В подчинении МВД находится около 1,5 миллиона человек. Это больше, чем в Вооруженных силах, численность которых составляет 1,1 миллиона человек. Плюс 55 тысяч прокурорских работников. На протяжении последних лет эта цифра неуклонно росла. В целом количество милиционеров и прокурорских работников в России уже вдвое превышает их число во всем бывшем СССР.

В сопоставимых с Москвой по территории и населению Лондоне, Нью-Йорке или Токио за порядком следят по 30–40 тысяч полицейских. Численность же московской милиции превышает 150 тысяч человек.

Государственное финансирование по статье «Безопасность и правоохранительная деятельность» ежегодно увеличивается на 25 %. В 2005 году Россия потратила на милицию и спецслужбы 388,3 миллиарда рублей. Несмотря на это, уровень преступности, а также показатели милицейской коррупции также неуклонно растут.

Для специалистов по криминалистике в этом нет ничего удивительного. Преступность всегда растет вместе с увеличением работников правоохранительных органов. Причина проста: милиционеры сами в этой преступности заинтересованы. Не будет преступности — не будет надобности в милиционерах — не будет финансирования. Потому что при нынешнем положении милиции платят не за спокойствие на улицах, а за раскрываемость. Чтобы раскрыть рекордное количество преступлений, эти преступления должны быть. И они должны быть легко раскрываемыми. Милиционерам преступники нужны как воздух — а если их нет, то их назначают. В итоге «мусарни» уже давно превратились в цеха по производству показателей. Как следствие — в России отсидел в тюрьме уже каждый четвертый взрослый мужчина.

Кроме преступности, милиционерам нужны деньги. Государственная зарплата мала, и ожидать ее существенного повышения в ближайшее время не приходится: при такой численности правоохранительных органов этого не достичь никаким увеличением финансирования. Приходится, как в том анекдоте, получить дубинку и крутиться как хочешь. Милиционеры давно справились с организованной преступностью в стране и успешно подменили ее собою. Крышевание коммерческих (в том числе и нелегальных) структур, вымогательство денег за закрытие сфабрикованных уголовных дел, заказные уголовные дела, наемные убийства, сотрудничество с рейдерами, покровительство наркоторговле — все это дает работникам милиции неплохой дополнительный заработок.

«Знаете, как я бы искоренил преступность в нашем районе? Я бы поджег здание РУВД с четырех углов и сделал бы так, чтобы никто не выбежал». Эту фразу я услышал в одном райцентре не очень далеко от Москвы. Угадайте, кто мне ее сказал? Работник ФСБ из этого же района. А знаете почему он это сказал? Потому что ему до смерти надоело разрабатывать совместные антинаркотические операции против местного табора. Все они заканчивались провалом: менты сливали цыганам информацию на раз-два.

Прошли те времена, когда милиционер мог на все эти обвинения ответить: «А что мне делать? Мне семью кормить надо!» В милиции остались считаные единицы тех, кто приходил честно служить, а оказался перед выбором: или быть скотом и жить, или быть человеком и голодать. Сегодня молодой парень, который идет работать в милицию, не может не отдавать себе отчет, чем ему придется зарабатывать.

Я знал нескольких честных милиционеров. Они постоянно мотались в Чечню. Потому что как только они начинали бороться с преступностью, у них тут же возникали проблемы с начальством. Про них коллеги так и говорили: «Испугался и уехал в Чечню».

Стоит ли удивляться, что уровень доверия граждан к милиции стремительно приближается к нулю. В 2004 году социологи из Аналитического центра Юрия Левады по заказу Фонда «Общественный вердикт» провели несколько масштабных всероссийских исследований. Результаты ошеломили даже конченых скептиков.

Лишь 1,5 % россиян считают, что проблемы беззакония со стороны правоохранительных органов в нашей стране не существует. Более 80 % опрошенных называют эту проблему «очень серьезной» или «довольно серьезной».

Больше 70 % опрошенных на вопрос «Можете ли вы или ваши близкие пострадать от произвола правоохранительных органов?» ответили фаталистическим «это вполне может произойти». Противоположный ответ — «это совершенно исключено» — отчеканили лишь 3 % респондентов.

77 % медперсонала бригад «Скорой помощи», 87 % врачей травмопунктов приходилось оказывать медицинскую помощь пациентам, пострадавшим от действий людей в синей форме.

Обращаться за помощью в государственные охранительные структуры (суд, прокуратуру) не станут 60 % россиян — они уверены, что там защиты не найдут. А на более общий вопрос — «Можно ли в России законными методами восстановить свои права, нарушенные судом?» — «нет» ответили 70 % участников исследования.

Парадокс в том, что милиция и сама недовольна существующим положением вещей. Все-таки чувствовать себя сукой никому не приятно. Правоохранительной сфере требуется коренная реформа. Но реформировать себя самому еще никому не удавалось. Это только барон Мюнхгаузен смог вытащить сам себя за волосы из болота. Милиционер для этого не годится. У него и задница толще, и волосы бобриком.

Иногда мне кажется, что нашу милицию спасут только массовые народные погромы. Дай бог, чтобы я ошибался и мой сын когда-нибудь пошел бы работать в милицию.

Июнь 1999 года. Татарстан, город Казань:

Беспрецедентное разбирательство состоялось в Верховном суде Татарстана. Квалификационная коллегия судей решала судьбу члена Верховного суда Анатолия Матвеева. В конце мая одиннадцатилетний подросток привел в действие сигнализацию принадлежащего судье «Понтиака» стоимостью 40 тысяч долларов, пнув его ногой по колесу и нарисовав пальцем на дверце букву «л». Судья поймал школьника, отнес на помойку и засунул в мусорный бак.

У судьи Матвеева есть любовница. Она живет в том же доме, что и мальчик, которому пришлось побывать на дне мусорного бака. Судья Матвеев к своей любовнице регулярно приезжает. Отношения с местной детворой у него не ладились давно. Свой мини-вэн «Понтиак» (иногда его подменял «Шевроле-Блейзер» и «Ауди-80») судья Матвеев всегда сладострастно ставил на самое козырное место во дворе — прямо за футбольными воротами дворовой площадки. Со всеми вылетающими из этих ворот последствиями. Судья часто выбегал на улицу и громко ругался, но поймать с поличным никого не мог.

Володя Егошин обидел высокопоставленный «Понтиак» накануне Дня защиты детей. В тот день пацаны просто рассматривали крутую иномарку. Отчего сработала сигнализация — мнения впоследствии разделились. Судья Матвеев утверждает, что его машина громко кричала потому, что ее корябали гвоздем, дети говорят, что всего лишь рисовали на ней пальчиком, а потом ударили ногой по колесу. Когда «Понтиак» завыл, дети разбежались, но одного из них — мальчика по имени Равиль, судья Матвеев запомнил в лицо и на следующий день поймал его за руку. После психологического нажима средней тяжести мальчик согласился сотрудничать со «следствием». «Завтра я заеду сюда, и ты мне покажешь, кто это сделал», — приказал судья.

Завербованный Равиль был так запуган, что, проведя с Володей Егошиным весь следующий день вместе, так и не предупредил его о грядущей опасности. Появление судьи напоминало сцену в Гефсиманском саду. «Этот?» — спросил у Равиля судья Матвеев. Мальчик робко кивнул.

Голгофой для Володи Егошина стала ближайшая помойка. Расстояние до мусорных баков примерно сто метров. Первые пять шагов Матвеев нес обидчика, держа его руками за горло. Потом — обхватив шею стальным зажимом так, что мальчик даже не мог кричать. «Ты протер мою машину, а я протру тобой помойку. Я вас всех заставлю ее вылизывать», — слышали бегущие сзади дети.

Как назло, в этот момент во дворе не было ни одного взрослого-, восьмой час вечера — телевизионный прайм-тайм, «Угадай мелодию» и все такое. Перед контейнером с мусором судья поставил Володю на землю ногами и преподал ему краткий урок: «Эта машина стоит десятерых таких, как ты».

Сначала он предложил «осужденному» самому залезть в контейнер. Когда же тот отказался, Матвеев взял его одной рукой за штанину, другой за горло и бросил в бак на копчик. Не нужно быть врачом, чтобы знать, к каким последствиям мог привести такой удар, если бы в тот момент там оказалось что-нибудь твердое… Во время экзекуции судья уронил в мусор барсетку. Достав ее, он ткнул пальцем в мальчишку и сказал: «Ты весь в дерьме, от тебя парашей пахнет».

Этой фразой обычно завершается лагерная расправа. Из уст вершителя правосудия она прозвучала особенно красноречиво. Но Володя Егошин в тот момент думал не об этом. Социологи находят много общего в законах, которые действуют на зоне и во дворе. Дети — народ жестокий. Уже через неделю пострадавший боялся выходить на улицу, а из всех друзей с ним продолжает общаться только один.

Судья Матвеев специализируется по уголовным делам первой инстанции — связанным, как правило, с высшей мерой наказания. Среди коллег имеет репутацию человека сурового, но справедливого до маниакальности. Имидж Робин Гуда он завоевал благодаря странной для его профессии непримиримости к милицейскому сословию. «Вэвэшников» он засуживает с особым пристрастием.

Нелюбовь к ментам Матвеев имеет в силу своей биографии. «Поработали бы вы с мое в Магадане», — отвечает он на вопрос, откуда у него такой богатый автопарк, а также многочисленные квартиры с евро-ремонтами. Получив в Казани юридическое образование, он рванул на север зарабатывать деньги. Много лет вкалывал на рыболовецком судне, попутно занимаясь автомобильным бизнесом, а потом — три года оттрубил районным судьей. Семь лет назад вернулся в Казань — и сразу в верховные судьи.

Красные кокарды отвечают судье Матвееву такой же горячей любовью. Почувствовав, что кресло под недругом закачалось, они организовали слив компромата в местные средства массовой информации.

Так, по крайней мере, считает верховный судья Анатолий Харьков, представленный мне Матвеевым в качестве человека, который разделяет его позицию полностью (сам же он отбрыкался от встречи, сказав, что надолго уезжает на дачу). Видимо, не без участия милиционеров в газетах появилась и еще более странная история, в которой Матвеев тоже сыграл роль не только судьи, но и следователя.

В 1996 году дверь одной из матвеевских квартир какой-то милый человек стал регулярно вымазывать, извините, дерьмом. Наконец судье удалось обнаружить в подозрительной близости от квартиры двух подростков, которые тут же оказались в актовом зале Приволжского РУВД. После нескольких часов неконтролируемого общения с Матвеевым Тимур Самигулин и Сергей Степанов написали чистосердечное признание и тут же стали главными героями уголовного дела.

Родители ребят в ту ночь обзванивали морги и больницы и только к утру узнали, что с их детьми и где они находятся. Сергея и Тимура продержали за решеткой неделю — до тех пор, пока… дверь судьи опять не загадили. За неприличным занятием была задержана… женщина. По ее словам, этим грязным делом она решила заняться на почве ревности.

Ребят отпустили «с легким причинением вреда здоровью». Уголовное дело в отношении женщины-ревнивицы почему-то прекратили «за незначительностью ущерба», а в действиях судьи не обнаружили состава преступления. Поскольку, во-первых, он думал, что схватил преступников, во-вторых, нанес им повреждения в момент задержания, а в-третьих, сделал это неумышленно. У родителей не хватило смелости это опровергать.

Но у Володьки Егошина папка не промах. Игоря Егошина еще с советских времен половина Казани знает. Заведовал продовольственной базой. Теперь занимается оптовой торговлей и, хоть ездит пока всего лишь на «девятке», имеет в городе авторитет, достаточный для того, чтобы к нему подходили другие уважаемые люди с предложением «спалить к чертовой матери этот «Понтиак» — и все дела».

Но Игорь уже вошел в правовое поле и пока из него выходить не намерен. Не то чтобы ему там понравилось («будь он не судья, я бы просто засунул его в тот же бак и в расчете»), а судейская неприкосновенность не позволяет. В общем, папка задействовал все свои связи и добился того, что дело Матвеева стали рассматривать на коллегии Верховного суда Татарстана.

На заседании Матвеев держался вызывающе, юридическая процедура превратилась в разборку по понятиям. На вопрос, «почему вы не уладили конфликт с родителями или не подали в суд», ответил, что в этом районе живут люди бедные, с которых взять нечего (услышав этот ответ, заместитель председателя коллегии схватился за голову), но, если бы он знал, с кем имеет дело, то, конечно, поступил бы иначе. Для журналистов судья выразился еще яснее: «Я-то уж знаю нашу судебную систему: тяжбы годами тянутся, потом еще ждать исполнения судебного решения. Вот и решил сам пацана повоспитывать… Я же не как судья действовал, а как гражданин, имуществу которого нанесен вред».

Нормально, да? «Новый русский», приближенный к криминальным кругам, которому стоит только щелкнуть пальцем, и судейский мини-вэн сожгут так искусно, что никто не подкопается, ищет правды под сенью закона. А слуга этого закона и сам живет, и других судит по понятиям.

Одна проблема. Чем больше Егошин погружается в правовое поле, тем хуже его же сыну: для него теперь любая огласка — лишнее напоминание о том, что он «мальчик из мусорного бака». Володя уже второй месяц страдает бессонницей и просит отца переехать в другой город, чтобы он ходил в такую школу, где о его прошлом никто не знает.

Лишение судейских полномочий — наказание серьезное. Судья, отстраненный от должности, теряет не только работу, но и стаж, и пенсию. Жизнь начинается с нуля. Не говоря уже о том, что за всем этим может последовать уголовное дело. Тем не менее председатель Верховного суда Геннадий Баранов и в зале заседаний, и по местному телевидению, и в разговоре со мной заявил, что считает необходимым лишить Матвеева судейского статуса.

Но коллегия своего коллегу в обиду не дала. Лишь вынесла предупреждение о недопустимости подобных действий. Матвеев пообещал, что больше не будет. На том и разошлись.

Журналистка, которая ехала после заседания на егошинской «девятке», боялась, что он врежется в столб. На Игоре лица не было. Только и смог выдавить из себя, что будет подавать апелляцию в Верховный суд России. Насколько хватит у человека терпения, чтобы забить на правовое поле и обратиться к понятиям — бог весть.

Сентябрь 2003 года, город Екатеринбург:

В Екатеринбурге разгорелся серьезный скандал. Запахло очередным делом оборотней. В программе «Подлинник», выходящей на Областном телевидении (ОТВ), была показана исповедь бывшей наркоманки Эли Штроб. Эльвира рассказала о том, как она в течение 5 лет работала за героин на начальника отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков РУВД Чкаловского района Назира Балабек-оглы Салимова. Эту передачу увидели жители всего Уральского федерального округа. Результат — окружное Управление МВД начало проверку прозвучавших в программе фактов, а городское УВД, не дожидаясь результатов проверки, возбудило против автора программы Андрея Санникова уголовное дело.

Эля Штроб живет в Екатеринбурге, ей 28 лет, из них 12 она просидела на игле. Начала употреблять наркотики в ФРГ, работала наркокурьером по доставке кокаина из Голландии. Первый срок отсидела в Германии, второй — в Нижнем Тагиле. С марта 2003 года находится на лечении в реабилитационном центре фонда «Город без наркотиков». Несмотря на столь бурное прошлое, Эльвира находится в здравом уме и трезвой памяти — я неоднократно виделся с ней и имел возможность убедиться в этом лично. Историю своих отношений с высокопоставленным свердловским милиционером она решила предать огласке, чтобы отрезать себе все пути назад. Опасаясь за свою жизнь, Эля Штроб записала показания на камеру. Один из экземпляров видеокассеты хранится у автора. После реабилитации Эля Штроб намерена исчезнуть из Екатеринбурга и начать новую жизнь.

— Эля, расскажи про Родину. Что она за человек?

— Да как сказать? Таня Родина — ее и подругой вроде не назовешь. Она непредсказуемая… Ну, наркоманка, которая давно колется. У которой ничего нет. Сама не способна ни на что — ни что-то сделать, ни даже подумать. Я ее года с 95-го знаю, а в 98-м, когда я освободилась, оказалось, что она стала подрабатывать уличной проституцией на углу Щорса — Белинского. В то время одна фитюля (0,1 грамма героина. —Д. С. М.) стоила 100 рублей. И клиент тоже 100 рублей стоил. Как-то раз в выходной клиентов не было, и она говорит: «Поехали ко мне, только сначала в одно место заедем, там можно взять». И привезла меня в Чкаловское РУВД. Я когда увидела, офигела: «Ты чего меня в мусарню-то?!» А она мне отвечает, — «У меня тут клиент, он со мной порошком рассчитывается, я сейчас, быстренько, в такси посиди». Ну, клиент так клиент. Она забежала, минут через 20 выходит с героином. Поехали к ней, я тогда уже серьезно начала колоться. И она стала меня уговаривать работать на милицию. Она знала, что, пока я сидела, мой сосед хотел младшую сестру подсадить на иглу. Мне мама на свидании сказала, я ему тогда письмо написала: «Выйду, мне пофиг, я тебя посажу». Таня, когда об этом узнала, говорит: «Поехали в Чкаловский, там обсудишь». Что обсудишь — я тогда не поняла. Поняла потом, когда приехали и зашли к Салимову в 32-й кабинет.

— Салимов — это кто?

— Начальник ОБНОНа Чкаловского РУВД. Назир Салимов. Майор. Когда мы зашли, его в кабинете не было. Были ребята-оперативники Вольфсон, Карабак, прикомандированные пэпээсники, Карбышев, которого потом уволили за то, что употреблял наркотики. Родина куда-то ушла, возвращается — хи-хи, ха-ха, героина дали. Ну, мы пошли с ней в туалете укололись…

— В туалете РУВД?

— Ну да. Укололись, пришли обратно в кабинет. Заходит Салимов: «О, привет, кто такая? Я слышал, у тебя сосед сестру хотел подсадить? Может, закроем, его?» — «Да влегкую закроем». — «Давай, закупишься. Мы тебе деньги дадим, ты поедешь к нему на стрелку, мы за тобой следить будем. Когда он тебе героин передаст, мы его и задержим. Работай на меня, с героином проблем не будет». Короче, убедил. Ну и все. На следующий день я закупилась. Это было на «Вертолете», на афганской стоянке. Там напротив есть центр, где автомобили делают, он там работал, этот парень. Пехтышев Алексей. Сидит сейчас. Короче, принимают его с 32 граммами, для того времени это был большой вес. Салимов давай меня всячески ублажать, лишь бы не ушла. Новый человек, в районе никто не знает, знакомься да знакомься, сдавай точки. Героина в тот день нормально дал. Перед закупкой грамм получила и после закупки пять граммов.

— Надолго хватило?

— На двоих с Родиной дня на два-три. На четвертый день Таня: «Пошли опять к нему. Там по ушам можно проехать, наврать, что есть закупка, уколемся, потом найдем, где закупиться». Ну пошли. Назир радостно встретил нас. «Назир, — говорим, — кумарит». Он сразу нам насыпал. В то время он сам насыпал. Потом у него, видимо, начались проблемы, комиссии какие-то из Москвы приезжали, и он уже побаивался. За него опера стали насыпать. А первое время — только сам. И не только нам.

— А кому еще?

— Ну, я знаю человек 15, которые у него в разное время работали.

— Назови.

— Паламарчук Татьяна, Ширягина Наталья, Ивановы Алексей и Вера, Болотова Светлана… Сейчас… Забыла фамилию… На букву М… Паламарчук Татьяны брат, короче… Потом Дягилев Сергей, Дергачев Сергей, Самигулины Альбина и Ирина — две сестры. Если подумать, вспомню больше. Многие теперь сидят. Назир обещал, что им-дадут условно, они на него работали, а их потом сажали по полной. Меня он слишком близко подпустил, я знала о его жизни столько, что просто так он уже не мог от меня избавиться.

— Он со всеми вами расплачивался героином?

— Конечно. У него в кабинете постоянно тусовалось человек семь наркоманов, и все за что-то получали героин. Один уезжает на закупку, двоих берут понятыми…

— Так у него и понятые были наркоманы?

— Конечно. Мы же и были. При выдаче денег на закупку, при проведении исследования приобретенного наркотика…

— И за все он с вами расплачивался героином?

— Конечно, за все. Я, к примеру, сегодня закупаюсь… Плюс двое понятых. Я, допустим, получаю грамм, понятые по полграмма, а остальные, кто не ездил, а просто сидел в кабинете Салимова на подхвате, — те получали по 0,2–0,3 грамма. Закупки ведь бывали и до 2 часов ночи, и до трех, и до пяти утра… Остальные будут всю ночь сидеть, закроются в кабинете и сидят, ждут, когда с закупки приедут.

— Подожди, подожди. Ночи напролет у начальника отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков полный кабинет наркоманов?

— Раньше было так. Работали не работали — получали героин все. Шли на закупку те, у кого реальнее, быстрее, удобнее.

— А где кололись?

— Кто домой уходил, кто в подъезде, кто в Чкаловском РУВД, бывало, и в кабинете кололись…

— У Салимова в кабинете?

— До тех пор, пока одна девчонка не отъехала… Иванова Вера…

— Что значит «отъехала»?

— От передозировки… Но не в смысле, что умерла… Как это объяснить… Просто сильно много употребила, посинела, впала в такое спящее состояние, но «Скорую» не пришлось вызывать. Водой обливали, по щекам били… Салимов тогда… Это было как раз в день его рождения… (смеется). Он просто в шоке был. «Да, — говорит, — вы мне днюху устроили». Мы ее на заднем дворе водили туда-сюда, снегом терли…

— На заднем дворе в Чкаловском РУВД?

— Да, где машины стоят с мигалками. Некоторые наркоманы прямо в отделении ночевали. Ну вот, допустим, был такой Дягилев — он постоянно ночевал в Чкаловском. Там Ленинская комната есть. Он домой не ходил, зачем ему домой? В 12, в два часа ночи расходимся, а утром полдевятого Салимов уже на работе. Дягилев самый первый к нему подойдет и получит дозу. Он там жил, в этой Ленинской, и кололись в этой комнате сколько раз. Комната большая такая, и стоят сиденья, сиденья. Там пэпээсников с утра собирают, как это у них называется, развод, что ли. И в кабинете до тех пор, пока Салимов не стал осторожничать, можно было, если только быстро — опера сидят, чего-нибудь пишут или в компьютер играют, а мы в другом углу замутим и уколемся. У кого вен уже нет, так они долго тыкаются и уходят из кабинета. Это в порядке вещей было.

— А Салимов как себя вел? Насколько я понимаю, Родина к нему не просто так ездила. Он был ее клиентом?

— Не совсем так. Спустя уже полгода, когда Шреера поставили начальником Чкаловского РУВД (сегодня полковник Михаил Шреер возглавляет криминальную милицию Екатеринбурга. —Д. С. -М), к нему стал приезжать его старший брат. Тага, когда его увидела, говорит: «А знаешь, как я вообще с Салимовым-то познакомилась? Вот этот был мой клиент, — и показывает на старшего брата Шреера, — он снял меня на улице Щорса, мы поехали в Чкаловский, он заехал, взял героин и в кабинете это самое… В кабинете сексом занимались».

— Еще раз. Брат…

— Брат Шреера…

— Снял Родину…

— На Щорса…

— Привез в Чкаловский, в кабинет к (Шалимову?

— В кабинет к Шрееру, просто героин брал у Салимова…

— Поразительные вещи ты рассказываешь…

— Ну, такое же часто было… Потом я то же самое от многих девчонок узнала, которые работали проститутками на Щорса… Например, Клячкова Наталья приезжала к Шрееру прямо в кабинет обслуживать его, и Шреер посылал ее к Назиру брать героин. И Назир знал, за что он ей дает героин.

— А бывали случаи, когда чкаловские подбрасывали героин?

— Я сама присутствовала при этом. И сама участвовала в таких закупках.

— Тебе известны случаи, когда вымогались деньги с человека за то, чтобы дело закрыть?

— При мне был случай с цыганами, когда Назиру не понравилось, что они предложили деньги не ему, а начальнику следствия. Поэтому он просто принципиально этих цыган посадил и денег не взял.

— А ты официально числилась его агентом?

— Да, у меня был свой псевдоним. Маша. Агент Маша.

— Существует специальное положение, по которому на содержание агентов перечисляются деньги. Ты их получала?

— Нет, мы только расписывались. Назир, допустим, загонит нас в кабинет, потом подходит кто-нибудь из оперов, принесет бумажки со списком агентов, я там всегда Машей расписывалась, но бывало, что и не только Машей, а еще за кого-то, почерк изменяла… Обычно каждый из нас расписывался за трех человек. Всего по документам получалось человек 50. Деньги по этим ведомостям мы никогда не получали, но если надо было на сигареты там или на такси, Салимов никогда не отказывал.

— Это продолжалось с 1998 по 2003 год?

— Да, до марта месяца. Пятого марта меня задержали во второй половине дня. Пятого марта утром я последний раз брала у Салимова героин.

— Какого возраста у него были наркоманы?

— Самой младшей было 18 лет. Самая старшая — Таня Родина, ей сейчас уже 32. Она сначала как-то еще работала, а потом Назир ее держал чисто из-за того, что бумаги писала, всякие документы по следствию…

— Она фактически несла обязанности секретаря, что ли?

— Да мы все в этом участвовали. Вот приезжаем с закупки, пишем объяснение, протоколы допроса и все остальное. По идее это все должен писать оперативник или следователь…

— А в Чкаловском это делали наркоманы.

— В ОБНОНе да, писали мы. Пишем, расписываемся. На пустых бланках часто расписывались. Бывало, Игорь Карабак, оперативник, принесет нам много пустых бумажек, и мы расписываемся. За понятых расписывались много. Чтобы, если это им потом понадобится, нас не искать. Возьмут бумажку, заполнят, и все. За то, что прибирались в кабинетах, получали героин. За то, что в магазин сходим, по мелочи всякое — принеси, подай. За то, что машину помоем. За все Салимов героином расплачивался. Ремонт у него в квартире делали. В юго-западном районе у него квартира была, на улице Чкалова. Там еще милиция есть на улице Бардина, вот прямо за милицией.

— Салимов вообще показался тебе обеспеченным человеком?

— Да. Практически все в Чкаловском отделе и из городняка ребята к нему приезжали. Бензин, канцелярские принадлежности, ксерокс заправлять, карточки в телефоны следователям и операм — все это Салимов оплачивал.

— А какая у него зарплата?

— Чуть меньше шести тысяч рублей. Я не знаю, как с такой зарплатой можно жить, а жцвет он на широкую ногу. Я вот, допустим, боюсь Назира. К нему заходит, к примеру, Шреер, и такое чувство, что Назир начальник, а не Шреер. Назир ему скажет — и тот сделает. И не только Шреер, но и Глазырин (подполковник милиции Александр Глазырин до осени 2002 года возглавлял городской УБНОН, сейчас — начальник городского отделения милиции Чкаловского района. — Д. С. -М.), и даже ребята из Управления собственной безопасности. Такое чувство, что он ничего не боится.

— Скажи, кто конкретно из чкаловских знал, что с вами расплачиваются героином?

— Да все знали! И что мы колемся в туалете, все знали. Постоянно шприцы валялись. Там было два туалета: один для прокуратуры, но его открыли совсем недавно, другой для РУВД, Вот там для нас было удобней — и места побольше, и закрыться можно было изнутри. А то мы как запремся вместе в туалете женском на 2-м этаже — и парни, и девки, тогда служащие ходят и ворчат: «Чего вы тут опять колетесь?» Однажды я там Таню Родину уколола, и она села прямо там на стульчике у двери. Я из кабинки слышу звук такой — «бум». Укололась, шприц выкинула, выхожу и вижу такую картину: Родина упала со стула, половина тела в туалете, а половина — в коридоре Чкаловского… Думали, что все, кирдык Тане. Уж у меня такой опыт в этих откачиваниях, и то не могла ничего сделать. Я операм кричу: «Помогите!» Они ложку притащили, челюсти ей разжимали, чтобы язык не запал, последний зуб сломали. Выжила, короче…

Назир САЛИМОВ, начальник ОБНОНа Чкаловского РУВД города Екатеринбурга:

— Все это чушь собачья. Я готов прокомментировать каждое слово на этой кассете с фактами в руках. Если все знали, что в Чкаловском РУВД кололись наркоманы, что мешало ФСБ или прокуратуре взять меня с поличным? Не говоря уже о том, что псевдоним у Эльвиры был вовсе не Маша. Потом она говорит, что на день рождения Салимова шел снег, а день рождения у меня в середине мая.

— Передо мной местная газета «Новый регион» от 17 мая 2001 года. Здесь написано, что в Екатеринбурге аномальная погода — температура упала до -4, выпал снег, посевная под угрозой срыва.

— Пусть они скажут конкретную дату Тогда и поговорим.

— Говорят, губернатор по телевидению назвал вас наркомайором? Вы как-то отреагировали?

— Да, он назвал меня наркомайором. Двадцатого августа в программе «Минувший день». Я не реагировал на это, потому что считаю это бесполезным. Я обратился в суд по другому поводу — что по городу распространяются листовки с моей фотографией и подписью «Лицо наркомафии» В этом принимает участие местная епархия Мне непонятно, зачем им вмешиваться в политику.

— По факту злоупотреблений сотрудниками Чкаловского РУВД в мае этого года возбуждено уголовное дело. Вас вызывали на допрос?

— Вызывали один раз в качестве свидетеля. Я уверен, что выиграю это дело.

— У вас сейчас какая должность в Чкаловском РУВД?

— Та же. Я возглавляю ОБНОН.

Борис ТИМОНИЧЕНКО, начальник УВД города Екатеринбурга:

— Что касается Салимова, сотрудника ОБНОНа Чкаловского РУВД, то с момента усиления борьбы с незаконным оборотом наркотиков он активно включился в работу, результаты его подразделения одни из лучших не только в городе, но и в области.

По показаниям наркоманки Эли Штроб, озвученным в передаче «Подлинник», на данный момент назначена и проводится служебная проверка, так как мы реагируем и проверяем любой сигнал, даже понимая его ложность. И по части ее показаний проверки уже закончены, и можно сказать, что эти «факты» вымышлены и лживы. Проверку проводит и прокуратура, и я думаю, что они дадут свои заключения. У нас уже были факты, когда наркоманов побоями и угрозами вынуждали клеветать на сотрудников милиции.

Отец Владимир ЗАЙЦЕВ, заместитель архиепископа Екатеринбургского и Верхотурского Викентия:

— По той информации, которой я обладаю, Салимов — один из покровителей наркоторговцев в Екатеринбурге. Я слышу о его двусмысленной деятельности на протяжении последних двух лет. Крупные цыганские кланы, торгующие наркотиками, чувствуют себя на его территории вольготно. Известно огромное количество случаев, когда наркоторговцев отпускали благодаря вмешательству Салимова. Листовки «Лицо наркомафии» с изображением этого человека расклеивала организация «За духовность и нравственность», которая существует с ведома и по благословению нашей епархии, принимал в этом участие и наш миссионерский отдел. Я вынужден констатировать, что наша городская милиция в том виде, в каком она существует, еще немного — и станет мафиозной группировкой. Я говорю об этом прямо и самим милицейским начальникам. А возражения типа того, что милиция хоть что-то делает, извините, не принимаются. Она не должна хоть что-то делать, она должна делать все, чтобы мы жили в безопасном городе, свободном от наркотиков.

Татьяна МЕРЗЛЯКОВА, уполномоченный по правам человека Свердловской области:

— Эта кассета произвела в нашем ведомстве возмущение. Я считаю, этот случай надо рассматривать как вопрос сопоставимости цели и средств. Майор Салимов числился среди первых в УБНОНе. Но какой ценой? Использовать молодых людей, оплачивая их услуги наркотиками, на мой взгляд, в высшей степени безнравственно, и даже самая высокая и благородная цель не может служить оправданием. К сожалению, такая практика существует, хотя вслух не озвучивается никем, и, конечно, надо не только в отношении Салимова, но и в отношении этой практики ставить точку. Когда суд вынесет решение, я, как уполномоченный по правам человека, должна буду ставить вопрос об этом в адрес нашего ГУВД и прокуратуры.

Группа программ содействия УФСБ Свердловской области:

Управление ФСБ России по Свердловской области курирует «проблему вокруг Салимова». По словам начальника группы программ содействия Сергея Кузнецова, здесь «изучают материалы». Проблема существует, признают чекисты. И отрабатывают отдельные поручения по этому делу прокуратуры области. «Преступник Салимов или нет — решит суд, — сказал «Известиям» Сергей Кузнецов. — В любом случае, никаких иных интересов наша служба в этом случае не преследует».

Сергей БЕЛЯК, адвокат, вице-президент Фонда развития современных политических и избирательных технологий «Практика»:

— В действиях Салимова целый букет, преступлений. Превышение служебных полномочий, хранение и распространение наркотиков, причем все это совершалось неоднократно, группой лиц и с использованием служебного положения. Все это тянет на огромный срок — больше 10 лет точно. Конечно, если бы обо всем этом знали адвокаты тех, кого сажал Салимов, их дела разлетелись бы в суде с треском. Хотя в Уголовном кодексе ничего не говорится о том, может ли наркоман быть понятым, но, по словам Эльвиры, они расписывались в ведомости как агенты и получали оплату в виде доз героина. То есть они являлись лицами, заинтересованными в исходе уголовного дела. Не говоря уже о том, что они расписывались заранее на бланках.

— А откуда вообще у милиционеров наркотики? Изъятый героин ведь уничтожается.

— Его можно уничтожить фиктивно. Акт об уничтожении подписывают понятые, с которыми, как мы видим, нет проблем.

— Когда я смотрел эту кассету, то попытался поставить себя на место Салимова и в чем-то попытался его понять. Согласитесь, у каждого милиционера есть арсенал незаконных возможностей, применение которых с благими намерениями негласно разрешено. Я могу понять обноновца, который подкидывает грамм героина барыге, только что смывшему на его глазах килограмм наркотиков в унитаз. Можно понять и Салимова: правоохранительным органам нужны для контрольных закупок наркоманы, нужна крепкая агентурная база. Ну какая разница, как с ними расплачиваться — деньгами или героином, если они все равно на эти деньги купят героин?

— Оправдывать такие вещи нельзя. Таким образом вы полагаетесь не на закон, который худо-бедно, но блюдет целая государственная система, а на совесть конкретного опера или следователя. А это слабая гарантия. Вот вы опубликовали этот материал, а они возьмут и с чистой совестью подбросят вам наркотики. И оправдают для себя это тем, что вы им мешаете работать, после ваших статей проверки и все такое. Надо просто реально бороться с наркоманией, а не создавать иллюзию этой борьбы.

— Назир Салимов по официальной отчетности первый борец с наркотиками в Екатеринбурге. За 5 лет он «принял» более 100 килограммов.

— Неудивительно. По всей видимости, он просто четко понимает, как функционирует наркобизнес и хорошо знает в нем свое место. Такие люди, как правило, и добиваются высоких показателей.

— Поясните?

— Механизм борьбы с наркоторговлей выглядит очень просто. Начальник подразделения по борьбе с наркоторговлей выбирает нескольких торговцев и говорит им: «Вы будете торговать, я разрешаю. Но за то, что я вас крышую, вы сливайте мне информацию на других дилеров». И они сдают ему своих конкурентов. Растут показатели у милиционера, растут доходы у его наркодилеров, растет дань, которую они ему платят. И это не российское изобретение, такая практика существует во всем мире. В Колумбии, Венесуэле, Таиланде любой наркокартель имеет людей, которые работают осведомителями на спецслужбы. На то же ФБР и ЦРУ. Осведомители сливают оперативную информацию на конкурентов, за это им дается право существовать.

— Такой взаимный симбиоз, взаимный контроль.

— Симбиоз — да. Но не контроль. ФБР, ЦРУ, Салимов — они думают, что таким, пусть грязным, методом они удерживают наркоторговлю в каких-то рамках. На самом деле это иллюзия. Наркомафия обманывает их на каждом шагу. В 1997 году, например, был такой случай: в России задержали 200 кг кокаина из Венесуэлы, который транспортировали под видом консервированных ананасов. Оперативная информация в ФСБ пришла из Интерпола, туда — из ІДРУ. В ЦРУ она, вне всякого сомнения, попала от осведомителя одного из венесуэльских картелей. Партию задержали, поймали, но тем временем еще большая партия дошла до адресата. Этот «симбиоз» лишь позволяет имитировать борьбу с наркоторговлей. Фактически же оборот наркобизнеса от этого не уменьшается, и это понимают все компетентные в этом вопросе люди. Но не все об этом говорят.

Полгода спустя:

Громкий скандал разразился в Екатеринбурге. В результате блестящей операции Свердловского УФСБ 5 февраля задержан с поличным при получении взятки от наркоторговца майор милиции Назир Балабек-оглы Салимов. Этот человек 5 лет занимал должность начальника ОБНОНа Чкаловского района Екатеринбурга, а в последние полгода пошел на повышение, став старшим оперуполномоченным ГУВД города. Уголовное дело против Назира Салимова грозит потерей лица всему городскому милицейскому руководству. Местные газеты не раз называли этого человека одним из покровителей наркоторговли в городе, но до сих пор местные стражи порядка отвергали все обвинения и выступили в защиту своего коллеги. Три месяца назад начальник ГУВД города Борис Тимониченко назвал факты, опубликованные в «Известиях», домыслом и провокацией. Время все расставило по своим местам.

После ареста «одного из самых лучших» борцов с наркоторговлей я вновь связался с начальником городского УВД.

— Мы шокированы, — признался Борис Тимониченко. — Это даже не пятно, а большой комок грязи в лицо сотрудникам всего ГУВД. Среди моих коллег мнение на этот счет такое: если выяснится, что Назир действительно совершил это преступление, то наказание должно быть самым суровым.

Начальник криминальной милиции города Михаил Шреер после ареста Салимова созвал пресс-конференцию, на которой обещал провести в рядах ГУВД серьезную проверку. При этом полковник отметил: «Я не могу сказать, что Салимов плохой сотрудник. Никаких претензий по службе к нему не было. Он ни разу не нарушал существующих договоренностей. Если его вина будет доказана, я буду вынужден признать, что ошибался».

Фраза о договоренностях с Михаилом Шреером, которых не нарушал Назир Салимов, особенно повеселила город Екатеринбург. Михаил Шреер возглавил криминальную милицию Екатеринбурга сравнительно недавно, а до этого он был начальником того самого Чкаловского РОВД, где работал Салимов. В летнем скандале, когда бывшая наркоманка Элеонора Штроб публично рассказала, как она работала агентом Назира, Михаилу Шрееру тоже было отведено весьма заметное место.

Источник в спецслужбах, пожелавший остаться неизвестным, сообщил мне, что операция по задержанию Салимова разрабатывалась и готовилась в течение нескольких дней. Задержали его в 3 часа ночи в момент, когда он с 200 тысячами рублей выходил из дома адвоката наркоторговца. Ольга Искандерян передала эту сумму Назиру Салимову за прекращение уголовного дела в отношении цыгана Болотова по кличке Заика.

На следующий день суд Верх-Исетского района постановил избрать мерой пресечения для Салимова содержание под стражей. После оглашения этого решения майор милиции зарыдал. В настоящий момент он находится в следственном изоляторе Управления ФСБ. Прокурор Верх-Исетского района возбудил против него уголовное дело по статье 290, части 4 УК РФ «Получение взятки». Бывшему начальнику Чкаловского ОБНОН грозит от 7 до 12 лет тюрьмы с конфискацией имущества.

Еще 10 месяцев спустя:

6 декабря в Свердловском областном суде состоялось оглашение приговора по делу скандально Известного милиционера-взяточника Назира Салимова. Согласно решению судьи, обвиняемый получил 4,5 года лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима. Приговор был вынесен по статье 159 части 3 «Мошенничество с использованием должностных полномочий». Кроме того, Салимова лишили звания майора милиции. Напомним, экс-начальника отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков Чкаловского РУВД Екатеринбурга Назира Салимова арестовали 4 февраля 2004 года. На момент задержания он состоял в штате городского УВД. В обмен на 200 тысяч рублей Салимов пообещал посодействовать в закрытии дела подозреваемого в наркоторговле цыгана Болотова по кличке Заика. Деньги Салимову принесла адвокат Болотова Ольга Искандерян. После передачи взятки Салимов был задержан. Ему было предъявлено обвинение по статье 290, части 4 УК РФ «Получение взятки». Обычно совершенное милиционером преступление карается лишением свободы на срок от семи до двенадцати лет с конфискацией имущества. Гособвинение требовало наказать взяточника девятью годами лишения свободы. Однако судья Сергей Бажуков переквалифицировал обвинительную статью на мошенничество с использованием должностных полномочий и сократил срок наказания для Салимова ровно в два раза. Аргументировал свое решение он тем, что подсудимый взял деньги за закрытие уголовного дела, которое и без того было бы закрыто, а значит — смошенничал. По логике судьи получается, что если милиционер берет деньги за то, чтобы закрыть дело по-настоящему, то это есть честный бизнес. А значит — Салимов сел в тюрьму не за то, что получил взятку, а за то, что нечестно получил взятку. Вот если бы честно — это другое дело. По мнению руководителя небезызвестного екатеринбургского фонда «Город без наркотиков» Евгения Ройзмана, такой гуманный приговор стал результатом усилий азербайджанской и цыганской диаспор города. Тому есть косвенные подтверждения. Сразу после ареста Назира Салимова в Екатеринбурге состоялась пресс-конференция руководителей азербайджанской диаспоры. На ней председатель Свердловской общественной организации «Азербайджан» Асад Муртузович Кулиев заявил, что для защиты Салимова наняты квалифицированные адвокаты, которые сделают все, чтобы дело Салимова развалить.

— Кроме того, на днях мы получили в центре пенсионного обеспечения ГУВД Свердловской области официальную информацию о том, что Назир Салимов получает пенсию по увольнению из органов в размере 3700 рублей ежемесячно. Как он может получать пенсию, если будучи оперуполномоченным УВД города был пойман на взятке, за что сейчас сидит. Это просто какая-то фантастика. Будем разбираться.

Сентябрь 2003 года, Москва:

Руководство России решило усилить борьбу с наркоторговцами. Для этого было создано еще одно правоохранительное ведомство общей численностью 40 тысяч человек под названием «Госнаркоконтроль — Государственный комитет по контролю за оборотом наркотиков». Возглавил новую структуру бывший полномочный представитель президента в Северо-Западном округе Виктор Черкесов, а большую часть личного состава Госнаркоконтроля составили бывшие сотрудники упраздненной Налоговой полиции. У налоговиков методы работы свои, особенные. Благодаря этим самым методам Госнаркоконтроль тут же получил обидное прозвище Госкомдура. И способствовала этому первая же громкая операция нового ведомства, жертвой которой стали не наркоторговцы и даже не наркоманы, а ветеринары.

Ветеринары всего мира используют при операциях в качестве наркоза препарат под названием «кетамин. И Россия не исключение. Но в России невнимательные чиновники забыли внести кетамин в список разрешенных для ветеринарии препаратов.

Бдительные наркополицейские это заметили и решили, что ветеринары, которые используют неразрешенное наркотическое вещество, — это первейшие злодеи наркотического фронта. Против шестерых медиков были заведены уголовные дела. И хотя руководство Минсельхозпрода официально призналось в том, что не включило кетамин в список разрешенных ветеринарных препаратов по упущению, начальник Управления Госнаркоконтроля по Москве Василий Сорокин заявил, что все шесть дел о ветеринарах-наркосбытчиках будут доведены до суда, поскольку закон обратной силы не имеет. Первым, чье дело на днях было передано в Кузьминский суд города Москвы, оказался ветврач государственного предприятия «Инженерный центр-полигон» Константин Садоведов. Человеку, который три года стоял на пути героиновых караванов на таджикско-афганской границе, на полном серьезе вменяется сбыт наркотического вещества кошке.

Вот цитата из серьезной бумажки — обвинительного заключения, подписанного следователем Госнаркоконтроля капитаном М.Е. Андриановой, утвержденного прокурором Юго-Восточного административного округа Б.Ф. Кравцовым и принятого к рассмотрению федеральным судьей А.П. Севрюковым:

«Садоведов Константин Павлович совершил… покушение на незаконный сбыт психотропных веществ. А именно: 22.10.2003 года, примерно в 13 часов он (Садоведов К.П.), находясь по адресу: г. Москва, 3-я Институтская ул., д. 17, кв. 121, совершил умышленные действия, непосредственно направленные на совершение преступления — набрал из одного из привезенных с собой флаконов с надписью «Ketamine»… в одноразовый шприц и хотел ввести инъекцию кошке, однако свои действия до конца не довел по независящим от него обстоятельствам, так как его действия были пресечены сотрудниками Управления Госнаркоконтроля России по г. Москве. Таким образом, он (Садоведов К.П.) совершил преступление, предусмотренное ч. 3 ст. 30, ч. 2 ст. 228 УК РФ».

— Мы бы тоже посмеялись вместе с вами, — адвокат Борис Севастьянов долго дожидался, пока я справился со своими эмоциями, — если бы за эту статью моему подзащитному не грозило от 5 до 10 лет самого настоящего лишения свободы. Мы только что вернулись с предварительных слушаний, и там нам дали понять, что все по-взрослому. Это уголовное дело больше чем просто уголовное дело. Речь идет о репутации новой структуры — Госнаркоконтроля. Его первая серьезная операция не может быть провальной, хотя фактически она уже превратилась в фарс. Похоже, дана установка на обвинительный приговор. Судья нам прямо сказал: «Соглашайтесь на особый порядок». То есть условный срок при признании подсудимым своей вины. Но судимость, тем более за торговлю наркотиками, — это пожизненное клеймо. Почему мой подзащитный должен ломать себе жизнь только потому, что Минсельхоз забыл вписать в какую-то бумажку одно слово? И если свою ошибку признало это Министерство, то почему ее не может признать Госнаркоконтроль?

Сам подсудимый только чудом находится под подпиской. Обычно по такой статье назначается содержание под стражей. Константину 29 лет. У него типичная биография человека, который вошел в эту жизнь с твердым намерением служить Родине. В 2000-м он закончил военный факультет Московской государственной академии ветеринарной медицины и биотехнологии имени К.И. Скрябина. По собственному желанию был направлен на таджикско-афганскую границу, на должность кинолога в Пянджский погранотряд, где к 2003 году дослужился до начальника ветеринарно-санитарной службы в звании капитана ФСБ. Имеет личную благодарность президента России за образцовое выполнение служебных обязанностей. Рапорт об увольнении и уход в обычные ветеринары стал необходимой жертвой семье: на зарплату военного прокормить себя, жену и ребенка невозможно.

— В Таджикистане мы задерживали примерно 5 тонн героина в год. — Константин показал мне свой военный фотоальбом. На каждой третьей фотографии горит героин. Костры раза в два выше, чем стоящий рядом Константин. — Я думаю, весь московский Госнаркоконтроль еще долго не выловит столько героина, сколько я его сжег. А если и выловит, то не такой ценой. Там ведь приходилось и в боевых действиях участвовать, и друзей хоронить. Я был в шоке, когда они меня задерживали. Знаете, что они сказали? «Мы, — говорят, — вас уже три месяца разрабатываем. И наружную слежку вели, и досье полное составили, даже в Таджикистан запрос посылали. Но все никак поймать не могли, поэтому вот пришлось инсценировать вызов ветеринара на дом».

Адвокат Севастьянов наконец смог улыбнуться:

— Представляете? Три взрослых силовика во главе с майором полиции три месяца получают зарплату, работают в поте лица, чтобы в московской фауне одной кошкой-наркоманкой стало меньше. Фантастика!

— Они вас хоть не с пристрастием задерживали? — спросил я у Константина.

— Нет, очень даже культурно. Да тут в обвинительном заключении все написано. Почитайте.

«В кухню с кошкой на руках вошел ее хозяин, который по указанию Садоведова К.П. положил ее на стол… После того, как они вдвоем зафиксировали кошку на столе, ветеринар хотел сделать ей инъекцию, но в этот момент мужчина его остановил и предъявил служебное удостоверение сотрудника Госнаркоконтроля на имя майора полиции Курылева М.Л., сказав, что проводится оперативный эксперимент. Ему была предъявлена находившаяся в кухне видеокамера, после чего были приглашены понятые».

— Я им говорю: «Я что, должен был делать операцию без наркоза?» — «Да». — «Так это тоже статья.

Жестокое обращение с животными». — «Значит, с другим наркозом». — «Другой наркоз — это слабодействующий рометар. Его придется вводить кошке в таких количествах, что ее рвать будет. Этот кетамин во всех ветеринарных справочниках рекомендуется. А распоряжение правительства Москвы читали?» — «Нет». — «Там есть такая глава. «Кастрация котов» называется. Она обязывает нас использовать кетамин». — «Мы этого ничего не знаем. Мы не ветеринары. Мы Госнаркоконтроль». Вот и весь разговор.

— Как кошку-то звали?

— Не знаю. Они ее потом в подъезд отпустили. Обычная такая трехцветная кошка лет трех от роду. Небось поймали на улице, хотя кошка чистая была. Постирали, наверное. Да и квартира, скорее всего, была конспиративной.

В результате сложной оперативно-следственной работы «Столичной» удалось разыскать в доме 17 по 3-й Институтской улице кошку, подпадающую под словесный портрет Садоведова. Зовут ее Надя, хозяйки нет, но животное постоянно обитает при детском саде № 168. Характер ласковый, всеядна, самочувствие — нормальное. Если кто увидит кошку-наркоманку, просьба срочно изолировать ее от детей и задержать ее по ст. 228 ч. 1 для дачи показаний в суде.

Декабрь 2005 года.

Республика Удмуртия, город Ижевск:

Громкие уголовные дела против школьных преподавателей в минувшем году породили в России миф об учителях-садистах и учителях-убийцах. Приговоры по этим делам еще только предстоит вынести судам, но репутация многих педагогов, да и система образования в целом уже подмочена. В результате спровоцирован отток кадров из школ, в которых и без того работать некому. Особую категорию школьных преступлений составляют случаи гибели учеников на уроках физкультуры. Последним в этом печальном списке стал физрук школы № 9 города Ижевска Алексей Соколов. 19 сентября на его уроке умер от сердечного приступа ученик 10-го класса Иван Быданов, самому учителю предъявлено обвинение в причинении смерти по неосторожности в результате ненадлежащего исполнения своих профессиональных обязанностей. Кто он — преступник или стрелочник? Ответ на этот вопрос в Ижевске очевиден для всех, кроме работников прокуратуры.

Антон и Иван Быдановы — братья-близнецы. Антон родился здоровым, Иван — с пороком сердца. Врачи сразу сказали, что он не жилец, но родители набрались мужества и выходили ребенка. Когда Ивану исполнилось 7 лет, медики сказали, что если ему не сделать операцию сейчас, то в 20 лет его придется водить под руки: слабое сердце не справится со взрослым организмом. Операция прошла успешно: межжелудочковую перегородку восстановили. Осталась проблема с недостаточностью аортального клапана. Врачи сказали, что, когда Ивану исполнится 17 лет, можно будет поставить искусственный клапан, а до тех пор жить можно, но осторожно.

В 2000 году Ивану дали инвалидность, но потом почему-то сняли. Родители считают, что государство решило сэкономить на пенсионном обеспечении. Если бы инвалидность у него была, он был бы полностью освобожден от физкультуры. А так — был обязан ходить на уроки, но занимался по облегченной программе, без сдачи нормативов. Таковы правила, установленные законом.

— В тот день 10-й А класс сдавал стометровку, — рассказывает обвиняемый Алексей Соколов. — Я знал, что Иван от нее освобожден. На прошломуроке, когда его класс сдавал кросс, я запретил ему бежать дистанцию. Точно так же я поступил и на этот раз. У Ивана даже пары для забега не было, он сидел в стороне и смотрел, как бегают другие. Насколько я знаю, такое положение он переживал болезненно. Да и не только он. У нас почти в каждом классе есть по два-три ученика, которые занимаются физкультурой по облегченной программе. Такая забота о физическом здоровье ребенка часто оборачивается проблемами с психикой — особенно у мальчиков. На занятиях они фактически оказываются в положении неполноценных детей второго сорта. Одноклассники подтрунивают над ними: «А ты чего не бежишь? Слабо?» Учителя физкультуры борются с такой дискриминацией, как могут, но за всеми не уследишь. В итоге такое положение провоцирует мальчишек на бунт против правил: «Мне нельзя бежать, но я все равно побегу. Я докажу, что я мужчина». С педагогической точки зрения, правильнее было бы объединить таких детей в спецгруппу и заниматься с ними отдельно. Но на дополнительные часы физкультуры школам не выделяют денег, да и поместить в расписание такой урок крайне сложно: ведь все дети из разных классов.

В тот день вести урок Алексею Соколову помогали два студента-практиканта Ижевского государственного технического университета — Алексей Огородников и Рустам Габдулханов. Во время сдачи норматива один студент стоял на старте, другой на финише, а учитель физкультуры — посередине дистанции. Учитель давал команду к бегу, один студент следил за правильностью старта, другой — регистрировал финиш. Как потом выяснила прокуратура, такое расположение руководителей урока соответствовало инструкции.

Во время сдачи стометровки на урок пришел дежурный по школе, ученик того же класса Коля Мезрин и тоже решил сдать норматив. Пары ему не нашлось, и тогда он предложил бежать с ним Ивану. Трагическим совпадением оказалось то обстоятельство, что студент на старте не знал, кому можно бежать, кому нельзя, а учитель физкультуры принял Ивана Быданова за его брата Антона и дал команду к старту.

— Они похожи как две капли воды, — качает головой Алексей. — К тому же для меня этот класс был новым, я вел в нем всего третий урок. Оба брата были в спортивных костюмах — правда, как потом выяснилось, разного цвета. Но мне даже в голову не могло прийти, что парень с пороком сердца меня ослушается и встанет на дистанцию. Никогда себе этого не прощу.

Иван финишировал первым. Это был последний забег в его жизни. Возвращаясь на исходную позицию, он схватился за сердце и упал. Когда приехала «Скорая», Иван был уже мертв.

Алексей Соколов не похож на учителя физкультуры. Если его переодеть в обычный костюм с галстуком, он скорее будет похож на учителя какой-нибудь более мирной дисциплины. Все ученики и учителя говорят, что Соколов — человек добрый. Для учителя физкультуры — даже слишком.

— Когда мы узнали, что Алексея Васильевича будут судить, мы собрались и всем классом написали письмо в его защиту, — рассказывает ученик 10-го класса Антон Букин. — То, что случилось с Иваном, — ужасная трагедия, и мы скорбим по нему, но считаем, что физрук не виноват.

— Ваня был классным парнем и настоящим другом, — рассказывает Игорь Кириллов, один из ближайших друзей покойного. — Он не любил, когда ему напоминали о его здоровье, и не мог смириться с тем, что болен. Он хотел быть как все и не вина учителя, что на том уроке он решил бежать стометровку.

Иван Быданов всю жизнь тянулся за здоровым братом. Они были похожи как две капли воды не только лицом, но и телосложением. Антон серьезно занимался греко-римской борьбой в детско-юношеской спортивной школе «Ижсталь». Иван тоже ходил на занятия, но, как утверждает тренер, к поединкам не допускался. Занимался только общеразвивающими упражнениями и качался в тренажерном зале. Кроме того, каждое утро оба брата бегали вокруг школы. Антон пять кругов, Иван — три. Это видели все. Учителя говорят, что в семье Быданова был своего рода культ Александра Васильевича Суворова. Он тоже родился больным ребенком, а дорос до генералиссимуса, завоевал пол-Европы. Впрочем, сам отец Ивана Александр Быданов это отрицает.

— Мы разумные родители и понимали, что человеку в положении Ивана можно, а чего нельзя, — говорит Александр Быданов. — Есть понятие цикличных и нецикличных нагрузок Грамотные занятия на тренажерах и спокойный бег — это вполне допустимо для нормального развития ребенка даже с таким сердцем, какое было у Ивана. Борьба и спринтерский бег — гораздо более серьезные нагрузки.

Черный котенок Тимоша появился в квартире Быдановых через несколько дней после похорон. «Нам остался в черной рамке траурный портрет. Все, казалось бы, как прежде, только Вани нет. Девятнадцать — в этой цифре траурная суть. В этот день ушел наш Ваня в свой последний путь». После смерти сына у отца два утешения — сочинять стихи и гладить котенка Тимошу.

Александр Быданов закончил тот же спортивный факультет Удмуртского университета, что и учитель Алексей Соколов. Сам шесть лет проработал тренером по греко-римской борьбе, за шесть лет воспитал чемпиона России и нескольких мастеров спорта. Когда родились дети, пришлось уйти в бизнес.

— Как профессионал я Соколова понимаю, — вздыхает Быданов-отец. — Ни один тренер не застрахован от подобного случая. Я могу прямо сказать: если бы он был напрямую виноват в смерти моего сына, мне бы никакого официального суда не потребовалось. А так… Я казнить его не могу, но и простить не могу. Все-таки, как ни крути, в тот момент он отвечал за жизнь ребенка, и он не уследил. Я долго думал, какую позицию занять по отношению к следствию. В итоге я решил занять нейтральный путь: пусть правосудие свершается своим чередом. Как будет, так и будет.

На похоронах Ивана присутствовала вся школа. Играла скрипка. Священник говорил речь о том, что не надо искать виноватых. Все плакали. На поминках отец Ивана подошел к Соколову и спросил: «Ты-то сам чувствуешь свою вину?» — «Чувствую», — честно ответил Соколов. Александр кивнул и молча отошел в сторону.

Перед похоронами родители долго искали крестик Ивана и не могли найти. Купили новый. После похорон Антон нашел крестик брата в его спортивном костюме. Теперь он носит на шее два крестика.

В республиканской прокуратуре дело о смерти Ивана Быданова расследует отдел по особо важным делам. Позиция начальника отдела Дмитрия Матушкина жесткая, но не кровожадная:

— Мы понимаем, что ситуация здесь неоднозначная, — сказал он в беседе с корреспондентом «Известий», — но побочные обстоятельства дела не отменяют буквы закона. Именно учитель отвечает за жизнь и здоровье ребенка на своем уроке. Мы руководствуемся результатами проверки специальной комиссии Министерства образования республики, которая пришла к выводу: Соколов не выполнил своих обязанностей. Он должен был проследить за больным учеником, чтобы тот не оказался на старте. Он этого не сделал. Кроме того, Соколов допустил отклонение от инструкции и организовал забег на сто метров не по одному человеку, а по двое, чем привнес в сдачу норматива дух соревновательности, а следовательно — дополнительную физическую нагрузку. Наконец, судмедэкспертиза установила, что остановка сердца была вызвана чрезмерным физическим напряжением. Все это дает нам основания обвинить Алексея Соколова в совершении преступления по статье 109 в ее 2-й части — «Причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения своих профессиональных обязанностей». Максимальное наказание по этой статье — три года лишения свободы, но суд, как правило, дает условный срок.

— Это древняя логика прокуратуры: если есть труп — должен быть виновный, — прокомментировал обвинение корреспонденту «Известий» адвокат Алексея Соколова Валерий Новичков. — Мой подзащитный запретил Ивану Быданову сдавать норматив. Он выполнил свои обязанности. Что он мог еще сделать? Повторять об этом каждые полминуты? Или приковать ученика наручниками к скамейке? Но тогда его бы судили за истязание.

— Вы все это ведете к смягчению наказания или к полному оправданию?

— В юриспруденции есть понятие казуса, то есть фактора случайности. Оно предполагает отсутствие чьей-либо вины. То, что случилось с Иваном на уроке физкультуры, могло с ним случиться в любой момент. Например, когда он бежал к остановке, чтобы успеть на автобус. Или в трудовом лагере. Вот справка из детской поликлиники, данная ему за год до смерти. Она свидетельствует о том, что у Ивана нет противопоказаний для поездки в детский трудовой лагерь в Краснодарский край. Я думаю, главврач этой поликлиники уже пачку свечей в церкви поставил за то, что сердечный приступ у Ивана не случился год назад, в том самом трудовом лагере во время игры в догонялки. И если теперь Соколова признают виновным, этот главврач больше не подпишет ни одного подобного документа. От греха подальше. Да и директор школы сто раз подумает прежде, чем такой отдых детям организовать. Пусть ребенок лучше в свои каникулы подышит грязным воздухом города Ижевска. А то не дай бог, что случится, окажешься крайним.

До смерти Ивана фельдшер Елена Мерзлякова обслуживала две школы. Теперь — только 9-ю. Но показатели детского здоровья от этого к лучшему не изменились.

— В 2004 году число абсолютно здоровых детей в нашей школе составляло 4,4 процента, — рассказывает Елена Анатольевна. — В этом году этот показатель снизился до 2,5 процента. Всего 21 человек из 855. Для сравнения: в 2001 году таких детей было 128. Хронически больных сегодня у нас 254 ученика. В основном заболевания желудка. На втором месте — вегетососудистая дистония, проблемы со зрением, дефекты осанки. Школа № 9 не исключение среди других школ города Ижевска. Да и город Ижевск от других городов России мало отличается. Я работаю школьным медиком 18 лет. Раньше ситуация была обратно пропорциональной: хронически больных детей были единицы.

— Система медицинского обслуживания с тех пор как-то изменилась?

— Да в общем-то нет. Так же, как раньше, раз в год — полный медосмотр. Регулярное дежурство фельдшера. В последнее время недостатка в медикаментах нет. По некоторым направлениям наши возможности даже увеличились. В поликлинике, к которой мы приписаны, появилось оборудование, которого раньше не было. Я скажу честно: главные проблемы у нас не с медикаментами, а с родителями. Очень многие не выполняют рекомендации врачей. Кому-то некогда: работают на трех работах, чтобы прокормить свои семьи. А многие, скажем прямо, сами ведут очень нездоровый образ жизни. Обстановка в таких семьях очень нервозная, дети недоедают, рано приобщаются к вредным привычкам.

— За минувшие полгода я подписала 15 направлений к психотерапевту, — продолжает печальную статистику психолог школы № 9 Елена Ефремова. — Иногда мне становится страшно за наших детей. Взрослая жизнь беспощадно вторгается в их мир. Первоклашки вынуждены думать о том, откуда в их семье завтра появятся деньги на пропитание, как помирить папу и маму — о худшем я уже и не буду говорить. А иногда приходят плакаться родители: ребенок заболел компьютерной зависимостью, из дома стали пропадать деньги.

«Я не вижу в жизни никакой перспективы. Слишком много в этой жизни такого, от чего зависит моя жизнь. Я не могу в этом разобраться. Я чувствую себя песчинкой, которая несется неизвестно куда».

Это из сочинения на тему «Кем я хочу быть?» одной из лучших десятиклассниц школы № 9. Фамилию директор школы Тамара Кузнецова просила не называть. Перед нашей встречей она провела бессонную ночь: накануне прокуратура предъявила Алексею Соколову обвинения, и Тамара Ивановна начиталась статей об этом в местной прессе.

— Если даже ему назначат условное наказание, его отстранят от преподавания, а это значит, что в нашей школе больше не будет учителя физкультуры, — говорит директор. — Соколов один из последних молодых энтузиастов. В большинстве школ уже давно физкультуру преподают или женщины, или мужчины предпенсионного возраста. Сами посудите: ставка учителя физкультуры по 1-й категории — 2400 рублей. Это при 18 часах в неделю. Алексей работает на две ставки, преподает 36 часов в неделю, плюс ведет спортивные секции. Всего у него получается 6 тысяч рублей. Кто захочет работать за эти деньги с утра до вечера, да при этом еще и подвергаться риску оказаться на скамье подсудимых?!

— Врачи и преподаватели не имеют над ребенком такой юридической власти, которую имеют родители, зато ответственности несут гораздо больше, — продолжает завуч школы Светлана Боровикова. — В итоге учителя оказываются крайними в ответе за все те болезни, которыми болеет общество. И без того неблагодарная работа теперь стала еще более неблагодарной. Разве учителя виноваты в том, что у современных детей плохое здоровье? Разве они снизили в стране уровень жизни и лишили морального облика многих родителей? Разве их вина в том, что у детей стала слабая психика?

— Мы теперь боимся лишний раз сказать хулигану, что он поступает неправильно, — снова вступает в разговор директор Тамара Кузнецова. — А вдруг он потом что-нибудь с собой сделает, и виноват окажется учитель. Теперь мы сначала ругаем ученика, а потом долго гладим его по головке, да еще конфету дадим на дорожку. Дети это быстро просекают и начинают пользоваться своим положением. А это уже не воспитание. Потакать нерадивому ученику — выше достоинства настоящего учителя. А если завтра этот подросток сделает что-то уже не с собой, а с другим человеком? Как мы будем смотреть друг другу в глаза? Это ведь будут плоды нашего воспитания.

У начальника Управления образования Ижевска Валерия Шляфера грустные глаза.

— Скажу честно: у меня нет четкого представления, как решать впредь подобные ситуации, — говорит Шляфер. — Думаю, что нет ее и у большинства моих коллег в других городах. Я знаю, что я должен делать по закону, и я это делаю. Является ли эта тактика правильной? Не уверен. Поэтому у меня не поднимается рука обвинить в смерти мальчика учителя физкультуры. Если мы пойдем по этому пути, мы добьемся лишь того, что педагоги будут лишь формально выполнять свои обязанности. Мы потеряем школу как то учреждение, в котором появляются на свет личности, и для следующего поколения преподавателей фильм «Доживем до понедельника» будет непонятен.

14 апреля 2002 года, Москва:

Руководство столичного ГУВД взялось исправлять нравы своих сотрудников. Каждый понедельник теперь начинается для милиционеров с лекций в актовых залах, где в течение получаса замы по воспитательной работе, ветераны МВД и даже профессора-криминологи учат их правильному общению с гражданами. Процесс роста милицейской вежливости корреспондент «Известий» наблюдал в УВД Центрального округа столицы…

В 9–15 в актовом зале здания на Большой Полянке собралось человек сто. Если не знать, где находишься, публику можно принять за обычных студентов. Лица все больше молодые, одежда — штатская. Но начальник пресс-группы Елена Перфилова заверила, что передо мной почти весь руководящий состав УВД Центрального округа и что ниже лейтенанта здесь нет никого, а есть и майоры с полковниками.

— Все вы знаете о существовании приказа МВД номер 170, — начал полковник Михаил Федотов, ответственный за воспитательную работу. Он взял со стола небольшой красочный плакат и показал публике. — Мы специально издали выдержки из него, чтобы их развесили во всех отделениях милиции. Вот что должен делать сотрудник милиции. Согласно этому приказу: «Уважать человеческое достоинство граждан, поддерживать и защищать права человека и гражданина, руководствоваться принципом, закрепленным в Присяге: «Служа закону — служу народу». Действовать при выполнении должностных обязанностей и общении с гражданами при всей строгости и решительности законно, безупречно, справедливо. Быть в общении доброжелательным, стремиться завоевать расположение и доверие граждан, добиваться взаимопонимания, воздерживаться от ненужной резкости. Постоянно работать над повышением своего уровня духовной культуры…»

— Я хочу добавить, — взял слово заместитель начальника УВД Центрального округа по личному составу полковник Игорь Павливкер. — Имейте в виду, что по результатам этих лекций каждый подпишет справку. В ней будет написано, что я, такой-то, предупрежден о недопустимости проявления грубости, хамства, унижения и оскорбления человеческого достоинства граждан при осуществлении мной оперативно-служебной деятельности. Чтобы потом никто не говорил, что не был в курсе.

— Ни в коем случае нельзя указывать гражданину на несущественность его обращения, — продолжил Федотов. — У нас это часто бывает. Подходит к милиционеру человек, а тот ему: «Да чего ты ко мне пришел? Сам, что ли, разобраться не можешь?» Это недопустимо. Более того, даже если человек ведет себя по отношению к вам неправильно, нельзя отвечать в том же духе. Тактичность необходима даже по отношению к преступнику. Если он нарушает закон — действуйте, как предписано. Но ни в коем случае не подключайте эмоции. Чтобы у человека сложилось правильное впечатление — не вы лично требуете от него пройти в отделение, а закон и народ, которому мы служим, того требует. Я вот тут задумался: а для чего мы созданы вообще? И понял, для народа. А сейчас слово предоставляется Виктору Ивановичу Динеке. Он доктор юридических наук, профессор Академии управления МВД.

Выступление профессора стало кульминацией тридцатиминутки. Молчаливые и непробиваемые до сих пор слушатели стали внимать, а иногда даже улыбаться.

— Я хочу задаться другим вопросом: не как должно быть, а почему мы имеем то, что имеем. Почему за последние 15 лет у нас наблюдается верный рост таких нарушений закона со стороны сотрудников, которые не обусловлены корыстными побуждениями, а именно психологической неуравновешенностью? Почему милиционеры хамят? Еще в XIX веке Иван Тарасов, один из лучших юристов и криминалистов того времени, на этот вопрос отвечал примерно так. Сотрудник российской полиции вынужден испытывать на себе огромное административное давление высшего начальства, и эта власть чаще всего применяется по отношению к нему неграмотно и неадекватно. Это провоцирует сотрудника на то, чтобы в такой же манере обращаться с гражданами. С тех пор мало что изменилось. Все дело в правовом поле, в котором находятся сами сотрудники. А это правовое поле создают руководители среднего и высшего звена, то есть мы с вами. Поэтому если вы думаете, что раз не заняты на территории, а работаете в кабинете, то вас не касается наш сегодняшний разговор, то напрасно вы так думаете. Это первое. Второе. То, что называется хамством по отношению к гражданам, часто возникает даже тогда, когда вроде бы никто никому не нагрубил. Типичный пример: сотрудник видит на улице нарушителя правопорядка. Вежливо сопровождает его в отделение для разбирательства. Вежливо оставляет его дежурному и уходит. Дежурный через какое-то время направляет его к сотруднику отделения. Задержанный приходит к нему, а тот понятия не имеет, что этот задержанный совершил. Сотрудник спрашивает у дежурного. Дежурный или не помнит, или не знал даже. Все начинают нервничать, вести себя неадекватно. Вот и получается неправомерное задержание и грубое обращение. Жалоба в прокуратуру.

Тут я еле-еле сдержался, чтобы самому не попросить слова. Дело в том, что на днях мой знакомый оказался точно в такой же ситуации. Час продержали в обезьяннике, а потом стали у него же интересоваться, а чего это он в обезьяннике делает. «Откуда я знаю, может, тебя задержали, когда ты траву курил?!» — кричал ему дежурный. «Да нет, товарищ милиционер, я всего лишь возле Кремлевской стены помочился». Я, наверное, так энергично улыбнулся, что невольно хихикнул, и человек десять из зала посмотрели на меня так серьезно, будто я злостно нарушил приказ номер 170.

— В нас по-прежнему жива привычка к насилию, о которой писал еще Короленко в письме Луначарскому, — продолжал профессор. — «Советская власть разрешила частное насилие во всех формах. И частное насилие стало по сути всеобщим делом». Этот стереотип поведения жив не только в милиции, но и в ЖЭКах, больницах, среди журналистов…

Некоторые из зала опять обернулись в мою сторону.

— … Да и обычные граждане по отношению друг к другу грешат тем же. И тут я хотел бы остановиться еще на одной проблеме. Разграничение ответственности милиции и общества. Возьмем, к примеру, американский штат Айова. Договор местной полиции с властями штата. Кстати, по этому договору работник отдела по борьбе с наркотиками получает 78 тысяч долларов в год. — Профессору пришлось выдержать паузу, по залу прокатилась волна оживления. — Но еще больше поражает в этом договоре один пункт: «Преступность является внутренней болезнью общества, за лечение которой полиция ответственности не несет». Во как. Корректно, но недвусмысленно обществу дают понять, что оно тоже в ответе за правопорядок. Мы — блюстители правопорядка, но вы, товарищи американцы, уж будьте любезны блюсти нравы. У нас же винить милицию за разгул преступности стало уже хорошим тоном. Это я к чему говорю. К тому, что наши сотрудники — часть общества и болеют они теми же болезнями, что и все остальные. Но если человек на улице отвечает только за себя, то мы — представители закона, власти, поэтому с нашей стороны такие выходки воспринимаются особенно болезненно. В связи с этим я хочу привести в пример еще один пункт из документа, которым руководствуется полиция штата Айова: «Гражданин, которому полицейский сделал замечание или по отношению к которому он применил меру наказания, должен уходить с чувством удовлетворения и благодарности». Спасибо за внимание. Тема следующей лекции «Денежное довольствие».

На выходе из Управления в киоске продавали сувенирные фуражки полицейских разных стран — от Америки до Йемена. В основном все неприметных, черных или серых тонов. Только наша милицейская фуражка с кокардой выделяется ярким окрасом. Я попросил одного из штатных психологов УВД провести психологический анализ полицейских головных уборов.

— Конечно, наш отличается повышенной тревожностью. Сигнал, который посылает эта фуражка окружающим, примерно таков: «Осторожно, милиционер». Может быть, с этого и начинается непонимание.