Игорь Фесуненко

Журналист, публицист, писатель,

футбольный обозреватель,

автор нескольких книг о футболе

Самое яркое открытие в сфере духовной жизни

Секрет популярности футбола? Это никакой не секрет. Дело в том, что футбол – очень простая игра и доступна практически каждому. Человек идет по улице. Катится детский мяч. Он не станет нагибаться – он обязательно пнет его ногой. Играть в футбол – это очень просто. Это не теннис, где дорогое оборудование, не баскетбол, где нужно строить щит. Нет ничего более простого, чем футбол. Во дворе можно поставить два башмака (импровизированные ворота) – и гоняй себе на здоровье. Так издревле сложилось. Поэтому простота футбола – кажущаяся, по крайней мере, – исторически вела к тому, что после того как эта игра была изобретена, она очень легко завоевывала народы, страны, нации, континенты и увлекала не только тех, кто играет, но и тех, кто смотрит – болельщиков, торсидов (болельщики – исп.). В этом все дело, наверное: это очень простая, общедоступная и всем понятная игра. В теннисе надо соображать: тут 15 очков… до 10 очков… то больше, то меньше. Атут две сетки, бегает двадцать два человека, кто больше наколотит! – все ясно. Чтобы понять механику футбола, нужно ровно три секунды – после этого смотри и наслаждайся. Если брать опять теннис – он же аристократичен, он однообразен, только знаток его оценит, хотя, в принципе, стоят два или четыре человека друг против друга и перебрасывают мяч… А в футболе бесконечное множество вариантов, комбинаций, здесь гораздо больше заметно индивидуальное мастерство настоящих артистов, жонглеров, какие всегда периодически появлялись в любой стране, типа Стэнли Мэтьюза, или Гар-ринчи, или Стрельцова.

Для меня футбол – это в какой-то степени и увлечение, и любимая игра моего детства. Сейчас это стало и профессией, и методом зарабатывания денег – не прямо футбол, но я пишу о футболе, связан с футболом, и это дает мне и удовольствие, и средства продлить мою жизнь.

Оценивать футбол всегда можно по-разному, но, по-моему, главное в футболе – это зрелище.

С точки зрения игрока главное, как он забьет гол, вратаря – как он пропустит, тренера – как воплотит свои мысли, мечты, планы на игру.

С точки зрения громадного большинства населения, которые являются зрителями, которые заполняют трибуны стадионов, главное в футболе, конечно, это зрелище, которое захватывает, отвлекает от серых будней, позволяет забыться, которое позволяет переживать, восторгаться, кричать, радоваться, любить и ненавидеть. Потому что футбол – это, в общем-то, слепок жизни. Футбол – это наша жизнь, только ограниченная рамками футбольного поля. Футбол – это и горе, и радость (для одних радость, для других горе). Это и лицемерие, и восторг, и искренность, и наивность – все человеческие чувства, которые мы переживаем. Там и коварство, там и любовь, там и ненависть. Все, все, все – все есть в футболе. Вот этим, собственно, он интересен и хорош. Он заставляет людей волноваться и переживать так же, как самые высокие страсти в «Ромео и Джульетте», в «Войне и мире».

Я считаю, что более правы сторонники первой теории: футбол способствует формированию позитивных качеств. Опыт любых стран (берите Англию, берите Германию, берите Бразилию, берите Россию) свидетельствует о том, что игроки и болельщики – особенно на больших турнирах, на больших чемпионатах – проникаются патриотическими чувствами, поют гимны и страдают не только по результату, не только по итогам какого-то матча, а страдают, переживают, понимая себя представителями страны.

Но иногда правы и сторонники второй, противоположной теории, потому что не только в футболе, не только в спорте, но и в любой другой сфере жизни патриотизм, доведенный до абсурда, превращается в шовинизм. Если я люблю свою страну, это хорошо, это правильно, но если я начинаю ненавидеть, скажем, людей с другим цветом кожи, которые приезжают в мою страну, то это уже шовинизм, это уже может быть расизм, это уже может быть фашизм, как это было в Германии… В принципе футбол всегда инициирует патриотические чувства и любовь к Родине. Я могу привести десятки конкретных примеров, из разных стран. В общем-то, их все знают.

Футбол иногда отвлекает от тяжелых проблем, которые бывают в своей стране. В Бразилии в семидесятые годы была жестокая военная диктатура, подавлялись самые стандартные, общепринятые демократические свободы, и, тем не менее, когда бразильцы в 1970 году стали трехкратными чемпионами мира, все это было забыто. В этом и плюс, и минус. С одной стороны, футбол поднимает людей над буднями, над насущными проблемами и сплачивает нацию, с другой стороны, он мешает, может быть, видеть суть режима, закрывает глаза на проблемы.

Приведу такой любопытный пример: когда бразильская сборная отправлялась на чемпионат мира 1970 года, а в стране царила диктатура, то левые партии, демократические партии, боровшиеся против этой диктатуры, приняли такое решение (как обязательное): призвать своих сторонников, не только членов партии, но вообще своих сторонников, всех демократов болеть за поражение своей команды. Ничего не получилось! Как только бразильцы начали выигрывать, все это лопнуло – был энтузиазм, были восторги, вопли, была истерика, и в итоге после разгрома итальянцев в финале со счетом 4:1 обнимались и ликовали и фашисты, и коммунисты, и левые, и правые, и кто угодно. Поэтому правы и те и другие, сторонники обеих теорий, разделять их нельзя. Действительно футбол формирует патриотов, но патриотизм, доведенный до абсурда, возведенный в абсолют, может превратиться и в национализм, и в шовинизм, и во все что угодно.

Манипулирование массовым сознанием и поведением людей? Разумеется. Я абсолютно убежден в том, что это может быть. Примеры? Множество, особенно в слаборазвитых странах. Например, в африканских странах футбол может сделать с людьми все что угодно. Это труднее в Англии, родоначальнице футбола: там люди уже более спокойные, более привычные и более независимые, менее внушаемые. Но в большинстве стран это вполне возможно. Сейчас у нас наша сборная переживает трудные времена и в рядах нашей торсиды разброд и шатания, ненависть к руководителям футбола и тысячи вопросов, на которые нет ответа. Но я верю (хочу верить), что произойдет какое-то чудо (в которое очень трудно поверить), что вместо этого несчастного провалившегося Газзаева придет какой-то другой тренер, который сможет вдохнуть силы в команду, и сборная начнет побеждать, выйдет в финальную часть европейского чемпионата, поедет в Португалию и добьется каких-то успехов. Это будет способствовать колоссальному подъему национального самосознания, улучшению, ну, скажем так, морального здоровья нации. В этом нет никаких сомнений.

Я могу привести такие примеры. В трудные времена, еще сорок-пятьдесят лет назад, когда в Бразилии футбол стал обретать характер национальной институции, чего-то такого вообще покоряющего страну, проводили социальные замеры (есть там в Сан-Пауло популярная команда «Коренкиянс»; сейчас я не помню точные цифры – они приведены в моей первой книжке, которая была издана еще полвека назад): на следующий день после поражения «Коренкиянса» производительность труда на промышленных предприятиях города падала на несколько процентов, совершенно точно. И, наоборот, после выигрыша люди работали лучше и поток продукции с конвейеров заводов, фабрик (а там, в Сан-Пауло, крупнейшие заводы и фабрики, там, например, до сих пор самый крупный за пределами Германии завод «Фольксваген») увеличивался, сразу отмечался скачок производства. Тут никуда не денешься – это объективные цифры, объективный факт.

В какой-то мере футбол способен и на формирование мифов, потому что когда появляется какой-то выдающийся игрок или выдающаяся команда, то этот игрок или эта команда могут обрастать ореолом каких-то легенд, ореолом тайн, загадок; начинаются всякие разговоры об изначальной предназначенности, о какой-то сверхмиссии, о носителях такой миссии, которая недоступна, может быть, другим. Такое может быть.

Футбол – вещь немножко таинственная, вокруг него всегда рождаются легенды, сказки, предания. Я помню, слава Богу, и футбол моего детства – сколько мы наслушались разговоров, всяких верований, легенд. Песенки даже были о каких-то знаменитых наших футболистах, что вот, мол, один ломал штанги, другой бил вратаря, об этом доложили товарищу Сталину, товарищ Сталин сказал: «Ну что ж, убирать мы его из футбола не будем, но я запрещаю ему бить правой ногой». Все это на полном серьезе. Я помню две строчки из такой песенки моего детства, 1944—1945 годов: «Слева он легко ломает штанги. Справа бить ему запрещено». Так что вот эта мифология футбола была очень жизнестойкой в те годы. Я мог бы привести такие же примеры из футбольной жизни других стран.

Это все объяснимо. Футбольный рыцарь, футбольный идол, футбольный герой обрастает такими сверхъестественными качествами, что люди начинают верить во все, что сочиняется, во все, что ходит вокруг такого рода фигуры. Такими были, скажем, Бобров, Стрельцов, ну и, соответственно, великие футболисты в других странах.

Насколько футбол способствует познанию мира – честно говоря, это уже достаточно сложный вопрос. Конечно, люди о многом узнают только через футбол, и футбол способствует расширению кругозора людей. Вот мы изучаем биографию какого-нибудь Роберто Карлоса, а он из какого-то там поселка Арарас. Никто не знал о существовании этого поселка Арарас даже, может быть, в самой Бразилии, но поскольку там родился Роберто Карлос, люди уже узнают об этом городке. Здесь какое-то косвенное воздействие возможно, может быть. Иногда начинаются совершенно фантастические измышления. В Бразилии есть город, который называется Билем, это португальский эквивалент Вифлеема. Многие бразильские футболисты, не слишком развитые, не слишком грамотные, едучи в этот Билем, утверждают, что едут к истокам христианства, чуть ли не на родину Христа, искренне верят в то, что это бразильский филиал того самого библейского Вифлеема.

Вокруг футбола вообще рождается много мифов, много верований, а люди недостаточно грамотны и просвещены, чтобы отмести эту мифологию, сказки и глядеть в суть. Так что это часто зависит от уровня развития и человека, и нации, и торсиды той или иной команды, и самого футболиста.

Честно говоря, я особо не задумывался на тему о философии футбола, но я допускаю, что, может быть, и существует в каждом виде спорта какая-то своя сумма знаний, каких-то традиций, привычек. Она существует, вероятно, и может перерастать в какую-то даже стройную схему, стройную систему каких-то верований, каких-то учений, каких-то знаний.

Философия нашего российского футбола сегодня? Я бы свел ее к одному слову: выживаемость. Наши клубы борются за выживание, за выживание либо в премьер-лиге, либо в первом дивизионе, либо за то, чтобы пробиться куда-то в середину турнирной таблицы или в зону УЕФА… К сожалению. Наш футбол еще переживает период становления, он еще не стал настоящим, большим футболом, сопоставимым с футболом европейских стран (в первую очередь) или латиноамериканских (во вторую). Главный футбол сейчас, конечно, в Европе. Так что нашему футболу надо посочувствовать.

Мы лишены материальной базы – такой, какую имеют лучшие европейские клубы и европейские лиги. Отсюда, может быть, и наша бедность по части хороших игроков и тренеров.

Потом, к сожалению, наша традиционная вера в то, что Россия – какая-то великая страна, что ей предназначена какая-то особая миссия. Вот эти стереотипы, оставшиеся от времен великого противостояния двух великих держав, США и СССР (мы делаем ракеты, мы можем уничтожить весь мир одним залпом какой-нибудь нашей подводной лодки – типа погибшего «Курска»), мы как-то автоматически переносим на футбол и начинаем требовать от наших футболистов примерно того, чего мы в свое время могли требовать от наших стратегических ракетных сил. А тут – бац! – получается совершенно другое дело.

Уровень игры, класс игры, техника наших футболистов очень далеки от среднеевропейского уровня, поэтому никак не могут наши футболисты соответствовать нашим ожиданиям, нашим чаяниям. И наше нервное раздражение и возмущение против того, что мы имеем… Какая-нибудь скромная Швейцария, другая европейская страна (возьмите Румынию, Болгарию, даже Венгрию, которая все время выбивалась на вершину футбольного Олимпа в середине пятидесятых) – там выигрыш или провал на чемпионате мира не означает такой трагедии, какую они означают для россиянина, а в прошлом для советского болельщика.

Мы никак не можем смириться с тем, что мы, в общем-то, не самая лучшая, не самая великая, не самая сильная в мире страна вообще, а в футболе в особенности. Если бы мы это поняли, мы легче переживали бы все эти трагедии, которые терзают наш футбол в последние десятилетия: невыход в финальную часть чемпионата мира, как было в 1998 году, или провал 2002 года, когда мы надеялись на выход из группы и так бездарно провалились. Мы забываем, что футбол прежде всего все-таки игра, – это не война, это не трагедия. Это не какие-то кардинальные потрясения для нашей духовной, эмоциональной жизни – это всего лишь игра, а в игре всегда бывают победы и поражения. Нужно уметь ждать и готовиться, надеяться.

И самое главное: мы почему-то не научились использовать опыт других стран. У нас сразу возникает кардинальный вопрос: как же так, вот у нас сто миллионов взрослого населения (в свое время было 250 миллионов, сейчас 150 – скоро будет 100, потом будет 50), а мы не можем набрать одиннадцать хороших игроков! Нам не риторические вопросы надо задавать, не клясть на чем свет наших тренеров, Колоскова и прочих, а изучить опыт других стран. Причем не великих футбольных держав, как Испания, Италия, Англия (я уже не говорю о Бразилии), а вспомнить об опыте Венгрии, об опыте Чехословакии. Чехословакия – что это за страна? Разве это великая держава? Ни ракет там нет, ни «курсков» – ничего там нет, а в финал чемпионата мира она выходила, и, кстати, в 1962 году даже в роли фаворита: в Чили Бразилия с трудом одолела Чехословакию. А Венгрия? Это была великая футбольная держава, которая в течение полутора десятков лет вообще била всех направо и налево, и только трагические события в Венгрии и расформирование, разрушение этой команды, эмиграция футболистов привели к тому, что венгерский футбол опустился на дно. Но ведь как-то это было достигнуто! Как?

Вот есть пример Венгрии, когда министр спорта взял футбол под контроль, отобрал сборную, посадил на режим, утвердил тренера, были разработаны научные методики, – и парни заиграли. Это были обычные венгры, никакие не сверхлюди, не сверхатлеты. Просто железный режим, точно поставленная цель, правильная методика. Возьмите это, поднимите! И сегодня нам можно пройти тот же самый путь, который был пройден и Словакией в свое время, и той же самой Венгрией. Югославы в свое время тоже добивались больших успехов. Это опыт, который лежит, но до которого мы почему-то никак не доберемся. Мы всегда опираемся лишь на свои силы. Кстати говоря, у нас тоже были традиции, были великие тренеры типа Аркадьева, Качалина. Не знаю, использует ли кто-то сейчас их заветы, их наработки.

Для сегодняшней России футбол значит то же, что и для вчерашней, и для позавчерашней, и для завтрашней. К сожалению, у нас страна особая в том смысле, что, имея мировые претензии, мы имеем азиатское и даже африканское качество жизни, и вот этот разрыв всегда будет очень сильно отравлять жизнь людей. Мы просто бедные, и мы не можем позволить себе так развлекаться (я имею в виду не москвичей, не московскую элиту, а среднерусское население), как это делают англичане, итальянцы, испанцы или французы, те же бразильцы и еще кто бы то ни было.

Хлеба и зрелищ требовали люди со времен Древнего Рима и будут требовать всегда, они в этом нуждаются. Сначала хлеб, а потом зрелища. Так вот зрелище (главное, доступное и любимое) – это футбол, никуда не денешься. Футбол для нас всегда будет (и в обозримом будущем!) главным зрелищем, главным методом развлечения и отвлечения от наших бед, и мы будем добиваться и ждать от футбола того, чтобы он поднялся на какой-то новый уровень, будем ждать от футбола побед. Для нашей страны, к несчастью, это гораздо больше, чем для англичан, для испанцев, для французов и, может быть, даже для бразильцев, потому что там существуют еще и другие каналы отвлечения, другие виды зрелищ, другие способы найти убежище от проблем и забот. Кстати, наши проблемы, наши заботы гораздо более сильны, гораздо сильнее отравляют нам жизнь, чем проблемы и заботы рядового англичанина, француза или немца, – ничего не поделаешь. Для нас футбол – это свет в окошке, скажем так. И поэтому когда наш футбол заваливается, для россиянина это куда более тяжелый удар, чем для англичанина, француза или даже для испанца. Там тоже рыдания, страдания, проклятия, это все естественно и понятно, но переносится это легче, забывается быстрее, и приходит надежда на то, что вот в следующий раз мы чего-то добьемся, и футболисты начинают готовиться к следующему чемпионату, турниру.

Ну, для Бразилии футбол – это начало и конец всего. Это единственный безусловный общенациональный институт. Это не просто игра – это то, что связывает нацию в единое целое. Они сейчас начинают практиковать другие виды спорта: блестяще играют в баскетбол, волейбол, успешно соперничают с крупнейшими державами. Разумеется, ни один из этих видов спорта (так же, как, впрочем, и у нас) не может соперничать с футболом по массовости, по силе. Для бразильцев футбол – это что-то неизмеримо более важное, чем даже для нас, не говоря уже о французах, итальянцах или Германии. Я объясню почему.

Бразилия все еще остается страной, где сохраняется – негласно, закрыто – определенная расовая сегрегация, определенное социальное неравенство. В Бразилии до сих пор человек, родившийся в фавеле, чернокожий мальчишка из интериора страны, из провинции, практически лишен возможности реализоваться, получить образование, стать, скажем, профессором медицины, стать летчиком, стать инженером. Он не может реализоваться нигде, кроме как в футболе. Пример – Пеле, который чистил башмаки, который был никем, а стал всем. И этот пример у всех перед глазами. Любой чернокожий бразильский мальчишка знает, что он никогда не будет космонавтом, не будет летчиком, не будет хирургом, не будет историком, журналистом, писателем, а вот футболистом он стать может. У мальчишек в детстве это подсознательно, прямо они об этом не думают, а в тинейджеровском возрасте приходит в голову: если я стану играть, стану чемпионом, я стану богатым человеком, знаменитым, меня будут любить белые женщины, откроется мир, я уеду в Европу.

Для бразильского населения, для подавляющего большинства бразильцев футбол – это единственный выход в большой мир, единственная возможность самореализоваться. Вот это его главное значение. И это будет еще сохраняться долгие и долгие годы.

Что касается Германии и Италии, то там это просто любимая игра. Там нет такой слепой веры в то, что это единственная лесенка наверх для рядового немца или итальянца, – там совершенно другие условия жизни, и другой уровень развития демократии, и другая степень решения социальных проблем. У них это, так сказать, самый любимый вид спорта. Это бизнес для футбольной и околофутбольной элиты, это способ зарабатывания денег. Для людей, которые живут и работают в футболе или около футбола, это способ сделать себе политическую карьеру, получить известность. Примеров тому множество: лидеры, руководители, президенты, владельцы крупнейших клубов. Они пробиваются на достаточно высокие посты и влияют на принятие политических решений.

Пример Италии перед глазами. В обычной жизни Берлускони является владельцем футбольного клуба. Это, может, не самое главное и даже не второе его дело в жизни, но это показательно. Владелец футбольного клуба, владелец крупнейшей европейской телевизионной сети – и премьер страны. Все это взаимосвязано, все это цепляется миллионами крючков. Ну, а в жизни рядовых итальянцев боление за клуб, страдание за клуб всегда (гораздо в большей степени, чем в Бразилии) способствует консолидации местных, муниципальных, региональных групп населения. Сначала рождается просто страдание, переживание за успех или неуспех своего клуба, часто маленького, провинциального, который растет, поднимается из одной лиги в другую; потом это перерастает рамки чисто футбольных страстей и появляется патриотизм к своей провинции, к своему штату, области, городу…

В Европе по состоянию на сегодняшний день итальянский футбол один из лучших (хотя я его не люблю). Итальянский футбол, который выиграл все, что можно!

По красоте самый зрелищный – это все-таки испанский футбол, не немецкий.

Немецкий футбол – это немецкая нация, это воплощение немецкого духа: это организованность, это порядок, это сила, мощь, напор, что ни в коей мере не отрицает технического совершенства Беккенбауэра, а в прошлом Баслера, Мюллера… Национальные черты, черты национального характера всегда отражаются и на футболистах – это неизбежно.

Конечно, жители Латинской Америки с их темпераментом, с их страстями, с их раскованностью, разнузданностью, безалаберностью, с их недисциплинированностью… – все это с лихвой проявляется и в футболе.

В то же время дисциплинированность, педантичность, немецкая организованность проявляется и в жизни клубов, и в игре команд, и в игре футболистов, и в их поведении на поле.

Ну, а кто самый лучший, где самый лучший футбол – это все условно, это все меняется, это все кисель. Сегодня Бразилия чемпион мира, а на следующем чемпионате чемпионами мира станут, допустим, испанцы или те же самые немцы… тогда мы их будем хвалить.

Пока я больше всего болею за испанцев, потому что самый красивый, самый техничный, самый яркий футбол, мне кажется, все-таки испанский. И испанский чемпионат – это самое увлекательное зрелище, которое мы можем себе позволить сейчас наблюдать. И мне очень жалко, что они так «вывалились» из чемпионата мира и последнего розыгрыша Лиги чемпионов. Так обидно, что «Реал» завалился! Ничего не поделаешь. «Поле – ровное, мяч – круглый» – не могу обойтись без этой формулы.

Футбол – это одно из самых интересных, одно из самых увлекательных открытий нашей цивилизации, если понятие «цивилизация» брать широко, не ограничивать его рамками стран, континентов и веков. Возьмем цивилизацию после Средневековья, как начался футбол. Были какие-то попытки играть в футбол в средневековой Италии, когда там играли чуть ли не сорок на сорок человек. В начале XIX века стали играть в Англии, а потом все это вдруг расползлось по всему миру.

Я считаю, что футбол – это одно из самых ярких открытий в сфере духовной жизни. Это и духовная жизнь тоже. И жизнь в сфере каких-то общественных, социальных взаимодействий нашего мира, нашей цивилизации вообще.

Самое главное достоинство футбола, самая великая его заслуга, о которой мы, кстати говоря, должны задуматься всерьез, но мало об этом говорим и пишем, в том, что футбол объединяет народы. При всей внешней враждебности, при том, что в свое время появились эти самые английские хулиганы, которые сейчас вроде бы утихомирились, при случаях ненависти, когда какую-то торси-ду бьют в какой-то стране, футбол сближает нации, сближает народы. И это очень важно. Все эти турниры и чемпионаты мира, Лиги европейских чемпионов, какие-то другие турниры, даже товарищеские встречи – все они способствуют тому, что мы становимся все ближе друг к другу (я имею в виду разные народы), узнаем друг о друге все больше и больше. И не только потому, что за каким-нибудь «Ботафого», «Динамо», за «Спартаком» поедет, там, три сотни болельщиков куда-то в Сан-Марино или в Париж, – нет. Мы же смотрим эти репортажи оттуда из «Сен-Дени» или из «Сантьяго Бернабеу», мы переживаем. Мы попутно впитываем массу информации от наших, как правило, очень бездарных теле – и радиокомментаторов, которые рассказывают нам об этих матчах. (С этим делом у нас очень плохо. Наверное, пальцев одной руки хватит, чтобы сейчас перечислить более или менее толковых комментаторов, которые ведут футбольные телепрограммы.) Мы читаем, мы узнаем массу дополнительной информации о том, кто покупается, за сколько, о вкусах, нравах, привычках Роберто Карлоса, Роналдо, Бекхэма, Фигу… Футбол сближает нации, сдружает их несмотря ни на что. И вот в этом его главная величайшая роль. Не в том, что физически совершенствуются люди, не в том, что кто-то добивается успеха (вот они три, четыре, пять раз чемпионат мира выиграли), а в том, что сближаются люди и народы. Вот главная великая роль футбола. Это изначальная кубертеновская идея, и здесь она уже возведена в абсолют и достигла своего высшего проявления.

Так же, как в любой другой сфере человеческого бытия, в футболе отражается лицо нации, ее дух, ее стиль жизни, ее уровень развития, ее какие-то поведенческие принципы, нормы. Тут никуда не денешься. Можно идти вглубь, приводить примеры, но я абсолютно убежден, что это действительно так, что футбол – я уже об этом говорил, немецкий футбол, испанский футбол – всегда выражает дух этой нации, ее традиции, ее поведение, ее привычки, ее образ жизни.

Так есть и так будет, несмотря на то, что попутно происходит процесс интернационализации, когда в таких суперклубах, как «Реал», «Барселона», «Аякс» вдруг сходятся игроки совершенно разных стран, разных уровней развития – и тем не менее футбольные школы не разрушаются, они остаются. Хотя из Бразилии в Европу ежегодно уезжают примерно сто футболистов, за двадцать лет – тысячи, этот процесс не останавливается, появляются новые бразильские футболисты. И эти новые рождаются не в «Реале», не в «Аяксе», не в «Баварии» – они рождаются в Бразилии. В Европе они начинают приспосабливаться, иногда ломать себя, а иногда, наоборот, под себя подламывать друзей по команде, навязывать свой стиль игры новым партнерам, как это могут позволить себе делать в «Реале» Бекхэм, или Роналдо, или Фигу. Но все равно эти национальные школы существуют, они никуда не исчезают, не разрушаются. Они могут трансформироваться, они могут развиваться, они могут меняться, но все равно они остаются национальными школами, хранящими свой облик.

Да, я понимаю, что такое субкультура. Наверное, можно говорить о культуре футбола как о субкультуре, потому что футбол помимо привычки ходить «на футбол», на матч, и смотреть, и переживать, рождает целый ряд других проявлений, привычек, способов решения житейских проблем. Вокруг футбола разрастается целая индустрия (майки, сувениры). Это все влияет на эстетическое воспитание детей, потом подростков, потом взрослых людей. Легенды, которые складываются вокруг футболистов, рождают свою литературу, свои верования, свои приметы, свои привычки. Футбол обрастает целым рядом каких-то явлений, этакой обрядностью. Вот, кстати, сегодня пишу очередной комментарий, свою колоночку спортивную в газете «Советский спорт», о роли всевозможных примет, обрядов в бразильском футболе, привожу много разных примеров. Очень интересно: традиционная религиозная жизнь накладывается и сочетается с чисто футбольными делами так, что появляются какие-то совершенно новые традиции, новые проявления духовной жизни, новые ритуалы, обряды… И все это вместе действительно рождает определенную субкультуру, и это конечно налагает определенный отпечаток на духовную жизнь нации, на ее повседневную жизнь, на привычки людей.

Ну, футбол – это контркультура если только у нас в России! А так, конечно, его можно назвать в какой-то мере шоу-бизнесом. Когда встречаются «Реал» и «Ювен-тус» – это спектакль, равного которому я просто не знаю. Или финал какого-нибудь дерби, например, «Арсенал» – «Манчестер» – вот это зрелище! Помимо всех прочих вещей – помимо того, что это индустрия, что это вложенные деньги, что это способ жизни громадного количества людей, что это религия, что это страсть, это страдания, футбол – это еще и просто зрелище. Люди ходят и получают громадное удовольствие.

Я как-то немного соприкоснулся с японским футболом: делал небольшой фильм о подготовке их чемпионата лет семь-восемь назад. Ездил в Японию, провел там две недели, посещал разные футбольные клубы. Меня поразило, что в Японии футбол только-только начинался, то есть формально он существовал издавна, но он только-только выходил на мировую арену, о нем только-только начали узнавать и говорить всерьез. Я увидел, насколько это непривычное зрелище для людей, у которых было то сумо, то бильярд, то еще что-то, и вот появляется футбол – как же они живо все это воспринимали, с какой страстью они ходили на футбол!

Приезжаю в маленький провинциальный городок, узнаю, что в шесть вечера будет рядовой футбольный матч на Кубок лиги, матч команд, которые находятся в «винд-таблице», матч, который в принципе ничего не решает, и впереди еще несколько туров. Так вот, чтобы попасть на этот футбол, хотя стадион там первоклассный, места всем хватит, люди чуть ли не в шесть утра занимают очередь, приходят и стоят длинной очередью вокруг стадиона – я сам видел. Причем приходят с детьми, с родственниками, большими группами, с корзинками с едой, с термосами, располагаются, поют песни, рассказывают анекдоты, веселятся, детишки бегают, играют. Очередь двигается неспешно, часами в этой очереди люди сосуществуют очень мирно, дружно, получают билет, счастливо уходят, потом возвращаются вечером на футбол.

Свирепая торсида располагается на одних трибунах, интеллигентная торсида (это те люди, которые приходят просто насладиться) – на других. То есть ты никогда не получишь там бутылкой по голове, не услышишь матерного слова, если не хочешь – сидишь вместе с интеллигентными людьми, которые тоже сидят и смотрят футбол, а на другой трибуне – барабаны, тамтамы, ракеты, там неистовствуют, там уже никто на поле не смотрит, там идет пальба, стрельба, тарахтение – что-то совершенно дикое. И для тех и для других, конечно, это зрелище, конечно, это цирк, конечно, это яркое представление. И воспринимают его по-разному: одни наслаждаются, получают удовольствие, другие сопереживают и ликуют, исторгают эмоции вместе с футболистами по поводу забитых или пропущенных голов или после удачного приема, обводки, финта. Но то, что это зрелище сопоставимо с массовым театром, с каким-то шоу, – это факт. А что это бизнес, тут и говорить нечего. Какие деньги вертятся в футболе – об этом все догадываются. Если кто не знает, так может себе представить, потому что сообщают же о трансферных суммах и стоимости клубов, об операциях нашего чукотского губернатора, так что это уже ни для кого не секрет.

О парадоксальности футбола. Я сам в свое время занимался многими видами спорта: играл в баскетбол, в ручной мяч, в волейбол, был капитаном команд – я не говорю уже о футболе. Так вот каждый вид спорта, особенно командные, тоже парадоксален, содержит в себе загадки, и никто никогда не берется предсказать итог матчей, если встречаются команды примерно равного класса.

Футбол же превосходит другие игровые виды спорта хотя бы тем, что он более массовый, более зрелищный. Когда сидит на «Маракане» 150 тысяч человек, это все-таки гораздо более нервное, более взбудораживающее нервы зрелище, чем даже финал Уимблдона, где на трибунах сидят тихие зрители, мотают влево-вправо головами, потом ох! ах! Это куда более взвинчивающее зрелище, чем даже любой финал баскетбольного чемпионата мира, когда все решается в последние три секунды, и нужно провести такую комбинацию, чтобы Александр Белов умудрился за три секунды до финального свистка засунуть этот самый мяч в кольцо. Это тоже все интересно, трогательно, имеет право на существование, и все это тоже доставляет колоссальное удовольствие. Но в зале-то все равно будет тридцать, ну сорок тысяч, пусть еще по телевизору смотрит миллиард, но это более компактное зрелище, более узкое и, может быть, даже аристократическое – все-таки баскетбол не такой общенародный, не такой общепринятый вид спорта, как футбол. Или волейбол… Не говоря уже о теннисе… У футбола есть какая-то своя магия, свое что-то такое – ну, что трудно передать, о чем трудно говорить. Это ощущается, безусловно.

Я знаю по себе: когда выходишь на верхний ярус «Ма-раканы», поднимаешься в лифте, распахиваются двери и ты оказываешься лицом к лицу с этой гигантской чашей, тебя уже до начала игры охватывает такой трепет, восторг, энтузиазм, который никогда не охватывает тебя на трибуне какого-то там баскетбольного, волейбольного стадиона. Это что-то все совсем другое, это на порядок выше! Не потому что футбол лучше, не потому что футбол интереснее, техничнее – просто это более массовое зрелище, более народное, которое сопровождают более сильные эмоции.

Даже в тяжелой атлетике есть творчество, есть сюрпризы. Вспомним драматическую развязку поединка Жа-ботинского и Власова на Олимпийских играх в Токио, и на этом все споры закончатся. Я отметаю точку зрения об отсутствии творчества в спорте. Разумеется, в футболе есть и вдохновение, и поэзия. Но не может футбол держаться только на вдохновении, на импровизации, на творческом полете какого-то одного Гарринчи, каким бы великим он не был, хотя Гарринча мог выиграть какой-то мяч, какой-то турнир, какой-то чемпионат. Был случай в конце 1957 года, в декабре, когда благодаря совершенно феноменальным финтам Гарринчи «Ботафого» разгромил команду «Славянец» со счетом 6:2, и пять голов забил не Гарринча, а центральный нападающий «Ботафого». Все мячи были забиты с подач Гарринчи. Все решили, что этот матч сделал Гарринча. Или возьмем сегодняшних звезд, когда один игрок класса Бекхэма, класса Фигу, класса Ривалдо может вдруг взять и сыграть неожиданно на себя, и пойти поперек принятых канонов и шаблонов, и вдруг броситься против троих и обыграть их; в то время как все думают, что он сейчас отдаст, он неожиданно обыгрывает и забивает гол. Конечно, может быть такое, разумеется, но в обычных нормальных условиях. Мы не берем сейчас такие исключения, такие удивительные проявления футбольного искусства, взлеты, мы берем нормальные условия развития футбола.

Футбол – это просто сочетание двух принципов. С одной стороны, порядок и класс, организованность и тренерская мысль, игра по четкому, предложенному умным, толковым тренером стратегическому плану с домашними заготовками, с другой – вдохновение и импровизация. Поэтому сочетание порядка и вдохновения, дисциплины и импровизации, сердца и ума – это неизбежно в футболе. Только в таких случаях и при наличии этого сочетания рационального и эмоционального футбол добивается самых высоких побед, свидетельством чему является, скажем, успех бразильцев хоть в 1970 году, хоть в 2002-м.

Духовность футболиста, спортсмена вообще… Это очень сложный вопрос и ответить на него очень трудно. Тут не может быть никаких правил, никаких определенных установок – духовность зависит от конкретных людей, от конкретных игроков, и я могу привести совершенно взаимоисключающие, полярные примеры. Высокодуховный футболист, оказывающийся бездарем, – и футболисты, не обладающие никакими вообще, казалось бы, эмоциями, находящиеся на самой низкой ступени духовного, нравственного, эмоционального развития, становящиеся чемпионами и восхищающие трибуны и торсиды. Все это очень не шаблонно, очень индивидуально. И укладывать все это в какие-то каноны я бы не взялся, честно говоря.

Я вспоминаю тех футболистов, тренеров – бразильцев, с которыми я много общался. Там тоже эта шкала совершенно невероятная: от духовности до бездуховности, от эмоциональности до сухости. Но в основном они люди эмоциональные. Классический случай: чемпионат мира 1958 года, специальный психолог профессор Карва-ляис изучает психологическое и духовное состояние игроков, проводит тесты, заставляет футболистов рисовать каких-то человечков, решать какие-то задачки. По итогам обследования заявляет, что Гарринча – совершенный тупица, что он не может даже выслушать тренерскую команду и адекватно ее воспринять, переработать и воплотить в жизнь, что его не надо вообще ставить на игру. Его-таки не ставят, первые два матча он пропускает. Появляется компрометирующий материал на многих других игроков. Чемпионат подходит к третьему туру, и на матч против сборной Советского Союза Гарринчу все же ставят на игру – и он устраивает такой карнавал, что все эти тесты профессора Карваляиса превращаются в анекдот.

Духовный уровень этого Гарринчи был совершенно, казалось бы, ничтожный. Этот человек был и не образован, и не развит, и не умен, и не учен, и абсолютно с общепринятой точки зрения отсталый тип, но был шутник, веселый парень, но мог запомнить Париж только потому, что там у тренера на перроне слетела шляпа, больше ни с чем он этот Париж не идентифицировал. Как-то с удивительной легкостью поверил массажисту, который хотел у него выцыганить приемник. Гарринча купил этот приемник в Швеции за сто баксов. Приемник на коротких волнах, принимает местные станции. Массажист ему говорит (а массажистов и врачей не выпускали тогда с командами в город со спортбазы, они были на строгом режиме; у игроков еще были какие-то возможности увидеть город, а те не могли; «нашему» страшно тоже хотелось обзавестись этим приемником): «Мане, вот ты купил приемник – послушай, он говорит только по-шведски». – «Ну и что?» – «Так ты приедешь в Бразилию, и над тобой все будут смеяться: что за приемник ты купил, надо было покупать приемник, по которому на всех языках говорят». – «Да? Ачто ж теперь делать?» – «Ну продай его мне!» – «Ну давай!» – «Только у меня нет, – говорит, – ста долларов, у меня только сорок». – «Ох, мать честная, уговорил!». И отдал за сорок. Он поверил, что приемник будет говорить по-шведски во всем мире.

В то же время есть футболисты, отличающиеся очень высокой духовной культурой. Я не знаю, можно ли установить какую-то прямую причинную связь, взаимозависимость между эмоциональным настроем человека, его духовностью и уровнем его игры. Это материал для размышлений, для анализа: можно было бы вспомнить десятки, может быть, сотни примеров и делать какие-то заключения. Сейчас я этого просто не берусь делать, но я знаю, что, как и в любой другой сфере жизни, в футболе бывают разные люди, разного уровня развития и разной степени духовности, вращающиеся на разных орбитах нашего бытия и отличающиеся совершенно различными уровнями эмоционального, духовного развития.

Иногда это отражается на уровне игры, иногда нет. Человек более развитый легче мирится с ограничениями, которые на него налагает футбол: режим, концентрация, лишение возможности побыть с семьей в перерывах между матчами, подчас необходимость сидеть около месяца взаперти на тренировочных сборах. Человек более развитый эмоционально, духовно это преодолевает, находит разные способы отвлечения, не только карты или лото. Для более примитивных существ это более тяжелое наказание, они с ним не могут смириться и чаще убегают в «самоволки». Ставить в прямую зависимость уровень, степень эмоциональной развитости, высокой или невысокой духовности с результатами игры я, честно говоря, не берусь. Понятно, что это наличествует, как в любой другой сфере человеческой деятельности: как у строителей космических кораблей, как у парикмахеров, как у журналистов. Все они сильно отличаются друг от друга, и не всегда это влияет на выполнение ими своих профессиональных функций.

Конечно, футбол налагает определенный отпечаток на жизнь человека, на его привычки, на его поведение. Так же, как всякая другая профессия: моряки ходят враскачку, у них возникают особые проблемы вдали от семейства в течение месяца; есть свои профессиональные приметы у сталеваров, у водителей-дальнобойщиков… Безусловно, есть какие-то свои особенности, свои родимые пятна и свои приметы, отличающие футболиста от других. Но говорить о том, что футболисты перерождаются, вырастают в какую-то касту, во что-то отдельное, совершенно независимое, я не стал бы. Хотя если брать какую-то массу середняков, для которых в той же России, где-то еще футбол стал уже не спортом в высоком понимании слова, а просто способом зарабатывания денег, вот у тех, кто сегодня играет в «Шиннике», завтра в первом дивизионе, послезавтра готов поехать во второй, если ему заплатят там больше, чем в более высокой лиге или в более высоком дивизионе, – у них, наверное, может проявляться какая-то такая кастовая солидарность. Как у уличных торговцев, у дальнобойщиков или у преподавателей физкультуры в средних школах. В какой-то степени это допустимо, но в массе своей футболист вчера был футболистом, сегодня стал обычным человеком. Я знаю многих бывших футболистов, достаточно духовно развитых, интересных, эмоционально богатых, которые сумели расстаться с футболом достойно и нашли себя в новой жизни. Футбол не наложил на них какого-то трагического отпечатка, как это было, скажем, с торпедовским Ворониным (известно, чем он кончил), со множеством других, которые не могли приспособиться к новой жизни. Да, футбол налагает отпечаток на жизнь, на поведение, на привычки людей, может быть, даже на их речь. Но говорить о создании какой-то особой касты футболистов в нашем обществе я бы все-таки, несмотря на это, не стал.

Я, честно говоря, не задумывался, почему великие футболисты редко становятся хорошими тренерами. Думаю, для того чтобы стать футболистом, достаточно хорошо играть в футбол, а для того чтобы стать тренером, нужно иметь еще какой-то интеллектуальный багаж, какой-то совсем другой уровень развития, который не обязателен для футболистов. Ведь блистательно играющий футболист может быть совершенно глупым, совершенно не образованным человеком. Тот же Гарринча: великий футболист, но, конечно, никаким тренером он никогда не мог бы стать и не согласился бы, даже если бы ему предложили, потому что это был абсолютно неразвитый, примитивный, не умеющий соображать, ни о чем не думающий человек. Подавляющее большинство футболистов не предназначены для роли тренеров просто в силу своей ограниченности. Тренер – это уже главнокомандующий, это уже стратег, это уже достаточно высокоразвитый человек. Качества, присущие тренеру, у подавляющего большинства футболистов отсутствуют.

В народе всегда существуют какие-то совершенно необоснованные суждения, глупости. Подавляющее большинство москвичей искренне убеждены, что пришельцы с Кавказа отравляют им жизнь, мешают жить нормально, отсекают какие-то жизненные каналы. Складывается крайне отрицательное отношение к так называемым лицам кавказской национальности. Я понимаю, почему рождаются такого рода настроения. Разумеется, я не разделяю их – понимаю, но не оправдываю. Но причины этого ясны. К такому же роду относятся и верования, о которых Вы говорите: футболисты – баловни-дармоеды. Часто люди, у которых жизнь не сложилась, рассуждают так: вот, мол, я учился, получил диплом, стал кандидатом наук, а моя зарплата три тысячи, а эти «бобы», которые мне и в подметки не годятся, у которых вообще нет никакого образования, им башмаки чистить, ездят по заграницам, гребут кучу денег. Ишь бездельники, гуляки! Это глупость совершенная, взгляды, которые, мне кажется, даже не нуждаются в том, чтобы их слишком подробно опровергать.

То, что в футболе крутятся астрономические суммы, что футболисты откровенно покупаются-продаются, – это норма рыночных отношений. Ничего не поделаешь: если мы хотим участвовать в мировой футбольной жизни на равных правах, мы должны принимать эти правила игры. Если мы с этим не согласны, давайте играть в свой футбол и не выезжать за границу! Будем устанавливать у себя какие-то правила, зачислим футболистов, как когда-то было, на должности прорабов, инженеров или, там, лейтенантов ЦСКА и будем платить им не мифические, а скромные зарплаты, а отличникам будем выдавать по тысяче рублей за забитый гол. Но тогда, я повторяю, не надо мечтать о мировых чемпионатах, ездить на какие-то турниры.

Раз мы хотим, по крайней мере, приблизиться, если не активно и равноправно участвовать в мировых футбольных делах, то мы должны принимать эти мировые правила игры. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Уж так сложилось – я не говорю, что это нормально, я не говорю, что это правильно. Сейчас Европа озабочена этим, и сейчас в западных странах уже начинают снижать гонорары футболистам, и некоторые клубы призывают, а некоторые звезды добровольно пошли на ограничения своих феноменальных, фантастических окладов, заработков. Многие клубы в Европе из-за этих феноменальных трансферных сумм на грани банкротства.

Но так сложилось, с этим надо бороться, и не нам указывать, как это надо делать. И они с этим борются – кто-то успешно, кто-то не очень. Но если мы хотим, чтобы у нас были хорошие футболисты, – ничего не поделаешь, мы должны платить им хорошие деньги. Если мы покупаем в Чехии Ярошика, Петржело, мы должны платить им так, как им станут платить в Европе, иначе они к нам не поедут, и ничего тут не поделаешь. Это правила игры, и раз мы в эту игру играем, мы должны их уважать. Это универсальный закон.

О комментаторах. Видите ли, тут моя точка зрения абсолютно проста: к сожалению (к большому сожалению!), какой у нас футбол, такие у нас и футбольные комментаторы, это все взаимосвязано. Мы в свое время были отделены от всего мира и варились в собственном соку. У нас был Синявский, потом появился Озеров, потом появились последователи Озерова. Я хорошо знал Озерова, хорошо знал всех, кто шел за ним следом. С Николаем Николаевичем мы были даже близкими друзьями. Так вот я хочу сказать, что Николай Николаевич по мировым масштабам был средненький футбольный репортер. И никакого сравнения со звездами тут быть не может. К сожалению… Ничего не поделаешь! И Синявский больше фантазировал, чем рассказывал о футболе. Тогда же было радио, там это еще можно было.

Беда в том, что у нас некому объяснить нашим спортивным, футбольным репортерам (я не говорю «комментаторам», потому что никто вообще не комментирует игру – не умеет, тут ни о каком комментарии речи нет), что это две разные профессии. Почему-то у нас традиционно неудачно сложилось, что самый слабый комментатор – на втором канале, а именно второй канал транслирует игры национальных чемпионатов. Сейчас это перешло на канал «Спорт», который выделился из второго канала. А лучшие комментаторы?! У нас есть несколько таких комментаторов, они в большой эфир не выходят. Мне, например, нравится Елагин, мне нравится питерский Геннадий Орлов – вот это, по-моему, прекрасные комментаторы, которые, я бы даже сказал, достигают среднего уровня европейского футбольного репортера. Ну, может быть, еще молодой Чер-данцев на НТВ+… это все уже второй эшелон. А вот все основные матчи, матчи, которые мы принимали с мирового чемпионата, матчи нашего национального чемпионата комментируют люди, которым просто не надо было бы это дело доверять, которые рассказывают по телевизору то, что мы видим без них, которые не пытаются (а если пытаются, то не умеют) анализировать игру, подмечать какие-то тактические ходы тренеров, толково и грамотно объяснить причины той или иной замены, если она не мотивирована просто травмой игрока.

Игра – это не просто противоборство команд, это противоборство тренерских жанров, и причем эти стратегические и тактические ходы могут меняться на протяжении игры, мотивироваться какими-то обстоятельствами. Мы же, как правило, в начале комментария не видим и не слышим от подавляющего большинства комментаторов никакого анализа тактического построения команды: кто где играет, кто кого должен держать, получается это или не получается. Мы только слышим от них: мяч ушел в аут, вот им овладела такая-то команда, вот этот так отбил, то есть то, что мы сами видим по телевизору. Поэтому иногда приходится отключать звук!

Поскольку я очень много жил за рубежом и смотрел там репортажи, и мне доводилось даже работать вместе с зарубежными комментаторами в эфире, я знаю, как это делается в цивилизованных европейских или латиноамериканских футбольных державах, как это должно быть сделано. У нас этому никто не учит и никто не может научить, потому что никто этого просто не знает.

У меня был один случай на чемпионате 1986 года в Мексике (это был первый чемпионат, на котором я работал). Наша штаб-квартира была там же, где жила и вся спортивная делегация. Там был Озеров, там был Котэ Махарадзе, там был Маслаченко и был Майоров. Мы смотрели и слушали репортаж нашего коллеги откуда-то из Гвадалахары, затем они повели еще откуда-то, и вот мы слушаем параллельно два рассказа об одном и том же репортаже – нашего и бразильского комментаторов. Я говорю: «Ребята, пригасите, сейчас вы услышите, как это делает профессионал!» Убрали голос нашего коллеги, услышали того – и расхохотались. Контраст был разительный, убивающий. Это повторить невозможно, сделать так, как это делается там, мы просто не умеем. Так же, как не может, например, Гусев сыграть, как играет Пеле. Это другие орбиты, это просто-напросто другой уровень цивилизации, вот и все. Поэтому мне даже не хочется говорить о футбольном комментировании в нашем телеэфире, ну, а в радиоэфире его просто-напросто нет.

Судейство? То же самое, это все связано: какой футбол, такие судьи. У нас есть один действительно международного класса судья – Валентин Иванов. Только почему-то у него складываются отношения с нашим судейским корпусом как-то ненормально. Или они ему завидуют, или они его давят, потому что, видите ли, его, сукиного сына, гада такого, приглашают судить ответственные европейские и другие матчи, а их нет! Я не знаю – я могу предполагать, потому что я в эти сферы не вхож, я там не бываю. Если я общаюсь иногда где-то на трибунах с тренерами, то с судьями у меня почти нет контакта, хотя я когда-то дружил с некоторыми нашими судьями, общался с ними. На последнем матче с Бутенко поговорил, который был инспектором матча, когда ЦСКА постыдно проиграло команде «Торпедо-Металлург». С Хусаиновым я общался. Это был один из наших лучших судей, безусловно, – вот это я могу точно сказать. А вся эта жизнь нашего судейского корпуса – она для меня загадка. Говорят о договорных матчах, о нечистоплотности наших судей – я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. Я берусь судить о том, что я знаю. Вот я знаю, что наши футбольные теле – и радиокомментаторы работают плохо, я это могу доказать.

Чисто визуально я могу судить о поведении судьи в этом матче «Торпедо-Металлург» – ЦСКА. «Торпедо» выигрывает 2:1, и Газзаев обрушивается на судью, что он засудил ЦСКА. Я сидел на трибуне и видел, что этот бедный судья, по-моему, еще молодой парень, потерял нить игры, растерялся и выронил вожжи. Он не подсуживал ни ЦСКА, ни «Торпедо», он никому не подсуживал, игра шла сама собой, и на него все орали. Судье ни в коем случае нельзя делать замечания, тем более тренеру и тем более в такой форме. Может, он в силу своей неопытности так работал на этой игре, может, в силу плохого самочувствия, может, следующий матч он отсудит блестяще! Я совершенно не хочу ставить на нем крест, но для него это был провальный матч. Такое бывает. Для футболиста может быть матч провальный, для тренера, и для судьи может быть матч провальный. Вот этот конкретный матч для этого судьи провальный, но он не подсуживал ни «Торпедо», ни ЦСКА – никому, он просто потерял нить игры. Вот и все, что я могу сказать. Я могу визуально оценить работу судьи, это будет мое мнение, может быть, и несовершенное.

Проблемы. Проблемы у футбола есть. Самая главная, мне кажется, проблема, которую нужно решать, проблема почти тупиковая – это гигантская финансовая пропасть, в которую мировой футбол погружается все больше и больше. Это рост трансферных сумм, это гигантские сверхзаработки звезд футбола. Я не хочу сказать, что они недостойны таких денег и что их нужно сажать на голодный паек, – разумеется, как и в любой другой сфере человеческой деятельности, лучшие футболисты должны получать гораздо больше, на порядок больше, чем середнячки. Это безусловно, но просто конкуренция между клубами и стремление вырвать, допустим, Бекхэма из «Манчестера», Рабина из «Сантоса» ведет к тому, что выплачиваются гигантские суммы. Эти деньги – они же не берутся откуда-то с потолка, эти деньги берутся у каких-то людей, которые дают в долг. Эти деньги потом надо каким-то образом отдавать, а клуб, куда пришла очередная звезда, допустим, не вышел в финал Лиги чемпионов, не заработал денег, которые надеялся заработать. Этот клуб погружается в трясину долгов. Вот эта проблема самая главная, которую мировой футбол должен решать. Каким образом? Тут должны уже думать УЕФА, ФИФА, должны думать менеджеры, президенты клубов. И я знаю, что на эту тему уже думают, ищутся какие-то варианты. Вторая проблема, над которой нужно думать и над которой, мне кажется, думают, – это еще более четкая, более строгая унификация мирового футбольного календаря. Именно мирового. Нужна координация национальных, региональных, европейских, международных, мировых чемпионатов, ликвидация ненужных турниров типа чемпионата мира для клубов, которые ФИФА пытается насаждать. Или вот этот дурацкий, совершенно никому не нужный, глупый чемпионат футбольной конфедерации, который проходил недавно в Париже, куда были отвлечены лучшие игроки из ряда стран. Одна только Франция была представлена более или менее приличной командой – и, естественно, выиграла. Но из-за этого масса клубов пострадала, масса игроков – ну не в прямом смысле, а в том, что это была большая нагрузка, сократились каникулы.

Можно назвать еще ряд проблем. Скажем, дальнейшее совершенствование техники, тактики игры, изобретение каких-то новых игровых схем… Но это уже из области фантазий, мечтаний. А в общем футбол развивается, как мы бы сказали, в правильном направлении, и если удастся преодолеть эти барьеры, эти трудности, особенно финансовую необеспеченность, добиться финансовой упорядоченности, то все будет хорошо. Но хорошо будет где-то там. У нас – я сомневаюсь, чтобы при жизни нашего поколения футбол бы сорганизовался. В этом смысле я не оптимист.