Часть третья

«Самая разгромная», или Шестидневная война

Словно выстрел против эрцгерцога. — Вновь фанфаронство, вновь бравада. — Даян — это война. — Классический пример превентивного удара. На трех фронтах, практически одновременно. — Флаг над башней Давида. Очередной шок в арабском мире. — Торжество и подавленность. — Всенародный туризм, но война продолжается. — Советский Союз вновь приходит на помощь. Начинается война на истощение, арабы обретают второе дыхание. — Что делать дальше?

В мае 1967 года премьер-министр Израиля Леви Эшкол завершал свой четвертый год на этом посту. Несмотря на свой преклонный возраст семьдесят два года — и серьезные проблемы со здоровьем, он являлся еще и министром обороны. В Израиле этот пост считается критически важным. Как и его предшественник Бен-Гурион, он предпочел оставить этот пост за собой.

Занятие Эшколом этой должности было встречено в стране со вздохом облегчения, особенно среди военных. Бен-Гурион был руководителем жестким и особенно активным в вопросах обороны. Его же наследник Эшкол был только рад позволить военным практический контроль за ведением своих дел. Он был финансист, а не эксперт в вопросах стратегии, и, хотя по ряду соображений оставил за собой этот пост, но всегда полагался на совет Ицхака Рабина, своего блестящего начальника Генштаба, хотя и не всегда ему это нравилось.

В народе Эшкола любили. Это был добросердечный политик, который всегда хотел найти компромисс, приемлемый для всех. Но спустя четыре года пребывания у власти стало ясно, что его медовый месяц с народом кончился, а популярность сошла на нет. Проблемы в еврейском государстве только нарастали: экономика пробуксовывала, кризис «кусал» все сильнее, безработица росла. Постоянный поиск компромиссов теперь рассматривался как яркий пример нерешительности этого политика. Появились и анекдоты. Один из них гласил: «Вам кофе или чай, г-н премьер-министр?» Эшкол, после долгой паузы и раздумий: «Лучше половину того и другого».

Днем 14 мая 1967 года Эшкол находился в своем рабочем кабинете. Сквозь приоткрытую дверь балкона с муниципального стадиона доносились звуки оркестра — там шла последняя репетиция церемонии празднования 19-й годовщины образования государства Израиль. Эшкол вышел на балкон, но вдруг со срочным сообщением появился Ицхак Рабин, который в тот момент, в возрасте 45 лет, был одним из самых одаренных военных авторитетов Израиля. В состоянии шока и какого-то неверия Эшкол переспросил для уточнения только что услышанные слова: «Насер двинул свои войска на Синай?».

На следующее утро 15 мая 1967 года Эшкол и Рабин с помощниками встречались в отеле «Кинг Давид» (почему именно там?) в Иерусалиме для оценки ситуации. Им нужна была дополнительная информация. Пока все, что они знали, это то, что две египетские дивизии переправились через Суэцкий канал и вошли в пределы Синая. Хотя все передвижение было в пределах их собственной территории, такие действия значительного по силам контингента были очень необычными и тревожными.

С того места, где находились три дивизии египтян, они могли двинуться через пустыню, обойти буферную зону, где стояли ООНовские миротворцы, смести немногих израильских солдат у себя на пути и подступить к Беэршеве и другим городам Израиля.

Эшкол и Рабин обязаны были просчитать все свои ответные шаги.

Объявить хотя бы частичную мобилизацию для усиления своих сил? Этот вариант не был идеальным — противостоящая концентрация войск только усилила бы напряжение на границе и, возможно, привела бы к открытому столкновению. Это было бы весьма дорогостоящим мероприятием. Регулярная армия Израиля была настолько невелика по размерам, что пришлось бы сразу призывать резервистов. А в случае всеобщей мобилизации большинство мужчин возраста 18–45 лет и даже многие женщины обязаны покинуть свои рабочие места. Это означает серьезное нарушение всей жизни общества. Пока решено было подождать, при этом оповестить всех командиров и поручить всем отслеживать ситуацию. Перед тем как отправиться принимать парад, Рабин заявил: «Если Насер продолжит отправку своих солдат на Синай, мобилизация станет неизбежной. Мы не можем позволить себе риск оставить свою южную границу с тем небольшим количеством солдат…»

Спустя некоторое время на центральной трибуне стадиона уже сидели премьер Эшкол, президент государства Залман Шазар с супругами, другие министры в окружении высшего генералитета Израиля.

Здесь же в своей хорошо различимой летной форме светло-серого цвета находился и Мордехай Ход, недавно назначенный командующим ВВС. Окружавшие знали, в каком напряженном темпе он работает, готовя своих летчиков к возможной войне. К этому времени израильская военная доктрина гласила, что если война с арабскими соседями становится неизбежной, то Хель-Хаавир должен быть готов нанести упреждающий удар по арабским ВВС до того, как они сумеют подняться в воздух.

Задачи для себя, своих пилотов и разведслужб Ход сформулировал следующим образом: им было нужно знать мельчайшие детали и подробности о противнике, включая обычное время вылета на патрулирование, их летные маршруты, порядок размещения самолетов на базе и точный распорядок дня на полевых аэродромах с указанием времени приема пищи, отдыха и т. п. Самой ценной считалась информация о путях безопасного подхода к авиабазам противника, с минимальным риском быть обнаруженным его радарами.

Но в тот момент, на параде, Ход даже не предполагал, что до решительного столкновения оставалось всего лишь несколько недель.

Йешайяху Гавиш, командующий войсками на Синае, также был извещен о переброске египетских солдат на полуостров. Как только парад был закончен, он бросился на узел связи, где ему еще раз подтвердили о передислокации войск противника. Как он вспоминал позднее: «Я был удивлен и озадачен. К тому моменту Насер послал 70 000 своих лучших солдат сражаться в Йемен, в гражданской войне на стороне республиканцев. Ожидать, что одновременно он начнет еще одну войну, было бы немыслимо».

Тем вечером на авиабазе Тель-Ноф возле Тель-Авива состоялся традиционный прием в рамках проведения праздника. Присутствовали многие политики, ветераны ВВС и молодые пилоты, многие из них со своими женами и подругами. Мириам Эшкол, супруга премьера, рассказывала: «Все разбились на небольшие группы, и сквозь жужжание голосов можно было слышать: «Война будет», «Нет, войны не будет» и тому подобное, но напряжение всех было очевидным».

Эшкол никак не мог понять мотивацию действий Насера, но у него были серьезные причины полагать, что Насер только блефует, и это не силовая акция, а своего рода «шоу». В конце концов, такие ситуации случались и прежде. Например, 18 февраля 1960 года Израиль провел военную операцию против Сирии в Тауфике, сирийцы обратились к Насеру за помощью, и он откликнулся, но только после того, как израильская акция была завершена.

Эшкол мог предположить, что Насер, возможно, повторяет ту же тактику, особенно с учетом того, что напряженность между сионистским государством и Сирией вновь возрастала. Это было отмечено сразу после 7 апреля, когда израильские самолеты сбили над Голанами сразу 6 сирийских МИГов.

Про этот эпизод стоит рассказать подробнее. Утром того дня израильские фермеры вышли на свои поля, прямо ввиду Голанских высот. Сирийцы не утерпели и открыли по ним огонь из артиллерийских орудий. Для их подавления вылетела группа штурмовиков Хель-Хаавир. В ответ сирийцы подняли свои самолеты. На всем протяжении от Голанов до Дамаска завязался «dogs fight» воздушный бой («собачья свалка», по терминологии западных пилотов), реактивные самолеты сходились, расходились, маневрировали, но выучка израильтян опять оказалась выше — без единой потери они действительно сбили шесть сирийских истребителей.

Но в тот вечер, который завершал празднования, присутствующие только терялись в догадках, почему Насер послал войска на Синай?

За двое суток до описываемых событий, то есть 13 мая 1967 года спикер Народного собрания Анвар Садат только что вернулся после официального визита в Москву. Прямо из аэропорта он направился в Маншиет Эль-Бакри, резиденцию Насера, где последний как раз принимал Абдель Хакима Амера, заместителя Верховного главнокомандующего Вооруженными Силами. Садат сообщил им о разговоре в Московском аэропорту с Владимиром Семеновым, заместителем советского министра иностранных дел. Семенов заявил ему на прощание: «Десять израильских бригад концентрируются на сирийской границе».

Насер и Амер не были удивлены. Об этом им уже сообщали советские разведисточники в Каире. Насер был встревожен и — плюс — пребывал в состоянии раздвоенности. Еще 4 ноября 1966 года он подписал с Сирией Пакт о взаимной обороне. Согласно его положениям, если бы Сирия была атакована, то Египет должен был прийти к ней на помощь. Мог Насер остаться глухим к их просьбам, как это и было 7 апреля? За это он подвергся критическим нападкам. Будучи главным защитником арабского дела — о чем неоднократно публично провозглашалось, — мог ли он позволить себе не занять твердой позиции против израильтян? Встреча Насера, Амера и Садата затянулась далеко заполночь. Когда она закончилась, Амер лично позвонил начальнику Генштаба Мухаммеду Фавзи и распорядился созвать на утреннее совещание всех ведущих военачальников египетской армии.

Весь верхний эшелон армии присутствовал на этом совещании утром 14 мая. Там же был и военный министр Шамс Бадран. Амер был основным докладчиком и лично обрисовал создавшуюся ситуацию с израильскими угрозами против Сирии. Затем он повернулся к генералу Фавзи и сказал: «Я хочу, чтобы ты начал мобилизацию наших сил. Затем отправляйся в Дамаск и удостоверься, что информация, переданная Советами, правильна».

Приказ о мобилизации был отдан. Но офицеры задавали вопросы: «Каковы наши намерения? Действительно начать войну? Или только обороняться?». Фавзи не мог дать ответа.

В это время ведущая государственная радиостанция Радио-Каир уже начала передавать патриотические песни и марши, а первые войсковые подразделения двинулись маршем по улицам Каира, по пути на Синай. (Как писала одна лондонская газета: «Солдат провели практически под балконами западных посольств в Каире…»)

Давший интервью авторам генерал Ахмед Фахер, в то время молодой армейский полковник, свидетельствовал: «Улицы Каира были заполнены боевой техникой и всеми видами вооружений. Никто не пытался сделать какую-либо маскировку, и вдобавок солдаты кричали: «Мы идем на Тель-Авив».

В то время как египетские войска уже пошли через Синай, генерал Фавзи вылетел в Сирию, чтобы своими глазами увидеть тот «билд-ап» (наращивание) израильских сил на границе с сирийцами, о чем постоянно шел такой встревоженный разговор. По прибытии он встретился с министром обороны Хафезом Ассадом и начальником Генштаба Ахмедом Суэйдани. Объяснив причину своего визита, Фавзи попросил отвезти его на границу с Израилем. Там его ожидал своего рода шок. «Я предполагал увидеть концентрации израильских войск, но на границе не было ничего необычного… Мне показали аэрофотоснимки, но опять же я не обнаружил чего-то неожиданного». С этим Фавзи вернулся в Каир и представил письменный доклад Амеру.

Сирийцы также пытались проверить эту информацию. Сирийский генерал (который предпочел, чтобы его имя не обнародовалось) рассказал, что их самолеты несколько раз высылались с разведмиссиями. Ни один из них не привез подтверждения, что израильтяне массово перебрасывают войска на границу.

В свою очередь, американцы, которые уже уловили какие-то «подземные толчки» в ближневосточном регионе, дали военному атташе своего посольства в Тель-Авиве задание выяснить, где же истина. Он съездил на границу и честно сообщил в Вашингтон, что не наблюдал массовых перебросок войск. Израильтяне вообще-то сами попытались опровергнуть эти обвинения, заявляя, что «единственными известными им концентрациями являются концентрации туристов».

Израиль не концентрировал своих войск на границе с Сирией.

Советы, которые распространили опасный слух, знали это, но у них были свои планы (так заявляют авторы «Пятидесятилетней войны).

В конце концов, это был период «холодной войны», когда обе супердержавы — СССР и США — боролись за превосходство в мире. А Ближний Восток был одним из регионов, где они пытались распространить свое влияние.

Если для полноты картины обратиться к крайним точкам зрения, то вновь процитируем Голду Меир: «…В 1966 году арабы закончили подготовку к новой стадии войны. Симптомы уже были известны. Прелюдия к Шестидневной войне была похожа на прелюдию к Синайской кампании: банды террористов — при одобрении и поддержке президента Насера, — как и федаины 50-х годов, проникали на территорию Израиля из Газы и Иордании.

…И вдруг осенью 1966 года Советский Союз стал обвинять Израиль, что он готовится напасть на Сирию. Это было абсурдное обвинение…

…После уничтожения шести МИГов Сирия, как всегда подстрекаемая Советским Союзом, опять завопила (так у Голды Меир. — Примеч. авт.) об израильских военных приготовлениях, и советский посол в Израиле г-н Чувахин даже передал премьер-министру официальную жалобу от имени Сирии.

…Насер, чтобы поддержать Сирию в ее, как он выразился, «отчаянном положении», отдал приказ сконцентрировать египетские войска и бронечасти в Синае. Чтобы никто не усомнился в его намерениях, каирское радио резко заявило, что «Египет, со всей его мощью… готов к тотальной войне, которая станет концом Израиля».

Теперь для контраста совсем другие данные доктора исторических наук Л.И. Медведко (правда, учтем, что его работа издана еще в советскую эпоху в 1985 г.): «…премьер Эшкол недвусмысленно заявил, что Израиль готов «наказать» Дамаск и для этого он сам «изберет время, место и средства для эффективных действий». Начальник Генерального штаба И. Рабин выразился еще более определенно, заявив, что целью Израиля является «свержение режима в Дамаске». Нагнетание военного психоза дало нужные результаты. 9 мая 1967 года израильское правительство получило от кнессета полномочия на принятие решения о проведении военных операций».

Потом: «…Рабин угрожал уже не только Сирии, но и Иордании и Ливану». «15 мая в Западном Иерусалиме состоялся традиционный военный парад… на котором фактически отсутствовала боевая техника — танки, артиллерия. Их демонстративно уже передвигали к границам» (?!).

Остается только повторить ту фразу, что «когда начинается война, то ее первой жертвой становится правда».

Действительно, разобраться не так просто. Но мы будем ориентироваться в основном на исследования еврея Арона Брегмана, родившегося в Израиле, и мусульманки Джихан Эль-Тахри, которая родилась в Бейруте. Конечно, их труд появился в 1998 году, и мы понимаем, что за тридцать лет страсти, как говорится, уже «поутихли». Но раз под этой работой стоят две подписи и исследователи вопроса — как следует понимать — достигли «консенсуса», то это и будет самый взвешенный и объективный взгляд на самый разрушительный конфликт 67-го года прошлого столетия. Или еще ждать лет двадцать, пока откроются запасники МИДа?

Надо отдать должное Брегману и Тахри. В таком авторитетном учреждении, как Библиотека Фонда Линдона Джонсона, они нашли много интересного. Например, свидетельства Евгения Пирлина, который в 1967-м был главой Департамента Египта в советском МИДе. Евгений вспоминает: «В то время мы верили, что если война даже не будет выиграна нами — то есть египтянами, то она все равно приведет к нашей политической выгоде, потому что египтяне продемонстрируют свою способность сражаться нашим (выделено автором) оружием, с нашей военной и политической поддержкой».

Ему вторит непоименованный «CIA agent» (т. е. агент ЦРУ): «СССР хотел создать еще одну горячую точку для Соединенных Штатов, в дополнение к той, что уже существовала во Вьетнаме. Целью Советов было создать ситуацию, в которой бы США завязли экономически, политически и даже в военном смысле и потерпели бы серьезный урон, как результат их блокирования с Израилем против арабов».

Если так, то советские преуспели в том, что они задумали. Они расшевелили головешки в этом очаге, и Насер решился на мобилизацию. Трудно сказать, поверил ли Насер «разведданным» Советов, — особенно в свете доклада, который ему представил начальник его собственного Генштаба. Но маховик уже набирал обороты, и Насер стал предпринимать действия, которые подталкивали Египет — как и весь регион — к точке, откуда уже не было возможности дать задний ход.

Чтобы избавиться от критики, которую обрушивали на Насера арабские радиостанции, особенно в Саудовской Аравии, Иордании и Сирии, а суть ее заключалась в том, что он прячется за юбками Чрезвычайных сил ООН (UNEF), он принял решение удалить UNEF с Синая. Это дало бы ему возможность напрямую сразиться с Израилем.

Контингент UNEF размещался вдоль египетско-израильской границы в пустыне Негев, а также в секторе Газа и крепости Шарм-аш-Шейх. Прибыл он сразу по окончании войны 1956 года и был дислоцирован только с египетской стороны границы. В то время Израиль сразу сообщил о своем отказе разместить его у себя, мотивируя это тем, что атаки федаинов проходили с египетской стороны, значит, и контролировать их следовало там же. Тогда же было согласовано, что роль UNEF заключается в том, чтобы обеспечивать буферную зону между двумя воинственными соседями и в качестве рефери в самые острые моменты всегда говорить «брейк!». В целом это был способ поддержания пусть хотя и не добрососедских, но хотя бы корректно-нейтральных отношений.

Насер дал указание своему заместителю Амеру организовать отъезд UNEF. Амер, в свою очередь, перепоручил это генералу Фавзи. Последний подготовил и направил письмо индусу Индир Джит Райхье, который командовал ООН-контингентом на Синае. В письме говорилось, что Египет готов к ответным действиям в момент, когда Израиль атакует «любое арабское государство», и поэтому для своей собственной безопасности солдатам ООН предлагалось уехать.

Первоначальным намерением Египта было обеспечить отвод сил ООН между Газой и Эйлатом, а те, которые были в Газе и особенно в Шарм-аш-Шейхе, должны были остаться.

Если силы ООН ушли бы из Шарм-аш-Шейха, он переставал быть демилитаризованной зоной. Миротворцев ООН заменили бы солдаты Насера, и если бы они стали реагировать на израильское судоходство через пролив, то это означало бы акт войны с последующей израильской реакцией.

Итак, Насер созвал решающее совещание Верховного Исполнительного Комитета (так в тексте). Присутствовали: заместитель Верховного главнокомандующего ВС Амер, премьер-министр Сидки Сулейман, вице-президент Закария Мохиэддин, член Исполкома Арабского социалистического Союза (фактически это была правящая партия) Хуссейн Шафи, Генеральный секретарь АСС Али Сабри и спикер Народного собрания Анвар Садат.

В повестке дня был один вопрос: Тиранский пролив.

Все понимали, что если заблокировать пролив и таким образом перекрыть залив Акаба для израильского судоходства, то половина света будет отрезана от израильского экспорта и, соответственно, от ответных поставок жизненно необходимых товаров и поступлений валюты. Такая блокада, несомненно, жестоко поразила бы израильскую экономику и одновременно подвергла бы критическому испытанию ту декларацию, которую Израиль сделал еще в 1956 году. В Синайской кампании, как известно, «Цахал» провел специальную операцию, чтобы оккупировать Шарм-аш-Шейх.

При урегулировании этого ближневосточного кризиса на Израиль было оказано беспрецедентное международное давление. Правительство Бен-Гуриона вынуждено было согласиться с отводом войск, но при этом было заявлено, что любая будущая попытка заблокировать пролив будет рассматриваться как акт войны со всеми вытекающими последствиями. В международной практике это называется латинским термином causus belli (повод к войне). Насер, несомненно, знал об этом, поэтому он сразу перешел «к делу». «Итак, с концентрацией наших сил на Синае шансы на войну становятся «фифти-фифти». Но если мы закроем пролив, то это будет означать 100-процентное начало войны». Маршал Амер и другие были за закрытие пролива. Только премьер-министр Сидки Сулейман стал возражать, говоря, «что наша экономическая ситуация и так непростая, и все наши амбициозные проекты по развитию будут поставлены под сомнение».

Но Насер оставил эту ремарку без ответа. Он уже решился закрыть пролив и таким образом поддержать свой престиж в арабском мире. Бывший министр обороны Шамс Бадран вспоминает о том давлении, что оказывали другие арабские страны по вопросу закрытия пролива: «Они постоянно заявляли, что мы позволяем проходить их (израильским) судам на Эйлат, а этот порт был основным для их экспорта. Их пропагандистская атака на нас, особенно в иорданской и саудовской прессе, была очень жесткой, и они доказывали нам, что Египет должен обязательно сделать что-то, чтобы пресечь израильское мореплавание сквозь пролив».

Совещание закончилось. Насер в сопровождении своих высших командиров и чиновников выехал на Синай, в передовую авиабазу в Бир-Джифгафе. Там он объявил своим летным офицерам о решении закрыть пролив для израильского судоходства. «Наши вооруженные силы заняли Шарм-аш-Шейх, — заявил он. — Ни при каких условиях мы не позволим израильскому флагу проходить сквозь пролив. Евреи угрожают нам войной. Мы отвечаем им: пожалуйста, мы готовы к войне, но эти воды принадлежит нам!»

Получив письмо генерала Фавзи, Индир Джит Райхье, командующий контингентом ООН, ответил: «Я военный человек. И я получаю свои приказы от Объединенных Наций, а не Египта». Этот документ был переотправлен через океан и попал на рабочий стол заместителя Генерального секретаря ООН, генерала Брайана Уркхарта. Он вспоминал: «Я получил телеграмму. Документ был составлен абсолютно безграмотно, но из него я понял, что они просят вывести UNEF. Мне и помощникам стало ясно, что это вообще-то серьезно и означает войну. Поэтому мы пригласили египетского посла. Он появился одетым для званого ужина и был очень недоволен. Прямо из офиса Генерального секретаря ООН У Тана он позвонил в Каир. Поговорив и повесив трубку, он повернулся к нам и сказал: «Да, это похоже на правду. Это действительно серьезно».

Бирманец У Тан, который тогда был Генеральным секретарем ООН, среагировал быстро и, возможно, слишком поспешно. Он информировал правительство Египта, что удовлетворить его запрос о частичном выводе UNEF невозможно. Силы ООН не могут выполнять свою миссию, если им приходится оставлять часть своих позиций. «Такая просьба равнялась бы запросу о полном выводе войск», — заключил он.

Насер был загнан в угол. Если бы он сделал шаг назад, то рисковал бы потерей лица в глазах других арабов. Его ответ был краток: «Хорошо, тогда полный вывод».

В последней попытке спасти ситуацию, Поль Мартин, тогдашний министр иностранных дел Канады, запросил израильского посла Гидеона Рафаэля принять UNEF на израильской стороне границы. «Это смешно. Израиль — это не Армия Спасения, чтобы принимать у себя ООНовцев, выдворенных из Египта», — гордо, но холодно ответил посланник.

Такого же благородного негодования была преисполнена и Голда Меир. «По каким-то непонятным причинам Генеральный секретарь ООН У Тан уступил Насеру немедленно. Он ни с кем не посоветовался. Он не запросил мнения Совета Безопасности. Он даже не попросил дать отсрочку на несколько дней. Он согласился, на собственный страх и риск, немедленно убрать войска ООН. Они стали уходить на следующий же день, и 19 мая, под оглушительные аплодисменты египтян, ушло последнее соединение, и египтяне остались единственными стражами своей границы с Израилем.

Не могу описать, до чего болезненно меня поразила смехотворная капитуляция У Тана… А 22 мая, опьяненный своим успехом, Насер решил еще раз проверить, какова будет реакция мира, если он начнет настоящую войну против Израиля. Он объявил, что Египет возобновляет блокаду Тиранского пролива… Конечно, это был сознательный вызов…»

В 2002 году исполнилось 40 лет со дня выхода книги Барбары Такман «The Guns of August» («Августовские пушки»), которая у нас вышла под названием «Первый блицкриг: август 1914». Посвящена она событиям июля-августа 14-го года, когда разгорелась война, называемая по тем временам Великой.

Книга, чисто случайно, конечно, появилась в витринах магазинов в момент Октябрьского кризиса 1962 года (на Западе он называется Ракетным). И этот том имел выдающегося читателя — Джона Ф. Кеннеди. Об этом свидетельствует переводчик книги Олег Касимов.

Президента Соединенных Штатов поразил необратимый лавинообразный процесс сползания к войне… Президент сделал вывод, что Первая мировая, в сущности, разразилась в результате ложной оценки действий другой стороны. Он любил приводить эпизод обмена репликами между двумя германскими канцлерами. Бывший канцлер спрашивал: «Как же это случилось?», а его преемник отвечал: «Ах, если бы знать!».

…Кеннеди взял за правило раздавать книгу людям, посещавшим Белый дом.

До его трагической гибели был еще год, а до июня 67-го еще три. Ах, если бы ему подсказали послать пяток экземпляров книги политикам и генералам в Каир, ну и просто для соблюдения паритета, конечно, пару-тройку в Тель-Авив!

Ночью, после того как Насер объявил о закрытии пролива, премьер-министр Эшкол находился в номере отеля «Дан» в Тель-Авиве. Накануне из Иерусалима к нему приехала жена. Телефон стал звонить у них в номере рано утром. Трубку взяла Мириам, с ней говорил Исраэль Лиор, ближайший помощник Эшкола. «У меня срочное сообщение для господина премьера». — «Но он еще спит». — «Разбудите его немедленно». Трубку взял Эшкол: «В чем дело?» — «Насер закрыл Тиранский пролив!» Эшкол сразу уехал в комплекс правительственных зданий. Приблизительно в это же время такой же звонок раздался в доме начальника Генштаба Рабина. Как вспоминает его вдова Леа: «Ицхак оделся и покинул дом бегом — я повторяю, действительно бегом».

Решение Насера закрыть пролив поразило Израиль как гром среди ясного неба. Политики, военные, да и любой израильский гражданин знали, что это значит. Годами им говорили, что закрытие пролива означает войну. Брегман и Эль-Тахри дают свою собственную ремарку, давший им интервью египетский генерал Нуфал заявил, что пролив в тот момент «фактически не был закрыт», но весь окружающий мир считал, что «закрыт», раз так заявил Насер.

23 мая началась всеобщая мобилизация, хотя об этом официально не объявлялось. Уже к полудню жизнь в стране изменилась коренным образом. Пляжи и прогулочные бульвары опустели, убежища срочно очищались от мусора и тут же рылись зигзагообразные противоосколочные траншеи, многие полеты авиакомпании «Эль Ал» были отменены, фары и «габаритники» автомобилей срочно окрашивались синей краской, доноры выстраивались в очередь на пунктах переливания крови, городские парки были закрыты — там готовились места на случай срочных захоронений, с теми же целями были заготовлены упаковочные мешки и 10 000 гробов (!), всем иностранным посольствам рекомендовалось отправить своих сотрудников на родину, а все, что ездило на четырех колесах, мобилизовалось в армию. Одновременно было отмечено, что все ведущие агентства новостей мира стали срочно бронировать номера в гостиницах для своих военных корреспондентов, а евреи — добровольцы из многих стран — стали приезжать, предлагая любую помощь, на которую они были способны.

Вдоль границ противостоящие армии действительно стали концентрировать свои силы. У египтян было 900 (1200/1200) танков (в скобках даются данные из международной «Харперской военной энциклопедии» и через косую черту из советских «Локальных войн»), более 200 (431/500) боевых самолетов, и 80 000 (200 000/200 000) солдат.

Сирия выделила 6 бригад (63 000/ок.50 тыс.) и 300 (450) танков. Хафез Ассад, министр обороны Сирии, провозгласил, что «настало время начать битву за освобождение Палестины». Иорданский король Хуссейн отрядил 300 танков. Он также привел в боеготовность свои небольшие военно-воздушные силы и разрешил проход иракских и саудовских войск на линию будущей конфронтации с Израилем. Даже Ливан мобилизовал свою совсем небольшую армию (цифр не приводится нигде).

Всем этим силам противостояла отмобилизованная израильская армия: 275 000 (230 000/200 000) солдат, 1093 (1100/1100) танков и 203 (260/230) самолета. Ближний Восток опять превратился в пороховую бочку.

Как позднее писали советские авторы в «Локальных войнах»: «В количественном отношении войска трех арабских государств превосходили израильские: по личному составу — почти в 2 раза, по артиллерии — в 2,5 раза, по танкам и самолетам — в 1,5 раза».

Но, очевидно, в тот момент израильские лидеры не знали этих цифр и этих соотношений. Иначе чем объяснить ту ситуацию, когда Эшкол буквально в коридоре столкнулся с шефом «Моссада» Меир Амитом и тот поторопился заявить ему (как бы в ликующих тонах): «Пролив — это казус белли для нас. Но это будет их конец. Это будет их могила».

Но вообще-то тогда это было только мнение Меир Амита. Ситуация оставалась еще во многих аспектах неопределенной и непредсказуемой. 23 мая, когда в Тель-Авиве шло заседание кабинета министров, Эшкол увидел на заседании министра иностранных дел Аббу Эбана. Эшкол написал и передал ему записочку: «Ты что делаешь тут? Твое место в Нью-Йорке».

Эбан понял, о чем тут говорилось: для него настало время приняться за самую важную дипломатическую миссию.

Ранним утром 24 мая министр иностранных дел Абба Эбан вылетел из аэропорта Лод на борту пустого «Боинга-707».

К этому времени прошли ровно сутки с момента объявления Насером о закрытии Тиранского пролива. Маршрут Эбана пролегал в Вашингтон через Париж и Лондон. Он должен был объяснить президенту Франции Де Голлю, премьеру-министру Великобритании Гарольду Вильсону и президенту США Линдону Джонсону позицию своего правительства. А она была следующей: по политическим и экономическим причинам Израиль абсолютно не может позволить, чтобы пролив был закрыт для его судоходства. Руководители страны желали бы знать, можно ли рассчитывать на вмешательство великих держав Запада для обеспечения прохода израильских судов. Или нет…

Спустя пять часов в сопровождении посла Уолтера Эйтана он уже входил в Елисейский дворец. Встреча с великим французом практически закончилась провалом. В основном это произошло от недопонимания. Де Голль почему-то был под впечатлением того, что Израиль уже решил воевать, а в Париж Эбан приехал за помощью. В действительности, руководство надеялось предотвратить войну, если бы удалось найти пути открытия пролива.

Де Голль был очень краток: «Ne faites pas la guerre (Не делайте войну), — заявил он, правда, после этого подправил сам себя: — Во всяком случае, не стреляйте первыми. Если Израиль атакует, то это будет катастрофа». Эбан стал давать свои объяснения, но генерал был не в настроении выслушивать контраргументы. Спустя пару минут встреча была завершена.

На Даунинг-стрит, 10 премьер Вильсон был более любезен. Он даже пригласил Эбана на заседание своего кабинета. Сидя рядом с ним, «с чашкой очень крепкого чая в руке и подвергаясь опасной газовой атаке, так как Вильсон непрерывно курил свою трубку», Эбан подробно объяснил ситуацию. После этого британский премьер-министр выразил мнение присутствующих, что политика Насера по блокированию пролива является неприемлемой. «Если будет необходимо, то Британия готова присоединиться к другим в деле открытия пролива», — завершил он. Итак, впереди был только Вашингтон — самый важный этап его миссии.

В аэропорту Вашингтона Эбана встретил посол Авраам Харман. Он протянул ему запечатанный конверт и сказал при этом: «Из Тель-Авива передали, что вам нужно обязательно ознакомиться с документом до начала любых переговоров, с любым официальным лицом». Прибыв в гостиницу «Мэйфлауэр», Эбан первым делом вскрыл конверт. Там был текст телеграммы, отправленной прошлой ночью. Суть этого документа заключалась в следующем: по имеющимся данным, существует реальная опасность совместного нападения на Израиль со стороны Сирии и Египта, причем это произойдет в ближайшее время. Министру иностранных дел поручалось срочно встретиться с Президентом США (в случае его отсутствия с Госсекретарем) и добиться от него публичного заявления, что нападение на Израиль будет приравнено к нападению на США и что американским силам в Средиземноморье приказано координировать свои действия с израильскими военными. Подпись: Эшкол.

Эбан был потрясен. Эта телеграмма абсолютно противоречила данному ему заданию. Он должен был заявить американцам то, во что сам не верил. Из своих собственных источников Эбан знал, что арабские войска стояли в оборонительных позициях. А теперь его обязали просить Америку, которая уже вела свою войну во Вьетнаме, чтобы она присоединилась и к их конфликту на Ближнем Востоке!.

Пробормотав в качестве ругательства слово «chutzpah» (в переводе с иврита — какая глупейшая наглость!), он протянул телеграмму сидевшему напротив него послу Израиля при ООН Гидеону Рафаэлю со словами: «Человек, который составил телеграмму — будь это премьер-министр или нет, безумец… — И после паузы: — Но я обязан выполнять эти указания…»

На первую встречу к Госсекретарю Дину Раску Эбан поехал вместе с Рафаэлем. Он начал с того, что изложил текст этой телеграммы, и Раск был несказанно удивлен услышанному. У него была своя информация, что арабские войска не стояли в наступательных порядках и не были в такой степени готовности. Раск поручил своему заместителю Юджину Ростоу срочно связаться с разведслужбами в Пентагоне, чтобы они так или иначе прокомментировали это сообщение. Вернувшись, Ростоу сообщил, что у военных нет никаких данных в поддержку версии израильтян, и нападение арабов не обязательно должно случиться. Раск, уже достаточно раздраженный, обратился к Эбану со словами: «Вы дали мне эту информацию, чтобы заранее оправдать запланированный вами упреждающий удар?» Эбан мог только ответить: «Я сообщил вам ту информацию, какую я получил». На этой ноте встреча закончилась.

Спустя минуту после ухода израильтян Ростоу уже набирал телефонный номер посла Египта в Вашингтоне. Ему он сказал следующее: «К нам поступило сообщение, которое, как мы надеемся, является неверным. Мы и не думаем, что оно верное. И с египетской точки зрения, лучше бы, чтобы оно было неверным».

Президент Джонсон был, конечно, проинформирован о деталях встречи в Госдепартаменте. Он хотел, чтобы Эбан вылетал домой с правильным представлением об американской позиции относительно арабо-израильского конфликта. У него и так было много проблем с войной во Вьетнаме. И последнее, что он «хотел», так это получить такую же головную боль и на Ближнем Востоке. Проводя совещание со своими помощниками, он даже употребил очень специфическое выражение, которым пользуются ковбои, когда хотят взнуздать лошадь. Тем не менее, чтобы сделать атмосферу более доверительной, он распорядился принять израильскую делегацию на «семейной половине» Белого дома.

…Эбану было предоставлено право начать: «Если Израиль будет лишен права доступа в залив Акаба, то он будет отрезан от половины окружающего мира. Насер уже совершил акт агрессии, и его целью является удушение Израиля. Сейчас моя страна имеет альтернативу: сдаться или сражаться». Далее он попросил дать ему ответ — что сделают США, чтобы исполнить свое обязательство обеспечить свободу судоходства в проливе? При этом он особо выделил оценку израильских военных, что арабы планируют перейти в наступление. После некоторого молчания Джонсон ответил: «Ваш кабинет должен знать, что наше влияние и усилия будут приложены для решения вопроса по обеспечению судоходства в проливе…»

Далее он упомянул, как он выразился, «международную армаду», которая должна открыто пройти сквозь пролив, бросая вызов Насеру, и пусть он только попробует сделать что-то. Но Джонсон не вызвался начать мобилизовать эту армаду. Наоборот, он сказал, что «Израиль, совместно с другими морскими державами, в частности Англией и Францией, должен…» — и т. д. «Что касается участия США в этом вопросе, то мне нужно согласие Конгресса. Получить его поддержку — на это потребуется определенное время. Без этого я всего лишь техасец ростом 6 футов 4 дюйма», — даже пошутил он. И закончил он следующим: «Мы не думаем, что арабы намерены атаковать вас. Если да — то вы разгромите их в скоротечной войне». Дальше он развернул какой-то листок бумаги — очевидно, это была «домашняя заготовка» — и прочитал его с таким выражением, как будто цитировал Священное писание: «Израиль не одинок… если только не решит идти в одиночку». И последней его фразой перед прощанием было: «Вы не в опасности… Вы просто в трудном положении».

Когда Эбан ушел, Джонсон повернулся к Ростоу и приглашенному министру обороны Роберту Макнамаре и сказал: «Я потерпел неудачу. Они собираются воевать». Будто сговорившись, последние в унисон старались успокоить его: «Нет, нет, мистер Президент… он непременно доведет ваше послание, и израильский кабинет воспримет его очень серьезно».

Вернувшись в Тель-Авив, Эбан сразу проехал на заседание к ожидавшим его членам кабинета и изложил содержание своих бесед в Париже, Лондоне, Вашингтоне. При этом он не упомянул, что Джонсон не вызвался организовывать эту армаду и даже возложил эту задачу на еврейское государство.

В той дискуссии, что последовала, министр труда Игал Аллон — один из ведущих военачальников в войне 1948 года — немедленно бросил только два слова: «Действуем завтра». Министр Хаим Гивати: «Если мы не ударим первыми… то Насер покончит с нами». Генерал Хаим Вейцман, начальник оперативного управления Генштаба: «Война будет трудной, но у нас нет другого выхода, как сражаться. Мы их побьем, просто потому что мы лучше».

Даже премьер-министр Леви Эшкол, который до этого предпочитал все спустить на тормозах, теперь был в пользу войны. На него оказали влияние два фактора: немыслимое давление со стороны военных советников, которые требовали перехватить инициативу и перейти к действиям, и осознание того, что нация не может постоянно и бесконечно находиться в состоянии полной отмобилизованности, — это приведет только к разрушению израильской экономики.

Но общего мнения так и не было выработано. Умолчание Эбана о некоторых нюансах его встречи в Вашингтоне привело министров к мысли, что Джонсон все еще намерен организовать международную армаду и таким образом с кризисом будет покончено. Заседание закончилось где-то в пять часов утра. Перед этим было проведено голосование по итогам встречи. Голоса разделились поровну: девять, включая премьера, были «за» начало боевых действий, девять «против».

28 мая 1967 года израильский кабинет собрался на заседание в 10 утра. К этому времени Эшкол полностью изменил свою личную позицию по вопросу войны и мира. Своим озадаченным коллегам он заявил, что «нужно подождать еще неделю или две». В тот момент он разрывался под давлением своих советников — немедленно начать боевые действия — и международным давлением — ни в коем случае не ступать на тропу войны.

На него повлияли два события. Первым стало письмо президента Джонсона, полученное этим же утром. Там недвусмысленно говорилось, что Израиль должен проявить сдержанность и не наносить удар. Эшкол осознавал, что поддержка американцев критически важна для нейтрализации действий Советов, а затем для пополнения арсеналов Армии обороны Израиля.

И вторым случившемся событием был ночной визит Джона Хейдона, резидента ЦРУ, прямо к главе «Моссада» Меир Амиту. Хейдон говорил в непривычно резком тоне:

«Если вы нанесете удар, то США десантируют свои силы в Египет для защиты его.

Амит: А я вам не верю.

Хейдон: Для вас важно, чтобы Соединенные Штаты были на вашей стороне, а не на другой».

Амит сильно сомневался, что заявление резидента ЦРУ отражает официальную позицию администрации США, но о ночном визите он, естественно, Эшколу рассказал.

Вмешались и русские. Советский посол в Израиле Леонид Чувякин поднял помощника Эшкола посреди ночи и сказал, что ему нужно видеть премьера немедленно. Они встретились в 2.10 ночи, и Чувякин передал премьеру расшифрованную телеграмму, полученную от Косыгина. Там советский премьер говорил о необходимости снизить накал конфронтации. «Очень легко разжечь пожар, но загасить пламя будет не так просто», — предупреждал он.

Встреча между Эшколом и советским послом продолжалась целых два часа. Чувякин вспоминает: «Я просил Эшкола остановить эскалацию, прекратить концентрации и начать переговоры с арабскими государствами».

Это давление со всех сторон и особенно письмо Джонсона повлияло на Эшкола. Настало время напрямую обратиться к нации и к нетерпеливым военным командирам.

Эшкол направился в передающую студию радиостанции «Kol Israel». Страна затаила дыхание… Он в открытую сказал, что силы обороны Израиля находятся в состоянии боеготовности. Дальше он говорил о необходимости разблокирования Тиранского пролива и что правительство решило идти дипломатическим путем для решения этой задачи.

Содержание речи было для тех обстоятельств вполне ожидаемым, но ее презентация прошла ужасно. Генерал Шейке Гавиш вспоминал: «Вы получали впечатление, что человек, который ее произносил, был или не уверен в себе, или просто испуган. Это было удручающе».

Произошла абсолютно непредсказуемая вещь — Эшкол едва смог прочитать те несколько страниц, что помощники положили перед ним. Накануне текст составлялся в спешке, потом в него же советники внесли многочисленные изменения и исправления. Премьер только усугубил ситуацию. Незадолго до того ему сделали глазную операцию, глаза слезились, и, потерев их, он сместил одну глазную линзу и в результате едва мог разобрать этот текст. В добавление, ситуация усугубилась следующим: Эшкол свободно говорил на идиш (европейском еврейском яз.), но гораздо хуже знал современный иврит.

Одним из слов в тексте было «le hasig», по-английски «pull back» (отвод войск). Здесь он вообще запнулся — премьер не смог произнести этого слова, и он даже не был уверен, что оно означает.

Все это произвело шокирующее впечатление на публику, в том числе на его ближайшее окружение. Жена Мириам почти что кричала помощникам: «Вы что, не смогли распечатать это раньше и ознакомить его заранее?»

Но было уже поздно. Эшкол не смог успокоить своих сограждан.

Из радиостудии он срочно выехал в главный штаб. Кроме всех высших военачальников там присутствовали Игал Аллон и начальник Генштаба Ицхак Рабин. Он устроил эту встречу, так как считал, что именно премьер должен объяснить последние решения кабинета своим военным командирам. Они были в состоянии полного нетерпения и считали, что война стала неизбежной, а раз так, то надо немедленно атаковать.

Из-за провала своей речи Эшкол был не в настроении, а Рабин выглядел подавленным и уставшим. Он отсутствовал на рабочем месте предшествующие 24 часа, потому что находился в прединфарктном состоянии — из-за большого напряжения и многочисленных выкуренных сигарет. Также эмоций ему добавил бывший премьер Бен-Гурион. Последний, всегда будучи сторонником жесткой линии по отношению к арабам, считал, что в этом случае Израиль не обеспечил себе поддержки ни у одной из великих держав и поэтому не мог надеяться на победу в новой войне. В сложившейся ситуации он обвинял персонально Рабина и заявил ему об этом лично.

На совещании 28-го Бен-Гурион отсутствовал, зато говорили другие.

Вспоминает генерал Узи Наркисс, командующий Центральным сектором (можно сказать, Иерусалим был его военной специальностью): «Все беспрерывно курили. Эшкол был бледен. Говорил он долгое время и рассказал нам все, вплоть до ночного визита советского посла к нему».

Затем премьер предложил всем высказываться, причем открыто и откровенно. Начав с уже банального «Прекратите нас удерживать!», выступавшие набирали все более язвительную тональность. Генерал Маттияху Пелед (о нем вы еще услышите в пятой главе) бросил Эшколу в лицо: «Чего вы боитесь? Почему вы ждете? Мы готовы, и мы должны начать — сегодня!»

Дивизионный командир Ариэль Шарон: «Настало время действовать… Каждый лишний день ожидания потом приведет к более тяжелым потерям».

Эшкол был взволнован, однако все пытался их утихомирить, говоря, что «мы должны исчерпать все другие возможности, перед тем как перейти к войне». Но это только добавляло горючего в костер… Когда он вернулся домой, Мириам увидела, что ее муж был в очень удрученном состоянии. «Я знаю, они все нападали на него… безжалостно…» — сказала она.

На следующее утро 29 мая либеральная газета «Гааретц» в редакционной статье опубликовала резко критический материал о Эшколе: «У нас нет уверенности в способности г-на Эшкола вести наш государственный корабль в столь трудное время… Кажется, что все больше людей тоже теряют эту уверенность… и их число увеличилось после вчерашнего выступления на «Кол Исраэль». Он не создан быть премьером и министром обороны в текущей ситуации и должен уступить свой пост новому руководству. Времени мало».

В период самой опасной конфронтации Израиля со своими арабскими соседями в политических кругах этой страны начался опасный кризис. Нашлись люди, которые желали вернуть на этот пост отставника и пенсионера Бен-Гуриона, которому в то время уже исполнился 81 год. Но это было неприемлемо для правящей партии. В конце концов был найден устраивающий всех вариант — Эшкол сохраняет свой пост премьер-министра, а министерство обороны он со вздохом облегчения отдает 52-летнему Моше Даяну, бывшему начальнику Генерального штаба, который в то время входил в партию Бен-Гуриона «Рафи».

1 июня лимузин «Сааб» зеленого цвета доставил в министерство обороны его нового шефа — генерала Моше Даяна.

Спустя сутки после объявления о закрытии пролива президент Насер созвал очередное военное совещание. На нем он дал распоряжение своему военному министру Шамсу Бадрану, чтобы тот ехал в Москву для встречи с советским министром обороны и другими официальными лицами. «Это продемонстрирует высокую степень сотрудничества между СССР и Египтом». Бадран должен был получить согласие Москвы на удар Египта первым, потому что ударивший всегда получал преимущество. Но, как и для Абба Эбана на той стороне, ему также нужны были заверения о том, что русские сумеют нейтрализовать возможную интервенцию американцев и вновь пополнят их арсеналы.

25 мая Бадран уже был в Москве, и в тот же день делегация, которая включала высокопоставленных военных и дипломатов, была принята советским министром обороны, маршалом Андреем Гречко.

Гречко долго говорил об особых советско-египетских отношениях. Затем слово взял Бадран: «С 14 мая египетские войска переброшены на Синай для сдерживания противника, а в случае его атаки на Сирию мы объявим войну Израилю». Но русские, уже опасаясь, что теряют контроль над ситуацией, предпочли начать деэскалацию. Маршал заявил в ответ: «С сожалением констатируем, что между Советским Союзом и Египтом нет общей границы и мы не сможем поддержать вас в случае войны между вами и Израилем».

Бадран, все еще полный решимости получить одобрение русских, настоял на встрече с советским премьером Косыгиным. Борис Терентьевич Батцанов, работник аппарата Косыгина, свидетельствует, что военный министр открыто говорил о намерениях Египта предпринять военные действия против Израиля. «Но Косыгину эти планы совсем не понравились, и он прямо сказал об этом Бадрану».

Павел Семенович Акопов, советский дипломат и эксперт по Египту, присутствовал на этой встрече: «Алексей Николаевич, в своей обычном жестком стиле, без всяких дипломатических манер заявил: «Мы в Советском Союзе не можем дать согласие на ваш упреждающий удар против Израиля. Это было бы в противоречие всей нашей политике и позиции. Если вы атакуете первыми, то вы станете агрессорами, а мы против агрессии. Мы против решения спорных вопросов военной силой… В этом случае мы вас поддержать не сможем».

…Еще три дня пытался Бадран добиться своей цели в Москве, встречаясь с официальными лицами на разных уровнях. Косыгин, потеряв терпение, еще раз заявил ему в резком тоне: «Мы не можем поддержать агрессию и поддержать применение силы. Это противоречит нашей политике».

Признав, что Советы действительно настаивают на деэскалации конфликта, египетская делегация засобиралась домой. Но в аэропорту произошел инцидент, который спутал все. Бадран: «Когда я уже был готов идти к самолету, Гречко отвел меня в сторону и сказал: «Не волнуйтесь. Если американцы вмешаются, мы на все 100 процентов с вами. Если Соединенные Штаты вмешаются, мы придем к вам на помощь — придем для вашего спасения».

В Каире Бадран доложил президенту Насеру, что Советы не одобрят нанесение первого удара, и затем пересказал ему, что Гречко высказал в аэропорту. Но передал ли Бадран слова: Мы с вами, если американцы вмешаются?

Таким образом, Насеру стало ясно, что русские не будут упрекать его, если он не атакует первым. Но он и не приступил к деэскалации. Он просто решил позволить израильтянам атаковать первыми.

Итак, 2 июня Насер созвал совещание своих командиров, чтобы лично сказать им: Египет не может ударить по Израилю первым, потому что Москва не одобрит этого. Это означает, что в будущей войне они сначала должны абсорбировать первый израильский удар. Взволнованный Сидки Махмуд, командующий военно-воздушными силами, вскочил с места и заявил: «Но он нанесет нам огромный ущерб. Наши ВВС превратятся в инвалида… и вооруженные силы тоже».

Амер ответил: «Сидки, ты что, хочешь воевать с Соединенными Штатами? Если мы атакуем первыми, то США несомненно вмешаются, и что ты будешь делать после этого? Ты хочешь воевать с США, или лучше принять первый удар?» Сидки сел на место со словами примирения: «Хорошо, хорошо…» Насер затем спросил генерала Сидки Махмуда: «Если бы Израиль ударил первым, как бы ты оценил наши потери?» Махмуд: «От 15 до 20 процентов».

Зная всю предшествующую историю египетско-израильского противостояния, можно только удивляться такому ответу и сделать следующие предположения:

— или Сидки Махмуд не мог даже и предположить силы грядущего удара — в таком случае куда смотрела их разведка? Но это хоть в какой-то степени извиняет его;

— или он просто хотел выглядеть «хорошим» в глазах насеровского руководства. В таком случае это напоминает слова другого командующего, Хайдара-паши, сказанные в 1948 году: «…а войны не будет. Будет наш триумфальный поход на Тель-Авив…»

В тот же день 2 июня Насер созвал еще одно совещание своих командиров, которое имело критический характер. Он заявил: «Сегодня я могу сказать вам, что есть 100-процентная уверенность в нападении Израиля на нас. Американский журналист только что сообщил мне, что Израиль собирается атаковать через 72 часа, то есть скорее всего 5 июня». Имя этого журналиста осталось неизвестным, так же как и откуда он узнал это, но информация оказалась абсолютно верной.

Заявление Насера не было принято серьезно, в частности Амером, командующим вооруженными силами и политическим противником Насера. Бывший начальник Генштаба Фавзи вспоминает: «На выходе я увидел Амера с командующим ВВС… Они направлялись в офис Амера. При этом командующий высмеивал заявление Насера и вообще выражался саркастически, говоря, что не верит в его утверждение об израильской атаке 5 июня».

Тем временем в Израиле наблюдалось приблизительно такое же смятение. В своем докладе после визита в Вашингтон Абба Эбан указал, хотя знал, что это совсем не так: «Президент Джонсон пообещал принять все меры, чтобы открыть Тиранский пролив для международного судоходства». Премьер-министр Эшкол, в свою очередь, направил Джонсону письмо с выражением благодарности за это обещание. Но американцы действовали быстро, и из Вашингтона поступило письмо с уточнением, что «Президент Джонсон не обещал принять все меры для открытия канала».

30 мая, спустя ровно неделю после визита Эбана, в Вашингтон вылетел Меир Амит с задачей точно выяснить, что происходит. Для начала он выяснил у директора ЦРУ Ричарда Хелмса, что относительно организации пресловутой «международной армады» так ничего и не было сделано.

Затем он настоял на встрече с министром обороны Робертом Макнамарой. Последний вспоминает, что Амит начал следующими словами: «Сейчас я сделаю ряд заявлений и расскажу вам о некоторых вещах, причем я не ожидаю, что вы мне дадите какие-то ответы».

Далее он продолжил: «Вы знаете наше положение. Я прибыл к вам с неофициальной миссией. Все, что мы хотим, — это три вещи: первое, чтобы вы пополнили наши арсеналы по завершении боевых действий. Второе, чтобы вы нас поддержали в ООН. Третье, чтобы вы изолировали русских на этой арене».

Макнамара ответил уставным выражением военного радиста армии США: «I read you loud and clear — Мне все понятно». Дальше, словно два конспиратора, они стали обмениваться неоконченными, но взаимно понятными фразами. Макнамара: «Сколько времени потребуется… (для разгрома египтян)?» Амит: «По моим оценкам — неделя». И чуть позже: «Я срочно собираюсь домой. Там я буду рекомендовать своим начать действовать. Как вы думаете, что я еще должен сделать здесь до отъезда?» Макнамара: «Вам уже нечего здесь делать. Ваше место там».

По завершении встречи Макнамара сразу отправился к Джонсону и проинформировал его: «Израильтяне намерены действовать».

Вернувшись в Тель-Авив, Амит сразу сообщил кабинету, что «армады не будет». Вновь назначенный военный министр М. Даян — как будто бы для него на перекрестке включили зеленый свет — немедленно потребовал развертывания боевых действий. Но были еще и колеблющиеся. Заседание, начавшееся в субботу 3 июня, закончилось около пяти утра в воскресенье. В этот момент Эшкол отправил всех спать. Совещание было возобновлено в 8.15 утра воскресенья 4.06.1967. На нем окончательно было принято решение наступать. До атаки оставались ровно сутки.

Все приготовления делались в рамках так называемого оперативного плана «Голубь», а атаке первого дня было присвоено название «Удар Сиона». Надо полагать, стратеги и планировщики израильского Генштаба были далеко не дилетантами в порученных им вопросах.

Вечером Мириам обратила внимание, что ее муж Леви Эшкол был в непривычно подавленном состоянии и при этом отбивал пальцами какой-то мотив. Она прислушалась и узнала — это была старая песня евреев-хасидов, гласившая: «Рабби приказал всем радоваться, потому что трудные дни еще только наступают». На ее вопрос, что случилось, он ответил: «Все начнется завтра. Появятся вдовы, сироты, безутешные родители, и все это будет на моей совести».

Чисто по-человечески чувства премьера можно понять, но его личное отношение к происходящему никак не отражалось на той кампании дезинформации, которая уже вовсю была запущена в израильских СМИ. В субботу 3 июня в газетах появились фотографии израильских солдат, безмятежно отдыхающих на пляжах, а министр Даян произнес блистательную речь, в которой выразил надежду, что войны, без сомнения, удастся избежать.

По данным «Харперской военной энциклопедии», в это же время на арабской стороне наблюдалось следующее:

16 мая. В Египте объявлено чрезвычайное положение.

17 мая. В Египте и Сирии объявлено состояние боевой готовности, а в Иордании — мобилизация.

20 мая. Израиль завершил частичную мобилизацию.

24 мая. Иордания завершила мобилизацию.

28 мая. Судан завершил мобилизацию.

29 мая. Алжирские воинские подразделения направились в Египет.

30 мая. Египет и Иордания подписали двусторонний договор о безопасности.

31 мая. Началась отправка иракских войск в Иорданию.

Дальше следует такая оценка международных авторов Эрнеста и Тревора Дюпюи: «Во многих отношениях израильская армия была гораздо более обученной и намного более гибкой по сравнению с армией любой из противостоящих стран. Израильская авиация первого эшелона имела более мощное вооружение, а выучка, квалификация и боевые качества летного состава и обслуживающего технического персонала израильских ВВС настолько превосходили по этим показателям арабских пилотов (которых к тому же катастрофически не хватало), что ВВС Израиля под командованием генерал-майора Мордехая Хода действовали, по крайней мере, в два или три раза эффективнее, чем объединенные военно-воздушные силы его арабских противников».

В таком же ключе пишут и наши военные авторы в книге «Локальные войны». И хотя их труд появился в 1981 году, то есть спустя 14 лет после описываемых событий, оценки наших теоретиков следует признать в основном верными:

«Вооруженные силы Египта и Сирии не уступали израильским в техническом отношении, так как были оснащены в основном первоклассным советским оружием. Однако по боевой выучке и боеспособности они были слабее. Сказывалась низкая общеобразовательная подготовка основной массы личного состава, затруднявшая освоение новой боевой техники». Что ж, по существу, на тот момент все верно.

Дальше авторы отмечают:

— костяк офицерского корпуса составляли выходцы из слоев буржуазии, недовольные внутренней политикой Насера, это предопределяло их пассивное отношение к обучению войск и воспитанию у них нужных качеств;

— слабая боеспособность египетских войск, хорошо известная израильской разведке, облегчила израильскому руководству принятие решения о развертывании боевых действий;

— планы будущей войны составлялись, но и много раз менялись в зависимости от различных обстоятельств, в результате войска перебрасывались из района в район неоднократно, изматывались, их боеготовность слабела;

— в типичной манере для арабов считалось, что одно лишь размещение крупных воинских формирований на границах Израиля заставит последнего отказаться от любых агрессивных намерений.

Возвращаемся в 1967 год.

Все началось в 07.10 утра, когда с авиабаз Израиля взлетела первая волна самолетов, поднятых для атаки. Соблюдая полное радиомолчание в полете, они устремились, но не на запад в Египет, а на север в сторону Средиземного моря. Счет пошел на минуты. В это же самое время на территорию Египта тремя клиньями вторглись колонны танков и мотопехоты под командованием все тех же Исраэля Таля, Авраама Иоффе и Ариэля Шарона. За десять лет до этого в званиях майоров и полковников они командовали батальонами и бригадами, теперь звания у них были генеральские, а командовали они усиленными дивизиями.

Теоретически штабы противостоящих им египетских подразделений уже могли бы сообщить о происходящем в Каир, но связь, как обычно, «не работала». Хуже того, одновременный взлет такой большой группы самолетов был засечен добросовестными иорданскими локаторщиками с авиабазы Аджлун. Об этом они сразу сообщили египетскому генералу Абдель Монейму Риаду, который в соответствии с упомянутым Договором прибыл к ним для координации действий. Генерал срочно отправил в Каир сообщение о подтвержденном вылете в неизвестном направлении сразу двухсот израильских самолетов. Оно было зашифровано в установленном порядке, но так как по закону подлости именно в этот день коды сменились, их расшифровать вовремя не успели и эта срочнейшая информация запоздала…

Как и намечалось и отрабатывалось заранее, чтобы избежать обнаружения радарами, истребители-бомбардировщики Хель-Хаавир прошли на минимальной высоте над Средиземным морем, затем повернули на юг, пролетели над песчаными дюнами Синая и полями феллахов дельты Нилы (один из пилотов свидетельствовал: мы летели очень низко, и я хорошо видел работавших крестьян, которые приветственно махали руками, очевидно решив, что увидели египетские самолеты) и вот уже обрушили свой бомбовый груз на военные аэродромы Египта в 07.45.

Многочисленные агенты и информаторы не подвели, также как и данные аэрофоторазведки и шпионские снимки, полученные с американских спутников из космоса. МИГ-15/17/19/21, ИЛ-28 и ТУ-16 стояли на бетонке именно в тех самых стройных рядах, как они были запечатлены за несколько дней до 5 июня. Никто не потрудился рассредоточить их, замаскировать, а еще лучше поставить в бетонированные противоосколочные укрытия. С воздуха «миражи», «вотуры» и «мистэры» стали расстреливать их, как жестяных уток в стрелковых тирах. Только ложные аэродромы с весьма достоверными макетами ИЛов и ТУ были не тронуты — они израильтян не интересовали.

Время атаки было подобрано исключительно верно (это ж сколько аналитиков поработало над данным вопросом?!). К 7.45 все дежурные звенья, находившиеся на патрулировании с ночи, возвращались на базы. В это же время шли утренние моленья и начинался завтрак. В итоге весь летный и технический состав был захвачен врасплох на земле, и многие из них пали тут же…

После первой волны атаковавших джет-файтеров (реактивных самолетов) грянула вторая, в итоге к 10.30, то есть через два часа после первого удара, ВВС Египта прекратили свое существование…

Возвращавшиеся на свои базы самолеты со звездой Давида срочно заправлялись, перевооружались и перенацеливались. Обслуживающие их техники, механики и вооруженцы продемонстрировали чудеса выучки, слаженности и профессионализма, сравнимые разве что с сегодняшними подвигами механиков, работающих в составе команд «Формулы-1».

К 13 часам все было кончено, и небо Египта очистилось от воздушных стервятников. Только огромные столбы дыма, видимые наверное из космоса, еще указывали на горящие склады горючего, да на земле чадили останки спаленных МИГов и СУ.

В ходе первой атаки были разгромлены передовые авиабазы Египта в Эль-Арише, Джебель Либни, Бир-Тамада, Бир-Джифгафа, Кабрит, Иншас, Абу-Сувейр, Файд и другие. Вторая волна сконцентрировалась на второстепенных и более удаленных базах в местечках Мансура, Алмаза, Луксор, Хургада…

После полудня все «живые» самолеты были перевооружены и на этот раз вылетели на восток. И хотя в попытке противодействовать им навстречу поднялись одиночные иорданские «хантеры» и сирийские МИГи, а с земли открыли бешеный огонь зенитчики — и на это раз их в целом «не ждали». Самолеты Хель-Хаавир долетели аж до далекого города Мосул в Ираке. В течение неполного часа на авиабазах были уничтожены 30 самолетов иорданских ВВС и 70 сирийских. Итак, всего лишь за полдня была уничтожена воздушная мощь арабского блока, а с нею и все шансы арабских государств в новой арабо-израильской войне. С этого момента вся боевая авиация Израиля перешла на непосредственную поддержку наземных сил.

Слово международным авторам Эрнесту и Тревору Дюпюи: «В воздушной операции участвовала почти вся авиация Израиля. Накануне израильскому командованию были переданы снимки арабских аэродромов и других военных объектов, сделанные с американских спутников и самолетов-разведчиков.

В результате нескольких налетов были уничтожены наиболее важные авиабазы и радиолокационные посты. Египетская авиация потеряла на земле около 290 боевых машин (2/3 всех самолетов). Налет на аэродромы Сирии и Иордании продолжался всего 30 минут, но этого оказалось достаточно, чтобы уничтожить авиацию обеих стран. Всего арабские государства потеряли 451 самолет и вертолет, в том числе 390 боевых машин.

Потери Израиля за эти дни составили, по арабским данным, около 80 самолетов (по израильским данным — 20 боевых машин). Вывод из строя авиации арабских государств предопределил результаты войны».

Вернемся в то утро 5 июня, когда еще все самолеты были целы. Утром того дня заместитель Верховного главнокомандующего, он же командующий сухопутными силами маршал Амер, военный министр Бадран и командующий ВВС Махмуд, в сопровождении большой группы генералов, на борту транспортника ИЛ-14 вылетали в инспекционную поездку в войсковые части на Синай. Из-за предосторожности, с целью обеспечения их безопасности, всем батареям ПВО было приказано до полудня не открывать огонь по низколетящим самолетам (что, как оказалось, сыграло только на руку израильским агрессорам).

Среди встречавших офицеров на авиабазе Бир-Тамада был и Саад эль-Шазли, в следующей войне ставший одним из самых блестящих военачальников египетской армии, а тогда командир десантников. «Мы ждали Амера, и вдруг около восьми утра с летного поля раздались оглушительные взрывы… Одновременно израильтяне атаковали и соседний аэродром в Файде…»

Бадран: «Пилот в воздухе получил сообщение, что все аэродромы подверглись интенсивным атакам врага. Амер был крайне изумлен, приказал поворачивать обратно и сразу возвращаться в Каир для срочной посадки. Оказалось, это не так просто сделать, мы рисковали угодить под их огонь».

Наконец, ИЛ-14 приземлился, и Амер помчался в свой штаб. Полковник Ахмед Факер видел его в момент прибытия: «Амер был в состоянии коллапса. Он прошел в оперативный зал, чтобы разобраться в ситуации, и скоро понял, насколько она безнадежна». Вспоминает бывший начгенштаба Фавзи: «Амер был зол и абсолютно выведен из себя. Он приказал командующему ВВС Сидки Махмуду ввести в действие план нашей контратаки «Fahad». Махмуд просто ответил — я не могу, потому что у меня уже нет самолетов. После этого маршал Амер впал в какую-то прострацию. Я никогда прежде не видел его в таком состоянии».

Итак, можно констатировать, что снова арабы так и не смогли правильно воспользоваться и распорядиться имевшимся у них военно-техническим потенциалом. В очередной раз бахвальство и фанфаронство, неспособность просчитать и спрогнозировать все возможные ситуации и варианты, особенно с учетом могущих возникнуть тяжких последствий, так подвели их. Израиль, без сомнения, не потерял времени зря, предыдущее приключение на Суэце в 1956 году только добавило ему уверенности, все маршруты были хорошо изучены, все возможные ситуации отработаны на штабных играх, а помощь старых колониальных держав уже не требовалась.

По итогам первого дня египтяне все-таки утверждают, что их зенитчики из ствольной артиллерии сумели сбить до 30 самолетов противника, а вот ракетчики оказались «не готовы».

Дальше начался какой-то кошмар, и, по образному выражению президента Насера, «после первого удара никто не знал, где голова, а где ноги». Египетский Генштаб в значительной мере утратил контроль над общей ситуацией, а командные пункты — на местности.

…Как древние колесницы смерти, в тучах песка и пыли ревущие «центурионы» и «паттоны» надвигались на слабо оборудованные позиции египтян. Там, где пехота и артиллеристы упорствовали и не бежали сразу, немедленно вызывалась авиация, которая не жалела ни бомб, ни ракет, ни напалма.

События на сухопутном театре проходили следующим образом: на севере части генерала Исраэля Таля в течение первых суток 5 июня преодолели оборону египтян в секторе Газа и затем по прибрежной дороге вновь устремились к Эль-Аришу. Южнее усиленная дивизия Ариэля Шарона завязала сражение за укрепрайон Абу-Авейгила — Эль-Кусейма. Как и в 56-м, это был «крепкий орешек», и добиться успеха в первый день не удалось. К этому времени египтяне, очевидно, освоили советские пушки и гаубицы как надо, и именно артиллерия сорвала все попытки Шарона ворваться на их позиции. Опять пришлось прибегать к нестандартным ходам, и ночью в тыл к артиллеристам был выброшен батальон десантников.

Танковая дивизия Авраама Иоффе имела свое задание. Войдя в промежуток между частями Таля и Шарона, его «центурионы» прямо сквозь песчаные дюны устремились на запад. Танкистам было приказано не ввязываться в позиционные бои и не обращать внимания на свои фланги.

К утру 6 июня Таль заметно продвинулся к Эль-Аришу, Шарон замкнул противостоящих защитников Абу-Авейгилы в клещи, а Иоффе, теряя свои «центурионы» — в основном из-за нехватки горючего, — вел их форсированным маршем к перевалу Митла. К 18.00 подчиненный ему полковник Иска Шадми оседлал перевал, при этом у него было всего 9 танков, из которых четыре машины дошли на буксире, так как у них кончилось горючее. В этот же день командующий Амер отдал приказ об общем отступлении, чем окончательно деморализовал свои войска.

Утром 7 июня танки Шадми были усилены подразделениями полковника Села, подбросил ему подкреплений и Таль (к этому времени он уже вышел к Румани и занял главную авиабазу Синая Бир-Джифгафа). Но основные сражения все-таки шли в районе перевала. Имея «на хвосте» танкистов и десантников Шарона и не совсем ясно представляя, что там впереди, вся масса египетских танков, БТР, артиллерии на тяге и бортовых машин стала сквозь узкое горло ущелья Хиттан продираться на запад. В этой «пробке» застряли сотни машин египтян, и их стала безжалостно уничтожать вражеская авиация. И хотя защитникам Митлы тоже «досталось», шансов у египтян уже не было. Спаслись только те, кто бросив технику, горными и пустынными тропами ушли к недалекому каналу. Этот день 7 июня стал, очевидно, последним и решающим в сражении за Синай. К вечеру морские и авиадесантные части сионистского противника без боя заняли крепость Шарм-аш-Шейх. Египетский гарнизон сопротивления не оказал. Одновременно Ариэль Шарон взял Нехле, который он брал еще в 56-м.

Все это чем-то напоминает разгром французской армии в 1940 году. Как позднее сказал один из руководителей движения Сопротивления: «Мы так легко уступили свою свободу в 40-м… и с таким трудом и такими жертвами обрели ее вновь в 45-м». Это урок для всех остальных.

«К 12 часам 8 июня передовые части израильских войск вышли к Суэцкому каналу в районах Порт-Фуада, Эль-Кантары, Исмаилии и Суэца. К исходу 8 июня активные боевые действия на Синайском полуострове прекратились». (Из сборника «Локальные войны».)

Надо отдать должное начгенштаба генералу Фавзи. Вместе с подчиненными он составил достаточно грамотный план отхода войск. Эта операция должна была пройти в течение трех дней и четырех ночей, причем части должны были прикрывать друг друга в пути.

Но было уже поздно. В той обстановке план, естественно, до войск не дошел. Каждая часть отступала индивидуально, поддержку и взаимовыручку организовать не удалось.

Абдель Гани Гамаси вспоминал: «Это были ужасающие сцены, когда тысячи машин, танков и тягачей тащились по немногим дорогам, расстреливаемые с воздуха израильскими самолетами… Это была трагедия». Такие сцены не были забыты патриотичными офицерами. В 73-м году Абдель Гани Гамаси станет начальником оперативного управления Генштаба.

Итак, уже в первый день египетский фронт был фактически сокрушен.

Боевая авиация сожжена на базах, а наземные силы уже начали свое отступление с Синая… В такой обстановке президент Насер позвонил иорданскому монарху. Когда соединение произошло, одновременно был включен израильский магнитофон. Вот недавно обнародованная запись их разговора:

Насер: Алло, доброе утро, мой брат.

Король Хуссейн: Да, я слушаю вас.

Насер: Мы сражаемся со всей нашей мощью на всех фронтах. У нас были первоначальные проблемы, но они сейчас не имеют важности. Мы преодолеем, и Бог будет с нами. Ваше Величество, вы отдадите распоряжение опубликовать заявление относительно соучастия англичан и американцев? Мы позаботимся, чтобы сирийцы тоже опубликовали его.

Король Хуссейн: Хорошо.

Насер: Тысяча благодарностей. Крепитесь. Мы с вами всем сердцем. Сегодня мы направили против Израиля все наши аэропланы. Прямо с утра наши ВВС громят их ВВС.

Король Хуссейн: Тысячи поздравлений! Крепитесь!

Если Насер «сэкономил на правде» и таким образом пытался подтолкнуть Хуссейна к вступлению в войну, то это было излишне. Войска короля уже начали сражение в рамках общей борьбы арабских государств. Иными словами, Хуссейн исполнил свое обязательство, данное Насеру во время их встречи пятью днями раньше.

Перед войной отношения между Насером и Хуссейном были на весьма низком уровне. «Радио Иордании» резко критиковало египетского президента за его сдержанность при нападении израильтян на иорданскую деревню Самуа 13 ноября 1966 года и после уничтожения сирийских МИГов в апреле 1967-го. Насер в ответ не стеснялся в личных нападках на короля. Но после того как Насер направил свои войска на Синай, Хуссейн решил войти в союз с ним. 30 мая, сопровождаемый своим премьером Саадом Джума, он прилетел в Каир. С ними встречались Насер и Амер. Король неожиданно предложил взять копию египетско-сирийского договора о взаимной обороне, Сирию в тексте заменить на Иорданию и подписать этот пакт. Насер с радостью согласился. Статья 7 Договора была немного подправлена, и теперь там говорилось, что в случае войны иорданскими силами будет командовать египетский офицер.

Спустя несколько дней, прямо накануне войны, израильтяне через посредство генерала Одда Булла, командующего контингентом сил ООН, направили королю послание. Там говорилось: «Это война между нами и Египтом. Если вы не вступите, с вами ничего не случится». Но зная, что половину населения его страны составляют палестинцы, иорданский монарх практически не имел выбора. В той ситуации он предпочел бы лучше стать проигравшим, но не предателем. Когда письмо израильтян было ему доставлено, он сухо ответил: «Иордания не в стороне. Иордания уже ангажирована и уже вступила в военные действия».

На ответ такого рода Израиль отреагировал с жестокой яростью.

Из воспоминаний короля Хуссейна: «Наши ВВС были уничтожены на земле. Мы сумели сбить 4 израильских машины, но наши уничтожены все… Без прикрытия с воздуха войска были вынуждены отступать. Я стоял на холме, а они шли мимо, небольшими группами, очень уставшие. Многие из них, увидев и узнав меня, кричали: «Ваше величество, дайте нам воздушное прикрытие, и мы вернемся на поле боя!» Но к тому моменту все было кончено…»

Но эти картины наблюдались на третий день. А в первый день пятого июня, в 11 часов, то есть спустя три часа после начала боевых действий, иорданская артиллерия начала обстреливать позиции израильтян. Иорданцы ввели в действие имевшиеся у них дальнобойные пушки американского производства «Long Tom» калибра 155-мм. Они даже «достали» Рамот-Давид, главную авиабазу израильских ВВС. Это израильтяне сочли наиболее опасным. Достаточно интенсивная стрельба началась и в самом Иерусалиме, причем подразделения короля вошли в бывшую демилитаризованную зону и заняли здание штаба сил ООН.

Все это было расценено в Тель-Авиве как акт войны. Настал тот момент, которого они так ждали без малого два десятка лет. Иорданский фронт был вообще-то самым меньшим из трех, но для Израиля имел значение не столько военное, сколько «морально-политическое». Ведь речь шла не просто о песках Синая или любой другой малолюдной местности. Настал момент решить судьбу святынь Старого города, колыбели трех религий.

Командующий Центральным сектором генерал Узи Наркисс получил свободу действий. Теперь в распоряжении ветерана 48-го года было не несколько десятков изголодавшихся «палмахников» с древними «маузерами» в руках. Одна из трех его бригад обходным маневром окружила арабский Иерусалим по внешнему периметру. Но попытки только приблизиться к стенам Старого города были встречены ожесточенным огнем засевших там солдат Арабского легиона.

Вторая смешанная бригада одним ударом взяла бывший пост английской полиции и окружающую местность, таким образом раз и навсегда взломав «замок Латруна».

Тем временем третья бригада под командованием героя войны 56 года Ури Бен-Ари быстро выдвинулась в восточном направлении севернее города и перерезала дорогу Рамаллах-Иерусалим. Всем стало ясно, что легионеры, еще удерживающие Старую крепость, подкреплений уже не получат.

Развязка наступила ночью и утром 7 июня. Как пишет Д. Лаффин: «Ночью 55-я парашютная бригада Мордехая Гура атаковала позиции иорданцев в северной части Иерусалима. Яростная рукопашная схватка разыгралась на Арсенальной горе. Здесь иорданские солдаты сражались против бойцов 66-го парашютного батальона с особым упорством, пока не полегли все до последнего человека.

Десантники тоже понесли тяжелые потери. Тем временем 6-я пехотная бригада с боями проложила себе путь в город с юга. Утром 7 июня полковник Гур отдал приказ атаковать Старый город, остававшийся в руках иорданцев с 1948 года. К 10.00 израильтяне вышли к Западной стене Храма, самому священному из всех священных мест для евреев…»

Одним из первых в Старый город вошел генерал Узи Наркисс — представьте его чувства в тот момент! Затем у Стены плача появились авторы этой блестящей победы — М. Даян и И. Рабин, каждый из них вложил в расщелины между камнями специальную молитвенную записочку. Побывали там и «отставники» — военный и гражданский руководитель обороны 48 года Давид Шалтиель и Дов Джозеф! И тысячи других только в первые дни.

Картина, представшая перед ними, была удручающей. Голда Меир свидетельствует: «Еврейские кладбища были осквернены, старые синагоги Еврейского квартала сровнены с землей, еврейскими надгробными камнями с Масличной горы были вымощены иорданские дороги и армейские уборные». Как пишет Меир, «тогда израильтяне позволили себе каникулы, которые продлились почти все лето. Иностранцам это казалось чем-то вроде массового туризма, в действительности это было паломничество к тем местам Святой земли, от которых мы были оторваны в течение двадцати лет.

Прежде всего, конечно, евреи устремились в Иерусалим, ежедневно тысячи людей толпились в Старом городе, молились у Стены, пробирались через развалины бывшего Еврейского квартала. Но мы ездили и в Иерихон, Хеврон, Газу, Шарм-аш-Шейх. Учреждения, школы, фабрики, киббуцы организовывали для своих людей экскурсии…»

Действительно, представьте чувства этих людей, которые, образно говоря, содержались почти что в тюрьме и вдруг их всех выпустили на волю! Как 22 года спустя в центре Берлина, в едином порыве снесли «колючку» и бетонные заграждения, делившие город на две части! И если мы все, за редким исключением, одобрили действия берлинцев, то как мы можем осуждать жителей Западного Иерусалима, совершивших такой же акт в подобных же обстоятельствах!

Но это все было потом, а сейчас констатируем, что пока одни «цахаловцы» упивались своим действительно ярким успехом внутри стен Старого города, другие еще продолжали очистку Западного берега (по их терминологии, Галилеи и Самарии) от еще не сдавшихся частей иорданской армии. К вечеру 7 июня войска генерала Элеазара вышли на р. Иордан, взяв под свой контроль все мосты. В тот же день все боевые действия на Иорданском фронте были прекращены.

Эти бои были непродолжительными по времени, но интенсивными по накалу и тяжелыми по потерям. За три неполных дня иорданцы потеряли до 3 тысяч человек, 187 танков и сотни бронемашин. Израильтяне признали на этом направлении 550 убитых, 2400 раненых и десятки сожженных бронемашин.

При всех тех многочисленных важных событиях, которые проходили ежедневно на фронтах третьей арабо-израильской войны, в тот день 8 июня важнейшими стали:

1. Выход израильских войск на восточный берег Суэцкого канала и прекращение боевых действий на египетском участке фронта.

2. Инцидент с «Либерти». Как пишет «Харперская военная энциклопедия»: «Во второй половине дня 8 июня корабль электронной разведки ВМФ США «Либерти» в 14 милях (26 км) от Эль-Ариша был атакован израильскими истребителями-бомбардировщиками и торпедными катерами, в результате чего получил серьезные повреждения. Впоследствии израильское правительство принесло извинения, которые были приняты правительством США». Некоторые дополнительные подробности об этом мы сообщим чуть ниже.

3. Совещание кабинета министров Израиля.

На последнем событии остановимся подробнее.

Итак, в 19.00 по тель-авивскому времени премьер Леви Эшкол собрал своих министров. Заседание началось на гораздо более бравурной ноте, чем за 5–7 дней до того. Было констатировано, что египетская армия на Синайском полуострове разгромлена, Иордания сокрушена, а святыни Иерусалима уже сутки находились в руках евреев.

Единственным вопросом на повестке дня оставалось — что делать с Сирией, последним оставшимся арабским соседом Израиля, не затронутым этой войной. Даже в Америке эту ситуацию оценили как, мягко говоря, курьезную. Абба Эбан в тот момент находился с очередным визитом в США. В одной из встреч Макджордж Банди, советник президента Джонсона по национальной безопасности, сказал ему: «Не странно ли, что страна, которая больше других сделала для разжигания войны, вышла из нее нетронутой?» Сказанное в принципе выражало настроения Эшкола и его министров. Поэтому все министры включая Эшкола — были в принципе настроены поддержать предложение начальника Генерального штаба И. Рабина, а именно: оккупировать Голанские высоты.

Не согласился только военный министр М. Даян. Он был убежден, что стоит только тронуть этого арабского соседа, «как русские немедленно заявятся» и будут сражаться бок о бок с сирийцами.

Министр Игал Аллон, сам в прошлом известный генерал и соперник Даяна, был другого мнения. Он заявил: «Сирийцы были основной причиной текущего кризиса, и они могут стать причиной всех будущих неприятностей для нас». Дальше он предложил атаковать их. «Что же касается русских, я не думаю, что СССР объявит нам войну из-за каких-то пяти километров. Я бы предпочел рискнуть».

Эшкол дальше проинформировал присутствующих, что он пригласил трех израильтян, жителей Галилеи, приехать на совещание и изложить свое мнение. Никто из министров не возражал. Даже Даян неохотно, но согласился, сказав при этом: «Я не думаю, что их слова изменят мое мнение, но я бы хотел послушать, что они скажут». Гостей пригласили в зал заседаний, и они в очень эмоциональных тонах рассказали, как невыносимо трудно им жить в тени сирийцев, которые со своих позиций на Голанах обстреливали израильские поселения. Они хотели, чтобы министры отдали приказ войскам атаковать Сирию, взять Голанские высоты и отбросить сирийцев на расстояние, исключающее досягаемость их артиллерийского огня.

Когда приглашенные ушли, стало ясно, что Даян, единственный министр, возражавший против общего мнения, все еще не был переубежден. Свою точку зрения он защищал следующим образом: «Мы начали войну с целью разгромить египетскую армию и открыть Тиранский пролив. Одновременно мы сумели отвоевать Западный берег. Я не думаю, что нам еще нужно открывать третий фронт с Сирией. Если нам нужно воевать с сирийцами только потому, чтобы облегчить жизнь нашим поселениям, то я против. По моему мнению, было бы проще убрать десять израильских поселений, чем воевать с Сирией. Мне не совсем понятна та идея, что мы должны заявить сирийцам — отведите линию границы, так как мы расположили поселения слишком близко к ней».

Также Даян предположил и следующее: возможно, эти люди хотят воспользоваться данной представившейся возможностью, чтобы заполучить для себя больше земли на Голанах, в таком случае они никогда не согласятся вернуть ее в случае возможного будущего урегулирования с Сирией.

Никто из присутствующих — включая Эшкола — не пожелал отвергнуть эти аргументы просто подавляющим большинством голосов. В конце концов, это был Моше Даян, новый военный герой Израиля. Но очень скоро Даян изменил свое мнение.

Спустя восемь часов после начала совещания, в 3.30 утра 9 июня, «Моссад» перехватил телеграмму Насера сирийскому президенту Нур эль-Дин Аттаси. Насер писал о том, что сейчас Израиль концентрирует свои силы против Сирии. Он предложил Аттаси срочно войти в контакт с Генеральным секретарем ООН г. У Таном и сообщить ему, что Сирия присоединяется к соглашению о перемирии с Израилем. «В этом случае мы позволим сохранить сирийскую армию нетронутой. Мы проиграли эту битву. Но Бог поможет нам в будущем».

Из сказанного Даян понял, что сирийцы не смогут оказать серьезного сопротивления, и после этого позвонил Давиду Элазару, который командовал войсками на севере.

Даян: Вы готовы атаковать?

Элазар: Да, конечно.

Даян: В таком случае атакуйте. — Дальше он добавил: — Я объясню почему. А. Египтяне подписали прекращение огня. Б. По моей информации, сирийский фронт не устоит».

Элазар: Устоит или нет — мне наплевать. Мы атакуем. Большое вам спасибо и до встречи.

Начгенштаба Рабин был дома, когда это случилось. Ему позвонил начальник оперативного управления Эзер Вейцман: «Срочное сообщение. Даян звонил Элазару и приказал ему взять Голанские высоты». Рабину ничего не оставалось, как взять вертолет и помчаться на место событий на север.

Утром 9 июня Эшкол узнал, что Даян был на северном фронте и совместно с Элазаром уже командовал операциями «Цахала» на этом направлении. Премьер был крайне раздражен и счел, что это была своего рода попытка подрыва его авторитета — открыть боевые действия без формального согласия кабинета.

В это же время командующий ВВС генерал Мордехай Ход отдал приказ своим пилотам, и над Голанами «разверзся ад» — те самые джет-файтеры IAF (Israeli Air Force — израильских ВВС), которые были задействованы в боевых операциях, начиная с утренних часов 5 июня, громили позиции сирийцев ракетами, снарядами и напалмом. В полдень 9 июня наземные части начали свое движение вверх на высоты Голанов. Вообще, можно предположить, что к этому моменту сирийские солдаты и офицеры уже были в достаточной степени деморализованы теми плохими вестями, которые приходили с других фронтов, за первые четыре дня они так и не оказали существенной помощи своим арабским братьям, ограничившись лишь артобстрелами позиций израильтян. Но их противник, после всех своих достижений, очевидно, находился на «пике формы».

В субботу 10 июня ситуация выглядела так, что израильская армия могла уже начать свой рывок напрямую к Дамаску. Но для «русских союзников» это уже было слишком. В духе творений Яна Флеминга западные авторы дают описание того, как три ведущих руководителя СССР, номер 2, 3 и 4, то есть премьер-министр Алексей Косыгин, министр иностранных дел Андрей Громыко и глава КГБ Юрий Андропов, спускаются в один из «подвалов Кремля» и подходят к массивному аппарату под названием телепринтер, который являлся русским конечным пунктом так называемой «горячей линии» с Вашингтоном.

Итак, в их сообщении говорилось:

Суббота, 10 июня 1967 г.

Адресовано: Белый дом, Президенту Линдону Б. Джонсону

(получено президентом в 09.05).

Уважаемый мистер Президент!

…Наступил очень критический момент, который заставляет нас принять независимое решение, — если военные действия не будут остановлены в течение нескольких последующих часов.

Мы готовы сделать это. Однако эти действия могут привести нас к столкновению, что завершится сокрушительной катастрофой.

Мы предлагаем, чтобы Вы потребовали от Израиля немедленного прекращения военных действий без всяких предварительных условий.

Мы предлагаем Вам предупредить Израиль, что если это не будет принято во внимание, будут предприняты необходимые действия, включая военные.

Просим сообщить Вашу точку зрения.

Подпись: А. Косыгин.

Силы Косыгина на Ближнем Востоке были приведены в состояние высшей боеготовности. Генерал Василий Васильевич Решетников, командующий Корпусом стратегической авиации, вспоминает: «Я получил приказ подготовить полк стратегической авиации для бомбардировки военных целей в Израиле. Мы изучали карты и особенности системы ПВО Израиля… Была серьезная и реальная подготовка и спешка… Мы загружали бомбы и ждали сигнала атаковать…»

В Вашингтоне президент Джонсон и его советники уже заседали в Ситуационном зале. Посол Ллюэллинн Томас изучал русский текст, чтобы удостовериться, что слово military — военные действительно было частью фразы «необходимые меры, включая военные».

В одной ситуации Макнамара упомянул возможность направления 6-го флота в этот регион.

Джонсон спросил: «На каком расстоянии находится наш флот от побережья Сирии?»

Макнамара: Сотня миль.

Джонсон: Дайте приказ отправить его на расстояние в 50 миль.

Макнамара немедленно поднял телефонную трубку, чтобы передать этот приказ.

В течение получаса Джонсон ответил, что по его информации все движение израильских сил в этом районе прекращено. Косыгин немедленно приказал Громыко проверить достоверность этой информации. Советский министр иностранных дел вызвал по телефону Анатолия Александровича Барковского, посла СССР в Сирии. Тот взял телефонную трубку, и в этот момент два израильских истребителя с хорошо видимыми опознавательными знаками звезды Давида, как говорится, «со свистом» пронеслись на низкой высоте над центром Дамаска. Барковский конечно же доложил об этом Громыко.

В течение получаса Косыгин продиктовал еще одно сообщение Джонсону,

«что прекращение военных действий в Сирии со стороны Израиля не наблюдается».

Далее:

«У нас есть постоянный и непрерываемый контакт с Дамаском. Израиль, с использованием всех видов наступательного оружия авиации, артиллерии, танков, ведет наступление на Дамаск. Несомненно, Ваше посольство в Дамаске может подтвердить это. Военные действия интенсифицируются. Было бы крайне важно избежать дальнейшего кровопролития. Это дело не требует отлагательства…

(С уважением… А. Косыгин».)

Тем временем на Голанских высотах произошли важнейшие события. В субботу 10 июня, осознавая, какая критическая ситуация сложилась на Голанах, радиостанция «Радио-Дамаск» в 9.30 утра объявила, что израильские силы захватили город Эль-Кунейтра. Надо полагать, что сирийцы хотели срочно побудить Совет Безопасности ООН принять резолюцию о прекращении огня.

В действительности в тот момент ни одного израильского солдата не наблюдалось на подступах к этому городу. Сирийский генерал, который предпочел быть непоименованным, рассказал: «Отвод наших войск из Кунейтры осуществлялся в состоянии полного хаоса. Отходящие солдаты бросали свое оружие на позициях. Некоторые из них бежали домой до того, как какой-либо израильский пехотинец вообще показывался возле их окопов».

В такой ситуации Моше Даян настаивал на быстрейшем продвижении вперед. «Взятие Кунейтры обеспечит нам контроль над Голанами и победу над сирийскими силами», — утверждал он.

В ООН давление на Израиль оказывали уже СССР, США и десяток других стран. Эбан дозвонился на домашний телефон Эшкола, но тот уехал «на фронт». Министр иностранных дел не стал «темнить», а сказал открытым текстом Мириам Эшкол: «Срочно найдите его и передайте, чтобы он остановил войну. Давление в ООН превзошло все мыслимые пределы». Мириам все-таки разыскала супруга и передала ему слова Эбана, но тот ответил, что все решения последуют, «когда он вернется домой». Очевидно, он хотел предоставить военным еще несколько часов, «чтобы они доделали свою работу».

В субботу 10 июня 1967 года в 14.40 Кунейтра была окончательно взята войсками Элазара. После этого Гидеон Рафаэль, посланник Израиля в ООН, получил по телефону срочное указание согласиться на прекращение огня. Он немедленно попросил слова у Ханса Табора, председателя Совета Безопасности в тот день.

В Белом доме, в кабинете у Джонсона, телевизор работал непрерывно. Как только он прослушал последнее сообщение с высокой трибуны, то немедленно продублировал его по «горячей линии» в Москву. В тот же день в 18 часов 30 минут все боевые действия на сирийском фронте были прекращены.

Действительно, Шестидневная война была завершена.

Сооружаемые сирийцами почти что два десятка лет, то есть с момента завершения первой арабо-израильской войны, укрепления на Голанах представляли собой действительно образец военно-инженерной мысли той эпохи. С каким упорством сирийцы строили их, с такой же степенью настойчивости «Моссад» разведывал их.

Дело кончилось тем, что утром 9 июня израильским танкистам были известны позиции каждого орудия, расположение и места закладки противотанковых мин, заграждений, схемы окопов и ходов сообщений… При всем при том, за два дня боев на этом направлении «Цахал» потерял подбитыми и сожженными полторы сотни танков. А если бы не указанное разведобеспечение? И вообще, как заявил позже М. Даян, «роль, которую сыграла израильская разведка, была не меньшей, чем роль авиации и бронетанковых войск».

Обаятельный генерал имел все основания для подобного заявления. Уже с утра 5 июня частоты связи египетской армии забивались радиопомехами, а иногда отдавались ложные радиоприказы, и части египтян, введенные в заблуждение дезинформаторами, снимались со своих позиций. При этом шифры и коды были часто известны израильтянам, так же как и месторасположение частей, штабов, посадочных площадок и т. п.

Переиграл «Моссад» и своих заокеанских патронов. Все эти дни корабль электронной разведки ВМФ США «Либерти» находился у северного побережья Синая, контролируя передвижения войск. Все закончилось сразу после полудня 8 июня, когда налетевшие истребители-бомбардировщики «хель-хаавир» сначала обработали его из крупнокалиберных пулеметов и авиационных пушек, затем подоспел их катер и всадил в борт «Либерти» торпеду. Погибло 34 американца, а 168 (!) получили ранения. Судно, мгновенно превратившееся в «инвалида», с трудом было уведено на Кипр. И хотя в последний момент над кораблем был поднят американский флаг, еврейские летчики и моряки заявили, что они сочли это обыкновенным трюком, а проверять принадлежность борта в горячке боя у них времени не было.

Так вот, есть интересная гипотеза о том, что никакой ошибки со стороны доблестных пилотов и торпедистов не было. Гипотеза гласит о том, что уже обсуждался вопрос о решении «сирийской проблемы». Высвободившиеся войска должны были срочно перебрасываться на север. А если бы об этом стало известно американским дешифровальщикам? А от них эту бы информацию при передаче в Вашингтон перехватили советские корабли радиоразведки, которые были в этом же районе? А что бы сделал Насер, зная, что со следующего дня восточный берег канала будет оголен? А кое-какие резервы у него еще были… Так что двумя залпами эта проблема была устранена.

Итак, Израиль одержал блистательную победу, которая отныне была записана во все анналы военной истории.

За шесть дней его армия в одиночку разгромила целую коалицию соседних государств, настроенных крайне враждебно к сионистскому противнику. Вновь, как и в 56-м, были заняты обширные безлюдные пространства Синайского полуострова. Со взятием Шарм-аш-Шейха свободное судоходство через Тиранский пролив было гарантировано, а по восточному берегу Суэцкого залива Израиль вдобавок обзавелся и собственными нефтяными полями.

Мечта «детей-изгнанников Израиля» сбылась — под их контроль перешли все иудейские святыни Иерусалима. Уродливые надолбы и «колючка» демаркационных линий были сметены, а палестинцы в очередной раз унижены и обращены в бегство. (Правда, не предполагали тогдашние политологи, чем это обернется для народа Израиля спустя 20 лет.)

Поселения северной части страны, то есть Галилеи, будут избавлены от артиллерийских обстрелов, но мира на этой земле не будет и 35 лет спустя после блистательной победы.

Всего Израиль на 11 июня 1967 года оккупировал без малого 70 тысяч квадратных километров территории соседних арабских государств, что в три раза превышало его собственную территорию.

Относительно действий ВВС Израиля лучше обратиться к работе М.А. Жирохова. За уничтожение 450 арабских самолетов «хель-хаавир» заплатил все-таки потерей 46 своих и повреждениями еще 23 машин. 24 пилота погибли, 7 (по другим данным 15) попали в плен. Было выведено из строя 20 процентов всей боеготовой авиации, что вообще-то считается высоким уровнем потерь.

Из всего сказанного арабские и советские авиационные специалисты сделали соответствующие выводы.

Тот общий анализ, который провел «Цахал», нам, конечно, неизвестен, хотя как знать, может быть сейчас, спустя 35 лет, он уже рассекречен. При этом допускаем, что их анализ может быть достаточно односторонним, с «перекосами» в свою пользу и с шовинистическим стремлением унизить своего противника.

Я думаю, нам ближе и понятнее будет книга «Локальные войны» — труд коллектива авторов под редакцией генерала армии И.Е. Шаврова. Хотя он вышел в свет более двадцати лет назад, там отражено все.

«В ходе войны израильские войска нанесли серьезное поражение Египту, Сирии и Иордании, оккупировали Синайский полуостров, сектор Газы, Голанские высоты и территорию западнее р. Иордан общей площадью 68,5 тыс. кв. км. ВВС Египта и Сирии в значительной мере утратили свою боеспособность, а ВВС Иордании были полностью уничтожены. Основные силы сухопутных войск Египта и Иордании были разгромлены. Общие потери вооруженных сил арабских стран составили свыше 40 тысяч человек, 900 танков и 360 боевых самолетов. Наибольшие потери понес Египет: он потерял 80 процентов военного снаряжения, 11,5 тыс. убитыми, 5,5 тыс. пленными.

Израильские вооруженные силы потеряли около 800 человек убитыми (по их данным, 777) и несколько тысяч ранеными, 200 танков и 100 (?) боевых самолетов. Только благодаря решительной позиции и энергичным мерам, предпринятым Советским Союзом и другими социалистическими странами, Израиль был вынужден прекратить агрессию и арабские страны избежали полного разгрома.

По единодушному заключению иностранных обозревателей, главные причины поражения арабских стран коренятся в политических и военных просчетах руководства и слабой подготовленности войск к отражению израильской агрессии. Арабское руководство, как считают они, неправильно оценило военно-политическую обстановку и допустило ошибку, выдвинув в качестве главной политической цели войны уничтожение Израиля как государства. Это дало Израилю повод утверждать, что в войне с арабами он борется за свое существование…

Поражение арабских стран, по мнению зарубежных специалистов, в значительной степени определялось тем, что из-за слабой разведки политические и военные руководители не имели сведений о замыслах израильского командования и не знали истинного состояния вооруженных сил Израиля, недооценивали их мощь и уровень боеготовности и, наоборот, переоценивали силу и возможности своих вооруженных сил.

По выучке и морально-боевому духу вооруженные силы арабских стран уступали израильским и в ходе боевых действий не проявили необходимой стойкости и упорства. Об этом свидетельствует приводимый в иностранных источниках факт: израильскими войсками на Синайском полуострове были взяты в плен 21 генерал и свыше 3 тысяч офицеров. В числе захваченных израильтянами 700 египетских танков около 100 оказались в полной исправности, около 200 танков — с незначительными повреждениями и неистраченным боезапасом. (Впоследствии многие из Т-54 и 55 были введены в состав танковых сил Израиля с обозначением TU-67 или «Самовар».) Крепость Шарм-аш-Шейх и мыс Рас-Нусрани были оставлены египетскими войсками без сопротивления».

Боевые действия закончились, но война — нет. Пока евреи занимались «массовым туризмом», в августе 67-го, в столице Судана Хартуме прошла конференция глав арабских государств. В ответ на занятие 70 тыс. кв. км сопредельных арабских территорий, когда при этом многие тысячи местных жителей опять были вынуждены бежать со своих земель, арабские вожди ответили тремя «нет»: нет — миру с Израилем, нет — признанию Израиля, нет переговорам.

В ноябре 67-го года Совет Безопасности принял знаменитую резолюцию номер 242, которая могла бы стать основой для постоянного и всеобъемлющего урегулирования положения на Ближнем Востоке — но не стала.

Начавшаяся столь тревожно весна 1967 года завершилась не менее тревожной осенью.

И последнее, несомненный израильский успех в Шестидневной войне имел и обратную сторону. Как позднее вспоминал шеф «Моссада» Меир Амит, «после войны 1967 года мы все заболели высокомерием. Мы знаем все лучше всех, мы самые лучшие, мы выше всех остальных».

Эти настроения позднее горько аукнулись потомкам первых еврейских поселенцев на этой земле.