ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ К ЛЮБВИ

Вопрос: Собственно говоря, страсть исчезает, когда ты просветлен?

Карл: Когда ты просветлен, то гарантированно будешь снова затемнен. И здесь любовь особенно опасна. Гос­поди, я так прекрасно устроился в своем просветлении, оно было уже действительно стабильным, а тут пришел этот классный почтальон! Или въехала это потрясающая соседка!

В.: Серьезно, ведь пробуждение должно бы быть и пробуждением отличных страстей?

К.: Все, чем оно должно бы быть, оно не является. Но когда освобождаешься от любви, исчезает и страсть.

В.: Когда освобождаешься от любви?

К.: Да, конец любви — это конец страдания и страсти.

В.: Ты имеешь в виду конец личной любви?

К.: Конец двойственности там, где может быть лю­бовь. Где нет «я», которое что-то любит или не любит: это конец страдания. Потому что это конец страда­ющего. До тех пор пока есть «я», которое любит себя или что-то другое, есть страдание и страсть. И любовь к себе есть начало этого страдания.

В.: Но ведь себя нужно любить!

К.: С этого все начинается. Любовь к себе означает:

есть некое «я», которое рассматривает себя в качестве объекта для любви. Это уже двойственность. Это отделенность. Уже в любви «я» к самому себе кроется корень страдания.

В.: Один из твоих предшественников как-то сказал: «Возлюби своего ближнего, как самого себя!»

К.: И кто же это был?

В.: Я хочу сказать, что это означает: когда любишь себя и в этой любви перекидываешь мост к другому, то кладешь конец двойственности.

К.: До тех пор пока есть тот, кто любит что-то другое, то есть тот, кто должен сначала познать, чтобы любить, существует объектная любовь. И пока есть другой, ос­тается двойственность. Когда требуется усилие, чтобы любить второго, остается концепция, остается стра­дание.

В.: Что значит усилие? В Индии просто говорят «намастэ» — «Я люблю себя в тебе!»

К.: Если ты хочешь познать себя в другом, чтобы лю­бить его, как самого себя, необходимо усилие по­знания.

В.: Но ведь любовь может быть совершенно без усилия!

К.: Что-то не припомню.

В.: Любовь, которая возникает спонтанно. Любовь, которая манифестирует себя в зеркале другого! Любовь, которая просто непосредственно присутствует.

К.: Когда ты есть то, что есть любовь, усилия больше нет. Тогда больше нет никого, кто бы любил или не лю­бил. Тогда есть только свобода. Свобода любви. И сво­бода от идеи о любви. То есть свободная от любви любовь. Любовь освободилась от тебя. Но пока есть идея о любви и пока есть тот, кто думает, что должен любить себя в другом, или другой — его, или что любовь долж­на быть мостом и положить конец двойственности, или должна быть спонтанной, — до тех пор есть стра­дание. Любовь с представлением о любви полна стра­дания. Это та любовь, которая создает страдание.

В.: Любовь как слияние воедино любящего и возлюб­ленного — это счастье.

К.: Как только сделан первый шаг из рая отсутствия «я», возникает тоска по возвращению обратно. То есть ты будешь делать все для того, чтобы суметь вернуться и слиться воедино. И каждый шаг верен. Пока есть ша­ги, есть только верные шаги. Потому что все дороги ведут в Рим. А «Рома» — это перевернутое «амор». Лю­бовь. Можешь делать, что хочешь. Все дороги ведут в Рим.

В.: Это прекрасно. Поэтому человек любит.

К.: Любви не требуется любить. Ей не нужен объект. Ей не нужен ты. Не нужны твои представления. Но бывают моменты, когда ты просто забываешь о них. Ты забываешь даже о любви. Тогда ты есть то, что есть любовь. Что есть до двойственности. Это самозабвение. Но ты не можешь это вызвать. Всякое желание забыть себя было бы напоминанием о себе самом. Это может случиться только непосредственным образом. И тогда больше нет времени, нет отделенности. Тогда ты есть то, что есть любовь. Не важно, что случится, даже если ничего не случится. И, возможно, не случится ничего. Любви не требуется любить, чтобы быть любовью.