ПЕРВОЕ ПАДЕНИЕ

Г л а в а XV

"Прямизна нашей мысли не только пугач для детей.

Не бумажные дести, а вести спасают людей!"

О.Мандельштам (1).

"Вследствие каких причин ограниченные люди из скромных собирателей справок и наполнителей графленой бумаги вдруг превращаются ежели не в в действительных руководителей общества, то, во всяком случае, в его систематических отуманивателей? откуда идет этот внезапный спрос на ограниченность, который окружает ее ореолом авторитетности и почета?

Существует мнение, что между фактом господства ограниченных людей и эпохами так называемой общественной реакции имеется органическая связь"

М. Е. Салтыков-Щедрин. Самодовольная современность (2).

Плачевный итог "теории порождения видов"

За два-три года, истекших после Августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года, Лысенко настолько укрепил свои позиции, что, казалось, мог бы больше не бояться критики. В редакции биологических журналов и в издательства были внедрены свои люди, газетчики и помыслить не могли, чтобы допустить малейшее отклонение от принятых на сегодня установок, да и всемогущая цензура не пропускала ни одного слова, идущего вразрез с официальной точкой зрения.

Поэтому столь сильным было всеобщее ошеломление, вызванное публикацией сразу двух статей, в которых критике подверглось любимое детище Лысенко -- "новая теория биологического вида". В шестом номере "Ботанического журнала" за 1952 год заведующий кафедрой генетики и селекции Ленинградского университета профессор Н.В.Турбин опубликовал статью "Дарвинизм и новое учение о виде" (3), а мало кому известный Н.Д.Иванов статью "О новом учении Т.Д.Лысенко о виде" (4). "Учение" было раскритиковано в самой жесткой форме.

Турбин отверг попытку Лысенко ревизовать теорию видообразования, исходя из широко известных биологических фактов. Он заявил, что "опыты" по порождению видов - бездоказательны, а те, кто пытается утвердить в умах биологов новую теорию, -- безграмотны. Нет теории без фактов, они необходимы ей точно так же, как воздух птице для полета. Новая же "теория" Лысенко, заключил Турбин, -- это взмах крыльев в безвоздушном пространстве (5). Позже Турбин говорил мне, что именно это замечание, образно характеризующее новую "теорию", наиболее сильно обидело Лысенко, заставив не раз со злобой вспоминать эти турбинские фразы в разговорах со своими приближенными.

Н.Д.Иванов -- даже не биолог, а военный, генерал-майор технической службы и к тому же зять М.И.Калинина, решивший переквалифицироваться в историка биологии, исходил в своей статье не столько из биологической необоснованности притязаний автора "новой теории", сколько из неоправданного притягивания в качестве обоснования её правоты разных цитат из классиков марксизма-ленинизма.

Факт публикации критических статей в адрес Лысенко был многозначительным. Будучи опубликованными при жизни Сталина, они воспринимались многими как санкционированное Кремлем наступление на Лысенко. Среди биологов поползли слухи о том, что якобы Сталин в разговоре с кем-то из своих приближенных сказал в самой опасной для судьбы людей краткой форме: "Товарищ Лысенко, видимо, начал зазнаваться. Надо товарища Лысенко поправить!1 "

Распространению этих сведений могли способствовать несколько человек. Иванов мог услышать о высказывании Сталина от знакомых его тестя Калинина (сам Всесоюзный староста скончался в 1946 году). Рукопись статьи Иванова появилась в редакции раньше турбинской. Турбину дал совет "ударить" по Лысенко Д.Д.Брежнев -- будущий вице-президент ВАСХНИЛ и директор ВИР'а, в те годы занимавший высокий пост в Ленинградском обкоме партии и потому имевший доступ к партийным верхам (Брежнев и Турбин, действительно, вместе учились в Воронежском сельхозинституте и были близкими много лет). Брежнев обещал поддержку в партийных сферах (6).

Д.В.Лебедев рассказывал мне (7), что в среде друзей В.Н.Сукачева в начале 50-х годов неоднократно обсуждался вопрос, как начать открытую критику Лысенко. Этим настроениям помогало то, что время от времени разносились слухи о якобы зревшем недовольстве Сталина по отношению к старому любимцу Лысенко. Следует также подчеркнуть, что в начале дискуссии по вопросам вида руководство "Ботанического журнала" имело непосредственные контакты с инспектором отдела науки ЦК партии А. М. Смирновым, учеником Прянишникова и противником Лысенко. Позже доктор биологических наук Смирнов работал заместителем директора Института физиологии растений АН СССР имени Тимирязева.

Но, как нередко бывает в жизни, действия одной группы в руководстве партии шли вразрез с действиями другой группы, и в результате в том же 1952 году одна из передовиц "Правды" содержала резко критические фразы в адрес редколлегии журнала "Почвоведение" за то, что в этом журнале появились антилысенковские материалы (без указания пока имени самого Лысенко), расцененные как ошибочные. По этому факту послушный Президиум АН принял специальное решение (8).

О том, что у Сталина накапливалось недовольство действиями Лысенко стало окончательно ясно в конце мая (или начале июня) 1952 года. Как рассказал мне Ю.А.Жданов (9), его пригласил к себе заведующий сельскохозяйственным отделом ЦК партии А. И. Козлов и сообщил, что только что был у Г. М. Маленкова, который передал ему личное распоряжение Сталина ликвидировать монополию Лысенко в биологической науке, создать Президиум ВАСХНИЛ (до сих пор Лысенко единолично руководил сельскохозяйственной академией, предпочитая не иметь коллегиального органа -- Президиума), ввести в его состав научного противника Лысенко - Жебрака и человека, менявшего свое отношение к Лысенко сообразно с изменениями политического климата -- Цицина. Тут же А.И.Козлов и Ю А.Жданов наметили состав комиссии из 6-7 человек, которая бы подготовила эти изменения. Председательствовал в ней Козлов, от Академии наук СССР включили А.Н.Несмеянова. Однако позже в комиссию ввели и самого Лысенко. Осенью 1952 года комиссия собиралась раза два, Лысенко на заседаниях шумел, хрипел, по каждому вопросу имел особое мнение и многословно его отстаивал. Затем началась подготовка в XIX съезду партии, и было уже не до Лысенко.

Вот об этой комиссии и прознал Турбин от Брежнева и срочно завершил работу над статьей, которую он будто бы начал писать еще в 1951 году (10).

То, что первый удар по Лысенко нанес человек из его же стана, было симптоматичным -- времена менялись. Турбин выступал на августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года с самыми резкими обвинениями в адрес генетиков, призывая гнать их безжалостно из научных и учебных институтов (11). Его перу принадлежал и учебник для университетов по мичуринской генетике, и учебное пособие для студентов вузов и техникумов (12), в котором были собраны выдержки из основных работ тех, кого Турбин называл "корифеями материалистической биологии", главным образом, Лысенко и Мичурина. Долгое время эти книги были единственными пособиями для вузов по мичуринскому учению, благодаря чему имя Турбина прочно связывалось биологами с группой лиц, которых можно назвать лидерами мичуринского направления.

Однако Турбин отличался от большинства этих лидеров начитанностью, познаниями в литературе, искусстве, истории (как-то он более часа рассказывал мне об истории московских храмов, чем, признаюсь, поразил меня). Его выступления были яркими, речь, хотя и многословной, но образной. Выходец из села Тума Рязанской губернии (но из культурной семьи), Турбин был начисто лишен деревенских черт, всегда выпиравших из большинства лысенковских приближенных. У него был чисто московский выговор (он даже слегка грассировал). Точно так же двойственно вел он себя и на кафедре генетики и селекции в Ленинградском университете: употреблял "канонические штампы" -- ругал хромосомную теорию наследственности, позволял своим сотрудникам (а, значит, и поощрял их) фальсифицировать доказательства неверности законов Менделя2, но в то же время в лекциях систематически излагал содержание и выводы работ Менделя, Моргана, Вейсмана, Иоганнсена (16). Всё это было хорошо известно Лысенко, что, видимо, и послужило причиной того, что фамилия Турбина не была включена в список лиц, утвержденных Сталиным без выборов академиками ВАСХНИЛ в конце июля 1948 года, хотя в это время Турбин был в числе немногих лысенкоистов, имевших степень доктора биологических наук и звание профессора, и к тому же занимал высокий пост заведующего кафедрой генетики ведущего университета страны.

Немаловажным было и то, что удар был нанесен по центральной для тех дней позиции Лысенко, да еще в вопросе, имеющем не одно только теоретическое значение. Все понимали, что на самом деле развенчание "теории порождения видов" означает гораздо больше. Ведь признание того факта, что постулаты "нового", "творческого" дарвинизма оказались ошибочными, доказывало, что в основу общегосударственного плана преобразования природы положено неверное представление. Недооценивать серьезность такого обвинения, не понять, что оно подрубает под корень лысенковские построения в целом, "мичуринцы" не могли.

Понятно, что в стане лысенкоистов статьи Турбина и Иванова вызвали шок. Номера "Ботанического журнала" с этими статьями ходили по рукам, их зачитывали до дыр. Кое-кто стал даже поговаривать, имея ввиду Турбина, что крысы бегут с тонущего корабля. Теперь лысенкоистам, как никогда, нужна была консолидация усилий, распределение ролей, чтобы массированным контрударом ответить на критику. Уже в первых номерах за 1953 год тех биологических журналов, которые контролировали целиком и полностью лысенкоисты, появились ответные статьи. Характерной их чертой была настоящая истерия, крикливые обвинения в адрес Турбина и Иванова в предательстве ими материализма и социалистических принципов.

Так, первый номер журнала "Успехи современной биологии" за 1953 год вышел с запозданием -- он открывался портретом Сталина в траурной рамке и сообщением о его смерти. Вслед за тем шел самый важный материал номера -- статья А. Н. Студитского. С бранью и угрозами этот антигенетик обрушился на "отщепенцев", осмелившихся на неслыханную дерзость (17). Аналогичные материалы появились в другом академическом издании -- "Журнале общей биологии", во главе которого стоял Опарин. Статьи против критиков лысенковского учения о виде стали публиковать в каждом номере этого журнала (18). Стиль всех статей был единым. Аргументация сводилась к жонглированию длинными цитатами -- из Маркса (чаще из Энгельса), из Ленина (чаще из Сталина), из Мичурина и Тимирязева. То, что ни один из них никогда не имел отношения к формированию представлений о том, что такое биологический вид и как он возникает, значения для авторов статей не имело. Опарин, оберегая лысенкоизм от критики, предупреждал в статье "И.В.Сталин -- вдохновитель передовой биологической науки" (19):

"Центральный Комитет Коммунистической партии рассмотрел и одобрил доклад акад. Т.Д.Лысенко. Для всех советских биологов этот документ, лично просмотренный И.В.Сталиным, является драгоценной программой творческого развития биологической науки, определившей ее пути и задачи. Советский творческий дарвинизм составляет гранитный фундамент, незыблемую основу, на которой бурно развиваются все отрасли биологической науки" (20).

Но в корне задавить оппозицию не удалось. Возможно, против своей воли лысенкоисты только усилили решимость биологов не отступать на этот раз. Да и обстоятельства переменились. Первые открыто антилысенковские статьи прорвали молчание и показали, что период, когда позволялось только курить фимиам Трофиму Денисовичу, кончился. Существенно, что первая критика в официальном печатном органе прозвучала еще при Сталине (умри он чуть раньше, и неизвестно еще, решилось ли бы руководство дать санкцию на публикацию этих слишком резких статей, а тогда не исключено, что падение монополии Лысенко было бы отодвинуто во времени и, может быть, надолго). Наконец, играло роль и то, что подверглись осуждению не чисто научные ошибки Лысенко, но нечто гораздо более важное. Его обвинили в спекуляции высказываниями классиков марксизма. На казалось бы безупречном идеологическом одеянии лысенкоизма появилось позорное пятно. А что может быть опаснее этого в советских условиях!

В это время руководимая В.Н.Сукачевым редколлегия "Ботанического журнала" начала продуманную и целенаправленную атаку на "теорию вида" Лысенко. Сукачев, как и подобает настоящему ученому, пригласил Лысенко выступить со статьей, обосновывающей его "учение". Лысенко вызов принял (да и вряд ли он мог в сложившихся условиях не принять его, ведь слухи о сталинском намерении приструнить товарища Лысенко не могли не дойти до его ушей), и в первом номере "Ботанического журнала" за 1953 год была помещена его статья "Новое в науке о биологическом виде" (21). Статью предваряла краткая заметка "От редакции", в которой было сказано:

"Редакцией получено письмо от акад. Т.Д.Лысенко, который благодарит за приглашение [принять участие в дискуссии по проблемам видообразования -- В. С.] и в то же время отмечает, что в статьях, помещенных в ¦ 6 журнала [т. е. в статьях Турбина и Иванова -- В. С.], его высказывания по проблеме вида извращены.

Редакция... и в дальнейшем будет рада опубликовать новые высказывания Т.Д.Лысенко по проблеме вида и видообразования" (22).

Вслед за лысенковской статьей (повтором уже всем известных и многократно опубликованных взглядов -- ничего нового он предложить не смог -- шла большая статья самого Сукачева. На огромном фактическом материале, при полном отсутствии цитат из классиков марксизма-ленинизма-сталинизма, в спокойной, и потому в гораздо более убедительной форме, Владимир Николаевич показал ошибочность исходных позиций, беспомощность аргументации в отвергании внутривидовой борьбы и неверность выводов (23).

С этого времени Владимир Николаевич Сукачев постепенно начал лидеровать в антилысенковском движении. Он уже был пожилым человеком (в 1953 году ему исполнилось 73 года), и имя его еще при жизни пользовалось редким почетом.

Ученик И.П.Бородина и Г.Ф.Морозова (один -- образованнейший русский ботаник, другой -- крупнейший лесовод) В. Н.Сукачев быстро вошел в число известных во всем мире ученых. Первым он сформулировал цели и задачи новой дисциплины -- биоценологии (науки о взаимосвязанных и взаимодействующих комплексах живой и косной природы). Одновременно с В.И.Вернадским, вскрывшим планетарное значение живого, Сукачев начал разрабатывать единый подход к растительному миру, изменяющемуся в зависимости от темпов изменения животного мира и от деятельности человека. А из такого подхода вытекало и чрезвычайно важное значение его работ для развития представлений о продуктивности растительного мира, о границах возможности человека в обеспечении наилучшего состояния кормящей и поящей живой природы -- лесов, лугов и пастбищ (и биосферы в целом). Самый трезвый подход к природным ресурсам -- вот, что следовало из вполне специальных, добротных и красивых именно своей добротностью, обстоятельностью и серьезностью работ Владимира Николаевича.

Он же считался одним из основоположников учения о фитоценозе -- растительных сообществах, занимающих однородные географические участки.

По самой своей специфике научные работы Сукачева всегда попадали в фокус внимания специалистов разного профиля, не только ботаников, но и зоологов, и географов, и климатологов, и даже социологов. Уже в 1920 году он был избран членом-корреспондентом АН СССР, в 1943 году стал академиком, с 1948 года был бессменным Президентом Всесоюзного ботанического общества. Несколько Академий мира избрали его своим членом.

В 1953 году, несмотря на солидный возраст, он еще был полон сил и вдохновения. Крепкий, слегка грузный мужчина, с короткими седыми волосами, с поразительно внимательными глазами, про которые говорят -- глаза мудреца, он с 1941 года постоянно жил в Москве, где в 1944 году основал Институт леса АН СССР (позже по личному распоряжению Н.С.Хрущева институт был перебазирован в Красноярск, и сейчас носит имя В.Н.Сукачева), но часто наезжал в Ленинград, где у него сохранилась группа (с 1962 года -- лаборатория биоценологии) в составе Ботанического института. Он бывал на многих научных заседаниях, был открыт и доброжелателен.

В описываемые годы Владимир Николаевич начал глохнуть и ходил со слуховым аппаратом. Согласно легендам, всегда создающим ореол значительности и даже таинственности вокруг лиц неординарных, к каковым, без сомнения, все относили Сукачева, он никогда не пропускал мимо ушей того, что было ему нужно, но хранил молчание в тех случаях, когда лучше было сделать вид, что он недослышал. В сталинские времена поговорке "слово -- не воробей, вылетит -- не поймаешь" был придан зловещий смысл (говорили так: "слово -- не воробей; поймают -- посадят"), и это умение вовремя промолчать он с пользой применял.

В следующем, втором, номере "Ботанического журнала" за 1953 год появились еще две статьи с анализом ошибок Т. Д. Лысенко в вопросе видообразования (24), то же повторилось в третьем номере (25), в нем же было опубликовано гневное письмо Лепешинской в редакцию "Ботанического журнала" (26). Как и в статьях Студитского, Нуждина и других лысенкоистов, в её письме не было приведено ни одного нового факта, подкрепляющего лысенковские тезисы, но зато била через край энергия идейного осуждения:

"Лысенко подходит к вопросу видообразования как материалист-диалектик и в полном согласии с И.В.Сталиным.

...На 36-году советской власти пора отказаться от защиты всяких метафизических взглядов и под видом критики стараться выгородить свои ошибочные, лженаучные установки" (27).

Волнение Лепешинской было понятно. "Теорию видообразования" Лысенко и ее собственные рассуждения о возникновении клеток из бесклеточного вещества объединял теперь единый для всей природы "ЗАКОН перехода из неживого в живое". Следовательно, за опровержением домыслов Лысенко о превращении пеночки в кукушку или пшеницы в рожь неминуемо последовало бы и ниспровержение лепешинковщины. Было от чего встревожиться.

Но для отпора критикам нужны были надежно установленные факты, а их-то у лысенкоистов и не было. Зато оппоненты находили всё новые и новые данные, "теорию вида" критиковали то с одной, то с другой стороны. Только в 1953 году в "Ботаническом журнале" было опубликовано полтора десятка статей на эту тему (28). Широкой была и география тех научных центров, откуда поступили статьи с разбором ошибочности взглядов Лысенко. Особенно показательными стали два случая, произошедшие в союзных республиках -- латвийской и армянской.

Рижский ученый, доцент К.Я.Авотин-Павлов в 1951 году в журнале "Лесное хозяйство" опубликовал статью о якобы обнаруженном им случае самопрививки ели к сосне в Олайнском лесу вблизи Риги (29). Ничего загадочного и выдающегося в случае самопрививки не было. Прививка как прививка. Но Авотин-Павлов быстро сообразил, что можно придать гораздо больший интерес этому случаю, если выдать самопрививку за пример "порождения" одного вида другим. Поддавшись искушению, он опубликовал еще одну статью, в которой объяснил появление злополучной ветки ели действием "нового закона вида". Не чуравшиеся поэтических сравнений лысенкоисты стали теперь говорить, что дерево сосны "выпотело" ветку ели.

Статьи Авотина-Павлова очень понравились Трофиму Денисовичу, и на них стали ссылаться другие его сторонники. В 1952 году под руководством Авотина-Павлова студент Б. Рокъянис выполнил дипломную работу на тему "Изменение привоя ели под влиянием подвоя сосны", в которой рассматриваемый случай подавался с позиций "новой теории". В июле 1952 года Авотин-Павлов дал высокую оценку этой работе.

Однако долго почивать на лаврах автору открытия "выпотевания" не пришлось. Лавроносца уличили в мошенничестве и публично разоблачили. Оказалось, что этот случай был хорошо известен местным лесоводам, историю дерева они знали не понаслышке. Выяснилось, что два дерева -- ель и сосна росли рядом, и еще в прошлом веке ветвь ели сблизилась со стволом сосны, а затем эта ветвь стала давить на ствол сосны и постепенно вросла в него. За деревьями тщательно наблюдали, и местный лесник Петр Вайда назвал этот случай "усыновлением ветки ели стволом сосны". Саму ель срубили в 1896 году, но ветка осталась жить на сосне, питаясь соками, поступающими через сосуды приютившего ее дерева. История врастания была доложена старшим лесничим Боссэ еще в 1925 году на заседании Рижского общества естествоиспытателей и описана в журнале "Немецкое дендрологическое общество" в 1928 году (30).

Несомненно, и Авотин-Павлов и его подопечный дипломник не могли не знать об истинной природе "выпотевания" (31), но в угоду своим интересам извратили истину. Когда же подделка вскрылась, в дело были вынуждены вмешаться республиканские партийные органы, и в центральной латвийской газете, органе ЦК партии Латвии "Циня" появилась статья, в которой, в частности, было сказано:

"Где же искать причины того, что доцент Авотиньш-Павлов, который хорошо знал, что сосна-ель из Олайне образовалась в результате естественной самопрививки, сознательно подделал научные факты и опубликовал статью, обманывавшую читателей в научном журнале? Ответ может быть только один: доцент Авотиньш-Павлов подделал факты, чтобы создать дешевую сенсацию и удовлетворить свое честолюбие" (32).

Описание обмана было опубликовано в "Ботаническом журнале" (в том же третьем номере за 1953 год, где и сердитое письмо Лепешинской), и, таким образом, история вышла за пределы латвийской республики (33).

Другой случай мошенничества касался утверждения ближайшего сотрудника Лысенко С.К.Карапетяна о порождении лещины грабом (см. главу XIV). На Карапетяна Лысенко неоднократно ссылался сам, поэтому нет ничего странного, что, лишь прослышав о возможности разоблачения своего человека, Лысенко сильно заволновался. Ему изменили нервы, и вместо того, чтобы во всем хорошенько разобраться, он решил заранее надавить на тех, кто собирался бросить тень на Карапетяна. Когда замять дело келейно не удалось, когда звонки из Москвы в Ленинград -- в редакцию "Ботанического журнала" не помогли, он пошел на опрометчивый шаг. За подписью Лысенко в Ленинград ушло письмо следующего содержания:

"Мне стало известно, что акад. В.Н.Сукачев, главный редактор "Ботанического журнала", сообщил, что в пятом номере вашего журнала идет статья, которая якобы не только опровергает высказывания С.К.Карапетяна о порождении грабом лещины, но и обвиняет тов. Карапетяна в нечестности. Статья тов. Карапетяна была помещена в журнале "Агробиология".

Будучи детально знаком со многими материалами по данному вопросу, и будучи также уверен, что редакция "Ботанического журнала" с этими материалами не знакома, я и решил сообщить вам следующее.

Предположения, высказанные в статье С.К.Карапетяна о порождении грабом лещины в свете новых, выявленных на этом же дереве порождений лещины, являются неуязвимыми. Иными словами, статья, опубликованная С.К.Карапетяном, была и остается научно правильной.

Мне кажется, что, имея данное мое заявление, редакция "Ботанического журнала", для того, чтобы не сделать ошибки, могущей повлечь за собой вред для нашей науки, и чтобы не опорочить честного человека, должна разобраться поподробнее во всех материалах, относящихся к данному вопросу" (34).

И, действительно, редколлегия сняла из пятого номера уже набранную статью. Но, как позже выяснилось, это было сделано вовсе не из согласия с всесильным президентом ВАСХНИЛ или страха перед ним. Через два месяца статья, опровергающая не только "неуязвимые и научно правильные предположения" Карапетяна, но и утверждения самого Лысенко, увидела свет. Понадобилось время, чтобы одновременно со статьей напечатать и это письмо Лысенко.

О чем же шла речь? В свое время С.К.Карапетян сообщил о возникновении ветвей лещины на дереве граба, росшем вблизи Еревана. Карапетян настаивал на том, что эти ветки не могли быть ни в коем случае результатом самопрививки или искусственного сращивания ветвей двух деревьев. Вблизи граба, на котором возникла ветка лещины (этот экземпляр теперь, для пущей солидности, именовали граболещиной), вообще нет никаких лещин, -- утверждал Карапетян.

Однако другой армянский ученый А.А.Рухкян -- специалист в области животноводства, интересовавшийся общими вопросами биологии, решил обследовать описанное Карапетяном дерево и нашел не только неоспоримое доказательство банальной прививки, сделанной рукою человека, но даже разыскал того, кто осуществил много лет назад эту прививку (35). Автором очередного "выпотевания" -- лещины на грабе -- оказался бывший рабочий лесхоза Р.Есаян, который еще в 1923 году произвел эту прививку и несколько аналогичных ей. Прививая от нечего делать, ветвь одного дерева на другое, Есаян и предположить не мог, что через четверть века его невинные любительские упражнения станут основой для великого смятения ученых умов. Свои каверзные прививки Есаян продолжал и позже и по просьбе Рухкяна показал ему, а затем специально собранной комиссии, еще несколько удавшихся прививок.

По ходу разбирательства всплыли и более криминальные подробности3. Оказалось, что Карапетян не просто не смог углядеть следов прививки, но вполне намеренно пошел на подлог. На представленной им фотографии "граболещины", опубликованной в журнале "Агробиология", чудесным образом исчезли очертания нижней части привитой ветки -- она была тщательно заретуширована, иначе бы было видно место прививки. Кроме того, категоричное заявление Карапетяна, что случайной самопрививки не могло быть хотя бы потому, что в данном лесу вблизи дерева граба нет вообще ни прутика лещины, оказалось результатом не менее чудесной слепоты Карапетяна, так как вокруг "переродившегося" граба из-за сплошного массива лещины было трудно увидеть деревья других пород. Поэтому и другая приведенная им фотография, на которой "граболещина" стояла в гордом одиночестве позади ветхого забора и только вдали виднелось несколько деревьев и толстый пень, была фальшивкой. На самом же деле, как было отчетливо видно на фотографии, опубликованной в "Ботаническом журнале", и перед забором и вокруг "граболещины" теснились "мощные заросли лещины".

Разоблачения подделок Карапетяна вместе с разоблачениями Авотина-Павлова показали, что публиковавшиеся в лысенковском журнале "Агробиология" материалы о "выпотеваниях" были результатом несомненной фальсификации4. Позже список жульнических упражнений лысенкоистов, связанных с якобы имевшими место превращениями одного вида в другой, был пополнен многими фактами (38).

Так на глазах расползалась канва теоретических рассуждений, положенных Лысенко в основу его "новой концепции вида". В 1954 году в "Бюллетене Московского общества испытателей природы (отдел биологии)" появилась статья старейшего ботаника Бориса Михайловича Козо-Полянского (39). Автор привел 18 пунктов, по которым взгляды Лысенко расходились с дарвинизмом, и доказал, насколько лысенкоизм далек от того, чтобы иметь основание претендовать на роль "творческого дарвинизма". Была насыщена фактами и статья И.И.Пузанова "Сальтомутации и метаморфозы" (40).

20 января 1954 года на Биолого-почвенном факультете Ленинградского университета состоялась конференция "по вопросам вида и видообразования" (41), на которой Турбин снова ярко выступил против Лысенко по поводу того, как возникают виды, хотя и сделал при этом следующее уточнение:

"Я нисколько не сожалею о том, что в самом начале своей научной карьеры, еще задолго до августовской сессии, в период наиболее острой борьбы мичуринского учения с вейсманизмом-морганизмом я активно выступил в защиту мичуринского направления, возглавляемого академиком Лысенко... Я смею также думать, что несмотря на мою критику взглядов Т.Д.Лысенко, я с ним скорее могу найти общий язык, так как он настоящий ученый, чего, к сожалению, нельзя сказать о некоторых нынешних сторонниках и защитниках его взглядов, которые своим поведением напоминают флюгер, точно ориентирующийся в зависимости от того, откуда дует ветер" (42).

В эти же дни редколлегия "Ботанического журнала", не имея возможности опубликовать все присланные в редакцию статьи и письма с критикой лысенкоизма, попросила Л.А.Смирнова и Д. В.Лебедева подготовить обзоры этих материалов, и вскоре такие обзоры появились в журнале (43). Факты, приведенные в статьях, напечатанных в "Ботаническом журнале" и "Бюллетене МОИП", разбили вконец все имевшиеся в руках лысенкоистов "доказательства".

Провал докторской диссертации Дмитриева

Но одними научными публикациями дело не кончилось. Выше упоминалось, что Лысенко торопился сделать всё возможное, чтобы выполнявшуюся докторскую диссертацию для Дмитриева закончили побыстрее. Н.И.Нуждин и другие следовали указаниям шефа, и в 1952 году работа была представлена к защите. На титульном листе диссертации было указано, что её научным консультантом является сам академик Т.Д.Лысенко. Работу к защите принял Ученый Совет его же института генетики АН СССР, защита прошла успешно (любителей перечить Лысенко в его собственном институте не нашлось). Высшая Аттестационная Комиссия должна была утвердить решение Ученого Совета и выдать Дмитриеву диплом доктора наук. До сих пор дела с утверждением лысенковских ставленников проходили через ВАК без запинки.

Согласно принятой процедуре из ВАК'а диссертацию сначала отправляли так называемому внутреннему оппоненту, фамилия которого диссертанту не сообщалась (в ученом мире его называли "черным оппонентом"). На этот раз таким рецензентом был выбран Турбин. Он и впрямь оказался для Дмитриева оппонентом "черным". Заключение, данное им, было отрицательным. Дело с утверждением застопорилось. Под давлением Лысенко диссертацию послали другому внутреннему оппоненту в надежде, что он даст нужный отзыв. На этот раз её направили профессору Сергею Сергеевичу Станкову, незадолго до того ставшему заведующим кафедрой геоботаники Московского университета5 . Однако Станков тоже пришел к выводу, что докторскую степень за эту работу присуждать ни в коем случае нельзя.

Положение осложнилось еще одним обстоятельством. С критикой фактической стороны "опытов" по превращению видов выступил Сукачев (44):

"Таких фактов, однако, нет в работах ни В.С.Дмитриева, ни других авторов... Следовательно, В.С.Дмитриев просто вводит в заблуждение читателей" (45).

Он также отозвался негативно о полемических приемах, применявшихся Дмитриевым и Нуждиным в попытках отвести от себя критику.

"Мы имеем не дискуссию, двигающую науку, -- писал Сукачев, -- а толчею воды в ступе" (46).

В тот год увидели свет и другие статьи с критикой работы Дмитриева (47).

Тогда Лысенко, состоявший членом высшего органа Аттестационной Комиссии -- пленума ВАК, решил повернуть ход борьбы за диссертацию в свою сторону самым простым способом. На 20 февраля 1954 года было назначено заседание пленума, на котором надлежало вынести окончательное решение о диссертации Дмитриева. Лысенко, обычно отсутствовавший на подобного рода заседаниях, на этот раз явился, чтобы защитить от нападок своего человека. И это ему удалось. "Третейский суд" -- пленум ВАК принял вердикт, что вопреки мнению биологической секции ВАК В.С.Дмитриеву следует присудить ученую степень доктора биологических наук. Лысенкоисты торжествовали6.

И вдруг через месяц, словно гром среди ясного неба, по этому, уже решенному ВАК'ом вопросу, выступила газета "Правда". Под рубрикой "Письма в редакцию" 26 марта 1954 года было напечатано следующее:

"Об одной порочной диссертации

Позвольте мне, старому профессору, отдавшему всю свою жизнь служению науке, сообщить о возмутительном факте, который принижает честь и достоинство нашей советской науки. Дело заключается в следующем.

Несколько месяцев тому назад Высшая аттестационная комиссия (ВАК) прислала мне на отзыв диссертацию докторанта Института генетики АН СССР т. В.С.Дмитриева "О первоисточниках происхождения некоторых видов сорных растений". Основной смысл этой диссертации состоит в утверждении, что культурные растения сами порождают свои сорняки. Так, рожь якобы порождает костер ржаной, овес -- овсюг, подсолнечник -- подсолнечниковую заразиху и т. д.

Внимательно ознакомившись с этой диссертацией, я пришел к выводу о ее научной бездоказательности и методической несостоятельности. Поэтому я дал отрицательный отзыв об этой работе и направил его в Высшую аттестационную комиссию.

На заседание экспертной комиссии ВАК по биологии был приглашен и докторант т. Дмитриев. На вопросы членов экспертной комиссии относительно методики постановки экспериментов он не дал удовлетворительных ответов. Больше того, докторант проявил слабое знание элементарных биологических закономерностей. Да это и понятно, ибо В. С. Дмитриев, являясь кандидатом экономических наук, глубоко не занимался биологией.

В результате двух обсуждений у членов экспертной комиссии сложилось неблагоприятное впечатление о диссертации В.С.Дмитриева. Стараясь смягчить положение, комиссия вынесла постановление -- вернуть диссертацию автору на доработку, хотя были все основания нацело отвергнуть это исследование как явно ошибочное.

13 февраля состоялось заседание президиума ВАК под председательством академика А. А.Благонравова. Рассмотрев все материалы личного дела В.С.Дмитриева, президиум рекомендовал пленуму ВАК отклонить ходатайство совета Института генетики Академии наук СССР об утверждении В.С.Дмитриева в ученой степени доктора биологических наук7 .

20 февраля собрался пленум ВАК, на котором в числе других членов присутствовал академик Т.Д.Лысенко, являющийся научным руководителем докторанта В. С. Дмитриева. Выступая на пленуме трижды, Т.Д.Лысенко взял под свою защиту диссертацию В.С.Дмитриева. При этом академик Лысенко со свойственной ему резкостью обозвал всех рецензентов, отозвавшихся отрицательно о диссертации, в том числе и меня, вейсманистами. Академик Лысенко безапелляционно заявил, что он несет полную ответственность за научную доброкачественность диссертации В.С.Дмитриева, не приведя в подтверждение своих доводов никаких доказательств.

Выступления Т.Д.Лысенко были поддержаны академиком А.И.Опариным, действительными членами Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В.И.Ленина В.П.Бушинским, П.Н.Яковлевым и некоторыми другими. Выступления этих ученых носили общий, декларативный характер, что вполне понятно, ибо никто из них не является специалистом в области ботаники8 .

Несмотря на всю методическую и научную несостоятельность диссертации В.С.Дмитриева, пленум ВАК решил присвоить ему ученую степень доктора биологических наук. Как это ни печально, но сам по себе этот факт свидетельствует о ненормальной обстановке в нашей биологической науке.

Я -- человек беспартийный, но привык видеть в нашей партии воплощение справедливости. Глубоко надеюсь, что и на этот раз справедливость восторжествует. Ведь то, о чем я сообщаю в этом письме, нельзя рассматривать иначе, как глумлением над советской наукой.

С.Станков Профессор Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова, доктор биологических наук" (49).

Внизу под подписью шло краткое добавление:

"От редакции: Вопрос о диссертации т. Дмитриева был вновь предметом обсуждения на заседании пленума ВАК в связи с поступлением в ВАК дополнительных материалов, характеризующих научную необоснованность и неправильную методику исследований в этой диссертации. Учитывая дополнительные материалы по работе В.С.Дмитриева, Высшая аттестационная комиссия постановила отклонить ходатайство Совета Института генетики АН СССР об утверждении Дмитриева В.С. в ученой степени доктора биологических наук, отменив решение ВАК от 20 февраля 1954 г." (50).

И письмо Станкова и примечание редакции с сообщением о поражении теперь уже не одного Дмитриева, но, главным образом, Лысенко были для последнего крайне неприятными событиями. Очень резко звучало то место в комментарии редакции "Правды", а, значит, и ЦК партии (ведь редакция этой газеты выражала мнение только ЦК), что исследования по проблеме видообразования признаны научно необоснованными. Хуже не придумаешь.

Когда и при каких обстоятельствах произошла отмена степени доктора наук, сообщено не было, так что оставалось неясным, присутствовал ли при повторном обсуждении на пленуме ВАК его член Лысенко, и сидели ли, набрав в рот воды, его сторонники -- Опарин, Бушинский и Яковлев. Победа обернулась горьким поражением. Спустя много лет, Сергей Сергеевич Станков рассказывал мне, что цитированное выше письмо он отправил не в "Правду", а непосредственно в Отдел науки ЦК партии, а уже оттуда его передали в газету, даже не сообщив об этом предварительно автору. По его словам, заметка эта была пропущена в печать специальным решением ЦК партии, куда Станкова приглашали на беседу9. Его пытались уговорить не поднимать шум -- "из-за пустяка", но уломать, заставить старого профессора смириться, не смогли10, а тут еще оказалось, что позиция Станкова пришлась по вкусу Хрущеву.

В научной жизни СССР отмена уже присужденной степени доктора наук была событием из ряда вон выходящим. В те годы такое случалось настолько редко, что трудно даже сказать, кто еще, кроме Дмитриева и Бошьяна, был лишен степени11.

Лесоводы отвергают гнездовые посадки леса

Этим событием трудности для авторов "новой теории биологического вида" не завершились. В ноябре 1954 года состоялось Всесоюзное совещание по степному полезащитному лесоразведению. На нем были подробно разобраны последствия использования метода гнездовых посадок леса в реализации Сталинского плана преобразования природы. Впервые лесоводы почти единогласно (490 из 500 участников совещания) проголосовали против гнездовых посадок по методу Лысенко. Один за другим выступали специалисты (зам. министра лесного хозяйства В.Я.Колданов, доктор сельскохозяйственных наук Н.А.Качинский, доктор наук Г.Г.Юнаш, сотрудник Министерства сельского хозяйства УССР Л.Д.Шляханов, доктор сельскохозяйственных наук А.Г.Гаель и другие) и, дополняя друг друга, рисовали картину неудачи, огромного по масштабам промаха, допущенного Лысенко (54). Как писал друг Четверикова и Станкова -- зоолог И.И.Пузанов:

"... академик Лысенко на совещании... заявил, что он теперь занят "теоретическими" вопросами и ему решительно все равно, как и где садить -- на земле или на луне. Присутствовавший зам. министра ему ответил: "Вам-то все равно, а народному хозяйству далеко не безразлично! Поэтому мы охотно предоставляем вам для опытов луну, а на своей советской земле экспериментировать больше не дадим -- себе дороже стоит"" (55).

Со всеми выступавшими Лысенко обошелся самым неделикатным образом. Когда в конце совещания ему предоставили слово, он объявил свой вердикт в отношении всех критиков:

"... большинство заявлений, выступлений и докладов о гнездовом посеве, я заявляю об этом с полной ответственностью, носили не объективный характер" (56).

Он по-прежнему отстаивал тезис об отсутствии в природе внутривидовой борьбы, причем снова повторял, что те, кто придерживаются этого взгляда, -- реакционеры. Он долго в этой связи склонял имя академика Сукачева, повторяя в каждом абзаце слово "реакционеры". Затем он повторил свое предположение о том, что деревья в посадках срастаются корнями так, что образуется единая корневая система деревьев. Он остановился и на своей идее об универсальном распространении в мире деревьев свойства самопожертвования:

"После сращивания [корнями -- В.С.] я думаю, идет перекачивание всех пластических веществ из деревца, внутренне готового к отмиранию, в остающееся деревце того же самого вида... Молодые дубочки, будучи в группе, затеняют почву и этим самым оберегают себя от злейшего конкурента -- пырея. По мере роста... функция ряда дубочков, становясь излишней, отпадает... Поэтому с окончанием функции и сами деревца отпадают, отмирают. Происходит так называемое самоизреживание" (57).

Наверное, он сам не понимал, какие чувства вызывал у присутствующих своими словами. До этого выступавшие показывали диаграммы, таблицы, наполняли свои выступления цифрами, чтобы их слова выглядели доказательно. А Лысенко без единого доказательства повторял -- тезис за тезисом -- свои уже давно сказанные и написанные умозаключения, выведенные не из фактов, а высосанные из пальца. Закончил он свое выступление таким же приемом. До него уже выступило более 40 человек. Большинство из них идею гнездовых посадок отвергло именно потому, что на практике из нее ничего не вышло, потому что на практике она провалилась. Но Лысенко сделал вид, что ничего этого не слышал и изрек:

"Если бы в природе существовала внутривидовая конкуренция, тогда в практике невозможно было бы иметь гнездового способа посева и посадки" (58).

Цифры, данные экспериментов, ссылки на вековечную практику не задерживали на себе его внимания. Он и позже повторял, что порождение видов его сотрудниками доказано, что систематики и ботаники вообще сами не знают толком, что такое вид, а, не зная, и не могут правильно критиковать его положения. 8 апреля 1954 года, выступая на юбилейной сессии Академии наук Украинской ССР в Киеве, он яростно спорил по этим вопросам. Сохранившаяся чудом неотредактированная стенограмма этого выступления хорошо передает речь "колхозного академика".

"Что такое вид, -- говорил он, -- до настоящего времени никто еще в науке не сказал. Вид от вида отличается качеством. Я не философ, значит, но марксистско-ленинскую философию люблю. Я обратился в Институт философии, и товарищи мне сказали: качество от качества отличается не количеством. Они отличаются качественно. (Хохот).

Совокупность свойств отличает один вид от другого. Разве если вы собаку встретите без хвоста, это новый вид -- бесхвостые собаки? Нет.

... любая систематика должна выполнять задачи практики. Вот летает воробей. Летает себе, и пусть. А приложи практик руку -- не то, что разновидности, а штаммы появились бы. На какую породу собак вы ни посмотрите, ни одна из них от собаки не уклоняется. Где же делась настоящая собака, если все породы от собаки уклоняются? (Смех).

Мне без смеха ответили -- вымерла (хохот)...

Порождает ли пшеница рожь или не порождает? Я хочу, чтобы хоть один человек встал и сказал: я не верю, что пшеница превращается в рожь. Тогда я скажу: на мои личные деньги, а когда убедитесь в своей ошибке, вернете, конечно, -- поезжайте летом ко мне. Нарежьте своими руками два снопа пшеницы, принесите домой, посмотрите, чтобы не попалась рожь, а потом обмолотите и вынесите на солнышко, насыпьте тонким слоем, и вы найдете одно, два, три зерна ржи. Если вы не поверите, что это рожь, посейте, и все соседи скажут, что это рожь. Не подобие ржи, а настоящая рожь.

Кто не верит, что из ржи может получиться [к]остер? Приезжайте в Великие Луки и убедитесь. Таких случаев мы знаем сейчас 30 штук...

Можно признавать факты или спорить о толкованиях. Я никогда еще в жизни не отстаивал ни одной формулировки, если мне предлагали лучшую.

Противники мои в науке думают: Лысенко понятия не имеет, что такое вид. А я смотрю на них и думаю: они сами не понимают" (59).

Так до самой смерти он продолжал твердить, что виды порождают скачком другие виды. Долгое время его поддерживали многочисленные лысенкоисты. Солидаризировались с ним в этом вопросе и такие люди как академики АМН СССР Н.Н.Жуков-Вережников и В.Д.Тимаков (60). Никакой практической пользы, никакого спасительного комплекса мер, которые бы остановили распространение сорняков на полях СССР в годы лысенковского правления, конечно, не последовало12.

Н.С.Хрущев критикует травопольщиков за их ошибки

В феврале-марте 1954 года состоялся Пленум ЦК КПСС, продолжавшийся почти неделю. Это был уже второй пленум после смерти Сталина, и, подобно предшествовавшему ему (сентябрьскому пленуму 1953 года, принявшему решение "О мерах дальнейшего развития сельского хозяйства СССР"), он был целиком посвящен попыткам преодолеть крупные просчеты в этой области.

Впервые на этом пленуме было открыто сказано о нехватке зерна, о низкой урожайности сельскохозяйственных культур, о плохом состоянии животноводства, об истощении пахотных земель. Хотя речи выступавших были полны заверений в том, что в ближайшие годы страна выйдет из прорыва, хотя оптимизм и вера в светлое будущее превалировали в речах людей, говоривших от имени страны, победившей фашизм, тем не менее, реальность просчетов в сельском хозяйстве была всем ясна.

С этого времени 1-й секретарь ЦК КПСС Н.С.Хрущев начал свои бесконечные реформы сельского хозяйства, надеясь путем посылки партийных функционеров на село, закрытия МТС, введением на селе партийных органов, отделенных от других партийных комитетов, и т. п. решить проблемы сельского хозяйства. На этом пленуме он предложил начать освоение огромных пустующих территорий Западной Сибири, Алтая, Казахстана и частично Поволжья. Было принято специальное решение по этому вопросу, названное "О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель".

В речи, произнесенной на пленуме 23 февраля, Хрущев остановился и на ошибках агробиологов. Он объявил, что учение о травопольной системе больше не рассматривается партией как единственно правильное в земледелии.

Травопольную систему ввел Василий Робертович Вильямс -- известный почвовед. После окончания Петровской земледельческой академии в Москве он съездил вслед за Д.Н.Прянишниковым и П.С.Косовичем13 на стажировку во Францию и Германию (1889-1890). Вернувшись в Россию и защитив кандидатскую диссертацию, он должен был продолжать научную деятельность, но Петровскую академию как рассадник революционной заразы закрыли. Вильямс пользовался доверием властей, и его оставили хранителем имущества академии. В 1894 году вместо Петровской академии царь распорядился открыть (на её базе) Московский сельскохозяйственный институт для привилегированных кругов (в основном для детей крупных землевладельцев), и Вильямсу предложили кафедру. Вскоре он получил звание профессора. В 1907 году после того, как Прянишников отказался принять пост директора этого института, командовать им стал Вильямс. Несомненно, его авторитет как ученого даже и сравнить с авторитетом Прянишникова было нельзя, но зато репутация Вильямса как твердого проводника консервативных тенденций -- и не только в вопросах воспитания -- была отлично известна правительству.

Однако после прихода к власти большевиков Вильямса будто подменили. Революцию он безоговорочно признал, щеголял в рваной обуви и грозившей вот-вот расползтись вязаной куртке (когда рукава куртки вконец разлохматились, он их отрезал, но куртку демонстративно не выбросил: безрукавка, -- гордо позировал он, -- даже удобнее и демократичнее).Он вспомнил свое бедняцкое происхождение (его отец инженер, эмигрировал из Америки еще в середине XIX века, Василий родился в 1863 году уже в Москве, однако отец вскоре умер, и детство Вильямса действительно протекло во всё нараставших лишениях). Указывая на свое американское происхождение, Вильямс любил повторять, что в "жилах его течет кровь индейцев Америки".

В.Р.Вильямс в 1922 году стал первым "красным ректором" Тимирязевки (так переименовали Петровскую академию в честь К.А.Тимирязева, изгнанного в 1891 году из академии за откровенно революционные призывы). Вильямс первым среди профессоров академии в 1928 году вступил в партию большевиков. Его поддерживал Н.И.Вавилов (64). Делал Вильямс и общественную карьеру: в 1922 году стал членом Моссовета, в 1928 году -- членом ВЦИК, в 1938 г. -- депутатом Верховного Совета СССР. Его шумные декларации так набили многим оскомину, что кто-то обозвал его "коммуноидом", и прозвище настолько прилипло к Вильямсу, что в 1933 году в "Социалистическом земледелии" появилась даже статья, в которой клеймили позором тех, кто якобы пустил в оборот с вредными намерениями это словцо, метко определявшее сущность Вильямса (65). Критикам в статье грозили карами, упоминая о тех, кто уже сидел или был выслан.

Вильямса снедала жажда славы, и, в конце концов, он выдвинул себя на роль столпа земледелия, обосновавшего новое учение -- травопольную систему земледелия. Нужно сеять многолетние травы, -- объявил он, -- обработку почвы вести глубоко, при пахоте переворачивать пласт почвы, переваливая в нижние слои пронизанную корнями дерновину (чтобы улучшить плодородие почвы), отказаться от бороны и катков (чтобы почва "дышала") и т. п. Против этих идей выступили многие авторитетные ученые, пожалуй, одним из первых академик Н.М.Тулайков, предостерегавший от опасности эрозии почв при использовании вильямсовской схемы. После гибели Тулайкова в сталинских застенках, врагом номер один для Вильямса стал Прянишников. Последний считал, что нужно развивать химическую промышленность удобрений и вносить азотные, фосфорные и другие туки в землю, а Вильямс уверял, что можно обойтись гораздо меньшим количеством удобрений, если сеять бобовые смеси и многолетние травы. Эта точка зрения, наконец, дошла до Сталина, и вопрос тут же был решен приказным порядком. Травопольную систему начали внедрять повсеместно. Особенно активно это стали делать после войны, когда Вильямса и в живых-то не было (он умер в ноябре 1939 г.).

Лысенко был хорошо осведомлен, что Сталину импонировали идеи Вильямса, и не случайно в письме к вождю в 1948 году он упомянул его фамилию, уверяя, что вполне "разделяет учение Вильямса о земледелии", "развивает его", поскольку-де корень его один, общий с "мичуринским учением". В эти годы Лысенко стремился прочно завоевать признание властями как главного травопольщика. Например, в 1946 году в программной статье о путях развития сельского хозяйства он писал:

"... только широкое внедрение... травосеяния создает необходимые условия для плодородия почвы" (66).

То же самое он продолжал утверждать и позже.

Поэтому, когда Хрущев обвинил травопольщиков в монополизме, в насаждении вредных взглядов неприемлемыми административными мерами и даже сослался на внедрение травополья через много лет после смерти Вильямса, все восприняли его слова как прямой выпад против Лысенко. Это казалось тем более естественным, ибо Хрущев вспомнил о некрасивых действиях В.С.Дмитриева (67) и С.Ф.Демидова -- ближайших к Лысенко людей, и о преследовании ими тех, кто пытался честно спорить по вопросам науки (68).

Хрущев также выступил против предложения Лысенко заменить на Украине озимую пшеницу яровой. Попытки такой замены Лысенко предпринимал еще в середине 30-х годов. Не без помощи Хрущева, тогда секретаря ЦК партии Украины, было принято партийное решение, осуждающее подобную замену, но практика замены продолжалась. Спустя 17 лет после начала кампании по замене, стало ясно, и Хрущев об этом в жестких выражениях заявил, что это было ошибкой, и обошлось стране слишком дорого. Озимой пшеницы можно было бы собирать ежегодно по 20 ц/га, а яровая пшеница лишь в лучшие годы давала 10-12 ц/га. Вообще же, как правило, её урожай не превышал -56 ц/га. Таким образом, за годы внедрения яровой пшеницы вместо озимой на многих миллионах гектаров недобор урожая составил, по словам Хрущева, почти миллиард пудов (69).

Многим тогда казалось, что эти выступления имели своей целью ударить по Лысенко. Косвенным показателем падения престижа Лысенко в глазах высшего руководства страны стали два события, предшествовавшие февральско-мартовскому пленуму ЦК КПСС 1954 года.

За три недели до его начала в Кремле прошли одно за другим Совещание работников совхозов и Всероссийское совещание передовиков сельского хозяйства, созванные ЦК партии и Совмином СССР. Эти парадные сборища должны были продемонстрировать народу, что руководители страны жаждут посоветоваться с людьми от земли по поводу того, как дальше вести хозяйство. 4 февраля 1954 года "Правда" и другие центральные газеты сообщили об открытии первого из совещаний и напечатали большую панорамную фотографию президиума совещания, изображавшую Маленкова, Хрущева, Ворошилова, Кагановича, Микояна, Сабурова, Первухина, Шверника, Суслова. В газете перечисляли другие фамилии -- передовиков, ученых, но фамилия Лысенко среди них отсутствовала (70). День за днем -- четвертого, пятого, шестого февраля -- газеты публиковали подробные отчеты о выступлениях, но Лысенко слова не получил.

Затем 11 февраля открылось Всероссийское совещание, и на нем история повторилась: на видных местах Лысенко отсутствовал, основной доклад сделал заместитель председателя Совмина РСФСР и одновременно министр сельского хозяйства РСФСР П.П.Лобанов (71), выступили и Цицин, и Эдельштейн, и другие ученые, но не появился в составе докладчиков "главный агроном страны". Лишь на третий день Трофим Денисович получил слово, но только в прениях. Впервые за 18 лет он попал в такое положение, да и места в "Правде" изложению его выступления отвели до обидного мало: всего 23 строки (72). Это отключение от парадных ролей в публичных встречах на высшем уровне, стало повторяться раз за разом (73). 23 февраля в Кремле собрали митинг, посвященный отъезду на целину первой группы так называемых добровольцев, но Лысенко опять отсутствовал. Его не ввели и в состав правительственной комиссии по подготовке празднования 300-летия воссоединения Украины с Россией, хотя, казалось бы, кому, как не самому знатному из украинцев (многолетнему члену УЦИК -- украинского парламента и его Президиума), следовало войти в эту комиссию (74).

Некоторой компенсацией этого морального урона могло быть сообщение о том, что в эти же дни, а именно 12 февраля, в Свердловском зале Кремля Председатель Президиума Верховного Совета СССР Ворошилов вручил Лысенко очередной орден Ленина (75). Но ничего исключительного в этом жесте лично для Лысенко не проявилось: ордена были вручены почти 75 академикам, причем ордена Ленина -- 67 членам академии (в числе награжденных были И.В.Курчатов, Г.С.Ландсберг, М.А.Леонтович, В.С.Немчинов, И.Е.Тамм, Н.В.Цицин и другие).

С критикой ошибок, произошедших из-за деятельности Лысенко (но, под-черкнем, -- опять без упоминания имени "колхозного академика"), выступил Хрущев и на следующем партийном пленуме (январско-февральском 1955 года). Руководитель партии обвинил руководство сельхознауки (а, значит, можно было думать и Лысенко) в препятствии распространению посевов гибридной кукурузы (76). Пленум ЦК постановил перейти повсеместно на посевы гибридными семенами. Но принять постановление было легче, чем выполнить его. Гибридных сортов не было, а из-за разгрома генетики их некому было вывести. Да и не такое это было легкое дело, которое можно было в мгновение ока, одним волевым нажимом решить. Чтобы срочно поправить положение, было решено закупить в США большие партии семян (пришлось-таки платить золотом за долголетнюю веру вождей в чудеса "мичуринцев"!). Естественно, что для всех площадей, используемых под кукурузу, заокеанских семян не хватило, и весной 1955 года 17,2 млн. га пришлось засеять малоурожайными сортами обычной селекции (77), а всего для создания хозяйств по выпуску гибридных семян, выведения нужных линий, часть из которых появилась благодаря так называемой "карманной селекции" (направлявшиеся за рубеж селекционеры из СССР тайком бросали в карманы пиджаков семена приглянувшихся им заокеанских линий), понадобилось почти десять лет!

Критика Лысенко учеными разных специальностей

Публикации в "Ботаническом журнале" и "Бюллетене Московского общества испытателей природы" подорвали мнение о неоспоримой правоте лысенкоистов. Огромную роль в борьбе с ретроградами имела смелая и бескомпромиссная позиция главного редактора обоих изданий академика Сукачева и окружавших его соратников (следует особо упомянуть заместителя главного редактора биологического отдела "Бюллетеня МОИП" профессора, зоолога Вениамина Иосифовича Цалкина и ленинградских соратников Сукачева из Ботанического института -- Даниила Владимировича Лебедева, Павла Александровича Баранова и Евгения Михайловича Лавренко). А в результате в обоих журналах были опубликованы десятки статей против засилий лысенковских догм в биологии.

Оставаясь, в основном, связанной с проблемами видообразования, эта критика несла в себе заряд против догматизма в целом. В биологических кругах, особенно в Москве и Ленинграде, антилысенковские выступления стали принимать глобальный характер.

В Москве выдающуюся роль сыграла открытая в 1955 году при МОИП'е (благодаря содействию Президента Общества академика Сукачева) секция генетики. Раз в две недели в Большой Зоологической аудитории Московского университета (ул. Герцена, 3) собиралось несколько сот людей -- от убеленных сединами пожилых генетиков, оставшихся в живых после сталинских репрессий, до совсем юных студентов, благоговейно слушавших тех, чьи имена еще год-два назад были, как казалось, навсегда вытравлены из памяти ученых. Во время этих заседаний царила удивительная атмосфера, витал дух праздника науки, воздействовавший не только на участников семинаров, но и гальванизирующий затхлую атмосферу, исходившую от лысенковского болота. Здесь отсутствовали все атрибуты догматизма и прежде всего -- чинопочитание (если не сказать лизоблюдство), приземленность и примитивизм. Здесь главенствовал совершенно иной подход, поражавший в особенности нас -- студентов, которые видели, с каким неподдельным чувством взаимоуважения и одновременно строгого критицизма, глубиной постановки научных вопросов и неизменным юмором и шутками разговаривают друг с другом известные ученые. Слишком разителен был в общении на публике контраст примитивно рассуждавших лысенковцев, но всегда напыщенных, показательно серьезных и многозначительно важных, и тем, что являли собой генетики -- простые, по-человечески добрые, эмоциональные и порой даже откровенно веселые люди.

Огромную роль в оздоровлении обстановки в биологии сыграли тогда физики и химики. Позже я специально остановлюсь на этом, а здесь отмечу помощь генетикам со стороны академика, всемирно известного физика-теоретика, будущего лауреата Нобелевской премии Игоря Евгеньевича Тамма. В Физическом институте имени Лебедева АН СССР он организовал семинар, на котором рассматривались биологические проблемы. К работе семинара были привлечены наряду с генетиками и крупными биологами специалисты физики, математики, химики. В эти годы был освобожден из заточения Лев Абрамович Тумерман14 , который активно участвовал в таммовском семинаре. На нем можно было видеть таких замечательных ученых, как Лев Александрович Блюменфельд, вскоре организовавший кафедру биофизики на физическом факультете МГУ, заинтересовавшихся вопросами биологии Михаила Львовича Цетлина, Микаэла Моисеевича Бонгарда (ранняя смерть оборвала деятельность этих выдающихся ученых) и многих других.

В борьбу против Лысенко страстно включился и известный химик академик Иван Людвигович Кнунянц, работавший в Академии наук СССР и заведовавший кафедрой в Военной академии химической защиты. Его часто можно было видеть на семинарах и лекциях биологов, его ладная фигура в генеральском костюме, сверкающем золотом погон, живость и демократичность отношений со всеми, кто соприкасался с ним, вызывала симпатии. Обладая несомненным публицистическим даром, он внес в биологическую дискуссию новую струю -- обсуждение не отдельных ошибочных мест в лысенковских псевдотеориях, а догматизма, который был характерен для лысенкоизма в целом. Статью И.Л.Кнунянца и Л.Зубкова "Школы в науке", опубликованную 11 января 1955 года на первой странице "Литературной газеты", читали и перечитывали в советских научных кругах, как свидетельство поворота от лысенкоизма. Авторы писали:

"Нельзя признать нормальным положение, создавшееся сейчас в области таких наук, как генетика, агрономия. Ведь при всем уважении к заслугам Т.Д.Лысенко было бы вряд ли правильно считать его школу единственно возможным здесь направлением... Школа акад. Т.Д.Лысенко... попросту игнорирует многие, твердо установленные наукой факты и ряд актуальных задач в этой области ..., было бы неправильным признать за школой Т.Д.Лысенко... какую-то монополию на "окончательное" решение всех основных вопросов научной дисциплины "в последней инстанции" (78).

С 1954 года в странах социалистического блока появились первые исследования, вскрывшие ошибочность лысенковских догм. Ученик известного биолога Ганса Штуббе, ставшего Президентом Академии сельхознаук ГДР, Хельмут Бёме, потратил более двух лет кропотливого труда на то, чтобы разобраться, действительно ли возможна вегетативная гибридизация в том виде, как её представляли Лысенко и Глущенко. Бёме учился одно время в Ленинградском университете на кафедре Турбина, свободно владел русским языком и был вполне в курсе дел по вегетативной гибридизации, так как Турбин всецело разделял веру Лысенко и Глущенко в возможность влияния на наследственность путем обычных прививок. Турбин даже опубликовал в 1949 году статью на этот счет (79). Вернувшись домой, Бёме провел педантично спланированные и выполненные с безукоризненной немецкой аккуратностью опыты, доказавшие несомненную ошибочность утверждений о возможности вегетативной гибридизации путем прививок (80)15.

Особо надо сказать о том громовом впечатлении, которое произвела на всех публикация в 1954 году большого очерка писателя Олега Николаевича Писаржевского "Дружба наук и ее нарушения" (82). Впервые за все годы лысенковщины в нем было открыто сказано о главных ошибках этого "учения". Писаржевский начал свой рассказ с упоминания о недавно услышанном выступлении Лысенко на сессии ВАСХНИЛ в сентябре 1953 года. Он писал об уважении, с каким относился каждый простой человек к Лысенко, "победно выводившему науку на бескрайние колхозные поля" и ставшему "командармом полей".

"За ним шла горсточка ученых последователей и армия колхозных опытников, свято поверивших в пламенно им проповедуемую достижимость благородной цели безграничного умножения плодов земных", -- писал Олег Николаевич (83).

Но вот теперь, внимая Президенту ВАСХНИЛ, писатель испытал двоякое чувство:

"Его речь, пленившая меня своей яркой образностью, в то же время оставила ощущение какой-то неудовлетворенности" (84).

Неторопливо, осторожно разворачивал Писаржевский перед читателями факты, из-за которых неудовлетворенность позицией Лысенко нарастала в его душе. Он вроде бы вполне разделял устремления тех, кто, борясь с вейсманистами-морганистами-менделистами, скрещивал оружие с отсталым в науке. Но при чтении очерка невольно чувствовалось, что тревога не покидала автора. Сначала он верил в то, что "мрачные твердыни вейсманизма-морганизма были атакованы целой армией безупречных экспериментальных фактов и необычной смелости обобщений, для многих прозвучавших как откровение!" (85).

Однако стоило поближе познакомиться с действиями атакующих, как уверенность в безупречности фактов уступила место иному чувству. Пример за примером, приводимые Писаржевским, показывали, что Лысенко и горсточка его "ученых последователей" проявляли яростное желание задавить оппонентов любыми путями, затравить их с помощью то хитрых, а то и топорных ходов, чтобы добиться одной цели, одного результата -- монополизировать свое положение в науке. Писаржевский рисовал перед читателем страшную по своей сути картину лысенковского обмана. Неверной вышла на поверку идея Лысенко, что микробы кормят растения. Охаянные Лысенко и лысенкоистами полиплоиды оказались на деле ценными растениями, а СССР, в котором были созданы сорта полиплоидных кок-сагыза и других культур, потерял и сорта и приоритет в этом вопросе. Гормоны роста оказались вовсе не разновидностью "флогистона", "теплорода", "жизненной силы", как их обозвал А.А.Авакян в 1948 году, а действительно существующими и реально функционирующими в растениях регуляторами роста. Олег Николаевич подробно рассказывал о тех людях, которые потратили годы жизни на изучение генов, хромосом, на познание важных законов биологии, отвергнутых и опороченных лысенкоистами, и получалось, что эти люди, генетики, почвоведы, физиологи растений -- вовсе не враги науки и прогресса и тем более не враги народа, ужасающие монстры, а настоящие герои науки и симпатичные в жизни люди, опозоренные несправедливо и выброшенные из науки кучкой сподвижников Лысенко. Они работали точнее и грамотнее, чем сторонники Лысенко, говорили им в лицо правду, -- и вовсе не из желания кого-то унизить, а из стремления к истине. Хорошо сказ? "Злую шутку над агробиологами сыграла патриархально отсталая техника их эксперимента" (86).

Писатель делал вывод о необходимости развития тех отраслей, которые были чужды Лысенко, но без которых немыслим был прогресс в науке: биохимии и биофизики, физиологии и агрохимии. Он доказательно объяснял, что словесно расцвеченное бахвальство лысенкоистов относительно величайшей практичности их "теорий" на самом деле ничего, кроме слов, в себе не содержит. По утверждению автора очерка, практика от их домыслов только пострадала, и в связи с этим писал:

"Поиски нового будут плодотворными, если они будут стремиться всесторонне освещать явления жизни... если их единственным стремлением будет не добывание материала для групповой борьбы, а достижение наибольшей пользы для нашего народа... Нельзя не признать, что на некоторое время многие из тех, от кого зависела судьба ряда направлений советской биологии, ... утеряли этот важнейший критерий практики. Надо наверстывать упущенное!" (97).

Заканчивая этими фразами свой очерк, О.Н.Писаржевский звал читателей к раздумьям, к продолжению дискуссии.

Всех, кто болел душой за судьбы отечественной науки, не могли не порадовать в том году строки, появившиеся в передовой статье, озаглавленной "Наука и жизнь" в мартовском выпуске журнала "Коммунист". Говоря о необходимости разворачивания научных дискуссий, о "борьбе с аракчеевским режимом, насаждавшимся в некоторых научных учреждениях учеными, которые пытались установить своего рода монополию в науке", редколлегия центрального партийного журнала назвала имя одного такого монополиста -- Т.Д.Лысенко и в связи с этим писала:

"Монополизация науки приводит к тому, что творческое обсуждение вопросов подменяется администрированием, отсекаются инакомыслящие, глушится научная жизнь. Это проявилось, например, во Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В.И.Ленина...

На пути развития научной критики администраторы от науки воздвигают всевозможные препятствия. Иные поклонники научных авторитетов встречают в штыки вся-кую критику со стороны инакомыслящих.

В одном из номеров "Ботанического журнала" была опубликована статья Н.В.Турбина, в которой подверглись критике взгляды Т.Д.Лысенко по вопросу о видообразовании. Эти взгляды тов. Лысенко широко не обсуждались, хотя обсуждение их необходимо. Однако журнал "Успехи современной биологии" и "Журнал общей биологии" опубликовали статьи А.Н.Студитского и Н.И.Нуждина, в которых вместо делового обсуждения вопросов, поднятых тов. Турбиным, ему приклеили ярлыки вейсманиста-морганиста, вульгаризатора марксизма-ленинизма и т. д. и т. п. Тов. Турбин обратился в редакции данных журналов с письмами, в которых ответил на эти выпады, но его письма не увидели света" (88).

Редколлегия "Коммуниста" завершала этот раздел статьи словами: "Те, кто глушат критику в научной работе, наносят огромный ущерб науке и должны получить своевременный отпор". И многие тогда верили, что, наконец-то, и в партийных верхах раскусили Лысенко, а, значит, скоро придет конец и лысенкоизму в целом.

В 1955 году в журнале "Почвоведение" была опубликована статья Евгения Васильевича Бобко, ученика Прянишникова, в которой он, проанализировав причину постоянных успехов "колхозной науки", приходил к заключению, что методы работы лысенкоистов были порочными и позволяли просто не сообщать результаты тех опытов, которые шли вразрез с установками лиц, ставящих такие опыты (89). Как показывал Бобко, механизм такого подхода сводился к вольному обращению с цифрами (90), ставшему возможным в результате отказа от научно-обоснованных приемов обработки информации:

"В целях упорядочения агрономических исследований, в 1946 году был разработан и напечатан... стандарт по методике сельскохозяйственных полевых опытов (ГОСТ 3487-46). Однако по требованию руководства ВАСХНИЛ, признавшего этот стандарт нарушающим СВОБОДУ ИССЛЕДОВАНИЙ, тираж его был уничтожен" (/91/, выделено мной -- В.С.).

Вместе с тем в это время еще не все биологи хотели глядеть правде в глаза. Многие их них вовсе не зависели от Лысенко и работали в далеких от него областях, но заразились ложными идеями "мичуринцев". Так, сотрудники Института эпидемиологии и микробиологии АМН СССР им. Гамалея Д.Г.Кудлай и А.Г.Скавронская, продолжая верить в направленное превращение одних видов бактерий в другие, посчитали, что они на самом деле открыли превращение кислотообразующих бактерий в щелочеобразователи под влиянием внешней среды. Чтобы придать своему "открытию" пущую наукообразность, они стали искать поддержку у биохимиков, быстро нашли таковую у заведующего кафедрой биохимии растений Московского университета академика А.Н.Белозерского. Он отрядил своего аспиранта, только что закончившего МГУ, Александра Сергеевича Спирина, проверить у исходных и измененных бактерий нуклеотидный (то есть химический) состав нуклеиновых кислот -- молекул ДНК и РНК. Спирин усмотрел существенную разницу в наборе и количестве составных частей нуклеиновых кислот и объявил, что биохимически доказал изменение ДНК и РНК под влиянием внешней среды (Лысенко говорил -- под влиянием воспитания), после чего в печать пошла статья четырех авторов (92)16. Учение "мичуринцев" очередной раз было "подтверждено", Лысенко остался очень доволен работой и много говорил о результатах Спирина и Белозерского на лекциях студентам и в выступлениях.

Разгадка пришла позже, когда американский биохимик и генетик Эрнст Фриз указал на источник ошибок: в чашки с бактериями была занесена элементарная грязь -- посторонние бактерии, которые имели иной нуклеотидный состав и защелачивали среду. Но на разгадку ушли годы, а публикация в 1955 году имела важное для Лысенко оборонительное значение.

Возмутительным примером политиканства стала еще одна история с ленинградским профессором М.Е.Лобашевым. В январе 1954 года член-корреспондент АН СССР Н.П.Дубинин обратился в Президиум Академии наук СССР с предложением принять срочные меры для развития в СССР генетики и прекратить засилье лжеученых в биологических учреждениях страны. Записку в Президиуме размножили и разослали по особому списку разным лицам, имеющим отношение к руководству наукой, и кое-кому из ученых. Попала она в том числе и к Лобашеву. Этот генетик, в прошлом ученик Ю.А.Филипченко, перешедший после 1948 года в лагерь Лысенко, дал 2 декабря 1954 года поразительный отзыв на записку:

"У каждого советского биолога возникает естественное чувство протеста против общего охаивания профессором Дубининым того мощного прогрессивного направления в биологии и генетике, которое развивается в нашей стране после сессии ВАСХНИЛ 1948 года... Создается впечатление, что профессор Н.П.Дубинин не понял всего того, что произошло в развитии науки после сессии ВАСХНИЛ... Автор записки не скупится на сильные "определения" деятельности института генетики [руководимого Лысенко -- В.С.]... Брать на себя смелость огульно охаивать большой коллектив способных экспериментаторов... недостойный прием аргументации в пользу затеваемого автором предприятия. Я знаком лишь с частью работ института по литературе (проф. И.Е.Глущенко, К.В.Косикова, Х.Ф.Кушнера, Н.И.Нуждина и их сотрудников) и считаю эти исследования интересными и представляющими определенное положительное явление в науке...(93). Нет необходимости создавать новый институт или отдельную лабораторию на правах института. В системе академии уже имеется Институт генетики" (94).

Благодаря таким отзывам (разумеется, коммунист Лобашев был не одинок) Опарину как академику-секретарю Отделения биологических наук АН СССР удалось затянуть решение многих вопросов, связанных с возрождением гене-тики в СССР.

С годами всё больший вес приобретали в государственной системе физики-атомщики (не только создавшие атомное оружие, но и открывшие 27 июня 1954 года в 110 км от Москвы в Обнинске Калужской области первую в мире атомную электростанцию). Физики оказывали постоянное давление на власти, уговаривая открыть возможности для развития генетики в стране. Кое-кто из биологов бомбардировал ЦК письмами о неблагополучии в науке в СССР17. За биологов горой стояли некоторые химики. Все это осознавали, и аппаратчики в ЦК КПСС тоже. Нужно было пригасить недовольство, снять напор страстей.

С этой целью ЦК распорядился создать партийную комиссию, которая бы разобралась с положением дел в биологии. 26 января 1955 года по Москве разошелся слух (видимо, запущенный специально), что комиссия рекомендовала разрешить работу генетиков, наряду с деятельностью "мичуринцев" (95).

После январского пленума ЦК КПСС 1955 года, на котором было заявлено о необходимости использовать гибридную кукурузу, Президиум АН СССР постановил создать комиссию по гибридной кукурузе. Комиссия должна была предложить меры по исправлению положения в этой области, сложившегося из-за позиции Лысенко в данном вопросе. В комиссию не вошел ни один лысенкоист (в нее включили Н.П.Дубинина, члена-корреспондента АН СССР П.А.Баранова, профессора М.И.Хаджинова и сотрудника МСХ СССР М.И.Калинина). Это тоже был ощутимый удар по Лысенко (95а).

Тогда же, в январе, в Академии наук СССР были созданы еще несколько комиссий (их назвали бригадами), которым вменялось в обязанность изучить отставание в таких областях, как проблема наследственности, полиплоидии (в этом вопросе позиции советских ученых до 1948 года были очень сильны, благодаря успехам Г.Д.Карпеченко, А.Р.Жебрака, В.В.Сахарова и других), цитологии. В составе бригад не оказалось ни одного из сторонников Лысенко.

Но в целом, несмотря на этот сдвиг в отношении к генетике, положение дел существенно к лучшему не менялось. Лысенко сохранял все свои посты, так же появлялись в популярной печати пролысенковские материалы (упоминавшийся В.Сафонов опубликовал очерк "Рассказ о крутых вершинах", прославляя мудрость и правоту лысенкоистов /96/), "мичуринцы" по-прежнему защищали диссертации, удерживали власть.

Письмо трехсот

Мы уже много раз встречали имя ленинградца Даниила Владимировича Лебедева, в прошлом аспиранта Карпеченко, которому так и не дали защитить диссертацию: сразу после ареста его шефа он был исключен из комсомола, уволен из университета, через год ушел на фронт и провел всю войну на переднем крае, стал начальником штаба и командиром стрелкового полка, вернулся в декабре 1945 года с боевыми орденами, и был назначен заведующим библиотекой Ботанического института АН СССР, одного из самых старых академических институтов страны. В 1949 году он стал сначала заместителем директора, а через 20 дней и директором Библиотеки Академии наук -- одной из самых больших библиотек мира. Должность была по рангу высокой (для действительного члена Академии), но видимо деловые качества Лебедева были таковы, что руководить такой махиной он смог. Но постепенно НКВД поняло свою ошибку: Лебедев принимал на работу не тех, кого было можно ("засорял кадры лицами еврейской национальности", как было про него сказано, "засорял фонды библиотеки", препятствуя уничтожению книг ставших опальными авторов, допускал "идеологические проступки"). В 1952 году его исключили из партии (он вступил в партию в 1943 году на фронте), сняли с работы, и он вынужден был вернуться в Ботанический Институт АН СССР. До ареста, к счастью, дело не дошло, так как парторганизация института направила в райком поручительство и в июне 1954 года его восстановили в партии, из которой он вышел в январе 1991 года /95а/). Вместе с Сукачевым он стал редактировать "Ботанический журнал",который стал главным рупором антилысенковцев. Основные проблемные статьи с разбором ошибок Лысенко, напечатанные в журнале от имени Редакционной коллегии были на самом Первым поставил свою подпись Павел Александрович Баранов. Он переменил свое некогда положительное отношение к Лысенко на резко отрицательное, разобравшись в сути его "учения" и стал противником лысенкоизма. Когда Лебедев и Чуксанова принесли ему текст письма (даже не имея ввиду получить его подпись, а лишь желая услышать его мнение о том, как они написали обращение), Баранов внимательно прочитал письмо, а когда дошел до последнего абзаца, взял ручку и написал: "1. Член-корр. АН СССР, член КПСС П.А.Баранов (Директор Ботанического ин-та АН СССР)", добавив при этом: "Если я как директор академического института поставлю свою подпись первой, больше людей решится его подписать, да и вас на всякий случай защитить надо". Примерно в это же время Баранов заметил, что неплохо было бы превратить празднование юбилея Мичурина в празднование реабилитации Вавилова.

Вторым подписал письмо директор Лаборатории цитологии АН СССР член-корреспондент АН СССР Д.Н.Насонов. Были, правда, и не столь смелые люди. Так, один из ведущих сотрудников Ботанического института, знавший о том, что Лебедев готовит такое письмо, встречая его иногда в коридоре Ботанического института, советовал писать поострее, но когда письмо было готово и принесено ему на подпись, поставить свою подпись отказался. И все-таки 66 крупных биологов не убоялись подписать письмо (97). В нем была подробно изложена отрицательная роль Лысенко на посту руководителя сельскохозяйственной науки в СССР, перечислены его главные научные ошибки, и в связи с этим было заявлено:

"... материальные потери, которые понесла наша страна в результате деятельности Т.Д.Лысенко, не поддаются исчислению, так они велики...

... августовская сессия ВАСХНИЛ привела не к расцвету советской биологии и агрохимии, а к их упадку, к ликвидации ряда областей науки и фальсификации многих ее разделов (генетика, цитология, эволюционное учение и пр.) и к установлению аракчеевского режима в его худшей форме.

Современная генетика является одной из основ эволюционного учения и дарвинизм сейчас немыслим без генетики. В результате же деятельности Т.Д.Лысенко, представляющей собой беспрецедентный в истории обман государства, генетика была фактически запрещена, а дарвинизм фальсифицирован. В программах по генетике и в соответствующих пособиях современная генетика подменена "теориями" Т.Д.Лысенко... система присуждения Сталинских премий в 1948-1952 г. г., выборы в АН СССР по биологии, утверждение докторских и кандидатских диссертаций, стоящих на низком уровне, но подчиненных господствующей догме, расстановка научных кадров по признаку "преданности" Т.Д.Лысенко, извращение преподавания биологии -- привели к глубокому моральному упадку многих деятелей советской науки, в сильной степени развратили научную молодежь и создали такую тяжелую обстановку, для ликвидации которой необходимы серьезные усилия..." (98).

Авторы письма особо подчеркивали политические издержки, к которым привел расцвет лысенкоизма:

"Деятельность Т.Д.Лысенко оказала резко отрицательное влияние на состояние некоторых важных участков идеологической работы и, прежде всего, философии. Ложные теоретические установки Т.Д.Лысенко в течение многих лет выдавались за новый этап развития диалектико-материалистического понимания биологических явлений...

...теперешнее состояние нашей биологии широко используется идеологами империализма в целях антисоветской пропаганды... Одним из примеров этой пропаганды в США является перевод без комментариев произведений как самого Т.Д.Лысенко (на-пример, его книги "Наследственность и ее изменчивость"), так и его сторонников (перевод статьи А.Н.Студитского "Мухолюбы-человеконенавистники" со всеми карикатурами оригинала)..." (99).

Исходя из сказанного, был сделан вывод:

"... осуждение Лысенко, как человека, нанесшего огромный ущерб науке и народному хозяйству СССР, не только является важнейшей предпосылкой подъема советской биологии и агрономии, но и имеет большое международное значение. Дальнейшие же мероприятия, очевидно, должны быть направлены на ликвидацию ущерба, нанесенного нашей стране деятельностью Т.Д.Лысенко" (100).

Затем были перечислены наиболее важные мероприятия, которые следовало бы осуществить:

"1. Гласное заявление руководящих организаций, что взгляды Т.Д.Лысенко, высказанные им в докладе на августовской сессии ВАСХНИЛ, являются его личными взглядами, а не директивой партии.

2. Восстановление в СССР современного дарвинизма, генетики и цитологии -- как в селекционной, так и в научно-исследовательской работе, так и в преподавании в ВУЗах и в средней школе.

3. Подготовка кадров, владеющих современными методами биологического исследования, особенно в области генетики и цитологии и в таких масштабах, которые бы обеспечили скорейшее преодоление нашего отставания от мировой науки.

4. Смена руководства ВАСХНИЛ и превращение ВАСХНИЛ в действительно научное, коллегиально-управляемое учреждение.

5. Смена руководства отделением биологических наук АН СССР и Института генетики АН СССР.

6. Пересмотр состава редакционных коллегий большинства биологических и сельскохозяйственных журналов, а также биологической редакции "Большой Советской энциклопедии" (101).

В начальной части письма было особо оговорено несогласие с использованием лысенкоистами имени Мичурина в своекорыстных целях, было отмечено, что Мичурин "не имеет ничего общего с тем, что в течение многих лет после его смерти преподносится Т.Д.Лысенко, И.И.Презентом и другими под видом так называемой "мичуринской" биологии" (102),

и высказано такое опасение:

"Имеется реальная угроза, что юбилей И.В.Мичурина, который может и должен быть смотром служения нашей биологии советскому народу, будет использован группой Т.Д.Лысенко для прикрытия фальсификации научных взглядов И.В.Мичурина, прикрытия его именем отказа от самих основ дарвинизма и всего, чем обогатилась наука после Дарвина. У всех нас вызывает искреннее недоумение утверждение Т.Д.Лысенко докладчиком на торжественном заседании, посвященном И.В.Мичурину. Мы считаем, что это может затормозить оздоровление биологии в СССР и свяжет свободу дискуссий и критики" (103).

Заканчивалось обращение в ЦК партии словами:

"С чувством боли и горечи подписываем мы этот документ о состоянии советской биологии. Однако еще сильнее чувство нашей ответственности перед народом и Коммунистической партией, которым мы обязаны сказать всю правду, а также глубокая вера в то, что Партия и Правительство помогут советской биологии выйти из создавшегося положения и, подобно другим отраслям естествознания, внести полный вклад в великое дело строительства коммунистического общества" (104).

К этому заявлению, подписанному, в основном, москвичами и ленинградцами, присоединилось еще несколько групп ученых. Конечно, слухи о письме разноеслись по стране, многие ученые на периферии решили, пусть рискуя, но присоединиться к обращению, и вдогонку первому письму в Президиум ЦК КПСС ушло еще одно письмо, подписанное 183 специалистами-биологами, в котором было заявлено:

"Мы, к сожалению, не имели возможности своевременно подписать обращение некоторых биологов в Президиум ЦК КПСС. Ознакомившись с его копией, мы присоединяемся ко всем его основным положениям, но считаем, что в этом документе далеко не полностью обоснован тот моральный и материальный ущерб, который нанесен стране за последние годы деятельности Т.Д.Лысенко..." (105).

Таким образом, общее число биологов, подписавших обращение, составило не менее 250 человек (кое-кто все-таки не решился поставить подпись под "коллективкой", а направил свои индивидуальные письма, в которых сохранялись основные пункты критики Лысенко, в их числе были академик ВАСХНИЛ П.М.Жуковский, член-корреспондент АН СССР В.В.Попов, проф. МГУ Б.А.Кудрявцев и др.).

Недавний выпускник МГУ Н.Н.Воронцов, женившийся на дочери известного математика А.А.Ляпунова, уговорил тестя подписать более короткое (но не менее решительное) письмо с осуждением лысенкоизма. Алексей Андреевич Ляпунов -- человек, пользовавшийся огромной популярностью в кругах математиков, сумел в кратчайший срок подписать письмо у таких ведущих ученых-математиков, как академики Виноградов, М.В.Келдыш, С.Л.Соболев, С.А.Лебедев, М.А.Лаврентьев и еще примерно десяти крупных ученых.

Кроме того, в Президиум ЦК КПСС было подано заявление 24 виднейших математиков и физиков, указавших на пагубную роль Лысенко в таком важном вопросе, как развитие отраслей биологии, соприкасающихся с физикой и химией -- биологической физики, радиобиологии, теории информации и др. Подписавшие это письмо особо подчеркивали:

"Естествознание едино, и то тяжелое положение, в котором в течение многих лет находится советская биология, сказывается отрицательно на смежных дисциплинах и на общем уровне науки в целом. Огромный ущерб нанесен международному престижу советской науки" (106).

Под ним подписались будущие Нобелевские лауреаты И.Е.Тамм, Л.Д.Ландау, П.Л.Капица, создатели советской водородной бомбы (наряду с И.Е.Таммом) А.Д.Сахаров, Я.Б.Зельдович, И.Б.Харитон, Д.А.Франк-Каменецкий и другие физики (107). И.В.Курчатов и А.Н.Несмеянов как члены ЦК КПСС отказались поставить свою подпись, но обещали поговорить лично с Н.С.Хрущевым об этом письме, поддержав его положения. Такой разговор состоялся, и Хрущев охарактеризовал и письмо биологов, и обращение физиков как возмутительное (108). Вместо того, чтобы прислушаться к мнению огромного числа ведущих ученых, лидер партии продемонстрировал "крутой ндрав". В ЦК партии было также направлено письмо 26 специалистов почвоведов и агрохимиков, указавших на отрицательную роль Т.Д.Лысенко в сельскохозяйственной науке (109). В памяти биологов эта смелая акция осталась как "Письмо трехсот" -- по общему числу подписавших обращение в ЦК партии. Спустя 30 лет письмо нашла в делах И.В.Курчатова директор его музея Р.В.Кузнецова и направила статью с сообщением об этом письме в "Правду" (107а). При первой публикации она даже не знала авторов "Письма трехсот", но позже эта историческая несправедливость была исправлена (107б).

Празднование 100-летнего юбилея И.В.Мичурина и снятие Лысенко с поста президента ВАСХНИЛ

Начавшееся брожение умов не могло не тревожить лидера "мичуринцев", осознававшего шаткость своего положения. Прекрасный политик, психолог, ярчайший демагог и редкий по проницательности игрок на человеческих слабостях, он, естественно, искал выход из складывающегося не в его пользу положения. В этот момент подвернулся удобный случай еще раз продемонстрировать всем в стране достижения "мичуринской биологии", заявить громко о якобы грандиозном масштабе свершений самой передовой в мире материалистической науки, как всегда именовали свое направление лысенкоисты. Приближался 100-летний юбилей со дня рождения И.В.Мичурина, имя которого лысенкоисты присвоили для обозначения конгломерата своих постулатов. Правительство приняло постановление о пышном праздновании этого юбилея, и лысенкоисты ухватились за возможность выставить себя на первые роли.

Были подготовлены к изданию очередные книжки статей самого Мичурина, снабженные, конечно, предисловиями и вводными статьями Лысенко, Презента и их сторонников. В газеты пошел косяком поток победных сообщений об успехах тех, кто встал под "знамя Мичурина". Государственное издательство сельскохозяйственной литературы издало трехтомник "Мичуринское учение на службе народу", в котором ученые разных специальностей отчитывались в успехах. Лысенко не значился в редколлегии трехтомника (в нее вошли И.С.Варунцян, И.Е.Глущенко, М.А.Ольшанский, И.И.Презент и др.), но зато первый том начинался с его статьи, в которой было заявлено:

"Некоторым советским и особенно зарубежным читателям непонятно, почему мичуринская биология представляет новый этап развития биологической науки, новую, высшую ступень дарвинизма...

В нашей стране с ее самым передовым прогрессивным колхозно-совхозным сельским хозяйством учение Мичурина развилось ныне в мичуринское учение, творческий дарвинизм..., учение Мичурина, мичуринская биология... как воздух необходимы сельскохозяйственной практике...

До 1948 г. сторонниками вейсманизма, антиподами мичуринского учения в советской стране оставалась только небольшая группа ученых... Не так обстоит дело в ряде зарубежных стран... здесь отдельные биологи-генетики продолжают вводить в заблуждение немалую часть научной общественности" (110).

Далее Лысенко продолжал твердить о вегетативной гибридизации, порождениях видов и о прочем, как о несомненно доказанном. Затем шли статьи его верных сторонников -- М.А.Ольшанского, И.И.Презента, С.И.Исаева, С.Н.Муромцева, К.Ю.Кострюковой и других. Но наиболее важным было то, что более половины объема первого тома сборника занимали присланные из почти 15 стран статьи зарубежных авторов, пусть второстепенных в большинстве своем ученых, мало кому известных, но зато подававшихся как глашатаев всей передовой науки мира (111).

Поддержке мичуринского учения западными коллегами, вернее формированию мифа о такой могучей поддержке, лысенкоисты придавали особое значение. Пользуясь симпатиями многих западных ученых к социалистической идеологии, лысенкоисты заигрывали с ними, приглашали за советский счет посетить СССР, и каждый такой визит обыгрывали средства массовой информации для внутреннего потребления. Небывалым событием оставались такие поездки и в памяти гостей-иностранцев -- к элите научного сообщества они не принадлежали, почестями в своей жизни окружены не были, а тут им устраивали столь пышный прием, что не запомнить это они не могли. Естественно, слухи о царском гостеприимстве разносились на Западе, и очередь из числа людей без особенных принципов и без научных достижений, желающих побывать в СССР и пошиковать за чужой счет, никогда не уменьшалась.

Другой сферой интереса лысенкоистов и их партийных покровителей стала издательская деятельность невесть откуда взявшихся во всех ведущих странах "Обществ друзей Мичурина". Этот феномен до сих пор остается не исследованным, пути финансирования этих обществ не раскрыты, их далеко не узкая сфера интересов ушла из сфер интереса исследователей (да и разведслужб также), а в свое время, особенно в конце сороковых--первой половине пятидесятых годов XX-го века эти общества росли во всем мире как грибы. Несомненно никакой финансовой базы внутри стран Запада у этих обществ не существовало, их организационную активность и "исследования" финансировал кто-то извне. Важнейшую роль в управлении процессом создания и контроля за "Обществами друзей Мичурина" играл И.Е.Глущенко. Решением Политбюро ЦК ВКП(б) в 1949 году он был включен в немногочисленный состав так называемых Ученых секретарей при Президенте АН СССР (112). Затем партийные органы ввели Глущенко в состав правления Всемирного Совета Мира. Не зная ни одного слова ни на одном иностранном языке, Иван Евдокимович не вылезал из-за границы, отправляясь на многие месяцы в году вместе с женой (Бертой Абрамовной Глущенко) и с персональными переводчицами в вояжи по заграницам. Список европейских и азиатских стран, в которых Глущенко с супругой побывали, передвигаясь во взятом напрокат лимузине с шофером, на самолетах, на спецрейсах зафрахтованных автобусов и т. п. весьма внушителен. Такие, как Глущенко, эмиссары привозили своим "друзьям" последние сведения о текущей работе лысенковцев. Эти тексты местные активисты "Обществ друзей Мичурина" переводили на свои языки, затем переводы оказывались включенными в виде собств Естественно, попытка использования юбилея Мичурина для пропаганды лысенкоизма не могла пройти мимо тех, кто всегда чувствовал свою ответственность за дальнейшее развитие биологии в СССР -- настоящих, а не псевдоученых. Но, как противостоять напору Лысенко? Издать собственные сборники антиподы Лысенко не могли: все издательства в стране строго контролировали партийные органы, и такие материалы не могли увидеть света. Организовать собственные заседания ученых советов, сессий академий, научных обществ и т. п. было также невозможно, ибо главенство во всех организациях захватили, благодаря многолетним репрессивным мерам властей, лысенкоисты. Директор Ботанического института АН СССР П.А.Баранов подготовил письмо на имя Н.С.Хрущева, в котором указывал, что нельзя ставить докладчиком на юбилейном заседании Т.Лысенко. Баранов предложил двум другим директорам биологических институтов Академии наук СССР -- А.Л.Курсанову (Ин-т физиологии растений) и Н.В.Цицину (Главный Ботанический сад) подписать это письмо, но оба отказались. Тогда Баранов отправил обращение к Хрущеву за одной своей подписью (это было сделано до того, как "Письмо Трехсот" легкло на стол партийных боссов), чем вызвал гнев Первого секретаря ЦК партии (113).

Несмотря на негативное отношение Хрущева к обращениях ученых, какие-то надежды, что Лысенко нанесен ощутимый урон, еще теплились в сердцах многих биологов, впервые за два с половиной десятилетия главенства Лысенко коллективно выразивших ему недоверие. Как добрый знак рассматривали посмертную реабилитацию летом 1955 года Н.И.Вавилова18. Конечно, в эти дни все внимательно следили за барометром настроений руководящей верхушки партии -- за печатью. Более месяца в "Правде" не упоминали Лысенко, хотя были опубликованы статьи о Мичурине (116) и о Т.Мальцеве (117). Но затем разнеслись слухи о том, что докладчиком на торжественном заседании Академии наук СССР по случаю 100-летия Мичурина утвержден (по распоряжению из ЦК партии) Лысенко. Узнав об этом несколько ведущих членов АН СССР направили возмущенные письма в Президиум АН СССР, заявив, что они не явятся на такое заседание (письма направили академики П.С.Александров, А.И.Алиханов, Л.А.Арцимович, А.Н.Колмогоров, М.А.Леонтович, Л.Д.Ландау, И.Е.Тамм, В.А.Фок и член-корреспондент АН СССР П.А.Баранов /117а/). Эти обращения ведущих ученых ни к какому эффекту не привели. В день празднования юбилея Мичурина всё встало на свои места. В "Правде" красовалась парадная статья Лысенко "Подвиг в науке", пестревшая ругательствами в адрес идеалистов, механицистов, вейсманистов и неодарвинистов (118), под нажимом партийного руководства празднование юбилея Мичурина пошло по лысенковскому сценарию. Когда собравшиеся в Большом театре Союза ССР 27 октября 1955 года рукоплесканиями встретили членов президиума торжественного заседания, посвященного столетию Мичурина, они увидели, что на самом почетном месте усаживается Лысенко, рядом с ним занимали места председатель Совета Министров СССР Н.А.Булганин, недавно назначенный Заседание открыл Президент АН СССР А.Н.Несмеянов, который был вынужден тепло отозваться о славных продолжателях дела Мичурина, а затем слово для основного доклада было предоставлено Лысенко. Лишить его этой привилегии ведущие ученые страны не смогли, а Лысенко, конечно, использовал эту возможность для воздания очередной раз хвалы своему учению и повторам тезиса об абсолютной правильности своих представлений о сути наследственности, жизненности, видообразования и т. п. (110). Все эти спекуляции, против которых возражали ученые, были поданы им как незыблемые положения науки. Так же их расценила в эти дни "Правда", напечатавшая большой отчет о заседании и опубликовавшая огромную фотографию президиума собрания и Лысенко, возвышающегося над трибуной. Завершающим аккордом в праздновании столетнего юбилея Мичурина стало присуждение Лысенко золотой медали имени И.В.Мичурина. Такой поворот событий многие рассматривали тогда как крупное поражение ученых.

Конечно, власти были в курсе настроений большинства биологов и специалистов многих других дисциплин. Стало ясно и им, что не прислушаться к коллективному мнению ученых опасно. Этим и объясняется двойственная позиция, занятая верхами в это время. С одной стороны, предоставив трибуну для доклада в Большом театре Лысенко и утвердив решение о том, чтобы увенчать его золотой медалью, руководство сделало реверанс в сторону лысенкоистов. Но, с другой стороны, в это же время начались кое-какие движения и в сторону исправления недостатков, указанных в "Письме Трехсот". Прежде всего симптоматичным было то, что никто из поставивших под ним свою подпись не пострадал. Затем, к удивлению многих, объем "Ботанического журнала" -- главного рупора критиков лысенкоизма -- был в конце 1955 года удвоен. Физикам отдельно пообещали, что будет дано согласие на организацию научного центра по изучению влияния радиации на генные структуры, и что изучать это влияние поручат тем, кто разбирается в генах, а не тем, кто не допускает даже мысли об их существовании (такой Радиобиологический отдел в Институте атомной энергии в Москве был создан через несколько лет).

А между тем гены снова попали в фокус внимания ученых во всем мире благодаря тому, что в английском журнале Nature ("Природа") за 1953 год была опубликована работа Джеймса Уотсона и Фрэнсиса Крика о двунитевом строении молекул дезоксирибонуклеиновых кислот (сокращенно, ДНК), входящих в состав хромосом. Гипотеза содержала три смелых предположений: 1) молекулы ДНК состоят из двух нитей; 2) порядок чередования составных частей одной из нитей строго задает порядок чередования частей в другой; 3) определенные отрезки молекул ДНК -- гигантские по длине -- и есть гены.

Гипотеза строения ДНК была предельно проста и согласовывалась со многими уже известными фактами, из модели вытекало, что стоит нитям разойтись по длине, как около каждой из них возникает новая нить со строго заданной последовательностью нуклеотидов, и образуются две абсолютно идентичные молекулы ДНК, не отличимые от исходной (материнской) двунитевой молекулы. Другими словами, ДНК размножится, сохранив в дочерних молекулах то же строение. Великий смысл, вложенный Уотсоном и Криком в постулированную ими структуру, стал тут же понятен всем, кто хоть отдаленно интересовался проблемами генетики. Скептики могли оспаривать частности, но никто не был в состоянии поколебать генеральную схему.

В 1954 году гипотезу развили дальше. Появилось много статей о том, как ДНК могла бы определять строение молекул белков (именно в этом -- определении порядка чередования аминокислот в белках -- видели главное свойство и предназначение молекул ДНК). А отсюда возникла задача: разгадать тот принцип, который положен в основу кодирования частями ДНК (нуклеотидами) частей белков (аминокислот). В том же году интересную гипотезу предложил Георгий Антонович Гамов -- крупнейший физик19, окончивший в 1926 году Ленинградский университет, в 1928-1931 годах работавший в Гёттингене, Копенгагене и Лондоне, а в 1933 году оставшийся жить сначала во Франции, а затем живший в Англии и с 1934 года -- в США. Гамов стал крупнейшим теоретиком, он дал квантово-механическое объяснение альфа-распада, в соавторстве с Эдвардом Теллером (в будущем отцом американской водородной бомбы) сформулировал теорию бета-распада. Он был признанным авторитетом в астрофизике (ему, в частности, принадлежит гипотеза так называемой "горячей Вселенной"). В 1954 году, Георгий Антонович Гамов попробовал свои силы в разработке нового направления: он задумался над общими закономерностями генетического кода и предложил гипотезу на этот счет. После этого многие выдающиеся физики стали интересоваться проблемами зарождавшейся на их глазах новой науки -- молекулярной генетики.

Советские физики тоже не прошли мимо этого. Поэтому совершенно не случайным стало взволновавшее многих событие, произошедшее в Москве в январе 1956 года. На знаменитом "Капишнике" -- теоретическом семинаре Петра Леонидовича Капицы в Институте теоретической физики АН СССР -- семинаре, известном своей высокой научной репутацией, на 7 февраля 1956 года был назначен доклад академика Игоря Евгеньевича Тамма и содоклад генетика -- профессора Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского. Тамм собирался сообщить результаты изучения ДНК и генетического кода, а Тимофеев-Ресовский рассказать о закономерностях радиационной генетики, одним из основоположников которой он был20. Слухи об этом семинаре разнеслись по Москве еще до его начала и, конечно, достигли ушей Лысенко. Не осознавать опасности таких "разговоров на публике" он не мог. Но что можно было сделать, чтобы сорвать семинар физиков? Снова Лысенко попробовал применить прием, недостойный ученого, но действенный в условиях советской жизни. Не раз он выручал Лысенко, хотя иногда (как. например, в пору дискуссий в "Ботаническом журнале") давал осечку. Итак, в институт Капицы сообщили "мнение руководства" о том, что постановка докладов -- политическая ошибка. Вот, что вспоминал об этом Н.В.Тимофеев-Ресовский:

"Дня за три до него [до семинара -- В.С.], когда объявления уже были вывешены, кто-то позвонил в Институт физических проблем и предложил снять с повестки объявленные генетические доклады, как не соответствующие постановлению сессии ВАСХНИЛ 1948 г. Разговор велся не с П.Л.Капицей, а с его референтом. Сам же Петр Леонидович сказал, что обращать внимание на такие заявления не следует. На следующий день звонок повторился со ссылкой на мнение ответственного работника. Тогда Петр Леонидович позвонил этому руководителю21 и получил в ответ заверение, что ему об этом ничего не известно, а программа семинара зависит только от самого директора. Заседание, таким образом, благополучно состоялось" (122).

Вход на "Капишники" был свободным, и к семи часам вечера на Воробьевское шоссе повалили толпы народа:

"... конференц-зал, широкий коридор и лестница, ведущие к нему, были заполнены до отказа. Сотрудники института, ошарашенные таким наплывом публики, срочно их радиофицировали... Семинар явился довольно веским прецедентом, сильно облегчившим и ускорившим процесс развития биологии в ближайшие годы" (123).

В последующем доклады И.Е.Тамма по вопросам строения ДНК и принципа генетического кода он повторил в Москве (в Большой Коммунистической аудитории МГУ на Моховой -- одно время проспект Маркса), в Ленинграде, в Горьком (теперь Нижний Новгород). На всех лекциях неизменно он получал записки о том, какую роль сыграл Лысенко в отставании советской генетики22, некогда славившейся во всем мире. И каждый раз Игорь Евгеньевич темпераментно и честно отвечал на этот вопрос. Так физики протянули руку помощи генетикам и продемонстрировали, что уже не только биологи, но и специалисты других дисциплин открыто говорят об ошибках лысенкоистов.

Кульминацией этого процесса стало неожиданное для многих и столь же многими долгожданное событие -- снятие Лысенко с поста Президента ВАСХНИЛ. В апреле 1956 года газеты сообщили, что он освобожден "по личной просьбе" (124). Его сменил на этом посту П.П.Лобанов, председательствовавший на всех заседаниях августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года, но вместе с тем недолюбливавший Лысенко как человека (Лобанов считался специалистом по экономике сельского хозяйства, но скорее его можно было назвать горячим исполнителем приказов сверху, самоотверженным трудягой-хозяйственником, не знавшим десятилетиями ни воскресений, ни долгих отпусков, за что его ценил в свое время Сталин, сделавший совсем молодого Лобанова наркомом земледелия РСФСР, а позже -- с 1938 по 1946 годы -- наркомом совхозов). А.И.Опарин тоже лишился своего поста. Вместо него с 1955 года академиком-секретарем Отделения биологических наук стал биохимик Владимир Александрович Энгельгардт, впрочем много лет рассматривавшийся лысенкоистами как их сторонник (вместе с Белозерским).

Это падение Лысенко многими тогда рассматривалось как окончательное. Казалось, что вслед за этим последует и отмена запрета на генетические исследования, и изменение системы преподавания биологии, и многое другое. Однако позднее стало ясно, что личное падение Лысенко было лишь временным, а падения лысенкоизма как научной системы еще долго не происходило.

Примечания и комментарии к главе XV

1 О.Мандельштам. Стихотворение без названия, написанное 10 января 1934 года. Цитиров. по книге: Стихотворения, изд. "Советский писатель", Ленинград, 1978, стр. 172.

2 М.Е. Салтыков-Щедрин. Самодовольная современность. Из цикла" Признаки времени".

Цитиров. по Собранию Сочинений в 20 томах, Изд. "Художественная литература", М., 1969, т. 7, стр. 153-154.

3 Н.В. Турбин. Дарвинизм и новое учение о виде. "Ботанический журнал", 1952, т. 37, ¦ 6, стр. 798-818.

4 Н.Д.Иванов. О новом учении Т.Д.Лысенко о виде. Там же, стр. 819-842.

5 Н.В.Турбин писал:

"Гениальный русский биолог Иван Петрович Павлов говорил, что факты нужны учетному, как воздух для крыла птицы. Все сказанное о недостаточности фактов, имеющихся в распоряжении Т.Д.Лысенко, заставляет опасаться, что новое учение о виде с его претензией заменить собой дарвинизм -- может оказаться взмахом крыльями в безвоздушном пространстве".

См. прим. /3/, стр. 818.

6 Личное сообщение академика ВАСХНИЛ Д.Д.Брежнева, 1971 г.

7 Личное сообщение Д.В.Лебедева, январь 1985 г.

8 Передовая статья газеты "Правда" от 17 ноября 1952 года. В статье критиковалась редколлегия журнала "Почвоведение" за отсутствие поддержки "передовых воззрений" советских биологов. После этого состоялось заседание Президиума АН СССР, на котором были указаны меры по исправлению ошибок в работе редколлегии. Решение заседания опубликовано в журнале "Известия АН СССР, сер. биол.", 1953, ¦6, стр. 117-118.

9 Личное сообщение Ю.А.Жданова, 22 декабря 1987 года.

10 Личное сообщение Н.В.Турбина, 25 ноября 1987 года.

11 Н.В.Турбин в выступлении на сессии ВАСХНИЛ в 1948 году говорил:

"Надо очистить... институты от засилия фанатических приверженцев морганизма-менделизма, лиц, которые, прикрываясь своими высокими научными знаниями, подчас занимаются, по существу, переливанием из пустого в порожнее" (см. прим. /144/ к главе 15).

12 Н.В.Турбин. Генетика с основами селекции. Учебник для государственных университетов. М., Изд. "Советская наука", 1950, 392 стр., с илл.; Н.В.Турбин (редактор). Хрестоматия по г енетике. М., Изд. "Советская наука", 1949.

13 П.Г. Иванова. Влияние возраста половых клеток животных на качество потомства. В кн.:

"Ученые записки Ленинградского университета", сер. биол. наук, 1953, вып. 33 (¦165); А.Д.Курбатов и М.М.Тихомирова. Влияние интенсивности основного обмена у животных на соотношение полов у их потомства. Там же, стр. 189-199; Я.С.Айзенштадт, Л.Н.Смолина. Влияние срока хранения пыльцы на развитие признаков у гибридов гороха. Там же, стр. 53-71.

14 Я.С. Айзенштадт. Изменение доминирования под влиянием укороченного светового дня.

Журнал "Доклады АН СССР", 1950, т. 70, ¦1; его же: Влияние воспитания первого поколения гибридов в резко различающихся эколого-географических условиях на характер расщепления. Там же, 1953, т. 76, ¦3; Я.С.Айзенштадт и В.И.Кузина. Влияние возраста элементов на формирование гибридных семян гороха. В кн.: "Ученые записки Ленинградского университета", сер. биол. наук, 1953, вып. 33 (¦165), стр. 13-25.

15 В.П. Эфроимсон. О роли эксперимента и цифр в сельскохозяйственной биологии. Журнал "Бюллетень Московского общества испытателей природы, отд. биол.", 1956, т. 61, вып. 5, стр. 83-91.

16 Личное сообщение сотрудников кафедры генетики ЛГУ М.М. Тихомировой и К.К. Ватти, 1968 г.

17 А.Н.Студитский. За творческую разработку проблемы видообразования. Журнал "Успехи современной биологии", 1953, т. 34, вып. 1, стр. 1-26.

18 В первом номере в "Успехах современной биологии" за 1953 год были помещены сразу две статьи одного автора -- заместителя редактора журнала и многолетнего заместителя Лысенко по Институту генетики АН СССР Нуждина (Рецидив вейсманизма под флагом защиты дарвинизма. "Журнал общей биологии", 1953, т. 14, ¦ 1, стр. 3-22; его же: Банкротство морганистской лженауки. Там же, стр. 71-81). Автор грубо отчитал Турбина и Иванова, охарактеризовав в первой статье критику в адрес Лысенко как "рецидив вейсманизма", а во второй -- как "банкротство буржуазной лженауки". В следующем номере были помещены статьи автора "порождения лещины грабом" С.К.Карапетяна (С.К. Карапетян. Новое в науке о биологическом виде -- творческое развитие дарвинизма. "Журнал общей биологии", 1953, т. 14, ¦3, стр. 229-237), полуфилософа И.И.Новинского (И.И. Новинский. Против защиты вейсманизма. "Журнал общей биологии", 1953, т. 14, стр. 238-246) и других авторов.

19 А.И.Опарин. И.В.Сталин -- вдохновитель передовой биологической науки. "Журнал общей биологии", 1953, ¦2, стр. 90-95.

20 Там же.

21 Т.Д.Лысенко. Новое в науке о биологическом виде. "Ботанический журнал", 1953, т. 38, ¦1, стр. 44-54.

22 Там же, стр. 44.

23 В.Н.Сукачев. О внутривидовых и межвидовых взаимоотношениях среди растений. "Ботани- ческий журнал", 1953, т. 38, ¦1, стр. -5596.

24 М.И.Ильин. Процесс видообразования у покрытосеменных растений. Там же, 1953, т. 38, ¦ 2, стр. 21-5231; М.П.Виноградов и Т.В.Виноградова. О критике Н.В.Турбиным и Н.Д.Ивановым новых представлений о видообразовании. Там же, стр. 234-245.

25 Н.В. Павлов. О видообразовании путем перерождений. Та м же, 1953, ¦3,

стр. 378-385; М.В.Куликов. "Новое в науке о биологическом виде" академика Т.Д.Лысенко и биостратиграфия. Там же, стр. 389-393; Е.В.Бобко. К вопросу о методике изучения образования новых видов. Там же, стр. 401-406.

26 О.Б. Лепешинская. Недоброкачественная критика Н.В. Турбина и Н.Д. Иванова работы Т.Д.Лысенко о виде. Там же, стр. 386-388.

27 Там же, стр. 386.

28 Кроме упомянутых выше, см.: А.И. Толмачев. О некоторых вопросах теории видообразования. Там же, 1953, т. 38, ¦4, стр. 530--; Н.И.Косец. Доказана ли возможность порождения лещины грабом и ели сосной? Там же, ¦5, стр. 696-707; П.А.Баранов. О видообразовании. Там же, стр. 669-695; Б.М.Козо-Полянский. Вопросы нового учения о виде. Там же, ¦6. стр. 830-845; Е.М.Лавренко. Об изучении процесса видообразования в природе. Там же, стр. 346-352; Д.Ф.Петров. К вопросу о происхождении видов. Там же, стр. 853-861 и др.

29 К.Я. Авотин-Павлов. Самопрививка ели к сосне. Журнал "Лесное хозяйство", 1951, ¦11, стр. 88-90.

30 K.P.Kuppfer. Adoption von Fischtensweigen durch Kiefernstamme. Mitteil. der Deutsch. Dendrologischen Gesellschaft, 1928.

31 Авотин писал:

"Необходимо отметить, что данная сосново-еловая самопрививка была известна и лесоводам буржуазной Латвии (впервые ее описал Купфер), но на нее смотрели лишь как на "чудо природы", и исследование этого объекта не проводилось". См. ссылку /166/, стр. 90.

32 Редакционная статья "О честности ученого". Газета "Циня", орган ЦК КП Латвии, 1953, 21 марта 1953 г., ¦69.

33 Л.А.Смирнов. К вопросу об интересном случае самопрививки ели на сосне в окрестностях Риги. "Ботанический журна"", 1953, т. 38, ¦3, стр. 418-421.

34 Т.Д. Лысенко. Письмо в редакцию. Там же, 1953, т. 38, ¦6, стр. 891.

35 А.А. Рухкян. Об описанном С.К. Карапетяном случае порождения лещины грабом. Там же, стр. 88-5891.

36 А.А. Яценко-Хмелевский. Дилижанская граболещина и проблема порождения видов. Там же, 1954, т. 39, ¦5, стр. 882-889. Цитата взята со стр.883.

37 Халифман И.А. Догмы и жизнь. По поводу одного абзаца из одноименной статьи в "Литературной газете". Журнал "Агробиология", 1954, ¦3, стр. 1-55157. Халифман устроил разнос В.Доброхвалову в связи с его статьей "Догмы и жизнь. Письмо товарищу", "Литературная газета", 20 апреля 1954 г., в которой он писал о подделке граболещины.

38 З.Т.Артюшенко, Б.Н. Замятнин, С.Я. Соколов. Ольхообразная ветка березы. "Ботанический журнал", 1953, т. 38, ¦3; см. также статью А.Л.Тахтаджана "Некоторые вопросы теории вида и систематика современных и ископаемых растений. Там же, 1955, т. 40, ¦6, стр. 789-796.

39 Б.М. Козо-Полянский. Об отношении" нового в науке о биологическом виде" к учению Дарвина. Журнал "Бюллетень Московского общества испытателей природы, отд. биол.", т. 59, вып. 3, стр. 8-588.

40 И.И.Пузанов. Сальтомутации и метаморфозы. Там же, 1954, т. 59, вып. 4, стр. 67-79.

41 В Ленинградском университете в январе 1954 года была проведена большая дискуссия по вопросам вида и видообразования в рамках философского семинара Биолого-почвенного факультета. Отчет см.: "Вестник Ленинградского университета", 1954, ¦10, сер. биол., геогр., геолог. См. также статью: Н.Д.Иванов. Как А.Н.Студитский воюет с неодарвинизмом. Журнал "Успехи современной биологии", 1954, т. 37, вып. 3, стр. 366-367, в которой Иванов опять прибегал к длинному цитированию классиков марксизма и столпов лысенкоизма.

42 См.: "Вестник Ленинградского университета, сер биол, геогр., геолог.", 1954, ¦10, стр. 87-88.

43 См. Редакционные статьи: Обзор статей и писем, полученных редакцией "Ботанического журнала" в связи с дискуссией по проблеме вида и видообразования. "Ботанический журнал", 1954, т. 39, ¦1, стр. 76-89; Обзор статей и писем, полученных редакцией "Ботанического журнала" в связи с дискуссией по проблеме вида и видообразования. Там же, 1955, т. 40, ¦2, стр. 217-226. Важное значение имели также две редакционных статьи (первая была написана Л.А.Смирновым, вторая -- Д.В.Лебедевым), в которых излагалась точка зрения редколлегии на дискуссию: Некоторые итоги дискуссии по проблеме вида и видообразования и ее дальнейшие задачи. Там же, 1954, т. 39, ¦2, стр. 202-223 и "Расширять и углублять теоретические дискуссии по проблемам вида и видообразования". Там же, 1955, т. 40, ¦2, стр. 206-216.

44 В.Н.Сукачев. О внутривидовой конкуренции и о биоценологии (некоторые замечания к статьям Н.И. Нуждина и В.С. Дмитриева). "Журнал общей биологии", 1953, т. 14, ¦4, стр. 320-326.

45 Там же, стр. 325.

46 Там же, стр. 326.

47 См., например, А.М. Семенова-Тян-Шанская. Восстановление растительности на степных залежах в связи с вопросом о" порождении" видов. "Ботанический журнал", 1953, ¦6, стр. 862-873.

48 См., например, Ф. Дворянкин (редактор). опросы мичуринской биологии, вып. 2, Учпедгиз, М., 1951, стр. 468.

49 С.С. Станков. Об одной порочной диссертации, письмо в редакцию. Газета "Правда", 26 мар- та 1954 г., ¦85 (13018), стр. 3.

50 Там же.

51 Личное сообщение В.Я.Александрова, 2 июня 1987 г.

52 Личное сообщение С.С.Станкова, 1956 г.

53 Положение о порядке присуждения ученых степеней и присвоения ученых званий. Утверж- дена Постановлением Совета Министров СССР от 29 декабря 1975 г., ¦1067, Изд. ВАК СССР, М., 1976, стр. 24.

54 Редакционный обзор: Совещание по полезащитному лесоразведению. Журнал "Лесное хо- зяйство", 1955, ¦5, стр. 37-51.

55 И.И.Пузанов. "Астронавт". Поэма в трех песнях с прологом. Машинописный вариант.

56 См. прим. (54), стр. 47.

57 Там же, стр. 49.

58 Там же, стр. 49.

59 Стенограмма выступления Т.Д. Лысенко 8 апреля 1954 года на юбилейной сессии Академии наук УССР, Киев (неопубликованный машинописный текст), стр. 1-2.

60 См., например, Н.Н. Жуков-Вережников, И.Н.Майский, Л.А.Калиниченко. Еще раз к вопросу о виде и видообразовании в микробиологии. Журнал "Успехи современной биологии", 1955, т. 39, вып. 2, стр. 24-5252; В.Д.Тимаков (ред.). Изменчивость микроорганизмов. Сборник статей, Медгиз, М., 1956.

61 Личное сообщение Д.В.Лебедева, В.Я. Александрова и В.С. Кирпичникова, март 1986 г.

62 А. Эмме, кандидат биологических наук. Наследственность человека. Журнал "Техника -- молодежи", 1963, ¦1, стр. 78-79.

63 От редакции, там же, ¦ 3, стр. 17. В заметке было сказано:

"... кандидат биологических наук А.Эмме осветил вопрос о наследственности с точки зрения, отвергаемой широкой научной общественностью. Президиум Правления Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний, обсудив эту статью, одобрил решение бюро секции биологических наук при Правлении Всесоюзного общества, признавшего ее неправильной. Редакция журнала допустила ошибку, опубликовав корреспонденцию А.Эмме.

Решение президиума обсуждалось на заседании редколлегии журнала, которая признала критику в адрес редколлегии справедливой...".

64 Н.И. Вавилов. Сельскохозяйственная наука и академик В.Р.Вильямс. В кн.: Академик Василий Робертович Вильямс: 50 лет научной, педагогической и общественно-политической деятельности. М.-Л., Сельхозгиз, 1935, стр. 69-75; его же: Большая утрата (Памяти В.Р.Вильямса). Газета "Социалистическое земледелие" 14 ноября 1939 года.

65 Редакционная статья: Большевик-ученый. На чистке академика В.Р. Вильямса. Газета "Со- циалистическое земледелие", 5 ноября 1933 г., ¦256 (1465), стр.3.

66 Академик Т.Д.Лысенко, президент Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук име- ни В.И.Ленина. Сельскохозяйственная наука в борьбе за выполнение Сталинской програм- мы (из доклада на открытом партийном собрании ВАСХНИЛ). Газета "Известия", 6 марта 1946 г., ¦5 (8972), стр. 2.

67 Н.С.Хрущев. О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целин- ных и залежных земель. Доклад на Пленуме ЦК КПСС 23 февраля 1954 г., Госполитиздат, М., 1954, стр. 48.

68 Там же, стр. 44.

69 См. прим. /15/, стр. 83.

70 Газета "Правда", 4 февраля 1954 г., ¦35 (12968), стр. 1.

71 Там же, 12 февраля 1954 г., ¦43 (12976), стр. 1.

72 Там же, 14 февраля 1954 г., ¦45 (12978), стр. 2.

73 Там же, 18 февраля 1954 г., ¦49 (12982), стр. 1.

74 Там же, 23 февраля 1954 г., ¦59 (12992), стр. 1.

75 Информационное сообщение: Вручение орденов СССР деятелям советской науки. Там же, 13 февраля 1954 г., ¦44 (12977), стр. 2.

76 Н.С.Хрущев. Об увеличении производства продуктов животноводства. Доклад на Пленуме ЦК КПСС 25 февраля 1955 г., Госполитиздат, М., 1955.

77 См. прим. /15/.

78 Акад. И. Кнунянц, Л.Зубков. Школы в науке. "Литературная газета", 11 января 1955 г., ¦5 (3350), стр. 1.

79 Н.В.Турбин, А.Н.Хабарова. Новый метод вегетативной гибридизации. "Ботанический жур- нал", 1949, т. 36, ¦6.

80 Helmut Bohme. Untersuchungen zum Problem der genetischen Bedeutung von Pfropfungen zwischen Pflanzen. Zeitschr. Pflansenzuchtung, 1954, Bd. 33, Heft 4, ss. 367-418.

81 Helmut Bоhme. Einige Bemerkungen zu wissenschaftpolitischen Aspekten genetischer Forschungen der funfziger Jahre in der DDR in Zusammenhang mit der LYSSENKO- Problematik, Sitzungsber. d. Leibniz-Soc., Bd. 29, 1999, H. 2, ss. -5579.

82 Олег Писаржевский. Дружба наук и ее нарушения. Альманах "Год 37-й", 1954, книга 3 (18), стр. 193-254.

83 Там же, стр. 194.

84 Там же.

85 Там же, стр. 196.

86 Там же, стр. 235.

87 Там же, стр. 253.

88 Передовая статья, озаглавленная "Наука и жизнь". Журнал "Коммунист", 1954, ¦5, стр. 1.

89 Е.В.Бобко. Необходимо повысить качество научной работы в агрономии. Журнал "Почвове- дени"", 1955, ¦12, стр. 77-80.

90 Там же, стр. 80.

91 Там же.

92 А.Н. Белозерский, А.С. Спирин, Д.Г.Кудлай, А.Г.Скавронская. Сравнительное биохимическое и иммунологическое изучение направленной изменчивости у некоторых бактерий ки- шечной группы. Журнал "Биохимия", 1955, т. 20, вып. 6, стр. 686-695.

93 Цитиров. по книге Н.П. Дубинина" Вечное движение", Политиздат, М., 1973, стр. 355.

94 Там же.

95 Там же.

95а К 1935 году вавиловские сотрудники прекрасно осознавали значение методов близкородственного скрещивания (инцухта у растений и инбридинга у животных) не только для семеноводства, но и поняли их роль в возможном использования к получению межлинейных гибридов кукурузы. Эта работа шла вровень с разработками американских биологов и прежде всего А.Шелла. В трехтомнике "Теоретические основы селекции растений" под общей редакцией Н.И.Вавилова (Гос. изд-во сельскохозяйственной колхозной и совхозной литературы, М.-Л., 1935, т. 1), Изд. , было помещено два обзора на эту тему: М.И.Хаджинова (стр. 43-5462) и В.Е.Писарева. (там же, стр. 597-646). Лысенко и его сотрудники категорически отвергали пользу этих методов и возможность получения повышенных урожаев кукурузы при использовании межлинейных гибридов этой культруы (см., в частности, Т.Д. Лысенко. О перестройке семеноводства. Журнал "Агробиология", 1935, ¦1, стр. 25; Т.Д.Лысенко, И.И.Презент. Стахановское движение и задачи советской агробиологии. Там же, 1935, ¦3, стр. 1; И.И.Презент. Дарвин и Тимирязев о биологическом значении близкородственного разведения. Там же, стр. 57; Д.Г.Корняков, М.А.Любченко. Метод инцухта в селекции сахарной свеклы. Там же, стр. 87; М.Цюпа. О расщеплении чистой линии. Там же, 1935, ¦1, стр. 124; М.М.Якубинцер. О чистой линии. Там же, 1936, ¦3, стр. 105; И.Е.Глущенко. О теории инцухта в близкородственном разведении. Там же, 1937, ¦4, стр. 46 и многие другие статьи). Против использования гибридной кукурузы лысенковцы выступали на протяжении, по крайней мере, 15 лет (см., например, Т.Д.Лысенко В кн.: Стадийное развитие растений. М., Сельхозгиз, 1952, стр. 657; И.В.Якушкин. Речь на сессии ВАСХНИЛ. См. Стенографический отчет о сессии ВАСХНИЛ 1948 года, стр. 63).

Однако создание бригад по изучению различных проблем, связанных с осознанием роли генетики позволило представить впервые как общие результаты применения гибридной кукурузы ( См. статью "Гетерозис" в БСЭ, 3 изд., М., 1971, т.6, стр. 441, а также сборник "Гибридная кукуруза". Перевод с англ., М., Изд. иностранной литературы, 1955).Важнейшее значение сыграла обзорная статья П.А.Баранова, Н.П.Дубинина и М.И.Хаджинова "Проблемы гибридной кукурузы (Основные задачи и методы их разрешения)", опубликованная в "Ботаническом журнале", 1955, т. 40, ¦4, стр. 481-507. Авторы писали:

"... борьба против использования инбридинга... была начата Т.Д.Лысенко в 1935 году и продолжается им и его сторонниками до настоящего времени" (стр. 483).

"Лысенко в 1935 г. говорил: "Кукуруза -- перекрестник ... Любое же инцухтирование перекрестника ведет к биологическому обеднению его наследственной основы ... Сразу же снизится урожай, уменьшится рост растений, ослабеет жезнеспособность. В результате такой операции мы получаем полумертвый организм..."" (цитиров. по "Агробиологии", 1952, стр. 13-5136).

В 1939 г. на совещании по вопросам повышения урожайности кукурузы, созванном Наркомземом СССР и ВАСХНИЛ против инцухта и межлинейных гибридов кукурузы выступил Якушкин. В отчете, напечатанном в журнале "Яровизация", было сказано, что сам Т.Д.Лысенко признает пользу от межсортовой гибридизации, а не от линейных гибридов (Журнал "Яровизация", 1939, ¦-56, стр. 228).

В 1949 г. в Одессе на Всесоюзном совещании по селекции и семеноводству кукурузы М.А.Ольшанский, А.В.Пухальский, А.С.Мусийко, И.С.Варунцян настаивали на тезисах Лысенко (Журнал "Селекция и семеноводство," 1949, ¦9, стр. 63-67).

В 1954 г. А.В.Пухальский от имени ВСГИ [Всесоюзного селекционно-генетического ин-та -- В.С.] предлагал отказаться от инцухтированных линий и требовал использовать лишь гибриды специально подобранных сортов (А.В.Пухальский. Все силы науки на помощь производству. Журнал "Земледелие", 1954, ¦4)" (стр. 483-484).

96 В. Сафонов. Рассказ о крутых вершинах. Альманах "Год 38-й", 1955, кн. 20, стр. 193 - 229. Автор писал:

"От недостатка ясности зрения... органисты.., чтобы выразить свои мысли, действительное содержание которых иной раз близко к нулю... изобрели язык, неведомый лингвистам -- да, да, целый лексикон слов, не существующих нигде, кроме морганистических сочинений" (стр. 198).

В другом месте, желая более ярко обрисовать независимость мышления симпатичного ему героя очерка -- лысенкоиста, его широту взглядов и ненависть к метафизике, В.Сафонов в качестве одной из положительных черт его поведения привел такую:

"Ему... претил и запах пробирок с маленькими мушками "дрозофилами", смешанный с мышиным запахом" (стр. 227).

Автор очерка был уверен, что спор о причинах видообразования еще не завершен, уверяя читателей, что лысенкоисты в этом споре не проиграли (стр. 228).

96а Смотри статьи, написанные Д.В.Лебедевым и опубликованные анонимно -- от имени редакционной коллегии "Ботанического журнала": Обзор статей и писем, полученных редакцией "Ботанического журнала" в связи с дискуссией по проблеме вида и видообразования. "Ботанический журнал", 1954, т. 39, ¦1, стр. 76-89; Расширять и углублять теоретические дискуссии по проблемам вида и видообразования". Там же, 1955, т. 40, ¦2, стр. 206-216; Обзор статей и писем, полученных редакцией "Ботанического журнала" в связи с дискуссией по проблеме вида и видообразования. Там же, 1955, т. 40, ¦2, стр. 217-226: Советская ботаника к 40-летию Великой Октябрьской социалистической революции, там же, 1957, т. 42, ¦11, стр. 1567-1572; По поводу статьи Т.Д.Лысенко "За материализм в биологии", там же т. 43, ¦ 8, 1958, стр.113-51145 и другие. Помимо этого Лебедев опубликовал за эти годы огромное число проблемных статей под своей фамилией или в соавторстве с П.А.Барановым, С.ЮЛипшицем, В.П.Ьочанцевым, В.П.Эфроимсоном и другими. Им были написаны 29 статей для 2-го издания Большой совесткой энциклопедии. Всего в списке печатных работ Лебедева в 1992 году числилось 589 работ (см.книгу "Даниил Владимирович Лебедев. Библиографический указатель", Изд. Библиотеки Российской Академии наук, Санкт ]Петербург, 1992, 80 стр.).

97 Письмо подписали: П.А.Баранов, Д.А.Насонов, А.С.Трошин, Н.А.Чуксанова, Ю.М.Оленов, Д.В.Лебедев, К.М.Завадский, Л.Н.Жинкин, А.С.Мончадский, И.И.Соколов, Д.М. Штейнберг, Ю.И.Полянский, Е.М.Лавренко, П.Г.Светлов, Ф.Х.Бахтеев, Б.К.Шишкин, А.А.Юнатов, О.В.Заленский, М.С.Навашин, А.П.Шенников, Ал.А.Федоров, Ан.А. Федоров, В.Б.Сочава, В.Н. Сукачев, В.И.Цалкин, Л.А.Зенкевич, В.В.Алпатов, И.В.Тюрин, Э.А.Асратян, В.Л.Рыжков, Ю.А. Орлов, В.С.Немчинов, В.Ф.Верзилов, П.И.Лапин, А.М.Негруль, Е.Г.Бобров, К.Ф.Гурьянова, А.И.Иванов, Л.К.Лозина-Лозинский, Р.Л.Берг, М.А.Розанова, И.И.Канаев, Г.Я.Бей-Биенко, В.В.Сахаров, Н.Р.Иванов, М.И.Княгиничев, И.В.Ларин, М.С.Яковлев, В.С.Кирпичников, А.Р.Жебрак, П.Н.Константинов, И.И.Гунар, В.И.Эдельштейн, В.А.Колесников, М.М.Завадовский, И.А.Рапопорт, А.В.Соколов, Б.Л. Астауров, В.В.Хвостова, Н.П.Дубинин, А.Н.Формозов, Д.А. Транковский, Г.В.Кудряшов, З.И.Берман, С.С.Станков, Т.Н.Годнев. Письмо также подписал вначале геоботаник из БИНа Б.А.Тихомиров, который позже попросил зачеркнуть его подпись.

В.Я.Александров сказал мне, что он помнит, что будто бы письмо было подписано еще проф. С.Я.Соколовым, проф. В.И.Полянским, член-корр. АН Тадж. ССР Овчинниковым.

98 Выражаю признательность В.Я.Александрову за предоставление копии данного письма и полного списка подписавших его, а также копий писем 183 биологов (прим. /105/) и 24 фи- зиков (прим. /106/).

99 См. прим. /97/.

100 Там же.

101 Там же.

102 Там же.

103 Там же.

104 Там же.

105 Цитировано по машинописной копии письма, имеющейся в моем распоряжении.

106 Цитировано по машинописной копии письма. имеющейся в моем распоряжении.

107 Письмо подписали: Н.Н. Андреев, Л.Д.Ландау, И.Е.Тамм, Г.С.Ландсберг, В.Л.Гинзбург,

Я.Б.Зельдович, М.А.Марков, А.И.Алиханьян, А.И.Алиханов, А.Д.Сахаров, И.Б.Харитон, Е.С.Варга, И.Я.Померанчук, А.И.Шальников, А.С.Компанеец, Д.А.Франк-Каменецкий, И.Л.Кнунянц, М.А.Леонтович, М.А.Арцимович, А.Б.Мигдал, Г.Н.Флеров, Л.А.Смородинский, А.Н.Фрумкин, П.Л.Капица.

107а Р.Кузнецова. Генетика -- наша боль (из архива акад. И.В.Курчатова). Газета "Правда", 13 января 1989 г., стр. 4.

107б В.Я.Александров, Д.В.Лебедев. Это было "Письмо Трехсот", там же, 27 января 1989 г., стр. 3.

108 Личное сообщение Д.В.Лебедева.

109 Это письмо подписали:О.К.Кедров-Зихман, А.Ф.Тюрин, Е.В.Бобко, А.В.Соколов, Д.Л.Аскинази, З.И.Журбицкий, Н.А.Качинский, Ю.А.Ливеровский, М.М.Кононова, В.А.Ковда, Тимофеев, Ф.В.Турчин, А.В.Петербургский,Л.Т.Королев, С.Н.Алешин, В.М.Клечковский, А.Г.Шестаков, Ю.М.Плешков, Ф.А.Юдин, И.И.Гунар, М.М.Гукова, Воронов, М.А.Курахтанов, Федоров, Медведев, Богаев.

110 Т.Д. Лысенко. За дальнейшее развитие мичуринского учения. В сб.: "Мичуринское учение на службе народу", М., Сельхозгиз, 1955, вып. 1, стр. 6-7.

111 В этом разделе были помещены статьи авторов из стран социалистического лагеря (Т.Сэвулеску, Р.Георгиевой, Хр.Даскалова, О.Малиша, К.Седдмайера, Ф.Обердорф, Чжу Си и других), из Франции (К.-Ш.Матон), Италии (Ф.Ланцо), Бельгии (К.Сиронваля), Швейцарии (М.Струна), Японии (Д.Касахари, Т.Накамуры и Е.Енаяны), Индии (Дж.Чиноя) и Сирии (Ф.Акселя).

112Решением Политбюро ЦК ВЕП(б) от 11 марта 1949 года был создан Секретариат Президиума АН СССР в составе Главного Ученого секретаря А.В.Топчиева и пяти членов секретариата (Ю.А.Жданов, С.И.Костерин, И.Е.Глущенко, В.П.Пешков и С.П.Толстов) (протокол заседания ПБ ¦ 67Б п. 263ю Архив Президента РФ, ф. 3, д. 121, л. 134)

113 Личное сообщение Д.В.Лебедева.

114 См. сб.: Вопросы эволюции, биогеографии, генетики и селекции. Изд. АН СССР, М.-Л., 1960.

115 Личное сообщение Д.В.Лебедева.

116 П. Яковлев. Полнее использовать наследие И.В. Мичурина. Газета "Правда", 7 октября 1955 г., ¦280 (13578), стр. 2.

117 Профессор Н. Соколов. Ценный вклад в агрономическую науку. О книге Т.С. Мальцева "Вопросы земледелия". Газета "Правда", 10 октября 1955 г., ¦283 (13581), стр. 2.

117а Архив АН СССР, ф. 694, оп. 1, ед. хр. 100.

118 Академик Т.Д.Лысенко. Подвиг в науке. Там же, 27 октября 1955 г., ¦300 (13598), стр. 2.

119 Информационное сообщение: Столетие со дня рождения И.В.Мичурина. Торжественное заседание в Большом театре СССР. Там же, 28 октября 1955 г., ¦ 301 (13593), стр. 1.

120 Н.В.Тимофеев-Ресовский.Большая Советская Энциклопедия, 3 изд., т. 25, 1976, стр. 556.

121 Д.А.Гранин. Зубр. Изд. "Советский писатель", Л., 1987.

122 Н.В. Тимофеев-Ресовский. Из истории диалога биологов и физиков. В кн.: Воспоминания о И.Е.Тамме. Изд. "Наука", М., 1981, стр. 194-195.

123 Там же.

123 В газете "Правда" от 10 апреля 1956 года (¦101 /13764/, стр. 2) появилось следующее ин формационное сообщение:

"В Президиуме Верховного Совета СССР Президиум Верховного Совета СССР освободил тов. Лобанова Павла Павловича от обязанностей заместителя Председателя Совета Министров СССР в связи с переходом на другую работу.

... Президиум... назначил тов. Мацкевича Владимира Владимировича заместителем Председателя Совета Министров СССР.

В Совете Министров СССР Совет Министров СССР удовлетворил просьбу тов. Лысенко Трофима Денисовича об освобождении его от обязанностей президента Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени В.И.Ленина.

Президентом Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени В.И.Ленина утвержден тов. Лобанов Павел Павлович".