Глава 13 ИННОВАЦИОННЫЙ КОРИДОР В БУДУЩЕЕ

Украина способна в короткое время переориентировать свою экономику на выпуск инновационной продукции с высокой долей добавленной стоимости. Для этого необходимо реформировать академию наук, создать государственный венчурный фонд и предоставить поддержку молодым инновационным компаниям, активно работающим на мировом рынке

Кто отстает в технике — отстает во всем. И недостаточно просто обладать каким-то набором передовых технологий. Требуется иметь мощную отлаженную машину по разработке и внедрению собственных инноваций. Машину, которая доводила бы достижения ученых и инженеров до стадии коммерчески успешного продукта. Необходимо иметь соответствующую систему подготовки кадров, способных эффективно участвовать в международном научном обмене идеями, способных брать от мирового научного сообщества все самое ценное и передовое.

Украина такой машиной не обладает. Есть лишь отдельные детали - старые технологические заделы, остатки научных школ, мощная научная диаспора, рассеянная по всему миру, фанатичные и успешные предприниматели-инноваторы. Но все эти части существуют сами по себе - единого инновационного контура нет. А создать его жизненно необходимо, это - без преувеличения - вопрос национальной безопасности.

Ведь легких времен впереди не предвидится. Нам предстоит суровый выбор - ускоряющаяся деградация и угасание или тяжелый и долгий подъем. Период иллюзий относительно необременительного движения к еще большему благополучию и достатку завершился.

Сегодня от украинских властей требуется ясное целеполагание, оформленное в цельную систему технологических коридоров, которые побудят рыночных игроков вкладывать деньги в исследования и модернизацию производства. Такая система позволит объединить, наконец, политическую волю государства с предпринимательской стихией. Незачем планировать технический прогресс вплоть до последнего болта, как это было в плановой экономике, но и оставлять все на волю рынка тоже нельзя.

Действовать нужно быстро, времени и так уже упущено много. Да и конкуренты не спят. Нынешний мировой кризис спустя несколько лет неизбежно вызовет новую инновационную волну. На расчищенную поляну придут молодые амбициозные игроки, придут в себя и технологические лидеры прошлых эпох. Если мы не примем участия в следующем заезде технологической гонки, то нового шанса не будет.

Наиболее популярная в мире форма государственной поддержки инновационной деятельности - через технологические парки (другое название - промышленные парки), которые получают некоторые налоговые и другие льготы от правительства. На территории технопарков находятся научно-исследовательские, образовательные институты, промышленные и инвестиционные компании, деловые центры. Благодаря этому студенты или ученые могут не только придумать что-то новое и проверить свою идею в лаборатории, но и привлечь инвесторов к созданию предприятия для реализации своего изобретения. Сосредоточение на одной территории большого количества ученых приводит к образованию питательной среды, в которой возникает множество идей, изобретений и научных концепций.

Самое главное - изобретатели думают не только о технической стороне своих идей, но и о том, как с помощью этого изобретения можно заработать деньги. Разработав бизнес-план и сплотив команду, способную реализовать данный проект, авторы презентуют его инвесторам. С участием инвесторов возникают малые наукоемкие предприятия, так называемые "стартапы". По статистике одна удачная инвестиция в стартап позволяет окупить три десятка неудачных. В среднем выигрышными бывают три инвестиции из десяти, два стартапа разоряются, не выдержав конкуренции, остальные работают без особых достижений, но окупают расходы инвесторов. Вложив средства в десяток стартапов, инвестор может рассчитывать на среднюю годовую доходность не менее 40%.

В Украине тоже делались попытки оживить инновационный процесс с помощью технопарков. Инициаторами выступили три НИИ, входящие в структуру Национальной академии наук: киевские Институт электросварки и Институт физики полупроводников, а также харьковский Институт монокристаллов. В 1999 году парламент одобрил разработанный ими закон о специальном режиме инновационной деятельности технологических парков. Вскоре были организованы еще тринадцать таких парков.

Однако скоро выяснилось, что наши технопарки создавались не столько для удовлетворения потребностей экономики в новых технологиях, сколько для сохранения научной базы НИИ и удержания кадров. То есть, предоставленные им преференции оказались лишь средством выживания, а во многих случаях - и источником коррупции. В упомянутом законе был предусмотрен ряд налоговых и таможенных льгот. Например, ввоз импортного оборудования, необходимого для выполнения инновационных проектов в технопарках, освобождался от уплаты НДС и таможенных пошлин. Налоги на прибыль и НДС шли не в бюджет страны, а в спецфонды, и могли быть израсходованы только на инновационную деятельность.

Наличие льгот в итоге привело лишь к дискредитации технопарков, а случаи неправомерного их использования получили широкую огласку. Только в минувшем, 2008 году произошло два таких случая: некая кондитерская фабрика зарегистрировала в качестве инновации новый вид конфетных оберток, а один из криворожских горно-обогатительных комбинатов стал участником технопарка после регистрации нового способа комкования окатышей. Не определившись до конца со стратегией поддержки инноваций, государство то отменяет льготы, то возвращает их.

Стало очевидно, что Украине необходимо внимательнее приглядеться к примеру европейских или американских технопарков. Там инициаторами создания технопарков обычно выступают университеты совместно с региональными властями. Сами технопарки размещаются в одном помещении или на одной территории - только при этом условии можно обеспечить и постоянный творческий обмен между членами коллектива, и действенный контроль. А у нас часто бывает, что подразделения и сотрудники технопарка разбросаны по разным офисам, предприятиям и даже квартирам. Кроме того, в иностранных технопарках принято скрупулезно следить за расходованием выделенных на проект средств, они регулярно проводят внешний аудит. Администрациям технопарка вовсе не все равно, откуда клиент возьмет средства для погашения выделенного кредита, - он должен заработать их своим реализованным проектом, а не прокруткой денег на стороне.

И, конечно, следует свести к минимуму льготы. Они могут касаться только аренды помещения и импорта необходимого оборудования (если оно не производится в Украине). Поскольку речь идет о небольших наукоемких компаниях, к ним необходимо применять принципы упрощенного налогообложения. Исключение из этого правила может быть сделано лишь для компаний, экспортирующих услуги (например, оффшорное программирование). Для них налоговый режим должен быть не хуже, чем в технопарках соседних странах - Румынии, Венгрии, Белоруссии, России.

Можно не сомневаться, что Киевский, Харьковский Львовский политехнические институты, Одесский, Винницкий и Херсонский госуниверситеты и ряд других институтов пожелают создать технопарки по новому законодательству. В создании технопарков нового типа очень заинтересованы украинские IT-компании, а также фирмы, продающие высокотехнологические услуги за границу.

Если в украинских технопарках участие частного инвестора не предусмотрено, то в иностранных он является одной из ключевых фигур инновационного процесса. Венчурные (от слова venture - риск, шанс) инвестиции - разновидность прямых вложений в акционерный (уставный) капитал компании в обмен на долю в капитале. То есть инвестор вкладывает средства без обеспечения (залога, банковских гарантий и пр.) и взамен получает определенные права по управлению предприятием. Благодаря таким инвестициям небольшое предприятие получает возможность выйти на более высокий уровень, его стоимость многократно повышается. После этого (обычно через 5-10 лет) венчурный инвестор продает свой пакет акций по новой стоимости. Популярный на Западе путь выхода из компании - продажа ее акций на бирже.

Современная венчурная инфраструктура стала складываться после Второй мировой войны. Американцы, обеспокоенные застоем в послевоенной промышленности, создали в начале пятидесятых институт SBA (Small Business Administration) и приняли закон об инвестициях в малый бизнес. Закон предполагал создание так называемых SBIC (Small Business Investment Companies), собственный капитал которых обеспечивался не только частными источниками, но и государством (да еще и на льготных заемных условиях). То есть, если SBA одобряла некий проект, то к вложенным инвестором трем тысячам долларов могло добавиться еще девять тысяч государственных.

В шестидесятых годах прошлого века начинают действовать первые такие компании. Их создатели очень скоро поняли, что главное в этом бизнесе - не финансовая помощь неоперившимся фирмам, а инвестиции в них собственного предпринимательского опыта. Благодаря этому молодая компания получает не только средства, необходимые для развития, но и необходимые связи, а также возможность правильно построить свои бизнес-процессы.

Венчурный бизнес не зря ассоциируется с инновациями. Именно инновационные идеи и технологии могут быть в сжатые сроки выведены на рынок, где сразу же становятся востребованными, и принести существенную прибыль. В то же время у энтузиастов-изобретателей этих технологий зачастую нет средств или навыков, чтобы довести свою идею до коммерческого использования. Неудивительно, что большинство американских венчурных фондов сейчас сосредоточено в Силиконовой долине - самом большом в мире технопарке.

Финансирование инновационной деятельности только из госбюджета неэффективно - даже в том случае, если в руководстве госфонда стоят кристально честные люди, не замешанные в коррупционных схемах. Чиновник не может определить, какие проекты имеют перспективу, а какие - нет. Однако если в проект уже вложены негосударственные деньги, это значит, что частный бизнес провел необходимую экспертизу и приложит все усилия, чтобы проект состоялся. Тогда и государство может инвестировать.

Если в США государство финансирует до 75% от стоимости проекта, то в Китае - до 90%, в Финляндии - до 80%. И это главный показатель серьезности заявки страны на технологическое лидерство. Инвестируя в создание инновационных компаний, государство получает их акции и в дальнейшем может рассчитывать на дивиденды либо на доход от продажи своей доли. Благодаря этому средства, находящиеся в обороте такого венчурного фонда, постоянно увеличиваются.

Нам давно пора взять на вооружение мировой опыт и создать государственный венчурный фонд, способный частично финансировать наукоемкие проекты. Тем более что украинские частные венчурные компании уже осуществляют свои первые проекты. Пока таких компаний не более десятка, и они особенно заинтересованы в разделении рисков с государством. Среди них: SigmaBleyzer, "Техинвест", CINTECH-Ukraine, Startup-lab. Союзником государства в этом вопросе могло бы выступить и украинское землячество в Силиконовой долине.

В наследство от Советского Союза Украине достался огромный научный потенциал. Отечественные ученые занимали лидирующие позиции в физике, электросварке, вычислительной технике, ракето- и самолетостроении, многих других отраслях науки и высоких технологий. В Харькове впервые в СССР был расщеплен атом, в Киеве - создан первый в континентальной Европе и третий в мире компьютер.

Значительная часть этого наследия утрачена. И хотя Украина по-прежнему сохраняет лидерство в ряде научных дисциплин (например, в создании Большого адронного коллайдера участвовали 130 украинских ученых из девяти научно-исследовательских институтов Киева и Харькова), следует признать: отечественная наука угасает. В Украине средний возраст кандидата наук - 51, доктора наук - 62, академика - 71 год. Между тем, расцвет научной деятельности ученого приходится на период от 40 до 50 лет. Молодым ученым не хватает оборудования, возможностей для публикаций, участия в исследованиях. Да и зарплата существенно ниже, чем у их европейских коллег. Талантливая молодежь уезжает из страны в научные институты Европы и США.

Ежегодно на научные исследования Украина выделяет около миллиарда долларов. Но более 80% этой немалой суммы уходит на заработную плату 43-м тысячам сотрудников, работающих в структуре Национальной академии наук и отраслевых академий. Собственно на исследования остаются крохи.

Давайте сравним: в составе НАНУ насчитывается 1 70 институтов, в них работают почти 20 тысяч ученых, в том числе 182 академика и 343 члена-корреспондента. А вот немецкий аналог нашей академии - Общество Макса Планка - объединяет всего 76 институтов, в которых трудятся 11 тысяч научных сотрудников. Французская академия наук CNRS насчитывает 11,5 тысячи учёных. При этом годовой бюджет немецкой академии составляет 1,7 млрд евро, французской - 3,2 млрд евро, тогда как бюджет НАНУ в нынешнем году равнялся 260 млн евро. То есть, ученых и институтов у нас гораздо больше, чем в ведущих научных державах Европы, зато на одного ученого наше государство тратит в 20 раз меньше, чем во Франции.

Отсюда вопрос: зачем Украине такая прорва институтов и академиков? А дело в том, что у нас почти не изменилась с советских времен система организации научного процесса. СССР был закрытым государством, он не участвовал в международном разделении труда - в том числе, научного. Приходилось заново изобретать очень многое из того, что уже давно было изобретено на Западе. Теперь ситуация радикально изменилась, а ответить на эти изменения соответствующей перестройкой управления наукой украинская власть пока не смогла. Руководство НАНУ требует, чтобы финансирование академии составляло закрепленные в законе 1,7% ВВП (обычно - менее 1%). Между тем, независимые специалисты утверждают, что финансирование науки можно даже сократить. Главное - разумно распорядиться бюджетными деньгами.

Реформа академической науки - дело болезненное, неблагодарное, но абсолютно необходимое. Украинская наука на сегодня представляет собой черную дыру в национальном бюджете, вместо двигателя инноваций она превратилась в тормоз.

В первую очередь, необходимо значительное сокращение количества научных проектов НАНУ и омоложение научного персонала. Базой для переаттестации украинской науки должны стать два показателя: импакт-фактор (рейтинг) зарубежных журналов, в которых ученый публикуется, и индекс цитирования его работ. Ученые с высоким индексом цитирования могли бы стать руководителями целых направлений в украинской науке, а с нулевым - будут вынуждены уйти на пенсию или менять квалификацию. Кроме того, нужно провести аудит всех институтов, национальной и отраслевых академий.

За счет крупномасштабного сокращения бесперспективных научных учреждений (а таких у нас подавляющее большинство) можно будет сконцентрировать средства на нескольких прорывных направлениях. Причем, определять эти направления должна не наша академия, а специально организованная международная экспертная комиссия.

Даже в фундаментальной науке широки возможности государственно-частного партнерства. Примером может служить венгерский Collegium Budapest, созданный в 1991 году. Правительство оказывает ему политическую поддержку, представляя его как национальное достояние, но прямое государственное финансирование составляет только десять процентов. Остальное - средства спонсоров, заинтересованных в имиджевой рекламе.

Такие институты (их может быть три-четыре на страну) также представляли бы собой платформу для взаимодействия с европейскими официальными научными структурами (CERN, Academia Europaea, GEANT, ERASMUS), в том числе и для привлечения грантов в украинские научные проекты. Эти институты должны быть независимыми, с прозрачной финансовой отчетностью. Органом управления должен быть ученый совет, в который входили бы известные ученые, в том числе и иностранцы. Зарплата ученых должна быть приближена к европейскому уровню. Это обеспечило бы привлекательность работы в институте и позволило заполнить вакансии на основе открытого конкурса. Причем, принимать решение будет экспертный совет, составленный из ученых с мировым именем из разных стран, что является важнейшим принципом формирования штата сотрудников.

Также оправдано мировой практикой создание одного или двух центров фундаментального образования (подобные центры существуют, например, в Москве при Институте ядерных исследований и Институте теоретической физики им. Л.Ландау, при Объединенном институте ядерных исследований в Дубне).

В минувшем году, по подсчетам экспертов, Украина экспортировала программного обеспечения (ПО) на полмиллиарда долларов. Это немного, если сравнивать, например, с экспортом продукции черной металлургии (23 млрд долларов в 2008 году). Но важна тенденция: экспорт программного обеспечения каждый год удваивается и может уже через несколько лет выйти на первое место в ассортименте вывоза украинской продукции за рубеж. Проблема же заключается в том, что значительная часть этой индустрии находится в тени.

Специфика производства ПО такова, что государственные структуры не могут проконтролировать объемы производства, продаж и экспорта. Ведь программное обеспечение легко передается из Украины в другие страны по Интернет-каналам, а зарплату отечественные программисты получают на карточки, эмитированные в западных банках. Кроме того, теневому развитию индустрии способствуют проблемы, характерные для всей украинской экономики: противоречивость налогового законодательства и система работы самих налоговиков. Хорошо известна проблема невозвращения налоговыми органами НДС при экспорте. Если украинские заводы вынуждены мириться с таким положением, то производители ПО легко переносят все транзакции в Интернет.

Программное обеспечение является объектом авторского права. В соответствии с законодательством, при продаже лицензии на использование объекта авторского права налог на добавленную стоимость платиться не должен. Тем не менее, украинские налоговики настаивают на выплате НДС. А это побуждает программистов утаивать реальные масштабы своей работы.

В целом украинское налоговое законодательство дискриминирует компании, производящие продукцию с высокой долей добавленной стоимости. Необходимо обеспечить выполнение законодательства в части своевременного возмещения НДС разработчикам программных продуктов - это позволит индустрии работать легально.

Объем мирового рынка оффшорного программирования приближается к 50 млрд долларов, и каждый год эта сумма увеличивается примерно на треть. Наши программисты высоко котируются на этом рынке. Словом, Украина может существенно увеличить количество заказов на производство программного обеспечения. Мешает этому непрозрачность индустрии. Дело в том, что крупные западные компании, размещая заказы на производство ПО, хотят работать с публичными и легальными партнерами. В противном случае велик риск, что никому не известный, да еще и нелегальный коллектив разработчиков может однажды исчезнуть, не доведя работу до конца. Сейчас заказы от крупных мировых производителей получают компании из Чехии, России и других стран, расположенных по соседству с Украиной. Часть работы они потом все равно передают в нашу страну - зарплаты украинских программистов ниже, чем в Европе или России. В этом случае основной доход получает иностранная компания. Не имея возможности открыто работать на внутреннем рынке, некоторые отечественные компании легализуются за пределами Украины, например, в американской Силиконовой Долине или на Кипре.

Между тем, в России и Белоруссии уже созданы технопарки для производителей ПО, причем этим технопаркам предоставлены довольно серьезные налоговые льготы (в первую очередь - по налогам на заработную плату). Это позволяет компаниям из этих стран снижать стоимость своей продукции и таким образом получить конкурентное преимущество по сравнению с украинскими предприятиями. Значит, и нам надо создавать технопарки, налоговый режим в которых будет не хуже, чем в соседних странах. Или хотя бы предоставить компаниям отрасли специальный налоговый режим, который позволил бы на равных конкурировать с российскими или белорусскими компаниями.

В отличие от большинства других секторов производства, программирование не нуждается в массированных инвестициях, потребляет мало энергии и совсем не портит окружающую среду. Мягкие и точечные стимулирующие меры государства могут дать громадный эффект. Индия, например, за полтора десятка лет выбилась в лидеры отрасли и производит сейчас на 25 млрд долларов программных продуктов в год. А чем мы хуже?