Часть 9

Ю.В. Андропов. Последний шанс страны

В середине 1983 года ушел из жизни Арвид Янович Пельше, член Политбюро, Председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Во время похорон ко мне подошел сотрудник Общего отдела ЦК и сообщил, что сразу после траурного митинга состоится заседание Политбюро. Повестку заседания не назвали. Как только урна с прахом была замурована в Кремлевскую стену, все члены и кандидаты Политбюро, секретари ЦК направились на заседание.

Юрий Владимирович Андропов, открыв заседание, сказал: «Арвид Янович Пельше продолжительное время болел и не мог в полном объеме исполнять свои обязанности. Практически все это время Комитет партийного контроля (КПК) работал без председателя. Теперь, поскольку Арвида Яновича не стало, необходимо определиться, кого мы будем рекомендовать Пленуму ЦК КПСС на пост Председателя КПК. Пост важный и ответственный, поэтому я думал над этим, советовался с членами Политбюро, с рядом членов ЦК, в том числе и на местах. Предложение одно: рекомендовать Пленуму ЦК КПСС избрать Председателем Комитета партийного контроля при ЦК КПСС тов. Соломенцева Михаила Сергеевича. Вы его хорошо знаете. Его хорошо знают в партии, в народе. Прошу высказаться по данному предложению».

Слышу хор голосов: «Правильно… Поддержать предложение».

Я попросил слова и сказал: «Юрий Владимирович! Убедительно прошу вас и Политбюро не принимать такого решения. Мне пошел уже седьмой десяток, перенес две сложные операции. Уже просился и сейчас прошусь на пенсию. Если по каким-то соображениям нет возможности отпустить меня на покой, прошу оставить меня на ныне выполняемой и хорошо знакомой работе Председателя Совмина РСФСР. На новой должности потребуется немалое время на освоение и учебу».

Андропов отвел эти доводы, сказав, что у меня большой опыт партийной работы, я прекрасно знаю, чем занимается КПК, и в нынешней ситуации нужен именно на этом посту. Политбюро поддержало Генсека и приняло решение.

Скажу честно, был удручен, огорчен и страшно нервничал. Думал, какие шаги предпринять, чтобы не оказаться на новой работе. Решил даже позвонить Андропову и еще раз попытаться убедить.

Но он был неумолим: «Пойми и ты меня. Здоровье тоже не блещет, возраст почти такой же. На мои плечи взвалили еще большую ношу. Один я не справлюсь, нужны надежные соратники. На пост Председателя КПК рвутся три человека, но к ним полного доверия нет. Ты мне нужен в составе Политбюро и во главе КПК, я рассчитываю на твой опыт, на твою поддержку. Прошу понять это и поработать вместе со мной».

С такими доводами спорить было невозможно. Идти на работу в КПК мне действительно очень не хотелось. На уровне области и республики я знал, чем занимаются контрольные органы партии. В определенной степени представлял и функции КПК. Главное — рассмотрение вопросов, связанных с соблюдением требований Устава партии, апелляций коммунистов, получивших наказания. Согласно Уставу член партии, получивший наказание от первичной организации, имеет право обжаловать это решение во всех вышестоящих партийных комитетах и даже обратиться к съезду. К XXVI съезду КПСС, например, обратилось 13 600 человек. Большинство— исключенные из партии. За каждой апелляцией люди, их жизнь, их близкие. Каждый заявитель с огромным напряжением старается доказать свою правоту и невиновность, предвзятое или невнимательное отношение к себе. Рассматривать такие дела всегда тяжело. Знал это по опыту и не хотел, находясь уже в солидном возрасте, взваливать на свои плечи такую психологически тяжелую ношу.

За двенадцать лет работы на должности Председателя Совмина РСФСР я хорошо узнал Россию, ее проблемы и наиболее слабые и болевые места. За эти годы приняты очень важные постановления Политбюро и союзного правительства по развитию экономики и решению социальных вопросов в Российской Федерации, выполнение которых требуется организовывать и контролировать. Ряд вопросов подготовлен для рассмотрения в директивных органах страны.

Я любил эту работу, постоянно учился, отдавал ей все свои силы и здоровье, никогда не считался со временем. В повседневной напряженной работе фокусировалась вся моя жизнь. В таком режиме я работал более сорока лет и был убежден, что с полной пользой для дела мог бы поработать еще несколько лет на благо России.

Понимая мое состояние, Андропов и другие товарищи успокаивали, говорили о высоком доверии, которое мне оказывает Политбюро. Все это так. Однако переломить себя, чтобы перестроиться с одной работы на совершенно по своему содержанию другую, не так-то просто.

Привязанность к работе в Совмине во многом объясняется и тем, что моими заместителями и помощниками были хорошо подготовленные опытные профессионалы.

Работали они самоотверженно, инициативно. Строились наши взаимоотношения на принципиальных и демократических основах. У нас не было склок, сплетен, неуважительного отношения друг к другу.

Вскоре состоялся Пленум ЦК КПСС, меня единогласно избрали Председателем Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, а затем на сессии Верховного Совета РСФСР освободили от работы Председателя Совмина. В декабре 1983 года меня избрали членом Политбюро. Я понимал, что новая работа — последний и, может быть, самый трудный этап моей трудовой деятельности.

Надо было знакомиться с членами КПК, аппаратом, с практикой и планами на будущее. Кадровый состав Комитета произвел хорошее впечатление. Все сотрудники с большим опытом партийной и хозяйственной работы, приняты в Комитет с рекомендациями местных партийных органов.

Быстрее и глубже познакомиться с работой мне очень помогли заместители— Иван Степанович Густов, ранее работавший первым секретарем Псковского обкома партии, и Михаил Александрович Пономарев, ранее работавший первым секретарем Владимирского обкома партии. Я с большой благодарностью вспоминаю их доброе отношение ко мне.

Ю.В. Андропов при нашей первой беседе после избрания меня Председателем КПК высказал мнение, что Комитет не уделяет должного контроля за ходом выполнения наиболее важных Постановлений Политбюро и правительства, обходит стороной структуры Министерства обороны и Министерства внутренних дел.

Обратил внимание на факты «увода» от ответственности главных виновников и сваливание всех недостатков в работе на второстепенных лиц. Такая беспринципность умаляет авторитет партии и разлагающе действует на партийную и государственную дисциплину. Он особо подчеркивал необходимость ведения строгой и принципиальной борьбы с любыми проявлениями недисциплинированности, расхлябанности. Причем самый строгий спрос именно с первых руководителей. Именно они должны показывать хороший, а не дурной пример. Этим Андропов руководствовался, работая Председателем КГБ. С такой принципиальной позицией он начал свою деятельность на посту руководителя партии и государства.

Хорошо запомнилось первое заседание КПК, на котором я председательствовал. Было рассмотрено 29 апелляций с приглашением заявителей. Заседание началось в 3 часа дня, а закончилось в 8 часов вечера. Все апелляции были рассмотрены. Одного человека восстановили в партии, но объявили ему строгий выговор. С двух человек сняли взыскания. По остальным оставили в силе принятые местными парткомами решения. Ход заседания мне понравился принципиальностью и организованностью. Порядок был таким: информация инструктора КПК о сути дела и результатах дополнительной проверки, как правило, с выездом на место, где живет и работает заявитель. Объяснение заявителя. Вопросы к обоим выступившим и выступления членов Комитета — они краткие и емкие. Предложения по тому, какое принять решение, нередко были разными. Если не приходили к единому мнению, то решение считалось принятым, когда за него проголосовало большинство.

Пять лет работы в КПК дают основание сказать, что к голосованию прибегать приходилось редко. Объясняется это тем, что апелляция уже прошла как минимум два рассмотрения в регионе, в местных парткомах и очень внимательно и принципиально изучалась в аппарате КПК и на самом заседании КПК, где апеллирующему предоставлялась возможность защитить себя. Некоторые заявители просили рассмотреть апелляцию заочно. Это главным образом те, кто уже не первый раз обращается в КПК и кто совершил проступки, которые при любых обстоятельствах не дают основания для снижения меры наказания. Все, подавшие апелляции к съездам партии, мертвой хваткой держатся за пребывание в рядах КПСС, за то, чтобы личная партийная карточка не была замарана каким-либо партийным взысканием. К числу таковых относятся в большинстве те, кто вступил в партию из сугубо карьеристских целей и личных устремлений.

Были рассмотрены апелляции нескольких диссидентов, исключенных из партии. И только один из них, и то с оговорками, согласился с обвинениями в нарушении Программы и Устава партии. Остальные ссылались на то, что их неправильно поняли, неправильно истолковали или оболгали. Все они занимали нерядовые должности, имели определенное влияние на окружающих…

Через несколько дней после избрания Председателем КПК Политбюро утвердило меня председателем Комиссии по подготовке Постановления ЦК КПСС и Совмина СССР по борьбе с алкоголизмом вместо умершего А.Я. Пельше. В состав Комиссии (более 20 человек) входили: зампредсовмина СССР Н.К. Байбаков, секретарь ЦК КПСС по экономике Н.И. Рыжков, секретарь ЦК КПСС по идеологии М.В. Зимянин, некоторые заведующие отделами ЦК, представители ряда других органов управления, ученые и специалисты, знающие эту проблему.

Прежде чем собрать заседание Комиссии, я изучил все материалы, которые были уже наработаны, познакомился с ранее принятым Постановлением по этой проблеме. Складывалось впечатление, что подготовленный черновик нового проекта во многом повторяет предыдущее Постановление.

Я высказал М.В. Зимянину (в период болезни Пельше он замещал его в Комиссии) свое мнение. Он ответил, что это только первый вариант. С моими оценками проекта он согласился.

После первого, самого общего ознакомления с проблемой алкоголизма встал вопрос, с чего начинать конкретно. Я решил поглубже изучить суть страшной болезни. Пригласил приехать в Москву работавшего в Ленинграде видного ученого-медика академика Уколова, самого большого знатока этой болезни. Наша встреча проходила более трех часов. Он привез несколько своих книг по вопросам алкоголизма и борьбы с ним и сказал, что теперь его труды почему-то не издают. Две книги подарил мне. Сказал, что предыдущее Постановление осталось мало замеченным в обществе, поэтому производство и реализация спиртного растут. Минфину и Госплану страшно даже думать о сокращении производства, так как от этого в значительной степени зависит выполнение плана по бюджету. Ранее принятое Постановление по борьбе с алкоголизмом Уколов назвал недостаточно глубоким, носящим декларативный характер. Он считал, что призывами и пожеланиями алкоголизм не победишь. Необходимы кардинальные меры со стороны власти и общественности.

Конспективно он перечислил необходимые меры. Я попросил его изложить все в письменной форме, и многое из того, что он предлагал, вошло в Постановление.

Состоялись также встречи с министром здравоохранения, министром внутренних дел, министром пищевой промышленности, президентом Академии наук и еще не с одним десятком руководителей министерств и ведомств. По просьбе Комиссии прислали свои предложения и представители органов местной власти. Характерно, что ни от одного человека, ни от одной организации мы не получили возражений против принятия Постановления. Происшедшая утечка в средства массовой информации, что в ЦК КПСС готовится такой документ, стала достоянием абсолютного большинства населения. В ЦК и в КПК пошел поток писем от матерей, жен, сестер и детей в его поддержку. Не было больше в моей жизни случая, когда только еще готовящееся решение властей вызывало бы такой мощный отклик. Этот поток давил на нас буквально физически. В абсолютном большинстве писем, особенно от женщин, высказывались настоятельные требования о принятии закона.

Ходом подготовки Постановления постоянно интересовался Ю.В. Андропов. Однажды, когда он находился на лечении в ЦКБ (Центральная клиническая больница), у меня появилась крайняя необходимость переговорить с ним. Позвонил в больницу, извинился за беспокойство и объяснил суть дела. Он пригласил приехать к нему в 3 часа дня. Я сказал, что у меня все подготовлено для телефонного разговора и не нужно нарушать больничный режим, но Андропов еще раз повторил, чтобы завтра я был у него.

Я тщательно продумал, о чем доложить устно и какие документы показать, и на следующий день был у него. Юрий Владимирович сидел в коляске, но выглядел свежим и бодрым.

Начал я с истории вопроса, рассказал, что на Руси первые алкогольные напитки появились при Иване Грозном, как развивалось производство и росло употребление спиртного, нередко с переходом в тяжелую алкогольную болезнь. В 1914 году, видимо с учетом сложной международной обстановки, Николай II издал закон о борьбе с алкоголизмом, который в народе назвали «сухим законом». Но в силу бесконтрольности и происшедших известных нам исторических событий в России закон этот не сыграл ни малейшей роли. Вскоре после Октябрьской революции Советская власть, несмотря на тяжелейшие условия — Гражданскую войну, блокаду, разруху, голод, сочла необходимым бороться с алкоголизмом, уносящим из жизни людей самого работоспособного возраста. Было очевидно, что алкоголизм приводит к развалу семей, падению морали и нравственности. Все это оборачивалось громадным экономическим ущербом. В силу этих причин В.И. Ленин 19 декабря 1919 года подписал декрет о мерах по прекращению производства и продажи алкогольных и алкоголесодержащих напитков.

Претворение в жизнь декрета позволило резко сократить потребление алкоголя. В середине 1920-х годов среднедушевое потребление алкоголя составляло 1,22 литра (чистого спирта). В то время это было самое низкое в мире потребление алкоголя на душу населения. Через некоторое время производство и продажа алкогольных напитков опять увеличились.

В 1925 году в нашей стране находилась международная делегация рабочих. Ее принимал И.В. Сталин. Во время беседы один из членов делегации поинтересовался, почему в нашей стране увеличилась продажа алкогольных напитков. Сталин ответил, что эта мера временная и вызвана появившимися трудностями в наполнении бюджета.

По данным Статуправления, известно, что в 1950 году потребление алкоголя на душу населения в СССР составляло полтора литра. В последующие годы производство спиртного стало быстро расти. В 1984 году душевое потребление составило 8,4 литра. Объясняется это, по-моему, двумя главными причинами.

Первая — не стало Сталина. Мне рассказывали, что все попытки увеличить доходную часть бюджета за счет продажи спиртного наталкивались на категорическое неприятие им этого пути. Он утверждал, что нельзя формировать бюджет за счет спаивания народа.

Вторая — руководство страны сознательно пошло на увеличение производства и продажи спиртных напитков с целью заметного пополнения доходной части бюджета. То есть избрало самый легкий путь в ущерб здоровью, морали, нравственности человека.

Начинавшийся довольно ощутимый рост доходов населения способствовал увеличению спроса на алкогольную продукцию. В последние годы правления Брежнева сложилась традиция различного рода застолий. У любителей выпить появилась крылатая фраза: «Был бы повод, а все остальное найдется».

Рассмотрение документов шло подробно и дотошно. О каждом из них Андропов высказывал свое мнение, давал рекомендации. Одной из наиболее важных мер он считал постепенное сокращение производства водки и крепленого, плохо выдержанного вина. В народе его называли «бормотухой» или «ударом по печени». Зелье быстро подрывало здоровье, а нередко приводило к смерти.

В Постановлении предлагалось за один год прекратить продажу «бормотухи» и примерно на 20 млн. декалитров в год сократить производство и продажу водки. Не предусматривалось сокращение производства и продажи коньяка, шампанского, сухих вин и пива.

При последовательном осуществлении этих мер в 2000 году было бы произведено и потреблено 1,5 литра алкогольных напитков на человека. Если учесть, что значительная часть населения — дети и пожилые люди, то потребление спиртного взрослым населением составило бы не более трех литров. Страна реально отступила бы от края пропасти.

В проекте Постановления предусматривались развитие и укрепление научных организаций и учреждений, занимающихся вопросами борьбы с алкоголизмом, до сих пор научная работа в этом направлении, по существу, не велась.

Предполагалось усиление идеологической и просветительской работы, создание научно-исследовательского института, который вел бы научные исследования по борьбе с алкоголизмом, издание журнала «Трезвость». Предлагалось запретить продажу алкогольных напитков у проходных предприятий и на всех видах транспорта, вблизи детских учреждений и учреждений культуры.

Сокращение производства и продажи спиртного влекло за собой сокращение поступлений в бюджет. Поэтому было записано поручение Госплану и Минфину Союза изыскать дополнительные источники доходов в бюджет, покрывающие потери от продажи алкогольных напитков.

Юрий Владимирович высоко оценил проделанную Комиссией работу, но тут же с некоторым сожалением сказал, что у него появилась мысль принять Постановление по борьбе не только с алкоголизмом, но и с такими пороками, как наркомания, проституция, воровство. Все эти беды между собой тесно связаны. «Думаю, — сказал он, — нам сейчас вряд ли целесообразно возвращаться назад, и все же прикиньте, можно ли на данном этапе осуществить такую комбинацию. Свои наброски подошлите мне. Однако работу над проектом завершайте с учетом подготовленных предложений. Не следует затягивать».

Рассказал я Юрию Владимировичу и о письмах, что потоком шли главным образом от женщин, с пожеланиями побыстрее принять Постановление и определить строгие меры борьбы с этим злом. Андропов ответил, что женщин понять можно и действительно надо быстрее принимать Постановление и устанавливать за ходом его выполнения строжайший государственный и партийный контроль.

В конце беседы я поделился своими первыми впечатлениями о работе КПК. Сказал, что Комитет намерен усилить внимание к Министерствам обороны и внутренних дел и другим административным органам. Откровенно признался, что дополнительный объем работы Комитету не потянуть. Требуется небольшое увеличение аппарата — примерно на десять человек, в том числе на одного заместителя Председателя, который будет заниматься организацией проверки выполнения важнейших постановлений партии и правительства. Юрий Владимирович поддержал мою просьбу. Предложил написать по этому вопросу записку в Политбюро и передать К.У. Черненко. Записка у меня была уже готова.

Беседа у Юрия Владимировича продолжалась три часа. Я переживал, что она так сильно затянулась. Но произошло это не по моей вине. Андропов старался вникать во все детали и тонкости.

Из больницы я приехал в ЦК, зашел к Черненко, вручил записку в Политбюро. Он поинтересовался, как выглядит Генсек. Я ответил, что неплохо и мне кажется, что здоровье Андропова идет на поправку.

Дня через три получил Постановление Политбюро об увеличении штата КПК. Собрал членов Комитета, рассказал о беседе с Юрием Владимировичем и Постановлении Политбюро увеличить штат Комитета, определились, что Комитет будет проводить два заседания в неделю. На одном из них будут рассматриваться персональные дела, апелляции коммунистов, на втором — результаты проверок хода выполнения важнейших решений руководства страной. Договорились внести некоторые изменения в структуру Комитета и в распределение обязанностей.

С орготделом ЦК подобрали кандидатуру на должность заместителя Председателя Комитета. Выбор остановили на первом секретаре Челябинского обкома партии Воропаеве Михаиле Гавриловиче. Он дал согласие. В начале 1984 года был утвержден ЦК заместителем Председателя КПК.

В выборе мы не ошиблись. Воропаев быстро вошел в курс дела и успешно выполнял свои обязанности. В планы работы Комитета стали включаться проверки хода выполнения решений директивных органов.

Требования по повышению партийной дисциплины относились в равной степени ко всем коммунистам, где бы они ни работали, какой бы пост ни занимали.

Не случайно Ю.В. Андропов с первых шагов в качестве Генсека стал проявлять внимание к укреплению дисциплины не только в партии, но и во всем обществе.

Впервой половине 1983 года в ЦК партии поступила информация о признаках разрушения построенных на волго-донском заводе «Атоммаш» (Ростовская область) производственных зданий и жилых домов. Проседали фундаменты. В стенах корпусов появились трещины, из некоторых домов пришлось даже выселить жильцов.

Завод должен был выпускать оборудование для атомной промышленности, в том числе реакторы. Для него производилось в Союзе и закупалось по импорту крупногабаритное, очень сложное и точное оборудование. Просадка фундаментов грозила вывести из строя дорогостоящее оборудование, поставить под угрозу планы развития атомной промышленности. Многоэтажные жилые дома, уже заселенные, предстояло освободить.

Юрий Владимирович собрал заседание Политбюро, пригласил зама Председателя Совмина СССР Игнатия Трофимовича Новикова, ведающего вопросами строительства (он же Председатель Госстроя СССР), и других, кто отвечал за проектирование и строительство «Атоммаша».

Приглашенные доложили о случившемся, о предположительных, еще не уточненных причинах просадки фундаментов. Информация и объяснения Новикова и других не удовлетворили членов Политбюро. Приняли Постановление образовать комиссию и поручить ей разобраться с причинами аварийной обстановки на строительстве завода. Возглавить комиссию поручили мне. В Волгодонске, где строился «Атоммаш», комиссия Политбюро находилась несколько дней. Были изучены все необходимые материалы и расчеты, заслушаны проектировщики и строители, обследованы здания и сооружения. Комиссия пришла к выводу, что проектно-изыскательские работы проведены безответственно, с большими ошибками, что повлекло ошибки в расчете фундаментов. Не учли и того, что завод и жилой микрорайон строятся на берегу водохранилища.

Позвонил Юрию Владимировичу и коротко доложил о выводах комиссии. Он был возмущен. Сказал, чтобы я готовил материалы к заседанию Политбюро. Вскоре оно состоялось. Некоторые руководящие работники Госстроя и министры, заместитель Председателя Совмина СССР, Председатель Госстроя И.Т. Новиков были привлечены к партийной ответственности. Постановление Политбюро было опубликовано. Реакция населения была однозначна: Андропов серьезно взялся за укрепление дисциплины.

Щелоков сразу развернул активную деятельность, чтобы поднять роль МВД, но прежде всего значение собственной персоны. Ему многое удавалось, кроме, пожалуй, главного — систематической борьбы с преступностью. Он делал все возможное, чтобы в РСФСР не было собственного Министерства внутренних дел. Ходили упорные слухи, что Щелоков злоупотребляет служебным положением. В то время Андропов, будучи Председателем КГБ, об этом знал и информировал Брежнева, но нужных мер не принималось. Это обстоятельство привело якобы к тому, что между Андроповым и Щелоковым сложились неприязненные отношения, и поэтому КГБ и МВД не взаимодействовали даже при необходимости.

После снятия Щелокова с работы его исключили из партии. Он с таким решением не согласился и подал апелляцию. Она была рассмотрена в КПК, куда он обратился. Все обвинения, предъявленные Щелокову, были скрупулезно изучены и получили полное подтверждение. На заседании Комитета, который вел я, Щелоков пытался отрицать предъявленные обвинения, утверждая, что его оговорили, что это клевета и сведение счетов. Членов Комитета он не убедил. КПК подтвердил исключение из партии.

После заседания дежурный по приемной сказал, что заходил Щелоков и интересовался, придет ли Соломенцев в свой кабинет после заседания. Секретарь ответил, что обязательно зайдет после заседания. Щелоков некоторое время ждал, потом ушел, не сказав ни слова. Я решил, что он позвонит мне и попросит принять его, но он не позвонил. Примерно в середине следующего дня мне сообщили, что он покончил жизнь самоубийством — застрелился из ружья. Почему? На Комитете он пусть неубедительно, но пытался доказать свою невиновность. Он имел возможность обратиться с апелляцией к очередному съезду партии. Но, видимо, как опытный работник МВД, прекрасно понимал, что съезд его не оправдает и тогда за содеянное придется отвечать перед законом. Какое решение примет суд, тоже мог предположить.

Но это только мои личные догадки, а истинные причины ушли вместе со Щелоковым.

Недели через три попросилась ко мне на прием дочь Щелокова. Беседа была тяжелейшей. Началась она с истерики. Дочь проклинала всех и вся за оговор и травлю отца, толкнувших его на самоубийство, не называя никого конкретно. Криком кричала, что увидела отца с раздробленной головой в луже крови. Потребовалось немало усилий, чтобы успокоить ее. Подобных сцен за все годы работы мне наблюдать не приходилось.

После того как она несколько успокоилась, я рассказал ей, в чем обвиняют отца, прочитал все пункты обвинения. Выказал удивление его поступком и спросил, чем она его может объяснить. Дочь высказала только предположение — он не мог вынести обрушившейся на него клеветы. Я вынужден был повторить, что он человек юридически грамотный, опытный и, если знал, что на него клевещут, должен был доказывать, что это именно так, и добиваться оправдания во всех инстанциях. Вместо этого он пошел на самоубийство. Не видел ли он в этом наиболее приемлемое для себя решение, так как не мог доказать свою невиновность?

Она не ответила. А потом нервно произнесла: «Теперь и до нас, его детей, доберутся и будут преследовать за отца?» Я попросил ее успокоиться. За действия отца никто их преследовать не будет. На этом разговор закончился. Ушла она спокойно и даже поблагодарила за прием, за полную информацию о предъявленных отцу обвинениях.

КПК, партийные комиссии на местах старались быстро реагировать на случаи злоупотребления служебным положением и нарушения социалистической законности.

Понятно почему. В большинстве случаев такие проступки допускают коммунисты, занимающие руководящие посты. Те, кто работает у станков, мартеновских печей, в забоях шахт, на тракторе или комбайне, не имеют базы для таких злоупотреблений.

Приведу еще некоторые примеры. В КПК поступила информация, что два первых заместителя министра энергетики СССР через своих подчиненных из Дальэнерго организовали получение электробытовой техники из Японии для себя и своего окружения. Проведенной проверкой факты подтвердились. На заседании КПК один из них был исключен из партии, другому объявили строгий выговор с занесением в учетную карточку. От занимаемых постов их освободили.

Из Одессы, от бывшего начальника горотдела МВД, поступило заявление о грубейших нарушениях со стороны областного прокурора, начальников управлений КГБ и МВД Одесской области. Суть дела такова. Бывший начальник горотдела МВД Одессы поступил в милицию рядовым сотрудником. Проявил себя в работе, и его стали быстро повышать в должности. Назначили начальником горотдела МВД Одессы. И на этом ответственном участке он проявил себя с лучшей стороны. Наладил борьбу с преступностью, провел проверку «громких» дел, обнаружил ряд таких, по которым необоснованно было прекращено расследование. Доложил об этом областным управлениям МВД, КГБ, прокурору области.

Руководителям прыть молодого начальника горуправления не понравилась, они увидели в нем опасного для себя человека и стали его всячески притеснять, выдвигая против него обвинения уголовного характера. Он всеми силами отбивался от надуманных обвинений, обращался в МВД Союза, но областным руководителям все же удалось снять его с работы. Он поехал в Москву, был принят кем-то из чиновников МВД. При выходе из министерства его задержали, надели наручники, предъявив ордер на арест, выписанный Одесской прокуратурой, и под конвоем доставили в Одессу. Продолжительное время он находился под арестом. Не найдя достаточных оснований для передачи дела в суд, его освободили под подписку о невыезде. Потерпевшему удалось через товарища передать заявление в КПК.

Учитывая запутанность дела, было решено поручить группе руководящих работников МВД, КГБ, Прокуратуры Союза, инспектору КПК выехать на место.

Проверкой были установлены вопиющие факты нарушения законности по отношению к начальнику горотдела МВД Одессы, невнимательное отношение к его заявлениям и жалобам со стороны Одесского обкома партии и облисполкома, МВД Украины и МВД Союза.

Решением КПК прокурор, начальник Управления внутренних дел Одесской области были исключены из партии, начальнику Управления КГБ области объявили строгий выговор. Все они были сняты с работы приказами соответствующих вышестоящих органов. Начальник горотдела УВД Одессы был восстановлен в партии. МВД поручено рассмотреть вопрос о восстановлении его на прежней должности.

Обращалось внимание обкома партии и облисполкома, МВД на проявленную безответственность при рассмотрении заявлений начальника горотдела МВД, виновных в этом было предложено наказать.

Очень жестко рассматривались дела о взяточничестве. Приведу один пример. В Комитет поступила информация о взяточничестве одного из замов министра сельхозмашиностроения Вишнякова. Используя свое служебное положение, он брал взятки с граждан, обращавшихся к нему за оказанием помощи в получении возможности пройти курс лечения в наиболее престижной больнице или поликлинике у квалифицированных специалистов. При этом он нередко обманывал своих клиентов: взятки брал, а помощи не оказывал. Я был крайне поражен, увидев Вишнякова на заседании Комитета в качестве ответчика. Дело в том, что, когда я начал работать в Ростове, он работал первым секретарем Новочеркасского горкома партии. О нем отзывались неплохо. Через несколько лет после моего отъезда его избрали вторым секретарем Ростовского обкома, а позже он был назначен заместителем министра сельхозмашиностроения. Когда я его спросил, какая необходимость заставила превратиться во взяточника, он пробормотал, что ему стыдно смотреть людям в глаза.

Вишняков был исключен из партии, снят с работы и осужден. Ростовские товарищи тоже были поражены. Говорили, что, видимо, он не устоял перед столичными соблазнами.

Могу со всей ответственностью сказать, что КПК очень строго и требовательно подходил к любому коммунисту, допустившему аморальные проступки. В то же время господствовало золотое правило: полнейшая объективность и личные беседы с провинившимся, обязательное присутствие его на заседании Комитета, когда рассматривается персональное дело, если нет просьбы рассмотреть дело заочно.

Согласно поручению Ю.В. Андропова КПК приступил к организации проверок выполнения постановлений партии и правительства по наиболее важным вопросам политического и социально-экономического значения, соблюдения партийной и государственной дисциплины коммунистами, занимающими руководящие посты в министерствах, организациях и ведомствах.

Было решено Постановление Комитета по этим вопросам предавать широкой гласности— в изложении публиковать в газете «Правда». Это имело огромное политическое значение. Я помню немало случаев, когда руководители, побывавшие на разборе в КПК, высказывали полное согласие с принятым решением, но настойчиво просили не публиковать его, чтобы избежать стыда перед своими коллегами, знакомыми и родными.

Из ряда воинских частей поступали жалобы на командиров, злоупотреблявших служебным положением, грубо обращавшихся с подчиненными, особенно с рядовыми солдатами. В отдельных подразделениях процветает дедовщина, слабо поставлена воспитательная работа. Много шло жалоб из армии, расположенной в Узбекистане. Было решено провести проверку всех этих фактов вместе с представителями Министерства обороны и ЦК Компартии Узбекистана. Проверка показала, что хотя не все факты, указанные в письмах, подтвердились, но в целом их много, а в ходе проверки выявились дополнительные. Министр обороны СЛ. Соколов и секретари ЦК Компартии Узбекистана попросили направить материалы проверки им, для принятия мер. Комитет принял постановление направить материалы проверки Соколову и ЦК Компартии Узбекистана с последующей информацией КПК о результатах принятых мер.

Спустя примерно год или чуть больше Комитет провел проверку состояния воинской дисциплины в войсках Министерства обороны в связи с поступлением заявлений и жалоб о наличии серьезных нарушений воинской дисциплины, процветании дедовщины. Вопрос большой и серьезный. Готовился он тщательно и довольно продолжительно. Все подразделения охватить проверкой мы, конечно, не могли. Но в каждом военном округе, на флоте определенные подразделения были проверены. Недостатков открылось немало.

Итоги проверки были обсуждены на заседании КПК. С докладом о состоянии воинской дисциплины в войсках выступил министр обороны СЛ. Соколов. Надо отдать должное, он объективно оценил состояние воинской дисциплины в армии, согласился с выводами комиссии и доложил о мерах, принимаемых министерством, руководством военных округов, флотов по устранению вскрытых недостатков. Проведенную проверку и обсуждение ее итогов на КПК он оценил как помощь в укреплении в войсках дисциплины. Высказал примерно такую мысль: «При отсутствии надлежащей воинской дисциплины — армии нет».

Были проведены проверки положения дел с воинской дисциплиной на Дальневосточном Военно-Морском Флоте, в одной авиационной армии и на Северном Военно-Морском Флоте. Командование Северного флота решило провести партийный актив флота, обсудить Постановление Комитета и наметить меры по устранению выявленных недостатков. Меня тоже пригласили принять участие в работе актива. Я с большим удовольствием согласился. Перед активом побывал на авианесущем крейсере. Беседовал с матросами и офицерами, с летчиком, находившимся на боевом дежурстве — за штурвалом самолета, в полной готовности немедленно вылететь на выполнение задания. Этому молодому человеку менее 30 лет, но он уже опытный пилот, имеет семью, дочке полтора года. Но есть одна проблема бытового характера — он не имеет квартиры. Со дня женитьбы живут в снимаемых комнатушках. Сейчас жена уехала к родителям на Украину в надежде, что за время ее отсутствия муж получит квартиру и она с дочкой вернется.

«Жить без семьи трудно, — посетовал летчик. — Я беспокоюсь о них, они за меня. Вставать на боевое дежурство необходимо в спокойном состоянии, а не думать, как там они. Летать я люблю».

Мы побывали на самой современной атомной подводной лодке. Впечатление неизгладимое. Мое восхищение относится и к крейсеру, и к самолетам, которые на нем базируются. Мне довелось видеть и многие другие виды военной техники последних модификаций.

В заключение этой главы расскажу о случае, произошедшем уже при Горбачеве. В последние годы моей работы в КПК Политбюро поручило мне провести разговор с Борисом Николаевичем Ельциным. Это случилось после освобождения его от обязанностей секретаря ЦК КПСС и вывода из состава Политбюро— он был кандидатом в члены Политбюро.

Позвонил ему и попросил зайти ко мне. Он каким-то зверино-рычащим голосом объявил, что идти в КПК у него нет необходимости.

Я объяснил, что Политбюро поручило мне поговорить с ним по вопросу, о котором расскажу при встрече. Он продолжал отказываться. Я ему говорю, что мы оба — члены партии и поэтому обязаны выполнять решения Политбюро. После тяжелого разговора он все-таки согласился прийти. Мы договорились о времени.

Пришел в назначенное время, я его по-хорошему встретил. Говорю ему, что несколько дней назад он дал интервью трем крупнейшим зарубежным компаниям — Би-би-си, Эй-би-си и Си-би-эс. В своих ответах на вопросы корреспондентов он охаивал КПСС, раскрывал ее внутреннюю работу и деятельность руководящих органов. Политбюро считает, что он не имел права этого делать, и поскольку он член КПСС, то должен был получить разрешение на беседу с представителями этих компаний.

Он грубо оборвал меня, заявив, что не должен ни у кого спрашивать разрешения, что он свободный человек и имеет право высказывать свое мнение где угодно и кому угодно, тем более что ничего особенного он не сказал.

Я дал ему интервью, опубликованное в американской прессе. Он прочитал и сразу заявил, что так не говорил, это выдумки корреспондентов. На мой вопрос, визировал ли он подготовленный корреспондентами текст своих высказываний, ответил, что нет.

Говорю ему: «Борис Николаевич, как же вы могли допустить такую оплошность или недомыслие, дав согласие на публикацию интервью без личного прочтения и визирования? И не кому-нибудь, а самым враждебным к нашей стране, к КПСС телекомпаниям?»

Он наивно ответил, будто не знал, что надо визировать. Этим, по существу, и закончилась наша беседа. Он сразу как-то скис и выглядел удрученным. Вел он себя, конечно, неискренне. Злобу на Политбюро и на партию затаил, чтобы выплеснуть ее в подходящий момент. Что и произошло позже.

Ельцин накануне 2000 года в связи с уходом в отставку просил прощения, что он не все сделал из того, что было задумано. Однако он сделал самое главное, что обещал американцам и их союзникам, — он закончил развал великого государства, начатый Горбачевым: СССР перестал существовать. Ельцин упорно работал и над развалом России и довел до разобщенности ее народы, разрушил экономику, науку, культуру, лишил Россию тех небывалых социальных завоеваний, которых она, как и другие союзные республики, добилась за годы существования Советской власти.