ГАЛИЛЕЙ

Галилео Галилей был жертвой католической церкви.

Если верить такому солидному историку, как Герхард Праузе, великий Галилей (1564–1642) вовсе не был жертвой католической церкви, каковой его часто пытаются представить. Его пикировка с инквизицией была скорее чем-то вроде фехтования, да и власяница мученика к Галилею никак не подходит.

В отличие от Джордано Бруно, который сгорел на костре несколькими десятками лет раньше, Галилей всегда был на дружеской ноге с церковными и светскими властями. Хотя в своей энциклике 1979 года папа Иоанн Павел II отметил, что Галилей сильно пострадал от церкви, надо признать, что его злейшими врагами были отнюдь не монахи, а коллеги – университетские профессора. Именно из-за боязни послужить мишенью для насмешек Галилей лишь после 50 лет отважился поддержать идеи Коперника. Когда он открыл спутники Юпитера, его коллеги-физики напрочь отказались признать это и взглянуть в телескоп, руководствуясь принципом «этого не может быть, потому что не может быть никогда». Вообще для большинства ученых XVII века эксперименты и наблюдения над живой природой представлялись излишней потерей времени.

Именно церковь относилась с большой терпимостью к тосканскому профессору: папа пригласил его на аудиенцию, иезуиты отмечали его научные заслуги и отважились взглянуть в телескоп, в отличие от научной братии.

Церковь перестала терпеть выходки Галилея не тогда, когда он опроверг картину мира по Птолемею, а лишь после того, как он стал утверждать, что единственно верной теорией является его собственный гелиоцентризм (кстати сказать, благодаря Эйнштейну мы знаем, что он был не прав). Можно относиться к этому как к рабочей гипотезе, но как к истине в последней инстанции – увольте. И церковь отреагировала декретом, согласно которому учение о движении Земли было объявлено ложным и противоречащим Святому Писанию.

Однако Галилею лично это ничем не грозило: его книги не были запрещены, он оставался приятелем как светских, так и духовных власть предержащих. Если бы он не стал упорствовать в утверждении своих постулатов, не последовало бы знаменитое приглашение Галилея инквизицией в Рим.

Поводом послужил выход новой книги Галилея, где он вновь говорил о «конечной истине». Он должен был явиться в Рим в октябре 1632 года, но из-за болезни приехал лишь в феврале следующего года. Здесь он жил как гость флорентийского посла на вилле Медичи, а когда происходило то знаменитое следствие инквизиции – с 12 апреля по 22 июня 1633 года, – в трехкомнатных апартаментах в Ватикане, со слугой и видом на фруктовый сад.

О каком-либо заточении или, Боже упаси, пытках и речи не было.

Галилею, как и многим гениальным людям, вообще, было трудно принимать всерьез туповатых современников. И во время процесса он полагал, что как только он прояснит некоторые малопонятные для недалеких кардиналов места из своей книги, он сможет отправиться домой. Лишь когда отнюдь не глупые инквизиторы объяснили ему, что речь идет не о научных аргументах, а об абсолютной истине, Галилей запаниковал. Возможно, он вспомнил Джордано Бруно, возможно, просто захотел прожить в покое остаток дней. Во всяком случае, известно одно – он вдруг без особого нажима сразу и напрочь отказался от своего учения.

Ему поставили в упрек непокорность, а в качестве епитимьи Галилей должен был в течение трех лет каждую неделю семь раз петь псалмы. После процесса Галилей гостил еще несколько лет у великого герцога Тосканского, потом у архиепископа Сиенны, а потом в маленькой деревушке Арцетри недалеко от Флоренции. Всюду он спокойно продолжал свои научные занятия.