Мы привыкли объединять вину и стыд, не различая их. Классический психоанализ преимущественно имеет дело с виной; вина, связанная с сексом, была самым частым источником невроза среди пациентов Фрейда. До недавнего времени мало психиатрической литературы посвящалось исследованию стыда. В чем отличие вины от стыда? Вы мучаетесь виной, когда преступаете свои нравственные нормы. Вина — это то, что вы надеетесь искупить. В свою очередь, стыд имеет мало общего с моральными устоями, он больше относится к вопросу личных пристрастий. И стыд нельзя искупить.

Вы испытываете стыд, когда считаете, что поставили себя в неловкое положение: вам кажется, что вы стали предметом насмешки для всех окружающих, в такой момент хочется провалиться сквозь землю. Вы приходите на вечеринку вычурно разодетые или вам снится, как вы оказались обнаженным посреди центральной улицы. Как это ни странно, вы можете почувствовать стыд и наедине с собой, когда никто не видит вашего faux pas[9]. Отличная книга, посвященная исследованию на эту тему, — «О стыде и чувстве идентичности» Хелен Линд.

Некоторые культуры ориентированы на вину, подобно фрейдистской Австрии девятнадцатого века. Дания — это культура, в которой вина является главным дисциплинарным средством воспитания детей. В своей книге «Суицид и Скандинавия» Хендин приводит интервью с пациенткой-датчанкой, по его словам — типичное для человека данного происхождения. Начав рассказывать ему о своем неблагополучном детстве, женщина вдруг неожиданно замолчала и отказалась продолжать. На вопрос, почему она остановилась, автор получил ответ: «Ваше детство, вероятно, было счастливее моего, и моя история вынудит вас чувствовать себя слишком виноватым, чтобы слушать меня».

Если маленький датчанин проказничает, вместо наказания мать говорит ему: «Ты разбиваешь матери сердце». Согласно этому исследованию, смысл суицида обычно заключается в следующем: «Когда ты узнаешь, что я несчастлив, ты почувствуешь себя виноватым».

Япония является страной, где в своем поведении люди сильно мотивированы стыдом, необходимостью «не потерять лицо». Получить более яркое представление об этом вам поможет прекрасное антропологическое исследование Рут Бенедикт «Меч и хризантема».

Американских индейцев шокирует, что мы используем физические наказания в воспитании детей. Их основным средством обучения детей социально приемлемому поведению всегда был стыд. Психоаналитическое исследование на эту тему представлено в книге Эрика Эриксона «Детство и общество». Последние сообщения туристов, посетивших детские сады в Советском Союзе, свидетельствуют, по-видимому, о той же тенденции.

Америка в прежние годы была гораздо больше ориентированной на вину, чем сегодня. Это были дни строгого индивидуализма. Сегодня, с акцентом на приобретении друзей и влияния на людей, с появившейся жаждой популярности и стремлением «не отстать от Джонсов», страхом как-то выделиться, быть другим, мы все больше и больше подвергаемся влиянию стыда. Социологическая интерпретация этой тенденции представлена в книгах Дэвида Рейсмана «Одиночество толпы» (The Lonely Crowd) и «Индивидуализм в новом свете» (Individualism Reconsidered). Мы страдаем одновременно от стыда и вины.

К чему вся эта социология и антропология? В самотерапии это помогает обрести чувство соразмерности. Имея четкое представление о влияниях, которые оказывают на вас ваше происхождение и культура, вы способны лучше наблюдать свое поведение и понимать самого себя. Самоанализ — первый шаг к обнаружению скрытого чувства.

Вы можете стыдиться только того, кого любите. Поведение человека, к которому вы равнодушны, способно вызвать у вас отвращение или гнев, но ни в коем случае не стыд. В нашей культуре, где сильны родственные связи, а дети сильно зависимы от своих родителей, одной из основных задач подросткового периода является освобождение от этой зависимости. Повинуясь потребности обрести собственную идентичность и быть готовым влюбиться в незнакомого человека, подросток вырастает из влюбленности в своих родителей. Именно тогда он начинает их стыдиться: любые их поступки приводят его в смущение. Обоим сторонам, как подростку, так и его родителям, следует помнить, что, не любя их, он не чувствовал бы этого стыда. Такое знание должно избавить его самого от вины за свой стыд, а взрослых — от излишних мучений в сложный период жизни их отпрыска.

Самотерапия может помочь вам справиться со стыдом. Одна из моих студенток — писательница. Однажды, познакомившись в гостях с человеком в должности редактора, она решила пригласить его к себе на обед, надеясь подкрепить социальный контакт с ним и получить от этого профессиональную выгоду.

Она так старалась, чтобы ее дом сверкал безупречной чистотой, а на столе стояли самые изысканные и экзотические блюда, что к моменту прихода гостя была на пике напряжения и изнеможения. «И с этого момента, — рассказывала мне она, — все пошло шиворот-навыворот!» Меню оказалось слишком вычурным для редакторского вкуса, хозяйка никак не могла справиться со своей неловкостью и чувствовала себя слишком уставшей, чтобы быть веселой и остроумной. Когда гость поспешил откланяться, она вздохнула с огромным облегчением, после чего отправилась в свою комнату, чтобы улечься в кровать и отдохнуть после оказавшегося столь тяжелым мероприятия. Однако расслабиться ей не удавалось. Из головы не выходили мысли о том, что обед получился бесполезным, день был потрачен зря. Мысли, как на заезженной пластинке, крутились по одному и тому же маршруту: почему она сделала это, почему не сделала того, лучше бы она сказала то-то и то-то вместо… Навязчиво, надоедливо, сводя с ума.

Ворочаясь вот так с боку на бок в состоянии полной неудовлетворенности, она вдруг вспомнила, что навязчивые мысли — всегда ниточка к чему-то скрытому. И при помощи самотерапии принялась шаг за шагом расследовать скрытое чувство. Прошло совсем немного времени, и ответ был готов: стыд. Ей было стыдно за зря потраченный день, стыдно потому, что ей с самого начала было известно, что редактор совершенно равнодушен к ее работе, стыдно за глупое положение, в которое она сама себя поставила.

Что можно сделать со своим стыдом? Его нельзя загладить, совесть не успокоишь самобичеванием. Все, что вы можете, — взглянуть своему стыду прямо в лицо: испытать его. Набраться мужества, помучиться им, перетерпеть, пока он вас не оставит. Эта студентка, обнаружив стыд, позволила себе чувствовать его в течение нескольких мучительных минут. После этого все было кончено, навязчивые мысли тоже прошли.

Нам всем время от времени приходится испытывать стыд. Проблемы начинаются, когда мы идем на все, что угодно, лишь бы избежать этого чувства, спрятать его за чем-то другим. Помните, внешняя эмоция, псевдочувство, длится намного дольше истинного, если его удается вывести наружу. Решившись почувствовать стыд, вы сможете в дальнейшем избегать повторения своего глупого поступка, но если не позволить себе сознавать, что вам стыдно, то вы не усвоите урока из своего опыта и когда-нибудь снова выставите себя на посмешище.

Однажды я прочла в «Субботнем обозрении» статью о польских женщинах. Нацисты производили на них «экспериментальные» операции «в научных интересах». Прочтя повествование нескольких выживших, но покалеченных людей обо всех перенесенных ими ужасах, я почувствовала себя физически разбитой. Я дрожала, меня мутило, стало трудно дышать, сердце забилось неровно. Из-за невероятной слабости мне пришлось лечь. Наконец, когда я пролила несколько скупых слез, физические симптомы исчезли. Однако вся эта история по-прежнему не шла у меня из головы. Весь день я тихонько проплакала, продолжая заниматься домашними делами, а когда домой вернулся Берни, оказалось, что я не в состоянии ничего ему рассказывать: мне было необходимо хранить все в секрете. Факт необходимости хранить молчание, в сочетании с навязчивыми мыслями, указали, что пора обратиться к самотерапии: это была неадекватная реакция. Шаг 1.

Шаг 2. Почувствовать внешнюю эмоцию. Я чувствовала отчаяние бессилия. Чем я могла помочь всем этим польским женщинам? Шаг 3. Что еще я чувствовала? Вспомнились физические симптомы: тошнота, дрожь и т. д. В совокупности эти ощущения сигнализировали о тревоге.

Шаг 4. О чем мне это напомнило? Страх и ужас, автоматически возникающие у меня при первой же мысли о нацистах. Перед глазами сразу всплыл стереотипный образ нациста: бесчувственный, жестокий, беспощадный, роботоподобный нечеловек. О чем еще мне это напомнило? О моих смешанных чувствах к немецкому языку, который так похож по звучанию на идиш, язык моих прародителей, язык, на котором я разговаривала, будучи ребенком. У меня всегда вызывало странную тревогу это сходство между идишем и немецким языком, понимание, что идиш основан на немецком. Каждый раз, слыша, как нацисты в кино разговаривают на языке, который я частично понимаю из-за своих детских познаний в идише, я испытывала потрясение. Почему? Потому что между нами существовало нечто общее, между этими бесчеловечными роботами и мной? Ворвалась непрошеная мысль: все люди братья, нацисты не роботы, они такие же люди, как я. После этого я ощутила то, что было скрыто от меня, — стыд. Мне было стыдно принадлежать к человеческому роду, представители которого могли делать то, что делали эти… подумать только — мои братья!

Прошло некоторое время, и я нашла в себе силы поговорить об этом с Берни. Разговор мне помог — должно быть прежде скрытый стыд удерживал мой рот на замке. Потом я подумала о том, чем могла бы облегчить себе состояние беспомощности и отчаяния, и написала письмо редактору газеты, в котором выразила свои чувства, и приложила к письму чек для программы реабилитации польских женщин. Стоит вам только пережить свои истинные чувства, как обнаруживается, что вы способны действовать и можете сделать что-нибудь для облегчения чувства беспомощности. С переходом к действию мои навязчивые мысли прошли.

Существует три вида вины: невротическая, экзистенциальная и реальная. Любая из них может скрываться за внешними чувствами, любую можно раскрыть с помощью профессиональной или самотерапии, однако имеется и фундаментальное различие. В случае невротической вины вам нужно лишь почувствовать ее, чтобы избавиться от симптома (внешняя эмоция), но в случае с экзистенциальной и реальной виной одного переживания чувства недостаточно. С ними необходимо что-то сделать для разрешения проблемы в действительности.

Помните тот случай, когда я забыла про обед Берни[10]? С помощью гнева я прикрыла вину, вызванную тем, что «лишила» его еды. Он, со своей стороны, вовсе не чувствовал себя лишенным чего-либо; моя скрытая вина была иррациональной, невротичной. Все, что мне понадобилось сделать, — почувствовать эту вину, и внешний гнев сразу прошел. Впоследствии у меня подобной проблемы уже не возникало. Время от времени мне приходится прибегать к самотерапии для того, чтобы снова ощутить эту вину. Помните мой псевдогнев, когда Джинни изводила меня с едой («Общение между родителем и ребенком», часть II)? Нет иного выхода в случае невротической вины, кроме как почувствовать ее.

Реальная вина может быть скрыта под внешней эмоцией или невротическим симптомом (головная боль) так же, как и невротическая. Она тоже поддается раскрытию аналогичным способом. Но если вы почувствовали скрытую реальную вину, недостаточно только осознать и принять ее; после этого вам придется найти способ искупить то, что вы сделали или оставили несделанным, чтобы суметь избавиться от симптома. Раньше с проблемой такого рода шли к священнику, обращаясь к нему за советом. Классический психоаналитик, как правило, имел дело только со случаями невротической вины. Сегодня очень мало людей обращается за помощью в этой сфере к религии. Экзистенциальные психологи настаивают на том, что психотерапевт больше не может ограничивать свою ответственность проблемой невротической вины. Всем, интересующимся этим вопросом, рекомендую книги Виктора Франкла «От лагеря смерти к экзистенциализму» и «Доктор и душа».

Как-то раз я прочла статью в «Нэйшн» о преподобном отце Эштоне Джонсе. Этот белый священник методистской церкви, выходец из глухих мест южной провинции большую часть жизни провел в странствиях по свету и проповедовании братства среди людей. В своей борьбе против расовой дискриминации он первым начал организовывать сидячие забастовки. В статье рассказывалось о преследованиях, которым этот человек подвергается лишь за то, что осмеливается жить по законам своей религии; описывались в ужасающих подробностях зверства полиции Юга, коррумпированность судов, беспримерная отвага и вера Эштона Джонса. Я стала плакать, читая статью, и весь день после этого мои глаза оставались на мокром месте.

В конце концов я распознала в своих навязчивых мыслях неадекватную реакцию. Шаг 1. Шаг 2 — внешними чувствами были печаль и бессилие. Шаг 3. Что я еще почувствовала? Ярость при мысли о бесчеловечности людей, подвергающих гонениям себе подобного и что-то еще…

Шаг 4. О чем еще мне это напомнило? Эштон Джонс пострадал за действия, сообразные его религиозным убеждениям. Он пытался подражать Иисусу Христу, принять всю тяжкую ношу человеческой несправедливости на свои хрупкие плечи. Я разозлилась. Почему? Разозлилась на мир, который столько взвалил на одного-единственного человека? Разозлилась на Эштона Джонса, осмелившегося взять на себя тяжкую ношу. Эта мысль послужила дополнением к Шагу 3 (Что еще я чувствовала?). Мне потребовалось время, чтобы точно ответить на этот вопрос.

О чем это заставило меня задуматься? Моя религия, иудаизм, проповедует нечто совершенно другое: каждый человек обязан сам искать для себя спасение; никто не в силах искупить грехи другого. Когда сыны Израиля навлекли на себя гнев Господень, Моисей предложил принять их наказание на себя. Но Господь ответил, что ни один человек не может взять на себя ответственность другого, искупить его грех. Я не отношу себя к глубоко верующим людям, но очевидно, такое понимание прочно укоренилось в моей душе, потому что внезапно я поняла: меня ввергает в ужас мысль, что Эштон Джонс пытается взять на себя и мою ответственность тоже. Вот здесь и обнаружилось мое скрытое чувство — вина. Она накрыла меня волной и заставила страдать целую долгую минуту. Я, которая всегда верила, что все люди братья, я, так решительно настроенная против сегрегации, — какие действия предпринимала я сама? Сидела в полной безопасности здесь, на Севере, нашептывая банальности на ухо другим либералам, отсчитывая по нескольку долларов организациям, которые обещали бороться за веру и правду от моего имени, и спокойно оставляла настоящие дела на совесть Эштона Джонса, претворяющего мои идеалы в жизнь.

Шаг 5. Определить паттерн. Я уже давно обратила внимание, что каждый раз при чтении или размышлении о проблемах подавления меньшинств меня охватывали симптомы тревоги. Я находила этому удобное объяснение, отождествляя себя с ними, поскольку сама принадлежала к одной из этих групп. Но теперь я осознала, что мое объяснение далеко не полное. Зачастую моя тревога служила прикрытием для вины: я слишком мало делала во имя идеалов, значивших для меня столь много.

Моя вина не была невротической, она оказалась реальной. И я не нашла бы покоя, не предприняв реального действия. В конце концов я написала письмо Эштону Джонсу, рассказав о своих чувствах, и приложила к нему первый из нескольких чеков для помощи в выплате вознаграждения адвокатам, тюремного залога и т. д. Это письмо послужило началом замечательной переписки между нами и дало мне шанс хотя бы немного ощутить свою причастность, пусть даже на безопасном, трусливом денежном основании. Я несмелый человек. Однако позже в том же году у меня появилась возможность заняться одной проблемой местного значения, которой раньше я постаралась бы избежать из-за тревожности, и мне пришлось пройти через ситуацию, которая, несмотря на всю мучительность для меня, принесла стоящие результаты. Впервые в жизни я сумела взять на себя некоторую долю ответственности и лидерства в довольно пугающей ситуации и вдобавок привести ее к успешному разрешению. Моя вновь обретенная храбрость основывалась на осознании собственной скрытой вины. Всякий раз, когда вы делаете что-то стоящее, стремясь облегчить тяжелый груз подлинной вины, вы меньше страдаете от симптома, от внешней эмоции. Несколько лет спустя мне снова пришлось пройти через самотерапию, чтобы опять пережить скрытую подлинную вину, но на этот раз было гораздо легче. И после этого я обнаружила, что способна читать материалы по болезненным для меня темам (газетные статьи и т. д.) без старых симптомов тревоги и головной боли. Теперь я могу свободнее думать о подобных проблемах, но что еще важнее, я получила большую свободу действий.

Экзистенциальная вина — это ваши страдания из-за неосуществленного истинного потенциала. Если у вас имеется дарование в том или ином виде искусства, некая творческая способность, оставленная без использования, то вашей платой за это становится экзистенциальная вина, которая может быть прикрыта какой-нибудь внешней эмоцией или физическим симптомом, точно так же как в случае невротической вины. Но в отличие от невротической вины, раскрыв экзистенциальную, вы должны что-то предпринять, как и с реальной виной, иначе от симптома избавиться не удастся. Экзистенциальную вину недостаточно просто почувствовать.

Одним из распространенных симптомов экзистенциальной вины является ненасытное желание пассивных развлечений. И неважно, чем вы себя одурманиваете — телевизором или более утонченными формами отдыха — опера, балет, театр. Это чувство голода по развлечениям свидетельствует, что пора найти себе какое-то творческое дело. Такое прикрытие вводит в заблуждение окружающих, и только вы сами в силах его распознать. К примеру, чтение со стороны кажется весьма похвальным занятием, особенно для тех, кто редко берет в руки книгу. Однако для одержимого читателя, такого как я, стремление утопить себя в книгах является нехорошим признаком: мне следует заняться чем-то еще (возможно, писать), но я просто не хочу всерьез над этим задуматься. Иногда у меня появляется непреодолимое желание выбраться из дома и устроить себе какой-нибудь праздник: посмотреть хороший фильм, отобедать в шикарном ресторане, потратить деньги. Такое часто случается со мной в субботние вечера, и если Берни устал, или в кинотеатрах нет стоящих фильмов, я чувствую себя как лев в клетке: становлюсь беспокойной, недовольной и раздражительной. Совершенно случайно мне удалось обнаружить, что если я сажусь за фортепиано и некоторое время играю на нем, то в конце концов успокаиваюсь, удовлетворяюсь и с удовольствием провожу тихий вечер в семейном кругу. Это стремление выбраться из дома прикрывало внутреннюю потребность в творческой деятельности.

Самотерапия показала мне, что мне нужно писать, иначе я страдаю от экзистенциальной вины. Не могу сказать, чтобы я получала от этого огромное удовольствие, чтение лекций мне нравится больше. Но я обнаружила, что если я стараюсь отработать свою ежедневную норму за пишущей машинкой, то способна придерживаться и диеты — у меня становится меньше проблем с навязчивой едой. Мне удалось обнаружить связь с экзистенциальной виной и других симптомов. Напряжение, скука и легкая депрессия — всякий раз, когда я начинаю писать, все это проходит.

Предположим, у вас есть какой-то талант, неизвестный вам просто потому, что вы никогда не занимались этой деятельностью. Как избежать экзистенциальной вины в этих областях? Ответ можно найти в главе «Как освободить ваши естественные творческие способности»: экспериментируйте с разными видами творчества, к которым у вас нет таланта или вы так считаете, и посмотрите, что из этого получится.

Примечания:

1

В оригинальном тексте употреблено слово «emotion», которое с англ. переводится «эмоция», хотя в дальнейшим автор в этом же контексте ссылается на чувства, установки и пр. — Прим. пер.

9

Ложный шаг (франц.). — Прим. пер.

10

См. приложение II, «Как прекратить играть в опасные игры», с. 221.