ВОЗВРАЩЕНИЕ «ДЬЯВОЛА»

Так сочно было аттестовано возвращение Анатолия Чубайса в большую политику. Чтобы понять в полной мере суть предвыборной интриги, надо непременно задаться вопросом: кто и почему вернул Чубайса сначала в предвыборный штаб президента, а затем…

Алогизм происходящего был очевиден. Его уже невозможно списать даже на непредсказуемость президента. Нет никакого сомнения, что Ельцин принял столь неординарное решение под давлением быстро сформировавшихся финансовых и политических сил. Выборы приближались. Времени на раздумья практически не оставалось.

И все-таки почему? Критическое состояние государственного бюджета слишком на виду, чтобы затраты на переизбрание Ельцина погрузить на эту, и без того хромающую, лошадь. Предвыборный марафон опустошит казну. А выплата пенсий, а оплата труда шахтеров… Да мало ли кого… Всех тех, кто в сентябре — декабре объявлял забастовки, совершал марши протеста, объявлял голодовки. Выборы доконают бюджет 96-го года. Естественно, не только выборы: провал со сбором налогов, война в Чечне, упрямство Международного валютного фонда. Сейчас уже никакая сверхревизорская комиссия не просчитает, сколько миллионов долларов стоило повторное избрание Ельцина. Цифры называются столь противоречивые, что признать истинной какую-либо очень трудно. И 100 миллионов, и 500, и более.

Итак, нужны деньги. Где их найти? В тумбочке. Прекрасно. А где тумбочка? В банке. Поэтому появился Чубайс — свой человек в коммерческо-банковском мире и в среде нарождающегося предпринимательского класса. Березовский прав, когда говорит: «Своими капиталами я обязан приватизации, а значит, Чубайсу». Этот молодой и агрессивный политик стал прародителем целого сословия. Но деньги мало найти. Их надо организовать, заставить работать на выборы. Чубайс — человек-машина, фанатик с отменной способностью менеджера, действующего мгновенно в критической ситуации. Разумеется, в возвращении Чубайса сыграл роль и субъективный фактор — дочь президента. Появление дочери в штабе требовало следующего шага — создания среды, окружения, соответствующего взглядам дочери. Вводить дочь в штаб, где Коржаков, Барсуков, Сосковец, Бородин, Куликов, Черномырдин и еще десять министров, бессмысленно. И тут можно спорить: дочь президента породила среду или среда породила дочь президента. Думаю, что дочь на этот момент была уже достаточно зависима от среды, находилась под ее влиянием. Так или иначе, в штабе приземлился многоперсональный демократический десант. Назовем его для упрощения именно так. Все происходящее в штабе имело характерный президентский рисунок: создание системы противовесов. Не станем настаивать на ошибочности такого подхода. Президент упрям и привязан к наигранным комбинациям. Сусло — питательный раствор всех интриг — было готово. Оставалось ждать развития событий.

Но была еще одна причина появления Чубайса, как лидера сначала демократического ядра в штабе, а затем и идеолога всей избирательной кампании. Эдакого Бурбулиса № 2. Этой причиной были СМИ.

Ни для кого не секрет, что ни А.Коржаков, ни М.Барсуков, ни О.Сосковец, да и Б.Березовский в демократической среде особой любовью никогда не пользовались. Один символизировал второе пришествие КГБ, другие — коррумпированную власть. В одном из своих интервью, данном после отставки, Коржаков обосновывал реорганизацию Службы безопасности президента с непомерными правами вмешиваться в сферы, никак не связанные с выполнением главной задачи (отвечать за жизнь президента), желанием Ельцина видеть в их лице нечто наподобие малого КГБ. Ожидать благополучного альянса этих людей с редакторами газет, теле- и радиожурналистами демократической ориентации было истинным безрассудством. Президентский штаб, лишенный мощного пласта демократов, мог оказаться в скрытой конфронтации со средствами массовой информации, в своем большинстве исповедующими либерально-демократические взгляды. Не секрет, что группировка О.Сосковец, А.Коржаков, М.Барсуков, П.Бородин являлась сторонницей жесткой авторитарной власти, когда авторитаризм нездорового царя оставлял простор для авторитарности высоковластных опричников. Поэтому авторитарный режим, как обязательное условие являлся противовесом свободам, порожденным демократическими реформами в России. От демократии к авторитарному управлению с признаками таковой. И как следствие — стиль волевого давления на средства массовой информации. Впрочем, не следует заблуждаться. Давление чубайсовской команды на средства массовой информации было никак не меньшим. Просто бытовало заблуждение — давят свои. Бесспорно, контроль над двумя общероссийскими каналами играл большую роль, но это далеко не все СМИ. Отторжение, неприятие руководством СМИ столь нетерпимого и раздраженного отношения к любой публикации, не совпадающей со взглядами ортодоксальной тройки, просматривалось все отчетливее. Понял ли это сам президент или ему подсказали, теперь уже не столь важно. Был сделан рискованный, но единственно правильный шаг.

Бесспорно, Чубайс — фигура, наносящая урон популярности президента в среде массового обывателя. И отправляя Чубайса в отставку, президент действовал по очевидному сценарию, подсказанному ему группой Коржакова. Но последующий расчет показал, что сама эта группа лояльными методами обеспечить успех предвыборной кампании, как и ее достаточное финансирование не может. Не следует при этом забывать, что наличие во главе штаба Сосковца не делало Черномырдина безбрежным союзником. Черномырдин понимал, что Сосковец не просто его дублер, а дублер, уже прошедший генеральную репетицию и получивший от президента все необходимые заверения относительно своего будущего в случае победы на выборах. И снова «но»…

Все решают деньги. Газово-нефтяной король, каковым считается Черномырдин, при всех равных составляющих, имел бесспорное превосходство перед нищим ВПК, интересы которого курировал Сосковец. Хотя его возможности не исчислялись только неработающими военными заводами, еще была металлургия, которая удачно экспортировала свою продукцию, прибавляла в производстве и становилась неплохим бизнесом. И все равно, газ и нефть оставались главной статьей дохода. Поэтому негромкое возвращение Чубайса в состав президентского штаба позволяло, с одной стороны, усилить поступление средств, в которых нуждалась команда Ельцина, а с другой — объединить демократическое крыло штаба под началом сильного организатора. И, наконец, в-третьих. Появление в штабе Игоря Малашенко, руководителя НТВ, компании, исповедующей независимые взгляды, повысило доверие к штабу со стороны демократической прессы, и если не сплотило ее в полной мере вокруг Ельцина, то сделало неизмеримо более лояльной к президенту в предвыборный период, чем можно было ожидать. В приватных беседах озвучивалась фраза-пароль: «Ельцин — не идеальный вариант, но это лучше, чем приход к власти коммунистов». А дальше уже как некая философия политической борьбы: «Давайте поддержим президента, а уж потом, в случае победы, скажем во всеуслышание: конец медовому месяцу, даешь полную свободу слова. Мы вам, Борис Николаевич, помогли стать президентом, а теперь будьте любезны выслушать нас».

Ничего подобного не произошло. Вынужденный медовый месяц затянулся. Чубайс из штаба плавно передвинулся в кресло главы администрации президента и сохранил привычку своих отношений со средствами массовой информации, какими они сложились накануне выборов: давить и требовать беспрекословной лояльности Ведь вопрос стоял: или-или.

Ну а пока Чубайс был негромогласно внедрен в штаб, где вместе с Татьяной Дьяченко, а позже уже и с перешедшим на их сторону Березовским и плюс к ним Гусинским, Илюшиным, Филатовым, Малашенко, Юмашевым стали готовиться к главной схватке с авторитарно-силовым крылом предвыборного штаба. Банкиры уже перешли свой давосский рубикон, заключили некий пакт, и Анатолий Чубайс обрел права полномочного банковского комиссара во власти.

Первый тур выборов прошел. Навязчивая идея Ельцина выиграть выборы непременно в первом туре и повторить успех 91-го года воплощения не получила. Разумеется, никто в штабе и не воспринимал эту идею как реальную, хотя открыто президенту возражать не решались. Надо отдать должное президенту, его личный вклад в сравнительную победу первого тура был значительным. Президент, начиная предвыборную кампанию, отставал от основного конкурента Геннадия Зюганова более чем в два раза. Уже в процессе самой кампании он не просто отыграл потерянные очки, но и за десять дней до голосования, по опросам общественного мнения, вышел вперед. Разумеется, в бой были брошены все силы: телевидение, радио, финансы, группы поддержки, эстрадно-музыкальный десант, плакатно-листовочное извержение — все. И разумеется, безмерная, без скидок на состояние здоровья активность самого Ельцина. Президент взял немыслимый темп для предвыборного марафона. Это нельзя назвать взрывом темперамента. Скорее, рывок отчаяния. Ельцин понимал — на второй тур его может не хватить, поэтому весь ресурс самомобилизации был задействован в первом туре… Когда Ельцину сообщили результаты голосования, он принял их с мрачным раздражением. Кому-то выговаривать за неуспех было бессмысленно. Предчувствие не подвело его силы кончились. Великих усилий теперь стоили не сами действия, об этом можно было забыть, а даже мысль о них. Он сидел, широко расставив ноги, полуоткинувшись, желая одного: чтобы его оставили в покое. Именно тогда он произнес эту отчаянную фразу: «Второго тура я не выдержу».

И не выдержал. Выхода не было — второй тур надо было выигрывать по инерции. Финишный бросок был осуществлен уже без участия президента. Логический рисунок комбинации оказался верным. Создание блока Ельцин-Лебедь, плюс к тому неминуемое перераспределение голосов в пользу сильного, все микродоли электората Федорова, Шаккума, даже Брынцалова, даже Горбачева из двух зол, как им казалось, выберут меньшее — проголосуют против Зюганова. И, хотя Явлинский «своих» не благословил, капризные либералы пошли в общий коридор вслед за жириновцами. В этом субъективная причина значительного разрыва в количестве голосов на финише.

Ельцин выиграл выборы и угодил на операционный стол. Все разговоры о том, что скандал, разразившийся 19 июня, буквально в преддверии второго тура, повлекший отставки А.Коржакова, О.Сосковца и М.Барсукова, добавил Ельцину внушительное количество голосов — миф. Ельцин на этом скандале голоса потерял. И не потому, что плох или хорош кто-то персонально из этой группировки. Потерял суммарно образ власти, как власти склочной, жирующей на громадных денежных средствах. Это касалось и тех, кто выносил доллары в коробке, и тех, кто их ловил за руку. Потому как считать, что все случившееся вокруг Бориса Федорова (личности в общем-то малосимпатичной) не обошлось без участия тех, кто якобы контролирует и ловит, по меньшей мере непростительная наивность.

Весь драматизм российской повседневности в том и состоит, что борются не с воровством. А наказуют за то, что самим не дали украсть. И пуще того, укравшие, опередив конкурента, не желают делиться с теми, кому положено это самое воровство пресекать. Проще говоря, с властью. По этой самой причине криминал наступает, а власть пятится. Живем в перевернутом мире — МВД провоцирует вооруженные столкновения мафиозных группировок. Включается как бы незатратный механизм. Зачем пылить, тратиться на слежку, прослушивание? Засады и тюрьмы тоже денег стоят. А так, глядишь, сами друг друга перестреляют и сами же друг друга похоронят. И тут Кобзон совершенно прав: обществу предлагают страшный выбор: что лучше — вор в законе или вор государственный? И сам же Иосиф Давыдович отвечает: с авторитетом легче столковаться и он держит слово.

19 июня 1996 года — черная среда.

До второго тура выборов считанные дни. Нервы напряжены до предела. Общество раскололось почти пополам. Россия — страна политизированная и непредсказуемая. А непредсказуемость в политике — предвестие беды. Скандал грянул как гром среди ясного неба.

17.30. Управление охраны правительственных учреждений и государственных объектов задерживает на выходе из Белого дома двух активистов предвыборного ельцинского штаба: Аркадия Евстафьева, в недалеком прошлом пресс-секретаря Анатолия Чубайса, а ныне заместителя генерального директора ОРТ; и Сергея Лисовского, владельца и руководителя агентства «ОРТ-реклама». У задержанных изымают коробку из-под ксерокса, в которой находилась большая сумма денег — пятьсот тысяч долларов в полиэтиленовых банковских упаковках по десять тысяч в каждой.

17.40. На место происшествия прибывает начальник отдела Службы безопасности президента полковник Стрелецкий с двумя сотрудниками Уваровым и Васильевым.

17.50. Ознакомившись с документами задержанных и содержимым коробки, Стрелецкий связывается с начальником Службы безопасности генералом Коржаковым. После чего — не соблюдая необходимых при задержании формальностей, не составляя протоколов — группа во главе со Стрелецким направляется в комнату 2–17, где застает члена контрольно-учетной группы ельцинского штаба Бориса Лаврова с портфелем в руках и требует открыть портфель. Там обнаруживается еще одна сумма — 38 850 долларов США. Столь неадекватные действия Стрелецкого в полной мере подтверждают, что задержание не было неожиданностью, а являлось частью хорошо спланированной операции.

18.00. Александр Коржаков связывается с руководителем ФСБ Михаилом Барсуковым, а тот, в свою очередь, с начальником управления ФСБ по Москве и Московской области Анатолием Трофимовым.

20.00. На место событий по указанию Трофимова прибывает сотрудник московского ФСБ К. Лисовский и Евстафьев находятся в это время в специальном помещении Службы безопасности. Им разрешается позвонить по телефону и связаться с семьями. Лисовский ограничивается сообщением, что задерживается на работе. Евстафьев говорит о своем аресте и просит жену немедленно сообщить «кому надо». Для пущей драматизации ситуации Евстафьев намекает, что они вот-вот окажутся в Лефортово. Весть мгновенно разносится по штабным службам. Узнает о случившемся и Анатолий Чубайс.

Где-то в 12 ночи Чубайс связывается по телефону с Анатолием Трофимовым. Частности разговора остались непроясненными, однако о сути догадаться не трудно. Судя по тому факту, что Лисовский и Евстафьев остались под стражей, разговор Чубайса с Трофимовым результатов не дал. Натолкнувшись на упрямство Трофимова, Чубайс понял, что миром, не предавая факта задержания и изъятия денег широкой огласке, дело не решить.

Это был единственно возможный вариант действий при сложившихся обстоятельствах. Оппоненты Чубайса пребывали в состоянии восторженной расслабленности под впечатлением постигшей их удачи. Чубайс почувствовал эту дарованную судьбой мини-паузу и мгновенно сыграл на опережение. Он решает воспользоваться очевидным преимуществом — подконтрольностью телевизионных каналов. Практически через полчаса после безрезультатного и резкого разговора Чубайса с Трофимовым на экранах телеканала НТВ появляется Евгений Киселев и сообщает о случившемся. Факт задержания Лисовского и Евстафьева трактуется Киселевым как провокация Службы безопасности президента и ФСБ, осуществленная с единственной целью — сорвать второй тур выборов.

Выступление Киселева было экстренным и малопродуманным. Замысел сорвать второй тур при столь разительном превосходстве Ельцина и численно, и ситуационно (не забудем при этом и уже состоявшийся блок Ельцина и Лебедя, что практически предопределяло успех в финале) выглядел нелепым. Причина могла быть в чем-то другом, но в чем именно — в состоянии смятения и поспешности ни Чубайс, ни Березовский, ни Гусинский и уж тем более Киселев придумать не могли. Эта версия родилась лишь на следующий день.

Версия газеты «Московский комсомолец»: 20 июня в 2 часа ночи в кабинете Барсукова зазвонил телефон. В дело вмешалась семья президента. Звонила супруга Бориса Николаевича Наина Иосифовна. Чубайс, не без помощи дочери Ельцина Татьяны, переиграл Коржакова. Он дал свою трактовку случившегося и, получив семью президента в союзники, сделал второй успешный ход. Тихий, негласный вариант развития событий для Чубайса мог оказаться пагубным. В негласном варианте преимущества заведомо оказывались у Службы безопасности, которая готова была положить на стол президента неопровержимые вещественные доказательства. И тогда Чубайс решил вскрыть ситуацию и первым предать ее огласке. Это лишь подтверждает реальность случившегося — деньги были, коробка с полумиллионом долларов действительно выносилась.

Коржаков, просчитывая ответные варианты со стороны демократов, действовал исходя из своей профессиональной логики: «Какой идиот, пойманный за руку или, как говорят, взятый с поличным, начнет вопить об этом во все горло? Провал столь очевиден, что во спасение собственной репутации (читай, репутации Чубайса) будет сделано все, чтобы замять скандал и погасить конфликт». А тут все вертится от противного: не то чтобы залить возникающий костер, виновники превращают костер в пожар, который виден не только жильцам дома, но и всей округе.

Коржаков не просчитал крикливости демократов. Знал о ней, недолюбливал ее. Но чтобы с такой дерзостью во всеуслышание и на всю Россию… Подобные действия вне логики служб безопасности. Коржакова подвел профессиональный менталитет.

А потом было утро.

20 июня.

8.00. Коржаков вместе с Барсуковым посетили Ельцина и выложили свои вещественные доводы на стол. Что ответил Ельцин и как отреагировал на информацию своих спецслужб, сказать трудно. Однако потерянный вид двух всесильных персон свидетельствовал, что из кабинета Ельцина они вышли не победителями.

Чубайс появился у Ельцина после Коржакова. Любопытное уточнение: пресс-конференция его была назначена на 10 часов утра. Чубайс назвал это время до визита к президенту. Следовательно, он был уверен в успешности визита. Обещанная пресс-конференция началась с опозданием на три часа. Чубайс появился перед журналистами, и стало ясно, что он перехватил инициативу и получил для себя удобный или, скажем точнее, лояльный вариант развития событий. Однако все могло сложиться иначе.

Президент мог посчитать рискованным отсечение патриотовгосударственников. Они были серьезным противовесом в штабе говорливым и не очень дисциплинированным демократам. Он решил не рисковать и не убрал ни тех, ни других. Дал нагоняй Чубайсу по поводу недопустимости таких денежных операций. Предупредил Коржакова, чтобы он был бдителен к очевидным противникам, а не искал постоянно врагов среди своих, возбуждая этими шагами неприязнь и еще большую подозрительность.

Мог быть сделан и жесткий, но лишенный логики ход: за грубое нарушение предвыборной финансовой дисциплины Чубайс отправляется в отставку. Этот шаг выглядит хотя и эффектным, но малорезультативным. В тот момент Чубайс не имел иного официального должностного назначения, кроме как член предвыборного штаба. И падения с несуществующей высоты никто бы не заметил. А общество отставку Чубайса, скорее всего, приняло без сожаления. Но в этом случае пришлось бы скрупулезно считать, что окажется значимее и выигрышней: отсечение Коржакова и К⁰ или отсечение Чубайса? Внешне в сознании общества Чубайс — большее зло. Его вывод из команды перед вторым туром дает определенное преимущество. Коржаков в этом случае фигура менее одиозная. Хотя среди интеллигенции все как раз наоборот. Расчет президента, если таковой был, выглядел примерно так: все, что я мог забрать от Жириновского, частично у Зюганова, забрал не я, а Лебедь. Он добавил мне эти голоса. Часть голосовавших за того же Лебедя мне свои голоса не отдадут из-за парадоксального упрямства, но таких не так много. Следовательно, все, что было необходимо сотворить в лагере непримиримой оппозиции, сделал Лебедь, а точнее, мой союз с ним. Отставка Чубайса в этом стане мне дополнительных голосов не принесет. А вот лагерь демократов отреагирует незамедлительно: президент расправился с последним реформатором. А что делать с деньгами, которые затрачены и которые дал пул коммерческих банков, возглавляемый Чубайсом? Да и второй тур без средств не проведешь. Отставка группы Сосковца, Коржакова и Барсукова не перевербует коммунистический электорат, слегка убавит пыл патриотов из лагеря Лебедя, но не более. Зато она консолидирует демократов и тех, кто ранее голосовал за «Яблоко» и другую либеральную россыпь. Она повысит престиж президента на Западе, который все никак не мог понять, почему глава личной охраны президента обрел такую власть не в сфере безопасности Ельцина, что было бы справедливо, а в государственном масштабе… Следовательно, Запад на отставку триумвирата отреагирует положительно. Поразмыслив таким образом, президент уже принял для себя решение: «Настало время убрать эту сплоченную и агрессивную группировку. Она стала излишне самостоятельной».

Скандал такого масштаба накануне второго тура мог обернуться политической катастрофой для Ельцина. И спешный анализ, сделанный в эти часы, был попросту необходим. Кто его сделал — сам ли президент или кто-либо из окружения, способный убедить президента в правильности расчетов такого рода (подобным человеком мог оказаться и Сергей Шахрай), — это не играет большой роли, важен факт.

Начиная пресс-конференцию, Чубайс выдержал уже заявленную линию публичности. После телевизионной артподготовки пресс-конференция выглядела как логическое продолжение, просматривался тактический рисунок команды.

В 10 часов утра (кстати, время, на которое первоначально была назначена пресс-конференция) Чубайс в сопровождении дочери президента Татьяны Дьяченко появился у Ельцина. Предварительно, судя по всему, было решено подправить трактовку случившегося: хорошо разыгранная провокация с целью дискредитации демократического крыла штаба. Что же касается срыва второго тура выборов, что Чубайс и Филатов называли главной целью, которую ставили перед собой «заговорщики», этот аргумент решено было исключить. Дело в том, что к моменту скандала самочувствие президента было настолько скверным, что любой возможности переноса выборов Ельцин был бы рад. Именно тогда, получив результаты первого тура, Ельцин пожаловался Коржакову, что он невероятно устал и может не выдержать сумасшедшей гонки, темп которой определил сам и навязал его штабу. Рассуждения Коржакова, что Чубайс и его команда специально загнали президента, а он, Коржаков, понимая это, старался уберечь Ельцина от трагических последствий, скорее, психологический трюк.

Во-первых, Коржаков лучше, чем кто-либо, знал Ельцина. Президент входил в предвыборную борьбу не в идеальном физическом состоянии плюс возраст. Ельцин, разумеется, чувствовал свое недомогание, но, как физически сильный человек, с присущим ему упрямством старался доказать обратное. Отсюда этот бешеный темп. И не в эту предвыборную кампанию споткнулось здоровье президента. И генерал Коржаков — лучший свидетель тому. Он мог многому воспрепятствовать, но он этого не делал и по причине страха, и сознательно. Расслабленный после выпитого президент был более податлив к внушениям. У многих из нас достаточно воспоминаний на этот счет. Есть они и у автора настоящей книги.

Олег Сосковец, Александр Коржаков, Михаил Барсуков, Павел Бородин чувствовали, что теряют инициативу. Черномырдин по-прежнему контролирует правительство. На президента усилилось влияние дочери. Демократы активизировались в предвыборной кампании. Надо было во что бы то ни стало переломить ситуацию и на финише выборной кампании освободиться от Чубайса. Нельзя было допустить, чтобы именно эти люди: Чубайс, Малашенко, Илюшин, Филатов, а вместе с ними еврейский банковский клан… Не будет секретом, что ветер скрытого антисемитизма погуливал в головах Барсукова и Сосковца. Да и сам Коржаков так часто причислял к кругу своих самых близких друзей Геннадия Хазанова, полагая, что тем самым обретает вечное алиби, что мысли, прямо противоположные заверениям генерала, вас посещали все чаще и чаще. Отсюда эта фраза, произнесенная при задержании Евстафьева… Она принадлежит одному из охранных чинов: «Ельцин одержит победу, но только не благодаря так называемым демократам, а при помощи истинных патриотов России». И может быть, не столь случайным покажется странное совпадение свою штаб-квартиру баркашовцы (наиболее очевидный вариант русского фашизма) арендовали в комплексе зданий, принадлежащих Службе безопасности президента. Кто-то же мешал Ельцину принять указ, пресекающий любые профашистские выступления и вылазки, как и проявления фашизма в любых видах на территории России.

За полтора месяца до выборов мне позвонил Илюшин и предложил встретиться. Илюшин полностью переключился на предвыборную кампанию и даже покинул свой кабинет в Кремле. Я об этом уже писал, и нет смысла повторяться. Но одна фраза в нашем разговоре была ключевой.

— Ответственные за победу уже расписаны пофамильно, — заметил Илюшин. — А вот кто будет отвечать за поражение?.. Желающих на это место нет. — Он помолчал, остановив на моем лице свои излучающие грусть глаза, а затем устало сказал: — Я для себя уже все решил. И президент знает об этом. Все, что в моих силах, для победы Бориса Николаевича я, разумеется, сделаю. Но в Кремль уже не вернусь.

— Что так?

Он ответил одним словом:

— Устал.

Я не стал донимать его просьбами о разъяснениях. Устал не принадлежать самому себе. Устал от хамства, интриг, неискренности. Устал от страха быть заподозренным. Всезнающий первый помощник догадывался, что в случае победы Ельцина придется работать с другим президентом, — президентом, которого он не знает. Но он был не так прост, этот невысокий, крупноглазый, не меняющийся во времени, с неслышной походкой человек. Это он предложил Ельцину сменить всю команду. Время уходило, и в этом убывающем времени Коржаков одержал еще одну победу. Сейчас трудно даже с приблизительной точностью назвать цифру, которая дает объективный ответ на вопрос: сколько стоило избрание Ельцина на второй срок?! Агрессивность банковских кругов в послевыборный период по-своему логична. Достаточно сослаться на известное интервью пяти банкиров, данное израильскому телевидению, а затем частично показанное на одном из телевизионных каналов в России и полностью перепечатанное в главной газете непримиримой оппозиции «Советская Россия». В этом пространном интервью банкиры заявляли свои непререкаемые права на коррекцию экономического и внешнеполитического курса страны, кадровую политику президента и премьера. Это по сути, ультиматум, требование о возвращении долгов. Главные действующие лица этого демарша Владимир Гусинский («Мост-банк»), Борис Березовский, Александр Смоленский (банк «Столичный»), Фридман («Альфа-банк»). В качестве исторической ремарки необходимо заметить: все ведущие коммерческие банки страны — это банки, состоявшиеся на обороте бюджетных, а проще говоря, государственных денег. Изъятие из активов банка бюджетных средств любой из этих банков приведет к краху. Наиболее впечатляющим в этом смысле явилось крушение «Тверьуниверсалбанка», одного из крупнейших в стране и внешне достаточно благополучного. Смешанное использование в предвыборной кампании Ельцина совершенно различных денежных средств усложняло контроль за движением денег. По признанию ряда членов штаба, его, по существу, не было. Образовывалось обширное поле финансовых нарушений. По утверждению полковника Стрелецкого, средства, исчисляемые сотнями миллионов долларов, оседали на зарубежных банковских счетах. Так ли было на самом деле или атмосфера подозрения специально нагнеталась Службой безопасности, сказать трудно. Скорее всего, было и то, и другое. На первом этапе Олег Сосковец, возглавлявший предвыборный президентский штаб, от имени правительства практически парализовал всю деятельность общественных организаций, задействованных в поддержке Ельцина. Способ был достаточно простым. Он едва ли не полностью перекрыл финансирование их деятельности. Хотя бы уже потому, что лично относился неприязненно к Сергею Филатову, возглавлявшему это направление. Маленький штрих, показывающий, как начинался разлад.

Естественно, Чубайс аккумулировавший не только организаторскую энергию, но и финансовые средства, вряд ли мог согласиться с таким сценарием: деньги для предвыборной кампании организует он, а контроль за их использованием осуществляет его главный оппонент. Да и банки, выделявшие эти средства, были противниками такой схемы. Существует понятие коммерческой тайны. И им совсем не хотелось, чтобы эта тайна стала достоянием службы Александра Коржакова. И без того влияние этого человека на повседневную деятельность президента превышало все допустимые пределы. И тем не менее, не уставая повторять президенту, что деньги растаскиваются и разворовываются, Коржаков добивается от Ельцина специального президентского указа, согласно которому Службе безопасности предоставляется право полного финансового контроля за расходованием средств, оказавшихся в распоряжении предвыборного штаба. Распоряжение президента по столь щекотливому вопросу, как контроль за финансами, чрезвычайно усиливало и службу самого Коржакова, и одновременно влияние коржаковской группировки в целом.

Небезынтересно уточнить: отслеживание всех финансовых операций проводилось совместно с ФСБ. Скандал, разразившийся в Белом доме, подтвердил эту связь со всей очевидностью. Распоряжение президента было подписано в мае, из чего следует, что президент, при всей предрасположенности к собственной дочери, еще реагировал на доклады противоположного крыла в своей команде и старался по возможности уравновесить влияние противостоящих групп. Данное решение президента было воспринято демократами как сигнал тревоги. Времени до выборов оставалось мало. С отчетностью можно было и потянуть, сославшись на предвыборные перегрузки. Служба безопасности находилась в состоянии готовности, и, получив официальное право на отслеживание денежных потоков и располагая уже необходимыми документами, она употребит это право на санкционированную слежку за людьми, в обязанности которых входит распределение и расходование средств. Слежка будет навязчивой, что породит нервозность и панику. Это деморализует штаб, особенно работу тех служб, которые занимаются непосредственной агитацией в регионах, на телевидении, в других средствах массовой информации, готовят предвыборные плакаты и буклеты, используют зарубежную полиграфию. Наступил всеобщий цейтнот. Обе стороны действовали в режиме максимальной поспешности. А как известно, решения, принимаемые в экстремальной ситуации, редко бывают безошибочными.

Все те же неофициальные источники сообщили, что беседа Чубайса и дочери президента с Борисом Ельциным была непростой, хотя президент уже был разогрет событиями предыдущего дня, по отношению к которым семья президента заняла вполне определенную антикоржаковскую позицию.

Президент был физически основательно вымотан, и его реакция на происходящее требовала немалых нервных усилий. И вот тут свою решающую роль сыграло слово. В отличие от косноязычного Коржакова и лишенного данных Демосфена генерала Барсукова, которые преуспели только в составлении докладных и информационных записок, как правило, компрометирующего характера, умно говорящий Чубайс, обладающий силой внушения, имел бесспорное преимущество. Чубайс был логичен и точен. Поставив под сомнение факт коробки с деньгами, якобы принадлежавшей Лисовскому, Чубайс заронил в душу президента сомнение. Обоснование следующего посыла тоже не составляло для Чубайс особого труда: показания Лисовского и Евстафьева получены под давлением, люди запуганы. Во всей этой истории, пожалуй, есть один вопрос, ответ на который — в понимании как ситуации, так и индивидуальности самого Чубайса — имеет громадное значение. Чубайс вводил в заблуждение президента осознанно, вовлекая в эту ложь и дочь президента, или?.. Всегда существует вероятность сослаться на неопределенность ситуации, что сам Чубайс ничего не знал. Хотя это невозможно, тем более что в скандале было задействовано доверенное лицо самого Чубайса — Аркадий Евстафьев.

Конечно же, знал, потому и построил разговор не как оправдание, а в стиле атаки. У него был впечатляющий козырь — ему не дали встретиться с задержанными, чтобы уяснить истинное положение вещей. Коржакову он не верит, а телефонный разговор с Трофимовым, начальником ФСБ Москвы, убедил его в откровенной враждебности этих людей к демократии, правительству, а по существу, к реформаторскому курсу президента. Более того, если бы это даже случилось, какой смысл разыгрывать этот спектакль накануне второго тура, разве не ясно, что это наносит убийственный удар по самому Ельцину, практически уже выигравшему выборы. Значит, кому-то победа Ельцина не нужна либо нужна вне демократической процедуры, но тогда это не победа, а поражение. Задержанные люди не бездельники и не воры, они отдают все свои силы победе Ельцина на выборах. Чубайс воспринимает эти действия Коржакова как издевательство, попытку сорвать выборы, обострить обстановку в стране, бросить вызов всему мировому сообществу, перессорить президента с деловыми кругами страны. «Президент привержен идеям демократии, и выборы лучшее тому подтверждение. Однако есть силы, которым это неудобно. Они желали бы вернуть страну к практике заговоров, путчей и военных переворотов. Демократическое сообщество их не воспринимает, и они боятся потерять власть. Своими действиями эти люди бросили вызов демократии и практически исключили возможность совместной работы. Президент должен сделать свой выбор. Мы не станем его оспаривать, каким бы он ни оказался». Примерно таким был монолог Чубайса.

И пресс-конференция, которую сразу после встречи с президентом провел Анатолий Борисович, и информация, просочившаяся в прессу, подтверждают достаточную истинность наших предположений. Прерывал ли президент Чубайса, задавал ли ему вопросы или уже весь был в своем нездоровье и только слушал — сказать трудно, хотя надвигающаяся болезнь и физическая слабость брали свое. Довод Чубайса, что время для скандала было выбрано специально, имел сокрушительную силу. Только сумасшедший, продолжал Чубайс, мог решиться на подобную затею накануне второго тура голосования. Сумасшедшим Александра Васильевича Коржакова назвать трудно, значит… Это «значит» повисло в воздухе как дамоклов меч.

Разумеется, у Коржакова были свои резоны — он торопился. Слишком поздно президент своим распоряжением о финансовой отчетности легализовал контрольные права Службы безопасности. А может быть, он это сделал не случайно, чтобы толкнуть Коржакова на скоротечные, а значит, не безошибочные шаги? И в зависимости от поворота событий принять то или иное решение? Тогда можно признать, что сам замысел, если таковой был, не лишен изыска. Коржаков перебдел, он начинал тяготить Ельцина. Он стал работать на себя. И вот тогда Ельцин…

Нет, нет, мы неисправимы, вечно преисполнены желания добавить героям разума, расчетливости и даже коварства. Напрасно. И уж тем более, когда речь идет о царевой знати. Очень многие поступки, и поступки президента не исключение, не суть продуманных комбинаций, а следствие поверхностного и ленного ума, как и распространенного заблуждения — для того, чтобы управлять, достаточно быть хитрым.

20 июня.

12.30 дня. Появился указ Ельцина об отставках Александра Коржакова, Михаила Барсукова и Олега Сосковца. Говорят, что почувствовав неблагополучную развязку, первые двое подали рапорты, предварив их устной многозначительной фразой: «Если вы нам не доверяете, мы готовы подать рапорты об отставке». Ельцин отмолчался и никак на этот скрытый вызов не отреагировал. И генералам ничего не оставалось, как выполнить свое обещание. Это тоже было в стиле Ельцина. Своим молчанием он развязывал себе руки. Они ведь сами подали рапорта.

20 июня — день примечательный. Из политической игры была выведена самая сильная группировка в окружении Бориса Ельцина. Относительно предрешенности победы Чубайса, о чем поспешили сообщить ряд газет и что беспрестанно муссировалось в телеэфире НТВ, здесь есть достаточное преувеличение. Президент мог поддержать Чубайса, но при этом не отправлять в отставку всесильную тройку, но это если рассуждать взвешенно, без эмоционального надрыва и не отдаваться во власть слухам. А они были достаточно настойчивыми. Последней каплей, переполнившей чашу терпения президента, была фраза, оброненная Коржаковым в разговоре с дочерью президента в ответ на ее исключающие сомнения слова: «Вы же хорошо относитесь к Борису Николаевичу»… Что произошло с Коржаковым, почему эта фраза, наверняка произносившаяся десятки раз, вызвала у него такую неприемлемую реакцию? Может быть, потому, что она была сказана дочерью президента, которая не жаловала Коржакова и которую недолюбливал Коржаков. И сказана была не просто, а с плохо скрытой иронией или недопустимым назиданием, мол, иначе и быть не может. Так или иначе, но главный хранитель президентского тела ответил раздраженно и с вызовом: «Да откуда вы взяли, что я к нему хорошо отношусь?» Фраза была произнесена незадолго до отставки. Ее нельзя трактовать как реплику обнаглевшего и всевластного человека, который дает понять, что перерос ранг телохранителя, что у него есть свои игры и держится он рядом с Ельциным не руководствуясь чувством любви, а побуждаемый соблюдением своего интереса. Ничего подобного. И выводы, сделанные на основании подобного толкования газетой «Московский комсомолец», не убедительны.

Коржаков произнес эту фразу как отчаянный вызов. К этому времени он почувствовал, что отношение к нему со стороны Ельцина меняется. И если раньше он дозировал настроение президента, сбрасывая в пропасть своих противников, способных оказать влияние на Ельцина, то теперь он впервые сам почувствовал холод, излучаемый этой пропастью. Он уже понимал, что вряд ли сумеет переиграть ситуацию в свою пользу. С ним разговаривала не просто дочь президента. С ним разговаривала дочь, ввязавшаяся в большую политику. Это был пробный шар. Он не сомневался, что его слова немедленно станут известны Ельцину. А значит, по отголоскам он поймет — усилила ли эта фраза состояние нерешительности Ельцина (ближе Коржакова у президента в его окружении человека не было) или ускорит развязку, позволит более отчетливо понять следующие шаги президента.

Эта фраза Коржаков самоинициативна. Сказал и пожалел или сказал не пожалев? Дочь президента уже находилась под влиянием сверстников, команды младореформаторов, которых Коржаков считал своими очевидными противниками. Так что отступать было некуда. Еще существовала надежда на долголетнюю привязанность президента. Но болезнь свела реакцию президента к нулю. Александр Коржаков устал быть высокочинным рабом, дядькой при дряхлеющем Отце нации. Нервы не выдержали, и он высказался.

Решительности Ельцину прибавила совсем иная ситуационная материя: идея политического союза с Лебедем, а в том, что автором замысла был, скорее всего, Сергей Шахрай, у меня нет сомнений — слишком изящна и умна интрига. Примечателен рисунок событий, случившихся через три месяца (отставка генерала Лебедя). Бытовала уверенность, что Лебедь захлебнется в Чечне и эти неудачи укоротят его нрав. Но наступило горькое разочарование. Вопреки всем предсказаниям, он остановил войну. Хасавюртовские соглашения зафиксировали поражение России, и отрицать это нелепо. Лебедь обменял ненависть генералов на любовь матерей.

Идея союза между Лебедем и Ельциным ситуационно неуязвима. Она обеспечивала самое главное — победу на выборах. Генерал запросил значимую должность. И Ельцин эту должность секретаря Совета безопасности генералу уступил. Никто из соавторов идеи не сомневался, что бунтующий, неделикатный характер генерала не впишется в рисунок кремлевских коридоров. Генерал начнет проявлять свое командирское властное диктаторство, и разразится скандал. Вопрос только во времени. Сразу после назначения на пост главы президентской администрации Чубайс произнес ключевую фразу: «Наша главная головная боль — Александр Иванович Лебедь».

Но вернемся к неожиданному решению Ельцина отправить в отставку всесильный триумвират. Бесспорно, больного Ельцина, а этот момент можно считать пиком его нездоровья, изнурял поток отрицательной информации. С одной стороны, на его стол ложились материалы, утверждающие, что деньги разворовываются и криминализация предвыборного процесса идет полным ходом (эту информацию поставлял Коржаков и его команда). С другой — такой же очевидности материалы об умышленном развале финансирования предвыборной кампании президента, о нежелании банков иметь дело с Сосковцом.

В этот момент наивысшего накала разыгравшихся страстей в состав предвыборного штаба вводится Анатолий Чубайс, за спиной которого стоит банковский пул, и поэтому именно Чубайс становится ключевой фигурой, регулирующей штабные финансы. Времени оставалось в обрез, финансовый профессионализм Чубайса был неоспорим, и он самолично решал: кому, куда, сколько и когда. Контроль же со стороны Коржакова Чубайс не без основания воспринимал как враждебные действия. Президент понимал, что прекратить эти взаимные обвинения возможно двумя способами. Первый — упразднить обе противоборствующие стороны, но это значит упразднить предвыборный штаб. Поступить так Ельцин не мог, значит, необходим выбор. И уже разбитый болезнью Ельцин, превозмогая себя, этот выбор делает.

В этот момент президентские решения утратили волевое начало. Они были, скорее, человеческим желанием отгородиться от неприятностей, скрытой мольбой оставить его в покое. В такие моменты негативное прошлое плюсуется с негативным настоящим. Нельзя исключить и чувственное начало. Болезнь предопределила итог. В такие моменты семейные узы сильнее служебных. Но и это было лишь частью президентской решительности. Мы уже писали, что первым, отреагировавшим на возможное участие Лебедя в политической игре, был Коржаков. Никакого особого плана Коржаков не вынашивал, но для защиты своих интересов на будущее — Коржакову Лебедь был выгоден. Именно в этот момент вокруг Лебедя стали появляться доверенные люди Коржакова. А когда обозначилась модель возможного политического союза Ельцин-Лебедь, Коржаков занервничал. Неожиданный телевизионный карт-бланш, полученный Лебедем на канале Березовского, был началом схватки за Лебедя — не в пользу президента, что само собой подразумевалось, а в пользу той или иной группировки в окружении Ельцина.

Можно ли считать, что эта предрасположенность к Лебедю главного телевизионного канала, находящегося под контролем Бориса Березовского, была предвосхищением будущего союза президента и генерала? Нет, Березовский вел свою игру. Ему нужен был в случае даже относительного успеха Лебедя политический капитал, товар, который он мог бы выгодно продать. И Березовский, переметнувшийся буквально накануне отставки триумвирата в другой лагерь, решил заявить свои права на политический товар с ярлыком «генерал Лебедь», но замысел неожиданно дал сбой.

Лебедь удачно использовал предоставленные ему телевизионные возможности, критику в адрес президента практически прекратил, был внешне лоялен к демократам, но внутренне быстрее двигался в сторону Коржакова ему импонировал девиз, предложенный главным телохранителем: «Мы патриоты». Принимая пост секретаря Совета безопасности, Лебедь решил, что секретная информация, которой располагает Коржаков, для него важнее демократических всхлипов Галины Старовойтовой. Президент понял, хотя, скорее всего, его подвели к этой мысли, что триумвират достаточно быстро превратится в квартет. И тогда А.Лебедь, натура неадекватная, обретет не только власть, но и силу, создать противовес которой будет практически невозможно. Появление Лебедя, независимо от его желания либо нежелания, предрешило судьбу «могучей кучки». Получить у себя под боком группировку, состоящую из первого вице-премьера, двух всевластных генералов и плюс к тому претендующего на сверхмасштабную власть секретаря Совета безопасности — это значит своими руками создать центр власти, едва ли не равносильный президентскому. Кто может поручиться, что завтра они не скажут: страной управляем мы, а не президент. Сосковец уже видит себя премьером. Нет, нет, этого допустить нельзя.

Отставка триумвирата обескровила А.Лебедя.

Не исключено, что в преддверии этих баталий президента насторожил факт покушения на Бориса Федорова, председателя национального фонда спорта. Фонда, в руках которого были сосредоточены громадные финансовые средства. Ведь Борис Федоров был в числе ближайших людей, если не из первого кольца президентского оцепления, то уж из второго точно. Достаточно того факта, что долгое время кабинет Федорова был в Кремле. И только после ссоры его с Шамилем Тарпищевым (человеком, создавшим фонд и осуществлявшим негласный контроль за ним) Федоров переезжает из Кремля на место своей официальной резиденции.

То, что Коржаков не просчитал последствий истории с покушением, несомненно. Вряд ли после покушения на Федорова в семье президента в независимости, были разговоры на эту тему или нет, не возникли чувства необъяснимой тревоги. Да и фигура Тарпищева обрела мрачную тень и насторожила семейство. Криминальная среда образовалась в двух шагах от президента. И еще одно. Президент вдруг заметил, что группировки близких ему людей концентрируются не вокруг него, а рядом с ним. Они постоянно заявляют о своей преданности президенту, что являются его опорой; дают понять, что именно они приведут президента к власти снова, в их руках после отставки Грачева сосредоточились все рычаги управления силовым аппаратом власти. Они все — антагонисты демократов. Они знают о президенте больше, чем знает о себе сам президент. Они входят в его дом. Они хранители всех мыслимых и немыслимых тайн. Они были всегда рядом с ним во время всех неурядиц. Все это так. Он сам наделил их силой, которая может привести его вновь к власти, но в такой же степени отрешить от нее любого, в том числе и самого президента.

О правоте наших доводов говорит фраза, произнесенная Анатолием Чубайсом на своей пресс-конференции 20 июня 1996 года: «Сегодня, когда Борис Ельцин принял решение об увольнении господ Сосковца, Барсукова и Коржакова, был вбит последний гвоздь в крышку гроба под названием «иллюзии военного переворота в Российском государстве». Там, наедине с Ельциным, этот довод сыграл решающую роль. Ельцин согласился, потому что наверняка в последние дни думал об этом сам. А может быть, просто устал, уступил: хватит с меня этих столкновений? Нет, непохоже, не в его духе.

И последним аккордом этой промежуточной драмы можно считать пресс-конференцию Чубайса. Как уже говорилось, она была задержана на три часа. Вместо 10 утра она началась в 13.00. Если учесть, что Анатолий Чубайс вместе с Татьяной Дьяченко были у президента в десять, то вряд ли беседа длилась более одного часа двадцати минут. Даже в прошлые времена, будучи достаточно здоровым, Ельцин не выдерживал бесед, встреч, заседаний, длящихся более полутора часов. Разумеется, это выдавалось за сложившийся стиль президента, нетерпимость к словоблудию, требование профессиональной опрятности. Сказанное соответствует реальности. Ельцин действительно человек высокой внутренней организации. Он никогда не опаздывает и крайне раздражается, когда это допускают подчиненные. Обладая при этом хорошей памятью, он непременно напомнит сотруднику о допущенном им нарушении. Я сам дважды оказывался в подобной ситуации. Так получилось, я не рассчитал время и опоздал на встречу с президентом на пять минут. Кстати, опоздание было вынужденным, вызванным изменениями режима Службой президентской охраны. Там, где раньше я проходил беспрепятственно, теперь требовалось согласование с приемной президента. Кто-то куда-то звонил, кто-то от кого-то ждал подтверждения.

Еще через три месяца я опоздал на очередную встречу на две минуты. Когда я появился в приемной президента, секретарь с укором заметил: «Борис Николаевич уже дважды интересовался, почему вас нет». Как в первом, так и во втором случае Ельцин сделал мне положенный выговор: «Заставляете президента ждать».

Так получилось, что еще одна встреча случилась в небольшом временном отдалении. На этот раз я приехал с достаточным запасом времени. К оговоренному часу Ельцин не появился. Он был на выезде, где-то в Москве. В приемную позвонили и просили передать мне, что президент задерживается. Я ждал не более 15 минут. Когда я вошел в кабинет президента, первыми словами, которые он произнес, были: «Счет 1: 2. Пока в вашу пользу. Так что еще одно опоздание за мной». Это было другое время. И надо с грустью признать, что это был другой президент.

Крайний временной предел (не более 1,5 часа всевозможных дискуссий, встреч, бесед) зависел еще и от обкомовской привычки. Но в большей степени от здоровья президента. Президент чувствовал, что устает. И хотя не показывал виду, однако начинал раздражаться. И значимый разговор терял заявленную привлекательность и вне своей сути отступал в разряд малоудачных. В кабинете президента опасней всего было переговорить.

Появление Чубайса еще до свершения победы в качестве ключевой фигуры, обеспечившей переизбрание Ельцина на второй срок, можно назвать шагом дерзким и вызывающим, никак не прибавляющим авторитета Ельцину среди бедствующих сограждан. Но, с другой стороны, его можно считать шагом отчаяния. Электорат коммунистов даже после отставки Чубайса не изменил своего отношения к президенту. Нельзя искать компромисса с коммунистами, надо выигрывать у коммунистов, а это могут сделать только их очевидные противники. Чубайс среди них наиболее одаренный. И Ельцин согласился на риск. Если рассуждать серьезно, у Ельцина не было выбора. Он так и решил, что противовес Чубайсу он слепит потом, по выздоровлении.

Какое-то незначительное время, даже будучи членом президентского штаба, Чубайс держался в тени. Все полагали, что так и было задумано. Но то ли не удержался Чубайс, то ли все остальные штабисты были настолько безынициативны, что его всплытие случилось само собой. И тем не менее вопрос остается. Почему при очевидном отрицательном поле, не симпатиях сограждан к Анатолию Чубайсу именно он проводит пресс-конференцию по низложению всесильного триумвирата, своих ярых противников? Желание подтвердить свое возвращение во власть? Доказать свое всесилие? Или опьянение победой, утрата чувства осторожности?

Ни первое, ни второе, ни третье. Показателен отказ Черномырдина, которому и было предложено провести эту пресс-конференцию. «Я не в материале», — ответил премьер. Отговорка? И да и нет. Никто из членов штаба не хотел брать на себя ответственность, так как был не уверен в окончательности краха всевластного триумвирата. А Черномырдин тем более. Среди троих был еще вчерашний кронпринц.