Я много размышлял о нашей школе, беседовал с учителями, анализировал собственный педагогический опыт и опыт, так сказать, педагогически-житейский, бытовой общения друг с другом, воспитания детей и т. п.), и все более и более мне бросалось в глаза, что каждый из нас в этом общении придерживается собст­венных принципов и правил, обычно в достаточной степени диких. В результате этих бесед и размышлений у меня сложилось твердое убеждение, что одна из глав­ных бед нашей школы состоит в деквалификации учителей, проще говоря, в нашем элементарном педагогическом невежестве. Наша школа сейчас является по сути своей не профессиональной, а любительской самодеятельной организацией, где каждый учит и воспитывает как может и как считает нужным.

Что я хочу этим сказать? Очевидно, что любая профессиональная деятельность должна быть основана на определенной научной теории, истинность которой доказана, - теории единой, общепризнанной и применяемой всеми. Ее должен назубок знать любой профес­сионал. Каждый профессионал должен также обладать определенным набором уме­ний и навыков, необходимых для работы в этой сфере. Таким образом, определен­ные стандартные требования в области профессиональной деятельности предъяв­ляются к каждому, и тот, кто не соответствует этим требованиям, не может счи­таться профессионалом. Мы же зачастую не знаем, какими именно качествами должен обладать педагог, а потому и требования к себе и своим коллегам предъяв­ляем чисто любительские. По сей день работа учителя в нашей школе строится фактически на энтузиазме, причем каждый предоставлен сам себе и каждый сам решает, что и как ему нужно делать.

Но вот что интересно: меньше всего в таком положении вещей виноваты сами учителя! На основании бесед со многими и многими учителями Я пришел к совер­шенно несомненному для себя выводу: нет таких учителей, которые бы не хо­тели хорошо работать. Да и действительно было бы странно, если б такие нашлись! Хорошая работа вызывает положительные эмоции, хорошее самочувствие, высокий жизненный тонус, способствует раз­витию таких необходимых в жизни психических качеств, как высокая самооценка, уверенность в себе и т. п. Плохая же, напротив, вызывает раздражительность, нервность, упадок сил, неверие в себя, пессимизм, равнодушие. Было бы, повторяю, чрезвычайно стран-, но, если бы существовал такой человек, который бы стремился не к первому, а ко второму.

Итак, нет ни малейшего сомнения, что если учитель работает плохо, то причина этого не в том, что он не хочет работать хорошо, но в том, что он не умеет.

Один из моих институтских друзей, назовем его Сергеем Васильевичем, по окончании вуза пошел работать в одну из обычных городских школ. Сергей Ва­сильевич - на редкость добрый, чрезвычайно любящий детей молодой человек, очень добросовестный, энергичный, старательный. Вуз (университет) он окончил с отличием. Естественно, что, идя работать в школу, он был полон самых радужных ожиданий. Он не просто хотел работать хорошо, он страстно желал работать хо­рошо!

В школе его назначили классным руководителем четвертого класса и предупредили, что класс умный, «башковитый», но буйный, шумный, грубоватый, дети плохо воспитанные, а кроме того, в начальных классах у них была классная руководительница-диктаторша, приучала детей к крику, к террору.

Но наш Сергей Васильевич, во-первых, весьма добродушен по характеру. Во-вторых, будучи человеком начитанным, молодым, живо интересующимся витаю­щими в воздухе «прогрессивными» идеями «педагогики сотрудничества» он ду­мает: «Я буду добр к ним - и они переменятся!» Но что же получилось на самом деле?

Дети очень наблюдательны. Они сразу раскусили нашего молодого учителя. Уже первого сентября, явившись домой наполненными до краев впечатлениями, они выложили родителям свое Самое Главное Впечатление:

- А у нас новый учитель - такой добрый!

Одни родители, «которые непонимающие», умиленно, радостно улыбнулись и подумали: «Ну вот, наконец-то повезло моему Олежке, вздохнет свободно после этой ужасной Марьи Нероновны!»

Ну а другие незаметно от своего чада зачесали в затылоках «О-хо-хо! Что-то будет?» Естественно, что уже на второй день дети встали на головы. Сергею Ва­сильевичу они при этом с обезоруживающей детской откровенностью заявили прямо в лицо: «Вы, Сергей Василь­евич, - добрый!»

- Да почему же я добрый? Совсем я не добрый, - смущенно оправдывался в глубине души польщенный Сергей Васильевич.

- Нет, вы добрый, мы сразу увидели! - безапелляционно заявили детки.

Сергею Васильевичу приятно, но только на душе все-таки как-то не так, не то что-то. Может, это из-за того, что дисциплина в классе плохая? Да нет, он уве­рен, что это только сначала, а потом все наладится. Но что же?

И невдомек ему, что на языке детей, испытавших террор (иными словами - авторитарное воспитание), слово «добрый» означает: тот, над кем можно безнака­занно издеваться, кто не способен постоять за себя.

И вот проходит месяц, другой. Уроки проводить невозможно, а во внеурочное время - дети как дети, и общаться с ними можно, даже приятно общаться.

Наконец администрация замечает безобразия на уроках молодого учителя и делает ему внушение. Да и сам молодой учитель уже далеко не так добр, как был первого сентября: постоянные издевательства озлобят кого угодно. В конце концов он решает, что пора с этим покончить. И конечно, из одной крайности бросается в другую, из всепрощения - в жесточайший террор. Но уже поздно. Дети становятся на дыбы. Если раньше они относились к нему неплохо, по крайней мере без злости, то теперь возникает бунт, неприятие, общая ненависть (вспомните «графа Косец­кого» в ШКИДе), теперь уже не просто издеваются, а мстят, и мстят по-детски жес­токо.

Учитель в отчаянии, у него опускаются руки, наступает депрессия. И вот наш молодой, еще полгода назад полный надежд учитель пишет заявление и уходит из школы в полной уверенности, что он ошибся в выборе профессии и педагога из него не выйдет. И невдомек ему, что это он делает свою очередную, третью по счету ошибку.

Первая была мягкотелость (которая в другом классе оказалась бы настоящей добротой, но есть педагогическое правило: «из тюрьмы надо выпускать посте­пенно», кого выпускают сразу, тот становится буйным).

Вторая - непоследовательность (другое педагогическое правило: «худшая по­литика - непоследовательность»).

Третья - уход, самая грубая ошибка. Из него бы получился отличный педа­гог.

Что же принес он детям, которым так страстно желал добра? Развратил их, озлобил, одним словом, зло и только зло. В чем же причина? Почему так получилось? Нам ничего не остается, как только признать, что в трагедии Сергея Васильевича (трагедии совершенно реальной) виновато его педагогическое невежество, т. е. отсутствие элементарных знаний и элементарных умений в обращении с детьми. Прав замечательный советский психолог Вл. Леви: «Благие намерения без квалификации дают тот же результат, что и квалификация без благих намерений».

Что такое, например, учитель, который кричит на своего ученика? Это не что иное, как учитель недоучка, дилетант. Он кричит не потому, что ему так хочется, или потому, что он злой. Он кричит потому, что не знает ничего другого, потому, что он 'не "умеет иначе. Если бы он мог добиться того, что нужно, более приятным способом, то он, конечно, это сделал бы. Но дело в том, что он именно не умеет.

Да и потом, крик - это только первое, наиболее бросающееся в глаза следст­вие педагогического невежества. На самом же деле этих следствий огромное коли­чество.

Например, все хорошие учителя стремятся устроиться в хорошие школы, где учатся дети из образованных, интеллигентных семей, - их, естест­венно, легче учить.

В результате самые легкие «больные» получают самых лучших «врачей». И наоборот, самые тяжелые - самых плохих.

Вот еще один пример. В одной из «привилегированных» школ Кишинева рабо­тает замечательная учительница, большая умница, прекрасный человек, энтузиаст своего дела, которая всю душу и почти все свое время отдает детям. Ее ученики на % из интеллигентных семей. Они прекрасно развиты интеллектуально, много читают, но плохо развиты физически, малопрактичны, не приспособлены к жизни. Казалось бы, педагог должен воспитывать у этих детей те качества, которых им не хватает. Что же на самом деле? На самом деле эта замечательная учительница устраивает своим детям литературный клуб, открывает в школе драматический театр, проводит интересные беседы - одним словом, развивает у них то, что и без того отлично развито; то же, что развито плохо, она оставляет без внимания. Она, таким образом, углубляет их недостатки, потому что недостаток - это и есть нехватка чего-то вследствие переизбытка чего-то другого (дисгармония), т. е., опять-таки, приносит своим детям вред.

После разговоров с этими людьми я пришел к совершенно определенному выводу: мы не знаем Педагогики главным образом потому, что нам не приходит в голову, что она есть и что ее нужно знать.

Звучит парадоксально - и все-таки это правда.

Один из моих знакомых учителей даже совершенно искренне считает, что Педагогики вообще не существует, что такой науки просто нет! И это очень умный и талантливый человек.

Однако мнение, что Педагогики не существует, - это полуправда, а полу­правда- это худший вид лжи. Педагогика существует. Существует подлинная наука, достаточно разработанная для того, чтобы ею можно было пользоваться на практике. Главными создателями ее являются Коменский, Локк, Руссо, Песта­лоцци, Макаренко, Сухомлинский, Выготский, Леви.

Вот эту подлинную науку нам совершенно необходимо знать.

Что такое педагогическая система? Прежде чем ответить на этот вопрос, я хочу рассказать о двух своих друзьях: одного из них зовут Сергей, другого - Виталий.

Сергей и Виталик выросли в Кишиневе на одной из улиц, которые принято называть «бандитскими». На самом деле улица, конечно, самая обыкновенная, просто на этой улице существовала компания ребят, занимавшихся мелким хулиганством. В нее входили абсолютно все мальчики, жившие на этой улице. Отношения же внутри этой группы были обычными для такого рода «бандитских» образований, т. е. - либо подчиняешь, давишь, либо подчиняешься, пресмыкаешься.

Достигнув определенного возраста, Сергей и Виталик также влились в эту компанию. Что же с ними произошло? И тот и другой стояли в отношении духовного, интеллектуального развития заметно выше других ребят на этой улице, поэтому оба оказались в крайнем положении. Сергей, будучи весьма физически сильным, активным, целеустремленным, волевым, постепенно стал - в позицию «Диктатора». Виталик же, физически слабый, больной и к тому же еще несколько слабохарактерный, оказался в положении «Козла отпущения». Над ним попросту издевались, причем порой очень грубо. Постепенно Виталик стал замкнутым, малообщительным, застенчивым, мечтательным, полюбил одиночество, стал увлекаться всякими «тихими» занятиями вроде музыки, чтения и т. п.; у Сергея же выработался так называемый «деспотический» характер. В настоящее время и Сергею, и Виталию уже за лет. Оба больше не живут (и давно) на той улице, оба женаты, имеют детей, оба преуспевают на работе. Но характер, психологический склад у них обоих остался тот же: Сергей - по-прежнему деспот, Виталий - попрежнему мечтатель, больше всего на свете любящий одиночество.

Эта иллюстрация подводит нас к пониманию педагогической системы, представляющей собой определенную постоянную систему взаимоотношений внутри какой-то данной относительно замкнутой группы, которая дает всегда определенный заданный воспитательный результат.

В нашем случае эта система продуцирует два психологических типа: неприспособленных к жизни застенчивых мечтателей и деспотов, привыкших подавлять. Причем и тот и другой являются, как видите, продуктом одной и той же системы, это как бы оборотные стороны одной медали.

Системой называют также теорию, на которой базируется ее деятельность. Какие же существуют педагогические системы?

Обычно выделяют три. Я думаю, это неверно, и чуть ниже докажу, что фактически их только две. Однако, так как выделение именно трех систем (авторитарной, либеральной, демократической) является общепринятым, я буду рассматривать их в соответствии с традицией.

Наш пример, как вы понимаете, является иллюстрацией к авторитарной педагогической системе. Каковы продукты авторитарной системы, мы уже видели. Скажем еще несколько слов об этой системе.

Авторитарная система является во всем мире наиболее распространенной (пока по крайней мере). Причина тому проста; это самая примитивная система, не требующая специальных педагогических знаний и подготовки. Процветает пока эта система и в советской школе.

В авторитарной системе можно выделить две подсистемы - жесткую и мягкую. В жесткой подсистеме повиновения добиваются с помощью физической силы, крика и прямого давления, в мягкой - косвенными методами. Так как мягкую подсистему авторитарной системы воспитания частенько путают с либеральной и даже с демократической системами, я остановлюсь на ней подробнее.

Не секрет, что в современной нашей школе многие разделяют учителей по принципу «авторитетный - неавторитетный». К первой категории традиционно относят тех учителей, которых ученики уважают не за их жестокость, но за их ум, эрудицию, знания, за такт или чувство юмора, за силу воли. У таких учителей традиционно нет проблем с дисциплиной, на их уроках дети ведут себя хорошо, их слушаются, за ними идут.

Ко второй группе относят тех учителей, которые, не обладая ни особым умом, ни эрудицией, т. е. являясь личностями вполне ординарными, вынуждены для наведения дисциплины прибегать, как правило, к жестким мерам либо довольствоваться плохой дисциплиной на своих занятиях.

Естественно, что первая группа учителей считается хорошей, цветом учительства, вторая же - плохой, плебсом. Так ли это на самом деле?

Известный болгарский педагог и писатель Георги Данаилов в своей книге «Не убить Моцарта» вспоминает о некоторых своих любимых учителях. В частности, он вспоминает об одном замечательном учителе, который за свои знания, ум, большое искусство в общении с учениками заслужил не только их огромное уважение, но и любовь и даже восхищение. Это был любимый педагог их класса, и многие из этого класса по окончании школы поступили в вуз на ту специальность, которую он им преподавал, - химию. Вместе с другими поступил на химический факультет и Данаилов.

А дальше автор делает любопытное признание. Он пишет, что после нескольких лет занятий химией он открыл (ему было уже лет), что никаких способностей к химии у него нет, что ему не очень-то и нравится химия, а что у него есть способности и интерес к гуманитарным наукам и в особенности к литературе и педагогике. Но, пишет дальше с восхищением Данаилов, влияние моего учителя на меня было так велико, что оно заставило меня пойти на ту специальность, к которой я не имел призвания.

Самому Данаилову такой странный «педагогический» результат не кажется ненормальным. Однако любой человек не откажется признать, что ученик должен выбирать ту специальность, которая ему больше подходит по его наклонностям и способностям. Следовательно, задача педагога заключается в раскрытии этих способностей, чтобы помочь ученику выбрать профессию в соответствии с его склонностями.

Георги Данаилов, человек очень умный, был тем не менее настолько ослеплен любовью и восхищением к учителю, что ему не только не пришла в голову эта мысль в лет, но и через лет, когда он писал свою книгу. Вот уж действительно удивительно мощное «педагогическое» воздействие!

К сожалению, история, рассказанная Г. Данаиловым, типична. В самом деле, влияние на ученика авторитетного учителя есть своего рода гипноз, и это влияние весьма часто мешает ему правильно сориентироваться в жизни, вообще заставляет поступать не так, как считает нужным он сам, а так как считает нужным авторитетный учитель.

Впрочем, легко видеть, что такой бытовой гипноз есть только одна из форм подчинения человека человеком. На это не обращают внимания в большинстве случаев по той причине, что подчинение это имеет внешний вид полной добровольности.

Действительно, любимый учитель Данаилова не приказывал своему ученику поступать на химический факультет, не убеждал его в этом, не просил и даже вообще не говорил ему об этом. Где же тут принуждение?

А принуждение заключается в том, что Данаилов находился под столь сильным влиянием своего учителя, что оказался неспособным идти туда, куда ему нужно было. А это есть форма подчинения, форма власти, хотя и завуалированной.

Что такое, собственно говоря, «авторитет»? Какой учитель становится авторитетным? Тот, который обладает большей духовной силой, большей силой воли. Дети же, чувствующие силу или слабость человека, склонны всегда подчиняться силе. Некоторые считают, что духовная сила хороша уже потому, что она духовная, что это некая благородная, чистая (в отличие от физической) сила, и что поэтому хорошо, когда человек подчиняется этой силе. Так ли это?

Я думаю, что как постыдно физически более сильному принуждать физически более слабого ради своей выгоды, так постыдно и духовно более сильному пользоваться своей силой для подчинения духовно более слабого. Никакой качественной разницы здесь нет. То и другое только разные формы подчинения.

Человек должен совершать тот или иной поступок не вследствие влияния на него внешних причин, людей и т. п., а вследствие внутреннего побуждения, исходящего из Осознанной необходимости данного поступка, из убеждения в его истинности. Первое есть рабство, второе свобода. Цель нормального воспитания состоит, таким образом, не в том, чтобы ученик слушался какого-то, пусть самого прекрасного учителя, а в том, чтобы он слушался себя.

Как же его научить этому? Человек не может научиться поступать правильно, если не дать ему возможности делать ошибки. Однако роль воспитателя состоит в том, чтобы, с одной стороны, исключить возможность серьезных, роковых ошибок, и здесь несомненно возможно и нужно применять принуждение в какой угодно форме; с другой стороны, в том, чтобы облегчить путь научения, ускорить его.

Одна из распространенных ошибок состоит также в том, что положительные плоды воспитания авторитетных учителей видят в том, что у них на занятиях дети ведут себя хорошо. Но на занятиях у слабого учителя эти же дети ведут себя отвратительно, зачастую просто издеваются над этим учителем, т. е. эти дети (которые являются объектом труда, объектом воспитания «авторитетного» учителя) приучаются подчиняться сильному и издеваться над слабым.

В этом и состоит, собственно говоря, главный итог воспитания, основанного на авторитете.

Итак, мягкая подсистема авторитарной системы - это и есть подавление с помощью интеллекта, духовной силы, силы воли и тому подобными «чистыми» методами. Суть, однако, та же.

Что же, авторитет не нужен? Нужен. Но авторитет - средство воспитания, а любое средство хорошо тогда, когда оно правильно применяется. Авторитет - это средство, которое, так сказать, должно стремиться к самоуничтожению, или, вернее, к само неприменению. Он нужен лишь до тех пор, пока воспитанник еще не умеет пользоваться своей свободой; когда же он этому научается, авторитет становится ненужным: он остается, но уже не применяется. У нас же, к сожалению, авторитет часто превращается в самоцель и не служит свободе, а отучает от нее.

В дополнение к тому, что уже сказано об авторитарной системе, несколько цифр американского психолога Курта Левина: драки между детьми в «авторитарных» классах происходят в раз чаще, чем в «демократических». Тот же Левин отмечает: в «авторитарных» классах дети раздражительны, эгоистичны, классы расколоты на группировки, часто враждебные; авторитарные классы отличаются «грязным» отношением мальчиков к девочкам.

И самая главная особенность авторитарной системы - в том, что не учитель существует для ученика, а, наоборот, - ученик для учителя.

Сущность либеральной системы совершенно та же, что и авторитарной: заставить ребенка делать не то, что ему нужно, а то, что хочется учителю; облегчить «труд» учителя, т. е. фактически то же завуалированное подавление.

В самом деле, часто говорят, что основные орудия воспитания - это кнут и пряник (на самом деле это, конечно, не так). Такой концепции придерживаются как авторитарная, так и либеральная системы воспитания; разница же между ними состоит в том, что авторитарная делает преимущественную ставку на кнут (не гнушаясь и пряником), а либеральная - на пряник (иногда прибегая и к кнуту). Вот почему выделение этой системы как особой системы воспитания, по-моему, является по сути ошибочным.

Демократическая система воспитания является единственной подлинно научной системой воспитания. Основные теоретики - Локк, Руссо, Макаренко, Сухомлинский. В чем же ее отличие от авторитарной и либеральной систем?

Демократическая система полагает, что никакое средство воспитания не может быть хорошим или плохим само по себе, любое средство можно применять, оправданность применения того или иного средства определяется результатом. Нельзя делать ни того, что хочется педагогу, ни того, что хочется ребенку; а необходимо делать только то, что объективно нужно для счастья, для духовного здоровья ребенка. Кнут и пряник являются несовершенными, весьма второстепенными средствами воспитания, их постоянное применение является ошибочным. Главными орудиями воспитания являются человеческие отношения и условия жизни человека - те орудия, .которые не находятся непосредственно в руках педагога и не им выдуманы, но существуют объективно. Педагогическая позиция воспитателя в этом случае скрыта от воспитанника, воспитанник не знает, чего от него хочет педагог (лучше всего, если вообще не знает, что его воспитывают).

Демократическая система является единственной, которая учит детей не быть орудием в руках других людей, а сознавать свои нужды, силы, способности и свободно определять свое поведение (это есть не условие, а результат воспитания).

Что есть благо? Знание. Что есть зло? Незнание.

(Л. А. Сенека)

Мы часто недоумеваем по поводу того, что ребенок вырастает не таким, каким его хотели воспитать родители и т. п. Причем если ребенок этот оказывается плохим, мы ничтоже сумняшеся виним в этом его самого. Почему это неверно? Потому что люди не живут в вакууме. Потому что человек влияет на человека, определяя тем самым его поступки и саму его личность.

Но как влияет? В чем заключается механизм этого влияния? Я называю этот механизм Педагогическим законом. Педагогический закон - это стержень теории воспитания; вся она, как ветки на стволе дерева, держится на нем. Закон этот один, но следствия его многочисленны. Впервые он был четко сформулирован выдающимся советским психологом Л. С. Выготским.

Звучит он так: «Через других мы становимся самими собой. Личность становится для себя тем, что она есть в себе, через то, что она предъявляет для других». По сути своей этот закон не что иное, как формула внушения.

Скажем проще: человек становится для себя тем, чем он является для других.

Как же действует этот закон?

Вы познакомитесь с тремя совершенно разными историями, происшедшими в разное время и с разными людьми; но все они являются иллюстрациями к этому закону.

История первая. Слово талантливейшему русскому поэту первой половины XIX века, другу Пушкина Евгению Абрамовичу Баратынскому.

В конце года из Реченсальма (Финляндия), где расквартирован был его полк, Баратынский пишет письмо своему другу и покровителю Василию Андреевичу Жуковскому:

Вы налагаете на меня странную обязанность, почтенный Василий Андреевич; сказал бы трудную, ежели бы знал вас менее. Требуя от меня повести беспутной моей жизни, я уверен, что вы приготовились слушать ее с тем снисхождением, на которое, может быть, дает мне право самая готовность моя к исповеди, довольно для меня невыгодной.

В судьбе моей всегда было что-то особенно несчастное, и это служит главным и общим моим оправданием: все содействовало к уничтожению хороших моих свойств и к развитию злоупотребительных. Любопытно сцепление происшествий и впечатлений, сделавших меня, право, из очень доброго мальчика почти совершенным негодяем.

Двенадцати лет вступил я в Пажеский корпус, живо помня последние слезы моей матери и последние ее наставления, твердо намеренный свято исполнять их и, как говорится в детском училище, служить примером прилежания и доброго поведения.

Начальником моего отделения был тогда некто Кристафович (он теперь уже покойник, чем на беду мою еще не был в то время), человек во всем ограниченный, кроме в страсти своей к вину. Он не полюбил меня с первого взгляда и с первого дня вступления моего в корпус уже обращался со мною как с записным шалуном. Ласковый с другими детьми, он был особенно груб со мною. Несправедливость его меня ожесточила; дети самолюбивы не менее взрослых, обиженное самолюбие требует мщения, и я решился отомстить ему. Большими каллиграфическими буквами (у нас был порядочный учитель каллиграфии) написал я на лоскутке бумаги слово «пьяница» и прилепил его к широкой спине моего неприятеля. К несчастию, некоторые из моих товарищей видели мою шалость и, как по-нашему говорится, на меня доказали. Я просидел три дня под арестом, сердясь на самого себя и проклиная Кристафовича.

Первая моя шалость не сделала меня шалуном в самом деле, но я был уже негодяем в мнении моих начальников. Я получал от них беспрестанные и часто несправедливые оскорбления; вместо того, чтобы дать мне все способы снова приобрести их доброе расположение, они непреклонною своею суровостью отняли у меня надежду и желание когда-нибудь их умилостивить.

Между тем сердце мое влекло к некоторым из моих товарищей, бывших не на лучшем счету у начальства; но оно влекло меня к ним не потому, что они были шалунами, но потому, что я в них чувствовал (здесь нельзя сказать замечал) лучшие душевные качества, нежели в других. Вы знаете, что резвые мальчики не потому дерутся между собою, не потому дразнят своих учителей и гувернеров, что им хочется быть без обеда, но потому, что обладают большею живостию нрава, большим беспокойством воображения, вообще большею пылкостию чувств, нежели другие дети. Следовательно, я не был еще извергом, когда подружился с теми из моих сверстников, которые сходны были со мною свойствами; но начальники мои глядели на это иначе. Я не сделал еще ни одной особенной шалости, а через год по вступлении моем в корпус они почитали меня почти чудовищем.

Что скажу вам? Я теперь еще живо помню ту минуту, когда, расхаживая взад и вперед по нашей рекреационной зале, я сказал сам себе: буду же я шалуном в самом деле! Мысль не смотреть ни на что, свергнуть с себя всякое принуждение меня восхитила; радостное чувство свободы волновало мою душу, мне казалось, что я приобрел новое существование.

Я пропущу второй год корпусной моей жизни: он не содержит в себе ничего замечательного; но должен говорить о третьем, заключающем в себе известную вам. развязку. Мы имели обыкновение после каждого годового экзамена несколько недель ничего не делать - право, которое мы приобрели не знаю каким образом. В это время те из нас, которые имели у себя деньги, брали из грязной лавки Ступина, находящейся подле самого корпуса, книги для чтения, и какие книги! Глориозо, Ринальдо Ринальдини, разбойники во всех возможных лесах и подземельях! И я, по несчастью, был из усерднейших читателей! О, если б покойная нянька Дон-Кишота была моею нянькою! С какою бы решительностью она бросила в печь весь этот разбойничий вздор, стоящий рыцарского вздора, от которого охладел несчастный ее хозяин! Книги, про которые я говорил, и в особенности Шиллеров Карл Моор, разгорячили мое воображение; разбойничья жизнь казалась для меня завиднейшею в свете, и, природно-беспокойный и предприимчивый, я задумал составить общество мстителей, имеющее целью сколько возможно мучить наших начальников?

Нас было пятеро. Мы собирались каждый вечер на чердак после ужина. По общему условию, ничего не ели за общим столом, а уносили оттуда все съестные припасы, которые возможно было унести в карманах, и потом свободно пировали в нашем убежище. Тут-то оплакивали мы вместе судьбу свою, тут выдумывали разного рода проказы, которые после решительно приводили в действие. Иногда наши учителя находили свои шляпы прибитыми к окнам, на которые их клали, иногда офицеры наши приходили домой с обрезанными шарфами. Нашему инспектору мы однажды всыпали толченых шпанских мух в табакерку, от чего у него раздулся нос; всего пересказать невозможно. Выдумав шалость, мы по жребию выбирали исполнителя, он должен был отвечать один, ежели попадется; но самые смелые я обыкновенно брал на себя как начальник.

Спустя несколько времени мы (на беду мою) приняли в наше общество еще одного товарища, а именно сына того камергера, который, я думаю, вам известен как по моему, так и по своему несчастью. Мы давно замечали, что у него водится что-то слишком много денег, нам казалось невероятным, чтоб родители его давали -летнему мальчику по и по рублей каждую неделю. Мы вошли к нему в доверенность и узнали, что он подобрал ключ к бюро своего отца, где большими кучами лежат казенные ассигнации, и что он всякую неделю берет оттуда по нескольку бумажек.

Овладев его тайною, разумеется, что мы стали пользоваться и его деньгами. Чердачные наши ужины стали гораздо повкуснее прежних: мы ели конфекты фунтами; но блаженная эта жизнь недолго продолжалась.

Мать нашего товарища, жившая тогда в Москве, сделалась опасно больна и желала видеть своего сына. Он получил отпуск и в знак своего усердия оставил несчастный ключ мне и родственнику своему Ханыкову. «Возьмите его, он вам пригодится», сказал он нам с самым трогательным чувством, и в самом деле он нам слишком пригодился!

Отъезд нашего товарища привел нас в большое уныние. Прощайте, пироги и пирожные, должно ото всего отказаться. Но это было для нас слишком трудно: мы уже приучили себя к роскоши, надобно было приняться за выдумки; думали и выдумали!

Должно вам сказать, что за год перед тем я нечаянно познакомился с известным камергером, и этот случай принадлежит к тем случаям моей жизни, на которых я мог бы основать систему предопределения. Я был в больнице вместе с его сыном и, в скуке долгого выздоровления, устроил маленький кукольный театр. Навестив однажды моего товарища, он очень любовался моею игрушкою и прибавил, что давно обещал такую же маленькой своей дочери, но не мог еще найти хорошо сделанной. Я предложил ему свою от доброго сердца; он принял подарок, очень обласкал меня и просил когда-нибудь приехать к нему с его сыном; но я не воспользовался его приглашением.

Между тем Ханыков, как родственник, часто бывал в его доме. Нам пришло на ум: что возможно одному негодяю, возможно и другому. Но Ханыков объявил нам, что за разные прежние проказы его уже подозревают в доме и будут за ним присматривать, что ему непременно нужен товарищ, который по крайней мере занимал бы собою домашних и отвлекал от него внимание. Я не был, но имел право быть в несчастном доме. Я решился помогать Ханыкову. Подошли святки, нас распускали к родным. Обманув, каждый по-своему, дежурных офицеров, все пятеро вышли из корпуса и собрались у Молинари. Мне и Ханыкову положено было идти в гости к известной особе, исполнить, если можно, наше намерение и прийти с ответом к нашим товарищам, обязанным нас дожидаться в лавке.

Мы выпили по рюмке ликеру для смелости и пошли очень весело негоднейшею в свете дорогою.

Нужно ли рассказывать остальное? Мы слишком удачно исполнили наше намерение; но по стечению обстоятельств, в которых я и сам не могу дать ясного отчета, похищение наше не осталось тайным, и нас обоих выключили из корпуса с тем, чтоб не определять ни в какую службу, разве пожелаем вступить в военную рядовыми.

Не смею себя оправдывать; но человек добродушный и, конечно, слишком снисходительный, желая уменьшить мой проступок в ваших глазах, сказал бы: вспомните, что в то время не было ему лет; вспомните, что в корпусах то только называют кражею, что похищается у своих, а остальное почитают законным приобретением и что между всеми своими товарищами едва ли нашел бы он двух или трех порицателей, ежели бы счастливо исполнил свою шалость; вспомните, сколько обстоятельств исподволь познакомили с нею его воображение. Сверх того, не более ли своевольства в его поступке? Истинно порочный, следовательно, уже несколько опытный и осторожный, он бы легко расчел, что подвергает себя большой опасности для выгоды довольно маловажной; он же не оставил у себя ни копейки из похищенных денег, а все их отдал своим товарищам. Что его побудило к такому негодному делу? Корпусное молодечество и воображение, испорченное дурным чтением. Из сего следует то единственно, что он способнее других принимать всякого роду впечатления и что при другом воспитании, при других, более просвещенных и внимательных наставниках, самая сия способность, послужившая к его погибели, помогла бы ему превзойти многих из своих товарищей во всем полезном и благородном.

По выключке из корпуса я около года метался по разным петербургским пансионам. Содержатели их, узнавая, что я тот самый, о котором тогда все говорили, не соглашались держать меня. Я сто раз готов был лишить себя жизни. Наконец поехал в деревню к моей матери. Никогда не забуду первого с нею свидания! Она отпустила меня свежего и румяного; я возвращаюсь сухой, бледный, с впалыми глазами, как сын Евангелия к отцу своему. Но еще же ему далече сущу, узре его отец его, и мил ему бысть и тек нападе на выю его и облобыза его. Я ожидал укоров, но нашел одни слезы, бездну нежности, которая меня тем более трогала, чем я менее был ее достоин. В продолжение четырех лет никто не говорил с моим сердцем: оно сильно встрепетало при живом к нему воззвании; свет его разогнал призраки, омрачившие, мое воображение; посреди подробностей существенной гражданской жизни я короче узнал ее условия и ужаснулся как моего поступка, так и его последствий. Здоровье мое не выдержало сих душевных движений: я впал в жестокую нервическую горячку, и едва успели меня призвать к жизни.

Восемнадцати лет вступил я рядовым в гвардейский Егерский полк, по собственному желанию; случайно познакомился с некоторыми из наших молодых стихотворцев, и они сообщили мне любовь свою к поэзии. Не знаю, удачны ли были мои опыты для света; но знаю наверное, что для души моей они были спасительны. Через год, по представлению великого князя Николая Павловича, был я произведен в унтер-офицеры и переведен в Нейшлотский полк, где нахожусь уже четыре года.

Вы знаете, как неуспешны были все представления, делаемые обо мне моим начальством. Из году в год меня представляли, из году в год напрасная надежда на скорое Прощение меня поддерживала; но теперь, признаюсь вам я начинаю приходить в отчаяние. Не служба моя, к которой я привык, меня обременяет; меня тяготит противоречие моего положения. Я не принадлежу ни к какому сословию, хотя имею какое-то звание. Ничьи надежды, ничьи наслаждения мне не приличны. Я должен ожидать в бездействии, по крайней мере душевном, перемены судьбы моей, ожидать, может быть, еще новые годы! Не смею подать в отставку, хотя, вступив в службу по собственной воле, должен бы иметь право оставить ее, когда мне заблагорассудится; но такую решимость могут принять за своевольство. Мне остаётся одно раскаяние, что добровольно наложил на себя слишком тяжелые цепи. Должно сносить терпеливо заслуженное несчастие - не спорю; но оно превосходит мои силы, и я начинаю чувствовать, что продолжительность его не только убила мою душу, но даже ослабила разум.

Вот, почтеннейший Василий Андреевич, моя повесть. Благодарю вас за участие, которое вы во мне принимаете; оно для меня более нежели драгоценно. Ваше доброе сердце мне порукою, что мои признания не ослабят вашего расположения к тому, который много сделал негодного по случаю, не всегда любил хорошее по склонности.

Всей душой вам преданный. Баратынский.

Согласитесь, с педагогической точки зрения история в высшей степени замечательная и, как сказал бы Макаренко, доказывающая «великое могущество педагогики». Действительно, как легко сделать из прекрасного интеллигентного мальчика «шалуна», то бишь просто вора.

И вот еще что интересно. Е. А. Баратынский несомненно внес большой вклад в русскую поэзию. Его стихи, однако, это по содержанию типичная «поэзия отчаяния», стихи мрачные, пессимистические. В чем причина этого? Не уходит ли она корнями в детство поэта?

История вторая. В одной из книг известный английский писатель Дж. Даррелл рассказывает о некой своей приятельнице, аргентинке, очаровательной женщине по имени Бебита. Бебита отличалась замечательной способностью: она всех людей считала хорошими, добрыми, золотыми. А надо сказать, что в Аргентине все шоферы - бандиты бандитами. По рожам видно. А Бебита говорит: это прекрасные люди! Даррелл с ней спорит, он ни за что не согласен такое признать. Но вот Бебита садится в автомобиль, заводит разговор с шофером, и шофер меняется прямо на глазах. Он вежлив, он благообразен, он помогает донести вещи (бесплатно), он действительно прекрасный человек! Но при этом Даррелл совершенно точно знает, что этот же самый шофер, не будь Бебиты, вел себя по-другому.

Кто прав, Бебита или Даррелл?

Воздержимся пока от комментариев и перейдем к третьей нашей истории. История третья. Этот отрывок я взял из «Педагогиче кой поэмы» А. С. Макаренко.

Недели через две я позвал Семена и сказал просто

- Вот доверенность. Получишь в финотделе пятьсот рублей.

Семен открыл рот и глаза, побледнел и посерел, н ловко сказал:

- Пятьсот рублей? И что?

- И больше ничего, - ответил я, заглядывая в ящик стола, - привезешь их мне.

- Ехать верхом?

- Верхом, конечно. Вот револьвер на всякий случай. Я передал Семену тот самый револьвер, который, осенью вытащил из-за пояса Митягина, с теми же тремя патронами. Карабанов машинально взял револьвер в руки, дико посмотрел на него, быстрым движением сунул карман и, ничего больше не сказав, вышел из комнаты. Через десять минут я услышал треск подков по мостовой мимо моего окна карьером пролетел всадник.

Перед вечером Семен вошел в кабинет, подпоясанный, в коротком полушубке кузнеца, стройный и тонкий, сумрачный. Он молча выложил на стол пачку кредиток, револьвер.

Я взял пачку в руки и спросил самым безразличны и невыразительным голосом, на какой только был способен:

- Ты считал?

- Считал.

Я небрежно бросил пачку в ящик.

- Спасибо, что потрудился. Иди обедать.

Карабинов для чего-то передвинул слева направо на полушубке, метнулся по комнате, но сказал тихо:

- Добре. И вышел.

Прошло две недели. Семен, встречаясь со мной, здоровался несколько угрюмо, как будто меня стеснялся. Так же угрюмо он выслушал мое новое приказание.

- Поезжай, получи две тысячи рублей.

Он долго и негодующе смотрел на меня, засовывая в карман браунинг, потом сказал, подчеркивая каждое слово:

- Две тысячи? А если я не привезу денег?

Я сорвался с места и заорал на него:

- Пожалуйста, без идиотских разговоров! Тебе дают поручение, ступай и сделай. Нечего «психологию» разыгрывать!

Карабинов дернул плечом и прошептал неопределенно:

- Ну, что ж.

Привезя деньги, он пристал ко мне:

- Посчитайте.

- Зачем?

- Посчитайте, я вас прошу!

- Да ведь ты считал?

- Посчитайте, я вам кажу!

- Отстань!

Он схватил себя за горло, как будто его что-то душило, потом рванул воротник и зашатался.

- Вы надо мною издеваетесь! Не может быть, чтобы вы мне так доверяли. Не может быть! Чуете? Не может быть! Вы нарочно рискуете, я знаю, нарочно...

Он задохнулся и сел на стул.

- Мне приходится дорого платить за твою услугу.

- Чем платить? - рванулся Семен.

- А вот наблюдать твою истерику.

Семен схватился за подоконник и прорычал:

- Антон Семенович!

- Ну, чего ты? - уже немного испугался я.

- Если бы вы знали! Если бы вы только знали! Я ото дорогою скакав и думаю: хоть бы бог был на свете. Хоть бы бог послал кого-нибудь, чтоб ото лесом кто-нибудь набросился на меня... Пусть бы десяток, чи там сколько... я не знаю. Я стрелял бы, зубами кусав бы, рвал, как собака, аж пока убили бы... И, знаете, чуть не плачу. И знаю ж: вы тут сидите и думаете: чи привезет, чи не привезет? Вы ж рисковали, правда?

- Ты чудак, Семен! С деньгами всегда риск. В колонию доставить пачку денег без риска нельзя. Но я думал так: если ты будешь возить деньги, то риска меньше. Ты молодой, сильный, прекрасно ездишь верхом, ты от всяких бандитов удерешь, а меня они легко поймают.

Семен радостно прищурил один глаз:

- Ой, и хитрый же вы, Антон Семенович!

- Да чего мне хитрить? Теперь ты знаешь, как получать деньги, и дальше будешь получать. Никакой хитрости. Я ничего не боюсь. Я знаю: ты человек такой же честный, как и я. Я это и раньше знал, разве ты этого не видел?

- Нет, я думал, что вы этого не знали, - сказал Семен, вышел из кабинета и заорал на всю колонию:

Вылиталы орлы

З-за крутой горы,

Вылиталы, гуркоталы,

Роскоши шукалы.

Вот такие три совершенно разные истории, в разное время, с разными людьми, с разными результатами. И одн№ако все три являются следствием применения на практике одного и того же Педагогического закона. Действительно, для Кристафовича и остальных начальников Пажеского корпуса Женя Баратынский был «шалун», и он им действительно стал. Бебита обращалась с шофером так, как будто он прекрасный человек, и он им действительно становился. Макаренко обращался с Семеном Карабановым, недавним грабителем на большой дороге, так, как будто он уже честный человек, и тот действительно им стал.

Эти три примера выбраны не случайно. В определенном смысле и Кристафович, и Бебита, и Макаренко - педагоги: ведь человек человеку педагог.

Однако начальник отделения Кристафович и прочие деятели Пажеского корпуса - это классические невежды, которые не подозревают о существовании педагогических законов, а потому поступают противно тому, как нужно поступать. Заметьте, они не имели целью сделать из своего воспитанника вора. Им это было просто невыгодно. Но они действовали по первому побуждению и допустили ; ошибку.

Бебита - это уже совсем другое. Она, конечно, тоже понятия не имеет о законах, но эта женщина - гений коммуникабельности, любящая людей, чуткая к ним, одаренная хорошей интуицией. Кроме того, она очень обаятельна и умеет пользоваться этим своим талантом. То, что она делает, повторяю, основано на чистой интуиции: она не знает, но чувствует. Такой второй тип педагогов может действовать очень успешно, однако только до определенного момента, когда ситуация достаточно стандартна и привычна, - это тоже автомат, но очень гибкий.

И, наконец, третий тип педагога - педагог-профессионал. Это Макаренко. Он обладает знанием. Его поступки четко контролируются сознанием. Он умеет, владеет педагогической техникой.

СЛЕДСТВИЕ 1. Чтобы сделать человека таким-то, нужно обращаться с ним так, как будто он уже такой.

Примеров могу привести множество. Вот один из них.

В небольшой сельской школе в восьмом классе учился мальчик Витя С., которому медико-педагогическая комиссия поставила диагноз: олигофрения в степени дебильности. В этой школе хороший педколлектив, который в начале года на собрании решил помочь этому мальчику и для этого выработал определенную линию поведения по отношению, к нему. Ясно было, что на второй год оставлять его, бессмысленно, но нельзя и просто дарить оценки: это его испортит. Решили, что каждый учитель должен определить, Витины возможности по отдельным предметам и большего не требовать от него. Учитель литературы знал, например, что Витя больше - строчек наизусть не может запомнить, и, спрашивая его, останавливал примерно на -й строчке и говорил: «Достаточно», а продолжать просил другого. И так вели себя все учителя. Весь класс и сам Витя знали, что его оценки им заслужены, и Витя ничем не выделялся из общей массы троечников. В данном случае это было хорошо, так как у него выработался «комплекс полноценности». Когда через два года Витя с родителями переехал в город и стал ходить в большую городскую школу, он ее без напряжения окончил, опять же ничем особенно не отличаясь от других учеников.

СЛЕДСТВИЕ 1 является одним из главных теоретических выводов из педагогического закона. Речь идет о так называемой теории ролей. В чем ее суть? Проиллюстрируем ее примерами.

Пример 1. Бойкая, энергичная, красивая девочка (назовем ее Таня) приходит в новый класс, в новую школу. В своем прежнем классе она была не только самая красивая, но и самая активная, самая энергичная, была лидером. В новом же классе положение иное: во-первых, с непривычки она робеет; во-вторых, здесь есть девочки гораздо красивее и бойчее ее, так что она вынуждена отказаться от прежней роли и играть другую.

И вот наша Таня начинает меняться внутренний. Через год прежние подруги просто не могут ее узнать. Она стала много читать (раньше почти совсем не читала), полюбила одиночество, много думает, стала гораздо серьезнее; одевается по-другому, проще, а раньше носила «мини» и тому подобные вещи; хочет поступать в мединститут (а раньше - в Щукинское); подумывает о замужестве и о ребенке, а раньше говорила, что молодость дана, чтобы безумствовать, и что раньше лет она замуж не пойдет, - одним словом, совершенно другой человек.

Пример 2. Этот эпизод я подсмотрел в парикмахерской. Молодая парикмахерша делает прическу модной солидной женщине средних лет. Парикмахерша явно не с той ноги встала, раздражена, чем-то взволнована, нервничает, трубит. Но клиентка - молодец, как будто не замечает ее настроения. Говорит с девушкой очень доброжелательно, советуется с ней, спрашивает, какая, по ее мнению, ей может пойти прическа, но только чтобы было очень хорошо, очень красиво, потому что как раз сегодня приезжает из далекой поездки ее муж, и она ему должна понравиться (скорей всего - вранье). Девушка заинтересовывается, начинается дружеский женский разговор, клиентка предложила ей роль «Доброжелательного Друга», и та ее приняла. Она начинает играть эту роль, начинает думать не о себе, а о прическе и о женщине, которой делает прическу, перестает нервничать (мы вообще нервничаем только тогда, когда думаем о себе), успокаивается. И вот через пять минут она уже весела, жизнерадостна, спокойна, и у нее прекрасное настроение!

А что было бы, если бы клиентка приняла роль, которую ей предлагала парикмахерша (роль «Врага»)? Наверняка скандал, слезы, нервы, валерьянка и т. п.

Итак, теория ролей заключается в том, что, общаясь, люди постоянно предлагают (иногда просто навязывают) друг другу осознанно или неосознанно какие-то роли. Надо только понимать, какую роль тебе предлагают, и не принимать ее, если она не выгодна, а предложить (или навязать) партнеру по общению другую, выгодную роль. Причем роль выгодная, или правильная, полезная для себя, правильна, полезна и для другого, и для всех (если партнеров несколько), т. е. если наш поступок правилен по отношению к одному человеку, то это значит, что он правилен по отношению ко всем.

Но мы пока ведем речь о роли внешней, которая может меняться в зависимости от ситуации. А ведь существует и внутренняя роль, которая, в отличие от внешней, должна быть постоянной. Мы же обычно ведем себя прямо противоположным образом: с упорством, достойным лучшего применения, стремимся играть одну и ту же внешнюю роль, но внутренне легко поддаемся всяческим влияниям.

У Иисуса Христа есть один завет, сильно смущающий многих его последователей: если тебя бьют по щеке, подставь другую; если отнимают рубашку, отдай и верхнюю одежду и т. п. И в самом деле, есть от чего прийти в недоумение; неужели же, если на меня напали бандиты и бьют и грабят меня, я должен еще и помогать им, «подставляя другую щеку»? А объясняется здесь все просто: Иисус имел в виду не внешнее, а внутреннее поведение. Внешне иногда нужно уступить, а иногда и защищаться, - но внутренне нужно быть доброжелательным ко всем людям, никого не ненавидеть и т. п.

Гармония, между внутренним и внешним поведением всегда достигается только в результате размышления. Несколько лет назад мне довелось побывать в гостях у своего дедушки. Дедушка - сапожник, он шьет обувь на заказ. Естественно, ему захотелось сшить модные сапожки любимому внуку. Интересно в этом случае мое поведение. Сначала мне это, конечно, понравилось, и я решил принять подарок. Но потом подумал: дедушка уже старый, работать ему нелегко, зачем я буду его утруждать, не лучше ли отказаться. Дня два я совсем уже собирался отказаться, но затем мне пришло в голову, что это я забочусь не о дедушке, а о себе (под видом заботы о дедушке): о том, чтобы мне не было неудобно перед ним. А что нужно дедушке? - подумал я. Дедушка свою работу любит, кроме того, ему скучно сидеть без дела, и, наконец, ему будет приятно сделать мне подарок. Так я решил сапожки взять, но уже не из эгоизма, а из альтруизма.

Кто-то, быть может, скажет: а какая разница? Ведь в итоге все кончилось тем, с чего и началось. Но это ошибка, это в нас говорит наша привычка видеть только видимости вещей, не замечая их сути: любое действие» любой поступок человека - это не есть только внешнее действие, но есть единство внутреннего и внешнего действий, и внутреннее определяет внешнее (в норме, по крайней мере).

Шекспир говорил, что жизнь - театр, а люди - актеры. Это очень глубокая мысль. Действительно, как актер в театре, будучи внутренне одним и тем же человеком, вынужден иногда в интересах спектакля добросовестно сыграть злодея, так и в жизни в интересах других людей мы, оставаясь самими собой, бываем вынуждены играть, как на сцене:, но важно при этом оставаться самими собой.

Теория ролей, будучи выводом из Педагогического закона, сама также имеет некоторые интересные следствия. В частности, это определение того, что мы называем человеческим характером.

Характер можно понимать как закрепленную роль, к которой человек привык и которую он играет чаще всего. Или, как говорит мой знакомый психотерапевт, «характер - это роль плохого актера в провинциальном театре». Как это понимать? Плохой актер в провинциальном театре обычно играет постоянно одну и ту же роль (например, злодея или первого любовника). Он так привыкает к ней, что ни на что другое становится уже просто не способен. Вот это и есть характер, т. е. такая роль, к которой человек привык (роль эту, как правило, он не выбирает сам, а она ему навязывается окружающими людьми и обстоятельствами), которую считает неотъемлемой частью себя (я - такой, что же поделаешь!) и которую поэтому инстинктивно стремится постоянно играть, выбирая для этого соответствующее окружение и обстоятельства. Сначала роль ему навязывает внешняя среда, а затем он сам закрепляет у себя ату роль, не понимая, что наносит себе вред (поступает по принципу «как полегче»). Вот так и образуется характер. Так что тот, кто отождествляет человека с его характером (он - плохой, потому что у него ужасный характер), поступает так же, как тот, кто отождествил бы актера и его роль, т. е. сказал бы, что актер, который играет злодея, - это злодей.

Можно сказать, что у людей, которые относятся к общению творчески, которые знают теорию ролей, по сути дела нет характера, а точнее, они могут быть какими угодно по собственному желанию, они творят свои роли, владеют «искусством быть другим».

Итак, человек должен уметь сознательно выбирать и играть различные жизненные роли: первое делать легко (нужно только элементарное знание теории ролей), второе намного сложней (требуется достичь полного контроля сознания над подсознанием, а этому можно научиться только постепенно).

СЛЕДСТВИЕ 2. Мудрость в общении заключается в том, чтобы относиться к людям так, как будто они хорошие и добрые. А глупость, соответственно, в том, чтобы опасаться людей, не доверять им, видеть в них потенциальных врагов и злодеев. Относясь к людям так, как будто они добрые, мы тем самым делаем их такими.

Как видите, Иисус Христос был прав, когда говорил, что Бог скрыл истину от «разумных» (т. е. от взрослых) и открыл ее маленьким детям. Действительно, маленькие дети (если они еще не подвергались дурному влиянию взрослых) ко всем людям относятся так, как будто они добрые, т. е. с точки зрения науки педагогики они поступают очень мудро и разумно, чего, к сожалению, нельзя сказать о большинстве взрослых.

Верьте, что все люди добрые, и вы будете делать их такими. Но верить нужно искренне, кроме того, подлинная вера исключает сомнения и страх. Фальшивая же игра, притворство всегда ощущаются и другим человеком, и самим собой.

СЛЕДСТВИЕ 3. Правило контрастов.

Те, кто читал Евангелие, вероятно, помнят, что Нагорная проповедь Иисуса Христа начинается словами: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся». Вот это и есть Правило контрастов. Причем обратите внимание: Иисус говорит, что плачущие блаженны уже сейчас, потому что потом они утешатся.

Правило контрастов учит нас диалектически мыслить, смотреть в будущее. Сегодня ваш ребенок болеет? Это значит, что завтра он выздоровеет. Когда ребенок здоров, он не обращает внимания на свое здоровье и не радуется ему; а когда выздоровеет, здоровье будет для него радостью.

Никакое состояние человека не является постоянным. Жизнь - это смена различных состояний, переход их из одного в другое по правилу контрастов. Сегодня вам плохо - завтра будет хорошо, сегодня хорошо - завтра будет плохо! Все течет, все меняется. Мы воспринимаем как радость, как счастье не само по себе радостное, счастливое, приятное событие, а только переход от чего-то худшего к чему-то лучшему; и наоборот, горе - это не событие само по себе, а только переход от чего-то лучшего к чему-то худшему.

Отдельное событие относительно; оно не является само по себе ни счастливым, ни горестным, но становится таким лишь в сравнении с другим событием.

Как же пользоваться правилом контрастов? Если вы хотите, чтобы ваш ребенок получал огромное удовольствие от посещения цирка, ходите в цирк редко. Это для пользы вашего ребенка! Если вы будете ходить в цирк редко ваш ребенок будет испытывать при этом настоящую радость, это будет для него событие, праздник, ведь _Мы ценим лишь то, что редко. Если же будете ходить часто, то это приестся и уже не будет доставлять удовольствия.

Ж. Ж. Руссо пишет: «Закаляя - готовишь счастливого человека; балуя, оберегая - готовишь несчастного». Легко видеть, что этот совет - не что иное, как частный случай правила контрастов. К сожалению, многие люди не знают о правиле контрастов и грубо нарушают его, обрекая тем самым своих детей на неминуемые страдания.

Классическим случаем нарушения правила контрастов является, как уже сказано, баловство. Тот же Руссо пишет об этом: «Знаете ли, какой самый верный способ сделать вашего ребенка несчастным: это приучить его не встречать ни в чем отказа». В самом деле, для того, кто привык к отказам, очередной отказ - это обычное событие; для того, кто не привык, - трагедия.

Умейте не только видеть то душевное состояние, в котором сейчас находится ваш ребенок, но и предполагать, что с ним случится в будущем, каков контраст к этому душевному состоянию. Нормальная человеческая жизнь является чередованием различных состояний, хотя преобладать все же должны положительные: счастье, радость, веселье, хорошее настроение, оптимизм. Умейте предвидеть и планировать свои душевные состояния и состояния ваших детей. Умейте также смягчать контрасты. Как писал древнегреческий поэт Архилох, «в меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй».

СЛЕДСТВИЕ 4. Для того чтобы добиться выполнения ваших просьб и требований, нужно иметь вид и тон полной уверенности, что не может и быть такого, чтобы требование не было выполнено, что оно несомненно, обязательно будет выполнено.

Вы, конечно, помните ту чрезвычайно любопытную сцену из «Войны и мира», когда Николай Ростов, защищая княжну Марью, расправляется с взбунтовавшимися богучаровскими мужиками. Напомню, как было дело: богучаровские мужики отказались выпустить свою госпожу княжну Марью Волконскую из имения, хотя французы были на подходе. Николай Ростов случайно заехал в Богучарово и узнал об этом. Поступок мужиков привел, его в такое бешенство, что он, никого не слушая, направился наводить порядок. Вот что произошло дальше:

- Я им покажу, я им задам, разбойникам! - говорил он про себя.

Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.

- Какое решение изволили принять? - сказал он, догнав его.

Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.

- Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! - крикнул он на него. - Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех..- И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противоборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.

- Я им дам воинскую команду... Я их попротивоборствую, - бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо...

Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.

- Эй! кто у вас староста тут? - крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.

- Староста-то? На что вам?.. - спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.

- Шапки долой, изменники! - крикнул полнокровный голос Ростова. - Где староста? - неистовым голосом кричал он.

- Старосту, старосту кличут... Дрон Захарыч, вас, - послышались кое-где торопливо-покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.

- Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, - проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:

- Как старички порешили, много вас начальства..

- Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! - бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за ворот Карпа. - Вяжи его, вяжи! - кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.

Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.

- Прикажете наших из-под горы крикнуть? - крикнул он.

Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.

- Староста где? - кричал Ростов.

Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.

- Ты староста? Вязать, Лаврушка! - кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрена, который, как бы помогая им, снял кушак и подал им.

- А вы все слушайте меня, - Ростов обратился к мужикам. - Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.

- Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали... Я же сказывал, что непорядки, - послышались голоса, упрекавшие друг друга.

- Вот я же вам говорил, - сказал Алпатыч, вступая в свои права. - Нехорошо, ребята!

- Глупость наша, Яков Алпатыч, - отвечали голоса, Толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.

Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.

- Эх, посмотрю я на тебя! - говорил один из них, обращаясь к Карпу.

- Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?

- Дурак, - подтверждал другой, - право, дурак!

Как видите, поступок Ростова, казавшийся сначала неосторожным и даже опасным, увенчался полным успехом только потому, что он сам был совершенно уверен в том, что не может так быть, чтобы его не послушались.

СЛЕДСТВИЕ 5. Для того чтобы побудить человека чем-то заниматься, нужно обращаться с ним так, как будто он действительно хочет этим заниматься.

В одном из романов Веры Кетлинской есть такой эпизод: некий мальчик (назовем его Игорем) очень не любил читать, мама его это знала, и вот она задалась целью сделать так, чтобы он полюбил чтение.

Как же действовала мама?

Начала она с того, что стала запирать книжный шкаф, а ключ прятать (других детей в доме не было, так что от кого запирают, было сразу понятно, а раз от него запирают, значит, считают его потенциальным читателем). Сын, естественно, поинтересовался, почему мама запирает от него книги - ведь он же их не читает.

Мама откровенно заявила сыну прямо в глаза, что она ему ни на волос не верит, что в этом возрасте она сама говорила своей матери, что ничего не читает, а на самом деле читала ночи напролет при свете эмалированной кастрюли. Тут мама непринужденно принялась рассказывать, как ей приходилось прятаться от своих родителей, к каким уловкам прибегать, чтобы они ничего не узнали, какие потрясающе интересные были книги, которые она читала, и т. д. в том же духе.

Естественно, сын заинтересовался всей этой романтикой, а в особенности тем, каким это образом эмалированная кастрюля может служить источником освещения. Мама объяснила, что сама по себе эмалированная кастрюля, конечно, не может им быть, но зато она хорошо отражает лунный свет. Луна светит в окошко. Но света мало, читать нельзя. Тогда к книге подставляется белая эмалированная кастрюля так, чтобы от дна свет отражался на страницу, - и тогда уже читать можно. После этого мама с душераздирающими подробностями описала, как она выкрадывала эту кастрюлю на кухне и как потом с величайшими предосторожностями клала на место, чтобы никто ни о чем не догадался.

В последующие дни мама придирчиво следила за сыном чтобы он не дай бог не вздумал «заболеть чтением», время от времени строго напоминала ему, что читать вредно, что от этого «портятся глаза» и что гораздо полезней позаниматься спортом для укрепления здоровья. Одним словом, все кончилось тем, что в одну прекрасную лунную ночь сын взломал книжный шкаф при помощи обыкновенного дюймового гвоздя, выкрал томик Даниэля Дефо, а из кухонного шкафа новую (как раз недавно совершенно случайно купленную мамой) эмалированную кастрюлю и принялся читать. Через короткое время этот сын из книгофоба сделался прямо-таки книгоманом.

Ну а если бы мама прибегла к обычному способу, т. е. попыталась бы заставить сына читать, то, естественно, результат был бы противоположным: действительно, заставлять читать - это верный способ отучить от чтения.

Обратимся теперь к библейскому примеру.

Потом Иисус вошел в Иерихон и проходил через него. И вот, некто именем Закхей, начальник мытарей и человек богатый, искал видеть Иисуса, кто Он, но не мог за народом, потому что мал был ростом. И забежав вперед, взлез на смоковницу, чтобы увидеть Его, потому что Ему надлежало проходить мимо нее.

Иисус, когда пришел на это место, взглянув, увидел его и сказал ему: «Закхей, сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме». И он поспешно сошел и принял Его с радостью. И все, видя то, начали роптать и говорили, что Он зашел к грешному человеку.

Закхей же, встав, сказал Господу: «Господи, половину имения моего я отдам нищим и, если кого чем обидел, воздам вчетверо!»

((Евангелие от Луки, гл. ).)

Как видите, Иисус обращался с Закхеем так, как будто он праведник, и тому действительно захотелось им стать.

СЛЕДСТВИЕ 6. Для того чтобы человек слабый стал сильнее, ему нужно как можно больше общаться с еще более слабыми, чем он сам, т. е. с теми, по отношению к которым он будет играть роль сильного.

Некоторые родители думают, что если их ребенок слабый, то ему нужен сильный друг. Это ошибка! При сильном друге слабость вашего слабого ребенка только усугубится.

Вообще же и излишняя сила, и излишняя слабость - это недостаток (недостаток - это излишек). Все хорошо в меру.

Поэтому нормальной является для человека такая сфера общения, когда среди его партнеров по общению есть и сильнее, и слабее его и, таким образом, он играет то одну роль, то другую.

Если же вы хотите не только сами получать пользу от общения, но и приносить ее другим, то умейте быть сильнее сильного и слабее слабого.

СЛЕДСТВИЕ 7. К больному нужно относиться так, как будто он здоров, тем самым вы поможете ему выздороветь.

Утешать человека можно только в исключительных случаях, чаще же всего, утешая, вы усугубляете страдание утешаемого, так как тем самым загоняете его ещё глубже в роль «Страдальца». Подсознание утешаемого в этом случае незаметно для него рассуждает так: «Раз меня считают страдальцем, значит, я действительно ужасно страдаю!»

Поэтому грубую ошибку допускают те родители, которые, когда их ребенку больно или он плохо себя чувствует, бросаются к нему, волнуются, хлопочут, жалеют и утешают его, - тем самым они усугубляют его страдания.

В этих случаях следует поступать прямо противоположным образом, т. е., конечно, помочь больному, чем только можно, но делать это с таким видом, который ясно бы говорил больному: твоя болезнь - это ерунда, я не считаю твою болезнь серьезной, я убежден в том, что она скоро пройдет. И ни в коем случае не разговаривайте с больным о его болезни, говорите с ним на живые, жизненные темы: это отвлечет его и облегчит его страдания.

Педагогическая задача ничем принципиально не отличается от любой вообще задачи. Каждому педагогу (и каждому человеку) в его деятельности приходится сталкиваться с определенными проблемными ситуациями, возникающими главным образом в сфере общения, а также вообще в жизни, в процессе развития человека. Это и есть педагогические задачи. Рассмотрим это на конкретном примере.

К педагогу обратился старший брат одного из его учеников. Младшего брата зовут Витей, старшего - Сергеем. Сергей рассказал следующее.

Брат его часто пропускает школу, ничего не хочет делать дома. Сергей женат, живет отдельно, а потому редко имеет возможность помочь родителям; в результате тем приходится всю работу по хозяйству делать самим. Витя иногда не ночует дома, водится с подозрительной, по мнению брата, компанией, состоящей из бездельников и пьяниц. У него есть девушка, которая пользуется в округе дурной славой. Все это вызывает у старшего брата боль и возмущение, в особенности потому, что оа сам немало понянчился с братишкой, и теперь ему обидно, что у того все так нехорошо складывается. Сергей пытался с ним разговаривать, наставлять на «путь истинный», но брат не слушает его, грубо возражает, огрызается, обзывает Сергея полицаем, солдафоном (Сергей - работник милиции) и тому подобными именами. Так же он разговаривает и с родителями. Сергей также рассказал, что недавно между ним и братом произошла серьезная ссора при следующих обстоятельствах. Витя обещал что-то сделать по дому. Когда поздно вечером старший брат заехал к родителям, он увидел, что ничего не сделано, а малого (так он его называет) нет дома. Довольно долго он ждал прихода Вити; конечно, нервничал и злился, так как его Давно ждала жена. Наконец тот появился, на вопрос старшего брата, почему не сделана работа, отвечал з обычном своем легкомысленном тоне. Этого Сергей уже не выдержал, снял ремень и, повалив брата на землю, выдрал его. После этого случая тот с ним вообще не разговаривает, дома появляется все реже, - словом, пропадает мальчишка. Сергей просит дать совет: как тут быть?

То, что рассказал Сергей, - это условие задачи. Во всяком условии задачи должно быть достаточно данных для того, чтобы можно было ее решить. Здесь их пока недостаточно. Рассказчик по педагогической безграмотности упустил некоторые существенные моменты. Спросим его о них.

Прежде всего, как воспитывались братья? По-разному. Оказывается, что старший рос в суровых условиях, с детства привык трудиться, заботиться о больных родителях и маленьком братишке; Витю же как младшего, наоборот, баловали. Он рос ранимым, застенчивым, эгоистичным. Выясняется и еще одна интересная деталь: Витя носится с мечтой стать великим человеком, много читает, причем, как выразился Сергей, всякие мудреные книжки, считает себя выше «толпы» и пр. Для нас важно также то, что сам рассказчик производит впечатление умного, толкового, наблюдательного человека с сильным характером, но при этом совершенно педагогически безграмотного, невежественного. С такими людьми можно говорить откровенно, прямо, обращаться непосредственно к их сознанию.

Итак, что мы скажем Сергею?

Необходимо обратить внимание Сергея на то, что он, в сущности, ничего не знает о внутреннем мире своего брата, мотивах его поведения, мыслях, переживаниях. Его (Сергея) возмущает внешнее поведение брата, но он не понимает причин его.

Сергей думает, что основанием для его возмущения является то, что Витя не такой, каким должен быть, плохой и т. п. В самом деле, мы всегда возмущаемся человеком, если он не такой, каким нам его хочется видеть. Нужно объяснить Сергею, что у него в голове сложился некий «идеальный» образ, с которым он сравнивает брата, и образ этот, если его «материализовать», окажется Очень похожим на самого Сергея. Сергей по внешнему поведению суровый работяга, щепетильно честный, от ответственный человек; таким, по его мнению, должен быть и брат. Нужно объяснить Сергею, что он стал таким, каков он есть, в результате воспитания, его сформировали те условия, в которых он вырос, так что гордиться ему здесь нечем, его честность, ответственность, сила характера - не его заслуга.

Те же качества, которые так возмущают его в Вите, есть тоже следствие воспитания: его слабость, эгоистичность и пр. - не его вина.

Сергей возмущен тем, как брат обращается с родителями. Но ведь причина такого его поведения в том, что его избаловали. Разве он сам хотел, чтобы его баловали? Нет. А кто его баловал? Родители. Следовательно, в том, что Витя так ведет себя, виноват не он сам, а его родители: это они сделали его таким, каков он есть. А раз так, то пусть спокойно терпят сына, если не могут его перевоспитать.

Каждому человеку необходимо считать себя хорошим - без этого он не может существовать. Поэтому люди педагогически и психологически безграмотные всегда подсознательно убеждают себя в том, что именно те качества, которыми они обладают, - это и есть самые лучшие, самые важные для всех людей качества. То же произошло и с Сергеем. Необходимо объяснить ему, что он подсознательно создал себе «имидж», привлекательный образ самого себя - трудового, честного человека, создал, чтобы уважать самого себя. На самом же деле у него много существенных недостатков: нечуткость, отсутствие тонкости, гибкости в чувствах, а также в общении с людьми, нетерпимость.

В то же время у его брата есть немало достоинств: он много читает, интересуется многими вещами.

Нужно объяснить Сергею, что его попытки «перевоспитать» брата не могли привести ни к чему хорошему, потому что он, как всякий педагогически безграмотный человек, думал, что достаточно сказать человеку «ты должен быть таким-то», как он тут же по щучьему веленью должен им стать, а если не становится, то это потому, что не хочет, и за это его нужно порицать и наказывать.

В действительности Витя, конечно, в глубине души хотел бы измениться, он сам страдает от того, что он такой, а его «гусарство», бахвальство - это только слова, внешняя маска, служащая для самозащиты. Витя не меняется, потому что не может измениться, не умеет этого, да у него самого, если ему не помочь, и не хватит на это сил. Он стал таким, каков он сейчас, в результате длительного воспитательного воздействия; измениться он может тоже только в результате такого же длительного воздействия. Так что прежде всего Сергею следует запастись терпением, перестать думать, что перемена может наступить по первому его слову.

Итак, мы вскрыли причины, подоплеку событий, выявили мотивы, внутренние тенденции и побуждения наших «героев». Это и есть педагогический анализ.

Вопрос же задачи в данном случае стоит так: как действовать Сергею, чтобы добиться положительных изменений в поведении брата и непосредственно в нем самом?

Решение задачи будет таким:

Прежде всего, Сергею необходимо извиниться перед Витей за свое поведение. Затем - важно наладить хорошие отношения с братом. Витя наверняка в глубине души уважает и любит брата, ценит его силу, решительность и т. п. хотя бы потому, что это те качества, которых ему самому не хватает. Если отношения с братом будут дружеские, то ему самому захочется быть таким, чтобы брату нравиться, а это уже очень мощный «педагогический рычаг».

Сергей должен научиться разговаривать с братом о том, что для того интересно, важно.

Нужно обращаться с братом уважительно, доверять ему, считать его взрослым, человеком.

Нужно дать возможность Вите как более слабому критиковать старшего брата; его же критиковать пока не следует.

С Витей можно быть строгим, но при этом оставаться спокойным, обращаться с ним как с равным.

Нужно внушать Вите уверенность в себе: говорить с ним о его хороших качествах, о том, каким образом он мог бы принести пользу людям.

Очень хорошо было бы найти Вите дело по душе м такое, где бы он за что-то серьезное отвечал; но ни в коем случае нельзя грубо побуждать его к этому, желательно намекнуть, что здесь он мог бы хорошо показать себя и быть полезным и т. п.

За каждый хороший поступок Витю на первых порах нужно поощрять улыбкой, дружеским словом, особо хорошим расположением и т. п.

Нужно дать понять Вите, что старший брат интересуется им именно как человеком, что для него небезразлична его жизнь.

Очень важно вести себя вышеуказанным образом постоянно, на протяжении долгого времени: не срываться и не выпускать Витю из поля зрения, регулярно общаться с ним.

Если Сергею удастся выполнить все эти рекомендации, то насколько вероятен положительный результат? В данном случае он весьма вероятен (-%), так как Сергей для Вити несомненно очень значимая, влиятельная фигура, его воздействие достаточно сильное. Причем если старшему брату удастся вести себя правильно по отношению к младшему на протяжении достаточно долгого времени, то он и сам изменится: станет гибче, тоньше, мягче, будет лучше общаться, лучше понимать людей.

Дело божественной мудрости заключается в том, чтобы ничего не создавать напрасно, т. е. без какой-либо определенной цели и без средств, соответствующих достижению этой цели. Итак, все, что существует, существует для чего-либо и, чтобы достигнуть этого, снабженно всеми необходимыми органами и вспомогательными средствами и, кроме того, некоторой устремленностью. Это устремленность к своей цели не против воли, не с сопротивлением, а с охотой и с наслаждением, под напором самой природы и если задержать это стремление, наступает мучение и смерть.

(Я. А. Коменский)

Всякий природный объект для чего-то предназначен, и только при условии соответствия своему назначению он, может себя «хорошо чувствовать». Состояние «хорошего; самочувствия», внутреннего комфорта (в применении к человеку - счастья)-это ведь . и есть состояние вещи «на своем месте». Если, скажем, стенными часами забивать гвозди или тонким измерительным прибором копать землю, то, очевидно, эти часы и этот прибор будут себя «плохо чувствовать».

Человек, как и каждый природный объект, также имеет свое особое предназна­чение, свое место в системе природы, Однако между ним и другими живыми суще­ствами и неживыми предметами есть очень серьезное отличие, и оно заключа­ется .в том, что никакой другой природный объект не имеет свободы воли, че­ловек же имеет ее. Животное, дерево, камень занимают свое место в системе природы как бы автоматически, им не нужно специально искать это место, делать какие-то усилия, чтобы его достичь. О животных, тем более о неживых пред­метах, собственно, нельзя сказать, что «они действуют», «они стремятся», пра­вильнее сказать, что через них действует сама природа, ее законы. Человек же дей­ствует самостоятельно. Первой причиной, источником его движения, его действий и поступков является он сам. В этом главное специфическое отличие человека, а от­сюда уже можно вывести все прочие его основные особенности:

? Потребность в знании. Животное само по себе ничего не знает и тем не менее живет и действует правильно и никогда не «заблуждается» и не «ошибается». Че­ловек же, будучи свободным, вынужден все решать сам, сам определять свой путь. А чтобы правильно определить его, нужно, знать, какой путь истинный, какой ложный, нужно обладать знанием. Но знание не дано человеку, его нужно найти. Для этого у нас есть мышление, есть сознание.

? Несвободное существо само по себе не способно ошибиться, так как оно всегда выполняет внешние «команды», оно неизменно «слушается хозяина», а этот хозяин - природа - никогда не ошибается. Свободное же существо слушается себя, а по­тому способно ошибаться.

? Наконец: свободное существо не рождается самим собой, но становится им, и становится в результате собственных, личных усилий.

Вот этот процесс становления, процесс превращения, развития потенциаль­ного человека в Человека, понимаемый в самом широком смысле, и принято назы­вать процессом воспитания.

Отец наставляет ребенка: «Сынок, не играй с огнем, ты можешь обжечься». Учитель организует класс. Мама учит дочку подметать пол, убирать постель. Все это мы привычно именуем словом «воспитание». Но верно ли такое понимание «воспи­тания»? Нет, неверно. Почему?

Папа научил сына ездить на велосипеде, самостоятельно зашнуровывать себе ботиночки и т. п. А птица научила своего птенца летать, искать корм. Процессы, со­гласитесь, аналогичные; результатом и здесь и там является приобретение какого-то нового навыка. Однако разве развитие человека и развитие животного - это одно и то же? Нет, конечно. Животное, правда, чему-то научается, но тем не менее, и «воспитавшись», все-таки остается животным - никаких качественных измене­ний с ним не происходит. Человек же рождается животным (это, конечно, не совсем так, ведь ребенок - потенциальный человек), воспитавшись же, становится человеком, т. е. происходит качественное изменение, диалектическое преобразование - скачок на новый уровень развития. (Вспомните, дети, взращенные животными, не могли, даже вернувшись в человеческое общество, стать полноценными людьми.) Так что «воспитание» животных только внешне похоже на человеческое воспитание. На самом деле в воспитании нуж­дается только человек, и без него он не может стать человеком.

Но как же это происходит? Чем является, маленький ребенок и чем он дол­жен стать, когда вырастет, если его правильно воспитывать? Что есть человек, в которого он должен превратиться?

Что есть воспитание? Итак, если рассматривать ребенка без учета того, он будет, то между ним и животным действительно не будет принципиальной, качественной разницы. Что такое животное? Прежде всего это существо, основным законом жизнедея­тельности которого является закон стимула - реакции. Правда, если примитив­ное животное можно назвать жестко, раз и на всю жизнь запрограммированным автоматом, то животное более высокоразвитое - это автомат программируе­мый, т. е. его «программа» может уже в течение жизни меняться под влиянием внешних условий (процесс приобретения условных рефлексов). Поэтому животное (любое) - не хозяин самого себя: если внешняя действительность «нажимает на какую-то: кнопку», оно не может не ответить определенной реакцией. Так, птица с наступлением утра начинает прыгать, летать, петь, чиститься и т. п., но это не по­тому, что она знает о том, что наступило утро и что утром «нужно вставать» - та­кую реакцию у птицы автоматически вызывает свет. Если поместить птицу в комнату и ночью несколько раз зажечь свет, то она каждый раз будет вести себя в точности таким же образом, как и с наступлением утра. Из этой главной особенно­сти вытекают все другие особенности животного.

В основе всех действий животного лежат всегда только два побуждения: а) стремление к удовольствию и б) стремление избежать неудовольствия, чего-то не­приятного, страшного и. т. п.

Животное стремится к пище не потому, что знает, чем является для него пища, что без пищи оно умрет. Сама по себе пища не существует для него, но го­лод вызывает неприятные ощущения, а процесс еды, сытость, наоборот, приятные, поэтому животное ищет пищу и поедает ее. (Вот почему больное животное и боль­ной человек так различно ведут себя: человек продолжает есть, так как знает, что иначе он умрет, животное же этого не знает, больному пища не доставляет никакого удовольствия, а потому оно перестает питаться и погибает.

Животное не в состоянии заботиться о ком-то другом, кроме себя, так как для него не существует в мире ничего, кроме ощущений своего удовольствия или неудо­вольствия. Все окружающее, весь мир животное воспринимает только с этой точки зрения. Ощущение удовольствия животное стремится получить во что бы то ни стало: в любом стаде, стае и т. п. самые сильные особи отгоняют от пищи слабых, обрекая их на постоянное голодание и в конечном счете на гибель. Новорожден­ные щенки, желая добраться до сосцов матери либо просто до руки, которая их гладит, толкают и кусают друг друга и т. п. Таким образом, стремление к своему удовольствию есть для животного единственная «цель жизни», единственная цен­ность, и в достижении ее оно не способно считаться «с окружающими». Так же происходит и тогда, когда животное старается избежать чего-то для себя неприят­ного, какой-то опасности, причем это проявляется у него в двух формах: бегства и (если бегство невозможно) агрессии. Ощущения (восприятия) животного также весьма примитивны. Оно не в со­стоянии воспринимать предметы действительности объективно, сами по себе, вне зависимости от своих потребностей. Теперь, если сравнить маленького ребенка с животным, мы легко убедимся, что он ничем существенным не отличается от него. В самом деле, психика малень­кого ребенка имеет следующие главные особенности:

? Он еще не ощущает себя «изнутри» как самостоятельную особую личность, он воспринимает себя только как один из многих материальных предметов. От­сюда называние себя в третьем лице («Маша пошла», «Маше подарили») и другие всем знакомые проявления.

? Восприятие ребенка основано на полярных точках

Здесь может возникнуть сомнение: ведь заботится же, например, наседка о своем цыпленке? Но это только так кажется, на самом деле она заботится о себе. Дело в том, что когда цыпленок начинает жалобно пищать и т. п., наседка испыты­вает неприятные ощущения, напоминающие наш страх, и ее «забота» о цыпленке - лишь средство избежать этих неприятных ощущений. Интересно, что она реаги­рует только на голос цыпленка. Если же, к примеру, привязать его ниточкой за лапку и прикрыть стеклянным колпаком так, чтобы через него не проникал ни один звук, то наседка, видя в нескольких сантиметрах от себя отчаянно бьющегося цыпленка, никак не будет реагировать на это в другой форме. Так что в данном случае мы имеем дело не с членораздель­ной речью, а только с видимостью ее, с тем, что на вид похоже на нее, но ею не является.

Но чем же тогда человек качественно, существенно отличается от животного? Таких главных качественных отличий два: это свобода и неразрывно связанное с ней сознание (и мышление).

О том, в чем заключается наша свобода, я уже говорил; вкратце повторю: че­ловек, как и животное, подчиняется закону стимула-реакции, но весьма своеобраз­ным образом: он обладает способностью сам себе создавать стимулы. Такое подчинение, как это совершенно очевидно, есть уже не что иное, как настоящая свобода: ведь свобода- это возможность делать то, что я хочу, а раз я сам себе создал (выбрал) стимул, сам определил, на какой стимул мне реагировать, то я поступаю как существо свободное.

Однако свобода без сознания была бы для нас бесполезна, более того, вредна: ведь если я не вижу, из чего выбираю, если я «слепой», то на что мне то­гда свобода? В этом случае она оборачивается для меня не благом, а злом. Соз­нание же - это и есть видение, это способность объективации (термин Д. Уз­надзе), способность воспринимать реальный мир таким, каков он есть на самом деле (объективно).

Но как же возникли у человека эти две замечательные способности? Они поя­вились естественным, необходимым образом в совместной деятельности людей, со­провождающейся разделением труда. Прежде чем рассказать, как это происходит, нужно уточнить сам термин «деятельность». Под деятельностью понимается такой ряд поступков, при котором их основной, изначальный мотив и результат действия совпадают. Если же они не совпадают, то это уже будет не деятельность, а только действие. Например, если писатель пишет книгу для того, чтобы помочь читателю, открыть для него какую-то истину (не на словах, а на деле, что можно узнать только из объективного анализа самой этой книги), то его действие (написание книги) -является деятельностью; если же его мотивом является честолюбие, тогда на­писание книги является лишь действием, а деятельность его другая, назовем ее- погоня за славой.

Итак, сознание развивается у человека естественным путем только в совмест­ной деятельности с другими людьми, сопровождающейся разделением труда. Ска­жем, у первобытного охотника уже была такая совместная деятельность - охота. Совершенно очевидно, что это именно деятельность, так как мотив ее - убить жи­вотное и тем самым добыть себе еду. На эта же направлены и все поступки охот­ников, т. е. цель их действий та же, но одни из них загоняют дичь, а другие сидят в засаде и затем убивают ее, т. е. уже есть разделение труда. Спугивание дичи - действие, само по себе лишенное смысла, так же как и сидение в засаде; они ста­новятся осмысленными только в связи с другими действиями (или действием), а поэтому возникает объективная необходимость воспринимать это действие как самостоятельное, как что-то, имеющее самостоятельный смысл, сознавать его как самостоятельное. Так впервые появляется сознание. Одновременно с ним воз­никает и свобода. Благодаря сознанию человек опосредует свои поступки, сравни­вает, думает и выбирает из них тот, который кажется ему лучшим, сам «переклю­чает свои кнопки». Здесь возникает и то, что мы называем волей (воля есть спо­собность принять не то решение, которое приятно в данный момент, а то, которое представляется наиболее правильным, полезным).

Как видите, уже с самого начала все специфически человеческое в человеке возникает именно благодаря тому, что он действует, и действует не один, а совме­стно с другими людьми, т. е. его деятельность носит общественный характер. И действительно, мы достаточно часто убеждались в том, что человек, изолирован­ный от общества, не становится человеком, оставаясь навсегда животным. Отметим это важное обстоятельство и продолжим разговор о том, что такое человек.

Человек не есть простая сумма неких качеств, когда к животному «приплю­совывается» сознание, свобода, воля, членораздельная речь и т. п. Все эти качества, конечно, обязательны, необходимы, но их еще не достаточно. Можно иметь все это и тем не менее не быть человеком, а оставаться по сути своей животным. Дело в том, что все психические качества (функции) человека должны находиться в опре­деленной связи, в определенной иерархии по отношению друг к другу, и только если эта связь «правильная», мы имеем собственно человека.

Возьмем для примера тело человека. Чтобы оно было живым, в нем должны быть сердце, легкие, печень, желудок, скелет, мускулы и т. д. Но если есть отдельно сердце, отдельно желудок и т. п. - это еще не тело. Тело, живой организм, есть тогда, когда все органы свя­заны друг с другом, когда они действуют согласованно, в определенной иерархии, каждый в соответствии со своим предназначением, т. е. сердце качает кровь, желу­док переваривает пищу и т. п. Если этого нет, то есть отдельные мертвые органы, но нет живого тела. Но живого тела нет и тогда, когда сердце перестает качать кровь, желудок переваривать пищу и т. п., т. е. когда органы (по крайней мере важнейшие из них) перестают выполнять свою функцию. Точно так же обстоит дело в духовной (психической) жизни человека, с той, правда, любопытной разни­цей, что психические функции (сознание, воля и т, п.) никогда или почти никогда не прекращают совершенно свою работу, а только как бы суживают поле своей дея­тельности (человек уже не все сознает, а только часть, и притом, как правило, не главную часть), и, что еще более любопытно, начинают как бы «меняться ролями», выполнять функции друг друга, замещая друг друга и изменяя связи друг с другом на противоположные. Например, в норме (в идеале) сознание должно командовать другими (низшими) психическими функциями, но часто бывает наоборот, когда не сознание человека командует его подсознанием, а подсознание - сознанием. Поэт П. А. Вяземский писал:

О женщины, какой мудрец вас разгадает?
В вас две природы, в вас два спорят существа.
В вас часто любит голова,
И часто сердце рассуждает.

Нам здесь интересны две последние строчки, в которых выражено очень верное психологическое наблюдение. Только вот напрасно Вяземский свалил «все грехи» на женщин: в действительности это качество в одинаковой степени присуще всем вообще людям

Итак, мы выяснили, что для того, чтобы человек был «человеком (т. е. в идеале - правильно воспитанным), нужно, чтобы присущие ему сознание, воля, членораздельная речь и т. п. строго определенным образом функционировали: чтобы, во-первых, функция каждой из этих способностей не была сужена и, во-вторых, они были бы правильно связаны друг с другом, правильно, «по уставу» «командовали» друг другом.

Итак, рассмотрим сначала первое положение (о том, что функции не должны быть сужены). Что это конкретно значит?

Сознание не возникает у человека сразу во всем своем объеме (это касается в оди­наковой степени как филогенеза, так и онтогенеза). «Первоначально сознаваемое узко ог­раничено» (А. Н. Леонтьев), ограничено тем, что человеку непосредственно необходимо сознавать. В филогенезе - это все, что связано с охотой, хотя это узкое «все» может быть гораздо шире, чем кажется на первый взгляд. Так, сознание начинает «освещать» некото­рые личностные особенности охотников: наиболее сильные мужчины, видимо, должны си­деть в засаде, а загонять дичь могут и дети (или юноши); кроме того, в засаду нельзя са­жать тех, кто нервен, порывист, нетерпелив и т. п., - все эти вопросы нужно решать, и все это, следовательно, необходимо сознавать.

Зигмунд Фрейд сравнивал сознание с наблюдателем, который находится в темной комнате и держит в руке фонарь. Комната, по Фрейду, это область подсознательного, т. е. всего того, что может оказаться в сознании (а может и не оказаться). Наблюдатель светит фонарем то на один предмет, то на другой и таким образом видит (сознает) их. Но какие-то предметы, находящиеся в комнате, он «не догадывается» осветить и поэтому не замечает (не осознает) их.

Но почему же так происходит? Почему он «не догадывается» их осветить? Потому что пока не ощущает необходимости их увидеть (сознать), не понимает, что ему нужно их увидеть, а то и просто не подозревает об их существовании.

Но и это еще не все. Фрейд показал, что кроме области подсознательного есть еще одна область - бессознательное (в его образной картинке - это «прихожая» перед «ком­натой подсознания»). То, что находится в области бессознательного, естественно, не мо­жет непосредственно оказаться в сознании (быть увиденным нашим наблюдателем с фо­нарем), так как его «отделяет от комнаты стена», непроницаемая для лучей света. По­этому, чтобы быть сознанным (увиденным), оно должно «зайти в комнату». Но, говорит Фрейд, в дверях комнаты стоит «полицейский», который упорно не пропускает всех «неже­лательных, подозрительных субъектов», т. е. попросту все то, что неприятно для данного человека, что, будучи осознанным, может вызвать у него боль, страдания и т. п. Это, как правило, сведения о его собственных «грехах», ошибках, подлостях и т. п. Кстати, Фрейд не первый, кто обратил внимание на этот любо­пытный психологический феномен: еще Л. Н. Толстой в «Воскресении» сказал о Катюше Масловой, что она никогда не вспоминала Нехлюдова и все, что было связано с ним, так как это воспоминание было ей слишком больно, а еще раньше (в «Крейцеровой сонате») он же проницательно заметил, что легко понять пути звезд и т. п., но трудно - то, что обличает наше собственное скотство.

Выходит, что, если нечто существенное не оказалось осознанным, тому мо­гут быть две причины:

? Человек пока не ощущает потребности это осознать либо просто не догадывается о его существовании.

? Человеку в глубине души страшно это осознать, он боится это осознать. -Как все это конкретно проявляется?

Живет, скажем, какой-то человек, допустим, женщина. Эта женщина хорошо понимает, что, например, если она не сделает заготовок на зиму, то ее сыну и мужу нечего будет кушать, поэтому она ходит на базар и покупает овощи и фрукты и заготавливает их. При этом она понимает, что гнилые овощи покупать нельзя, а нужно хорошие и т. п. Также она понимает, что сына нужно хорошо кормить, оде­вать и т. п., и она обо всем этом заботится и хорошо разбирается в этом.

Но, у ее сына кроме тела есть еще и душа. И вот может оказаться, что такая за­ботливая мама о душе его абсолютно не беспокоится, не разбирается в ней, не знает толком, что это такое, т. е. этот «предмет» находится вне поля ее сознания, «выпа­дает» из поля ее сознания. Почему? Потому что необходимость заботы о теле ей ясна. А вот что за штука «душа» и как о ней заботиться? Она не понимает насущной необходимости такой заботы, а потому и «не освещает этот предмет фонариком соз­нания».

У некоего молодого человека заболела старая бабушка, которую он горячо и преданно любит. Бабушке года. Ночью у нее был сердечный приступ, и ее отвезли в тяжелом состоянии в реанимацию. На следующий день наш молодой человек со­брался было пойти к бабушке в больницу, но подсознательно .он чувствует, что это не кончится добром, что в года не выздоравливают. Он так непреодолимо боится смерти, боится увидеть бабушку уже мертвой, что его подсознание полностью под­чиняет себе сознание, и он решает: « года - это еще не страшно,. Конечно, бабушка выздоровеет, все будет хорошо. Вот летом может быть, будут проблемы». И решив так, он к бабушке не идет, убедив себя, что делает это для ее же блага, чтобы не волновать ее.

Вы, может быть, не верите, что такой «выверт сознания» возможен? Так вот, эта история совершенно реальна, она произошла с одним из моих знакомых, и он сам мне рассказал о тогдашних своих мыслях (конечно, не подозревая их настоя­щего смысла и источника) и поступках. Итак, к бабушке он не пошел. Между тем весь этот день она была еще жива и в сознании и, страшно мучаясь (у нее был тя­желейший инфаркт), звала любимого внука, понимая, что умирает, и желая только увидеть его перед смертью. Ночью она умерла.

На следующий день, узнав об этом, я зашел к своему приятелю и застал его в ужасном состоянии: с ним была истерика, так что пришлось вызывать врача, делать ему укол и т. п. А это здоровый (и не такой уже молодой - за лет) мужчина, очень умный и в обычное время весьма хладнокровный. Первоначально я, конечно, объяснил такую реакцию скорбью по умершей, но потом догадался, что это слишком и что причина другая: она в том, что подсознательно он догадывался, что сделал - предал (из трусости) любимого человека, бросил его на произвол судьбы. Отсюда такая реакция.

Итогом всей, этой истории было то, что мой знакомый перестал говорить и вспоминать о своей бабушке, совершенно «выбросил ее из памяти».

Вот такие два примера. В первом случае то, что должно быть осознано, не осознается, так как человек не догадывается, что это нужно осознать (оно остается «в неосвещенном подсознании»). Во втором - страшное содержание «вытесняется» (термин Фрейда) в область бессознательного, «в прихожую». В чем тут разница? Она в том, что то, что находится в подсознании, может быть осознано без особых уси­лий и без всяких неприятных ощущений, стоит только догадаться и «напра­вить,фонарь» куда надо. А вот с бессознательным дело обстоит по-другому: здесь нужны усилия (иногда очень значительные), чтобы «протащить» неугодное содер­жание мимо «полицейского» в «комнату подсознания». Но и это еще не все: этот процесс - чрезвычайно болезненный, сопровождающийся сильнейшими, ни с чем не сравнимыми страданиями (это то, что называется нравственными муками или му­ками совести), а потому есть большая вероятность, что человек испугается этих стра­даний и так и не осознает то, что необходимо осознать.

Уточним еще два момента. Не все, что находится в бессознательном (другими словами - в подсознании), попало туда путем вытеснения. В бессознательном есть и такое содержание, которое никогда и не стремилось «проникнуть в комнату», оно из­начально было в бессознательном и может там оставаться в течение всей жизни че­ловека. Что это за содержание? Это информация о тех психических процессах, психи­ческих механизмах, выработка которых происходила автоматически, без участия сознания. Например, ребенок правильно употребляет грамматические формы родного языка, но если попросить его объяснить, почему он говорит в одном случае так, в Другом - по-другому, он не сможет этого сделать: он этого не сознает. Этот навык выработался у него автоматически, и поэтому он не может этого осознать по сво­ему желанию. Вот в этом и заключается очень важное отличие пред сознательного от бессознательного.

И второе отличие: то, что находится в подсознании, может быть осознано по желанию человека в любой момент, когда он догадается сделать это, поймет не­обходимость этого осознания. А вот то, что находится в подсознании (в бессозна­тельном), не подчиняется воле человека, его желаниям; оно может быть осознано только в результате какого-то внешнего влияния, воздействия извне, либо случайно (что бывает крайне редко). Поэтому помочь человеку «увидеть» содержание его под­сознания должны другие люди.

К сожалению, чаще всего не осознается самое главное, именно то, что важнее всего сознавать. В области подсознательного - это смысл жизни человека, его человеческая сущность, его предназначение на Земле и т. п. В области бессоз­нательного - это информация о его грехах, его ошибках, его недостатках, а также его психических автоматизмах.

Мишель Монтень говорил, что есть три рода невежд: первый - те, которые ничего не знают, - это безобидные невежды; вторые - те, которые знают многое, но очень плохо, - они тоже довольно безобидны; самые же опасные- те, которые знают все (и хорошо), кроме самого главного.

Но почему так чаще всего получается? Почему столь многие люди осознают множество всяких вещей, но не осознают самого главного? Причина тут в том, что человеческое сознание всегда движется от простого (материального) к сложному (ду­ховному). Те, кто не доходят до конца этого пути, застревают на полдороге, остаются людьми с недоразвитым (примитивным) сознанием.

Почему застревают? Как мы уже видели, потребность в осознании, в пробуж­дении сознания создается у человека общественными условиями, в которых он нахо­дится. Однако общество (социум) может создавать эту потребность в отношении од­ной сферы реальности (например, материальной) и не создавать ее относительно другой сферы (духовной). Так, человек может жить в атмосфере, когда все, по вы­ражению Коменского, «заняты пустым, думают о пустяках» и не догадываются, что можно еще о чем-то думать, чем-то другим заниматься. Сознание вследствие этого оказывается суженным, ограниченным, оно «не освещает» самого главного. А это даже хуже, чем «полная слепота», так как вводит этого человека (и окружаю­щих) в заблуждение: ему кажется, что он - существо вполне сознательное (ведь он что-то сознает) и может во всем полагаться на себя, на правильность своих реше­ний. На самом же деле он сознает лишь часть (не главную), а не все, как он ду­мает, потому по сути дела является существом бессознательным. Но об этом он не догадывается, смело принимает решения, исполняет их, а в итоге - катастрофа. Хо­тел получить одно (благо), а получил другое (зло). Почему так? А так всегда про­исходит с бессознательным свободным существом, которое не догадывается о не­доразвитии своего сознания. Вот что такое сужение функции сознания.

Примерно то же самое может происходить и с речью. Членораздельная речь есть тогда, когда говорящий ясно понимает значение того, что говорит. Однако нередко человек произносит только некий звуковой комплекс (как попугай), за ко­торым не стоит никакого содержания. Если мы взглянем на современное общество, то увидим, что большинство его членов понимают значения только простейших слов, вроде «мама», «стул», «хлеб», обозначающих, как правило, материальные предметы; значения же слов, так называемых абстрактных понятий, которые особенно важно понимать, ускользают от их сознания, причем они сами, без посторонней помощи, не в состоянии даже догадаться, что не знают этих значений. Остановите на улице любого большого города десяток прохожих и спросите их: за демократию они или нет? Почти все скажут: да, за демократию. Теперь попросите их объяснить, что такое демократия, и вы легко убедитесь, что из человек этого не знают. Так же точно обстоит дело с большинством слов типа «счастье», «истина», «смысл», «цель», «человек», «душа» и подобных главных для нас слов, т. е. все эти люди владеют членораздельной речью только в очень узких пределах, и притом в тех, которые не являются главными для нас.

Другие психические функции на этот предмет а рассматривать не буду, так как по аналогии не трудно догадаться, что там получается, а перейду сразу ко вто­рому нашему положению (о том, что психические функции должны быть правильно связаны друг с другом, «по уставу» «командовать» друг другом).

Начну с примера. Некая девушка (назовем ее Катей) дружит с другой де­вушкой (Олей). Катя - очень активная, деятельная, живая натура. У Оли случается какое-то большое несчастье (скажем, умирает ее самый близкий человек). Катя бро­сается помогать подруге, сочувствует ей, постоянно бывает у нее и т. д., но в самом разгаре «операции по спасению» Оли, когда та уже начала привыкать к сочувст­вию подруги, возвращается из армии жених Кати, и Катя вдруг исчезает. Оля чув­ствует себя брошенной, обманутой, страшно страдает, решает, что ее подруга - предательница, что она подлый человек и т. п. Катя не приходит к Оле и не дает ей о себе знать полтора года, а затем вдруг совершенно неожиданно звонит ей и как ни в чем не бывало милым, веселым голосом предлагает ей пойти в кино по­смотреть интересный фильм!

Что же произошло? Дело в том, что Катя - человек с недоразвитой психи­кой. Она из тех людей (так называемых эгоцентристов), которые всегда делают то, что им доставляет удовольствие, и даже не подозревают, что можно поступать как-то иначе. Она помогала Оле, во-первых, со скуки, во-вторых, потому, что ак­тивная деятельность доставляет ей удовольствие, т. е. из чисто эгоистических побу­ждений. Саму по себе Олю она не воспринимает как отдельного человека с осо­быми мыслями, чувствами и т. п. (она вообще ничего объективно не восприни­мает). Оля для нее только что-то вроде игрушки, с которой интересно поиграть. Но вот появилась новая, более занимательная игрушка, появилась возможность получать большее удовольствие, и она перепорхнула к этому большему удовольствию. При этом ее подсознание послало команду сознанию, и оно «выдало результат»: Катя решила, что не нужно сейчас беспокоить Олю, пусть она успокоится, придет в себя и т. п. Почему именно сейчас не нужно, Катя не задумывалась. У эгоцентриста содержание сознания жестко определя­ется подсознанием, он не в состоянии объективно анализировать свои поступки. Это как раз тот случай, когда «любит голова», а «сердце рассуждает»; подсознание командует (вместо того, чтобы повиноваться), а сознание повинуется (вместо того, чтобы командовать).

Человек же совершенный (как мы говорили, правильно воспитанный) спо­собен объективно рассматривать ситуацию и принимать сознательное решение. Так, в нашем случае Катя сначала подумала бы об Оле (что та чувствует, думает, каково ей, в чем она нуждается) и, решив, что ей действительно требуется по­мощь, стала бы помогать ей. И уж, конечно, довела бы дело до конца, не бросила бы подругу до тех пор, пока не убедилась, что ее участие уже больше не нужно.

В этом примере хорошо видны характерные особенности людей с нарушен­ными (недоразвитыми) связями психических функций: их поступки всегда ало­гичны (сегодня помогала, завтра бросила без всякой видимой причины), и, кроме того, они почти никогда ничего не доводят до конца, до результата, так как де­лают все только ради собственного удовольствия. Если же у человека «сознание с подсознанием в ладу», он всегда действует логично и доводит любые свои дейст­вия до объективного результата.

Как видите, то, что мы называем личностью человека, это действительно что-то вроде организма, представляющего целостную структуру, имеющего свою иерархию, свои особые связи. Если личность недоразвита (либо деформирована), эти связи оказываются нарушенными.

Итак, мы можем подвести итог, нашим попыткам ответить на вопрос: что есть Человек, что есть тот «конечный продукт», в который должен превратиться наш ребенок в результате воспитания?

Человек - это определенная психическая (духовная) целостность, совокуп­ность специфически человеческих, а также общих с животными психических ка­честв (функций), которые связаны друг с другом, и эта связь (называемая лично­стью) в норме должна быть строго определенной.

Таким образом, степень сформированности, «законченности» человека за­висит как от сформированности отдельных психических функций, которые не должны быть сужены и должны «знать свое место», так и от сформированное самой личности, т. е. связи этих функции. Расскажем теперь вкратце об отдельных психических функциях. .

Сознание - важнейшая и притом сугубо человеческая психическая функция. Сознание - всеобщий контролер и всеобщий командир нашей психики, а потому нормально развитое сознание способно «высветить» все сведения о реальности, как материальной, так и духовной. Но сознание- это не просто знание, а актив­ное, действенное знание; нормальное сознание творчески, разумно управляет всем поведением человека, используя при этом другие психические функции. Харак­терная особенность «человека сознающего» - способность предвидения,

Что же человеку необходимо сознавать в первую очередь? Что есть он сам.

В чем его предназначение на Земле, смысл его жизни, его место в системе природы. Что такое природа.

Человеку также очень важно ясно сознавать ^:все свои побуждения, в том числе и «плохие», уметь анализировать и давать объективную оценку своим мыс­лям, чувствам и поступкам.

Мышление в зачаточном виде есть и у животных, Однако мышление чело­века имеет принципиальное, качественное отличие. Оно в том, что человек сам владеет (вернее, может овладеть) своим мышлением, а животное нет. Если срав­нить мышление с кибернетической машиной, у животного эта машина включа­ется какой-то внешней силой («хозяином»), получает программу извне и может только выполнять эту программу, работать в заданном направлении. У человека «машина» тоже всегда работает в заданном направлении (мышление не авто­номно, оно не включает само себя, оно всегда выполняет определенное задание), но задает его сам человек (точнее, в норме это делает сознание; не в норме - подсознание, но в этом случае это уже не сам человек). Вот в этой способности самому командовать «машиной своего мышления» и заключается специфическая особенность именно человека. Назовем ее способностью произвольного мышле­ния. Причем нужно отметить, что качество самого по себе мышления, самого ко­нечного продукта его не имеет в данном случае значения. Он (этот конечный про­дукт) может казаться очень смелым, очень оригинальным, очень логичным и т. п., и тем не менее если «машину» включило не сознание, а подсознание, то это животное, а не человеческое мышление.

Воля (свобода воли) есть только у человека. В норме она выражается в спо­собности принять объективно нужное, истинное решение, причем если ситуация стала другой либо человек переменил свой взгляд на нее, то возможно с помощью воли изменение решения и принятие нового в соответствии с обстановкой. То, что часто именуется волей, на самом деле упрямство, когда упорно выполняют не­известно как и почему принятое решение. А это - нечто прямо противоположное воле, так как упрямство не позволяет изменить раз принятое решение. Воля так же не автономна (т. е. не независима), как и мышление (из всех психических ка­честв автономно только сознание), она тоже подчиняется сознанию.

Надо сказать, что есть ряд ситуаций, в которых особенно явно проявляется сформированность либо не сформированность воли. Это такие конфликтные по­ложения; когда человеку приходится выбирать: или пожертвовать своим благопо­лучием, своим наслаждением, своей жизнью для благополучия и жизни других людей, или, наоборот, пожертвовать другими Для сохранения своего благополу­чия. Если человек идет по второму пути, то это как раз в большинстве случаев и указывает на не сформированность его волевой сферы.

Что такое память, объяснять не нужно. Но часто мы неправильно понимаем выражения «хорошая память», «плохая память». Нам кажется, что человек так и рождается с хорошей или с плохой памятью, что это какая-то врожденная способ­ность, но это, конечно, не так. Плохая память - это несформированная память, а точнее-не сформированная произвольная память.

Память также есть и у животных. Но животное - не хозяин своей памяти, оно не в состоянии по своему желанию что-то вспомнить до тех пор, пока это не будет вызвано какой-то внешней актуальной ситуацией. Человеческая память - это именно произвольная память. Причем интересно, что каждый человек на са­мом деле запоминает абсолютно все, что он видит, слышит, читает (не дословно, а на уровне смысла), но далеко не все потом может произвольно воспроизвести. Тут действует тот же закон, о котором я уже говорил: то, что автоматически запоми­нается (без участия сознания), потом не может быть воспроизведено, осознано по желанию человека; но тем не менее остается в памяти, и человек совершенно неожиданно для себя самого может вспомнить что-то такое, что, по его мнению, он давно забыл, а то никогда и не помнил. Так что, кто много сознает, много думает, тот многое помнит.

Членораздельная речь - это способность понимать значение слов. Причем специфически человеческая цель членораздельной речи - сообщение какой-то объективной информации.

Воображение, если оно включается произвольно и в основе его специфиче­ски человеческие мотивы, является чисто человеческим. Если оно возникает неза­висимо от воли его «владельца», которым может овладеть внезапно, скажем, стремление к половому наслаждению (эротические грезы), то это животное вооб­ражение.

Мотивационная сфера (и сфера установок) - это тот «приводной ремень» с помощью которого приводятся в действие все психические функции (кроме соз­нания). Любые поступки человека изначально вызываются к жизни определен­ными мотивами, с помощью которых эти поступки и можно объяснить. По со­держанию есть две группы мотивов: эгоистические (животные) - стремление к своему удовольствию и альтруистические (собственно человеческие) - стремле­ние к объективной пользе (своей и других людей). Вторые - норма для человека, первые - патология. Внешние формы об« группы мотивов могут принимать са­мые разные: на вид альтруистические мотивы могут оказаться эгоистическими, и наоборот. Например, когда моя маленькая дочка ест пирожное, я всегда прошу, чтобы она поделилась со мной. Но делаю это не из эгоистических соображений, так как пирожных на самом деле не люблю, а только для того, чтобы приучить ее к такого рода Поступкам. А может быть и наоборот: человек развивает бурную деятельность, вроде бы направленную на благо других: он не ест, не спит, все действует и действует, а в итоге объективный результат равен нулю. Это так на­зываемый бурный бездельник, наркоман деятельности - человек, который хо­рошо себя чувствует только тогда, когда предается «спорту деятельности».

Так что когда мы говорим о ком-то: он умный, симпатичный, талантливый, то это только вводит нас в заблуждение: ведь нам не известно, какими мотивами руководствуется человек в своих действиях (это можно узнать только из объек­тивного анализа его поступков).

Установка - это зараженность, устремленность на какое-то определенное действие, она всегда предшествует любому действию (не только человека, но и животного) и «приводится в движение» мотивом. Главное, что требуется от уста­новки, - чтобы она не была ни слишком жесткой (тогда ее невозможно переклю­чить), ни слишком мягкой (тогда она слишком неустойчива).

Таким образом, личность в норме - это, условно говоря, система (иерархия) всех психических функций человека, во главе которых стоит сознание. Сознание с помощью мышления объективно оценивает каждую ситуацию (ситуацию в широ­ком смысле, например жизнь - тоже ситуация), дает команду воле, которая принимает определенное решение. Причем у человека с нормально сформирован­ной личностью процесс думания всегда предшествует решению; у человека с не­сформированной личностью, напротив, решение предшествует думанию.

Как это реально происходит? Скажем, некий депутат Верховного Совета республики X должен решить вопрос о некой территории У: присоединять ее к X или нет. Если он способен оценить ситуацию объективно, то он скажет так: моя цель в том, чтобы людям, жителям данной территории было лучше. Если сейчас принять волевое решение о присоединении территории У к республике X, то это может быть отрицательно воспринято жителями республики Z, также претендую­щей на территорию У, а защитить жителей территории У мы не можем, следова­тельно, в этом случае пострадают сами же жители территории У. Значит, пока этого делать нельзя.

Если же его психика деформирована, то его мыслями и действиями может управлять та или иная эмоция, например злоба. Злоба толкает на то, чтобы сде­лать что-нибудь в пику республике, раз они соперники. Услужливое сознание, находящееся в подчинении у подсознания, выдаёт оправдание уже принятому ре­шению: так надо поступить, потому что это справедливо, потому что на террито­рии. У большинство населения - потомки с территории X, потому что это наша исконная территория и т. п. В результате страдают (и страшно страдают) те, о ком этот депутат якобы заботится, но и это его нисколько не смущает, так как он не в состоянии объективно оценивать происходящее.

Итак, мы ответили на два из трех наших вопросов: что представляет собой маленький ребенок (т. е. с чего начинается воспитание, каков его исходный пункт) и что такое Человек (т. е. конечный результат воспитания). Нам осталось дать ответ на самый главный вопрос: что такое Воспитание, или: каким образом можно получить из, условно говоря, «воспитательного сырья», каким является маленький ребенок, «ко­нечный продукт» - нормального взрослого человека? Как это делается? Какими средствами? Какие условия для этого необходимы?

Говоря о процессе воспитания, мы имеем в виду три способа воспитания: подражание, внушение и обучение.

Благодаря подражанию маленький человек выучивается простейшим дейст­виям: кушать, произносить первые слова и т. п. Подражание особенно актуально в раннем детстве, и соответственно только в этот период оно по-настоящему и нужно, так как учиться, воспитываться другим способом в это время ребенок еще не может. Однако это не значит, что подражание перестает действовать, когда че­ловек становится взрослым: оно сохраняется, но не играет уже почти никакой су­щественной роли.

Подражание есть и у животных, причем для них оно важнее, чем для нас, так как это их единственное средство обучения. Утята, подражая утке-маме, прячутся, ищут корм и т. п. Все знают, что нет такого нормального ребенка, который не научился бы, подражая взрослым, говорить на родном языке, если он постоянно слышит род­ную речь вокруг себя. Почему так происходит? Потому что взрослые в данном случае, сами того не замечая, действуют очень согласованно: они всегда назы­вают одним определенным словом определенный, предмет, т. е. создают одно­родную среду для подражания.

А почему ребенок не выучивается путем подражания, скажем, хорошему тону, добрым поступкам, «правильному» поведению и т. п.? Потому что в этом отношении взрослые, как правило, далеко не проявляют той согласованности, как в случае с речью. За одно и то же мама шлепает, а папа нет (а то еще и похвалит); в одной и той же ситуации папа сегодня ведет себя так, а завтра противополож­ным образом (скажем, сегодня помогает маме убирать и мыть посуду, а завтра чи­тает газету, пока мама работает). Все это, по мнению взрослых, мелочи, на кото­рые они даже не обращают внимания. В итоге, однако, ребенок ничему не науча­ется. Если бы мама и папа называли сегодня стол «столом», а завтра «коровой» или «морковью», или папа называл его «столом», а мама «шкафом», то ребенок точно так же не выучился бы говорить.

Итак, подражание нужна главным образом в раннем детстве, когда ребенок еще не воспитуем другими способами для выработки навыков (привычек) простейшего поведения. Важно только определить, чему именно должен подражать ребенок и действовать согла­сованно.

Определяя внушение, замечательный советский психолог Д. Н. Узнадзе пи­сал, что в определенных условиях человек действует не согласно своей актуаль­ной потребности (скажем, в еде), не по собственной воле, а под чужим влиянием, и в то же время ему кажется, что он действует по своему желанию. Следова­тельно, делает вывод Д. Н. Узнадзе, характерным для внушенного поведения яв­ляется отсутствие у субъекта чувства, что его поведение направлено чужой волей. Это обстоятельство заставляет нас думать, что в случае внушения человек сам на­правляет свое поведение, несмотря на то что объективно он не выполняет ничего, кроме чужого приказа. Если бы можно было как-нибудь показать, что это так и есть, тогда тайна внушения стала бы для нас совершенно явной. Посмотрим, быть может, действительно есть такая возможность.

Допустим, что гипнотизер оказывает влияние не непосредственно на пове­дение субъекта, не непосредственно вызывает у него те или иные акты поведения, а в первую очередь оказывает специфическое влияние на самого субъекта. Допустим, что он изменяет последнего так, что тот по своей воле думает то, чего на самом деле хочет сам внушающий. Каким же тогда будет переживание субъекта? Именно таким, как это бывает в случае внушения: субъект и в самом деле будет делать то, что хочется ему самому, именно ему самому, а не кому-то другому, хотя объективно он делает только то, что ему приказано. Следовательно, следует думать, что в случае внушения непосредственному влиянию подвергаются не действия субъекта, а его личность, которая видоизменяется так, что возникает стремление, готовность - установка - выполнения актов определенного поведе­ния. И когда субъект выполняет эти акты, он реализует свою собственную уста­новку, а не чужой приказ. Понятно, что и переживание у него именно таково. Причем внушение существует в двух формах: гипноза и бытового внушения (т. е, внушения в состоянии физического бодрствования, с помощью поведения, слов и т. п.). Первая форма нас не интересует. О бытовом же внушении я сказал уже дос­таточно. Но в чем специфика внушения? Зачем оно нужно? Какова его особая роль в Процессе Воспитания? Внушение - это средство вести человека по жизни, и нужно оно, пока он сам еще не научился ориентиро­ваться в ней, самостоятельно двигаться, нужно для того, чтобы он двигался в правильном направлении, не «сбился с пути», не совершил «роковой ошибки»,

Человек тем более внушаем, чем менее развиты у него сознательные силы, следовательно, чем он моложе. Ребенок - особенно внушаемое существо. Как ви­дите, природа устроила очень мудро: пока человек еще не может двигаться сам, его можно вести, дабы он «плыл по компасу» и «не наткнулся на риф». Это, ко­нечно, в определенном смысле разновидность принуждения, но, как сказал Пла­тон, освободить человека, еще не умеющего пользоваться своей свободой, это значит погубить его. Главное, нужно понимать, что внушение - не самоцель, а только промежуточное, временное, хотя и важное средство; цель же в том, чтобы человек стал самовнушаемым и произвольно внушаемым (т. е. поддавался только тем внушениям, которым он сам считает нужным поддаваться).

С помощью внушения мы можем сделать ребенка таким, каким он должен быть, пока он еще не умеет «сам себя делать», понимать и контролировать себя, причем не прибегая к насилию, не травмируя его.

Скажем, мальчик совершил какой-то проступок. Его отец, если он человек элементарно педагогически грамотный, не делает ему выговор, а говорит очень серьезно: «Я знаю, ты на самом деле совсем не это хотел сделать, ты хотел сде­лать то-то» (и называет какой-то хороший поступок), т. е. внушает сыну, что он хороший и не хотел сделать ничего плохого. Выходит, не он совершил, а «им что-то совершило». Дети очень внушаемы, а потому ребенок думает: «Я не хотел так сделать, как же я сделал?» Ему становится стыдно и т. п.

Внушение - это легкий, безболезненный способ, но, конечно, им нужно правильно пользоваться. И важно, чтобы внушение опиралось на положительный потенциал, заложенный в ребенке, на его стремление быть хорошим.

Особенно важно своевременно начать внушать ребенку, что он взрослеет, а следовательно, становится сильнее, ответственнее, умнее и т. п. И такое внушение должно быть постоянным. У ребенка должны быть свои обязанности, с возрастом более серьезные и ответственные. С ребенком нужно уважительно и серьезно об­ращаться, советоваться с ним тем чаще, чем он старше. С ним нужно разговаривать по форме, как со взрослым (т. е. не сюсюкать, не умиляться, а говорить, как мы друг с другом говорим), а по содержанию как с ребенком (т. е. о том, что ему понятно и интересно). К сожалению, большинство взрослых поступают как раз наоборот: содержание их речей детям обычно не интересно и не понятно, а форма - сюсюканье и т.п.

Повторяю, чрезвычайно важно внушать ребенку, что он взрослеет, и вну­шение это должно с годами, усиливаться. Если же с ним постоянно обращаются как с несмышленышем, как с хорошенькой куколкой, то психика его неизбежно (и скорее всего необратимо) окажется недоразвитой, инфантильной, и он сам будет больше всех страдать от этого.

А вот третий способ воспитания - обучение - специфически человече­ский. Функция учителя, организующего процесс обучения, заключается в том, чтобы, во-первых, предоставить ученику максимум возможностей для обучения, во-вторых, сформировать у него потребность в обучении.

Обучается не голова, не ум, не интеллект - обучается человек, личность в целом. Причем он именно обучается, а не его обучают. Полноценное усвоение знаний возможно только тогда, когда у учащихся сформирована потребность в них и они проявляют активность в овладении этими знаниями.

А. Н. Леонтьев в одной из своих работ приводит такой пример. В Доме пио­неров работает авиамодельный кружок. Руководитель кружка жалуется, что его дети совершенно не интересуются теорией полетов, не знают ее; они стремятся только делать красивые модели. Никакие меры агитации или принуждения успеха не имеют. Тогда психолог предлагает: нужно изменить задачу. Раньше она за­ключалась в том, чтобы сделать модель, теперь - будет в том, чтобы эта модель пролетела как можно большее расстояние по прямой. Итог нужно фиксировать на доске, а доску выставить на всеобщее обозрение.

Что же произошло? Соревнуясь друг с другом, дети сразу обнаружили, что одни модели летят хорошо и далеко, другие, напротив, резко взмывают вверх и затем пикируют, падают, разбиваются. Почему? В чем причина? Нужно это уз­нать! В результате число интересующихся теорией полетов увеличилось в раз!

Психологические основы сознательности учения.

На этом примере отчетливо видна роль учителя в нормальном процессе обучения: учитель перестраивает деятельность учащихся так, что у них естест­венным- образом возникает стремление к определенным знаниям, а затем предос­тавляет им необходимые возможности (книги, консультации) для получения этих знаний.

Вся наша жизнь есть также в определенном смысле деятельность, а потому задача культурного общества заключается в том, чтобы организовать эту деятель­ность таким образом, который пробуждал бы потребность, стремление к знанию, и в первую очередь, конечно, к самому главному для нас знанию - о себе и своем месте в мире, а также в том, чтобы все имели возможность получить это знание.

Однако обучение - это не только приобретение какой-то информации, но и выработка умений и навыков (привычек). Говорят, привычка - вторая натура, и это совершенно верно. Иногда привычки становятся даже первой , натурой, хотя это, конечно, уже патология. От природы человек предрасположен к приобрете­нию правильных, хороших привычек. Эта предрасположенность проявляется в том, что ребенку доставляет удовольствие все хорошее и не доставляет удоволь­ствия плохое. Так, ему нравится сок, но не нравится водка, он любит бегать на свежем воздухе и не любит сидеть дома и т. п. Причем ребенка не нужно к этому приучать, это заложено в нем изначально, но, живя среди людей, он очень скоро начинает обзаводиться новыми привычками. Происходит это, как я уже говорил, чаще всего с помощью подражания. «Все мальчики во дворе курят, и я тоже буду курить», - решает ребенок. Курить противно, но стоит привыкнуть, и это стано­вится потребностью и уже в какой-то степени вызывает приятные ощущения.

Все, к чему человек привыкает, начинает нравиться ему, так что приучить его можно, в общем-то, к чему угодно. Чувственное восприятие реальности у та­кого человека искажено: ему приятно то, что приносит вред, и неприятно то, что приносит пользу. Человек становится «наркоманом привычки». Я уже упоминал, что бывают «наркоманы бурной деятельности» - люди, которые хорошо себя чувствуют только тогда, когда проявляют кипучую активность - не важно в чем. Довольно часто «наркотиком» становится какое-то определенное занятие, напри­мер писание стихов, слушание музыки, философствование и т. п.

Культурное же общество дает возможность закрепить правильным привычкам, для этого у ребенка не должно быть плохих примеров для подражания. Кроме того, такое общество не вынуждает человека заниматься всю жизнь одним и тем же, а, напротив, дает ему возможность менять род деятельности, благодаря чему привычки становятся гибкими.

Самые главные привычки - это, конечно, те, что относятся к сфере лично­стных мотивов. Очень важно, чтобы ребенок с самого начала приучался к аль­труистическим поступкам. Но не менее важно, чтобы он учился понимать, созна­вать свои собственные мотивы. Для этого нужно говорить с ним об этом, так как если мотивы выработаются автоматически (без участия сознания), то не смогут потом контролироваться, т. е. информация о них окажется «запертой в бессозна­тельном», откуда она не сможет быть извлечена по желанию «хозяина». Это дос­таточно неприятно даже тогда, когда мотивационная направленность у человека правильная (альтруистическая). Но если она неправильная (эгоистическая), то это просто катастрофа: такой человек не только «болен», но и не в состоянии понять, чем «болен», и даже что он вообще болен. Он будет всю жизнь считать себя здо­ровым, а потому никогда не излечится. Говорить же ему прямо о том, что он со­бой представляет, совершенно бесполезно: он не поверит.

Это о привычках. Навык же - это определенное выработанное действие (или цепочка действий) минус потребность в этих действиях, без которой нет привычки (привычка, навык + потребность). В общем же, самое главное, чтобы психические автоматизмы (навыки, привычки, умения) не были тиранами, а сво­бодно подчинялись сознанию.

Итак, обучение - это выработка умений и навыков и, главное, приобрете­ние знаний. Именно в процессе приобретения знаний (если он правильно органи­зован) развиваются сознательные силы человека - ядро его человеческой лично­сти.

Каким же должен быть нормальный процесс воспитания в целом?

В раннем детстве воспитателями ребенка являются родители. Сначала они заботятся главным образом о том, чтобы ребенок рос физически здоровым.

Выработке у него правильных навыков поведения с помощью подражания, для чего дают ему образцы для такого подражания и действуют согласованно.

Уже очень рано родители начинают влиять на ребенка посредст­вом внушения, в особенности постоянно внушая ему, что он взрослеет, стано­вится самостоятельнее, умнее, ответственнее и т. п.

Родители знают, что сознание возникает у человека в процессе его совмест­ной с другими людьми деятельности, сопровождающейся разделением труда, а потому уже в - года дают ему возможность участвовать в такой совместной с ними деятельности (если детей двое или трое - это еще лучше). Ею может стать и игра, но лучше какая-то серьезная работа по дому и т. п. С этого же возраста ро­дители закрепляют за ребенком определенные простейшие обязанности, которые ему не составит труда выполнять (вынимать из ящика газеты, укладывать куда-то какие-то вещи и т. п.).

Родители никогда и ничего не приказывают ребенку и никогда ни к чему его прямо не принуждают. Если нужно добиться от него каких-то действий, то на это есть внушение. В целом родители держатся с ребенком подчеркнуто дружески, обращаются с ним с любовью, но без фамильярности, сохраняя некоторую дис­танцию.

Уже в 5 лет (иногда и раньше) необходимо, чтобы ребенок оказался в дет­ском коллективе (лучше в разновозрастном) из - (не больше) человек, под на­блюдением профессионала-воспитателя. Этот воспитатель таким образом органи­зует деятельность детского коллектива, чтобы она была достаточно разнообраз­ной, проходила как совместно, так и с разделением труда (обязанностей), и чтобы в процессе этой деятельности корректировались личностные особенности отдель­ных детей, если есть необходимость в такой коррекции.

Воспитатель и родители время от времени беседуют с каждым ребенком, например, о том, почему он совершил тот или иной поступок, выявляя для него его мотивы, формируя его представление о себе.

В этом возрасте начинается также и процесс обучения. Установлено, что научиться читать каждый нормальный ребенок может совершенно самостоя­тельно; нужно только сформировать у него интерес к чтению и предоставить в его распоряжение интересные ему книги (сказки и т. п.). Не имеет особого значения, в каком возрасте ребенок научится читать - в года или в лет. Научиться самостоятельно писать ребенку труднее: здесь необходимы кон­сультации и помощь воспитателя. Однако сама по себе эта деятельность должна проходить в соответствии с теми же правилами, что и всякая учебная деятель­ность: формируется потребность, предоставляется возможность, а когда ребенок сам захочет, чтобы его научили, его учат.

Приблизительно до - лет, пока ребенок еще очень склонен к подражанию, его изолируют от любых дурных примеров.

В - лет юноши и девушки должны включаться в совместную деятельность со взрослыми, и притом в самую что ни на есть серьезную и отнюдь не в роли на­блюдателей.

Потребность в приобретении главных для человека знаний (о сущности мира и жизни) не может быть, как правило, создана каким-то одним человеком (воспитателем), она формируется культурным обществом в целом. Такое обще­ство постоянно широко обсуждает эти проблемы и предоставляет разнообразные возможности для приобретения таких знаний.

В культурном обществе никто не решает за человека его вопросы и про­блемы; он должен все решать сам, а для этого нужно обладать знаниями, разби­раться в этих вопросах. Однако культурное общество не бросает человека на про­извол судьбы, оно предоставляет ему возможность в любой момент обратиться к компетентным людям за помощью, консультацией и т. п.

Я предвижу, с каким недоверием и скептицизмом вы читаете все это. Вам хочется возразить: «Да ведь это какие-то маниловские мечтания, утопия, разве у нас такое может быть?» Отвечу словами Руссо. «Предлагайте то, что исполнимо, говорят мне, - пишет он в предисловии к своему «Эмилю». - Это то же, что сказать: предлагайте то, что делается, или такое благо, которое бы уживалось с существующим злом». А благо, которое мирно уживается со злом, - это уже не есть благо, это зло.

Человек рождается на свет совсем не для того, чтобы съесть 100 тысяч котлет, поиграть своими игрушками, поразвлекаться и умереть. Человек рождается для того, чтобы стать Человеком. Каждый самостоятельно этого не может сделать. Предназначение общества (социума) состоит именно в том, чтобы помочь каж­дому отдельному человеку в этом. Человек должен стать человеком либо Остаться животным, третьего тут не дано. Оставаясь животным, он может жевать свою жвачку, удовлетворять свои привычки и (если ему не с чем сравнивать) может думать, что счастлив. Но это не счастье. Подлинного счастья он достигает только став человеком, и поэтому ему нужно стать человеком.

А зачем это нужно? Это станет понятным, если вспомним наше сравнение с живым организмом (телом), в котором каждый орган должен выполнять опреде­ленную функцию, а если он не выполняет, организм заболевает и гибнет (а вме­сте с ним и этот орган). Человечество - орган Природы, и его функция состоит в том, что специфически ему присуще, что отличает его от других природных объ­ектов, т. е. в том, чтобы стать сознательным и благодаря этому свободным. Это и будет пресловутое овладение, покорение природы, потому что человек самой же природой предназначен на эту роль. Покорение природы, таким образом, есть по­корение самого себя, овладение своей человеческой природой, овладение собой. Став человеком, человек становится во главе природы. Это и будет всеобщая гар­мония, та самая, которую, по-видимому, и следует признать целью и смыслом существования самой по себе природы.

Вы, вероятно, заметили, что я, говоря о способах воспитания, и разу не упомянул о таком, казалось бы, обычном и распространенном, как принуждение. Дело в том, что это, на мой взгляд, способ не воспитания (созидания) личности, а скорее антивоспитания (разрушения ее).

В чем состоит принуждение? Это легче всего понять, если сравнить его с внушением. При внушении человек делает то, что хочет другой человек, но сам об этом не знает и думает, что делает то, что он сам хочет. При принуждении он тоже подчиняется другому, но знает об этом: это сознательное подчинение.

Почему же принуждение так разрушительно влияет на личность?

Известно, что если не удовлетворять некоторые органические потребно­сти человека, они могут совершенно подчинить его себе. Так, голодный вынуж­ден думать только о еде, только о том, чтобы, удовлетворить свой голод, т. е. только о себе; это развивает у него эгоизм. Кто постоянно голоден, тот постоянно думает о себе и, таким образом, воспитывается эгоистом. Потребность в собственной активности, а следовательно, в свободе - также органическая потребность человека; если она не удовлетворяется (особенно у ребенка), он постоянно думает о себе, о том, как бы обрести свободу (именно для себя!), т. е. учится быть эгоистом. Именно так происходит с детьми в обществе принуждения, которое не удовлетворяет органи­ческнх потребностей человека.

Поскольку собственная активность отсутствует (все делается «по ко­манде», вынужденно), не формируется потребность в обучении: человек не стре­мится ничего знать, а следовательно, ничего не знает.

При принуждении развивается страшная болезнь - лицемерие (раздвоение личности). В норме внешняя активность человека всегда проистекает из его внутренней активности, внешнее поведение - из внутреннего. При прину­ждении этот механизм блокируется, внешнее поведение уже не вытекает из внут­реннего, оно существует как бы само по себе. Внешне человек действует опреде­ленным образом, потому что его к этому принуждают, потому что так надо (чтобы избежать наказания, чтобы получить поощрение и т. п.). Но совсем не ду­мать и не чувствовать при этом он не может, ведь на самом деле ему хочется де­лать что-то другое. Таким образом, внутреннее и внешнее поведения соверша­ются в разных планах, никак не связанных друг с другом: внутреннее поведение почти никогда (или совсем никогда) не переходит ни в какое внешнее, а внешнее не вызывается ничем внутренним. Вот это и есть раздвоение: думаю одно (но не делаю), а делаю другое (но не хочу и не думаю).

Результатом является так называемое отчуждение человека. Он может, на­пример, преспокойно, искренне желая вообще блага людям, мучать, истязать, убивать конкретных людей, не видя в этом никакого противоречия и оставаясь внутренне «хорошим». Отчуждение проявляется также и в восприятии. Стеколь­щик, говорит Фурье, рад, когда град перебьет все стекла в том городе, где он ра­ботает. К такому искаженному восприятию его приводит принуждение, так как, когда общество покупает труд человека за зарплату (а это есть средства к сущест­вованию), он вынужден трудиться. Такой человек уже не способен адекватно вос­принимать окружающий мир: черное ему кажется белым, а белое - черным.

Принуждение разрушает важнейшее средство формирования личности - живое общение. Человек смотрит на других людей только как на начальников либо подчиненных (перед пер­выми ради самосохранения надо унижаться, вторых - унижать самому), как на функции, но не как на людей. Общения, таким образом, нет.

У человека, вследствие того, что ему все время хочется освободиться от принуждения, формируются грубые (термин Узнадзе), негибкие установки. Такой человек принадлежит к разряду либо конформистов (покорных), либо бунтовщи­ков, желающих только того, чтобы свергнуть ненавистное принуждение. То, что первое плохо, достаточно ясно (в этом случае установка не на освобождение, а на подчинение); но не менее плохо и второе, так как такая грубая, жесткая установка нацеливает человека только на разрушение, он становится уже не способен на ка­кую-то другую (созидательную) деятельность. В итоге, если бунт, переворот в та­ком обществе удается, наступает бурная эйфория, после чего... люди не знают толком, что им дальше делать, так как единственное, к чему они стремились, - свергнуть, разрушить. Установка на созидание у них не выработана, поэтому на­чинаются беспорядки, анархия, и в конце концов может случиться так, что вче­рашние соратники по борьбе обратят оружие друг против друга.

Общество принуждения не способствует развитию сознания ребенка, и оно развивается очень-медленно, или ребенок надолго остается бессознательным су­ществом. Это нетрудно доказать. Мы знаем, что сознание возникает у человека в совместной деятельности его с другими людьми, и притом такой, которая сопро­вождается разделением труда. Рассмотрим, есть ли такая деятельность у наших детей.

Все дети учатся в школе. Является ли учеба совместной деятельностью? Оказывается, нет. Действительно, один ребенок учится потому, что боится нака­зания со стороны родителей и учителей; другой - потому, что честолюбив и лю­бит получать похвалы и хорошие отметки; третий - потому, что все учатся, т. е. по привычке и из подражания; четвертый - потому, что папа, если он не будет хорошо учиться, не пустит его в бассейн; пятый - из любознательности и т. д.

Легко убедиться, что это только видимость совместной деятельности, на са­мом же деле у всех детей совершенно разные мотивы, разные цели, а значит - разные деятельности. Разделения труда здесь тоже нет: все делают одно и то же и каждый сам по себе. Занимается ли ребенок совместной деятельностью со своими родителями? Как правило, нет. Иногда ребенок помогает родителям, но очень редко при этом имеет с ними один мотив, одну цель.

Вследствие всеобщей «необучаемости» никто не имеет элементарных пе­дагогических знаний; процесс воспитания поэтому идет хаотически, он никем не организуется целенаправленно и никем не контролируется; итог - разрушение (недоразвитие) психических функций и личности в целом.

Как видите, в обществе принуждения человек не может стать Человеком, это удается лишь очень немногим исключительно сильным личностям, тем, кото­рых называют гениями, великими людьми. Один философ сказал: «Гений - вот нормальный человек; все остальное - отклонение от нормы». Он прав: в обще­стве принуждения стать нормальными удается лишь отдельным выдающимся лю­дям, так это трудно.

Между тем человечество вот уже на протяжении нескольких тысячелетий представляет собой одно почти сплошное общество принуждения. Почему же так получилось? Неужели это роковая ошибка Природы, неужели Природа, которая-никогда не ошибается, здесь «дала маху»?

Советский психолог Д. Н. Узнадзе в середине нашего века эксперимен­тально исследовал больных всеми наиболее распространенными психическими заболеваниями (шизофренией, истерией, эпилепсией и т. п.) с целью выяснить, какова сущность этих заболеваний (до него они определялись по симптомам - внешним проявлениям). В результате этих исследований он сумел неопровер­жимо доказать: все психические болезни имеют одну и ту же сущность, одну и ту же природу. Она заключается в полной либо частичной утрате больным способ­ности объективации, т. е. специфически человеческой способности сознательно оценивать явления реальности и сознательно же принимать решения. Другими словами, психическая болезнь (любая!) по своей сути - это утрата человеком его человеческих, главных для него качеств, вследствие чего и происходит его психи­ческая деградация (частичная или полная).

Совершенно очевидно, что определять болезнь по ее внешним проявлениям (симптомам) нельзя (тогда получится, например, что СПИД и пневмония - одно и то же), а нужно определять только по ее сущности. Но тогда следует признать, что всякий человек с существенно нарушенной (недоразвитой) или утраченной (неразвитой) способностью объективации - это психически больной, независимо от того, катается он по полу в припадке или нет, есть у него явные внешние (ме­дицинские) симптомы или их нет.

Все патологии воспитания, при всем разнообразии их названий (лицемерие, раздвоение личности, недоразвитие сознания, не сформированность альтруистиче­ских мотивов и т. п.) и причин, их вызвавших, в сущности сводятся к одному и тому же: человек с такой патологией, будучи физически уже взрослым, психиче­ски остается где-то на полпути (а то и в начале его) от животного к человеку, в главном для себя оставаясь животным. Его высшие психические функции (мыш­ление, воображение, сознание, память и т. п.) оказываются в подчинении у низ­ших, животных, его качеств, обслуживают их. Такой человек пишет книги, чтобы прославиться (для своего удовольствия), женится, чтобы наслаждаться любовью (для своего удовольствия), общается с друзьями, так как ему это интересно и при­ятно (для своего удовольствия), - все, что он делает, он делает для своего удо­вольствия!

Например, один маленький мальчик катается возле дома на игрушечной машине, а другой маленький мальчик научился ездить на настоящей, взрослой машине, на «Волге» например, и он катается на ней.

Самому этому ребенку, конечно, кажется, что он ведет себя совсем как взрослый. Но согласимся ли мы с этим? Нет! Мало обладать каким-то взрослым умением, надо еще использовать его для какой-то ценной цели, например перево­зить на этой машине какие-то продукты или возить на ней врача к больному и т. п. Тогда эта деятельность будет иметь определенный объективный положитель­ный результат, тогда как результатом того, что наш маленький мальчик катается на «Волге», является только его удовольствие и ничего более.

Таким образом, все упирается в цели, в мотивы, в результаты деятельности человека. Конечно, бывает и так, что мотив верный, но нет умения (не умеет «во­дить машину»), а потому нет результата. Но гораздо чаще бывает наоборот: уме­ние есть, но человек не способен действовать как-то иначе, кроме как для собст­венного удовольствия; в итоге результата нет либо он отрицательный. Такой че­ловек не живет, а играет, забавляется: играет в политику, в искусство, в науку и т. п. И по-другому он не умеет, по сути он психически болен. Такого человека нужно лечить. Но кому лечить, спро­сит меня читатель, если почти все люди в обществе такие?..

Итак, мы вплотную подошли к тому, что принято называть антропологиче­ской катастрофой.

Века существования общества принуждения привели человечество к эколо­гической катастрофе, угрозе ядерной войны и т. п. Однако все это не главное. Главная, самая страшная катастрофа - та, которую не увидишь глазами, - ан­тропологическая катастрофа, утрата человеком человеческого облика. Вернее ска­зать, что человек, не осуществив своего природного предназначения (стать созна­тельным, свободным и потому разумным, т. е. Человеком в полном смысле этого слова), может оказаться причиной катастрофы и уничтожения жизни на Земле.

Так что же - ошиблась природа? Что же все-таки такое человек: трагиче­ская неудача ее, тупиковая ветвь развития, вроде динозавров, или ее органиче­ская, составная часть, венец ее творения?

Нет, природа не ошиблась, она никогда не ошибается и не может оши­баться. Природа все устроила справедливо и целесообразно. Природе нужно соз­нание в лице Человека. Но если человек сбился с пути, если не туда идет, если он решил, что весь мир существует для него, для удовлетворения его прихотей, и ве­дет себя в природе как завоеватель в чужой стране, если воспринимает не себя как часть природы, а, наоборот, природу как свою часть, если считает великим и важ­ным не то, что делает природа, а то, что он сам делает, как бы это ни было бес­смысленно и безумно, то как дать ему понять, что он заблуждается? Если у нас что-то болит, мы знаем: там что-то не в порядке, надо лечиться. Так же и в жизни духовной: неполадки дают нам о себе знать страданиями, болью, разнообразными катастрофами и т. п. Если человек спит и не просыпается от легкого толчка, его толкнут сильнее, не проснется - еще сильнее, будут бить все больней, пока он не пробудится, не продерет глаза от тяжкой спячки.

Таким образом, спасение наше только и только в том, чтобы прозреть, осоз­нать себя, свое предназначение, свое место в системе мира и в соответствии с этим организовать все общество. Внешние же меры типа сокращения вооружений и т. п. без этого-главного лишены смысла: пока есть желание убивать, средства найдутся. Страдания, катастрофы в человеческом обществе, как легко видеть, росли от века к веку и в XX веке достигли невиданных прежде раз­меров.

Природа не жестока и не бесчеловечна хотя бы уже потому, что она без­лична, для нее не существует таких категорий. Природу «не интересует» судьба отдельных живых существ, для нее важен конечный результат, а он может быть только один. Даже если нынешняя цивилизация уничтожит сама себя, снова воз­никнет жизнь (пусть не на Земле, а в другом месте), снова появится человек (или другое, подобное ему существо), и снова перед ним встанет та же за­дача. Когда-нибудь кто-нибудь ее решит и станет Человеком, Человечеством. Природа не торопится, куда ей спешить! Ведь для нее не существует времени, миллиард лет и один день для нее равнозначны. Но нам-то зачем погибать? Ведь мы можем жить, можем стать Людьми.

Наша надежда - это наши дети. Понять, что такое воспитание, изменить общество в соответствии с его требованиями, нормально воспитывать наших де­тей - это наша задача, в этом наше «земное» спасение.

«Дети спасут мир!» - сказал Сэлинджер. «Да, - отвечает ему Г. Данаилов, - если только мы не сделаем их такими же взрослыми, как мы сами»

Я очень уважаю педагогическую теорию, жить без нее не могу, люблю пе­дагогическую теорию.

Хочу уточнить: речь идет именно о педагогической теории, а не о наборе благих пожеланий, который часто выдается за нее.

(А. С. Макаренко)

Прежде чем ответить на этот вопрос, определимся сначала с тем, что такое вообще наука, что обозначает это слово.

Наука - это определенная система знаний о какой-либо сфере реальности, изучающая объективные законы, действующие в этой сфере, т. е. такие, которые существуют независимо от нашего сознания.

Что такое объективный закон? Это такая причинно-следственная связь, ко­торая действует везде, где есть реальные объекты, и действует всегда определен­ным образом (определенная причина вызывает только одно и строго определен­ное следствие) и не может изменяться. Следовательно, можно сказать, что педаго­гика - это наука, изучающая объективные законы развития человека в обществе, объясняющая поведение человека и дающая конкретные рекомендации по приме­нению этих законов в различных условиях жизни и деятельности человека. Все, что происходит в политике, в культуре, в спорте, в производственной деятельно­сти, в семейной и интимной жизни, - все это может быть рассмотрено с точки зрения Педагогики. Почему это так?

Потому что психические механизмы, определяющие наше поведение, одни и те же у всех людей. Каждый человек - прежде всего человек, а потом уже спортсмен, политик и т. п. Люди общаются друг с другом, взаимно влияют друг на друга, подчиняясь законам, общим для всех людей. Как заметил Мишель Мон­тень, души императора и сапожника скроены на один и тот же манер.

Таким образом, педагогика - это особый взгляд на мир, педагогическое мышление - это особое, специфическое мышление, которое приобретается постепенно и которому нужно учиться. Педагогика - это тот волшебный ключик, которым открывается все в мире людей. Для педагога-профессионала нет секретов в человеческих взаимоот­ношениях. Он понимает, почему идет война между двумя государствами и почему поссорился с женой его друг, потому что, как сказал все тот же Монтень, в основе войны между государствами и ссоры между соседями лежат те же причины.

Воспитание, вернее, взаимное влияние людей друг на друга, происходит не­прерывно, круглосуточно. Дома, в школе, во дворе, в кино наш ребенок и мы тоже все время воспитываемся. И все мы попеременно выступаем то в роли объекта, то в роли субъекта воспитания (порой в той и другой одновременно). И если бы люди осознавали это, то можно было бы сказать, что человек человеку педагог.

Однако человеку дана уникальная способность: познав законы природы, он может научиться использовать их. Человек научился летать в космос, синтезиро­вать искусственные вещества и пр., однако, как ни странно, пожалуй, единствен­ный реальный объект, которым человек еще не научился толком управлять, это он сам, т. е. его духовная, психическая жизнь.

«Мы еще слишком автоматы, или автоматы недостаточно совершенные», - говорит В. Л. Леви. Что он хочет этим сказать? Обыкновенный человек - «рядо­вой необученный» (т. е. не имеющий представления о своих психических меха­низмах, о педагогическом законе, - выражение Леви) чаще всего реагирует на внешние раздражения по принципу простого автомата. Что это значит?

Представьте себе автомат с газированной водой. На нем есть три кнопки: белая, желтая, розовая. Нажмем на белую кнопку, льется вода без сиропа, на жел­тую - с лимонным сиропом, на розовую - с апельсиновым. И так всегда. Опре­деленной кнопке соответствует определенный сироп, и не может быть такого, чтобы вы нажали на белую кнопку, а потекла вода с сиропом, или на желтую - и потекла вода без сиропа (если, конечно, автомат исправен). Вот так и любой «ря­довой необученный» человек реагирует на внешние раздражения: на определен­ное раздражение следует определенная заданная реакция.

Но если человек осознает свои психические механизмы (а тем самым и пси­хические механизмы остальных людей), то он способен не подчиняться им. В этом, по-моему, и состоит так называемая свобода воли. Допустим, кто-то меня оскорб­ляет, грубит мне. По закону простого механизма я должен обидеться и тоже на­чать грубить. Но я могу сказать себе: «Нет, раз этот человек грубит, значит, у него что-то случилось, он чем-то расстроен, попробую посочувствовать ему». И вполне вероятно, что мне удастся усилием воли (так как раздражение возникнет обязательно, подсознательно, помимо воли) заставить себя улыбнуться этому че­ловеку и сказать ему несколько дружеских и сочувственных слов, т. е. поступить не по закону простого механизма. Тем самым я как бы выключаю прежний меха­низм и включаю новый: механизм доброжелательности. Можете попробовать этот прием на практике: при условии вашей полной искренности он действует безот­казно.

Таким образом, моя свобода воли осуществляется только при условии зна­ния психических механизмов, и заключается она в том, что я могу по своему же­ланию выключать нежелательные и включать желательные психические меха­низмы (действовать, вообще не подчиняясь психическим механизмам, принципи­ально невозможно), т. е. я сам себе отдаю приказ и сам же его исполняю.

Люди в большинстве случаев воздействуют друг на друга неосознанно. Но! Если человек знает основные психические механизмы, если он приучил себя дей­ствовать сознательно (поступки «рядовых необученных» являются подсознатель­ными, хотя им кажется, что они сознательные, т. е. у них не сознание командует подсознанием, а наоборот), то он может управлять «рядовыми необученными».

Действительно, нужно только знать, чего ты хочешь добиться и «на какую кнопку нужно нажать». Причем «рядовой необученный» этого совершенно не за­метит. Тут следует, правда, напомнить читателям, что когда мы говорим «дейст­вовать сознательно», то это значит действовать во благо человека и природы, т. е. в соответствии со своим человеческим предназначением, в противном случае дей­ствия человека нельзя назвать сознательными.

Итак, если человек, с которым вы имеете дело (ребенок или взрослый), спо­собен сам сознательно контролировать себя и управлять своим поведением, его воспитывать не нужно, такой сам кого угодно воспитает. Если же он на это не способен, т. е. реагирует подсознательно, то тогда все зависит от вас. Единствен­ное, что для этого нужно, - это хорошее развитие сознательных сил своей психики.

Но вот что интересно в свете всего того, что мы сказали. Все дети, за ред­чайшими исключениями, относятся к «рядовым необученным», а маленькие дети (до лет) по самой своей природе не способны реагировать иначе, как подсозна­тельно. Так что учитель, который жалуется: «Ах, какие у меня скверные дети, опять плохо себя ведут», уподобляется человеку, который подходит к автомату с газированной водой и нажимает наугад на белую кнопку. Естественно, льется вода без сиропа, а человек сердится и говорит: «Ох уж этот скверный автомат! Опять он мне льет не ту воду, которую я хотел!»

Как часто, достигая цели ложной - счастья, мы забываем о цели истинной - долге.

( В. Гюго)

По вопросу о цели воспитания, как это ни удивительно, даже у классиков педагогики не существует единства взглядов. Макаренко сетовал на то, что кате­гория цели воспитания в педагогической науке является категорией почти забы­той. Между тем, не зная, зачем воспитываешь, нельзя и знать, к а к воспитывать.

Отец педагогики Ян Амос Коменский считал, что целью воспитания явля­ется не что иное, как подготовка к загробной жизни. Подобная формулировка, быть может, вызывает некоторое изумление, однако оказывается, что Коменский под этим имеет в виду усовершенствование своей души, или, иначе, - достиже­ние полного душевного здоровья, а тем самым человеческого счастья.

Таким образом, можно сказать., что целью воспитания является душевное здоровье воспитанника и его человеческое счастье.

Что такое психическое здоровье и в чем заключается счастье?

Состояние здоровья - психического или физического - это состояние нормы, отсутствие патологии.

Для того чтобы определить, здоров ли психически человек или нет, нужно знать, что такое норма, что такое патология, т. е. иметь эталон психически здоро­вого человека.

Например, и темпераментный человек, и человек очень спокойный явля­ются нормальными; но человек раздражительный - это уже патология, невоспи­танность. Патология - это все, что приносит объективный вред как самому человеку, так и окружающим.

Однако как раз в этом смысле взрослые и дети отличаются друг от друга: ребенок - это человек формирующийся, взрослый - сформированный (по крайней мере должен быть таким). Поэтому норма для взрослого - это прежде всего умение владеть собой, сознательно контролировать свое поведение (искусство быть собой и искусство быть другим), к ребенку же такого требования предъявить нельзя.

Но есть психические качества, которые одинаково являются нормой как для взрослых, так и для детей. Перечислю их:

? Альтруистическая жизненная установка («Я для людей, а не люди для меня»). Только такая установка делает человека счастливым. Но что такое счастье? Счастье - это состояние удовольствия от жизни, жизненного комфорта. Действительно ли альтруистическая установка ведет человека к счастью? Давайте порассуждаем.

Кто живет для других, стремится быть бодрым и здоровым, чтобы иметь возможность приносить пользу; живущий же для себя часто не заботится об этом. Альтруист имеет в жизни постоянное занятие, постоянную цель, которая никогда не может иссякнуть, так как люди вокруг есть всегда; живущий же для себя все время разочаровывается. Альтруист мало думает о себе, а потому мало страдает (мы страдаем только за себя), сочувствие же другому - чувство скорее приятное. Для эгоиста любая царапинка - источник страданий, наконец, собственная смерть для эгоиста - величайшая трагедия, так как он ощущает себя центром Вселенной; альтруист же, как правило, не боится и не думает о смерти. Альтруистам свойственна жизнерадостность и ровное настроение, эгоистам - припадки отчаяния, печаль, непостоянство.

Отсюда можно сделать вывод: самые несчастные люди на свете - это эгоисты.

? Стойкость, умение переносить трудности, лишения и страдания, как духовные, так и физические. Как говорит Локк, человек закаленный прекрасно спит на голом полу; неженка порой не может заснуть и на пуховой перине.

? Ум, любознательность, активность. Глупость, вопреки общепринятому мнению, является не врожденным качеством, а почти всегда - следствием педагогической запущенности, т. е. воспитательных ошибок. Так что глупость можно определить как неразвитый ум. То же - пассивность, равнодушие.

? Смелость, решительность, сила воли.

Для взрослых - как актуальное требование, для ребенка - как идеал.

? Общительность, интерес к людям, уважение к ним, соблюдение элементарных этических норм. Общаться любит тот, кто умеет общаться, следовательно, общительность тоже продукт воспитания. Общителен не тот, кто болтлив, а тот, кто интересуется тем, что думают другие люди, и сам стремится поделиться с ними своими мыслями.

? Стремление к созиданию, развитая фантазия, воображение; любовь к творчеству.

? Любовь к свободе, стремление быть независимым.

Все эти качества являются результатом воспитания. Хотя можно сказать, что человек изначально предрасположен именно к приобретению этих качеств, но будут ли они у него или нет, зависит от воспитания. Поскольку эти качества - норма, то качества противоположные - патология. Качества, не относящиеся ни к норме, ни к патологии, - нейтральные качества.

Достижение душевного здоровья человека автоматически влечет за собой его человеческое счастье. Можно сказать, что счастье - это состояние совершенной души.

Человек не может стремиться к двум целям одновременно, так же как невозможно одновременно идти по двум дорогам в двух различных направлениях. Поэтому очень опасно ставить себе еще какую-то цель, в этом случае часто происходит подмена цели истинной целью ложной, причем сам человек этого может не заметить.

Например, многие учителя активно и целеустремленно добиваются контакта, взаимопонимания с классом; но, добившись его, прекращают воспитательную работу, считая, что достигли цели и теперь им остается только наслаждаться достигнутым. Здесь цель истинная - счастье ребенка подменяется целью ложной - своим удобством.

Ложных целей существует множество. Назову наиболее типичные:

? Стремление сделать детей послушными орудиями в руках взрослых.

? Развлечение детей.

? Карьера.

? Добродетель.

Вообще отличительная черта любой ложной цели та, что ее можно довольно быстро достичь, тогда как цель истинная (долг перед детьми) остается всегда, каких бы успехов ни достиг педагог. Это не значит, конечно, что воспитание - процесс бесконечный, но в том, что касается именно детей, конец имеют фактически только отдельные воспитательные действия, например решение каких-то конкретных педагогических задач; процесс же воспитания в целом здесь действительно бесконечен.

В отношении же взрослых людей можно сказать, что воспитание, соединившись с образованием, дающим человеку знание своих психических механизмов, стремится сделать человека самовоспитывающимся, объектом и тем избавить его от необходимости внешнего воспитания.

Заканчивая разговор о цели воспитания, я хочу сказать, что из цели педагогической вполне можно вывести и цель общечеловеческую: целью жизни человека по отношению к другим людям является их счастье, по отношению к себе - долг.

Обычно спрашивают, как тот или иной ребенок ведет себя я коллективе. Мы спрашиваем, как коллектив создает у того или иного ребенка высшие психические функции.

(Л. С. Выготский)

Основоположниками теории коллектива являются А. С. Макаренко и Л. С. Выготский. Краеугольным камнем теории коллектива являются следующие три положения:

? Коллектив не является простой суммой, конгломератом отдельных личностей, это особое образование, которое, будучи раз созданным, формирует личности своих членов.

? Не через личность мы воздействуем на коллектив, я, наоборот, коллектив есть средство воздействия на личность.

? Коллектив изначально формируется «питательной средой», в которой он существует; будучи уже сформированным, коллектив сам начинает поддерживать свою «питательную среду». (Подробнее об этом мы поговорим чуть ниже.)

? Не личность существует для коллектива, а коллектив для личности.

Проиллюстрируем эти положения примером.

У нас есть шестеро учеников: Олег, Игорь, Давид, Наташа, Лена и Витя. Все они перешли в новую школу и влились в новый класс. Как же это повлияло на их психическое развитие?

Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим прежде всего, что это за дети, что они собой представляют. Всем им по лет (закончили третий класс).

ОЛЕГ - мальчик довольно высокого роста, крепкого сложения. У него весьма посредственные способности к учебе, но третий класс он закончил на отлично. Дело в том, что Олег один из тех детей, которых называют послушными и старательными, т. е. он привык быть послушным и старательным и самого себя считать таким - к этому его приучили родители. В его семье делается несколько излишний упор на послушание. В своем прежнем классе он играл роль «Пай-мальчика», которого учительница постоянно ставила всем в пример. Однако при всем этом Олег - очень живой, подвижный, энергичный и любопытный ребенок.

ИГОРЬ. Главное его качество - заторможенность психических процессов. Думает, пишет, читает, даже говорит он гораздо медленнее других. От этого он разуверился в себе, что называется, плюнул на учебу; в глубине души считает себя неспособным учиться хорошо, хотя втайне очень любит читать (конечно, не учебники), а порой ему удается додуматься на уроке до того, до чего никто не может додуматься. Происходит это потому, что он очень упорен.

Вследствие своей медлительности был в классе совсем незаметен. Однако каждый ребенок хочет самоутвердиться, иметь свое «общественное положение», и Игорь стал играть роль «Классного драчуна». Произошло это случайно. Просто в один прекрасный день Игорь (мальчик, вообще-то, на редкость добродушный) подрался со своим соседом из-за старого пенала. Драка была замечена и оценена по достоинству: учительница вызвала родителей в школу, Игоря разбирали на классном часе.

То, что вызвали родителей, Игорю не понравилось, но совсем не потому, что его ругали, а потому, что он родителей очень любил и видеть их огорченные лица ему было неприятно. Зато разбор на классном часе ему понравился чрезвычайно: впервые он был в центре внимания всех.

Это и определило его судьбу. Игорь стал драться, учительница, сама того не подозревая, продолжала поощрять его выходки разборами, выговорами и т. п., и постепенно быть драчуном сделалось общественным положением Игоря. «Найдя свое место в жизни», он в какой-то степени внутренне удовлетворился, но его одноклассники очень страдали, так как при всем своем добродушии Игорь отличался редкой для его возраста физической силой.

ДАВИД - мальчик из интеллигентной еврейской семьи. Чрезвычайно толстый, прекрасно развит духовно и интеллектуально, но вследствие внутренней деликатности и некоторой интеллигентской мягкотелости немного «тюхтя», т. е. слишком податлив, мало способен постоять за себя. Очень мечтателен и раним, много читает, любит животных. В семье он один. В своем прежнем классе играл незавидную роль «Козла отпущения».

НАТАША - маленькая, щупленькая девочка, очень миловидная, но с почти всегда грустным, испуганным выражением лица, которое очень портит ее. Запуганность - главная черта Наташи. Отец регулярно напивается и избивает ее, мать и даже младшую сестренку, которой только пять лет. Живет семья в тяжелых условиях, в рабочем общежитии в одной малюсенькой комнатушке, без кухни и без балкона. Подруг у Наташи в прежнем классе не было. От природы она не очень способна к учебе, а кроме того, она страшно боязлива, поэтому на уроке из нее слова нельзя было выжать, но домашние задания она выполняла старательно (когда позволяли условия дома). Наташа крайне застенчива. Любит она только две вещи на свете: тяжелую черную работу (например, на огороде или мытье полов) и свою младшую сестренку.

ЛЕНА - девочка среднего роста, с вьющимися каштановыми волосами, тоненькая, очень живая и подвижная. Лена из тех детей, про которых говорят, что их изнутри как будто постоянно жжет какой-то уголек. Она на редкость беспокойна и непоседлива. Любит браться за какое-то новое дело, но если чуть что-то не получается, она его тут же бросает. Подруг меняет каждый месяц. Обидчива, упряма, очень эмоциональна. Вообще у Лены все качества доведены до крайности. При этом Лена обладает на редкость ясным, живым умом, находчива, артистична, любит читать (особенно сказки и путешествия), у нее правильная речь, хорошая дикция, звонкий, чистый голос. В своем прежнем классе играла роль «Сумасшедшей и взбалмошной девчонки».

ВИТЯ - мальчик на редкость маленький и слабенький (как первоклассник), но обладающий замечательными способностями: у него великолепная память, он очень артистичен, начитан, находчив. Работает на уроке в два раза быстрее всех, при этом очень качественно. Очень подвижен, шаловлив, любит делать мелкие пакости другим. Честолюбив. В семье один, родители его балуют. В прежнем классе играл роль «Первого ученика и гордости класса».

Итак, все шестеро оказались в одном и том же новом для них классе, в новой школе, у них новый классный руководитель. Как же сложилась их жизнь в новом коллективе?

ОЛЕГ, как уже было сказано, мальчик послушный. Однако такие дети (особенно мальчики) бывают послушными чаще всего потому, что не подозревают, что он могут быть непослушными. В прежнем классе это качество намертво закреплялось общим мнением всех детей нем как о «Пай-мальчике». Но в новом классе его не знали и не было пока никакого мнения.

Случилось так, что на одном из уроков в первую неделю занятий в новой школе Олег нагрубил учительнице. Как это произошло, он не мог понять сам: возможно, сказалось нервное напряжение первых дней, волнения связанное с новым местом и новым коллективом, некоторая потеря ориентации.

В первый момент Олег сам страшно испугался своего поступка, но потом он испытал ощущение, которое бывает у человека, никогда не пробовавшего вина и вдруг выпившего сразу целый стакан. Он «опьянел» от собственной грубости.

Правда, когда он сел на место, ему было очень стыдно, он не смел поднять глаз. Но потом он успокоился и заметил, что его поступок вызвал у большинства мальчике и даже некоторых девочек не только уважение, но даже восхищение.

Раньше Олег думал, что за непослушание его обязательно постигнет страшная кара, он не знал точно, какая, но был уверен, что это будет ужасно. Теперь же оказалось, что в суматохе первых учебных недель о нем просто забыли и не только не наказали строго, но и вообще никак не наказали.

Одним словом, Олег почувствовал вкус к грубости хулиганству. С этого дня он покатился по наклонной плоскости. Сложившееся о нем после первого случая мнение все закреплялось - так установилась его новая роль.) «Хулигана и смелого грубияна». Роль эта с непривычки ему очень нравилась. Постепенно Олег стал груб и развязен, учебу забросил, скатился на слабенькие троечки. Родители не могли понять, что с ним происходит.

Судьба, ИГОРЯ сложилась по-иному. В прежнем свое классе он был самым медлительным и самым плохи учеником. В новом же классе оказалось, что есть - мальчика, которые еще хуже его. Таким образом, Игорь сразу попал в разряд благополучных середнячков. Кроме того, в новой школе требования были чуть-чуть пониже, чем в прежней: за что раньше он получал твердую тройку, здесь ему могли поставить и четверку с минусом, даже просто четверку. Наконец, «экологическая ниша «Главного драчуна и хулигана», привычная для него, здесь оказалась сразу же занятой другим (Олегом).

Все это привело к тому, что Игорь решил самоутверждаться на поприще учебы. А так как характер у него был упорный, требования же в новом классе относительно заниженные, то он и преуспел в этом. Вследствие этого и его мнение о самом себе совершенно изменилось. Раньше он сам себя считал дураком и бестолочью, теперь же обрел уверенность в себе. Меняться стал и его характер. Прежде он был неповоротлив, тяжел, угрюм, малообщителен. Теперь он стал веселей, жизнерадостней (обнаружилось, что у него прекрасное чувство юмора), общительней, у него появились настоящие друзья.

И наконец, в результате всего этого его психическая инертность, заторможенность стала мало-помалу исчезать: теперь это очень интересный, живой, веселый, энергичный мальчик, к тому же неплохой ученик. В классе он пользовался всеобщим уважением отчасти за физическую силу, отчасти за хорошее чувство юмора. Родители просто нарадоваться не могли на своего сына.

ДАВИД на новом месте также преуспел. Поворотным пунктом для него явилось то, что он с первых дней подружился с Игорем. Произошло это чисто случайно: Давид по своему добродушию всегда всем давал списывать домашние задания, а так как Игорь стал заботиться о своей успеваемости, то ему часто нужно было списывать то или другое. На этой почве мальчики сошлись. Потом оказалось, что у них немало общих интересов, в частности оба любили приключенческую и детективную литературу.

В классе сразу же было признано всеми, что Давид и Игорь друзья, поэтому Давида никто не трогал и никто не смел смеяться над его телосложением - все опасались Игоревых кулаков. Так главный психотравмирующий фактор был сразу же снят.

Скоро Давида в классе даже полюбили (настолько, конечно, насколько способны любить дети в этом возрасте): он был мальчик на редкость добрый, и помогать другим было прямо-таки его увлечением и призванием, а кроме того, он удивительно интересно умел рассказывать книги Майн Рида и Фенимора Купера.

Через некоторое время Игорь стал заниматься борьбой, с собой он затащил и Давида, который борьбы не любил, но не мог не послушаться друга. Благодаря занятиям спортом Давид сбросил почти весь свой лишний вес Постепенно, таким образом, его характер выправлялся,

К восьмому классу он уже почти совсем избавился от своих недостатков.

А вот НАТАШЕ повезло меньше. Она очень тяжело перенесла перевод в другую школу: как всем застенчивым и робким людям, ей трудно было менять обстановку, сходиться с новыми людьми.

В новом классе к ней отнеслись поначалу не то чтобы недружелюбно, а скорее никак не отнеслись: ее просто не заметили. Ей, собственно, ничего другого и не нужно было, но, к несчастью, нашелся мальчик (один из тех, кто был намного хуже Игоря в учебе), который избрал ее постоянным объектом своих издевательств. Этот мальчик (его звали Жора) сидел сзади нее; был он, в общем, совсем не злой мальчишка, но на редкость ленивый и тупой. На уроке он почти ничего не делал, а развлекаться как-то ему нужно было, вследствие этого он устраивал девочке всякие пакости. Наташа совершенно не боялась физической боли, так как дома отец так страшно бил ее, что та боль, которую причинял ей Жора, была для нее почти и не боль. Но дело в том, что она и представить себе не могла, что Жора мог издеваться над ней просто так, от нечего делать; она думала, что он ее ненавидит, и это ее очень угнетало.

Наконец, в самом начале года она заболела (она вообще часто болела) и пропустила три недели. Догнать она потом уже не смогла, училась все хуже. От постоянного страха у нее совсем стала пропадать память, она не могла ничего запомнить.

К середине года учительница решила, что Наташа, наверное, умственно отсталая. Наташу повели к логопеду и к психиатру. Наташа понимала, что ее хотят определить в школу «для дурачков», и это ее доконало. Она на долго слегла в постель. Врачи определили острое воспаление мозговых оболочек. К весне Наташу отправили на год на юг, в санаторную школу-интернат.

А вот что произошло с ЛЕНОЙ. Она вследствие активности своей натуры на первых же уроках тянула руку и рвалась отвечать, но отвечала от волнения сбивчиво, а порой от застенчивости грубила учителям. Ее стали считать чудачкой. Лена из упрямства стала выкидывать новые и новые штучки. Ее стали наказывать. В классе сформировалось пренебрежительное отношение к ней, как к взбалмошной чудачке». Лена оказалась в оппозиции хо классу. Большинство детей ее не любили, так как она была необычной, не похожей на других. Лена все больше и больше замыкалась в себе.

Постепенно у нее появились такие черты, как сверхобидчивость, озлобленность, эгоизм, грубость, она стала часто плакать. К учебе она все больше относилась спустя рукава, на уроках читала сказки, если ей делали замечания, огрызалась. Через год она стала пропускать уроки. Не известно, чем бы все это кончилось, но, к счастью, родители забрали Лену и отдали ее в художественную школу.

И у последнего нашего героя, ВИТИ, не обошлось без изменений. В новом классе Витя стал лентяем и шалуном. Дело в том, что в этом классе оказалась одна девочка, которая была на голову сильнее Вити в учебе. Как он ни старался, но не мог тягаться с ней. А так как двигателем его было честолюбие, которое он привык удовлетворять только местом «Первого ученика» (а здесь это оказалось невозможно), то он махнул рукой на учебу, благо на четверочки он мог учиться благодаря своим способностям, даже не заглядывая в учебник. На уроках у него теперь появилось много свободного времени, так что он стал шалить и баловаться. Из-за чувства неудовлетворенного честолюбия у него развилась насмешливость, он смеялся исподтишка над всеми и вся. Поскольку его первенство, к которому он привык, в этом классе не было общепризнано, то он компенсировал это тем, что сам себя признавал первым в глубине души. От этого он стал высокомерен и груб с другими детьми. В классе по отношению к нему возникло отчуждение.

Так продолжалось в течение нескольких лет, и только в старших классах эта болезнь начала у него проходить.

Истории детей, о которых я рассказал, - совершенно реальные истории, взятые мной из дневника одной из учительниц нашего города, которые наглядно показывают, как складывающиеся взаимоотношения в коллективе формируют характер и саму личность этих детей.

Однако нам важно понять, какие психические механизмы действуют здесь и как использовать их в своих целях.

Нетрудно увидеть, что эти психические механизмы - не что иное, как частные случаи все того же педагогического закона и теории ролей. Действительно, почему Олег стал хулиганом? Потому что другие дети после случайного происшествия на уроке стали смотреть на него как на хулигана. Почему Давид перестал быть «тюхтей» и «Козлом отпущения»? Потому что в новом классе он силой обстоятельств перестал играть эти роли. Почему Игорь стал лучше учиться? Потому что он в новом классе сразу оказался в роли далеко не худшего ученика.

Механизм все тот же. Но как сделать этот механизм орудием целенаправленного педагогического воздействия?

Прежде всего, огромное значение имеет -начальный момент вхождения ребенка в новый коллектив. Действительно, именно в этот момент чаще всего и определяется та роль, которую будет играть ребенок в классе. Ну а роль, как мы видели, уже постепенно изменяет и саму его личность. От роли, которую будет играть новенький, зависит также его эмоциональный тонус, его мнение о себе и даже развитие его умственных способностей.

Но как же сделать так, чтобы ребенок, входя в коллектив, получил именно ту роль, которая ему нужна, роль, которая будет созидать, лечить, а не калечить, разрушать его личность? Для этого нужно прежде всего заранее знать, что это за ребенок и какая ему нужна роль.

Как можно заранее знать ребенка? Самый верный способ - это лично увидеть самого ребенка и поговорить с ним и с его родителями. Никакие бумаги в этом смысле не дают гарантии.

Как определить, какая именно роль нужна ребенку? Это сделать проще всего: слабому нужна роль сильного, плохому ученику роль хорошего (или хотя бы неплохого), пассивному роль активного, застенчивому роль общительного, зазнайке роль обыкновенного, лентяю роль трудяги и т. д. Духовно здоровый человек - это не что иное, как такой человек, у которого различные психические качества находятся в равновесии.

Но вот я уже знаю, какая роль нужна ребенку. Как же сделать так, чтобы он получил именно эту роль? Вот, скажем, Наташа. Ей нужна роль общительной, уверенной в себе девочки. Как сделать так, чтобы она получила эту роль?

Есть единственный надежный способ добиться этого: дать ей возможность общаться с кем-то, кто еще менее общителен, еще менее уверен в себе, чем она. (Конечно, можно возразить: да, но ведь тогда тот, с кем она будет общаться, будет неправильно воспитываться, ведь ему у тоже нужно общаться с менее общительным. Верно, но здесь ничего не поделаешь. Пусть выправится один, а потом уже придется заняться другим.) Если в вашем класс се нет такого ученика, то вы, как профессионал, просто не имеете права принимать эту девочку.

Да, но если все-таки заставляют принять? Тогда поступайте так: обращайтесь с этой девочкой так, как будто она очень общительна и уверена в себе, общайтесь с ней как можно больше, старайтесь всем своим поведением дать понять классу: это очень общительная и уверенная в себе девочка, формируйте общественное мнение. Тщательно контролируйте отношение к ней других учеников. (В частности, в нашем случае учительнице следовало немедленно пересадить Жору, как только она заметила его приставания; к сожалению, этого сделано не было.) Попытайтесь дать ей какую-нибудь работу, которая могла бы вызвать у нее сознание своей значительности, например ухаживать за цветами или за животными в живом уголке, или помогать учительнице первого класса водить малышей в столовую и т. п. Если же из всего этого все-таки ничего не выйдет, попытайтесь применить один из игровых методов, о которых будет речь ниже.

Но как же воздействовать на общественное мнение в детском коллективе, как изменять его? В детском коллективе прямое воздействие на общественное мнение невозможно. Бесполезно взывать к сознанию детей, бесполезно говорить: перестаньте относиться к этой девочке или мальчику так-то... Это, повторяю, совершенно бесполезно и даже вредно. Поступками детей управляет подсознание, поэтому не имеет смысла взывать к сознательным силам того, у кого их еще нет. Здесь необходимо действовать по-другому.

Прежде всего нужно точно знать, чего вы хотите добиться от детей, какое общественное мнение хотите сформировать. Скажем, вам нужно, чтобы дети относились к Лене не как к «Сумасшедшей чудачке», а как к «Обыкновенной девочке». Как этого добиться?

Дайте понять детям (всему классу без Лены или достаточно большой группе детей), что вам бы очень не хотелось, чтобы они относились к Лене как к обыкновенной девочке; что Лена -необыкновенная, особенная, талантливая девочка, что в этом состоит ваше глубокое убеждение. (Тем самым вы даете понять, что они относятся к ней как к обыкновенной девочке, т. е. предлагаете им роль людей, которые относятся к Лене как к обыкновенной девочке.) Можете повторить это внушение два-три раза. Затем наблюдайте за результатом. Почти наверняка у детей возникнет желание относиться к Лене именно как к обыкновенной девочке.

Дети не играют с Леной? Скажите им как-нибудь: дети, не играйте с Леной! Ни в коем случае! Ей сейчас нужно побыть одной. Дальше опять-таки наблюдайте: почти наверняка у детей возникнет непреодолимое стремление играть именно с Леной, раз этого делать нельзя.

Попробуйте воспользоваться и таким приемом, как движение ролей. Я уже говорил, что при нормальном общении человек постоянно меняет роли; это делает его психику подвижной, гибкой, хорошо приспособленной к жизни. Как же добиваться движения ролей?

Один мой знакомый учитель, в прошлом актер самодеятельного театра, имел привычку отмечать с классом дни рожденья всех детей. В такие дни весь класс вечером собирался в его кабинете. Я тоже не раз заглядывал к нему, и вот при этом частенько происходили такие сцены.

Владислав Васильевич (так его зовут) вваливается в класс и оглядывает всех детей грозным взглядом. Дети стихают. Владислав Васильевич становится посреди класса, на секунду задумывается и пальцем подзывает к себе одного из мальчишек. Все моментально окружают их плотным кольцом и стихают: они уже знают - сейчас будет спектакль.

Мальчишка, который стоит перед Владиславом Васильевичем,- классный отличник, тихоня, смирняга и примерный исполнитель всех общественных поручений. Зовут его Женя, фамилия - Жосан. Женя смущается, бросает косвенные взгляды по сторонам и переминается с ноги на ногу. Многие уже заранее прыскают от смеха.

Владислав Васильевич между тем оглядывает Женю укоризненным взглядом и говорит с горько-трагическим пафосом:

- Жосан! Скажи, тебе не стыдно?

После этого Владислав Васильевич долго, закинув голову назад и слегка укоризненно покачивая ею, смотрит на стриженный затылок Жени, как бы стараясь проникнуть этим взглядом в глубь его черепа и отыскать там корень всех его грехов.

Смех сталовится громче, но пока еще никто ничего не понимает.

Жосан! – говорит Владислав Васильевич, поднимая голос на целую октаву выше. - Скажи, Жосан, тебе не стыдно? .

Опять пауза. Женя все быстрее бегает глазами по сторонам и, наконец, сам прыскает в кулак. Смех громче.

Лицо Владислава Васильевича между тем принимает все оттенки от глубокого трагизма до душераздирающей слезоточивой грусти.

- Жосан! - повторяет он, чуть не плача. - Скажи, Жосан, тебе не стыдно?! Ты - отличник, Жосан! Ты - примерный ученик! Скажи, неужели тебе не стыдно, Жосан?

На лице учителя появляется выражение горького разочарования во всем роде человеческом. Дети между тем (в том числе сам «подопытный») покатываются со смеху. Экзекуция Жосана продолжается добрых минут десять, к концу которых слушатели доводятся почти до состояния колик в животе, а некоторые в самом буквальном смысле залезают под столы от смеха. Владислав Васильевич же сохраняет глубокую серьезность.

Наконец Жосана отпускают. Но сценка еще не кончена. За кнутом должен последовать и пряник, а потому на ковер вызывается новое действующее лицо - Саша Рошка. Саша Рошка - это самый безалаберный, распущенный, хулиганистый и ленивый мальчик в классе. При виде его лицо Владислава Васильевича, который секунду назад готов был разрыдаться, освещается всеми оттенками настоящей человеческой радости и гордости за Человека.

- Рошка! - говорит Владислав Васильевич голосом диктора Левитана, объявляющего о капитуляции Германии: - Рошка! Ты молодец, Рошка! Наш класс, наша школа, наш район, наша Галактика - мы все гордимся тобой, Рошка! Ты хулиган, Рошка! Ты лентяй, Рошка! Ты тунеядец, Рошка! Мы все берем с тебя пример, Рошка!

Рошка стоит и морщит рот «в куриную гузку», потому что ему очень хочется прыснуть со смеху, но почему-то неудобно, стыдно как-то.

Вот таким образом Владислав Васильевич «отчитывал» своих, детей. Достигал он таким простым приемом чрезвычайно многого: дети приучались смотреть на себя со стороны, видеть свои смешные стороны, осознавать себя, осознавать условность своей роли.

Тот же Владислав Васильевич использовал еще один на редкость простой прием. Каждую пятницу в его классе было принято делать следующее: кто-нибудь из детей (двое, трое, четверо) должен был целый день с первого звонка до последнего играть роль другого (иногда мальчик играл роль девочки или наоборот), причем всерьез. Благодаря этому роли как бы размывались, дети приучались видеть друг друга, наблюдать друг за другом, учились отделять человека от его роли.

Вообще же играть с детьми можно всегда, в любое время, в любой обстановке, и если делать это умело, то прием это очень эффективный.

Игра - это абсолютно любое действие, но действие условное, т. е. действие, которое делается как бы не по-настоящему, а понарошку, «как будто»; действие, относительно которого мы условились, что это игра.

Скажем, если я натираю пол - это не игра, но если я при этом условился с кем-то или сам с собой играть в полотер, то это уже игра. То же самое действие может быть или не быть игрой. Но дети любят играть и не любят быть серьезными.

Другой мой знакомый учитель математики играл с детьми на уроках чрезвычайно простым способом: он называл всех своих учеников смешными уменьшительными именами и прозвищами, образованными от их фамилий. И одно это делало его уроки приятными, интересными для детей, эмоционально насыщенными, а сам учитель, не обладавший ни малейшими актерскими способностями, имел всегда великолепный контакт с классом.

Вот, например, ему нужно вызвать к доске девочку по фамилии Македон.

- Македончик! - говорит учитель тоненьким голосом (а этот Македончик - огромная девица, на голову выше своего преподавателя). - К доске!

И Македончик с огромным удовольствием идет к доске.

Девочку по фамилии Подлеснова он называл «Подлеснусик», мальчика по фамили Шевчук «Шевчучонок» и т. д. И этим элементарным способом он многого достигал. Я не помню случая, чтобы у него на уроке было скучно; дети у него всегда бодры, веселы, в приподнятом настроении. Но, конечно, прием этот, как и любой другой, нельзя перенимать механически - многое зависит от особенностей личности учителя, уже сложившихся взаимоотношений с классом, от характера самого коллектива.

До сих пор мы говорили о коллективе, который уже существует. А как быть с тем, который только создается, формируется? Какие здесь существуют закономерности? Есть ли факторы, которые одинаково действуют на всех членов коллектива? (До сих пор речь шла только о дифференцированных влияниях.) Имеет ли коллектив свое лицо? Что формирует сам этот коллектив?

Помните, как Том Сойер красил забор?

Коллектив, как и человек, имеет свое лицо. Формирует же коллектив «питательная» среда. Что это такое?

Создание коллектива всегда происходит в определенной среде. Скажем, в школе постоянно царят суматоха, беспорядок, крик, гам, грубость; школа, как говорят в таких случаях, напоминает сумасшедший дом. Такая среда определенным образом формирует отдельные классные коллективы. Вырабатываются внешние привычки приспособления к такой среде, которые затем по закону перехода из внешнего во внутреннее (а этот закон не что иное, как педагогический закон) преобразуются во внутренние качества.

Основные характеристики любой «питательной» среды следующие:

? характер ведущей деятельности, цель;

? постоянство / непостоянство;

? свобода / несвобода;

? принципы внешней организации;

? общая психологическая атмосфера.

Ведущая деятельность - это та деятельность, которая является основной в данной среде. В театре - это игра на сцене, в школе - учеба, в армии - военные действия, в спортивном обществе - занятия спортом, на заводе - производственная деятельность. Однако среду создает не ведущая деятельность сама по себе, а ее характер. Что это значит?

Театр, который Станиславский называл театром представления (т. е. такой, где актер заучивает роль, а затем с помощью чисто внешней техники повторяет ее, как автомат, без всякого внутреннего переживания), и театр, который тот же Станиславский определял как театр переживания (т. е. такой, где актер каждый раз заново внутренне переживает свою роль, играет «душой», а не лицом), - это две совершенно разные среды для формирования коллектива, ведущая деятельность одна, но характер ее разный. Школа, в которой традиционно высокие требования, и школа, в которой требования так же традиционно занижены, - это две разные среды; ведущая деятельность одна, но характер ее разный, и определяет его цель деятельности.

Скажем, если театр существует для того, чтобы развлекать зрителя, иметь дешевый успех и хорошие сборы, - то эта цель соответствующим образом формирует характер ведущей деятельности: в таких театрах актерская игра всегда неминуемо скатывается до уровня представления, а порой и до ремесленного уровня. Интересно, что цель и характер ведущей деятельности чрезвычайно редко осознаются людьми, живущими в данной среде. Постоянство или непостоянство «питательной» среды также оказывает существенное влияние на формирование коллективов. Любая среда, если она является постоянной, лучше, чем непостоянная, изменчивая среда. К счастью, непостоянная среда - редкость в обыденной жизни, но не такая уж редкость в школе. Типичный пример - класс, у которого постоянно меняется классный руководитель. Непостоянство среды - фактор, разлагающе действующий на коллектив.

На характере ведущей деятельности сказывается и отсутствие или наличие свободы. Что я имею в виду? Свобода человека вообще заключается в том, что он сам решает, как ему действовать, несвобода же в том, что за него решают другие. Свобода, как и дисциплина, является не условием, а результатом воспитания. Освободить человека, который не умеет ориентироваться в окружающей его жизни, не способен управлять собой, - это значит погубить его. Вот почему существует принцип, о котором уже было сказано выше, - «на свободу выпускают постепенно», т. е., прежде чем полностью освободить человека, нужно, чтобы он научился разумно пользоваться своей свободой. Однако к свободе нужно стремиться.

Внешняя организация необходима в любом коллективе. В цехе есть бригадир, в классе - староста, в армии - старшина и т. п. Главное требование к внешней организации - ее приспособленность к условиям жизни и работы коллектива, ее четкость и гибкость. Коллектив неорганизованный, безалаберный разлагает своих членов. Но коллектив, в котором организация попирает собой свободу, разлагает в не меньшей степени. Вообще же самая лучшая организация та, которая создается по добровольному решению самого коллектива. Правда, это не всегда возможно, так как человек неподготовленный, невежественный не может и не должен решать: этим он погубит себя; прежде чем дать ему такое право, необходимо подготовить его к этому.

И наконец, под общей психологической атмосферой понимается тот дух грубости или, наоборот, вежливости, уважения к человеку или пренебрежения к нему и т. п., который характеризует данную среду. Этот фактор - единственный, который не проходит мимо внимания абсолютно всех педагогов, однако он-то как раз является наименее важным и к тому же фактически определяется другими факторами.

Итак, здоровая трудовая деятельность, ясные четкие цели, хорошая внешняя организация, свобода, благоприятная общая психологическая атмосфера - эти факторы среды формируют коллектив здоровый, жизнерадостный, гибкий; коллектив, в котором естественным путем выдвигаются положительные лидеры,

Вопрос о лидерах также представляет интерес. Некоторые педагоги, к сожалению, до сих пор пребывают в ложном убеждении, что лидеров можно выдвинуть каким-то искусственным способом, подавив инициативу одних - отрицательных лидеров и дав возможность проявить инициативу другим - положительным. На самом же деле лидеры в коллективе выдвигаются только естественным путем, и решающее значение в этом играет характер ведущей деятельности в этом коллективе. Если ведущая деятельность живая, интересная, трудная, требующая выдержки, силы воли, инициативности, таланта, то такая деятельность естественным путем выдвинет положительных лидеров, и это единственный способ иметь их в коллективе. Если же ведущей деятельностью является тунеядство, лицемерие, формализм, вражда друг с другом, то такая деятельность неминуемо естественным же путем выдвинет из того же самого коллектива отрицательных лидеров.

Таким образом, главная задача педагога в области воспитания через коллектив - это формирование «питательной» среды. К сожалению, в нашей школе педагог часто оказывается в трудном положении в этом отношении так как общая атмосфера школы противоположна той, которую он создает в классе (вспомните учительницу Светлану Рябцеву). В этих случаях надо пытаться создать как можно более замкнутую среду либо менять среду в школе. Если невозможно ни то ни другое, то можно гарантировать, что вы не убережетесь от неприятностей.

Итак, вкратце обобщим то, что было сказано. Отдельные личности в коллективе формируются коллективом, коллектив же формируется «питательной» средой, важнейшей характеристикой которой является характер ведущей деятельности. Задача педагога - в том, чтобы с самого начала создать положительную «питательную» среду.

Следует помнить, что формирование личности и среды процесс двусторонний: среда поддерживает определенное сознание отдельной личности, а отдельная личность, в свою очередь, поддерживает эту среду. Если это уже произошло, то что-то изменить становится чрезвычайно трудно. Интересно, что в этом случае начинать педагогическое воздействие нужно прямо противоположным образом, т. е. с воздействия на сознание отдельных личностей, так как изменение среды без изменения сознания ее обитателей оказывается совершенно невозможным. Именно поэтому в воспитании с помощью коллектива такое огромное значение имеет создание соответствующей «питательной» среды.

Как вы знаете, не всякая группа людей является коллективом. Психология определяет коллектив как такую группу людей, которая занята определенной общей деятельностью и имеет общую цель. Группа же людей, не занятая определенной деятельностью и не имеющая общей цели, является диффузной группой или просто толпой, которая способна лишь на разрушительные действия.

Но вот что очень важно. Мой опыт убедил меня, что учеба в условиях современной школы, к сожалению, не может быть целью и общей деятельностью классного коллектива. Действительно, только при очень поверхностном взгляде кажется, что раз все дети учатся, значит, у всех у них одна деятельность и одна цель. Это подход чисто формальный, т. е. ложный. Мы уже говорили, что мотивы учебной деятельности у всех детей разные: один учится потому, что ему это интересно; другой - потому, что заставляют родители; третий - потому, что дома сказали, что он может заниматься любимым видом спорта, только если будет получать отметки не ниже четверки; четвертый учится сам не знает почему: все учатся - и он учится; наконец, пятый в сущности вообще не учится, а отсиживает в классе. Легко видеть, что это совершенно разные цели и совершенно разные виды деятельности, и, следовательно, такая группа учащихся не является коллективом.

Не может быть целью, создающей коллектив, также так называемая внеурочная деятельность (кружки, походы, драмтеатр и т. п.), так как никогда не бывает, чтобы все дети проявляли интерес к одной деятельности; всегда бывает так, что один хочет делать одно, другой - другое.

Но что же в таком случае может быть целью классного коллектива, что может стать его ведущей деятельностью? Мой собственный опыт и опыт других учителей-практиков убедил меня в том, что только одна деятельность и только одна цель способны создать коллектив в условиях современой советской школы - это человеческое общение. Это то единственное, к чему всегда проявляют интерес все дети, каждый ребенок, каждый человек.

Таким образом, только тот классный коллектив, где дети знают друг друга (т. е. знают друг друга как людей, как личностей), где дети интересуются друг другом (опять же как личностями), где они способны получать удовольствие от общения друг с другом, испытывать от него радость, - только такой классный коллектив может считаться коллективом в собственном смысле этого слова. Ну а научить детей этому - это уже дело педагога (это, кстати, прекрасно делает С. Рябцева, о которой я уже упоминал).

Именно человеческое общение - главная сфера, на которую должен обращать внимание педагог. Учитель, хорошо знающий предмет, прекрасно владеющий методикой, отлично проводящий уроки, аккуратно заполняющий журнал, но мало внимания уделяющий сфере общения, не интересующийся своими детьми как личностями, - это не педагог-профессионал, так как он обращает все свое внимание на второстепенное, упуская из виду главное.

Всегда нужно помнить-все для личности, все для человека. Это не значит, что на первый план выдвигаются индивидуалистические установки. Коллектив для личности - это значит, что человек не должен приноситься в жертву коллективу, так как человек - цель, коллектив - только средство.

Мы действуем всегда так, как будто считаем сознательными всех остальных, но только не себя.

(Карен Прайор)

Элементарные методы формирования поведения, общие для человека и животных, изложены в замечательной книге американской дрессировщицы и психолога Карен Прайор «Не рычите на собаку». Во вступлении автор пишет: «Эти принципы являются такими же законами, как законы физики... При попытке изменить поведение, собственное или чужое, мы используем эти законы независимо от того, знаем мы их или нет. Чаще всего мы их применяем неправильно. Мы запугиваем, спорим, принуждаем, лишаем. Мы ругаем окружающих, когда дела идут плохо, и забываем похвалить, когда все хорошо... Какой бы ни была задача - заставить ли четырехлетнего малыша вести себя тихо и прилично при посторонних, отучить щенка грызть все подряд, тренировать ли спортивную команду, выучить ли стихотворение - она решается быстрее, легче и веселее, если вы знаете, как пользоваться этими методами». Давайте познакомимся с ними.

Положительное подкрепление - это нечто приятное для обучаемого (пища, ласка, похвала, хорошая оценка и т. п.), совпадающее с какими-либо его действиями и ведущее к увеличению вероятности повторения этого действия.

Подкрепление может быть и отрицательным - в том случае, когда обучаемый хотел бы избежать то, что неприятно для него.

Уже имеющееся поведение, независимо от того, насколько оно случайно, с помощью положительного подкрепления можно усилить. Например, вы зовете щенка, он подходить к вам, и вы его ласкаете. В дальнейшем такая реакция щенка на ваш зов станет все более и более надежной. Другой пример: если вы хотите, чтобы кто-нибудь вам часто звонил, то, услышав его голос, проявляйте радость, это и станет положительным подкреплением. Если он вообще не звонит, то тут ничего не поделаешь - нельзя подкрепить поведение, которого нет. А вот если вы примените отрицательное подкрепление: «Почему ты не позвонил? Ты мне никогда не звонишь» и т. п., вы можете создать ситуацию, при которой не позвонить вам означает избежать неприятностей. Фактически это обучение тому, чтобы вам не звонили.

Один из знакомых Карен Прайор увлекался игрой в сквош (род тенниса). Однажды он сказал, что попробует метод положительного подкрепления на своей игре в сквош. Через несколько дней этот человек рассказал вот что: «Сначала я чувствовал себя жутким дураком, приговаривая при каждом удачном ударе «Хорошо, Пит, молодец». Но потом моя игра начала улучшаться. Я побеждаю тех, у которых прежде не мог выиграть даже очко. И я получаю гораздо больше удовольствия. Я не ору на себя все время, не злюсь и не расстраиваюсь. Если удар не получается, ничего страшного, следующие будут хорошими. Мне теперь просто смешно, когда кто-нибудь другой делает ошибку, бесится, бросает ракетку. Я знаю - это его игру не улучшит».

Подкрепление - понятие относительное. Дождь, например, положительное подкрепление для уток, отрицательное - для кошек и довольно безразличное явление для коров. Пища не подкрепление для того, кто сыт. Улыбки и похвала не годятся в качестве подкрепления, если тот, кому они адресованы, хочет вывести вас из себя. Подкрепление - это ведь что-то приятное, а в этом случае ему скорее будет приятно, если вы разозлитесь.

В принципе, нужно знать, для какой ситуации какие подкрепления являются подходящими. Почти все дети любят, чтобы их хвалили. Но если у ребенка к вам явно отрицательное отношение, то ваша похвала для него не подкрепление.

Желательно иметь в своем распоряжении несколько различных подкреплений, чтобы «воспитываемый» не знал, чем именно его подкрепят в следующий раз.

Положительным подкреплением является, например, подарок. Выбирать подарки и дарить их - это искусство, Чтобы выбрать подарок, нужно знать, что интересует другого человека, что может быть для него приятным; очень важно также выбрать удачный момент для вручения подарка.

Если положительное подкрепление - это то, что обучаемый будет стремиться получить, то отрицательное - то, чего он будет стараться избегать.

Но нужно отличать отрицательное подкрепление от наказания. Наказание происходит после поведения, и избежать наказания, изменив поведение, нельзя, так как поведение уже осуществилось. Малыш, которого отшлепали за плохую оценку, не может изменить оценку, которую он принес. Отрицательное же подкрепление можно остановить изменением поведения, т. е. оно дается в процессе поведения. Допустим, сидя в гостях у тетушки, вы случайно положили ноги на журнальный столик. Тетушка неодобрительно нахмуривается. Вы опускаете ноги на пол. Лицо тетушки смягчается. Это и есть отрицательное подкрепление.

Обычно управление лошадью тоже основано на отрицательном подкреплении: лошадь поворачивает потому, что стремится избежать неприятного ощущения, возникавшего при натягивании повода.

Подкрепление - это информация. Оно сообщает, что собственно вы хотите, что именно вам нужно. Поэтому подкрепление нужно давать вовремя.

Запоздалое подкрепление - это самая большая ошибка. Например, собака садится, но к тому моменту, как хозяин говорит «хорошая собака», она уже снова стоит. За то, думает собака, ее похвалили? За то, что она встала.

Раннее подкрепление тоже неэффективно. В зоопарке Бронкса был такой случай. В вольере жила горилла. Служителям было нужно, чтобы она выходила в вольер, когда нужно почистить внутреннюю клетку, а у нее была привычка сидеть в дверях. Служители клали снаружи пищу, подманивали ее бананами, - горилла либо не обращала на них внимания, либо хватала пищу и оказывалась возле авери, прежде чем ее успевали закрыть. Наконец позвали Дрессировщика. Он объяснил служителям, что они пытались подкрепить действие, которого не было. Это называется взяточничеством. Подкреплять же надо гориллу, когда она сама выйдет из двери и подойдет к решетке. Задача была решена.

Система вариабельного подкрепления лежит в основе всех азартных игр. Если бы вы, играя в рулетку, каждый раз выигрывали, то не стали бы играть.

Правило при вариабельном режиме таково: чем реже, непредсказуемей подкрепления, тем лучше.

Иногда бывает необходимо использовать фиксированный и вариабельный режимы одновременно. Так бывает тогда, когда подкрепление в фиксированном режиме (т. е. когда обучаемый точно знает, когда и за что получает подкрепление) осуществляется через слишком большой промежуток времени. При этом часто проявляется феномен отсроченного начала, когда человек бесконечно откладывает начало какой-нибудь работы. В этих случаях нужно ввести подкрепление именно за старт либо разбить весь процесс на кусочки и давать за них подкрепления в вариабельном режима.

Карен Прайор рассказывает, что одно время она посещала вечерние занятия. Это требовало много времени, и каждый раз как приближался час занятий, у нее появлялось сильное желание не пойти. Тогда она разбила поездку на пять этапов: до метро, посадка, пересадка на другой поезд, путь до университета и, наконец, подъем в лифте до аудитории, и стала подкреплять их в вариабельном режиме кусочками шоколада. Через некоторое время она оказалась способной проделать весь путь без шоколада и без внутренней борьбы.

Молодая женщина вышла замуж за человека, который очень любил распоряжаться и командовать. Хуже того, и его отец, который жил с ними, тоже взялся помыкать невесткой. Эту историю рассказывала мать девушки. Ока была в ужасе, когда впервые увидела, что приходится терпеть ее дочери. «Не беспокойся, мама, - сказала дочь. - Поживем - увидим». Дочь взяла за правило как можно меньше реагировать на команды и резкие реплики и одновременно подкреплять послушанием и живостью реакции любое проявление вежливости и внимания со стороны мужчин. За год она превратила их в очень славных людей.

Что такое процесс выработки? До сих пор мы говорили о том, как с помощью подкреплений закреплять поведение, которое уже имеется. Но как заставить своих подопечных делать то, чего они никогда не делают?

Оказывается, можно добиться и этого.

Нужно установить ряд последовательных целей (разбить задачу на этапы), найти какой-то элемент доведения, который осуществляется уже сейчас, и использовать его как первый шаг. Затем нужно шаг за шагом подвигаться к поставленной цели.

Вот, например, как К. Прайор обучила цыпленка вальсировать. Она давала ему подкрепление всякий раз, как он поворачивался налево. Скоро первая цель была достигнута: цыпленок стал поворачиваться часто. Тогда дрессировщица стала подкреплять только самые большие повороты и, наконец, только несколько поворотов сразу, т. е. она воспитала вальсирующего цыпленка.

Выработка поведения применяется при обучении большинству процессов физических и умственных навыков: при обучении печатанию на машинке, вязанию, обучении счету, письму и т. п.

Есть два аспекта выработки: способы и приемы, т. е. последовательность шагов, необходимых для выработки нового типа поведения, и закономерности, или правила, предписывающие, как, когда и почему эти типы поведения должны подкрепляться.

1. Повышайте требования постепенно, небольшими градациями, чтобы у ученика всегда была реальная возможность получить подкрепление. Если вы повышаете критерий так сильно, что ученику надо совершить усилие значительно большее, чем он совершал ранее на занятиях, вы сильно рискуете. Поведение может быть сорвано.

2. В конкретный промежуток времени отрабатывайте что-нибудь одно, не пытайтесь формировать поведение по двум критериям одновременно. Хорошие преподаватели оставляют данную задачу, как только в ней достигнут успех, и переходят к другой. Однако когда вы работаете над данным типом поведения, вы должны пользоваться в каждый данный отрезок времени одним и только одним неизменным критерием.

Если задачу можно расчленить на отдельные компоненты и последовательно над ними работать, обучение пойдет гораздо быстрее.

3. Прежде чем повышать критерий, пользуйтесь вариабельной шкалой подкреплений имеющегося в данный момент результата.

4. Вводя новый критерий, временно ослабьте старые. В новых условиях естественно, когда начинают повторять старые ошибки. Ругать непедагогично.

5. Ведите ученика за собой. Планируйте программу выработки так, что если ученик совершит в обучении неожиданный скачок вперед, то вы будете знать, что подкреплять далее. Рывок эмоционально важен для ученика. Быть неготовым к нему и держать ученика на низком уровне обучения только потому, что вы не знаете, что делать дальше, - лучший способ потратить зря время, а в худшем случае можно отбить охоту и вызвать отвращение у обучаемого.

6. Не меняйте тренеров на полпути.

7. Если одна процедура выработки не приводит к успеху, попробуйте другую.

8. Не кончайте урок без положительного подкрепления, это равносильно наказанию.

Когда ученик старается заработать подкрепление, он тем самым вступает в контакт с преподавателем. Если преподаватель начинает болтать с кем-либо другим, выходит, чтобы поговорить по телефону, или просто уходит в себя, контакт нарушается. Подкрепление не поступает, хотя обучающийся и не сделал ошибки. Это может плохо сказаться даже на уже хорошо отработанном поведении, которое осуществляется как раз в этот момент. Другое дело, если вы хотите упрекнуть ученика, перестать обращать на него внимание.

9. Если выученное поведение ухудшается, пересмотрите процедуру выработки. Самый быстрый способ исправить такое ухудшение - не биться об него головой, заставляя ученика повторять действие до тех пор, пока результат не покажется удовлетворительным, а вернуться к началу процесса выработки и очень быстро снова пройти весь путь, давая подкрепление в новых условиях.

10. Прекращайте работу на достигнутом успехе. Сразу! Кончайте на высокой ноте. Важнее - на чем кончить, чем когда кончить. Важно кончить чем-то легким, что гарантирует получение подкрепления, чтобы весь урок в целом запомнился как удачный.

Таковы правила выработки. Что же касается способов и приемов, то они специфичны для каждого вида обучения.

То, что вы знаете правила выработки поведения, еще не значит, что вы их умеете применять на практике. Чтобы надежно применять их, необходимо выработать у себя привычку, автоматизм в их применении. Делать это на живом ребенке, естественно, непедагогично, поэтому лучше всего пользоваться обучающими играми.

Для игры необходимы по крайней мере два человека - обучающийся и тренер. Оптимальное количество - шесть человек, возможно и больше, например целый класс.

Вы отсылаете ученика из комнаты. Остальные выбирают тренера и поведение, которое должно быть сформировано: например, написать свое имя на доске, попрыгать или взобраться на стул. Ученик приглашается в комнату, и его просят расхаживать по комнате и производить любые движения; тренер свистком подкрепляет движения в направлении желаемого действия. Лучше придерживаться правила, чтобы «подопытный» возвращался к дверям после каждого подкрепления и начинал действия заново: это, по-видимому, препятствует развитию у некоторых испытуемых тенденции просто останавливаться в том месте, где было получено подкрепление. И никаких разговоров. Смех, шутки и т. п. допускаются, но подсказки и обсуждения исключаются до тех пор, пока не будет достигнуто задуманное поведение. Обычно обучающая игра проходит быстро и не представляет особого труда. Но иногда возникают и затруднения. В группе детей, с которой занималась К. Прайор, однажды произошел такой случай. Поведение, которое нужно было выработать, состояло в том, чтобы включить свет выключателем, расположенным на стене. Тренером была девочка Бет, подопытным мальчик Леонард. Леонард быстро выучился подходить к стене, но дело в том, что он держал руки в карманах и продолжал так двигаться и дальше. Задача состояла, таким образом, в том, чтобы заставить его вынуть руки из карманов. Но этого никак не удавалось сделать, время шло, и Леонард стал расстраиваться и сердиться. Тогда другая девочка по имени Марта попросила дать свисток ей. Затем она отослала Леонарда на стартовую позицию у двери, а сама поставила стул недалеко от выключателя, уселась и кивнула Леонарду, чтобы он начинал. Он сразу кинулся к стене, где его так часто подкрепляли, следуя мимо Марты. Когда он проходил мимо нее, она быстро выставила ногу, подставив ему подножку. Руки Леонарда вылетели из карманов и уперлись в стену, чтобы предотвратить падение; как только руки коснулись стены, раздался свисток. Леонард застыл. Затем он начал осторожно похлопывать по стене; она это действие подкрепила. Затем мы увидели, как Леонард внезапно посмотрел на выключатель. Все затаили дыхание. У него напряглась спина от внезапного осознания задуманного, и он включил свет.

Обучающие, игры полезны для всех. Как показывает опыт, люди, обладающие хорошей интуицией, творческие, эмоциональные становятся отличными «дрессировщиками», а спокойные, наблюдательные - прекрасными «подопытными», т. е. как раз наоборот тому, как обычно думают.

Перечисленными методами можно формировать любое поведение практически любого живого существа. Следует заметить только одно: чем моложе организм, тем он быстрее утомляется, поэтому от детей никогда не следует требовать многократных повторений одного и того же действия: дети учатся не все время, а короткими периодами.

Одно дело, когда ученик знает, что его обучают, и сам хочет научиться; другое дело, когда не знает и не имеет желания обучаться. В этом случае нужно прибегнуть к выработке поведения без помощи слов. Как это делается?

Ваш сосед по комнате в общежитии неряха, который всюду разбрасывает грязную одежду, а словесные внушения - выговоры, просьбы - остаются без результатов. Можно ли выработать аккуратность?

Вы должны наметить план выработки, начало и промежуточные ходы, при помощи которых вы достигнете желаемой цели. Например, чтобы научить соседа класть грязное белье в корзину, вы можете начать с одного носка и в один прекрасный день направить поведение, открыв крышку корзины и положив носок так, чтобы казалось, что он вот-вот упадет на пол. Подкрепление может быть словесное или любое другое, которое, как вам кажется, скорее всего найдет отклик или будет благосклонно принято вашим соседом. Люди не глупы, они изменяют свое поведение, чтобы получить подкрепление.

Однако в использовании процесса формирования существуют две ловушки. Первая состоит в том, что легче заметить ошибки, чем улучшение, и поэтому для таких наделенных языком существ, каковыми являемся мы, гораздо проще негодовать и ругаться, когда критерий не достигнут, чем давать подкрепление, когда он достигнут. И это может свести на нет весь прогресс. Вторая опасность состоит в том, что если вы предполагаете сформировать чье-либо поведение, то очень заманчиво поговорить со своим «объектом» об этом. А такие разговоры могут все разрушить. Если вы обещаете ему награду за то, что он положит белье в корзинку, не курит, тратит меньше денег, или за что-либо другое, то это лишь попытка подкупить, а не истинное подкрепление; при обучении, идущем по вашему плану, человек может ему противиться и нарочно поступать не так, как нужно. Следует формировать поведение, а не говорить о его формировании. А если вам удалось сформировать чье-либо поведение, то в дальнейшем также лучше этим не хвастаться.

Все, что вызывает какую-либо поведенческую реакцию, - это стимулы: сигнал светофора заставляет идти или стоять, мы вскакиваем, чтобы снять трубку зазвонившего телефона.

Если ваши дети не являются со двора по первому зову, вы плохо владеете управлением с помощью стимулов. Если вам приходится дважды или трижды повторять приказ, прежде чем он будет выполнен, значит, у вас проблемы со стимулируемым управлением.

Часто приходится слышать, как родители, надрываясь, зовут своего ребенка домой, а он не идет. Ребенок не виноват: родители его приучили к этому. Они поощряют такое поведение ребенка тем, что не дают положительного подкрепления, когда он слушается; в то же время он чувствует возможность неповиновения. Грамотные родители поступают так: они первое время (время приучения) зовут ребенка только тогда, когда уверены, что он придет; в этом случае он приучается, привыкает слушаться; дома же его встречают улыбкой, чем-то приятным и т. п. - поощряют; если ребенка позвали, а он не идет, родитель не поленится выйти во двор, спокойно взять сына или дочь за руку и привести домой.

Что может быть стимулом, сигналом для ребенка? В принципе, все что угодно. Но следует помнить, что нужно добиваться быстрой реакции на стимул, а поэтому и подкреплять только быстрые реакции, оставляя другие без внимания. Когда же стимул станет привычным, он сам по себе превратится в подкрепление.

Поведенческая цепь - это серия связанных действий. Самое главное, о чем здесь следует помнить: цепное поведение нужно всегда вырабатывать с конца. Начинайте с последнего действия в цепи, удостоверьтесь, что оно усвоено и сигнал к его выполнению хорошо узнается, и лишь тогда переходите к разучиванию предпоследнего действия и т. д. При заучивании стиха, например, разделите его на части и учите начиная с последней. Тогда вы будете идти от трудного к легкому. Почему нужно так поступать? Когда вы переходите от того, что еще не выучили, к тому, что уже знаете, то тем самым поощряете себя; в этом случае вы уверены, что, преодолев барьер первых четверостиший, вы с легкостью прочитаете следующие. В итоге стихотворение учится легче и быстрей.

Иногда бывает так: поведение вырабатывается, все идет хорошо, и вдруг наступает срыв: ученик перестает реагировать на стимулы, нужное поведение вообще исчезает, будто его и не было. Не следует отчаиваться: это естественный процесс. Необходимо продолжать спокойно работать дальше, как будто ничего не случилось, и затем наступает «озарение» - неожиданным скачком появляется нужное поведение, причем оно становится почти идеальным.

Причем важно, что хвалить за выработанное поведение нужно ученика, но не учителя. В обиходе сторонниками дисциплины считаются учитель, родитель, а совсем не те, кто добивается ее. И именно поэтому люди, задавшиеся целью установить дисциплину, часто пытаются управлять с помощью стимулов на основе: «Делай, что я скажу, иначе...» Поскольку ученик должен ошибиться или не послушаться, чтобы узнать, что значит «иначе», и поскольку тогда становится уже слишком поздно этого не совершать, то этот распространенный подход вовсе не так хорош. Да, но с чего начать? Вот пример эффективного воздействия в тяжелом случае.

Карен Прайор. Пожалуйста, сними свои мокрые вещи с кушетки и повесь на сушилку.

Юный гость. Сейчас, минуточку.

К. П. (подходит к Ю. Г. и стоит рядом с ним молча).

Ю. Г. В чем дело?

К. П. Пожалуйста, сними свой мокрый купальник с кушетки и повесь на сушилку (не прибавляя «Сейчас же!», «Сию минуту» и т. п. Я обучаю этого человека выполнять просьбы с первого раза, а не после того, как сигнал будет усилен дальнейшими уточнениями).

Ю. Г. Вот еще! Если вы так спешите, то почему бы вам не сделать этого самой?

К. П. (любезная улыбка, но никакого ответа. Я жду момента подкрепить желаемое поведение. Я не собираюсь учить его спорить со мной, поэтому никак не реагирую на его попытку).

Ю. Г. Ладно, ладно (встает, идет к кушетке, забирает вещи, бросает их в ванную комнату).

К. П. На сушилку.

Ю. Г. (с ворчанием поднимает и вешает на сушилку).

К. П. (широкая улыбка, искренне, без издевки). Спасибо!

Иногда бывает нужно отучить ребенка от какого-то нежелательного поведения. Как это сделать? Существует восемь методов отучения - четыре «добрых» и четыре «злых»:

? физическое устранение;

? наказание;

? отрицательное подкрепление;

? угашение;

? выработка несовместимого поведения;

? связь поведения с определенным стимулом;

? формирование отсутствия нежелательного поведения;

? смена мотивации.

Этот метод хорош тем, что гарантирует избавление от нежелательного поведения навсегда. Он жесток, но иногда неизбежен, когда проступок слишком серьезен для того, чтобы повторяться, и нет возможности легко его изменить.

Существует много простых и широко распространенных модификаций этого метода: отправить ребенка в его комнату, когда он вмешивается в разговор взрослых; привязать собаку, чтобы она не гонялась за машинами, и т. д. Мы привыкли считать такие меры наказанием, однако суть их в том, чтобы только прекратить данное поведение, физически лишая человека или животное возможности так себя вести или избавляясь от присутствия его самого. Следует помнить, что этот метод ничему не учит. Переучивания не происходит потому, что нельзя изменить поведение, которое не осуществляется. Ребенок, запертый в своей комнате, может быть, чему-нибудь научится (вероятнее всего - обижаться и бояться вас), но при этом он не учится тому, как, не мешая взрослым, вступить в вежливый разговор с ними.

Это наиболее распространенный в практике метод. Однако наказание - довольно грубый и неэффективный способ изменения поведения. В большинстве случаев оно не помогает вовсе. Почему?

Во-первых, наказание не совпадает по времени с поведением, а потому поведение уже нельзя изменить; более того, слишком отсроченное наказание дети вообще не связывают с проступком, а воспринимают только как бессмысленную жестокость.

Во-вторых, даже если человек и понимает, за что его наказали, это не помогает ему изменить поведение. Наказание не учит ребенка, как получать более высокие отметки. Научиться же изменять свое поведение самому выше возможностей большинства детей и даже многих взрослых: ведь не всегда можно проконтролировать свое поведение. Поэтому наказания- часто приводят к тому, что дети просто пугаются.

Наказание действует относительно успешно только тогда, когда нежелательное поведение еще не превратилось в привычку и если само это наказание является неожиданностью для воспитуемого.

Вообще при применении наказаний следует помнить о следующих моментах:

Наказание не должно рассматриваться ребенком как произвол или месть с вашей стороны. Только тогда, когда сам ребенок признает, что наказание наложено справедливо, оно оказывает воспитательный эффект. Воспитывает не страдание или неудобство, связанные с наказанием, а только чувство стыда, которое испытывает ребенок. Если же ребенок не считает наказание справедливым, следует отказаться от него, так как оно приведет только к тому, что ребенок озлобится на вас.

Детьми всегда воспринимаются как несправедливые наказания, наложенные в состоянии гнева или раздражения. Наказывая, нужно быть совершенно спокойным; нужно своим видом дать понять ребенку, что наказывать его вам не хочется, что это вам неприятно, но что вы считаете это своим долгом.

Наказывая, ни в коем случае не оскорбляйте ребенка, не задевайте его личности.

Желательно, чтобы ребенок заранее знал, что за определенные проступки его ждет определенное наказание; еще лучше, чтобы он сам участвовал в выработке этой системы наказаний, тогда наказание воспринимается как естественное следствие поступка: мы ведь не обижаемся на молоток, когда по неосторожности ударяем себе по пальцам.

Если есть малейшая возможность, следует переложить обязанности наказывающего на кого угодно: на совет отряда, на старосту, на звеньевых, на родительский комитет. Воспитатель должен стремиться избавиться от этой обязанности.

Когда наказание наложено, никогда больше не вспоминайте ни о нем, ни о вызвавшем его поступке.

Не изменяйте вашего обычного стиля общения с ребенком из-за его проступка, не дуйтесь, не обижайтесь на него, этим вы не только наказываете его за проступок, но осуждаете его самого, его личность.

Прежде чем наказать, задайте себе вопрос: «Зачем я хочу наказать ребенка? Чего я хочу от него добиться?» Если же вы задаетесь вопросом «за что?», значит, вы подсознательно просто хотите отомстить ребенку.

Секрет применения отрицательного подкрепления состоит в том, чтобы сразу прекратить его, как только поведение улучшилось хоть немного.

Например, малыш бросился на мать и начинает лупить ее по ногам кулаками. Мать дает отрицательное подкрепление: отворачивается от него, перестает обращать на него внимание. Но как только ярость сменяется сопением и потерянным видом, мать сейчас же снова обращает свое внимание на ребенка, обнимает, прижимает к себе, заводит разговор.

Другой секрет применения отрицательного подкрепления в том, чтобы ученик считал его объективным, т. е. понимал, что сам вызвал его своим поведением и каким именно поведением. Если же он этого не будет осознавать, то станет действовать по принципу «не пойман - не вор», считая, что ваше отрицательное подкрепление чисто субъективно.

Интересно, что есть такие категории обучаемых, на которых отрицательное подкрепление совершенно не действует и не подходит для них, например младенцы. Они просто на это не реагируют. Можно сказать, что дети рождаются для радости, а не для повиновения. К той же категории относятся щенки и все дикие животные.

Угашение - это игнорирование поведения, от которого вы хотите избавиться. Игнорирование же - это отсутствие подкрепления. Подкреплением данного нежелательного поведения (раздражительности, злобы, желания поссориться и т. п.) является реакция именно на это поведение. То есть игнорирование заключается в том, что вы ведете себя так, как будто этого поведения вообще нет. Но нужно игнорировать поведение, а не человека!

Как, например, поступать с детьми-нытиками? Как только нытье начнет принимать настойчивый гнусавый тон, сообщите ребенку, что это на вас абсолютно не действует, и больше не обращайте на него внимания. Как только нытье прекратится, спешите подкрепить это улыбкой, ласковым словом, объятием. Если он опять начнет ныть, прекратите это поднятием бровей или уничтожающим взглядом.

Или другой пример: муж, который всегда приходит домой в плохом настроении. Если жена, чем более он раздражен, тем больше торопится ему угодить, то она подкрепляет, закрепляет его раздражительность. Если жена обижается, начинает злиться - то же самое.

Если же жена не теряет веселого настроения, не особенно спешит удовлетворить требования мужа, не расстраивается, то это в значительной степени делает раздражительность и проявления настроения и характера мужа безрезультатными.

Игнорируя поведение, но не человека, можно добиться, чтобы многие неприятные явления угасли сами собой, так как от них не будет никакого результата.

Выработка несовместимого поведения состоит в том, что воспитуемого приучают делать что-то хорошее или нейтральное в ситуации, в которой он обычно ведет себя плохо. Нельзя делать одновременно два дела, а потому нежелательное поведение автоматически угашается.

Этот метод часто используется для самовоспитания. Особенно полезен он тогда, когда у вас плохое настроение, вы испытываете печаль, чувство одиночества и т. п. Некоторые типы поведения совершенно несовместимы с чувством жалости к себе, из-за которой возникают такие настроения: танцы, хоровое пение, просмотр юмористической передачи, бег и т. п.

Если приучить выполнять то действие, от которого вы хотите избавиться, в ответ на определенный стимул, то затем, убрав этот стимул, вы можете избавиться и от самого этого поведения (см. в приложении педагогическую задачу №).

У Карен Прайор жил маленький щенок пудель, который, когда она была занята, оставался один, запертый в пустой комнате. Вначале щенок выл и плакал, но затем дрессировщица сделала следующее: она стала вешать на ручку двери со стороны комнаты, где сидел щенок, полотенце. Если полотенце висело, всякие жалобы были бесполезны, если же его не было, щенка тут же впускали по первой «просьбе». Через некоторое время щенок приучился не волноваться и перестал скулить.

Метод этот чрезвычайно прост. Он состоит в том, что подкрепляется любое поведение, кроме нежелательного.

Например, если ваша собака воет ночью во дворе, выйдите несколько раз за ночь и дайте ей подкрепление, когда она молчит, минут, час и т. д. Если дети расшумелись в машине, дождитесь момента, когда они замолчат, и скажите: «Вы сегодня так тихо себя ведете, что я намерен зайти с вами в кафе»,

Устранение причин какого-либо поведения - это наиболее приятный и эффективный метод. Чтобы менять мотивацию, необходимо точно знать, что она собой представляет, т. е. чем объясняется неприятное поведение. Кстати, именно поэтому появились профессиональные психологи и психиатры, так как если бы все люди полностью осознавали свои поступки, то каждый был бы сам себе психологом и психологи - профессионалы были бы не нужны.

Следует помнить, что одно и то же неприятное проявление или действие у двух разных людей может быть следствием двух совершенно различных причин. Вот такой простейший пример. Два мальчика седьмого класса были пойманы на школьной лестнице за очень скверным занятием: они отнимали деньги у малышей. Не разобравшись в мотивах поступка, директор исключила обоих на определенный срок из школы. Между тем один из мальчиков отнимал деньги по собственной инициативе и для себя; другого же заставил это делать десятиклассник, угрожая избить его. Мальчик этот, таким образом, был только трусом, но не негодяем, как второй из задержанных; уравняв же их вину, директор школы допустила грубейшую педагогическую ошибку.

Поэтому необходимо помнить: если вы знаете только сам поступок, то вы еще не знаете ничего. Знать поступок - это значит понимать его причину.

До сих пор я обращался главным образом к педагогам-профессионалам. И это, конечно, закономерно. Однако педагогика, знания о человеке - это те знания, которые как воздух необходимы каждому человеку.

Я понимаю, каким рискованным является такое заявление. Все мы убеждены, что именно то, что мы знаем, - это и есть то, что нужно всем. Строитель не в состоянии понять, как может человек не интересоваться строительством домов. Актер считает, что только театр может просветить и облагородить людей. Работник ГАИ убежден. что главное знание, необходимое каждому человеку, - это знание правил уличного движения. Женщины убеждены, что мир могут спасти только женщины; мужчины - что это могут сделать только мужчины.

И все-таки я утверждаю, что именно педагогические знания - это знания, необходимые абсолютно всем людям. Не все люди строят дома, не все ездят в автомобилях, не все ходят в театр; не все люди - мужчины, не все - женщины, но все люди - люди. А значит, существует Знание, необходимое всем людям. Психологические механизмы, управляющие нами, одинаковы у всех людей. Как и все объективные законы природы, они подчиняются нам, служат нашим интересам, если мы их знаем, и умеем ими пользоваться, и подставляют нам ножку, наказывают нас, если не знаем, не умеем пользоваться.

А потому каждый человек должен относиться профессионально к самому себе и к другим, каждый человек должен быть психологически грамотным:

Путь к этому может начаться с того, что человек поймет, что существуют объективные законы, управляющие нашей психикой. Когда мы начнем понимать объективность наших психических процессов, мы осознаем, наконец, что злой становится злым не потому, что ему так захотелось, а что тому есть объективные причины; что боль, которую причиняют нам люди, есть следствие их собственной боли. Тогда мы перестанем дуться друг на друга, злиться, раздражаться, обвинять всех, кроме себя, и перекладывать вину и ответственность на других. Тогда, наконец, мы осознаем, что все связано со всем и что у нас действительно один общий Дом, и что самым вы годны м с эгоистической точки зрения является принцип: «Кто же, если не я?» Принцип «А почему я?», которым мы чаще всего руководствуемся, это чистейшее безумие.

Мы перестанем обижаться друг на друга, потому что поймем: тот, кого мы называем «злой человек», «плохой человек», - это больной человек, и относиться к нему нужно как к больному, т. е. жалеть и лечить его. Мы перестанем обижаться потому, что можно обижаться на соседа, на друга, на ребенка, но обижаться на объективные законы природы, согласитесь, довольно затруднительно.

Вот почему я был бы очень рад, если бы подлинная педагогика заняла, наконец, подобающее ей место в нашей школе. Но я был бы еще в тысячу раз более рад, если бы подлинная педагогика заняла подобающее ей место в нашей жизни. Правда о нас, к сожалению, заключается в там, что мы все почти живем исключительно небрежно, безалаберно, спустя рукава. Мы заботимся о ничтожном, но все время упускаем из виду главное. Мы улучшаем и совершенствуем все, что угодно, и только одно забываем совершенствовать - самих себя.

В самом главном, в самом существенном для нас - человеческом общении - мы все пока что предоставлены воле волн, брошены на произвол судьбы. Мы все вредим и себе, и друг другу, и часто даже не замечаем этого. Мать вредит своей дочери, неправильно воспитывает, портит ее, а кто испорчен, неминуемо портит сам; и дочь так же калечит своего ребенка, тот своего и т. д. - до бесконечности.

Однако во всем этом хаосе есть какой-то смысл, так как в природе нет и не может быть ничего бессмысленного. И действительно, закон швейцарского психолога Э. Клапареда гласит: затруднение, задержка в какой-либо деятельности ведут к осознанию этой деятельности. Если бы в нашей жизни, не возникало затруднений, нам не нужно было бы думать. Наша природа таким способом взывает к нам: задумайтесь, осознайте себя.

Осознание же, по-моему, начинается с ощущения своей ответственности за людей, за то, что происходит вокруг нас. Когда человек безапелляционно прикажет себе: я должен не вредить, а приносить пользу, а для этого я должен знать, как это делать, - тогда он уже близок к тому, чтобы выйти на верный путь. Осознание начинается также с того, что человек начинает понимать: знать и уметь выгодно для себя же.

Однако как помочь людям найти истину? Я думаю, что помочь другим найти истину можно только одним: самому знать ее. Тогда если человек захочет, он спросит вас, и вы сможете ему рассказать. Но навязывать истину нельзя, да это и совершенно бесполезно. Единственное, что можно сделать, - это показать, что истина существует, что она проста, всем доступна, что знать и пользоваться ею чрезвычайно выгодно и что человек, ее не знающий, неминуемо обрекает на несчастье и страдания и себя, и своих близких.

Собственно, в этом и состоит цель этой книги. Здесь нет и не может быть всего, что должен знать педагог профессионал. Книга моя не может заменить систематического изучения педагогической науки. Да я и не ставил перед собой такой задачи. Моя цель была более скромной: дать возможность увидеть, что такое знание существует и что применение его судит огромные выгоды. Не знаю, сумел ли я справиться даже и с этой скромной задачей. Педагогическая же наука - это прежде всего Монтень, Коменский, Локк, Руссо, Песталоцци, Макаренко, Сухомлинский, Выготский, Блонский, Леви.

Вообще же «доброму коню все впрок», но пока вы не стали «добрым конем», читайте с большим разбором.

Я глубоко убежден, что учителю-профессионалу никто не в состоянии помешать правильно воспитывать детей. К вам приходят комиссии, вас проверяют? Не обращайте внимания. Работа воспитателя принципиально не поддается проверке; она состоит из отдельных слов, из тона этих слов, из улыбок, из кивков головы, из тончайших нюансов, понимать значение которых может только тот, кто досконально знаком со всем предшествующим процессом воспитания в данном классе. Конечный же результат работы воспитателя лежит за пределами детства.

Поэтому продолжайте спокойно делать свое дело. Ваша единственная награда - это счастье ваших детей, а она от вас не уйдет, потому что зависит только от вас самих, от вашего педагогического мастерству.

На свете нет реальной силы, которая могла бы вам помешать выполнять ваш долг, но есть одна реальная сила, которая может вам помочь, - это ваши дети.