Лекция № 18. Клятва Гиппократа. Hippocratis jus-jurandum

Per Apollinem medicum et Aesculapium, Hygiamque et Panaceam jure, deos deasque omnes testes citans, mepte viribus et judicio meo hos jusjurandum et banc stipulationem plene praestaturum.

Illum nempe parentum meorum loco habiturum spondeo, qui me artem istam docuit, eique alimenta impertiturum, et quibuscunque opus habuerit, suppeditaturum.

Victus etiam rationem pro virili et ingenio meo aegris salutarem praescripturum a perniciosa vera et improba eosdem prohibiturum. Nullius praeterea precibus adductus, mortiferum medicamentum cuique propinabo, neque huius rei consilium dabo. Caste et sancte colam et artera meam.

Quaecumque vero in vita hominum sive medicinam factitans, sive non, vel videro, vel audivero, quae in vulgus efferre non decet, ea relicebo non secus atque arcana fidei meae commissa.

Quod si igitur hocce jusjurandum fideliter servem, neque violem, contingat et prospero successu tarn in vita, quam in arte mea fruar et gloriam immortalem gentium consequar. Sine autem id transgrediar et pejerem contraria hisce mihi eveniant.

В Древней Греции широкое распространение получил обычай, по которому должностные лица давали клятву (присягу) в честном исполнении служебных обязанностей. Этические нормы, которым надлежало следовать в своей деятельности врачу, изложены в клятве медицинских работников, которую большинство исследователей связывают с именем Гиппократа.

В медицинских кругах до настоящего времени сохранился обычай давать клятву в соблюдении высоких нравственных принципов. Текст клятвы несколько изменился соответственно историческим условиям, но и в ее современных редакциях сохранился дух древней врачебной присяги, ее этическая направленность. Приводимый ниже текст дан по переводу В. И. Руднева с некоторыми сокращениями.

Клянусь Аполлоном-врачом, Асклепием, Гигиейей и Панакейей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах... Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла... Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство. В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного...

Что бы при лечении – а также и без лечения – я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастие в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому!