УЧЕНЫЕ ПРИЗНАЮТ ЛЫСЕНКО ЗА СВОЕГО

Г л а в а III

"Освободить и разнуздать нетрудно Неведомые дремлющие воли:

Трудней заставить их себе повиноваться".

Максимилиан Волошин. Магия. 1923 (1).

"Я авторитетно заявляю, что не было ни одного образованного биолога в тридцатые и сороковые годы, кто мог бы вполне серьезно воспринимать лысенковское "учение". Если грамотный биолог стоял на позиции Лысенко -- он врал, выслуживался, он делал карьеру, он имел при этом какие угодно цели, но он не мог не понимать, что лысенковщина -- это бред!"

В.П.Эфроимсон (2).

Первое выступление Лысенко на Научном совете Вавиловского института

При описании процесса выдвижения Лысенко на роль ученого, признаваемого большевистской партией и советским правительством, мы почти не касались вопроса об участии самих ученых в этом процессе, признания учеными выдвиженца властей за своего коллегу. В литературе не раз было высказано утверждение, что Лысенко -- это продукт извращения правильных социалистических принципов Сталиным, выбравшим Лысенко на роль своего любимчика. А между тем и сам Сталин не сразу стал тотальным диктатором, а постепенно шел к неразделяемой ни с кем власти (хотя и быстрее, чем предполагали Троцкий, Бухарин и другие вожаки коммунистов), и Лысенко без первоначального признания за своего учеными не мог бы продвинуться наверх (особенно на начальных этапах). Поэтому нужно уделить серьезное внимание процессу идентификации Лысенко учеными и отождествления его с ними самими.

Выступление Лысенко с докладом на Всесоюзном съезде по генетике и селекции и последовавшее за этим прославление лысенковского "опыта" в газетах в июле-августе 1929 года привело к тому, что руководители Всесоюзного Института Прикладной Ботаники и Новых Культур (ВИПБиНК) решили пригласить новатора, чтобы обсудить его работу в спокойной обстановке научного семинара. Случай для выступления представился в конце лета 1929 года, когда в Ленинграде Наркомземом было созвано "Совещание по организации всесоюзного испытания зимостойкости озимых культур", на котором Лысенко выступил одним из главных докладчиков. В этот приезд в город на Неве он выступил 1 сентября 1929 года в ВИПБиНК. Директор института Вавилов в это время был в поездке по Дальнему Востоку, Китаю, Японии и Корее. Поэтому председательствовал на заседании заместитель директора по научной работе профессор В.Е.Писарев. Лысенко назвал свой доклад "Вопрос об озимости" (термин "яровизация" появится чуть позже) и начал его с еще более, чем раньше, категоричного утверждения о природе "озимости":

"Принципиального различия между озимыми и яровыми формами злаков не существует. Все злаки -- озимые, но только с различной степенью озимости. Яровых злаков нет" (3).

Различия между озимыми и яровыми пшеницей, рожью и другими злаковыми растениями многообразны, они затрагивают морфологические, биохимические, и, разумеется, физиологические признаки. Их изучало много поколений ученых, тысячелетняя мировая практика земледельцев накопила массу приемов культивирования озимых и яровых. В одних климатических зонах более удачными оказывались посевы озимых, в других яровых культур. Теперь же Лысенко разом перечеркивал и мировой земледельческий опыт, и вековые наблюдения ученых. Но время было лихое, революционное, в стране ломали привычные "...нормы, установки, которые стали тормозом на продвижении вперед", как утверждал Сталин, осторожность старорежимных "спецов" просто раздражала многих из "рвущихся вперед", и в этой атмосфере эйфории, умело культивировавшейся партийной пропагандой, было даже престижно объявить о "крушении догм" в самых разных областях. Так что в этом отношении Лысенко шел в ногу с временем.

Чтобы убедить слушателей в столь кардинальном выводе, он не вдавался в рассмотрение биологических различий озимых и яровых культур, возможно, не зная при своем не очень пока широком образовании, с какого бока подходить к этому многообразию процессов, а бесхитростно рассказал о посевах подержанных на холоде проростков разных культур весной и осенью, отметив решающее, по его мнению, значение термического фактора для развития растений. Его посевы, якобы "полностью подтвердили, что злаки нельзя делить на озимые и яровые" (4) и что "охлаждение парализует неблагоприятное действие срока посевов" (5).

Лысенко сообщил также о двух новых наблюдениях: оказывается, и яровая пшеница также поддается действию низких температур, после чего разные сорта выколашиваются на 1--10 и более дней раньше, и что не одна пшеница меняет свойства при охлаждении проростков: "рожь... ведет себя аналогично озимой пшенице; вика при охлаждении также дает ускорение развития" (6).

Не устранил противоречий в описании деталей "хозяйственного посева" в 1928 году Лысенко и в этом докладе. К сказанному по-разному в газетах теперь добавились новые подробности, которые окончательно сбивали с толку, так как нельзя было понять, что, как, в какие сроки, на какой площади сеял его отец и каким получился урожай:

"При предварительном охлаждении вес семян урожая получается больше, чем без охлаждения. В 1928 г. был произведен весенний посев озимой пшеницы на Украине в хозяйственных условиях. Перед посевом семена замачивались в бочке и затем охлаждались в снегу в мешках. Урожай выдался чрезвычайно блестящий, настолько, что даже затруднительно решиться сделать из него какие-либо выводы. Урожай вышел такой, какой обычно получается при лучшей обработке (около 145 пуд. на гектар). Но вероятно, этому благоприятствовали какие-нибудь особо счастливые обстоятельства" (7).

Уже на этом этапе ученые могли (и по сути дела должны были!) отметить ненаучность главного утверждения Лысенко, что яровая и озимая пшеницы -- это одно и то же. Заявляя, что озимые могут переходить в яровые, что между этими двумя пшеницами принципиальной разницы нет, Лысенко фактически утверждал, что у этих двух видов отсутствуют различия в генетической структуре. На явный нонсенс такого заявления никто докладчику не указал. А ведь уже и тогда генетические различия между озимыми и яровыми пшеницами были известны (сегодня определены и охарактеризованы гены, детерминирующие эти различия). Но к сожалению этот кардинальный вопрос прошел мимо внимания вавиловских сотрудников1.

После доклада несколько ведущих специалистов высказали мнение о представленном докладе. Оно было единодушным: Н.А.Максимов, В.В.Таланов и В.Е.Писарев высоко оценили работу Лысенко и вполне уважительно, даже восторженно охарактеризовали докладчика. Первым выступил Виктор Викторович Таланов (1871-1936) -- крупнейший в советской России специалист по сортоиспытанию (именно он был инициатором и создателем системы сортоиспытания в стране) и селекционер, пытавшийся преодолеть нескрещиваемость разных видов кукурузы2. Он отметил "необычайную осторожность и скромность докладчика, но в то же время чрезвычайное практическое значение и теоретический интерес произведенных работ" (8) и предложил пригласить Лысенко на работу в ВИПБиНК.

Ему вторил физиолог растений Максимов, сказавший, что "доложенная работа в высшей степени ценна и интересна" (9). Можно усмотреть некоторое лукавство в последовавшем за этим высказывании Максимова, когда он заявил, что для установления Трофимом Денисовичем его закономерностей решающим стало то, что он проводил опыты в Азербайджане. "Вне Ганджийской обстановки подмеченные закономерности, может быть, не могли-бы быть выявлены", -- сказал Максимов (10). Но по главному вопросу -- об отсутствии "принципиальных различий между яровыми и озимыми формами растений" -- он с Лысенко полностью согласился и даже делал вид, что в его лаборатории получены сходные результаты:

"Расхождения докладчика с точкой зрения, которой придерживаются при работах в физиологической лаборатории ВИПБиНК, -- небольшие. Принципиальной разницы между яровыми и озимыми формами растений нет, она только количественная. Она в антагонизме между вегетативными и репродуктивными органами, в тормозе, проявляющемся при развитии репродуктивных органов" (11).

Резолюцию по докладу Лысенко предложил Виктор Евграфович Писарев (1882-1972) -- селекционер пшениц и правая рука Вавилова в институте. Он отметил большое значение для селекционеров метода холодного проращивания. Он полагал, расширяя сферу интересов Лысенко, что благодаря этому методу можно будет легче выделять расы яровых хлебов и успешнее изучать гибриды, "выделять формы, расщепляющиеся после скрещивания" (12). Вообще было очевидно, что Лысенко пробудил в уме каждого из выступавших какие-то отличные от узкого лысенковского подхода мысли. Ученые с интересом говорили каждый о своем, а попутно хвалили Лысенко, невольно направившего их мысль в новое русло.

Писарев предложил принять резолюцию в четырех пунктах: /1/ просить Лысенко написать статью для трудов их института, /2/ привлечь Лысенко для работы в их институте, /3/ "поставить в институте ряд опытов по испытанию зимостойких хлебов с привлечением к этой работе Т.Д.Лысенко" и /4/ "подобрать сорта для этих опытов в Комитете по изучению зимостойкости культур". Участвовавшие в заседании проголосовали за все четыре предложения, однако в своем заключительном слове Лысенко от всех лестных предложений отказался ввиду своей исключительной занятости, отметив, что он не претендует на приоритет в открытии явления превращения озимых в яровые, но твердо оспорил осторожные высказывания Максимова практически по всем пунктам и заявил, что "если окажется, что озимые и яровые злаки не одно и то же, то он не в состоянии будет вести дальше свои физиологические работы" (13).

Выступление на Научном Совете ВИПБиНК было для Лысенко событием исключительной важности, так как открывало перед ним дорогу к признанию ведущими специалистами в данной области знаний.

В том же 1929 году, когда еще никаких результатов яровизация не принесла, Лысенко добивается огромной чести и со стороны государственной: его приглашают выступить с докладом на заседании Коллегии Наркомата земледелия СССР -- высшего совещательного органа при наркоме, обсуждающего только животрепещущие проблемы сельского хозяйства страны. Доклад проходит успешно. Нарком Яковлев высоко оценивает вклад Лысенко в решение продовольственной проблемы, а Наркомат официально принимает решение одобрить яровизацию (14).

С начала 1930 года Лысенко часто получает приглашения на представительные совещания и конференции, где выступает вместе с наиболее авторитетными учеными страны. Почти каждый год он делает теперь доклады и на Коллегии Наркомзема Союза. Важным для его карьеры стало то, что в начале 1931 года он заручается поддержкой ученых-аграрников, упрочая тот интерес, который проявлялся к нему с их стороны в 1929-1930 годах. В феврале 1931 года он делает доклад на заседании Президиума ВАСХНИЛ, и руководители Академии во главе с Вавиловым, председательствовавшим на этом заседании, причисляют Лысенко к рангу выдающихся исследователей и объявляют, что яровизация уже "себя оправдала" (15). В решении, подписанном Президентом ВАСХНИЛ Вавиловым, говорилось:

"Президиум Всесоюзной академии с.-х. наук им. Ленина... признает эти опыты заслуживающими исключительного внимания, при чем в помощь тов. Лысенко мобилизуется целый ряд институтов (Институт растениеводства, защиты растений и др.), которым поручено предоставить в его распоряжение специалистов, мировую коллекцию сортов пшениц и т. д... Автору метода... выдано материальное вознаграждение" (16).

Уместно вспомнить в связи с этой резолюцией, насколько Вавилов был вовлечен в мифологию своего времени, подписывая аналогичные документы. Ему не стоило труда (вообще говоря, это была его прямая обязанность) разобраться в том, что за опыты осуществил Лысенко (как мы видели выше, их просто не существовало!). Поэтому не было оснований говорить и писать об их исключительности. Еще более изумляют строки, что все научные силы собственного вавиловского блока институтов (ВИР и созданного Вавиловым в Ленинграде Института защиты растений) и мировая коллекция сортов пшеницы "предоставляются в РАСПОРЯЖЕНИЕ" Лысенко, у которого скорее всего и понятия не было, как ими распоряжаться. Вместе с тем любая резолюция, поддержанная авторитетом Президента ВАСХНИЛ академика Вавилова, в глазах и простых людей и руководства страны представала как исключительно важная и серьезная, и оставалось только гадать, почему Вавилов не только не противостоял столь несерьезному отношению к новаторству Лысенко, а обеими руками голосовал за его одобрение. Подобный перекос в оценках не был бы столь пагубным, если бы восторг не выплеснулся за стены кабинета Президента ВАСХНИЛ. Однако через день в центральной газете снова под кричащими шапками был напечатан отчет о заседании и приведена эта резолюция Президиума ВАСХНИЛ.

Могучая поддержка на административном и на научном уровнях дает результат: в июне 1931 года Коллегия Наркомзема СССР выносит директиву -- засеять яровизированными семенами озимой пшеницы (заметьте, -- озимой, а не яровой) 10 тысяч гектаров пашни в РСФСР и в десять раз больше -- 100 тысяч гектаров на Украине (17). Буквально через две недели, 9 июля 1931 года, Коллегия принимает решение (18) о предоставлении лаборатории Лысенко ежегодно по 150 тысяч рублей на исследования, об издании специального журнала "Бюллетень яровизации" под редакцией Лысенко и о других поощрениях. (С 1935 года года название "Бюллетень яровизации" было заменено на "Яровизация"). Забегая вперед, отметим, что на 1935 год еще более высокая инстанция -- Совет Народных Комиссаров СССР утвердил новый план: 600 тысяч гектаров (но уже посевов яровизированной яровой, а не озимой пшеницы, признав этим, что с яровизацией озимой пшеницы покончено).

В августе 1931 года агроприем яровизации снова должен был рассматриваться на заседании Президиума ВАСХНИЛ, и, предваряя обсуждение, профессор В.Румянцев писал в газете "Социалистическое земледелие":

"Разрешение проблемы укорочения вегетационного периода, имеющей огромное практическое значение... уже в значительной степени продвинуто вперед благодаря весьма ценным научным и практическим работам тов. Лысенко по яровизации" (19).

Автор будто подсказывал Лысенко, в каком направлении развивать дела с яровизацией, ставя перед ним задачу "углублять опыты по яровизации... воздействовать на все сельскохозяйственные культуры" (/20/, выделено мной -- В.С.).

Этот призыв, который, конечно, раздавался со многих сторон, был услышан и подхвачен Лысенко. Уже в 1932 году он стал настаивать, чтобы яровизировали не только пшеницу, но и другие культуры, с которыми пока еще не успели провести никакого исследования -- картофель, кукурузу, просо, траву суданку, сорго, сою, в 1933 году -- хлопчатник, а затем и плодовые деревья и даже виноград (о чем он поведал в 1934 году на конференции опытников-плодоводов в городе Мичуринске /21/)3. Жонглирование предложениями становится самой характерной чертой лысенковской тактики, а единственным методом доказательства полезности его предложений так и остается анкетный метод. От речи к речи Лысенко смелел и в представлении цифровых данных, быстро сообразив, что проверять его никто не собирается, а от завышения собственных успехов его акции растут. Эту "вексельную" систему он прочно усвоил уже в начале карьеры, уловив цепким умом истину, недоступную совестливым коллегам по науке: на верхах устали от просьб и сетований ученых, обещающих лишь крупицы из того, что властям хотелось бы получить немедленно.

Эта нехитрая мысль требовала, правда, смелости. Боязнь оказаться банкротом сковывала даже тех ученых, кто готовы были выдать завышенные обязательства, ибо они понимали, как легко оказаться у разбитого корыта. Но этого знать не хотели и учитывать не собирались авантюристы, лихачи, изобретатели вечных двигателей или сверхмощных ветряных мельниц, которые всегда выплывали наверх во времена крупных общественных потрясений.

Однако было и коренное отличие Лысенко от этих авантюристов-однодневок. Он уже тогда понял, что его векселя не только не предъявят к оплате, но и предъявив, дела не выиграют. На него работала новая идеология, его классовое происхождение. Поэтому без страха и самокопания в душе он кочевал с совещания на совещание, взлетая, ступенька за ступенькой, именно взлетая, -- бодро и весело -- по лестнице успеха.

Типичная для советских условий бумажная кампания вокруг яровизации, в которой все стороны -- и те, кто заполнял липовые бумажки на местах, и те, кто собирал "липу" в Одесском институте, и те, кто получал на верхах лысенковские отчеты о колоссальном разрастании "дела яровизации" -- всё понимали, но испытывали радость от выводимых на бумаге цифр, была схожа с другими подобными кампаниями, прокатывавшимися по стране. Здесь важно еще раз подчеркнуть, что яровизация провалилась не потому, что с годами специалисты поняли ее практический вред. Она провалилась, не начинаясь. Как мы увидим в главе VI, Лысенко был сам вынужден признать, что яровизация в массовых посевах не прижилась.

Генетики терпят первое поражение в глазах партийных лидеров на совещании в Наркомземе СССР в сентябре 1931 года

Помощь в решении проблем сельского хозяйства могла бы оказать стране наука. Первый правительственный декрет "О семеноводстве" был создан на основе проекта, подготовленного профессором П.И.Лисицыным. Декрет подписал Ленин в 1921 году, но без сети учреждений по сортоиспытанию он оставался малозначащим документом. Такую сеть начали формировать Вавилов и Таланов в 1923-1924 годах. Помимо учреждений по семеноводству и сортоиспытанию, были созданы хозяйства для апробации сортовых посевов и контроля за качеством семян (государственная система апробации была учреждена в 1924 году, а система контроля за качеством семян -- в 1926 году). Сразу после организации в 1929 году Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени Ленина Вавилов приступает к организации сети научно-исследовательских институтов и опытных станций.

Ученые пытались сделать всё, чтобы наладить систему быстрого и эффективного выведения новых сортов -- высокоурожайных, обладающих хорошей приспособляемостью к неблагоприятным условиям среды, устойчивых к болезням и вредителям. Они предлагали также изменить условия испытания новых сортов, создать такую систему их экзаменации, чтобы исключить в будущем, при районировании, непроизводительный труд земледельца, отсечь сорта-однодневки, способные преподнести лишь нежелательные сюрпризы, но в то же время и не утерять ничего перспективного.

Многие стародавние сорта российских пшениц характеризовались во многих отношениях хорошими свойствами: имели исключительную устойчивость к болезням, засухо- и холодоустойчивость, высокую белковость, хотя и не всегда были высокоурожайными. Другими словами, они обеспечивали пусть и не максимальный, но стабильный урожай в районах с разными климатическими условиями. Страна всегда была с хлебом. Не случайно многие из старорусских сортов стали прародителями лучших из современных сортов пшениц Америки и Канады.

Научно-обоснованная система выведения сортов и сортоиспытания была единственной системой, позволявшей обеспечить прогресс в растениеводстве. Задача ученых заключалась в том, чтобы, используя на практике законы новой биологической науки -- генетики, возникшей на рубеже XIX-XX столетий, поставить выведение сортов на строго научные рельсы, исключить знахарство, превратить селекцию, как любил повторять Вавилов, из искусства в науку (22). В 1929 году по его же предложению было проведено первое районирование лучших сортов, а к 1931 г. завершено создание сети сортоиспытания и семеноведения.

Предложения Вавилова встретили в Правительстве положительное к себе отношение. По его наметкам в июле 1929 года Совет Труда и Обороны СССР принял постановление срочно "расширить посевные площади под чистосортными и улучшенными семенами", причем отметил, что "РСФСР имеет в этом отношении значительные достижения" (23). Тогда же председатель Совнаркома СССР А.И.Рыков в нескольких речах призвал за 2--3 года полностью перейти на сортовые посевы.

Однако задачи, возникшие после тотальной коллективизации сельских хозяйств, требовали небывалого ускорения работ по селекции и семеноводству. Этой цели было посвящено проходившее в первую декаду сентября 1931 года совещание в Наркомземе СССР под председательством Яковлева. Из большого отчета в газете "Социалистическое земледелие" (24), можно было узнать, что после вступительного слова наркома выступили Прянишников, Вавилов, Мейстер, Тулайков и другие.

Заметное внимание привлекла тогда работа ленинградского генетика Георгия Дмитриевича Карпеченко, сумевшего добиться такого результата, который большинству ученых казался невозможным: используя необычный метод воздействия на наследственные структуры -- хромосомы, он получил плодовитый гибрид двух родов: капусты и редьки (в природе, как известно, представители разных родов не скрещиваются). За эту работу Карпеченко был удостоен международной стипендии из фонда Рокфеллера, позволявшей ему поехать поработать на Западе, и вообще его имя стало сразу известным среди крупнейших ученых мира. Поэтому Вавилов рассказал об этом открытии (25), затем о деятельности любителей-плодоводов: американца Лютера Бербанка и русского -- И.В.Мичурина. Он остановился на многих вопросах селекции и генетики, даже на таких новинках, как облучение семян рентгеновыми лучами с целью получения наследственно измененных форм -- мутантов (возможность вызывания мутаций у высших организмов облучением была показана в 1925 году ленинградскими учеными Г.А.Надсоном и Г.С.Филипповым и в 1927 году американцем Германом Джозафом Мёллером, позже удостоенным за это Нобелевской премии), использовании других физических воздействий на растения4.

Ценность каждого из рассмотренных Вавиловым направлений была неодинаковой, но все-таки каждое из них нечего было и сравнивать с пока еще никак неапробированной яровизацией. И, тем не менее, Вавилов выделил ее в особый раздел доклада и превзошел в оценках всех ученых, говоривших или писавших о яровизации раньше:

"Особенно интересны... работы Лысенко, который подошел конкретно к практическому изменению позднеспелых сортов в раннеспелые, к переводу озимых сортов в яровые. Факты, им обнаруженные, бесспорны и представляют большой интерес... Опыт Лысенко показал, что поздние средиземноморские сорта пшеницы при специальной предпосевной обработке могут быть сделаны ранними в наших условиях. Многие из этих сортов по качеству, по урожайности превосходят наши обыкновенные сорта... нужна немедленная упорная организационная коллективная работа, чтобы реализовать интереснейшие факты, установленные Лысенко" (/27/, выделено мной -- В.С.).

Конечно, от таких слов у любого человека могла закружиться голова, но Лысенко уже вполне свыкся с ролью победителя. Его выступление было самым заметным на совещании. Вряд ли даже Вавилов мог предположить, что в центре внимания участников совещания окажется вовсе не его доклад, а выступление начинающего агронома. Лысенко начал с того, что "горячо протестовал" против "слишком упрощенного представления о его работе как о попытке добиться весеннего посева озимых яровых культур" (28). Он претендовал уже на то, что им развита особая теория изменения свойств любых культур -- и озимых, и яровых, а не только пшениц.

"Слово яровизация понимается почему-то по-разному, -- продолжил он -- Эта теория5 несмотря на новизну (появилась она в 1929 г.), успела уже "устареть". В громадном большинстве случаев ей приписывают очень узкое значение: плодоношение озимых хлебов при весенних посевах" (29).

Он поговорил еще некоторое время о не имеющих прямого отношения к яровизации всяких квази-теоретических материях, затем рассказал о том, что призывает воздействовать холодом не только на пшеницы, остановился на необходимости поиска сортов, лучше всего отвечающих на холодовое проращивание, разграничении процессов роста и развития, а затем ошеломил присутствующих заявлением, что благодаря изменению всего одного фактора -- температуры, ему удалось увеличить урожайность азербайджанских пшениц, высеянных в Одессе, сразу на СОРОК процентов!

Больше никаких цифр в докладе приведено не было -- и это тоже было существенным моментом выступления, которое свидетельствовало, какой он тонкий психолог. Главное было сказано -- без излишнего шума и ненужных словоизлияний. Одна цифра говорила больше, чем сто цифр.

Остановился он еще на одном вопросе, вряд ли тогда привлекшим чье-то внимание, но для нашего будущего рассказа существенном: он заверил присутствующих, что не посягает на отмену канонов науки:

"Может получиться такое впечатление, с которым мне постоянно приходится вести борьбу: противопоставление метода яровизации методу селекции. Так думать нельзя. Никаких противопоставлений нет. Наоборот, яровизации без генетики и селекции не должно быть...

... Метод яровизации дает возможность использовать гены, и в этом его основное значение" (30).

Спору нет, следовало из его выступления, благодаря яровизации удалось резко поднять урожайность пшениц, что правда -- то правда. Есть также надежда увеличить урожаи и других культур. Но устои науки от этого не пошатнутся и отмене не подлежат. Говоря об этом, Лысенко опять проявил изрядную мудрость, когда облек свои слова в форму полемики с какими-то неназванными им оппонентами, слишком, дескать, вольно обращающимися с его теорией. Если даже таких чересчур радикально мыслящих оппонентов и не было, то все равно эффект от такого полемического приема получался солидным: вот, они, радикально мыслящие, палку перегибают, а я -- нет, я на земле стою, излишними надеждами не обольщаюсь и даже готов с радикалами поспорить.

Эти слова о росте, развитии, генетике, генах очень показательны, так как вскоре он изменит позицию и перейдет к неприятию генетики и генов, но пока он держался скромно в отношении основ науки, резонно полагая, что ядро его выступления -- ссылки на увеличение урожаев -- привлечет внимание присутствующих и прежде всего Яковлева. Главное было то, что с помощью его метода можно почти в полтора раза повысить урожай! ПОЧТИ В ПОЛТОРА РАЗА!

Никто из ученых, и прежде всего Вавилов и Мейстер, без сомнения способных понять несерьезность утверждения агронома Лысенко о скачке урожайности (просто невозможно представить, чтобы они этого не понимали), не возразил против лихачества, никто не спустил на грешную землю оторвавшегося от правды-матки творца "теории" яровизации. Это было непростительной ошибкой, расплачиваться за которую пришлось уже и на этом совещании и много лет спустя. Впервые ученые высочайшего ранга собрались вместе с наркоматскими чиновниками и не дали отпора в решающем вопросе о невероятном росте урожаев, не поняли, что они молчанием своим подкрепили фальшивые векселя. Это был решающий час в судьбе науки российской, и час этот ученые проморгали. Ведь такая цифра гипнотизировала. Она становилась мерилом вклада любого ученого в процветание народа. То, что официальный лидер биологии и агрономии, Президент ВАСХНИЛ Вавилов говорил в это самое время о ТЕОРИИ Лысенко как о важнейшем вкладе в науку, только укрепило впечатление огромности научного подвига скромного агронома.

Поэтому Яковлев уже в первый день совещания дал ясно понять, что теперь на фоне достижения Лысенко ни молодым, ни старым ученым не удастся спрятаться за общие фразы, за туманные формулировки обоснований будущих положительных сдвигов, благодаря их теоретическим и экспериментальным упражнениям. Сделал он это в тот момент, когда речь зашла о возможности сокращения сроков выведения новых сортов в 3 -- 4 раза. Поводом для таких разговоров стало принятое месяцем раньше чисто волюнтаристское постановление Президиума Центральной Контрольной Комиссии ВКП(б) и Наркомата Рабоче-Крестьянской Инспекции (31), предписывавшее ускорить селекцию именно такими темпами. Мы уже несколько раз выше упоминали это "историческое" постановление.

Однако один из самых результативных селекционеров России Георгий Карлович Мейстер (1873--1943), сорта которого занимали десятки миллионов гектаров, выступая после Лысенко, постарался вразумить сотрудников Наркомата и самого товарища наркома, что такое сокращение сроков -- верх легкомысленного отношения к азам науки:

"Ведь если в современных условиях сорта выводятся в течение 10-12 лет, то "выкрасть" у природы 3-4 года -- значит получить громадное достижение. Но говорить о сокращении сроков с 12-10 лет до -54-3 лет невозможно" (32).

Яковлев, как можно судить по опубликованному в газете отчету о совещании, не возразил уважаемому селекционеру, но уже следующего выступавшего, повторившего тезис о том, что новые сорта можно в лучшем случае получить "только через 10 лет", нарком срезал жесткой репликой:

"Нам некогда ждать 10 лет" (33).

Точно так же он начал "срезать" всех ораторов и на следующий день. Первым в это утро говорил Карпеченко. Его доклад был сугубо специальным, как специальной и изощренной была и его исследовательская работа. Теоретическая работа Карпеченко по преодолению нескрещиваемости разных родов растений была блестящей. Был открыт путь для их гибридизации. Теперь можно было ожидать, что в далеком, но все-таки в более близком, чем раньше все считали, будущем, генетикам удастся разработать для селекционеров арсенал чудесных методов объединения наследственных структур нужных видов, которым Природа придала свойство нескрещиваемости. Теперь этот барьер больше не казался непреодолимым. Но пока капусто-редька ничего сельскому хозяйству не дала и дать не могла. То, что воодушевляло тонко мыслящих специалистов, оставалось малопонятным практикам и совсем не интересно Яковлеву. Не привлекли интереса и другие слова Карпеченко "о задачах генетики, о десятках возможностей в этой области работы". Все эти возможности, пусть даже десяток, не позволяли поднять сбор зерна, хлопка, подсолнечника даже на один процент, и потому Яковлев начал "прижимать" Рокфеллеровского лауреата, сначала вполне благожелательно, а затем всё более и более нетерпеливо, желая добиться ответа на вполне конкретный вопрос:

"Яковлев: -- Что бы вы сказали, если бы мы поставили перед вами вопрос, что можно сделать в течение ближайших лет для создания засухоустойчивых сортов пшеницы.

Карпеченко: -- Нужно изменить природу растений, изучая эти признаки, о которых я говорю. Нужна техническая база.

Яковлев: -- Базу мы вам дадим. Я заранее согласен на то, что вы просите. А теперь вы скажите, что можно сделать для того, чтобы повысить урожай наших полей, где и как нам искать контрнаступление на суховей?

Карпеченко: -- Нужно "бракосочетать", во-первых, массу растений, а, во-вторых, генетиков, селекционеров, физиологов и климатологов. Думаю, что нужно это сделать путем самой теснейшей "увязки" существующих у нас лабораторий.

Яковлев: -- Какую цель им нужно поставить?

Карпеченко: -- Мне представляется, что нужно привести в порядок ботанику, выбрать возможно большее количество форм. А потом мы, генетики, будем говорить с другими научными работниками на эту тему. Мы можем взять генетику на себя, а все, что пойдет дальше, селекционер должен оставить за собой и прибавлять кое-что новое. Эта проблема очень сложная, но если мы возьмем очень большой масштаб и возьмем большое количество растений, будем систематически работать, то добьемся определенных успехов. Повторяю, эта проблема очень сложная: если мы хотим получить скрещивание засухоустойчивых форм, то должны работать путем получения первого поколения. Мы такого рода работу сейчас ведем, но определенных результатов пока еще нет. Проблема очень трудна" (34).

Каждый серьезный ученый ничего иного на месте Карпеченко сказать бы не смог. Вопрос, поставленный Яковлевым, не мог быть решен в те годы, как остается нерешенным полностью и сегодня. Так что слова Карпеченко были правильными и честными. Но один упрек ему все-таки сделать можно. Будь он более изощренным политиком, он, возможно, построил бы свой ответ иначе, категорично и авторитетно сказал бы, что нельзя перескакивать через нерешенные проблемы, закрывать на них глаза. Будь он осмотрительнее, он тем более должен был так говорить после речи Лысенко. Он мог бы догадаться, как ловко использует Лысенко свое вранье об уже достигнутых сорока процентах прибавки урожая, и дай Карпеченко ему отпор в таком преувеличении, или скажи Яковлеву, что не может идти по пути тех, кто несерьезно манипулирует цифрами и обещает несбыточное, он мог бы и сам выиграть в глазах наркома, и Лысенко на место поставить. Но этого не случилось. Георгий Дмитриевич туманно изъяснялся о будущих успехах, вроде бы и не отрицал их и что-то обещал, но всем было ясно, что никакой практической программы у него нет, что не дадут ни сегодня, ни завтра ни килограмма лишнего зерна его обещания говорить с ботаниками, селекционерами, другими учеными на какие-то отвлеченные темы. Ведь от слов "мы возьмем генетику на себя" у любого наркома, ждущего конкретных цифр, могло только расти раздражение, особенно учитывая тот факт, что здесь же сидел такой же молодой человек -- Трофим Денисович Лысенко, не столь, правда, обласканный зарубежными профессорами и никакими премиями Рокфеллеров не увенчанный, но делающий конкретные дела, нужные Родине, такие дела, от которых душа согревается.

Вот так и получилось, что в этот день Карпеченко (и Вавилов, и Мейстер, и Тулайков) проиграли свой главный бой с Лысенко и даже не заметили, что это был бой -- жестокий поединок с хитрым и коварным соперником, положившим их на лопатки всех разом.

Сколь пагубна такая позиция, нарком Яковлев продемонстрировал им сразу. Взяв слово после выступления Карпеченко, он сказал:

"Представьте себе, что мы пришли бы к вам в качестве предпринимателей и сказали бы, что наша житница Волга, что наши наиболее хлебные места в роде Юго-Запада Сибири выбиваются из сил на невероятно низких урожаях. Так вот советский "предприниматель" интересуется: чем можно помочь в этом деле? Уровень наш поднимается, возможности растут, крестьяне пошли в колхозы. Так чем же может помочь им наука? Американцы приезжают и поражаются технике наших совхозов, приезжают германцы и утверждают, что ничего подобного им и не снилось.

Выставка в Кёнигсберге создает огромные очереди желающих побывать на ней. Разве все это не говорит о колоссальных возможностях, которыми мы обладаем! Так чем же может помочь советская наука нашему полеводству, обладающему такими неизмеримыми возможностями?" (35).

Яковлев дал понять, что дальше так продолжаться дело не может, что правительство готово идти на любые затраты, будут щедро субсидировать науку, но времени на раскачку нет, нужны немедленные, конкретные, если угодно -- героические усилия ученых, которые дадут практический успех. Яковлева, видимо, не на шутку разозлило лавирование Карпеченко. Причем необходимо признать, от него наверняка не менее жестко требовало его руководство, и Сталин в первую голову, немедленных, решающих успехов, сравнимых с невиданными нигде в мире ранее успехами в развитии промышленности: почему же там -- могут, а здесь -- пасуют? Что, тут люди -- другие, не советские?! Свое раздражение Яковлев выказал тут же, так как следующего выступавшего -- профессора Н.А.Максимова, попробовавшего на очередной практический вопрос наркома дать уклончиво-наукообразный ответ, он прервал совсем грубо. Он метнул Максимову реплику о "недопустимости игры в науку" и о необходимости, наконец, перейти на рельсы практики:

"Вот именно этого поворота лицом к требованиям социалистического сельского хозяйства ждет сельско-хозяйственное производство от научных агрономических работников", --

однозначно заключил Яковлев (36), а газета "Соцземледелие", печатая отчет об этом заседании, выделила эти слова наркома жирным шрифтом.

Такие публикации не могли не производить вполне определенного впечатления на людей в стране. Лысенко уже представал героем науки, а настоящие ученые полупроигравшими, особенно, если учитывать вес слов академика Вавилова, превознесшего Лысенко и даже заявившего, что факты Лысенко -- бесспорны. Поэтому нет ничего удивительного в том, что уже в октябре того же 1931 года Всеукраинский съезд по селекции встретил Лысенко бурными приветственными аплодисментами (37).

Такое признание учеными Лысенко за своего, за яркого представителя их профессиональной группы было той ошибкой, за которую многим из них пришлось расплатиться собственной жизнью. Вместо критического и строгого отношения к новаторствам, как того требует наука, ученые отнеслись легкомысленно и придали "выходцу из народа", "выдвиженцу", как тогда называли таких простецких по происхождению и виду парней, вес и значение. А захваливание идей и работы Лысенко, якобы доказывающей правоту идей, автоматически выводило Лысенко в лидеры науки в глазах властителей страны.

Непредвиденная трудность в использовании мировой коллекции семян

Вавилов с явной симпатией относился к Лысенко с начала его выдвижения в ученые и активно хвалил его работы на протяжении почти 8 лет (с 1929 до 1936 года), чем помог ему за эти годы сформировать в глазах публики и властей образ талантливейшего ученого. Почему это произошло?

Мне не раз доводилось слышать от биологов старшего поколения, что Лысенко покорил Вавилова еще до того, как, приехав в Ленинград, он выступил в январе 1929 года на съезде генетиков (38). Рассказывали, что будто бы уже в Гандже состоялась их первая встреча, и что лично от Вавилова молодой агроном получил приглашение послать доклад на генетический съезд. Мне не удалось найти документы, подтверждающие это. Но одно свидетельство живого интереса Вавилова к работе Лысенко, интереса, проявленного еще до выступления последнего на съезде, имеется. Съезд открылся 10 января, доклад Лысенко был назначен на последний день работы секций съезда (на 15 января), а уже 11 января в ленинградской газете "Смена" было опубликовано такое заключение Вавилова, когда он обсуждал то, о чем говорил Лысенко -- об отношении растений к низким температурам: "Учитывая этот признак, мы станем лучше районировать наши сорта и культуры" (39).

Однако, как мне представляется, причина интереса Вавилова к яровизации и ее автору, гораздо глубже. Лысенковские фантазии воспламенили Вавилова именно потому, что в них он увидел выход из тяжелого положения, в котором очутился сам. В изучение собранной под его руководством мировой растительной коллекции были втянуты тысячи людей, высевавших семена, следивших за развитием посевов, придирчиво относившихся к каждому образцу и не забывавших главную цель -- искать те новые формы, которые могли быть с пользой применены на благо советского сельского хозяйства, главным образом через срочное выведение новых высококачественных сортов. Именно в этом направлении Вавилов призывал всех своих сотрудников работать.

Но одна из принципиальных трудностей скоро выявилась и принесла горькие минуты Вавилову. Растения дальних стран, приспособленные к климатическим условиям, отличным от российских, -- к иной продолжительности дня, к иным сезонным колебаниям погоды, -- либо неравномерно прорастали, цвели и плодоносили, либо вообще теряли всхожесть. Но раз нельзя было добиться синхронизации в цветении форм, которые предстояло скрестить друг с другом, то надежды на то, что иноземные формы помогут резко ускорить темпы выведения новых сортов, улетучились.

И вдруг Вавилов сообразил, что открытие яровизации может облегчить выход из положения. Если даже озимые сорта, будучи подвергнуты температурной предобработке, так ускоряют развитие, что колосятся много раньше -- в совершенно для них несвойственные сроки, то уж, конечно, более легкую задачу -- заставить всякие заморские растения цвести одновременно -- можно будет разрешить. Если все сорта из собранной ВИР'ом мировой коллекции, до сих пор имевшие разновременные сроки развития, удастся синхронизировать, и все они начнут цвести в одно время с местными сортами, то удастся обойти главную трудность: можно будет свободно переопылять цветки любых сортов и получить, наконец-то, гибридное потомство, а затем из этого моря гибридов отобрать лучшие перспективные формы... Тогда скачок отечественной селекции будет гигантским, разнообразие первичного материала необозримым, успехи неоспоримыми. Быстро сообразивший это Вавилов стал активно помогать Лысенко, который, еще не понял возможности, увидевшиеся Вавилову.

Для начала Вавилов дал указание яровизировать пшеницы ВИР'овского запаса и высеять их под Ленинградом и в Одессе. При этом часть растений тех сортов, которые под Одессой не колосятся, дали зрелые семена. Лысенко тут же раздул этот результат и представил его как доказательство того, что теперь все сорта можно будет высевать в необычных для них зонах (40). Категоричный вывод очень понравился Вавилову, и, поверив на слово, он много раз выступал по этому поводу, захваливая метод яровизации. Конечно, ни к каким реальным практическим выгодам данный способ не привел и успехам селекции не способствовал. Вавилов авансом выдал восторженную оценку, повторенную позже и некоторыми его учениками (см. напр. /41/). Вместе с тем, надежды Вавилова были искренними, о чем говорят строки из его записных книжек за 1934 год. Они пестрят заметками о яровизации, он делает запись, что сам "хочет подучиться яровизации" (/42/, см. также книгу Поповского /43/). Понять радость Вавилова можно. Будучи лично оторванным от экспериментов, погруженный в массу организационных дел и веривший словам других так же, как он верил самому себе, Николай Иванович застрял в паутине лысенковских измышлений и обещаний. Он не заметил, как несовершенна сама гипотеза, как далек до завершения процесс её экспериментальной проверки. По-видимому сыграло роль и то обстоятельство, что к Лысенко благоприятно отнесся Максимов -- ведущий сотрудник ВИР'а, близкий к Вавилову человек.

Именно надеждами на использование яровизации для включения в селекционную работу видов из мировой коллекции культурных растений объясняется то, что вслед за применением приема обработки холодом проростков всех образцов пшениц из его мировой коллекции Вавилов предложил срочно яровизировать растения множества других видов.

Решающая роль академика Вавилова в выдвижении Лысенко

В 1965 году американский историк Дэвид Жоравский (см. прим. /89/ к Введению),кажется первым обратил внимание на то, что неоценимую помощь Лысенко в первоначальном выдвижении в научной среде оказал Вавилов а за ним тот же тезис развивал писатель Поповский в книге "1000 дней академика Вавилова" (43).

Против этого взгляда резко и категорично, но без достаточно весомых аргументов, выступил Медведев (44), полагавший, что приведенные Поповским выдержки из писем и выступлений Вавилова должны толковаться иначе6, что крупный администратор Вавилов мог подписывать бумаги, подсунутые ему помощниками, не вдаваясь в их содержание. Позже в книге "Дело академика Вавилова" (46) Поповский привел выдержки из некоторых выступлений Вавилова. Они подкрепили правоту позиции Поповского, так как предположение Медведева этими выдержками отвергалось: выступал Вавилов сам и говорил он, что думал. Ниже я приведу обнаруженные мной дополнительные данные по этому вопросу.

Прежде всего Вавилов поддержал идею яровизации как новаторскую на заседании Наркомзема СССР и Президиума ВАСХНИЛ еще в 1930 году. Отражением высокой оценки работы Лысенко стали строки письма Вавилова одному весьма влиятельному французскому ученому и администратору. Эдмон Рабатэ, генеральный инспектор Французского правительства по сельскому хозяйству и директор Национального агрономического института Франции обратился 7 февраля 1930 г. к Вавилову с просьбой порекомендовать ему литературу по очень специальному вопросу: о развитии первого листа злакового растения (колеоптиле). Колеоптиле окружают проросток растения; образуя вокруг проростка трубку, они защищают его от повреждений и вредных влияний (47). Вавилов быстро отвечает ему письмом, датированным 10 марта того же года, и рекомендует французскому коллеге познакомиться ни с чем иным, как с работой Лысенко по действию низких температур на проростки пшеницы:

"Дорогой сударь! Я посылаю Вам со следующей почтой сборник трудов Съезда селекционеров, который проходил в Ленинграде в прошлом году. Вы найдете там работу Т.Лысенко... Примите, сударь, мои самые искренние чувства уважения к Вам. Ваш Н.Вавилов! (48)

Уже упоминалось, что 20 февраля 1931 года Лысенко был приглашен выступить с докладом о своих работах на Президиуме ВАСХНИЛ (49), и Вавилов похвалил его работу, а летом 1931 года Вавилов как Президент ВАСХНИЛ подписал постановление Президиума этой академии с резолюцией:

"Считать необходимым для разворачивания и расширения работ тов. Лысенко по укорачиванию длины вегетационного периода злаков, хлопка, кукурузы, сои, овощных культур и пр. ассигновать из бюджета Академии 30.000 рублей" (50).

Среди вавиловских выдвиженцев был агроном Полярной станции ВИР в Хибинах -- Иоган Гансович Эйхфельд7. В ноябре 1931 года Вавилов писал ему:

"То, что сделал Лысенко и то, что делает, представляет совершенно исключительный интерес, и надо Полярному отделению эти работы развернуть" (51).

Весной 1932 года, когда формировали состав советской делегации для поездки в США на VI Международный генетический конгресс, Вавилов, исполняя поручение Наркома земледелия СССР Яковлева, и как глава подготовительного комитета посчитал, что в число генетиков (не опытников, или агрономов, или физиологов растений, а в число ГЕНЕТИКОВ) должен быть включен не имеющий к этой науке никакого отношения Лысенко. Он послал 29 марта 1932 года Лысенко личное письмо с приглашением поехать в США, сообщая, что на конгрессе "будет для генетика много интересного" (53) и также будет важно

"...чтобы Вы нам сделали доклад о Ваших работах и к выставке подготовили бы демонстрацию работ.

Последнее совершенно обязательно, но только в компактном виде, удобнопересылаемом. Скажем, на 2 -- 3 таблицах полуватманских листов, фотографии; может быть несколько гербарных экземпляров" (54).

Одновременно, в тот же день 29 марта 1932 года Вавилов отправил письмо Степаненко -- сотруднику лысенковской лаборатории, который вскоре стал директором всего Украинского института генетики и селекции после ареста создателя института А.А.Сапегина:

"Нарком земледелия Союза тов. ЯКОВЛЕВ поручил Президиуму Академии С.Х. наук им. Ленина взять под особое наблюдение работы по яровизации в нынешнем году для оказания максимального содействия в проведении этих опытов...

Прежде всего сообщите выздоровел ли тов. ЛЫСЕНКО? как проводятся массовые опыты по яровизации; как проводится исследовательская работа; какие нужны экстренные меры, чтобы провести работы?

Прошу телеграфировать или непосредственно мне или в особо трудных случаях тов. ЯКОВЛЕВУ о том, что необходимо сделать.

...Если Вы заняты, то прошу поручить кому-либо из ответственных работников, ведающих яровизацией сноситься непосредственно со мною" (55).

Еще до отъезда на конгресс в США, Николай Иванович, как он обещал в письмах Лысенко и Степаненко (56), съездил в мае 1932 года в Одессу, заразился окончательно идеей яровизации и писал оттуда своему заместителю в ВИР'е -- Н.В.Ковалеву:

"Работа Лысенко замечательна. И заставляет многое ставить по-новому. Мировые коллекции надо проработать через яровизацию..." (57).

Таким образом, Вавилов очередной раз показывал, что работу Лысенко он ставит столь высоко, что готов свое детище -- мировую коллекцию сортов -- пропустить через "сито" яровизации. Лысенко на Конгресс не поехал, но и в его отсутствие, выступая на Конгрессе с пленарной речью, Вавилов высказался о работах Лысенко следующим образом:

"Замечательное открытие, недавно сделанное Т.Д.Лысенко в Одессе, открывает новые громадные возможности для селекционеров и генетиков... Это открытие позволяет нам использовать в нашем климате тропические и субтропические разновидности" (58).

Из Америки Вавилов еще раз пишет Н.В.Ковалеву о волнующей проблеме:

"Сам думаю подучиться яровизации" (59).

По завершении Конгресса Вавилов выступил с несколькими лекциями в США, побывал в Париже (60) и опять характеризовал работу Лысенко как выдающуюся, пионерскую, имеющую огромное значение для практики:

"... сущность этих методов, которые специфичны для различных растений и различных групповых вариантов, состоит в воздействии на семена отдельных комбинаций темноты, температуры, влажности8. Это открытие дает нам возможность использовать в нашем климате для выращивания и для работы по генетике тропические и субтропические растения... Это создает возможность расширить масштабы выращивания сельскохозяйственных культур до небывалого размаха..." (61).

Возвратясь из зарубежной поездки, Вавилов публикует 29 марта 1933 года в газете "Известия" пространный отчет о ней, где пишет:

"Принципиально новых открытий... чего-либо равноценного работе Лысенко, мы ни в Канаде, ни САСШ (Северо-Американских Соединенных Штатах -- В.С.) не видели" (62).

Разбирая важнейшую для себя проблему новых культур, Вавилов в 1932 году пишет в книге того же названия:

"Физиологические опыты Алларда, Гарнера, Н.А.Максимова, Т.Д.Лысенко и других исследователей, а также проведенные нами географические опыты показали большое значение в вегетации различий районов по длине ночи (фотопериодизму)" (63),

хотя ни в одной из опубликованных работ Лысенко даже упоминаний о подобных опытах нет и, следовательно, Вавилов просто приписал Лысенко научные достижения, о которых тот и слыхом не слыхал.

В следующий раз Вавилов похвалил работы Лысенко в начале декабря 1933 года на Коллегии Наркомзема СССР. Корреспондент газеты "Социалистическое земледелие" А.Савченко-Бельский подробно описал это заседание:

"Третьего дня в НКЗ СССР тов. Лысенко сделал доклад о яровизации.

На столе длинный ряд снопиков пшеницы. Снопы лежат попарно. В одном -- высокие стебли, тяжелый колос, полновесное зерно. В соседнем чахлые растения, полупустые колоски, щуплые зернышки.

...В тех снопиках, где колос тучен, растения яровизированы...

Снопики... тов. Лысенко ярче диаграмм, убедительнее цифр доказывали, каким мощным оружием в борьбе с засухой и суховеем является яровизация" (64).

Конечно, выставленные снопики могли поразить воображение корреспондента. Но у любого здравомыслящего человека не мог не возникнуть вопрос, насколько же повышает урожай яровизация, если столь зримы отличия колосьев на вид. И если вспомнить, что даже по словам Лысенко, превышение урожая от яровизации составляло в лучшем случае 10-15%, то становится очевидным, что заметить на глаз столь незначительные отличия в массе колосьев было никак нельзя. Значит, нужно допустить, что Лысенко нарочито преувеличивал пользу яровизации и, помалкивая о гибели многих растений на участках, засеянных яровизированными семенами, отбирал для демонстрации своих достижений лучшие по виду колосья на опытном поле и худшие на контрольном и формировал из них снопики для заседания коллегии.

Ничем иным, как тягой к преувеличениям, можно объяснить эти уловки Лысенко. В то время он преувеличивал пользу от яровизации, произнося слова, которые позже напрочь забыл и никогда уже не употреблял:

"У меня есть цифры по Северному Кавказу. В отдельных колхозах яровизация... дала примерно 6-8 ц дополнительного зерна с га... Я считаю, что мы можем получить... УДВОЕНИЕ урожая в отдельных случаях... И если до сих пор это еще не сделано, то в значительной мере здесь вина земельных органов" (/65/, выделено мной -- В.С.).

На подобные непроверенные и неподтвержденные авансы, так же как на ссылки о вольных или невольных вредителях в земельных органах, могли клюнуть люди, плохо разбирающиеся и в растениеводстве, и в науке вообще. Тем не менее, присутствовавший на заседании Вавилов ни в чем не усомнился и, даже более того, указал на новую область, где якобы с успехом можно было применить лысенковскую яровизацию, а именно на ускорение работы по выведению сортов, то есть направление, в котором сам Вавилов постоянно обещал властям срочно добиться решающих успехов. Вавилов говорил:

"До сих пор селекционеры работали на случайных сочетаниях. Сейчас работы тов. Лысенко открывают совершенно новые, невиданные возможности для селекции, потому что мы можем и должны вести работу с такой целеустремленностью, какая раньше не мыслима была в селекционной работе.

В свете работ тов. Лысенко нужно круто повернуть, перестроить селекционную работу" (66).

20 декабря 1933 года газета "Соцземледелие" еще раз использовала авторитет Вавилова для поддержки мифа о том, что яровизация способна удваивать урожай. Если на Коллегии Наркомзема речь шла о пшенице, то теперь выяснялось, что того же результата можно достичь и для хлопчатника. Из заметки в газете следовало, что Лысенко удалось привлечь Вавилова для поездки летом 1933 года на Северный Кавказ в район Прикумска, где они вдвоем осмотрели посевы хлопчатника, выполненные промороженными (яровизированными) семенами (67), и оказалось, что будто яровизация дала удвоение (!) сбора хлопка, и потому сразу же за упоминанием фамилий Вавилова и Лысенко шел текст, набранный жирным шрифтом:

"Двести процентов повышения урожая самого ценного доморозного хлопка-сырца и 36 процентов повышения общего урожая обязывают к скорейшему продвижению яровизации на хлопковые поля колхозов и совхозов" (68).

Этот "успех" с хлопчатником был очень важен. Задание расширить посевные площади под этой культурой, чтобы дать стране дешевый и надежный путь выхода из иностранной зависимости в ценном сырье, поступило лично от Сталина. Поэтому за решением проблемы хлопчатника и земельные и партийные органы следили особенно пристально. Конечно, такая крупная удача, да еще приправленная ссылкой на самого известного в стране эксперта в вопросах растениеводства -- академика Вавилова, не могла пройти мимо взора руководства страны.

О правомерности тезиса о том, что именно Вавилов методично выводил Лысенко в лидеры советской науки, говорят и другие обнаруженные в архивах факты. Актом особого расположения Вавилова к агроному Лысенко стали повторявшиеся несколько раз попытки выдвинуть последнего в академики. В 1932 году Вавилов подписал письмо Президенту Всеукраинской Академии наук А.А.Богомольцу, в котором сообщил о своей поддержке в выдвижении Т.Д.Лысенко в члены этой академии (69). Однако это инициативное предложение не сработало. Коллеги в том году возразили.

В следующем, 1933 году, обращаясь в Комиссию содействия ученым при Совнаркоме СССР, которая рассматривала кандидатуры для присуждения премии имени В.И.Ленина -- высшей в СССР премии за достижения в области науки и техники (во времена сталинского правления -- в 1948 году -- премию имени Ленина заменили Сталинской премией, а после смерти Сталина премию его имени стали именовать государственной, а Ленинские премии восстановили как самостоятельные), Вавилов писал (16 марта 1933 года):

"Настоящим представляю в качестве кандидата на премию в 1933 году агронома Т.Д.Лысенко.

Его работа по так наз[ываемой] яровизации растений несомненно является за последнее десятилетие крупнейшим достижением в области физиологии растений и связанных с ней дисциплин. Впервые с исключительной глубиной и широтой т. ЛЫСЕНКО удалось найти пути овладения управлением растением, найти пути сдвигов фаз растений, превращения озимых растений в яровые, позднеспелых в раннеспелые. Его работа является открытием первостепенной важности, ибо открывает новую область, притом вполне доступную исследованию. Несомненно за работой ЛЫСЕНКО последует развитие целого раздела физиологии растений; его открытие дает возможность широкого использования мировых ассортиментов растений для гибридизации, для продвижения их в более северные районы.

И теоретически и практически открытие Лысенко уже в настоящей фазе предоставляет исключительный интерес, и мы бы считали т. Лысенко одним из первых кандидатов на получение премии в 1933 году.

Если бы понадобились более подробные данные, то они могут быть предоставлены мною.

Академик Н.И.Вавилов" (70).

Эта выдержка еще раз показывает, что главное достоинство работы Лысенко Вавилов видит в том, что яровизация позволяет преодолеть нескрещиваемость растений, созревающих разновременно, что благодаря синхронизации цветения растений можно добиться их гибридизации. После этого, надеялся Вавилов, лучшие формы новых гибридов можно будет продвинуть в северные районы. Иным путем использовать мировую коллекцию для северного русского земледелия Вавилову казалось невозможно. Эта мысль проходит красной нитью через все высказывания, и письменные, и устные, Вавилова, давая понять, что же было наиболее притягательным для него при оценке идеи Лысенко.

Ленинскую премию Лысенко всё же не получил. Члены Комитета (М.Н.Покровский, Н.И.Бухарин, А.М.Деборин, Г.М.Кржижановский, О.Ю.Шмидт, И.Д.Папанин, В.Н.Ипатьев и др. /71/) разумно от такого решения воздержались. Но это не повлияло на решимость Вавилова продвинуть Лысенко в число наиболее титулованных ученых страны. 8 февраля 1934 года он посылает письмо в Биологическую Ассоциацию Академии Наук СССР, которым представляет Лысенко в члены-корреспонденты АН СССР, аргументируя свой шаг следующим образом:

"Исследование Т.Д.Лысенко в области яровизации представляет собой одно из крупнейших открытий в мировом растениеводстве. При помощи этого метода мы можем превращать озимые формы в яровые, поздние в ранние... Хотя природа яровизации еще и подлежит дальнейшему изучению и, вероятно, еще вскроет много нового, но принципиально этот метод уже в настоящее является разработанным настолько, что в текущем году на миллионе гектаров проводится практически яровизация хлебных злаков и хлопчатника.

Огромное значение яровизации уже теперь проявляется в селекции, позволяя селекционеру использовать весь мировой ассортимент, который до сих пор не мог быть выращиваем в наших условиях Больше того, многие из южных сортов, повидимому, могут быть непосредственно, даже без селекции, при помощи яровизации использованы в культуре.

Учение о стадиях у растений, разрабатываемое т. ЛЫСЕНКО, меняет коренным образом наше представление о вегетационном периоде.

В применении к картофелю метод яровизации дал возможность найти пути практического решения для культуры этого растения на юге, где она представляла до сих пор значительные трудности. ...

Тов. Лысенко в течение 10 лет упорно работает в одном и том же направлении. Хотя им опубликовано сравнительно еще мало работ, но последние его работы по значению представляют настолько крупный вклад в мировую науку, что позволяет нам всемерно выдвинуть его кандидатуру в Члены-корреспонденты Академии наук СССР Академик Н.Вавилов" (72) (слово "всемерно" зачеркнуто в оригинале -- В.С.).

Избрание снова не состоялось.

Как бы ни был Вавилов ослеплен энергией, проявляемой Лысенко, он не мог не понимать, что не прошедший через публикации, то есть через контроль научных рецензентов, через проверку в других лабораториях материал не подлежит оценке вообще. Не подтвержденные в независимо проведенных экспериментах идеи Лысенко оставались вещью в себе. Нарушать этику науки всегда опасно, и история науки хранит много примеров на этот счет. Какой бы ни был поднят шум вокруг имени новатора, критерии научного творчества должны были оставаться незыблемыми и для Лысенко и, если уж говорить откровенно, для любого его покровителя, как бы высоко он не находился в данный момент в системе научной иерархии. В главе VI будет показано, основываясь на документальных свидетельствах тех лет, что никакого посева на миллионе гектаров яровизированных семян никогда, ни в один год не было. Создав свой особый -- анкетный метод сбора данных о результатах яровизации, Лысенко открыл возможности для безудержной фальсификации отчетности малограмотными счетоводами колхозов, в то же время отлично понимавшими, в какую сторону лучше приврать. Как мог Вавилов -- лучше чем кто-либо в СССР информированный о состоянии дел с растениеводством -- не знать истинного положения дел, остается совершенно непонятным! Столь же наивной выглядела в отзыве Вавилова фраза об уже достигнутых практических успехах в выращивании картофеля по методу Лысенко: как мы увидим ниже, никаких успехов не было даже на бумаге, и Вавилов обязан был это знать.

В то самое время, когда Вавилов расточал комплименты в адрес выдвиженца "из народа", сам выдвиженец даже не скрывал своего полупрезрительного отношения к серьезной науке. Например, в том же месяце, когда Вавилов выставлял кандидатуру Лысенко в члены-корреспонденты АН СССР (февраль 1934 года) Лысенко заявил на заседании в ВАСХНИЛ в присутствии Вавилова:

"Лучше знать меньше, но знать именно то, что необходимо практике, как на сегодняшний день, так и на ближайшее будущее" (73).

Бахвальство недостатком знаний -- такое поведение не могло не настораживать ученых, и мы видим, что раз за разом они выказывают Лысенко свое отношение: проваливают его и в члены-корреспонденты, и в академики, и в лауреаты. И лишь Вавилов ничего не видит и не слышит. Несерьезная бравада пролетает мимо его ушей, ошибки в методике остаются незамеченными, нечисто поставленные опыты не задерживают на себе внимание. В 1934 году на Конференции по планированию генетико-селекционных работ он сказал:

"Может быть ни в каком разделе физиологии растений не происходит таких серьезных сдвигов, как в этой области (т.е. в вегетационном периоде). Мы считаем в этом отношении работу Т. Д. Л ы с е н к о выдающейся" (74).

"Сравнительно простая методика яровизации, возможность широкого применения ее, открывает широкие горизонты. Исследование мирового ассортимента пшениц и других культур под действием яровизации вскрыло факты исключительного значения. Мировой ассортимент пшеницы под влиянием простой процедуры яровизации оказался совершенно видоизмененным" (75).

Более всего в этом пассаже поражает ложный пафос: никакого СОВЕРШЕННОГО видоизменения мирового ассортимента на деле еще не произошло. Было другое -- обычное преувеличение и искажение результатов агрономом Лысенко. Однако этого Вавилов замечать не хотел9 . В мае 1934 года он, "докладывая... в Совнаркоме о достижениях ВАСХНИЛ как Президент ВАСХНИЛ, снова подчеркнул заслуги Лысенко" (76).

23 мая 1934 года Вавилов как член Всеукраинской Академии Наук (ВУАК) направил ее президенту А.А.Богомольцу письмо с выдвижением в академики "по биологическим или по техническим наукам" Лысенко.

"Работы Трофима Денисьевича за последнее время являются безусловно исключительно выдающимися как в области агрономии, так и в области биологии. Они затрагивают широкий круг явлений как физиологии растений и селекции, так и всего растениеводства. Совершенно бесспорно можно утверждать в настоящее время, что это открытие является исключительно плодотворным, вносящим новый принцип в управление растением.

Как показывают работы Л.С.БЕРГА, метод яровизации может быть, повидимому, использован и применительно к зоологии /установление озимых, яровых рас рыб/.

Открытие Трофима Денисьевича настолько общеизвестно, что его не приходится излагать: оно уже имеет в настоящее время многостороннее значение:

1) Прежде всего оно дает возможность ускорять рост наших обычных сортов и практически уже применяется в нынешнем году на площади в миллион га.

2) Оно открывает исключительные возможности по овладению мировыми сортовыми растительными ресурсами, позволяя ныне селекционеру использовать огромный растительный материал, который был ранее практически почти недоступен. Уже в настоящее время, пользуясь методом яровизации, мы можем под Ленинградом выращивать средиземноморские формы пшениц и ячменей.

1)10 Для гибридизации метод ЛЫСЕНКО открывает исключительные возможности, Возможно, что при дальнейшем углублении разработки метода яровизации он окажется применим и к древесным растениям и к многолетним травянистым растениям. Он затрагивает область биохимических изменений.

Можно сказать определенно, что в области биологии растений -- а косвенным образом и в селекции -- открытие Т.Д.Лысенко является крупнейшим событием в мировой науке...

ЧЛЕН ВСЕУКРАИНСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК /Н.Вавилов/" (78).

После этого перед Лысенко открывается гладкая дорога в в самый элитарный круг советских ученых. 27 мая 1934 года (почему-то на следующий день после проведенного для всех кандидатов тура голосования) он оказывается избранным сразу в академики Всеукраинской Академии наук (а не в члены-корреспонденты для начала, как это обычно бывает)!

27 октября 1934 года на заседании дирекции ВИР, проходившем под председательством Вавилова, был рассмотрен важный вопрос об издании в стране нового журнала по селекции, который должен был быть "не исключительно Института Растениеводства, а системы селекционных учреждений Союза" (79). В своем вступительном слове Вавилов сообщил "о необходимости создания центрального журнала по селекции, по типу немецкого журнала "Der ZБchter"... в Редакционную Коллегию необходимо привлечь крупных селекционеров Союза... Организацию всего дела можно поручить Ин-ту Растениеводства" (80). В принятом постановлении было решено срочно приступить к изданию журнала, и "Наметить в Редакционную Коллегию журнала следующих лиц: Г.К.Мейстера, П.И.Лисицына, П.Н.Константинова, Т.Д.Лысенко, А.А.Сапегина. Н.И.Вавилова, Г.Д.Карпеченко, К.И.Пангало, В.Е.Писарева" (81). Каждый из предложенных членов редколлегии действительно относился к видным специалистам по селекции, кроме Лысенко.

Крупным вкладом в мировую науку стало издание в 1935 году под руководством Вавилова капитального трехтомного труда "Теоретические основы селекции растений", в котором ведущие ученые страны и он сам представили обзоры состояния науки в селекции, семеноводстве, генетике, цитологии, иммунологии и других. К написанию статей в сборник все авторы подходили серьезно, был дан взвешенный анализ мировых достижений науки. Ко времени окончания работы над трехтомником Лысенко уже должен был раскрыться в глазах Вавилова не только как далекий от науки человек, но и как обманщик, и просто как человек очень некультурный. Ведь уже было ясно, что яровизация провалилась и что большинство других предложений Лысенко оказались пустышками. Во время июньской 193-5го года выездной сессии ВАСХНИЛ в Одессе Лысенко бахвалился своими мнимыми заслугами и буквально шпынял академиков за их позицию по отношению к нему. Любому грамотному человеку становилось понятно, что за личность представлял собой этот "народный выдвиженец". Тем не менее в предисловии к этому капитальному труд , написанном самим Вавиловым, говорилось, что авторами

"... особое внимание уделено методологии селекции на иммунитет к заболеваниям, на физиологические свойства засухоустойчивости и зимостойкости, на химический состав и проблеме вегетационного периода, получившей новое освещение в последние годы в результате работ акад. Т.Д.Лысенко" (82).

Во вводной статье к первому тому, также принадлежащей перу Вавилова, утверждалось, что яровизация сыграет огромную роль в селекции (83). А в следующей статье "Ботанико-географические основы селекции", также написанной им, был специальный раздел "Метод яровизации и его значение в использовании мировых растительных ресурсов", и в нем раскрывалось совершенно ясно то значение, которое Вавилов уделял работе Лысенко как способу, с помощью которого удастся включить в селекционную работу коллекцию семян ВИР:

"Учение Лысенко о стадийности открывает исключительные возможности в смысле использования мирового ассортимента" (84).

"Метод яровизации, установленный Т. Д. Л ы с е н к о, открыл широкие возможности в использовании мирового ассортимента травянистых культур. Все наши старые и новые сорта, так же, как и весь мировой ассортимент, отныне должны быть исследованы на яровизацию, ибо... яровизация может дать поразительные результаты, буквально переделывая сорта, превращая их из непригодных для данного района в обычных условиях в продуктивные высококачественные формы...".

"Мы несомненно находимся накануне ревизии всего мирового ассортимента культурных растений... Метод яровизации является могучим средством для селекции".

"Для подбора пар при гибридизации учение Лысенко о стадийности [выделено мной -- В.С.] открывает также исключительные возможности в смысле использования мирового ассортимента" (85).

Кроме того, в этом томе была специальная статья "Значение яровизации для фитоселекции", написанная Сапегиным (86), в которой, правда, была дана достаточно осторожная оценка вклада Лысенко в изучение этого явления. О работах Лысенко говорили и авторы других статей (87). В одной из них, написанной А.И.Басовой, Ф.Х.Бахтеевым, И.А.Костюченко и Е.Ф.Пальмовой, не только приводились слова Н.И.Вавилова, но и давалась собственная оценка:

"Лишь Т.Д.Лысенко в своей теории стадийного развития растений (яровизация) по сути дела дал наиболее правильное направление к разрешению проблемы вегетационного периода" (88).

Имя Лысенко было упомянуто только в первом томе 29 раз (!); с ним конкурировали лишь Дарвин (27 цитирований) и сам Вавилов (55 упоминаний).

Как мы увидим в главе VII, многие крупные ученые открыто критиковали Лысенко в 1935 году (в год выхода в свет 1-го тома данного труда) за неудачи с яровизацией (особенно сильно академики П.Н.Константинов и П.И.Лисицын), но это не изменило отношения Вавилова к нему. Совершенно поразительно звучат слова из выступления Вавилова на заседании Президиума ВАСХНИЛ 17 июня 1935 года:

"ЛЫСЕНКО ОСТОРОЖНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ, ТАЛАНТЛИВЕЙШИЙ, ЕГО ЭКСПЕРИМЕНТЫ БЕЗУКОРИЗНЕННЫ" (89).

Это было далеко не единичным высказыванием в 1935 году, продиктованным, как кое-кто считает, желанием соответствовать принятому руководством страны курсу на поддержку "новаторов". Другие печатные и устные высказывания Вавилова в 1935 году показывают, что он и впрямь видел в яровизации серьезный научный прорыв. Так, сразу в двух номерах "Правды" за 28 и 29 октября 1935 года была опубликована большая статья Вавилова "Пшеница в СССР и за границей" (90), в которой были приведены статистические данные, ссылки на американские, английские и немецкие работы. Ученый давал прогноз того, как должна строится культура главного хлебного злака в СССР. В этой солидной по размеру статье восхваления Лысенко были продолжены:

"Учение о стадийности открыло новые возможности по правильному подбору наиболее интересных пар для получения в короткий срок необходимых нам сочетаний свойств. Одной из заслуг этого учения является доказательство, что в селекции путем гибридизации можно итти не только путем подбора лучших родительских форм для данных условий, а также путем выбора для скрещивания самих по себе малоценных растений в этих условиях, но дающих ценнейшее потомство. Это дает возможность использования мировых ресурсов пшеницы" (91).

Через месяц, выступая 27 октября 1935 года с докладом "Пшеница советской страны" на сессии ВАСХНИЛ (92), Вавилов повторил еще раз полюбившееся им утверждение о помощи "теории стадийного развития" в использовании мировой коллекции растений:

"Учение о стадийности открыло новые возможности по правильному подбору наиболее интересных пар... Это открывает возможность широкого использования мировых сортовых ресурсов пшеницы" (93).

Перед встречей нового, 1936-го года, Сталин распорядился провести в Кремле встречу руководителей партии и правительства с передовыми колхозниками. Это уже была вторая подобная встреча Сталина в этом году. Были приглашены на встречу и Вавилов с Лысенко. Николай Иванович выступал по традиции от имени Академии сельхознаук и с воодушевлением стал говорить о том, насколько замечательной представляется ему деятельность колхозников-опытников, избачей, якобы всемерно содействующих работе серьезных ученых, какое это счастье трудиться в науке рука об руку с простыми крестьянами, выразил он и самые восторженные чувства к Лысенко:

"Я должен отметить блестящие работы, которые ведутся под руководством академика Лысенко. Со всей определенностью здесь должен сказать о том, что его учение о стадийности -- это крупное мировое достижение в растениеводстве (Аплодисменты). Оно открывает, товарищи, очень широкие горизонты. Мы даже их полностью не освоили, не использовали полностью этот радикальный новый подход к растению...

Я, может быть, больше, чем кто-либо другой, в последние годы занимался почти фанатически сбором, изъятием со всего земного шара всего ценного по всем культурам... Только тов. Лысенко понял, что получить ценные сорта можно часто из двух несходных географически далеких, казалось бы, мало пригодных сортов; их сочетание дает именно то, что нам нужно11 .

...И у нас... уже... появляются стахановцы с.-х. науки. Это движение еще только в начале- Одно стало совершенно ясно для нас, что все эти сдвиги, все крупные достижения, взрывы в научной мысли получают свой смысл только тогда, когда они умножаются на колхозную массу...

Хаты-лаборатории... -- это новое звено, связывающее науку с производством. В этом [единении с колхозниками -- В.С.] -- весь смысл наших общих огромных успехов.

От себя лично и от коллектива руководимого мною Института растениеводства и всей нашей Академии сельскохозяйственных наук имени Ленина я хочу сказать, что мы считаем за великое счастье работать вместе с вами, итти с вами нога в ногу, учиться у вас. (Бурные аплодисменты). Мы хотим учиться у вас и учить вас. (Аплодисменты)... Долг настоящего ученого в советской стране -- дать возможно больше социалистической культуре и возможно лучше.

Идя к единой определенной цели -- созданию новой, величайшей социалистической культуры, под руководством великого Сталина, под руководством коммунистической партии, мы надеемся, что с честью выполним задание, которое на нас возложил товарищ Сталин. (Аплодисменты)" (94).

Кстати, Сталин демонстративно вышел из зала, как только на трибуну поднялся Вавилов (95). Конечно, сегодня многие из тех, кто пишут о Вавилове и пытаются осмыслить его поступки, говорят, что такие слова, произнесенные на совещании, созванном Сталиным, пусть даже в его отсутствие, были разумным средством самосохранения. Сложившаяся в стране обстановка благоволения властей к выходцам из низов могла диктовать свои условия. Не хвалить людей типа Лысенко и крестьян-избачей могло быть уже не безопасно. Однако на этой же встрече пример совершенно другого рода дал академик Дмитрий Николаевич Прянишников (96). Он говорил действительно о науке, о ее задачах, о возможностях подъема продуктивности полей, совершенно не касался мифического вклада в науку полуграмотных знатоков и умельцев из хат-лабораторий. Характерно, что, даже заканчивая свою речь, Прянишников не прибегнул к вроде бы обязательному штампу и никаких здравиц в честь Сталина и коммунистической партии не произнес. В то же время вряд ли Вавилов лишь играл в уважение к Лысенко, желая показаться лучше, чем он был на самом деле. Против столь простого объяснения говорят другие высказывания, которые Вавилов делал в совсем узком кругу, с глазу на глаз с ближайшими к нему людьми, когда он высказывался о Лысенко более, чем благосклонно. О таком отношении, в частности, говорила А.А.Прокофьева-Бельговская в 1987 году, когда она вспоминала что даже в 1936 году Вавилов, обращаясь к ней и к Герману Мёллеру в их лабораторной комнате в Институте генетики в Москве, повторял не раз, как и прежде, что Лысенко -- талант, умница, но не обучен тонкостям науки, и надо прилагать усилия к тому, чтобы обучать его всеми доступными средствами.

О решающей роли именно Вавилова в выдвижении Лысенко на ведущие позиции в научной среде говорили и многие другие люди, бывшие свидетелями поведения Вавилова. Так, ближайший его сотрудник, с которым у Вавилова были чисто дружеские отношения, Е.С.Якушевский, утверждал:

"Я считаю, что Николай Иванович сделал серьезную ошибку в конце 20-х годов, поддержав Т.Д.Лысенко: который оказался для науки человеком неподходящим, а скорее -- гибельным. Он был очень самолюбивый и завистливый и не терпел всех, кто был выше его в интеллектуальном отношении. И хотя Вавилов способствовал научной карьере Лысенко, последний, после того как связался с И.И.Презентом, начал борьбу против Вавилова" (97).

То же утверждал Дубинин, лично наблюдавший развитие взаимоотношений Вавилова и Лысенко:

"Когда Лысенко появился на горизонте, то Вавилов его поддержал, причем эта поддержка не соответствовала достижениям Лысенко. Вавилов говорил, что достижения Лысенко таковы, каковых нет в мировой генетике. Это, конечно, было преувеличением" (98).

Лысенко становится руководителем научного института

Поддержка, оказанная Лысенко Вавиловым от лица науки, была неоценимой. Но не только из научных сфер черпал силы агроном. Всё больше тянул его наверх могущественнейший человек из сталинского окружения Яковлев. Так, 29 января 1934 года в речи на XVI съезде ВКП(б) он при Сталине и других руководителях партии во всеуслышанье охарактеризовал Лысенко как лучшего деятеля сельскохозяйственной науки:

"Наконец, с большим, правда, трудом, мы установили такой порядок, что молодые специалисты, кончающие вузы, -- а они социально гораздо более близкие нам элементы, чем предыдущее поколение специалистов, -- целиком направляются на работу только в районы и МТС. Имеем же мы директора хлопкового совхоза Пахта-Арал товарища Орлова..., таких людей, как агроном Лысенко, практик, открывшей своей яровизацией растений новую главу в жизни сельскохозяйственной науки, к голосу которого теперь прислушивается весь агрономический мир не только у нас, но и за границей, таких людей как агроном Эйхфельд, доказавший на примере своей работы полную возможность широкого развертывания земледелия за Полярным кругом.

Это и есть те люди..., которые станут костяком настоящего большевистского аппарата, создания которого требует партия, требует товарищ Сталин. Одновременно надо выгонять негодных людей, но не путем общей чистки, как это было раньше, а путем индивидуальной проверки негодных..." (99).

Будучи обласкан высшими властями, Лысенко, со своей стороны, не сидел сиднем, а наращивал капитал. Он не только переезжал с конференции на конференцию, с совещания на совещание, но и печатал одну за другой статьи. Ведь с 1932 года благодаря решению Наркомзема СССР он начал выпускать собственный журнал "Бюллетень яровизации", издаваемый за государственный счет и предназначенный для освещения личных успехов. В нем Лысенко в 1932-1933 годах публикует девять статей (одну совместно с Долгушиным). Статьи эти ни в коем случае нельзя было назвать научными: в них приводились таблицы собранных по колхозам данных, инструкции о том, как на практике осуществлять яровизацию пшениц, картофеля и других культур. Словом, это были полупроизводственные, полуагитационные материалы. Но, тем не менее, на титульном листе "Бюллетеня" значилось:

"У.С.С.Р. - Н.К.З. - Всеукраинская академия сельскохозяйственных наук11

УКРАИНСКИЙ ИНСТИТУТ СЕЛЕКЦИИ12",

а в аннотации к выпускам журнала можно было прочесть:

"В "Бюллетене яровизации" будут широко освещены достижения научно-исследовательских работ лаборатории т. Лысенко Т.Д. по вопросам регулирования вегетационного периода с.-х. растений. Проведение опытов по яровизации в колгоспах13 и совхозах (инструктирование, достижения). Выходит двумя изданиями на украинском и русском языках" (100).

Такое прикрытие давало Лысенко право рассматривать свои статьи как научные и подавать их широкой публике как последнее слово науки. Кроме того, он выпускает в Харькове на украинском языке, а затем дважды перепечатывает на русском маленькую брошюрку "Яровизация сельскохозяйственных растений", ее переводят на марийский, белорусский и немецкий языки (последнее издание делают для ознакомления с яровизацией немцев Поволжья -- брошюру выпускают в городе Энгельсе на Волге, столице тогдашней Республики Немцев Поволжья). В Харькове выходит написанная совместно с женой, А.А.Басковой, брошюрка "Яровизация и глазкование картофеля" на 16 страничках. Кроме того, вместе с Долгушиным Лысенко издает две инструкции для колхозников о яровизации пшениц, одну инструкцию о хлопчатнике, в журнале "Семеноводство" -- свою статью о возможной роли яровизации в селекции растений, к этому он добавляет записи четырех его выступлений (на конференции в Харькове в сентябре 1931 года; на встрече с комсомольцами; на конференции по плодоводству в Мичуринске и на коллегии Наркомзема в Москве)... и буквально за год он превращается из подающего надежды практика в солидного (ПО ЧИСЛУ ПУБЛИКАЦИЙ) ученого, имеющего 48 "трудов" (а с газетными статьями -- аж ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЬ "ТРУДОВ"!).

Избрание его украинским академиком завершает столь для Лысенко успешный процесс вхождения в научную элиту.

Сразу после избрания академиком пресса стала восхвалять его еще более неумеренно. Например, в четвертом номере всесоюзного журнала "На стройке МТС и совхозов" за 1934 год на 16 страницах было помещено свыше 40 снимков, иллюстрирующих работу Одесского института (101). Слов нет, когда-то этот институт действительно был одним из ведущих центров селекционной и исследовательской работы, в нем были получены хорошие сорта, были выполнены интересные разработки в области генетики растений. Уже упоминалось, что прежним директором института Сапегиным здесь впервые были предприняты попытки получить радиационные мутанты растений. Фотография рентгеновской установки также приводилась в очерке, но главный упор делался отнюдь не на эти, на самом деле, выдающиеся и многообещавшие работы, а на примитивные и по замыслу и по результатам попытки Лысенко, выставляемые теперь на передний план:

"Основным достижением института селекции являются замечательные работы агронома Т.Д.Лысенко в области физиологии развития растений. Т.Д.Лысенко -- крестьянин Полтавщины -- избранный за свои работы членом Всеукраинской Академии Наук, создал теорию стадийного развития... теория... дает возможности создавать новые сорта сельскохозяйственных растений сознательно, с предвидением результатов.

Применение открытий Т.Д.Лысенко позволяет с уверенностью ожидать, что в ближайшие два-три года институт селекции даст новые сорта яровой пшеницы, ячменя, картофеля, хлопчатника, клещевины, кунжута и других культур, обеспечивающие высокие устойчивые урожаи в условиях украинской степи" (102).

Обыгрывание деталей социального происхождения и даже намеренные ошибки в биографии Лысенко (все-таки он сделал свое "открытие" не в то время, когда был крестьянином, а когда уже имел диплом о высшем образовании) служили одной цели -- прославлению кадровой политики новой власти.

Известный цинизм был и в том месте, где сообщалось о грядущих успехах. Специалистам, со слов которых корреспонденты только и могли выдавать информацию о том, что ждет народ в будущие два-три года, было ясно, что никоим образом новые сорта перечисленных культур не могут быть получены за такой короткий срок. А по некоторым культурам даже и предварительная работа не началась. Все эти обещания были заведомой ложью. Но факт оставался фактом -- в украинские академики Лысенко пройти сумел, а теперь уже прикрытый высоким титулом, он мог вести себя более свободно, и к каждому его слову с этой поры прислушивались с особым подобострастием. Каждое слово исходило от выдающегося ученого, облеченного высоким доверием не только властей, но и коллег.

В том же 1934 году Лысенко не только закрепил свое номинальное лидерство в Украинском институте селекции, но и фактически стал главой этого крупного научного центра. По приказу свыше его назначают научным руководителем института -- пока только научным руководителем. Директорский пост он займет через два года.

Примечания и комментарии к главе III

1 Максимилиан Волошин. Магия. 1923. Цитировано по кн.: Стихотворения. Изд. "Советский писатель", Ленинград, 1982, стр. 279.

2 В.П.Эфроимсон. Авторитет, а не автритарность. Журнал "Огонек", 11 марта 1989 г., ¦ 11 (3216), стр. 10 3 ЦГАНТД СПб, ф. 318, оп.1-1, д. 230, л. 95. В книге Е.С.Левиной "Вавилов, Лысенко, Тимофеев-Ресовский", М., Изд. "Аиро-ХХ",1995 (стр. 57) дана ссылка на стенограмму этого заседания (ссылка ¦ 51) и затем приведена библиографическая справка, что стенограмма хранится ЦГАНТД СПБ и указаны следующие данные о нахождении данного документа в архиве: ф. 318, оп 1, д. 230, л. 9-5116. (см. стр. 87 книги Левиной). Однако данная Левиной библио- графическая справка неверна, так как в данном деле в ЦГАНТД СПБ не существует листов 99-116.

4 Там же, стр 95, оборот листа.

5 Там же.

6 Там же, стр.96.

7 Там же.

8 Там же, л. 96 об.

9 Там же.

10 Там же.

11 Там же, л. 96 об -- 97.

12 Там же, л. 97.

13 Там же, л. 97 об.

14 Об этом одобрении неоднократно сообщалось в лысенковском журнале "Бюллетень яровизации" в 1932 году, см. ¦ 1 и 2.

15 См. газету "Социалистическое земледелие", 24 февраля 1931 г., ¦54 (616), стр. 3.

Пространный отчет о заседании Президиума ВАСХНИЛ был напечатан под следующим заголовком: "Посевы озимых весной по методу агронома Лысенко себя оправдали. Доклад тов. Лысенко в президиуме Академии с.-х. наук им. Ленина". Ниже были два подзаголовка:

"Яровизация семян превращает позднеспелые сорта в ранние" и "Опыты тов. Лысенко создадут переворот в зерновом хозяйстве нашей страны".

16 Там же.

17 Лысенко в статье о предварительных итогах яровизации (см. прим. /117/ в главе I) писал:

"Плановое задание по опытно-хозяйственным посевам яровизированных яровых пшениц в 1932 г. было: по линии Союзного Наркомзема -- 10.000 га, по линии Наркомзема УССР -- 100.000 га" (стр. 3).

18 Постановление Коллегии Наркомзема СССР от 9 июня 1931 года, протокол ¦33. Опублико- вано в журнале "Бюллетень яровизации", 1932, вып. 1, стр. 71-72.

19 Проф. В. Румянцев. К пленуму президиума Академии с.-х. наук им. Ленина. Ближайшие задачи советской науки. Газета" Социалистическое земледелие", 3 августа 1931 г.,

¦212 (774), стр. 2.

20 Там же.

21 Т.Д. Лысенко. Яровизация и плодоводство. Журнал "Плодоовощное хозяйство", 1934, ¦11, стр. 50-51.

22 Н.И.Вавилов. Селекция как наука. В кн. "Теоретические основы селекции растений", т 1, Гос. изд-во совхохно и колхозной литературы, М.--Л., стр. 1-14.

23 Расширить посевные площади под чистосортными и улучшенными семенами. Решение Совета Труда и Обороны". Газета "Правда", 9 июля 1929 г., ¦154 (4288), стр. 5. В решении, в частности, говорилось:

"Одним из важнейших условий, способствующих повышению урожайности, является применение чистосортных и улучшенных семян. РСФСР в этом отношении имеет значительные достижения. СТО (Совет по трууа и обороеы -- В.С.) принял решение о необходимости дальнейшего расширения площадей, занятых посевами чистосортных и улучшенных семян".

24 См. газету" Социалистическое земледелие", 13 сентября 1931 года, ¦253 (815),

стр. 2-3.

25 Академик Н.И. Вавилов. Новые пути исследовательской работы по растениеводству. Доклад на коллегии НКЗ СССР. Газета" Социалистическое земледелие", 13 сентября 1931 года, ¦253 (815), стр. 2. В докладе были освещены (кроме раздела о яровизации) следующие вопросы: порайонная агротехника сельскохозяйственных культур, поиск новых растений для введения их в культуру, использование пшениц Палестины, Сирии, Марокко для улучшения отечественных сортов, улучшение методов гибридизации, привлечение таких методов как гетерозис и рентгенизация семян для получения мутантов, о работах Л.Бербанка и И.В.Мичурина, о работе Г.Д.Карпеченко.

26 Отзыв Н.И.Вавилова "о работе заведующего электро-биологической лабораторией ВИРа тов ГАМАНА, А.Н." (без даты, но описывающий ситуацию в 1934 году) находится в Архиве ВИР (фонд -, оп. 2-1, дело 250, л. 11-12), там же хранится документ со следующей записью:

"Гаман АнатолийНиколаевич отстранен с 17/XI- 34 от занем. должн. с прекращением выплаты зарплаты ввиду неявки на работу вследствие ареста" (Там же, л. 25 и 25 об.).

27 См. прим. /25/, стр. 2.

28 Там же, стр 3.

29 Там же.

30 Там же.

31 "О селекции и семеноводстве". Постановление Президиума ЦКК ВКП(б) и Коллегии НК РКИ СССР по докладу РКИ РСФСР. Газета "Правда", 3 августа 1931 г., ¦212 (5017), стр. 3.

32 См. прим. /25/.

33 Там же.

34 Там же.

35 Там же.

35 Там же.

36 Там же.

37 См. журнал "Бюллетень яровизации". 1932, ¦1, стр. 71-72.

38 Об этом писал Н.П.Дубинин в мемуарной книге "Вечное движение", М. Политиздат, 1973; на сведения, полученные от генетиков старшего поколения ссылается М.А.Поповский в книге "Надо спешить". Изд. "Детская литература", М., 1968, стр. 119-120.

39 Газета "Смена", 11 января 1929 г. Рукопись статьи хранилась в Ленинградском Государст- венном Архиве Октябрьской Революции и Социалистического Строительства (ЛГАОРСС), фонд ВИР, ¦ 9708, дело 258, лист 22.

40 Т.Д. Лысенко. Физиология развития растений в селекционном деле. Журнал "Семеноводство", 1934, ¦ 2, стр. 20-21. Эта же статья перепечатана в книге "Стадийное развитие растений", М., 1952, стр. 304. См. также: Т.Д.Лысенко. Основные результаты работ по яровизации сельскохозяйственных растений. Журнал "Бюллетень яровизации", 1932, ¦ 4, стр. 3-57 (на русском и украинском языках), перепечатана в книге "Стадийное развитие растений", 1952, стр. 270-271.

41 См. в статье: А.П. Басова, Ф.Х.Бахтеев, И.А. Костюченко, Е.Ф. Пальмова. Проблема вегетационного периода в селекции. В кн.: "Теоретические основы селекции растений", Госуд. изд. сельскохозяйственной и колхозной литературы, М.-Л., 1935, стр. 865.

42 М.А.Поповский ссылается на документы, хранящиеся в Архиве АН СССР (Ленинград. отделение), фонд 803, оп. 1, дело 73.

43 М.А. Поповский. 1 000 дней академика Вавилова. Журнал "Простор", Республиканское газетно-журнальное издательство при ЦК КП Казахстана, Алма-Ата, 1966, ¦ 7 (июль), стр. 4-27 и ¦ 8 (август), стр. 98-118. Все цитаты в дальнейшем будут приведены из ¦ 7.

44 Ж.А.Медведев. У истоков генетической дискуссии. Журнал "Новый мир", 1967, ¦ 4, стр. 226-234.

45 Н.П.Дубинин. Вечное движение, см. прим. (38), стр. 163-164.

46 М.А.Поповский. Дело академика Вавилова. Изд. "Hermitage", Тенафлай, США. 1983.

47 Письмо д-ра Рабата Вавилову , письмо ¦ 508 в книге "Николай Иванович Вавилов. Научное наследие в письмах. Международная переписка. Том II, 1927-1930", М., Изд. "Наука", 1997, стр. 389.

48 Письмо Вавилова Рабату, там же, стр. 104, письмо ¦".

49 Выступая на Президиуме ВАСХНИЛ, Лысенко сказал:

"Многие сорта злаков (озимых, полуозимых) при весеннем посеве не могут переходить или слишком поздно переходят к стадии плодоношения из-за отсутствия в полевой обстановке соответствующих температур. Хлопчатник и многие другие теплолюбивые растения вне хлопковых районов не переходят или поздно переходят в стадию плодоношения по той же причине. Многочисленные опыты со злаками показали, что соответствующую температуру, которой не хватает в полевой обстановке, можно дать посевному материалу до посева и этим заставить растения плодоносить в тех полевых условиях, в которых они не плодоносят". Архив ВАСХНИЛ, Протоколы Заседаний Президиума, выступление Т.Д. Лысенко 20.II.1931, опись 141, связка 17, лист 19.

50 Архив ВАСХНИЛ, опись 141, связка 17, дело 35, лист 18.

51 Н.И.Вавилов. Письмо агроному И.Г.Эйхфельду в Хибины, ЛГАОРСС, фонд ВИР, ¦ 9708, дело 409, лист 155, письмо от 11 ноября 1931 г.

52 Академик И.Г. Эйхфельд. Полярное земледелие. Газета "Правда", 8 мая 1936 г., ¦ 125 (6731), стр. 6.

53 ЦГАНТД Спб, фонд 318, оп. 1-1, дело 470, л. 56.

54 Письмо Вавилова Лысенко, там же.

55 Письмо Вавилова Степаненко, там же, л. 55.

56 Там же.

57 Из письма Вавилова Н.В.Ковалеву. ЛГАОРСС, фонд ВИР, дело 469, л. 24-25.

58Н.И. Вавилов. Цитиров. в обратном переводе из: The Scientific Monthly, July 1949, p. 367.

59 Письмо Н.В.Ковалеву от 9 августа 1932 г., фонд ВИР, ¦ 9708, дело 469, лист 36.

60 См. статью: O.Munerati. Il pre-tratlamento della Sementi Secondo in metodo del dott. Lyssenko. Gionalo di Agricultura della Domenica, Piacensa, 1933, Anno 43, ¦27, 263.

61 Цитиров. М.А. Поповским в его книге "1000 дней академика Вавилова", см. прим. /43/, из статьи Роберта Кука, опубликованной в The Scientific Monthly, июль 1949.

62 Акад. Н.И.Вавилов. По Северной и Южной Америке (из отчета о заграничной командиров- ке). Газета "Известия", 29 марта 1933 г., ¦ 64 (5015), стр. 2.

63 Н.И.Вавилов. Проблема новых культур. М.--Л., 1932. Перепечатано в -5м томе Избранных трудов, изд. "Наука", М. - Л., 1965, стр. 536-571, цитата взята со стр. 547.

64 А.Савченко-Бельский. Яровизацию продвинуть в массы. Газета "Соцземледелие", 10 декабря 1933 г., ¦ 283 (1492), стр. 2.

65 Там же.

66 Там же.

67 П.Яхтенфельд (Прикумск, Сев. Кавказ). Дорогу яровизированному хлопку. Газета "Социа- листическое земледелие", 20 декабря 1933 г., ¦ 291 (1500), стр. 3.

68 Там же.

69 ЛГАОРСС, фонд ВИР, дело 673, л. 3.

70 ЦГАНТД Спб, ф. 618, оп. 1-1, д. 52, л. 12.

71 Цитировано по "Положению о премиях имени В.И.ЛЕНИНА за научные работы", хранящемся в Архиве ВИР, оп.1, д. 15, лл. 118-120.

72 ЦГАНТД Спб, ф. 618, о. 1-1, д. 52, л. 12 (ранее хранилось в ЛГАОРСС, фонд ВИР, ¦ 9708, дело 667, лист 28), письмо напечатано на бланке академика Н.И.Вавилова 8 февраля 1934 г.

73 Архив ВАСХНИЛ, опись 450, связка 196, дело 43, лист 21.

74 См. прим. (43).

75 Там же.

76 См. прим. (46), стр. 17.

77 ЦГАНТД Спб, ф. 318, оп. 1-1, д.667, л.28.

78 ЦГАНТД Спб, ф. 318, оп. 1-1, д.667, л.28-29.

79 Протокол совещания при директорате Всесоюзного Ин-та Растениеводства об издании центрального журнала по селекции 27 октября 1934 г. ЦГАНТД Спб, ф. 318, оп. 1-1, д. 647, лл. 60-60 об. Хранящийся в архиве протокол содержит собственноручные пометы Вавилова и его подпись.

80 Там же, лист 60.

81 Там же, л. 60-об.

82 Н.И. Вавилов. Предисловие к I т ому "Теоретических основ селекции растений", Гос. изд. с.-х. совхозной и колхозной лит-ры, М.-Л., 1935, стр. XV.

83 Н.И. Вавилов. Селекция как наука. Там же, стр. 10 и 12.

84 Н.И. Вавилов. Ботанико-географические основы селекции. Там же, стр. 72.

85 Там же.

86 А.А. Сапегин. Значение яровизации для фитоселекции. Там же, стр. 807-814. О работе Лысенко говорилось в других статьях тома: В.С.Федоров и И.М.Еремеева. Внутривидовая гибридизация, стр. 388-389; Л.И.Говоров. Селекция на засухоустойчивость (в этой статье был специальный раздел "Яровизация как метод селекции на засухоустойчивость", стр. 837-838); его же: Селекция на зимостойкость, в которой говорилось: "Важными... для понимания морозостойкости являются исследования о стадиях развития", стр. 849.

87 См. там же, стр. XV, 72, 388, 389, 807-814, 864-866, 877, 881, 891 и др., на некоторых страни- цах ссылки на Т.Д.Лысенко даны неоднократно.

88 А.П. Басова, Ф.Х. Бахтеев, И.А. Костюченко, Е.Ф. Пальмова. Проблема вегетационного периода в селекции. Там же, стр. 865. 89 Доклад Н.И. Вавилова на заседании Президиума ВАСХНИЛ 17 июня 1935 года, Архив ВАСХНИЛ, опись 450, л. 192, д. 3.

90 Н.И.Вавилов. Пшеница в СССР и за границей. Газета "Правда", 28 октября 1935 г., ¦298 (6544), стр. 2-3 и ¦299 (6545), стр. 2-3.

91 Там же. См. выпуск газеты от 29.Х.35 г., ¦299 (6545), стр. 3.

92 Пшеница советской страны. Доклад на сессии ВАСХНИЛ. Газета "Социалистическое зем- леделие", 29 октября 1935 г., ¦ 227 (2036), стр. 3.

93 "Важнейшие вопросы октябрьской сессии Академии с.-х. наук. Беседа с вице-президентом академии Н.И.Вавиловым". Газета "Социалистическое земледелие", 18 октября 1935 г., ¦218 (2027), стр. 3.

94 Акад. Н. И. Вавилов. Речь на Совещании передовиков урожайности по зерну, трактористов и машинистов молотилок с руководителями партии и правительства, произнесенная 29 декабря 1935 г. Газета "Правда", 2 января 1936 г., ¦2,(6608), стр. 2.

95Личное сообщение академиков ВАСХНИЛ И.Е.Глущенко и Н.В.Турбина.

96 Д.Н. Прянишников. Речь на Совещании передовиков урожайности. Газета "Правда", 3 ян- варя 1936 г., ¦ 3 (6609), стр. 4.

97 Д.В.Лебедев, Э.И.Колчинский. Последняя встреча Н.И.Вавилова с И.В.Сталиным (Интер- вью с Е.С.Якушевским). В сб. "Репрессированная наука", вып. II, Изд. "Наука", СПБ, 1994, стр. 219.

98 Е.Б.Музрукова, В.И.Назаров, Л.В.Чеснова. Из истории советской генетики (Интервью с академиком Н.П.Дубининым). Там же, стр. 245.

99 Я.А. Яковлев. Речь на XVII съезде ВКП(б). В кн.: "Стенографический отчет о работе XVII съезда ВКП(б)", 1934, М., стр. 155.

100 См. обложку журнала "Бюллетень яровизации" за 1932 год.

101 А. Шайхет. Украинский Институт селекции. Журнал "На стройке МТС и совхозов", 1934,

¦ 4, стр. 10-24. Раньше показанная на одной из фотографий рентгеновская устновка была использована академиком А.А.Сапегиным для индукции мутаций у растений. См. его статью: Академик Сапегин. Применение рентгеновских лучей в селекционных целях. Газе- та "Социалистическое земледелие", 30 августа 1931 г., ¦239 (801), стр. 3.

102Там же.