УСТАЛОЕ ОЗАРЕНИЕ

В первый день нового учебного года Борис Ельцин традиционно посетил школу. Президент был приветлив и ласков. Первоклассники таращили глаза на великана президента. Учителя с придыханием свидетельствовали свое почитание главе государства. А сам президент чувствительно напутствовал. Было вполне чинно и празднично. И вдруг…

В аудитории, никак не предрасположенной к интригующим политическим заявлениям, президент сообщил, что он не намерен себя выдвигать на еще один президентский срок. Вот, собственно, и вся сенсация. Не в первый раз об одном и том же.

Примета времени — власть неотступно в поисках надежд. Это любопытное смещение в сознании власти. Не достигнув видимых результатов, власть играет на поле надежд. Сначала президенту надо себя убедить в том, что на этот раз его окружение эффективно, и он уже не боится употреблять такие слова, как «команда». Эволюция взглядов президента, пусть осторожная, случилась. Если раньше президент избегал этого термина, то теперь он его повторяет не без удовольствия.

Так и не добившись подъема производства, экономического оживления, власть сужает масштаб своих деяний, которые, как ей (власти) кажется, должен свидетельствовать о ее эффективности. Власть частично гасит долги по заработной плате. Это было бы значимо и пошло бы в актив власти, если бы долги сделала одна власть, а их вернула — другая. Справедливо было бы сказать: те прошлые — никчемные. Ничего, кроме долгов, сотворить не сумели. А мы, нынешние, исправляя неумелость тех, прошлых, долги вернули.

Однако ничего подобного сказать власть нынешняя не вправе. Эти долги сотворила она сама. И возвращает их с трудом и с оговорками. Малость возможного удручает. Усилия власти сосредоточены в узком, низкопотолочном коридоре. Практически не действует и не выполняется на сегодня ни одна целевая общенациональная программа. «Экономический подъем, после стабилизации рубля инвестиционный дождь, как следствие экономического оживления и как его предпосылка». Увы, не случилось ни первого, ни второго. По словам Егора Гайдара, нельзя говорить о начале экономического подъема, можно говорить о тенденциях, предполагающих в ближайшем будущем экономический подъем. Удивительно далекое ближайшее будущее.

Как мало надо для президентского оптимизма, для высочайшей аттестации исполнительной власти («дружная, инициативная, умная, к тому же молодая команда») — возвращение собственных долгов, сделанных этими же молодыми деятелями, просвещенными реформаторами. Разумеется, с появлением Чубайса в правительстве в качестве первого вице-премьера осмысленности в деятельности кабинета министров прибавилось. Но 90 % этой осмысленности опять в сфере планов и деклараций. Разумеется, возросшая осмысленность деклараций — это некий плюс, но слишком малый для эффективного наступления на фронте реформ.

Но вернемся к неожиданному заявлению Ельцина о своем «невыдвижении» на третий срок. Странность его обусловлена общеизвестной конституционной нормой, исключающей переизбрание президента в третий раз. Разумеется, Россия — страна чудес, и в ней может произойти все. Но не до такой же степени.

И еще одна деталь, характеризующая российский менталитет, приписывать высшему лицу черты, ему не свойственные. Желание всегда видеть царя мудрым, решительным, справедливым. И всякому его изречению придавать смысл почти пророческий, должный подтолкнуть общество к прозрению, которое после подобных умозаключений, рожденных, как правило, журналистами, политологами, социологами, погружается в долгое заблуждение. Идет неутомимый поиск смысла сказанного. И те, кто рядом с троном, усердствуют более других и вдохновенно плетут кружева предположений вокруг интеллектуальной пустоты.

Сколько раз я слышал эти слова-заклинания: «Ельцин ничего не говорит просто так». И загнанный этим поветрием в угол, наш президент уже с маниакальной настойчивостью начинает повторять и даже уточнять однажды по необдуманности произнесенный монолог. Вспомним фразу, обращенную к субъектам Федерации: «Возьмите прав столько, сколько сможете переварить». Побоялись остановить, убедить в ошибочности тезиса. Улыбаясь, промолчали, и президент, вдохновленный улыбчивым сопровождением, стал тиражировать этот политический абсурд.

Разумеется, неудачное высказывание даже президента не может стать определяющей причиной обвальных региональных неурядиц. Но инициировать эти тенденции, дать им точку опоры может. Что и случилось на самом деле.

В федеральном государстве распределение прав между центром и субъектом Федерации это не соревнование инициатив — кто первый. Это тактика государственной целесообразности. Скорее, центр должен жить по принципу: оставь в своих руках столько прав, сколько можешь употребить с очевидной эффективностью для развития страны, но никак не более того. В этом смысле принцип «центр передает, а не регионы забирают» является для сильного многонационального разноукладного государства с тысячелетней историей ключевым. И всякая попытка перевернуть эту пирамиду представляется роковой для развития страны. Ну а всевозможные модуляции — сильные регионы сильное государство от лукавого. Сильный центр — это сильная инфраструктура. Сильный центр — это прежде всего сильная казна. Сильный центр — это информационная координация. И, наконец, это предметная прогрессивность развития столицы не только как столицы, но и как региона, способного на своих плечах нести груз первых трех приоритетов. Без этого нет значимого государства и федеральный центр превращается в место пребывания слабой власти.

Почему не представить, что расчувствовавшийся президент в первосентябрьский день высказался эмоционально, не очень придавая значения своим словам: наступает ХХI век, туда со старым грузом идти вроде бы как накладно. Новое время требует новых лидеров. И весь разговор. Какими они будут — можно лишь предположить. Известно одно: это будут другие люди, а не я. Школьное окружение располагает к разговору о юных. Поэтому и сказал: пора уступать место молодежи.

Осмыслению не очень обязательных слов было придано чрезмерное значение: президент дал старт новой президентской гонке. А раз президент ничего не говорит случайно, то нам придется занять место в общем ряду и тоже задать беспокойный вопрос: что имел в виду президент и почему он высказался именно так 1 сентября 1997 года? До следующих президентских выборов почти три года.

Почему именно первого сентября? Благоприятный день, День знаний? Вряд ли. Скорее всего, потому, что пятого, шестого и седьмого сентября начнутся торжества, посвященные 850-летию Москвы. Естественно, что главной фигурой на этом празднестве окажется Юрий Лужков. Празднества планировались грандиозные. И желай Ельцин того, не желай, ему в этих торжествах придется участвовать и выступить в роли отца нации, благословляющего Москву и ее мэра. Объективно среди современного руководства Ельцин, по сути, единственный, помимо Юрия Лужкова, кто в прошлом держал эту тяжелую чашу по имени Москва в своих руках и познал, сколь взрывоопасен этот груз. По этой причине упреждающие уточнения насчет молодых, должных заступить на президентскую вахту. Впрочем, чисто хронологически по отношению к 69-летнему Ельцину, а именно столько ему будет в 2000 году, 65-летний Лужков человек более молодой. Но мы прекрасно понимаем, что уточнения Ельцина насчет молодых было адресовано молодым реформаторам. Президент сластил пилюлю, которую придется им проглотить, взирая на лужковский праздничный триумф. Так уж сложилась история. 850 лет случается один раз. И то, что этот день выпал на наше переменчивое время, в этом счастливая карта Юрия Лужкова, которой он распорядился мастерски и с блеском.

Очень показательно, что молодые реформаторы гайдаровско-чубайсовской школы как бы проигнорировали торжества. Зарезервировали свою реакцию на сей счет «на потом». Исключение составил Немцов, упрекнув Москву в чрезмерной затратности, пунктирно обозначив зону, в пределах которой реформаторы намерены совершить очередной наезд на Москву. Немцов убежден, что ревнивым губернаторам эта модель атаки на Юрия Лужкова должна быть по душе. В этой истории удручает не факт противостояния. Разные толкования целей и методов их достижения — явление правомерное. Удручает другое. Атаке подвергается не малоуспешность, неумелость, непродуктивность, что и есть тормоз в реформировании России, а умелость, упорство, организаторская одаренность, размах созидания, которые выделяет власть современной Москвы.

Возможно, дискомфорт этого конфликта для себя Ельцин почувствовал давно. Отсюда его раздражительность на одной из встреч с мэром, лишенной ритуальных объятий, когда Ельцин погрозил пальцем: перестаньте ссориться с правительством.

Юбилей Москвы отгремел, Лужков собрал урожай президентских симпатий.

Чубайс получил международный приз лучшего министра финансов, добился вступления России в Парижский клуб — знаковое достижение реформаторов. Ельцин тут же отреагировал, сообщив, что мы начинаем сокращать свою зависимость от Международного валютного фонда и в 99-м году к его помощи прибегать уже не намерены. Президент, видимо, надеется, что материализуется наше членство в Парижском клубе и должники, под давлением солидарности членов клуба, начнут возвращать нам миллиардные долги. Правда, чуть раньше Ельцин, верный своей тактике «разделяй и властвуй», делает неожиданный ход. Он встречается с семью ведущими банкирами без участия Анатолия Чубайса и Бориса Немцова с целью примирения банков с властью. Внешняя нелогичность этой встречи, когда примирение сторон осуществляется без присутствия одной из них, именно Чубайса и Немцова, занявших достаточно жесткую позицию в отношении прессингующих банков, есть достаточное подтверждение обострившихся отношений между администрацией президента и командой молодых реформаторов. Встречу с банкирами готовила администрация президента под неусыпным контролем Бориса Березовского. В свое время появление Анатолия Чубайса в качестве руководителя президентской администрации переместило центр реформаторских идей в Кремль. Достаточно сказать, что там, в Кремле Анатолий Чубайс окружил себя единомышленниками, прошедшими школу Госкомимущества и плюс к тому — сверстниками по петербургской родословной. С этого момента как бы кончилось противостояние между аппаратом правительства и аппаратом президентской администрации. Костер потух, но угли остались.

Предвыборный президентский марафон материализовал идею реформаторской команды в совершенно ином виде. Прямо на глазах общества произошло срастание будущей власти с частным капиталом. В любом цивилизованном обществе банк, крупная финансовая группа по возможности скрывают свою близость к правительству. В России совершается прямо противоположное. Эта близость подчеркивается, если не сказать больше, выпячивается, что вызывает удручающий для власти резонанс в обществе. В течение 96-го и 97-го годов эта нарастающая тенденция очевидной коррупции, пагубной для власти, как ни странно, не очень беспокоила власть.

Понятие президентской команды стало толковаться расширительно. Стержнем команды считались Анатолий Чубайс и его сподвижники: Альфред Кох, Сергей Казаков, Максим Бойко, Петр Мостовой, Ясин, глава Центробанка Дубинин, Яков Уринсон, а затем туда просочились банкиры: Владимир Потанин, Александр Смоленский, Петр Авен, Владимир Гусинский и оказавшийся на государственной службе Борис Березовский.