– Алексей, что ты несёшь? Это полнейшая профанация, и не только науки, но и здравого смысла!
– Знаете что, мой дорогой учитель, когда Гален сказал: «Всё из яйца!» – это тоже было профанацией не только науки, но и здравого смысла.
– Я не знаю, что сказал Гален, я с ним лично не имел чести разговаривать, но то, что ты несёшь, точно не из головы взято, а из того самого яйца. Из мужского полового яйца произошло, и потому по сути – полная херня!
* * *
Августовским вечером начала нулевых Елена Геннадьевна Кручинина, безупречно красивая, стройная женщина с ниткой жемчуга на стройной длинной шее, с жемчужными серьгами в ушах, одетая в длинное уютное домашнее платье, сидела в глубоком кресле на веранде загородного дома Алексея Николаевича Безымянного.
Сам Безымянный прохаживался туда-сюда и явно размышлял о чём-то важном.
Те, кто никогда не видел эту пару наедине, могли предположить всё, что угодно: страстные сексуальные игрища (и это было правдой), долгие беседы у камелька (и это имело место быть), но вряд ли хоть кому-нибудь в голову, включая опытную Ниязову, могло прийти, что они частенько обсуждают научные, лечебные и даже учебные, как это ни забавно, дела.
Конкретно сейчас, например, изысканная в своей аристократичной домашности Елена собиралась прочитать Алексею Николаевичу свою лекцию по истории А&Г для студентов четвёртого курса.
– Безымянный!.. Ты слушаешь меня?!
– Да, детка, слушаю. Валяй, озвучивай, – и снова заходил туда-сюда по веранде.
«Вы сегодня находитесь на одной из самых лучших кафедр – кафедре А&Г – нашей страны. И не только. Возглавляет её академик Алексей Николаевич Безымянный – один из лучших акушеров-гинекологов современности, большой учёный, видный организатор здравоохранения и просто замечательный человек. Но у любой науки есть история. Особенно у науки о родовспоможении и женских болезнях.
И А-наука и Г-наука являются древнейшими отраслями медицинских знаний. А – Акушерство (от французского accoucher – «помогать при родах», по-латыни obstetricia) – учение о беременности, родах и послеродовом периоде. Г – Гинекология (от греческого gyne – женщина и logos – учение, по-латыни gynaecologia) – учение о женщине. И в такой трактовке, пожалуй, эта наука более ясна. Но страсть людей извлекать дифференциал, а не брать интеграл привела к тому, что Г-наука трактуется как «наука о женских болезнях», хотя ни греческие, ни латинские корни букет этих болезней нам не преподносят. И до девятнадцатого столетия эти науки не разделялись. Учение о женских болезнях было составной частью учения о родовспоможении. Потому что женщина для чего? Да-да, была для этого самого. Для продолжения рода на земле. Ни один мужчина, как бы могуч и плодороден он ни был, без женщины свой род не продолжит. Женщина, конечно, тоже не способна забросить сеть своей ДНК в будущее самостоятельно, но иные из них и без этого прекрасно обходились. И без детей, и без мужей. Брат, скажем, землевладелец, майорат, и, значит, ему и карты в руки. А пяток-другой сестёр так и проживёт себе более-менее спокойно, сыто и несчастливо под не отчуждаемой никому, кроме главного наследника, крышей замка. А чтобы лишних ртов не плодить, сестёр надо было выдавать замуж либо за богатого, желательно такого же майората, либо вообще замуж не выдавать. Сама-то она ест как птичка, а птенцы могут оказаться прожорливыми интриганами, не дай господь ещё и мальчишками, тьфу-тьфу-тьфу! Крестьяне же чем больше плодятся, тем лучше. Толковые или хотя бы крепкие работники всегда нужны, а бестолковые и хилые сами помрут, кто там ту материнскую и младенческую смертность считал? А может, всё вовсе и не так было, не суть важно.
Важно то, что первые документальные сведения о родовспоможении содержатся ещё в древних китайских иероглифических рукописях, в египетских папирусах, вавилонских и ассирийских клинописных табличках, индийских аюрведических текстах. И во всех этих археологических артефактах содержится всё то же самое, что и в нынешних пособиях и руководствах по акушерству и гинекологии, – происхождение и течение женских болезней, описание течения нормальных и осложнённых родов, техника операций поворота плода на ножку, а также сведения об извлечении плода в ряде случаев путём плодоразрушающих операций. Древние индусы считались особенными специалистами в этом деле.
Потом была Древняя Греция, и эпоха эллинизма тоже внесла свой вклад в дело урегулирования бабской планиды. Известным акушером того времени был Деметрич из Апамеи. Он изучал развитие беременности, возможные «поломки» механизма родов, произвёл тщательный развёрнутый анализ различного рода кровотечений и даже разделил их на группы. Александрийский врач Клеофант составил ещё куда более обширное сочинение по акушерству и женским болезням.
Наша эра тоже на месте не остановилась. Древнеримский хирург Архивен первым (в очередной раз, после древних египтян и индусов, разумеется) применил для исследования влагалища и шейки матки зеркало, названное им весьма офтальмологически – диоптра (от греческого dioptra – видеть). Гинекологические зеркала и хирургические инструменты, идентичные как древнеиндийским и древнеегипетским, так и современным, обнаружены при раскопках древнеримских городов Помпеи и Геркуланума, погребённых под пеплом вулкана Везувия. Древнеримские врачи вообще очень много писали. И даже «врачихи». Достаточно широко известна женщина-акушерка Аспазия, которая описала методы консервативного и оперативного лечения женских болезней, подробно – гигиену беременности и уход за новорождёнными. Что уж говорить о таких известных именах Древнего Рима, как Цельс и Гален. Они отлично владели методами акушерского и гинекологического обследования, операциями поворотов на ножку, извлечения плода за тазовый конец, эмбриотомией и были на «ты» знакомы с опухолями половых органов вроде фибром, фибромиом и даже рака, смещениями и выпадениями матки и, конечно же, воспалительными заболеваниями.
Потом золотой век эллинов сменили Средние мракобесные века, в Западной Европе воцарилась схоластика, в университетах занимались главным образом художественным свистом, и многие практические навыки были утрачены. Многих рукастых акушерок из простонародья (повитух) спалили на костре на всякий случай, потому что инквизиция ничуть не лучше и не хуже любого другого НКВД. Многие знания и умения были утрачены. Что не было утрачено – было запрещено.
Так что эпохе Возрождения пришлось со скрипом возрождать (без тавтологии тут никуда) для начала хотя бы нормальную анатомию. И некто Амбруаз Паре, имя которого известно любому мало-мальски грамотному акушеру-гинекологу, вернул акушерству давно и прочно забытую операцию поворота плода на ножку (не очень хочется думать, сколько плодов при этом он повернул не так и не туда), ввёл в широкую практику гинекологические зеркала, такие же самые, как сейчас, и точно такие же, какие покоились под пеплом Везувия, и организовал при парижском госпитале Hotel-Dieu первое родовспомогательное отделение и первую в Европе акушерскую школу. В неё принимались только женщины, обучение длилось всего лишь три месяца, но зато целых шесть недель из них отводилось на практические занятия.
Франция распространила моду на цивилизованное акушерство в Англии, Голландии, Германии и даже в России. В 1729 году в Страсбурге был открыт первый в Европе родильный дом, а в 1751 году в Геттингене была организована первая университетская акушерская клиника, где обучали студентов, и эти студенты все поголовно были мужчинами.
Становление акушерского дела в России пришлось на тот же восемнадцатый век и связано с именем некоего Кондоиди, который в пятидесятых годах означенного столетия был назначен на должность архиатра – старшего врача Медицинской канцелярии, учреждённой вместо Аптекарского приказа в 1723 году в соответствии с реформами Петра Первого. Именно по предложению Кондоиди Сенат в 1754 году издал указ «О порядочном учреждении бабичьева дела в пользу общества». В 1757 году в Москве и Петербурге были созданы первые бабичьи школы, которые готовили «присяжных бабок» – акушерок с дипломами. Первоначально преподавали в этих учебных заведениях иностранцы. Преподавательский состав был представлен негусто: один доктор – профессор бабичьего дела и один лекарь-акушер (фельдшер в современной медицинской иерархии). Сперва обучение было сугубо теоретическим, и в первый самостоятельный «бой» «бабки» отправлялись, снабжённые лишь теоретическими знаниями. Впрочем, они, как правило, уже имели опыт, потому всё было не так страшно. А кто не имел, быстро таковой приобретал. После открытия в России повивальных (родильных) отделений на двадцать коек при Московском (в 1764 году) и Петербургском (в 1771 году) воспитательных домах будущие «бабки» получили возможность проходить практический курс во время учёбы. К слову, в те времена, в отличие от современности, имелись существенные трудности с набором студенток – почти никто из грамотных молодых девиц не хотел учиться сколь непростому, столь и неблагодарному повивальному делу. За двадцать лет Московская бабичья школа подготовила всего тридцать пять повивальных бабок, из которых всего пять были «из прирождённых россиян», а остальные тридцать – иностранки.
В 1784 году в Петербургской бабичьей школе начал преподавать человек, имя которого известно каждому акушеру-гинекологу. Нестор Максимович Максимович-Амбодик, первый российский профессор повивального искусства, один из основоположников научного акушерства и педиатрии в России. Он был направлен по особой стипендии на медицинский факультет Страсбургского университета, в котором и защитил докторскую диссертацию – внимание! – «О печени человека» («Dehepate humano»).
Как изменились за каких-то двести с небольшим лет темы медицинских диссертаций! От «О печени человека» до «Влияния фактора V мутации Лейдена на третий период родов». Детализировалась, разобщилась медицина, в поиске всё более мелких составляющих забывая порой о целом.
Амбодик, понятия не имевший о тромбоцитопатии в её современной трактовке, хотя и немало, судя по названию его докторской, знавший о печени, вернулся в Россию. И организовал преподавание бабичьего дела на весьма высоком для своего времени уровне. Он приобрёл в Германии неведомый прежде российским акушерам инструментарий и свои теоретические лекции сопровождал демонстрациями на фантоме. Сам фантом – муляж женского таза с деревянной куклой-ребёнком, прямые и изогнутые стальные щипцы («клещи» по Амбодику) с деревянными рукоятками, серебряный катетер и многие другие инструменты были изготовлены по собственным рисункам и моделям этого гениального человека.
Важно ещё и то, что Амбодик впервые начал преподавать акушерство на русском, и к нему, естественно, потянулись ученицы, не владеющие французским и немецким. То есть повивальных бабок с дипломами «из прирождённых русских» стало гораздо больше. И ещё он написал первое российское руководство по акушерству и педиатрии – «Искусство повивания, или Наука о бабичьем деле». Как это ни удивительно для современников, но в те смутные времена и женщиной, и новорождённым занимался один и тот же врач (одна и та же «бабка»). И ещё Амбодик не боялся использовать в клинической практике акушерские щипцы.
Акушерские щипцы в России начали применяться в 1765 году. Впервые их наложил первый профессор медицинского факультета Московского университета И.Ф. Эразмус, преподававший акушерство на кафедре анатомии, хирургии и бабичьего искусства.
Во второй половине восемнадцатого столетия Москва и Петербург становятся центрами российской акушерской науки. В 1797 году в Петербурге основывается родильный госпиталь на двадцать коек, а при нём – Повивальная школа на двадцать два учащихся, ныне известная как Институт акушерства и гинекологии Российской академии медицинских наук.
В 1790 году кафедру повивального искусства в Московском университете возглавил Вильгельм Михайлович Рихтер. После окончания медицинского факультета в Москве он получил степень доктора медицины в Эрлангенском университете. Вернувшись в Alma Mater, Рихтер открыл при Клиническом институте Московского университета Повивальный институт на три койки. Позже число коек увеличилось до шести. Так на практике начала реализовываться идея клинического преподавания акушерства в России.
С 1798 года, после учреждения в Петербурге и в Москве отдельных от университета медико-хирургических академий, преподавание акушерства стало вестись на самостоятельных кафедрах повивальной науки. Первым профессором акушерства в Московской медико-хирургической академии был Г. Фрезе. Первым профессором акушерства в Петербургской медико-хирургической академии стал И. Конради.
Введение в практику эфирного – в 1846-м, а затем и хлороформного – в 1847 году – наркоза, первые шаги в деле профилактики родильной горячки, а также развитие учения об антисептике и асептике открыли широкие возможности для акушерской и гинекологической практики. Всё это вместе с достижениями в области морфологии и физиологии женского организма способствовало успешному развитию гинекологии и выделению её в середине девятнадцатого века в самостоятельную медицинскую дисциплину.
Первые гинекологические отделения в России были открыты в Петербурге в 1842 году, и в Москве – в 1975-м. Начало хирургическому направлению в российской гинекологии положил Александр Александрович Китер, ученик Николая Ивановича Пирогова. В течение десяти лет Китер руководил кафедрой акушерства с учением о женских и детских болезнях в Петербургской медико-хирургической академии. Он написал первый в России учебник по гинекологии «Руководство к изучению женских болезней» и произвёл первую в стране успешную чрезвлагалищную операцию удаления матки, поражённой раком (в 1842 году).
Огромный вклад внёс в развитие оперативной гинекологии и оперативного акушерства ученик Китера Антон Яковлевич Крассовский. Он первым в России произвёл успешные операции овариотомии, овариоэктомии и удаления матки и постоянно совершенствовал технику этих оперативных вмешательств. Именно Крассовский предложил оригинальную классификацию форм узкого таза, чётко разделив понятия «анатомически узкий таз» и «клинически узкий таз», и разработал показания для наложения акушерских щипцов, ограничив их неоправданное применение при узком тазе. На базе Петербургской медико-хирургической академии он впервые в России организовал широкую клиническую подготовку акушеров-гинекологов, ввёл систему последипломного усовершенствования в этой области. Его «Курс практического акушерства» долгое время служил основным руководством для отечественных акушеров-гинекологов. Антон Яковлевич Крассовский организовал первое в России Петербургское акушерско-гинекологическое научное общество – в 1887 году – и первый в этой специальности «Журнал акушерства и женских болезней».
Преподавание именно гинекологии как самостоятельной дисциплины было введено в России по инициативе Владимира Фёдоровича Снегирёва, одного из основоположников отечественной гинекологии. В 1889 году он создал в Московском университете первую в нашей стране гинекологическую клинику, которой руководил до 1900 года.
Кафедра А&Г нашего университета известна своими традициями. Она то разъединялась в связи с единым учебным планом и учебной программой преподавания кафедры, то объединялась в интересах науки. То снова разъединялась в связи с увеличением количества студентов, и так далее. Но никогда не оставляла научных изысканий. Именно на нашей кафедре трудился родоначальник отечественной эндокринологической гинекологии. Именно нашими сотрудниками были разработаны основные принципы ведения беременности и родов у больных с врождёнными и приобретёнными пороками сердца, в том числе после их хирургической коррекции, нарушениями ритма сердца, лёгочной гипертензии, а после – и всей экстрагенитальной патологии. Учёные нашей кафедры внедрили в практику специализированные родильные дома, что позволило существенно снизить материнскую и перинатальную смертность. Научные направления кафедры значительно расширялись со временем, и приоритетными становились такие проблемы, как профилактика тромбоэмболических осложнений у беременных, профилактика массивных коагулопатических кровотечений, антитромботическая терапия, гормональная терапия и гормональная контрацепция, пренатальная диагностика и принципы безопасного ведения беременности и родов у больных с генетически обусловленными формами геморрагических диатезов, аномальные маточные кровотечения в ювенильном, репродуктивном и климактерическом периодах, сохранение репродуктивного здоровья и улучшение качества жизни женщин. Нет такой сферы А&Г-науки, которой бы не занималась наша кафедра – от аспектов перинатального инфицирования инфекциями группы TORCH до клеточной медицины и коррекции перинатальных матриц».
– Ну, как? – Лена закончила читать.
– Спасибо, выспался на шагу, как боевой мерин. Никак, – Безымянный действительно потянулся и действительно зевнул. – Прокомментировать?
– Ну, раз уж ты потратил столько времени, чтобы выслушать, то потрать ещё немного на комментарии, – Лена надулась.
– Зря обижаешься. Я, быть может, никакой врач и ещё меньший учёный, но я – отличный организатор, прекрасный лектор и великолепный учитель. А знаешь, почему я прекрасный лектор и великолепный учитель? Потому что я никогда не бубню и умею вызвать интерес. Учителю не обязательно знать самому. И даже не обязательно уметь учить, вопреки расхожему мнению. Для настоящего Учителя самым главным талантом является умение вызвать интерес учеников к предлагаемому знанию. И только тогда они научатся. Сами. Разыщут, вгрызутся, запомнят, усвоят, переработают. Вот, скажем, твоя эта вводная лекция по истории акушерства и гинекологии вообще и нашей кафедры в частности. Начала ты за здравие. Даже пыталась шутить на предмет бабской планиды и древних веков. Совершенно не к месту вставила меня в начало. Запишут в жополизы. Студенты – они такие. Особенно юный четвёртый курс. Уместнее поговорить обо мне в конце. Причём так… С лёгким намёком на то, что-де тот ещё пряник, но любим мы его не за это, а за неуёмную энергию, et cetera. Далее ты вдруг скатываешься в тупое перечисление дат и фамилий со списком заслуг. В лучшем случае аудитория погрузится в глубокий сон, в худшем – будет шуметь, играть в карты, а то и любовью заниматься где-нибудь повыше. Прецеденты были, – Шеф хохотнул.
– Нет, ну должны же они знать даты и фамилии, в конце концов!
– Должны. Ты-то сама их давно выучила, Елена Геннадьевна? Когда к лекции готовилась? Или к госам давным-давно и давным же давно тут же забыла? Тот, кто захочет узнать дату, – прочитает её в учебнике или справочнике. А когда он возьмётся за учебник или справочник? Когда ему, студенту, станет интересно. Интересно же ему будет, если, читая лекцию, ты не просто произнесёшь фамилию Кондоиди и перечислишь более-менее значимый профессиональный событийный ряд, а и расскажешь – без бумажки, естественно, что Павел Захарович Кондоиди никакой не Павел Захарович, а Панайота Кондоидиди. Грек, родившийся на острове Корфу. Мальцом много претерпел, но не обозлился. В Россию был привезен в молодые годы. Был кумиром учащейся молодёжи. А почему? Да потому, что, например, запретил телесные наказания, беспощадно до него практиковавшиеся. Заботился о хорошем содержании учеников и ещё – едва ли не заложил основу медицинского законодательства. Чего не знаешь – додумай, раскрась. Заинтригуй. Рассказывая о Эразмусе, поведай – с огоньком в глазах, что занятия с городскими акушерками он проводил в своей квартире на Новой Басманной улице. Пусть студенты похихикают. Но они запомнят фамилию и заинтересуются судьбой Эразмуса. И вынуждены будут – по дороге – запомнить, что же он такого сделал для акушерства. Или вот Амбодик, Амбодик… Все знают Амбодика, всем оскомину набил. А ты расскажи, что Нестор Максимович не только женские тазы на досуге выпиливал, но и занимался геральдикой. Профессионально, как нынче принято говорить. Составил, между прочим, проект развития акушерского образования в России, который так и не был реализован при его жизни. В возрасте пятидесяти четырёх лет Нестор Максимович внезапно прекратил преподавательскую работу, и подробности последующих четырнадцати лет его жизни неизвестны. Равно как и место захоронения! Вот! Они уже готовы бежать и читать об Амбодике. А ты задаёшь вопрос-ловушку, обращаясь к аудитории. – Шеф вскочил и, отточенным жестом умелого оратора вскинув руку, обратился к воображаемой аудитории: – Кто из вас, друзья мои, знает, что значит Амбодик? Вы? Вы? Может быть, вы? Что у вас было по латыни? «Отлично»? Давно пора ужесточить преподавание латыни в нашем вузе! Позор! А значит, мои ленивые друзья, прошедшие мимо латыни, это всего лишь ambo dic – «дважды скажи». Эдакое вежливое напоминание, мол, да-да-да, заколебали спрашивать, я действительно Нестор Максимович Максимович – отчество и фамилия одинаковые. Ударения разные.
– Ну, ты даёшь, Безымянный! Я всё никак не могла понять, что же в твоих лекциях интересного при кажущемся отсутствии функциональной нагрузки, – восхитилась Лена.
– Всё очевидное – всегда слишком очевидно, чтобы сильно умные сразу его заметили. И вот когда они заинтересуются Амбодиком, ещё контрольно добей их, сообщив, что, кроме Петербургской медицинской школы и Страсбургского университета, была в его жизни духовная академия. Обращайся с мёртвыми, как с живыми, знакомя с ними аудиторию. Нет священных коров, все люди – и ничто человеческое. Потому что только человеческое привлекательно, и только оно может сподвигнуть одного человека изучать жизнь другого человека, историю другого человека, анатомию, морфологи и физиологию других людей, и так далее и тому подобное, моя дорогая любимая ученица, зачитавшая мне скучнейший из образчиков лекторского дела.
– Дурак!
– Учишь её, учишь, а в ответ что? Дурак! Вот она, благодарность! Ты меня удивляешь, Елена Геннадьевна! Ты не лишена литературного дара, твою сказочку я до сих пор храню в тайном ящичке с открытками и…
– …плюшевым мишкой, – продолжила Лена.
– Нет, плюшевые мишки – это по твоей части. Не перебивай. …и в живом общении – застольном, разгульном, разговорном – ты остроумна, держишь удар, быстро реагируешь. А вот доклады, речи и лекции тебе не даются. Блок какой-то. Представь, что ты не студентам лекцию читаешь, а своим приятелям что-то рассказываешь под рюмку. И всё сразу станет значительно проще. Плюс умение аудиторию удерживать. Научишься, не можешь не научиться. У тебя выхода нет. У меня на тебя большие планы. Ну, не куксись. Собранная и вслух прочитанная информация – это физкультура для головного мозга, никому ещё не вредила. И, кроме того, тебя, как любого педагога, будет греть мысль о том, что где-то на полке у тебя стоит текст, который ты всегда сможешь освежить. Стоит только руку протянуть. Да и вообще, ковыряться в источниках – это интересно. Так что умница. Четыре с минусом.
Ленка швырнула в него тонкой пачкой листочков, и они оба рассмеялись.
– Впрочем, очень хорошо, что ты мне это всё пробубнила. Я собрался с мыслями под твою тягомотину. Только тебе сейчас, ну, и ещё Болтунов в курсе. Остальным пока не время. До реализации идеи ещё пара лет. Слушай…
Алексей Николаевич действительно был Учителем, в том смысле, что умел направить к учению своих учеников. Он огранил дарованное ему по факту рождения обаяние до совершенства. Отличный коммерсант – если чего не мог сообразить сам, всегда мог воспользоваться человеком из тщательно отобранной и вскормленной им команды. Он был гением администрирования, потому что ему удалось создать пусть и громоздкую, но единственно возможную и, что важнее, самую верную для переходного периода научно-педагогическую структуру. Скоро настанет время сбросить балласт и стать наконец во главе действительно важного дела. Которое, конечно же, принесёт ещё большие плоды. Во всех смыслах.
Дело в том, что культура университетских и академических клиник почила в бозе давным-давно. Все больницы, все родильные дома, женские консультации, поликлиники и даже научно-исследовательские институты и центры административно подчинялись федеральной, областной, городской и прочей государственной власти. И, соответственно, стояли на балансе. Помимо снобизма и неуправляемости главных врачей и, соответственно, торможения работы академии тут был важен и вопрос финансирования. Не во власти ректора медицинской академии было отслеживать и распоряжаться бюджетом и благотворительными средствами этих лечебных учреждений. Никто уже и не помнил иного положения вещей, и об университетских клиниках вспоминали только на лекциях по истории терапии, хирургии и медицины вообще. Но Шефа интересовали уже не столько деньги, сколько – да-да, смертный грех ангелов – гордыня. Штука эта вовсе не так плоха, как человечество привыкло считать. Именно гордыня частенько вдохновляет более сильных, чем остальные образцово-подобные, мира сего на созидание. На Созидание. В какой-то момент власть начинает интересовать больше денег. А желание создать что-либо – больше власти.
Алексей Николаевич Безымянный хотел создать клинику. Клинику, принадлежащую академии. Где он будет Царь и Бог, властный распоряжаться и финансовыми, и человеческими потоками. И мир, созданный им, должен быть прекрасен. Для учёных, для врачей-практиков, для педагогов, для студентов и, само собой разумеется, – иначе к чему всё это создавать? – для пациентов. И самому ему, стоящему во главе, вовсе не обязательно быть учёным, врачом-практиком или великим педагогом. Он тот, кто он есть. ШЕФ.
Исподволь, постепенно, собирал он обрывочные связи, сплетал их в тугие канаты, потянув за которые в своё время он исполнит то, что задумал. Среди массы и массы специалистов высматривал лучших и даже взращивал, помещая их в нужное время в нужное место. Он, казавшийся не слишком близким к нему алчным сумасбродом-сибаритом, на самом деле был расчётливым умелым охотником, знающим повадки, тропы и готовым просидеть в засаде сколько надо, не шевелясь и даже не дыша.
Все, кто смеялся над отдельными его проектами последних лет, не понимали нечеловеческого чутья этого человека. Он заводил нужные связи в среде не просто сильных, а всемогущих мира сего. Чтобы в один прекрасный день воспользоваться их могуществом.
В сентябре 2009 года первая на территории бывшего Советского Союза академическая клиника (и, естественно, первая в новейшей России), то есть лечебное учреждение, стоящее на балансе академии и только академии и подчиняющееся только ректору академии, была открыта.
«Мы возвращаемся к той традиции, когда при классических университетах существовали клиники, и профессора могли на высоком уровне лечить больных, не будучи заложниками несовершенной управленческой системы!» – сказал ректор медицинской академии А.Н. Безымянный во время церемонии открытия современной клиники, представленной отделениями кардиологии, неврологии, гастроэнтерологии, пульмонологии, кардиохирургии, травматологии и ортопедии, урологии, анестезиологии и реанимации и, конечно же, гинекологии. Акушерский стационар планируется к вводу в эксплуатацию в 2012 году. Стационар академической клиники рассчитан на триста коек, двести из которых – терапевтические и сто – хирургические. Функционирует шесть операционных. Помимо стационарных отделений в академической клинике действуют приёмное отделение, диагностический центр, учебные помещения и научно-методический отдел, а также технические и административно-хозяйственные службы: прачечная, аптека, пищеблок, дезинфекционное отделение, трансформаторная подстанция и администрация. В академической клинике проводятся все виды оперативных вмешательств с упором на эндоскопическую хирургию. Также в академической клинике занимаются клеточной и генной терапией и диагностикой. Вся диагностическая и лечебная, ультразвуковая и магнитно-резонансная медицинская техника представлена аппаратами последнего поколения. Клиника обслуживает жителей окружающих микрорайонов, на её базе проводятся практические занятия со студентами медицинской академии и научные исследования сотрудниками профильных кафедр.
Красную ленту во время церемонии открытия перерезала директор академической клиники профессор Елена Геннадьевна Кручинина.
«Даже в первой половине лихих девяностых, когда наука пребывала в глубоком нокауте, наша академия многого добилась. В основном благодаря личным качествам нашего ректора, учёного, не нуждающегося в дополнительных представлениях, чьё имя говорит само за себя, – Алексея Николаевича Безымянного. (Долгие несмолкающие аплодисменты.) И очевидный успех нашего дела родом оттуда – из неизбывной личной энергии этого человека, который, преодолевая мощнейшие препятствия, привёл нас к победе. Я нисколько не сомневаюсь, что позитивная тенденция, зачатая и выношенная нами, вырастет и разовьётся и прочие академии и университеты последуют нашему примеру. Первопроходцам всегда труднее, но дело того стоило. Я очень надеюсь, что Министерство здравоохранения и медицинская общественность, и областные, городские и районные структуры пересмотрят своё отношение к науке и поймут необходимость формирования единого медицинского научного, образовательного и практического пространства, все составляющие которого взаимозависимы и взаимообусловлены! А не поймут, так мы им объясним, верно, господин президент? (Обращается к присутствующему на торжественном открытии президенту, в зале смех.) Ни для кого не секрет, что с тех самых лихих девяностых Минздравом не пересматривалось Положение о клинических больницах. Оно на текущий момент совершенно не содержательно и не подкреплено соответствующим финансовым обеспечением. По-прежнему сохраняется раздвоение в системе подготовки врачебных кадров: в образовательных учреждениях, подчинённых Минздравсоцразвития и Минобрнауки. Точно так же разветвлено управление научно-исследовательскими институтами между Российской академией наук, Российской академией медицинских наук и министерствами. В результате мы имеем то, что имеем: неизбежное распыление бюджетных средств, снижение итогового коэффициента полезного действия всех процессов, как образовательного, так и научного и, главное, лечебного. Без серьёзных законодательных поправок не обойтись. Необходимость перемен назрела давно и активно обсуждается. Но здесь мы упираемся в отсутствие системного подхода, чёткого определения вертикальных и горизонтальных связей на всех уровнях, необходимых таким громоздким и многокомпонентным структурам, как здравоохранение. Это резко тормозит развитие отечественной медицины. Но ладно бы дело ограничивалось только торможением. Происходят и неоправданные потери того, что наработано предыдущими поколениями отечественных учёных. Так, системный подход, необходимость которого во всех сферах деятельности подчёркнута в выступлениях Президента РФ, неожиданным образом исчез из перечня специальностей «благодаря» недавнему решению ВАК Минобрнауки. Вместо специальности «системный анализ, управление и обработка информации» в области медицинских и биологических наук появилась «математическая биология, биоинформатика». Общемировой приоритет теории функциональных систем, разработанной Анохиным, развитой в кибернетике Винером, а в теории самоорганизации – Пригожиным, оказался вычеркнутым из названия биологической и медицинской специальностей, в недрах которых эти теории зарождались. Если мы сами не блюдём свои приоритеты, в том числе и в названиях специальностей, как можно надеяться, что кто-то в мире будет о них знать и помнить? Кроме этого, за чисто бюрократической инициативой по смене названия специальности стоит невероятная бумажная волокита по перелицензированию. А это рабочее время сотрудников, оплата командировочных в Москву. Кому нужны такие бездумные траты бюджетных средств? И так далее, и тому подобное, я могу говорить об этом бесконечно, но у нас регламент и, кроме того, всё-таки праздник – и праздник немалый. (Улыбается, в зале смех.) В заключение хочу сказать, что университетские клиники в развитых странах являются активным очагом всестороннего развития медицины. В частной или обычной госбюджетной больнице попросту невозможно собрать специалистов, которые ведут постоянную научную и педагогическую деятельность, что создаёт, как мы все понимаем, отличные возможности для освоения и внедрения новейших достижений медицинской науки в лечебный процесс. Устранение бюрократических препятствий в организации и деятельности клинических баз, формирование центров передовой медицины на основе местных медицинских вузов – вот путь, по которому рука об руку следует идти медицинскому образованию, науке и здравоохранению. Квалификации профессорско-преподавательского состава с лихвой хватит и для налаживания процесса оказания медицинской помощи, и для реализации программ непрерывного последипломного образования. Только перераспределением и концентрацией бюджета можно избежать простаивания из-за низкой квалификации кадров дорогого оборудования, невыбранных федеральных квот и других бюджетных потерь!» – сказала директор академической клиники в короткой речи.
– Что скажешь? – Лена отложила газету и горделиво подбоченилась.
– Что за истекшие годы ты так и не научилась произносить речи. Гости опять чуть не уснули за те несчастные пять минут, которые ты несла в пространство эту чушь. Нет-нет, конечно, ты говорила верно и по делу. По очень важному делу. Но это как и со всем остальным: ты можешь сколько угодно говорить дело – и всем будет по барабану. Зато как только начнёшь рассказывать о чудесах или анекдоты травить – все твои. Дело надо делать. Думаешь, президент что-то сегодня уловил про системный подход, подчёркнутый в его же, ёпрст, выступлениях, написанных референтами?
– В следующий раз спляшу и голую жопу покажу. Причём сразу Патриарху.
– Вот и отлично! Людям нельзя давать скучать и слишком много думать. А то они поломаются. Только этого им и нельзя давать – скучать и думать. Для этого и существуют ангелы и бесы – не давать людям скучать и думать. Ну, да не волнуйся. И не сопи. На банкете все изрядно и бездумно веселились. И пару вопросиков я попутно решил. Меня, к слову, попросили перевести твою речь с бюрократического на людской.
Безымянный вскочил и изобразил в лицах:
– Так в чём всё-таки преимущество академических и университетских клиник перед госбюджетной и частной медициной? А в том, что у одной няньки дитя глазастее! И одето опрятнее. И накормлено вовремя.
– Да. Мне до тебя, Безымянный, ещё расти и расти.
– А то! Но ты не волнуйся, Кручинина. Я такими «яйцами», как ты, не разбрасываюсь. Иди сюда… Кстати, Патриарх, как мне показалось, пялился вовсе не в хлеб-соль, а кое-кому в декольте.
– Ничего святого у тебя, Безымянный.
– Ты права, детка, совершенно ничего святого. Что святого может быть у всего лишь вестника? У него нет святого. У него есть что?
– Предназначение!
– Ну, слава богу, директор академической клиники, профессор Кручинина, выучила.
– Слава богу, что нас никто не слышит. Академик, профессор… А как два идиота…
