Ксения ИГУМНОВА

ФАЛЬСИФИКАЦИЯ ДУХОВНОСТИ, или Зачем демонам нужны контактеры

Многие люди моего поколения (особенно представители интеллигенции) — те, которым сейчас по 40–50 лет, — в полной мере испытали на себе последствия безбожного воспитания, подготовившего поч-

ву для создания фальсифицированной, по сути сатанинской духовности.

Жизнь моя шла по стандартам советского человека: пионерия, комсомол, партия. Я впитала “премудрости” атеистической веры с наивной уверенностью в добре и справедливости без Бога. Будучи идеалисткой, мечтающей о бескорыстном служении общему благу, во всех других вопросах я была твердым реалистом и весьма скептически относилась ко всему, что нельзя было подтвердить материалистической наукой.

Но мое атеистическое мировоззрение затрещало по всем швам, когда в 70-е годы я совершенно случайно оказалась на спиритическом сеансе. Собравшиеся на день рождения одного из журналистов гости развлекались тем, что вопрошали “дух Есенина” о развитии политических событий в СССР.

Увидев блюдце, вертящееся под пальцами хорошо знакомых мне людей, я с презрением скривила губы: как это интеллигентные люди могут верить в такое мракобесие!

— Подожди смеяться! — сказал мне один из участников медиумического сеанса. — Сейчас дух скажет о тебе такое, чего не знает никто.

И, к своему ужасу, я увидела, как блюдце, касаясь стрелочкой букв, нарисованных на круге, “рассказывает” такие подробности моей прошлой жизни, которых не мог знать не то что никто из присутствующих, но вообще ни один человек в этом городе. Я ринулась к блюдцу, расталкивая сидящих за столом новоявленных “спиритов”:

— Пустите меня! Я сама! Я одна!!!

На сей раз пришел черед ужасаться остальным участникам спиритического сеанса: блюдце под моими пальцами бегало как сумасшедшее, хотя для его верчения по всем “законам” полагался магический круг других участников.

— Ты потрясающий медиум! — восторгались мои знакомые.

Но мне в тот момент было не до похвал. Задавая вопросы обо всем (меня интересовало, кто говорит от имени Есенина, в чем смысл жизни человечества), я лихорадочно пыталась увязать происходящее с моим материалистическим представлением о мире.

Дома и в библиотеке я перерыла массу литературы о дуализме, но ответа так и не нашла. Как-то, проходя мимо раскрытых дверей храма, я была потрясена неземной красотой доносившегося оттуда пения. Но войти не решилась (ведь я была коммунистом, секретарем парторганизации!), только подумала: “Если жизнь наша заканчивается смертью — это одно, а если она продолжается и после смерти — то это совсем другое, тогда мы должны жить на земле совершенно по-иному!” Сжалось сердце от предчувствия: смысл жизни совсем не в том, чему нас учили…

Но ответы на мучительные вопросы в то время я искала не в Церкви, а у своего “духовного собеседника”, нарисованного под блюдцем на листе бумаги внутри “звезды Давида”: это был примитивный “чертик” или “более интеллигентная” змея, кусающая свой хвост (так выглядит уроборос — оккультный символ бесконечности космоса. — Ред.).

Часами “общаясь” с блюдцем, я настойчиво выспрашивала, не мое ли это подсознание, не мое ли “второе я”, на что получала весьма уклончивые ответы. После сеансов я чувствовала нечеловеческую усталость — будто целый день таскала тяжелые мешки. Но это меня не могло остановить. Так продолжалось два или три месяца. “Блюдце” иногда давало весьма любопытные и практические советы насчет моей повседневной жизни, взаимоотношений с друзьями и начальством, но мне претило такое “заземленное” использование невидимого “чудесного собеседника”, которого я упорно расспрашивала ни больше ни меньше, как об устроении мироздания и спасении человечества. В конце концов в ответ на свои назойливые вопросы я стала получать… непристойную брань. Это меня отрезвило, и я постепенно забросила свое пагубное увлечение. Но скорее всего кто-то из благочестивых предков вымолил меня в тот момент от рабства бесу.

Почему именно у меня проявились эти странные медиумические “способности”, хотя в моем роду, насколько мне известно, никто ничем подобным не занимался? Я по своему дремучему духовному невежеству не только не задумалась о сути происходящего, но постаралась поскорее забыть неприятный инцидент, заставив себя вернуться в лоно безмятежного материализма.

Первый пробный опыт бесообщения дал знать о себе спустя десять лет, когда в середине восьмидесятых годов начали расцветать, как бурьян на духовном пустыре, полуподпольные “восточные” кружки и салоны, собирающие интеллигенцию, озабоченную тем, как вырваться из серой и унылой застойной действительности к истинному знанию.