14. Имперский миф как коллективное извращение

Мы привыкли к тому, что миф — это что-то милое и уж точно безвредное, вроде историй про Винни-Пуха и Пятачка. Действительно, сколько людей читали в детстве «Мифы древней Греции» и ничего плохого с ними от этого не случилось. Ну разумеется! С любителями телебоевиков и компьютерных «стрелялок-бродилок» тоже ничего плохого не случается. Совсем другое дело, если за таким любителем начнет в реальной жизни начнет гоняться какая-нибудь здоровенная сволочь с пулеметом в одной руке и бензопилой — в другой. Точно так же, совсем другое дело, если миф — не сказочка из жизни древних эллинов, а социальная конструкция реальной жизни. Такой миф может быть страшной штукой — страшнее целой толпы «терминаторов», «хищников» и прочей экранной нечисти. Тех, по крайней мере, можно уничтожить, а миф — неуязвим. От тех, в конце концов, можно убежать, а от мифа — нет. Он везде — от случайного разговора до выпуска новостей, от конституции до бульварного романа. Миф страшен тем, что он может останавливать время. Мифологизированное общество — это масса людей, которая изо дня в день занимается повторением. Центральная идея мифа, как мировоззрения: так делали наши предки — так делаем и мы. Социальный миф предписывает «данные предками» модели для всех значимых действий — работы, учебы, отдыха, секса, воспитания детей, ведения домашнего хозяйства, потребления и распоряжения деньгами, человеческого общения, занятий наукой, религиозных отправлений и даже умирания.

Исходно мифы возникли в первобытной общине — и были бесспорно полезны (мифологическая традиция передавала из поколения в поколения технологические приемы и вообще любые полезные для жизни правила). Жить в такой «первобытной» мифологической среде может быть скучно для современного человека, но уж по крайней мере, не противно. Многие находят даже определенный шарм в размеренном и по-своему логичном распорядке жизни.

Иное дело — мифология, никогда не имевшая полезной для человека предыстории. Мифология, опирающаяся на фальшивую традицию. Такая мифология суть бесконечное повторение не действий, которые когда-то были полезными и осмысленными в бытовом смысле, но заведомо бессмысленных действий, которые никогда не были полезными. Вот такой миф уже явное и отвратительное извращение, насилующее человеческую природу.

Имперская мифология не может иметь истинной мифологической традиции — поскольку в первобытную эпоху (когда такие традиции складывались) империй попросту не было. Тем более, имперская мифология не может содержать что-либо полезное в бытовом отношении — поскольку бытовыми вопросами империя не занимается. Особенно если это «мировая империя» (т. е. очень большое, непонятное, и с бытовой точки зрения, на фиг никому не нужное нечто).

«Мировому типу империи более всего соответствует и религиозно-политический тип ее мифологии, чаще всего наиболее радикальный и тотально-принудительный: мессианская или социал-романтическая утопия» (В. С. Полосин, «Миф, религия, государство»).

Пришествие Мессии по определению не может быть регулярно воспроизводимым (это, в конце концов, не выпечка блинов, а уникальное явление) — но, превратившись в основу мифа, оно вынуждено стать таковым. Миф должен регулярно повторять (актуализировать) свою основу — иначе он не будет мифом и не сможет выполнять свойственную мифу функцию социального регулирования. Это — уже чудовищный абсурд, но худшее еще впереди. Миф требует детального воспроизведения всей своей основы — т. е. всей истории пришествия Мессии (от рождения до гибели). Так в христианских церквях появляются кошмарные в своем реализме изображения казни на кресте. Более того, мифологический сюжет должен повторяться при личном участии верующих. и к кошмарному изображению добавляется коллективное символическое поедание жертвы (евхаристия): «если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Евангелие от Иоанна. 6, 53). Но это еще не все — в церкви появляются части мертвых тел праведников (для мифа желательно зримое присутствие великих предков). В любом другом общественном месте, где бывают дети, наличие подобных изображений, действий и предметов сочли бы недопустимым (что вполне логично), но циклическое пространство-время мифа не признает никакой логики, никаких приличий и никакого здравого смысла. Заметим, в других имперских религиях дело обстоит не лучше. Так на исламском празднике Шахсей-Вахсей верующие наносят себе ритуальные ножевые раны, а ритуальная резекция крайней плоти присутствует сразу в двух имперских религиях — иудаизме и в исламе. Впрочем, в имперской религии инков, говорят, было еще хуже — человеческие жертвоприношения и ритуальный каннибализм исполнялись совершенно натурально…

Из всего сказанного следует простой вывод: первой жертвой империи становится все разумное и человеческое в том учении, которое угораздило стать имперской религией. Искренне жаль, что имперские элиты стараются выбирать для этой цели наиболее красивые учения и стремительно их портят. Даже самые симпатичные божества, став объектами имперского поклонения, превращаются в капризных, опасных и мстительных чудовищ.

Основные формы поведения этих чудовищ — гнев божий и следующая за ним кара божья, которая настигает людей если не при жизни, то после неизбежной смерти. Человек — не более, чем раб божий, постоянно испытывающий страх божий и обязанный не только служить господину, но и любить его больше, чем всех своих родных и близких: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня, Кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня,» (Евангелие от Матфея. 10, 37). Любое другое поведение человека — суть грех, за которым неизбежно следует гнев и кара.

Homo Sapiens — человек разумный превращается в Homo Servus — человека служебного, человека, не просто обращенного в рабство, но предназначенного для рабства (как лопата предназначена для рытья грунта). Человек не распоряжается своей жизнью и не вправе даже по собственной воле покончить с собой, поскольку он суть чужое (господское) имущество, за самовольное уничтожение которого будет строго наказан после смерти.

Заметим: в том же христианстве очень детально описан ад (как выставка всего средневекового пыточного арсенала), рай же выглядит крайне убого (там мягкий климат, хорошее питание, не надо работать и никто никого не обижает — вот и все). Иначе говоря, наградой за служение является всего лишь право вечного существования в качестве разновидности декоративного домашнего животного (вроде хомячка или морской свинки).

Разумеется, с внутренним миром человека, исповедующего такие религии, ничего хорошего произойти просто не может. Мировоззрение и этика в таких условиях деградируют до совершенно бессмысленного состояния. Они трансформируются в нелепые умозрительные конструкции и правила, элементарно мешающие людям жить.

Человек, исповедующий имперскую религию, не живет, а служит (неважно кому — империи, церкви, корпорации, тоталитарной секте, партии и вообще любому подонку, у которого хватит наглости сесть человеку на шею).

Служение — это официальное церковное название жизненной практики образцового верующего.

Зачем человек это делает? Правильный вопрос не «зачем», а «почему». Служение — суть воспроизведение мифологического цикла мессианства, а мифологическая традиция (пусть и фальшивая) не признает здравого смысла и не требует разумной цели исполняемого действия.

«Рассказывают об одном ученике, которого спросили, как он представляет себе Бога. Тот ответил, что, насколько он понимает, Бог — это „такая личность, которая постоянно следит, не живет ли кто в свое удовольствие, и когда Он замечает такое, то вмешивается, чтобы это прекратить“. Боюсь, что именно в таком духе понимают многие люди слово „мораль“: то, что мешает нам получать удовольствие» (К. С. Льюис, «Просто христианство»).

Разумеется, Льюиса неприятно поразило такое восприятие ребенком основ религии и морали. Еще бы: уж очень это напоминает финал сказки про голого короля, когда ребенок со своей детской непосредственностью (ну не успели его научить врать или хотя бы молчать), одной фразой разрушил весьма дорогостоящий имперский миф. «Мама! А король-то…». В общем, дальше мы знаем.

Льюис (как многие добрые христиане «нового времени»), со всем рвением начинает объяснять, что нет, не так все это. Что мораль мешает совершать только вредные поступки. Что люди — такие тупые существа, что не запрети им подбирать с земли «бяку» или кушать «куличики» из песка, и он обязательно начнет это делать, причиняя непоправимый вред своему здоровью. Даже удивительно, как они прожили сто тысяч лет без таких полезных запретов (то ли «бяки» тогда еще не появились, то ли песок для «куличиков» не образовался в потенциально опасных количествах).

Обидно смотреть, как неплохой в общем-то человек мучается, пытаясь доказать абсурдное. Мальчик был прав: король действительно был голый, а современная мораль действительно существует для того, чтобы мешать людям получать удовольствие. И это вполне закономерно, если вспомнить, что мораль — это отнюдь не элемент мировоззрения индивида, а наоборот, форма насилия над его мировоззрением.

Мораль представляет собой не более, чем особый способ нормативного регулирования деятельности человека в интересах существующей социальной системы (это — общепринятое определение). Поскольку имперская социальная система устанавливает служение абстракциям как норму жизни, а собственное удовольствие индивида — как фактор, мешающий этому служению. Соответственно, удовольствие — это грех, а добровольный отказ от удовольствия (самопожертвование) — добродетель. В отличие от права (которое тоже особый способ нормативного регулирования), мораль не имеет ограничений собственного вмешательства в частную жизнь индивида. Проще говоря, право может залезть человеку в кошелек, но не в постель. Мораль же, претендуя на абсолютность своих норм (это — тоже из общепринятого определения) может лезть и в постель, и в мысли, и в душу. Для этого она, видимо, и придумана.