ТРИУМФ МРАКОБЕСОВ

Ч а с т ь в т о р а я

Г л а в а VI

ПОБЕДНЫЙ 1935Й ГОД

"И вот блоха в одежде,

Вся в бархате, в шелку,

Звезда, как у вельможи,

И шпага на боку.

Сенаторского чина Отличья у блохи.

С блохой весь род блошиный Проходит на верхи".

И.В.Гёте. Фауст (1).

"...догматическое мышление, бесконтрольное желание навязывать регулярности, явное увлечение ритуалами и повторениями сами по себе характерны как раз для дикарей и детей. Возрастание же опыта и зрелости скорее создает позицию осторожности и критики, чем догматизма".

К.Поппер. Логика и рост научного знания.

1983 (2).

Сталин: "Браво, товарищ Лысенко, браво!"

Наверное, если бы Лысенко спросили, какой год своей жизни он сам считал самым важным, определяющим в его судьбе, вряд ли он выделил бы какой-то отдельный из череды лет: каждый был важным, каждый определяющим, каждый вел его вверх, обгоняя в реальности затаенные мечты. И все-таки особым был год тысяча девятьсот тридцать пятый. Тогда его похвалил сам Сталин, да что -- похвалил, восторженно приветствовал.

В феврале того года в Кремле собрали ударников сельского хозяйства на встречу с руководителями партии и правительства с самим Иосифом Виссарионовичем. На этой встрече выступали знатные люди села, крупные ученые, такие как Вавилов или Прянишников, а все-таки горячее всех встретили самого народного ученого -- Трофима Денисовича Лысенко, сына простого крестьянина, выучившегося на агронома, а теперь ставшего академиком Всеукраинской Академии наук.

Лысенко начал свою речь с яровизации и пытался ошеломить Сталина упоминанием о десятках тысяч колхозов, якобы вовлеченных в "практическую науку". "Но все ли мы, товарищи, сделали, что тут можно было сделать?" -- вопрошал Лысенко и сам себе отвечал:

"Нет, не все, и намного еще не все. На самом деле, если в этом году колхозы с применением яровизации дали 3-5 миллионов добавочного зерна... то, товарищи, что такое для нас, для нашего Союза эти 3-5 миллионов пудов зерна? Чепуха эти 3-5 миллионов пудов, ...а наше задание -- это поднять урожайность всех полей, колхозных и совхозных" (3).

Свою речь он продолжил прославлением ничего не давших ни науке, ни практике летних посадок картофеля. Он призвал повести работу так, "чтобы на 1936 год 100% семенного картофеля в Одесской области было уже невырождающегося. Это будет настоящее дело, настоящая наука. Дело это нетрудное, но необходимо как следует взяться" (4). В конце речи он возвратился к вопросу о картофеле, дав понять Сталину и всем присутствующим, что еще далеко не везде его идея встречает теплый прием:

"Хорошо, если бы в этом году хотя бы южные области, хотя бы одесские колхозы взялись за это дело по-настоящему, под руководством земельных органов. К сожалению, некоторые земельные работники областей и районов еще недооценивают во всей полноте это дело" (5).

Однако все эти слова, хотя они и были произнесены с воодушевлением, не несли в себе чего-то экстраординарного и вряд ли могли вызвать у Сталина какие-либо эмоции, что либо такое, что было бы выше снисходительного одобрения. А Лысенко уже знал ход, которым можно было покорить Сталина, вызвать у него жгучий интерес к своей персоне. Он надумал прилюдно обвинить тех, кто критиковал его, во вредительстве, в попытке отбросить его работу не потому, что она научно слабая и недоработанная, а потому, что критики-вредители были классовыми врагами таких вот крестьянских, колхозных ученых, каковым является он, академик из "народа":

"Товарищи, ведь вредители-кулаки встречаются не только в вашей колхозной жизни. Вы их по колхозам хорошо знаете. Но не менее они опасны, не менее закляты и для науки. Немало пришлось кровушки попортить в защите, во всяческих спорах с так называемыми "учеными" по поводу яровизации, в борьбе за ее создание, немало ударов пришлось выдержать в практике. Товарищи, разве не было и нет классовой борьбы на фронте яровизации?

... Было такое дело... вместо того, чтобы помогать колхозникам, делали вредительское дело. И в ученом мире, и не в ученом мире, а классовый враг -- всегда враг, ученый он или нет.

Вот, товарищи, так мы выходили с этим делом. Колхозный строй вытянул это дело. На основе единственно научной методологии, единственно научного руководства, которому нас ежедневно учит товарищ Сталин, это дело вытянуто и вытягивается колхозами" (6).

Этот политический донос на своих коллег вызвал бурю восторга: зал разразился аплодисментами... Всё остальное было встречено по инерции восторженно, но кульминация речи содержалась в этих словах, хотя и в конечной части её было кое-что интересное, например, предложение передать селекцию из рук ученых -- с их опостылевшей генетикой -- в руки простых колхозников:

"Многие ученые говорили, что колхозники не втянуты в работу по генетике и селекции, потому что это очень сложное дело, для этого необходимо окончить институт. Но это не так. Вопросы селекции и генетики... ставятся теперь по-иному. Сейчас, как хлеб, как вода для жаждущего, необходимо вмешательство в работу селекции и генетики масс колхозников. Колхозная инициатива в этом деле необходима, без этого у нас будут только ученые специалисты-селекционеры, кустари-одиночки" (7).

И чтобы завершить эту тему, он добавляет:

"Колхозники, а таких колхозников к нашей гордости у нас довольно много, -- дают народному хозяйству больше, чем некоторые профессора" (8).

С газетной фотографии, запечатлевшей Трофима Лысенко во время выступления с кремлевской трибуны в присутствии Сталина, глядят горящие глаза фанатика. Он подался вперед, наклонив сухое лицо с выступающими скулами, прилизанные волосы сползли на лоб.

Я много раз слышал Лысенко в 50-е годы, когда речь его, возможно, не была столь горячей, как раньше, но и тогда он производил завораживающее действие на аудиторию. Он обладал даром кликушества, испускал какие-то флюиды, заставлявшие слушателей забыть всё на свете и воспринимать как откровение любой вздор, изливавшийся из его уст.

Люди, подобные Гитлеру и Лысенко, владеют магическими чарами. Они умеют повести за собой толпу, воздействовать на её стадные чувства и замутить мозги даже искушенным специалистам и трезво мыслящим индивидуумам, способным в нормальных условиях без труда оценить суть истеричных призывов и обещаний. Многие из тех, кто в исступлении аплодируют лжепророкам, спустя какое-то время прозревают и начинают себя спрашивать: что же со мной тогда случилось, какому колдовству я поддался?

Вряд ли, однако, на холодного и трезвого политика Сталина могли повлиять лысенковские флюиды. Сталин сам умел играть настроениями толпы и был способен легко раскусить этого лжеца. Скорее, он обратил взор на другое: ему понадобился этот человек с его "харизматическими" качествами, и всё, что он говорил, вполне его устраивало, соответствовало собственным устремлениям.

Прирожденный оратор Лысенко затем решил набросить на себя флёр смиренности и скромности. Хотя и говорят, что показное самоуничижение паче гордости, но Лысенко и здесь рассчитал всё отлично, он знал перед кем надо поставить себя "на место":

"Я уверен, что я чрезвычайно плохо изложил затронутые мною вопросы по генетике и селекции. Я не оратор. Если Демьян Бедный1 сказал, что он не оратор, а писатель, то я не оратор и не писатель, я только яровизатор, и поэтому не сумел вам это дело просто объяснить" (9).

Так немногими мазками он нарисовал картину, любезную взору вождя. Расчет оказался верным -- Сталину его речь нравилась всё больше. В конце концов он возбудился настолько, что вскочил с места и закричал в зал, потрясая воздух своими ладошками: "Браво, товарищ Лысенко, браво!" Публика наградила скромнягу Лысенко -- зал сотрясли бурные аплодисменты.

15 февраля 1935 года "Правда", а затем и другие газеты напечатали эту речь, опубликовали портрет Лысенко и привели знаменательные слова Сталина.

И в тексте, напечатанном в "Правде", и в большинстве последующих воспроизведений этой речи не приводились слова, сказанные Лысенко после реплики Сталина. А слова эти были также существенными, так как Лысенко говорил, и вполне определенно, о корнях, взрастивших его. Вот лишь один отрывок из заключительной части речи Лысенко (полностью текст приведен в прим. /10/):

"В нашем Советском Союзе, товарищи, люди не родятся, родятся организмы, а люди у нас делаются -- трактористы, мотористы, механики, академики, ученые и так далее. И вот один из таких сделанных людей, а не рожденных, я -- я не родился человеком, я сделался человеком. И чувствовать себя, товарищи, в такой обстановке -- больше, чем быть счастливым" (11).

Разнесенное газетами по всей стране сообщение о личной похвале Сталина имело огромное значение. Лысенко сразу поднялся над всеми учеными. Сталинское одобрение значило в тех условиях больше, чем мнение сразу всех академиков вместе взятых.

Исай Презент -- правая рука Лысенко

В 1934 году среди ближайших приближенных Лысенко появился новый сотрудник, сразу затмивший своей персоной всех других соратников украинского академика, -- Исай Презент (по документам он числился Исааком, но со времен жизни в Ленинграде к нему прилипло Исай, да так и осталось).

Исаак Израилевич Презент родился в 1902 году, закончил в 1926 году трехгодичный факультет общественных наук Ленинградского университета имени Бубнова (12). По некоторым сведениям до поступления в Университет Презент побывал в Германии (1923?), а до этого посетил Иран. Под псевдонимом Даров он якобы опубликовал книгу об одном из сектантских религиозных течений, возникших в странах Ближнего Востока в XIX веке -- бехаизме (названо по имени его основоположника Мирзы Хуссейна Али Бехауллы). Согласно бехаизму, наука, в частности, должна объединиться с религией (13).

После окончания университета Презент был замечен Вавиловым и принят в ВИР. Но уже через год Презент оттуда уходит (14), унося неприязнь к Вавилову, сохранявшуюся им всю жизнь. Презент получает место в Ленинградском педагогическом институте имени Герцена как специалист в области диалектического материализма. В 1930 г. он упоминается в числе руководителей Ленинградского отделения Коммунистической академии (15), в том же году становится председателем Ленинградского общества биологов-материалистов. В 1931 году он возглавил кафедру со странным названием "Кафедра диалектики природы и эволюционного учения" Ленинградского университета, оставаясь одновременно доцентом пединститута и научным сотрудником 1-го разряда Института философии Ленинградского отделения Комакадемии (16). Перу Презента к этому времени принадлежало несколько печатных работ (17).

Он мог бы спокойно работать в Ленинграде и дальше, но отношения с коллегами у него постоянно ухудшались из-за несносного характера и всегдашнего стремления кого-то разоблачать и клеймить. Презент приложил руку к погрому в ботанике в начале 30-х годов, он был главным лицом в кампании против специалистов в области охраны природы (18), что привело к аресту одного из основателей биоценологии в СССР В.В.Станчинского2, он же оклеветал совершенно неповинного человека, пользовавшегося заслуженным уважением у коллег, видного ученого и педагога Б.Е.Райкова, заявив в докладе перед работниками просвещения Ленинграда:

"Возможно, что сидящие здесь товарищи не отдали себе отчета, что значит классовый враг. Но если перед каждым встанет с остротой вопрос, что Райков является не чем иным, как агентом той самой буржуазии...что Райков является одним из фунтиков, которые на весах буржуазии лежат и хотят создать победу буржуазии, если представить себе, что этот враг хочет уничтожить все достояния, все завоевания, которые пролетариат сделал своей кровью, тогда такой Райков ничего иного в каждом честном товарище, который слился с Советами рабочих, вызвать не может, кроме омерзения, брезгливости и ненависти" (20).

Райков был арестован, судим и выслан на Север, откуда он смог вернуться только в 1945 году, после чего был избран действительным членом академии педагогических наук.

До объединения с Лысенко Презент выставлял себя на роль непримиримого борца за диалектический материализм, за дарвинизм, даже за правильно понимаемую генетику. Например, в 1932 году он похвально высказался о работах молодого генетика Дубинина, попавшего в фокус внимания советской прессы. Под руководством Серебровского Дубинин совместно с другими сотрудниками лаборатории выполнил в 1929-1932 годах серию интересных работ по дробимости гена (21), эти исследования заинтересовали ученых как в СССР, так и за рубежом, и Презент решил нажить капиталец на популяризации достижений входившего в моду генетика.

В том же 1932 году он писал в брошюре о методике преподавания в советской школе:

"Нужно давать основы наук наших [курсив Презента -- В.С.], повернутых к социалистическому строительству. Например не просто говорить о мутациях и законах наследственности, а изучая эти законы, уяснить как они служат или должны служить нашему строительству" (22) [сохранена пунктуация оригинала -- В.С.].

В другой статье, написанной ранее, но опубликованной в 1935 году (23), он назвал Вейсмана, Менделя и Моргана гениями науки.

Неприятные черты характера Презента приводили ко множеству конфликтов, а после ареста Райкова его одновременно стали и бояться и презирать все окружающие, и, понимая, что это не может кончиться добром, Презент начал искать новое место работы. Он решил примкнуть к восходящей звезде советской науки -- Лысенко.

Близкий одно время к Лысенко Н.В.Турбин рассказывал мне вскоре после смерти Презента (умер 15 сентября 1969 года), что первое знакомство Лысенко с Презентом состоялось в 1929 году во время выступления Лысенко на 1-ом Всесоюзном съезде генетиков и селекционеров в Ленинграде. Презент будто бы присутствовал при этом и указал докладчику на то, что неплохо было бы связать идею яровизации с дарвинизмом. Какую связь усмотрел между ними будущий "диалектик природы и эволюционного учения" Презент -- сказать трудно, но поразительно другое: как ни был скуден уровень познаний "стихийного диалектика" Лысенко, но все-таки имя Дарвина он не мог не слышать. Однако оказалось, что не слышал, не знал, о ком Презент ведет речь, и после заседания принялся выспрашивать у Презента, с кем из ученых, с каким-таким Дарвином ему надо поговорить, и где его можно встретить! В 1935 году во время второго выступления перед Сталиным (об этом выступлении речь впереди) Лысенко не постеснялся признать, что до недавнего времени не знал работ Дарвина и что учителем его в данном вопросе был Презент. О столь существенных пробелах в своем образовании Лысенко повинился публично перед Сталиным, видимо, понимая, что Сталин не начнет о нем дурно думать, поскольку и он тоже -- недоучившийся семинарист:

"Я часто читаю Дарвина, Тимирязева, Мичурина. В этом помог мне сотрудник нашей лаборатории И.И.Презент. Он показал мне, что истоки той работы, которую я делаю, исходные корни ее дал еще Дарвин. А я, товарищи, должен тут прямо признаться перед Иосифом Виссарионовичем, что, к моему стыду, Дарвина по настоящему не изучал.

Я окончил советскую школу [?? - В.С.], Иосиф Виссарионович, и я не изучал Дарвина" (24).

После того, как летом 1933 года Презент съездил с Лысенко в Асканию-Нова, связь между ними была восстановлена (25), и Презент мгновенно и круто поменял полярность высказываний, начав характеризовать работы генетиков, отрицательно. В 1956 году Дубинин напомнил Презенту о его "шатаниях", на что Презент в свойственной ему манере возразил:

"Но с 1932 года прошло почти двадцать пять лет и за это время я, Николай Петрович, кое-чему научился и хоть немного поумнел, чего, к сожалению, "кое о ком" сказать никак нельзя" (26).

Задумав пойти в компаньоны к Лысенко, Презент стал тут же безудержно превозносить Лысенко в своих выступлениях, упоминая к месту и не к месту о его "выдающихся достижениях" (27). Характерно, что в одном из докладов этой поры Презент показал, что его взгляды совпадают с лысенковскими и еще в одном вопросе: он высказался против применения математики и против статистико-вероятностных подходов к оценке биологических закономерностей.

Маленького роста, юркий, даже вертлявый, то размахивающий руками, то пускающийся в пляс, загоравшийся при виде любой смазливой девчонки, ежеминутно готовый к тому, чтобы что-то с жаром опровергать или, напротив, с не меньшим жаром отстаивать, Презент как нельзя лучше подошел к такому же, как и их шеф, серенькому, простецкому окружению.

Презент принял последний раз экзамены у студентов в Ленинградском университете в весеннюю сессию 1934 года (в числе сдававших экзамены был Даниил Владимирович Лебедев, который в будущем станет одним из наиболее стойких борцов с лысенкоизмом /28/). Летом Презент кочевал между Ленинградом и Одессой (в это время в Ленинграде выходили еще некоторые его печатные работы /28а/), а с осени он окончательно перебрался с берегов Невы на берег Черного моря. Переехав в Одессу, Презент присвоил себе титул профессора, хотя всего за несколько месяцев до этого все знали его всего лишь как самочинного доцента.

Для Лысенко союз с Презентом также был полезен, ибо, несмотря на свою поверхностность, Исай Израилевич был (или казался) ему кладезем знаний в самых различных областях, в которых он сам был профаном. Ну и, конечно, Лысенко, хоть и испытывал влечение к полемике, но уступал Презенту в умении хлестко жонглировать цитатами из самых разных областей -- от высказываний классиков марксизма-ленинизма до выдержек из книг Священного Писания. Презент привнес в лысенковский обиход яркость, броскость, брыляние цитатами вождей, откровенное политиканство, подаваемое под соусом бескомпромиссной (а, по сути -- бесшабашной) заботы о чистоте знамен, -- качества, которых в этой компании не хватало и которые были так нужны для процветания в советском обществе в те годы.

И в работах советских биологов и у многих западных специалистов можно прочесть, что именно Презент снабдил Лысенко марксистской фразеологией, перевел его будто бы чисто агрономические разговоры в плоскость идеологической борьбы (29). Надеюсь, что всё написанное в предыдущих главах освобождает меня от необходимости опровергать эту точку зрения: Лысенко сам был не промах и умел идти напролом, применять идеологическую "дубину" в научной полемике. Но нельзя не признать, что Презент действительно придал публицистическо-идеологической стороне деятельности Лысенко дьявольский блеск.

Он же сделал еще одно важнейшее для Лысенко дело. Претендующий на то, что он основатель самостоятельного учения, Лысенко как-то не очень умело формировал и багаж и антураж "учения". Он не смог найти соответствующую яркую оболочку для "учения", не сумел, как следует, сформулировать тезис о том, что же это за учение. А ловкий Презент преуспел здесь лучшим образом. Он уже знал, что может быть марксистско-ленинская философия, дарвиновская биология, сталинское учение о нарастании классовой борьбы по мере расцвета социализма. В словосочетании "лысенковская биология" было что-то чрезмерное, может быть, даже опасное. Надлежало подыскать иное знамя, с иным девизом, и Презент, который хвастался знакомством с Мичуриным (у него была даже фотография, на которой он был запечатлен вдвоем с Мичуриным), придумал: эклектической мешанине лысенковских псевдоноваторств было присвоено имя Мичурина. Появился гибрид "мичуринская биология", в которой от Мичурина ничего не было, но зато новое словосочетание звучало (особенно, памятуя о том, что с Мичуриным переписывался сам Иосиф Виссарионович!) вполне призывно, солидно и ново.

Иван Владимирович Мичурин (18-551935) -- потомственный дворянин, родился в семье помещика Рязанской губернии. С 1877 года он начал заниматься садоводством, вывел много сортов плодовых и ягодных культур, приобретя этим широкую популярность в России и даже за рубежом. Он же усовершенствовал ряд технических приемов скрещивания, включая и вегетативные прививки. Однако, сорта его оказались неспособными конкурировать с другими сортами и были с годами практически полностью вытеснены из садов.

Не получив образования (за дерзость он был выгнан из гимназии), Мичурин был вынужден добывать знания методом самообразования, что не могло не сказаться на формировании самобытного, но путаного и примитивного воззрения на суть законов биологии. Никогда никаким генетиком, тем более величайшим, он не был, да и не претендовал на эту роль. Более того, в своих статьях и заметках он неоднократно обращал внимание будущих последователей на необходимость перепроверки его выводов.

Мичурин страдал тягой к резонерству, всю жизнь любил посылать статьи и письма о садоводстве в различные издания, вступая в споры по всевозможным поводам с авторитетными учеными. Большинство умозрительных постулатов Мичурина не имело под собой надежной научной основы и было отброшено с годами как неверное.

Не чурался Мичурин и общественной деятельности, был председателем Козловского отделения "Союза Михаила Архангела", а перед революцией направил телеграмму Царскому Правительству с призывом к дворянству сплотиться вокруг трона против надвигающейся революции (30).

После прихода большевиков к власти Мичурин быстро перекрасился, приветствовал Советы, завязал дружеские контакты с Н.И.Вавиловым, и по его протекции стал известен высшим руководителям страны. Ленин обращался к руководителям Тамбовской губернии с указанием улучшить материальное положение Мичурина. В 1922 и 1930 годах Мичурина посетил Председатель ВЦИК М.И.Калинин, Сталин послал Мичурину телеграмму. При жизни Мичурина город Козлов, где находился питомник плодовода, был переименован в город Мичуринск.

Имя Мичурина всячески восхвалялось советскими средствами информации, еще при жизни его был снят кинофильм "Юг в Тамбове", в котором Мичурин представал в виде советского Бербанка, его наградили орденами Ленина и Трудового Красного знамени. Популярность простого любителя, якобы добившегося никогда ранее не виданных успехов, была огромной. Лысенко и Презент решили сразу после смерти Мичурина использовать его имя как собирательное для их псевдо-теоретических рассуждений. Они подняли на щит примитивные высказывания Мичурина и, ловко проведя отбор нужных им цитат из противоречивых писаний козловского садовода, представили его закоренелым противником Менделя и других генетиков. На деле Мичурин вначале выступал против "пресловутых гороховых законов Менделя" [выражение Мичурина], но затем понял роль работ Менделя и писал о нем диаметрально противоположные фразы, о чем, конечно, лысенкоисты помалкивали. В 1933 году в газетах появился термин "мичуринцы", но первоначально им пользовались только в отношении садоводов-любителей (см., например, статью, призывавшую любителей обратить внимание на растущее в Аджарии дерево аноны или азилины /31/).

Зажили Лысенко с Презентом душа в душу, испытывая взаимную радость от совместного "трепа" и от обилия дел. Презент стал с 1935 года соредактором журнала "Яровизация", заменившего "Бюллетень яровизации". Лишь одна крупяная неприятность поджидала его в 1937 году. Приехавший тогда в Одессу для консультации с Лысенко ботаник П.А.Баранов (в будущем член-корреспондент АН СССР и директор Ботанического института АН СССР имени Комарова) застал хозяина в смятении чувств. Трофим Денисович зазвал Баранова к себе домой, они крепко выпили, и тут хозяин начал реветь, размазывая пьяные слезы по физиономии и причитая: "Что-о-о же-е мне бедному-у делать! Исайку-то мо-о-во заарестовали! Исайку надо-о-о выручать! Что я без него-о делать бу-у-ду-у!" (32). Выручить Исайку удалось -- криминал был не очень по тем временам страшный: его взяли за соблазнение несовершеннолетней, и дело как-то полюбовно уладили, Трофим Денисович помог.

"Брак по любви"

В момент, когда Презент переехал в Одессу, Лысенко одолевала новая задумка. Размышляя дальше над свойствами растений, он решил, что все существующие сорта год от года портятся, и что можно остановить порчу, если их переопылить. Тогда, дескать, и урожайность всех культур в стране сразу поднимется. Это уже был удар не по одной какой-то культуре, а сразу по всему растениеводству.

Раньше я уже упоминал, что размножение сортов -- в соответствии с канонами генетики и многовековой практикой - специалисты вели так, что бы не допустить путаницы, случайного опыления цветков одного сорта пыльцой другого сорта. Для этого в семеноводческих хозяйствах, выращивавших сортовое зерно, растения каждого сорта высевали вдали от других, нередко даже одно хозяйство специализировалось лишь на одном сорте. Лысенко заявил, что эта хлопотная и кропотливая деятельность никому не нужна и даже вредна, используемые методы -- неправильны, и что надо, напротив, специально переопылять сорта, чтобы повысить их урожайность.

Доводов в пользу такого утверждения у него не было никаких, но рецепт будущего улучшения выдавался в форме истины, не нуждающейся в подтверждении. Перекрестноопыляющиеся растения, в отношении которых в соответствии с правилами науки следовало проявлять особую предосторожность и оберегать от заноса чужой пыльцы при цветении, Лысенко предлагал подвергать такой процедуре: двое рабочих, взявшись за длинную бечевку, должны волочить её по цветущим растениям, чтобы вызвать массовое переопыление. У строгих самоопылителей он предлагал срывать колосковые и цветковые чешуи, закрывающие цветки, а затем кисточкой переносить пыльцу с цветка на цветок. При таких вивисекциях, конечно, занос чужеродной пыльцы был неминуемым. Формулируя новую идею о пользе переопыления, Лысенко уже твердо стоял на той точке зрения, что все возражения, неизбежно вытекающие из закономерностей генетики, должны быть объявлены ложными. Если раньше он отрицал отдельные положения генетики, то теперь поставил крест на всей науке генетике как таковой.

Естественно, на этот раз он не только не нашел сочувствия в среде биологов, но вызвал всеобщее возмущение. Впервые высказался против его завиральной идеи Вавилов. На совещании в Наркомземе в конце 1934 года, в том же году на заседании Союзсеменоводобъединения, весной 1935 года на заседании Президиума ВАСХНИЛ Вавилов критиковал идею Лысенко, хотя делал это вполне деликатно и в рамках чисто научной дискуссии.

В скором времени у Вавилова начались крупные и им непредвиденные неприятности. Особенно трагичным для его судьбы стало то, что прежде благожелательное отношение к нему Сталина сменилось неприязнью. Известно, что Сталин относился к Вавилову в течение ряда лет миролюбиво. Конечно, без его одобрения Вавилов не был бы введен в высшие государственные органы.

Но, как писала бывшая одно время сотрудницей Вавилова А.И.Ревенкова, выпустившая после его посмертной реабилитации книгу "Николай Иванович Вавилов", именно в 1935 году состоялась встреча Сталина и Вавилова, во время которой они будто бы разошлись во взглядах:

"Вавилова вызвал Сталин в...1935 году, приглашая Вавилова приехать к нему ночью. Вавилов ответил, что в это время он спит, а днем в любое время может к Сталину явиться3. На другой день Сталин принял Вавилова... Разногласия у них обнаружились по поводу роли ВИР'а ... И они расстались, сказав друг другу, что их "дороги разошлись". Вскоре Н.И.Вавилов был снят с поста президента ВАСХНИЛ, выведен из членов ВЦИК" (33).

Сегодня мы знаем, что это объяснение Ревенковой неверно. В 1935 году органы госбезопасности направили Сталину информацию о вредительской деятельности Вавилова (см. прим. /70/ к главе V). Сталин внимательно прочел донесение и со своими замечаниями на полях разослал его членам Политбюро. Вавилов был освобожден от должности Президента ВАСХНИЛ Постановлением Совнаркома 4 июня 1935 года (34). Вместо него Президентом был назначен старый партиец А.И.Муралов, а Вавилов был оставлен вице-президентом ВАСХНИЛ вместе с Г.К.Мейстером и М.М.Завадовским. Таким образом личные споры между Вавиловым и Лысенко (даже если они были) могли не иметь значения: клин между Сталиным и Вавиловым скорее всего вбили именно чекисты.

Муралов приступил к исполнению обязанностей Президента ВАСХНИЛ 21 июня 1935 года (35), а 25 июня в Одессе собрались ведущие ученые страны -- специалисты в области зерновых культур, чтобы разобраться со всеми предложениями Лысенко.

Понимая, что обстановка в ВАСХНИЛ быстро меняется и зная многое из того, что нам неизвестно и о чем мы можем только догадываться, Лысенко вел себя на выездной сессии как увенчанный лаврами победитель. Скорее всего он знал, что уже подготовлены и согласованы в верхах документы о назначении академиков ВАСХНИЛ (именно назначении, а не избрании) постановлением СНК и что в числе кандидатур есть и его фамилия. Действительно, 4 июля 1935 года Лысенко становится действительным членом (академиком) уже не республиканской, а общесоюзной академии -- ВАСХНИЛ.

В соответствии с этими перемещениями и назначениями Лысенко, делавший центральный доклад на сессии (содокладчиками выступили сотрудники Лысенко -- Л.П.Максимчук, М.Д.Ольшанский и директор Полярной станции ВИР, также теперь получивший титул академика ВАСХНИЛ, И.Г.Эйхфельд), держался вызывающе. Он рассказал о яровизации, летних посадках картофеля, "отмене им" теоретических основ селекции и семеноводства и главный пафос приберег для рассказа о принудительном переопылении сортов. Он с большим воодушевлением говорил о примитивной операции сбора кисточкой пыльцы с одних цветков и переносе ее на другие цветки и объяснял своим образованным коллегам чудовищные по наивности вещи:

"А дальше рыльце [цветка -- В.С.] пусть берет какую хочет гамету [т.е. пыльцевую клетку -- В.С.]. Проделав это, мы можем спокойно уйти с поля. Мы свое дело сделали. Мы предоставили возможность яйцеклетке выбрать того, кого она хочет. Тов. Презент довольно удачно назвал такое опыление "браком по любви". А самоопыление -- это вынужденный брак, брак не по любви. Как бы ни хотела данная яйцеклетка "выйти замуж" за того "парня", который растет от нее за три вершка, она этого сделать не сможет, потому что пленка закрыта и не пускает чужой пыльцы" (36).

Примитивно антропоморфные рассуждения Лысенко о желании яйцеклеток выходить "замуж" за "того парня" грозили окончательно развалить семеноводство и погубить даже те сорта, которые уцелели от коллективизации. Поэтому против "брака по любви" высказались многие присутствовавшие специалисты, включая и Вавилова. Было указано на непонимание Трофимом Денисовичем элементарных терминов: например, чистосортным материал после переопыления уже нельзя было назвать ни в каком случае, слово "элита" в приложении к нечистому материалу звучало как насмешка и т. д. Вавилов и другие ученые напомнили Лысенко, что имеется масса сортов, которые не выродились за сто лет самоопыления, следовательно, тезис о "вырождении" надуман.

В резолюции, принятой после окончания сессии, было отмечено "прежде всего исключительное теоретическое и практическое значение работ, ведущихся под руководством тов. Лысенко по вопросам, связанным с учением о стадийном развитии" (37), но все другие гипотезы Лысенко, вошедшие в противоречие с современной наукой (за исключением почему-то летних посадок картофеля, которые, по-видимому, нравились, как и прежде, Вавилову), подверглись сомнению (38). В отношении их резолюция гласила: "Считать целесообразным проведение дискуссии по вышеуказанным вопросам" (39).

Однако Лысенко и его сторонникам, наверное, было даже трудно понять, отчего на него опять ополчились ученые, почему его идеи вызвали их столь дружное отрицание. Он видел только одно объяснение такого поведения: сами вовремя не догадались, привыкли думать, как в книжках пишут, вот теперь и обозлились вместо того, чтобы сразу за дело сообща взяться.

Своих же хлопцев, одесских ребят, идея захватила. Каждый был готов внести вклад в ее воплощение на практике. Руководить внедрением переопыления в колхозах и совхозах Лысенко поручил А.Д.Родионову -- человеку без всякого образования, но, как считал он, преданного ему, которого он возвышал всеми силами (сам Родионов писал в анкетах, что у него "незаконченное среднее самообразование"). В том же году в статье в газете "Соцземледелие" Лысенко, называя свой метод по-крестьянски "обновлением крови сортов самоопылителей", писал:

"Лучших специалистов Института селекции и генетики я расставил для руководства важнейшими мероприятиями на этом фронте... Центральный и актуальный вопрос борьбы за повышение качества семян... поручается лучшему специалисту по организации массовых опытов в колхозах по яровизации -- А.Д.Родионову" (40).

Эти слова были написаны, видимо, не только для того, чтобы посильнее обидеть дипломированных "спецов", всяких там мудрено рассуждающих академиков. Малообразованный, но с большими амбициями и отсутствием критического начала по отношению к самому себе, он верил в свою непогрешимость, потому и брался так легко выдвигать и новые положения и новых людей, вроде Родионова, и был уверен в своей правоте. Поэтому он именовал все свои предложения не иначе как ТЕОРЕТИЧЕСКИМИ, так как считал, что теория -- это всё то, что сложилось в голове, но еще не прошло проверку практикой. После проверки уже станет УЧЕНИЕМ. Рамки законов науки его не ограничивали, полет фантазии был безбрежным, ибо фантазии были беспочвенными.

И, конечно, его вдохновляло то, что любую его "идею" легко понимали (и тут же принимали!) неспециалисты как на низах, так и на верхах. Действительно, говорит ученый человек, что имеющиеся сорта вырождаются, что раньше всё лучше было -- и сорта были лучше, а теперь вот испортились. Почему? Да потому, что они самоопылились. Какой же выход? Надо устранить самоопыление, устроить "брак по любви", а для этого снять все покровы, мешавшие вливанию новой "крови" в застоявшиеся от времени наследственные резервуары самоопылителей. Чем не идея? Чем не выход? И ведь кто предлагает -- академик. Притом не простой академик, а -- колхозный!

В те годы, когда наука стала управляться не учеными, а проверенными вожаками, когда и формулировка её задач, и финансирование, и оценка деятельности сосредоточились в руках не-ученых, такой легкомысленный, по сути оскорбляющий науку подход только и стал возможным. Поэтому Лысенко, не встретив понимания у ученых, даже не подумал сдавать позиции и воспринимать минимально критику специалистов. 4 июля постановлением СНК он сам был включен в состав академиков ВАСХНИЛ, ТО ЕСТЬ БЫЛ УРАВНЕН В ПРАВАХ со всеми этими критиками. А раз права равные -- то и стесняться нечего. Раз не принимают хорошие идеи заскорузлые старорежимные "спецы", поступим иначе: известим инстанции более высокие и важные. И об осмеянном ими выведении сразу четырех сортов за два с половиной года, и об отвергнутой теории обновления сортов сообщим. Так и появилась на свет уже упоминавшаяся телеграмма (см. прим. /60/ к гл. IV), посланная 25 июля этого же года в ЦК партии и в Наркомат земледелия (а в ВАСХНИЛ -- копия, только копия, дескать, известим вас, дорогие академики, как же иначе, но в копии -- знайте свое место!).

Вступив на стезю борьбы с учеными, Лысенко уже не собирался с нее сходить. В телеграмме "обновление семян" подавалось как открытие безусловное, неоспоримое и несущее великую пользу народу:

"На основе этих работ по выведению сортов встал вопрос о пересмотре научных основ семенного дела... Мы пришли к выводу, что длительное самоопыление приводит к вырождению многих сортов полевых культур. Разрабатываем методику устранения вредного влияния длительного самоопыления путем выращивания элиты из семян, полученных искусственным перекрестом внутри сорта. Вырожденные сорта этим путем должны стать биологически обновленными.

По примеру разработки и внедрения агроприема яровизации и в работу по обновлению семян включаем совхозный и колхозный актив (хаты-лаборатории). Обещаем за период с 20 июля 1935 г. по 20 июля 1936 г. дать данные практической эффективности мероприятия обновления семян. Одновременно с этим проведем все подготовительные работы для быстрого внедрения и использования этого мероприятия в совхозной и колхозной практике" (41).

Несогласные биологи уже не могли с ним совладать, их доводы потеряли всякий смысл: теперь Лысенко мог спокойно любую критику квалифицировать однозначно -- мешают, вредят, палки в колеса вставляют. Уже в июльском номере журнала "Яровизация" за 1936 год все скептики могли прочитать:

"Заявление акад. Лысенко (о необходимости внутрисортового скрещивания) было встречено бурей возражений со стороны ряда научных работников.

На эти необоснованные возражения колхозники в 1936 году ответили делом. Около двух тысяч колхозов 12 областей и краев Украины и РСФСР энергично взялись за работу... Всего в 2000 колхозов кастрировано и перекрестно опылено примерно восемь миллионов растений..., все селекционные станции мира за полсотни лет своего существования не скрещивали столько растений самоопылителей, сколько сделали две тысячи колхозов в один год" (42).

Правда, сопоставление "со всеми селекционными станциями мира" было лишено всякого смысла: нигде в мире никто таким делом не занимался и заниматься не намеревался, но своим заявлением лысенкоисты показывали, что они готовы выставить себя героями и во всемирном масштабе!

Октябрьская сессия ВАСХНИЛ 1935 года

Став академиком ВАСХНИЛ, Лысенко еще более воспарил духом, еще активнее взялся за раздувание шума вокруг своего имени. Предшествовавший ему мир науки, отношения между учеными, мораль -- все эти старомодные понятия виделись неправильными и подлежащими разрушению. Червь отрицания проедал ему душу, а нашедшиеся во множестве корреспонденты газет, партийные функционеры, второстепенные (и не только одни второстепенные!) ученые разжигали амбиции "колхозного академика". Они публиковали одну за другой хвалебные статьи, корреспонденции, очерки, фотографии любимого героя коммунистов. 26 марта 1935 года газета "Социалистическое земледелие" напечатала его статью "Яровизация картофеля на юге" (43). 8 апреля того же года заметку о другом его детище -- яровизации пшениц, в которой он писал:

"Важной задачей является сейчас повсеместный тщательный учет результатов яровизации еще на корню4 ...чтобы завоевать этим примером в будущем году десятки миллионов пудов дополнительного урожая зерна" (44).

8 мая эта же газета расхваливала еще раз летние посадки картофеля (45), за-являя, что проблему картофеля "одним ударом... блестяще разрешил академик Т.Д.Лысенко".

После смены Президента ВАСХНИЛ в академии решили изменить характер годичных сессий: делать их, во-первых, чаще и, во-вторых, предпринимать широкое общественное обсуждение проблем, поднимаемых на сессиях, открыть "всенародную трибуну передового опыта". Первым примером такого рода должна была стать октябрьская сессия ВАСХНИЛ 1935 года.

Так получилось, что эта подготовка совпала с решением Сталина показать, что дело с продовольствием в СССР, наконец-то (после уже 7-летнего периода, прошедшего со времени поголовной коллективизации), поправляется. 2 октября 1935 года все газеты страны сообщили, что с 1 октября в СССР отменены карточки на продовольственные товары (46), введенные сразу после коллективизации. Чтобы одновременно люди знали, что не везде в мире дела с продуктами питания обстоят так хорошо, как в СССР, в течение почти 10 дней "Правда" публиковала не заметки, а большие статьи о продовольственных затруднениях в фашистской Германии (47).

Задолго до сессии, которая должна была открыться в конце месяца, в газетах стали печатать статьи ученых и практиков. Центральными на самом деле проблемами были такие, как организация селекционной работы с растениями и животными, улучшение семеноводства, агротехника основных культур. Статьи по этим вопросам появились (48), они принадлежали перу крупных ученых (Лисицына, Константинова, Тулайкова) и написаны были строго, к излишней сенсационности авторы не прибегали. Но так получилось, что за наиболее животрепещущие были выданы отнюдь не эти проблемы. Искусственно раздутыми оказались два вопроса: ошибки А.С.Серебровского, предложившего кардинально перестроить селекцию животных на базе постулатов евгеники, и революционная роль антигенетических предложений Лысенко.

Призывы Серебровского были крайне радикальными, его статьи, публиковавшиеся в течение года, были написаны прекрасным языком, пестрели терминами (бХльшая часть из них в науке не прижилась). Автор, став главным специалистом в ВАСХНИЛ, отвечавшим за внедрение генетики и особенно евгеники в практику животноводства, взялся за дело решительно. Однако, будучи чистым теоретиком, не зная множества тонкостей изощренной многовековой зоотехнической практики, Серебровский своими предложениями (многие из которых, надо признать, были сформулированы чересчур безапелляционно и потому выглядели вызывающе для знатоков животноводческого дела) стимулировал критиков к достаточно резким высказываниям (49).

Что касается Лысенко, то шум вокруг его имени стоял и до начала сессии и во время нее. В "Соцземледелии" было опубликовано две статьи самого Лысенко (50), развязные статьи его трубадуров -- М.Дунина (в будущем академика ВАСХНИЛ) (51) и А.Савченко-Бельского (52), а 22 октября Нарком земледелия Украины Л.Л.Паперный восхвалял Лысенко в газете "Правда":

"Многие хаты-лаборатории ведут большую работу по изучению новых методов в селекции, разработанных академиком Т.Д.Лысенко... Пользу... [хат]лабораторий... прекрасно понял Т.Д.Лысенко: именно он установил наиболее тесную связь с колхозными лабораториями" (53).

Через день, 24 октября, в газете "Социалистическое земледелие" группа сот-рудников Днепропетровского института зернового хозяйства во главе с Фаиной Михайловной Куперман (в будущем близкая к Лысенко сотрудница, профессор Московского государственного университета) сообщила о том, что "по предложению акад. Т.Д.Лысенко и проф. Презента были проведены опыты по действию ультракоротких звуковых колебаний на растения хлопчатника", и что "под действием необходимых, лучших дозировок ультракоротких волн могут происходить положительные изменения -- увеличение энергии прорастания, повышение урожайности, ускорение вегетационного периода" (54). Что понимали Лысенко и Презент в ультракоротких волнах, сказать нельзя, возможно, они знали о волнах, расходящихся по воде, но симптоматично, что "мудрые" предложения колхозного академика и примкнувшего к нему "профессора" блистательно оправдывались в соответствующих руках.

25 октября в "Правде" на 1-й странице была напечатана фотография "Знатный бригадир Грейговской МТС, Николаевского района Одесской области Григорий Дымов в гостях у академика Т.Д.Лысенко знакомится с новым сортом яровой пшеницы" (55). Никакого сорта яровой пшеницы Лысенко показывать не мог: его в природе не существовало. Но попробуй, поспорь с "Правдой", не только утверждающей, что сорт есть, но даже печатающей фотографии тех, кто этот сорт видел, да еще в руках самого академика.

На следующий день в той же "Правде" была напечатана передовица "Советская сельскохозяйственная наука", в которой говорилось:

"За последние несколько лет советская сельскохозяйственная наука достигла немалых успехов. Всему миру теперь известна теория стадийного развития. Ее создал и разработал молодой советский ученый Трофим Денисович Лысенко... Яровизация, как агротехнический прием, дает уже дополнительно полтора центнера зерна с гектара. Академик Лысенко решил и другую важную проблему: невырождающегося картофеля на юге" (56).

На 2-й странице этого номера "Правды" была опубликована вместе со статьями академиков Мейстера и Константинова статья Лысенко "Некоторые итоги яровизации", а на 3-й странице запись беседы с матерью товарища Сталина -- Екатериной Георгиевной Джугашвили, которая рассказала, как её сын на днях, после многолетнего отсутствия посетил родной город Гори и даже недолго побыл вместе со своим другом Лаврентием Берией в отчем доме. Да, это был далеко не рядовой номер "Правды".

В эти же дни в "Правде" была опубликована большая статья Вавилова "Пшеница в СССР и за границей" (57), а еще через три дня Серебровский писал:

"Селекция станет силой, изменяющей племенной состав нашего животноводства, лишь тогда, когда все селекционеры тесно свяжутся с колхозными массами. Академик Т.Д.Лысенко дал образец такой связи, и на его опыте мы должны учиться... Социалистическая система открывает широкие просторы для племенного улучшения скота" (58).

Имя Лысенко с уважением повторили многие из тех, у кого брали интервью перед самой сессией, -- Вавилов (59), Муралов (60), Мейстер (61), и многие из тех, кто выступал на сессии, хотя были ученые, которые обошлись без таких восхвалений (62) и среди них прежде всего Лисицын и Константинов.

Благодаря высказываниям восхвалителей формировалось общественное мнение на всех уровнях, раздувалась не по заслугам слава "колхозного ученого". Что же было возразить по поводу величия Лысенко, если самые известные в те годы специалисты -- растениевод Вавилов, генетик Серебровский, селекционер Мейстер - прославляли его?!

В результате действительно серьезные проблемы оказались отодвинутыми на задний план (в частности, академик Сапегин коснулся проблемы исключительной важности, лишь сегодня осознанной как центральной в селекции, -- выведения сортов так называемого "интенсивного типа", но его заметочка, написанная скромно, потонула в ворохе иных статей /63/). Вот и получилось, что еще до всякого обсуждения на сессии проблем генетики, эта наука оказалась посрамленной, чему немало способствовало заявление нового Президента ВАСХНИЛ Муралова, сказавшего при открытии сессии, что "учение Лысенко о стадийности растений" уже сыграло огромную роль, а вот генетика мало чем помогла селекционерам:

"Генетика не дала никаких указаний относительно подбора родительских пар для скрещиваний... Некоторые генетики еще не освободились до конца от пут предрассудков и традиций буржуазной науки" (64).

Такие слова вызвали у одного из академиков -- Н.К.Кольцова -- возражения, поэтому Муралов в последний день сессии снова вернулся к данному вопросу и попытался сгладить неблагоприятное впечатление, но снова получилось неуклюже, слишком решительно:

"...Я хочу, чтобы генетика, как наука, пошла на службу социалистическому земледелию уже сейчас, немедленно. Поэтому я стою за такую линию в науке, которая ведет к сближению генетики с селекцией" (65).

Впрочем нельзя было требовать от профессионального революционера Муралова, далекого от науки, чтобы он трезво оценивал возможность "немедленного... сближения генетики с селекцией". Такое сближение осуществлялось каждодневно, только результатов немедленных ждать было нельзя, и Муралову можно было простить это непонимание. Наверно, он и не стремился ни к чему плохому, но получилось так, что его требование формально совпало с лысенковской фразеологией, и этим очень поддержало мнение о полезности идей Лысенко.

Возможно также не стремился к чрезмерному возвеличиванию Лысенко и Вавилов, но повторявшиеся в каждой из его статей, в каждом из выступлений хвалебные фразы (см., напр., примечания /91/, /92/ и /93/ к главе III, примечание /57/ к этой главе, его же высказывание в газете "Соцземледелие" от 18 октября 1935 года /¦218(2027/, стр. 3/, когда Вавилов привлек внимание читателей к будущей речи Лысенко словами "Специальный доклад академика Лысенко посвящается яровизации") играли в эти дни объективно негативную роль.

Выступление же самого Лысенко на сессии было не просто победным. Оно было вызывающим.

"Где лучше разработано управление развитием в онтогенезе? -- вопрошал новоиспеченный академик и сам себе отвечал. -- Нигде в мире, и вряд ли оно скоро будет где-либо освоено так, как разработано у нас.

Где в мире так четко и ясно разработан и так блестяще освоен подбор родительских пар для скрещивания? Можно поехать в Одессу и убедиться в том, что нами в течение 2 лет и 5 месяцев выведен новый сорт пшеницы путем скрещивания. Где в мире зарегистрированы такие факты?

Где за границей разработана теория, на основе которой крестьянин, а у нас колхозник в один год мог бы провести громадную селекционную работу по повышению зимостойкости пшеницы? У нас эта теория разработана. О ней вы можете слышать и обсуждать ее в Одессе.

Где в мире решен кардинально и окончательно вопрос борьбы с вырождением посадочного материала картофеля ранних сортов в южных районах? Эта болезнь имеется во всем мире. Только у нас этот вопрос решен и решен вне всяких институтов по вирусным болезням. На территории института в Одессе имеется посев картофеля без всяких признаков вырождения. Недалеко от Одессы в 25 колхозах имеется такой посев в 300 га. На 1936 год уже обеспечена площадь в 5000 га. На 1937 год весь юг будет обеспечен на 200% посевным картофелем ранних сортов (не завозным). Где в мире зарегистрировано такое явление?" (66).

Лысенко, видимо, считал, что он по заслугам воздал тем, кто еще летом этого же года пытался указать ему на серьезные ошибки в теоретических вопросах, тянущие его неминуемо к ошибкам в практике. Никакой критики дважды академик слушать уже не хотел. Теперь на всякую критику он отвечал однозначно: там, где не мог приклеить политический ярлык, он переходил к разглагольствованиям о нужде колхозных полей и его, Лысенко, личной озабоченности подъемом их продуктивности в условиях побеждающего социализма и стоящих поперек его дороги вольных или невольных пособниках буржуазии. Он вовсю оперировал термином "наука колхозно-совхозных полей", которая будто бы противостоит "буржуазной биологической науке". Последней, по его словам, "не под силу по самой природе капиталистического сельского хозяйства проверять истинность своих выводов" (67).

Начиная с этого года, Лысенко взял на вооружение один тон -- поучателя всех и вся, что он и продемонстрировал на октябрьской сессии, объяснив собравшимся академикам:

"Нас учат, что единственным надежным критерием истинности всех научных выводов является практика... Объяснения, которые не показывают закономерности существующих явлений и не дают руководства к действию, являются ненаучными, хотя бы они давались академиками... Каждому известен предмет физиологии, агрохимии, селекции, генетики -- это абсолютно обособленные друг от друга предметы. Однако среди этого научного наследства нет одного предмета -- колхозного и совхозного растениеводства...

Теперь, товарищи, наша первая задача -- освоить богатейшее научное наследство И.В.Мичурина, величайшего генетика. Мы должны прежде всего освоить наследство Мичурина и Тимирязева и требовать от себя, от академиков, в первую очередь, от специалистов, от аспирантов и от студентов досконального знания работ этих двух великих людей. А мы интересуемся только тем, сколько прочтено иностранных книжек" (68).

Приближенные Лысенко равнялись на него и старались перещеголять шефа и пообиднее представить своих оппонентов из лагеря генетиков и селекционеров. Так, через три дня после окончания сессии в газете "Соцземледелие" на 3-х страницах был напечатан хвастливый очерк Д.Долгушина "История сорта" (69), подробно разобранный выше, в котором генетика была представлена немощной и вредной наукой, а генетики - недоумками, способными лишь со свечкой в руке искать на гектарах полей неизвестные им "подходящие формы" растений.

Про свечки Долгушин упоминал не только для куражу. Он все-таки был пообразованнее шефа, поинтеллигентнее, да и времени на полях проводил больше, чем Лысенко, и знал, как отбирают лучшие формы среди миллионов обычных, ничем не примечательных растений. Сказано это было со злым умыслом: кому же не известно, что эти генетики поголовно в Бога веруют, в церковь ходят, вот и скажем сегодня, в пору разгула воинствующих атеистов, про свечки, а поймут все про церковь! Где еще люди со свечками ходят!

Молотов критикует Вавилова Тем не менее в 1935 году Вавилов еще не потерял своей силы. Он еще оставался вице-президентом ВАСХНИЛ, руководил огромными коллективами ВИР'а и Института генетики АН СССР. 5 октября того же 1935 года он был первым упомянут в газете "Правда" среди состава редколлегии нового издания сельскохозяйственной энциклопедии (70).

И, наверняка, мало кому бросилось в глаза отсутствие вавиловского приветствия читателям газеты "Соцземледелие" по случаю очередной годовщины Октября. По краям газетных полос этого номера (71) были напечатаны краткие заметки с факсимильным воспроизведением подписей -- Лысенко (его послание было поставлено первым), Мейстера, Тулайкова, Лискуна, Константинова, Давида и других (сотрудник Вавилова П.М.Жуковский написал: "Мое пожелание -- чтобы академик стал привычным гостем колхозов и совхозов"), но приветствие Вавилова отсутствовало.

Возможно, эта мелочь и не имела значения, но через месяц Вавилову пришлось пережить настоящее унижение. 9 декабря состоялась встреча тогдашнего главы Правительства Молотова с руководителями ВАСХНИЛ, на которой Молотов публично накричал на Вавилова.

Формальным предлогом для встречи было желание руководителей страны обсудить результаты октябрьской сессии ВАСХНИЛ, разрекламированной в печати. Как сообщила газета "Соцземледелие":

"5 декабря тт. Молотов и Я.Э.Рудзутак5 совместно с наркомом т. М.А.Черновым приняли... президента А.И.Муралова, вице-президентов т.т. Г.К.Мейстера, Н.И.Вавилова, М.М.Завадовского и академиков т.т. Е.Ф.Лискуна [и др.]...

Во время беседы, продолжавшейся свыше 3 часов, научные работники рассказали об итогах работы последней Октябрьской сессии Академии с.-х. наук..." (72).

Главе Правительства был передан план научно-исследовательских работ. Молотов начал его просматривать и вдруг наткнулся на удивившую его тему: "Исследование одомашнивания лисицы".

- А это еще с какой целью? - спросил Молотов (73).

Тему эту внесли в план животноводы, ее должен был курировать академик ВАСХНИЛ А.С.Серебровский, но его почему-то в Совнарком не пригласили. На вопрос начальствующей персоны могли бы ответить М.М.Завадовский или животновод Е.Ф.Лискун, но на защиту темы встал Вавилов (впрочем, Николай Иванович еще в 20-е годы поддерживал идею акклиматизации и гибридизации животных, в том числе и диких, с целью их одомашнивания). Его слова вызвали еще больший гнев Молотова, и последний с лисиц переключился на работу собственного вавиловского института растениеводства и, возвысив голос, несправедливо попрекнул Вавилова тем, что он транжирит уйму так нужных государству денег на сбор никому не нужных коллекций семян, а потом гноит эти семена без всякого применения. Последний пассаж из монолога Молотова в газету на этот раз не попал, но про лисиц упомянуто было:

"... т. Молотов указал, что... надо беречь и заботливо помогать работе каждого действительно сведущего в с.-х. науках деятеля, что не только не исключает, но предполагает критическое отношение к таким деятелям, которые отгораживают себя от интересов государства, убивая время на изучение "проблемы" об одомашнивании лисицы и т.п." (74).

А через девять дней в той же газете передовая статья опять была посвящена беседе Молотова с учеными, и в ней уже было сказано о якобы плохой работе ВИР. Институт критиковали за медленное продвижение в практику устойчивых к заболеваниям сортов и бесполезное хранение образцов семян. "Но от того, что эта коллекция хранится в шкафах института, практикам... не легче", -- было сказано в статье (75). Сразу за этим шел абзац о "блестящих работах академика Т.Д.Лысенко, выдающегося новатора и революционера в сельскохозяйственной науке, работающего методами прямо противоположными, т. е. опираясь на живую связь с широкими колхозными массами", и был задан вопрос:

"Не странен ли тот факт, что ряд ученых еще не оказывает необходимой активной поддержки... Лысенко?" (76).

Так уже в центральной советской печати прозвучало обвинение в адрес Вавилова, что он, во-первых, оторванный от колхозных масс бесплодный теоретик, а, во-вторых, что его методы не несут помощи практике. Были прямо противопоставлены имена Лысенко и Вавилова как антиподов в науке.

Декабрьская встреча колхозников и ученых со Сталиным

Еще заметнее это противопоставление проявилось через две недели, когда в Кремле собрали "Совещание передовиков урожайности по зерну, трактористов и машинистов молотилок с руководителями партии и правительства". Снова на встречу пришел Сталин и другие вожди, а выступали не только передовики сельского хозяйства, но и ученые, в том числе Вавилов, Прянишников, Лискун и другие.

Без сомнения к концу 1935 года у Вавилова было много возможностей понять, какую фигуру представляет собой его протеже Лысенко. Но Вавилов не изменил своего поведения и во время этой -- предновогодней встречи в Кремле, как не менял он его и в течение всего 193-5го года, принесшего ему столько невзгод и, напротив, оказавшегося счастливым для Лысенко. Вавилов посвятил успехам Лысенко много времени (см. отрывок его речи, посвященной прославлению Лысенко в главе III, прим. /94/), но желанного эффекта его речь не произвела. Сталин, как уже было сказано, при первых же словах Вавилова демонстративно поднялся и вышел из зала6.

Вавилов, вероятно, ждал, что Лысенко, который должен был выступить позже его, скажет в знак благодарности хорошие слова и в его адрес. А Вавилову очень нужны были эти хорошие слова именно сейчас, когда его взаимоотношения со Сталиным испортились. Николай Иванович, наверняка, помнил, как правильно и даже тепло сказал о нем Лысенко во время первой такой встречи со Сталиным в Кремле в феврале этого же года, когда произнес:

"Академиком Николаем Ивановичем Вавиловым собраны по всему миру 28 тысяч сортов пшеницы. Академик Николай Иванович Вавилов сделал громадное и полезное дело" (78).

Однако вызвать Лысенко на сентиментальность, на ответные чувства, когда это не приносило ему выгоды, было невозможно, он был искусным политиканом и отлично знал, что новое время требует новых песен. Времена возблагодарения Вавилова канули в небытие, и потому он преподал Вавилову урок иного тона и иной "добропорядочности".

До Лысенко на трибуну вышел новый сталинский выдвиженец -- агроном из Сибири Николай Васильевич Цицин, о котором уже в течение многих месяцев писали газеты (79). Цицин объявил, что он берется скрестить сорняк пырей с пшеницей и утверждал, что стоит на пороге большого достижения: получения многолетней пшеницы, которая к тому же будет устойчива к грибным болезням. Обещания Цицина были в духе времени: он уверял, что его пшеницу вообще, дескать, не надо будет годами пересевать, значит, отпадет необходимость в механизированной обработке земли, не нужно будет каждый год заботиться о семенах, к тому же, в полном соответствии с "учением" другого, столь же великого новатора -- Василия Робертовича Вильямса будет нарастать почвенное плодородие и т.д.

Цицин подтвердил, что в своей работе он опирается на помощь Лысенко, и, естественно, как и подобает сподвижнику Лысенко, хвастался "журавлем в небе", но даже и "синицы в руках" у него не было, так как на встрече в Кремле он сообщил:

"Сейчас у нас имеется только 240 граммов семян многолетней пшеницы, а надо ее иметь не менее, чем на полгектара" (80).

Что же было трубить не один месяц на всю страну об успехах, если никакой проверки цицинского гибрида еще не было проведено, и семян в руках селекционера оказалось меньше четверти килограмма? И для каких целей надо было иметь семян "не менее, чем на полгектара"? Для предварительного испытания? Для производственного? Цицин об этом молчал. Он предпочитал говорить то, что было приятно слышать высокому начальству:

"В нашей стране не может быть науки, стоящей вне политики. Каждое решение партии и правительства должно стать боевой программой работы науки... Скажите -- где, в какой стране науке уделяется столько внимания и заботы, как у нас?" (/81/, выделено мной -- В.С.).

Цицин закончил свою речь, как и Лысенко, подобострастным выражением своей преданности и любви к товарищу Сталину, обращаясь прямо к нему:

"В заключение своей речи, товарищи, мне хотелось бы выразить свое и ваше отношение к товарищу Сталину. Я долго думал над этим, и трудно мне найти слова, чтобы выразить свои чувства. Нет таких слов, которыми можно было бы рассказать о своей любви к товарищу Сталину и его лучшим соратникам. (Аплодисменты)" (82).

Сталину очень понравилась речь Цицина. Он, как сообщалось в газетах,

"...подозвал Цицина и просил показать ему семена, о которых шла речь. Посмотрев семена, он сказал: "Экспериментируйте смелее, не бойтесь ошибок, мы Вас поддержим"" (83).

Стоит ли сомневаться, что один взгляд такого "признанного знатока" семян, как Сталин, был ценнее любых свидетельств станций по сортоиспытанию, тем более, что "возможные ошибки" Цицина заранее прощались. Кстати, всю последующую жизнь Цицин так и простоял на "пороге великого открытия" (он скончался в 1981 году), обещая всем последующим преемникам Сталина, что вот-вот получит долгожданный сорт многолетней пшеницы. Сорт на поля так и не вышел, зато хорошие обещания были неплохо вознаграждены: Цицина по указанию Политбюро ЦК ВКП(б) одновременно с Лысенко и самим Сталиным "избрали" 29 января 1939 года в Академию наук СССР и за год до этого, 23 февраля 1938 года, без выборов назначили действительным членом ВАСХНИЛ, сделали директором Главного Ботанического сада АН СССР, наградили многими орденами, при Брежневе дважды присвоили звание Героя социалистического труда! Вот что значит во-время сделанные посулы и любовь к диктаторам!7 За Цициным на трибуну вышел Лысенко. Ни одного из выступавших не приветствовали так восторженно. "Совещание встречает тов. Лысенко шумными аплодисментами, все встают", - писали газеты. Поднявшись со своего места и рукоплеща, встречал выход на трибуну Лысенко и сам Сталин.

Речи Лысенко "Правда" отвела целую страницу, тогда как отчеты о других речах занимали несколько абзацев. На следующий день "Правда" на первой странице поместила огромную фотографию "Сталин, Андреев, Микоян и Косиор слушают речь акад. Т.Д.Лысенко в Кремле 29 декабря 1935 года". Фотография запечатлела интересный момент: Лысенко о чем-то самозабвенно говорил, его левая рука взметнулась вверх, ладонь была раскрыта, растопыренные пальцы полусогнуты в напряжении. Как будто он силился так раздвинуть пальцы, чтобы обхватить диковинный по размеру колос... Видимо, его речь была настолько захватывающей, что Сталин не смог усидеть на месте и слушал -- весь сосредоточенный и серьезный -- стоя, не спуская с Лысенко глаз.

Чем же так заинтересовал Сталина Лысенко? Свою речь он начал с выпадов в адрес ученых, затем осудил авторов бесчисленных, на его взгляд, книг и учебников, в которых якобы переписаны старые рецепты и не сообщается ничего стоящего для тех, кто взялся бы создавать, как выразился Лысенко, "прекрасные сорта растений и породы животных". После этого критического запала можно было без ложной скромности поговорить и о себе:

"Небольшие знания развития растений, полученные в результате руководимых мною работ, без всякого преувеличения..., несмотря на ограниченность этих знаний, неизмеримо больше тех знаний, которые в этой области имеют представители биологической науки капиталистических стран" (86).

Не менее красочно обрисовал он и свои практические достижения. Хотя точных цифр прибавок зерна от его предложений он сообщить не мог, эффект, по его словам, получался все равно внушительный:

"... в этом году колхозы и совхозы, применившие яровизацию, получили по -56-7 тысяч центнеров добавочного урожая. А вся страна получила не меньше 12-15 млн. пудов добавочного зерна. (Аплодисменты) "(87).

Под смех и аплодисменты присутствующих он глумился над своими коллегами -- учеными, заявляя, что они мало понимают в сегодняшней жизни, что большинство книг и учебников не просто не нужны, а вредны, что их авторы переписывают все друг у друга, а "сами не только не выводили сортов, а даже не видели, как готовый сорт растет на полях" (88). Указывал он и на то, на какие стандарты надо теперь равняться, к чьим словам прислушиваться:

"Товарищи, в своей речи на совещании стахановцев товарищ Сталин сказал: "Если бы наука была такой, какой ее изображают некоторые наши консервативные товарищи, то она давно бы погибла для человечества. Наука потому и называется наукой, что она не признает фетишей, не боится поднять руку на отжившее, старое и чутко прислушивается к голосу опыта, практики"" (89).

Вообще своими речами в присутствии Сталина в этом году он стремился показать, как независимо его творчество от всей предшествовавшей науки и тем более от деятельности сегодняшних коллег. В февральской речи, обзывая многих из них самой страшной в советских условиях кличкой "классовый враг", он специально подчеркивал, что они -- вредители и ничуть не отличаются от любых других классовых врагов. Помните его ставшее знаменитым:

"Вредители-кулаки встречаются не только в колхозной жизни... Классовый враг -- всегда враг, ученый он или нет" (90).

В ту встречу он плакался, вспоминая, сколь много "кровушки пришлось /ему/ пролить, попортить в защите, во всяческих спорах с некоторыми так называемыми учеными" (91). Теперь он снова проигрывал ту же пластинку, но в новой аранжировке: заявил, что ученые в большинстве своем работают вхолостую ("работа велась не по заниженным нормам, а просто впустую" /92/), что ученые не знают, ради чего они работают, какие у них задания, каковы нормы ("В исследовательской работе по сельскому хозяйству нормы, задания в основном еще не установлены, не конкретизированы, и исследователь в большинстве случаев не знает, выполняет он свое задание или не выполняет" /93/), и что поэтому в лучшем случае через много лет и то лишь честные специалисты смогут убедиться, что зазря ели хлеб народный, так как "все эти годы делали вообще не то дело, которое надо делать" (94).

Эти обвинения и жалобы не были просто абстрактными упражнениями в риторике. Говорилось всё с прицелом на то, чтобы создать нужное обрамление для рассказа о собственных трудностях в общении с учеными. Ему якобы стоило большого труда продвинуть в практику яровизацию. Еще труднее пришлось, когда он вздумал "впервые по заранее строго намеченному плану вывести... в неслыханно короткие сроки, в 2,5 года, сорт яровой пшеницы" (95):

"Это было нелегко сделать, приходилось преодолевать сотни трудностей..., вести борьбу с людьми науки, не верящими в это дело" (96).

Центральную часть речи он посвятил тому, как трудно ему приходится в борьбе с научными оппонентами, которые и спорят с ним и подвергают сомнению целесообразность его "методов", и просто мешают ему административно.

В конце концов, многочисленные упоминания о "работниках науки, которые спорят о неправильности /его/ методов", настолько возбудили интерес, что Я.А.Яковлев спросил из президиума: "А кто именно, почему без фамилий?", на что Лысенко ответил:

"Фамилии я могу сказать, хотя тут не фамилии имеют значение, а теоретическая позиция. Проф. Карпеченко, проф. Лепин, проф. Жебрак, в общем, большинство генетиков с нашим положением не соглашается. Николай Иванович Вавилов в недавно выпущенной работе "Научные основы селекции", соглашаясь с рядом выдвигаемых нами положений, также не соглашается с основным нашим принципом браковки в селекционном процессе" (97)8 .

Произнеся эту тираду, Лысенко занес секиру над головами уважаемых ученых. Заканчивал он свою речь в мажорных тонах. Он заверял Сталина и других руководителей партии и правительства в неминуемой и скорой победе его сторонников:

"В нашем Союзе среди работников сельскохозяйственной науки уже немало есть молодняка, немало лучших представителей старых специалистов, по которым можно равняться... И я, товарищи, глубоко уверен, что сейчас, когда стахановское движение, возглавляемое великим вождем мирового пролетариата товарищем Сталиным, с небывалой силой разлилось по всем разделам, по всем областям, по всей территории нашего могучего Советского Союза, сельскохозяйственная наука не останется незатронутым островом в этом движении. Да здравствует великий вождь и руководитель мирового пролетариата, организатор колхозно-совхозных побед товарищ Сталин!" (100).

Сталин на совещании не выступил. Итоги от лица руководства партии под-водил Яковлев, и он дал высочайшую оценку Лысенко:

"Здесь выступали представители молодой советской агрономической науки, которые действительно хотят итти вперед вместе с колхозами, совхозами, которые выросли из колхозов и совхозов. Для них наука есть прежде всего обобщение опыта, практики.

Здесь выступал молодой академик Лысенко, который создал теорию яровизации, открыл способ в 3-4 раза ускорить выведение новых сортов, который решил задачу выращивания здорового, невырожденного посадочного материала картофеля на юге" (101).

Яковлев причислил к числу тех, на кого может положиться руководство страны, не только Лысенко, но и Цицина и Эйхфельда:

"Это молодые орлята, они только еще расправляют свои крылья. (Шумные аплодисменты). Нам недолго ждать, когда они свои крылья расправят ...

С ними в ряд работают такие старики, мастера... как Мейстер, создавший для засушливой степи прекрасные сорта зерновых культур" (102).

К этой оценке присоединился Нарком земледелия СССР Чернов, который призвал "смелее итти по пути, о котором говорил товарищ Лысенко, -- по пути яровизации наших посевов" (103). Радуясь тому, что обещанные Лысенко прибавки урожая появятся сами собой (наиболее привлекательное для "экономных" руководителей достижение), Нарком вопрошал:

"Что это дело трудное, что ли? Что для этого нужно фабрики строить? Заводы строить? Нет, для дела яровизации семян нужно иметь хороший амбар или сарай, самый обыкновенный термометр и агронома... который бы болел за дело. Все это в наших силах. И поэтому посев яровизированными семенами должен расти у нас гигантскими темпами" (104).

Уже на следующий день после окончания совещания в Кремле, 3 января 1936 года, передовая статья "Правды", озаглавленная "Союз науки и труда", оповестила всю страну о награждении лучших из лучших высокими правительственными орденами. "В числе награжденных стахановцев сельского хозяйства имеются выдающиеся сельскохозяйственные ученые", -- говорилось в статье (105). Первым среди них был назван Лысенко, удостоенный второго ордена -- на этот раз высшего ордена СССР, ордена Ленина. Под передовицей было напечатано следующее сообщение:

"Саратов, 2 января (ТАСС). Вице-президент Всесоюзной с.-х академии имени Ленина Г.К.Мейстер, награжденный орденом Ленина, послал в Москву -- товарищу Сталину телеграмму следующего содержания.

"Дорогой товарищ Сталин! Счастлив признанием полезности моей работы. Горю желанием отдать под вашим руководством все свои знания и силы на великое дело социалистического строительства.

Мейстер" (106)9.

Под этой телеграммой шел текст:

"МОГЛИ ЛИ МЫ КОГДА-НИБУДЬ МЕЧТАТЬ О ТАКОЙ ВЕЛИКОЙ ЧЕСТИ"

Письмо родителей академика Т.Д.Лысенко товарищу Сталину

Любимый наш, родной Сталин! День, когда мы узнали о награждении орденом Ленина нашего Трофима -- это самый радостный день в нашей жизни. Могли ли мы мечтать когда-нибудь о такой великой чести, мы -- бедные крестьяне села Карловка, на Харьковщине.

Тяжело было учиться до революции нашему сыну Трофиму. Не приняли его -- крестьянского парня, мужицкого сына, в агроучилище, хотя в школе он имел одни пятерки. Пришлось Трофиму пойти в Полтавское садоводство. Так и остался бы он на всю жизнь садовником, если бы не советская власть. Не только старший Трофим, но и младшие пошли учиться в институты. Мужицкому сыну была открыта широкая дорога к знанию.

Закончив институты, младшие сейчас работают инженерами: один -- на Уральской шахте, другой - в Харьковском научном институте, а старший сын -- академик. Есть ли еще такая страна в мире, где сын бедного крестьянина стал бы академиком? Нет! ...

Не знаем, чем отблагодарить вас, дорогой товарищ Сталин, за великую радость -- награждение сына высшей наградой. Я, Денис Лысенко, за свои 64 года много поработал, однако, работу в своем родном колхозе "Большевистский труд" не бросаю, ибо в колхозе весело сейчас работать, ибо жить стало лучше и веселее10. В колхозе я работаю опытником, огородником, пасечником и садоводом. Подучившись на курсах селекционеров здесь, у сына, я обучил четырех колхозников скрещивать растения. Сам скрестил 13 растений, произвел опыты по яровизации свеклы, в результате чего получаю двойные урожаи. Недавно задумал специальную машину для подкормки свеклы жидким удобрением и поручил ее выполнить колхозному кузнецу. Этими работами я по мере своих старческих сил отблагодарю вас, товарищ Сталин, руководимую вами коммунистическую партию и советскую власть.

С колхозным приветом!

Денис Никанорович Лысенко (отец академика Лысенко), Оксана Фоминична Лысенко (мать).

Одесса, 2 января.

(ТАСС)" (108).

Примечания и комментарии к главе VI

1 И.В. Гёте. Фауст. Перевод с немецкого Б.Пастернака, М., Изд. "Художественная литерату ра", 1969, стр. 107.

2 К. Поппер. Логика и рост научного знания. Избранные работы. Перевод с английского, М., Изд. "Прогресс", 1983, стр. 265.

3 Т.Д. Лысенко. Яровизация -- могучее средство повышения урожайности. Прения по докладу тов. Я.А. Яковлева на 2-ом Всесоюзном съезде колхозников-ударников. Газета "Правда", 15 февраля 1935 г., ¦ 45 (6291), стр. 2.

4 Там же.

5 Там же.

6 Там же.

7 Там же.

8 Там же.

9 Там же.

10 После реплики Сталина: "Браво, товарищ Лысенко, браво!", Лысенко произнес:

"Заканчивая свое выступление, я хочу сказать следующее. Каждый из нас, колхозников, чувствует, что за жизнь у нас появилась, что за благодатная, счастливая колхозная жизнь. Вы чувствуете, насколько у нас растут производительные силы при колхозном строе. Ученые это еще более чувствуют. Недаром я пожалел, и довольно искренне пожалел, своих кровных врагов, которые на каждом шагу и теперь в колеса палки ставят - это буржуазных ученых, пожалел их вот почему: больно уж у них низка производительность труда, и больно уж высока производительность труда у наших ученых. То, что наши ученые делают, делается само собой, наваливается колхозный строй, колхозное строительство, о котором так красочно говорил Яков Аркадьевич Яковлев. И вот, товарищи, если вы себя чувствуете счастливым, то я не могу выразить того счастья, которое я испытываю, что я живу в таком веке, веке социализма, веке победоносного колхозного строительства. Ведь быть ученым в это время -- счастье!

В нашем Советском Союзе, товарищи, люди не родятся, родятся организмы, а люди у нас делаются - трактористы, мотористы, механики, академики, ученые и так далее, и так далее. И вот один из таких сделанных людей, а не рожденных, я -- я не родился человеком, я сделался человеком. И чувствовать себя, товарищи, в такой обстановке -- больше, чем быть счастливым. Как говорил товарищ Киров, убитый нашими врагами, -- жить в такой век очень хочется. Я испытываю, как приятно быть ученым в наш век.

Итак, товарищи, не будем зазнаваться своими достижениями. И я искренне говорю, что еще мало нами сделано. Можно сказать -- очень мало сделано, -- нами сделано только дело и хорошее дело для спора с учеными буржуазными, а для колхозов сделано очень мало.

Товарищ Сталин сказал, что наука, сельскохозяйственная наука чрезвычайно отсталая и мало помогает колхозам. Науки действенной еще очень мало, которая помогает нашему сельскому хозяйству. То, что наше сельское хозяйство, наши колхозы добились, то, что мы перегнали довоенную урожайность кулацких хозяйств, и для нас это еще далеко не предел. Товарищи, наше участие биологов, ученых чрезвычайно малое, и мы, товарищи, живем одними перспективами. Мы видим, что наш труд может быть продуктивнее буржуазного, но сделано чрезвычайно мало. Поэтому, товарищи, дадим слово о том, что добьемся полного единства теории и практики, и тогда мы дадим такой расцвет нашей биологической советской, колхозной науке [орфография сохранена -- В.С.], которого еще мир не видал никогда.

Нам нужно равняться сейчас не на буржуазную науку, нам нужно сельскохозяйственную науку равнять на нашу социалистическую промышленную науку, на нашу индустрию. Вот на эти достижения мы должны равняться. Тогда скажем и мы, биологи, растениеводы, что и мы -- люди -- участвуем в строительстве социализма.

Да здравствует такая советская, настоящая наука!

Да здравствует коммунистическая партия большевиков!

Да здравствует вождь мирового пролетариата и организатор колхозных побед -- товарищ Сталин! (Продолжительные аплодисменты)".

Цитиров. по брошюре: Т.Д.Лысенко, Д.Нурматов, Т.С.Мальцев, А.А.Курносенко. Сельско-хозяйственная наука и колхозное опытничество. Второй Всесоюзный съезд колхозников-ударников. ОГИЗ-Сельхозгиз, 1935, стр. 14-15. Дважды в этой брошюре (перед речью Лысенко и под его портретом), как и во многих других местах вплоть до 1936 года повторяется измененное отчество: Трофим Дионисович Лысенко.

11 Там же.

12 См. об этом в статье Е.В. Рыжковой. Академик Исай Израилевич Презент. Журнал "Вестник Ленинградского государственного университета", 1948, ¦ 10, стр. 98-101.

13 Сведения получены от Д.В. Лебедева. В Гос. биб-ке имени Ленина имеется книга: И.Даров /Ленингр. восточный институт имени А.С.Енукидзе/ 1930. Бехаизм (Новая религия Восто- ка), 54 стр.

14 Личное сообщение Д.В.Лебедева, 1987.

15 Социалистическая Академия общественных наук была основана декретом ВЦИК РСФСР 25 июня 1918 г., открыта 1 октября 1918 г., с 1919 г. именовалась Социалистической академией, с 17 апреля 1924 г. переименована в Коммунистическую академию, просуществовала до 8 февраля 1936 г., когда постановлением СНК и ЦК ВКП(б) была включена в состав АН СССР и прекратила свое существование. В состав ее входило 100 действительных членов и ряд членов-корреспондентов. Задачи академии заключались в "исследовании и разработке вопросов истории, теории и практики социализма, в подготовке научных деятелей социализма и ответственных работников социалистического строительства, в объединении и сплочении работников научного социализма" (из декрета ВЦИК от 15. IV.1919 г., цитировано по БСЭ, 3 изд., М.,1970, т.I. стр. 313). В состав академии входило около 10 институтов, включая естественнонаучные институты и в их числе: биологический, аграрный, естествознания; при академии функционировали Общества: воинствующих материалистов-диалектиков, биологов-марксистов, врачей марксистов-ленинцев и др. Президент до 1932 г. - М.Н.Покровский.

16 См. сведения о Презенте в книге: Научные работники Ленинграда. Серия "Наука и научные работники СССР", часть V, с приложением перечня научных учреждений Ленинграда, под редакцией Ольденбурга, Л., Изд. АН СССР, 1934, стр. 295.

17 В 1928 году Презент опубликовал компилятивную книжку о происхождении речи у человека.

См. также его статьи: Теория дарвинизма в свете диалектического материализма, Изд. Ленинградск. отд. Комакадемии, 1932, стр. 7-8; Против вреднейшей "философии агрономии, журнал "Под знаменем марксизма", 1934, ¦3, стр. 202; выступление на дискуссии "Об основных установках и путях развития советской экологии", журнал "Советская ботаника", 1934, N_ 3, стр. 52; Коммунистическая академия. Материалы научной сессии: К пятидесятилетию со дня смерти Маркса. М.-Л. Огиз, 1934, стр. 358-359; Труды 1-го Всесоюзного съезда по охране природы, стр. 76.

18 См. об этом в работе: D.R. Weiner. Community ecology in Stalin's Russia: "Socialist" and "Bourgeois" science. ISIS, December 1984, v 75, No. 279, pp. 684-696.

19 Н.Т. Нечаева, С.И. Медведев. Памяти Владимира Владимировича Станчинского (к истории биоценологии в СССР). Бюллетень Московского Общества испытателей природы, отд. биологич., 1977, т. 82, вып. 6, стр. 109-117.

20 И.И.Презент. Классовая борьба на естественно-научном фронте. Доклад перед работника ми просвещения Ленинграда. Госучпедгиз, М.-Л., 1932, стр. 63.

21 И.И.Презент. Учение Ленина о кризисе естествознания и кризисе буржуазной биологичес кой науки. В книге: В. Ральцевич (ред.). Материализм и эмпириокритицизм, Л., 1935, стр. 255 и ранее.

22 См. прим. /20/, стр. 70.

23 См. об этом в книге Н.П. Дубинина "Вечное движение", М., Госполитиздат, 1973, стр. 159.

24 Газета "Правда", 2 января 1936 г., ¦ 2 (6608), стр. 3.

25 См. прим. /19/, стр. 111-112.

26 См. журнал "Наш современник", 1956, книга 3, стр. 180.

27 Проф. И.И. Презент. Выступление в дискуссии "Основные установки и пути развития советской экологии". Журнал "Советская ботаника", 1934, ¦ 3, стр. 52-63. Говоря о насущных проблемах советской экологии, к которой Лысенко касательства не имел, Презент, тем не менее, нашел, каким боком приплести сюда его будущего патрона: он посвятил более трети своего длинного выступления работе Лысенко по яровизации как наилучшем примере для подражания тем, кто изучает связь условий существования и процессов жизнедеятельности.

28 Даниил Владимирович Лебедев Биобиблиографический указатель. Изд. Библиотеки Российской Академии Наук, Санкт-Петербург , 1992, 80 стр.

28а И.И. Презент (ред.). Хрестоматия по эволюционному учению. Изд. Ленинградского Госу- дарственного университета имени Бубнова, кафедра диалектики природы и эволюционного учения, Л., 1935 г.

29 См. об этом в книге: Loren Graham. Science and Philosophy in the Soviet Union. 1972, p. 209.

30 Личное сообщение профессора В.П.Эфроимсона. 31 В.Павлович. Мичуринцы, ваше слово! (письмо из Аджаристана). Газета "Соцземледелие", 14 декабря 1933 г., ¦ 286 (1495), стр. 2.

32 Личное сообщение Д.В.Лебедева, 1987.

33 Анна Ивановна Ревенкова, написавшая эти строки в письме к Н.С.Хрущеву, аттестовала себя соратницей Н.И.Вавилова, но преследовала при этом странную цель -- обелить Лысенко и показать (в противовес М.А.Поповскому, описавшему также эту сцену со слов друзей Н.И.Вавилова), что Лысенко не только не имел отношения к аресту Вавилова, но даже дал Вавилову, хвалебную характеристику по запросу НКВД. Ревенкова, кроме того, писала:

"Может быть уместно отметить еще и то, что "друзья" Вавилова много говорят, что его погубил Лысенко Т.Д. и больше всего кричат именно те, кто так немилосердно и иезуитски его топил. В течение десяти месяцев (с 10.VIII-40 по конец мая 1941 года) я находилась под следствием по так называемому "делу Вавилова". За это время мой следователь знакомил меня с большим количеством гнусных доносов на Вавилова, иногда касающихся и меня лично. И никогда мне не давали читать показания Лысенко Т.Д. и вообще о нем не упоминалось. А письма были Якушкина И.В. -- по словам следователя, это главный консультант, писали Рунов Т., Лорх и много других, но особенно изощрялся академик Жуковский П.М., который после Вавилова возглавил ВИР [это ошибка: Жуковский стал директором ВИР в 1951-1960 годах -- В.С.] и оказался бездарным руководителем и непревзойденным иезуитом. Одновременно со мной находился под следствием акад. Н.К.Кольцов. Он мне рассказывал о кляузах на Вавилова то же, что я знала от своего следователя. Кстати сказать, обвинения Вавилова не касались проблем генетики. Они относились к другой области.

А.И.Ревенкова".

(цитиров. по машинописному экземпляру копии письма А.А.Ревенковой, имеющемся в моем архиве). В настоящее время дети Т.Д.Лысенко, а также его последователи и сторонники стараются распространить это письмо, как можно шире, показывая его при всяком удобном случае разным лицам и добавляя, что А.И.Ревенкова чуть ли не единственное доверенное лицо семьи Н.И.Вавилова, и противопоставляя ее рассказы сведениям, приводимым М.А.Поповским. См. также книгу: А.И.Ревенкова. Николай Иванович Вавилов. 1887-1943. Изд. сельскохоз. лит-ры, М., 1962.

34 Постановление СНК СССР от 4 июня 1935 года за ¦1114. Президентом ВАСХНИЛ,

согласно постановлению, был утвержден А.И.Муралов, вице-президентами: Н.И.Вавилов, Г.К.Мейстер и М.М.Завадовский, ученым секретарем -- академик А.С.Бондаренко.

35 О том, что новый состав Президиума приступил к исполнению своих обязаностей на осно- вании приказа по ВАСХНИЛ ¦1 от 21 июня 1935 г., см. : "О порядке работы руководства Академии", журнал "Бюллетень ВАСХНИЛ", 1935, ¦8, стр. 37.

36. Т.Д.Лысенко. О перестройке семеноводства. Журнал "Яровизация", 1935, ¦1, стр. 51.

37 Резолюция выездной сессии зерновых культур Всесоюзной академии с.-х. наук им. В. И. Ленина (июнь 1935 г., Одесса). Журнал "Бюллетень ВАСХНИЛ", 1935, ¦ 8, стр. 1-5 16. В ссылке к этой публикации сообщается, что "резолюция принята у президента Акаде мии с.-х. наук им. В.И.Ленина 2 августа 1935 г.".

38 Резолюция гласила:

"По вопросам, выдвинутым акад. Лысенко о критическом пересмотре учения об инцухте, о методах работы с перекрестноопылителями, об обновлении сортов самоопыляющихся растений путем применения внутрисортового скрещивания так же, как в отношении отбора гибридов на вегетационный период по первому поколению, в виду недостаточной выясненности и спорности ряда существенных моментов, сессия считает необходимым развернуть широкую экспериментальную работу по поднятым вопросам, провести опыты как при селекционных учреждениях по применению внутрисортовых скрещиваний для повышения гетерозиса, так и в отдельных наиболее организованных совхозах". Там же, стр. 1-516.

39 Там же, стр. 16.

40 См.: Т. Д. Лысенко. Очередные задачи яровизации. Газета "Соцземледелие", 29 октября 1935 г., ¦ 227.

41 Редакционная статья "Колхозные отчеты о работе по внутрисортовым скрещиваниям". Журнал "Яровизация", 1936, ¦4 (7), стр. 96.

42 Журнал "Яровизация", июнь 1936 г., ¦ 2-3 (-56).

43 Т.Д.Лысенко. Яровизация картофеля на юге. Газета "Соцземледелие", 26 марта 1935 г., ¦47 (1856), стр. 2.

44 Т. Д. Лысенко. Широко учесть результаты яровизации. Там же, 28 апреля 1935 г.,

¦ 75 (1884), стр. 2.

45 А. Савченко-Бельский. Картофель, лишенный покоя. О проращивании молодого картофеля и гипотезе академика Лысенко. Там же, 8 мая 1935 г., ¦ 81 (1890), стр. 3.

46 См.: газета "Правда", 1 октября 1935 г., ¦272 (6518), стр. 3.

47 С 3 октября 1935 года (¦ 273) по 8 октября в каждом номере "Правды" сообщалось о продовольственных затруднениях в Германии (печатались большие статьи). 8 сентября была напечатана короткая заметка "Полемика Гитлера с Болдуином", в которой говорилось: "В своей речи Гитлер указал на недостаток территории и сырья у Германии как на одну из причин продовольственных затруднений "Третьей империи" (¦ 278 [6524], стр. 5). На следующий день, а затем 12.Х.1935 г. публикация статей под рубрикой "Продовольственные трудности в фашистской Германии" была продолжена.

48 Акад. Н.Тулайков. Использование орошаемых земель в Заволжье. Предварительные итоги орошения пшеницы в 1935 году. Газета "Соцземледелие", 11 октября 1935 г., ¦ 212 (2021), стр. 2 и 4.

49 Л. Старцев, И.Подвойский. О методах племенной работы и формальных поклонах родословным (к октябрьской сессии Академии с.-х. наук им. Ленина). Там же, 21 октября 1935 г., ¦ 220 (2029), стр. 2; Проф. Л.Гребень, руководитель научной части Института гибридизации и акклиматизации животных в Аскании-Нова). Еще раз о методах племенной работы. (По поводу статьи академика А.С.Серебровского), там же, 26 октября 1935 г., ¦ 224 (2033), стр. 2 и 4. В этой статье А.С.Серебровский был обвинен в незнании деталей работы селекционеров животных и Я.Л.Глембоцкий в том, что работу по обнаружению связи гена серой окраски каракулевых овец ширози и летальностью он приписал себе. Утверждалось, что такая связь в гомозиготном состоянии была обнаружена ранее Константинэску в Румынии на серых цурканах.

50 Академик Т.Д. Лысенко. Картофель на юге и теория стадийности. Там же, 9 октября 1935 г., ¦ 210 (2019), стр. 2-3; его же: Очередные задачи яровизации. Там же, 29 октября 1935 г., ¦ 227 (3036), стр. 3.

51 М. Дунин. Пора выбирать и делать выводы. (О "Возрождении сорта" Т.Д.Лысенко и тактике молчальников). Там же, 28 октября 1935 г., ¦ 226 (2035), стр. 2. Попутно М.Дунин бросал ка- мень в огород сторонников Вавилова, заложившего в СССР основы фитоиммунитета и фито- иммунологии:

"Фитоиммунологи". .. дали "яблоко греха" ... они ... сами того не замечая, изо всех сил пытаются доказать абсурдность того, во что они верят и в чем клянутся".

52 А. Савченко-Бельский. "Созерцатели" яровизации. (К Октябрьской сессии Академии с.-х. наук им. Ленина). Там же, 18 октября 1935 г., ¦ 218 (2027), стр. 2-3.

53 Л.Л. Паперный, Народный Комиссар земледелия Украины. Хаты-лаборатории. Газета "Правда", 22 октября 1935 г., ¦ 292 (6538), стр. 2.

54 Куперман, Оратовский, Тимковский, Житник. Ультракороткие волны. О влиянии лучистой энергии на сельскохозяйственные растения. Газета "Соцземледелие", 24 октября 1935 г., ¦ 223 (2032), стр. 2.

55 См.: газета "Правда", 25 октября 1935 г., ¦ 295 (6541), стр. 1.

56 Передовая статья "Советская сельскохозяйственная наука". Газета "Правда", 26 октября 1935 г., ¦296 (6542), стр. 1.

57 Н.И.Вавилов. Пшеница советской страны. Доклад на сессии ВАСХНИЛ. Газета "Социалистическое земледелие", 29 октября 1935 г., ¦227(2036), стр. 3. Днем раньше и в этот же день Вавилов напечатал в "Правде" большую по размеру статью под близким названием: Пшеница в СССР и за границей. 28 октября 1935 г., ¦298 (6544), стр. 2-3; 29 октября 1935 Г., ¦299(6545), стр. 2-3)См. прим. /90/ к главе III.

58 Академик А.С. Серебровский. Искусственное осеменение животных. Газета "Правда",

31 октября 1935 г., ¦ 301 (6547), стр. 2. 59 Газета "Соцземледелие", 18 октября 1935 г., ¦218 (2027), стр. 3 и 29 октября 1935 г., ¦ 227 (2036), стр. 3.

60 А.И. Муралов, президент ВАСХНИЛ. Речь на открытии сессии Академии. Там же,

стр. 1-2, 29 октября 1935 г., ¦ 227 (2036), стр. 1-2.

61 Г.К.Мейстер. Реконструкцию селекционного дела довести до конца. Там же, 30 октября 1935 г., ¦ 228 (2037), стр. 2. О работе Лысенко Мейстер сказал: "Я считаю, что эта работа для селекции имеет исключительное значение".

62 Для того, чтобы не сложилось впечатление о всеобщем захваливании работ Лысенко, сле- дует отметить, что ряд ученых, опубликовав большие статьи, подготовленные к Октябрьской сессии ВАСХНИЛ 1935 года, обошлись без дифирамбов Лысенко. См., в частности: Акаде- мик П.Н.Константинов. Перестроить систему сортоиспытания. Газета "Соцземледелие", 1 ноября 1935 г., ¦ 229 (2038), стр. 2; Академик П.И.Лисицын. Сортосмена и сортообновле- ние. Там же.; Академик В.П.Мосолов. Агротехника пшеницы в Нечерноземной полосе. Там же, стр. 3.

63 Академик А.А. Сапегин. О селекции сортов сельскохозяйственных растений (в порядке обсуждения). Там же, 15 октября 1935 г., ¦ 215 (2024), стр. 3. В статье говорилось:

"На полную своевременность постановки селекции сортов для полей, получающих воду, удобрения и прочее в максимальной степени, я указывал научному совету Украинского государственного института селекции в 1932-1933 году".

64 Речь президента Академии тов. А.И. Муралова на открытии сесии ВАСХНИЛ. Там же, 29 октября 1935 г., ¦ 227 (2036), стр. 1-2.

65 Выступление президента Академии с.х. наук имени Ленина А.И. Муралова "Ближе к практике, к производству!". Там же, 1 ноября 1935 г., ¦ 229 (2038), стр. 2.

66 Т.Д.Лысенко. Из материалов первой сессии Всесоюзной академии с.-х. наук им. В.И.Ле- нина. Журнал "Бюллетень ВАСХНИЛ", 1935 г., ¦7, стр. 1-3; см. также его книгу "Стадийное развитие растений", М., 1952, стр. 657.

67 Там же, стр. 1.

68 Там же, стр. 3.

69 Д.А.Долгушин. История сорта. Газета "Соцземледелие", 5 ноября 1935 г., ¦ 233 (2042), стр. 2-4.

70 Информационное сообщение "Новое издание сельскохозяйственной энциклопедии". Газе- та "Правда", 5 октября 1935 г., ¦275 (6521), стр. 6.

71 В праздничном выпуске газеты "Социалистическое земледелие" за 7 ноября 1935 года,

¦ 234 (2043), стр. 2-3 под общей шапкой "Наши пожелания с.-х. науке" были опубликованы обращения Т.Д.Лысенко, Г.К.Мейстера, Н.М.Тулайкова, Е.Ф.Лискуна, А.И.Мальцева, А.С.Серебровского, проф. Л.Гребеня, К.И.Скрябина, П.Н.Константинова, Б.Н.Рождественского, Р.Э.Давида, Р.Р.Шредера, И.В.Якушкина, Н.М.Кулагина, П.М.Жуковского.

72 Редакционная статья "Прием работников сельскохозяйственной науки в Совнаркоме СССР". Там же, 9 декабря 1935 г., ¦ 259 (2068), стр. 1.

73 Там же.

74 Там же.

75 Передовая статья "Теснее связь сельскохозяйственной науки с практикой!". Там же, 18 декабря 1935 г., ¦ 267 (2076), стр. 1.

76 Там же.

77 Д.Н. Прянишников. Речь на Совещании передовиков урожайности. Там же, 3 января 1936 г., ¦ 3 (6609), стр. 4.

78 Т.Д. Лысенко. Яровизация - могучее средство повышения урожайности. В кн.: "За яровиза- цию", изд. "За коллективизацию", 1935 г., а также в книге "Стадийное развитие растений", М., 1952, стр. 647.

17 мая 1986 г. зять Н.С.Хрущева А.И.Аджубей в статье "Время в лицах и деталях", газета "Комсомольская правда", ¦ 114 (18617), стр. 4 воспроизвел строки из этого выступления, дополнив их новым ранее неизвестным предложением. Аджубей писал:

"Жизнь человеческая коротка, а бой за правду может потребовать куда большего срока. Жаль, но Николай Иванович Вавилов не узнал и не узнает, что Лысенко проиграет научный спор с ним. Как мы не узнаем и того, что испытывал этот человек, бесчестьем оборвавший жизнь Вавилова. Не узнаем, что чувствовал он сам, если вдумаемся в страшную суть сказанных некогда им слов: "В нашем Советском Союзе люди не рождаются. Рождаются организмы. А люди у нас делаются - трактористы, мотористы, академики, ученые и так далее. И это безо всякой идеологической чертовщины - генетики с ее реакционной теорией наследственности"".

В телефонном разговоре с Аджубеем я спросил его, по какому источнику он цитировал этот текст с добавлением фразы об "идеологической чертовщине". А.И.Аджубей сообщил, что он воспроизвел эту цитату по тексту сценария фильма о Вавилове, подготовленном украинскими кинематографистами. К сожалению, источник работы самого Лысенко ни он, ни авторы сценария не знают.

79 В газете "Правда" 4 октября 1935 г., ¦ 274 (6520), стр. 2 была напечатана статья "Гибрид пшеницы и пырея", в которой говорилось:

"Имя Николая Вавильевича Цицина хорошо известно в научных кругах, особенно среди селекционеров. "... на днях сессия сельскохозяйственных наук заслушает мой доклад о результатах работы с гибридом",- заявил Н.В.Цицин".

Через пять дней в "Правде" была опубликована большая статья Н.В.Цицина "Мои опыты с пшеницей", в которой он обещал в ближайшее время "решить проблему пшенич-ного клина Западной Сибири". См. газета "Правда", 9 октября 1935 г., ¦279 (6525), стр. 3. В день выступления Цицина на Совещании в Кремле в газете "Соцземледелие" он писал:

"...вопрос с выведением многолетней пшеницы решен... скептицизм и недоверие... со стороны ряда важнейших научных работников сменились признанием достигнутых успехов... в тесном контакте с академиком Лысенко мы с задачей размножения перспективных форм гибридов справимся".

См.: Н.В. Цицин. На пути к многолетней пшенице. Дикарь пырей на службе урожаю. Газе та "Соцземледелие", 28 декабря 1935 г., ¦ 275 (2084), стр. 2.

80 Н.В. Цицин. Речь на Совещании передовиков урожайности по зерну. Газета "Правда",

1 января 1936 г., ¦ 1 (6607), стр 2.

81 Там же.

82 Там же.

83 Об этих словах Сталина написал в своей заметке вице-президент Академии наук СССР В.Л.Комаров. См. его статью "Советская наука в 1936 году". Газета "Известия ЦИК и ВЦИК", 1 января 1936 г., ¦ 1 (5858), стр. 6. Позже слова "Эспериментируйте смелее. Мы вас поддержим. И.Сталин" можно было часто увидеть на лозунгах и транспарантах, вывешиваемых в научно-исследовательских институтах.

84 Академик Н.В.Цицин. Моя попытка использовать цитогенетику. Журнал "Яровизация", ¦1, стр. 141-145.

85 Л.Н.Андреев. Неизвестный документ академика Н.В.Цицина. Вестник РАН, том 68, ¦12, 1998, стр. 1096-1098. 86 Т.Д.Лысенко. Речь на Совещании передовиков урожайности по зерну, трактористов и ма- шинистов молотилок с руководителями партии и правительства. Газета "Правда", 2 января 1936 г., ¦ 2 (6608), стр. 3.

87 Там же.

88 Цитировано по книге: Т.Д.Лысенко. Стадийное развитие растений. М., 1952, стр. 699.

89 Там же, стр. 700.

90 Там же, стр. 649.

91 Там же, стр. 699.

92 Там же.

93 Там же.

94 Там же.

95 Там же.

96 См. прим. /86/.

97 Там же.

98 См. прим. /88/, стр. 703.

99 Там же.

100 Там же, стр. 700.

101 Я.А. Яковлев, зав. сельскохозяйственным отделом ЦК ВКП(б). На борьбу за сталинские 7-8 миллиардов пудов зерна! Речь на Совещании передовиков урожайности по зерну, трактористов и машинистов молотилок с руководителями партии и правительства 29 декабря 1935 года. Газета "Правда", 4 января 1936 г., ¦ 4 (6610), стр. 3.

102 Там же.

103 М.А. Чернов, Нарком земледелия СССР. Речь на совещании передовиков урожайности по зер ну, трактористов и машинистов молотилок с руководителями партии и правительства 29 декаб

ря 1935 года. Газета "Правда", 4 января 1936 г., ¦ 4 (6610), стр. 3.

104 Там же.

105 Передовая статья "Союз науки и труда". Газета "Правда", 3 января 1936 г., ¦ 3 (6609), стр. 1.

106 Газета "Правда", 3 января 1936 г., ¦ 3 (6609), стр. 1.

107 Борис Пастернак. Избранное. М., Изд. "Художественная литература", 1985, том 2,

стр. 266.

108 См. прим. /106/.