БЕССМЕРТИЕ

Вопрос: Смерть — это конец?

Карл: Да. Это конец тела, духа и души. Всего, чем ты когда-либо, как ты считал, владеешь. Ты думал, что то и это принадлежит тебе, и если не материальное, то хо­тя бы та или иная черта характера. Или хотя бы коле­бание души. Или вообще душа. Но ничего из этого не остается. Умирает обладатель машины, дома и сада, детей и семьи, тела и чувства, духа и души. Умирает об­ладатель опыта, обладатель истории. Конец. Все. И тог­да возникает что-то вроде нулевой точки. И в этой ну­левой точке — свобода. В этой свободе ты созерцаешь то, что есть. Потом происходит то, что происходит, и все, что происходит, хорошо так, как есть. Это оконча­тельная ясность, что ничто не принадлежит тебе. Это свобода.

В.: И эта свобода наступает лишь со смертью? Или она есть до этого?

К.: Тебе пришлось бы умирать каждый момент или по меньшей мере быть перед лицом смерти, перед лицом смертности. Все, с чем ты сталкиваешься, смертно. Все, что ты имеешь или переживаешь, смертно. Все, что ты хочешь удержать, мимолетно. Все, чего ты до­стиг, ты потеряешь. В том числе потеряешь и идею о самом себе. Идея «я». Перед лицом смертности исчеза­ет идея об обладателе. Мое тело, моя жизнь, моя кар­ма, моя история — уходят. Перед лицом смертности исчезает все «мое». Исчезает обладатель. И тем не ме­нее, ты по-прежнему есть полностью то, что ты есть. Ты по-прежнему полностью здесь—чем бы ты ни был.

В.: В качестве кого же? Что от меня все еще полностью здесь?

К.: То, что существует до обладателя. Это ты. Ты суще­ствуешь до идеи обладателя и бренности. То, что ты есть, не затрагивается тем, что мимолетно. Оно не за­трагивается идеей о том, что ты чем-то владел и мо­жешь потерять. Это оказывается чистой воды идеей. На самом деле ты всегда свободен. В реальности ты всегда пребываешь в Сейчас, где нет личной истории, то есть нет так же никого, кто рожден и может умереть. Самое позднее, смерть дает тебе это познание. Поэто­му она освобождает.

В.: Я всегда это так ощущаю, когда кто-то умер: что что-то при этом делается легким.

К.: Все теряет свою тяжесть. Нет больше ничего, что надо было бы нести. Больше нет никого, кто мог бы что-то нести. То есть, позволь умереть тому, что может умереть, и посмотри, что ты есть. Если перед глазами у тебя уже могильный камень — что, тем не менее, все еще полностью присутствует? Когда твое имя уже по­хоронено, когда форма, тело, когда все идеи похороне­ны. Что тогда? Что теперь? Может быть, ты и теперь уже живешь на кладбище и думаешь, что ты жив? Мо­жет такое быть, что все, что ты видишь, уже мертво? Потому что все, что ты переживаешь, умирает в тог же момент, как было рождено? Все, что приходит и уходит, мертво. Единственное, что является Жизнью, — это ты.

В.: Мне от этого не легче. У меня умирает отец. Скоро квартира опустеет. Его книги, его письма, его мечты — мы все выбросим в контейнер.

К.: Все представления, которые связаны с жизнью, улетучиваются перед лицом смерти.

В.: Да, остается пустота. Но это же не утешение!

К.: Пустота означает отсутствие «я». И тем не менее, что-то совершенно присутствует в этой пустоте. Ты есть то и твой отец есть то, что так же совершенно при­сутствует в пустоте. Пустота означает отсутствие чего-то еще кроме того, что ты есть. Ты здесь. Неописуем, неопределяем, непостижим и, тем не менее, совер­шенно здесь в этой пустоте. И пустота не может повли­ять на тебя! Смерть — это только обстоятельство. Она не может затронуть, не может повлиять, не может из­менить то, что ты есть, что есть твой отец.

В.: Я уже видел, как умирают люди, и это было не только радостным переходом, но в большинстве случаев было связано со страхом.

К.: Это совершенно естественно. То, что думает, что умрет, испытывает страх. За этим стоит импульс выжи­вания. В этом нет ничего превратного. Но в момент смерти, когда ничто больше не борется, остается толь­ко ясность. Тогда борьбы, страха больше нет. Тогда есть лишь просто отсутствие формы и идеи, тогда все просто ясно. До тех пор есть все возможности борьбы, страха и сопротивления. Но когда Последнее, Оконча­тельное здесь, больше нет того, кто бы мог бороться. Тогда есть лишь только пустота. Осознание, которое присутствует сейчас и кажется скрытым, тогда опусто­шается от желаний, идей, представлений. Оно пусто. Но в этой пустоте — полное Бытие, совершенно ясное, совершенно чистое.

В.: Бытие остается, а я умираю.

К.: Что вообще живет? Может жизнь быть тем, что смертно, что подвержено смерти? Является ли форма жизнью? Или форма — это только отражение? Все,что может умереть, мертво уже до этого. Оно никогда не жило и поэтому не может и умереть. В момент смерти нет ничего, что могло бы умереть. То, что ты есть, есть чистое Бытие. Это здесь и сейчас единственное, что есть. И в момент смерти это так же единственное, что есть.

В.: Да, Бытие! Но это, к сожалению, не я!

К.: Даже если ты говоришь: «Это не я», это ничего не меняет. Это не умаляет тебя. Ты, тем не менее, есть полностью то, что ты есть. Ты есть то, чему не требует­ся доказательства. «Я» постоянно нуждается в доказа­тельстве. Оно всеми средствами пытается поддержи­вать вопрос смысла. Без вопроса смысла оно бы полностью исчерпало себя. И в конце концов оно ис­черпывает себя: смерть делает его не имеющим значе­ния. В смерти все вопросы «почему», «из-за чего» и «как так» в одно мгновение исчезают. Перед лицом этой пустоты и отсутствия времени вопросы становят­ся излишними, «я» становится излишним.

В.: Да, именно этого я опасаюсь.

К.: Смерть — это лучший советчик в твоей жизни, по­тому что она ставит тебя лицом к лицу с твоей брен­ностью. По меньшей мере, с бренностью тела, духа и души. Она означает конец всего, чем ты себя счита­ешь. Перед лицом смерти ты поставишь свою концеп­цию под вопрос. Концепцию того, чем ты себя счита­ешь. Я тебе советую поставить эту концепцию под во­прос сейчас.

В.: Это же я и делаю.

К.: Если смерть не может коснуться тебя, что тогда умирает? И что рождалось? И если смерть не может коснуться тебя — рождалось ли то, что ты есть?

В.: Так я до сих пор полагал.

К.: Идеи рождения и смерти — это мимолетные мысли в мире твоего опыта. Ты есть то, что вечно незатрону­то. Что никогда не приходило и никогда не уйдет. Все, что приходит и уходит, есть лишь мимолетная тень этого.