ВВЕДЕНИЕ

Настоящая работа не ставит своей целью дать оценку Стриндберга как художника слова. Его дарование драматурга, эстетическая структура его сочинений и их значение вообще не входят в круг рассматриваемых нами вопросов. Но Стриндберг был душевнобольным, и мы хотим составить себе ясное представление об этой его душевной болезни. Она была решающим фактором его существования, она была одним из факторов формирования его мировоззрения, она повлияла и на содержание его сочинений. Проследив эти влияния, мы сможем понять отдельные закономерности возникновения его мировоззрения и его работ, но мы не будем стремиться дать тем самым какую-то общую оценку значения Стриндберга. Такие оценки дает — и меняет — время, но будет ли Стриндберг сочтен феноменом моды и вскоре забыт, или как великий художник будет жить в веках, или будет восприниматься в качестве интересного симптоматического явления своего времени, не имеющего собственного, вневременного значения, — во всяком случае для психопатологии Стриндберг останется в высшей степени интересным больным, не только собственноручно нарисовавшим необыкновенно наглядную — с датами и описанием осложнений — картину своей болезни, но, что еще важнее, давшим возможность почти с той же наглядностью проследить и всю свою жизнь, так что у нас в руках оказалась такая биография душевнобольного, какую нам удается получить лишь в очень редких случаях. С точки зрения медицины такая биография — это не просто случай из клинической практики; истории болезни таких необычных умов важны и для самой психопатологии.

Все казуистические психопатологические заключения основываются на сравнениях. Чтобы увидеть связь шизофрении Стриндберга и его работ, полезно привлечь для сравнения совсем другие формы шизофрении, которые, в свою очередь, также станут яснее в сопоставлении со случаем Стриндберга. Поэтому во второй главе настоящей работы помимо типологически родственного Стриндбергу Сведенборга дается характеристика совершенно иных случаев: Гельдерлина и Ван Гога.

Понятие шизофрении многозначно. Формально оно объединяет — помимо многих других наименований — все те душевные болезни, которые начинаются как процесс в какое-то определенное время, исключают для больных возможность возврата в их прежнее состояние и не могут рассматриваться как проявления известных органических заболеваний мозга. Такое понятие указанного процесса позволяет — и требует — совместно рассматривать столь разнородные в иных отношениях случаи, как те, что обсуждаются в этой книге. В то же время «материально», психологически, понятие шизофрении объединяет крайне многообразные психические изменения, круг которых резко очертить невозможно, несмотря на обилие и определенность отдельных штрихов общей картины. Между определенным выше понятием шизофрении как процесса и этой «психологической» шизофренией существует весьма широкое, но отнюдь не полное совпадение. Так, с точки зрения психологии обсуждаемые ниже случаи в определенном смысле относятся к противоположным типам; это типологическое различие должно быть наглядно продемонстрировано. Особое внимание я уделяю Стриндбергу, с одной стороны, и Ван Гогу, с другой; для проведения параллели к случаю Стриндберга кратко рассматривается случай Сведенборга, для параллельного сравнения с Ван Гогом привлекается Гельдерлин.

Вполне адекватно воспринимать патографии может лишь тот, кто включает в круг своего чтения жизнеописания душевнобольных. Для такого читателя детали, постоянно вызывающие в его уме соответствующие параллели, окажутся говорящими, тогда как читатель неосведомленный будет все время сталкиваться с бессвязным собранием удивительных подробностей и пребывать в положении обучающегося, которому не показывают всю реальную действительность. В рамках одной книги указанное совмещение может быть осуществлено лишь в очень незначительной степени. Конечно, можно было бы все время прерывать патографию дидактическими фрагментами курса психиатрии, описанием клинических случаев и т. п., но, не говоря уже о несообразном объеме, подобная работа оказалась бы неплодотворна, превратилась бы в тяжкую обузу для автора и все равно не достигла бы своей цели. Тот, кто хочет участвовать в подобных специальных обсуждениях с настоящим знанием дела, должен изучать психопатологию. Тем не менее, многое в этом обсуждении будет понятно и исследователю человеческой психики как таковому; он, однако, будет подвергаться постоянной опасности недоразумений, поверхностного, неясного, чисто схематического, «скользящего» понимания. И он поступит разумно, обратив основное внимание на чисто фактическую сторону дела — в меру своего восприятия таковой.