Глава 6

В России борьба с коррупцией воспринимается народом, как правило, в двух аспектах. Первый – устранение неугодных политических соперников, которые озверели настолько, что перестали соблюдать всяческие приличия и выполнять четкие указания и, как выражаются наши люди, зарвались, исходя из этого стали брать не по чину и наверх не передавать. И все понимают: этот человек перестал быть системным, командным игроком, членом коллектива, становится раздражающим элементом, от которого необходимо избавиться. Вторая же причина, когда мы говорим о борьбе с коррупцией, – это если человек даже вел себя прилично, но произошли изменения наверху, пришла новая команда и на потоки надо сажать своих, проверенных, и вежливо перенаправлять от одной присосавшейся компании к другой, голодной, которая пришла и с нетерпением ждет своей возможности.

Понимаю, что многие с радостью закричат: «Да-да, мы знаем, о ком идет речь!» Вынужден разочаровать. Речь идет о традиции, существующей на протяжении как минимум тысячи лет. Потому что принцип направления финансовых потоков на «своих» прослеживается при дворе любого русского царя, при любом руководителе тут же возникает лобби, распределяющее заказы и ворующее недвижимость, и появляются входящие в историю казнокрады совершенно фантасмагорических пропорций.

Наверное, никогда в истории не было момента, когда можно было бы спокойно сказать, сколько, например, стоит проложить дорогу или построить что-нибудь. Система прослоек и откатов, которой, как нам кажется, так славно наше время, уходит своими корнями во тьму веков. Это, повторю, национальная традиция. Притом доходит до смешного: даже не надо никаких новых схем придумывать. Салтыкова-Щедрина перечитываешь и умиляешься – ведь все как сегодня! Мало того. Почему необходимо в школе изучать «Мертвые души»? Многим наивно кажется, что это энциклопедия того времени. Да ничего подобного! Это самый убедительный бизнес-учебник российской ментальности. В самом деле – до сих пор гуляют по различным формам отчетности мертвые души, внезапно появляющиеся и исчезающие после выборов, и точно так же работают системы собесов, имеющие к этим мертвым душам прямое отношение.

В какой-то момент времени казалось, что победа над коррупцией уже практически у нас в кармане. Сейчас подпишем европейские бумаги, учтем зарубежный опыт – и моментально все у нас станет хорошо. Все чиновники честно расскажут о своих доходах, народ радостно им поверит. При желании обяжем отчитываться даже членов семей! Они, конечно, некоторое время покочевряжатся, как и случилось после внесения этой инициативы президентом, будут кричать, что для них это небезопасно, выйдут разнообразные указы, позволяющие членам семей, даже ближайшим, деклараций не заполнять, но потом под давлением из Кремля вопрос с отчетностью все-таки будет решен.

И действительно, примерно так и произошло. Но при этом остался неподписанным один маленький пункт, крошечная поправка, отсутствие которой превращает абсолютно все сказанное в пустую болтовню. Когда часы пробили двенадцать, оказалось, что все инициативы превратились в тыкву и никакой золотой кареты, на которой мы могли бы доехать до счастливого будущего, у нас по-прежнему нет. Поправка заключалась в том, чтобы вменить чиновникам в обязанность указывать в декларации не только доходы, но и – что намного важнее – расходы, и дополнительно отчитываться, если второе превышает первое, поскольку понятно, что, если эта разница будет превышать определенный процентный уровень, мы имеем дело с очевидной проблемой, которую надо решать.

Когда чиновники любых уровней начинают рассказывать, зачем они устраивались на свою работу, – выясняется, что каждый думал исключительно о народе. Сомневаться в этом вообще не приходится, разумеется. Партийные деятели тоже все поголовно пекутся о народе и во время выступлений говорят одно и то же почти теми же словами, да и программы почти одинаковые. Впору на майках писать, кто от какой партии, иначе сразу можно не понять. И все заботятся просто изо всех сил. Все хотят добра. Ладно, я даже готов этому поверить. Но возникает одна крамольная мысль: а может, хотеть недостаточно? Может, надо еще и уметь?

Вот, к примеру, я совершенно не умею дирижировать, абсолютно. Мама когда-то не отдала меня в музыкальную школу, за что ей большое спасибо. Я вообще ничего не понимаю в нотах, не умею их читать. Зато я знаю, кому надо позвонить и с кем договориться, чтобы стать дирижером практически любого оркестра. Меня, конечно, останавливает то, что я не умею дирижировать. Но я уверен, что это ни в коей мере не остановит тех людей, которые подпишут бумаги о моем назначении. В самом деле, я очень приятный человек. Со мной легко общаться. Я хорошо понимаю, как устроен этот мир. Я знаю, с кем дружить, и знаю, с кем воевать. Знаю, когда нужно призывать милость к падшим и кто из падших еще поднимется. Таких, как я, обычно называют мудрыми людьми, умными, тонкими, знающими, людьми со связями. И какое после этого имеет значение тот маловажный факт, что я не умею дирижировать? Кого это останавливает в наше время? Можно подумать, что из тех людей, которые делают вид, что управляют нами, кто-то что-то умеет. Разве необходимо что-то знать и уметь, чтобы стать министром, депутатом, членом Совета Федерации?

Году в 1996-м я ехал в машине, слушал радио «Серебряный дождь» – тогда станция только-только открылась и я еще там не работал, – и думал: «Как хорошо, нет никаких политиков!» Потому что когда я случайно переключался на какие-то другие каналы, там все время выступали люди. И я каждый раз ловил себя на мысли: «Вот интересно, зачем этот человек забрался в политику?» Ладно, это еще как-то можно было понять в советское время: взяли человека за шкирку, протащили по всем инстанциям, всюду подрезали, подрубили, одели. И вот стоит он на Мавзолее, и шапочка у него пирожком, и пальтишко серенькое, и щеки круглые. А рядом еще с десяток таких же – и все абсолютно одинаковые, похожие на хомяков, эдакие столбики, стоят и смотрят. Причем как-то сразу понятно, что они друг друга ненавидят, но деваться некуда. И ты думаешь: да, жизнь не удалась. А если бы удалась, были бы они дипломатами в какой-нибудь стране. Телевизоры бы им достались большие, цветные, видеомагнитофоны, машины по блату. Вот тогда было бы им красиво и сладко. А так – стоят на Мавзолее в одинаковых пальто, холодно, скучно… Но этих-то, теперешних, уже никто не заставляет стоять на Мавзолее, почему же в 1990-е они на полном серьезе вдруг пошли во власть?

В самом деле, должна же быть у политиков какая-то сверхзадача, какая-то логика происходящего. Готов понять побуждения Бориса Грызлова – видимо, иначе ему бы не дали играть в футбол. Признаю, хоть и не разделяю, стремления Андрея Фурсенко – должно быть, он всю жизнь мечтал, чтобы кофе стал среднего рода. Но остальные-то зачем? Вот какой должна была быть реакция госпожи Голиковой, когда ее вызвали и сказали, что она будет министром здравоохранения? По моему скромному мнению, она должна была ответить: «Вы что, издеваетесь? Я? Министром здравоохранения? Я финансист, а все эти лекарства, больные, дяди, тети, бабушки – это не ко мне». И весь ужас в том, что этих простых слов уважаемая Татьяна Алексеевна не сказала, а взяла под козырек и пошла заниматься медициной, в которой не понимает ровным счетом ничего. Полагаю, первое, что ей подарили при вступлении в должность – белый халат, а потом – краткий справочник врача. Но ведь этого недостаточно. Потому что нельзя рулить медициной, глядя на нее с позиции финансиста. Прибыло, убыло – это несложно. Вот только в медицине прибыло – это роддом, убыло – это морг, а проблема с тем, что посередине.

Мало того, в последнее время тенденция такова, что управлять должны люди из бизнеса. Но ведь для того, чтобы эти люди из бизнеса управляли, их берут порулить из той самой индустрии, где их бизнес работал. Нет, конечно, они ни в коей мере не собираются оказывать помощь своей компании. Это же очевидно! Просто как-то само получается, абсолютно естественно. И мы столь же естественно в это верим. Ну например, можно ли себе представить, чтобы министр сельского хозяйства госпожа Скрынник забросила все свои бизнесы, находящиеся именно в этой отрасли, и специально стала делать все возможное, чтобы уничтожить собственную компанию, которая была одной из лучших? Конечно нет. Ведь именно благодаря своему успешному бизнесу Елена Борисовна стала заметной как менеджер и была привлечена на госслужбу.

Или – можно ли себе представить, чтобы в то время, пока господин Костиков управлял рынком ценных бумаг, его компания АВК, в которой он фактически вырос как специалист, оказалась бы крайне неудачливой? Исключено. Правда, к сожалению, когда Игорь Владимирович потерял свою должность, компания тоже в скором времени исчезла с рынка.

Тут ни у кого не должно быть никаких иллюзий. Самое интересное, что это даже не то чтобы коррупция, а привычное положение дел. Именно поэтому, когда бывшему префекту Южного округа вдруг стали предъявлять претензии в том, что его сын в его же округе занимается распределением денег, идущих на ЖКХ, он не понимал, о чем речь. То есть жене мэра можно заниматься строительством, а сыну префекта коммунальным хозяйством заниматься нельзя? Почему?

Практически у каждого министра есть аффилированные компании или друзья в соответствующей отрасли, они себя хорошо чувствуют, он им доверяет и понимает, что именно они смогут сделать как надо, а другие почему-то не могут. В самом деле, ведь можно было когда-то провести конкурс, по результатам которого «Сибнефть» досталась команде Березовского и Абрамовича, а возглавлял конкурсную комиссию их третий подельник, господин Патаркацишвили? Можно. Это же никого не смущало? Не смущало. Закон же не выработан, в кодексе ничего не написано. Ах да, зарплаты. Да какая разница, какие зарплаты. Просто люди умеют работать и понимают, что надо делать, чтобы отрасль развивалась хорошо. А то, что они, вполне естественно, начинают лоббировать интересы собственных компаний, так это же не коррупция, что вы! Это просто проявление профессионализма. Когда руководитель крупной автомобильной корпорации, получающий ежемесячно многие тысячи долларов (и страшно даже сказать, как выглядит эта сумма в рублях!), внезапно уходит на небольшую должность в министерстве, по случайности тоже занимающемся проблемами автомобилестроения, я сразу понимаю, что это отнюдь не высшая форма государственного лоббизма, а человек просто решил послужить родине! Я прекрасно могу все это понять – правда, для этого мне надо отключить девяносто девять процентов головного мозга.

Ах да, конечно, мы не должны забывать, что по действующему законодательству компании передаются в доверительное управление. Яркий пример – деятельность депутатов Государственной думы, которые, конечно, идут в Думу совсем не за тем, чтобы защищать свой бизнес. Правда, потом возникают вопросы: а как же, допустим, громкое дело депутата Госдумы господина Егиазаряна, когда некий государственный чиновник якобы передал господину Егиазаряну чемодан денег, на которые этот депутат Госдумы стал проворачивать некую аферу и не довернул? Это что, дурной анекдот? Каждый раз, когда открываешь газету и читаешь, как депутаты Госдумы и члены Совета Федерации, даже особо не стесняясь, рассказывают о своих бизнесах, испытываешь некоторое чувство неловкости за себя, если до сих пор наивно полагаешь, будто принимаемые ими законы могут хоть в какой-то степени поставить под удар тот самый бизнес, который их кормит. В конце концов, они же депутаты, а не идиоты. В чем в чем, а уж в идиотизме их обвинить точно нельзя.

Кроме того, чисто по-человечески – кто будет спорить с тем, что они поступают абсолютно правильно? Ведь они действительно трудятся и даже не берут у государства денег за свой труд, ни в коем случае. Они просто по прошествии некоторого времени получают в том или ином виде выгоду за счет роста стоимости активов принадлежащей им компании.

Происходит взаимное делегирование полномочий. И примеры депутатов Госдумы или членов Совета Федерации, которые ведут свой бизнес, забрасывая все необходимые, ведомые и неведомые существующие инстанции депутатскими запросами, демонстрируют нам не только попытки отбить деньги, которые эти люди вынуждены платить за место, но и, кроме всего прочего, искреннее желание поддержать родственный бизнес. К примеру, я неоднократно наблюдал, как на моих передачах Владимир Вольфович Жириновский гневно проклинал, скажем, губернатора Краснодарского края Александра Николаевича Ткачева, а вскоре выяснялось, что гнев его не случаен – оказывается, в какой-то момент времени не были учтены некоторые пожелания Владимира Вольфовича, которые лучше было бы все-таки учесть.

Да, лоббирование. Да, сложная система отношений. Но как иначе? В начале книги мы уже рассматривали пример того, как человек становится тихим и скромным работником больницы. На эти деньги, как мы успели выяснить, он прожить не может, значит, надо как-то дальше крутиться. Поэтому он на своем месте будет немножко принимать благодарность пациентов – скажем так, не только в форме теплых слов. Причем он ведь даже ничего не вымогает, ничего не просит. Сами приносят! И здесь нет ничьей вины – так получилось! И сами приносят, и сами благодарят каждый раз, и это проявляется на всех уровнях, и чем дальше, тем больше наша жизнь начинает напоминать ту гипотетическую площадь в гипотетическом среднеазиатском городке – со столом, стулом, красным телефоном и людьми, выстроившимися в очередь давать деньги: не потому что надо, а потому что так принято, так заведено, так будет лучше.

Пойдем дальше. Давайте представим себе самую страшную ситуацию: ваш близкий знакомый становится начальником. Вы приходите к нему и говорите: «Старичок, слушай, вот ты тут как раз стал начальником, а у меня, не поверишь, ну до смешного, вот прямо в точности в этом бизнесе есть компания. Можешь помочь с заказом?» И он вам отвечает: «Конечно… нет». Что вы о нем скажете? Да вы вообще не поверите, что такое возможно. Он что, с ума сошел? Да какая ему разница, кому помогать? Вы же столько лет учились вместе! Это же совершенно нормально. Вы ему говорите: «Ты же меня знаешь, я все сделаю хорошо».

И точно так же все это работает в обратную сторону. Вот, к примеру, берем любого из вас, читающих эту книгу, и назначаем на государственную должность. Вы садитесь и начинаете думать: «Так. Буду честным. Налажу работу, выясню, что в отрасли происходит. Кто у меня в этом разбирается? О, знаю замечательных ребят, занимаются бизнесом как раз в этой сфере, талантливые, толковые, подтяну их!» И подтягиваете. Долго разговариваете с ними, обсуждаете все тонкости и нюансы, они говорят: «Старик, ты же должен быть уверен, что все нормально. Давай мы твою жену на работу возьмем?» Вы, конечно, с радостью соглашаетесь – ну ей же там действительно будет лучше работать, и зарплата другая, и условия не сравнить. А еще у вас сын подрастает, только что институт закончил, совсем пока бестолковый пацан, куда его? «А давай, – предлагают вам эти ваши знакомые, – мы его в смежную компанию устроим, пусть растет парень?» Ну просто отлично, замечательно.

Конечно, замечательно. И дальше выясняется: так как вы уверены, что вокруг все воруют, то направляете деньги абсолютно честно по конкурсу, но тем структурам, к которым испытываете чувство доверия, вот этим самым своим знакомым. И неважно, что их компания зарегистрирована вчера или позавчера, – людей-то, которые за ней стоят, вы знаете и абсолютно уверены, что уж они-то ни в коем случае ничего не украдут. И искренне пытаетесь сделать все возможное, чтобы компания получила заказ. Потому что в крайнем случае вы, как это заведено в России, можете напрямую позвонить директору и сказать: «Старичок, ну мы же договаривались!» И ни о каких взятках даже речи нет. Ну вдруг случайно «мерседес» образуется. Или передадут переходящий российский приз – швейцарские часы. Никто даже не будет говорить, сколько они стоят, – неприлично ведь человеку на такой должности дарить какие-нибудь плохонькие часы. Поэтому с ростом должности растут и подношения. Никто не вымогает, что вы! Просто все умеют дружить. И так услуга цепляется за услугу, а потом как-то неожиданно само собой получается, что глядь – они уже на рынке монополисты. И вы себя неплохо чувствуете. А потом вас вдруг с должности снимают, и компании хлоп! – и нету.

Ну и как в таком случае можно говорить о каком-то засилье коррупции и воровства? Кто ворует? Все же работают, все же этим живут. Да, фирмы-прокладки. Но это же для того, чтобы другие не украли! Просто чтобы быть уверенным, что никто не скроется и все будут работать. Тут же все знакомые, уважаемые люди. И это происходит на всех уровнях, просто при повторе на более высоком уровне речь идет о другом размере цен. Но мы же знаем, с кем работаем, – это прекрасные, порядочные люди. И они действительно прекрасные, порядочные люди. Они приходят и говорят: «Старик, ты не поверишь! Тут все вокруг воруют!» Кто ворует? Эти? Боже мой! Конечно, этого допускать нельзя. Уж с чем с чем, а с воровством мы боремся всеми возможными методами. Ведь что такое воровство? Воровство – это когда деньги уходят мимо семьи. А когда они неэффективно тратятся внутри семьи – ну, что поделать, никто не совершенен.

Говоря о традициях борьбы с мздоимством и казнокрадством в России, невозможно обойти вниманием коррупционные скандалы времен Петра I – воровали бешено. А кто был главным коррупционером? Александр Данилович Меншиков, сподвижник императора, выдающийся государственный деятель и самозабвенный корыстолюбец. Почему же ему позволялось столько? Так ведь друг! Мог в ноги пасть, рассмешить государя, покаяться, коленце выкинуть – и, глядишь, все хорошо. При Екатерине II тоже дикая коррупция была. Спросите, среди кого? Так фавориты же! Почему за свои потемкинские деревни светлейший князь Таврический не лишился головы, свободы или хотя бы места при дворе? Неужели сумел ввести императрицу в заблуждение? Нет, Екатерина была мудрой правительницей и прекрасно понимала, что это откровенный обман, но – что можно было Потемкину, не дозволялось никому иному. И почему-то сразу куда-то делась коррупция, когда пришел к власти Павел – да потому что друзей у него не было! Не умел дружить и не хотел. Привело это, правда, к неспособности противостоять английскому заговору, результатом которого стало, выражаясь современным языком, физическое устранение Павла группой офицеров.

Конечно, существует распространенное представление о мировом опыте работы понятных и прозрачных государственных систем, при которых коррупция невозможна. Это опыт стран, которые принято называть демократическими. Но представление это неверно, потому что при более внимательном рассмотрении обобщение сделать не удастся. В демократиях различного уровня может присутствовать низкий уровень коррупции, но вероятность того, что этот социальный недуг расцветет в полной мере, отнюдь не равна нулю. Такие страны, как Китай или Индия, показывают в разные периоды своей истории разные примеры – когда коррупция есть, когда ее нет. Безусловно, смертная казнь играет сдерживающую роль, но необходимо четко понимать: для того чтобы привести в исполнение смертный приговор для казнокрада, сначала придется получить разрешение от партийных бонз отдать на заклание того или иного из проворовавшихся деятелей.

Мы видим, что властные структуры в России всегда были достаточно коррумпированными, но суть коррупции отличалась от того, что есть сейчас. В наши дни под коррупцией в основном подразумевают нелегальное обогащение, но ведь в России всегда коррумпировало государство, и коррумпировало целые социальные группы, вплоть до классов. Если вдуматься, система советского распределения, при которой классово близкие категории работников получали улучшенные пайки, а секретари обкомов имели право закупаться в закрытых секциях универмагов, по большому счету воспроизводила если не коррупцию, то уж точно весьма далекую от справедливости схему общественного устройства, при которой никто ни при каких обстоятельствах не мог быть равен перед законом, а сам уровень жизни зависел не только и не столько от наличия денежных средств, сколько от того, на какой иерархической ступени ты находился. И ведь это происходит до сих пор. Классическая российская формулировка «брать не по чину» работает и поныне, и сдают именно тех, кто не по чину и не по рангу взял. Всем остальным брать можно. А для того чтобы нельзя было брать не по чину и не по рангу, надо сначала четко осознать, в чем суть этого ранга, о чем идет речь и кому по чину, а кому не по чину.

В армии существует вечный треугольник «возраст – звание – должность». А у чиновников появляется еще и четвертое измерение, которое позволяет резко ускориться если уж не по возрасту, то по званию и должности: чей ты друг. Кого ты растишь. Кто будет терпеть и приносить. В свое время Владимир Ильич Ленин, борясь с мнением в компартии о необходимости сохранить частную собственность на землю, писал, возражая, если я правильно помню, Бухарину, что «частная собственность на землю ежесекундно, ежеминутно порождает капитализм». Вот точно так же существующая сегодня несправедливая и во многом безумная система оплаты труда бюджетников всех уровней, начиная от сотрудниц служб социального обеспечения и заканчивая гаишниками, приводит к ежесекундному и ежеминутному воспроизведению коррупции на разных уровнях, и все это прекрасно понимают.

Дальше общество говорит: «Хорошо, если ты гаишник в определенном звании, то столько-то денег за такое-то нарушение я тебе дам. Но если уж ты требуешь не по чину, то я буду кричать, что это коррупция, это ужас, что все вы сволочи, мерзавцы и подонки, и вас надо расстрелять. Если ты школьный учитель, то я, конечно, все понимаю, зарплата у тебя низкая, вот столько-то мы тебе добавим. Если ты нянечка, то коробку конфет принесем в больницу. Ну а если ты доктор – дело закончится не только цветами и флакончиками духов, но и конвертиками с деньгами». Вспоминаю давнюю историю – она произошла еще в 70-е годы прошлого века, – когда Андрея Макаревича остановил за превышение скорости гаишник. Андрей Вадимович смущенно попытался заинтересовать его пластинкой своей группы «Машина времени», на что инспектор ответил: «Андрей, вы мне лучше денег дайте, и на них я куплю и вашу пластинку, и пластинки ваших друзей».

Вот эта беззастенчивость – «дайте лучше денег» – стала всепроникающей. Но она связана в первую очередь с тем, что честно живущий в нашей стране бюджетник, будь то министр или кто угодно еще, воспринимается по большому счету как анекдот. Отсюда и богатство министерских жен, которые зачастую являются фактическими управляющими или благоприобретателями всех тех бизнесов, над которыми «непосильно» трудились их мужья до попадания в правительство, и тот распространенный факт, что у каждого министра есть свой «нежный друг», причем нежность этих друзей иногда вызывает удивление. Друг может быть настолько нежен, что зачастую запросто приходит и договаривается, например, с компаниями, работающими на данном поле, объясняя, что он не министр, конечно, а товарищ министра. И если раньше «товарищ министра» означало «заместитель министра», то нынче это словосочетание получило значение гораздо более важное и принципиальное. Теперь товарищ министра, как правило, тот, кто отвечает за министерский кошелек и кто реально может решить любые проблемы. Поскольку в последнее время министры федерального и губернского уровня – да, в общем-то, и не только они, а все граждане, находящиеся во власти, – стали умные, то сами они денег по-тупому брать не будут. К ним уже не принесешь барашка в бумажке. Нет, это будет безналичное перечисление по сложной схеме либо направление на аффилированную компанию, которая с радостью выставит счет и поможет что-то сделать. Но кому будет принадлежать эта компания? Одноклассникам, друзьям. Конечно, мы понимаем, что они исключительно на рыночных основаниях выигрывают все необходимые конкурсы и тендеры! Только потом почему-то условия конкурсов и тендеров будут несколько меняться.

Невольно вспоминается небезызвестный тендер, который проводила компания «Теледайн Индастриз Интернейшнл», работая в России. Когда господин Якубовский, возглавлявший российское представительство фирмы, попал в автомобильную аварию и чудом выжил, ему потом не без чувства юмора сказали, что он может купить любую машину, главное, чтобы в ее названии было две буквы «V». Вот примерно таким же образом проводятся у нас тендеры, в частности, на то, какие машины могут обслуживать «Скорую помощь», – условия подобных конкурсов, как правило, прописаны предельно очевидно.

Но, строго говоря, чтобы выявить и ощутить все эти несовершенства, все эти пошлости, которые могли бы вылезти в случае, если бы страна попыталась хотя бы три месяца жить честно, а на четвертый сказала бы, что это невозможно, потому что все те, кто занимает любые оплачиваемые из бюджета должности, поуходили бы с работы по причине физической неспособности существовать на официально предлагаемые им государством деньги, необходимо найти ту каплю магического «фейри», которая, попадая в грязную тарелку, разгоняет жир по краям и выгоняет его полностью, быстро, четко и ясно. Такой метод есть, и он очень прост. Это когда в управление страной приходят люди – не близкие друзья начальников, а грамотные и умелые специалисты, и приходят именно благодаря своим профессиональным качествам. Это значит, что в стране должна существовать и открытая для всех карьерная лестница, то есть лестница профессионального роста, то, что сейчас принято называть социальным лифтом. И если нынче социальный лифт называется «покажи мне, как тебя любить, и я буду любить тебя страстно, и за это попаду всюду, куда надо», он должен смениться на «покажи мне, что ты сделал, я оценю степень твоих профессиональных способностей и направлю тебя для дальнейшего совершенствования, а когда ты дорастешь до необходимого уровня знаний, получишь государственную должность».

Примерно то же самое делает Артамонов в Калужской области. И не случайно в средневековом Китае многие века успешно работала система поиска государственных чиновников, основанная исключительно на их талантах, и хорошо образованный молодой человек даже из глубокой провинции мог получить высокое назначение только благодаря тому, что блестяще сдавал государственный экзамен. Но что говорить о блестящей сдаче госэкзамена, когда пресловутый ЕГЭ стал уже анекдотом, как и гуляющий по интернету приказ, лично написанный министром образования и науки господином Фурсенко и содержащий три орфографические ошибки, или блистательная речь министра спорта, туризма и молодежной политики господина Мутко, произнесенная на английском языке и не вызывающая ничего, кроме рыданий. И хотя вполне можно поверить, что грамматических ошибок в речи допущено не было, поскольку писали ее явно другие люди, народная молва не без оснований утверждает, что при этом записывали они английские слова русскими буквами, – так как министр спорта и туризма, несмотря на высокое звание кандидата наук и необходимость в связи с этим сдавать кандидатский минимум по иностранному языку, сдавал, как видно, такой минимум, что иначе как миниморум его и не назовешь. Уж лучше бы говорил честно: «Владею английским в пределах меню», – а впрочем, если подумать, и меню-то – «Макдоналдса».

Поэтому самый надежный, самый эффективный и самый простой способ борьбы с коррупцией состоит не только в том, что надо прекратить себе врать, но и в том, что необходимо четко осознать: друзья – для того чтобы вместе с ними пить чай и изредка встречаться в ресторане. Но когда раздаются традиционные упреки Владимиру Путину в том, что его друзья возглавляют крупнейшие холдинги, а ряд из них является, в частности, министрами правительства, они, как правило, справедливы. Действительно, если посмотреть, кто и как вдруг за последние восемь лет колоссально разбогател, то можно, конечно, бесконечно порадоваться за их дикие предпринимательские таланты, но все также прекрасно понимают, что в случае смены политической власти этих людей с огромной долей вероятности постигнет судьба талантливой предпринимательницы Батуриной, одним из условий бесконечного процветания которой являлся такой простой и ясный факт, как нахождение Юрия Михайловича Лужкова на должности мэра Москвы.

Когда нам рассказывают о гигантском таланте и уме российских предпринимателей, хотелось бы еще заметить: ни один из них не может похвастаться тем, что ему удалось свою модель бизнеса перенести на Запад и в тамошних условиях реально получать благодаря ей доходы, хотя бы приблизительно сопоставимые с теми деньгами, которые они зарабатывают в России. В данном контексте речь идет не о предпринимателях уровня Евгения Касперского, которого как раз трудно заподозрить в дружбе с кем-то, а о тех самых олигархах, которые поднялись именно благодаря тому, что умеют дружить.

Здесь, конечно, первый среди равных – великий молчун Роман Аркадьевич Абрамович, который, пожалуй, кроме умения дружить никаких других бизнес-качеств и не проявил. Но умение дружить служит ему хорошую службу и лишний раз демонстрирует, что молчание – золото. Его судебное разбирательство с Борисом Абрамовичем Березовским, вошедшее нынче в финальную фазу, как раз и показало, что болтовня стоит денег, а разумное молчание и хорошие отношения с людьми – самый надежный путь к богатству. Хотя, надо сказать, в этом случае мы наблюдаем ту редкую для России ситуацию, когда оба хуже: среди этих двоих не удастся провести разделение на Чацкого и Молчалина. Пожалуй, оба так же неприятны, как Молчалин, и если Абрамович – Молчалин уже без матримониальных планов, то Березовский – из Молчалиных-ваннаби[1]: хотел бы, да не смог, уж больно характер дурен, потому по-прежнему все вьется мелким бесом да глупости говорит.

К слову, ярким примером неспособности Березовского адаптироваться является тот факт, что за столько лет нахождения в Англии он так и не смог в хотя бы более-менее приличном виде овладеть языком. Что, впрочем, говорит не об отсутствии у него таланта – человек он бесспорно одаренный, – а об удивительном пренебрежении к стране, в которой он живет, к народу, среди которого находится, и об искренней убежденности, что все в мире неважно, важен только он сам. Хотя думаю, что жизнь уже объяснила Борису Абрамовичу, сколь глубоко он заблуждался.

И все-таки – что для нас коррупция? Это нечто наносное или нет? Мы хорошо видим, что коррупция у нас была, есть и будет всегда. Удивительно другое – привычка требовать от власти, чтобы она была не такой, как мы. Те, кто руководит нами на всех уровнях, должны быть более передовыми, более честными и продвинутыми, чем население в целом. Но ведь мы уже говорили о том, что у большинства наших людей отказ в помощи, высказанный со стороны выбившегося наверх одноклассника, однокурсника, соседа по двору, мягко говоря, не вызовет понимания. Это же противоречит всем нашим представлениям! С давних времен подобную поруку принято у нас называть не коррупцией, а, скорее, клановостью, внутренним ощущением – «свои люди, сочтемся». У нас ведь постоянно так.

Там, где демократия понимается как равенство всех перед законом, из этого делается главный вывод: частная собственность короля и частная собственность беднейшего гражданина страны одинаково важны для закона и должны быть одинаково им защищены. В России это пустые слова, не значащие абсолютно ничего. У нас все становятся богатеями или могут в момент обратиться в последних нищих исключительно под влиянием политического момента, а вовсе не потому, что будет принято справедливое юридическое решение.

Какое все это имеет отношение к борьбе с коррупцией? Прямое. Потому что очищение от коррупционного зла возможно только тогда, когда не только власть, но и народ осознает его неприемлемость. А в нашем народе никакого осознания неприемлемости коррупции нет, потому что жесткое клановое восприятие живет в коллективной памяти начиная с древнейших времен. Мы ведь никогда не воспринимали всех граждан равными в правах. Эта чушь нам и в голову не приходит. Фактически единственное, что мы восприняли из формальных признаков демократии – принцип «один человек – один голос». Но о том, что демократия должна служить в первую очередь для создания политической законодательной системы, защищающей право на частную собственность, никто из россиян никогда не задумывался и не догадывался, потому что никакой святости частной собственности в нашем сознании нет и быть не может. Нет ни одного поколения, которому удалось бы прожить жизнь в доме своих дедов и прадедов без постоянной угрозы, что его отнимут, отберут или вытворят что-нибудь еще. А исходя из этого и коррупция воспринимается как часть круговой поруки, а клановость – как форма защиты от внешних воздействий.

Именно поэтому, когда такого рода схема срабатывает и клан приходит к власти, он начинает воровать как подорванный. Если заглянуть в недавнее прошлое, то можно увидеть, что в советское время подобное воровство не только сдерживалось разнообразными проверками сверху и снизу, комитетом партийного контроля и тому подобными органами, но и не было по сути таким уж необходимым. Вследствие прихода к власти на самых верхних ступеньках общественной иерархии уровень твоего фактического благосостояния возрастал настолько, что для тебя больше не существовало необходимости бороться за пропитание и достижение высокого уровня жизни: сам факт, что ты находишься наверху, давал тебе абсолютно всё. Сейчас же факт нахождения во власти дает тебе всего лишь возможность включаться в схему. Конечно, это само по себе немало, но пресловутое «всё» ты еще должен набрать. Тебе никто не предоставит с ходу правительственную дачу, да ты по большому счету в этом не особо заинтересован, поскольку правительственные дачи сегодня стали хуже, чем те гигантские особняки, которые строят себе обитатели Рублевки. А значит, меняются представления о том, чему ты должен соответствовать.

Сегодня мы прекрасно понимаем, что неравенство, в том числе имущественное, – оно во всем и может выражаться многими способами. Ведь как приятно – сидишь где-нибудь в компании, и вдруг из твоего кармана звучит печальная мелодия, которой снабжаются телефоны Vertu, сигнализирующая, что еще один человек выложил бешеную сумму за шикарное произведение ювелирного искусства, – этакое элегическое прощание с безумно потраченными деньгами. Не случайно Vertu так популярны среди продажного генералитета – ходят аж с несколькими. При этом, как заведено только в России, при случае либо оправдываются тем, что это якобы подделка, либо говорят, что телефон им друзья с завода подарили. И в голову-то никому не приходит, что с подделкой ходить неприлично, да и подарки такие принимать не следует.

Любовь российского чиновничества к яхтам, иностранной собственности и бесконечно дорогим часам, то есть к откровенной пошлости, стала уже притчей во языцех. Не случайно Владимир Ресин навсегда войдет в историю не как человек, который отреставрировал Большой театр, а как обладатель часов за миллион евро, как запомнится и феноменальная по глупости фраза, которой он пытался объяснить их появление, – что, мол, часы у него на самом деле вовсе не за миллион, а намного дешевле, тысяч за тридцать. От такого уже никогда не отмыться. Но разве он одинок? Разве многие губернаторы и министры не прославились неумелым и страстным поклонением безделушкам? Разве в конечном итоге это не приводит к дикому падению доверия к власти? Потому что мы хорошо понимаем, что люди, выступающие с экранов телевизора, никак не могли приобрести эти вещи честным путем. Ну ладно, допустим, кто-то из них когда-то занимался бизнесом, однако сейчас на каждом выступающем надето побрякушек столько и таких, что даже его годовой зарплаты никоим образом не хватит, чтобы приобрести хотя бы одну из них.

Как ни парадоксально это может прозвучать, но во многом российская коррупция связана с рабской ментальностью, с пониманием, что репутация в нашей стране ничего не значит и никак не влияет. Общественное мнение ни в коей мере не влияет на карьеру чиновника. Мы помним, что на протяжении веков все, с чем была связана жизнь россиянина, сводилось лишь к одному: любит царь или не любит. И ужас именно в том, что успешность или неуспешность карьеры всегда в первую очередь зависела от благоприятного отношения властей предержащих и только потом – от способностей, талантов, знаний и умений. Не случайно такое количество великих сынов России закончило свои дни в изгнании либо в опале – и подобная участь могла постигнуть как Петра Яковлевича Чаадаева, так и Александра Васильевича Суворова. Из осознания того, что ни в какой момент российской истории нельзя было опереться на справедливый суд, на честные законы, на действительное равенство всех, вырастало понимание, что твое благосостояние и весь твой успех зависят от клана, к которому ты можешь себя причислить.

К кому ты принадлежишь, за кого ты держишься – все то, что мы так ненавидим в окружающем нас мире национальных диаспор, которые растут внутри себя, коррумпируют все вокруг и рассаживают своих людей на правильные места, во многом омерзительно для нас именно потому, что является сатирическим, гротескным изображением жизни всех россиян. Только зачастую наши кланы группируются не по этническому и религиозному признаку, а по признаку «кого знаешь» и «кому кем приходишься». Именно поэтому, видя в кривом зеркале диаспор отражение нашей общей народной психологии, мы с ненавистью пытаемся его отринуть, но по-прежнему прощаем себе. Мы, опять-таки, не хотим признаться самим себе в собственном несовершенстве, как не хотим и понять, что исправление начинается не с биения лбом об пол в церкви, мечети или синагоге, а с простого и ясного осознания равенства всех перед законами и принципа «дорогу профессионалам». Не торопимся выдвигать на первый план не фактор личной преданности, а фактор профессионализма.

Да, конечно, есть гораздо более простые психологически и понятные технологически меры борьбы с коррупцией. И они хорошо известны – в частности, принятие всех без исключения статей конвенции о борьбе с коррупцией, включая жесткий контроль над расходами и обоснование расходов как чиновников, так и членов их семей. Но все это вторично, потому что любая переделка человеческой натуры не может быть осуществлена только благодаря каким-то принятым законам. Зачастую происходит обратный процесс: если законы привнесены извне, а не выстраданы народом, они подминаются в своем конкретном исполнении под внутренние болезни народа.

Страшный пример – то, что произошло через несколько десятилетий после того, как чернокожими американцами, решившими на волне ностальгических чувств вернуться в Африку, было создано независимое демократическое государство Либерия. Можно даже не рассказывать, к каким кошмарам в реальном мире это в итоге привело в конце прошлого века. Не случайно все более или менее благополучные страны Азии и Африки, как бы они ни выглядели, в конечном итоге никогда не оказывались целиком и полностью демократическими – всегда с очень большими оговорками. И если приглядеться как следует, выясняется, что действительно, скажем так, эталонная демократия существует лишь в странах, где большинство населения обладает вполне конкретным психологическим складом.

Не хочу вдаваться в тонкости связей национального менталитета с государственным устройством, но довольно сложно найти демократические мусульманские страны. Действительно сложно. Хотя, наверное, если поискать как следует, такие найдутся. При этом уровень коррупции опять-таки будет зависеть не от степени демократичности, а от ментальных установок народа и его отношения к происходящему. Да и, пожалуй, в принципе сложно обсуждать коррупцию в арабских странах – во-первых, потому что мусульманский мир остается очень закрытым для нас, а во-вторых, когда все де-факто принадлежит семьям и наблюдается дикое сословное или даже кастовое расслоение общества, говорить о коррупции попросту смешно. Там просто по закону одним можно все, а другим нельзя практически ничего, и если что-то и достается народу, то зачастую это оказываются подачки. На первый взгляд, из этого ряда выбивалась Ливия, однако еще раз отмечу, что в данном случае я говорил именно о странах, живущих по законам шариата, а Ливийская Джамахирия не была шариатским государством.

С точки зрения наблюдений за национальным менталитетом бывает интересно посмотреть на поведение бывших россиян, когда они оказываются за рубежом. Ведь даже тип мафиозной активности не самых порядочных наших граждан во многом воспроизводит ментальность российской государственности. Здесь опять-таки существует клановость, и опять-таки происходят попытки создать схемы, при которых своим можно все.

Я вообще считаю нашей огромнейшей проблемой то, что у нас плохие законы. Были бы хорошие – народ не нарушал бы их в таком количестве и не стонал бы. Причем законы, не относящиеся к коммерческой деятельности, – это еще полбеды. Но все, что касается отношений человека и государства, человека и милиции, конечно, настоящая беда. Не могу не согласиться с утверждением, называющим одной из главнейших наших проблем то, что государство перестало быть для людей. Поэтому фраза, которую приписывают Бенито Муссолини – «друзьям все, врагам закон», – в России, конечно, приобретает несколько другое звучание. В России закон – никому. У нас закон как таковой больше похож на палку для битья, потому что и принимается непонятно как, и практика его воплощения делает выполнение закона достаточно специфическим. К слову, колоссальной пощечиной всей российской юриспруденции явился тот факт, что суд между Абрамовичем и Березовским идет в Лондоне по британскому законодательству. Это какой-то дурной анекдот. Стоило столько лет пытаться очистить юридическую систему, если все равно такое происходит!

Конечно, мы в очередной раз пытаемся требовать от властей, чтобы они, если угодно, были декабристами, строго спрашивая за то, что привычно прощаем себе. Но когда, с одной стороны, за получение взятки в пару сотен тысяч рублей человека заключают на несколько месяцев под стражу в СИЗО, где он умирает от сердечного приступа, а с другой – бывший губернатор Тульской области, которому инкриминируют получение взятки в несколько десятков миллионов рублей, спокойно находится под домашним арестом, иначе как издевательством над законом такую ситуацию не назовешь.

Подобные примеры можно наблюдать повсюду, потому что даже применение закона в нашей стране в первую очередь зависит от того, кто ты. И выясняется, что ты запросто можешь насмерть сбить человека машиной, если у тебя высокопоставленные родственники. Судьи вдруг заметят, что у тебя есть дети, и ты получишь отсрочку исполнения приговора на восемнадцать лет. А вот если ты сидишь за экономическое преступление, у тебя куча малолетних детей и право на условно-досрочное освобождение, то не факт, что этим правом ты сможешь воспользоваться, – потому что ты классово чужд государству.

Не случайно современное российское государство так преследует экономические преступления и с таким пониманием и внутренней симпатией относится к преступлениям против личности. Все дело в том, что преступление против личности для государства – пустяк, легкая забава, не задевающая непосредственно высокопоставленных чиновников, поскольку до их личностей, благодаря ФСО и прочим спецслужбам, добраться довольно сложно. А вот экономические преступления уже являются посягательством на святое, то есть на деньги чиновников – поскольку они искренне убеждены, что именно им принадлежит все в нашей стране.