Глава 8

Систему профессионального роста, подобную той, что существовала в советское время, и реально конкурентоспособный кадровый резерв, безусловно, можно рассматривать в качестве необходимой базы для борьбы с коррупцией. Кроме того, говоря о методах борьбы с этим недугом, нельзя обойти вниманием и зарубежный опыт, который бывает весьма любопытным и поучительным.

Прозрачность властных структур также способствует резкому снижению градуса коррупции: когда все друг у друга на виду, особо не поворуешь. Важную роль в освещении тех, кто выпадает в тень, играют средства массовой информации – причем как в абсолютно свободных и демократических в нашем понимании странах, таких, как Соединенные Штаты или Израиль, так и в тех, которые не во всем соответствуют демократическим идеалам, как, например, Сингапур, где Ли Кван Ю активно использовал прессу для выявления случаев коррупции и других узких мест. При этом сингапурский лидер боролся с казнокрадами отнюдь не радостными «цивилизованными» методами, а железной рукой.

В Америке или Израиле свобода прессы играет решающую роль в выявлении коррупционной составляющей. Стараниями журналистов было инициировано большое количество громких историй, начиная от «Уотергейта» и заканчивая «Ирангейтом» или проблемами, которые были у Билла Клинтона – причем я сейчас говорю отнюдь не о его моральном облике, а о коррупционных схемах, которые он реализовал как во время своей работы в Арканзасе, так и в бытность президентом, – после чего общество подключило все возможные механизмы защиты. Да и Барак Обама вечно должен присматриваться и прислушиваться к тому, что пишет пресса. Все прекрасно понимают, что в одном отдельно взятом издании могут быть перегибы и журналиста могут даже уволить за его политические воззрения, но, к счастью, разнообразных изданий столько, что проконтролировать все подряд физически невозможно, а значит, и единую линию таким путем не выстроишь.

Крайне интересен и во многом близок нашему менталитету метод борьбы с коррупцией, который в свое время практиковал Муссолини. Что делал дуче? Во-первых, он четко осознавал, что стране нужны деньги, особенно учитывая проводимую им социальную политику. Исходя из этого он, конечно, расставлял на все ключевые должности, которые подразумевали хоть какое-то перераспределение денежных средств, своих ближайших друзей. Хорошо понимая при этом, что в какой-то момент времени друзья неизбежно начинают распускаться, Муссолини создал тайный отдел полиции, который занимался только тем, что следил за друзьями дуче, так что на каждого друга было собрано гигантское досье.

Муссолини хорошо понимал, что надо создавать в народе образ правителя, которого любят. И ему это удавалось. Считается, что дуче лично предоставил двум миллионам итальянцев финансовую помощь. Разумеется, это было физически невозможно – достаточно просто подсчитать, сколько времени должны были занимать подобные мероприятия. На этом направлении деятельности был занят целый отдел, который читал письма итальянцев, а дальше от лица Муссолини выдавал им деньги.

Дуче не только расставил своих людей на ключевые должности, но и регулярно собирал с них конвертики. Эти конвертики заполнили фактически все внутреннее пространство его стола. И конечно, время от времени друзьям начинало казаться, что уже хвост виляет собакой и никуда Муссолини от них не денется. Но тут начинал работать тот самый тайный отдел полиции, о котором я упомянул ранее. Сыщики знали о друзьях Муссолини все: кто с кем спит, когда спит, где ворует, как ворует. Когда уровень наглости начинал зашкаливать, не было обращений в суд и громких публичных процессов. Муссолини приглашал проштрафившегося соратника на личную беседу, открывал пухлую папку с завязками и зачитывал оттуда несколько документов. И не было ни разу случая, чтобы после подобной беседы друг не написал вежливого прошения об отставке – все до единого поступали именно так и потом тихо куда-то пропадали. Интересно и то, что, к примеру, личное влияние начальника полиции было крайне ограниченным. Этот человек обладал гигантскими возможностями и влиянием в качестве должностного лица, но при этом четко понимал, что у него нет ни единой возможности организовать утечку информации в прессу либо обратиться в судебные инстанции. Его задача была другой.

Многие считают, что коррупция – это такое страшное зло, а отсутствие коррупции – это такое лучезарное добро. Но, скажем, одной из наименее коррумпированных стран в мире, как это ни странно, была Ливия в период правления Муаммара Каддафи. Опыт наших соотечественников, которые пытались заниматься там разработкой нефтяных месторождений, показал, что ливийских министров интересовали исключительно интересы народа.

Бесспорно, Каддафи был международным террористом – все помнят историю с уничтоженным в небе над Шотландией американским пассажирским самолетом. Конечно, он являлся тираном, деспотом и узурпатором, как было принято называть его в цивилизованных странах. Хотя, положа руку на сердце, действия этих цивилизованных западных стран – выразившиеся в поддержке откровенных исламских фундаменталистов и сторонников Аль-Каеды, которые проявили себя в полной красе, убив пленного Каддафи в нарушение Женевской конвенции и поглумившись над трупом полковника, что не лезет уже вообще ни в какие этические рамки, – сложно считать мудрыми и направленными на поддержку реальной демократии.

Так вот, Каддафи на самом деле превратил каждого гражданина Ливии, если угодно, в соучастника добычи нефти – в отличие от России, где после принятия конституции 1993 года недра уже не принадлежат народу. Россиянам опосредованно достаются какие-то крохи через систему налогообложения добывающих компаний и государственные социальные услуги, и то в очень неявном виде. А кроме того, россияне еще и вынуждены платить за эти самые недра, которые им не принадлежат, через расходы на бензин (со включенными в цену акцизами), электроэнергию и прочее колоссальные деньги, которые якобы позже возвращаются бюджетникам через бюджетные зарплаты.

В Ливии система работала по-другому. Там, так же как в Арабских Эмиратах, и даже более явно, чем в Эмиратах, работала система социальной помощи. Поэтому Ливийская Джамахирия – народное управление – прославилась тем, что там был самый высокий уровень жизни в Африке. Действительно самый высокий. Молодые семьи получали вспомоществование, на которое можно было купить дом. В Ливию стремились поехать работать и украинские медсестры, и итальянские специалисты. И платили всем много. И пособие по безработице превышало, вежливо говоря, в несколько раз среднюю зарплату в России. И коррупции не было. Но – помогло ли это Каддафи удержать власть и в конечном итоге сохранить жизнь? Нет.

В то же самое время принято громко кричать о том, какой ужас творится в Италии и насколько коррупционное там государство. Напомню, что недавно ушедший в отставку премьер-министр Сильвио Берлускони фактически поднялся на вершину власти как раз на волне борьбы с коррупцией. И хотя он ни в коей мере не вел ее лично, благодаря принадлежащим ему средствам массовой информации удалось ее осветить. Именно тогда началась операция «Мани пулити» – «Чистые руки», направленная на борьбу с мафией и коррупцией, полностью поразившими Италию. Под прессом в то время оказалось дикое количество сенаторов, парламентариев, министров и прочих государственных деятелей, в том числе и Джулио Андреотти, фактически руководивший страной сорок лет и на протяжении этого времени попеременно находившийся то на свету, то в глубокой тени. К нему вели уж такие коррупционные схемы! Однако Андреотти удалось получить для себя статус неприкосновенного лица, который больше никому и никогда не будут выдавать. И ведь именно в Италии правительство менялось так часто, что не было смысла запоминать фамилии чиновников. За пятьдесят послевоенных лет правительство сменилось около пятидесяти раз – в точных цифрах могу ошибаться, но чехарда была такой, что все происходящее действительно выглядело дурным анекдотом.

При этом кто станет называть Италию страной недемократической? Кто скажет, что коррупция там сильно помешала гражданскому обществу? Хотя мощнейший бизнес политиков Юга был замешан на том, чтобы получать деньги из бюджета на развитие своих регионов и откровенно их пилить. И да, в Италии долгое время правили и в некоторых регионах по-прежнему правят мафиозные кланы, с которыми государство пытается бороться – правда, отнюдь не демократическими методами, а угрожая членам семей и конфискуя у них имущество по одному подозрению, фактически без суда и следствия. Но все прогрессивное человечество молчит и не пытается назвать Италию страной, где демократия находится под угрозой. При этом сами итальянцы не считают собственную державу особенно демократичной и уж точно не думают, что у них низкий уровень коррупции – а реально он, пожалуй, даже повыше, чем в России, – и коррупционные скандалы продолжают сотрясать страну.

Итальянская бюрократия чем-то схожа с российской. Да, конечно, несколько тяжелее обстоит дело с друзьями. Хотя известно, как личные друзья того же Берлускони, так же как до них друзья Андреотти, входили на самый верх, управляли и принимали решения. Да, наверное, масштаб несколько иной. К слову, Берлускони по сравнению с Андреотти был просто символом чистоты, хотя в любом другом контексте назвать его таковым было бы непросто. У нас в стране вообще почему-то принято считать Берлускони эдаким черным лебедем, «анфан террибль» международной политики.

Полагаю, что Сильвио Берлускони не случайно был настолько популярен в своей стране. Во многом он соответствует представлениям итальянцев – не тех итальянцев, которые составляют высоколобые три процента и читают все новости в Интернете, а тех, кто был глубоко убежден, что премьер-министр на самом деле точно такой же, как они. Ведь именно они ходят на выборы. А кто из обычных людей не хотел бы устраивать такие клевые вечеринки с молоденькими барышнями, будучи уже в преклонном возрасте? Да все бы хотели! И итальянцы говорят: да, он такой же как мы! Мы тоже утром думаем о Боге, днем о семье, а вечером не прочь пойти к девкам. Ну и что? Просто у него получается, а у других нет, вот они и завидуют.

А самое главное – итальянцы, как я уже сказал, не считают, что в их стране как-то особо процветают демократические свободы. Они абсолютно уверены, что та система, которая существует в Италии, – это система «падроне»: не то чтобы крестных отцов, скорее ближе к нашим помещикам, эдаких отцов-хозяев, которые и о себе позаботятся, и о семье позаботятся, и о людях не забудут. Вот это умение Берлускони «и о людях не забыть», при всех его несовершенствах, делало его очень близким избирателю. Именно поэтому экс-премьер-министру удавалось настолько мило разруливать, казалось бы, непонятные, регулярно возникающие из ниоткуда скандалы. В конечном итоге каждый скандал работал на Берлускони, поскольку после него возникала необходимость очередного голосования и все заканчивалось тем, что премьер-министр опять побеждал. Так значит, Берлускони понимал чуть больше и чуть лучше, чем журналисты, в том, что нужно итальянскому избирателю?

Боролся ли он при этом с коррупцией? Ну ясно, что довольно сложно было предложить Берлускони какие-то деньги, потому что он и так бесконечно богат. И в этом, пожалуй, заключалось его принципиальное отличие от многих чиновников. Он уже пришел во власть более чем обеспеченным человеком. Удивительно – пожалуй, только в России люди, пришедшие во власть уже достаточно богатыми, не могут, тем не менее, удержаться от коррупции. Может, потому что, в отличие от Берлускони, они и заработали свои деньги зачастую благодаря участию в бизнесе своих друзей и друзей своих друзей, а не сами по себе? Берлускони же удалось разбогатеть вне зависимости от наличия дружеских связей. Как известно, его путь наверх был довольно труден, и начинал он когда-то чуть ли не с того, что во время учебы в университете не стеснялся подрабатывать, как это сейчас называется, аниматором – в частности, распевая на кораблях неаполитанские песни.

Замечу, что многие просто не понимают, что собой представляет зарубежная политика, а главное, как относятся к своим правителям жители других стран – возьмем для примера тех же итальянцев и французов. Ведь довольно сложно найти хоть одного французского президента, который не оказался бы замешан в сексуальном скандале. Практически невозможно заставить итальянских избирателей негодовать по поводу того, что мировая, да и собственная итальянская пресса ставила в вину Берлускони. Прежде всего хотелось бы подчеркнуть, что понятие морали и ожидания от политиков в России и той же Италии очень сильно отличаются.

Как уже упоминалось, в России мы, как правило, требуем от политика или священнослужителя быть тем, кем не являемся сами. Мы хотим, чтобы они были воплощением всего того лучшего, чем не стали мы. Во многом мы напоминаем родителей, которые пытаются в собственных детях реализовать все свои комплексы. Если я не стал великим футболистом, то я возьму ребенка за руку и буду требовать, чтобы в пять лет он занимался в школе московского «Спартака», будучи уверен, что уж он-то должен осуществить мои честолюбивые спортивные мечты. А если я не стал великим пианистом, то своего ребенка я замучаю, таская каждый день на занятия в музыкальную школу, при этом меньше всего на свете меня будет волновать, есть ли у ребенка способности к музыке или ему медведь на ухо наступил.

Так же и здесь. Будучи сами, вежливо говоря, отнюдь не примером чистоты и порядочности, мы требуем от политиков таких качеств, которыми народ уж точно не обладает. К слову, весьма меткое и интересное определение Русской православной церкви – возможно даже, не только Русской православной, но и церкви вообще, – дал священник Всеволод Чаплин во время спора с журналистом Александром Невзоровым, который очень активно и рьяно наседал на него, ругая священнослужителей за все – и за дорогие часы, и за хорошие машины, и за богатство убранства. На что отец Чаплин ответил, что церковь – это собрание кающихся грешников, которые хотя бы осознали свою греховность. Определение, заставляющее задуматься.