1. Изменение Бессознательного

«Сид, ты не понимаешь того, что большая часть нашей жизни определяется бессознательным»). Когда Эриксон сказал мне это, я отреагировал так же, как большинство моих пациентов, когда я говорю им то же самое. Я почувствовал, что смысл его слов сводится к тому, что моя жизнь предопределена и что самое большее, на что я могу надеяться – это осознание раз и навсегда установленных шаблонов функционирования бессознательного. Позже, однако, я понял, что бессознательное не является таким уж неизменным. Весь опыт наших переживаний, накопленный до сегодняшнего дня, влияет на наше бессознательное точно так же, как и на сознание. Если я читаю что-нибудь вдохновляющее, то мое бессознательное меняется. Если я встречаюсь с человеком, который лично для меня очень важен мое бессознательное меняется. По сути дела, положительная ценность любой психотерапии очевидным образом основана на способности человека изменяться и в значительной мере под воздействием общения с другим человеком или группой.

Я считаю, что эти изменения происходят наиболее быстро и необратимо тогда, когда психотерапевт ставит себе целью повлиять на бессознательные стереотипы своего пациента, а это часто включает в себя работу с его ценностными ориентациями и системой отношений. Эриксон согласился с этой точкой зрения. К концу жизни он выработал очень эффективный способ достижения этой цели – свои обучающие семинары.

Во время нашей последней встречи он объяснил мне, как у него сложился этот подход.

"Мне приходилось тратить слишком много времени на одного пациента. А я предпочел бы работать сразу с группой людей и учить их думать, правильно подходить к проблеме. Ко мне приходили десятки писем, в которых говорилось: «Вы полностью изменили мое общение с пациентами. Я принимаю много пациентов, но вижусь с ними меньше. Я стал принимать больше пациентов, но теперь могу уделить им меньше времени».

Я ответил вопросом: «А это является результатом того, что…?»

Мой респондент писал мне: «Они приходят сюда, и я рассказываю им истории. После чего они уходят домой и меняют способ своих действий».

Очевидно, что то, что «они приходят сюда и слушают, как я рассказываю им истории», предполагает ожидания и общение на разных уровнях. Например, каждый, кому довелось общаться с Эриксоном, хотел испытать на себе различные уровни гипнотического транса. Имея позитивные ожидания и находясь в состоянии транса, мы в наибольшей степени открыты для воздействия и понимания смысла Эриксоновских историй. Эриксон считал, что если слушатель «забывает» историю – просто не помнит ее – то эффект рассказа может быть даже сильнее.

«Рассказывая истории», Эриксон, конечно, следовал древней традиции. С незапамятных времен истории и притчи служили способом передачи культурных ценностей, этики и морали. Даже самую горькую пилюлю можно легко проглотить, если она покрыта сладкой оболочкой. Прямое моральное поучение можно отбросить, но руководство и наставления, облеченные в форму интересно рассказанной, интригующей и приятной истории, воспринимаются легко. С этой точки зрения истории Эриксона являются примером использования многих эффективных приемов устной передачи, таких как юмор и включение в рассказ интересной познавательной информации в виде малоизвестных фактов из области медицины, психологии и антропологии. Психотерапевтические внушения включены в истории, содержание которых далеко как от забот пациентов, так и от открытых целей терапевта.

Транс, согласно Эриксону, является тем состоянием, которое облегчает обучение и делает открытость и готовность принять изменения наиболее вероятными. Речь идет не о внушенном дремотном состоянии. Терапевт не «погружает» своих пациентов, они не теряют самоконтроля и ими не руководит воля другого человека. Фактически, транс – это естественное состояние, которое испытывал каждый. Самое знакомое состояние такого рода имеет место тогда, когда мы погружаемся в мечты; другие формы транса могут иметь место во время медитации, молитвы или когда мы выполняем однообразные физические упражнения, которые иногда называют «медитацией в движении». В таких случаях человек осознает, что внутренние состояния и ощущения воспринимаются более ярко, чем внешние стимулы, такие как звуки и движения, которым предается меньшее значение.

В трансах пациенты начинают часто интуитивно понимать смысл и значение сновидений, символов и других форм выражения бессознательного. В этом состоянии они больше способны на то, что Эриксон называл «бессознательным обучением», их меньше беспокоят собственные мысли и бытовые мелочи. Внушения гипнотерапевта воспринимаются менее критично, но все же если эти внушения идут вразрез с ценностными ориентациями пациента, то либо их усвоение будет частичным, либо они будут отвергнуты вовсе. Амнезия может сохраняться либо в течение всего транса, либо какую-то часть времени, но она ни в коем случае не является главной составляющей транса.

Помогая пациенту войти в транс, терапевт захватывает его внимание и направляет его внутрь, побуждая пациента к внутреннему поиску и к гипнотической реакции. Гипнотическая реакция, связанная как с потребностями и ожиданиями пациента, так и с направлением работы терапевта, возникает на основе имеющегося у пациента «большого опыта обучения». Для того, чтобы вызвать эту реакцию, терапевтические внушения могут быть косвенными, включенными в содержание обычной беседы или интересного рассказа. Несколько более специфические полезные приемы описаны в книге Эриксона и Эрнста Росой «Гипнотерапия».

Психотерапевт внимательно следит за едва уловимыми изменениями, отражающими уровень внимания пациента и его готовность реагировать. К этим изменениям относятся обеднение мимики, неподвижность взгляда, прекращение мигания глазами и почти полная неподвижность. Когда имеется эта совокупность признаков, то терапевт может быть уверен, что его пациент впал в состояние легкого транса. Он может тогда дать ему внушение или просто сказать что – ни будь вроде: «Вот оно. Оставайтесь в этом состоянии», зная, что пациент в это время скорее всего имеет дело с содержанием своего бессознательного.

Как видно на примере сказок, библейских притч и народных мифов, структура рассказов часто архитипична. И как народные мифы, многие рассказы включают в себя тему поиска. Выполнение заданий Эриксона могло и не предполагать героических подвигов, подобных плаванию за Золотым Руном, но субъективная драма и чувство внутреннего свершения отнюдь не становятся от этого меньше. Во многих его историях, особенно тех, в которых он рассказывает о своей семье, есть что-то специфически американское. Поэтому Эриксона и называли Американским народным героем. И все же удивительно, каким образом рассказ, даже если его слушать в гипнотическом трансе, может помочь пациенту или студенту, изучающему психологию. Результат воздействия во многом напоминает ту «ауру просветленности», с которой вы выходите из кинотеатра, посмотрев хороший фильм. В кино многие из нас испытывают измененные состояния сознания. Мы отождествляем себя с одним или несколькими персонажами и покидаем зал, испытав на себе воздействие «преображающего транса». Однако это чувство длится недолго – самое большее десять – пятнадцать минут. Напротив, люди, побывавшие у Эриксона, ловили себя на том, что возвращались к его рассказам через многие годы. Изменения, происшедшие в их поведении и системе отношений, были устойчивы.

Эриксон объяснял устойчивость этих изменений тем, что они происходили под воздействием «гипноза», который он определял как «пробуждение и использование способности к неосознаваемому научению». Если терапевт может, с помощью историй или без них, помочь пациенту войти в соприкосновение со своими собственными неиспользованными знаниями, то этот пациент скорее всего сможет включить эти забытые навыки в структуру своего поведения, которое может стать более конструктивным и укрепляющим его личность.

Чем же тогда этот процесс отличается от «промывания мозгов»? Вероятно, основное отличие заключается в том, что без внешнего подкрепления эффект «промывания мозгов» оказывается временным и постепенно исчезает. Например, во время корейской войны многие попавшие в плен американцы, подвергавшиеся идеологической обработке, были настроены антиамерикански. Тысячи пленных готовы были скорее остаться в коммунистическом Китае, чем возвращаться домой. Тем не менее, после репатриации большинство из них, если не все, похоже, вернулись к своим прежним взглядам.

Воздействия Эриксона гораздо вернее приводили к таким изменениям, которые воспроизводят и поддерживают сами себя и приводят к дальнейшим изменениям. Это происходило, вероятно, потому, что изменения были направлены на внутренний рост и самораскрытие. Конечно, они были наиболее эффективны и устойчивы в культуре, основные ценности которой поддерживали философию Эриксона, утверждавшую важность человеческой индивидуальности, возможность улучшения человеком себя и уникальность путей развития для каждого из нас.

Как уже говорилось, на бессознательное можно повлиять с помощью позитивной информации. Общение с оптимистичным и помогающим в развитии психотерапевтом, таким как Эриксон, уже само по себе является позитивным воздействием. Вдобавок «обучающие истории» усиливают, дополняют и направляют это позитивное воздействие. Рассказывая истории, Эриксон дает новую информацию, вызывает новые чувства и подталкивает к новому опыту. Пациент, который годами не мог вырваться из сетей зажатого комплексом вины взгляда на жизнь, с помощью историй получает награду в виде терпимой и жизнеутверждающей философии Эриксона. Коммуникация идет на разных уровнях, включая бессознательное. Эти взгляды могут быть переданы пациенту как в бодрствующем состоянии, так и в гипнотическом. И тогда он может обнаружить, что ему необязательно целиком полагаться на раз и навсегда установленный круг мыслей. Он не обязан оставаться пленником своей ограниченной философии и ограниченных психологических установок. Отчасти при посредстве этих историй он начинает осознавать, что есть новые возможности, которые он волен принять или отвергнуть как на сознательном, так и на бессознательном уровне.

Иногда пациенты отождествляли себя с персонажами историй или с самим Эриксоном – мудрым и умелым человеком, успешно решающим возникающие проблемы. Тогда у пациента может появиться чувство достигнутого совершенства, которое дает ему возможность подходить к решению ситуаций с большим чувством уверенности. Это можно проиллюстрировать на примере решения сексуальных проблем, таких как преждевременная эякуляция. Если пациент, находясь в гипнотическом трансе смог испытать самоощущение, возникающее при наслаждении удачным половым актом, то это означает, что психотерапевту удалось прибавить к его воспоминаниям чувство успеха и ожидание дальнейшего успеха.

Конечно, не все обучающие истории Эриксона и тем более не все их части имеют целью вложить в бессознательное такое позитивное отношение. Некоторые из них направлены на то, чтобы вызвать и довести до сознания чувство безрадостной усталости, обреченности, чувство, что ты неприятен для других или чувство потери аутентичности. И тогда слушатель должен обратиться к резервам своего бессознательного, чтобы справиться с ситуацией. Или он может найти эмоциональную и интеллектуальную поддержку в одном из других рассказов Эриксона.

Одна-единственная вспомнившаяся фраза из какого-либо рассказа Эриксона может изменить ваши чувства на весь день. Однажды это произошло со мной, когда я шел вдоль луга. «Знаешь ли ты, что каждая травинка имеет свой собственный оттенок зеленого», вдруг пронеслось в моей голове, и я присмотрелся к траве поближе. Это было действительно так! Оставшуюся часть дня мои глаза были более внимательны, чем обычно.

При поверхностном рассмотрении кажется, что многие рассказы Эриксона содержат человеческое взаимодействие и даже манипуляцию людьми друг другом. Можно было бы подумать, что он учит людей манипулировать друг другом. Цель историй совсем другая, и их воздействие проявляется в основном во внутренних изменениях. Многие, кто слышал эти истории, обнаруживали, что могут действовать более свободно и творчески. Очевидно, что это является результатом некоторых внутрипсихических изменений. Мы можем лучше понять эти перемены, если посмотрим на эти истории и их персонажей как на символы внутренних психических структур. Например, родители в историях могут представлять направляющие силы, источники любви и поддержки или источники иррационального руководства. Но чаще они символизируют источники иррациональной принуждающей силы. Ребенок из рассказа может представлять ребенка в нас самих – неопытного, желающего научиться, но не знающего как, спонтанного, но еще невежественного, с ограниченным набором поведенческих реакций. Если читатель отождествляет себя с ребенком, то он будет обнадежен, когда услышит, как ребенок преодолевает препятствия на пути к развитию и свободе.

Некоторые Внутрипсихические изменения могут произойти в результате процесса «развоплощения родительских структур». Эриксон использовал эту концепцию в более широком смысле, чем Джеки Ли Шифф в своей книге «Лечение психозов с помощью транзактного анализа». Эриксон воспользовался этим термином для своего метода замены прежних родительских указаний новыми идеями, которые он внушал с помощью постгипнотической суггестии. Механизм этой постгипнотической суггестии иногда обеспечивался с помощью фразы, которую Эриксон часто включал в свои гипнотические формулы: «И мой голос пойдет за вами, где бы вы ни были». Эта фраза помогала ему поддерживать контакт с пациентом, находящимся в трансе независимо от глубины погружения и служила в то же время сигналом к постгипнотическому внушению. Могла быть и другая сигнальная (ключевая) фраза: «Вы увидите цветную вспышку». Впоследствии, спустя много времени после терапевтического сеанса, пациент, когда бы он ни увидел цветную вспышку, мог среагировать и на другие постгипнотические внушения, данные в рефлекторной связи с внушением «цветной вспышки». Эти внушения могли включать в себя указания и точки зрения, которые позже могли быть «услышаны» (часто голосом Эриксона) как голос интроецированного родителя или суперэго. Такая интроекция голоса терапевта может иметь место при любой психотерапии, но более всего она вероятна, когда пациент погружен в гипнотический транс. Одно из возможных объяснений этому дал Лоренс Кьюби на заседании Американской Психоаналитической Ассоциации. Доктор Кьюби заметил, что в гипнотическом трансе различие между гипнологом и пациентом исчезает. И тогда пациент слышит голос гипнолога так, как если бы он звучал у него в голове – как будто это его собственный внутренний голос. С Эриксоном было именно так. Его голос стал бы вашим голосом, и его голос пошел бы за вами, где бы вы ни оказались.

Очевидно, что лучшим способом передачи воздействия этих историй во всей полноте была бы видеозапись или, по крайней мере, аудиозапись. Слушающий, конечно же, лучше бы почувствовал важность смены интонаций голоса Эриксона, смены поз, положений тела, невербальной коммуникации. К сожалению, сейчас имеется совсем немного видеозаписей. Качество аудиозаписей плохое. Но в напечатанном виде рассказы имеют, по крайней мере, одно преимущество – их легче достать для того, чтобы изучать и повторять.

Описания Эриксоном своих клинических случаев часто напоминают сказку, и некоторые люди им просто не верят. Другие полагают, что это придуманные случаи – интересно написанные и поданные, но, тем не менее, являющиеся плодом фантазии. На основе своих личных наблюдений за работой Эриксона с пациентами я могу утверждать, что по крайней мере некоторые случаи выдумкой не являются. На самом же деле я убежден в том, что все эти случаи совершенно реальны и были изданы в художественной форме только для того, чтобы сделать их легче воспринимаемыми и, может быть, немножко более драматичными, чем большинство клинических описаний. Некоторые, кто считает, что Эриксон действительно вызвал реальные и глубокие изменения у своих пациентов, учеников и коллег, до сих пор придерживаются мнения) что эти результаты были обусловлены, вероятно, какими то особыми харизматическими качествами Эриксона, которые не могут быть переданы другим психотерапевтам. Однако в последнее время были попытки более аналитического подхода к изучению Эриксоновских моделей коммуникации.

В своей книге «Неординарная психотерапия» (Uncommon therapy) Джей Хейи подчеркивает стратегический аспект. Холл определяет «стратегическую терапию» как такую терапию, во время которой «сам терапевт является генератором происходящего на сеансах и создает особый подход к каждой конкретной проблеме». Холл указывает на то, что Эриксон не только общается с пациентами с помощью метафор. Сама метафора является для него неким смысловым полем, внутри которого он «работает, чтобы вызвать нужные изменения». Он замечает, что Эриксон избегает интерпретаций и что «типичные инсайт – интерпретации неосознаваемых коммуникаций произвели бы впечатление вопиющего редукционизма, сравнимого с попыткой выразить пьесу Шекспира одним предложением». Ходи также указывал на то, что к основным особенностям терапии Эриксона относились «подбадривающее сопротивление», «предоставление наихудшего варианта», «вызывание реакции с помощью ее блокирования», «посев идей», «усиление отклонения» и «назначение симптома».

Бэндлер и Гриндер со своим «нейролингвистическим» подходом произвели очень скрупулезный анализ Эриксоновских коммуникаций. Например, они обратили внимание на то, что он стремится «выделять» внушающие фразы, которые он мог вплести в рассказ. Такое выделение делается, например, с помощью пауз, изменения позы или тона голоса. Оно может достигаться также с помощью произнесения имени пациента непосредственно перед «выделенной» внушающей фразой.

Эрнст Росой в своей книге «Гипнотические реальности и гипнотерапия», рассматривая Эриксоновские методы индуцирования и косвенного внушения, выделяет пять стадий этого процессам 1 – фиксация внимания, 2 – нейтрализация привычных стереотипов и системы взглядов, 3 – бессознательный поиск, 4 – бессознательный процесс и 5 – гипнотическая реакция. Каждая последующая стадия вытекает из предыдущей. Росой и Эриксон, который и был его соавтором, назвали это «утилитарным подходом к гипнотерапии». В упомянутых книгах, а также в работе Бацлавика «Изменение и язык перемен» можно найти дискуссию по вопросу о том, что коммуникация Эриксона идет по правополушарному типу с вытекающей отсюда тенденцией работать, главным образом, с первичными процессами, архаическим языком, эмоциями, пространством и формой, то есть, с образами.

Джеффри Зиг в книге «Обучающие семинары Мильтона Эриксона» выделяет некоторые преимущества использования анекдотов в психотерапии:

1) анекдоты не содержат угрозы,

2) анекдоты приятны,

3) анекдоты стимулируют независимость: слушающий должен понять смысл рассказанного, а затем прийти к собственному выводу или собственным действиям,

4) анекдоты можно использовать для обхода естественного сопротивления изменениям,

5) анекдоты можно использовать для контроля взаимоотношений,

6) анекдоты формируют модель подвижности,

7) анекдоты могут привести в замешательство и обострить чувствительность к внушениям, и

8) анекдоты стимулируют память – «они делают предлагаемую мысль легче запоминаемой».

Один из наиболее важных и полезных подходов Эриксона можно назвать «чтение мыслей». Внимательно наблюдая за пациентом и зеркально отражая его поведение и реакции, Эриксон дает ему понять, что он, Эриксон, по-настоящему его знает и читает его мысли. Такое «знание» приводит к очень близким отношениям. «Раппорт», являющийся необходимой составной частью любой психотерапии, быстрее устанавливается именно при гипнотерапии. (В этой связи будет интересно узнать, что первым, кто использовал термин «раппорт» в связи с психотерапией, был Антон Месмер.) Большинство психотерапевтов, к каким бы «школам» они не принадлежали, сойдутся на том, что раппорт, своеобразные «отношения врача и пациента», является центральным по важности звеном. Тесные терапевтические отношения дают пациенту почувствовать себя в безопасности, ощутить понимание и защищенность. Имея такую поддержку, он может с большей уверенностью и готовностью идти на риск, начать встречать реальность внутреннего и внешнего мира.

Этот вид «знания», о котором здесь шла речь, в принципе отличается от способа, которым психоаналитик обычно «узнает о» своем пациенте. Эриксону действительно не было необходимости собирать большое количество информации о пациенте или даже о его симптомах. В рассуждениях о том, что его способ Дознания был «интуитивным», есть доля правды, и эта правда заключается в понимании того, что интуиция Эриксона опирается на годы упорной тренировки наблюдательности. Он не ограничивался наблюдением простых признаков, таких как движение тела, дыхание или пульс (который можно увидеть на шее), он наблюдал также реакции пациента, когда тот слушал истории. Например, если пациент испытал напряжение в определенном месте повествования, то это служит указанием на то, что было затронуто нечто для него очень важное. Тогда Эриксон мог использовать другой рассказ или продолжать работать с прежним, но так, чтобы стимулировать откликаемость пациента. Таким образом, истории являлись не только терапевтическим, но и диагностическим инструментом.

Обучающие истории всегда использовались вместе с другими принципами терапии Эриксона, их и нельзя применять иначе. Эти принципы включают в себя и те, которые описаны Хали и другими авторами, например, назначение симптома, использование сопротивления и переформирование. Часто рекомендуется активная деятельность и даже испытания. Изменения происходят в результате взаимодействия между этими видами деятельности и внутрипсихическими сдвигами в обстановке тесных и доверительных отношений врача и пациента.

Как уже говорилось в книге «Гипнотерапия», Эриксон использовал принцип захвата внимания пациента с помощью удивления, потрясения, сомнения или смятения, щедро сдабривая свои рассказы вопросами, юмором, вставками и каламбурами. Каждая история имеет структуру и сюжет, часто заканчиваясь неожиданным образом. Истории часто подводят к моменту наивысшего напряжения, за которым следует чувство облегчения или успеха. Использование обучающих историй является наглядной иллюстрацией принципа, который Эриксон в своей книге «Гипнотические реальности») сформулировал так «Когда вы имеете дело с проблемой или трудностью, старайтесь сделать эту затею интересной. Тогда вы сможете сосредоточиться на интересной стороне дела и не обращать внимания на тяжелую работу, которую предстоит проделать» Так вот, сперва вы определяете контуры этой интересной затеи в реакциях и симптомах пациента. Затем вы выбираете одну или несколько историй, которые для начала являются аналогиями с намерениями пациента, а затем показывают ему более удачный замысел. Или, как Эриксон говорил своей невестке «Куки»: «Сперва та моделируешь мир пациента. А затем ты делаешь ролевую модель мира пациента». Ниже следующий рассказ «Порочное удовольствие» покажет это наглядно.

Однажды ко мне приехала женщина лет тридцати с небольшим и сказала: «Я не думаю, что вы хотите меня видеть». Я ответил: «Это вы так думаете, не хотите ли узнать, что думаю я?»

"Что ж сказала она, – я не заслуживаю вашего внимания. Когда мне было шесть лет, мой отец изнасиловал меня, и с тех пор до семнадцати лет он использовал меня в качестве объекта полового удовлетворения, использовал регулярно, несколько раз в неделю. И каждый раз, когда он это делал, я была в состоянии страха. Я коченела от ужаса. Я чувствовала себя оскверненной, униженной, никчемной и сгорала от стыда.

Когда мне было семнадцать, я подумала, что у меня достаточно сил, чтобы порвать с ним, и школу я заканчивала уже сама, пробивая себе дорогу в надежде, что это вернет мне чувство самоуважения, но – увы. Затем я подумала, что, может быть, степень бакалавра искусств даст мне почувствовать уважение к себе. Собственными усилиями я закончила колледж. И по-прежнему чувствовала себя никчемной, пошлой и заслуживающей стыда. Чувство разочарования было жутким. Я подумала, что, может быть, степень мастера даст мне чувство самоуважения, но и она не дала. И все это время, в школе и в колледже, мне делали недвусмысленные предложения. Это доказывало, что я не заслуживала самоуважения. Я собиралась готовиться к защите докторской степени, а мужчины продолжали делать мне такие предложения. Тогда я просто сдалась и стала обычной проституткой. Это, однако же, не мед. И тогда один человек предложил мне жить с ним. Что же, девушке нужна еда и крыша над головой. Итак, я согласилась.

Секс был ужасным переживанием. Пенис такой твердый и угрожающе выглядит. Меня парализовывал страх, и я становилась пассивной. И это было болезненным, страшным переживанием. Мужчина устал от меня и мне пришлось уйти к другому. Та же самая история повторялась снова и снова, и вот я пришла к вам. Я чувствую себя мерзкой. Возбужденный пенис просто пугает меня, и я становлюсь беспомощной, слабой и пассивной. Я так рада, когда мужчина переживает оргазм и все заканчивается.

И все же, мне надо жить. Мне нужно покупать одежду, иметь крышу над головой, но я в принципе уже больше ничего не заслуживаю".

Я сказал ей: "Да, это грустная история, но что в ней по-настоящему грустно, так это то, что вы – тупица! Вы говорите мне, что боитесь возбужденного, стоящего, твердого пениса, а это глупо! Вы отлично знаете, что у вас есть влагалище; и я знаю, что вы это знаете. А влагалище может принять в себя любой, самый большой, твердый и агрессивный пенис и превратить его в поникший, беспомощный предмет.

И ваше влагалище может доставить себе порочное наслаждение – превратить его в беспомощный, свисающий предмет".

Перемена на ее лице была изумительной. Она сказала: «Сейчас я собираюсь вернуться в Лос-Анджелес, а через месяц могу ли я увидеть вас снова?» И я сказал: «Конечно». Она приехала через месяц и сказала: «Вы были правы! Я провела ночь с мужчиной и доставила себе порочное удовольствие довести его до беспомощности. Много времени не потребовалось, и я наслаждалась этим. Я попробовала с другим мужчиной. Повторилось то же самое. Попробовала еще. И это действительно удовольствие! Теперь я собираюсь защитить докторскую степень и заняться адвокатурой, и еще, я собираюсь ждать, пока не встречу человека, с которым захочу жить вместе».

Я назвал ее глупой. Я действительно захватил ее внимание. И затем я сказал: «Порочное удовольствие». Она действительно испытывала отвращение к мужчинам. Я сказал также: «Удовольствие».

Когда Эриксон рассказал мне эту историю, я поделился своими впечатлениями: «То, как вы описывали этот твердый пенис, получилось у вас очень привлекательно, даже интригующе. Очевидно, потому, что в словах было нечто успокаивающее. Вы проникали в нее и словами и образами».

Первая часть истории, заканчивающаяся словами: «И я в принципе уже больше ничего не заслуживаю» – это моделирование мира пациента. Если рассказывать эту историю пациенту, который безуспешно пытался преодолеть чувство ненависти к себе посредством внешних изменений (получение научных степеней, позволение другим использовать себя) и который испытывает угрозу от какого-нибудь фобического стимула (каким в рассказе является «твердый, угрожающий пенис»), то есть хороший шанс того, что по крайней мере на подсознательном уровне будет признана аналогичность рассказа и мира пациента.

Вторая фаза, «ролевое моделирование мира пациента», наступает после того, как Эриксон завладел вниманием пациентки. Конечно, если рассказывать эту историю, то внимание будет уже завоевано благодаря драматичному и шокирующему началу. Внимание гарантировано благодаря использованию таких слов, как «влагалище», «возбужденный, твердый пенис», и «тупица».

Настоящее ролевое моделирование осуществляется не только с помощью содержания Эриксоновских внушений, но также с помощью его легкого, юмористического отношения, с которым он переформулирует и переструктурирует проблему, а затем преподносит это перестроенное видение действий пациентки и ее усилий «жить». Проблема – страх перед мужчинами и ненависть к себе – звучит уже по-другому: «Вы говорите мне, что боитесь возбужденного, твердого пениса». Слово «боитесь» конденсирует ее страх не только перед мужчинами, но и перед жизнью. Ей уверенно говорят, что этот страх – «глупость» (а она привыкла считать себя глупой). Фраза «и этот возбужденный твердый пенис может войти в ваше влагалище» является постгипнотическим внушением, которое, если ему следовать, вызовет у пациентки покровительственно-прихотливое отношение к прежде казавшемуся угрожающим «возбужденному твердому пенису», который он высмеял повторением фразы.

Завершающий, изящный ход в переструктурировании, предлагаемом пациентке, выражен фразой: "И ваше влагалище может позволить себе порочное удовольствие превратить его в беспомощный, свисающий предмет".

Для читающего рассказ последняя стадия ролевого моделирования является завершающей и кончается излечением, которое Эриксон в данном случае описывает устами пациентки. Когда он или кто-либо другой рассказывает эту историю, то мы остаемся с надеждой, что проблемы такого рода могут быть решены. Как я полагаю, «проблемы такого рода» не сводятся к сексуальным расстройствам, являющимся результатом инцеста, а могут включать в себя фобии, ситуации, провоцирующие тревожность, или проблемы с чувством уверенности в себе. Метафоры в данном рассказе дают в руки много «крючков», на которые можно повесить проблемы с чувством уверенности в себе, ярость и беспомощность.

«Порочное удовольствие» – это прекрасный пример использования переструктурирования для преобразования чувства пассивной беспомощности в активное владение ситуацией. Рассказ также показывает, как с помощью переструктурирования можно помочь человеку стать хозяином положения. Несмотря на то, что пациентка подчеркивала свой страх и беспомощность, Эриксон разглядел у нее еще и чувство сильной неприязни к – мужчинам. Он связал это чувство неприязни с потенциальным чувством удовольствия и воспользовался провоцирующей фразой «порочное удовольствие».

Разве после прочтения этой истории мы не станем более склонны управлять нашими чувствами неприязни и брать на себя ответственность? Разве мы не сможем после этого лучше владеть теми силами, давление которых мы на себе испытываем, и разве не получим от этого удовольствие, будучи способными управлять ими и укрощать их?

Психотерапевт, использующий рассказы Эриксона, часто сам испытывает снижение своего обычного уровня тревожности. Вследствие этого он сможет лучше сосредоточиться на своих непосредственных задачах – помогать своим пациентам быть более открытыми, находить новые решения и новые подходы. Уже одно обладание набором рассказов может дать терапевту чувство мастерства, владения ситуацией и компетентности. К тому же, когда он читает или рассказывает Эриксоновские истории, терапевт сам склонен впадать в транс либо благодаря своей связи с Эриксоном, либо благодаря внутреннему «гипнотическому эффекту» историй. Находясь в трансе, терапевт будет не только менее тревожным, он будет также более открыт воздействию своих собственных бессознательных ассоциаций. Поэтому он будет в большей степени способен помочь пациенту утратить его, пациента, тревожность, исследовать его внутренние возможности и находить новые подходы к ситуациям.

Я обнаружил, что для терапевта лучше всего выбирать рассказы с помощью своих собственных свободных ассоциаций. Я подразумеваю под этим не только когнитивные свободные ассоциации, но и реакции тела, эмоции, восприятия и особенно образные ассоциации. Вот пример моего использования рассказов Эриксона при работе с двумя разными пациентами.

Первого пациента, тридцатилетнего еврея-хасида, мне представляла его жена. Она прочитала о методах лечения Эриксона, и чутье подсказало ей, что я могу помочь ее мужу справиться с его неспособностью просыпаться в нужное время. Эта давно укоренившаяся особенность обнаружилась, когда он учился в десятом классе Ешивы и не мог проснуться раньше 11 или 12 часов дня. Из-за этого он не мог устроиться на работу, хотя и сделал неплохие успехи в семейном бизнесе. Он был женат уже год, и его жене надоело тратить утром целый час на то, чтобы разбудить его. На первом сеансе пациент рассказал мне, что его уже несколько раз гипнотизировал известный гипнотерапевт. Гипнотерапевт был удовлетворен тем, что пациента можно загипнотизировать, сам же пациент удовлетворен не был. Я попробовал на нем стандартные методы вызывания гипноза, такие как зависание руки и фиксация взгляда. Он смог достичь невозможности открыть глаза и ощущения тяжести в руке. Однако к концу сеанса он стал утверждать, что не находится в гипнозе и что он просто подыгрывал мне, несмотря на мое предупреждение не подыгрывать. После этого первого сеанса он позвонил мне. Он рассказал мне, что когда его жена услышала о применявшейся гипнотической процедуре, то она стала сомневаться, что наш подход в достаточной мере «нестандартен», чтобы называть его подходом Эриксона.

На втором сеансе я сразу же сказал пациенту: "Мы уже установили, что вас нельзя загипнотизировать до удовлетворительной для вас степени, несмотря на то, что и я, и ваш прежний врач полагали, что вы находитесь в состоянии гипноза. Поэтому мы не будем тратить больше время на то, чтобы убедить вас в том, что вас можно загипнотизировать".

Тогда пациент рассказал мне описание клинического случая, о котором они читали с женой. Эриксон лечил супружескую пару, страдавшую энурезом, заставляя их каждую ночь становиться коленками на постель и намеренно мочиться туда. После этого они спали на мокрых простынях. Это, как чувствовал мой пациент, и была настоящая «Эриксоновская» терапия.

Я пустился в довольно пространные рассуждения о роли бессознательного, во время которых пациент явно расслабился, закрыл глаза и, казалось, впал в гипнотический транс. Я не подвергал проверке глубину его транса. Однако, рассуждая, я стал наводить ассоциации с историей об энурезе и привел комментарий Эриксона, которым он закончил одну из своих других историй. Он говорил тогда: «Хотите знать стопроцентный способ прожить долгую жизнь? Просыпайтесь каждый раз утром. И чтобы гарантировать, что вы действительно проснетесь утром, выпейте перед сном побольше жидкости, и тогда вам обязательно придется проснуться – чтобы сбегать в туалет помочиться».

Я рассказал пациенту эту историю, а затем предложил ему каждый раз за час до сна выпивать не менее литра с небольшим жидкости и каждую ночь в течение двух недель ложиться спать на полчаса раньше. Он ложился спать около трех утра, а просыпался около 11 дня. Я предложил, чтобы он ложился спать около двух ночи, потом в половине второго, в час и, наконец, в полночь, когда ложилась спать его жена. Я также сказал ему, чтобы он не впадал в размышления, лежа в постели. Кровать должна ассоциироваться либо со сном, либо с любовью. Если он не засыпает и продолжает оставаться в бодрствующем состоянии, то он должен встать с постели и отправиться в комнату читать или смотреть телевизор. Затем ему нужно будет выпить не менее литра с небольшим воды перед тем, как отправиться спать. Я уверил его, что в этом случае его мочевой пузырь будет полным через шесть-восемь часов и ему придется встать с кровати, чтобы сходить в туалет.

Помочившись, он должен будет принять душ, сделав его к концу процедуры возможно более холодным. Затем он должен будет одеться, позавтракать и приступить к работе, не возвращаясь в постель.

Пациент возразил, что он не любит принимать душ по утрам, а обычно делает это ночью. Я снова настаивал, чтобы он принимал душ утром – по крайней мере до тех пор, пока он не справится с проблемой утреннего пробуждения. Он обещал, что выполнит это и через две-три недели позвонит мне и скажет, как сработал этот план. Через две недели он позвонил мне и сказал, что у него больше нет проблемы со сном и пробуждением.

На следующий день я принимал образованную, интеллигентную женщину, которая уже приходила ко мне с острым болезненным циститом и расстройством сна. В начале сеанса мое сознание не было занято ее мочевым пузырем. Я знал, что на прошлой неделе она ходила в суд, чтобы закончить дело о разводе, но, входя в мой офис, она казалась вполне спокойной и обаятельной. Я знал, что она интересовалась терапевтическими подходами Эриксона, и рассказал ей случай с евреем-хасидом. Я рассказал ей, как посоветовал ему пить воду перед сном, и закончил добавлением комментария Эриксона, которым он обычно завершал свои истории. Это звучало так: «Мы все начинаем умирать с того момента, когда рождаемся. Одни делают это быстрее, чем другие. Единственное, что мы можем сделать, это уметь радоваться своей жизни».

Моя пациентка залилась слезами. Я спросил, не хочет ли она рассказать мне, почему она рыдает. (Меня интересовало, не было ли это связано с ассоциациями, затрагивавшими ее проблемы с мочеиспусканием и моими разговорами об этом.) Она сказала, что разговор о смерти заставил ее почувствовать, что ее жизнь кончена. Это мнение уже имело определенную историю своего развитая. Она чувствовала, что несмотря на свои профессиональные успехи, несмотря на то, что она сумела хорошо воспитать двоих детей, у нее больше не было смысла жить.

Она связывала это чувство с тем фактом, что ее родители никогда не оформляли развода, несмотря на то, что они расстались, когда ей было одиннадцать лет. Мать запрещала ей иметь что-либо общее с ее отцом. Это было бы воспринято как неповиновение матери. Поэтому пациентка чувствовала, что ее лишили отношений с отцом. Она чувствовала, что если бы ее родители оформили развод, то она могла бы свободно видеться с отцом. Ее отец имел бы право встречаться с ней, и у них были бы свои взаимоотношения. Вследствие этого она ассоциировала развод со свободой своих собственных детей. И в то же время она чувствовала, что теперь, когда она завершила это дело, ее жизнь кончилась.

Это навело меня на мысль об одной истории, которую я ей и рассказал. После того, как я в первый раз работал с Эриксоном, я увидел сон. Во сне появились слова: «Ты никогда ничего не заканчиваешь». Спустя семь лет, когда в Фениксе я слушал некоторые записи Эриксона, меня осенило: «Кто сказал, что тебе нужно что-либо заканчивать? Ничто по-настоящему не заканчивается, пока мы живем».

Я рассказал пациентке эту историю и предложил попробовать смотреть на свою жизнь, как на продолжение жизни ее родителей, а на жизнь своих детей, как на продолжение ее собственной жизни. И тогда этот процесс будет продолжаться столько, сколько на Земле будет существовать человечество. Она нашла эту мысль утешительной.

Суть этого довольно длинного эпилога о часах работы с двумя различными пациентами состоит в том, что мой выбор историй не определялся какими – либо предвзятыми мнениями, а вытекал из моих собственных свободных ассоциаций, связанных с моим жизненным опытом и отточенных тридцатью годами клинической практики. Важно также подчеркнуть, что весь процесс протекал в атмосфере хороших терапевтических отношений.

Пациенты сами выбирали в историях то, что относится к ним. Это не обязательно были те части рассказов, которые, как я думал, они выберут. Но они были полезны.

Опасность использования этих историй, как и любых продуктов воображения, состоит в том, что воображаемый опыт может стать заменителем реального жизненного опыта. Если человек почувствует, что он уже удовлетворил необходимые потребности, то тогда не будет необходимости вставать утром с кровати. Конечно, если психотерапевт исповедует философию активизма, как это делал Эриксон, то он никогда не будет поощрять «растительный» тип существования. Те, кто слушает его истории, не склонны уходить от жизни.

Иногда мои пациенты замечают, что несмотря на восхитительные сеансы в кабинете психотерапевта, несмотря на фантазии и воображаемые успехи в разрешении конфликтов, переноса представлений в реальную жизнь не происходит. Они жалуются, что «во мне не произошло никаких перемен. Вне стен этого кабинета я все еще поступаю по-другому». Иногда в таких случаях для пациента лучше всего просто молча и расслабившись слушать, как я рассказываю Эриксоновскую историю. Это может быть длинная, нудная история о развитии ребенка. В конце сеанса пациент может сказать, что эта встреча была хуже, чем предыдущие, и выразить пожелание, чтобы они проходили активнее. Он может сказать, что ему было скучно. Тогда я напомню ему, что работа, которую мы проводим, идет на подсознательном уровне и что совершенно безразлично, чем занять в это время наше сознание. В дальнейшем он сможет сообщить о важных переменах в своей жизни. Например, он стал более уверенным в общении, появились новые взаимоотношения или сменилась работа. Иными словами, его активность начала проявляться вне стен кабинета. На сеансах ответственность за эту активность беру на себя я.

Конечно, некоторые пациенты не захотят, чтобы им рассказывали историю, которую придумал кто-то другой кроме их терапевта. Они могут предпочитать более личный подход. Тем, кто захочет воспользоваться общими принципами Эриксона при создании своих собственных метафор, может помочь «Терапевтическая метафора» Дэвида Гордона или другие книги, вдохновленные тем, как с метафорами работал Эриксон.

Конечно же, простое чтение одной или нескольких историй не приведет к изменениям. Трансформация более вероятна тогда, когда реципиент, а возможно и сам индуктор (я буду так называть терапевта) находятся в состоянии восприимчивости, «настроены на прием». Как уже говорилось ранее, это состояние восприимчивости наиболее часто и легко достигается путем погружения в гипнотический транс. Оптимальные терапевтические отношения – это не то, что обычно называется «позитивным переносом». Скорее это состояние, в котором возникает «раппорт» между терапевтом и пациентом. И тогда бессознательное пациента и бессознательное терапевта наиболее полно реагируют друг на друга. Если читать эти истории в так называемом бодрствующем состоянии, то их можно просто отбросить как «стандартные», «банальные» или «занятные, но не просвещающие». Иное дело гипнотическое состояние, в котором все, что говорит терапевт, будь то одно слово или рассказ, повышается в своем значении, и в котором может быть вызвано мини – САТОРИ: в Дзене этим словом называется просветление.