ГЕНИЙ ФАЛЬСИФИКАЦИИ

Ч а с т ь т р е т ь я

Г л а в а XIV

ПЕРИОД ВЕЛИКИХ АГРОНОМИЧЕСКИХ АФЕР

"А вокруг его сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей.

Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,

Он один лишь бабачит и тычет.

Как подкову, дарит за указом указ --

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него -- то малина И широкая грудь осетина".

О.Мандельштам. Без названия, ноябрь 1933 (1).

"Отвратительные средства ради благих целей делают и сами эти цели отвратительными".

А.П.Чехов. Из письма А.С.Суворину (2).

Сталинский план преобразования природы

20 октября 1948 года газеты страны опубликовали "Сталинский план преобразования природы" -- постановление ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР "О плане полезащитных лесонасаждений, внедрения травопольных севооборотов, строительства прудов и водоемов для обеспечения высоких и устойчивых урожаев в степных и лесостепных районах Европейской части СССР" (3).

Этот грандиозный проект не был сравним по размаху ни с чем, известным человечеству за всю историю. На территории 120 миллионов гектаров, то есть на площади, равной территориям Англии, Франции, Италии, Бельгии и Нидерландов вместе взятых, должны были посадить лесные полосы, чтобы они преградили дорогу суховеям, изменили климат, обеспечили устойчивое на века, бесперебойное снабжение советских людей продуктами питания. Отведенная для плана площадь охватывала территории, дававшие основную долю твердых пшениц, сахарной свеклы и подсолнечника (главной в России масличной культуры). Отсюда поступала почти половина всей продукции животноводства.

На разворотах газет публиковали огромные карты района, простиравшегося от древнего Измаила до Урала на восток и от Тулы до Крыма на юг. В зону великой стройки попали башкирские и приволжские степи, большая часть украинских хлебородных зон. Их разрезали широкие полосы с севера на юг, от них отходили перекрещивающиеся сети полос потоньше, внутри ячеек этой сети проглядывала паутина межколхозных лесных полос.

В реализации планов по переделке природы должны были принять участие 80 тысяч колхозов и 2 тысячи крупных совхозов, более 3 тысяч МТС (машинно-тракторных станций), несколько десятков миллионов человек. Для работы государство выделило целевым назначением только тракторов 22 тысячи и много другой специальной техники.

Воображение простого советского человека, изголодавшегося за годы войны и послевоенных неурожаев, дразнили цифры невиданных проектов: засухи будут побеждены, урожаи станут стабильными, так как суховеям путь преградят несколько десятков миллиардов саженцев деревьев, преимущественно дуба, высаженных в степи. Было сказано о том, что если вытянуть в одну линию все лесные полосы (при ширине 30 метров), то они 50 с лишним раз опояшут земной шар по экватору. До 15 процентов насаждений должны были отвести под фруктовые деревья и кустарники, чтобы все дети страны Советов были досыта накормлены фруктами и ягодами! Между полосами деревьев должна была заблестеть гладь 44 тысяч прудов и водоемов. По всей стране в витринах магазинов, в кинотеатрах и конторах были наклеены красочные плакаты с изображением Сталина в виде былинного богатыря и надписью: "И засуху победим!"

Чтобы руководить воплощением планов в жизнь, при Совете Министров СССР было образовано "Главное управление полезащитного лесоразведения" на правах Министерства, а во главе его утвердили ставленника Лысенко Е.М.Чекменева. Во время подготовки августовской сессии ВАСХНИЛ Чекменев работал заместителем министра совхозов СССР (до этого он был назначен постановлением Совета Министров СССР от 30 марта 1946 года заместителем министра животноводства /3а/). С трибуны сессии он громил Рапопорта и Серебровского, но восхвалял Лысенко. Чекменев тогда утверждал:

"Беспартийной науки нет. Это давно доказано. Мичуринская биология -- наука принципиальная, партийная и она не потерпит соглашательства" (4).

Теперь он обещал советскому народу златые горы от деятельности его Главного управления, благодаря которой "Исчезнет разрушительная язва степей -- овраги. Угаснут грозные черные бури. Сгинет засуха, климат станет мягче, влажней, а жизнь человека в степи -- несравненно удобней, легче, красивей и богаче. Колхозы и совхозы будут собирать устойчивые, прогрессивно возрастающие урожаи хлеба, овощей, фруктов. На роскошных пастбищах будут пастись тучные стада крупного рогатого скота и тонкорунных овец. Вот, что принесет советскому народу Сталинский план преобразования природы" (5)1.

Чтобы реализовать этот фантастический план, начиная с зимы 1948-1949 года, в стране готовили на специальных курсах 70 тысяч звеньевых лесоводческих бригад. Их учили тому, как надо сажать лес.

Тут-то Лысенко и получил возможность применить на практике свое уникальное "открытие" эволюции без внутривидовой конкуренции. Исходя из домысла, что растения одного вида не только не препятствуют развитию друг друга в загущенных посевах, а, напротив, способствуют лучшему росту своих собратьев, Лысенко, демонстрируя еще раз мифический строй своего мышления, посчитал, что традиционные способы посадки леса, когда деревья высаживают на таком расстоянии, чтобы они не мешали друг другу, неправильны. По его мнению, растущие деревья на ранних этапах развития будут помогать друг другу, а потом более слабые из них, проникшись заботой о процветании более удачливых собратьев, отомрут, освободив для них место под солнцем. Сообразуясь с этой теорией "самоизреживания", он настаивал на том, чтобы лес сажали "гнездовым способом", формируя гнезда из 5 лунок, в каждую из которых надлежало бросать горсть семян или 6-7 желудей (итого по 30-35 желудей на гнездо).

Как уже было сказано, ученые раскритиковали взгляды Лысенко о взаимопомощи растений одного вида: 4 ноября 1947 года и 3-6 февраля 1948 года в МГУ состоялись научные конференции, на которых были опровергнуты представления об отсутствии внутривидовой борьбы и о взаимопомощи растений внутри вида (7). Но Политбюро распорядилось все посадки леса в полезащитных полосах делать по методу Лысенко. Двадцать шестой пункт Постановления ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР содержал особое на этот счет распоряжение, предписывающее руководимой Лысенко "Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В.И.Ленина в двухмесячный срок разработать указания о проведении гнездовых посевов"2.

23 ноября 1948 года, через два дня после опубликования в газетах "Сталинского плана преобразования природы", в ВАСХНИЛ началось грандиозное совещание под руководством Лысенко, на котором он объяснил, что все посадки лесных полос будут осуществлять только гнездовым способом. Он начал свой доклад с привычных фраз о том, какой должна быть настоящая наука, а затем перенес категории политической борьбы в вопросы биологии развития:

"Подлинная наука не терпит случайностей, не любит работы на "авось". Она хочет предвидеть, в этом и заключается ее обязанность перед практикой" (8). "Даже не обращаясь пока что к биологической теории, можно чисто практически решить, что если один мешает двоим, то всегда этих двоих можно объединить, хотя бы временно, против их общего врага. Этой простой ссылкой я пока и ограничусь для обоснования мероприятий по гнездовому посеву полезащитных лесных полос в степи на старопахотных почвах" (9).

Не приводя доказательств правоты своих взглядов, он уверенно заявил:

"Дикая растительность и в особенности виды лесных деревьев обладают биологически полезным свойством самоизреживаться" (10).

Правда, странно звучало одно ("случайное") исключение из "закона самоизреживания":

"Культурные растения, например, пшеница и ряд других, не обладают биологическим свойством самоизреживания... Слишком густые посевы, например, хлебов, в особенности в засушливых районах, начисто погибают, не давая урожая семян" (11).

Но "случайности" подстерегали Лысенко. Из посаженных весной 1949 года гнездовым способом 350 тысяч гектаров дуба Главное управление полезащитного земледелия решило проверить осенью того же года 38,7 тысяч гектаров. Проверку провели:

"... в лучших хозяйствах... Рязанской, Воронежской, Курской, Пензенской, Куйбышевской, Чкаловской [ныне Оренбургской -- В.С.], Саратовской, Ростовской, Сталинградской [ныне Волгоградской -- В.С.], Астраханской, Крымской, Киевской, Харьковской, Днепропетровской, Херсонской, Одесской и Запорожской областей, в Ставропольском и Краснодарском краях и в Татарской АССР. В этих районах обследовано 16 процентов всей площади посевов желудей дуба..." (12).

Зная, насколько прочно укоренилась практика приукрашивания любых цифр в стране, вряд ли можно было ожидать, что данные этой проверки будут вполне объективными. Но и то, что пришлось привести Лысенко в сообщении о проверке, рисовало страшную картину. Никакой взаимопомощи растений при гнездовом посеве замечено не было. Уже осенью 1949 года на площади 14 600 гектаров, то есть более чем на трети всей обследованной площади, осталась только половина побегов деревьев, на 37% площади их сохранилось еще меньше -- всего 20%, на 20% площади было обнаружено меньше 10% от высеянных растений, а на 3% площади, т. е. на 1100 гектарах, растения вымерли полностью (13). Это была катастрофа. Огромные средства, вложенные в лесопосадки, оказались выброшенными на ветер!

Как же прореагировал на это Лысенко? Он сделал вид, что ничего страшного не произошло. Публикуя таблицу с цифрами погибших растений, он снабдил ее оптимистическим выводом:

"Результаты этого большого производственного опыта, как показало обследование, полностью подтвердили жизненность гнездового способа посева желудей дуба... Главной причиной изреженных всходов... было невыполнение основных агротехнических требований, предусмотренных инструкцией. Особенно вредно сказалось запоздание с посевом в засушливой зоне. К сожалению, в этих районах, как показало обследование, 50 процентов посевов произведено несвоевременно" (14)3 .

Тем самым вина за неудачу снова была свалена на нерадивых работников, на засуху, на то, что "вместо 6-7 всхожих желудей обычно сеяли всего 1-2-3 всхожих желудя" (16). Но ведь в перечне областей, обследованных комиссией Главка, были лучшие хозяйства и районы не со столь засушливым климатом. К тому же гнездовые посевы для того и затевали, чтобы деревья в гнезде помогали друг другу выстоять в борьбе с неблагоприятными условиями, включая засуху. Поэтому ссылки на нерадивых работников, погодные условия и невсхожесть желудей были, конечно, пустой отговоркой!

На следующий год история повторилась. Посевы на гигантских площадях гибли (17)4. Однако провал не повлиял на решимость властей следовать предложениям Лысенко. На 1953 год, как и прежде, Главное управление полезащитного лесоразведения утвердило гнездовой способ как единственно прогрессивный (19), а Лысенко по-прежнему твердил:

"...обязанностью и долгом чести всех работников сельскохозяйственной науки, лесоводов и агрономов является оказание максимальной научной помощи колхозам и совхозам в освоении и внедрении гнездового способа посева леса" (20).

Разрекламированный сталинский план превращения страны в сплошной сад рушился на глазах. С 1948 по 1953 год посадили в два с половиной раза больше леса, чем за 250 предыдущих лет, но из них к 1956 году сохранилось в виде полноценных деревьев только 4,3%. Да и те остались лишь потому, что колхозники нарушили лысенковские инструкции и сажали и ухаживали за этими посадками по старинке. Все остальное "самоизредилось" (21).

Но пока шло "самоизреживание", Лысенко "стриг купоны": собирал урожай от щедро раздаваемых мифических авансов на будущее. В 1949 году он в третий раз получил Сталинскую премию в размере 200 тысяч рублей (первой он удостоился в 1941, второй -- в 1943 году). Снова пошли в связи с этим гулять по газетным и журнальным страницам хвалебные речи. Все научные биологические журналы поместили сообщения об этом (в некоторых журналах были напечатаны портреты награжденного). В журнале "Биохимия", совсем уж вроде далеком от проблем, которыми занимался Лысенко, главный редактор В.А.Энгельгардт, заместитель главного редактора Н.М.Сисакян и члены редколлегии А.Л.Курсанов, А.И.Опарин и А.В.Палладин поместили верноподданнический слезливо-восторженный панегирик (тоже с портретом), в котором можно было прочесть такие кудрявые строки (22):

"Т.Д.Лысенко -- это ученый нового склада, научный деятель Сталинской эпохи... Подлинного ученого, воинствующего диалектика-материалиста великий советский народ считает своим, народным ученым... Вот почему каждый гражданин Советской страны с радостью отмечает присуждение Т.Д.Лысенко Сталинской премии.

Разве можно пересчитать все, о чем спрашивают у академика Т.Д.Лысенко и на что он дает мудрые советы с учетом достижений мичуринской науки и народного опыта наших колхозников!" (23).

Далее редколлегия журнала силилась нарисовать перед читателями перспективу будущих сказочных свершений, ожидающих народ от воплощения замыслов "колхозного академика":

"Когда мы говорим академик Лысенко... перед нашими глазами раскрывается величественная панорама недалекого будущего нашего социалистического сельского хозяйства. Мы видим обширные поля ветвистой пшеницы, виноградники в центральных областях, цветущие поля Заполярья, плантации цитрусовых на Украине, Северном Кавказе, в Крыму, Средней Азии. А в знойных степях Сталинграда и многих других районов мы видим зеленые массивы широколиственного дуба, березы, красоту которой почему-то до сих пор связывали только с севером. Мы видим озимую пшеницу, приобретшую свою новую родину в степях Сибири, высокопродуктивные стада на колхозных и совхозных фермах и многое, о чем трудно еще сейчас сказать, но что будет реальностью в недалеком будущем...

Как подлинный ученый он творит ежечасно, ежедневно, он весь есть творчество в постоянном действии" (24).

Нужны были воистину волшебные бинокуляры, чтобы узреть это будущее великолепие, или быть циниками, чтобы печатать в серьезном журнале такие строки о "развесистой клюкве". А пока дубы не желали расти в "знойных степях Сталинграда", и не спасал от недорода квадратно-гнездовой способ посадки. И не было никакого проку от посевов озимой пшеницы по стерне в Сибири. Что уж было надеяться на чудо с ветвистой пшеницей в Подмосковье, или, что совсем дико, -- на сказки про "цветущие сады Заполярья". Миф рушился, хоть подхалимствующие делали вид, что не замечают этого (см. также /25/).

В первый же год после смерти Сталина из газет в основном исчезли упоминания об этом плане. Затем проблема катастрофы с полезащитными полосами была рассмотрена на заседании коллегии МСХ СССР (26), а в июле 1954 года на Всесоюзной конференции по лесоводству вопрос о том, следует ли продолжать сажать лес гнездовым способом, был поставлен на голосование. Лесоводы в присутствии Лысенко единогласно проголосовали против (27).

По официальной оценке заместителя министра лесного хозяйства СССР В.Я.Колданова (28) страна потеряла от этой сталинско-лысенковской аферы около миллиарда рублей! Вряд ли эта цифра сколько-нибудь правильно отражала размер истинных потерь, и сосчитать точно, сколько же средств унесла эта затея -- миллиард или десятки миллиардов, сегодня уже некому.

"Скоро ли советский народ увидит плоды преобразования природы?" --

спрашивал в 1949 году в своей статье в "Огоньке" Е.М.Чекменев и отвечал:

"Несомненно скоро. Накопленный нашей наукой и практикой опыт на полях Кубани, Дона, Украины и Поволжья дает полное право это утверждать" (29).

Однако положенная в основу заманчивого проекта лысенковская "наука" не давала никакого права на такие умозаключения и разрушила радужные планы в самом начале их реализации. Оказался нереальным и чисто волюнтаристский расчет Сталина на изменение климата от сети лесных полос. Те государственные и даже межколхозные полосы, которые, в конце концов, выросли (после многократных пересевов), не стали даже слабым препятствием на пути суховеев и не прекратили засух. А убытки, понесенные страной в результате деятельности безумных прожектеров, были невосполнимы. Но они не сказались на судьбе Лысенко и нисколько не образумили горе-новатора. Он и позже (вплоть до 1964 года) публиковал статьи о пользе гнездового посева, переиздавал старые инструкции, вставлял их в очередные издания "Агробиологии", не внося даже минимальных поправок. Всё, по его убеждению, было в них правильно. В 1957 году он объявил еще об одном открытии:

"Есть все основания предполагать, что какие-то вещества, выделяемые листьями и ветвями деревьев одной лесной породы (вида), губительно действуют на деревья некоторых других пород (видов)" (30).

Опять без каких бы то ни было доказательств было заявлено, что отмирающие деревья одного вида срастаются корнями и выполняют фантастическую работу:

"... еще задолго до отмирания перекачивают все свои энергетические пластические вещества в остающиеся деревья, отмирающие... сучья перекачивают энергетические вещества в ствол дерева. Этим и объясняется то, что деревья лиственных пород, усохшие в лесу на корню или усохшие на живом здоровом дереве нижние ветви (сучья) при сжигании, как правило, дают мало тепла. Где же здесь конкуренция или борьба индивидуумов внутри вида у лесных деревьев...?" (31).

Особенно забавно звучало типичное лысенковское -- "как правило" (см. также /32/). Дескать, все несовпадения можно спокойно отнести к разряду нетипичных исключений из строгого правила.

В ноябре 1963 года, видимо, потому, что к Лысенко воспылал любовью Н.С.Хрущев, газета "Известия" еще раз попыталась возродить интерес к гнездовым посадкам. Под рубрикой "Поучительные сравнения" была помещена статья и две фотографии, сделанные на лесной полосе "Волгоград-Черкесск", которые показывали, что гнездовой способ Лысенко якобы лучше (33).

"Закон жизни биологического вида":

отмена дарвинизма еще в одном аспекте

На августовской сессии ВАСХНИЛ в 1948 году Лысенко выступил против дарвинизма еще по одному вопросу -- происхождения видов. На смену принятым в науке положениям, объяснявшим эволюцию путем постепенного перехода одного вида в другой, он предложил иную "теорию".

"В результате развития нашей советской, мичуринского направления, агробиологической науки по иному встает ряд вопросов дарвинизма. Дарвинизм не только очищается от ошибок, не только поднимается на более высокую ступень, но и в значительной степени, в ряде своих положений, видоизменяется" (34).

Спекулируя на квазифилософском законе перехода количества в качество, он заявил, что открыл революционный путь перехода одного вида в другой, минуя всякие промежуточные стадии. Дарвиновскую теорию происхождения видов он именовал теперь "плоской эволюцией", уверяя, что подтверждением его новой "теории" -- "творческого дарвинизма" служит якобы выявленный им и его учениками факт перехода твердой пшеницы в пшеницу мягкую. Никаких данных экспериментального изучения этого фантастического перехода он в докладе не приводил. Лысенко просто заверил слушателей, что "путем перевоспитания... после двух-трех-четырехлетнего осеннего посева (необходимого для превращения ярового в озимое), дурум [т. е. твердая пшеница -- В.С.] превращается в вульгаре [мягкую пшеницу -- В.С.], т. е. твердая 28-хромосомная пшеница превращается в различные разновидности мягкой 42-хромосомной пшеницы, причем переходных форм между видами дурум и вульгаре мы при этом не находим. Превращение одного вида в другой происходит скачкообразно" (35).

Разговоры о превращении озимой пшеницы в яровую он вел еще в 1936 году, поучая Н.И.Вавилова, что он-де, Вавилов, проморгал великое открытие, не заинтересовавшись таким переходом. Но теперь старая идея обрела совсем уж диковинные очертания. "Превращения" видов друг в друга, как оказалось, запросто происходят в Армении, где имелись особые условия, способствующие таким переходам. Еще в 1941 году в журнале "Яровизация" была напечатана статья М.Г.Туманяна о том, что завозимая из Грузии твердая пшеница превращалась за несколько лет культивирования в Армении в мягкую пшеницу (36).

Семь лет это выдающееся "открытие" оставалось без должного к нему внимания. Но стоило Лысенко заявить о засорении посевов из-за перерождения видов, как открытие Туманяна было "эксгумировано", и, словно по команде, во многих контролируемых лысенкоистами журналах начали появляться статьи об аналогичных чудесах. Сам Лысенко сослался на данные В.К.Карапетяна о превращении одного вида пшениц в другой (37). Научное описание его "экспериментов" отсутствовало, просто констатировался факт превращения, даже ботаническое описание свойств нового вида приведено не было. Однако именно эти данные он объявил на августовской сессии ВАСХНИЛ как окончательно доказанные (см. также /38/).

Зачем же Лысенко понадобилось говорить о превращении видов? Первопричина, конечно, отнюдь не была связана с творческим развитием дарвинизма, а имела сугубо практическую цель. Нужно было объяснить массовое засорение всех посевов сорняками (39). Такое засорение должно было неминуемо наступить из-за внутрисортового переопыления, "брака по любви", анархии в семеноводстве, но согласиться с таким объяснением он не мог (40).

В попытках найти благопристойный выход из положения Лысенко и решил свалить всё на природу. Если сорняки возникают сами собой, без вмешательства извне, то нечего обвинять кого-либо в порче семенного материала. Раз пшеница сама порождает рожь, а рожь -- овес, а овес, своей чередой, -- овсюг и т. д., то нарушение законов семеноводства и сортоиспытания тут не при чем. На природу неча пенять! Тут уж ничего не попишешь.

Лысенко, естественно, постарался теоретически подкрепить превращение вида в вид, порождение сорняков культурными растениями (а заодно противопоставить вавиловскому учению о центрах происхождения культурных растений -- идею порождения одними культурными растениями других культурных растений). В 1949 году он опубликовал статьи на эту тему (41), а затем выпустил к семидесятилетию вождя статью "И.В.Сталин и мичуринская биология", в которой связал имя Великого Кормчего со своим новым открытием (42). В том же 1949 году он опубликовал текст своего доклада, прочитанного 6 июля 1940 года на Всесоюзном совещании заведующих кафедрами марксизма-ленинизма, в котором утверждал, что внешняя среда немедленно изменяет наследственность организмов:

"наследственность можно формировать через пищу, через обмен веществ- Изменяя характер обмена веществ, мы можем направленно изменять породу организма" (42а).

К этому времени Лысенко уже настолько потерял самоконтроль, что даже не старался объяснить, почему его взгляды столь разительно отличаются от общепризнанных положений науки. За сотни лет тщательного наблюдения натуралисты, биологи, агрономы, селекционеры ни разу не натолкнулись на факты порождения одного вида другим. Однако новатор не обращал на это никакого внимания. Не беспокоило его и то, что он стал противоречить самому себе. Ведь всего несколько лет назад, в 1941 году, он писал:

"Эволюционная теория Дарвина прекрасно объясняет, как создаются новые органические формы путем естественного отбора -- в природе, искусственного -- в сельско-хозяйственной практике" (43).

Теперь Лысенко утверждал, что дарвинизм -- это лишь "плоская эволюция", что дарвинисты не учитывают качественных изменений, что без признания "зарождения нового в недрах старого, без дальнейшего развития нового качества, как иной совокупности свойств" обойтись нельзя (44). Голословное утверждение о порождении видов было выдано за прочно установленное свойство природы:

"Учение о диалектике, о развитии дало советским биологам возможность вскрыть пути превращения растительных видов в другие. В 1948 г. в докладе "О положении в биологической науке" на сессии Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени В.И.Ленина мною уже кратко указывалось, что 28-хромосомная пшеница (Тритикум дурум) при подзимнем посеве через два-три поколения превращается в другой вид -- 42-хромосомную пшеницу (Тритикум вульгаре)... Этим самым были сняты всякие сомнения в происхождении растений мягкой пшеницы, полученных из семян твердой пшеницы. Отпали подозрения, допускавшие возможность в данных опытах случайных, незамеченных механических примесей мягкой пшеницы" (45).

Так "краткие упоминания", сделанные в устном докладе, трансформировались в "прочные доказательства", отвергающие всякие сомнения (читай -- всякую научно обоснованную критику).

После этих выступлений (46) на поиск новых диковинных перерождений бросился их первооткрыватель М.Туманян, временно уступивший пальму первенства В.Карапетяну5 . В 1949 году он напечатал статью, в коей сообщил, что нашел в посевах пшеницы примесь растений ржи, а в посевах ржи растения ячменя! (49). В.К.Карапетян вместе с М.М.Якубинцером и В.Н.Громачевским сообщили в том же году, что они нашли в естественных условиях -- в предгорьях Кавказа -- зерна ржи в колосьях пшеницы. Дескать, теперь уже всё становится понятным: зерна нового вида зарождаются прямо в колосьях вида старого (50). Н.Д.Мухин перещеголял своих армянских коллег. Ему посчастливилось дополнить их пшеничные превращения другим эпохальным открытием: из мягкой пшеницы у него возникла пшеница ветвистая (51). Затем аналогичные открытия посыпались одно за другим. В.К.Карапетян "доказал" порождение пшеницы однозернянки (полбы) твердой пшеницей, А.А.Авакян -- порождение пшеницы Тритикум полоникум ветвистой пшеницей (Тритикум тургидум), Л.В. Михайлова -- порождение капустой брюквы и рапса. Ячмень в руках лысенкоистов возникал из пшеницы, рожь -- из ячменя, горох превращался в вику, а вика -- в чечевицу!

Упоминая любимый Сталиным "закон" перехода количества в качество, лысенкоисты объясняли, что все эти новообразования -- суть отражение единого процесса: возникновение сорных растений из растений культурных и лишь иногда одних культурных растений из других культурных растений, происходящее из-за постоянного накопления чего-то нехорошего в каких-то недрах. Деградация природы -- вот к чему ведет неправильная, не подчиненная канонам мичуринской (лысенковской) биологии агротехника -- стращали они. Находились умельцы, объяснявшие появление заразихи на подсолнечнике тем, что подсолнечник "порождает" свой особый сорняк -- заразиху, а С.К.Карапетян -- действительный член Академии наук Армянской ССР (не путать с В.К.Карапетяном!) обнаружил вещь совсем занятную: оказывается, деревья граба могут "порождать" ветви лещины (52). Доцент из Риги К.Я.Авотин-Павлов дополнил список порождений, найдя ель, которая якобы породила сосну (53), а Ф.С.Пилипенко нашел, что одни виды эвкалиптов порождают другие их виды. Эти сообщения были тут же расширены: нашлись "доказательства" порождения березы -- ольхой и граба -- дубом.

Но больше всех преуспел сам Лысенко. Сразу на нескольких конференциях, совещаниях и лекциях он сообщил, на полном серьезе, что ПЕНОЧКИ ПОРОЖДАЮТ КУКУШЕК! Я слышал это собственными ушами в Большой биологической аудитории биолого-почвенного факультета Московского государственного университета имени Ломоносова весной 1955 года из уст Трофима Денисовича, разглагольствовавшего о том, как получается, что один из птенцов маленьких по размеру пеночек оказывается в гнезде всегда крупнее и требует от родителей больше пищи. Раскармливая его всё больше и больше, бедняги пеночки думают, что воспитывают птенца своего рода, а он превращается в кукушку. Прожорливый птенец, становясь кукушонком, выбрасывает своих прежних "биологических" братьев и сестер из гнезда, завершая превращение вида. Лысенко заявлял, что это превращение прекрасно иллюстрирует открытый им "закон жизни биологического вида". В своем рассказе о ротозействе пеночек Лысенко зачем-то приплетал такую деталь, как роль мохнатых гусениц в превращении пеночек в кукушки: из-за изменения пищи, говорил он, кукушки появляются быстрее!

Пожалуй, самая горькая истина заключалась не в том, что Лысенко сообщал с серьезным видом студентам старейшего университета России дикие вы-думки, а в том, что в зале не стоял гомерический хохот, и что студенты в подавляющем большинстве верили всему, что вещал с кафедры великий академик. Лишь немногие из них (а, может быть, кто-то из преподавателей) пытались робкими записками лектору выразить сомнения в доказательности сказанного.

На помощь видопередельщикам срочно шли микробиологи. Уже через 10 дней после окончания августовской сессии ВАСХНИЛ В.Д.Тимаков и Н.Н.Жуков-Вережников опубликовали статью "Изучение наследственности микробов и мичуринское учение" (54), в которой утверждали, что и в мире мельчайших обитателей нашей планеты идет процесс "порождений": одни виды бактерий и вирусов якобы порождают другие виды.

В 1949 году московский ветеринар Г.М.Бошьян объявил, что наблюдал превращение не видов или родов, а, ломая все "предрассудки", переход вирусов (неклеточных форм) в микроорганизмы (клеточные формы) через "стадию кристаллов" (55). Возможность перехода одних видов микроорганизмов в другие утверждалась и в брошюре полковника НКВД С.Н.Муромцева, получившего, как мы помним, из рук Сталина и Лысенко звание академика ВАСХНИЛ6 (56).

Использовали лысенкоисты и заблуждения биохимиков. Профессор Московского университета А.Н.Белозерский (в будущем вице-президент АН СССР) опубликовал статью, в которой сообщил, что на определенных этапах развития клеток в них исчезают молекулы ДНК (как стало известно позже -- именно молекулы ДНК несут генетическую информацию, являются генами, и никуда никогда не исчезают), а вместо них появляется другой тип нуклеиновых кислот -- РНК (58). Лысенко тут же публично расхвалил эту работу как вполне подтверждающую его выкладки.

Отвергнув сначала центральную часть дарвинизма -- внутривидовую борьбу и введя под названием "творческий дарвинизм" идею о порождении видов, Лысенко внес огромную путаницу в умы тех, кто привык за годы советской власти безоговорочно подхватывать любую истину, исходящую от официальных авторитетов. Многие сразу же поспешили сообщить, что эволюционное учение Дарвина "в настоящее время представляет лишь исторический интерес" (Веселовский, 1952), что "эволюционная теория происхождения новых видов путем медленных, постепенных изменений отвергнута советской наукой на основе замечательных исследований академика Лысенко, разработавшего новую теорию видообразования" (П.Г.Иванова, 1953), что "Ламарк и Дарвин глубоко заблуждались" (С.Аверинцев, 1953), что загадка видообразования решена лишь недавно в работах Лысенко (Д.Долгушин, 1953), что "нет никаких оснований давать учащимся эту часть учения Дарвина. Учащиеся должны изучать новую теорию видообразования" (Мельников, 1952) и т. д. и т. п. (59).

Новый столп лысенкоизма -- В.С.Дмитриев

Для пропаганды и внедрения приказным путем гнездовых посадок леса Лысенко, как мы помним, использовал крупного чиновника -- Е.М.Чекменева. Теперь же, правоту идеи о порождении одних видов другими укреплял другой высокопоставленный чиновник -- начальник Управления планирования сельского хозяйства Госплана СССР -- В.С.Дмитриев, который был связан с Лысенко много лет. В распространении лысенковских нововведений госплановский начальник играл решающую роль. Без его согласия нельзя было занять ни одного гектара посевных площадей на территории СССР под новые культуры. Было известно, что даже в тех случаях, когда против каких-либо деталей планов Лысенко робко возражали другие руководители, Дмитриев неизменно приходил к Лысенко на выручку. Поэтому, без помощи Дмитриева и подобных ему Лысенко сам мало что мог сделать, а, значит, ответственность за все промахи в сельском хозяйстве ложилась на них в той же мере, что и на Лысенко.

На августовской сессии ВАСХНИЛ Дмитриев выступал с речью (60), в которой под аплодисменты вновь назначенных академиков клеймил всех подряд -- и генетиков, и эволюционистов, и почвоведов, и лесоводов, и картофелеводов, словом, всех, кто возражал против какой-либо из идей Лысенко. Он призывал к тому, чтобы Академия сельскохозяйственных наук обратилась к "Академии наук СССР с просьбой посмотреть на свои институты, освежить явно затхлую и реакционную атмосферу, которая образовалась в некоторых институтах Академии наук" (61), что и было претворено в жизнь и закончилось массовым террором в биологии. В годы, когда СССР терзали последствия страшного голода военных лет и послевоенных неурожаев, Дмитриев, знавший лучше других положение дел, говорил с трибуны сессии ВАСХНИЛ:

"Несмотря на огромные трудности, связанные с большими потерями сельского хозяйства во время войны и сильной засухой 1946 г., сельское хозяйство добилось больших успехов; достигнуты огромные успехи в послевоенном восстановлении сельского хозяйства. Это убедительно говорит о том, что социалистический строй нашего современного земледелия, созданный Лениным и Сталиным -- это самый передовой и прогрессивный строй из всех, которые когда-нибудь знала история мирового земледелия... Перед нами, как указывал товарищ Сталин, в перспективе ближайших пятилеток стоит задача создания изобилия предметов потребления в нашей стране, необходимого для перехода от социализма к коммунизму. Эта величественная задача налагает на деятелей сельскохозяйственной науки особую ответственность" (62).

Через год после сессии Дмитриев был принят (по совместительству) в докторантуру лысенковского Института генетики АН СССР7 . Осенью 1950 года для него сотрудниками Горок Ленинских был заложен опыт по доказательству реальности перерождения видов. Весь опытный участок занимал 700 квадратных метров, и для того, чтобы поставить растения в неудобные для роста условия (Лысенко считал, что в этом случае один вид будет принужден превращаться в другой), участок разместили в "нижней части склона, прилегающего к перелеску, где грунтовые воды выступают на поверхность почвы" (64). Через два года Дмитриеву уже заканчивали его докторскую диссертацию, готовили таблицы, печатали текст. В 1952-1953 годах за его фамилией были опубликованы статьи о порождении рожью растений другого ботанического вида -- костра ржаного, как говорилось в одной из статей, -- "злостного засорителя посевов ржи, наносящего большой ущерб сельскохозяйственному производству, особенно в северо-западных районах СССР" (65). Сказано было и о якобы имевшем место в его опытах порождении овсюга овсом, а, возможно, и пшеницей, полбой и рожью, а также плоскосеменной вики -- чечевицей (66). Дмитриев пытался подвести базу под будто бы непровоцированное лысенкоистами засорение посевов сельскохозяйственных культур (67). Столь невероятный и действительно ответственный вывод подкрепляли никудышные данные. Согласно описаниям, делянки засевали "чистосортными семенами, перебранными по одному зерну, затем весь урожай просматривался" (68). Автор отмечал:

"... при посеве около 15 кг перебранных по одному семян местной великолукской ржи, в урожае наряду с растениями ржи получено 12 растений костра ржаного. Все эти растения появились на делянках, где было создано избыточное увлажнение" (69).

Этими нехитрыми фразами все доказательства появления растений иного рода из растений ржи были исчерпаны. Возможность заноса ветром, птицами или мелкими животными двенадцати щуплых семечек костра даже не упоминалась. В трех предложениях, как будто это само собой разумеется, автор писал, что в клетках ржи иногда находили "как бы в виде вкраплений, крахмальные зерна, характерные для костра ржаного", что у части семян заметили "пленчатый тип прорастания", а в корешках 150 растений ржи обнаружили два раза клетки с 28 вместо 14 хромосом, присущих ржи (70). Необходимого анализа ботанических, физиологических, биохимических и прочих свойств не проводили, поэтому никаких методик экспериментов не сообщали, статистически данные не обрабатывали. И этот опус опубликовал журнал Академии наук СССР!

Конечно, не один Дмитриев был готов подписаться под статьями, якобы досказывающими правоту Лысенко в этом вопросе. Приведенный выше список тех, кто "прославился" таким способом, был дополнен в 1954 году "Ботаническим журналом" (71). Среди них был Д.А.Долгушин, который "открыл" образование ржи овсом, В.М.Смирнов, "подтвердивший" порождение овсюга овсом и овса -- овсюгом, Н.В.Мягков (порождение пшеницей ржи), А.К.Фейцаренко (ячменем пшеницы), Е.И.Чиркова (пшеницей ржи), М.М.Кислик, который еще раз уверенно заявил, что овес "порождает" овсюг. П.К.Кузьмин "открыл", что щетинник порождается просом посевным, так же как куриное просо возникает обязательно в посевах проса посевного и засоряет эти посевы. С.А.Котт обнаружил такие порождения: овсом ржи, горохом вики, викой плоскосеменной -- вики мелкосеменной и так далее и тому подобное. "Замечательный" закон находил подтверждение в работах все новых и новых "замечательных" ученых!

"Закон перехода неживого в живое"

Несмотря на уверенный тон Лысенко, провозглашавшего -- как твердо установленный -- факт превращения одного вида в другой, он не мог не понимать, что доказательств в его руках нет, что многочисленные находки Туманяна, Карапетянов, Дмитриева и других все-таки не снимают главного вопроса: как же все это происходит? Когда, где и за счет каких процессов клетки одного вида превращаются вдруг в клетки других видов?

Помощь пришла со стороны. Под наивные объяснения была подведена мощная база. С такой базой можно было объяснить и доказать всё на свете. Новая идея исходила от семидесятилетней Ольги Борисовны Лепешинской.

Высшего образования Лепешинская не имела. Она была замужем за большевиком (приятелем Ленина), с которым с 1903 года жила несколько лет в эмиграции в Женеве. После революции смогла каким-то образом внедриться в ряды научных работников. В 1931 году она заявила, что ею открыты отличные от описанных учеными оболочки животных клеток (72), а в 1934 году сообщила о более сенсационном результате: превращении неживого в живое.

"Это было в 1933 году. Я изучала оболочки животных клеток. Желая изучить возрастные изменения оболочек, я решила проследить этот процесс на различных стадиях развития лягушки и начала с головастика. И что же я увидела? Я увидела желточные шары самой разнообразной формы... Внимательно изучив несколько таких препаратов, я пришла к мысли, что передо мной картина развития какой-то клетки из желточного шара.

Развитие клетки -- это совсем ново! Вирхов8 , а вслед за ним и большинство современных биологов считают, что всякая клетка происходит только от клетки.

Но вспоминаю, что Энгельс говорит совершенно другое: Бесклеточные начинают свое развитие с простого белкового комочка, вытягивающего в той или иной форме псевдоподии, -- с монеры"" (73).

Первая публикация Лепешинской на эту тему (74) была раскритикована Н.К.Кольцовым (75). Специалисты отвергли гипотезу о наличии внешних оболочек животных клеток (76).

Но Лепешинская не отказалась от своих взглядов (правда, публиковать ее опусы никто больше не брался, после отрицательных рецензий специалистов статьи возвращали автору), не прекратила своих "опытов". Она растирала в ступке гидры, кашицу пропускала сквозь марлю и разные сита... и в её руках якобы всегда из этого "бесклеточного материала", материала неживого, возникали новые живые делящиеся клетки. Это противоречило всему, что было известно о клетках. Ученые утверждали, что в её "бесклеточном материале", в вязкой и мутной кашице обязательно сохранялись неповрежденными несколько клеток, которые и давали начало новым клеткам. Строгости и чистоты в поставленных ею "опытах" не хватало. Тем не менее, Лепешинская нашла, как преуспеть в научной карьере. Пользуясь связями, она сумела "протолкнуть" свою рукопись к Сталину:

"В самый разгар войны, целиком поглощенный решением важнейших государственных вопросов, Иосиф Виссарионович нашел время познакомиться с моими работами еще в рукописи и поговорить со мной о них" (77).

Один разговор с Великим Кормчим отменил все возражения ученых, которых теперь Лепешинская начала публично третировать:

"Внимание товарища Сталина к моей научной работе влило в меня неиссякаемую энергию и бесстрашие в борьбе с идеалистами всех мастей, со всеми трудностями и препятствиями, которые они ставили на пути моей научной работы" (80)9 .

Поддержанная вождем она сумела в 1945 году опубликовать в Издательстве Академии наук СССР книгу "Происхождение клеток из живого вещества" (79), в которой были описаны все те же опыты, изобилующие погрешностями. Предисловие к книге взялся подписать Т.Д.Лысенко (текст его подготовили сама О.Б.Лепешинская и И.Е.Глущенко). В предисловии было сказано:

"Многолетняя успешная экспериментальная работа Ольги Борисовны Лепешинской представляет собой большой вклад в теоретические основы нашей советской биологии... И можно быть уверенным, что научно-практическая значимость работы О.Б.Лепешинской будет с годами только возрастать" (81).

Книгу тут же представили в Комитет по Сталинским премиям, но все члены Комитета, кроме одного, проголосовали против этого предложения. За Лепешинскую подал голос Лысенко.

В 1947 году Лепешинская составила на основании своих старых работ об оболочках животных клеток еще одну книгу, издав её в другом государственном издательстве -- Медгизе (82). В 1948 году антинаучность взглядов о происхождении клеток из бесструктурного "живого" вещества была раскритикована тринадцатью ведущими специалистами по изучению клеток (83).

Лысенко, видимо, до поры до времени не осознавал, какую пользу он может извлечь из "открытия" Лепешинской, либо не хотел ей помогать, боясь конкуренции с её стороны. А, между тем, идея Лепешинской подводила базу под заявления о превращении вида в вид10.

И вдруг до него дошло, что это препятствие можно обойти. Лепешинская уверяет, что кроме клеток есть особое "бесклеточное" вещество. Оно не живое, но может при каких-то, пока неясных, условиях стать живым. И тогда из этого живого вещества, как из живой воды в сказках, могут возникать новые клетки. Так, может быть, вид превращается в другой вид, проходя стадию живого вещества? Как только он оценил смысл слов Лепешинской, он возликовал и, не мешкая, принялся за дело. Что-либо проверять, убеждаться, что за словами Лепешинской стоят не одни лишь артефакты, он, естественно, не стал. Авторитет Лепешинской был утвержден апробированным способом: из ЦК партии была дана команда обеспечить триумфальное признание взглядов Лепешинской. Как она сама вспоминала:

"В самый тяжелый момент, когда последователи немецкого реакционера, идеалиста в науке Вирхова перешли к аракчеевским методам борьбы..., ко мне на помощь пришел отдел науки ЦК ВКП(б), под руководством которого Академией наук СССР было созвано совещание биологического отделения Академии наук СССР, совместно с Академией медицинских наук и представителями ВАСХНИЛ" (84).

Совещание это -- "По проблеме живого вещества и развития клетки" состоялось в Москве 22-24 мая 1950 года (85)11. Председательствовал на заседаниях академик-секретарь биологического отделения АН СССР А.И.Опарин, вполне разделявший взгляды Лысенко и безоговорочно поддерживавший любые предложения партии. Полная управляемость Опарина была хорошо известна.

Лысенко выступил на совещании и опубликовал в "Литературной газете" 13 сентября 1951 года свою хвалебную речь об "открытии" Лепешинской в виде отдельной статьи (86). Поддержали Лепешинскую также многие грамотные ученые (например, биохимик С.Е.Северин вознес хвалу Лепешинской и её идеям). Атмосфера тех лет влияла на поступки людей, учила их уму-разуму и тому, как надо приторговывать взглядами, чтобы процветать. Внешняя среда лепила соответствующий модус вивенди. Недавно С.Э.Шноль даже пропел оду этим людям, восславил их угодничество перед ничтожными, но сильными в данную минуту людишками, назвал их "героизм" чуть ли не житейской мудростью (87). Если говорить о моральных ценностях, то с приводимыми Шнолем положительными сторонами конформизма согласиться невозможно.

Работа Лепешинской была представлена как выдающееся достижение советской материалистической науки, как победа над витализмом и поповщиной12. А чтобы всем стало окончательно ясно, в каком направлении теперь будет двигаться биологическая наука, Лепешинской в октябре того же года преподнесли щедрый подарок: присудили Сталинскую премию первой степени в размере 200 тысяч рублей! Лепешинская и её дочка не стеснялись объяснять всем встречным и поперечным, что распоряжение об этом поступило якобы лично от Сталина (в том же году Сталинской премии был удостоен Глущенко).

В Ленинграде в это время было сделано "открытие", которое стали прославлять лепешинсковеды: искусственный синтез белка из аминокислот под большим давлением. Оно принадлежало ленинградскому физико-химику С.Е.Бреслеру (89). Исходя из утверждений Бреслера о возможности синтеза белков в отсутствие клеток, лысенкоисты делали вывод, что получение живого вещества из неживой материи обычный процесс, который раньше ученые просто не замечали.

Лепешинская тем временем стала утверждать, что подобно тому, как лысенковские идеи несут огромную пользу сельскому хозяйству, так и её идеи важны для практической медицины. В присущем ей уверенном тоне она заявила, что живое вещество облегчает заживление ран, способствует лечению ожогов и т. д. (см. также /90/). Доцентом Кишиневского мединститута Н.Н.Кузнецовым были сообщены сенсационные результаты приживления убитых кусков брюшины к стенкам внутренних органов животных. Он вшивал собакам и кошкам в брюшную полость куски брюшины, взятые из области слепой кишки крупного рогатого скота. Перед пришиванием будущий трансплантат убивали -- обрабатывали водным раствором формалина, 70%-ным спиртом, затем стерилизовали в автоклаве и, наконец, высушивали. Все эти процедуры, губительные для живых тканей, нисколько, по мнению автора, не сказывались на живом веществе, а, значит, позволяли убитой брюшине через некоторое время ожить.

"Несмотря на продолжительное хранение брюшины в водном растворе формалина, она сохраняет... полную жизнеспособность ..., в ней возникают новые сосуды, которые через анастомозы переходят в сосуды подслизистой оболочки", --

писал Кузнецов (91).

Число последователей Лепешинской росло (92). Многие люди, особенно молодые, торопились использовать открывшиеся возможности для скорой защиты диссертаций, продвижения по службе. Например, Жорес Александрович Медведев -- в те годы убежденный сторонник Лысенко, пользовавшийся его личным покровительством, закончил Московскую сельскохозяйственную Академию имени Тимирязева и был принят в аспирантуру к академику ВАСХНИЛ П.М.Жуковскому. Шеф поручил ему подтвердить лысенковские идеи. За три года (с 1947-го по 1950-й) Медведев выполнил работу, которую защитил в Никитском Ботаническом саду в качестве кандидатской диссертации. Называлась она "Физиологическая природа формирования половых признаков у высших растений" (93). Автор привел в ней совершенно дикие измышления, к которым он якобы пришел на основе собственного экспериментального изучения проблемы пола. Его эксперименты были примитивными и по замыслу и по исполнению (например, он измерял кислотность, использовал красители для определения так называемых изоэлектрических точек и т. п.), однако выводы были революционными, и на их основе Медведев отрицал твердо установленные законы науки, а по ходу дела повторял в самом жестком стиле поношения генетики:

"Всякое изменение условий развития пыльника, как показали наши исследования, изменяют как характер диморфизма пыльцы, так и соотношение пыльцевых зерен с различными признаками, что я является наглядным доказательством несостоятельности морганистских объяснений гетерогаметности мужского пола с помощью половых (X и Y) хромозом. Гетерогаметность женского пола также можно объяснить физиологическими особенностями мегаспорогенеза.

Литература по полу у растений большая, но в виде отдельных статей, часто противоречивых и в большинстве основанных на ошибочных положениях морганистской теории наследственности... многочисленные теории пола, основанные на хромозомной теории наследственности ошибочны и архаичны. Ошибочны и представления о наличии специфических половых хромозом... Пол определяется не генами, не зародышевой плазмой, а такими внешними и внутренними факторами развития растений, как стадийность, возрастность тканей, полярность клеток, обмен веществ, условия внешней среды и т. д....При этом не всякие изменения внешних условий и обмена веществ обусловливают изменения половых признаков, а лишь такие, которые по своему характеру отражают диалектически противоречивый характер различных полов..." (94).

От вопросов изменчивости пола под влиянием среды Медведев перешел к еще более одиозным вещам -- стал убежденным сторонником лепешинковщины и опубликовал большую обзорную статью в журнале "Успехи современной биологии" в 1953 году, в которой писал:

"Выдающиеся работы О.Б.Лепешинской обогатили советскую биологическую науку о развитии клеток и полностью опровергли господствовавшие в цитологии метафизические взгляды" (95)13 .

По проблеме живого вещества было защищено множество диссертаций (в частности, в Воронежском университете в 1954 году защитил кандидатскую диссертацию Рэм Викторович Петров, в которой он на 252 страницах доказывал, что бактерии брюшного тифа и дизентерии якобы способны зарождаться из живого вещества /96/)14.

В результате этих и подобных им фальсификаций учение Лепешинской пополнилось несколькими новыми "открытиями" УДИВИТЕЛЬНЫХ фактов. Так, профессор из Еревана Г.А.Мелконян подтвердил правоту Лепешинской еще на одной модели. В том же академическом журнале "Успехи современной биологии" он поведал (97), что если извлечь из кости, пролежавшей несколько лет в формалине, ленточного червя эхинококка, то из него может развиться, в полном соответствии с законом Лепешинской о переходе неживого в живое, -- новая, живая, растущая КОСТЬ! Из червя -- кость! (В результате таких публикаций за контролируемым лысенкоистами журналом прочно укрепилось прозвище "Потехи современной биологии").

"Факты упрямая вещь, -- писал Г.А.Мелконян, повторяя знаменитую сталинскую фразу, -- и с ними нельзя не считаться и игнорировать их, иначе и прогресса в науке не может быть... Этому соблазну отрицания и игнорирования чуть было не поддались и мы ..., когда, заметив факт образования костной ткани в банке вместо хранимого в ней музейного препарата, сочли вначале это озорничеством со стороны кого-либо из больных, подменивших препарат костями... Только более трезвое обсуждение... нас остановило от решения выбросить банку с костями и искать виновника "озорничества"... Вскоре в той же банке и в той же жидкости после извлечения всех костей стали вновь образовываться все новые и новые кости, что дало нам право вполне уверовать в достоверность наблюденного факта..." (98).

Статья Мелконяна наделала так много шума, что любой лысенкоист на его месте ходил бы гордым из-за внимания к его персоне. И не беда, что большинство серьезных биологов и медиков рассматривало его работу как фантазию безумца. Много они понимают! Ведь внимание такое живое, а факты -- упрямая вещь!

Еще более захватывающее дух "открытие" сделала доцент Ростовского университета Ф.Н.Кучерова, заведовавшая кафедрой гистологии и эмбриологии. Она растирала -- что бы вы думали? -- перламутровые пуговицы. Порошок вводила животным. И наблюдала: из порошка ВОЗНИКАЛО ЖИВОЕ ВЕЩЕСТВО (99).

-- А что особенного? -- объясняла доцент Кучерова. -- Перламутр-то из раковин добывают, а раковины ведь раньше живыми были!!!

И защитила на этом материале кандидатскую диссертацию. И ВАК ей без промедления диплом кандидата выдал. Еще бы, не зря Лысенко, Столетов, Опарин и другие лысенковцы занимали в ВАК'е лидирующие позиции.

А иркутский "биолог" В.Г.Шипачев издал книгу под будоражащим ум материалистическим названием "Об исторически сложившемся эволюционном пути развития животной клетки в свете новой диалектико-материалистической клеточной теории" (100). Предисловие к книге написала сама Лепешинская. Автор сообщал читателям, что если зашить животным в брюшную полость семена злаковых растений, а потом, спустя некоторое время, разрезать им живот и исследовать развившиеся вокруг инородных тел воспаления (естественно, гнойные), то можно "без труда" наблюдать, как растительные клетки распадаются, образуют "живое вещество Лепешинской", и как затем из него формируются нормальные животные (а не растительные!) клетки. Чем не триумф учения Лепешинской! Правда, выяснялась совсем уж дремучая безграмотность Шипачева. Он, оказывается, не знал элементарных подробностей строения ни животных, ни растительных клеток. В корневых волосках растительных проростков (которые, как хорошо известно даже школьникам, являются выростами клеток, то есть удлиненными частями одиночных клеток) Шипачев обнаружил сложное клеточное строение. В.Я.Александров в изящно написанном памфлете "К вопросу о превращении растительной клетки в животную и обратно" (101) едко высмеял безграмотного лепешинсковеда15.

Очередную тайну у природы выведал Н.М.Сисакян. Он объявил в журнале "Биохимия" в 1953 году, что в ходе исследования "процесса метаморфоза тутового шелкопряда" ему удалось подсмотреть, как совершается "обмен веществ неклеточного животного вещества в процессе развития" (103), демонстрируя этим поразительную приспособляемость к условиям внешней среды. Среда, в свою очередь, была благожелательной: в этом же 1953 году Сисакян стал членом-корреспондентом АН СССР, а за год до этого был удостоен Сталинской премии16.

Лепешинская теперь с гордостью называла тех, кто якобы подтвердил её "теорию":

"Учение Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина помогает исследователю предвидеть возможные изменения в природе, строить те или иные гипотезы и предположения, проверять их и превращать в доказанную теорию. Руководствуясь учением этих великих гениев науки, мы реализуем теоретические положения Энгельса в повседневной работе. Мы работаем над проблемой происхождения клеток из живого вещества более пятнадцати лет, и до сих пор наши данные еще никем экспериментально не опровергнуты17, а подтверждения, в особенности в последнее время, есть..."18 (105).

О своей собственной деятельности Лепешинская в 1952-1953 годах отзывалась следующим образом:

"Подобная работа могла быть выполнена только в Советской стране, где передовая революционная наука окружена заботами партии и правительства и направляется нашим вождем, дорогим, всеми любимым, величайшим ученым товарищем Сталиным.

В многочисленных письмах, получаемых из стран народной демократии и Китайской Народной Республики, видно, что новая теория встречена с большим интересом. Во всех этих странах переводится и издается книга "Происхождение клеток из живого вещества"...

Совсем не то наблюдается в капиталистических странах. Фашиствующие мракобесы от науки не только в США, но и в Англии, Франции, Бельгии, Италии и в других странах умышленно замалчивают выдвинутые советскими учеными проблемы биологической науки. Однако и через железные занавесы, искусственно создаваемые в странах, где над всем царствует доллар, просачиваются сведения о новом открытии советской науки" (106).

Конечно, не стояла на месте ее "научная мысль". С помощью 1%-ного раствора соды она решила лечить многие болезни и, кроме того, ею была широко обнародована новая теория старения (её первоначальный вариант появился еще в тридцатые годы), согласно которой вся тайна старости заключалась в утере оболочками животных клеток эластичности. Для их "размягчения" Лепешинская советовала принимать содовые ванны (заметим, впрочем, что среди академиков медицины были и такие, кто без стеснения осмеял последнюю идею Лепешинской на том основании, что у животных клеток на самом деле и оболочек-то нет, а есть цитоплазматические мембраны, всегда "эластичные").

Живое вещество стало важной частью мичуринского учения и, формулируя всеобщий закон "превращения неживого в живое", Лысенко писал:

"После возникновения первичного живого в соответствующих условиях из неживого, живое и дальше, по тем же законам стало возникать из неживого, но уже при посредстве живого. Живое создает только условие для превращения неживого в живое. Поэтому существует и действует наиболее общий закон, по которому неживая природа связана с живой, согласно которому реализуется потенциальное свойство неживой материи превращаться в живое" (107).

"Закон жизни вида" и жирномолочные коровы

В 1935 году, выступая перед академиками ВАСХНИЛ, Лысенко сказал:

"Я чуть ли не ежегодно в продолжение последних восьми лет коренным образом меняю свою специальность" (108).

Но при этом он все-таки добавлял, что эти перемены происходят в русле одного набора дисциплин:

"Все время я занимаюсь одним и тем же вопросом -- изучением сельскохозяйственных растений" (109).

Свою связь с растениеводческими дисциплинами Лысенко подчеркивал и позже. Так, став в 1938 году Президентом ВАСХНИЛ, он написал в "Правде":

"Лично я, например, могу считать себя консультантом по вопросам яровизации и производства наилучших семян зерновых культур. Но какой же из меня консультант по вопросам животноводства или механизации?" (110).

Однако менялись времена, менялся и уровень его амбиций. Он распростился с былой личиной скромности и с тем же багажом научных знаний принялся творить чудеса и в животноводстве и в других мало ему известных областях науки. В 1952 году в Горках Ленинских начали претворять в жизнь идею Лысенко о создании в стране стада жирномолочных коров.

Была в Горках своя ферма, которая снабжала рабочих хозяйства молочной продукцией. Стадо состояло из коров и быков одной -- остфризской породы. До 1948 года здесь вели обычную для всех ферм работу. Но вскоре после войны сюда перебрался Сурен Леонович Иоаннисян, которому хотелось, как и всем рвущимся в передовики, не ударить лицом в грязь. Пока у начальства никакой новой идеи не было, Иоаннисян трудился по старинке. Раз, по убеждению Лысенко, среда обитания определяет наследственность, нужно было заняться улучшением содержания и кормления животных. Ведь каков корм -- такова и порода. Как писал позже Иоаннисян:

"В конце 1947 -- начале 1948 года... для повышения продуктивных качеств молочного скота прежде всего улучшили кормление, уход и содержание" (111).

Но в середине 1948 года начались перемены:

"В 1948 году из фермы были изъяты быки-производители остфризской породы и начато скрещивание стада фермы с быками костромской породы" (112).

Предпринимались эти перемены неспроста. За словами о замене одной породы другой скрывалась важная для Лысенко задача -- доказать, что его "закон жизни биологического вида" справедлив не только в отношении отмены внутривидовой борьбы и введения вместо него благородного свойства "самоизреживания", но и в другом отношении -- регулировании жирности молока коров.

Почему мысль Лысенко обратилась к этой проблеме, мы не знаем. Возможно, его занимала животрепещущая для СССР нехватка животного масла, возможно, манила еще неиспробованная им область селекции крупного рогатого скота, а, возможно, была и вполне прозаическая причина, о которой как-то проболтался Иоаннисян (113) -- на ферме начался падеж новорожденных телочек и бычков, а с ними часто и матерей из-за того, что коров раскормили выше всякой меры. С кормами на их ферме катастрофы (как в других хозяйствах страны) не было и быть не могло. С 2147 кормовых единиц на корову в 1947 году ежегодный расход кормов к 1954 году возрос до 6377 единиц (114). Не удивительно, что и вес коров возрос -- с 416 до 675 кг. Но ни на удоях, ни тем более на жирности молока это существенно не сказалось: как было 3,4 -- 3,5% жира в молоке, так и осталось. Но зато с увеличением веса коров пришла, как было сказано, другая беда, еще больше обострившаяся после скрещивания с костромскими быками:

"На ферме стали часты тяжелые отелы, и нередко приходилось лишаться теленка или коровы, а иногда гибли и корова и теленок" (115).

Вот тогда-то Лысенко и вынужден был задуматься над причинами падежа скота. Только искать выход из положения он стал не с помощью специалистов животноводов, а путем внедрения собственных догадок, казавшихся ему наиболее правильными.

Схема выведения пород с желательными свойствами была разработана до него солидно. Многовековая зоотехническая практика и селекция животных, особенно крупного рогатого скота, знала много старинных, многократно проверенных и подтвержденных временем приемов, позволявших в зависимости от состава собственного стада, от возможности привлечения тех или иных пород для улучшения стада, решать многочисленные задачи, встающие перед животноводами19. А в последние десятилетия селекционеры животных во все большей мере опирались на законы генетики.

Для Лысенко и Иоаннисяна все это было темным царством. Общепринятые методы они использовать не умели, дурашливой же смелости было предостаточно, и они пошли неторенной дорожкой. Стали скрещивать своих остфризских коров, с жирностью молока 3,3 -- 3,4%, с быками костромской породы. Жирномолочность этой породы колебалась от 3,9 до 4,4%.

Начиная скрещивания, Лысенко и Иоаннисян почему-то решили, что жирномолочность у помесей должна стать высокой -- не меньше, чем у костромской породы, хотя согласно законам генетики жирность молока родителей определяется сочетанием генов, а у потомков (в силу того, что на уровень жирномолочности влияет сразу много генов) усредняется20. Иными словами, у приплода следовало ожидать жирность молока, лежащую в диапазоне 3,6 -- 3,9%. Такой она и получилась у дочерей от скрещивания, предпринятого Иоаннисяном, а совсем не такой, как ждал Лысенко. Но согласиться с тем, что законы генетики распространяются и на коров, Лысенко не мог. Он объяснил недостаточную, на его взгляд, жирность молока своим законном -- "законом жизни биологического вида". Объяснение это было сродни "самоизреживанию". Как ни просты были рассуждения Лысенко, как ни далеки они были от научных гипотез (он и слово-то "гипотеза" не любил, предпочитая говорить: "наши исходные предпосылки", "наши предположения"), но все-таки и он стремился соблюдать наукообразие. Жирномолочность, говорил он, зависит от того, как будет развиваться первая клетка, дающая начало организму - ЗИГОТА.

Как известно, любой организм начинает жизнь с того, что сперматозоид (отцовская половая клетка) соединяет свои хромосомы с хромосомами яйцеклетки (материнской половой клетки). Эта оплодотворенная сперматозоидом яйцеклетка (её и определяют в науке термином зигота) могла по мнению Лысенко сама выбрать путь развития, находясь еще в утробе матери. На лекциях он пояснял свое понимание свойств зиготы афоризмом: "Зигота -- не дура".

Конечно, это заявление о "выборе пути развития" находилось в вопиющем противоречии с генетическими и вообще с биологическими данными. Он был уверен, что согласно "закону жизни биологического вида" организмы ведут себя всегда одинаково: строят тело так, чтобы обеспечить процветание своего вида. (Иногда он формулировал эту мысль иначе: говорил, что "развитие конкретного организма направлено на то, чтобы увеличить массу своего вида в максимальной степени"). В приложении к скрещиванию коров его "закон" звучал так:

"Оплодотворенная яйцеклетка может развиваться и по материнскому типу и по отцовскому, или, вернее, по смешанному в разной степени типу обоих родителей... Согласно закону жизни вида, в данных конкретных внешних условиях, вступивших в единство с развивающимся телом, развитие пойдет в соответствии с теми из имеющихся внутренних возможностей его, которые в наибольшей степени обеспечивают процветание данного биологического вида" (116).

Коровы костромской породы (более жирномолочные) крупнее в размерах. Остфризы (у коров этой породы молоко менее жирное) меньше. Конечно, -- заявлял Лысенко, -- плод выберет из двух возможностей ту, которая обеспечит более легкие роды (117). Породе ведь выгодно, чтобы плод оставался живым, а не задыхался при родах. Вот почему в данном случае скрещиваний получилось не такое жирномолочное потомство, -- завершал он свои объяснения и заявлял, что его коровы и быки будут вести себя в согласии с его "законом" (118), сойдут на-нет случаи гибели плодов при родах. Но гибель при родах оставалась значительной (119). Эти неудачи, объяснял Лысенко, происходят из-за того, что на его ферме слишком хорошее питание животных (120).

Чтобы избавиться от неудач, прежде всего заменили быка-производителя. Если зигота способна выбирать путь развития, нужно подобрать ей такого отца, который был бы мелким по весу, но давал жирномолочный приплод. Так на ферме в 1952 году появился джерсейский бык "Богатырь 60". По указанию Лысенко его купили за валюту в Дании. Джерсейская порода коров, размножавшаяся в чистолинейном состоянии более двухсот лет, отличалась высокой жирномолочностью (около 6%), но давала мало молока. Поэтому, исходя из правил генетики, жирность молока у потомства от скрещивания с джерсеями должна была возрасти, а удои упасть. Первые телки, полученные от скрещивания джерсеев с местными коровами, подросли к осени 1954 -- весне 1955 года, были покрыты и начали лактировать в конце 1955 года. Жирномолочность, как и должно было быть, возросла. Удои, как того требовали законы генетики, упали почти на треть по сравнению с уже достигнутыми на ферме: с 6785 кг в год в 1954 году и 6670 кг в 1955 году до 4554 кг в 1956 году. Как отметила позже комиссия по проверке деятельности Горок Ленинских:

"За 10 лет (1954-1964 г. г.) удой молока на корову снизился на 2332 кг, или более чем на одну треть, выход молочного жира уменьшился на 13,7 кг, молочного белка на 41 кг (на 19,5%), средний вес живой коровы упал на 140 кг, причем убойный выход мяса в 1964 году составил 41-43%" (121).

Другая беда заключалась в уменьшении более чем вдвое выхода мяса в тушах после разделки. Но об этой неудаче Лысенко с помощниками предпочитали помалкивать, и вывод этот был обнародован десятью годами позже, а пока Лысенко, не обращая внимания на цифры, которые не могли быть ему неизвестны, продолжал твердить, что его опыты нисколько не противоречат его "теориям" и отлично подтверждаются его же данными21.

Скрещивания с джерсеями вели с максимальной скоростью, допустимой в "Горках". К счастью, Лысенко, видимо в силу крестьянской подозрительности ко всему необычному, отвергал пользу искусственного осеменения, а то бы за это же время можно было бы перепортить в тысячу раз больше коров. В 1957-1960 годах пошли массовые отелы помесными телками и бычками. Их начали партиями продавать на сторону для замены существующих в стране быков-производителей и коров-рекордисток. Причем продажа шла не в обычные колхозы и совхозы, а в основном в племенные хозяйства. На 1 января 1965 года было продано только бычков 478, из них 177 -- государственным станциям по племенной работе и искусственному осеменению, 129 -- научно-исследовательским учреждениям и лишь 172 -- совхозам и колхозам (124). Всего же с 1956 по 1964 год включительно "хозяйство реализовало 863 головы молодняка" (125).

И, как и раньше, на поводу у Лысенко шло послушное ему Министерство сельского хозяйства СССР, издавшее специальный приказ на этот счет (126).

Теперь Лысенко и Иоаннисян могли не опасаться за последствия их деятельности. Ответственность была переложена на Министерство сельского хозяйства СССР. Тем же приказом "Горкам" разрешили продавать помесных бычков по баснословным ценам (превышавшим государственные закупочные цены в ряде случаев на 600 процентов /127/), устанавливаемым к тому же соглашением сторон (128). Конечно, охотников спорить с лысенковцами насчет цены не находилось: сколько те запрашивали, за столько и покупали. Закон при этом нарушали нещадно. Например, согласно Инструкции Минсельхоза СССР продавать племенной скот моложе 6 месяцев было вообще категорически запрещено (129), а Лысенко торговал и трехмесячными бычками.

Год от года практика продажи помесных быков разной кровности, рекомендуемых на племя, ширилась. Особенно усердствовали Лысенко и Иоаннисян, насаждая свои методы в Молдавии. Иоаннисян дневал и ночевал в этой республике, там же он издал одну из своих брошюр, пропагандировавших их новые с Лысенко методы. Как и прежде их поддерживал в печати такой же специалист по коровам, как и они, полковник НКВД С.Н.Муромцев (141).

Обманывая чиновников в аппарате управления сельским хозяйством и в партийных и государственных органах, которые, в свою очередь, с явным удовольствием встречали эту ложь, Лысенко и его помощники заявляли на Пленумах ЦК партии и даже на партийных съездах, что с их помощью СССР скоро догонит и перегонит США по производству мяса и молока. Например, Иоаннисян говорил следующее:

"По валовому производству молока и животного масла на душу населения мы уже обогнали Соединенные Штаты Америки. В 1960 году в СССР было произведено 61,5 млн. т. молока, а в США по их официальным данным, -- 56,9 млн. т. Общее производство животного масла составило в СССР в 1960 году 848 тысяч т масла, или 3,7 кг на душу населения" (131).

Ни одного слова правды в этом заявлении не было. На самом деле по данным, приведенным в Большой Советской Энциклопедии, -- в США поголовье крупного рогатого скота было выше, чем в СССР, среднегодовые удои молока не шли ни в какое сравнение с советскими (которые, наверняка, были приукрашены): в США они составляли 4250 кг в год (132), а в СССР -- 2298 кг (133).

Иоаннисян как специалист не мог к тому же не знать, что в Америке уже давно не стоит задача повышать объем производства масла на душу населения, потому что там его производят столько, сколько может принять рынок сбыта (с учетом и того, сколько закупал в США Советский Союз для снабжения центральных городов: никакой валюты на всё население страны всё равно не хватало!), остальное молоко переводят в сухое, концентрированное, в молочные продукты и торгуют ими по всему свету.

Характерно, что Иоаннисян не приводил никаких ссылок на то, откуда он заимствовал сведения, приведенные им в речи на Пленуме ЦК партии. Но зато он ссылался на Н.С.Хрущева, который, с подсказки Лысенко, подсчитывал, сколько могут дать рекомендации последнего стране, и говорил на январском Пленуме ЦК КПСС в 1961 году, что увеличение лишь на 0,1% жира в молоке (а не на 1 или 2%, чего грозился достичь Лысенко)

"... даст стране дополнительно 30 тысяч т молочного жира, или 36 тысяч т сливочного масла, т. е. такое количество жира, какое дают 300 тысяч коров при среднем удое 2600 кг" (134).

Только вот беда -- и удоев таких в целом по стране не было (а лишь около 1500 кг на корову согласно официальным, сильно приукрашенным данным), и цифра выхода масла была подсчитана неверно. Приняв жирность молока за 3% (такую величину хоть и указывали в советских статистических справочниках, но она была завышена, и ее можно использовать только в теоретических расчетах), причем учтя стадо всего крупного рогатого скота в стране, а не только коров, дающих молоко, можно было бы ожидать от лысенковского обещания лишь 3,4 тысячи тонн, а не 30 тысяч, как обещал партии и народу Н.С.Хрущев.

Таким образом, аналогично тому, как было раньше со всеми "благодеяниями" Лысенко, ложь сопровождала и эту великую аферу. А ложь могла, в конечном счете, привести только к конфузу.

"Научные труды" Лысенко

Для людей, несведущих в биологии, большинство предложений Лысенко могло казаться вполне логичными, а будучи высказанными человеком, имевшим титул трехкратного академика, они приобретали видимость серьезной научной проработки, солидности последнего слова науки. Мало кому приходило в голову задуматься над тем, почему Лысенко публикует свои новые предложения на страницах центральных газет, а не в авторитетных научных журналах.

Всякому специалисту известно, что перед публикацией любой статьи в научном журнале она должна пройти через сито рецензирования. Если рецензенты требуют (конечно, ссылаясь на весомые доводы) серьезной переделки статьи, из редакции её направляют автору, а по завершении переделки снова посылают на рецензирование, теперь уже повторно. Если же рецензии отрицательные, статью возвращают автору. А так как фамилии рецензентов никогда автору не сообщают, то и "нажать" на них административно или по партийной линии трудно.

Вот почему Лысенко после провала его и Долгушина доклада на съезде генетиков в Ленинграде в 1929 году больше никогда не обращался в серьезные научные журналы со своими статьями, а предпочитал им газеты (заодно давя фактором публикации на возможных оппонентов), популярные издания или публиковал всё, что хотел, в своем журнальчике "Яровизация" (после войны переименованном в "Агробиологию"), где он был главным редактором. Так формировал он багаж своих "научных" работ.

Позже, став неограниченным владыкой биологической науки, Лысенко принялся выпускать толстые фолианты в дорогих переплетах с золотым тиснением, чтобы перепечатывать в них раз за разом -- вторым, третьим... шестым изданиями одни и те же статьи.

Что же за материалы он публиковал в них год за годом?

Вот, например, два его фолианта на семистах с лишним страницах большого формата каждый: "Агробиология" и "Стадийное развитие растений", напечатанные в одном и том же 1952 году Государственным издательством сельскохозяйственной литературы (135).

В "Стадийном развитии растений" помещены 59 его работ, а в "Агробиологии" -- 41 работа, выпущенные за все время его деятельности, начиная с первой публикации в "Трудах" Ганджийской опытно-селекционной станции, увидевшей свет в 1928 году. Ни одна из статей, включенных в "Стадийное развитие растений" никогда не была опубликована в изданиях Академии наук СССР или республиканских Академий! То же характерно и для второго "фолианта". Почти все статьи в нем первоначально появились в малозначительных "Трудах", в газетах и популярных журналах!

Девять приведенных в "Стадийном развитии растений" работ -- сокращенные изложения докладов, тезисы, предисловия к чужим работам. Пять -- производственные инструкции (советы колхозникам, как и когда яровизировать пшеницу, картофель, свеклу, хлопчатник; как обрывать (или чеканить) верхушки стебля хлопчатника, как обрезать клубни картофеля, чтобы часть их пустить в пищу, а часть -- верхушки или глазки -- сохранить и позже высадить в землю). Семь -- популярные статьи и статьи-призывы ("За тонну хлопка доморозного сбора", "Властью человека отвоюем у природы ключ изменчивости растительных форм" и т. п.). Почти половину остальных публикаций этого тома составляли газетные статьи -- из "Правды" и "Известий", из "Социалистического земледелия", из провинциальной (одесской) газеты "Большевистское знамя" и московской областной "Рабочей газеты".

Другая поразительная вещь -- в сборнике 1952 года нет ни одной работы, написанной после 1939 года. Да и статей 1937-1939 годов только пять! Все остальные были опубликованы до 1936 года. Остается сделать один вывод: публикуя в 1952 году обобщающий том своих трудов, Президент ВАСХНИЛ и академик трех академий демонстрировал, что он никогда не был способен трудиться как подобает ученому, то есть работать в науке, а не около нее, и с 1936 года фактически перестал работать даже на прежнем уровне.

Но, конечно, в "Оглавлении" к фолианту нет никаких ссылок на то, откуда были перепечатаны материалы, а в предисловии "От издательства" весь конгломерат был подан под солидным наукообразным соусом:

"В данном сборнике представлены важнейшие работы академика Т.Д.Лысенко по теории стадийного развития растений, теории и практике яровизации. Открытая и разработанная академиком Т.Д.Лысенко теория стадийного развития растений является одним из крупнейших научных достижений в области биологической науки... Настоящий сборник включает важнейшие, в большинстве своем впервые переиздаваемые работы академика Т.Д.Лысенко по теории стадийного развития, по теории и практике яровизации. Этим определяется его значение для каждого научного работника, для специалистов сельского хозяйства и колхозно-совхозного актива" (136).

Та же картина открывается при анализе второго "эпохального" труда Президента Лысенко -- "Агробиологии", вышедшего в 1952 году уже шестым изданием. В этом томе на ста двадцати с лишним страницах были воспроизводены те же три работы по яровизации 193-51936 годов, которые вошли в "Стадийное развитие растений". Двадцать работ были перепечаткой газетных статей (в том числе и статьи "И.В.Сталин и мичуринская биология"), одна была предисловием к собранию работ И.В.Мичурина, 10 представляли собой тексты докладов и стенограммы публичных выступлений и лекций Лысенко, также ранее опубликованных (выступлений на сессиях ВАСХНИЛ, на семинаре в его институте в Одессе, на лекциях перед студентами Ленинградского университета и перед разношерстной публикой -- от пионера до пенсионера, собирающейся в зале публичного лектория в Политехническом музее в Москве, на встрече в Доме ученых и даже на совещании председателей колхозов). На 11 страницах был воспроизведен текст брошюры "Новое в науке о биологическом виде", против которой, как мы увидим позже, восстали даже многие из его прежних сторонников. Перечисленное составляло семь восьмых тома -- 34 работы.

Наконец, еще пять работ были: статья 1937-го года "Колхозные хаты-лаборатории -- творцы агронауки" (здесь статья называлась чуть поскромнее: "Колхозные хаты-лаборатории и агронаука"), "Мичуринское учение на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке" (1940); две популярные статьи для энциклопедии и "Инструкция на 1951 год по посеву полезащитных полос".

Этот конгломерат был гордо назван: "Работы по генетике, селекции и семеноводству", как значилось на титульном листе под словом "Агробиология". На четырехстах страницах были воспроизведены довоенные работы, еще на 163 страницах -- работы 1941-1950 годов, и лишь шесть небольших статей были написаны в более позднее время.

Когда читаешь эти "труды", не содержащие обязательных в науке описаний методов, использованных материалов, полученных и обработанных, как положено, данных, зато перегруженных ссылками на "доказательства" никому неведомых крестьян, работников хат-лабораторий, чаще всего объединяемых автором одним словом "опытники", когда видишь, как аргументация заменяется бранью в адрес тех, кто осмеливался его критиковать, и славословием Сталина, колхозного строя и пр. и пр. -- становится не по себе.

"Ученые испокон веков наблюдали, что такие растения, как озимая рожь, озимая пшеница... при посеве их весной, до осени дают только травку. Никакого колошения и плодоношения они не дают... Никто из этих ученых не указал, как же заставить эти озимые растения плодоносить при весеннем посеве. Наша советская наука, чрезвычайно еще молодая, заставила эти растения выколашиваться и плодоносить. Как это произошло? Произошло это очень просто, благодаря советской действительности. В 1929 г. один из начинающих селекционеров, а именно я, оказался на всесоюзном съезде селекции в Ленинграде, прочел доклад о причинах неколошения озимых при весеннем посеве и как их заставить выколашиваться" (137),

-- так "скромно" определил свою роль Лысенко, вспоминая выступление перед Сталиным в 1935 году. Он перепечатывал свои обвинения в адрес ученых, якобы вредивших передовой науке, обвинения, произнесенные и опубликованные за два десятилетия до этого, не забывая себя ("В самом деле, кто разрабатывал научные основы яровизации?... Может быть, это Лысенко, тот Лысенко, который перед вами, ученый Лысенко". /138/), позорил буржуазных ученых ("товарищи, вам известно задание старой науки -- это помогать буржуям, кулакам, всяким эксплуататорам... Буржуазные ученые работают в одиночку, они оторваны от практики, даже буржуазной") и т. п.

В статье "Физиология растений на новом этапе" (1932 год) он заявлял:

"Широкими научными кругами, особенно исследователями по физиологии растений, в подавляющей массе вопрос о яровизации... был или вовсе не осознан или неправильно понят. Неправильная, недиалектическая методология часто приводила исследователей к неправильной постановке опытов, а еще чаще -- к неправильному толкованию фактического материала, полученного ими в опытах" (139).

В статье "Не извращать теорию яровизации" (1934 г.) Лысенко нападал на тех, кто давал научную трактовку вопросов стадийного развития (Чайлахян, Васильев, Церлинг, Чепикова) и глубокомысленно поучал:

"... читать свои собственные опыты не так-то легко и не каждому доступно: для этого нужно иметь в голове теорию" (140).

Вот так -- от страницы к странице, от вопроса к вопросу, всюду и всегда с одними и теми же приемами и мерками -- Лысенко оставался одинаковым. На совещаниях с участием руководителей партии он клялся в верности одной задаче -- обеспечить рост сельскохозяйственного производства. На научных сессиях -- поучал своих более умудренных в науке коллег, как им следует перестраивать работу, чтобы удовлетворить требованиям "мичуринской биологии" и стать поближе к запросам практики. Он давал весьма странный совет насчет подготовки научных кадров:

"Мне часто ставят в укор, что я недооцениваю иностранные работы в биологических журналах. Когда же я говорил, что иностранные книжки не надо читать? Но я говорил -- где же это видано, чтобы любая иностранная книжка, любой иностранный журнал без разбора должны быть прочтены всяким причастным к аспирантуре работником? Итак, учиться плановости нам нужно и нужно в основном не по иностранным книжкам, а у нашей социалистической промышленности, у нашего социалистического сельского хозяйства, обслуживание которого является нашей прямой и святой обязанностью" (141).

И не уставал он громить крупнейших ученых -- гордость России -- за непонимание задач, буржуазное мировоззрение, идеалистические ошибки, механистичность, поповщину и т. д. Почти все из тех, кто хоть как-то поддерживал его на первых порах за работу по яровизации, отвернулись от него и пытались защищать науку в открытых схватках на конференциях и совещаниях, ученых советах: а постоянные критики -- П.Н.Константинов, Д.Н.Прянишников, П.И.Лисицын, В.С.Кирпичников, А.Р.Жебрак, В.П.Эфроимсон обращались в ЦК партии, к наркомам земледелия, министрам и президентам АН СССР по поводу ошибок Лысенко, несбыточности его обещаний, произвола на посту Президента ВАСХНИЛ. Однако хор протестов не был услышан Сталиным, ни, тем более, его подчиненными. Партия старалась укрепить позиции Лысенко, а параллельно этому росли масштабы непоправимых потерь, опустошений не только в экономике, но и в науке.Вместо развенчания неоправдавшихся посулов партийные лидеры вставали на защиту "колхозного академика", и, казалось, что никого в руководстве не настораживало, что набатные речи Лысенко об успехах, призванных облагодетельствовать сельское хозяйство СССР, оказывались на деле пустым звуком. Сменявшие друг друга предложения Лысенко нисколько не облегчили многолетнего бедственного положения сельского хозяйства. Постоянная нехватка самых элементарных растительных и животных продуктов в исконно земледельческой стране с самыми большими в мире посевными площадями и угодьями для скота всё росла и росла.

Конечно, повинен в этом был не только Лысенко, а прежде всего социализация всего сельского хозяйства страны и затем неквалифицированное руководство коммунистами обобществленным сельским хозяйством, но все-таки и "вклад" Лысенко в этот провал был немалым. Лысенко давал удобную и ставшую уже привычной формулу объяснения очередной неудачи -- "ВРАГИ ПОМЕШАЛИ", если бы не они -- всё получилось бы прекрасно. Этим он отвлекал внимание от главной неудачи -- полного провала социального эксперимента -- коллективизации сельского хозяйства, и этим отвлечением способствовал укреплению самого важного политического тезиса -- тезиса научной обусловленности осуществляемых социальных перемен и их непременной прогрессивности. Власти искусственно поддерживали его как "своего" среди "не своих" в той сфере, которую завоевать им было труднее всего -- в сфере науки.

Борцы, соглашатели и предатели Вероятно ни в одной другой части общества противостояние приказам из партийного центра не ощущалось так сильно, как в науке, а в самой науке наиболее сильное противодействие властям оказывали выдающиеся ученые. Для них сама мысль подчинить свои взгляды утверждениям и домыслам шарлатана, каковым только и называли между собой Лысенко его знающие коллеги, было смерти подобно. Именно поэтому получалось, что и на ранних этапах выхода Лысенко на лидирующие позиции голоса видных ученых звучали мощно и консолидированно, да и позже критики не примолкли. Многие имена уже были названы выше, несколько раз было сказано и о роли академика Прянишникова, не перестававшего критически отзываться о работах Лысенко и лысенкоистов на протяжении полутора десятилетий. Так, в 1944 году, когда Лысенко уже властвовал в биологии, Дмитрий Николаевич направил руководству Академии наук СССР докладную записку об ошибках, содержащихся в проекте годового отчета Академии в разделе биологии:

"В присланном мне на просмотр проекте записки я нахожу ряд неправильностей (по отделу генетики), которые, на мой взгляд, должны быть устранены во имя заботы о поддержании достоинства Академии наук СССР.

Прежде всего бросается в глаза крайнее противоречие отдельных частей. Так, на стр. 54-55 приводятся метафизические беспредметные рассуждения, напоминающие какое-то возвращение чуть ли не к эпохе флогистона. При этом приводится ряд неверных утверждений (без оговорок, что за них отвечают такие-то авторы), под которыми невозможно подписываться Отделению [биологических наук -- В.С.], (а за ним и Академии в целом). Таков совершенно конфузный тезис, гласящий, что под наследственностью понимается "свойство живого тела требовать определенных условий для своего развития и жизни" -- ничего общего с наследственностью здесь нет.

Также неверным является утверждение, будто "мичуринское направление в генетике представляет акад. Лысенко" -- на деле нет ничего общего в установках Мичурина и Лысенко. Мичурин -- это прежде всего гибридизатор, а если он говорит о воспитании индивидуума (многолетнего дерева), то это вполне рационально, а Лысенко думает, что "воспитанием" однолетних растений создаются новые формы, наследующие свои признаки в следующих поколениях. Мичурин был в основе дарвинистом, а Лысенко даже не ламаркист, так как Ламарк не был все же виталистом, каковым является акад. Лысенко. Главное же состоит в том, что никакого нового направления в генетике акад. Лысенко не представляет и не может представлять, так как он вовсе не является генетиком.

Это видно из следующих обстоятельств:

1) Появившийся отчет АН показывает, что в Институте генетики акад. Лысенко не ведет ни одной генетической работы, это или элементарные вопросы агротехники, обычные для каждого опытного поля НКЗ или вопросы физиологии (снятие покоя и пр.).

2) В книге "Наследственность и ее изменчивость" не содержится никаких новых идей, определения поражают бессодержательностью ("раскручивание и закручивание"22 ), она полна погрешностей против элементарного естествознания, так как в ней отрицается закон постоянства вещества, установленный Лавуазье, в ней высказывается утверждение, что не только каждая капелька плазмы (без ядра), но каждый атом и молекула сами себя воспроизводят. Видно, автору неизвестны различия между атомом, молекулой, мицеллой и капелькой плазмы.

3) В последних своих выступлениях (например, в Наркомпищепроме) акад. Лысенко сам называет себя уже не генетиком, а агробиологом, т. е. представителем элементарного, недифференцированного опытничества, не пользующегося никакой научной методикой, в том числе и правильной методикой полевого опыта, так как отсутствие повторности лишает полевой опыт всякой доказательности.

Поэтому нельзя говорить о двух направлениях в генетике, есть единая научная школа, материалистическая и дарвинистическая, и есть люди, которым следовало бы пройти хотя бы элементарный курс по ботанике, физике и химии, чтобы не возвращаться к эпохе флогистона, т. е. времени, не только предшествующему Лавуазье, но и Бэкону... Так как появление за границей такой книги как "Наследственность и ее изменчивость" подорвало бы репутацию советской науки, то следует принять меры к тому, чтобы эта книга за границу не попала, а впредь произведения этого автора, претендующие на новаторство в области генетики, проходили бы через компетентную редакционную комиссию.

Кроме этих замечаний, считаю нужным обратить внимание на заголовок стр. 53: "Вегетативная гибридизация растений". Для меня это сочетание взаимно исключающих друг друга понятий звучит так же как "горячий лед" или "сухая вода". Никакие ссылки на "общепринятость" этого выражения не убедительны, так как гибриды -- это продукт полового процесса, а вегетативное размножение есть путь бесполого размножения; если будут констатированы действительные (а не мнимые) изменения форм под влиянием прививок, то это будут или фенотипические изменения, или мутации (если явление окажется наследственным), а не гибриды. Никакие ссылки на авторитеты здесь не помогут, так как раз обнаруженная логическая ошибка не должна быть замалчиваема, независимо от того, кто внес эту ошибку: Академия Наук не должна прикладывать свою печать к неверной терминологии.

Кроме этих замечаний, которые я считаю своим долгом сделать ради охраны достоинства Академии Наук, у меня есть одно предложение по отделу биохимии, я считал бы важной темой исследования механизма связывания азота микроорганизмами, которое происходит при низких температурах и в среде почти нейтральной (в отличие от синтеза аммиака в технике). Этот вопрос имеет большой теоретический интерес23 , но из него могут вытекать и важные практические исследования. Поэтому следует развить и продолжить попытку А.Н.Баха, видоизменяя состав газовой среды, питательный субстрат и другие условия опыта.

Академик Прянишников 13.IX -- 1944 г." (144).

Прянишников высказывался подобным образом не раз. Поповский описывает такой факт: весной 1941 года Прянишников написал письмо Берии, в котором разоблачал Лысенко как ученого и руководителя ВАСХНИЛ:

"В роли Президента Ленинской Академии Т.Д.Лысенко явился дезорганизатором ее работы; Академия, собственно говоря, не существует -- есть командир-президент и послушный ему аппарат. Собраний академиков для обсуждения научных вопросов никогда не бывает, выборы академиков не производятся... Президент говорит: "Зачем мне новые академики, когда я и с этими не знаю, что делать"" (145).

Он направлял письма в разные инстанции по поводу конкретных ошибок Лысенко, и этим способствовал развенчанию мифа о великом вкладе Лысенко и его последователей в биологическую науку в целом, и в сельскохозяйственное производство в особенности. Например, после публикации в 1943 году Лысенко статьи "О наследственности и её изменчивости" (146) Дмитрий Николаевич отправил телеграмму в Президиум Академии наук СССР с требованием рассмотреть вопрос об исключении из числа академиков автора этого уникального по безграмотности труда.

Однако столь же определенно надо сказать, что длительному господству Лысенко в советской науке не менее сильно способствовала позиция подавляющего большинства других представителей науки, людей может быть не столь ярких, но составляющих основную массу в этой профессиональной группе. Эти люди, не говоря уже о работниках низового звена сельскохозяйственной науки, выступали в роли соглашателей с лысенковской идеологией. Одни из них не только не видели, но и видеть не хотели антинаучности лысенковских предложений, его авантюризма. Многие просто не были способны разобраться в деталях споров и шли по пути наименьшего сопротивления. Ведь для многих из тех, кто вошел в число научных сотрудников без достаточных знаний, Лысенко был прекрасным защитником от критики со стороны настоящих ученых. Те же, кто получил образование по урезанной лысенкоистами программе и по учебникам мичуринского толка, были на столь низком профессиональном уровне, что просто не могли отличить в лысенковской фразеологии истину от лжи и представляли собой наиболее прочную опору лысенкоизма в стране. При мощном рывке огромной страны к индустриализации и коллективизации нужда в огромной армии биологов и специалистов агробизнеса стала насущной, наготовить в краткие сроки классных специалистов было невозможно, генетика как наука была сложной и трудной для быстрого освоения, и так получалось, что специалисты, воспитанные в условиях развернутого Сталиным и партией коммунистов прорыва к социализированному обществу, часто были людьми полузнания, для которых императивы Лысенко были понятны и приемлемы.

Оставались те, кто обладал знаниями, прекрасно понимал и ситуацию, и корни лысенкоизма, и его тактику, и воплощение тактики в жизнь, но, тем не менее, решил переметнуться в лагерь победивших. Эти люди, частью из-за страха, частью из-за стремления к добыванию средств любыми путями, в том числе и сомнительными, частью из-за маниакальной тяги к пребыванию на виду при любых обстоятельствах шли на любые махинации, сделки с совестью. Они писали восторженные рецензии на "эпохальные труды" Лысенко и его клевретов, выискивали ошибки и заблуждения у "менделистов-морганистов-вейсманистов" и, раздувая их до невероятных размеров, клеймили тех, чье имя вошло в сокровищницу мировой науки, приписывали классикам русской биологии мысли, в которых те будто бы предвосхищали лысенкоизм и заранее его благословляли, или принимались доказывать, как это было одно время при Сталине, что всё достигнутое в мире человеческой мыслью вышло из России, или уснащали свои труды ссылками на статьи Лысенко и цитатами из этих статей, полагая, что этим они обезопасят себя от нападок Лысенко.

С момента прихода коммунистов к власти шел отбор среди деятелей науки, причем верх брали типы отрицательные. Некоторые из них могли быть даже неплохими исследователями, даже критически мыслящими, но удивительно всеядными. Как только дело доходило до принципиальной оценки того, что соприкасалось со сферой политического диктата в научном сообществе, они знали один исход -- идти в услужение властям (и, значит, к лысенкоистам).

С первых дней после 1917 года непокорившихся ученых -- группами или поодиночке -- арестовывали, высылали, расстреливали, или выгоняли с работы, доводили до инфарктов и самоубийств, как случилось с выдающимся физиологом растений Дмитрием Анатольевичем Сабининым, много лет самоотверженно боровшимся с лысенкоизмом, выгнанным, в конце концов, из Московского университета, перебравшегося на работу на юг (в Геленджик), но не выдержавшего травли и застрелившегося 22 апреля 1951 года24.

И если легко понять действия политиканов, официальных философов или второстепенных специалистов, неспособных оценить в полном объеме ситуацию и свое место в научной работе, то вряд ли поддается благожелательной оценке деятельность даровитых, в достаточной мере образованных ученых, все понимающих и, тем не менее, приторговывавших своей совестью.

Николай Иванович Нуждин, учившийся у Вавилова и сотрудничавший с ним, выполнил исследование для докторской диссертации по классической генетике, а затем мгновенно сообразил, что её нужно перекроить на лысенковский лад! Всю последующую жизнь Нуждин служил Лысенко и выслуживался перед ним, "заслужив-таки" в качестве гонорара звание члена-корреспондента АН СССР. Только благодаря принципиальной позиции академиков И.Е.Тамма, А.Д.Сахарова и В.А.Энгельгардта Нуждин не про-шел в академики, как того хотели в течение ряда лет Лысенко и покровительствовавший ему Хрущев.

Николай Иосифович Шапиро -- тонкий интеллигент, любитель живописи, внешне спокойный человек вдруг "осознал" после августовской сессии, что дело генетики погублено окончательно, а жить надо -- и решил пойти служить Нуждину в Институт генетики АН СССР в Москве?25 Образованный Михаил Ефимович Лобашев, в будущем зав. кафедрой генетики Ленинградского университета, издал в 1954 году книгу (толстую монографию "Очерки по истории русского животноводства"), основной смысл которой заключался в попытках доказать не просто независимость русского животноводства от западного, а приоритет русских во всех вопросах.

"... в России, -- писал Лобашев, -- незадолго по появления теории Дарвина складывалась самобытным путем собственная теория селекции... И тем более неправильным является мнение, что начинающим русским зоотехникам приходилось идти на выучку к немцам, постигать насквозь проникнутую бездарным немецким педантизмом, загроможденную ненужным хламом немецкую науку" (148).

Правда, могли найтись люди, которые сказали бы, что Лобашев -- убежденный большевик, поддавшийся сталинской установке на борьбу с "безродными космополитами", взялся не за свое дело: он не был специалистом ни в области животноводства, ни в области истории науки, а всю жизнь работал генетиком. Но, доказывая, что "русский паралич -- самый прогрессирующий паралич в мире", он делал это не по незнанию. Когда он писал:

"История русского скотоводства показала неспособность капиталистической системы в России обеспечить непрерывный рост поголовья скота и улучшение его качества. Она поучительна также тем, что наглядно иллюстрирует неизбежность депрессии животноводства в современных капиталистических странах" (149), --

Лобашев раскрывал истинные мотивы, руководившие им -- политиканские.

Много лет своей жизни этот ученый посвятил изучению мутаций генов, пытался открыть (правда, безуспешно) индуцированный мутагенез, и вдруг, рассуждая о скотоводстве, принялся клеймить позором свою же науку -- генетику, порочить метод мутаций, допуская фактические ошибки (а без них этого и не сделаешь). Лобашев писал:

"Морган... доказывал, что мутации генов в хромосомах являются основными материальными носителями наследственности" (150),

хотя Т.Морган доказал роль генов в наследственности, а не роль мутаций этих генов. Но необходимость осуждения морганизма была столь ясна Лобашеву, что научная истина уже не могла не пострадать при этом:

"Теория морганизма-вейсманизма, претендовавшая на всеобщее господство в биологии, оказалась нежизненной... в наше время вейсмановско-моргановская теория оказалась нежизненной... в наше время вейсмановско-моргановская теория оказалась бессильной" (151).

"Забвение и недооценка научных открытий являются характерными чертами именно буржуазной науки, оторванной от народа" (152).

На первенствующие позиции Лобашев выставлял то умозаключение, которое он считал в ту пору самым верным (или "необходимым"?):

"Лишь советская мичуринская биология поставила своей задачей изучить богатый народный опыт... и использовать его в социалистическом животноводстве" (153).

Абба Овсеевича Гайсинович, считавший себя учеником Серебровского, перевел в свое время на русский язык отдельные главы из американского учебника генетики Синнота и Данна. С наступлением тяжелых времен Гайсинович переметнулся в "спокойную" область -- историю науки -- и принялся уснащать том "Избранных биологических произведений" выдающегося русского ученого Ильи Ильича Мечникова -- Нобелевского лауреата, проработавшего значительную часть своей жизни в Париже (с 1887 года до смерти в 1916 году), где он стал вице-директором знаменитого Пастеровского института, такого рода собственными примечаниями:

"Мечников талантливо и самостоятельно развивает дальше учение о естественном отборе, ничуть не смущаясь расхождением в этом вопросе с самим Дарвиным. Особенно рельефно выступает продуманность и последовательность Мечникова, если сравнить его выводы с возникшей четверть века спустя мутационной теорией, которая привела к самым антидарвинистическим и метафизическим выводам" (154).

"Мечникову очевидна ограниченность дарвиновского понимания изменчивости как постепенного и непрерывного процесса возникновения мелких изменений... Как известно, в настоящее время академик Т.Д.Лысенко основное значение в видообразовании также придает скачкообразным изменениям... Важно отметить, что и в вопросе о причинах наследственной изменчивости Мечников занимает позиции, близкие к мичуринскому учению" (155).

"Взгляды Мечникова в вопросах о причинах наследственной изменчивости сформировались еще до того, как Вейсман стал обосновывать свою фантастическую и идеалистическую "теорию зародышевой плазмы". Но и после этого Мечников встретил враждебно (1886) только что возникшую "ядерную теорию наследственности" и подверг ее критике" (156).

Среди этих людей был еще один грамотный генетик, ученик Г.А.Надсона, к этому времени уже погибшего в заключении, -- Александр Самсонович Кривиский, до 1948 года работавший в Ленинграде и временно потерявший после сессии ВАСХНИЛ работу. Стараясь сохраниться на научной должности, он фальсифицировал результаты опытов и заявил, что экспериментально подтвердил выводы Лепешинской, Бошьяна и Лысенко (см. прим. /92/) и стал печатать статьи с осуждением генетики (157), в которых утверждал:

"Внешняя среда может, вопреки мнению многих зарубежных микробиологов-морганистов... изменить наследственные свойства клеток" (158).

"Мичуринская биология твердо установила, что наследственные свойства передаются не через удвоение гипотетических наследственных единиц, а путем ассимиляции пластических веществ, что особенно ярко проявляется в процессах вегетативной гибридизации" (159).

В другом подобном же опусе (160) Кривиский настаивал на том, что в мире микробов осуществляется "вегетативная гибридизация" (161), что генов в природе не существует (162). Он предавал анафеме гены, которые теперь заключал в кавычки и обзывал "пресловутыми" (163). Кривиский писал:

"После исторической сессии ВАСХНИЛ, окончательно разгромившей вейсманизм-морганизм, советская микробиология окончательно избавилась от этих лжеучений" (164).

Захваливая лысенкоистов, Кривиский, например, считал, что бездоказательные утверждения С.Н.Муромцева о переходе одних видов микроорганизмов в другие совершенно верны (165), и добавлял от себя:

"Известное высказывание Т.Д.Лысенко о том, что новое видообразование осуществляется через неклеточные стадии, целиком приложимо и к микробам" (166).

Теми же устремлениями руководствовался физико-химик ленинградец Семен Ефимович Бреслера, фабриковавший данные о якобы возможном синтезе живых белков в отсутствие всяких генов (см. выше, прим. /89/). Бреслер в этих публикациях подчеркивал свою приверженность принципам мичуринской биологии, цитировал, как правильные, утверждения Лысенко и утверждал, что взгляды последнего "выражают основные положения материалистической биологии и указывают направление, в котором должно развиваться учение о биосинтезе белка" (167).

Выступая с докладом на расширенном заседании Ученого совета Института биохимии АН СССР 26 октября 1950 г., Бреслер заявлял:

"Мичуринская биологическая наука неисчислимыми фактами, экспериментами и наблюдениями, а также всей практикой построения научного земледелия доказала ложность, беспочвенность и субъективность выводов морганистов...

В другой важнейшей области биологических наук -- цитологии -- среди ученых Запада господствует реакционная теория Вирхова о неизменном самовоспроизведении клеток путем деления как единственном пути образования живого вещества. И здесь, как и у вейсманистов, в основе всего лежит предельческая и, по существу, идеалистическая мысль о том, что пути к искусственному созданию живого вещества... для человека закрыты, поскольку имеет место лишь количественное нарастание, копирование, по существу, неизменных клеток. Трудами советских ученых, в первую очередь трудами О.Б.Лепешинской, показана ложность этой концепции" (168).

Публикуя текст этого доклада в журнале "Вопросы философии", автор просто и доходчиво объяснял причину своего подхода:

"Для исследования макроструктуры белковой молекулы метод и подход органической химии оказались недостаточными. Здесь вновь было подтверждено неоценимое значение марксистской диалектики, указывающей на существование различных видов движения материи и на необходимость учета специфики явлений, что, как учит И.В.Сталин, наиболее важно для науки" (169).

Далее он вводил для пущего наукообразия понятие о трех уровнях структуры белка: "1. Микроструктура белковой частицы.

2. Макроструктура глобулярного белка.

3. "Живой белок"" (170),

и заявлял, что в его экспериментах с бесклеточными очищенными аминокислотами ему и его сотрудницам удалось получить третью категорию структуры -- живой белок (как будто в сказке -- из живой воды и немножечко физики!). Далее он якобы наблюдал, как из искусственно полученного "живого белка" зарождались клетки:

"В этом "живом белке" полностью проявляется способность к обмену веществ и синтезу. Следовательно, он целиком принадлежит к биологической закономерности. В нем уже полностью выражены свойства жизни, как они определены Энгельсом.

Наконец, из "живого белка" в результате его развития возникает дифференцированная клеточная структура" (171).

Кривиский и его близкий друг Бреслер не были людьми полуграмотными, к успехам мировой науки глухими. И Александр Самсонович и Семен Ефимович были в курсе последних достижений науки, обладали прекрасной памятью, читали и по-немецки и по-английски. Но они предпочли не испытывать судьбу. Этим они отличались от тех их своих коллег, кто был вынужден бросить научную работу (подобно С.С.Четверикову, С.Н.Ардашникову, В.В.Сахарову и другим), или уехать в отдаленные места России, чтобы только не сдаться под напором диктата, не встать на колени, не пойти на сделку с совестью? Но пока В.П.Эфроимсон сидел в тюрьме за открытое отстаивание своих убеждений, другие ловчили и пресмыкались. Они не были похожи на Я.Л.Глембоцкого, Н.Н.Соколова и Б.Н.Сидорова, которых лысенкоисты переманивали всякими посулами на свою сторону, но которые оставили Москву и много лет работали в Якутии, где им все-таки удавалось вести и научную работу. В это же время М.И.Камшилов перебрался в Дальние Зеленцы на Баренцевом море, Е.Н. и Б.Н.Васины оказались на Сахалине, а Ю.Я.Керкис стал директором овцеводческого совхоза "Гиссар" в Таджикистане (172), Р.Б.Хесин уехал в Каунас.

Зато как только над Лысенко стали сгущаться тучи, эти же приспособленцы спохватились и начали возрождать в СССР генетику, ту самую генетику, которую они только что поливали бранью. Лобашев быстро издал учебник генетики для вузов, Гайсинович начал печь как блины статеечки по истории генетики, Кривиский возглавил редакцию в Реферативном Журнале "Биология", Бреслер стал действительно выдающимся организатором сразу нескольких лабораторий в Ленинграде. Им не пришлось терзаться угрызениями совести, что они предают анафеме столь замечательное "мичуринское учение". Они разыгрывали теперь из себя принципиальных борцов, судили и рядили.

Уникальным стал пример лавирования между диаметрально противоположными взглядами Соса Исааковича Алиханяна. После 1948 года он горячо проповедовал свою причастность к "мичуринскому учению" и заявил, что сделал "эпохальное" открытие -- обнаружил вегетативную гибридизацию у бактерий. Что служило привоем и что подвоем у бактерий и микроскопических грибов, Алиханян, естественно, сказать не мог из-за малости этих клеток, но само название -- вегетативная гибридизация микроорганизмов звучало так весомо, так чарующе (ведь совершенно новое явление человек открыл, не какой-то там единичный факт описал, а целую науку основал), что Алиханян тут же постарался присоединиться к работе по увеличению продуктивности пенициллумов, которую вели в Институте антибиотиков Минздрава СССР, и стал утверждать, что-де только с помощью вегетативной гибридизации ученые добились увеличения выпуска лекарства, ценившегося тогда в буквальном смысле на вес золота. Попытался он присоседиться и к Сталинской премии за получение антибиотиков, но попытка сорвалась. Тогда он стал рваться в члены-корреспонденты вначале Армянской, а затем и союзной Академий наук. Это также не получилось.

В конце 1954 и в начале 1955 года он стал обходить кабинеты высокого начальства, рекламируя свое невиданное открытие. Спустя много лет, два человека -- Президент ВАСХНИЛ П.П.Лобанов и его первый вице-президент Д.Д.Брежнев однажды вечером начали вспоминать, как к ним приходил возбужденный Алиханян, пытаясь заручиться их поддержкой. Оба рассказывали мне об этих визитах с чувством, далеким от почтения.

В середине 1955 года Алиханян защитил докторскую диссертацию на эту тему. Главный "вегетативный гибридизатор" -- И.Е.Глущенко дал хвалебный отзыв на нее, в котором утверждал:

"... С.И.Алиханян... получил у пенициллумов настоящие вегетативные гибриды...

Желаю автору дальнейшего успеха в работе, а Ученому совету единодушия в присуждении искомой степени доктора биологических наук.

Экспериментальная работа С.И.Алиханяна требует публикаций в печати, в пределах возможного ее оглашения. Для мичуринской генетики это будет иметь значение в смысле накопления новых фактов, показывающих общность изменчивости у высших и низших организмов" (173).

Ученый Совет был единодушен -- степень доктора наук Алиханян получил. Правда, позже, как только времена поменялись, он наотрез отказался от своего "эпохального" открытия и заявил, что, дескать, им был открыт процесс конъюгации у бактерий (174). Тоже ведь не пустяк.

Неожиданно веяния изменились -- лысенкоистам пришлось туго. И сообразительный Сос Исаакович столь же шумно сыграл отходный марш: в числе организаторов нового -- генетического направления в СССР -- замелькала фигура кипучего деятеля науки. Сообщив в "Правде" цифры (привранные во много раз) о якобы достигнутой под его руководством активности полезных микроорганизмов, Алиханян попытался получить за это Государственную премию. Попытка провалилась, но вранье не помешало ему стать директором Всесоюзного НИИ генетики и селекции промышленных микроорганизмов и одновременно профессором кафедры генетики и селекции МГУ, которой заведовал Столетов.

Его молодые сотрудники и студенты и на мгновение не могли допустить мысли, что Сос Исаакович -- воплощение железной убежденности в необходимости быть принципиальным в науке, каковую он, как настоящий член партии, никогда не переставал демонстрировать на всех собраниях и заседаниях, -- на самом деле прошел такой сложный извилистый путь. И правда жизни и прогресса заключалась лишь в том, что не все были алиханянами.

В 1965 году на конференции в МГУ в Большой биологической аудитории, где присутствовало несколько сот человек, он объявил, что в пятидесятые годы произошла ошибка, -- он, оказывается, открыл вовсе не вегетативную гибридизацию, а нечто другое, а именно описанный на Западе якобы позже его процесс обмена генетической информацией между микробами26. Лысенкоисты потеряли одного из столпов своего учения, и горячая сторонница Лысенко Фаина Михайловна Куперман кричала Алиханяну из первого ряда, но так, чтобы слышала вся аудитория:

-- Так вы когда врали -- в первый раз или сейчас?

* *

*

Среди предложений Лысенко, высказывавшихся им в "период великих агрономических афер", были не только те, что перечислены в данной главе. Так, я мало коснулся вопроса о превращении яровых сортов зерновых культур в озимые сорта (и наоборот), которым Лысенко продолжал заниматься (если можно назвать словоизлияния занятиями). Стиль этих занятий, масштабность посулов, императивность фразеологии оставались прежними и в данном случае. Перечисляя фамилии своих учеников, будто бы добившихся этих переделок, Лысенко с всегдашней убежденностью твердил:

"Эти факты с убедительностью говорят, что яровые сорта можно превращать в озимые путем повторных осенних посевов" (175).

С той же незыблемостью приемов и умозаключений объяснял он механизм такого перехода, непонятного ученым, твердо знавшим, что свойство озимости и яровости зависят от комбинаций особых генов:

"... сравнительно большой полученный в последнее время экспериментальный материал показывает, что... для создания яровых или озимых форм главную роль играют различия светового фактора в весенних или осенних условиях. Мы полагаем, что свет выступает здесь как вещество... При этом весенний или осенний свет в результате ассимиляции его растениями, превращается в неотъемлемую часть живого тела. При ассимиляции весеннего света получается живое тело хлебных злаков со свойствами яровости... в случае ассимиляции осеннего света получается живое тело хлебных злаков со свойствами озимости" (176).

Звучало это заманчиво и даже таинственно, но совершенно непонятно. "Свет выступает... как вещество", "сравнительно большой экспериментальный материал" (сравнительно в чем? и чей? и где опубликованный?), "весенний свет -- осенний свет", "неотъемлемая часть живого" (что за такая -- неотъемлемая? и не просто живого, а живого тела! Да еще при этом -- "хлебных злаков". Туман, сплошной туман!).

Наверно, никто не умел, как он, наполнять такими вот аморфными, расплывающимися, нанизываемыми на пустоту фразами, статью за статьей, доклад за докладом (177). Но из аморфной вязи выводились самые серьезные практические рекомендации:

"... Каждый агроном и колхозник теперь может в течение двух лет превратить любой яровой сорт в озимый, хорошо зимующий сорт в данном районе... (178).

Есть полное основание предполагать, что... можно в два года создать, например, для наших северо-западных районов с глубокими снегами... хорошо зимующие сорта пшеницы, которых в этих районах пока что, к сожалению, нет... Указанным способом могут быть созданы... хорошо зимующие сорта озимого ячменя, зимостойкого клевера, озимой вики, а также других видов растений" (179).

Конечно, все обещания были пустыми. Неизвестно, сколько агрономов и особенно колхозников клюнуло на удочку и занялось никчемным делом (сам Лысенко уверял, что "тысячи людей заняты этим полезным делом", но кто же эти цифры проверит?!). Ни одного сорта, естественно, не получилось, потому что и не могло получиться.

В 1955 году он продолжал утверждать, что превращение одного вида в другой существует, и что основанные на этом "законе" лесопосадки еще принесут пользу народу. Его поддерживали многочисленные лысенкоисты, такие, например, как академики АМН СССР Н.И.Жуков-Вережников (180) и В.Д.Тимаков (181).

Аналогично строил он и "учение о жизненности растительных и животных организмов" (182). Смысл, вкладываемый автором в понятие "жизненность", был столь же туманным, если не сказать мистическим. Фразы типа "жизненностью зародыша и далее организма являются условия жизни, условия внешней среды..." (183) поражали своей бессодержательностью, но практические предложения, выводимые Лысенко из них, были столь же многообещающими, как и посулы, делавшиеся два десятка лет при внедрении яровизации (184).

Как и прежде, Лысенко превозносил роль травопольных севооборотов Вильямса в создании устойчивого, не зависящего от погодных условий земледелия (185), хотя вред их, раскрытый еще в начале тридцатых годов Н.М.Тулайковым, стал за эти годы еще более очевидным. Причем очевидным не благодаря теоретическим доказательствам, а вполне осязаемым многолетним неурожаям на огромных массивах российских полей. Уже и слепому всё было видно, а Лысенко по-прежнему настаивал на "неоспоримых преимуществах правильно примененной на практике травопольной системы".

Как мы увидим в следующей главе, засилье травопольщиков, также как ссылки на "закон биологического вида", оправдывающие засорение полей, на-несли такой урон сельскому хозяйству, что даже Н.С.Хрущев был вынужден, в конце концов, открыто сказать об этом на двух Пленумах ЦК партии. Однако остановить Лысенко полностью в этих вопросах не удалось.

До самой смерти Лысенко продолжал твердить, правда, уже без особого успеха в глазах партийных начальников о порождении видов. Никакой практической пользы, никакого спасительного комплекса мер, которые бы нацело остановили распространение сорняков в СССР, столь помпезно провозглашавшихся в 1948-1953 годах лысенкоистами, конечно, не последовало.

А об убытках, понесенных страной из-за Сталинского плана Преобразования Природы, уже было сказано. В 1983 году газета "Известия" поместила очерк А.Иващенко "Суровая память земли" (186), в котором автор вспоминал о годах властвования Лысенко и о своих наивных послевоенных ожиданиях скорого возрождения земли. Эти ожидания были особенно сильными в год,

"... когда объявили о грандиозном Плане Преобразования Природы. Появился плакат: "И засуху победим!" Верилось, как в это верилось тогда!

Спешно создавались лесозащитные и дубравные станции. Большой академик вы-двинул идею сажать дубы квадратно-гнездовым способом. Особый восторг вызывал проект лесополосы от Урала до Каспия, чтобы остановить губительные ветры пустынь Средней Азии...

Посадки... намерены сейчас корчевать... вода скатывалась между посадок... такими мощными потоками, что разрушала и дороги, и посадки. По балкам стали расползаться промоины, углубляясь, они образовывали овражки, овраги. По всей ветровой тени пшеница здесь красовалась, лесом стояла кукуруза, чуть же поодаль все это оказывалось на голодном пайке... Засух стало не меньше, а больше, подпахались до речных берегов, заилили ручьи" (187).

Примечания и комментарии к главе XIV

1 Осип Мандельштам. В кн.: Сочмнения, М. Изд-во "Художественная литература", 1990, т. 1, стр. 197.

2 А.П.Чехов. Из письма А.С.Суворину. Собрание Сочинений, Изд. "Правда", 1985, т. 12, стр. 263.

3 В Совете Министров СССР и ЦК ВКП(б) "О плане полезащитных лесонасаждений, внедрении травопольных севооборотов, строительстве прудов и водоемов для обеспечения высоких и устойчивых урожаев в степных и лесостепных районах европейской части СССР." Газета "Правда", 24 октября 1948 г., ¦298(11039), стр. 1-6. Карта "Сталинского плана преобразования природы" была напечатана на стр. 5, а на стр.6 были опубликованы "Указания Главного управления полезащитного разведения" и было сказано, что они "-обязательны для всех министерств и ведомств".

3а См.: Информационное сообщение "В Совете Министров СССР". Газета "Известия",

31 марта 1946 г., ¦78 (8994), стр. 2 4 Е.М. Чекменев. Выступление на августовской сессии ВАСХНИЛ. В кн.: О положении в биологической науке. Стенографический отчет, М., ОГИЗ-Сельхозгиз, 1948, стр. 23-5 236.

5 Е.М. Чекменев. Перед великим наступлением. Журнал "Огонек", 1949, ¦10, стр. 2-3;

цитиров. по перепечатке этой статьи, озаглавленной "Великое наступление", в книге: "Сборник статей по вопросам мичуринской биологии. В помощь учителю средней школы." Под редакцией К.Н.Тараканова, Учпедгиз, М., 1950, стр. 38.

6 Валентин Зорин. Советская быль и американские небылицы. Журнал "Огонек", 6 мар- та 1949 г., ¦10 (1135), стр. 24.

7 См. сборник: "Внутривидовая борьба животных и растений". Изд. МГУ, М., 1947; С.Д. Юдинцев и А.Д.Зеликман. Итоги конференции. Журнал "Вестник Московского госу- дарственного университета", 1948, ¦4.

8 Т.Д.Лысенко. Опытные посевы лесных пород гнездовым способом. Доклад на совещании научных работников ВАСХНИЛ 23 января 1948 года; цитиров. по книге: Т.Д.Лысенко. Агробиология. 6 изд., М., Сельхозгиз, 1952, стр. 582, перепечатана также в "Сборнике статей по мичуринской биологии", см. прим. /5/.

9 Там же, цитиров. по "Сборнику статей по мичуринской биологии" (прим. /5/), стр. 11.

10 Там же, стр. 588-589.

11 Там же, стр. 589.

12 Т.Д. Лысенко. Результаты опытных посевов лесных полос за 1949 и 1950 г. г. Цитиров. по книге: "Агробиология", 6 изд., М., Сельхозгиз, 1952, стр. 677.

13 Там же.

14 Та же, стр. 677.

15 Цитиров. по статье: Н.Н. Семенов, академик, лауреат Нобелевской премии. Наука не тер- пит субъективизма. Журнал "Наука и жизнь", 1965, ¦4, стр. 38./1/, стр. 41-42; см. также: Т.Д. Лысенко. К новым успехам в осуществлении сталинского плана преобразования при- роды. Беседа с колхозниками Одесской области, Сельхозгиз, 1950.

16 См. прим. /12/, стр. 677.

17 Лысенко снова утверждал:

"Произведенным осенью 1951 года сплошным учетом однолетних, двухлетних и трехлетних гнездовых посевов дуба в колхозах и совхозах установлено, что гнездовой способ защитного лесоразведения себя оправдал ... главной причиной изреженных всходов дуба как в посевах 1950 г., так и в посевах 1951 г., особенно в засушливых районах, было невыполнение основных агротехнических требований, предусмотренных инструкцией".

Там же, стр. 689.

18 См. "Ботанический журнал", 1958, т. 43, ¦5, стр. 714.

19 Приказ по Главному управлению полезащитного лесоразведения при Совете Министров СССР ¦38 от 20 марта 1952 года.

20 Т.Д.Лысенко. Итоги работы ВАСХНИЛ и задачи сельскохозяйственной науки. Доклад на юбилейной сессии ВАСХНИЛ, 1949, цитиров. по книге: Т.Д.Лысенко. Агробиология, 6 изд., М., 1952, стр. 632.

21 Данные приведены в докладе академика В.Н. Сукачева на годичном собрании Академии наук в 1965 году. См. журнал "Вестник АН СССР", 1965, ¦3.

22 Редакционная статья "Выдающийся вклад в науку". Журнал "Биохимия", 1949, т. 14, вып. 3, стр. 193-195.

23 Там же, стр. 193.

24 Там же, стр. 195.

25 Например, колхозников Одесской области привезли для встречи с "колхозным академиком" в Москву, где бы они могли своими глазами посмотреть на великого "чудотворца", институт которого располагался в той же Одессе. Во время беседы все свои предложения, в том числе и давно провалившиеся на практике, Лысенко повторил и захвалил. Запись этой беседы была издана отдельной брошюрой: Т.Д.Лысенко. К новым успехам сталинского плана преобразования природы. Сельхозгиз, М., 1950.

26 Информационное сообщение: "В Министерстве сельского хозяйства СССР". Журнал "Лесное хозяйство", 1954, ¦11, стр. 96.

27 Редакционный обзор: "Совещание по полезащитному лесоразведению". Там же, 1955, ¦3, стр. 37-51.

28 В.Я.Колданов. Некоторые итоги и выводы по полезащитному лесоразведению за истекшие пять лет. Журнал "Лесное хозяйство", 1954, ¦3, стр. 10-18. Аргументированно, на большом фактическом материале автор обосновал доказательства ошибочности всех положений Т.Д.Лысенко в области лесоводства. Подробно разобрав историю посадок дуба в России, автор рассмотрел практические ошибки Лысенко. Он писал, что вопрос о правильности предложений Т.Д.Лысенко, на основании которых делались посадки в последние 4 года "для производственников и для большинства научных работников... давно уже потерял свое первоначальное значение" (стр. 11). "Жизнь показала, что линия работников лесного хозяйства, занимающихся полезащитным лесоразведением, была правильной, а линия акад. Т.Д.Лысенко была в основе своей неправильной",-- сделал заключение В.Я.Колданов (стр. 17).

19 См. прим. /5/.

30 Т.Д.Лысенко и Н.И.Нуждин. За материализм в биологии. Ротапринтное издание Всесоюз- ного общества по распространению политических и научных знаний, М., 1957, стр. 46 31 Там же, стр. 46-47.

32 М.Ольшанский. О теоретических ошибках и неправильных практических предложениях академика В.Н.Сукачева. Газета "Социалистическое земледелие", 8 января 1952 г., ¦ 6 (6112), стр. 3.

33 Редакционная статья Зеленый друг земледельца". Газета "Известия", 16 ноября 1963 г., стр. 1.

34 Т.Д. Лысенко. В книге "О положении в биологической науке. Стенографический отчет", М., ОГИЗ-Сельхозгиз, 1948, стр. 38.

35 Там же, стр. 39.

36 М.Г. Туманян. Об экспериментальном получении мягких пшениц из твердых. Журнал "Агробиология", 1941, ¦2, стр. 13-18.

37 В.К. Карапетян. Изменение природы твердых пшениц в мягкие. Там же, 1948, ¦4, стр. -521; его же: Изменение твердой пшеницы в мягкую. Там же, 1948, ¦6, стр. 18-30.

38 Т.Д.Лысенко в брошюре "Новое о биологическом виде" писал:

"В 1948 году в опытах В.К.Карапетяна было обнаружено, что при подзимнем посеве 28-хромосомной пшеницы Triticum durum часть растений довольно быстро, за два-три поколения превращается в другой вид, в Triticum vulgare -- 42-хромосомную мягкую пшеницу".

39 А.А. Авакян. Управлять развитием растительных организмов. Журнал "Агробиология", 1938, ¦6 (21), стр. 7-5119.

40 Проф. В.Я.Юрьев. Изоляция озимой ржи и влияние переопыления на разные сорта. Жур- нал "Селекция и семеноводство", ¦11, 1938.

41 Т.Д.Лысенко. См. прим. /20/, стр. 621.

42а Т.Д.Лысенко. Новые достижения в управлении природой растений. Сельхозгиз, М., 1848, 21 стр.

42 Т.Д.Лысенко. И.В.Сталин и мичуринская биология. Газета "Известия", ¦295, 15 декаб- ря 1949 г., стр. 2; Т.Д.Лысенко. И.В.Сталин и мичуринская биология. В кн.: "Иосифу Виссарионовичу Сталину -- Академия наук СССР", Изд. АН СССР, М., 1949; см. также кни- гу: "Агробиология", 6 изд., М., Сельхозгиз, 1952.

Лысенко писал:

"Сталинское учение о постепенных, скрытых, незаметных количественных изменениях, приводящих к быстрым качественным коренным изменениям, помогло советским биологам обнаружить у растений факты осуществления качественных переходов, превращения одного вида в другой ... В определенных условиях жизни в растениях пшеницы происходят незаметные, скрытые, постепенные количественные изменения, которые приводят к быстрым, внезапным, открытым превращениям отдельных клеток растений, в качество другого вида. Вместо клетки пшеницы возникают клетки ржи" (стр. 642).

43 Цитиров. по статье Н.В. Турбина. Журнал "Вестник Ленинградского университета", 1954, ¦10, стр. 31.

44 Там же.

45 Т.Д.Лысенко, см. прим. /42/, стр. 641-642.

46 См., например, статьи и доклады, собранные Т.Д. Лысенко в его книге "Агробиология", 6 изд., М., Сельхозгиз, стр. 622, 623, 639, 641, 669, 672 и др.

47 Личное сообщение академика ВАСХНИЛ И.Е.Глущенко, 1979 г.

48 Личное сообщение доктора наук А.К.Федорова.

49 М.Г.Туманян. Проблема происхождения сорной ржи. Журнал "Известия АН Армянской ССР", 1949, т. 2, ¦3, стр. 211-231; его же "Проблема генезиса сорно-полевых овсов". Журнал "Доклады АН Армянской ССР", 1949, т. 2, ¦1, стр. 3-544.

50 См. Т.Д.Лысенко. Новое в науке о биологическом виде. Цитиров. по его книге: "Агробио- логия", 6 изд., М., Сельхозгиз, стр. 669.

51 Н.Д. Мухин. Изменения обычных форм мягкой и яровой пшеницы в ветвистые. Журнал "Агробиология", 1952, ¦4.

52 С.К. Карапетян, действит. член АН Арм. ССР. Порождение лещины грабом. Там же, 1952, ¦5, стр. 23-29.

53 К.Я. Авотин-Павлов. Самопрививка ели к сосне. Журнал "Лесное хозяйство", 1951, ¦11, стр. 88-90; его же: "Порождение ели сосной. Журнал "Агробиология", 1952, ¦5, стр. 30-35. На стр. 35 была помещена заметка "от редакции", в которой указывалось на важность статьи Авотина-Павлова.

54 См. газету "Медицинский работник", ¦37 (795), август 1948 г., стр. 3.

55 Г.М.Бошьян. О природе вирусов и микробов. М., Медгиз, 1949.

56 С.Н. Муромцев. Проблемы современной микробиологии в свете мичуринского учения. М., Изд. "Правда", 1950.

57 С.Н. Муромцев. О природе пластических веществ микробов. Журнал "Агробиология", 1952, ¦5, стр. 145.

58 А.Н. Белозерский. Бактериальные нуклеопротеиды и полинуклеотиды. Журнал "Вестник Московского университета", 1949, ¦2, стр. 12-5134; Н.С.Демьяновская, А.Н.Белозерский. Дезоксирибонуклеиновая кислота Actinomyces globisporus streptomycini в процессе развития. Журнал "Биохимия", 1949, т. 19, ¦6, стр. 688-692. Авторы писали, что в односуточной культуре актиномицетов ДНК полностью отсутствует. "Все количество нуклеиновых кислот, -- утверждали они, -- ... можно предполагать, приходится только на РНК" (стр. 689).

59 Цитиров. по: Н.В.Турбин. За дарвинизм в теории видообразования. Доклад на дискуссии в Ленинградском университете 20 января 1954 г. Журнал "Вестник Ленинградского университета", 1954, ¦10, серия биол., геогр., геол., стр. 31-32.

60 Выше (см. раздел "Военные годы", глава XII) было показано, что даже партийная печать была вынуждена признать полный провал лысенковской затеи с посевами озимых по стерне в Сибири. Начальник управления планирования сельского хозяйства СССР В.С.Дмитриев, конечно, не мог не знать реального положения дел в этом вопросе. Но это не мешало ему произносить на сессии ВАСХНИЛ в 1948 году такие слова:

"Я хочу подчеркнуть, что для Сибири сделано значительно больше, чем выведение одного сорта. Здесь академиком Лысенко сделано огромное открытие, состоящее в том, что, при правильной агротехнике, нет такого сорта озимой пшеницы, который не мог бы зимовать в Сибири. Речь идет о посеве озимой пшеницы по стерне.

Но какое сопротивление встретили стерневые посевы! Они встретили, прошу извинить меня за грубость, озверелое сопротивление. Противники передового направления в науке, защищая исключительно отсталую позицию, применяют, и это должно быть отмечено и осуждено, неправильные, негодные методы!" В книге: "О положении в биологической науке. Стенографический отчет". М., Сельхозгиз, 1948, стр. 267.

61 См. прим. /4/, стр. 261.

62 Там же, стр. 259.

63 Личное сообщение академика ВАСХНИЛ Н.В.Турбина.

64 В.С. Дмитриев. О первоисточниках некоторых сорных растений. "Журнал общей биологии", 1952, т. 14, ¦1, стр. 43. Ранее им была опубликована статья "К вопросу о плодосмене", журнал "Агробиология", 1948, ¦1, стр. 3-19; статья содержала резкие выпады в адрес Д.Н.Прянишникова.

65 Там же, стр. 41-70.

66 В.С. Дмитриев. О первоисточнике происхождения плоскосеменной вики. Журнал "Агро- биология", 1952, ¦1, см. также прим. /51/.

67 См. прим. /64/, стр. 53. Дмитриев писал:

"Видовой состав засорителей многолетних трав -- один, а однолетних растений -- другой; озимых культур -- один, а яровых -- другой; ранних яровых -- один, а поздних -- другой и т. д. При этом разные виды сорняков сходны с разными видами культурных растений (овсюг с овсом, костер ржаной -- с рожью и т. д.); все виды сорняков, связанные с данными видами культурных растений (например, специальные засорители льна, гречихи или проса) сходны с соответствующим культурным растением, а один и тот же сорняк (например, овсюг), засоряющий разные виды культурных растений, во многих случаях сходен с тем именно культурным растением, которое он сопутствует" (орфография оригинала сохранена -- В.С. ).

68 Там же, стр. 43. Вот как Дмитриев описывал свой эксперимент:

"Схема опыта была построена таким образом, чтобы резко ухудшить условия жизни для ржи. С этой целью применялись поздние сроки посева, избыточное увлажнение, ухудшение плодородия почвы, загущенный посев, посев щуплыми семенами и т. д. Никакого ухода за посевами, по условиям опыта, не велось" (выделено мной -- В.С. ).

69 Там же, стр. 44.

70 Там же.

71 См. "Ботанический журнал", 1954, ¦2, стр. 221-223.

72 О.Б.Лепешинская. Оболочка красных кровяных клеток как коллоидная система и ее изменчивость. Москва-Ленинград, Главнаука и Главиздат, 1931. Эта работа была прореферирована в советской научной печати. См.: М.Брейтман (Ленинград). Реферат книжки О.Б.Лепешинской "Оболочки красных кровяных телец как коллоидная система и ее изменчивость". Госиздат, 1929, 70 стр. "Центр. мед. журнал", 1931, т. VII, вып 2, стр. 229-230. Вывод автора рецензии: "Работа, выполненная под руководством Абрикосова и Гиршфельда, представляет большой теоретический и практический интерес" (стр. 230).

73 О.Б. Лепешинская. Происхождение клеток из живого вещества. Изд. ЦК ВЛКСМ "Моло- дая гвардия", М., 1951, стр. 9.

74 О.Б. Лепешинская. К вопросу об образовании клеток в животном организме. 1. Образование клеток и кровяных остатков из желточных шаров куриного эмбриона. "Биологический журнал", 1934, т. 3, ¦2, стр. 233-255; см. также O.B.Lepeschinskaya. Die Entstehung von Flussigkeit im Blastocoel aus Dotterkernern (Beobachtungen an Acipenser stellatus). Cytologia, 1935, 6(2/3), 294-299, 2 pl.

75 Н.К. Кольцов. Возможно ли самозарождение ядра и клетки? "Биологический журнал", 1934, т. 3, ¦2, стр. 2-55260.

76 Особенно активно против этого домысла выступал В.Н.Орехович.

77 О.Б. Лепешинская. Клетка, ее жизнь и происхождение. Госкультпросветиздат, М., 1952, стр. 3.

78 Там же.

79 О.Б. Лепешинская. Развитие живого вещества и происхождение клеток. В книге: "Учение Павлова в теоретической и практической медицине". М., 1953, вып. 2, стр. 36.

80 О.Б. Лепешинская. Происхождение клеток из живого вещества и роль живого вещества в организме. Москва-Ленинград, Изд. Академии наук СССР, 1945, стр. 230.

81 Т.Д.Лысенко. Предисловие к книге О.Б.Лепешинской, см. прим. (80).

82 О.Б.Лепешинская. Оболочки животных клеток и их биологическое значение. Медгиз, М.,

1946 (1947). Приходится ставить две даты, так как на титульном листе книги и на обложке указаны разные годы издания. Из выходных данных явствует, что данная книга могла выйти в свет скорее всего в 1947 году, но автору, видимо, хотелось "застолбить" приоритет годом раньше. Это тоже отражение стиля лепешинских, лысенок и им подобных.

83 Профессор П. Макаров, академик Н. Хлопин, член-корреспондент АМН СССР П. Светлов,

проф. Ш.Галустян, доц. А.Кнорре и др. (всего 13 подписей). Об одной ненаучной концепции. Газета "Медицинский работник", 7 июля 1948 г., ¦29 (787), стр. 3.

83а А.М.Синюхин. Черты онтогенетичесекого развития клеток конуса роста ячменя. Журнал "Известия АН СССР, сер. биол.", 1952, ¦5, стр. ¦¦-55. Его же: К вопросу об онтогенезе растительных клеток. Журнал "Агробиология", 1952, ¦6, стр. 80-91. Автор (было указано, что он работает на кафедре дарвинизма МГУ) якобы установил, что сначала из живого вещества образуются оболочки клеток, (получается, как утверждал Синюхин, "безъядерный протопласт", затем из него клеточный пузырь, в нем обособляются другие пузыри, один из них становится ядром и т. д. Белки сначала простые, потом они усложняются).

84 О.Б.Лепешинская.Развитие жизненных процессов в доклеточном периоде. В сб.: Внеклеточные формы жизни. М., Изд. Академии педагогических наук РСФСР, под ред. действ. члена АМН СССР, лауреата Сталинской премии, проф. О.Б.Лепешинской. Сборник материалов для преподавателей, 1952, стр. 7.

85 Совещание по проблеме живого вещества было подготовлено заранее, о чем свидетельствует издание типографским способом брошюры на 10 страницах "Тезисы докладов Совещания биологического отделения АН СССР", М., Изд. АН СССР, 1950. В брошюре были опубликованы тезисы к докладам О.Б.Лепешинской, О.П.Лепешинской, В.Г.Крюкова и В.И.Сорокиной. Полностью отчет о конференции напечатан под названием: Совещание по проблеме живого вещества и развития клеток 22-24 мая 1950 г. Стенографический отчет, М., Изд. АН СССР, 1951.

86 Т.Д. Лысенко. Работы О.Б.Лепешинской и превращение видов. "Литературная газета", 13 сентября 1951 г., ¦109.

87 С.Э.Шноль. Существование "конформистов" -- условие стабильности общества в экстре- мальных условиях. "Российский Химический Журнал. Журнал Российского Химического Общества имени Д.И.Менделеева", т. XLIII, ¦ 6, 1999, стр.56-62.

88 Валерий Н. Сойфер. Красная биология. Псевдонаука в СССР. М. Изд. "Флинта", 1998.

89 С.Е.Бреслер. Некоторые соображения о синтезе белка. Журнал "Успехи современной био- логии", 1950, т. 30, вып. 1 (4), стр. 90-111. (Обзорная статья со ссылками на все опубликован ные ранее автором и его сотрудниками статьи). Бреслер указывал, что его соавторами по синтезу белков под давлением были Н.А.Селезнева, Н.А.Финогенова, А.П.Коникова, М.В.Гликина. Они будто бы гидролизовали белки на короткие пептидные участки, затем под давлением восстанавливали из коротких пептидов высокомолекулярные структуры, полностью сохранявшие антигенные свойства и ферментную активность. М.В.Гликина, по словам Бреслера, смогла осуществить это под его руководством на модели миогена и инсулина.

90 См., например, О.Б. Лепешинская. Успехи новой теории происхождения клеток. (Беседа с действительным членом Академии медицинских наук СССР О.Б.Лепешинской). Журнал "Природа", 1952, ¦1, стр. 8-587. Лепешинская перечислила тех, кто под ее влиянием "пересматривает основы гистологии, эмбриологии, вопросы происхождения ткани и т. д.". Это -- Г.К.Хрущов (Москва), П.С.Ревуцкая (Ставрополь), В.Г.Шипачев (Иркутск), Н.И.Зазыбин (Днепропетровск), М.И.Тиманович (Дзауджикау), И.Е.Глущенко (Москва), врач А.А.Сафронов (Москва).

В этой же публикации она заявляла о плодотворности применения ее выводов для целей практического здравоохранения:

"В этой связи мне хочется пожелать практическим деятелям медицины -- терапевтам, хирургам, физиотерапевтам и другим в своей повседневной работе учитывать роль живого вещества в деятельности целостного организма" (стр. 87).

91 Полностью доклады, сделанные на этой конференции, опубликованы в книге "Новые данные по проблеме развития клеточных и неклеточных форм живого вещества. Труды конференции по проблеме развития клеточных и неклеточных форм живого вещества в свете теории О.Б.Лепешинской". М., Изд. АМН СССР (в серии "Проблемы медицины"), редколлегия: И.Н.Майский, О.Б.Лепешинская, С.Е.Северин, А.А.Имшенецкий, И.Е.Глущенко, Г.К.Хрущов, А.Н.Студитский и др., 1954. Кроме того, перед началом конференции была издана брошюра: "Тезисы докладов конференции, посвященной проблеме развития клеточных и неклеточных форм живого вещества в свете теории О.Б.Лепешинской". М., Изд. АМН СССР, 1952, 23 стр. Доклад Н.Н.Кузнецова представлен на стр. 151-157.

92 А.С.Кривиский. Биологическая природа бактериофага. Журнал "Природа", 1952, ¦10,

стр. 53-54. Его же: О роли фильтрующихся форм в биологии микроорганизмов. Журнал "Микробиология", 1952, т. 21, вып. 5, стр. 596-607; его же: Неклеточные формы жизни. (К итогам конференции по проблеме неклеточных форм жизни). Журнал "Природа", 1953, ¦10, стр. 54-60.

93 Ж.А. Медведев. Физиологическая природа формирования половых признаков у высших растений. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата сельскохозяйственных наук. Государственный Никитский Ботанический сад имени В.М.Молотова. Ялта, 1950.

94 Там же. Цитаты взяты со стр. 3, 6, 9 и 10.

95 Ж.А. Медведев. Биохимические закономерности роста, старения и обновления клеточных форм живой материи. Журнал "Успехи современной биологии", 1953, т. 35, вып. 3, стр. 338- 356. Цитата взята со стр. 338.

96 Рэм Викторович Петров. Онтогенез вторичных культур бактерий брюшного тифа и дизен- терии в процессе их развития из живого вещества. Диссертация на соискание ученой степени кандидата медицинских наук. Воронежский гос. мед. институт (из каф. микро- биологии), 252 стр., 1954.

97 Г.А Мелконян. О возможности остеогенеза вне организма после анабиоза костных кле- ток. Журнал "Успехи современной биологии", т. 30, вып. 2 (5), стр. 309-311.

98 Там же, стр. 309.

99 Ф.Н. Кучерова. Автореферат кандидатской диссертации. См. также ее статью "Управление эмбриональным развитием животных путем воздействия через материнский организм". Там же, 1950, вып. 1, стр. 14-5160.

100 В.Г.Шипачев. Об исторически сложившемся эволюционном пути развития животной клет- ки в свете новой диалектико-материалистической клеточной теории. Иркутск, Иркутское областное издательство, 1954.

101 В.Я.Александров. К вопросу о превращении растительной клетки в животную и обратно. "Ботанический журнал", 1955, т. 40, ¦2, стр. 244-250.

102 Копия письма В.Я.Александрова Н.С.Хрущеву была любезно предоставлена мне автором письма.

103 Н.М. Сисакян, Е.Б. Куваева. Обмен веществ полостной жидкости тутового шелкопряда в процессе метаморфоза (изучение обмена веществ неклеточного живого вещества в про- цессе развития). Журнал "Биохимия", 1953, т. 18, вып. 3, стр. 354-362.

104 Как тут не вспомнить сатирическую поэму "Астронавт", принадлежащую перу крупнейшего русского зоолога Ивана Ивановича Пузанова. Среди персонажей этой поэмы Пузанов описал и Лепешинскую, просящую своего старинного друга Лысенко, якобы не нашедшего поддержки на Земле и собравшегося продолжить опыты на Луне:

"Старушка древняя пришла,

Трофиму соды принесла.

И молит жалостно его:

"Найди живое вещество Ты мне в тех кратерах Луны -

Здесь поиски прекращены ..."".

С именем Сисакяна живое вещество пролезло-таки на Луну! Отрывок из поэмы И.И. Пузанова "Астронавт, поэма в трех песнях с прологом" цитирован по машинописному экземпляру, имеющемуся] в моем распоряжении.

105 О.Б.Лепешинская, см. прим. /77/, стр. 36.

106 О.Б. Лепешинская. О жизни, старости и долголетии. Изд. "Знание", 1953, серия III, ¦1.

107 Цитиров. по статье Н.Н.Семенова, см. прим. /1/, стр. 41.

108 Т.Д. Лысенко. Из материалов первой сессии ВАСХНИЛ, 1935. Цитиров. по его книге "Стадийное развитие растений", 1952, М., Сельхозгиз, стр. 659.

109 Там же.

110 Т.Д.Лысенко, президент ВАСХНИЛ. На новых путях. Газета "Правда", 8 апреля 1938 г., ¦98 (7423), стр. 3.

111 С.Л. Иоаннисян. Как было создано высокопродуктивное жирномолочное стадо в "Горках Ленинских". Изд. "Знание", М., серия V -- "Сельское хозяйство", вып. 23-24, 1961, стр. 5.

112 Там же.

113 Там же, стр. 7.

114 Там же, стр. 6.

115 Там же, стр. 7.

116 Т.Д.Лысенко. За материализм в биологии! Журнал "Агробиология", 1957, ¦6, стр. 8.

117 Лысенко писал:

"На ферме многие остфризские или остфризированные коровы давали молоко с небольшим не выше 3,0-3,5% жира. От скрещивания с хорошим в смысле наследственных свойств по жирномолочности, быком костромской породы (кличка Кумыс) получено потомство, у которого жирность молока почти не повысилась. Так произошло потому, что... костромской скот крупнее остфризского, а бык Кумыс и среди костромского скота выделялся своей величиной. Поэтому зигота, которая способна развиваться по типу и остфризской породы (материнской) и костромской (отцовской), развивалась в данном случае в соответствии с лучшей возможностью. Лучшей же в данном случае возможностью являлся меньший размер плода, более мелкий теленок... Естественно, что скрещивание указанных жидкомолочных коров с быком, обладающим хорошими наследственными свойствами жирномолочности, в данном случае не привело к повышению жирномолочности потомства".

См. брошюру Т.Д.Лысенко: О повышении жирномолочности коров. 1958, стр. 16.

118 Там же. Лысенко дополнял приведенное выше рассуждение (см. прим. /183/) следующим пояснением:

"Но тот же хороший по наследственным свойствам жирномолочности бык Кумыс на других фермах при менее обильном кормлении мог быть улучшателем стада по жирномолочности".

Эта замечательная фраза позволяла еще раз убедиться в том, как просто представлял себе Т.Д.Лысенко влияние среды на наследственность: кормишь много -- получаешь определенное потомство, кормишь плохо -- хорошего не жди!

119 Там же.

120 См. прим. /116/, стр. 8-9.

121 См. журнал "Вестник АН СССР", 1965, ¦11, стр. 16.

122 См. прим. /111/, стр. 16.

123 С.Л. Иоаннисян. Повышение жирномолочности коров -- задача большой важности. Киши- нев, 1964, стр. 21.

124 С.Л.Иоаннисян. О племенной ценности животных, происходящих из фермы в "Горках Ле- нинских", и их потомков. Журнал "Агробиология", 1965, ¦4 (154), стр. 483-495.

125 См. прим. /117/, стр. 18.

127 См. прим. /121/, стр. 19.

128 См пункт 6 приказа ¦131 в предыдущей ссылке. Дело дошло до того, что в 1964 г. с фермы "Горок" трехмесячный бычок весом 66 кг был продан за 800 рублей, другой бычок того же возраста, но весом 150 кг -- за 1050 рублей, то есть по цене от 7 до 12 рублей 12 копеек за килограмм, при запрете продажи племенных бычков по цене выше 2 рублей за кг живого веса

129 Там же.

130 С.Н.Муромцев. К новому подъему социалистического животноводства. Журнал "Природа", 1952, ¦10, стр. 58.

131 См. прим. /111/, стр. 3.

132 См.: Большая Советская Энциклопедия, 3 изд., 1976, т. 24 (1), стр. 98 (таблица 8 и текст на этой странице).

133 Там же, 1977, т. 24(2), стр. 225.

134 Н.С.Хрущев. Доклад на январском пленуме ЦК КПСС 1961 года, цитиров. по /177/, стр. 4.

135 Т.Д. Лысенко Агробиология, 6 изд., М., Сельхозгиз, 1952; его же: Стадийное развитие растений, М., Сельхозгиз, 1952.

136 Т.Д.Лысенко. Стадийное развитие растений, М., Сельхозгиз, 1952, стр. 3-4.

137 Т.Д.Лысенко. Яровизация озими -- могучее средство повышения урожайности. Выступление на 2-м Всесоюзном съезде колхозников-ударников. Газета "Правда", 15 февраля 1935 г., ¦45 (6291), стр. 2.

138 Там же.

139 См. прим. /136/, стр. 250.

140 Там же, стр. 329.

141 Там же, стр. 659.

142 Т.Д. Лысенко. О наследственности и её изменчивости. В кн. "Агробиология", 6-е издание, М. Сельхозгиз, 1952, стр. 438.

143 Там же, стр. 470. 144 Цитиров. по тексту воспоминаний акад. ВАСХНИЛ И.Е.Глущенко.

145 М.А.Поповский. Дело академика Вавилова. Изд. "Эрмитаж", Тенафлай (США), 1983.

146 Т.Д.Лысенко. О наследственности и ее изменчивости. Журнал "Социалистическое сель ское хозяйство", 1943, ¦1-2, стр. 47-69.

147 См. сборник: "Д.А.Сабинин и его творческое наследие. Из воспоминаний современников". Редактор и составитель Ф.Э.Реймерс. Изд. "Наука", Сибирское отделение, Новосибирск, 1981.

148 М.Е.Лобашев. Очерки по истории русского животноводства. Изд. АН СССР, М.-Л., 1954, стр. 325.

149 Там же, стр. 10.

150 Там же, стр. 7.

151 Там же, стр. 6.

152 Там же, стр. 4.

153 Там же, стр. 3.

154 А.О.Гайсинович. Примечания к работам И.И.Мечникова, собранным в томе его "Избран- ных биологических произведений". Изд. АН СССР, сер. "Классики наук"", М., 1950, стр. 757 (вступительная статья написана совместно с В.А.Догелем).

155 Там же, стр. 715.

156 Там же, стр. 715.

157 А.С.Кривиский. Биологическая природа бактериофага. Журнал "Природа", 1952, ¦ 10, стр. 4-556.

158 Там же, стр. 49.

159 Там же, стр. 53-54.

160 А.С. Кривиский. Переделка природы микробов (К итогам Всесоюзной конференции по направленной изменчивости и селекции микроорганизмов). Журнал "Природа", 1952, ¦2, стр. 66-73.

161 Там же, стр. 67.

162 Там же, стр. 70.

163 Там же, стр. 71.

164 Там же.

165 Там же, стр. 66-67.

166 Там же, стр. 73.

167 См прим. /89/, стр. 111.

168 С.Е.Бреслер. К проблеме синтеза белка. Журнал "Вопросы философии", 1951, ¦3, стр. 82- 94. Цитаты взяты со стр. 83.

169 Там же, стр. 85.

170 Там же.

171 Там же.

172 См.: Ю.Я.Керкис "Из воспоминаний генетика. 1948 год в Таджикистане". Журнал "Знание- сила", 1988, ¦8, стр. 52-59.

173 Цитиров. по машинописному варианту воспоминаний академика ВАСХНИЛ И.Е.Глущен- ко, стр. 163.

174 С.И. Алиханян во время своего доклада 25 января 1965 года "Некоторые вопросы механизма индуцированного мутагенеза", сделанного на пленарном заседании конференции "Экспериментальный мутагенез животных, растений и микроорганизмов", созванной Московским обществом испытателей природы, Советом по проблеме молекулярной биологии АН СССР и Советом по комплексной проблеме радиобиологии АН СССР (заседание проходило в Большой биологической аудитории Биолого-почвенного факультета МГУ на Ленинских горах), заявил, что относимые им раньше к вегетативной гибридизации результаты на самом деле были проявлением трансформации у грибов и конъюгации у бактерий, и что он был вынужден идти на уловки, чтобы опубликовать результаты, а то в противном случае и данные было бы невозможно обнародовать, да и работу бы закрыли. Иными словами, он стремился даже представить себя героем, хитро вышедшим из-под гнета лысенкоистов.

175 Т.Д. Лысенко. Превращение незимующих яровых сортов в зимостойкие озимые. Цитиров. по его книге "Агробиология", 6 изд., 1952, стр. 715.

176 Там же.

177 См., например, статьи Т.Д.Лысенко: Новые достижения в управлении природой растений.

Доклад, прочитанный 6 июля 1940 г. на Всесоюзном совещании руководителей кафедрами марксизма-ленинизма, см. книгу "Агробиология", 6 изд., 1952, стр. 330-347; его же статья "Генетика". Большая Советская Энциклопедия, 2 изд., т. 10, стр. 430-438.

178 См. прим. /172/, стр. 718.

179 Там же, стр. 721.

180 См., например, Н.Н. Жуков-Вережников, И.Н.Майский, Л.А.Калиниченко. Еще раз к воп- росу о виде и видообразовании в микробиологии. Журнал "Успехи современной биоло- гии", 1955, т. 39, вып. 2, стр. 24-5252.

181 В.Д. Тимаков. Изменчивость микробов и проблема получения живых вакцин. "Журнал микробиологии, эпидемиологии и иммунологии", 1954, ¦10, стр. 3-11.

182 Т.Д. Лысенко. Жизненность (в биологическом смысле). БСЭ, 2 изд., 1952, т. 16, стр. 136-139.

Эта же статья была опубликована под названием "Жизненность растительных и животных организмов". Газета "Известия" 12 июня 1952 г., ¦138. Она же была опубликована в газете "Советская Белоруссия", 13 июня 1952 г., ¦139; в журнале "Доклады ВАСХНИЛ", 1952, ¦9, стр. 3-8; в его книге "Агробиология", 6 изд., 1952, стр. 708-713.

Как не назвать эту статью эпохальным трудом, если понадобилось ее переиздавать в течение одного лишь года 6 раз!

183 Там же, БСЭ, 2 изд., т. 16, стр. 139.

184 Так, в частности, Лысенко обещал следующее:

"Применяя внутрисортовое и межсортовое скрещивания с обязательным последу-ющим отбором в первых двух поколениях типичных растений материнского сорта, можно повышать жизненность районированных сортов хлебных злаков, не нарушая, не изменяя их наследственности".

См. прим. /185/, стр. 138.

185 Т.Д. Лысенко. Об агрономическом учении В.Р.Вильямса. Газета "Правда", 15 июля 1950, ¦196. Эта же работа была издана в качестве отдельной брошюры.

186 А. Иващенко. Суровая память земли. Газета ёИзвестия", 13 августа 1983 г., ¦225 (20571), стр. 2-3 и 14 августа 1983 г., ¦226 (20572), стр. 2-3.

187 Там же (¦225), стр. 2.