Лекция V РЕЛИГИЯ ДУШЕВНОГО ЗДОРОВЬЯ (окончание)

Другое течение в области религии душевного здоровья по-моему гораздо важнее и интереснее того, которое выросло из естественных наук. Я имею в виду, недавно возникшее и уже сильно распространенное по всей Америке движение; не знаю, какую почву для развития оно встретило в Англии, но у нас размеры его увеличиваются с каждым днем. Для того, чтобы иметь удобный термин, я назову его "движением духовного врачевания".[44] На почве этой "Новой Мысли", — таково другое название, которым само себя обозначает это течение, выросло уже много сект, но все они в своих главных чертах так похожи одна на другую, что для моей непосредственной цели можно пренебречь их различиями. Мое описание этого движения не преследует никаких апологетических целей. Это учение и с теоретической, и с практической стороны является оптимистическим представлением о жизни. В своем развитии в течение последней четверти века оно впитало в себя ряд таких элементов, что теперь в нем следует признать значительную религиозную силу. Это движение достигло уже той стадии, когда спрос на его литературу так велик, что вызвал ряд подделок, механически производимых для рынка, — явление, которое, думается мне, не может иметь места, когда религия еще не вышла из зачаточного состояния.

Источниками учения о Духовном врачевании были: Четыре Евангелия, Эмерсонианство, или трансцендентализм новой Англии, Берклеевский идеализм, спиритизм с его учением о «законе», "прогрессе" и «развитии»; затем тот оптимистический популярно-научный эволюционизм, о котором я недавно упоминал; наконец, сюда внес свою лепту и индуизм. Но самой характерной чертой этого движения является непосредственное вдохновение. Основатели этой религии обладали интуитивною верой во всеспасительную силу состояний душевного здоровья, как такового, — в победную силу мужества, надежды, доверия и, соответственно с этим, презирали сомнения, страх, страдания и вообще все патологические душевные состояния.[45] Их вера была подкреплена практическим опытом их последователей; опыт этот представляет теперь внушительные итоги.

Слепым возвращалось зрение, хромым — способность ходить, безнадежно больные становились совершенно здоровыми. Не менее замечательны были результаты в духовной области. Оказался возможным полный переход к состояниям душевного здоровья для тех, кто никогда не предполагал, что обладает этой возможностью; было много случаев возрождения личности, и радость была возвращена многим семьям. Косвенное влияние этого учения огромно. Доктрина духовного врачевания так насытила воздух, что чувствуешь ее веяния в самых широких кругах. Постоянно слышишь о "Евангелии Отдохновения", слышишь клич: "Не страдайте", узнаешь о людях, которые, одеваясь по утрам, повторяют как лозунг своего дня: "Молодость, здоровье, бодрость!" Во многих домах запрещены жалобы на дурную погоду, и все растет число людей считающих неприличным говорить о неприятных ощущениях, недомоганиях и болезнях. Такое влияние этого движения на общественное мнение должно быть признано достаточно благодетельным, даже если бы мы не знали более поразительных случаев действия этого учения. А их так много, что можно забыть все те неудачи, те случаи самообмана, которые имели место в этом движении (ведь ничто человеческое не может быть свободно от ошибок); можно простить неприятные свойства доброй половины литературы "духовного врачевания", поражающей таким фантастическим оптимизмом и такой неопределенностью и туманностью, что человек с точным и дисциплинированным умом почти не в состоянии ее читать.

Несомненно, что это движение нашло широкое распространение благодаря своим практическим результатам; и действительно, практический характер американцев редко выражался так ярко, как в том факте, что единственное совершенно оригинальное учение, внесенное ими в систематическую философию жизни, тесно связано с практической терапевтикой. Врачи и священники в Соединенных Штатах после целого ряда колебаний и протестов, уже начинают признавать значение духовного врачевания. По-видимому, этому движению предстоит еще развиться много шире, как в сторону теории, так и в сторону практики. Недавно появился целый ряд писателей, принадлежащих к самым выдающимся представителям этого движения.[46] Нельзя, конечно, отрицать, что так же, как много есть людей, совсем неспособных молиться, — есть еще больше таких, на которых идеи духовного врачевания не могут иметь никакого влияния. Но для нас в данное время важно лишь то, что существует очень большое число лиц, на которых эти идеи могут иметь влияние. Эти люди представляют собою психический тип, достойный самого внимательного изучения.[47]

Подойдем теперь ближе к самой этой вере. Как и всякое религиозное переживание, она зиждется на следующем молчаливом утверждении: человеческая природа двойственна, человек живет своею мыслью в двух областях — поверхностной и более глубокой, и его жизнь протекает с большим или меньшим уклоном в ту или другую сторону. Поверхностная и низшая область — это область плотских ощущений, инстинктов и желаний, эгоизма, сомнений и мелочных личных интересов. Но в то время как христианское богословие считало основным пороком человеческой природы дерзновение, Духовное Врачевание видит проявление ее животного начала в страхе, что придает этому учению совершенно новую религиозную окраску.

"Страх", — говорит один писатель этой школы, "имел большое значение в процессе эволюции; именно он, думается мне, создал всю способность предвидения у большинства животных. Однако нелепым было бы утверждение, что страх должен остаться элементом духовной жизни цивилизованного человека. Я полагаю, что элементы страха в предвидении вовсе не повышают жизненной энергии цивилизованных людей, которые руководятся в своих поступках естественным чувством долга и симпатии, — а наоборот оказывают на них ослабляющее действие. Когда страх становится бесполезным, он только вреден и должен быть удален, как удаляются омертвевшие части из живой ткани. С целью разобраться в понятии страха и для того; чтобы рельефнее изобразить его проявления, я образовал слово страховидение (fearthought), которое обозначает собою вредные для человека элементы в предвидении, и которое я определил как произвольное внушение себе чувства своей слабости. Этим я поставил страх на действительно принадлежащее ему место; в категорию вредных, ненужных, а потому недостойных вещей".[48]

Скорбное и страдальческое настроение, порождаемое в человеке преобладанием «страховидения», встречает со стороны приверженцев духовного врачевания уничтожающую критику:

"Подумайте на минуту о той жизни, какая предстоит нам с первых дней нашего существования. Подумайте о разных условностях, обычаях, социальных требованиях, о роли в ней теологии и об общем миросозерцании; о традиционных идеях относительно первого воспитания и дальнейшего образования, брака и выбора жизненного пути. Ко всему этому присоединяется длинная цепь опасений: после болезней детства — болезни зрелого возраста, потом болезни старости; мысль о том, что мы состаримся, потеряем силы и способности, впадем в детство. И все это венчается страхом смерти. В общем, это бесконечный список всякого рода страхов и мучительных тревог. Опасение отравиться вредной пищей, страх ветра, жары, холода, возможности насморка. Длинный ряд ужасов, грызущих забот, беспокойств, тоски, предвидений, пессимистических мыслей, болезненных чувств; чудовищное шествие мрачных видений, так часто вызываемых нашими советчиками, в особенности докторами. Все это, готовое уничтожить нас, кружится над нами страшным хороводом зловещих призраков. Но это еще не конец. Неисчислимые полчища их пополняются множеством добровольцев из повседневной жизни: страх перед несчастными случаями, страх потерять имущество, быть ограбленным, страх пожара, войны. Мало того, что мы боимся за себя. Когда заболевает кто-нибудь из наших друзей, мы сейчас же начинаем думать о худшем исходе и трепещем за его жизнь. И если мы видим кого-нибудь в печали, мы начинаем сочувствовать ему, т. е. переживая с ним его печаль, этим самым увеличиваем ее".[49]

"Человек, говорит другой автор, отмечен печатью страха еще до рождения; он воспитывается в страхе; вся жизнь его подчинена страху болезни и смерти. И таким образом дух его порабощен, ограничен и угнетен. А тело его часто не более чем отражение его духа. Подумайте еще о миллионах душ наших предков, одаренных такой же чувствительностью и живших под гнетом такого же кошмара! Не удивительно ли после этого, что здоровье все-таки существует? Только божественная любовь, божественная энергия жизни, проявляясь в нашей душе без нашего ведома, могут противодействовать этому океану скорби".[50]

Хотя последователи Духовного Врачевания и пользуются часто христианской терминологией, однако из приведенных цитат видно, как сильно отличается их представление о грехопадении человека от представления христиан.[51]

Их представление о высшей природе человека, будучи ярко пантеистическим, также резко отличается от христианского. Духовная сторона человека для философии духовного врачевания только отчасти сознательна, в главном же она подсознательна. Благодаря этой подсознательной стороне мы находимся в единении с Богом без всякого чуда ниспослания благодати или мгновенного внутреннего перерождения человека. Эти взгляды различно выражены у отдельных писателей, и потому мы находим в них следы христианского мистицизма, трансцендентального идеализма, ведантизма и современной психологии бессознательного «я». Следующие выдержки введут нас в самую сердцевину этого учения.

"Великой основой мира является дух бесконечной жизни и силы, проникающий все и во всем проявляющийся. Разум, лежащий в основе мира, дух бесконечной жизни и силы, проявляющийся во всем, я называю Богом. Мне все равно, какое имя вы ему дадите — Светодавца ли, Провидения, Верховного Существа, или Всемогущего; — выбирайте любое из них. Пока мы будем в согласии с этой основой жизни, Бог будет наполнять в наших глазах вселенную, все будет существовать в Нем и через Него. Он жизнь нашей жизни, и мы причастны божественному бытию. И хотя мы отличаемся от Него тем, что мы индивидуальные существа, тогда как Он — Бесконечный Разум, все и нас вместе со всем заключающий в Себе, тем не менее, божественная жизнь и человеческая тожественны в своей сущности. Различие их только в степени.

Великим центральным событием человеческой жизни является тот момент, когда мы отдаем себе полный отчет в этой тожественности нашей с Бесконечною Жизнью и открываем наше сердце Божественному источнику. Поскольку мы подымаемся до сознательного проявления своего единения с Бесконечной Жизнью и открываем свою душу этому Божественному воздействию, постольку мы воплощаем в себе качества и силы Бесконечной Жизни и становимся проводниками, через которые действует Безграничный Разум и Воля. Поскольку вы осуществите свое единство с Бесконечным Духом, постольку болезнь заменится в вас здоровьем, диссонанс гармонией, печаль и горе — цветущей энергией. Когда мы сознаем божественность нашей природы и тесную связь нашу с Первоосновой Мира, мы как бы прикрепляем передаточный ремень нашей жизни к центральному двигателю Вселенной. В аду остаются лишь до тех пор, пока этого хотят; и на небо можно подняться так высоко, как этого пожелаешь; как только мы решаем подняться, все высшие силы Вселенной соединяются, чтобы помочь нам".[52]

Перейдем от этих отвлеченных характеристик к более конкретным чертам внутреннего опыта религии Духовного Врачевания. У меня в руках так много ответов от моих корреспондентов, что я даже затрудняюсь сделать из них выбор. Начну с материалов, доставленных мне моими личными друзьями. Один из них женщина, в следующих строках прекрасно передает чувство единения с Беспредельной Силой, которое ярко переживают все адепты Духовного Врачевания.

"Первопричина всякой болезни, всякой слабости и всякого подавленного состояния духа сводится к чисто человеческому чувству обособленности от той Высшей Силы, которую мы называем Богом. Душа, которая может с ясной и радостной доверчивостью почувствовать и сказать, как Иисус: "Отец Мой и Я — одно", не нуждается более ни в целителе, ни в исцелении. Вся истина в этом. Нерушимое единение души с Божьим Совершенством — единственно возможное условие полного здоровья. Болезнь не может подступить к тому, кто крепко оперся на эту скалу, кто каждый час, каждое мгновение чувствует в себе Дух Божий. Как могло бы уныние овладеть моим сознанием, если я чувствую себя единым со Всемогущим? Как могли бы недуги победить этот неугасимый свет?

"Возможность уничтожить навсегда силу закона усталости ярко обнаружилась на моем собственном опыте. В молодости я в продолжение многих лет была калекой благодаря параличу позвоночника и ног. Мысли мои тогда были не более нечестивы, чем теперь; но во мне жила глубокая, хотя и слепая вера в то, что болезнь моя вообще неизлечима. Однако после воскресения моей плоти, вот уже четырнадцать лет, как я без отдыха исполняю обязанности целительницы. И могу совершенно искренне сказать, что, несмотря на постоянное соприкосновение со страшными болезнями, слабостью и недомоганиями разного рода, я ни разу ни на одно мгновение не испытала чувства усталости или страдания. Как могла бы я страдать, я — сознательная частица Божества? — Ведь "если Бог за нас, кто против нас?"

Второй мой корреспондент, тоже женщина, пишет мне:

"Одно время жизнь представлялась мне очень трудной. Я была постоянно в угнетенном состоянии; у меня было несколько припадков так называемой нервной прострации, сопровождавшихся ужасающей бессонницей; я стояла на пороге безумия; кроме того, я страдала многими другими недугами, в частности расстройством органов пищеварения. По совету врачей меня увезли из дому; я принимала все наркозы, бросила все свои занятия, усиленно питалась и перебывала у всех докторов в округе. Но я не поправилась до тех пор, пока Новая Мысль не овладела мною.

Мне думается, самое сильное впечатление произвело на меня познание того, что мы должны быть в беспрерывном общении или духовном касании (это слово полно смысла для меня) со всепроникающей жизненной сущностью, которой мы дали имя Бога. Эта сущность непознаваема для нас, если мы действительно не переживаем ее в себе, т. е. если мы не обращены постоянно к самой глубине внутреннего сознания нашего истинного «я», или Бога в нас, чтобы получить просветление изнутри; ведь обращаемся же мы к солнцу за светом, теплом и подкреплением сил наших. Когда вы с верою исполните это, сознавая, что обратиться к себе, к своему внутреннему свету значит жить с Богом или со своею божественною сущностью, — тогда вы познаете призрачность того, к чему вы были обращены доныне, и что увеличивало только внешние ваши силы.

Я познала ничтожное значение этих внешних душевных состояний самих по себе для физического здоровья, потому что последнее приходит само собой, как нежданный результат; его нельзя обрести никаким особенным духовным актом или желанием иметь его; оно дается только путем того душевного настроения, какое я описала выше. То, что мы обыкновенно делаем содержанием своей жизни, — те внешние блага, которых мы так жадно добиваемся, ради которых часто живем и умираем, но которые никогда не дают нам ни покоя, ни счастья, — все это приложится нам, как естественное следствие высшей жизни на лоне духа. Такая жизнь — истинное искание Царствия Божьего, истинное желание, чтобы Он властвовал в нашем сердце; поэтому все остальное "приложится нам", — может быть и неожиданно для нас; кроме того, такая жизнь будет свидетельствовать о существовании совершенного равновесия в самом центре нашего существа.

Когда я говорю, что мы обыкновенно делаем содержанием своей жизни то, о чем нам совсем не следовало бы заботиться, то я разумею все то, чему обычно придают большую ценность и значительность: успеху в делах, славе писателя, художника, врача, юриста, известности, приобретенной благотворительностью. Все это должно быть следствием, а не целью. Я бы включила сюда и те разнообразные удовольствия, которые считаются невинными, иногда даже хорошими, к которым стремятся потому, что большинство признает их; я говорю о светских условностях, светском образе жизни и нравах, так как царящие в них вредные излишества встречают одобрение у толпы".

Вот другой пример, еще более конкретный, в котором опять выступает женщина. Я привожу вам все эти примеры без комментариев: они и в этом виде достаточно ясно показывают все многообразие тех душевных состояний, которые мы изучаем.

До сорока лет, начиная с самого детства я была больна (следуют подробности болезни, которые я опускаю). В надежде, что перемена воздуха принесет мне облегчение, я прожила несколько месяцев в Вермонте но силы мои падали с каждым днем. И вот однажды, в конце октября, около полудня, во время отдыха, я внезапно услыхала слова: "Ты исцелишься и сотворишь дело, о котором не смела и мечтать". Эти слова так сильно запечатлелись в моей душе, что я тотчас же сказала себе, что это Бог произнес их во мне. Я уверовала в них, вопреки самой себе, вопреки моей слабости и страданиям, которые продолжались до Рождества, когда я вернулась в Бостон. Спустя два дня после моего приезда одна из моих приятельниц предложила свести меня к духовному целителю. (Это было 7 января 1881 года). Целитель сказал мне: "Не существует ничего кроме Духа; мы — проявления Единого Духа; тело лишь преходящая иллюзия: оно таково, каким человек его мыслит". Я не могла согласиться со всем, что он говорил, но я так истолковала то, что, как мне казалось, имело отношение ко мне: "Нет ничего, кроме Бога; я Его создание и всецело от Него завишу; разум дан мне для того, чтобы я им пользовалась; если я направлю его на то, чтобы мой организм нормально действовал, то я освобожусь от тех пут, в которые ввергли меня мое невежество, моя боязливость ни мой прошлый опыт". В тот же день я съела немного тех кушаний, которые приготовлялись для моей семьи, и непрестанно твердила себе: "Та Сила, которая создала мой желудок должна позаботиться о том, чтобы он усвоил принятую пищу". Поддерживая в себе в течение всего вечера такое состояние духа, я легла и уснула, говоря себе: "Я — Душа, тожественная с мыслью Бога обо мне". Первый раз за многие годы я проспала всю ночь, не просыпаясь. (Припадки наступали обыкновенно около двух часов ночи). На другой день я почувствовала себя совершенно преображенной, как убежавшая из темницы пленница; у меня была уверенность, что я нашла тайну, которая в будущем возвратит мне полное здоровье. Десять дней спустя я ела все, что давали другим; а через две недели я стала получать непосредственные откровения Истины, которые сделались как бы вехами на моем пути. Они чередовались с приблизительно двухнедельными перерывами; Я упомяну некоторые из них:

Я — Душа; следовательно все для меня благо.

Я — Душа; следовательно я блаженна;

Внутреннее видение, в котором мне предстало какое-то четвероногое животное с моим лицом и с опухолями на всех тех частях тела, в которых я испытывала боль. Животное потребовало, чтоб я признала в нем себя. Собравшись с силами я вся сосредоточилась на мысли, что я здорова, и отказалась даже удостоить взглядом этот образ прошлого моего состояния.

Опять видение зверя, но уже в отдалении, с очень слабым голосом. Вторичный отказ признать в нем себя.

Еще раз то же видение, но теперь я видела лишь свои глаза с умоляющим взором. Опять отказ. Тогда во мне родилась уверенность, глубокое внутреннее убеждение, что и теперь и раньше я всегда была вполне здорова: ибо я — Душа, проявление Совершенной Мысли Божьей. Это убеждение стало резкой гранью между тем, чем я была на самом деле, и тем, какой я себе представлялась. Постоянным укреплением в себе этой истины я достигла того, что с тех пор я никогда не теряла из виду свое реальное «я». А затем я мало-помалу (хотя это и стоило мне двухлетних мучительных усилий) достигла того, что все тело мое стало пользоваться совершенным здоровьем.

В течение опыта тех девятнадцати лет, какие протекли с тех пор, мне ни разу не случилось тщетно взывать к этой Истине, хотя в своем неведении я и забывала порой жить в согласии с ней. Но, несмотря на все мои ошибки, я научилась мыслить с доверчивостью и простотою ребенка".

Однако, я боюсь утомить вас обилием примеров и поэтому вернусь к теоретическим обобщениям. Из приведенных мною данных опыта вы видите, что духовное врачевание нельзя не считать прежде всего движением религиозным. Входящее в него учение о тожестве нашей жизни с жизнью Бога почти ничем не отличается от того толкования учения Христа, которое отстаивалось самыми выдающимися шотландскими философами.[53]

Но философы пытаются обыкновенно дать логическое объяснение существованию зла, тогда как последователи духовного врачевания, насколько я их знаю, вовсе не хотят теоретически объяснять существование эгоизма, страданий, трусливо ограниченной человеческой совести. Для них, как и для всякого человека, зло — эмпирический факт, но первенствующее значение для них имеет практическая точка зрения. Им представляется ненужным страданием — переживать зло, как «тайну» или «проблему», или "копить в душе", по примеру квакеров, уроки горьких испытаний. Они предпочитают, выражаясь словами Данте, взглянуть и пройти мимо. Зло для них то, что индусы называют авидья, состояние неведения. Его надо перерасти и оставить за собой, перешагнуть через него, забыть. Так называемая Христианская Наука (Christian Science), секта миссис Эдди (Mrs Eddy), является самым радикальным течением духовного врачевания в его борьбе со злом. Зло для нее — только ложь и говорящий о нем — лжец. Оптимистическая мораль запрещает нам уделять злу хоть сколько-нибудь внимания. Следующие лекции покажут, что в теоретическом отношении это серьезный недостаток, но он тесно связан с практическими заслугами рассматриваемого учения. На что нужна философия зла, спросит нас приверженец духовного врачевания, если я могу дать вам жизнь в добре?

В конце концов последнее слово принадлежит жизни; а духовное врачевание развило жизненное учение о духовной гигиене, которая может с полным правом затмить всю предшествующую литературу "душевной диэтетики" (Diatetik der Seele). Это учение целиком проникнуто исключительным оптимизмом. Один энергичный поборник духовного врачевания крупными буквами в конце каждой страницы своей книги печатает: "Пессимизм ослабляет человека, оптимизм дает ему силу". Мысли — реальные вещи. И если ваши мысли сосредоточатся на здоровье, юности, силе, успехе — вы обретете их, даже не заметив, как это случится. Никто не обманется в благотворном влиянии последовательно проведенного оптимистического строя мыслей. Каждый человек имеет неотъемлемую возможность найти этот путь к божественности. Наоборот, страх и всякий мрачный или эгоистический образ мыслей ведет к гибели. Многие последователи духовного врачевания высказывают предположение, что мысли это — «силы», и что, согласно закону, по которому все привлекает к себе сходное с собою, мысли человека привлекают к себе, как союзниц, все существующие в мире мысли того же рода. Таким образом, одним мышлением, может человек осуществить свои желания, и потому основное правило жизненного поведения состоит в том, чтобы открыть свою душу воздействию божественных сил.

Невольно бросается в глаза психологическое сходство духовного врачевания с лютеранством и уэслианством.[54] На тревожный вопрос верующего в необходимость нравственных подвигов: что делать для спасения? — Лютер и Уэсли отвечают: Ты спасешься, если уверуешь в свое спасение. Совершенно то же самое говорят о спасении и последователи духовного врачевания. Правда, они говорят это людям, для которых спасение потеряло прежний теологический смысл, но которые бьются над тем же вечным человеческим вопросом. Мир во зле лежит. "Что же мне делать, чтобы стать добрым, чистым и праведным?" — таков их вопрос. Вот ответ: "Ты уже добр, чист и праведен, если только веришь в это". "Все это можно выразить одной фразой", пишет один из цитированных выше авторов: "Бог пребывает в неизменном добре, значит и для тебя не может существовать зла". Ты должен проснуться к сознанию "твоего истинного бытия".

Если учение Лютера и Уэсли приобрело при возникновении своем такое влияние, это объясняется соответствием его с духовными потребностями большинства людей. Этим же объясняется и успех проповеди духовного врачевания, хотя на первый взгляд она и кажется безрассудной. Когда видишь быстрый рост влияния этого учения на умы и его блестящие терапевтические победы, то сам собою напрашивается вопрос: не суждено ли этому учению (может быть как раз благодаря примитивности и экстравагантности многих его проявлений[55] приобрести в развитии народной религии будущего столь же крупное значение, какое в свое время имели лютеранское и уэслианское движения.

Боюсь, не оскорбляю ли я своих слушателей тем, что в аудитории Эдинбургского университета уделяю так много внимания современным фантастическим и чудаческим учениям. Но я попрошу у вас некоторого терпения. Мне хочется, чтобы в результате этих лекций вы поняли огромное многообразие духовной жизни человечества. Стремления людей, их восприимчивость и дарования чрезвычайно разнообразны. Мы встречаем в действительности случаи религиозного опыта различной силы и полноты; и, желая ближе познакомиться с типом душевно здоровых людей, мы должны обратиться; к тем явлениям, где черты их проявляются в самой резкой форме. Психология индивидуальной души находится еще в зачаточном состоянии, — и мои лекции может быть внесут посильную лепту в построение этого нового здания. Наша первая обязанность состоит в том, чтобы понять всю нелепость игнорирования целого ряда явлений лишь потому, что мы сами неспособны пережить что-либо подобное.

Случаи спасения при помощи веры, которые мы знаем из истории лютеранской церкви, методистских сект и того движения, которое я называю духовным врачеванием, доказывают, что существовало множество людей, которые, на известной стадии своего внутреннего развития, пережили душевный кризис, направивший их к добру. Этому кризису нисколько не способствовали заповеди общепризнанной морали; наоборот, обращение к добру было всего полнее и успешнее тогда, когда люди решительно отвращались от этих заповедей. Моралисты советуют нам держать в повиновении свое я. "Бодрствуйте день и ночь", заклинают они нас; "обуздывайте свои желания; не жалейте усилий; наденьте ярмо на свою волю". Но люди, о которых я говорю, почувствовали, что все эти сознательные усилия ведут их только к заблуждениям, страданиям и к гибели. И состояния волевого напряжения показались им нестерпимой мукой.

Таким образом единственный путь к спасению, как это единодушно подтверждается многими людьми, противоположен обычной морали. Он состоит в том, чтобы суметь безвольно «отдаться», о чем я говорил уже во второй лекции. Пассивность, а не активность, ослабление, а не напряжение воли — вот правило поведения. Забудь чувство ответственности, откажись от власти над собой, предоставь высшим силам заботу о твоей судьбе, будь совершенно равнодушен к тому, куда это приведет тебя, — и ты обретешь не только полный душевный покой, но и те жизненные блага, от которых, как ты искренно думал, ты принужден был навсегда отказаться. Это — спасение через отчаяние, смерть ради истинного рождения, о которых учит лютеранское богословие; это — переход в ничто, о котором пишет Яков Бемен (Behmen). Чтобы придти к этому, надо пережить душевный кризис, что-то коренным образом должно измениться в душе, ее упорство должно сломиться и растаять; как мы это увидим ниже на многочисленных примерах, этот процесс бывает часто неожиданным и непроизвольным и оставляет в человеке впечатление, будто им руководила внешняя сила.

Каково бы ни было действительное значение таких переживаний, несомненно, что они представляют один из основных видов человеческого опыта. Многие считают, что способность или неспособность к такому переживанию составляет характерное отличие религиозного типа от типа чистого моралиста. В тех, кто пережил такой опыт, никакие рассудочные доводы не могут вызвать сомнения в его реальности. У них есть знание; ибо во время ослабления напряженного состояния их личной воли они действительно почувствовали участие высших сил.

Проповедники-возрожденцы (revivalists) часто рассказывают притчу о человеке, который ночью поскользнулся на краю пропасти. Ему удалось ухватиться за ветку. Это спасло его от падения, но он висел долгие часы в этом ужасном положении. Наконец, пальцы его ослабели и должны были выпустить единственную его опору. С отчаянием в душе простился он с жизнью и соскользнул вниз. Ему пришлось лететь всего шесть дюймов. Если бы он раньше отказался от борьбы, то ему не пришлось бы пережить таких мучений. Как приняла его мать-земля, говорят нам проповедники, так примет нас десница Предвечного, если мы всецело доверимся ей и отречемся от наследственной привычки полагаться на свои личные силы, которые не могут дать нам прибежища и спасения.

Приверженцы духовного врачевания дают широкий простор применению такого рода переживаний. Они показали, что духовное возрождение путем ослабления волевой энергии, путем пассивных состояний, которое психологически ничем не отличается от лютеранского очищения верою и уэслианского добровольного и свободного приятия воли Божьей, доступно также не сознающим своей греховности и мало заботящимся о лютеранской догматике людям. Чтобы возродиться духовно, достаточно только дать покой своему малому, обособленному, беспокойному «я» и этим путем познать в себе присутствие высшего Я. Результаты этого сочетания чисто теоретического оптимизма с практическим, явления духовного обновления, связанного с отказом от волевых усилий, останутся несомненным фактом человеческой психики независимо от того, станем ли мы при объяснении причин этих явлений на теистическую, пантеистически-идеалистическую или медико-материалистическую точку зрения.[56]

Когда мы приступим к изучению явлений духовного возрождения мы подробнее остановимся на этом вопросе. Теперь же я изложу в кратких чертах методы духовного врачевания. Огромную роль играет в них, несомненно, внушение.

Внушение, оказываемое влиянием окружающей обстановкой, вообще занимает значительное место во всяком духовном воспитании. Но слово «внушение», получив официальное признание, стало, к несчастию, играть роль непроницаемой для исследования завесы, которую опускают для того, чтобы помешать изучению многообразия индивидуальных переживаний. На самом деле «внушение» — это лишь другое название силы идей, поскольку они оказывают влияние и а веру и поведение человека. Идеи, оказывающие влияние на одних, не действуют вовсе на других; идеи, оказывающие влияние в данное время и при данных условиях, не имеют никакого влияния в другое время и при других условиях. Проповедуемые христианской церковью идеи не имеют теперь в терапевтическом отношении никакого значения, хотя в прежние века они играли в этой области огромную роль. И когда весь вопрос состоит в том, почему соль в одном случае стала пресной, а в другом приобрела вновь соленый вкус, то слово «внушение» в его обыкновенном истолковании оказывается бессильным осветить путь к решению этого вопроса. Годдард, в своем психологическом исследовании об "Исцелении верою"[57] объясняющий эти явления простым внушением, заканчивает такими словами: "Религия (под этим он подразумевает, по-видимому, популярное толкование христианства) включает в себя все это, т. е. духовную терапевтику и даже в ее лучшей форме. Интенсивное переживание наших (религиозных) идей даст нам все то, что вообще может быть дано". Он говорит это, несмотря на тот несомненный факт, что христианство в настоящее время совершенно бессильно, или, по крайней мере, было бессильно до тех пор, пока не пришло ему на выручку духовное врачевание.[58]

Для того, чтобы какая-нибудь идея воздействовала на человека путем внушения, она должна явиться ему с силой откровения. Духовное врачевание со своим евангелием душевного здоровья явилось откровением многим из тех людей, сердца которых остались незатронутыми церковным христианством. Оно оживило бывшие в них зачатки высшей жизни. Особенность всякого религиозного движения состоит именно в том, что оно прорывает закрытый до того выход для этих зачаточных стремлений, зародившихся в человеческой душе.

Сила личной веры, энтузиазм, пример окружающих, обаяние новизны — вот, что прежде всего создает ту силу внушения, которой религиозные движения обязаны своим успехом. Если духовное врачевание станет когда-либо официальным, общепризнанным учением и будет введено в определенные рамки, то из него исчезнут все элементы внушения. В самые напряженные и острые моменты своего развития каждая религия должна быть подобна бездомному арабу в пустыне. Церковь, с ее непрерывной внутренней борьбой живой религии меньшинства против обратившейся в привычку религии большинства, хорошо знает эту истину по собственному опыту. Эта борьба гораздо труднее для и ее, чем преодоление тех препятствий, какие встречает ее развитие в господствующем неверии. "Нужно молиться о том, говорит Джонтан Эдуардс (J.Edwards), чтобы тех благочестивых людей, в которых нет живого христианского духа, Бог или оживил или послал им смерть; нужно молиться об этом, если правда то, что часто говорят в наши дни: что эти холодные праведники с мертвенной душой приносят больше зла, чем обыкновенные грешные люди, и больше душ ведут к погибели, и что лучше было бы для рода человеческого, если бы все они умерли".[59]

Второй причиной успеха проповеди духовного врачевания была несомненная наличность большого числа людей, соединявших в себе свойства душевного здоровья с готовностью возродиться, путем отказа от усилий личной воли. Протестантизм был слишком пессимистичен для такого рода людей, католицизм — слишком перегружен обрядностью и морализмом. Поэтому ни тот, ни другой не могли удовлетворить их.

Наконец, духовное врачевание широко использовало подсознательную жизнь человека, что является совершенно новым в протестантских странах. К рассудочным советам и догматическим положениям основатели этого учения присоединили требование систематического упражнения человека в пассивных безвольных переживаниях, в сосредоточенных настроениях и в размышлениях; для этой цели они вводили даже практику гипноза. Вот несколько выбранных наудачу отрывков:

"Великое значение идеалов для практической жизни — вот главная истина, которую проповедует Новая Мысль; я разумею то постепенное развитие, которое идет от внутреннего к внешнему, от малого к великому".[60] "Поэтому необходимо сосредоточивать мысль на осуществлении идеалов хотя бы это оказалось одним блужданием в потемках".[61] Для того, чтобы управлять своим духом, надо, согласно этому учению, воспитать в себе сосредоточенность мысли, или, другими словами, достичь способности постоянного контроля над собой. Надо научиться так управлять различными стремлениями своего духа, чтобы избранный идеал мог спаять их воедино. Для этого надо найти минуты молчаливого размышления и уединения, лучше всего в таком положении, где вся обстановка благоприятствует мыслям о духовных предметах. На языке Новой Мысли это называется погрузиться в молчание".[62]

"Настанет время, когда вы сможете погрузиться в молчание, сидя в конторе или шагая по шумной улице; вам нужно будет только закутаться в плащ ваших собственных мыслей и сознать, что вами руководит и вас охраняет Дух Бесконечной Жизни, Любви, Мудрости, Мира, Могущества и Изобилия. — Это настроение непрерывной молитвы".[63] Самый сосредоточенный в своем духовном мире человек из тех, кого я знал, был один служащий в конторе, где постоянно работало много людей и непрерывно велись громкие разговоры. Нисколько не развлекаясь этим шумом, верный своему идеалу, он всегда имел силу уходить в себя. Всякий раз, когда какие-нибудь затруднения вставали перед ним, он погружался в глубокое размышление и как бы замыкался в своей психической раковине; таким образом он уходил от всего, что его развлекало, и находился как бы в девственном лесу. В свою мистическую тишину он уносил с собой в форме прямого вопроса то, что занимало его, и пассивно ждал ответа. Ни разу в течение многих лет не случилось так, чтобы ответ не приходил к нему, и ни разу он не обманывал его".[64]

Чем, спросил бы я, внутренне отличаются эти переживания от того «самоуглубления», которое занимает такое существенное место в католическом учении? Это все то же укрепление в своем сознании бытия Божия (известное и среди протестантов, напр. у Иеремии Тэйлора), о котором выдающийся католический проповедник Альварез де Паз в своей книге о созерцании пишет следующее:

"Только память о Боге, мысль о Нем, дает нам везде и при всех обстоятельствах чувство, что Он с нами, дает благоговейное и любовное общение с Ним, внушает нам стремление и любовь к Нему… Хотите ли избежать страданий? Помните постоянно о Боге и в счастье и в несчастье, во всех обстоятельствах вашей жизни. Не ссылайтесь на трудность и важность тех дел, какими вы заняты: вы можете всегда помнить, что Бог видит вас, что вы ходите под его взором. Если тысячу раз в час вы забываете это, оживляйте тысячу раз это воспоминание. Если вы не в силах непрерывно выполнять это предписание, то делайте это по крайней мере как можно чаще; и подобно тем, кто в суровую зиму часто приближается к очагу, так и вы как можно чаще подходите к тому пылающему огню, который согреет вашу душу".[65]

Внешняя сторона католического учения не имеет, конечно, никакого сходства с учением духовного врачевания, но чисто духовная сторона религиозных предписаний совершенно одинакова в обоих верованиях; как в одном, так и в другом предписывающие их могут говорить авторитетно потому, что сами личным опытом пережили то, о чем говорят. Привожу еще несколько отрывков из писателя, пропагандирующего духовное врачевание.

"Человек может вызвать, поддержать и укрепить в себе возвышенный, здоровый и чистый образ мыслей. Течение его мысли может и должно быть до тех пор направляемо высокими идеалами, пока оно не станет привычным и не проложит себе постоянного русла. Благодаря такой выдержке наш духовный горизонт озарится сиянием красоты, здоровья и гармонии. Сначала, пожалуй, может показаться трудной эта задача мыслить постоянно возвышенно и чисто, может даже явиться опасение, что выполнение ее будет чисто автоматическое, но настойчивость и упорство облегчат нам это дело, и, наконец, сделают его приятным и радостным.

Для души реален тот мир, какой она создала сама из своей мысли, своего чувства и воображения. Если мы захотим, мы можем отвернуться от низкого, чувственного мира, вознестись к высшему миру Духа и Реальности и сделать его своей обителью. Если в душе нашей будет жить надежда и ожидание, то мы привлечем к себе свет духовного солнца, и он так же естественно вольется в нас, как воздух устремляется в пустоту… Всякий раз, когда мысль наша не поглощена нашими будничными обязанностями, мы должны были бы дать ей парить в этой, атмосфере духовности. В каждом дне бывают часы отдыха, в каждой ночи часы, когда мы не спим; тогда-то мы и могли бы предаваться с большей для себя пользой этому приятному и спасительному упражнению. Если человек, ни разу не делавший систематических усилий для того, чтобы возвысить свои мысли и стать господином над ними, решится в продолжение одного только месяца серьезно делать это, то результаты поразят и очаруют его, и он уж ни за что не согласится вернуться к своему прежнему беспорядочному, бесцельному и поверхностному образу мышления. В эти счастливые мгновения внешний мир с его водоворотом каждодневных мелочей исчезает из наших глаз; мы входим в тихое святилище внутреннего храма души, чтобы причаститься и дышать его воздухом. Наш духовный слух становится так тонок, что нам слышен "голос безмолвия", шумные потоки внешних чувств заглушены, и наступает великая тишина. Наше индивидуальное я мало-помалу замечает, что оно стоит лицом к лицу с Божественным Существом, что могущая, целительная, любвеобильная жизнь Отца ближе к нам, чем мы сами к себе. Это — касание нашей души к Отчей Душе, это — поток жизни, любви, добродетели, здоровья и счастья из Неиссякаемого Источника".[66]

Когда мы подойдем к изучению мистицизма, вы будете, вероятно, глубоко захвачены этими возвышенными состояниями сознания, и убедитесь, что это не пустая риторика. Я надеюсь, — вы удостоверитесь тогда, что мистическое сознание «единения» есть — особый совершенно определенный вид опыта, который иногда может переживать душа, и в котором многие люди живут полнее и глубже, чем в других состояниях. Это наводит меня на общий философский вывод, к какому я хочу сейчас перейти и этим заключить исследование, которое, боюсь, слишком затянулось. Этот вывод касается отношения религии душевного здоровья и духовного врачевания к науке и научному методу.

В одной из следующих лекций мне предстоит специально коснуться общего вопроса об отношении религии к науке, с одной стороны, и к строю мыслей первобытного дикаря, с другой. В наши дни есть множество людей, — они любят называть себя «позитивистами» или "последователями научного мировоззрения", — которые утверждают, что религиозность есть только атавистический пережиток той стадии развития человеческого сознания, какую человечество в лице своих наиболее просвещенных представителей давно переросло и оставило за собой. Если вы попросите их высказаться определеннее, они, вероятно, скажут, что для примитивного мышления все представляется в антропоморфическом виде. Дикарь полагает, что вещи действуют по их личной воле и стремятся к своим собственным целям. В его глазах даже внешняя природа подчиняется личным потребностям и стремлениям, как будто эти последние являются первичными природными силами. Современная наука, скажут позитивисты, доказала, что личность вовсе не элементарная сила в природе, а, наоборот, только пассивное следствие действительно элементарных физических, химических, физиологических и психофизических, безличных, общих сил. Ничто индивидуальное не может ничего сотворить в мире, кроме тех случаев, когда оно подчиняется общим законам и — выполняет их. Если вы спросите этих людей, какими средствами наука развенчала первобытный образ мыслей, то они без сомнения ответят, что она сделала это строгим применением экспериментального метода, которым проверяла свои положения. Следуйте в жизни научным выводам, скажут они, тем выводам, которые всецело отрицают значение личности, и ваши жизненные силы будут расти. Мир так создан, что ваши ожидания оправдаются на практике лишь постольку, поскольку вы считаетесь с безличным характером природы.

Но духовное врачевание, с его диаметрально противоположной философией, предъявляет в сущности то же самое требование. Живите так, как если бы мои положения были истинными, говорит это учение, и каждый прожитый вами день докажет вашу правоту. На всем вашем телесном и духовном опыте оправдается истинность положения, что творческие силы природы имеют личный характер, что ваши собственные личные мысли суть силы, что силы природы непосредственно отвечают вашим личным запросам и желаниям. И из того факта, что движение духовного врачевания с каждым днем все растет, и обязано этим ростом не искусной проповеди, с одной стороны, и легковерию, с другой, а своим несомненным практическим результатам, — достаточно видно, что опыт вполне оправдывает эти «первобытные» религиозные идеи. В наше время, время торжества авторитета науки, это учение объявило войну научной философии и одерживает победы, пользуясь средствами и оружием самой науки. Веря, что высшая сила будет лучше заботиться о нас, чем мы сами, если только мы всецело положимся на нее и согласимся во всем следовать ей, это учение находит в опыте подтверждение, а не опровержение своей веры.

Из приведенных выше рассказов достаточно ясно видно, как происходят внутренние обращения и как они закрепляются в человеке. Теперь я приведу два коротких отрывка, изображающих этот процесс в самом конкретном виде. Вот первый из них:

"Одна из первых моих попыток применить то, чему меня научили, произошла через два месяца после того, как я был у целителя. Случилось так, что я упал и вывихнул правую ногу; четыре года тому назад со мной был такой же случай. В первый раз мне пришлось ходить несколько месяцев на костылях, носить резиновую повязку вокруг ноги и очень беречься, чтобы вывих не повторился. Теперь же, как только я встал на ноги, я внушил себе (и почувствовал, что этой мыслью полно все мое существо) следующее: "Нет ничего, кроме Бога; Он источник жизни. Я не могу причинить себе вывиха и вообще никакого зла: Бог предотвратит его". После этого я не ощущал уже никакой боли и прошел в тот день пешком две мили".

Следующий пример дает изображение не только самого опыта и его жизненного значения, но и характерных для него элементов пассивности и отречения от деятельности своей воли:

"Однажды утром я пошла в город за покупками; вскоре после того, как я вышла из дому, я почувствовала себя нездоровой. Болезненные ощущения быстро усиливались: я чувствовала ломоту во всех членах, тошноту, слабость, головную боль, одним словом все симптомы инфлюэнцы. Мне показалось, что я заболела гриппом, эпидемия которого была в то время в Бостоне, или, быть может, чем-нибудь еще худшим. Тут я вспомнила о проповедях духовного врачевания, которые я посещала всю зиму, и подумала, что мне представляется удобный случай проверит это учение на самой себе. По дороге домой я встретила приятельницу и сделала над собой усилие, чтобы не рассказать ей о своей болезни. Так был сделан первый шаг. Вернувшись домой, я тотчас же легла. Мой муж хотел позвать врача, но я сказала ему, что предпочитаю подождать до завтрашнего утра. Тогда я пережила самый чудесный опыт моей жизни.

Могу передать его только в таких словах: "Я как бы легла в поток жизни и дала водам его течь надо мной". Я освободилась от всякого страха перед болезнью и была полна покорности. Не было уж никакого следа умственных усилий, никакой последовательности в моих мыслях. Единственной мыслью моей было: "Я раба Господня; да будет со мною все по Твоей воле!" Я была полна веры, что все будет хорошо, что все уже хорошо. Во мне беспрерывно текла творческая жизнь, я чувствовала себя приобщенной к Бесконечности, чувствовала в себе гармонию и мир, превосходящие всякое разумение. Во мне уже не было места для мысли о моем расстроенном организме. У меня не осталось сознания времени, пространства, людей; я чувствовала только любовь, счастье и веру.

"Не знаю, сколько времени длилось это состояние, и скоро ли я уснула; но проснувшись утром я почувствовала себя совершенно здоровой".

В этих примерах[67] для нас ценен обнаруживающийся в них опытный путь оправдания веры. Я утверждаю, что в данном случае совершенно безразлично, считать ли тех людей, о которых говорится в приведенных отрывках, жертвами обмана воображения или нет. Для них достаточно субъективной веры в то, что они были исцелены именно пережитым опытом, чтобы принять новую религию. Очевидно, однако, что нужен особый душевный склад для того, чтобы возможны были такие результаты (ибо не всякий может успешно поддаваться такому лечению, точно так же, как ведь и не всякий человек может быть вылечен первым приглашенным врачом). Поэтому со стороны тех, кто может на опыте проверить свою примитивную философию духовного целительства, в высшей степени педантичным и узким было бы требование, чтобы эта философия стала лозунгом для научной терапевтики. Тем не менее, приходится задуматься над всем этим и задать вопрос: не преувеличивает ли наука своего значения и не предъявляет ли она слишком широких притязаний?

Я полагаю, что притязания представителей науки, подобно сектантам нетерпимых, по меньшей мере скороспелы. Переживания, которые мы изучали в этой лекции (а большая часть многообразного религиозного опыта подобна им), — наглядно показывают, что мир гораздо многостороннее, чем это может допустить какая-нибудь секта, хотя бы даже секта ученых. Что, в конце концов, представляют все наши научные доказательства, как не опыт, совпадающий с более или менее отвлеченной системой понятий, созданной нашим разумом? Но — во имя здравого смысла! — почему должны мы признавать, что только данная система понятий может быть истинной? Вся совокупность нашего опыта приводит к противоположному заключению: сообразно с различием общих воззрений возможны и различные отношения к миру; и в действительности мы встречаем большое разнообразие в этой области. В каждый данный момент человек выбирает наиболее удовлетворяющий его род отношения к миру, забывая или отстраняя от себя другие возможные отношения. Наука дает всем нам телеграф, электрическое освещение, медицинский диагноз наших болезней, иногда успешно предупреждает и излечивает некоторые из них. Религия в лице духовного врачевания дает некоторым из нас душевную безмятежность, нравственное равновесие, счастье и предупреждает некоторые виды болезней так же, а no отношению к целому ряду лиц, быть может, и лучше, чем наука. Отсюда очевидно, что и наука, и религия могут одинаково служить ключом к сокровищнице вселенной для того, кто может принять в свою жизнь ту или другую. В то же время очевидно, это ни та, ни другая не исчерпывает всех сокровищ мира и не исключает возможности их слияния в одно целое. Не есть ли мир, в конце концов, сложный синтез разнородных сфер реальности, проникающих взаимно одна другую? Мы могли бы поочередно подходить к познанию каждой из них, принимая различные мировоззрения и культивируя в себе различные душевные переживания. Ведь изучает же математик одно и то же количественное и пространственное явление методами геометрии, аналитической геометрии, алгебры и теории чисел, и делает это вполне правомерно. С этой точки зрения наука и религия найдут каждая свое оправдание своим особенным путем, в каждом миге и в каждой человеческой жизни, и обе могут вечно существовать рядом, не уничтожая друг друга. Примитивное мышление с его верой в индивидуализированные, олицетворенные силы, теперь менее чем когда-либо вытеснено наукой из человеческого сознания. Значительное число научно образованных людей все еще находит в нем самый удобный мост для общения с реальностью.[68]

Изучение духовного врачевания дает столь богатый материал для таких выводов, что я не мог удержаться от искушения обратить на них ваше внимание. Ограничусь пока этими беглыми замечаниями. В одной из следующих лекций нам предстоит специально заняться рассмотрением отношения религии к науке и примитивному мышлению.

Примечания:

[4] J.F.Nisbet. The Insanity of genius. 1893, p. XVI, XXIV.

[5] Макс Нордау в своей большой книге "Вырождение".

[6] H.Maudsley: Natural causes and Supernatural Seemings. 1886, p. 257, 256.

[44] "Mind-cure movement".

[45] "Предостерегающие стихи для детей" (Cautionary Verses for Children) — таково было заглавие одной очень распространенной книги, изданной в начале XIX века. Она показывает, как далеко от первоначальной евангельской душевной свободы отошел современный евангелический протестантизм, весь сосредоточенный в мысли об опасности. Духовное врачевание можно назвать реакцией против той религии постоянного страха, которая господствовала в первой половине прошлого века в евангелических кругах Англии и Америки.

[46] Я имею в виду Горация В.Дрессера (Ноratio W.Dresser) и Генри Уда (Henry Wood), в особенности первого. Произведения Дрессера появились в издании G.P.Putnam's Sons, Нью-Йорк и Лондон; произведения Уда — в издании Lee and Shepard, Бостон.

[47] Чтобы не вызвать недоверия к моим утверждениям, я приведу мнение другого исследователя, д-ра Годдарда (H.H.Goddard, of Clark University), статья которого "О воздействии духа на тело, доказанном в исцелении верою" (The Effects of Mind on Body as evidenced by Faith Cures) напечатана в American Journal of Psychоlogy за 1899 г. (т. X). После изучения многочисленных фактов он приходит к выводу, что исцеления путем духовного врачевания действительно были, но что они ничем решительно не отличаются от официально признанных медицинской наукой исцелений путем внушения. В конце статьи есть любопытная психологическая теория о действии внушения (стр. 67 оттиска). Относительно общего явления духовных исцелений д-р Годдард пишет:

"Строгая критика, какой мы подвергли явления духовного излечения, не могла поколебать достоверности обширного материала, обнаруживающего могущественное влияние духа на болезнь. Было много случаев излечения болезней, которые исследовались и лечились лучшими врачами в известнейших больницах Америки без всякого успеха. Вполне культурные и образованные люди лечились этим способом с удовлетворительным результатом. В случаях долго длившихся недугов было достигнуто облегчение, даже полное выздоровление… Мы проследили духовные элементы в примитивной медицине, в народной медицине наших дней, в медицине "патентованных средств" и в знахарстве. Мы убеждены, что невозможно было бы объяснить существование всех этих методов лечения, если бы они не давали облегчения больному; а если они дают облегчение, то, конечно, только благодаря присущим им духовным элементам. Тот же аргумент применим и к современным школам духовной терапевтики — к Божественному Исцелению (Divine Healing) и к Христианской Науке (Christian Science). Совершенно непонятно, как мог бы существовать тот широкий круг интеллигентных и образованных людей, который составляет группу так называемых Духовных Ученых (Mental Scientists), если бы все это было шарлатанством. Эти способы лечения появились не со вчерашнего дня, их применение не ограничено каким — либо тесным кругом лиц или одной какой-нибудь местностью. Правда, известен целый ряд неудачных применений этого способа лечения, но этот факт только подкрепляет нашу аргументацию. Наверно было много поразительных успехов в противовес неудачам, иначе неудачи давно привели бы к полнейшему разочарованию… Так называемые, Christian Science, Divine Healing и Mental Science по самой природе вещей не могут излечивать болезней; но практическое применение общих принципов обширной "духовной науки" обыкновенно предохраняет от заболевания… Мы имеем достаточно данных, чтобы убедиться, что сознательное изменение своего душевного состояния могло бы избавить многих от тех болезней, пред которыми бессильны обыкновенные врачи; могло бы даже оттянуть приближение смерти для тех ее жертв, которым уж никакое лечение не в состоянии помочь. Исполненное веры принятие какой-нибудь возвышенной философии жизни могло бы принести облегчение больному и дать врачу время принять необходимые меры". (Стр. 33, 34 оттиска)

[48] Ноrace Fletcher. Happiness as found in Forethaught minus FeartНоught. Menticulture Series, Ill. Chicago & New York, Stone, 1897 pp. 21–25.

[49] H.W.Dresser: Voices of Freedom. New York, 1899, p. 38.

[50] Henry Wood: Ideal Suggestion through Mental Pноtography. Boston, 1899, p. 54.

[51] Дело экзегетики решить, насколько оно отличается от представления Христа о грехопадении. По Гарнаку, отношение Иисуса к злу и болезням во многом походило на отношение к ним приверженцев духовного врачевания. "Что отвечает Иисус Иоанну Крестителю?" — спрашивает Гарнак и так истолковывает Его ответ:

"Слепые прозревают, хромые исцеляются, прокаженные очищаются, глухие слышат, мертвые воскресают и Евангелие проповедуется нищим". Все это "приближение Царства Божия" или вернее самое Царство Божие находится уже в этих делах спасения. Благодаря преодолению и уничтожению скорби, нужды, болезней, благодаря всем этим деяниям, Иоанн должен понять, что наступили новые времена. Изгнание бесов только часть дела искупления, но Иисус указывает, что в этом смысл и печать Его прихода на землю. Он обращался к убогим, недужным и нищим не как моралист и без всякого оттенка сентиментальности. Он никогда не делал различия между злом разного рода; никогда не тратил времени на вопрос, «достоин» ли недужный исцеления; никогда не относился благосклонно к страданию или смерти. Ни разу не говорил Он, что болезнь благодетельна, или что зло может привести к добру. Нет, болезнь Он называл болезнью, а здоровье — здоровьем. Всякое зло, всякое убожество отвратительно для Него; они от царства Сатаны. Он чувствует в себе власть Спасителя. Он знает, что спасение возможно будет только тогда, когда слабость будет преодолена и болезни исцелены" (Das Wesen des Christentums, 1900. S. 39).

[52] R.W.Trine: In Tune with the Infinite. 26 thousand. New York 1899. (Я соединил в одно несколько отдельных отрывков).

[53] Привожу для примера толкование Кэрда (Edward Caird). В читанных им в Глазго за 1890-92 годы лекциях не мало таких мыслей:

"Слова Иисуса, сказанные Им в начале Его земного пути: «Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие» вскоре обратились в благую весть: «Царствие Божие внутри вас». Огромное значение этой вести заключается в том, что она, так сказать, проводит качественное различие между «меньшими» в царствии Божием и величайшими святыми и пророками, жившими в сознании раздельности человека и Бога. Очам людским представился высший идеал. Он каждому доступен и к каждому обращен призыв: «будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный». Нет больше места чувству отчужденности и отдаленности от Бога, которое росло в Израиле в той же мере, в какой укреплялся его взгляд на Него не как на национальное божество, а как на Бога справедливости, который сурово покарает Израиль за прегрешения его, как покарал Он Эдом и Моаб. Завещанная Христом молитва говорит об уничтожении между земным и небесным миром той пропасти, которая с течением времени непрерывно увеличивалась в сознании евреев: «И на земле, как на небе». Чувство обособленности человека от Бога, смертного существа от Вечного, слабого и греховного от Всесильного не вполне исчезло, но оно уж не в состоянии заглушить сознания единства. Слова «сын» и «Отец» указывают на некоторую противоположность, но в то же время вкладывают в нее определенный смысл. Они указывают, что эта противоположность не безусловна, что она предполагает нерушимое начало единства, которое может и должно стать началом примирения" (The Evolution of Religion, II. pp. 146, 147).

[54] Одна из методистских сект, образовавшаяся из последователей Уэсли (Wesley). (Прим. перев.).

[55] Будущее покажет, удастся ли школе М.Дрессера, который стремится соединить духовное врачевание с академической философией, восторжествовать над менее критическими и рационалистическими сектами, которые в настоящее время практически являются первенствующими.

[56] Теистическое объяснение опирается на признание божественной благодати, которая вкладывает в человека новую природу в тот миг, когда он искренне хочет избавиться от старой. Пантеистическое объяснение (которого придерживается большинство последователей духовного врачевания) состоит в следующем: человек своим ограниченным, обособленным «я» погружается в широкое, высшее Я, — в дух вселенной (являющийся в то же время «подсознательным» Я человека), и таким образом уничтожает отделяющую его от мира преграду недоверия и душевного смятения. Медико-материалистическое объяснение основано на том предположении, что наиболее простые церебральные процессы действуют свободнее тогда, когда им предоставлено действовать автоматически, что достигается путем ослабления «высших» в физиологическом (отнюдь не в духовном) смысле процессов. Ибо эти последние только препятствуют развитию внутренней жизни, когда стремятся регулировать ее.

Здесь остается открытым вопрос, может ли это третье объяснение быть согласовано с двумя другими в общей психофизической системе.

[57] Dr. Goddard. "Faith Cures".

[58] В церкви всегда преобладало стремление видеть в болезни нечто ниспосланное Богом для нашего блага, как наказание, или предостережение, или как случай испытать нашу добродетель, или (главным образом в католической церкви) как путь достижения «праведности». "Болезнь", говорит один католический писатель (P. Lejeune. Introduction a la Vie Mystique. 1899, p. 218), "это лучший путь умерщвления плоти, путь, избираемый не самим человеком, но непосредственно ниспосылаемый ему Богом и являющийся прямым выражением Его воли". "Если другие пути", говорит Гэй (Gay), "вымощены серебром, — этот путь вымощен золотом. Хотя причина болезни кроется в нашем первородном грехе, но в то же время, как и все происходящее в мире, она исходит от Бога и несет на себе печать Божественного Промысла. И как справедливы эти испытания, как благотворно их действие! Без колебания говорю, что терпение при длительной болезни есть совершенное умерщвление плоти и, следовательно, победа души". С этой точки зрения в некоторых случаях необходимо покорно принимать болезнь, и есть обстоятельства, при которых желание избавиться от болезни было бы даже оскорблением воли Бога. Но бывали, конечно, и исключения. Чудесные исцеления во все времена признавались церковью, и почти все наиболее чтимые святые творили чудеса этого рода. Одним из еретических утверждений Эдуарда Ирвинга (Edrard Irving) было его мнение, что подобные чудеса возможны и в настоящее время. У немецкого пастора Блюмгардта (Joh. Christoph Blumhardt) на сороковом году его жизни совершенно неожиданно явился дар исцеления. В течение почти тридцати лет исцелял он недужных молитвою после обращения их души к вере. Цюндель (Zundel) в IX, X, XI и XVII главах своей "Биографии Блюмгардта" (5th edition, Zurich, 1887) приводит полный перечень совершенных последним исцелений и приписывает их непосредственному Божьему содействию. Блюмгардт был редко чистым, простым и лишенным фанатизма человеком и в этой области своей деятельности не подражал никакому образцу. В настоящее время подобный дар исцеления наблюдается у живущего в Чикого д-ра Доуи (J.A.Dowie), баптистского проповедника, чей еженедельный "Вестник Исцелений" (Leaves of Heeling) составлял в 1900 г. уже шесть томов. Несмотря на то, что исцеления, производимые другими сектами, он объявляет "дьявольской подделкой" дара "Божественного целительства", ниспосланного ему одному, он все же может быть причислен к общему движению духовного врачевания. Основным положением веры последователей духовного врачевания является утверждение, что нельзя никогда поддаваться болезни, ибо болезнь есть исчадие ада. Бог требует от нас, чтобы мы были безусловно здоровы, и мы не должны мириться даже с малейшими уклонениями от полного здоровья.

[59] Я привожу эти слова из книги Эдуардса Revival in New England (Возрождение в новой Англии). Эдуардс убеждает не творить такой молитвы, но нетрудно заметить, что ему доставляют удовольствие нападки на мертвенно-холодных членов церкви.

[60] H.W.Dresser: Voices of Freedom, 46.

[61] Dresser: Living by the Spirit, 53.

[62] Dresser: Voices of Freedom, 33.

[63] Trine: In the Tune with the Infinite, p. 214.

[64] Trine p. 117.

[65] Lejeune. Introduction a la Vie Mystique. 1899, p. 66.

[66] Henry Wood: Ideal Suggestion through Mental PНоtography. p. 51, 70.

[67] См. приложение к этой лекции, где приведены еще два подобных случая, сведения о которых были доставлены мне, моими друзьями.

[68] Могут ли различные области человеческого духа и различные системы идей во всей полноте слиться в абсолютно единое и истинное мироотношение, как это утверждает большинство философов, и каков, если он возможен, лучший путь достижения такого слияния, — на этот вопрос сможет ответить лишь будущее. Пока же для нас непреложен тот факт, что существуют границы для всякого обособленного миросозерцания; каждое из них содержит соответственную частицу мировой истины, каждое в известной степени находит оправдание, но ни одно не вмещает в свои границы всей области реального опыта.