Глава 13

Мы начиная со школы убеждены, что, если ты плохо написал контрольную и получил двойку, это означает не только то, что ты плохо знаешь предмет, но и что ты плохой человек. Мы, наверное, единственная страна в мире, где в школах почему-то считается, что отличник как человек лучше, чем двоечник. Хотя ведь такой вывод не следует ниоткуда. Отличник всего лишь знает предмет лучше, но это отнюдь не значит, что по своим человеческим качествам он лучше. Но почему-то мы искренне считаем, что это так. А если человек лучше, то ему больше позволено. Уже в школе можно наблюдать своеобразные элементы коррупции: у учителей есть так называемые любимчики, которым действительно позволяется больше, чем другим. Это где-то там, в закрытых английских школах, принято наказывать даже невиновного, чтобы у людей не было ощущения, что все в жизни сладко. В наших же школах жизнь любимчиков сильно отличается от жизни тех, кого учителя по каким-то причинам не воспринимают на дух.

Эта система сохраняется и проходит через всю нашу жизнь. Если человек становится маленьким начальником, значит, он уже лучше, чем те, кем он командует. И чем выше он продвигается, тем больше и искреннее он убежден, что он становится лучше – не как профессионал, а как человек. У нас почему-то любое маленькое кресло дает человеку право вещать. Он почему-то начинает говорить с тобой командным тоном, указывать тебе, и ведет себя иногда настолько вызывающе глупо! Он почему-то наивно считает, что если его назначили начальником, то он автоматически одновременно с этим получил дипломы всех возможных институтов и академий и овладел всей мудростью мира. А если, не дай бог, он стал самым большим начальником, то уж тут держись! Ощущает себя как минимум товарищем Сталиным, который в языкознании знает толк. Готов рассуждать на любые темы, притом не может допустить и мысли, что он может быть неправ. Как? Разве я могу быть неправ? На таком кресле и неправ? Но ведь это только цари – помазанники божьи, да и те бывают неправы. Так что, к сожалению, ни один человек не обладает монополией на истину.

Иногда слышишь, как мужи, облеченные властью, делают глубокомысленные выводы, и становится неловко за них. Ну как бы ему сказать, что мудрость не приходит с должностью? Мне каждый раз вспоминается замечательная шутка, сказанная Григорием Алексеевичем Явлинским в адрес Гарри Кимовича Каспарова: «Каспаров думает, что он чемпион мира, забывая, что он чемпион мира только по шахматам». К слову, у Сократа и вовсе не было должности в министерстве, но тем не менее он до сих пор считается большим мудрецом.

Мы все наивно думаем, что коррупция по определению возможна только в органах власти, что невозможно коррумпировать коммерческие структуры, потому что это противоречит самой их сути. Но кормление-то возможно. Ведь очевидно, что Тельмана Исмаилова поставили на его должность. Очевидно, что Дерипаска поставлен на то место, которое он занимает. Очевидно, что и Прохорова не трогают и многое ему разрешают. Но ведь они все поставлены на кормление. Кстати, в последнее время произошло колоссальное изменение сознания, и это чувствуют, пожалуй, уже все без исключения. Власть стала ощущать себя истиной в конечной инстанции.

В 90-е годы прошлого века мы смотрели на политиков и думали: «Ребята ничего не понимают в реальном бизнесе, сейчас сядем с ними рядом, поговорим, расскажем, как вообще это работает». Тогда возникли разные клубы, которые пытались убедить разнообразных политических деятелей, что в принципе государство работает как сложная бизнес-модель. И что если использовать принципы корпоративного управления, то государство будет отлично функционировать. Эта идея не заработала, и тому есть очень много причин. Почему? Потому что у компании деятельность всегда направлена на извлечение прибыли, а у государства теоретически другие задачи – пусть лишь теоретически и уж точно не у нашего.

Так вот, мы говорили с ними, и объясняли им психологию взаимоотношений, и рассказывали о необходимости продвигаться, создавать рыночные условия, и уверяли их, что рынок сам по себе выправит миллион огрешностей. И нам казалось, что эти молодые ребята с горящими глазами – как у Бориса Немцова, как у Ирины Хакамады, как у Егора Гайдара, как у того же Чубайса, – начнут что-то понимать и будут действительно создавать условия, при которых бизнес начнет развиваться.

Тогда случился этот самый первый, самый страшный и хорошо известный в истории демократии кризис, при котором реформаторы осуществляют первые начальные шаги. А потом консервируют их, так как именно первые шаги позволили им добиться преимущественного положения, и они его распределяют по своим карманам и по своим друзьям, создавая свою элиту, и не хотят больше никого пускать к пирогу. А им надо было продолжать движение вперед, которое всегда в случае такого рода политической структуры идет через откат. То есть, условно говоря, в 1996 году на выборах должен был победить Зюганов, чтобы в 2000-м опять победили демократы, но они купили выборы, уничтожили демократические свободы, законсервировали эту ситуацию и вошли в эпоху сначала олигархического капитализма, а потом чиновничьего феодализма, когда капитализм уже перестал играть хоть какую-то роль. Когда частная собственность исчезла, ее просто не было, она стала глупостью, за нее никто не бился, суды все понимали правильно.

Но вот что самое страшное, так сказать, изюминка всей ситуации, – людям во власти по-прежнему казалось, что есть какие-то тайные механизмы, которые бизнес знает лучше. Как выйти на международную экономическую арену, как разговаривать с западными партнерами, как работают финансовые рынки. И вдруг – мировой кризис. «Ну что, умники? Что приуныли-то? Все в долгах? Задницы-то голые. А ну иди сюда! Сколько у тебя долгов?» И приходит грустный Дерипаска. «Что, никак деньги нужны? А ты ж не вернешь, подлец». И ведь не вернет, и он это знает, и все это знают. «Ну ладно, умник».

И получилась удивительная модель, когда власть вдруг поняла, что умная-то она. Ведь она определяет, кому и сколько дают, какой компании жить, кому будет оказана господдержка, чьи миллиардные долги будут списаны на бюджет, кому разрешат дышать и кто будет участвовать в программах. Компании перестали вообще что-либо решать. Я говорил с подругой, перешедшей из бизнеса в руководство очень крупного банка. Она сказала: «Володя, это не банковская деятельность. Мне говорят, кому давать, сколько давать, под какой процент и на какой срок. А я беру под козырек и отвечаю: «Есть!»» Власть вдруг поняла, что бизнесмены – никто. Все до единого. И перестала слушать.

Посмотрите, как теперь чиновники общаются с людьми. Они небожители. Нет ничего такого, что они сочли бы для себя невозможным. Монако, Лондон, все порешаем, всех знаем, тому позвоню, с этим поговорю. Что там у вас? Олимпиада, футбол? Только не надо мне рассказывать. Кому и сколько, на бумажечке напишите, сейчас разведем, все будет хорошо. Газеты? Ой, да бросьте, тоже мне, англичане нашли коррупционеров. Ну-ну. Себе же хуже сделали, вылетели в первом туре. Просто с системой воевать не надо. Чиновники всех стран, объединяйтесь!

Знаете, что меня во всем этом удивляет? Что наши люди, с детства обожавшие сказку «Голый король», в реальной жизни никогда ей не следуют. Никогда. Будут восторгаться любой глупостью, смотреть с обожанием, ловить каждое слово. В советское время была такая экономическая шутка. Если ты занимался общественно-политическими науками, то, естественно, не мог пройти мимо ленинского наследия. А значит, изучал, в частности, его работу «По поводу так называемого вопроса о рынках». Там обосновывался выведенный Марксом закон опережающего роста производства средств производства над производством предметов потребления. В принципе, этот закон не выводится никак. Потому что у основоположников марксизма-ленинизма в представленных таблицах допущена какая-то арифметическая ошибка. Но это никакой роли не играет, потому что вождь ошибиться не мог. Исходя из этого, как гласит анекдот, который может быть очень далек от реальности, но тем не менее хорошо отражает нашу ментальность, люди на всякий случай учились с ошибкой. Так проще. А то не дай бог опровергнешь законы основоположников, и что потом делать? Ничего ж никому не докажешь, так и ходи всю жизнь с клеймом врага народа. Лучше уж как-нибудь поспокойней выучиться арифметической ошибке.

Вроде все понимали, что возможность построения коммунизма в одной отдельно взятой стране – полная чушь, но так как спорить было неловко, согласились: точно, к 1980-му году будет в стране коммунизм. Ну, была Олимпиада, тоже неплохо. Кто из тех, кто тогда обещал коммунизм, дожил до 1980-го года? Обещать не значит жениться. В России эта фраза объясняет очень многое. Говорить о равенстве всех перед законом не значит это выполнять. Совсем не значит. Да и сама идея равенства всех перед законом – какой дурак ее придумал? Это что, значит, все равны? И если великий музыкант оказывается педофилом, ему что, отвечать за это наравне со всеми? Неловко как-то. Давайте лучше что-нибудь придумаем. Давайте лучше дадим денег, и выяснится, что он вовсе не педофил, а мальчиков учил на рояле играть. Ну, методы у него такие. Глядишь, потом все и забудут. А тех, кто посмел о нем хоть слово плохо сказать, мы объявим врагами искусства, мерзавцами и страшными нетолерантными существами. Ну действительно, ну как можно такое представить: все – и равны перед законом!

Именно поэтому, чем больше мы говорим о коррупции в России, тем яснее понимаем, что ее так просто не вывести. Именно поэтому я каждый раз повторяю, что главная проблема коррупции в России заключается не в слове «коррупция», а в слове «Россия». Для нас это образ жизни. Не только способ перераспределения денежных средств, но и система, по которой мы выстраиваем отношения друг с другом. Мы прекрасно понимаем, что это справедливо. Так и должно быть. Не должны люди быть равны перед законом. Если я начальник – то ты дерьмо, и наоборот. Поэтому можно человека унизить, можно на него накричать, можно его оскорбить – если ты начальник. У нас же нормально, когда начальник обращается на «ты». А ты ему с почтением, с уважением, на «вы». Неважно, что он может быть моложе в три раза. Он же начальник! А это о-го-го! Вип-личность!

Если над всем этим задуматься, становится понятно, что в нашей стране на самом деле никакой борьбы с коррупцией никогда не было. Как минимум тысячелетие под эгидой этой борьбы власть борется за перераспределение контроля над потоками – и будет бороться. Да, можно побороться с казнокрадством и даже загнать его в какие-то разумные рамки. Но, пожалуй, это и все. А проявления коррупции все равно будут. Всегда что-то сладенькое найдется. Не казнокрадство, так распределение пайков. Не распределение пайков, так распределение поездок. Не распределение поездок, так распределение кабинетов. Там, где нет регламентов, там начинает царить произвол и моментально проявляется чинопочитание. И каждый чин начинает считать, что почитают его по праву.

Забавно. Ведь у нас все понимают, что можно в любой момент как прыгнуть вверх, так и сорваться вниз. Посмотрите – во всем мире должность посла не только относится к уважаемым, но и дает пожизненный титул: чем бы ты потом ни занимался, ты на всю жизнь остаешься его превосходительством господином послом. А в России? Ну, посол. Что, плохо работал, тебя послали, потому и посол? А-а, понятно, из карьерных, ничего больше делать не умеешь. Бывает. Бедный. А если тебя потом снимут с посольской должности, так за что ж тебе звание оставлять? Тоже мне честь великая – посол! Потому-то, по большому счету, у нас последние почти сто лет и титулов-то нет. Просто смысла в них нет никакого.

Это раньше можно было предположить, что если ты светлейший князь, то на какой бы должности ты ни служил, ты все равно князь. Даже если тебя отставят, ты останешься князем. И живешь ты как князь, и отношение к тебе иное, и ощущаешь себя князем. А сейчас – это ты думаешь, что ты министр и член ЦК, а завтра выясняется, что ты враг народа. И жена твоя никакая не княгиня и не супруга министра, а жена врага народа. И поедешь ты не в свое имение, крепостным театром заниматься да книги писать, а на стройки социализма лес валить. Там и будешь рассказывать, какой ты был министр, каких голубых кровей. А ты никто. Потому что взяли тебя из дерьма и вылепили конфетку, а могут и из конфетки обратно в дерьмо. И ты понимаешь, что время твое ограничено и завтра все может закончиться. Пробьют часы, и обернется карета в тыковку, а кучер в крота, а этого ох как не хочется! Не хочется смотреть, как кони превращаются в мышей, а твои вчерашние друзья и сотрудники – в мучителей и доносителей. И поэтому, пока ты сегодня здесь, ты грабишь, грабишь, грабишь и попутно коррумпируешь всех вокруг. Давишь вниз, носишь наверх. Создаешь горизонтальные и вертикальные связи и, как паук, плетешь паутину, чтобы, если не дай бог что, вовремя получить тревожный сигнал и сорваться.

В свое время коммунисты носились со странной идеей, занятой у учеников Фрейда. Идея была высказана Марксом и Энгельсом, впоследствии развита Лениным. Суть ее была в создании нового типа человека, хомо советикус. Казалось, что удастся полностью перекроить человеческую психологию и вырастить такой абсолютный тип строителя коммунизма. Но опыт не удался – генетику, к сожалению, никто не отменял. Да и национальный характер проявлялся – к неменьшему сожалению. Все попытки принести на нашу землю западный опыт – будь то опыт борьбы с коррупцией или внедрения законодательства, – с самых давних пор не имели результата. Не беру сейчас в расчет полулегендарные времена варягов, но если рассматривать период, дошедший до нас в исторических документах, то какие бы иностранцы сюда ни приезжали, какие благоприятные условия, начиная с царствования Петра I, для них бы ни создавали, с ними происходило то же, что происходило со всеми завоевателями великого Китая: приходя с разными языками, они все в конечном итоге начинали говорить на китайском языке и впитывали великую китайскую культуру.

Так и здесь. Кто бы ни пытался наставить Россию на иной путь, какие бы благие намерения у них ни были, какие бы великие философы ни переписывались с нашими государями императорами и государынями императрицами, все равно в конечном итоге побеждал русский дух – коррупционная составляющая. И вот вчерашние гарвардские мальчики, немецкие бароны и заслуженные французские мыслители берут, берут и берут. И остановиться не могут. И ведут себя так, как и русским не снилось. И что XVIII век на дворе, что конец XX, что XXI. Приезжают – и как будто забыли обо всех своих протестантских и католических принципах, начинают вести себя так, что и нам, местным, дикарям, по их представлению, и не снилось. И хотя потом, по прошествии времени, как это было с американскими приватизаторами, случаются над ними суды, но и те лишь удивляются да качают головами: с каким только ужасом не пришлось столкнуться их несчастным пионерам на наших продуваемых всеми ветрами просторах! Ну а что с них взять, с этих русских варваров? Страна дикая, и законы дикие. И оказывается один из древнейших народов с одной из древнейших историй каждый раз на положении какого-то дикаря, на которого смотрят без уважения, но с некоторой опаской – когда у него есть ядерная дубинка.

Это подавляющее безволие имеет обратную сторону – бунт. Гораздо проще ведь, нежели проходить через изматывающие тяжбы, плюнуть, взять камень да и хряснуть судье по голове. Этакий Шемякин суд. Это проще, чем ходить по инстанциям, кляузничать, доказывать. Да и доказать ничего нельзя. И в России так было всегда. Даже великая русская литература не дает нам ни одного яркого примера, ни одного доказательства того, что все люди равны перед законом. Ничего похожего. У нас даже нет жанра судебного романа. Есть криминальный жанр, есть детективы. Но судебный роман, где судья в центре внимания? Попробуйте вспомнить хоть одно классическое произведение русской литературы, где в центре повествования был бы судебный процесс или главным героем был судья. Ну или хотя бы второстепенным персонажем, появляющимся в эпизоде. Чтобы несчастный герой оказался перед лицом мудрого судьи, который изменил всю его жизнь, вынеся справедливое решение. Вспомнили?

Вспоминать вы будете мучительно и долго, и я более чем уверен, что в памяти так ничего и не всплывет. Ну, пожалуй, единственное, что придет вам на ум, – это блатная лирика, когда судят несчастного бандита и выясняется, что он на самом деле сын прокурора, и конечно ему грозит расстрел. Вот, пожалуй, и все. То есть никакого положительного образа суда в русской литературе и искусстве нет. И нет никакого доверия к суду. Эта часть культуры практически полностью отсутствует. Это вам не мудрые притчи Соломона, не попытки сформировать понимание, кто прав и кто не прав. Это глубокая культурологическая убежденность народа, что перед законом не только не все равны, но и закон как таковой никому не нужен, все решают личные отношения. И что по отношению к тебе справедливость никогда не воцарится – ну разве что после твоей смерти, и что чем выше ты по лестнице поднялся, тем меньше шансов, что ты сильно упадешь. Система своих не отпускает. А там, где система держит своих, там никакого равенства перед законом нет и быть не может.

Поэтому коррупция в России многослойна, многосложна и напоминает раковое заболевание, которое проявляется метастазами. Вот метастазы, которые видны в расслоении общества, вот метастазы, которые видны в казнокрадстве, вот метастазы, видные в неработающей и неэффективной полиции и судебной системе. Но корень-то где? Изначально? Он не в несовершенстве законов, не в отсутствии механизмов. А в том, что и внутри себя мы не осознаем такой необходимости. Мы просто остро переживаем, когда нам не достается от общего пирога. Но если, не дай бог, нам перепала крошка побольше, как легко мы позволяем себе преступить законы, которые еще недавно казались нам незыблемыми, а любая попытка окружающих их нарушить вызывала наш гневный громкий крик!

Задайте себе честный вопрос. Вот если вам за это ничего не будет и вам завтра предложат мигалку, смогли бы вы отказаться? Ну пусть не мигалку, пусть даже удостоверение – вот вас гаишник остановил, вы корочкой махнули, и все хорошо. Да и сами мигалки – это же тоже коррупция. Это способ показать, что один выше другого. Да, есть правила дорожного движения, не то чтобы закон, но почти. Но и тут есть те, которые равны, а есть те, которые равнее. Я давно предлагал довести систему до логического завершения. Сами посудите: вот едешь ты по дороге, у тебя мигалка, все видят и понимают, кто ты. А когда вышел из машины? Я предлагал сделать маленькие мигалочки размером, может, с депутатский значок. Или, если надо, не дай бог, по торговому центру пройти, шляпы с мигалками. Как раз чтобы дорогу к кассе уступали. И всем удобно, и человеку приятно, и все осознают, как-никак, кто идет. И опять-таки, раз мигалок много развелось, то и внутри мигалочного сообщества тоже надо ввести определенного рода разделение. А то нехорошо, когда у всех одинаковые.

В свое время великий римский император Траян сформулировал, пожалуй, абсолютную максиму для всех правителей, сказав: «Я хотел бы быть таким правителем для народа, каким бы я хотел, чтобы был правитель, если бы народом был я». Часто ли мы, глядя на нашу историю, можем сказать, что хоть кто-то из наших правителей жил в соответствии с этой догмой? Нет. Увы, совсем нет.

Мы забыли два великих имени. Если бы я мог, я бы любого человека, который хочет стать государственным чиновником, насильно заставлял изучать историю Древнего Рима. Не Древней Греции – греки ничего не понимали в государственном устройстве, они придумали совершенно никчемные и не работающие в реальной жизни идеи управления, весь мир завалили пустыми терминами, и мир не знает, что с ними делать. Надо учить историю Древнего Рима. Не в школе в четвертом или пятом классе проходить, а подробно изучать в институте. Вне зависимости от того, кем человек потом станет, он обязан знать два великих имени, и известная римская поговорка должна стать для него родной. Точнее, это пожелание, и звучит оно так: «Чтобы ты был счастливее Августа и лучше Траяна».

Август и Траян. Два великих человека, создатели империи, заложившие основы реально существующего нынче порядка в государстве. Этот опыт надо учитывать. Он принципиально важен.

Что говорил Август, который, кстати, был страшно несчастлив в личной жизни? Он первый из императоров начал бороться с людскими пороками, сказав: «Обязаны рожать. Если не рожают – штраф, безбрачие – штраф, распутство – наказание».

Издав закон о наказании за распутство, император не делал поблажек ни для кого. Его собственная дочь изменяла мужу на глазах у всего Рима, и Август за это отправил ее в ссылку. Поэтому, кстати, и Овидию с его легкомысленными стихотворными виршами досталось как растлителю нравов – попал под горячую руку Августа, который тяжело переживал потерю дочери и жены, отправившейся в ссылку вместе с ней. Овидий был сослан, умер в изгнании на территории современной Молдавии. Там у римлян была Сибирь – в Молдавии и в Крыму, в Молдавию ссылали приличных пацанов, а евреев ссылали в Крым.

И тот же Август первым сформулировал правило, как надо строить отношения с провинциями, сказав, что с провинциями умный правитель ведет себя как пастух, который состригает шерсть с овец, но не забивает их.

Траян, при котором римская армия достигла вершины своего могущества. Император, при котором впервые в истории – две тысячи лет назад! – появилась должность заведующего полевым госпиталем, потому что легион не отправлялся в поход без собственных врачей, при котором уволенный легионер получал надел земли, роскошный дом и богатство, а воинская служба считалась привилегией. Первый император, рожденный за пределами Рима, на территории современной Испании.

Выпить любил страшно. Если бы Борис Николаевич Ельцин изучал историю, он бы взял на вооружение прием Траяна. В чем его суть? Траян сказал: «Приказы, которые я отдаю после длительного застолья, не исполнять». Но если бы Ельцина заставили учить историю Древнего Рима, мы до сих пор жили бы в Советском Союзе – это же очевидно, ведь все, кто подписывал соглашение в Беловежской Пуще, так, вежливо говоря, накушались от страха, что никто не стал бы это исполнять!

Траян, очень серьезно относившийся к своей личной охране, вручил кинжал ее руководителю со словами: «Этим оружием охраняй меня, если я буду прав, если же нет, обрати его против меня». Кто из тех, кто управляет нами, мог бы сказать такое? И кто бы после таких слов прожил хотя бы две недели? Ведь это очень тяжелый вопрос. Подумайте, разве тот же самый Ельцин мог сказать подобные слова, вкладывая кинжал в руки своей личной охраны? А руководители наших кавказских республик? А руководители регионов, давно забывшие о совести и грабящие напропалую?

Система кормления в России не существовала бы, если бы у нас был грамотный просвещенный правитель. Такого возможно обучить, но этого недостаточно. Главное, что борется с системой кормления, – это институт частной собственности. Почему каждый из нас на самом деле не удержится от того, чтобы в том или ином виде не создавать достойные жизненные условия для своей семьи незаконными способами? Потому что нет частной собственности. Есть только разговоры о ней, декларации. Но ведь это ложь.

Посмотрите, разве мы живем в домах, которые нам оставили наши прадеды? Разве у кого-то есть имущество, доставшееся от прапрадедов, – ну кроме, может быть, пары серебряных ложечек, одного полтинника и фарфоровой чашечки с выщербленным краем? Ну еще две книжки есть с ятями. И все. Где дом, где сад со столетними яблонями, где бабушкин сундук, набитый сокровищами? Ведь каждый раз приходится грабить. Каждый раз человек приходил на должность, и у него была голая задница и куча детей. И он хапал, хапал, хапал, надеясь, что, когда везение закончится и из него начнут вытрясать все нажитое, хоть крошка между пальцев останется, хоть детишкам удастся что-то в ногтях сгрести. Потому что даже всесильный Меншиков – и тот закончил свои дни нищим.

Один человек в блоге написал мне очень правильную мысль. Он сказал, что в Америке рабство не прекратилось после Гражданской войны. Реально оно закончилось тогда, когда негритянская девушка отказалась ехать в автобусе в зоне для черных. В России в 1861 году отменили крепостное право. А разве мы перестали быть крепостными? Давайте посмотрим на себя честно.

Мы живем в стране абсолютно превращенных понятий. Давняя уже история – выступает Леонид Парфенов и говорит: «Не скажу кто, не скажу как, и вообще я очень волнуюсь, но новостных программ больше нет». И все восхищаются: «Ах, какой смелый и мужественный поступок!» А ведь он это сказал не под камерой. Он выступил в интернет-трансляции, не назвал ни одной фамилии ни одного виновного, не привел ни одного конкретного примера, даже не сказал, какие задействованы механизмы. Но все стали говорить: «Точно, разрешите нам быть свободными и показывать честные новости! Парфенов – наш герой!»

Но, простите, что мешало Парфенову в своей передаче на Первом канале честно показать новости? Что мешало подойти к каждому информационщику и сказать: «Я что-то не вижу трупов убитых дикторов и редакторов служб новостей, разбросанных по улицам города-героя Москвы. Я не вижу каторжан, идущих с телевидения ровными рядами. Чего вы боитесь? Почему вы боитесь? Вы за свою работу держитесь? Но если все говорят правду, кого увольнять? Что вам могут сделать? Вы считаете, что вас уволили неправильно, – подайте в суд, отстаивайте свою точку зрения!» Но нет, то был вопль холопа барину: «Барин, разреши быть свободным!» Но ведь это все равно холопство.

До этого говорит с Путиным и просит его о чем-то «Юра Шевчук, музыкант». Ты с кем беседуешь, Юра? Он же всего лишь слуга народа. Он работает за зарплату, которую мы ему платим. А ты гражданин. Так что ж ты с ним говоришь, как будто он царь, а ты холоп? Почему ты юродствуешь, Юра? И все говорят: «Он такой смелый, он ему правду в глаза сказал». А он себя как гражданина даже не позиционировал. Премьер-то не может делать того, чего он делать не должен.

В 1861 году отменили крепостное право, но мы так и не стали свободными. У нас в мозгу сидит это «нельзя». Нет, вот вы мне разрешите быть свободным, и я тут же стану. Личной ответственности никакой. Вот говорят: Кущевка в каждом российском селе. А что такое Кущевка? Кущевка показала только одно: мы рабы, жалкие, ничтожные рабы. Сколько было этих бандитов? Двести человек? Тридцать тысяч – население Кущевки. Среди них казаки есть, есть отслужившие в армии. Даже мужчины есть. Пятнадцать лет бандиты убивали, насиловали, двести изнасилованных женщин было – это только те, которые написали заявление. Вот они приходят домой. Они чьи-то жены, сестры, дочери, они рассказывают своим мужьям, отцам, братьям, что с ними произошло, а те им говорят: «Ну потерпите, хорошо хоть не убили». Разве это нормально?

Они не идут мстить, они даже не увозят своих женщин из этого ада, они остаются жить там. Сильные здоровые мужчины гладят своих женщин по головам и говорят: «У нас нет денег, мы не можем отсюда уехать. Это наша родина». Не переезжают в соседнее село, не делают ничего. Они скот. Их убивают, режут. Когда резали этих несчастных двенадцать человек, крик стоял такой, что, говорят, в станице у людей от ужаса волосы вставали дыбом. Но по показаниям – никто ничего не слышал. Ведь это страшный приговор нашему народу.

Мы все время себя убеждаем, что русский бунт беспощадный. Вранье. Говоря без всякого лукавства о нас и о политике, можно с печалью констатировать только одно: мы холопы. И нами правят баре – даже не потому, что они этого достойны, а потому что мы так всего боимся. Хотя бояться-то нечего. Нам отменили крепостное право, а мы как были, так и остались рабами. Но посмотрите друг на друга, у вас же хорошие лица, у вас же прямые спины! Вы же не лагерная пыль! Есть величие восстания Варшавского гетто, когда люди знали, что идут на смерть, но зубами грызли фашистскую сволочь. И есть позор Бабьего Яра, когда люди стояли в очереди на расстрел и покорно ждали своей пули. Но выбор всегда за человеком, хотя иногда бывает, что конец один.

И ведь после Кущевки была Сагра. Когда машины, которые везли шестьдесят вооруженных до зубов бандитов, вдруг оказались остановлены восемью смельчаками с охотничьими ружьями и русскими бабами, которые вышли с вилами и ломами, чтобы поддержать своих мужиков.

Но мы так привыкли хихикать, смеяться, веселиться, делать вид, что ничего не происходит, что в конечном итоге все время скользим по поверхности, не понимая, что ведь в какой-то момент времени надо будет что-то передавать нашим детям. И что мы им передадим? То же самое рабское ярмо и единственную мудрость, которую вынесли поколениями, – что надо молчать и не высовываться, уметь дружить и ждать своего шанса, когда тебе будет выдано тепленькое место на кормление? У нас в стране нет никакой коррупции, есть только рабское стадо, на которое иногда падает золотой лучик, и тогда счастливчика, которому повезло встать под этот лучик, на время окутывает сладость бытия.

Крепостное право осталось. Я не знаю, сколько должно пройти лет, чтобы к нам пришло четкое понимание ответственности каждого и уважение каждого к чужой частной собственности, к чужому мнению, к чужому голосу, к иной судьбе. Мы никому не дали кинжала, который должен остановить власть, потому что этот кинжал направлен против всего народа, потому что каждый готов терпеть, надеясь, что следующий шанс выпадет ему, и когда доходное место освободится, будет втаптывать ногами в грязь того, кто был там до него.

4 декабря 2011 года в России прошли выборы в Государственную думу шестого созыва. Сразу после подсчета голосов множество людей заявило о своем возмущении фактом фальсификации результатов голосования. Тысячи вышли на митинги, и самый, пожалуй, крупный из них состоялся в Москве на Болотной площади.

Насколько правы и правдивы были те, кто там выступал, мне сложно сказать. Я не могу принимать решение вместо суда. У меня возникает вопрос: а дальше что? Газета The New York Times уже пишет, что Немцов – лидер и что он собрал от тридцати до пятидесяти тысяч человек – неважно, сколько. Люди говорят: «Мы пришли не к Немцову». Но пройдет время, и что останется в нашей памяти? Многие ли помнят, кто собирал митинг в 1991 году? Мы помним, что на танке выступал Ельцин, и здесь будет то же самое.

Задайте себе вопрос: на какие деньги жил Немцов? У него же денег не было. Ну, тот же Михаил Прохоров ему чуть-чуть помогал. На какие деньги живет Касьянов? Вы знали, что государство до сих пор его как бывшего премьера содержит – дача, охрана, по-прежнему все есть? Никто не задает себе вопросов, на какие деньги живет Володя Рыжков. Чем эти люди зарабатывают себе на жизнь? На хлеб насущный? Кто-нибудь когда-нибудь задавал себе такие вопросы? Откуда знает Чирикова или Орешкин о том, сколько людей реально проголосовали в Москве за ту или иную партию? У них эти данные откуда? Или они господь бог? Или они помолились и им сразу дали данные?

А главное – это же вечная индульгенция русского народа. Вот я понимаю – 1991 год, когда действительно появилось гражданское общество, когда люди шли к Белому дому умирать, потому что против них были танки, против них было КГБ, и Ельцин ехал на митинг, понимая, что там его реально могут снайперы убить, да и по дороге могут грохнуть. А самые великие русские мученики, предтечи гражданского общества – вы будете смеяться, – это те шесть человек, которые в 1968 году вышли на площадь заявить протест против ввода наших войск в Чехословакию. Они прекрасно понимали, что их сметут полностью, что их жизнь будет уничтожена, но они пошли.

Людям, которые вышли на Болотную, ничего реально не угрожало. Им не угрожали танки, им не угрожали многолетние тюремные сроки. Ничего этого не было. Эти люди даже не понимают, о чем они говорят, когда восклицают: «Вот, мы сейчас учредили гражданскую нацию». В большинстве своем это то поколение, которое не видело смерти. Они не прошли войну в Чечне, не видели кровь на улицах Москвы, они не помнят 1993 год и танки, бьющие по Белому дому. Они-то действительно этого не помнят, а я помню – это было на моей памяти, на моих глазах.

Но речь не об этом. Они вышли и были в своем праве. Но кого или что они хотели поддержать? Чего они хотели? Чтобы выборы были честными? Я только за. А кто сделал эти выборы нечестными? Разве не отвечает каждый подонок, который фальсифицировал результаты, за то, что он вбрасывал, он изменял, он делал? Сколько этих людей? Почему никто не говорит, что каждый из них должен быть наказан?

Да, у меня есть моя личная точка зрения. Она звучит очень просто: власть давно не слышит свой народ! Но, чтобы власть услышала народ, мало митингов, необходимо постоянное давление. Я все время говорил – с коррупционерами надо бороться реально, а не перенаправляя потоки от коррупционеров 90-х к коррупционерам 2000-х. Я все время говорил, что необходимо реально сажать. Необходимы отставки в руководстве силовых ведомств, необходимы отставки Голиковой и Фурсенко. И я продолжаю это говорить и сейчас. Я продолжаю говорить, что необходимы суды, суды свободные, честные и независимые.

Кстати, я понял, почему олигархи всегда судятся за границей. Потому что здесь их богатство и все прочее скрыто за оффшорами, а там они раскрылись. Поэтому, когда суд идет там, есть возможность востребовать реальные активы. Вообще очень интересно, что все эти люди, на протяжении всех 90-х модифицировавшие власть под себя, теперь страшно боятся оказаться в лапах того правосудия, которое сами создавали. Где угодно, лишь бы не в России.

Я всегда ратую за конкретные шаги. Вот страшная трагедия: свердловский губернатор Мишарин попал в автоаварию и умер в больнице. Притом мы же с вами понимаем, что это, конечно, стоило голосов «Единой России». Так вот, я абсолютно убежден, что у всех этих людей мигалки надо отобрать. Проблесковые маячки должны быть исключительно у оперативных и аварийных служб, никому другому они не нужны. Потому что, когда едет президент или премьер, дороги все равно перекрывают, так что мигалки и там будут лишними. А когда сегодня министр экономики Эльвира Набиуллина останавливает Тверскую и делает такой крюк с мигалкой, куда это годится? Ну что случится страшного, если министр Набиуллина опоздает на работу даже на двадцать семь лет? Милая, интеллигентная, добрая, ни черта не решающая женщина. Зачем ей мигалка?

Мало того, я считаю, что все государственные машины, которые перевозят «випов», в связи с общественной значимостью аварий, которые с ними происходят, должны быть оборудованы видеорегистраторами и космическими системами слежения, которые потом определят траекторию. Потому что, если происходит такого рода авария, ни у кого не должно быть ни малейших сомнений, кто прав, а кто виноват, чтобы не было, как на Ленинском проспекте. Никаких сомнений. А если по каким-то причинам однозначно прояснить ситуацию невозможно, видеорегистратор не работал или что-то еще, то автоматически – виновен.

В процессе предвыборных дебатов два тезиса звучали очень часто. Первый – это обязательная ратификация 20-й статьи Конвенции о противодействии коррупции, по которой должны отчитываться не только за доходы, но и за расходы. Эту идею поддержали практически все партии. И второй: ясно, что сейчас, особенно после английского суда, народ больше не собирается слушать все эти сказки про то, как в 90-е годы раздали достояние страны в частные руки, потому что иначе было нельзя. Ложь и вранье надоели! Ясно, что своровали. Воры должны быть наказаны, должны предстать перед судом. Все украденное должно быть возвращено в народную собственность, а дальше можно смотреть, как с этим поступать, как распределять.

Понимаю, что тут же появится множество претендентов, которые скажут: «А пустите меня поближе к кормушке! Я там буду управлять народным добром, дайте мне, у меня получится!» Именно поэтому я считаю, что все предприятия общенационального значения надо превратить в концессии, как делал дедушка Ленин. Потому что вот сейчас у нас есть «Газпром», национальное достояние, заявляющее всем, что мечты сбываются. И я рад за них! Но посмотрите, насколько неэффективно это управляется! Зачем «Газпрому» футбольные клубы и все прочее? Кто-нибудь может мне объяснить? У нас в стране до сих пор не в каждой деревне есть газ. А там, где он есть, подключение зачастую стоит просто нереальных денег. Так с какой пьяной радости «Газпром» тратит деньги на то, что не относится к его непосредственной деятельности? Что, разве бабушкам из глухого села, у которых нет тепла и нет газа, важно, что «Зенит» чемпион? Да плевать им на «Зенит». Нет, если «Газпром» хочет этим заниматься как благотворительностью, пожалуйста – из прибыли. Но как они будут считать прибыль? То есть они нам будут заламывать тарифы? Но тогда это какое-то очень странное национальное достояние. Почему единственная структура, которая теоретически имеет отношение ко всей стране, имеет наглость распоряжаться этими деньгами, как будто это их вотчина? Это то, о чем я говорил. Они поставлены на кормление.