Краткое пояснение

Прием основан на отключении критического восприятия у реципиента через апеллирование к самым добрым его чувствам. Создавая себе максимально положительный имидж в глазах реципиента, манипулятор заставляет его относиться к себе с максимальной же симпатией. В этом случае симпатия препятствует критической оценке реципиентом информационной установки, исходящей от манипулятора.

Подробное описание

В данном случае манипулятор старается создать у реципиента впечатление, что ничем от него не отличается, их интересы полностью совпадают и, следовательно, реципиент может ему полностью, отбросив всяческие сомнения, доверять.

Для этого используются различные апеллирования к единству с реципиентом, ссылки на то, что «мы с тобой одной крови», «я такой же бедный, такой же русский, как и ты» и пр.

Расчет делается на то, что, признав манипулятора «своим», реципиент начнет относиться к нему благожелательно, с доверием — то есть «отключит» критический подход ко всей информации, излагаемой манипулятором.

Как правило, использование этого приема говорит об отсутствии элементарной порядочности у манипулятора и/или о крайне слабой базе его позиции (обоснованности выдвигаемых им утверждений).

До определенного момента — инициации разрушительных процессов сначала «перестройки», позднее — «реформ» и всем, что с ними связано, советское (российское) общество практически не сталкивалось с данным видом манипуляции сознанием. Это обуславливалось спецификой отношений общества и власти, характерных для русской-советской православной цивилизации. В дореволюционной России и большинство подконтрольных ей территорий (кроме Польши, Финляндии и Прибалтийских территорий, население которых имело западную ментальность) власть даровалась обществу «от Бога», и, следовательно, ее носителю не требовалось «втираться в доверие» «простому человеку», выдавая себя за «своего». Носитель власти «от Бога» и так был своим — только стоял намного выше, отделенный от общества божественной благодатью. Последняя существовала a priori и не требовала доказательств.

Нечто подобное было и в СССР. Власть также была «от Бога» — на этот раз от всемогущей «красной» идеи равенства и справедливости. Высшим вождям не требовалось заигрывать с избирателем ради приобщения к «кормушке»: вопросы передачи власти решались келейно между властными группировками; общество ставилось перед фактом назначения-снятия очередного лидера. Справедливости ради стоит отметить: пока в обществе доминировала идея развития государства на благо всех его членов, это была наиболее оптимальная конструкция власти.

Однако с приходом к власти коррумпированного вороватого популистского типа политиков, необходимость добиться благосклонности «плебса» проявилась, принимая, порой резкие, а то и маразматические формы. На начальном этапе «перестройки» Горбачеву нужен был «кредит доверия» советского общества, на котором он мог бы «добить» старые партийные кадры, сопротивлявшиеся развалу СССР.

Для этого ему требовались внешне эффектные ходы, вроде «чтения не по бумажке» и «выхода к простому народу» у первого попавшегося магазина (спецэффекты, 23.2). Те, кто застал середину 80-х годов прошлого века в сознательном возрасте, помнит, с каким безумным восторгом принимало советское общество эти дешевые пиаровские решения.

Позднее Горбачева вытеснял уже Ельцин, для чего он лично, дешевой авторучкой, записывал «все требования» бастующих шахтеров Донбасса, чтобы их непременно «выполнить» (ложь прямая, 18.1), «залезал на танк», показывая, что «вместе с народом защищает демократию». В тот момент подавляющее большинство людей горело желанием эту «демократию» защитить, и ее главный «защитник», Ельцин, воспринимался как полностью свой. К тому же «страдалец за правду»: в недавнем прошлом под знаменитое «Борис, ты не прав» его выгнали из Политбюро. А тогда, у Белого дома, он в сознании людей потенциально мог оказаться жертвой «кровавых путчистов».

Спустя пять лет, в момент выборов 1996 года, когда кремлевская марионетка Зюганов был в шаге от победы на выборах, Ельцин снова прибег к этому приему (наряду с использованием других). Выпущенная его пиар-службой фотография «Верю. Люблю. Надеюсь. Б. Н. Ельцин», вместе с другими задействованными механизмами (запугивание общества «опасностью коммунистического реванша», подтасовка результатов подсчета голосов, использование кандидатуры Лебедя для привлечения голосов к Ельцину и пр.), помогли ему снова ассоциироваться в сознании значительного количества россиян с образом близкого им человека.

Разумеется, если лидер страны «верит» (паразитирование на вере — сильнейший, хоть и совершенно бессовестный, ход), «любит» (каждый из нас или любит, или ищет любовь), «надеется» (надеются все; в условиях инфляции, финансовых пирамид, потери накоплений, развала страны, торжества преступности над обществом и законом, страшной и позорной для России войны в Чечне людям только и оставалось, что надеется на лучшее), да еще не стесняется заявлять об этом на всю страну — разве можно не поверить такому честному и открытому человеку? Общество в очередной раз поверило. И получило то, что получило.

Однако уже с приходом к власти Путина использование данного приема было прекращено. Имидж нового президента создавали не на основе популизма, а как харизму «крутого бойца», опытного и любящего страну чекиста, который разнесет всех наших врагов вдребезги и «в сортире их замочит» (паразитирование на терминологии, 7.1, апеллирование к желаниям аудитории, 7.4). Манипуляция также использовалась предельно широко (чудовищными спецэффектами стали взрывы домов в Москве и Волгодонске, как и спровоцированное вторжение чеченских бандитов в Дагестан — 23.1 и 23.2). Однако Путин, вернее его имиджмейкеры, сознательно «отделили» «лидера нации» от самой «нации», верно использовав подсознательный российский стереотип властей («власть от Бога»).

Технология «приобщения к аудитории» на пространстве бывшего СССР была в наиболее полной мере продемонстрирована во время «оранжевых событий» на Украине в конце 2004 года. Процесс проведения этой революции вообще изобилует самыми разнообразными приемами манипуляции сознанием, и «приобщение к аудитории» — один из них.

Многие помнят, как во время «стояния на Майдане» там постоянно находились основные «оранжевые лидеры».

Большая толпа создавала видимость «всего украинского народа». Вместе с ней Ющенко, Тимошенко и другие «лидеры» калибром поменьше в своих выступлениях на этом шоу постоянно подчеркивали: мы с вами, прогрессивные украинцы, мы будем с вами, что бы ни случилось! Педалировалась «опасность» применения силы законной властью, возможное использование спецсредств для разгона демонстрантов. Нагнетание опасности, одновременно с созданием образов «страшной угрозы» и «врагов свободы», показывало, что вместе с простыми людьми Ющенко и Тимошенко готовы «рисковать жизнью ради демократии». Со всем народом они «подвергаются опасности» и, следовательно, составляют «одно целое» с массой оболваненных ими украинцев.

Обычным людям импонировало, что вместе с ними «мерзнут», «рискуют жизнью» и «защищают свободу» «великие лидеры» и «неподкупные борцы с коррумпированными чиновниками». Созданный ранее имидж «святых», непререкаемых авторитетов двух «оранжевых лидеров», теперь частично начинал распространяться и на обычных людей: «Они, Ющенко и Тимошенко, с нами! Они такие же, как мы, а мы такие же, как и они! Мы вместе создаем свободную, великую и независимую Украину!» Ющенко и Тимошенко превосходно играли роль «высших существ», выказывающих благосклонность к простым смертным и даже вместе с ними рискующими жизнью.

Единение аудитории и манипуляторов было превосходно спланировано, исключительно технично проведено и потому достигло максимальной эффективности. Осознание, что ТАКИЕ люди вместе со всеми, дополнительно сыграло свою роль в успешности «оранжевого» безумия, охватившего на некоторое время высококультурное и образованное украинское общество.

Использование данного приема сыграло свою роль и после окончания описываемых событий. «Кредит доверия», полученный лидерами «оранжевой революции» от сторонников, был исключительно велик и обеспечил поддержку «оранжевых» на протяжении почти полугода. Люди, «приобщенные» к «оранжевым лидерам» на Майдане, в значительной степени безропотно терпели их безумства в экономике и внешней политике, ища постоянные предлоги для оправдания того, что творили с Украиной Ющенко и Тимошенко. Вопреки бьющей в глаза очевидной реальности, что к власти дорвались разрушители и дилетанты, выполняющие указания не заинтересованного в развитии Украины Запада, люди подсознательно оправдывали своих недавних кумиров. Только к осени 2005 года их полная продажность и несостоятельность стала очевидна для многих, «защищавших демократию» на Майдане.

Одна из главных причин такой длительной и иррациональной поддержки — осознание, что «они такие же, как и мы. А мы такие же, как и они». Если обвинять «их» — следует обвинять и себя! Но на это большая часть украинского, да и любого иного, общества сразу не могла решиться.

В локальном виде данный прием манипуляции представлен высказыванием ведущего передачи «Времена» с Владимиром Познером». В ходе одного из эфиров он рассказывает, как «он ехал в автобусе, и одна женщина у него спросила» (что именно — не столь важно). Познер, получающий огромные гонорары за свое информационное воздействие на российскую аудиторию, небезуспешно пытающийся захватывать дорогую недвижимость в центре Москвы, постоянно апеллирует к тому, что он на своих передачах «только ищет правду и старается хорошо информировать аудиторию о происходящих событиях». Но такой образ «борца за правду» не вяжется с огромными гонорарами и роскошью.

Если так усердно ищешь правду — за что ж тебе такие деньги платят? За правду? Не смешно…

Чтобы показать, что он «такой же, как и все», так же ездит на работу на автобусе, Познер и выдумывает эту байку со своей «поездкой». Она призвана убедить аудиторию: тот, кто уверяет с экрана, что он «всего лишь ищет правду» и потому ему необходимо верить, отнюдь не богатый человек. Разве богатые ездят на автобусах? Он не отделен от простых людей, выживающих от зарплаты до зарплаты, он такой же, как и они. И, следовательно, его интересы такие же, как и интересы других, столь же простых и небогатых людей…

Подробное описание

В случае с «покаянием» манипулятор паразитирует на традиционной черте всех порядочных людей — способности прощать, а зачастую и оказывать действенную поддержку раскаявшемуся грешнику (преступнику).

Само по себе покаяние свидетельствует: человек искренне раскаялся в своих грехах и достоин не только прощения, но и лучшего к себе отношения, так как смог найти в себе силу и порядочность прилюдно признать свои ошибки.

Он честный и порядочный — соответственно, и отношение нему может быть зачастую значительно лучше, чем к обычному, рядовому человеку.

На это улучшенное отношение и рассчитывает манипулятор, демонстрируя «покаяние». Его задача — заставить реципиента отнестись к нему с жалостью, расположением и, самое главное, с доверием.

В России покаяние как попытку втереться в доверие нельзя считать распространенной формой манипуляции сознанием. Вероятно, это связано с особенностью менталитета народов, населяющих нашу страну. В массовом сознании покаяние есть институт божественный, почти святой, и общество на него реагирует очень чутко. Обмануть российскую аудиторию, используя такой прием, достаточно сложно: фальшь распознается быстро. В случае разоблачения — вдобавок к «технической» сложности исполнения «покаяния» — манипулятор-неудачник вряд ли сможет впредь рассчитывать на доверие аудитории.

Другое дело цивилизация западная. В мире, где все продается и покупается, покаяние так же, как и все остальное, стало товаром, который практичный западный человек, его продающий (манипулятор), довел до необходимого товарного вида. Настолько, что «потребитель» (жертва манипуляции), часто принимает эту манипуляцию за истину. Скорее даже не за «истину», а за то, что ее заменяет — как проституция заменяет любовь для тех, кто морально на это готов.

Вообще, прилюдное покаяние в западной психологии — дело обыденное. Политика в понимании западного человека есть исключительно бизнес, не несущий «божественной печати» Всевышнего. В этом заключается коренное отличие западной цивилизации от традиционной российской. Лозунг царских еще времен «мы слуги Царю, Царь слуга Богу» трансформировался в подсознании массового российского человека в понимание «правильной» власти не как бизнеса, а как «креста», который человек из Власти, Вождь, призван нести, чтобы укреплять страну и делать ее Великой, вести ее по «пути к Богу».

В последнее время на Западе вышло сразу две книги, являющиеся превосходными примерами использования покаяния как манипуляции сознанием. Обе они важны и как материал для изучения и понимания сути процессов, происходящих в западном, прежде всего в американском, мире, и как пример рассматриваемой в данной главе формы манипуляции.

Первая книга — упоминавшаяся выше «Исповедь экономического убийцы» Дж. Перкинса. Автор рассказывает о своей работе в так называемых «Фабриках мысли», Think tanks, осуществляя разрушение экономик государств, подлежащих и «приватизации» транснациональным капиталом.

Работа достаточно подробно описывается, автор рассказывает обо всем, что творил он и его коллеги, откровенно признавая: да, это было не ошибкой, но, преступлением. Мы совершали зло, зачастую непростительное. И это ужасно! Мы раскаиваемся, простите нас:

«Глобальная империя в значительной степени зависит от того, что доллар имеет хождение как резервная мировая валюта и что Вашингтон имеет право печатать эти доллары. Мы даем кредиты таким странам, как Эквадор, прекрасно зная, что они никогда не выплатят их. Фактически мы и не хотим, чтобы они их выплачивали, потому что неспособность возвратить долг дает нам в руки рычаги давления, наш фунт живой плоти. При нормальных обстоятельствах мы рисковали бы опустошить наши собственные резервы: в конце концов, ни один кредитор не может позволить себе, чтобы количество невозвращенных долгов было слишком большим. Однако мы находимся не в обычных обстоятельствах. Соединенные Штаты печатают деньги, не обеспеченные золотом. Они вообще ничем не обеспечены, кроме уверенности всего мира в нашей экономике и способности руководить силами и ресурсами империи, которую мы создали для поддержания самих себя.

Возможность печатать деньги дает нам безмерную силу.

Она означает, кроме всего прочего, что мы можем продолжать раздавать кредиты, которые никогда не будут возвращены что мы сами можем накапливать значительные долги. К началу 2003 года национальный долг Соединенных Штатов превысил ошеломляющую отметку в шесть триллионов долларов и к концу года должен был достичь семи триллионов — примерно по 24 000 долларов на каждого гражданина США. Значительную часть этой суммы мы должны азиатским странам, в частности Японии и Китаю. Они приобретают ценные бумаги министерства финансов США (в основном облигации) на деньги, которые получают от продажи потребительских товаров, включая электронику, компьютеры, машины, одежду, в Соединенных Штатах и на мировом рынке.

Пока мир принимает доллар как резервную валюту, этот громадный долг не является серьезным препятствием для корпоратократии. Однако если появится другая валюта, способная вытеснить доллар, и если кто-то из кредиторов США (например, Япония или Китай) потребуют выплаты по долговым обязательствам, ситуация может радикальным образом измениться. Соединенные Штаты окажутся в весьма шатком положении.

…В этих статьях [о «восстановлении» Ирака, разрушенного американскими оккупантами, американскими же компаниями — притом, что деньги, которые получают американские компании, приближенные к ключевым фигурам в Белом доме, проводились как «американская помощь Ираку»], как в капле воды, отражалась вся суть современной истории, движение к глобальной империи. Описанные в утренних газетах события в Ираке были результатом работы, которой обучала меня Клодин [сотрудница ЦРУ с соблазнительными формами и соответствующими методами вербовки] тридцать пять лет назад, и работы, которую делали другие люди, стремившиеся построить карьеру, сходную с моей. Происходившее там показывало, на какой точке находится корпоратократия в своем движении к установлению влияния над каждым человеком на планете.

Газетные статьи говорили о вторжении в Ирак в 2003 году и о подписанных сейчас контрактах для устранения причиненных нашей же армией разрушений и для строительства страны заново по западному образцу. Новость этого дня, 18 апреля 2003 года, возвращала нас, хотя и не упоминая об этом, к началу 1970-х и операции по отмыванию денег Саудовской Аравии. SAMA [операция по нелегальному отмыванию денег Саудовской Аравии, выполнявшаяся западным миром для помощи своему союзнику] и контракты, выросшие оттуда, создали новые прецеденты, позволившие — а фактически, давшие предписание — американским инженерным и строительным компаниям и нефтяной промышленности монополизировать развитие этого государства в пустыне. Тем же мощным ударом SAMA установила новые правила для глобального управления в нефтяной сфере, пересмотрела геополитику и заключила с саудовской королевской семьей союз, обеспечивший ее правление и обязавший играть по нашим правилам.

Читая эти статьи, я не мог удержаться от мысли: многие ли знали, как я, что Саддам [Хусейн] до сих пор находился бы у власти, играй он по тем правилам, которым следовали саудовцы? У него были бы и ракеты, и химические заводы; мы бы сами построили их ему, и наши люди отвечали бы за их модернизацию и обслуживание. Это могла бы быть замечательная сделка — такая же, как у саудовцев.

… Похоже, история о марше к глобальной империи пробивалась на поверхность. Ни детали, ни тот факт, что это была трагическая история долгов, обмана, порабощения, эксплуатации, самая страшная в истории попытка завладеть сердцами, умами, душами и собственностью людей во всем мире, ничто в статье не намекало на то, что события 2003 года в Ираке [агрессия США и союзников против этого суверенного государства] явились продолжением этой постыдной истории. Не упоминалось и то, что эта история, такая же старая, как сама империя, приобретает сейчас новые, устрашающие размеры и по причине своего разрастания во времена глобализации, и вследствие той изощренности, с которой она проводится в жизнь. Пусть скудным ручейком, неохотно, но информация [о чудовищных делах западного мира] все же просачивалась на поверхность.

… Я знал, что, если бы сомнения, боль и вина постоянно не изводили меня, я бы никогда не выбрался. Я бы застрял, подобно многим другим. Я бы никогда не смог принять решение уволиться из МЕЙН [международная консалтинговая фирма, исследовавшая целесообразность выдачи Всемирным банком огромных кредитов развивающимся странам с целью полного их закабаления и финансовой колонизации — эффективный инструмент разрушения других стран «цивилизованными» англосаксонскими государствами], стоя у поручней яхты у Виргинских островов. И все-таки я медлил, как продолжает медлить вся наша страна.

… Настоящая правда современной империи — правда о корпоратократии, которая эксплуатирует отчаявшихся людей и производит самый жестокий, эгоистичный и в конечном итоге саморазрушительный захват земель, — не имеет отношения к тому, что появилось в тот день в газетах, но зато напрямую касается нас… Мы скорее предпочитаем верить мифу о том, что тысячелетняя социальная эволюция наконец создала идеальную экономическую систему, чем признать, что мы поверили ложной концепции и воспринимаем ее как Евангелие. Мы убедили себя, что экономический рост приносит пользу человечеству и что чем больше этот рост, тем лучше для человечества. И наконец, мы убедили друг друга, что последствия этой концепции морально справедливы: те, кто высекают благословенную искру экономического роста, должны быть возвышены и вознаграждены; стоящие же в стороне подлежат эксплуатации.

И сама концепция, и ее следствие используются для оправдания всех видов пиратства: она санкционирует насилие, мародерство и убийство ни в чем не повинных людей в Иране, Панаме, Колумбии, Ираке. ЭУ [экономические убийцы, как и сам Перкинс], шакалы и армии процветают до тех пор, пока их действиями объясняют экономический рост — а рост этот демонстрируют почти всегда. С помощью «научного» манипулирования методами прогнозирования, эконометрики и статистики, если вы, например, разбомбили город и затем заново отстроили его, можно продемонстрировать огромный скачок в экономическом росте.

Истина состоит в том, что мы живем ложью. Мы создали внешний слой, который прикрывает смертоносную раковую опухоль. Эта опухоль обнаруживается только с помощью статистики, которая раскрывает ужасающий факт. Наиболее могущественная и богатая империя в истории имеет страшно высокие показатели случаев самоубийств, наркомании, разводов, растления малолетних, актов насилия, убийств. Как злокачественная опухоль, эти несчастья ежегодно проникают своими щупальцами все дальше. Каждый из нас в душе чувствует боль. Мы кричим, желая перемен. Но мы затыкаем себе рот кулаками, заглушая эти крики, — и нас никто не слышит…

… Как можно подняться на борьбу с системой, которая дает вам дом и машину, еду и одежду, электричество и медицинскую помощь, даже если ты знаешь, что эта же система создает мир, в котором ежедневно умирают от голода двадцать четыре тысячи человек, а миллионы других ненавидят тебя или, во всяком случае, ненавидят политику, проводимую избранными тобой людьми? Как набраться смелости, чтобы отделиться от общей массы и бросить вызов тому, что вы и ваши соседи всегда воспринимали как Библию, даже если подозреваешь, что система готова к самоуничтожению?»

Далее все в том же духе. Автор кается и честно признает: да, я виновен. Как и все, кстати! Но я-то сам осознаю свою вину:

«…Сейчас, оглядываясь назад, мне кажется, что мои сомнения и чувство вины… преследовали меня почти постоянно все эти годы». И, раз я все осознал и покаялся, я имею право снова давать вам советы — как жить дальше» (это делается далее в главе «Эпилог»).

Суть всей книги именно в покаянии: полный идеологический дефолт Запада и в особенности США сегодня очевиден уже всем, после преступлений Америки в Афганистане, Ираке, Югославии других точках земного шара. Под аккомпанемент жестоких бомбардировок и военных агрессий убеждать других в «общечеловеческих ценностях» бессмысленно. Если и дальше продолжать тупо гнуть свою линию, то мировое сообщество, рано или поздно, начнет коллективное противодействие США, что, учитывая надвигающиеся проблемы в американской экономике, ничем хорошим для «цитадели демократии» не закончится. Как отмечалось выше, часть американской элиты готова разыграть следующую информационную конструкцию: она кается за все, свершенное Америкой ранее, но при этом главным виновником выставляет своих политических оппонентов (принципиально важно понимать, что Запад и США не являются монолитными организмами; внутри них происходит постоянная борьба разных кланов).

Покаянием «набираются очки»: мы же покаялись, поэтому нам нужно верить! И, одновременно, «топятся» политические конкуренты.

Налицо превосходно разыгранная многоходовая политическая комбинация (которую условно можно назвать «змея меняет кожу»), в которой применение приема манипуляции сознанием «покаяние» выполняет одну из ключевых ролей в проведении информационных установок манипуляторов.

Практически повторяет эту конструкцию книга Дж. Стиглица «Ревущие девяностые». Автор, весьма точно показывающий внутренние противоречия рыночной экономики — он был одним из ведущих финансовых чиновников США в администрации президента Клинтона, — рассказывает о причинах и обстоятельствах, сопутствующих созданию предпосылок к появлению «финансового мыльного пузыря» первой половины 2000-х годов. Картина, нарисованная им, наглядно показывает а) полную несостоятельность и либо вопиющую глупость, либо вопиющую же лживость тех, кто ратует за уменьшение доли государственного регулирования в экономике и б) врожденные пороки рыночной экономики, в принципе не способной существовать без серьезнейших системных кризисов.

Однако Стиглиц, признавая это, списывает все проблемы США конца 90-х — начала 2000 годов и по сей день исключительно на ошибки, свои собственные или тех, против кого он боролся, находясь на высоких государственных постах, но кого не смог «переубедить». Вот как это выглядит:

«В прошлом программы социального страхования впрыскивали фонды в экономику, когда темпы ее роста замедлялись и служили амортизаторами для тех, кто в их отсутствие мог пострадать. В то же время они содействовали оживлению экономики и ограничивали масштабы спада. Непреднамеренно мы создавали менее стабильную экономику».

«Но самым сильным нашим просчетом была недооценка интенсивности стремления к доминированию на каждом из рынков, которые мы собирались дерегулировать».

«Ревущие девяностые ушли в прошлое. Наши финансовые лидеры оказались простыми смертными. Они делали ошибки. Некоторые из ошибок оказались удачными, и в результате мы получили здоровое оживление. Некоторые из наших ошибок не имели серьезных последствий: мы выдержали повышение процентной ставки в середине девяностых. Но некоторые ошибки стоили нам дорого, и издержки по ним придется оплачивать еще на протяжении многих лет».

Как читатель может заметить, все проблемы, с которыми столкнулись США в итоге своей паразитической политики, списываются не на врожденные пороки системы, а на «ошибки» и «просчеты».

Следующий отрывок также продолжает убеждать читателя, что все дело в «ошибочности курса», «недальновидности» и, возможно, даже «глупости» американского истеблишмента:

«Те же самые факторы, что способствовали возникновению проблем в Соединенных Штатах, частично лежали в основе их политических провалов за рубежом. Америка проталкивала идеологию свободного рынка и упорно добивалась доступа американских компаний на зарубежные рынки. Осуществляя эту политику, мы в администрации Клинтона тоже часто забывали о принципах, которых должны были придерживаться. Мы совсем не принимали в расчет воздействие нашей политики на бедные слои развивающихся стран, а заботились только о создании рабочих мест в Америке. Мы верили в либерализацию рынков капитала, но при этом не думали о том, что это может привести к глобальной нестабильности. Мы были больше озабочены тем, что может Америка выиграть в кратковременном аспекте, занимая жесткую переговорную позицию, и как это, в свою очередь, может усилить позиции администрации, чем о возникающих ощущениях нечестности и лицемерия, которые могут повредить интересам Америки в долговременной перспективе. Разглагольствуя о демократии, мы делали все возможное для сохранения нашего контроля над мировой экономической системой и обеспечения того, чтобы она работала на наши интересы, или, вернее, интересы финансовых и корпоративных кругов, доминировавших в этой области нашей политической жизни. Внутри страны заинтересованность Уолл-стрит в приватизации Системы социального страхования встречала противодействие со стороны тех, кто мыслил более широко и понимал, что она наносит удар по обеспеченности престарелой части населения; но за рубежом был слышен только голос Уолл-стрит — ведь, в конце концов, престарелые других стран никогда не голосуют в Соединенных Штатах и не делают взносов в избирательные фонды.

Став у себя дома жертвой собственного успеха, мы оказались в таком же положении за рубежом. В самих Соединенных Штатах наша политика, по-видимому, срабатывала — все-таки мы переживали беспрецедентный подъем. Передав управление близоруким финансовым рынкам, мы не хотели заглянуть в будущее и задаться вопросом, устойчив ли наш успех. То же самое было и за рубежом. Страны, последовавшие нашим рекомендациям, вроде бы процветали так же, как и мы. Так почему нам не следовало рекламировать нашу экономическую политику? Теперь, после беспорядков в Сиэтле в декабре 1999 г., в условиях дискредитации как глобализации, так и имиджа триумфирующего американского капитализма, который стоял за ней, иногда бывает даже трудно вспомнить, каких высот достигали надежды, связанные с глобализацией. Я пришел во Всемирный банк на должность главного экономиста как раз тогда, когда эти надежды достигли максимума. Я вспоминаю свои речи, в которых с гордостью говорил о шестикратном увеличении потоков частного капитала из развитых стран в новые рыночные экономики, обусловливавшим необходимость пересмотра роли «официальной» (двусторонней или многосторонней) помощи. Мы должны были сосредоточить внимание беднейших стран на образовании и здравоохранении, областях, куда частные деньги все еще не поступают. Положение быстро менялось. В ходе глобального финансового кризиса потоки капитала резко сократились, и для некоторых регионов мира их направление сменилось на противоположное — из бедных стран в богатые. В Латинской Америке поступление капиталов в период подъема было более чем перекрыто их отливом в период спада.

То же можно сказать и о любой другой области глобализации. В середине девяностых годов мы пропагандировали картину мира, в котором либерализация торговли принесет беспрецедентное процветание как для развитых, так и для развивающихся стран. Но в конце девяностых соглашения, которые мы так гордо расхваливали, стали рассматриваться как неравноправные, а либерализация торговли — как новый способ эксплуатации богатыми и сильными слабых и бедных. Так же как рыночная экономика не выполнила своих обещаний странам бывшего Советского Союза — она принесла им беспрецедентную бедность, а не беспрецедентное процветание — либерализация торговли приносила вовсе не то, что было обещано. Ведомый экспортом рост стал опознавательным знаком самого экономически успешного региона мира — Восточной Азии, но проводимая там политика ничуть не походила на политику либерализации торговли, проводимую в Латинской Америке. Свое внимание латиноамериканцы концентрировали на открытости своих рынков вместо того, чтобы содействовать экспорту, и слишком часто рабочие места там не создавались, а уничтожались!» Снова и снова автор повторяет: мы не думали, мы не принимали в расчет, мы не заглядывали в будущее, мы верили, мы были озабочены, по невнимательности, став жертвой успеха дома, мы хотели того же самого и во всем мире… Да, естественно, наша политика принесла проблемы нам и горе всему миру — но ведь это произошло НЕ УМЫШЛЕННО! Просто так вот получилось. Вот такие мы глупые… Что с дураков взять? Уж не судите строго…

В итоге основная мысль книги — финансовый капитализм американского типа является паразитическим организмом, не способным к созидательной деятельности по своей природе — топится в безусловно интересных и поучительных фактах, примерах и тонкостях финансовой жизни экономики США. Автор, принимая на себя вину, старательно и небезуспешно уводит читателя от осознания очевидного: катастрофа «высокотехнологичного» сектора американской экономики, апофеозом которой стало банкротство корпорации «Энрон» — не отдельное частное явление. Американская экономика, построенная на основе экспорта долларов в окружающий США мир, порочна в самой своей основе. Системные кризисы она в принципе способна решать, лишь «выталкивая» последствия этих кризисов вовне себя, вместе с долларами и «интеллектуальной собственностью» (голливудские поделки и компьютерные программы) экспортируя нестабильность.

При этом Стиглиц в конструкции книги в точности применяет ту же схему, что и Перкинс в «Исповеди экономического убийцы»: в финале он начинает объяснять читателю, «как все должно быть устроено, чтобы не повторились предыдущие кризисы». Объяснения сводятся исключительно к деталям; базовая конструкция западной финансовой экономики не только не ставится под сомнение, но и, в очередной раз, преподносится как «венец прогресса».

Собственно, для этого и используется механизм покаяния в манипуляции сознанием: манипулятор, каясь, рассчитывает получить индульгенцию за прошлые грехи и, соответственно, возможность, не вызывая подозрений у потенциальных жертв манипуляции, далее делать все, что ему необходимо. В итоге, по его замыслу, система, порочная для всего человечества, но выгодная манипулятору, будет воспроизводиться снова и снова, с неизменными результатами для окружающих. Кто тогда вспомнит о «покаянии»? Кто сейчас вспоминает про обещания вечного мира и сытого капиталистического рая для всего населения СССР, которыми были переполнены перестроечные СМИ 15 лет назад? О них не вспоминают — но своей цели те, кто тогда манипулировал сознанием людей, уже добились…

В новейшей истории России наиболее известный пример использования покаяния — известное письмо «борца с тоталитаризмом» Ходорковского. Человек, активно участвуя в грабеже общенародной собственности, получил в свои руки колоссальные ресурсы. «Войдя в силу», он попытался вывести их из-под контроля российских властей (и создать тем самым прецедент лишения властной российской элиты ее суверенитета над собственными природными ресурсами), устроив «бунт» против своих недавних «благодетелей». Безусловно, ситуация, в данном случае, много сложнее: в игре оказались замешаны различные международные финансовые «команды», принадлежавшие к разным наднациональным группировкам элит. Однако не в этом суть. Главное, что в итоге Ходорковский логично оказался в местах, где, по идее, и должны оказываться воры. Для противодействия властям в такой сложной ситуации ему потребовалась электоральная популярность. Это, с поддержкой Запада и усилиями прозападных внутрироссийских СМИ, могло бы позволить ему рассчитывать на успех в борьбе против Кремля.

В известном письме он «признал», что приватизация, «возможно», была проведена «с нарушениями», а об интересах подавляющей части населения «приватизаторы», в погоне за прибылями, «забыли». Теперь, дескать, настало время и «о людях подумать».

Признавая «ошибки и ложь», Ходорковский предлагает легитимировать итоги приватизации и заняться строительством «гражданского общества». Вырисовывается следующая схема информационной установки, проводимой манипулятором. А) Так как он «покаялся в содеянном», его полагается «простить». Б) После чего следует дать ему возможность снова «руководить процессом»: он ведь очень умный и ни в чем теперь уже не виноват — см. п. А). К тому же он такой честный и объективный: не побоялся открыто признать ошибки и повиниться в них. В) А для того чтоб «руководить» ему было удобнее, его следует освободить и наделить необходимыми рычагами власти.

Используя покаяние как манипуляцию сознанием, Ходорковский одновременно «отмывал» свое воровское прошлое, легитимировал незаконную приватизацию и создавал «информационное обеспечение» возможности будущего своего продвижения во власть.