|
||||
|
|
XIV. Победа над смертью Шаг за шагом шел искатель по пути демеханизации; постепенно он развязывал, прояснял различные уровни путаницы, которая препятствовала течению Гармонии; он вышел из ментальной механики, из витальной механики; до определенной степени он вышел из подсознательной механики; серый эльф еще там, но как тень на киноэкране, как упорствующее воспоминание о боли, нечто вроде еще ощутимой старой раны: в действительности у этого эльфа больше нет хватки, кроме как через эту тень, которая примешивается к радости, оставляет какое–то смутное ощущение неловкости в глубине, все еще не вылеченное неизвестно что, нечто вроде рыскающей Угрозы без лица и без имени — нечто еще там, как воспоминание о катастрофе, которое в любой момент может вызвать катастрофу, как если бы, поистине, все было бы очень непрочно, и единственная секунда забвения могла бы сбросить все в старую смертную привычку. Остается точка, ужасная точка, и пока эта точка не покорена, ничто не покорено, ничто не окончательно надежно. Этот момент опрокидывания на другую сторону, на смертную и болезненную сторону, старую сторону тревоги и угрозы (это угроза, угроза всему, мгновенное свинцовое покрывало, старая вещь без имени, которая сжимает горло, как если бы за секунду — маленькую душащую секунду — тысячелетия ночи и страдания и провалов прорвали бы декорацию, и все было бы как блестящая декорация, наклеенная на эту темную плотность — черную, цельную, которая захватывает вас в свое разрушительное головокружение), это сумрачное качение, неизвестно чем вызываемое, — оно обрушивается внезапно без причины, отнимает у вас все солнце и оставляет вас голыми, как в первобытные времена, перед старым Противником, возможно, первым противником человека и всей жизни на земле: невыразимая мистерия, которая захватывает вас в свое объятие, ужасное отвесное падение, как бы окрашенное любовью и великим Страхом. Не известно, что вызывает это — нет никакой видимой причины, никакого снижения напряжения, никакого ложного движения в сознании, которое вновь открыло бы это забвение, но оно зияет. А на самом деле что–то было забыто; и пока это забвение не уничтожено, великая золотая Память Истины не сможет засиять всем своим Солнцем над всем нашим существом. И, возможно, что этот Противник, эта тень является скрытым Возлюбленным, который заманивает нас в свое всевышнее преследование, в свое окончательное открытие. Нас ведут от начала до конца; безошибочная Рука очерчивает свои изгибы, чтобы привести нас непосредственно, через тысячу поворотов, к своей счастливой тотальности:
Следовательно, не по самоуправному и болезненному решению предпримет искатель это темное нисхождение — уже давно он перестал хотеть чего–либо, он только подчиняется маленькому ритму, растущему течению и склоняется туда или сюда, в зависимости от того, куда оно давит. Нисхождение происходит постепенно, почти неведомо для него, но оно сопровождается определенным рядом явлений, становящихся все более ясными и отмечающих «психологические условия» нисхождения, можно сказать. Эти психологические условия троекратны. Есть это «течение», о котором мы часто говорили, есть этот «ритм», есть этот «огонь» существа, который открывает двери нового мира. Можно было бы подумать, что это поэтический вымысел, детский образ — ничего подобного, и весь мир — это поэма, становящаяся истинной, проясняющийся образ, ритм, который завладевает телом. Поистине Ребенок начинает смотреть глазами Истины и открывает прекрасный Образ, который всегда там был, он вслушивается в неумирающий Ритм, и, в согласии с этим Ритмом, он входит в бессмертие, которое никогда не переставало быть. В действительности это течение растет, этот ритм утончается, этот огонь усиливается по мере того, как проясняются первые ментальные и витальные слои. И, прежде всего, это больше не просто «течение», это нечто вроде постоянного потока, нисходящей массы, которая охватывает сначала макушку головы и затылок, затем грудь, сердце, потом солнечное сплетение, живот, половые органы, ноги, и спускается даже под ступни, как если бы существо продолжалось и там, была бы бездна существования; и чем ниже спускается поток, тем более теплым, компактным, плотным, почти твердым он становится: он ощущается как недвижимый водопад. Нисхождение пропорционально степени нашего прояснения и мощности погружения Силы (что растет по мере нашего прояснения). Никакая ментальная или психоаналитическая механика не имеет силы погрузиться в эти слои. Это движение непреодолимо могущественное, столь могущественное, что иногда может сложить вас пополам и почти расплющить своим давлением; и в то же время, по мере роста могущества растет и устойчивость, как если бы, в конечном счете, в конце нисхождения была бы масса недвижимой энергии — или вибрации столь интенсивной, столь быстрой, столь молниеносной, что она кажется отвердевшей, остановившейся и все же непостижимо движущейся на месте: «пудра горячего золота», как говорила Мать. Это то, что Шри Ауробиндо назвал супраментальной Силой. Кажется, что эта сила становится «супраментальной» или воплощает супраментальные характеристики по мере своего спуска в материю (то есть, в той мере, в какой мы позволяем ей пройти, как падает наше сопротивление под ее давлением, и она победоносно проникает до самого низа). Мы называем эту силу «супраментальной», но это такое же слово, как и остальные слова: есть только одна Сила, как есть только одна луна, которая постепенно становится полной на наших глазах — но луна всегда была полной, и Сила всегда одна и та же: это наше восприятие меняется и дает такое ощущение, что она стала нечто иным, чем была всегда. Именно это «течение» спонтанно, автоматически, без нашего на то желания или решения (все наши желания только вносят путаницу) осуществляет это нисхождение, опрокидывает препятствия, выявляет ложь своим безжалостным прожектором, выявляет серого эльфа, выявляет все наши потайные места, прочищает, расчищает, расширяет и вносит бесконечность на каждый уровень и в каждый закоулок и не отступает, не останавливается ни на секунду, пока все, в малейшей детали, в самом маленьком движении, не восстановит свою радость, свою бесконечность, свой свет, свое ясное видение, свою настоящую волю и свое божественное согласие. Это Сила йоги, Сознание–Сила, о которой говорил Шри Ауробиндо. Именно она выковывает сверхчеловека, и она будет выковывать супраментальное существо — она будет выковывать саму себя в этом забвении самой себя.
Затем есть этот «огонь». Это больше не миф: «Видна его огненная масса», — говорит Веда, — «Агни полон света и конкретен в теле.»[46] Но поначалу это тело является лишь маленькой искрой; его огненная масса, его мерцающее пламя иногда зажигается, но часто гаснет, и требуется зажигать его снова и снова; это маленький крик удушья в ночи мира, потребность неизвестно в чем, что идет с нами, поднимается и опускается по нашим извилинам, неотступно следует за нами, как память о нечто ином, как золотое воспоминание в серости дней, как зов воздуха, потребность в пространстве, потребность в любви, потребность истинного существа. И этот огонь, этот крик растет: Человек — это узкий мост, зов, который растет.[47] Поначалу это маленькое пламя в разуме, нечто, что ощупью идет к более широкому вдохновению, к большей истине, к более чистому знанию, и что поднимается, поднимается, что хотело бы даже обрезать все тяжести мира, все путы, привязи, загроможденные земли; что поднимается и выходит иногда чистым, острым, на вершины белого духа, где все навсегда известно и истинно — но земля остается во лжи, жизнь и тело остаются в темном противоборстве и умирают и разлагаются. Затем это маленькое белое пламя начинает завладевать сердцем: оно хотело бы любить, лечить, спасать, и оно движется наощупь здесь и там, помогает ближнему, приходит на выручку, отдает себя и поет нечто, что хотело бы охватить все, содержать все и вобрать всю жизнь в свое сердце. Это пламя уже более теплое, более плотное, но минуты его объятия подобны бледным хрупким светлячкам на океане темной жизни: каждое мгновение оно глушится, тонет, скатывается волной и нашими собственными волнами темноты — ничто не изменилось, и жизнь продолжает свой круг. Затем искатель хочет ввести этот огонь, эту пылающую истину в каждое мгновение и в каждый жест, в свой сон и свои дни, в свое зло и в свое добро, во всю жизнь, и чтобы все было очищено, поглощено этим огнем — чтобы наконец–то было рождено нечто иное, более истинная жизнь, более истинное существо. Искатель вступает на путь сверхчеловека. И этот огонь все растет, он спускается, спускается по уровням существа, погружается в подсознательные пещеры, вытесняет серого эльфа, выживает нищету внутри и горит все более непрерывно, могущественно, как бы разгораясь от темного давления. Это уже почти тело нашего подобия, и оно ярко–красного цвета, переходящего в золотой цвет. Но оно еще колеблющееся и непрочное, ему не хватает фундаментальной основы, базы постоянства. Тогда искатель хочет ввести этот огонь в свою субстанцию и в свое тело, он хочет, чтобы его материя отражала бы Истину, воплощала бы Истину, он хочет, чтобы это излучалось наружу, как и вовнутрь — он вступил на путь супраментального существа. Ибо, действительно, это растущее я огня, это пылающее тело, которое все больше и больше похоже на наш божественный прототип, на нашего светлого брата на высотах, который, как кажется, переполняет все наши части и даже излучает вокруг уже оранжевую вибрацию, является тем самым телом, которое будет формировать супраментальное существо. Это следующая земная субстанция: «тверже алмаза и все же текучее газа», — говорил Шри Ауробиндо.[48] Это духовная конденсация великой Энергии, прежде чем она трансформируется в материю. Но как втянуть этот огонь в нашу материю, как осуществить этот переход или трансмутацию этого темного и смертного тела в тело огненное и бессмертное? Эта работа сейчас идет, и трудно о ней говорить; никто действительно не знает, как и что делать, пока это не будет сделано. Никто не знает ни страны, ни дороги, потому что никто и никогда не ходил туда, никто никогда не делал супраментального тела! Но оно будет сделано, столь же неизбежно, как человек, обезьяна и сороконожка уже были сделаны в великом золотом Семени мира. Это последнее приключение на земле или, возможно, первое приключение в более чудесной серии на новой земле истины. Мы не знаем секрета, мы знаем только, в каком направлении надо идти — и, возможно, знать направление это уже знать секрет, поскольку он раскрывается под нашими ногами и выковывается хождением. Так что, по меньшей мере, укажем направление, простое направление, ибо, как всегда, секреты просты. Огонь формируется частицами сознания, которые мы вводим в несознание. Если посмотреть сверху, то это несознание сопротивляется и нагревается от трения нового сознания, которое хочет войти: именно этот пустой и автоматический жест доставляет неприятности, когда требуется распустить его привычную борозду, чтобы повернуть его иным образом, под другим побуждением. Если посмотреть снизу, то это несознание задыхается и зовет, стучится и ищет. И то и другое верно. Это внутренняя память зовет солнечный луч, это великое извечное Солнце заставляет прорастать этот зов солнца. И процесс, великий Процесс прост: надо постепенно разжигать этот маленький огонь, помещать луч в каждый жест, в каждое движение, в каждый вдох, в каждую функцию тела; вместо того, чтобы действовать как обычно, автоматически, механически, надо призывать Истину и там, хотеть Истины и там, вливать Истину и там. И мы сталкиваемся с сопротивлением, с забвением, с беспорядком; механика бастует, заболевает, отказывается следовать солнечным путем. Следует вновь и вновь начинать тысячи раз, в точке за точкой, в жесте за жестом, в функции за функцией. Следует звать снова и снова. И тогда, вдруг, в маленькой точке тела, в маленьком проходящем веянии, появляется нечто, что больше не вибрирует старым образом, что больше не вертится как обычно, и дыхание вдруг обретает другой ритм, оно расширяется, освещается солнцем, оно подобно легкому наполнению воздухом, вдоху воздуха, никогда не ведомого раньше, никогда не пробованного, который освежает все, лечит все, даже питает, как если бы мы вдыхали нектар бессмертия. Затем все снова впадает в старую привычку. Следует начинать вновь и вновь, в одной точке, в другой точке, каждую минуту — жизнь становится крайне занятой, становится интенсивным поглощением. Крошечная секундная победа устремляет нас к другому открытию, к другой победе. И мы начинаем работать во всех уголках, во всех движениях; мы хотели бы, чтобы все заполнилось истиной и солнцем, которое меняет все, которое придает всему другой вкус, другой ритм, другое насыщение. Тогда само тело начинает пробуждаться, начинает хотеть истины, солнца, оно начинает зажигать свой огонь стремления здесь и там, оно начинает хотеть больше не забывать; а когда оно забывает эту маленькую новую вибрацию, оно внезапно чувствует как бы удушение, как если бы оно снова соскальзывало бы в смерть. Этот процесс простой, бесконечный, вечный: каждый жест, каждая операция, выполненная с частицей сознания, связывает это сознание, этот маленький огонь существа, со сделанным жестом и постепенно трансформирует его. Это вливание сознания, микроскопическое, методическое, многообразное вливание огня до тех пор, пока сама материя под этим давлением сознания не пробудится к потребности этого сознания, как семя пробуждается к потребности солнца. Тогда все начинает расти вместе, неизбежно, неудержимо, под действием этого золотого притяжения. Мало–помалу огонь разгорается, вибрация разливается, нота распространяется, клетки отвечают Импульсу: тело входит в новое функционирование, функционирование сознательной истины. И добродетель тела заключается в его упорном постоянстве; как только оно что–то усвоило, то не забывает этого — оно повторяет свое светлое функционирование двадцать четыре часа в сутки, день и ночь, с тем же самым упорством, с каким оно прежде повторяло свои болезни, свои опасения, свои слабости и все свое темное функционирование тысячелетнего животного. Эта телесная «демеханизация», стало быть, похожа на демеханизацию более высших уровней — ментального и витального — но вместо того, чтобы заполнять смутную территорию ментального несознания между тем и этим уличным фонарем, между тем и этим концом улицы, теперь надо заполнять смутную территорию телесного несознания между тем и этим вздохом, между тем и этим движением, с одного конца тела до другого; вместо ментальной механики, которая раскручивает тысячу никчемных мыслей, теперь телесная механика источает тысячу неуловимых страхов, дурных предчувствий, болезненных воспоминаний, и бегает кругами по своим старым темным артериям. И каждый «зов», каждая остановка в этой механике, чтобы направить взгляд сознания на это темное раскручивание, порождает, собирает свою маленькую каплю света, свой маленький момент бытия, свой маленький огонь, который добавляет одну каплю к другой, и в конечном счете начинает создавать другое течение по этим венам, другой ритм и другую песню, и другое горение тела, что как бы делает другое тело в теле, нечто вроде светлого двойника, который становится поддержкой, «побудителем», можно сказать, старого теневого тела. Именно этот светлый двойник в конечном счете заменит (?) или преобразует старое тело. Это следующее тело земли. Это «сын тела»[49], о котором говорили риши Вед. Короче говоря, речь идет о том, чтобы заменить автоматическую «программу», введенную в наши клетки, и весь этот непреклонный рибонуклеиновый код, который выпускает и выпускает свои маленькие сигналы бедствия и свои импульсы желез, на сознательную «программу», ввести зов света, солнечный код во всю эту трескотню клапанов и поршней и блуждающих ферментов, которые, если и восполняют наши слабости и затыкают дыры нашей неспособности напрямую впитывать великое течение подкрепляющей Гармонии, но заточают и запирают нас в донжон микроскопической энергии, которая быстро иссякает и разлагается. Надо еще найти новую духовную культуру тела. Это изменение клеточной, телесной программы, как и изменение прочих программ — ментальной, витальной и подсознательной — конечно же, колоссально возмущает старое равновесие, ибо первая работа Истины — это всегда сеять беспорядок, то есть, выгонять ложь, наводить свой прожектор и выявлять всех маленьких крыс, которые окопались в потайных уголках тела, выявлять тысяча и одну смерть, надо сказать. И если ложные мысли, ложные импульсы являются ложью разума и ложью сердца, то болезни являются ложью тела — и смерть является первой ложью изо всей лжи. Но, как и всегда, обнаруживается, что наша ложь является не столько врожденной ошибкой или врожденным лицемерием, сколько сопротивлением высшему порядку. Это сопротивление является защитой жизни — и ее погребением. Мы всегда смотрим на болезни как на борьбу с вредным фактором и разрушителем, но возможно, что это, прежде всего, поверхностный знак борьбы с истиной и отказа от истины, что спонтанно и автоматически зовет смерть. Стало быть, искатель сталкивается с ложью тела: болезни и смерть становятся его повседневным полем боя, возможно даже, час за часом и минута за минутой — вспышки болезней и вспышки смерти — чтобы научить делу Истины и бессмертному коду в этой смертности. Но смерть — это слово для обозначения нечто, что не существует. Когда оставляешь свое тело, то умираешь не больше, чем когда переходишь из одной комнаты в другую или когда меняешь одежду. На самом деле смерть не «на той стороне», она здесь, каждое мгновение, она вся перемешена с жизнью, мы берем ее с собой везде, куда идем, и иногда она становится смертью. Надо схватить именно это «иногда», этот момент, это более полное движение смерти в нас. Смерть — это не «иное состояние», не несчастный случай, который вдруг сбрасывает нас в нечто иное: смерть переплетена с самой жизнью, это ее база, ее темный фундамент; и если мы распутаем эти тесно переплетенные нити, эту смерть в жизни, это я смерти, которое мягко бьется с нами и пытается день за днем, почти час за часом, вытеснить наше я истины, тогда мы завладеем ключом продления жизни по желанию. Умирают только из–за нехватки истины. Это единственная нехватка в мире. Если бы мы были полностью истинны, то были бы полностью бессмертны. Смерть является разложением лжи — ибо ложь по сути является гнилью — и мы перестанем умирать только тогда, когда станем правдивыми с головы до ног и в каждой клетке нашего тела. Короче говоря, смерть является сторожем Истины, темным ангелом на пороге бессмертия, который разрушает все, что не способно пройти чисто в Истину. Мы уже переступили через этот порог в нашем очищенном уме, мы, возможно, переступили через него в нашем сердце и в наших чувствах — теперь надо пройти его в нашем теле. Надо, чтобы я истины полностью бы заняло я смерти. Процесс обессмерчивания идет сверху–вниз: сначала в разуме, затем в сердце и в чувствах, затем в теле; но крайнее сопротивление означает и крайнюю победу. И это действительно сопротивление. Смерть — это сопротивление закону Истины, вечно новому течению Гармонии. В самой глубине мы основываемся на «скале Несознания»[50], о которой говорили риши Вед, на той самой скале, которая, возможно, возникла в самое первое мгновение, когда великая Энергия отвердела, обратилась в материю, погрузилась в темное противоречие самой себе, «провалилась» в инертный покой своего победоносного течения, потерялась в неподвижном черном экстазе, который явился как бы обращением своего солнечного экстаза на вершинах. Те, кто имели опыт нисхождения в материальное Несознание, знают, что в действительности этот образ риш Вед является не образом, а довольно ужасной реальностью, которую надо преодолеть. Это действительно скала — грандиозная и кажущаяся бездонной — отвесное падение в базальтовую дыру, о которой даже нельзя сказать, что она черная, потому что там внутри нет ни одной черной искры, ни одного проблеска, который можно было бы назвать черным — это сама Чернота — абсолютная, без дыхания, без единой вибрации чего бы там ни было: мгновенное удушение, смертельное удушье. Мир полностью неподвижный, полностью замкнутый и как бы душащий самого себя, без звука, без движения, без какого–либо отклика. Полная пустота, и все же как черное удушливое существование, нечто, что есть несмотря ни на что, но что как плотность абсолютного отрицания, как грандиозный отказ, который воздвигает свои базальтовые стены и который втягивает и втягивает как бездна в бездну, как смерть в смерть. Это смерть. Это Несознательное. Невозможно быть там, не должно быть там, этот как крайняя нетерпимость ко всему, что шевелится и дышит, всему, что тянет за собой частичку света, дающую возможность жить. Это не движется. Это не дышит. Это НЕТ. Грандиозное НЕТ ко всему и всего, что поглощает или изгоняет вас — или заставляет вас призывать свет более великий, чем эта Тьма. И есть только один свет, более великий, чем эта душащая плотность Черноты: это всевышний Свет, это Великое Солнце Истины. Вот почему в Упанишадах говорится, что Яма, бог смерти, является сыном Солнца.[51] Всевышнее солнце лежит на дне всевышней тьмы. «Смерть» — это переход к бессмертию, хранитель тотального Великого Солнца, последнее принуждение к интегральной Истине. Все, что не способно взывать к Свету, все неочищенные фрагменты, в момент «смерти» мгновенное схватываются этим Нет, растворяются в нем, застывают в его черном экстазе, потому что они сами являются маленькими частицами этого Нет, маленькими отказами великого Отказа, камешками этой грандиозной Скалы. И тут же мы получаем ключ ко всему, что составляет смерть в жизни — наши бесчисленные маленькие смерти каждую минуту. И мы понимаем, что тело, это маленькое тело, такое хрупкое, такое ничтожное, которое другие отвергают как отрепье или как путы, мешающие прямо прыгнуть к освобожденному Духу, является на самом деле местом всевышнего завоевания и всевышнего освобождения, и что именно на земле и в нашем теле строится ритм Солнца Истины, в каждую минуту, через наше согласие или наш отказ от света, через наш выбор, минута за минутой, между нашим я света и нашим я смерти. Супраментальное существо навечно освобождено от смерти, и через его освобождение освободится и вся земля, подгоняемая к своему всевышнему Солнцу своей всевышней тьмой. Примечания:4 Sri Aurobindo, The Bases of Yoga, IV. 119 5 O, Force–compelled, Fate–driven earth–born race, O petty adventures in an infinite world And prisonres of a dwarf humanity, How long will you tread the circling tracks of mind Around your little self and pretty things?… A Seer, a strong Creator, is within, The immaculate Grandeur broods upon your days, Almighty powers are shut in Nature's cells. Sri Aurobindo, Savitri, IV. III. 420 44 The one inevitable supreme result No will can take away and no doom change, The crown of conscious immortality, The godhead promised to our struggling souls When first man's heart dared death and suffered life. Sri Aurobindo, Savitri, I. IV. 67 45 Thy golden Light came down into my brain And the grey rooms of mind sun–touched became A bright reply to Wisdom's occult plane… Thy golden Light came down into my throat, And all my speech is now a tune divine… My words are drunk with the Immortal's wine. Thy golden Light came down into my heart Smiting my life with thy eternity… Thy golden Light came down into my feet: My earth is now thy playfield and thy seat. Sri Aurobindo, The Golden Light. 46 Rig Veda, V. 1.2, 1.9. 47 Sri Aurobindo, The Dumb Inconscient. 48 A.B. Purani. Evening Talks with Sri Aurobindo. II. 291. 49 Rig Veda, III. 4. 2. 50 Rig Veda, I. 71. 2. 51 Katha Upanishad, I. I. 7. |
|
||
|
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх |
||||
|
|
||||
