Как прекратить играть в опасные игры

Предположим, два человека играют в игру, подобную представленной в предыдущей главе: жена неосознанно провоцирует мужа разыгрывать какую-то роль из ее прошлого, и он по своим скрытым мотивам поддается соблазну отвечать ее провальному паттерну. Существует ли способ, который помог бы им избежать такого разрушительного времяпрепровождения? Да. Если один из них сможет почувствовать свою скрытую эмоцию и распознать паттерн, он не только изменит собственное поведение, но и даст шанс для роста своему партнеру. В главе «Супружеское общение» я описала игру, в которую играла с Берни: как мои попытки «помочь» в его конфликтах с Джин только ухудшали ситуацию, как я перестала вмешиваться, и тогда он сам смог справиться с гневом.

Вот другая история. Муж Джейн всегда возвращался домой с работы в разное время. Она прекрасно знала, что ему часто приходится задерживаться, что он не всегда может успевать домой к ужину, и все же каждый раз, когда это случалось, она впадала в бешенство. Она сидела, как на иголках, ожидая момента, когда Том войдет в дверь, и вылетала ему навстречу в ярости. Том как всегда спокойно докуривал свою трубку, выжидая, пока иссякнет словесный поток жены, так что его «высокомерное отношение» выводило ее из себя еще больше. Все это продолжалось очень долго. Однажды вечером, когда Том, по всей видимости, опять задерживался, Джейн почувствовала, как внутри нее закипает знакомое чувство гнева. На этот раз ее взрослая часть, исключительно разумная, заметила, что ей, черт побери, известно, что она ничего не может с этим поделать, что она слишком часто ведет себя глупо, и вообще, что с ней такое происходит?!

Шаг 1. Заметить неадекватную реакцию. Находясь в тот момент в эпицентре Шага 2 (Почувствовать внешнюю эмоцию), она сразу перешла к Шагу 3. Что еще я чувствовала? Как она себя чувствовала до того, как гнев дал о себе знать, когда появилась уверенность, что Том снова опоздает? Она следила за часами, и напряжение в ней росло до тех пор, пока не стало ясно, что муж не придет вовремя. Это напряжение — как именно оно ощущалось? Что-то вроде общей тревожности, страха чего-то неизвестного. Тревога была настолько мучительной, что вылилась в гнев. «Чего я боюсь?» — спрашивала она себя.

Шаг 4. О чем мне это напоминает? И вдруг поняла: она боится, что Том вообще не вернется домой, что он бросит ее, как поступил с ней первый муж. Она расплакалась, внешнее чувство, гнев, прошло. После чего наступило успокоение.

Шаг 5. Определить паттерн. Теперь ей стало ясно, что скрытый страх оказаться брошенной заставлял ее прикрываться чувством гнева. Она с ужасом осознала, что это пророчество вполне может сбыться. Если она будет продолжать выражать свой псевдогнев, Том может рано или поздно устать от всего этого и в один прекрасный вечер он просто не вернется с работы.

Почему Том оставался спокойным, пока она изливала свои эмоции? Его внутренний ребенок боялся этой разгневанной женщины, так похожей на его собственную мать, которой он страшился когда-то в детстве. Единственным способом спрятать этот унизительный страх от самого себя было сохранять спокойствие и отстраненность, чем он раздражал жену еще больше, вызывая в ней чувство неразделенной любви. Если бы не чувствительность в этой области, он, наверное, знал бы, как успокоить ее, развеять опасения. Он сумел бы разглядеть под внешним гневом неуверенность и найти способ разрешить ее проблему. Они оба играли в опасную игру, но когда один из партнеров — жена — осмелился пережить свои скрытые чувства, игра была прекращена.

Допустим, вы распознаете паттерн, опасную игру, но не знаете, почему в нее играете. Можно ли прекратить играть, не почувствовав скрытую эмоцию? Как правило, нет. Скорее всего, вы, не осознавая этого, поменяете одну игру на другую. Вот пример: Мэри годами пыталась приучить Джона бросать грязную одежду в корзину для стирки, но он упорно продолжал оставлять свои носки, трусы, рубашки и т. д. в том месте, где стоял, когда раздевался. Она подбирала за ним вещи, ругая его на чем свет стоит, и ужасно мучилась. В один прекрасный день она поняла, что это игра: она — ворчливая мать, усердно прислуживающая ему, а Джон — избалованный ребенок, который просто не слышит ее и поступает по- своему. Она твердо решила прекратить играть в эту игру. С этого дня его брошенная одежда оставалась там, где он ее бросал. Когда он начинал жаловаться, что у него не осталось чистого белья, она, вполне довольная собой, провозглашала, что постирала только то белье, которое лежало в корзине — кончились те дни, когда она подбирала его по всему дому. Джон был обижен и оскорблен, но через некоторое время привык к новому порядку и начал складывать свою грязную одежду в корзину.

Мэри гордилась тем, как решила проблему, но я увидела в этом только то, что она поменяла одну игру на другую. Раньше она была Хорошей Матерью, всепрощающей, хотя и ворчливой, теперь стала Плохой Матерью, прибегнувшей к наказанию, и Джону пришлось ее послушаться и вести себя как подобает Хорошему Мальчику. Рано или поздно им суждено сыграть в игру Плохой Матери где-нибудь в другой области, где они еще не осознают своих псевдо детско-родительских отношений. Есть ли другое решение этой проблемы? Для жены, у которой нет скрытых чувств относительно стирки, в этом, собственно, проблемы не существует. Многие женщины, соблюдающие строгость в этом вопросе со своими детьми, могут принять некоторую долю подобной небрежности у мужей. «Что я могу поделать, если свекровь не приучила его убирать за собой? Слишком поздно сейчас браться за перевоспитание — я не его мать». Таких жен не возмущает необходимость подбирать вещи за одним человеком в семье, они не ожидают совершенства в каждом тривиальном аспекте своей жизни; механика жизни не так уж сложна. А как насчет детей? Разве это не плохой пример для них? Но почему это должно быть плохим примером? Этого не случится, если вы будете честны с ними и с собой: «Не я воспитывала вашего папу, я воспитываю нас. Есть многое, что он может делать, а ты нет. Он папа, а ты ребенок, поэтому иди и положи носки в стирку».

Когда Мэри рассказывала о том, как подбирала за Джоном грязную одежду, было очевидно, что ситуация содержит для нее свои скрытые смыслы. «За кого он меня принимает, — раздраженно говорила она, — за служанку?» Этот опыт унижал ее. Если бы она рискнула исследовать внешнее чувство и попыталась открыть, что лежит под поверхностным слоем, она нашла бы истинный способ прекратить свою опасную игру вместо того, чтобы менять ее на другую.

Однажды я наткнулась на скрытое чувство по чистой случайности, при помощи метода, описанного в главе «Как подкрасться к скрытому чувству». Я чистила яблоки для пирога, слушая записи из венгерского фольклора, и неожиданно для себя обнаружила, что плачу. Я не могла понять, почему. Это была энергичная, радостная музыка, деревенские танцы. Что меня так опечалило? Если бы это произошло несколько лет назад, я, вероятно, просто поменяла бы пластинку, но теперь я уже знала, что нельзя упускать такой отличной возможности — ведь это чувство не было вызвано какой-то личной неудачей, виной или неполноценностью, которые могли бы ослабить меня.

Когда песня закончилась, я проиграла ее еще раз и еще раз. Чувство печали сохранялось, и я задала себе вопрос: «О чем мне это напоминает?» Счастливые танцующие крестьяне, то и дело звонко выкрикивающие какие-то слова. Казалось, им так весело. Как на вечеринке. Вечеринки… Я обожала вечеринки. Не эти огромные сборища вежливых незнакомцев, обязанных поддерживать разговор между коктейлями, а небольшие, теплые компании, когда собираются родственные души, старые друзья: музыка, хорошая еда и увлекательные темы для разговоров. Вечеринки, где мне было так хорошо среди людей, которые знают и любят меня, где мы наслаждаемся отдыхом от повседневной рутины, вдруг становясь привлекательнее и остроумнее, чем обычно, где я окунаюсь в магически теплую атмосферу и откуда ухожу с таким сожалением…

Вечеринки всегда были больной темой в нашем браке. Насколько я любила вечеринки, настолько же Берни их ненавидел. Мы выработали по этому вопросу некоторые компромиссы. Иногда мы оставались дома и пропускали вечеринку, чтобы доставить Берни удовольствие: тогда я чувствовала себя мученицей, а Берни испытывал вину. Иногда мы шли туда, чтобы доставить удовольствие мне: тогда наступала моя очередь беспокоиться, потому что ему было скучно, и ближе к полуночи (в самый разгар веселья) цвет его лица обретал бледный оттенок. На мой виноватый взгляд он казался ужасно потускневшим. Если мне удавалось не обращать внимания на эти симптомы утомления и оставаться в гостях до самого конца, то на следующий день Берни наказывал меня внезапной простудой.

О чем еще напоминала мне эта музыка? Цыганские мелодии. Венгерские цыгане. Родители моей матери были выходцами из Венгрии! (Если честно, то это не так. Откуда у меня взялась эта мысль? Возможно, какая-то скрытая часть меня пыталась помочь процессу самотерапии. Подобные опыты уже случались со мной.) Цыгане… Отец раньше частенько язвил в сторону родственников моей матери: «Богема… Да просто цыганский табор!» Это напомнило мне о вечеринках, которые устраивались в доме моей бабушки. До пяти лет, пока родители еще не расстались, я часто бывала на вечеринках в этом большом старом доме: тети и дяди, кузины и друзья семьи, люди всех возрастов. Чудесные вечера, изысканная еда, смех и музыка, песни и танцы. Я была любимой внучкой, которую все баловали и с которой так много носились, просили продемонстрировать таланты, станцевать дал собравшихся гостей.

Потом мой сверкающий мир вдруг обрушился: родители развелись, и я отправилась жить к папе. Он не подпускал меня и близко к «этой семейке». Одним махом я потеряла мать, дом и все те вечеринки. Углубившись в воспоминания, я неожиданно снова почувствовала себя ребенком, безутешно оплакивающим свою потерю, с горечью обвиняющим отца, лишившего меня этих чудесных вечеринок. (В тот момент жизнь без вечеринок казалась мне ужаснее всего остального — страданий в чужих домах, детства без матери и т. д.). Такое настроение продержалось несколько секунд. Потом пластинка потеряла надо мной прежнюю власть, исчез печальный подтекст мелодий; я опять слышала веселую танцевальную музыку. В то время этот небольшой урок по самопознанию не имел для меня практической пользы, и вскоре я о нем совершенно забыла.

Примерно через месяц, в одно субботнее утро я попросила Берни не перенапрягаться с дневной работой: «Побереги свою энергию. Помни, нам еще сегодня на вечеринку».

«На вечеринку? Какую еще вечеринку?» Терпеливо, но, едва сдерживая раздражение, я напомнила ему о его давнишнем обещании сходить со мной именно на эту сегодняшнюю вечеринку. Я уже много дней напоминала ему об этом. И что же теперь, он попытается отказаться от своего слова? О, нет, он собирался сдержать обещание. Просто забыл — только и всего. Естественно, поэтому он выбрал именно этот день для серьезной работы в саду, занявшись выкапыванием ям для посадки деревьев. Наступил вечер, время одеваться, а Берни растянулся на тахте в полном изнеможении.

«Вечеринка? Какая еще вечеринка?» — спросил он в полном ужасе. Я была готова взорваться, но когда находишься в таком бешенстве, лучше молчать. Я выбежала из комнаты и заперлась в ванной. (Когда сомневаешься, ничего не предпринимай и постарайся поскорее удалиться со сцены.) Найдя сочувственную компанию в отражении зеркала, я начала яростным шепотом выкладывать свои горести. Я сказала все, что думаю об этом монстре, вспомнила все неприятности за последние годы, позволила себе использовать парочку оскорбительных прилагательных, которые я никогда не произношу вслух, и была уже готова залиться слезами, когда вся ситуация показалась мне странным образом знакомой.

Вечеринки… Моя одержимость вечеринками. Я вдруг вспомнила венгерскую танцевальную музыку, и как я плакала о том, что в детстве лишилась вечеринок, как злилась на своего отца. Мне не пришлось переживать скрытые эмоции заново, достаточно было их вспомнить. И с этим воспоминанием исчезла внешняя эмоция — направленный на Берни гнев. Впервые в жизни меня осенило, что моя душа жаждала не сегодняшней вечеринки: я тосковала по тем, давно прошедшим временам, теплым семейным встречам. Меня обманул не Берни, дело было в моем несчастном отце, который сделал лучший выбор, как он тогда полагал, для ребенка в тот период.

И вот совершенно новая мысль: я не могу ничего поделать со своей необузданной страстью к вечеринкам, они наполнены для меня каким-то особым смыслом. Берни ненавидит вечеринки. Может, они имеют для него какой-то другой скрытый смысл? Может, он тоже не в силах справиться со своими чувствами, как я со своими. И тогда я поняла, что не хочу на эту вечеринку, если Берни так устал за весь день.

Я вернулась в комнату:

— Давай лучше пойдем в кино.

Берни получает истинное наслаждение от хорошего фильма, и усталость не помешает ему посмотреть кино.

— Но я думал, ты хочешь в гости.

Он посмотрел на меня виновато: уж кому-кому, а ему хорошо известно, что значит, если я стрелой вылетаю из комнаты и запираюсь в ванной.

— Не так уж это и важно. В конце концов, не последняя вечеринка в жизни.

Итак, мы пошли в кино, и я получила возможность гордиться своим поступком. Я впервые отказалась от вечеринки, не чувствуя себя страдалицей, лишенной главного удовольствия в жизни.

Потом были другие вечеринки, и Берни посещал их. Но постепенно я нашла новое решение нашей старой проблемы. Иногда, когда он сильно уставал, я отправлялась в гости одна, и к своему удивлению обнаружила, что вполне могу там веселиться, и потом, по возвращении, делиться с ним всеми подробностями. При этом я испытывала гораздо меньшую вину за то, что была в гостях одна, чем раньше, когда он безо всякой охоты таскался туда ради меня. Через несколько лет я заметила, что начала терять свое прежнее пристрастие к вечеринкам, и теперь часто выбираю остаться дома. Неужели и вправду супруги постепенно становятся похожими друг на друга? Или я просто избавилась от невротического симптома, который раньше скрывал сходство моих интересов с Берни?

Мораль:

1) Рискнув и почувствовав свою скрытую эмоцию, вы сможете принять иррациональные чувства человека, которого любите. Я не аналитик Берни: мне неизвестно, почему он ненавидит вечеринки, но, перестав скрывать свои чувства от себя, я позволила ему чувствовать то, что он хочет. (Некоторые читатели могут возразить, что в нелюбви к вечеринкам нет ничего иррационального. Главное здесь, что я это считала ужасно иррациональным и не могла этого выносить).

2) Я играла в игру: вела себя так, будто в вопросе о вечеринках полностью завишу от Берни. Я не смела пойти туда без него, а потом страдала, будучи лишенной удовольствия, когда из-за него приходилось оставаться дома. Пережив скрытое чувство (гнев на отца, а не на Берни), я сумела прекратить эту игру: я вполне могла ходить в гости одна. Некоторое время спустя, мой внутренний ребенок постепенно охладел к вечеринкам, и я поняла, что больше похожа на своего мужа, чем думала раньше.

Может, я просто переключила свой гнев с Берни на отца? Нет. Скрытое чувство из-за воспоминаний о детстве с семейными вечеринками и злость на отца длились всего минуту, как и любое другое скрытое чувство. То, что чувствовал мой внутренний ребенок для моего взрослого «я» было абсурдным. Обычно, уже пережив свое скрытое чувство, вы осознаете, что оно не имеет ничего общего с вашим обычным мышлением, поэтому после того, как опыт самотерапии заканчивается, это чувство кажется вам нелепостью.