящихся в состоянии летаргии, в настоящее время потерял свое значение. В литературе предшествующих столетий этот вопрос имел отражение, но публиковавшиеся сообщения не обладают достоверностью».

Именно так — «не обладают достоверностью». По принципу — этого не могло быть, потому что не могло быть никогда, 3-е издание Большой медицинской энциклопедии не столь категорично в своих выводах, оно просто опускает вопрос о свидетельствах старых авторов. Мы читаем: «Вопрос об опасности погребения заживо лиц, находящихся в состоянии летаргии утратил свое значение, так как погребение обычно производится через 1–2 суток после смерти, когда достоверные трупные явления бывают уже хорошо выражены».

Но как же быть с многочисленными свидетельствами прошлых веков?

Полностью признать их выдумками и плодом фантазии? В своем рассказе «Заживо погребенные» Эдгар По, помимо уже разобранного нами примера, приводит еще три эпизода погребения живых лиц: свидетельство из Лейпцигского «Хирургического журнала» о преждевременном захоронении артиллерийского офицера, потерявшего сознание от ушиба головы; случай погребения заживо в 1810 году во Франции некой мадемуазель Викторины Лафуркад, вырытой из могилы и спасенной ее возлюбленным; и, наконец, поразительный случай возвращения к жизни в 1831 году молодого лондонского стряпчего, два дня пролежавшего в могиле. Его «труп» был тайно выкопан ночью врачами для производства анатомического вскрытия и опытов с гальванической батареей, и каковы же были их удивление и испуг, когда «мертвец» соскользнул со стола на пол, постоял немного, тревожно озираясь, и заговорил…

Но все это все-таки можно отнести к литературным вымыслам великого американского писателя. Обратимся же к более достоверным свидетельствам. В 1801 году Иоганн Георг Давид Еллизен, доктор медицины, коллежский советник, действительный член Государственной медицинской коллегии выпустил в Санкт-Петербурге книгу, озаглавленную «Врачебные известия о преждевременном погребении мертвых». Доктор Еллизен был весьма авторитетным ученым своего времени, почетным членом Императорского вольного экономического общества, а также Герцогского Немецкого, Иенского Минералогического и Немецкого общества испытателей природы. Его отличали исключительная скрупулезность и педантичность в подборке и интерпретации фактов, о чем свидетельствуют две другие его работы, вышедшие в России: «Краткое наставление о скотских падежах и каким образом во время оных поступать надлежит, с описанием открывшихся ныне скотских болезней в Финляндии, Эстляндии и Лифляндии» (1798 год) и «Краткий ответ на многие изустные и письменные вопросы касательно Андреапольских минеральных вод» (1822 год). Итак, откроем книгу Еллизена. Первая глава этой книги называется «О возможности преждевременного погребения, доказанной действительными опытами». «Многие сожаления достойные примеры доказывают, что сей ужасный жребий преждевременного погребения действительно приключался многим людям; а отсюда не без основания заключать можно, что таковых плачевных случаев гораздо более могло приключиться, нежели сколько предано известию». Гораздо более, нежели предано известию… А сколько же все-таки?

Еллизен ссылается на изданный в 1800 году в Гет-тингене труд, где читателям предложен риторический вопрос: «Не погребают ли и в самых благоустроенных обществах третьей части людей прежде, нежели последует действительная смерть?» И тут же добавляет: «Ужасное, но при всем том весьма вероятное мнение!». Спустя полвека аналогичные взгляды высказывает Эдгар По: «…не остается сомнений, что людей в самом деле хоронят заживо. И если учесть, как редко, в силу своего характера, такие случаи становятся нам известны, мы вынуждены будем признать, что они, вероятно, часто происходят неведомо для нас. Право же, едва ли не всякий раз, как землекопам случается работать на кладбище, скелеты обнаруживают в таких позах, что возникают самые ужасные подозрения…»

В начале нынешнего века авторитетная комиссия английских врачей на основе проведенных ими исследований пришла к выводу, что только в Англии ежегодно заживо погребается до двух с половиной тысяч людей. Когда в конце 60-х годов в Англии был создан первый аппарат, позволяющий уловить весьма незначительную электрическою активность сердца, почти при первом же испытании в морге среди трупов была выявлена живая девушка.

И в то же время, в «Большой медицинской энциклопедии» указано: «Вопрос об опасности погребения заживо лиц, находящихся в состоянии летаргии, утратил свое значение». Где же истина?

Прежде всего, остановимся на примерах, приведенных в фундаментальном трактате Еллизена. Он называет следующие причины ошибочного преждевременного погребения: чахотка, истерические припадки; обмороки; обмертвение от угара; обмертвение от винных паров во время брожения вина в погребах; потеря сознания при значительных кровопотерях; обмертвение от душевных возмущений и ипохондрий; от удара; от судорог; от горячек; от моровой язвы и, наконец, от сонной болезни, «которой примеры столь обыкновенны, что описываются во многих врачебных наблюдениях». В настоящее время большинство приведенных диагнозов полностью исключают возможность ошибки и нам кажется странным, что в XVIII веке могли ошибочно хоронить людей, находящихся в обморочном состоянии после кровотечения, какой-либо инфекционной болезни, угара и т. д. Такие ошибки можно объяснить только крайне низким уровнем квалифицированной врачебной помощи в этот период.

Сложнее обстоит дело с так называемой «сонной болезнью». Несомненно, что здесь Еллизен имеет в виду уже описанную нами летаргию и ряд других заболеваний, которые могли бы напоминать летаргию. Это пароксизмы сонливости при эпилепсии, весьма нередко встречающиеся. Это также может быть выраженный кататонический ступор. Кататонический синдром — это психическое расстройство с преобладанием нарушений в двигательной сфере, выражающееся заторможенностью (ступором). Ступор при этом нередко сопровождается явлениями восковой гибкости, при которой части тела больного длительно сохраняют приданное им положение. Кататонический синдром может развиваться при различных заболеваниях — шизофрении, разнообразных психозах, органических и сосудистых заболевания? головного мозга. Не исключено, что при недостаточном уровне медицинских знаний такие больные могли попадать в число заживо погребенных.

Среди расстройств сна известен так называемые синдром Клейне-Левина, относящийся к гиперсомниям, т. е. заболеваниям, связанным с патологической чрезмерной сонливостью. Синдром Клейне-Левина проявляется приступами неодолимой сонливости длительностью от нескольких часов до нескольких суток и наблюдается почти исключительно у юношей, сочетаясь с психопатологическими нарушениями. Особый интерес среди заболеваний, напоминающих по своим проявлениям летаргию, представляет эпидемический летаргический энцефалит Экономо. Это инфекционная болезнь неясной (вероятнее всего вирусной) этиологии, характеризующаяся в острой стадии лихорадкой и сонливостью. Первые описания болезни, сходной по клинической картине с эпидемическим летаргическим энцефалитом были сделаны в 1673–1675 годах Т. Сиденгамом, сообщившем о случаях длительной сонливости и бреда на фоне повторных повышений температуры. В последующем отдельные случаи и небольшие вспышки заболеваний, подобных летаргическому энцефалиту, неоднократно описывались под различными названиями. В XVII, XVIII и XIX веках в Англии и Германии бывали даже эпидемии летаргического энцефалита. В XX веке первые случаи заболевания были зарегистрированы во время первой мировой войны в 1915 году во французской армии под Верденом, а в 1916–1917 годах вспышки были отмечены на других участках французского фронта и в ряде стран Европы. В 1917 году известный австрийский невропатолог Константин Экономо описал данную болезнь как самостоятельное заболевание. В последующие годы болезнь широко распространилась, захватив почти все страны и континенты. Точных данных о количестве болевших во всем мире нет, но максимум заболеваемости приходился на 1918–1926 годы. С 1927 года данная болезнь стала настолько редка, что не удалось изучить ни се причины, ни ход развития.

Некоторые врачи даже считают, что летаргический энцефалит исчез полностью. Свои периоды «расцвета» и исчезновения бывают даже у психических заболеваний. Например, сейчас крайне редки случаи истерии, а в средние века она была очень распространена. Иногда истерия принимала даже характер «психических эпидемий», как, например, «эпидемия истерических танцев» XIV века.

При истерии иногда возникает синдром периодической псевдогиперсомнии (чрезмерной сонливости), так называемая «истерическая спячка», характеризующаяся повторяющимися сноподобными состояниями длительностью от нескольких часов до многих суток, обычно возникающих в связи с психотравмирующими ситуациями. Истерия, несомненно, внесла богатую лепту в историю погребенных заживо. Немало подобных примеров можно прочесть и в книге Еллизена.

Итак, познакомившись с болезнями, проявления которых можно было бы ошибочно принять за состояние смерти, мы можем сделать следующие выводы. Во-первых, следует считать несомненными факты значительного числа погребений живых людей, временно впадавших в состояние, подобное смерти. Этому способствовала низкая медицинская культура эпохи средневековья, а также частично и нового времени, отсутствие должного количества врачей, которые могли бы освидетельствовать умерших. Во-вторых, в средние века наблюдалось значительно большее количество истероидных больных, чем в настоящее время, а также, вероятно, больных летаргией, эпидемическим летаргическим энцефалитом и рядом других заболеваний, проявления которых порой трудно было дифференцировать от состояния смерти. В-третьих, весьма вероятно существование исчезнувших, неизвестных нам теперь болезней, сопровождавшихся симптомами выраженной летаргии. Так, в средневековых хрониках упоминается загадочная болезнь, носившая название «английский пот».

Болезнь отличалась крайне быстрым развитием. У совершенно здоровых людей внезапно появлялась высокая температура, иногда судороги, головная боль, боль в суставах, сердцебиение, неприятный вкус во рту и отвратительный запах изо рта. Вскоре после этого все тело покрывалось обильным потом с характерным неприятным запахом. Больной испытывал сонливость, и заснув, нередко больше не просыпался. Умирало до 95 и даже до ста процентов заболевших. Вся болезнь занимала от нескольких часов до нескольких дней. Болели лишь люди среднего возраста, дети и пожилые люди не заражались.

Первая эпидемия этой болезни, разразившаяся в Англии в 1486 году, продолжалась пять недель и вызвала огромные опустошения. Следующая, в 1507 году, охватила прежде всего Лондон. Третья эпидемия в 1518 году протекала еще более стремительно, чем первые две. Она распространилась на всю Англию, миновав Шотландию и Ирландию, и дошла до Кале во Франции. Четвертая эпидемия (1529 год) началась, как и предыдущая, в Лондоне, снова охватила Англию, затем появилась в Германии, Пруссии, Польше, Литве и России. Последняя эпидемия «английского пота» разразилась в 1551 году, была слабее предыдущих и затронула лишь Англию. С тех пор это заболевание больше не появлялось и сейчас можно лишь строить догадки об его природе.

Статистика заживо погребенных не велась никогда. Об их количестве можно судить только косвенно по числу случаев, ставших достоянием гласности. Так, в уже упоминавшейся книге Иоганна Еллизена «Врачебные известия о преждевременном погребении мертвых» упоминается 56 документированных случаев погребения живых лиц, не считая примеров из древних авторов. Еллизен также цитирует другого исследователя XVIII века, который «представляет достовернейшие известия о 52 человеках, которые погребены были живыми; о ста семидесяти девяти, кои сочтены были умершими и прежде погребения получили первобытное чувствие; о трех погребенных живыми и проглотивших часть покрывала; о шестнадцати исцарапавших и изгрызших себе в гробу руки и пальцы; о пятерых, разбивших себе головы, и других, кои выдрали у себя волосы и исцарапали лицо и грудь». «Сколь велико может быть число таковых несчастных людей, кои подвержены были равной же участи, не оставив свету никакого сведения!» — патетически заканчивает эту цитату Еллизен.

Я долгое время собирал все имевшиеся в летописях, исторических хрониках, медицинских книгах, мемуарах, преданиях, легендах факты относительно летаргического сна и заживо погребенных. Прежде всего, как в Ветхом, так и в Новом завете имеется огромное число примеров воскресения умерших, которые являются в большинстве своем ничем иным, как пробуждением людей после летаргического сна или реанимацией при клинической смерти. Так, пророк Илия, находясь в Сарепте Сидонской воскресил умершего сына вдовы («Третья книга Царств», Глава 17, 17–24). Другой ветхозаветный пророк, Елисей, воскресил сына благочестивой Сонамитянки: «О вошел Елисей в дом, и вот, ребенок умерший лежит на постели его… И поднялся и лег над ребенком, и приложил свои уста к его устам, и свои глаза к его глазам, и свои ладони к его ладоням, и простерся на нем, и согрелось тело ребенка… И чихнул ребенок раз семь, и открыл ребенок глаза свои» («Четвертая книга Царств», Глава 4, 32–37). Действия пророка Елисея здесь напоминают оказание первой медицинской помощи находящимся в глубоком обмороке или летаргии.

Еще больше эпизодов воскресения умерших встречается в Новом Завете.

Воскресение умерших становится обязательным атрибутом чудес Иисуса Христа: «…слепые прозревают, хромые ходят, прокаженные очищаются, глухие слышат, мертвые воскресают, нищие благовествуют». (Евангелие от Луки, Глава 7, 22).

В трех Евангелиях из четырех канонических (от Матфея, от Марка, от Луки) рассказывается о воскресении дочери Иаира: «И когда пришел Иисус в дом начальника (Иаира, начальника синагоги — С. Р.) и увидел свирельщиков и народ в смятении, сказал им: „Выйдите вон, ибо не умерла девица, но спит.“ И смеялись над ним. Когда же народ был выслан, он, войдя, взял ее за руку, и девица встала. И разнесся слух о сем по всей земле той» (Евангелие от Матфея, Глава 9, 23–26). В Русском музее находится большое полотно И. Е. Репина «Воскресение дочери Иаира». К этому сюжету неоднократно обращались и другие художники.

В Евангелии от Луки рассказывается о воскрешении Иисусом сына вдовы из города Наина: «Когда же Он (Иисус — С. Р.) приблизился к городским воротам, тут выносили умершего, единственного сына у матери, а она была вдова; и много народа шло с нею из города. Увидев ее, Господь сжалился над нею и сказал ей: не плачь. И, подойдя, прикоснулся к одру; несшие остановились; и Он сказал: Юноша! Тебе говорю встань! Мертвый, поднявшись, сел, и стал говорить; и отдал его Иисус матери его» (Евангелие от Луки, Глава 7, 11–17).

В «Деянии апостолов» приводится эпизод воскрешения апостолом Петром в городе Иоппии (сейчас это город Яффа) молодой девушки: «В Иоппии находилась одна ученица, именем Тавифа, что значит „серна“… Случилось в те дни, что она занемогла и умерла. Ее омыли и положили в горнице. А как Лидда была близ Иоппии, то ученики услышав, что Петр находится там, послали к нему двух человек просить, чтобы он не замедлил прийти к ним… Петр выслал всех вон и, преклонив колени, помолился, и, обратившись к телу, сказал: Тавифа! Встань. И она открыла глаза свои и, увидев Петра, села. Он, подав ей руку, поднял ее; и, призвав святых и вдовиц, поставил ее перед ними живою» («Деяния апостолов», Глава 9, 36–42).

Все эпизоды воскресения умерших как в Ветхом, так и в Новом завете, имеют несколько общих черт, интересных для нашего рассказа. Во-первых, все мнимо умершие, являлись молодыми людьми. Так, дочери Иаира, согласно сообщению Луки и Марка, было 12 лет. Точный возраст других не указывается, но так как их именуют отрок, девица, сын вдовы, то понятно, что речь идет о подростках, юношах и девушках. Значит, смерть их не могла быть естественной. Во-вторых, не говорится о каких-либо несчастных случаях, травмах, ранах, эпидемических болезнях. В-третьих, сами целители расценивают их состояние не как смерть, а как сон — «не умерла девица, но спит». В-четвертых, не упоминается ни о каких признаках тления, нет косвенных указаний на наступление трупных явлений. В-пятых, во всех эпизодах Библии время от наступления смерти до воскресения очень незначительно, в пределах одного дня, так как по иудейским законам погребение должно быть осуществлено в день смерти, если только этот день не был праздничным. Все это дает основания предположить, что мы в данном случае имеем древнейшие свидетельства о летаргическом сне.

Но из этой однотипной по своим признакам цепи эпизодов воскресения мертвых в Ветхом и Новом завете выпадает один, наиболее известный, наиболее часто отражаемый в произведениях искусства и литературы — воскрешение Лазаря. Даже лечебные учреждения называют именем Лазаря — лазареты.

«Во всей жизни Христа не было более важного события, чем воскрешение Лазаря», — писал оригинальный русский мыслитель Н. Ф. Федоров. Чем же воскрешение Лазаря Христом отличается от воскрешения им же дочери Иаира и сына вдовы наинской. Почему этот эпизод стоит особняком в прочем ряду чудес?

Для начала напомним евангельский сюжет. Лазарь был братом Марии и Марфы, верных последовательниц Христа. Именно Мария, сестра Лазаря, в свое время помазала ноги пришедшего к ней в дом Иисуса миром и вытерла своими волосами. Когда Лазарь умер, Иисуса не было в Иудее, он находился за Иорданом. Услышав о болезни Лазаря, он сразу же поспешил в Вифанию, селение, где тот жил, в 15 стадиях (примерно в 45 км — С. Р.) от Иерусалима. Когда Иисус пришел, Лазарь уже четыре дня как был в гробнице. В Иудее гробницы делались в пещерах, которые заваливали камнем. Иисус приказал отодвинуть камень от входа, но Марфа остановила его: «Господи! Уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе». Но камень все-таки отодвинули, и Иисус «воззвал громким голосом: Лазарь! Иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лицо его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет» (Евангелие от Иоанна, Глава II, 24–52).

Этот рассказ о воскрешении, в отличие от предыдущих, мы никак не можем связать с явлениями летаргии, так как здесь недвусмысленно говорится о трупных явлениях («уже смердит»), что является достоверным признаком действительной, а не мнимой смерти. К тому же, с момента наступления смерти прошло уже четыре дня, произошли необратимые процессы. Журналист Б. Дедюхин в статье «Сердца сокрушенные», посвященной описанию жизни современных русских монастырей, пишет: «Если поверить в то, что воскрешение Лазаря — факт исторический, то ведь это может полностью перевернуть в человеке все представления о жизни и смерти». Итак, нам остается признать, что воскрешение Лазаря нельзя объяснить с точки зрения науки и следует отнести к чудесам. Сюжет воскрешения Лазаря встречается только в Евангелии от Иоанна и полностью отсутствует у Луки, Марка и Матфея. Еще больше свидетельств об оживлении мнимо умерших встречается у античных авторов. Еще Эскулап, по преданиям, приводил в чувства считавшихся умершими людей. Асклепиад, встретившись с погребальной процессией, вскричал: «Тот, кого вы земле предать хотите, еще жив!»

Плиний повествует о многих случаях, когда люди во время самого погребения опять оживали.

Известно, что Аполлоний Тианский, увидев вынос тела одной умершей, к сожалению всех римлян, девушки-невесты знатного рода, приказал поставить гроб на землю и оживил ее.

Ацилий ожил на погребальном костре и просил помощи, но пламень был уже неугасим. Подобная же участь постигла Ламию.

Демокрит также приводит в пример одну девушку, которую преждевременно сочли умершею.

Византийские греки имели обыкновение якобы умерших и опять оживших людей торжественно принимать в число живых. Они повторно крестили их, и для отличия от прочих людей называли таковых «обмиравшими» (Hyfteropotmi).

В отличие от византийских греков, индусы относились к очнувшимся после летаргического сна крайне настороженно. Об этом сообщает Редьярд Киплинг (1865–1935), великолепный знаток местного быта и нравов, мнением которого интересовался даже британский главнокомандующий, граф Роберт Кандагарский. Профессиональная репортерская выучка помогла Киплингу получить глубокое знание разных сторон индийской жизни, которые долгие годы служили ему надежным источником творчества. В сборник «Рикша-призрак», вышедший в 1888 году в Аллахабаде, включен рассказ «Необычайная прогулка Морроуби Джукса». Киплинг заявляет: «В Бомбее я слышал, что где-то в Индии существует место, куда отвозят тех индусов, которые имели несчастье оправиться от состояния транса или каталепсии». Герой рассказа оказывается именно в таком месте — песчаном овраге, прижатом к быстрой реке. Очнувшихся от мнимой смерти свозят сюда со всех концов Индии и сбрасывают на дно. Песчаные склоны оврага, постоянно осыпающиеся, не дают несчастным возможности выбраться наверх, а бурный поток — переплыть реку. Но даже если какой-либо смельчак отважится на побег — его подстерегает пуля охранника. Так и живут эти ожившие мертвецы в песчаных норах, вычеркнутые из жизни, питаясь подачками стражников и жареными воронами, пока их не настигнет подлинная смерть от голода и болезней. Один из обитателей этой страшной резервации, бывший брахман Ганг Данса рассказывает: «Во время холерной эпидемии вас уносят на сожжение еще до того, как вы умерли. Когда вы попадаете на берег реки („Гхат“ — спуск к реке, так называлось место ритуального сожжения покойников в Индии, располагалось на самом берегу реки — С. Р.), бывает так, что холодный воздух оживляет вас, и тогда, если вы лишь едва-едва живы, вам наложат ила в ноздри и в рот, после чего вы умрете окончательно. Если вы окажетесь несколько крепче, вам наложат больше ила, но если вы по-настоящему живы, вам дадут выздороветь, а затем заберут сюда (в резервацию — С. Р.)».

Факты летаргического сна и преждевременного погребения мнимых покойников нашли отражение и в персидском фольклоре. Приводим один из персидских анекдотов.

«У одного чиновника неожиданно умерла жена. Ее уложили на погребальные носилки, и несколько человек вместе с мужем стали спускаться вниз со второго этажа. На третьей ступеньке один из тех, кто держал на плече погребальные носилки, поскользнулся и упал. Носилки свалились, а жена чиновника от сильного сотрясения очнулась и вернулась в этот мир. После этого случая она прожила еще десять лет. Потом скончалась. Муж снова проделал все, как раньше: ее уложили на погребальные носилки и понесли. Когда стали спускаться и дошли до третьей ступеньки, то муж положил руку на плечо того человека, который когда-то поскользнулся, и шепнул ему: „Гляди в оба, третья ступенька, не поскользнись!“

Несмотря на весь комизм этой ситуации, не подлежит сомнению, что явление летаргического сна было хорошо известно в персидском быту. Ведь анекдоты создаются на основе распространенных бытовых случаев. Это, пусть доведенные до абсурда, но все же типичные ситуации.

О быте средневековой Европы можно судить по очень интересному жанру, называемому „exempla“ — „примеры“. Exempla — это короткие рассказы, анекдоты, которые служили обязательным элементом церковной проповеди, самым доходчивым и эффективным, и должны были учить, назидать, внушать отвращение к греху и приверженность к благочестию. Проповедник претендовал на роль „властителя дум“ своих современников и поэтому не обходил, по существу, ни одной стороны жизни, важной с их точки зрения, и вызывал изумление, восторг или ужас слушателей. „Примеры“ насыщены жизненным материалом, а поэтому, именно среди них мы попытаемся найти интересующие нас факты.

Вот „пример“ из сборника XIII века Цезаря Гейстербахского, монаха цистерцианского ордена.

Один человек умер, его положили на погребальные носилки и понесли на кладбище, но он внезапно вскакивает с них. Все, кто собрался на его отпевание, в ужасе разбегаются, но мертвец догоняет капеллана и обращается к нему с просьбой: у него есть хороший баран, так пусть священник возьмет его себе и помолится за упокой его души. Изложив свою просьбу, покойник возвращается на ложе и вновь умирает. Проповедник поясняет этот „пример“ следующим комментарием: страх перед загробной погибелью пересилил в грешнике саму смерть, и он успел заручиться помощью представителя церкви. Но мы используем этот же „пример“ для других целей — для доказательства явления летаргии в средневековом обществе.

Вот другой „пример“ XIII века.

Умирал алчный богач, гражданин Милана. Друзья, сограждане и соседи призывали его спасти свою душу. Он же, пренебрегая их советами, просил своего сородича положить ему в могилу десять марок золотом, дабы его сердце было спокойно. Когда посланные городским судьей слуги хотели забрать это золото, покойник вскочил и завопил: „Оставьте золото, не ваше оно!“ Судью же, который сам явился с тем, чтобы взять деньги из могилы, мертвец схватил и задушил. При всей „литературности“ и назидательности данного примера в первооснове его когда-то мог лежать действительный эпизод пробуждения мнимого покойника.

Известно, что в средние века простых людей хоронили в общих могилах, которые открывали всякий раз, когда нужно было положить нового покойника. Это могло служить источником накопления действительных фактов о заживо погребенных.

Вероятно, такие случаи действительно имели место, но даже при их наблюдении современники трактовали их совсем с других позиций, не судебно-медицинских, а нравственно-назидательных. Так, в одном „примере“ рассказывается, как два крестьянских рода смертельно враждовали между собой, и случилось так, что главы обеих семейных групп скончались в один и тот же день, и поскольку принадлежали к одному приходу, были погребены в одной общей могиле. Произошло „неслыханное чудо“; их тела повернулись задом друг к другу, толкаясь и пинаясь так, что в борьбе участвовали и головы, и ноги, и спины. Пришлось их выкопать и похоронить в разных местах. Вражда мертвецов послужила уроком для оставшихся в живых, которые достигли примирения. Уже знакомый нам монах-проповедник XIII века Цезарий Гейстербахский утверждает, что эта история подлинная и произошла недавно в Кельнской епархии. Как видим, даже факт нахождения захороненных тел не в канонических позах не навел никого на предположение о возможности погребения заживо. Очевидцы предпочли поверить в совершенно фантастическую историю о вражде мертвецов, чем докапываться до действительной сути данного события. Многие „примеры“ сообщают о возвращении к жизни людей, побывавших „на том свете“, что также косвенно свидетельствует о возможности летаргии.

Один монах не успел уплатить корабельщикам за перевоз один обол и скончался, забыв упомянуть на исповеди о своем пустячном долге. Но на том свете эта мелочь выросла перед его взором до такой степени, что он просил ангелов вернуть его душу в тело. Воскреснувший монах исповедался аббату и, как только долг был погашен, вновь испустил дух. Известие верное, ибо Цезарю Гейстербахсхому о нем поведал один аббат, беседовавший с тем аббатом, которому исповедовался покойник.

Тог же Цезарий Гейстербахский рассказывает о возвращении к жизни человека, побывавшего после кончины на Страшном суде. Он слышал об этом удивительном происшествии от самого его героя — Эйнольфа, сделавшегося впоследствии монахом. Когда тот был мальчиком, то заболел и умер без причастия, „воскреснув“ только через длительное время.

В другом „примере“ повествуется об одной, жившей праздной жизнью, женщине которая была потрясена проповедником до такой степени, что умерла; однако ей было дано возвратиться к жизни и исповедаться.

Широко известен трагический случай, происшедший с гениальным врачом-анатомом и хирургом эпохи Возрождения Андреем Везалием (1514–1564). Своим трудом „О строении человеческого тела“, изданным в 1543 году, Везалий положил начало современной анатомии. Блестящие исследования Везалия привели его к столкновению с католической церковью. Доведенный своими врагами до отчаяния, он прекратил научную деятельность в Италии, сжег свои рукописи и стал придворным врачом в Мадриде, где и случилось то, что привело этого гениального анатома к гибели. О последних годах жизни Везалия известно немного. В письмах его современников высказывается предположение, что за вскрытие умершего, у которого еще сокращалось сердце, инквизиция приговорила Везалия к смертной казни. По указанию короля Испании казнь была заменена паломничеством в Палестину „для искупления грехов“. В 1564 году Везалий с женой и дочерью покинул Мадрид. Оставив семью в Брюссселе, он один отправился в далекий путь. На обратном пути из Иерусалима больной Везалий при кораблекрушении был выброшен на остров Занте (Греция), где и умер в 1564 году.

Но в примере с Везалием далеко не все однозначно. Случай с ним стал хрестоматийным для объяснения автоматической работы сердца. Известно, что в сердце существуют два нервных узла, в которых возникает возбуждение, обусловливающее работу сердца. И если удается сохранить жизнь извлеченного из организма сердца или оживить сердце трупа, то это в свою очередь связано с сохранением или пробуждением деятельности тех участков сердца, где есть узлы. Вот здесь-то и кроется разгадка секрета работы изолированного сердца. Иногда у человека после смерти автоматическая деятельность сердечных узлов в слабом виде сохраняется еще некоторое время. Это бывает очень редко. Видимо Везалий при вскрытии трупа натолкнулся именно на такой случай. Но ни он, ни его современники ничего не знали о сердечных узлах и об их автоматической деятельности.

Если это действительно так, то пример с Везалием является не совсем корректным для иллюстрации нашего рассказа о летаргии. Здесь мы сталкиваемся с совершенно иным физиологическим явлением, не имеющим никакого отношения к „мнимой смерти“.

Но листая старинные книги, я натолкнулся на разные, отличающиеся от современной (хрестоматийной) версии происшествия с Везалием. Приведем дословно некоторые из этих „анекдотов“, как тогда принято было называть подобные сообщения. „Славный анатомик Весалий вскрывал одну женщину, страдавшую истерическою болезнью, которую он почитал мертвою, и лишь коснулся сердца, то начало оное биться. Притом удостоверяют, что якобы она показала знаки жизни через движение и крик. Раскаяние о сем преждевременном вскрытии повергло скоро сего знаменитого мужа в гроб“.

„Славный врач и анатомик Весалий хотел вскрывать одного умершего испанского дворянина; но лишь только начал разрезывать грудные мышцы, то он вдруг ожил. Сие случилось не просто только практическому врачу, но купно же и анатомику, который для учинения полезных наблюдений, как естествоиспытатель, вскрывал многие мертвые тела, но в сем случае обманулся, поелику живого человека почитал мертвым“.

Если в начале первого варианта рассказа о происшествии с Везалием еще можно предположить возникновение автоматических сокращений сердца трупа в ответ на прикосновение (а такое, действительно, иногда случается), то концовка его ясно и недвусмысленно говорит в пользу летаргии — „показала знаки жизни через движение и крик“. К тому же подчеркнуто, что женщина страдала „истерической болезнью“, а „истерическая спячка“, как мы уже рассказывали, являлась одной из основных причин „мнимой смерти“ в средние века.

Во-втором же примере мнимоумерший оживает еще до того, как ему вскрыли грудную клетку и о сокращении сердца не говорится ничего. Все это еще раз доказывает, что в случае с Везалием имел место летаргический сон.

К тому же, трагический случай Везалия был далеко не единственным. Немецкий врач XVIII века Г. Брюгье в монографии, опубликованной в 1754 году в Лейпциге, описывает семь случаев, когда при вскрытии мертвых тел были заметны некоторые признаки жизни.

Кардинал Эспиноза, первый министр Испанского короля Филиппа XI имел более ужасную участь, чем упомянутый нами испанский дворянин. „Он, лишившись милости Государя своего, впал в великую печаль и, время от времени более изнемогая, наконец, по-видимому, умер. Камердинер его, который имел некоторые лекарские познание и хотел бальзамировать его, когда начал вскрывать грудь, то увидел, что не только сердце еще билось, но приметил также, что кардинал подвинул руку свою к убийственному ножу его; но дабы в случае оживления его не мог он осужден быть в сем деле, варвар сей разрезал большую боевую жилу. Сей случай в то время был обнародован“. Известно, что поэт Петрарка, будучи в Ферраре, „ожил“ за четыре часа до своих похорон и прожил после этого еще 30 лет. Луиджи Витторе, один из служителей Ватикана при Пие IX, был признан умершим от астмы. Но один из врачей, более осторожный, чем его коллеги, поднес к его остекленевшим глазам свечу. „Покойник“ резко дернулся и прожил еще достаточно долго, но со шрамом от ожога на носу. Свидетельства о летаргическом сне мы находим и в старинных русских летописях. Одной из самых драматичных страниц русской истории является кровавая двадцатисемилетняя междоусобная борьба за власть внуков Дмитрия Донского — Великого князя Василия II Темного и трех сыновей старшего сына Дмитрия Донского, Юрия Дмитриевича, — Василия Косого, Дмитрия Шемяки и Дмитрия Красного. Соперники поочередно призывали на Русь то Литву, то татар, грабили и жгли русские города, убивали в братоубийственных стычках сотни ни в чем неповинных людей. В 1440 году в городе Галиче скончался младший брат Косого и Шемяки, Дмитрий Красный. Обстоятельства его смерти были очень и очень странными. Вот как повествует об этих событиях Н. М. Карамзин в своей „Истории государства Российского“: „За время болезни Дмитрий лишился слуха, вкуса и сна; хотел причаститься святых тайн и долго не мог, ибо кровь непрестанно лила у него из носу. Ему заткнули ноздри, чтобы дать причаститься. Дмитрий упокоился, требовал пищи, вина, заснул — и казался мертвым. Бояре оплакали князя, закрыли одеялом, выпили по несколько стаканов крепкого меду и сами легли спать на лавках в той же горнице. Вдруг мнимый мертвец скинул с себя одеяло и, не открывая глаза, начал петь стихиры (церковные песнопения — С. Р.). Все оцепенели от ужаса. Разнесся слух о сем чуде: дворец наполнился любопытными. Целые три дня князь пел и говорил о душеспасительных предметах, узнавал людей, но не слыхал ничего; наконец действительно умер с именем святого: ибо — как сказывают летописцы — тело его через 23 дня открытое для погребения в Московском соборе архангела Михаила казалось живым без всяких знаков тления и без синеты“.

Аналогичные сведения мы находим и в книге известного знатока русских церковных древностей Андрея Николаевича Муравьева (1806–1874) „Путешествие по святым местам русским“. Описывая великокняжескую усыпальницу Архангельского собора Московского кремля, он вспоминает эпизоды междоусобной борьбы за власть между Великим князем Василием II Темным и галицким князем Юрием Дмитриевичем (сыном Дмитрия Донского) с сыновьями: „Мал, оскорбителен казался Юрию удел его после смерти брата Великого Князя Василия (Василия I — С. Р.), и вместе с детьми своими, Косым и Шемякою, возбудил он двадцатисемилетнее междоусобие в земле Русской. Казалось, честолюбивый отец искал себе престола только для того, чтобы по ступеням его быстро сойти в могилу и туда же увлечь за собою старшего сына, ослепленного сперва блеском венца, а потом рукою соперника (Косой был ослеплен по приказу Василия II — С. Р.). Вопреки порядка Архангельских гробниц, одна могила заключала обоих, которым тесно было родовое княжение, и даже третий сын Юрия, Димитрий, красный телом и душою, опущен в тот же гроб, — так поскупилась земля Русская последним для них приютом!“

Итак, в Архангельском соборе в одной могиле лежат сын Дмитрия Донского Юрий со своими мятежными детьми — Косым и Дмитрием Красным. А где же третий, наиболее неугомонный сын галицкого князя Юрия Дмитриевича, принявший от него эстафету мятежей, грабежей и разбоев — Шемяка, само имя которого стало символом неправды и притеснений (вспомните русскую сатирическую сказку „Шемякин суд“). Оказывается, и после смерти тело его испытало не менее приключений, чем при жизни, и было обнаружено лишь в 1987 году в Новгороде при обстоятельствах, напоминающих увлекательнейший детективный роман. Мы обязательно расскажем об этом в восьмой главе, а пока продолжим прерванную цитату.

Но если согрешили против нее (Русской земли — С. Р.) князья Галича, Юрий, Косой и Шемяка, то один Красный мог загладить тяжкие вины своего семейства чистою молитвенною жизнью. Во цвете лет преставился он, как тихий Ангел, и необычайная его кончина изумила современников.

Чувствуя приближение смерти, он приобщился святых тайн и, при чтении канона на исход души, испустил последнее дыхание; обряжали тело к погребению, но в полночь, сбросив с себя покрывало, громко возгласил мертвец Евангельские слова: „Петр же познал его, яко Господь есть“. Оцепенев от ужаса, диакон, читавший над ним псалтырь, едва мог разбудить спящих окрест; мертвец же повторял одно и то же…; он не глядел глазами, но тело у него было как у живого. Красный запел церковную песнь…, и с воскресенья до среды был жив, пел священные песни, читал наизусть святое Писание, не понимая, что ему говорили, но узнавал людей, хотя и отвечал без порядка; в среду умолк он, а в четверг скончался странный мертвец во время литургии. Тело его привезено из Углича в собор Архангельский и оказалось нетленным при погребении» — так записала сие дивное событие современная летопись.

Рассказы Н. М. Карамзина и А. Н. Муравьева об этом событии, несколько отличаясь в деталях, поразительно совпадают в главном, дополняя другу друга. На основании этих свидетельств мы можем предполагать, что Дмитрий Красный страдал поражением центральной нервной системы («лишился слуха, вкуса и сна») на фоне значительного повышения артериального давления, о чем свидетельствует тяжелое носовое кровотечение. Поставить какой-либо точный диагноз post factum на основании отрывочных сведений из летописи невозможно, но вероятнее всего это мог быть летаргический энцефалит, который привел больного к состоянию летаргии, ошибочно принятому за смерть. То, что по пробуждении Красный ничего не слышал и не понимал, может свидетельствовать о необратимом поражении слухового анализатора, что также подтверждает наше предположение о заболевании центральной нервной системы.

Не исключено, что повторная смерть Дмитрия Красного была не смертью, а лишь более тяжелым повторным приступом летаргии. Все летописи единодушно указывают, что на теле Красного не было ни малейших признаков разложения и даже трупных пятен, а за 23 дня пути от Углича до Москвы трупные явления непременно должны были бы иметь место. То, что они не наступили, говорит не о святости Красного (весьма сомнительной, судя по его богатой приключениями жизни), а только об одном: весьма вероятно, что Дмитрий Красный и повторно был погребен живым, в состоянии летаргии. Существование феномена летаргического сна в прошлом дало повод к созданию многочисленных сказок, сюжет которых условно можно было бы назвать «Спящая красавица». Героиня сказки, уколовшись заколдованным веретеном или надкусив волшебное яблоко, засыпает на много-много лет, и только поцелуй прекрасного принца пробуждает ее от оцепенения.

Весьма возможно, что первоосновой этого сюжета, толчком к народной фантазии, послужило действительное наблюдение летаргического сна, хотя и не столь длительного, как в сказке. Сюжет спящей красавицы встречается очень часто. Наиболее известен он по сказке Шарля Перро «Спящая красавица» и одноименному балету П. И Чайковского, созданному на основе этой сказки, по замечательному мультфильму Уолта Диснея «Белоснежка и семь гномов», а также по «Сказке о мертвой царевне и семи богатырях» А. С. Пушкина.

Среди новелл американского писателя Вашингтона Ирвинга (1783–1859) есть одна, отдаленно напоминающая сюжет «Спящей красавицы». Называется она «Рип ван Винкль». Имя Рипа ван Винкля стало нарицательным означая «человек, оторвавшийся от действительности, утративший связи со своим временем». В основе новеллы лежат легенды первых голландских поселенцев штата Нью-Йорк. Рип ван Винкль, опьяненный волшебным напитком, проспал всю ночь в лесу, а когда вернулся в свою деревню, выяснилось, что спал он много-много лет, и в его поселке живут теперь совсем другие люди, забывшие о Рип ван Винкле.

Как бы ни было заманчиво связать сюжет «Рип ван Винкля» с летаргическим сном, это было бы не совсем корректно. В отличие от «Спящей красавицы» в основе «Рип ван Винкля» лежит несколько другая отправная точка. Это пока еще мало изученный феномен субъективного переживания времени, нередко встречающийся в средневековых сюжетах. При столкновении мира живых и мира мертвых земное время под напором вечности вдруг меняет свой характер.

Поясним это несколькими примерами из сборников «Exempla» XIII века.

Явившись с того света, Карл Великий забрал с собой в рай некоего рыцаря и возвратил его спустя три года, но рыцарь был убежден в том, что провел с покойным императором всего только три дня. В момент, когда душа умершего монаха проходила через чистилище, лежавшее в монастыре тело его внезапно поднялось в воздух и тотчас опустилось, а монаху показалось, что он мучился в чистилище тысячу лет.

Гуляя вблизи своего монастыря, благочестивый аббат размышлял о грядущей жизни и радостях рая. Возвратившись к воротам, не узнал он ни привратника, ни монахов. И те не узнали его и были удивлены, услыхав от него, что он — настоятель их обители, только что вышедший, чтобы поразмышлять наедине. Посмотрев в книге, в которую были записаны имена прежних аббатов, они нашли и его имя. С тех пор минуло триста лет.

Священник, служивший в двух приходских церквях, отправив рождественскую службу в одной из них, собрался идти в другую, когда его пригласила отслужить мессу посланница святой Марии. Он приехал в прекрасную церковь, где встретил Богоматерь, а по окончании службы получил разрешение возвратиться домой. Но оказалось, что он отсутствовал не несколько часов, а сто лет.

Этот феномен субъективного восприятия времени, столь характерный для психологии средневекового человека, вероятно, каким-то образом нашел свое отражение и в теории относительности Альберта Эйнштейна. Но это уже тема отдельного исследования, не имеющая никакого отношения к разбираемому нами явлению летаргического сна. А потому продолжим наш разговор об отражении фактов летаргического сна в народном фольклоре.

Во всех странах носятся в народе слухи о примеченных шуме, стенании и воплях близ новых могил и гробниц. Несомненно, что имевшие место в действительности ужасные происшествия с погребенными и опять ожившими людьми давали повод к созданию сказок, легенд, бывальщин и преданий о привидениях, о встающих по ночам из гроба мертвецах, о вурдалаках, вампирах, колдунах, ведьмах. Народному творчеству, связанному с миром мертвых, мы посвятим отдельную главу, здесь же хотелось бы только коснуться вопроса об отношении людей к «ожившим покойникам». Несомненно, такие факты внушали непреодолимый ужас, и людей, очнувшихся после летаргического сна, почитали за представителей дьявольского мира и старались как можно скорее от них избавиться. Наиболее радикальным средством считалось вогнать осиновый кол в грудь такому ожившему покойнику.

Вот классическое описание вампира (упыря, вурдалака): в разрытой могиле оказывается тело без признаков разложения, более того — с румяными щеками, с отросшими ногтями, бородой, волосами, с запекшейся на губах кровью. Зачастую кровь присутствует даже в гробу.

А вот красочное описание заживо погребенного, сделанное Иоганном Еллизеном в результате анализа многочисленных рассказов погребенных заживо: «…он чувствует себя стесненным между досками, кои не допускают его простирать рук своих… Он силится переменять положение свое, но в то самое время одолевает его стремление ядовитых паров от близлежащих трупов. Тут начинает он чувствовать бедствие свое и познавать, что его сочли за мертвого и предали погребению… Между тем воздух сгущается, силы напрягаются, грудь поднимается с тяжким дыханием, лицо рдеет, кровь стремится ко всем отверстиям, тоска усугубляется, он рвет у себя волосы, терзает тело свое и плавает в крови… Напоследок в сих ужасных страданиях умирает».

Можно отметить явное сходство в описании внешнего вида упыря и человека, похороненного заживо. Вероятно, именно находки людей, задохнувшихся в гробу, и послужили основным толчком к созданию образа упыря. А так как легенды об упырях распространены повсеместно, случаи этих находок, видимо, были далеко не единичными.

Обнаружение людей, некогда погребенных заживо, послужили также основой к созданию одного из самых страшных проклятий: «Чтоб ты в гробу перевернулся!» О суеверном отношении к находящимся в летаргии свидетельствует факт, приведенный в уже упоминавшейся книге Еллизена: «Некоторая женщина в Веймаре, употребляемая в знатных домах для одевания умерших, будучи весьма суеверна, одевая одного умершего, коего вскоре хотели погребать, сказывала, что в скором времени еще кто-нибудь из того же семейства умрет, ибо умерший открывал в гробу глаза, что по замечанию ее, часто предвещало неблагополучное приключение».

Человек, в силу своих профессиональных обязанностей часто сталкивающийся с умершими, вместо того, чтобы оказать помощь пробуждающемуся от состояния летаргии, спешит скорее похоронить его. И такие случаи, видимо, также были не единичны.

Но вернемся к книге Еллизена и приведем еще несколько примеров из этого капитального труда.

«Пример 37-й. В уничтоженном монастыре Э… найден в конце пространного здания, между разваленными погребами с крепкими дверьми и решетками, глубоко лежащий свод, в котором до того времени обыкновенно клали мертвые тела монахов до погребения. Когда сей свод, в котором кроме нескольких деревянных скамеек, покрывал для мертвых, крестов и лампад ничего не было, начали обстоятельнее осматривать, то нашли на стене следующую, тщательно стеклом разбитой лампады, обломки коей лежали на земле, начертанную надпись (на латинском языке — С. Р.): „Господи! Помилуй мя! Оставлен живущими, в руце твои предаю дух мой! Силы мои изнемогли. Не внемлют воплю моему! Истаеваю гладом. Творьче! Воньми ми! Третий день уже истекает! Горе мне умирающему! 1735“.

„Пример 38-й. По приказанию правительства в городе П… определено было вынести все находившиеся под сводами церковными гробы, и впредь никогда не класть оных туда. Между прочими гробами нашли один новый открытый гроб, в коем видно было развернутое покрывало. Сей гроб был пустой, и в заднем конце онаго находились кости, кои при других притом признаках показывали бывшее мертвое тело, коего однакож не было в гробе. На сих костях было еще в разных местах иссохшее мясо, по коему можно было ясно видеть, как живой погребенный оное грыз. Платье, в коем его положили, все изорвано было“. Данный случай также описан во Всеобщих ученых ведомостях от 4 мая 1799 года.

„Пример 44-й. Ле Клерк, Прокурор Людовика Великого, повествует, что в то самое время, когда в Орлеане умершую тетку его положили в общую гробницу, один из ее служителей влез ночью в оную и хотел снять у нее перстень с руки. Мнимая умершая, чувствуя сильную боль при резании пальца, начала кричать, причем вор испугался и ушел. Пришедшая в чувство женщина встала из гроба и, окутавшись саваном, пришла домой. Она жила потом еще десять лет, и притом родила одного сына“.

Кстати, нередко именно кладбищенские воры и являлись первыми свидетелями погребений заживо, и зачастую именно им обязаны были своим спасением заживо погребенные. Во „Врачебных известиях…“ Еллизена имеются еще два аналогичных примера — о грабеже в склепе Якобинской церкви в Тулузе и о могильщике, раскопавшем ради дорогого перстня свежую могилу жены богатого мельника из Магдебурга. В обоих случаях „покойницы“ ожили, а вот судьба грабителей сложилась по-разному: первый скончался от испуга, а второй, „по случаю благополучного последствия учиненного им хищения был освобожден от наказания“.

Преподобный Шварц, христианский миссионер в Дели, пришел в себя во время собственных похорон при звуках любимого псалма и присоединился к хору прямо из гроба. Никифор Гликас, епископ Лесбосский, пролежав два дня в гробу, встал из него в церкви и попытался приступить к своим обязанностям, сердито вопрошая окружающих, чего они на него уставились.

О том, что явление погребения заживо было весьма распространено в XVIII веке свидетельствует и повесть Михаила Чулкова „Скупой и вор“ из сборника „Пересмешник или Славянские сказки“, впервые опубликованная в Санкт-Петербурге в 1766 году. О погребении заживо автор рассказывает не со страхом, а с юмором, как о весьма обычном и даже комичном явлении, как о бытовом анекдоте, отражающем расхожие и типичные житейские ситуации.

В повести говорится как некий молодой мот никак не мог дождаться кончины своего скупого отца, чтобы завладеть всем его добром. А старый скряга был настолько скуп, что никому не давал ни ключей, ни печати от кладовой. Даже во время сна он ключи привязывал к шее и печать клал в рот. Однажды слуга (и сообщник) молодого господина пытался украсть печать изо рта спящего старика, но она сорвалась и упала скупцу в гортань. Тот подавился и умер.

Нетерпеливый наследник в тот же день похоронил своего отца, а уже назавтра затеял свадьбу. Свадьба была веселее, чем похороны, так как на нее денег было истрачено не в пример больше. Ночью, когда хозяева и гости, напившись пьяными, уснули, слуга направился к могиле скупца, чтобы снять с него платье (кстати, как мы уже не раз убеждались на примерах, именно благодаря кладбищенским ворам в основном и вскрывались тайны заживо погребенных). Итак, слуга разрыл могилу, вытащил покойника, обобрал его и столкнул назад в могилу „столь исправно, что отшиб печать, которою покойник подавился“.

„Мертвец изо всей силы закричал „Ох“, у вора подкосились ноги, и упали они оба в могилу, где лежали очень долго без памяти. Наконец, покойник образумился прежде живого и потом вздумал о своей кладовой, вылез весьма поспешно из ямы и побежал домой. Прибежавши к дверям своей поклажи, нашел их запертыми и без печати, бросился искать своего сына, чтоб взять у него ключи, и когда вбежал он в спальню, то молодая в то время не спала. Увидев мертвеца, испугалась она столько довольно, что сошла с ума и отправилась на тот свет. Старик, подбежавши к сыну, начал его дергать весьма неполитично. Молодой князь, растворив глаза и увидя мертвого перед собой отца, вскочил и наполнил весь дом отчаянным криком, бегая везде и призывая всех себе на помощь, старик за ним гонялся, пьяные гости пробуждались со страхом и бежали все из деревни таким образом, как и крестьяне. В то время тут находился армейский офицер, который не совсем еще проспался и для того не испужался столько, как другие, бросился в ту горницу, где находились ружья, подхватя одно, зарядил его пулею и дробью, и когда бежали живой сын с мертвым отцом по двору мимо окон, то он выстрелил и для прекращения всего страха застрелил их обоих…“

Несмотря на всю анекдотичность данного эпизода, здесь можно уловить и некоторые типичные черты данной ситуации, вероятно неоднократно имевшие место. Во-первых, это крайняя поспешность погребения, которая при полном отсутствии квалифицированного врачебного осмотра (дело происходило в деревне) являлась основной причиной преждевременных захоронений. Во-вторых, кладбищенский вор, пробуждающий покойника. В-третьих, не радость, а ужас всей семьи при явлении „ожившего мертвеца“. И, наконец, в-четвертых, убийство мнимого покойника.

Судя по количеству самых разнообразных свидетельств, пик погребений заживо приходится на XVIII век. И, как мне кажется, это вполне закономерно. Если мы обратимся к литературным произведениям той эпохи, то увидим, что герои по любому поводу теряют сознание, падают в обморок, обмирают и т. д. И это не просто дань литературной моде, а отражение действительного психического состояния общества. В XIX веке обмороки становятся только уделом дам, а в XX мы про них уже практически и не слышим. Вероятно в XVIII веке были широко распространены нервно-психические расстройства, последствиями которых являлась летаргия и подобные ей состояния. В XIX веке свидетельств о погребениях заживо становится значительно меньше. Можно вспомнить о скандале с Джоном Макинтайром, который в 1824 году очнулся в лондонском анатомическом театре, когда скальпель разрезал его грудь. Следствие установило, что тело его было выкрадено из могилы и продано врачам. Или о драматическом случае в Германии на кладбище в Кастенбауме, когда раздавшийся из могилы шум заставил ее раскопать. В гробу был найден задохнувшийся человек, руки и голова которого свидетельствовали о безуспешных попытках раскрыть гроб.

В 1893 г. в Айженберге шум из могилы умершей незадолго до родов женщины заставил раскопать могилу. Она была найдена живой, но окровавленной. Наступили роды, в результате которых мать и ребенок умерли через несколько часов. Ленинградский врач-отоневролог Г. А. Урюпова передала мне рассказ ее деда, М.

П. Герасимова, умершего в 1943 году в возрасте 56 лет. М. П. Герасимов родился и провел детство в деревне Ордынцы Московской губернии. Когда ему было семь лет, в 1894 году, у него умерла мать. Дело было очень жарким летом, поэтому с похоронами решили поторопиться. Ребенка отослали в лес за цветами, а покойницу тем временем положили на стол посреди избы. Когда мальчик вернулся, не понимая еще окончательно, что мать мертва, он принялся тормошить ее и тянуть за руку. И вдруг покойница встает, идет к двери, пытается выйти на улицу, но, запнувшись за порог, падает и вновь застывает. Испуганные родственники поторопились похоронить ее в тот же день до захода солнца.

В данном примере мы опять сталкиваемся с невежеством и суеверием окружающих, которые вместо того, чтобы оказать помощь больному, стремятся как можно скорее похоронить его как покойника.

Громадное количество публикаций о погребенных заживо вызывало порой массовые страхи перед этим явлением. Отражением этих страхов и является рассказ Эдгара По „Заживо погребенные“. Герой рассказа, „одержимый приступами таинственной болезни, которую врачи условно называют каталепсией“ (вероятно, речь идет уже об известной нам летаргии) панически боится быть похороненным живым. Он так „распорядился перестроить свой семейный склеп, чтобы его можно было открыть изнутри. От малейшего нажима на длинный рычаг, выведенный далеко в глубину гробницы, железные двери тотчас распахивались. Были сделаны отдушины, пропускавшие воздух и свет, а также удобные хранилища для пищи и воды, до которых можно было свободно дотянуться из… гроба. Самый гроб был выстлан изнутри мягкой и теплой обивкой, и крышку его снабдили таким же приспособлением, что и двери склепа, с пружинами, которые откидывали ее при малейшем движении тела. Кроме того, под сводом склепа был подвешен большой колокол, и веревку от него должны были пропустить через отверстие в гробу и привязать к… руке“. Но и эти ухищрения не спасали больного от постоянного страха, что приступ летаргии случится где-либо в пути и он будет похоронен незнакомыми людьми на обычном кладбище.

Конечно, это описание взято из литературного произведения, но оно вполне отражает (хотя и с некоторой долей юмора) умонастроение той эпохи. Вот описание Веймарского дома для умерших, приведенное в научном медицинском издании XVIII века: „В Веймаре дом для умерших выстроен на кладбище… и состоит из большой залы, в которой свободно можно поместить восемь мертвых тел… Близ сей залы находится изба со стеклянными дверьми для стража, дабы он беспрестанно мог смотреть на мертвые тела, и кухня для приготовления нужных пособий, когда умерший оживет, как то: бань и прочее… Определено знатное награждение тому, кто первый приметит признак жизни. Ведено привязывать нитки ко всем движимым частям, к рукам и ногам покойника, коих малейшее движение узнается по звону колокольчика, к коему привязывают оные нити“.

Проект этого дома принадлежит известному немецкому врачу XVIII века Г.

Гуфеланду, жившему и работавшему в Веймаре и отдавшему много сил для предотвращения преждевременных погребений. Особые дома для умерших по образцу веймарского были учреждены в Гамбурге, Риге и некоторых других городах на частные пожертвования, а в ряде мест были открыты аналогичные правительственные учреждения.

В других руководствах того времени можно встретить и такие советы: „Некогда приделывали к гробам трубы, кои выходили наружу, дабы услышать крик ожившего человека… Другие советовали класть погребенному в руки некоторые инструменты, дабы он, когда оживет, сам мог вылезти из гроба…“

В Российской Империи попытки учреждения особых домов для умерших, с целью предотвращения их преждевременного погребения были предприняты почетным членом Государственной Медицинской Коллегии, доктором медицины Иоганном Еллизеном. Но для громадной Империи такое предприятие в то время было невыполнимо и проекты эти затерялись в бюрократических лабиринтах. Уже в 1801 году Еллизен с горечью констатирует: „…Самое сие учреждение столь мало известно, что я, несмотря на учиненные мною препоручения во многих местах, и по сие время не могу получить описания онаго“.

Тогда Еллизен делает попытку „во многих больших и малых областях определять особливых медицинских чинов для освидетельствования мертвых“. Но поскольку: в то время неоткуда было взять такое количество медиков, а „неученых людей частик“ трудно, а частично бесполезно было бы наставлять в нужных знаниях», то и от этой идеи пришлось отказаться. Но Еллизен, всецело увлеченный идеей предотвращения преждевременных погребений, не прекращает своих усилий.

Российским Синодом «с давних уже времен было учреждено, дабы не погребали мертвых прежде три дня после смерти». Еллизен борется за неукоснительна) соблюдение этого постановления. Но это было далек не просто. В Российской Империи проживали люди различных национальностей, различных вероисповеданий. Еллизен пишет: «Между многими народами, подвластными Российскому скипетру, нет ни одного, исключая Еврейский, коего бы вера могла предполагать препятствия и затруднения к выполнению предлагаемых… советов для предохранения от столь ужасного бедствия живу быть погребенным. Евреи имеют зловредное обыкновение погребать умерших пред захождением солнца в то самый день, в который они… умерли». Еллизен ошибается — аналогичных обычаев погребения придерживались не только евреи, но и мусульманские народы: крымские, казанские, башкиры, ногайцы — С. Р.)

С другой стороны, царская администрация сама не редко нарушала предписания Священного Синода. Так во время массовых эпидемий оспы, чумы, холеры и других инфекционных болезней в целях предотвращение дальнейшего распространения заболеваний было пред писано хоронить умерших как можно скорее. Еллизен считал, что при этом не исключались случаи прежде временного погребения находившихся в обморочном со стоянии, да вероятнее всего, так оно и было.

Наконец Еллизен находит способ предотвращение преждевременного погребения, «весьма удобный ко все общему выполнению». Правда он признается, что «cm изобретение учинено не мною, но славным врачом Христофором Людовиком Гофманом, тайным Советником и Лейб Медиком Кельнского Курфирста». В чем же заключается это изобретение? По существу, Еллизен предлагает осуществлять погребение не ранее, чем будут зарегистрированы трупные явления, являющиеся необратимыми (о трупных явлениях мы уже писали в предыдущих главах). А так как такой науки как танатология (впрочем, как я патологическая анатомия и судебная медицина) в то время еще не существовало, те из всех трупных явлений был отобран лишь один, наиболее яркий и несомненный признак — гниение. Эпиграфом к своей книге Еллизен взял изречение Гуфеланда: «Где нет гнилости, там никто не может быть Судьею между смертью и жизнью». Как бы развивая мысль Гуфеланда, Еллизен делает основной вывод своего капитального руководства: «Как скоро окажется мертвый запах, то в то же время исчезает вся надежда на возвращение к жизни… Как скоро после смерти окажется или усилится мертвый запах, то таковые мертвые тела, положивши в гроб и закрепивши оный, как можно скорее должно погребать».

Именно с работ Гуфеланда и Еллизена начинается создание судебно-медицинской танатологии. В настоящее время вопрос об опасности погребения заживо лиц, находящихся в состоянии летаргии, полностью утратил свое значение, так как погребение обычно производится через 1–2 суток после смерти, когда достоверные трупные явления бывают уже хорошо выражены.

Если летаргия своевременно не установлена, то возможно ошибочное анатомическое исследование «трупа» мнимоумершего человека, что наблюдается в судебно-медицинской практике крайне редко. Неправильная констатация наступления истинной смерти вследствие недостаточного обследования мнимоумершего, может привести к неоказанию медицинской помощи, что при условиях, предусмотренных уголовным законодательством, становится профессиональным правонарушением. Действующие «Правила судебно-медицинского исследования трупов» указывают, что вскрытие не должно производиться при малейшем сомнении в действительности смерти, в таких случаях необходимо принимать все меры к оживлению.

И все-таки, несмотря ни на что случаи погребения заживо встречаются и в наши дни. В декабре 1963 г. один из лондонцев в возрасте 35 лет потерял сознание, был признан мертвым и очнулся в гробу в одном из городских моргов. В том же 1963 г. в одном из моргов Нью-Йорка после первого прикосновения скальпеля оживший «труп» вцепился в горло патологоанатому. Тот умер от шока, а «воскресший» возможно живет и поныне.

В некоторых уголках Азии, Африки, Латинской Америки преждевременные погребения могут встретиться несколько чаще. Этому способствуют те же факторы, которые мы упоминали в свое время, говоря об «эпидемии» захоронений заживо в средние века и вплоть до конца XVIII века — отсутствие системы медицинского освидетельствования умерших и религиозные обычаи, требующие слишком поспешного погребения. В доказательство этого приводим заметку из газеты «Социалистическая индустрия».

В провинции Асир на юге Саудовской Аравии некий Муаттак Зафир Аш Шахрани, погребенный своими родственниками, явился к домашнему очагу после того, как пролежал в могиле более суток. В результате столь неожиданного визита любимого сына и брата мать и сестры Аш Шахрани умерли от потрясения.

Причиной «смерти» саудовца явился удар крылом ветряной мельницы во время проведения ремонтных работ, из-за чего он потерял сознание. Не сумев привести Аш Шахрани в чувство, родственники, посчитав его мертвым, завернули Муаттака в саван и похоронили. Пролежав «мертвым» в земле более 27 часов Аш Шахрани пришел в себя от топота копыт пасущихся овец и стал кричать. Пастухи раскопали могилу. Когда они увидели саван, их охватил ужас, и они убежали.

Но все это лишь редкие исключения, подтверждающие правило, которое гласит: на современном уровне развития медицины и организации медицинской помощи случаи погребения заживо полностью исключены. Имевшиеся в прошлом факты преждевременных захоронений представляют в настоящее время не научный или медицинский, а только исторический интерес.

Эдгар По. Рассказы. М., «Худ. литература», 1980.

Мезенцев В. А. Чудеса. Популярная энциклопедия. — Алма-Ата: Гл. ред. Каз. сов. энциклопедии, 1991, Т. 2, книга 4.

Щербакова О. Спящая красавица пробуждается? (по материалам журнала «Санди спорт». Англия) «Комсомольское знамя» (Киев) 1991, 27 февраля.

Большая медицинская энциклопедия. Издание второе. М., «Советская энциклопедия». 1960, том 15.

Большая медицинская энциклопедия. Издание третье. М., «Советская энциклопедия». 1980, том 13.

Печальное воскрешение. — «Социалистическая индустрия», 1989, 19 августа.

А. Н. Муравьев. Путешествие по святым местам русским. С. П. Б. 1846 год.

Врачебные известия о преждевременном погребении мертвых, собранные И. Г. Д. Еллизеном, Санкт-Петербург, 1801.

Киплинг Р. Рассказы. Стихотворения. Л., «Худож. литература». 1989.

Персидские народные анекдоты. М., «Наука», 1990.

Б. Дедюхин. Сердца сокрушенные, «Волга», 1989, № 6.

Н. М. Карамзин. Предания веков. М., «Правда», 1988.

Повести разумные и замысловатые. Популярная бытовая проза XVIII века. М., «Современник», 1989.

А. Л. Гуревич. Культура и общество средневековой Европы глазами современников. М., «Искусство», 1989.

Проминьска Э. Исчезнувшие болезни. «Наука и жизнь», 1990, № 9.