§ 4.6. Притворство и ложь

Дети – нечто «большее», чем мы, взрослые. Мы категоричны, однообразны, акцентированы и живем ожиданиями. Взрослые хотят проложить рельсы и ехать напрямую к цели, но нелинейный мир такой схемы не принимает, и эти рельсы ведут вовсе не туда, куда те стремятся попасть. Дети не прокладывают рельсы – они свободнее взрослых, интереснее, искреннее, креативнее, гибче, беспечней, и у них очень много моделей поведения.

Дети знают, как вести себя с мамой, папой, бабушкой, на улице, в школе, и еще у них своя, частная жизнь есть. Ребенок понимает: если пытаться сломать мамину линию, папину и всех остальных, получишь страх, боль, обструкцию, обиды, шантаж и угрозы. Безопаснее подыгрывать, и он начинает играть много ролей и очень быстро учится отвечать ту правду, которую хочет слышать от него взрослый. Мы сами учим детей врать и скрывать от нас свою настоящую жизнь. Например, хотим, чтобы, придя из школы, они тут же садились за уроки, звоним им с работы, контролируем, они нам подыгрывают, говорят, что делают уроки, и мы успокаиваемся. А чем они там дома на самом деле занимаются – нам неинтересно, нам нужно только успокоиться, снять тревогу.

Нас радует то поведение ребенка, где он нам подыгрывает, оправдывает наши ожидания и подтверждает нашу правоту. Когда он нам подыгрывает, нас это забавляет – мы радуемся, дарим ему конфетки, любим его, тискаем, ведь он такой «хороший» ребенок. А что у него внутри, как он себя чувствует, о чем мечтает? Это нам не нужно. Подарили машинку: «Ты чего не радуешься моему подарку? Ты должен радоваться и улыбаться». Сестренка родилась: «Теперь ты должен ее любить». Так мы тупо обучаем эмоциям. Спросите: что с вашим ребенком в действительности происходит, что творится в его душе, в мире его ценностей, что происходит у него внутри? Но, как правило, взрослым это совершенно безразлично.

Мы ведем себя неискренне, даже где-то подло, обращаясь с детьми, как с куклами. По большому счету, для нас самое главное в воспитании – чтобы ребенок произносил «правильные» ответы, которые мы хотим слышать. Порой мы даже боимся того, что можем услышать от детей. Когда они пытаются поделиться с нами, мы говорим: «Да ну, ерунда». Говорим так от страха или из-за высокомерия и, конечно, обижаем их тем самым. Ребенок запоминает: когда он признается в том, что чего-то боится или во что-то влюблен, то получает оценку – «хороший» или «плохой», «правильный» или «неправильный». Вся его искренность оборачивается для него тем, что он слышит про себя что-то подобное: ты гадкий, пошлый, трусливый, глупый… Мы просим, чтобы дети доверяли нам свои тайны, они это делают, а когда мы идем в гости, то все там выкладываем. Бывает и так: ребенок что-то доверил маме, а она пошла и папе рассказала. После нескольких таких ударов ребенок вообще перестает открываться родителям и становится холодным, лживым, циничным и отстраненным. Дети очень быстро адаптируются и понимают, что можно говорить взрослым, а что – нет.

«Скажи правду», – потом просишь ты, но он-то знает, что правда тебе не нужна – ты просто хочешь услышать нечто, что тебя успокоит, некий «правильный» ответ. Такие вопросы с ожидаемыми ответами напоминают Единый Родительский Экзамен. Ответил «неправильно» – «не пойдешь никуда», ответил «правильно» – мы умиляемся и чувствуем радость, что не зря воспитывали. Точно так же мы учим детей нас любить и в доказательство любви требуем плача, капризов, просыпания по ночам, болезней – требуем, чтобы любовь была в той форме, в которой мы придумали ее как проект. И ребенок знает: чтобы мама не сомневалась в том, что ее любят, надо плакать, вешаться ей на шею, скучать по ней, ныть, тосковать и лезть к ней в постель по утрам. И все эти истерики в садике по утрам – спектакль для родителей. Ребенок понимает: когда он плачет, хватает маму за ногу и тащится за ней по полу – мама втайне рада, что ее так любят. И как только она уходит, ребенок спокойно заходит в группу и начинает играть. И все дети понимают этот спектакль, потому каждый старается показать своей маме, как она значима и нужна, потому что без этого она вообще никто. Это кажется безысходным, категоричным? Но так и есть.

Дети притворяются, врут, играют с нами в наши игры, потому что заботятся о нас. Думаешь, ты о них заботишься? О них не надо заботиться – забота тебе самому нужна. Забота о маме со стороны ребенка проявляется в том числе и в форме истерик. Мама уже забыла, что она человек, женщина, жена, поэтому, чтобы почувствовать себя чем-то большим, ей нужны эти публичные унижения со стороны ребенка. И когда дети говорят о своих главных желаниях и формулируют их «я хочу, чтобы мама не плакала», «хочу, чтобы ей было хорошо», «хочу, чтобы мама была красивая», «хочу, чтобы мама всегда улыбалась» – это они тебя обслуживают. Своим участием и нежностью ребенок подстраивается под твои модели, потому что ему не сложно и не жалко – он еще пока так изобилен, что его хватает на всех. Он знает, что если сейчас с тобой посидеть и делать все, что ты хочешь, то потом тебя можно будет оставить и пойти наконец-то поиграть в то, что самому хочется. Дети готовы учиться на тройки, быть дебилами и больными, лишь бы мамы были счастливы, лишь бы они были правы, лишь бы им было хорошо.

Притворство может проявляться в подражании окружающим, но это всего лишь способ познания. Единственный способ что-то познать – соединиться с этим, почувствовать, что в этом есть для меня лично. Сначала ребенок копирует персонажей мультфильмов, затем реальных людей – в этом его рост. Моя младшая дочь копирует свою подружку, и дочери это нравится. Подружка постоянно эпатирует – я понимаю, что у нее есть потребность во внимании, которого ей, видимо, не хватает. Дочь видит, что приемы подружки работают, перенимает их и использует. Если я буду к этому ревниво относиться, подражание в поведении дочери закрепится как способ манипуляции мной. Но я принимаю тот факт, что дочь просто ищет себя, и меня это не пугает, она познает мир, открывает и познает себя. Знаю, что рано или поздно она оставит из чужой модели поведения лишь самую эффективную часть, а остальное отомрет как неуместное, ненужное и бесполезное.

Дети не всегда делают то, что мы им говорим, но они совершенно точно делают то, что делаем мы. Они видят, что теория, которую мы им транслируем как «правильное поведение», – это всего лишь теории, а не практика, и мы себя так не ведем. Дети практикуют то, что практикуем мы. Если мы врем, прячем и лицемерим, они будут поступать так же. Они видят способ существования, который позволяет выжить, и копируют его, потому что воспринимают как выигрышный. Если папа директор и хозяин в доме и при этом врет и слова не держит, значит, так и надо. Ребенок наблюдает, кто из родителей лучше всего устроился в жизни, и выбирает его модель. И все, что нам не нравится в наших детях, – это, скорее всего, пусть наивная и уродливая, но копия наших собственных действий. Мы говорим, что нужно быть трудолюбивыми, а сами приходим домой и валяемся у телевизора с банкой пива. Мы говорим, что нужно хорошо учиться, а у самих дипломы с тройками. Ребенок перенимает все технологии, которые приняты в его семье. Если мы ведем себя иначе, когда приходят гости – по-другому относимся друг к другу, становимся вежливее, внимательнее, начинаем притворяться, – то и ребенок учится этому. Если гостям мы говорим, как мы им рады, а за глаза их критикуем, не стесняясь в выражениях, то и ребенок усваивает: так и надо поступать.

Иногда сын пьет пиво, хотя оно невкусное и не нравится ему, но так он получает внимание взрослых: «Вот, настоящий мужик!» Радуясь и ставя ребенка на пьедестал, мы толкаем его на то, чтобы он каждый раз таким образом веселил нас и гостей, и закрепляем в нем определенную модель поведения. Это говорит о том, что в семье есть зависимость от оценки окружающих. И родители принимают решение в этот момент, точно так же опираясь не на себя, а на чье-то мнение. Если ты хочешь, чтобы ребенок стал независим от чужой оценки, не играл на публику, тем более в ущерб себе, себе во вред, не нужно запрещать ему это делать – запрет лишь породит дополнительный интерес. Просто перестань делать это сам. Лишенный поддержки, ребенок прекращает действие.

Моя маленькая дочка очень щепетильна к своей одежде и может устроить истерику из-за того, что хочет пойти гулять в каком-то конкретном платье. Не рано ли ей?

Угадай, кого она копирует? Если мама настолько не уверена в том, что она существует, что она красивая женщина, то и ее дочь не сможет обойтись без платьев и косметики. Дети верят в нашу систему ценностей и перенимают ее. Приезжайте в мой медитативный лагерь на Алтае – там всем начхать, оделись вы или не оделись, накрасились или не накрасились. Там даже пятитысячная купюра ничего не стоит. И там вы поймете, что все, во что вы верили и считали условием счастья, – лажа. Нет условий для счастья. Хотите быть счастливыми – будьте. И когда вы изменитесь, ваша дочь перестанет страдать по поводу того, как она одета. Дети более гибкие, ведь они еще не настолько сильно застряли в своих страхах и капризах, как их родители. Меняйтесь – и дочь изменится, никуда не денется.

Мой пятилетний сын от первого брака позвонил мне и рассказал, что выиграл конкурс по поеданию сосисок. Я спросил об этом у бывшей жены, но та сказала, что ни в каких конкурсах они не участвовали. Почему он врет мне?

Это не ложь, а фантазии. Сын хотел сказать тебе: «Папа, я чемпион!» Он видел по телевизору чемпиона, которого все поздравляли, потому что он был лучшим, и захотел такого же внимания. Ребенок явно скучает по вашему вниманию и ищет способы получить его, пытаясь стать значимым для вас и главным. Возможно, он ждет от вас, что вы станете чемпионом, пусть даже по поеданию сосисок, чтобы можно было прийти в школу и сказать: «А моего папу по телевизору показали!»

Ребенок приходит из школы с синяками и говорит, что упал. Понятно, что его в школе бьют. Как поступать? Докапываться до правды? Или оставить его с этим, пока он сам помощи не попросит?

Раз скрывает, значит, чего-то ребенок боится больше, чем избиений. Его опыт подсказывает ему, что, если вы вмешаетесь, будет еще хуже. Как-то вы создали такое его мнение о вас, и теперь он предпочтет, чтобы его били, нежели обратится к вам за помощью. Предложите ребенку поговорить о том, что происходит, но без остервенелых ожиданий, без допросов и разборок: «Ты говоришь, что упал, но я тебе честно скажу: у меня есть сомнения в том, что это правда. Мне кажется, что тебя бьют и ты пока не можешь с этим самостоятельно справиться. Если тебе нужна будет поддержка, если ты захочешь посоветоваться и обсудить со мной это, то мы поговорим, как только ты будешь готов». Главное, не давите на ребенка, не ждите, что он тут же вам все расскажет и попросит помощи. Доверие между вами утрачено, и на то, чтобы восстановить его, потребуется какое-то время.

Сын – чистоплотный, опрятный, душится туалетной водой, настирывает свои вещи и начищает обувь, следит за стрижкой, но в своей комнате не вытирает пыль, не моет полы. То есть следит за своим внешним видом, а то, что посторонним не видно, например его комната, его не заботит. То есть лично для себя ему чистоты и порядка не надо. О чем это говорит?

Это говорит о том, что у ребенка сформирована внешняя точка опоры. Для ребенка важно мнение каких-то людей, но не ваше. Он не знает, кто он, у него нет внутренней точки опоры, он полностью зависит от мнения окружающих. Кто заметит его туалетную воду? Кто заметит его чищеные ботинки? Кто его вообще заметит? Он не знает, что он живой, что он существует. Он понятия не имеет об этом. Он живет лишь благодаря внешней оценке, а внутри – неуверенность и пустота. Ребенок выходит в этот мир, чтобы набрать внимания и проверить собственное существование. Откуда это в нем? От вас. Вы тоже обычно не едите то, чем кормите гостей, не живете в том порядке, который наводите перед приходом гостей, не одеваетесь так, как для гостей. Такая же модель теперь есть у ребенка. Если вы уберете ее у себя, если сделаете внутреннюю чистоту главной, то и у него будет то же самое.

Если ребенок сам просит: «Хочу братика» («Хочу сестричку»), – это искренне?

Это не значит, что он осознает последствия своей просьбы, и вряд ли понимает, чего именно просит. Когда ребенок хочет подлизаться к маме с папой, он скажет все, что те хотят услышать. Он будет подбегать и говорить: «Я хочу братика» или «Я тебя люблю». То есть ребенок подхватывает тему, которая для родителей актуальна, желанна и важна, и ее эксплуатирует, а за это мама накрывает его покрывалом своей любви, говорит, какой он замечательный, большой и хороший. Но необходимость быть искусственным рано или поздно приведет к озлоблению ребенка против родителей, которые заставляют его быть таким.