Облик страны был аграрный, сельский. Деревни среди необозримых полей, хутора… Над городами подымалось больше колоколен, чем фабричных труб. Но вид этот говорил не только о том, что основой экономики отсталой России было сельское хозяйство. Он обличал также и отсталость самого сельского хозяйства.

Бескрайные расстилались поля, но было заметно, что они не однородны. Часть сложена из крупных кусков, а другая вся исполосована, исчерчена межами, и по ней тянутся узкие ленточки: десяток, другой борозд — и межа, заросшая бурьяном да кашкой; несколько борозд — и снова межа…

Крупные куски — это помещичьи угодья, а мелкие лоскутки — крестьянские. Да и помещичья земля во многих местах была распахана и засеяна полосками, а не сплошным массивом:, помещики отдавали свою землю в аренду крестьянам, чтобы брать с них кабальную плату.

Помещикам, кулакам, монастырям и царской семье принадлежало две трети всей сельскохозяйственной земли. Остальная земля — худшая — была раздроблена между многими миллионами бедняцких и середняцких хозяйств.

Поля, расстилавшиеся по стране, не были пустынными — на них вечно трудились люди. Но мало плодов приносил им этот непрерывный, тяжкий труд.

Телега у межи с опущенными оглоблями; свежеотваленная лемехом земля; клетчатый след лаптя на ней. Согнувшись над сохой, идет крестьянин за своей лошаденкой, устало ее понукает.

Измучен человек, а работа все движется медленно. Ушел пахарь к тому краю полосы — не дождешься, когда вернется. Недаром сказано у поэта: «Ну, тащися, сивка…» Изо всех сил налегает мужик на соху, а все неглубоко она берет — вершка на два, чуть больше. Точно такой же сохой пахал его дед. Боронил такой то же бороной с деревянными зубьями. Сеял рукой из такого же лукошка. Молотил таким же цепом.

Тракторов не было. Зато косуль, и сох насчитывалось восемь миллионов.

Как-то перед первой мировой войной компания кулаков из-под Благовещенска-на-Амуре задумала приобрести в Америке трактор. На Амуре у богатеев было много земли, а рабочие руки в тех не очень густо населенных местах стоили сравнительно с центральными губерниями России дороговато, кулацкие хозяйства завели косилки, жнейки. Вот на берегах Амура, в нынешнем Ивановском районе, появился и трактор — керосиновый, марки «Могул». Налаживать трактор приехали американские механики, но они никак не могли приспособиться к непривычным для них условиям Дальнего Востока. Да и техническая грамотность их, видно, была невелика — лемехи шли слишком высоко, земля вспахивалась плохо. Местные агрономы указали, как исправить недостатки, но иностранцы пренебрегли их советами. Трактор стал вскоре ломаться, останавливаться.

Американцы, ничего не сделав, уехали. На Амур пускать трактор вывезли немцев, но и у них дело не пошло.

Подсчитали предприниматели свои барыши — выводы получились неутешительные: и горючее, которое тогда привозили с Кавказа, стоило дорого, и иностранные «специалисты» уж очень хотели нажиться, и сама работа шла плохо.

И вернулись к привычной тяге — к извечной сивке.

В дореволюционной России на мелко вспаханной, не знавшей правильных севооборотов, слабо удобренной земле и урожай был невелик. Колосья короткие, стебли стоят редко, на поле здесь и там зияют плешины… Да и у помещика дело с урожайностью обстояло немногим лучше: ведь он строил хозяйство в значительной мере на том же крестьянском труде, на той же средневековой технике. На усовершенствования помещик тратился неохотно, предпочитая «отработки» или дешевый батрацкий труд.

Пережитки крепостного правя, задерживали рост сельского хозяйства. Только в немногих местах — скажем, в свеклосахарных районах Украины — помещичьи хозяйства достигали сравнительно высокого уровня; много хлеба давал юг России, где расширялось хозяйство кулаков-колонистов, с некоторым применением машин. На остальном пространстве земледелие велось допотопным способом. А в Азиатской части России громадные земли были заняты отсталым кочевым животноводством.

Осенью, после сбора урожая, середняку на какое-то мгновенье казалось, что он может вздохнуть свободно. Часть хлеба продавалась. Выплачивались долги, на ярмарке покупались обновки, шумели свадьбы… Но ненадолго выглядывало солнце из-за туч. Уже зимой или с весны хлеб приходилось покупать. Крестьяне снова попадали в долги, сильнее затягивали пояс.

А бедняку и осень не сулила добра. Все, что достигал его упорный труд, уплывало из рук: часть — за аренду помещику, часть — в подать казне, часть — за инвентарь, за семена кулаку. И по-прежнему бедность, разорение.

Тяжелый гнет, малоземелье, отсталость техники, низкая урожайность — все это вело к неизбывной нищете, к постоянным голодовкам. При советской власти разрослись города, всюду развилась промышленность. Но так же широко расстилаются поля — без конца, без края. Это не прежние, а новые поля.

Не найдете вы глубоких рвов, какие раньше шли по краю имений, не увидите межевого столба с фамилией землевладельца. Великая Октябрьская социалистическая революция уничтожила частную собственность на землю.

Советская власть покончила с помещиками. Она передала крестьянам в пользование более 150 миллионов гектаров помещичьих, монастырских и царских земель. Это сверх той земли, которая и раньше была у крестьян. Коммунистическая партия спасла крестьян от помещичьей кабалы, нанесла решающий удар малоземелью.

Исчезли собственнические межевые знаки, а затем и узкие земельные полоски, обычные для старого деревенского пейзажа.

В первые годы после революции крестьяне возделывали свои участки обособленно и потому не могли избавиться от засилья кулаков. Не давала советская власть воли кулачеству, ограничивала его налогами и другими мерами. Но в деревне еще оставались богатеи-хищники, оставалась и крестьянская беднота. Мелкие хозяйства не могли применять на своих полях тракторы и другие машины, не могли повысить урожайность. Недостаток хлеба и сырья тормозил рост индустрии и всего народного хозяйства.

На XV съезде Коммунистической партии было принято решение о коллективизации. Советская власть направила в деревню тракторы и удобрения, подготовила новых агрономов. Десятки тысяч рабочих, посланцев города, помогали беднякам и середнякам объединяться в артели. На опыте первых колхозов крестьяне убеждались в преимуществе коллективного сельского хозяйства. Миллионы тружеников земли по призыву партии повернули на колхозный путь.

На основе сплошной коллективизации советский народ ликвидировал кулачество — последний в нашей стране класс, живший чужим трудом. Кулацкой кабале пришел конец.

Наше сельское хозяйство стало социалистическим, самым крупным в мире. В руках колхозов и государственных хозяйств — совхозов — сосредоточились обширные нерасчлененные поля, которые составляют сейчас у нас в стране основную черту земледельческого ландшафта.

Перед глазами расстилаются просторные единые массивы. Золотое раздолье пшеницы, колкая щетина жнивья, — их не перечеркивают, не дробят зеленые линии межей.

В помощь колхозам государство создало машинно-тракторные станции. Их около девяти тысяч. По договорам с колхозами МТС выполняют основные работы по обработке колхозных земель. Машинно-тракторные станции стали ведущей силой в развитии социалистического сельского хозяйства. Они отразились и в пейзаже: кирпичные мастерские, белые баки с горючим, гаражи, новые дома для специалистов и рабочих.

Новые заводы, созданные в годы довоенных пятилеток, дали деревне множество машин. С помощью государства сельское хозяйство вооружилось передовой техникой.

Число тракторов в МТС в 1953 году приближалось к миллиону. Трактор с многолемешным плугом так же прочно вошел в обиход земледелия, как раньше входила сивка с сохой.

Выше было рассказано о попытке кулаков ввести трактор на полях Ивановского района Амурской области. Дело с трактором тогда не пошло. А сейчас на месте той крошечной кустарной мастерской, где без конца чинили американскую машину, находится машинно-тракторная станция — в районе не единственная. По насыщенности тракторами и комбайнами Дальний Восток стоит у нас на одном из первых мест. В Ивановском районе — сотни тракторов.

Когда в дореволюционное время на берегу Амура заурчала, зафыркала невиданная машина, смотреть на нее сбежалась вся округа; некоторые крестьяне крестились и шептали молитвы. А сейчас в селах колхозного Амура, пожалуй, не найдешь семьи, в которой кто-нибудь не был бы связан с работой тракторной бригады. А бывает, и вся семья сплошь состоит из трактористов. В селе Ерковцы Ивановского района живет, например, Кузьма Абрамович Лазаренко. Он работает в МТС механиком по сельхозмашинам. Его сын Василий — помощник тракторного бригадира, другой сын, Михаил, до последнего времени был учетчиком-заправщиком в тракторной бригаде. Брат Кузьмы Иван — тракторист-бригадир, племянник Николай — тракторист, зять Андрей Семешко — тоже тракторист.

Сельское хозяйство вооружилось новыми машинами. А крестьяне вооружились новыми знаниями, приобрели новые профессии.

Много деталей в деревенском пейзаже изменилось с появлением трактора. На дороге не узкая черта, которую оставляет после себя соха, влекомая лошадью, а следы гусениц или широких колес; и уже сам ритм этих следов, вдавленных в землю металлом, говорит о чем-то новом, не знакомом старой деревне.

Вот поднялась озимь, и вид всходов совсем другой, новый. Раньше зернышко прорастало там, куда закинет его взмах руки, движение пальцев, дуновение ветра. А теперь стебельки расположились ровными рядами: здесь трактор вел сеялку, это рядовой посев.

И даже «пейзаж звуков» изменился. Раньше поле даже в часы работы было молчаливо. Неслышно резала землю соха. Тонуло в просторе полей унылое: «Ну, тащися…» А сейчас еще издали, откуда-нибудь из-за леса, услышишь четкий голос мотора. Он доносится то усиливаясь, то замирая. И как-то радостно и возбужденно откликается ему сердце: работа кипит на поле, жизнь.

В машинно-тракторных станциях свыше четверти миллиона зерновых комбайнов. Когда колонна этих «сухопутных кораблей» плывет по безбрежному морю украинской или кубанской степи, воочию видишь, что сельскохозяйственный труд становится индустриальным трудом. В руках знаменитого мастера комбайновой уборки Константина Борина один агрегат в 1937 году заменил 950 человек, 150 лошадей, 37 веялок, 20 конных молотилок… Новыми стали наши поля.

Да и люди на них работают новые. Таких, как Борин, сейчас у нас много. А сам Борин уже успел получить высшее образование, стал ученым специалистом сельского хозяйства, кандидатом наук.

С помощью государства советская деревня вырастила людей с широкими, общенародными интересами и высокой культурой, людей самоотверженного труда и гражданской доблести, каких не было и не могло быть в старой деревне. Эти люди преобразили нашу землю.

Колхозы и совхозы получили возможность применять самые совершенные способы агрономической техники. Сельскохозяйственный труд поставлен у нас на научную основу. Его производительность возросла. Увеличились урожаи, особенно в передовых колхозах, у новаторов.

Не легко дались эти успехи. Но советский народ все преодолел: и прежнюю техническую отсталость и сопротивление врагов, тянувших назад.

Огромной работой по переустройству нашего сельского хозяйства мудро и твердо руководила Коммунистическая партия. Она возглавила общественный переворот величайшего исторического значения — и обновила деревню.

Велика наша страна, разнообразна ее природа, поэтому и отрасли сельского хозяйства СССР разнообразны. Вот самые важные из них.

Ведущая роль в нашем сельскохозяйственном производстве принадлежит зерновому хозяйству. Советский Союз — один из крупнейших производителей зерна во всем мире.

Первое место среди зерновых культур занимает у нас пшеница. Ею в четвертой пятилетке засевалась примерно треть всех посевных площадей. По посевам пшеницы Советский Союз стоит впереди всех стран.

Основной район пшеницы в СССР совпадает с поясом черноземной степи и лесостепи. Постепенно суживаясь, он тянется полосой с запада на восток — через Украину, Дон, Кубань, Среднее Поволжье, Южный Урал, Северный Казахстан, Западную Сибирь. Эта полоса и есть главная житница нашей страны.

Все больше места занимает кукуруза — ценная культура, играющая важную роль в укреплении кормовой базы животноводства. Раньше кукурузу сеяли лишь в районах юга, а теперь она распространяется по всей стране.

Много сеют в СССР и других зерновых культур — ржи, овса, ячменя.

Рожь и овес менее требовательны к теплу и почве, чем пшеница. Поэтому они занимают черноземную и нечерноземную полосу. По размерам посевной площади ржи и овса СССР стоит впереди всех стран.

Первое место за нами и по посевам ячменя. Ячмень созревает скорее других зерновых культур, и потому его граница заходит далеко на север и в горы. Но главные поля ячменя — на равнинах юга: на Украине и Северном Кавказе.

Важное место среди зерновых культур занимают у нас также просо, рис.

Сырье для хлопчатобумажной промышленности дает хлопчатник.

Хлопчатник требует много тепла и растет на юге, главным образом в Средней Азии и в Восточном Закавказье, на орошенных землях. Советский Союз производит больше хлопка, чем известные своим хлопководством Индия, Пакистан и Египет, вместе взятые.

Волокно для выделки льняных тканей дает лен-долгунец. Это растение в противоположность хлопчатнику нуждается в прохладном, влажном лете, в длинном дне. Больше всего льна сеют на северо-западе — в Калининской, Смоленской, Псковской областях, в Белоруссии. По посевам льна каша страна занимает первое место в мире.

Первое место в мире занимаем мы и по посевам сахарной свеклы, из которой вырабатывается сахар. Основной район сахарной свеклы в нашей стране — Украина и отчасти Курская и Воронежская области.

Подсолнечник растет главным образом на юго-востоке Европейской части СССР. Из семян подсолнечника выделывают растительное масло.

Больших размеров достигло в нашей стране производство картофеля. Возделывается он почти повсеместно, особенно в нечерноземной полосе, и идет в пищу, на корм скоту, а также служит сырьем для некоторых отраслей промышленности.

На юге страны сильно развито садоводство, виноградарство, бахчеводство.

Там, где много земли занято лугами, велика роль животноводства. Отличное масло и молоко дают наши северные области — Вологодская, Архангельская и другие, а также Западная Сибирь. Высокопродуктивным животноводством выделяются Прибалтийские республики.

Много крупного рогатого скота разводится на молоко и мясо вблизи городов в густонаселенных районах, например в центральных областях нашей страны и на Украине.

Сильно развито скотоводство на юго-востоке, где пастбищами служат сухие степи и пустыни: в Казахстане, Средней Азии, Азербайджане. Животноводческие колхозы и совхозы этих мест дают мясо, шерсть, кожу.

Росту нашего сельского хозяйства сильно помешала война.

Украина, Дон, Кубань были временно захвачены врагом, а это важная житница страны. Районы за Волгой, в Сибири, в Казахстане должны были прокормить народ и армию. Из деревень ушли на фронт мужчины, меньше стало тракторов, меньше горючего…

Могла бы возникнуть угроза разорения деревни, угроза голода в стране. Первая мировая война повергла сельское хозяйство России в глубокий упадок: сильно сократились посевы, урожайность стала совсем низкой.

Теперь, при советской власти, построившей жизнь в деревне на социалистических началах, дело сложилось иначе. Колхозное крестьянство с честью выдержало тяжкие испытания войны.

Но вот кончилась война. Потребовалось быстро восстановить сельское хозяйство и двинуть его вперед.

Нелегкое это было дело — особенно в районах, разоренных врагом.

Ведь там были сожжены десятки тысяч сел. Пашня сильно сократилась. Поля заросли сорняками. Мало осталось и скота.

Но и на востоке страны, где не было боев, война все же нанесла сельскому хозяйству большой урон: меньше стало машин и рабочих рук, не так тщательно возделывались поля. А тут еще в первое послевоенное лето ударила засуха, какой в нашей стране не случалось полвека.

Советское государство щедро помогло крестьянству ссудами, семенами. В колхозы районов, разоренных войной, поехали тысячи организаторов, агрономов, зоотехников, пошли эшелоны с машинами, инвентарем, скотом, домашней птицей. Колхозы быстро оправились, поднялись.

Гитлеровцы не только сожгли колхозные села, разрушили машинно-тракторные станции и совхозы — на громадных пространствах они испортили поля.

По пашням юга, от Дуная до Волги, прокатилась волна боев, оставив после себя кратеры воронок, шрамы противотанковых рвов. Вот как выглядел один участок площадью в полгектара в окрестностях Сталинграда: 5 блиндажей, 69 индивидуальных окопов, 2 групповых окопа, 1 траншея, 1 воронка от авиабомбы. Из этих углублений было выброшено около 450 кубических метров бесплодной подпочвы, и она погребла под собой почти всю лежащую вокруг плодородную землю… Чтобы привести окрестности Сталинграда в состояние, годное для пахоты, пришлось убрать, перебросить сотни тысяч кубических метров земли.

В Московской области война испортила более десяти тысяч гектаров пашни. На полях темнели воронки. Желтела глина отвалов, поросшая сорняком. Дорога огибала рвы траншей… Около двух процентов пашни потерял, например, Истринский район. А некоторые его колхозы и гораздо больше: «Безбожник» — четвертую часть, «Динамо» — половину.

Этот след, оставленный захватчиками, ныне выровнен, сглажен, уничтожен. Поля перепаханы, окультурены. Воронки засыпаны. Противотанковые рвы кое-где превращены в водоемы.

«Ремонтировать» поля нам пришлось во многих местах.

Этот ремонт полей потребовал огромных затрат. Он слился с общим процессом обновления земли, осуществляемым советским народом.

Чтобы побороть трудности послевоенного времени, надо было повысить культуру сельского хозяйства, ввести самые передовые методы агрономической науки. На колхозные поля были двинуты усовершенствованные машины. Раньше тракторы были керосиновые, а теперь все больше производилось дизельных тракторов, которые дешевле в работе и сильнее. Наряду с колесными тракторами все больше появлялось мощных гусеничных.

На поля шли не только обычные комбайны, работающие на прицепе у тракторов. Началось производство самоходных комбайнов.

Создавались новые и новые виды машин. Еще недавно уборка хлопка велась целиком вручную. Она требовала много рабочих рук. После войны в нашей стране стали производиться хлопкоуборочные машины. Каждая из них заменяет 30–50 человек. Работа на новом кукурузоуборочном комбайне в 35 раз производительнее ручной уборки.

Подъем сельского хозяйства был облегчен укрупнением мелких колхозов. В начале 1950 года в стране насчитывалось 254 тысячи колхозов, а осенью 1953 года — 94 тысячи. С укрупнением колхозов открылись новые просторы для применения машин, для механизации работ на полях и фермах.

Как и другие отрасли советской экономики, сельское хозяйство было не только скоро восстановлено, но и дальше развилось. По объему продукции к концу четвертой пятилетки оно превысило довоенный уровень. Расширились посевные площади, возросла урожайность.

Сегодняшнюю деревню не сравнишь с дореволюционной — облик ее неузнаваемо изменился, машины на полях стали решающей силой производства, урожаи поднялись, доходы крестьян увеличились.

Но наша страна быстро шла вперед, запросы советского народа росли, а сельское хозяйство не полностью отвечало предъявляемым требованиям.

При всех своих успехах оно не поспевало за быстрым ростом страны. Отставание сельского хозяйства стало сдерживать дальнейшее развитие легкой и пищевой промышленности, производящей предметы народного потребления, стало служить препятствием росту доходов колхозной деревни.

Партия на пленумах своего Центрального Комитета обсудила меры по дальнейшему развитию сельского хозяйства. Она сказала народу: в деревне давно упрочился колхозный строй, но возможности, заложенные в нем, полностью еще не используются. Наряду с передовыми колхозами и районами есть еще немало отсталых. Урожаи поднялись, но они ниже, чем могут быть. На полях много машин, но они выполняют меньшую работу, чем могли бы. Город получает из деревни больше продовольствия, чем прежде, но сельское хозяйство в своем развитии отстает от роста промышленности, от роста городского населения, от роста потребностей народа. Отстает производство зерна, мяса, масла, овощей.

Центральный Комитет партии вскрыл причины отставания сельского хозяйства и принял широкую программу его быстрого подъема. Перед сельским хозяйством поставлена задача: в достатке удовлетворить население продовольствием, а легкую и пищевую промышленность сырьем. Советский народ приступил под руководством партии к воплощению этой программы в жизнь.

Не ослабляя внимания к развитию промышленности, прежде всего тяжелой, государство усилило помощь сельскому хозяйству.

Основа сельскохозяйственного производства — зерновое хозяйство. Его-то и нужно поднять в первую очередь. Надо повысить урожайность зерновых культур на старых площадях, освоить под зерно новые земли — особенно целину и залежь, сократить потери при уборке, расширить посевы высокоурожайной, ценной культуры — кукурузы.

Будет больше зерна — полностью удовлетворятся растущие потребности населения в хлебе и хлебных изделиях, включая изделия, выпекаемые из высших сортов муки; пополнятся государственные резервы зерна, необходимые на случай всяких неожиданностей; скот получит достаточно фуража — прежде всего кукурузы, а это обеспечит быстрый подъем животноводства; в достатке получат зерно те районы, которые специализируются на выращивании не зерна, а других культур; и, наконец, расширится наша внешняя торговля зерном.

Сборы зерна за годы советской власти увеличились, но достигнутый уровень недостаточен. Особенно отстало производство зернофуражных культур. И партия приняла меры к дальнейшему быстрому развитию зернового хозяйства. Она указала, что необходимо сделать, чтобы поднять урожайность зерновых культур, расширить их посевные площади. По решениям партии сборы зерна в стране будут значительно увеличены в ближайшие же годы.

Поставлена и решается задача — на базе подъема зернового хозяйства поднять животноводство, отстающую отрасль сельского хозяйства.

Животноводство — дело сложное. Чтобы вырастить скот и получить от него побольше продукции, нужно проявить много внимания и заботливости. Партия указала, как организовать подъем общественного животноводства в колхозах, как заинтересовать в этом подъеме колхозников, как устранить важную причину отставания животноводства — слабое развитие кормовой базы, что надо сделать, чтобы скотом обзавелся каждый колхозный двор. В ближайшие же годы продукция животноводства будет резко увеличена.

Нужно также поднять овощеводство. Картофель, капуста, помидоры, морковь, огурцы, свекла необходимы, чтобы улучшить питание населения. Картофель и другие сочные корма с помощью животноводства можно превратить в более ценные и питательные продукты — в свинину, например. Если скормить десять пудов картофеля, можно получить один пуд свиного мяса.

Сколько сажать овощей, каким способом и на какой земле, как поднять урожайность овощей, как организовать их заготовку — все это было указано в решениях партии, которые ныне выполняются.

Приняты также меры по подъему производства хлопка и льна.

Помочь быстрому развитию сельского хозяйства должна машина. Машин на полях у нас много. Машинно-тракторные станции в 1953 году выполнили около трех четвертей всех сельскохозяйственных работ в колхозах. Но кое-где машины используются плохо. К тому же ряд отраслей сельского хозяйства механизирован еще недостаточно. И партия поставила задачу — организовать комплексную механизацию сельскохозяйственных работ, дала подробные указания, как лучше наладить работу машин на полях.

Были приняты меры по дальнейшему укреплению машинно-тракторных станций. Туда направлено много инженеров, агрономов, зоотехников, механизаторов. В невиданных масштабах возрастает техническая база МТС. За время с 1954 года по 1 мая 1957 года сельское хозяйство должно получить не менее 500 тысяч тракторов общего назначения (в 15-сильном исчислении) и 250 тысяч пропашных тракторов, не считая всяких других машин. Много ли это? Очень много: весь наш довоенный тракторный парк лишь немногим превышал 500 тысяч единиц.

И тракторы в сельское хозяйство идут сейчас различные, включая новые мощные дизельные гусеничные тракторы и колесный трактор «Беларусь», который применяется главным образом для обработки междурядий.

Животноводство, овощеводство — отрасли, где машина еще применяется слабо. Нынче в деревню в большом количестве направляются машины для животноводства: тракторные косилки, стогометатели, копнители, автопоилки, доильные установки и многие другие. Сажать овощи и картофель тоже будут механизмы. В деревню пошли самые различные машины для овощеводства: картофелесажалки, картофелеуборочные комбайны, рассадопосадочные машины, станки для изготовления торфоперегнойных горшочков, способствующих быстрому выращиванию овощной рассады.

А чтобы механизировать обработку полей и повысить урожай, стал внедряться квадратно-гнездовой способ посадки и посева кукурузы, картофеля, овощей и ряда других культур. При таком способе посадки трактор с машинами может вести обработку междурядий не только вдоль поля, но и поперек.

Партия указала, что необходимо предпринять, чтобы повысить материальную заинтересованность колхозов и колхозников в повышении урожайности, в развитии животноводства, в подъеме общественного хозяйства. Много других важных указаний дано в решениях пленумов Центрального Комитета Коммунистической партии, в постановлениях партии и правительства.

В 1954 году в Москве была открыта постоянно действующая Всесоюзная сельскохозяйственная выставка для широкой пропаганды успехов социалистического сельского хозяйства, для распространения передового опыта. Выставка стала замечательной школой достижений нашего земледелия и животноводства. Со всех концов страны съезжаются сюда экскурсанты. Они уносят с собой восхищение, знания, готовность трудиться с новой силой.

Меры по подъему сельского хозяйства решительно проводятся в жизнь. Весь народ работает над их осуществлением.

Крепнет техническая база сельского хозяйства. Повышается материальная заинтересованность колхозов и колхозников в развитии сельскохозяйственного производства, растут их доходы. Несмотря на то, что на юге Украины и в районах Поволжья стояла неблагоприятная, засушливая погода, в целом по стране в 1954 году было собрано больше хлеба, чем в предшествующий год, — главным образом за счет хорошего урожая на востоке. Был значительно перевыполнен план распашки целины и залежи под урожай 1955 года. Увеличивается продукция животноводства. Все сельскохозяйственные работы проводятся на более высоком уровне, чем прежде.

Сельское хозяйство — на крутом подъеме. Оно быстро развивается на базе непрерывного роста тяжелой индустрии — основы всею нашего народного хозяйства.

Необъятны, необозримы у нас пшеничные поля. Золотые их волны идут от Карпат до Алтая. И, как скалы среди моря, возвышаются на этих огромных полях серые башни элеваторов, наполненные зерном. Течет оно шелестящей струей в вагоны и развозится в поездах по всей стране, по ее городам.

Пшеница — наш главный хлеб.

Ни в какой другой стране не сеют столько пшеницы, как у нас. И нигде нет пшеницы лучше, питательнее нашей.

Пшеничные поля Советской страны, если их вместе собрать, превысят площадь Черного моря.

И море пшеницы разливается все шире. Разливается все шире, потому что и страна наша большая, и задачи, решаемые нами, громадны, и люди живут все лучше — сегодня не довольствуются тем, чем довольствовались вчера.

Нам нужно больше зерна, чем мы имеем. Поэтому партия и правительство ускоряют развитие зернового хозяйства.

Главный путь увеличения обора зерна — повсюду повысить урожайность. Но есть и еще одно средство увеличения наших хлебных богатств — расширение посевов, распашка и возделывание новых земель.

Сравнительно легко и быстро можно распахать и засеять пшеницей нетронутые земли на востоке и юго-востоке нашей Родины. Освоение этих земель хоть и сопряжено с рядом трудностей, но не требует больших капитальных затрат.

Партия и правительство поставили задачу: в 1954–1955 годах освоить в Казахстане, Сибири, на Урале, в Поволжье и частично на Северном Кавказе не менее 13 миллионов гектаров целинных и залежных земель. Целина — это земля вовсе непаханная, а залежь — такая земля, где сеяли и раньше, но несколько лет назад прекратили, чтобы почва отдохнула и восстановила свое плодородие.

Распахать в 1954 году 13 миллионов гектаров, из них часть засеять весной того же года, а остальные весной 1955 года — как это осмыслить? Сравнением.

Соединенные Штаты Америки, Канада, Австралия, Аргентина — страны первого класса на мировом капиталистическом рынке зерна. Десятилетиями крепла их пшеничная сила. А мы к прежним своим полям сразу должны были добавить половину посевной площади пшеницы США, или пшеничные поля всей Канады, или трех Австралии, или четырех Аргентин.

Освоение русским переселенцем девственных сибирских просторов было великим национальным подвигом. Вот его мера: за три с лишним века в дореволюционной Сибири пашня достигла примерно 10 миллионов гектаров. А мы сразу должны были поднять 13 миллионов… И не только выполнили, но и значительно перевыполнили план. В 1954 году было поднято свыше 17 миллионов гектаров целины и залежи.

Решение о подъеме целины и залежи было принято Пленумом ЦК партии в начале марта 1954 года.

В степях на востоке морозы достигали сорока градусов. Все покрывал снег — и волнистые увалы Общего Сырта за Саратовом, и полотую покатость Южного Урала от Чкалова до Кустаная, и подступы к казахскому мелкосопочнику у Акмолинска, и чуть взволнованную «гривами» плоскость Западной Сибири — в Барабе между Омском и Новосибирском, в Кулунде под Барнаулом. Вся эта земля была засыпана снегом — под ним не разберешь, где зябь, поднятая с прошлой осени, где залежь недавняя, еще мягкая, без дернины, не успевшая сменить бурьян на пырей, а пырей на тонконог и типец, где залежь многолетняя, с плотным дерном, уже заросшая ковылем, «заковылевшая», и где, наконец, целина, от века не тронутая. Даже озера, которые так разнообразят летом эту местность, были незаметны — лед сровнял их с низкими степными берегами. И лишенные листьев березовые лесочки — «колки?» — как-то стушевались в этой белой пустыне, не смыкались на горизонте зеленым кольцом. Лишь узкие и длинные боры, редкими лентами перечертившие Кулунду, густо чернели. Да кое-где на крайнем юге топорщились кроны сосен, выросших в расщелинах скал на гранитных островах среди степи.

Но люди знали, что весна в тех краях обычно бывает быстрая — грянет солнцем, сгонит снег с полей и начнет под ветерок сушить почву. Пробьет час выходить с тракторами в степь. Начинать пахоту, особенно под весенний посев, надо при первой возможности, не теряя дня.

Десятки тысяч комсомольцев, отозвавшихся на призыв партии, эшелонами съезжались туда со всей страны. Комсомольцев встречали и развозили по селам. Составляли тракторные бригады и отряды, закладывали новые МТС и совхозы — а новых крупных зерносовхозов на целинных и залежных землях было нужно организовать более ста; разгружали платформы с машинами — Южно-Сибирская магистраль к тому времени уже пересекла степь от Магнитогорска до самого Барнаула и дальше, поезда дошли до «глубинки»; оборудовали далекие станы — в тех краях селения крупны, но редки, невозделанные земли лежат от них иной раз за десятки километров; бурили на воду, рыли колодцы — рек там мало, не все озера пресные. В чистой степи отбирали, вымеряли целину и залежь — готовили новые земли под распашку.

Даже и сам снег-то не лежал в покое — в расчете на добавочную влагу его бороздили снегопахами, нагромождали валами.

И вот настало тепло, земля вышла из-под снега иссиня-черной пашней, сухим травостоем залежи, серо-желтым войлоком целины. В лучах высоко поднявшегося солнца, в еще нерастраченной весенней влажности степь вспыхнула пестротой прострела и горицвета, в зазеленевшей траве пошли сверкать желтые и синие ирисы, разноцветные тюльпаны, золотистые лютики, белые ветреницы.

Вот теперь-то в этом океане цветов и трав и стала видна вся сила нетронутой земли, что разбросалась на громадном пространстве от Волги до Алтая.

Докучаев писал, что Бараба поразительна необыкновенно пышной растительностью своих трав и злаков, свидетельствующей об «исполинской творческой силе» природы. Слово «Кулунда» по-русски означает «трава выше лошади» — пусть это относится к давним временам и преувеличено, но все же такое название о чем-то говорит. Лишь в южных, наиболее сухих местах земля не черная, а коричневая, как кожура каштана, и трава покрывает ее не сплошь, а пучками. Но и там весной все ярко зацвело.

Армия машин была приведена в движение. Еще влажную, сочную землю стал резать стальной лемех тракторного плуга. Дикий ковер весны переливался красками и таял час от часу. Скоро на некоторых, лучших распаханных участках уже посеяли хлеб и он пошел в рост. А на остальном пространстве ложились пары под посев будущего года.

Весна, погрозив заморозками, прошла. Температуры возросли. В разгар лета солнце посылает степям Северною Казахстана не меньше энергии, чем тропикам. Размеры возможного испарения в два-три раза превысили поступление влаги, и на целине погасла пестрота и яркость мая. В мерцающих струях сухого и горячего воздуха залоснился перистый серебристый ковыль — своими узкими листьями и волосяным покровом он сократил испарение и приспособился к засухе. На солонцах закраснели мясистые солянки… Теперь уже не целина, поблекшая и выжженная, а колосящиеся, пожелтевшие нивы стали являть силу степного плодородия не потенциального, а действительного, овеществленного человеческим трудом.

К осени созрел хлеб, мы собрали богатый урожай. А рядом на миллионах гектаров темной, взрытой землей раскинулась поднятая целина и залежь — пар под весенний посев 1955 года.

Целина плодородна. Она плодороднее старопашки — в распаханной целине примерно вдвое больше перегноя, зернистее структура, меньше сорняков, больше влаги. На целине урожаи высокие. Особенно хорошо на целине в восточных районах родятся просо и пшеница. О том говорит и поговорка: «просо да пшеница целину любят».

Те места — самые благодатные для яровой пшеницы и проса. Ведь именно там по обеим этим культурам достигнуты мировые рекорды урожайности: в 1939 году в Алтайском крае колхозница Анна Сергеева, продолжая новаторский опыт бригадира колхоза «Искра» Михаила Ефремова, получила 101 центнер яровой пшеницы с гектара, в 1943 году в колхозе «Курман» Актюбинской области колхозник казах Чаганак Берсиев собрал с гектара 201 центнер проса (вскоре последователи Берсиева этот невиданный урожай зерна еще несколько повысили). Это — рекорды, средняя урожайность не столь высока, но они говорят об огромных возможностях земледелия Востока.

Лучшая в мире твердая пшеница — вот главный дар земледелия восточных районов. Ее-то прежде всего и сеют на целинных землях. Зерно твердой пшеницы идет на высшие сорта муки, на манную крупу, на макароны. Твердая пшеница питательнее всех других потому, что в ней много белка: в канадской пшенице — 12 процентов, а в твердой пшенице наших восточных районов — до 21 и даже 26 процентов. Белка в нашей восточной пшенице много потому, что она растет в материковом климате — жарком и сухом. Ее роговистое зерно почти прозрачно на изломе.

Целина плодородна, но при правильной обработке, при хорошем уходе. Поднимая целину и залежь, нужно, например, срезанную дернину заделывать поглубже, на самое дно борозды, чтобы целлюлозные бактерии, разлагающие остатки растительности, не отнимали азотную пищу у посеянной пшеницы.

Молодую залежь пахать проще, чем задернелую целину, но там есть тоже своде трудности; главная из них — суметь отделаться от сорняков, особенно от пырея, который на нетронутой залежи дает хорошее сено, а на распаханной и засеянной глушит пшеницу.

Словом, каждый район, каждый новый земельный массив требует творческого подхода, шаблон недопустим.

Поднятые летом 1954 года целина и залежь должны дать осенью 1955 года больше миллиарда пудов хлеба. Больше миллиарда пудов — снова осмыслим цифру сравнением. Сбор зерна в предоктябрьской России составлял, как известно, 4–5 миллиардов пудов. В абсолютном выражении — немало, хотя мы теперь и собираем много больше. Товарный поезд, груженный таким урожаем, не только протянулся бы поперек всей нашей страны, но и вышел бы за ее пределы. А мы сразу должны взять четверть того, что собирала вся царская Россия. Вот что такое целина на востоке. Но как же она до сих пор сохранилась?

В нашей стране плотность населения убывает к востоку. К востоку убывает и пашня. Это естественно: ядро русского народа исторически сложилось на просторах Восточной Европы, и, только по мере сил освоив их, начал он великий подвиг продвижения на пустовавшие земли Северной Азии.

Население к востоку редеет. Полоса наиболее плодородных, черноземных почв, обрезанная с севера лесами, а с юга пустынями, тоже к востоку суживается, но в гораздо меньшей степени. Черноземные пространства в Сибири не так широки, как на Русской равнине, но все же они достаточно велики — размером с две Франции. А кроме того, там много других земель, по плодородию немногим уступающих чернозему.

Наш народ еще не успел как следует эти просторы заселить — вот почему перед войной в колхозах на один двор приходилось в Курской области по 10 гектаров удобной земли, а в Омской и Новосибирской — почти по 50. Но в Курской области эта земля была распахана чуть не сплошь, а в Омской и Новосибирской областях до полного освоения земли было еще далеко.

Недостаток рабочих рук в местах не извечного, а сравнительно недавнего расселения русского народа не давал ему в полную силу овладеть богатствами природы. Не забудем, что в Европейской части страны «Русская Правда» уже тысячелетие назад регулировала земельные отношения; творец «Слова о полку Игореве» черпал образы также и из жизни земледельца («снопы стелют головами, молотят цепами харалужными…»); пахарь Киевской Руси обладал плугом, способным переворачивать пласт, и удовлетворительно справлялся с подъемом целины. А к черноземным сибирским степям русский человек по-настоящему вышел с Ермаком лишь в конце шестнадцатого века.

Конечно, и три с лишним столетия, протекшие со дней Ермака, срок немалый. За это время можно было сделать многое. Ведь русский народ был способен на небывалые дела — прошел же он всю громадную и дикую Сибирь за полвека: в 1639 году землепроходец Иван Москвитин уже смотрел на Тихий океан. Построил же он в глубине Сибири руками Ивана Ползунова заводскую паровую машину, руками Кузьмы Фролова сложнейшую, не знавшую себе равных гидросиловую систему. Да и пахарь в Сибири сделал немало. Но он мог бы сделать неизмеримо больше. Что же ему мешало? Почему так много там осталось целины?

Пашня в Сибири завелась давно. Уже на рубеже семнадцатого и восемнадцатого веков тобольчанин Семен Ремезов, известный составитель «Чертежной книги Сибири», писал о своем крае: «земля хлебородна, овощна и скотна, опричь меду и винограду ни в чем скудно». Посевы расширялись, и Некрасов позднее в «Дедушке» мог сказать про Сибирь:

Жители хлеб собирали
С прежде бесплодной земли.

Но все же первое время основная часть выходцев с Руси, миновав сибирские степи, шла в тайгу — сначала за «мягкой рухлядью» и «рыбьим зубом», потом за золотом. А там, где сейчас лежит главный массив пашен, еще в восемнадцатом веке оборонялись от степных набегов. С рогатками и надолбами, с тыном и вышками выстраивались укрепления Ишимской линии, Иртышской и Горькой. Русская оседлость продвигалась по степям все дальше на юг, но сравнительно медленно: Кокчетав, например, был основан только в 1824 году, Кустанай еще позже — в 1879–1881 годах. Это как раз те места, где распахивается много новых земель.

Поток переселенцев на сибирский чернозем по-настоящему хлынул лишь с отменой крепостного права, когда русский и украинский крестьянин оказался в известной мере свободным, но малоземельным. Нужда погнала его за Урал. Он двигался долго — пешком, на баржах, на подводах, позже — в товарных вагонах Сибирской железной дороги. Голодал, болел и нищал.

Пока не разразилась революционная гроза 1905 года, царское правительство мешало крестьянскому переселению в Сибирь, потому что хотело сохранить для помещиков дешевые рабочие руки. До 1913 года оно сдерживало распашку сибирских земель особым железнодорожным тарифом: хочешь везти свой хлеб на продажу к западу от Челябинска — плати лишних 8–10 копеек с пуда. Законодатель оберегал помещиков от конкуренции сибирского хлеба.

Разве могли тогда плодородные земли Сибири осваиваться в должной мере? Только перед первой мировой войной там шла довольно быстрая распашка.

Советская власть покончила с малоземельем, с нищетой деревни, и переселение в Сибирь приобрело совсем другой характер. Теперь это было государственной, заботливо организованной мерой по вовлечению в производство новых земель.

Рост промышленности и городов на востоке, оседание кочевников, общий подъем колхозно-совхозного сельского хозяйства повели к быстрому расширению посевов. Трактор поднимал целину. Повышалась урожайность и на старых полях. К началу Великой Отечественной войны сбор зерна в Западной Сибири удвоился. Заблаговременно была создана тыловая житница, которая за время войны еще сильнее развилась.

Но как ни быстро осваивались новые земли, целины еще много оставалось. В Северном Казахстане к началу войны под целиной (не считая залежи) была примерно половина пахотноспособной площади.

И вот только теперь возникла необходимость, созрела возможность резкого сдвига в освоении нетронутых земель.

Ключом к новым землям стал достигнутый высокий уровень тяжелой индустрии. Он позволил нам бросить силы на быстрый подъем производства зерна. Он дает нам возможность решить важную, до сих пор не решенную задачу — полностью включить в производство плодородные, но далекие черноземные и каштановые земли востока.

Конечно, и сейчас только от человека, от его труда зависит решение этой проблемы. Но труд на новых землях, на важнейших, наиболее сложных, трудоемких работах, в сильнейшей степени механизируется — а это чрезвычайно важно.

В 1919 году Ленин произнес памятные слова: «Если бы мы могли дать завтра 100 тысяч первоклассных тракторов, снабдить их бензином, снабдить их машинистами (вы прекрасно знаете, что пока это — фантазия), то средний крестьянин сказал бы: „Я за коммунизм“…» А за один лишь 1954 год на освоение новых земель было направлено 115 тысяч тракторов (в 15-сильном исчислении).

Быстрое увеличение распашки целинных и залежных земель явилось следствием нового качества — подъема нашей социалистической страны на новую ступень в развитии хозяйства, прежде всего в развитии тяжелой индустрии, в росте благосостояния народа.

Но работы 1954–1955 годов — только начало. Площадь целины и залежи на востоке составляет десятки миллионов гектаров. Эта земля в скором времени будет возделываться. Она даст много зерна, которое нам так нужно. В 1954 году партия и правительство приняли решение — уже в 1956 году довести посевы зерновых и других сельскохозяйственных культур на вновь осваиваемых землях не менее чем до 28–30 миллионов гектаров.

Подходит время полного вовлечения в хозяйство плодородных земель на востоке нашей Родины. Три с лишним века Россия ждала этого часа.

Основной, решающий район пшеницы у нас — черноземная степь. Мы только что видели, что в пределах степи пшеничные посевы быстро расширяются на востоке. Казахстан, например, в 1955 году по площадям пшеницы догоняет Украину. Но совершается и другое перемещение пшеницы — она распространяется за пределами черноземных степей, завоевывает нечерноземную зону, движется на север.

Карту зернового хозяйства России пересекала черта, разделявшая «потребляющую» и «производящую» полосы. Черта шла от Киева через Тулу и Нижний Новгород до Вятки. Она казалась неоспоримой и вечной.

К югу от нее — чернозем, распаханные степи, излишек товарного хлеба: это полоса «производящая».

К северу — подзол, перелески, болота, недостаток хлеба: это полоса «потребляющая».

Говорили: «Верейскому уезду Московской губернии своего хлеба хватает до пасхи, Звенигородскому — до масленицы, Бронницкому — до святок, Можайскому — до рождества».

Когда-то, до развития капитализма, до быстрого роста больших городов, нечерноземная полоса имела собственный хлеб, но потом ее зерновое хозяйство захирело: его подорвала конкуренция новых, южных районов земледелия, где быстро распахивались безлесные, черноземные пространства, и этот южный хлеб, хлынувший на рынок, оказался дешевле северного хлеба. Мелкое крестьянство нечерноземных районов, разоренное помещиками и малоземельем, не могло устоять в борьбе со степными капиталистами. Не было у него средств для раскорчевки лесных земель, для осушения болот, для повышения плодородия почвы. Миллионы гектаров земли, пригодной для земледелия, оставались под можжевельником и ольхой, под кочками и пнями. Обнищавшие крестьяне бросали деревню, уходили искать заработок в «отхожих промыслах».

Север стал нахлебником юга. «Хлеб дорог — север плачет и недоедает, хлеб дешев — юг горюет…» писал в 1892 году Менделеев.

В годы пятилеток прежних препятствий для роста зернового земледелия в нечерноземной полосе уже не было. На месте раздробленных, бедных крестьянских хозяйств появились колхозы, снабженные удобрениями и машинной техникой. И на требования растущих советских городов они ответили расширением посевов зерна. Большие пространства были очищены от леса и кустарника и затем распаханы, засеяны. А на прежних полях поднялась урожайность. Черта хлебной зависимости, пересекавшая карту России, пропала. Деление страны на «производящую» и «потребляющую» полосы утратило прежнее значение.

Нечерноземная полоса до революции если и знала хлеба, то почти одни лишь «серые» — ячмень, овес да рожь. Но, превратив нечерноземную полосу из «потребляющей» в «производящую», мы превратили ее из края только «серых» хлебов также и в край пшеницы.

В «Курсе географии России» Никитина, напечатанном в 1879 году, о нечерноземной полосе говорилось: «Первое по важности место между растениями здесь занимает рожь. Она доставляет жителям ржаной хлеб, квас, водку, солому для покрышки изб и корма скоту и многие другие менее важные продукты…» Своего белого хлеба Север почти вовсе не знал.

Почему же на Севере пшеница не росла? Конечно, она требовательнее ржи. Может быть, природа ее туда не пускала? На Севере негодные почвы? Нет, на нашем Севере почвы хоть и требуют улучшения, но они ничем не хуже, чем, скажем, в Дании, а Дания давала высокие урожаи пшеницы. Аляска сеяла пшеницу у самого Полярного круга — пшеница эта, между прочим, была выведена отбором и скрещиванием наших же сибирских сортов.

На Севере дурной климат? Нет, тепла здесь хоть и меньше, чем в южных районах, но все же достаточно. Сюда почти не доходит дыхание засухи, часто губящей урожай на юге.

На Севере урожайность устойчива, но, может быть, низка? Нет, в северных областях она в среднем выше, чем в южных.

В нечерноземной полосе для пшеницы есть все возможности, но они пропадали. Пшеницу можно было встретить лишь кое-где на кулацких и помещичьих полях. Удары рынка, заполненного южным хлебом, повергли зерновое производство нечерноземных губерний в глубокий упадок — где уж там было мелкому, слабосильному крестьянскому хозяйству переходить на пшеницу.

По той же причине сеяли мало пшеницы и в центрально-черноземных губерниях — под Тамбовом, под Пензой. Реакционными учеными была даже создана особая «теория белого пятна», стремившаяся свалить вину за отсутствие пшеницы в центрально-черноземных районах на природу.

В колхозные годы карту пшеницы переделали. Партия приняла решение о продвижении пшеницы на север. И ее стали сеять там с каждым годом все больше.

Колхозам помогла советская наука: она вывела для севера подходящие сорта. На полях нечерноземной полосы распространился, например, новый урожайный сорт яровой пшеницы «московка».

До революции в Европейской России севернее линии Киев — Тула — Нижний пшеничные поля занимали только четверть миллиона гектаров, а перед Великой Отечественной войной — уже более трех миллионов. При специализации нечерноземной полосы на льне, овощах, картофеле и молочном животноводстве она собирает немало и зерна. И в этом зерне большую долю составляет пшеница.

Северная граница пшеницы поднялась к шестидесятой параллели, зашла за нее. Нечерноземная полоса Европейской части СССР ныне дает лишь вполовину меньше пшеничного зерна, чем такие мировые торговцы хлебом, как Канада.

После раскорчевки леса и расчистки кустарника на целину среди лесов легла пашня с правильными севооборотами, с полями пшеницы.

Сорвите спелый колос где-нибудь у Пскова или Вологды, и вам на ладонь высыплются пшеничные зерна. Много на севере ржи и овса, и их посевы увеличиваются. Но «серый» хлеб перестал быть хозяином полей. У севера теперь есть и собственный пшеничный, белый хлеб.

Далеко не во всей нечерноземной полосе урожайность пшеницы достаточна. Но лучшие колхозы, вроде колхоза имени Сталина Вурнарского района Чувашии, доказали, что она может быть высокой — более тридцати центнеров с гектара. Вот какой урожай может давать подзолистая земля, которая всегда считалась «бедной».

Как важен был сдвиг пшеницы в нечерноземную полосу, мы увидели в дни войны, когда почти вся черноземная степь до самой Волги была захвачена и опустошена врагом. Пшеница севера стала немалым подспорьем в стране, лишенной на время украинской, донской, кубанской пшеницы.

Все это не значит, что нечерноземная полоса получает специализацию на хлебе. Нет, главное здесь овощи, картофель, лен, животноводство; специализацию на хлебе во всесоюзном масштабе сохраняют другие районы — они лежат у нас на безлесном черноземном юге и востоке.

Это также не значит, что нечерноземная полоса обходится теперь только собственным хлебом. Нет, немало хлеба привозится. Рост зернового хозяйства в нечерноземной полосе означает, что земледелие там стало более разносторонним, более культурным, а зависимость в хлебе хоть и не исчезла полностью, но по сравнению с дореволюционным временем сильно сократилась.

Нельзя сказать, что для развития сельского хозяйства в бывшей потребляющей полосе было сделано все, что следовало сделать. И площадь посева и урожайность хоть и увеличились, но они еще недостаточны. Нижа продуктивность общественного животноводства. Партия указала, как устранить недостатки и вывести сельское хозяйство нечерноземных районов на дорогу дальнейшего быстрого подъема.

План вмешался в географию зерновых культур не только на севере, но и на крайнем юге нашей Родины. Раньше в Средней Азии пшеницу в большинстве районов сеяли на орошаемых землях, годных под хлопчатник. Хлопкороб, избегая встречи с торговцем, стремился обзавестись собственным хлебом.

При советской власти заботу о снабжении Средней Азии хлебом взяло на себя государство. И на поливных землях как ведущая культура воцарился хлопчатник. Это не привело, однако, к безраздельному господству хлопчатника и к изгнанию пшеницы из Средней Азии. На орошенных полях вводятся правильные севообороты; наряду с хлопчатником и не в ущерб ему сеют люцерну и в установленной дозе зерно. А главное — под пшеницу распахивают богарные земли — те неорошаемые земли высоких предгорий, где для хлопчатника мало осадков, а для пшеницы достаточно.

Так за годы советской власти изменилась карта нашей главной зерновой культуры.

Не только пшеница, но и другие зерновые культуры продвинуты в новые районы.

Рисовое поле покрыто водой до ста дней в году. Границы поливных оазисов Средней Азии, Южного Казахстана и Закавказья представлялись пределом распространения риса, подобно тому как они представлялись и пределом распространения хлопчатника. Ограниченные площадью оазисов, эти две поливные культуры вели извечный спор из-за воды, тесня друг друга.

Но вот при советском строе началось перемещение риса. Для него были найдены новые земли, севернее привычной рисовой зоны. Это ценное растение оказалось вполне пригодным для возделывания в Ставрополье, в плавнях Кубани, на Дону, в Колхиде, в дельте Волги, около дальневосточного озера Ханки, в пойме Нижнего Днепра. После войны рис достиг Молдавии — он появился в плавнях Днестра.

Юг по-прежнему остался главным рисовым районом. Посевы риса на юге должны быть расширены. При научных севооборотах и правильном поливе рис — не враг хлопку.

Но вместе с тем рис заселяет у нас и новые земли. Растение, издревле знавшее лишь карликовые хозяйства, серп и деревянный плуг, влекомый буйволом, стало культивироваться крупными колхозами и совхозами, которые смогли механизировать работу от посева до уборки, применить и самолет и комбайн. Средняя урожайность риса в новых районах в несколько раз выше, чем в Индии, исконном месте его возделыванья.

Там, где прежде вовсе не было промышленности, появились рисоочистительные заводы. В этих местах благодаря рису индустрия шагнула в деревню.

Мы привыкли: рис — это далекая, жаркая Азия. Но вот усилия советских ученых, труд колхозников заставляют нас по-новому увидеть мир.

Выведены новые сорта, и они двинулись далеко к северу. Посевы риса — пока только опытные и небольшие — вы найдете под Куйбышевом, Воронежем, Курском и Рязанью, в болотистом Полесье. Эта южная культура при известных условиях приживается даже в окрестностях Москвы — на две тысячи километров севернее прежней рисовой зоны. Создается новая карта рисосеяния.

В Западном Закавказье, в плодородных субтропиках, могут расти апельсины, лимоны, чай, бамбук. Но там господствовала кукуруза. Она занимала на полях девять десятых всей площади. Ныне кукуруза там сохранена, но вытеснена с тех полей, которые особенно пригодны для более ценных субтропических культур.

Кукуруза переместилась не только внутри Закавказья, ее посевы расширились не только на Северном Кавказе и на Украине. Растение это считалось южным, но уже доказано опытом: оно может быть сдвинуто далеко на север — в центральные районы. А это очень важно, потому что кукуруза выполняет роль прекрасной фуражной культуры, и ее распространение по стране укрепляет кормовую базу животноводства.

В нечерноземной полосе, в частности под Москвой, стали разводить кукурузу на силос. Она показала здесь необычайную растительную силу — поднимается в два человеческих роста и стоит похожая на лес. Особенно большой урожай зеленой массы дает сорт «партизанка», выведенный на Украине колхозником Марком Озерным. Силос из кукурузы не только обилен по массе, но и отличен по качеству — в нем много и белка и сахара. Теперь, кукурузные леса зашумят на всем пространстве от Прибалтики до Урала и Дальнего Востока.

В Сибири больше, чем раньше, сеют ржи. Просо шире распространилось на юго-востоке…

Сдвинулись в новые места не только зерновые, но и технические культуры.

Хлопчатник у нас рос в Средней Азии, в Восточном Закавказье — и больше нигде. Казалось, выращивать хлопок в России могут лишь насыщенные солнцем поливные оазисы крайнего юга. На старой карте зона хлопка прильнула к южной границе — и застыла.

Своего хлопка царской России не хватало. Половину волокна она покупала в Соединенных Штагах Америки, платила сто миллионов золотых рублей в год.

Социалистическое государство не могло мириться с подобной зависимостью. Промышленность должна иметь советский хлопок. Возникла нужда в быстром расширении хлопковых посевов.

В Средней Азии и в Закавказье распахивались новые земли, засевались хлопчатником, и каждый новый гектар давал нам до четырех-шести тысяч метров ткани в год. Создавались новые оазисы. Но мало было расширить хлопковые площади на поливных землях Средней Азии и Закавказья. Борьба за хлопковую независимость потребовала новых хлопковых районов. Хлопчатник искал новые места, где он мог бы расти.

Такие места есть. От низовьев Дуная до низовьев Волги лежат обширные, плодородные, но засушливые земли. Дожди идут здесь редко, хоть и чаще, чем в Средней Азии и Восточном Закавказье. На этих землях стали сеять неполивной хлопчатник.

Советская власть перечертила географическую границу хлопководства. Она ее сдвинула к северу, в степи Причерноморья, Приазовья.

Хлопчатник — трудоемкая культура, а населения в южной части степей не так много. Помогла механизация. На полях здесь нет арыков, и тракторам легко водить за собой многорядные машины.

Средняя Азия и Закавказье — главный, решающий, но теперь уже не единственный источник хлопка. В Европейской части страны созданы новые хлопковые районы — самые северные в мире.

Первая попытка насадить «хлопчатую бумагу» в Европейской России была сделана триста лет назад. Хлопчатник пробовали сеять здесь и позже, в девятнадцатом веке. Но только при советской власти эти попытки удались.

Новый хлопковый край во время войны был захвачен гитлеровцами. Они все здесь разорили. Зона хлопка снова спустилась к югу. Но когда сюда вернулась советская жизнь, возвратился и хлопок.

Урожайность хлопка в неполивных районах Причерноморья и Приазовья, конечно, значительно ниже, чем на орошаемых землях Закавказья или Средней Азии. И сейчас здесь возделывают хлопчатник не только без полива. Вводят и поливной хлопчатник — особенно много его будет на полях, орошаемых водой из «Цимлянского моря» и в низовьях Днепра.

Ведутся опыты по возделыванию неполивного хлопчатника в более возвышенных, а потому более влажных местах Средней Азии.

Перемещение хлопководства известно и в капиталистических странах. В США хлопок долгое время продвигался в юго-западные штаты — Техас, Оклахому, Аризону. В отличие от отсталого юго-востока, где еще до сих пор сильны порядки времен «Хижины дяди Тома», на юго-западе орудуют крупные капиталисты: обширные латифундии, наемный труд, машины. Это ведет к быстрому разорению мелких хозяев в старых хлопковых районах, где к тому же земля уже сильно истощена. В новых районах с их капиталистическим хищничеством земля, недавно плодородная, опустошается, выпахивается, засолоняется, обеспложивается в невиданных масштабах.

В капиталистических странах сельскохозяйственные районы борются, конкурируют друг с другом. А у нас — помогают друг другу. Вот тому пример: закончилась уборка зерна на Кубани, и освободившиеся комбайнеры спешат на восток — помогать сибирякам.

Посевы льна-долгунца в нашей стране были размещены крайне неравномерно: они почти целиком сосредоточивались в северо-западном углу страны. Спрос прядильных фабрик и близкого заграничного рынка расширял здесь льняные поля, занимавшие кое-где до трех четвертей ярового клина. Частые посевы одной и той же культуры истощали почву. А далеко на восток уходили области, почти не сеявшие льна, покупавшие полотно втридорога.

Переход к правильным севооборотам и расчистка новых земель в довоенные годы увеличили посевы льна в старых районах без риска уменьшить плодородие почвы. А вместе с тем механизация помогла расширить посевы этой трудоемкой культуры в новых, менее населенных районах Урала, Сибири. Сдвинулись посевы льна-долгунца и на юг, в Украину. Зеленое поле с голубыми глазочками — ныне черта уже не только псковского или смоленского пейзажа.

Но льноводство после войны восстанавливалось медленно. Нужно расширить площади подо льном, повысить его урожайность, сильнее механизировать работы на льняных полях.

Граница свеклосеяния в России была искусственно сжата. Распространение сахарной промышленности, а стало быть, и размещение посевов свекловицы — корнеплода, дающего сахар, — ограничивалось пределами Украины и Курской области. Намеренно создавалась зависимость всех районов от одного: это было выгодно Терещенкам, Бобринским — хозяевам сахарного рынка. И барыши увеличивались. Украинским сахарозаводчикам-монополистам удалось задушить все попытки варить сахар в Поволжье, Туркестане и Сибири.

Густо расположенные сахарные заводы требовали много сырья; это толкало к безотчетному расширению свекловичных посевов. В узком кругу так называемой свеклосахарной зоны свекла часто завладевала даже малопригодными землями, а кругом простиралась громадная страна, где свеклу не сеяли вовсе. Провоз сахара на восток стоил дороже, чем сам сахар.

Чтобы приблизить производство к потреблению, в Советской стране переделывают карту сахарной промышленности. Сахарные заводы расселяются по просторам страны, а вместе с тем изменяется и карта свеклосеяния. Свекла вводится в севооборот новых районов.

Но свекла не только питает сахарную промышленность. Она улучшает сельское хозяйство: повышает культуру земледелия, дает корм скоту и, будучи хорошим предшественником для зерновых культур, увеличивает их урожайность.

Сахарная свекла прорвала границу, запиравшую ее в тесных пределах старой «естественной» свеклосахарной зоны, и распространилась далеко на юг, восток и север.

На юге сахарная свекла дошла до Армении и Грузии. Здесь нашлись земли не менее благоприятные для нее, чем земли Украины. В Закавказье теперь свой сахар.

Сеют этот сладкий корнеплод и в Поволжье, в Башкирии. Там появился свой сахар.

Свекловица поселена в приалтайских и минусинских степях, в Забайкалье. В Сибири теперь есть свой сахар.

На востоке сахарная свекла достигла берегов Тихого океана. В Приморье свой сахар.

Сахарную свеклу выращивают в Киргизии. Местами она стала здесь ведущей культурой. И в Средней Азии теперь есть свой сахар.

Если хлопчатник сдвинулся из поливных районов в неполивные, то сахарная свекла, наоборот, из неполивных — в поливные. Урожайность ее там в два-три раза выше.

В предгорьях Тянь-Шаня достигнут мировой рекорд урожайности сахарной свеклы.

Основную часть свеклы и сахара по-прежнему дают Украина и Курская область. Но теперь у нас есть и другие районы свеклосеяния. На них перед войной падала уже почти десятая часть посевов.

Восточные районы свеклосеяния сыграли большую роль в дни войны, когда основной украинский свеклосахарный район был захвачен гитлеровцами. За время войны сахарная свекла проникла в двенадцать новых областей.

Привычные пейзажи изменились. В оазисах среди пустынь свекла сложена в бурты, как где-нибудь в лесостепи у Винницы. Верблюды подвозят к станциям не только белые кипы хлопка, но и корзины с бурой свеклой. Когда-то для казаха, киргиза или узбека сахар был дорогой городской диковинкой. А теперь в лучших казахских, киргизских, узбекских колхозах выращивают такие урожаи сахарной свеклы, о каких в старой России никогда и не слыхивали.

Сахарная свекла проникла в полосу подзолистых почв — в Белоруссию, в Прибалтику. Она создает там базу для сахарной промышленности.

Во время войны свекловицу стали сеять многие колхозы Московской, Горьковской, Вологодской областей, но здесь у сахарной свеклы иное назначение. Она перерабатывается не на заводах, а в самих колхозах. И не в сахар, а в джем, сироп, повидло.

Сахарная свекла поселилась даже в Архангельской области. Кругом не дубравы, не вишневые сады, а дремучий хвойный лес.

Эта «черноземная» культура будет все больше завоевывать и восток и север. Опыты показали, что свекловица может расти даже за Полярным кругом — на Соловецких островах, в Нарьян-Маре, на далеком севере Сибири. Но нужно еще немало поработать, чтобы она там прижилась как следует.

Сдвинулся на восток подсолнечник. За время войны рыжик, самая скороспелая из масличных культур, заселил Поволжье и Западную Сибирь, проник в Забайкалье и на Дальний Восток… Так за годы советской власти изменилось у нас размещение сельскохозяйственных культур. Сломлены старые «пределы распространения», отвергнуты устаревшие взгляды.

Земледелие старой России развивалось стихийно — и стихийно ложилось на карту. Сельскохозяйственная специализация областей многоукладной страны шла неравномерно и уродливо. Одинокий маломощный крестьянин отсталых районов, сдавленный пережитками крепостничества и натурального хозяйства, владелец ничтожного клочка земли, сеял и рожь, и лен, и овес, — он страховал себя от неожиданных ударов рынка: потеряешь на одном, выручит другое. Не был ясен завтрашний день, неразборчива была и сельскохозяйственная карта. Краски на ней были смешаны.

Но там, где капитализм быстро рос, куда с силой врывался властный рыночный спрос, там он подчинял себе волю земледельца и заставлял его заниматься из года в год одной и той же культурой, — часто с пренебрежением к агрономии и своеобразию почв. Складывались районы с подавляющим преобладанием какой-либо одной товарной культуры, «монокультуры», — пшеницы, льна или хлопчатника. Растение замыкалось в тесные географические рамки. Карта была закрашена резкими пятнами. Не зная правильного севооборота, земля истощалась. Над крестьянином господствовал скупщик. Упали цены или случился недород — деваться некуда, обречен на голодовку.

В капиталистической России нельзя было правильно, научно специализировать районы — возложить на каждый из них именно то производство, какое наиболее уместно, слить разные голоса в гармоничном общем хоре. Лишь социалистическая революция создала условия для сознательной, научной специализации сельскохозяйственных районов.

Прежняя карта земледелия стала изменяться.

Выбор растений для посева определяется не давлением рынка, а планом. В каждом районе мы сеем то, что соответствует нашим целям, хозяйству района и его природе. Правильно учесть местные условия и получить наибольшее количество продукции на единицу площади — такова задача.

Но это не значит, что к одному полю прикреплено одно растение. Специализировать сельское хозяйство — не значит возделывать одну-единственную культуру и выматывать землю. Вместе с ведущей культурой в севооборот по плану входят и другие растения — льну, скажем, в нечерноземной полосе предшествует клевер, а хлопчатнику в Средней Азии — люцерна. Лен и хлопчатник забирают азот из почвы, а клевер и люцерна его возвращают. И в то же время делают почву более структурной. Правильное чередование растений сохраняет и увеличивает плодородие земли, позволяет полнее использовать энергию солнца.

Выигрыш от продуманного сочетания растений не только в высоком плодородии. Важно и то, что люди на месте получают для своих нужд разнообразный продукт, и это разгружает транспорт.

Ведущая культура производится для всей страны в целом и выходит за пределы района, а подсобные культуры, выращиваемые не в ущерб ведущей, имеют применение на месте: севооборот поливных полей Средней Азии, например, дает стране хлопок, а местному хозяйству — кормовую траву и некоторое количество зерна.

В каждом районе нужно продуманно сочетать не только разные растения внутри земледелия, но и земледелие с другой отраслью сельского хозяйства — с животноводством. Кормовые культуры в севообороте поставляют пищу для скота, а скот дает навоз для удобрения полей.

Самым резким проявлением уродливой капиталистической специализации в России было разделение страны на районы индустриальные и районы аграрные. В промышленном Центре едва теплилось сельское хозяйство, а где-нибудь на сельскохозяйственной Кубани почти вовсе не было промышленности.

Чтобы уничтожить такое однобокое развитие района, советская власть подошла к вопросу с двух сторон: она не только создала индустрию в районах аграрных, но и двинула вперед сельское хозяйство в районах промышленных.

В областях, которые жили на всем привозном, стали создаваться собственные продовольственные базы. На XVII съезде Коммунистической партии Сталин говорил:

«Следует, прежде всего, иметь в виду, что старое деление наших областей на промышленные и аграрные уже изжило себя. Нет у нас больше областей исключительно аграрных, которые бы снабжали хлебом, мясом, овощами промышленные области, равно как нет у нас больше исключительно промышленных областей, которые могли бы рассчитывать на то, что получат все необходимые продукты извне, из других областей… Каждая область должна завести у себя свою сельскохозяйственную базу, чтобы иметь свои овощи, свою картошку, своё масло, своё молоко и в той или иной степени — свой хлеб, своё мясо — если она не хочет попасть в затруднительное положение».

Города и промышленные центры с их многолюдным населением потребляют много овощей и молока. Но молоко скоро портится, а овощи — вещь громоздкая. Важно получать эти продукты питания поближе к городам, скорее привозить в столовые, в магазины, на рынки. Поэтому вокруг городов плотным кольцом ложатся молочные фермы, огороды, парники. В некоторых местах теплицы обогреваются тепловыми отходами близлежащих заводов. «Увеличить производство овощей, картофеля и продуктов животноводства в пригородных зонах Москвы, Ленинграда, городов Урала, Донбасса, Кузбасса и других промышленных центров и крупных городов…» — так указано в директивах XIX съезда партии по пятому пятилетнему плану.

В одной Московской области число парниковых рам составит сотни тысяч. На огородах и картофельных полях все будут делать машины — и сажать и убирать. Уменьшится зависимость столицы и подмосковных городов от привозного картофеля, от привозных огурцов и помидоров. А капуста, морковь и столовая свекла почти полностью будут свои.

Быстрый рост овощеводства в промышленных районах ведет к дальнейшим изменениям сельскохозяйственной карты. Пространственный разрыв между производством и потреблением смягчается, а главное — народное потребление круто идет в гору.

Делается все, чтобы дать советским людям больше овощей, и поэтому для овощеводства отводятся лучшие земли. В размещение культур на полях вносятся поправки.

Овощи лучше растут по низинам, где и перегноя больше и влажнее. Тут урожаи овощей вдвое выше, чем на суходолах. Но до недавнего времени с этим мало считались — часто сажали капусту там же, где сеяли хлеб: и у реки и на сухом водоразделе. И поэтому собирали овощей меньше, чем могли бы.

Московская область первой заметила этот недостаток и стала его устранять. За нею пошли и другие наши области. Теперь возделывание товарных овощей не распыляется уравнительно между всеми колхозами, какие существуют в данном районе, а сосредоточивается там, где более подходящая почва, — прежде всего в поймах рек. На крупных огородах и механизировать работу удобнее. Плодородные, влажные земли у берегов Оки, Москвы-реки, Яхромы и Клязьмы, куда в сухое время и воду подать легче, — вот где должен быть главный источник овощей в Подмосковье.

Для освоения пойменных земель создаются лугомелиоративные станции.

С пойменных земель посевы зерна вытесняются. Но это не значит, что производство овощей идет в ущерб производству зерна. Просто кочан и колос меняются местами. Поймы прежде всего годны для овощей, а суходолы — более подходящее место для зерна. Зерно должно входить в севооборот соответственно требованиям сельскохозяйственной науки, и сборы его будут не падать, а расти.

В послевоенное время в нашей стране было допущено сокращение посевных площадей под зерновыми культурами, особенно под теми, которые идут на корм скоту. Это произошло потому, что травопольную систему земледелия, разработанную академиком Вильямсом в условиях нечерноземной полосы, распространяли на всю страну шаблонно, без учета местных особенностей. За счет сокращения площадей зерна широко сеяли многолетние травы в засушливых и полузасушливых районах юга Украины, в Молдавии, на Северном Кавказе, в юго-восточных районах страны, и получали там низкие урожаи трав. Скот лишался зернового фуража, но и сена не получал взамен.

Учет конкретной обстановки, дифференцированный подход к явлениям — характерная черта марксистско-ленинского мировоззрения. Ленин, в свое время указывал: «Центральную Россию, Украину, Сибирь шаблонизировать, подчинять известному шаблону будет величайшей глупостью».

О необходимости учитывать местные условия наших многочисленных районов не раз говорили русские почвоведы и агрономы. Вот, например, слова Докучаева: «Для отдельных почвенных зон России необходимо выработать свои агрономические приемы и методы, строжайшим образом приспособленные к местным условиям, как почвенным и климатическим, так бытовым и экономическим».

В 1954 году февральско-мартовский Пленум ЦК Коммунистической партии вскрыл неправильности в планировании сельского хозяйства, в применении травопольной системы. Пленум принял решительные меры к значительному увеличению в южных районах площадей под зерном за счет сокращения посевов и распашки площадей низкоурожайных многолетних трав. А это ускорит подъем животноводства и всего сельского хозяйства, будет способствовать росту благосостояния народа.

Мы строим свое хозяйство на научных началах, создаем разумную экономическую карту. Но обновленная карта сама собой не родится. Народ чертит ее в труде, в борьбе, в преодолении недостатков и ошибок, мешающих нашему движению вперед.

Пересмотрены заново и поля и растения. Для каждого района подобрано наилучшее сочетание сельскохозяйственных культур, для каждой культуры найден подходящий район. Но советская наука революционна — она должна итти дальше простого подыскивания растению удобного места.

Каждому советскому гражданину, где бы ни жил, мы должны дать и хлеб, и овощи, и плоды, и цветы. Если есть к тому возможность и если это экономично, лучше выращивать их на месте, чем привозить издалека. Но границы распространения растений уже наших стремлений.

Изменить природу растений, а тем самым внести поправки в карту растениеводства — вот какая встала задача.

Мичуринская биологическая наука учит тружеников колхозной деревни активно управлять жизнью растений, переделывать их природу в интересах человека. Не ждать милостей от природы, а взять их у нее — таков девиз Мичурина.

Мичуринцы вывели много ценнейших сортов растений, обогативших наше сельское хозяйство. Власть над природой все увеличивается, и мы можем увидеть теперь, например, такие диковинки, как древесный помидор, крыжовник без колючек, лилию с запахом фиалки, сладкую рябину, ягоду земляники, не умещающуюся в стакане, дикую лиану актинидию, растущую в садах в виде невысокого кустарника.

Но главную ценность представляют достижения в культуре основных наших растений — зерновых и технических.

Кладя в основу своих работ материалистическое понимание биологических явлений, смело ломая окостеневшие догмы, передовые советские ученые разработали много ценнейших принципов переделки природы растений. И не только разработали, но и осуществили их в жизни.

Разгадана роль внешних условий, воздействующих на природу растений: тепла, света, влаги. Искусным сочетанием этих факторов человек влияет на растения, изменяет их природу, а с нею — и их географию.

Разработан, например, способ яровизации семян. Это определенное физическое воздействие на семена растений еще до посева. Яровизация укорачивает срок созревания растений и, раньше выводя их из-под суховеев, повышает урожайность. А кроме того, укорачивая срок созревания, яровизация продвигает растения туда, где раньше по климатическим условиям они не успевали вызревать. Яровизация помогает, скажем, многим культурам расти за Полярным кругом, где короткий вегетационный период.

В известных случаях можно управлять ростом растения, дозируя свет, который оно получает. Загороженная на время от света, южная белая акация выносит климат Ленинграда; она гибла оттого, что ей было слишком светло. Летом дни на чужом севере длиннее, чем на привычном юге.

Раньше картофель на юге страны вырождался. Его клубни мельчали. Считалось, что культура картофеля не для южных областей. С этим мирились. В южных украинских городах картофель стоил не дешевле винограда.

Но вот академик Лысенко разработал новый способ посадки картофеля в южных областях. Он понял причину зла и устранил его. Если сеять картофель на юге, как сеяли раньше — весной, то время пробуждения глазков на клубнях приходится на самые жаркие месяцы и жара угнетает растение, а если сеять картофель позже, летом, то разбитие глазков выходит за пределы жары и жизни растений ничто не мешает.

Картофель на юге сажают теперь летом. Даже в Кушке, самом южном пункте Советского Союза, у опытника Любимова картофель приносит высокие урожаи — и не один, а два.

Силой мысли советские ученые продвинули растение в новые для него районы.

Для заселения новых районов наука не только изменяет природу старых растений — она выращивает новые формы.

Страна покрыта сетью селекционных станций. В институтах, на опытных полях советские ученые создают новые сорта. Новый сорт пшеницы «морковка» заселяет нечерноземную полосу. В Заволжье вводят новые сорта засухоустойчивых пшениц. Граница хлопководства сдвинута на север с помощью нового скороспелого хлопчатника. Советские люди подтверждают слова Мичурина, высеченные на пьедестале его надгробного памятника: «Человек может и должен создавать новые формы растений лучше природы».

Свойства растения заранее заданы: противостоять морозу или жаре, дождям или засухе — превозмочь древние законы географии растений: Сделаны тысячи опытов. Скрещено сильное со слабым, нежное с грубым, богатое с бедным. Расшатав старую наследственность, целой системой приемов воспитывают в растении новые качества. У диких и закаленных видов берут их способность сопротивляться морозу и засухе, передают ее культурным видам. И вот северный предел распространения растения далеко передвинут его новым морозостойким сортом; южный его предел отодвинут новым засухоустойчивым сортом.

Академик Цидин скрестил пшеницу с сорняком пыреем, который так вреден и трудно истребим, что древние называли его «огнем полей». Плодовитость, высокие питательные качества пшеницы совместились со стойкостью и выносливостью сорняка. Лучшие из пшенично-пырейных гибридов внедряются в производство. У них высокая урожайность, зерно крупное, тяжелое, дающее хороший хлеб. Они не полегают и потому удобны для уборки комбайнами. В ряде случаев их можно скашивать дважды — сначала на зеленый корм скоту, а после отрастания — на зерно.

Это не только даст прибавку урожая, но и поведет к важным сдвигам в географии зерновых культур. Новая стойкая пшеница завоюет районы, в которых она сейчас не растет из-за холодов или засухи.

Селекционная работа опирается у нас прежде всего на богатство отечественного растительного мира. Но когда нужно, мы пускаем в ход растения всего земного шара, как дикие, так и культурные.

Экспедиции Всесоюзного института растениеводства объездили весь мир. Из глубин Азии, из Южной и Центральной Америки они привезли ценные дикие растения — материал для скрещивания, для выведения новых сортов. В Кордильерах, например, был найден дикий картофель, не боящийся картофельного грибка фитофторы и выдерживающий мороз в восемь градусов. В коллекции института — масса различных растений. Одной пшеницы собрано тридцать тысяч образцов.

Коллекция эта, по богатству единственная в мире, находилась в Ленинграде всю войну, ни одно зернышко не было утеряно. Под бомбами, коченея от холода, голодая, советские научные работники уберегли эти ценнейшие фонды. Сейчас коллекция вновь помогает нашим селекционерам.

В Средней Азии с помощью египетских сортов выведен длинноволокнистый хлопчатник. Советская текстильная промышленность получила отличное волокно. Хлопок этот долгое время так и назывался «египтянином». Но какой же он теперь «египтянин»? Трудами наших селекционеров иноземное растение преобразовано. Оно приспособлено к новым для него природным условиям, а главное — намного улучшено. Выведены сорта хлопчатника египетского типа, но гораздо более скороспелые, с большим количеством волокна в коробочке, с более длинным волокном, с большей устойчивостью против болезней. Мы не только успешно переселили «египтянина», мы его переродили. В среднем длина хлопкового волокна в СССР за годы 1928–1934 увеличилась на три миллиметра.

До сих пор в производство идет белый хлопок. Другого и не мыслили. Иной раз вырастал куст с коричневатым или зеленоватым волокном, ко его немедленно отправляли в брак.

У нас недавно подошли к этому делу иначе. Воспользовались таим естественно окрашенным хлопком и путем тщательной и упорной работы вывели хлопок цветной.

Уже сейчас на научных станциях в Средней Азии можно увидеть делянки с разноцветными комочками хлопка. Есть оттенки коричневые — от «слоновой кости» до «верблюжьей шерсти», лимонно-желтые, синеватые, красные.

Можно представить себе перемены в среднеазиатском пейзаже. Сейчас серые тона земли, белые пятнышки хлопка на зеленом поле, снежно-белые горы сырца возле станций. А со временем в гамму красок оазиса войдут новые яркие и пестрые цвета, они изменят облик местности.

Работа советских ученых тесно связана с жизнью, она лишена отвлеченной академичности; их открытия служат практике, преображают лицо нашего сельского хозяйства. Но открытия, двигающие вперед науку и хозяйство, делают у нас не только ученые в узком смысле слова. Полевод колхоза «Заветы Ленина» Шадринского района Курганской области Терентий Мальцев разработал новую систему земледелия. Он заменил в севообороте многолетние травы однолетними, показав, что и однолетние травы улучшают структуру почвы. Чтобы не разрушать структурность почвы, Мальцев отказался от ежегодной пахоты — он пашет поле раз в несколько лет, но глубоко, плугами без отвалов, не выворачивая нижние слои наверх. Система Мальцева ведет в соответствующих условиях к высоким урожаям. Сейчас эта система изучается и распространяется в других районах нашей страны.

Много у нас сделано для подъема сельскохозяйственного производства, для создания новых культур, но перед нашими учеными стоят еще большие задачи. Советская власть, Коммунистическая партия создали все условия для успешной работы ученых. Колхозные и совхозные поля ждут от нашей сельскохозяйственной науки новых усовершенствований в агротехнике, новых ценных растений — высокоурожайных, устойчивых против болезней, мороза и засухи.

Большие гидроэлектрические станции изменяют географию страны: возникают новые заводы, разливаются новые озера, удлиняются и углубляются водные пути, на сухие пустыни наступают зеленые поля и сады… Но существуют еще и мелкие электростанции — сельские. Они рассеяны по колхозным деревням, среди лесов и пашен, и не выделяются ни обширностью водохранилищ, ни длиной напорных тоннелей, ни мощностью своих агрегатов. Между тем они тоже меняют облик страны. Они обновляют деревню — самую мелкую клеточку экономической карты, И значение их в борьбе за коммунизм не меньшее, чем значение электростанций-великанов, ибо они распространились по всей стране, проникли в толщу жизни, принесли свет туда, где веками держалась темнота.

Ленин заботился о сооружении крупнейших электростанций, способ-пых преобразовать промышленность. Ленин же ездил в деревню Кашино Волоколамского уезда под Москвой, чтобы вместе с крестьянами отпраздновать пуск первой сельской электростанции, В избах России, где еще не так давно потрескивала лучина, при советской власти зажглась электрическая лампочка, и народ назвал ее дорогим для него именем — именем Ильича.

Сельские электростанции строились у нас и до войны. Еще в плане ГОЭЛРО говорилось, что энергия электричества как бы создана для того, чтобы вырвать труд земледельца из порабощающей игры природных сил.

Но по-настоящему электрификация деревни развернулась в послевоенное время.

Еще в феврале 1945 года, когда не кончилась война, правительством было принято постановление о развитии сельской электрификации. Коммунистическая партия возглавила народное движение за электрификацию деревни. И вся карта Советской страны зажглась россыпью искр.

В тот год в одной Свердловской области электрифицировали тысячу колхозов. Это был поход широкий, стремительный, всех захвативший. В движение включились сотни уральских заводов: шефы помогали машинами, опытом, людьми. Соревновались — кто сделает больше и скорее.

Уралмаш электрифицировал целый район — Манчажский. На речках, где стояли лишь бревенчатые мельницы с каменными жерновами, люди построили современные гидростанции. В селах, где нет речек, создали установки на дровяных локомобилях. Работали с жаром, особенно комсомольцы. И электричество получили все колхозы района, все до одного.

Деревня старого Урала была воплощением патриархальности. И вот — белая чашечка над каждым домом, над каждой избой: везде свет. «Дрожащие огни печальных деревень», — скорбел Лермонтов в своей «Родине». Сейчас вечером смотришь с шоссе, из-за леса — деревню отличаешь в пейзаже не по темному пятну, как прежде, а по рою огней.

Загляните в областную статистику: провели в деревнях электричество — и успеваемость в школах пошла вверх. Ребята не ложатся спозаранку — читают, учат уроки. Кто в деревне ставит самовар, а кто и включает электрический чайник. Бывало разогревали пищу на таганчике либо на двух кирпичах — сейчас в ход пускают плитку. Катали белье на скалке — стали гладить электрическим утюгом.

Но главное, куда надо направлять электроэнергию в колхозах, — производственные нужды. Один киловатт мощности в сельском хозяйстве высвобождает физический труд восьми человек.

Электричество молотит, веет, сушит зерно, режет солому на силос, мелет муку, рубит капусту на засолку, качает воду и в колодца, выращивает овощи в теплице. В колхозной мастерской приводит в движение станок, пилу, электрорубанок. На колхозной ферме доят коров с помощью электричества. Ручная стрижка овцы отнимала полчаса, а электрическая длится от трех до пяти минут. Включить рубильник — и огород полит: там дождевальная установка.

С прежней механической энергией начинает сочетаться электрическая. А это означает не только увеличение колхозного дохода, не только облегчение условий труда, но и дальнейший сдвиг в сознании людей. Новые профессии — крестьяне-электрики. Новое отношение к значению, весу, роли деревни.

В Сухоложском районе на Урале была деревня Темная. Включили свет. Крестьяне собрались в правлении колхоза и вынесли решение: просить о переименовании их деревни в Светлую.

Свердловская область положила начало массовой электрификации колхозов. Областная партийная организация сумела двинуть это дело таким темпом, что через два года электрификация колхозов области была в основном завершена. Заканчивают сельскую электрификацию Московская, Ленинградская, Рязанская области. Почти все колхозы электрифицированы в Армянской республике… Колхозные электростанции строятся по всей стране — и на Русской равнине, и в горах Памира, и на юге, и на севере. Появилась колхозная электростанция даже около Оймякона — на мировом полюсе холода.

Мощность сельских электростанций и электроустановок уже близка к полутора миллионам киловатт. Незаметно колхозная деревня вооружилась двумя Днепрогэсами.

Электричество помогает завершать комплексную механизацию и в конечном счете увеличивает урожайность полей и продуктивность скота. Оно способствует подъему колхозного производства, созданию в стране обилия продуктов, повышению благосостояния народа.

На большое значение электрификации сельского хозяйства указал XIX съезд партии. Он постановил: «Считать одной из важнейших задач внедрение электротракторов и сельскохозяйственных машин, работающих на базе использования электроэнергии, особенно в районах крупных гидроэлектростанций».

Еще Ленин мечтал перевести пахоту на электрическую тягу. В 1921 году был построен опытный электроплуг, и Ленин сам участвовал в его испытаниях на Бутырском хуторе около Москвы.

В послевоенное время электротракторы в сочетании с обычными тракторами стали применяться в Баженовской МТС на Урале, в Корсунь-Шевченковской МТС на Киевщине, в Кузьминской МТС под Рязанью. Но это было только началом. Пройдет время — и электропахота у нас станет делом обычным.

Электрический трактор по сравнению с обычным и сильнее и пашет глубже. Нажал кнопку — и от быстро заходил по полю, сматывая и вновь наматывая кабель. А земля за ним будто кипит — как вода за кормой корабля.

В Ростовской области на землях, орошенных донской водой, сооружается уже несколько электро-МТС. Энергией их будет питать Цимлянская ГЭС. Все колхозное производство вокруг электрифицируется — не только пахота, но и боронование, культивация, уборка, обмолот. Так электрификация сельского хозяйства переходит к новому этапу: до сих пор электричество в деревне шло на стационарные, неподвижные установки, а теперь уже выходит в поле, дает силу движущимся агрегатам. А именно поле и требует основной доли энергии в сельском хозяйстве.

Первое время колхозы строили небольшие электростанции — каждый для себя, А потом все чаще стали сооружаться более крупные установки общими усилиями нескольких колхозов. Такая межколхозная гидростанция построена, например, у озера Дрисвяты на стыке Белорусской, Латвийской и Литовской республик. Ее возвели колхозники трех национальностей и назвали: «Дружба народов».

Еще недавно межколхозная электростанция была чем-то новым. А сейчас это обычное явление. Каждому ясно, что крупная электростанция надежней и выгодней. Ново другое; во многих местах колхозные электростанции разместились так густо, что им удобно кольцеваться. В одну местную энергетическую систему входят и тепловые и гидроэлектрические станции — получается общая польза.

Мы гордимся невиданно крупной Центральной энергосистемой. Ничуть не меньше должны мы гордиться любой несравнимо более слабой сельской энергосистемой, Вдумаемся, какой в ней общественный смысл. Деревня не только вооружилась «городским» орудием — электричеством, но и управляет им с помощью самого передового способа — организовав единую энергетическую сеть, пусть небольшую.

Важно и другое. Когда-то в деревнях говорили: «моя хата с краю». А теперь сразу несколько электрифицированных колхозов заводят общий пульт. Люди познали благотворную силу сплоченности, коллективизма.

Хорошо, когда сельская электростанция настолько сильна, что питает током не только деревни, но и районный центр, местную промышленность.

В таком случае нагрузка электростанции обычно выравнивается, а энергия удешевляется.

Сельские электростанции могут строиться на местном топливе, на реках, на энергии ветра.

Малых рек в нашей стране наберется так много, что они несколько раз могли бы оплести земной шар. Но мы пока берем незначительную часть их энергии.

Гидростанции не только дают электроэнергию. Их плотины превращают мелкие реки в судоходные. Колхозы разводят рыбу в новых водоемах, а на берегах — уток и гусей. Там, где нужно, поднятая плотинами речная вода идет на орошение полей.

Через Тамбов и Моршанск течет небольшая извилистая речка Цна — приток Мокши, впадающей в Оку. На Цне и ее притоках построено уже более шестидесяти колхозных гидростанций и строительство продолжается. Шлюзованная Цна стала судоходной. А на Мокше, куда Цна впадает, силами шестидесяти колхозов сооружена Рассыпухинская межколхозная ГЭС мощностью в две тысячи киловатт — одна из самых крупных сельских гидростанций. Каскады колхозных гидростанций есть и на многих других наших реках — на Верхней Оке, на Верхнем Дону, на уральской реке Очер, на реке Оредеж под Ленинградом…

Турбины устанавливают не только на неосвоенных речках, Существуют места, где нет агрегата, а подпор воды уже есть. На Оке построена межколхозная Кузьминская ГЭС мощностью в тысячу киловатт — смонтирована она на перепаде одного из шлюзов, которые давно сооружены на Москве-реке и Оке. Строятся мелкие гидростанции на шлюзах Вышневолоцкой системы; забытая, она оживает, приобретает новое значение.

В Средней Азии и Закавказье плотины гидростанций поднимают воду на поля, рождают новую ирригационную сеть. Строятся гидростанции и на старых оросительных каналах.

Колхозы получают энергию с собственных электростанций и с сельских электростанций, принадлежащих государству. А кроме того, энергия идет в колхозы и из общей государственной сети, из крупных энергосистем. В этом — еще одно проявление союза рабочего класса с колхозным крестьянством. Энергетическая помощь города деревне непрерывно усиливается, приобретает все большее значение.

Ток с Днепрогэса льется в колхозные села, в машинно-тракторные станции окружающих районов. На острове Хортица возле Днепрогэсасоздано научно-экспериментальное хозяйство по сельской электрификации: электротеплицы, электропарники, электрифицированные животноводческие фермы, сады, орошаемые с помощью электричества днепровской водой. Среди зимы — в теплицах зелень. Электрический свет в курятнике повышает яйценоскость кур. Устроены даже электроловушки, уничтожающие бабочек плодожорок.

Все же деревне электроэнергии еще не хватает. Весной 1954 года лишь двадцать три процента колхозов было электрифицировано, причем почти третья часть электрифицированных колхозов освещалась электричеством, не применяя его в производстве.

Но сельская электрификация быстро развивается. Мы дадим электрическую энергию каждому району, каждому колхозу, каждому дому. К этому ведут принятые партией и правительством меры.

Тысячи лет прошли с тех пор, как на равнинах нашей Родины пахарь провел первую борозду. Но медленно менялось земледелие с ходом времени. Перечень культурных растений был бедным и узким. Стихийно сложившийся ограниченный набор сортов и культур нес на себе след давно ушедших столетий. Все те же рожь, овес да лен на подзоле, пшеница в черноземных степях… Новые культуры прививались слабо: картофель, сахарная свекла и заокеанский хлопчатник — это почти все, что было приобретено за последние два века.

И вот — однообразие культур вступило в противоречие с растущим многообразием жизни. Новой советской индустрии стали нужны новые растения — каучуковые, дубильные, прядильные. В неизвестных дотоле количествах потребовалось сырье для жирных и эфирных масел, растительных красок, кислот, пластмасс. Потребовался лак, изготовляемый из плодов тунгового дерева, растущего в Китае. Нужна гуттаперча — ее до последнего времени добывали только из сока деревьев Индонезии. Нужна пробка — кора дуба с берегов Средиземного моря. Нужна кора австралийской акации — из этой коры извлекают дубильные экстракты.

Сельское хозяйство стало больше служить промышленности — пищевой и легкой. Но оно должно давать и непосредственную пищу — сытный, вкусный хлеб, сочные и сладкие фрукты, витаминные овощи. А с подъемом народного благосостояния потребность во всем этом у нас быстро увеличивается.

В стране после Октябрьской революции встала гигантская задача — обновить и расширить круг культурных растений. Этого требовали не только новая промышленность, не только растущие запросы населения. Земледелие продвигалось в новые, ранее пустынные области, и для них пришлось отбирать подходящие культуры. Стал необходим коренной, пересмотр перечня растений. Его нужно было быстро и продуманно расширить.

По мысли Ленина начался перенос в Советскую страну потребных нам растений.

Введение чужеземных растений оказалось делом нелегким: ведь вполне одинаковых климатов на земле не существует, природные условия полностью нигде не совпадают. Не все растения, вывезенные из далеких стран, приживаются на новой почве. А если и приживаются, то не все цветут. Или цветут, но не приносят плодов. Приходится переделывать природу растений, приучать их к новой родине.

Началась терпеливая пересадка на советскую землю нужных нам злаков, цветов и фруктов Америки, Африки, Австралии, Азии.

И земледелие наше обогатилось множеством новых культур. Часть из них уже распространилась в колхозах и совхозах. Часть еще испытываете.

Разнообразию потребностей в нашей огромной стране отвечает разнообразие природных условий. По числу возделываемых растений Советский Союз вышел на первое место в мире.

В засушливых областях распространился зерновой сорго, «верблюд растительного царства». Растение Палестины возделывается на юге Украины и Поволжья, на Кубани, в Казахстане, в Средней Азии.

Соя — растение Северного Китая, богатое и белком и жиром, имеющее десятки применений, — заняла большие площади на Украине, в Молдавии, на Северном Кавказе, на Дальнем Востоке.

В Киргизии, на Северном Кавказе разводится кенаф — южно-азиатское растение, заменяющее джут. Кенаф идет на изготовление сахарных мешков. Мешковина из кенафа предохраняет сахар от порчи и не оставляет в сахаре волокон.

В Средней Азии разводят батат, уроженца тропической Америки, — растение, подобное картофелю, но более урожайное и более питательное. Пшеничный хлеб с добавлением муки из батата вкуснее обычного и не так черствеет.

Византийский овес стал озимой культурой на хлопковых полях Азербайджана.

В Узбекистане впервые выращивается орех пекан из Северной Америки, самый маслянистый и питательный из всех употребляемых разновидностей ореха.

Волокно канатника применяют для обмотки кабелей. Это новое для наших нолей растение введено на Украине и на Северном Кавказе. Оно продвигается и на север вплоть до Белоруссии.

Чумиза возделывается на зерно, зеленый корм или сено. Из бобов арахиса, уроженца Бразилии, делают ценное масло. Чуфа, растение Средиземноморья, дает кондитерской промышленности масло и муку. Южная конопля нужна для выделки канатов. Ворсовальные шишки южно-европейского растения ворсянки употребляются в суконной промышленности. Все это у нас новые культуры. Суданская трава, абиссинский ажгон, новозеландский лен, далматская ромашка, мексиканская гваюла… Названия говорят об их родине.

Многое сделано для приручения всех этих чужих для нас растений. Уже выведены, например, свои зимостойкие и урожайные сорта каучуконоса гваюлы. В советской гваюле больше каучука, чем в ее мексиканских сородичах. Возделывается она по-новому — с помощью машин. И обрабатывается не так, как прежде, — на завод идет весь куст целиком, от корней до макушки.

Так мы обогатили свой мир культурных растений.

Но мы обогатили его не только за счет растений-иноземцев. В годы пятилеток были начаты поиски ценных диких растений в пределах нашей собственной страны — в пустынях Средней Азии, в горах Кавказа, на сопках Забайкалья. Вся наша бесконечно богатая флора подверглась пересмотру. Экспедиции изучали множество растений, произвели тысячи опытов.

И мы уже видим плоды этой работы. Отыскано немало лекарственных растений. Их можно не только собирать в горах, в лесах, но и разводить на полях. Многие из обследованных растений дают сырье для промышленности.

Важную роль в свое время сыграли растения-каучуконосы. В 4931 году в горах Тянь-Шаня, на высоте двух километров над уровнем океана, был найден каучуконос кок-сагыз, похожее на одуванчик растение с желтым цветком. Из кок-сагыза можно добывать каучук, по качеству почти не уступающий каучуку из чужеземной тропической гевеи. Немногим раньше в горах на юге Казахстана нашли другой каучуконос — тау-сагыз. В бересклете бородавчатом, диком кустарнике наших лесов, найдена гуттаперча.

Открытие новых полезных растений — заслуга советских ученых, Но не только ученых. В поисках участвовали и колхозники, охотники, пограничники, школьники. Каучуконос хондриллу в СССР открыли железнодорожник Иван Кузнецов и фельдшер Карие. Кок-сагыз обнаружен рабочим Вадимом Буханевичем и колхозником Василием Спиваченко. На тау-сагыз ученым указал местный житель, казах Тенслевай Кузенбаев. Все советские люди живут одной мыслью: обогатить, укрепить свою Родину.

В Советской стране обновление полей — дело государственное. По единому плану ведут работы советские ученые. По единому плану вводят на полях новые культуры колхозы и совхозы. Поля не обогащают кулака и помещика, а служат народу.

Смысл и темп введения новых растений у нас иные, чем в капиталистических странах. В Соединенные Штаты Америки во время колонизации были переселены многие растения, там сейчас культивируемые. Но введение новых культур шло без плана, оно побуждалось лишь стремлением к прибыли. И не предотвратило ни истощения почв, ни разорения фермеров. Один из тамошних ботаников, Смис, специалист по введению новых растений, так отчаялся, что заявил: «Планируйте или погибайте…» Но планировать капитализм не может.

Новые культуры требуют много труда, но зато и щедро его вознаграждают. Они увеличивают вес трудодня, повышают доходы колхозов и колхозников. Они изменяют и разнообразят быт, расширяют кругозор, помогают искоренять скудость профессий, отличавшую старую деревню.

Новые растения обновляют не только сельское хозяйство, но и индустрию. Появляются заводы по переработке новых технических культур — иногда в тех местах, где вовсе не существовало промышленности.

Новые культуры — это новое сырье, новые отрасли хозяйства, новое подспорье в удовлетворении растущих потребностей народа.

Наша страна заселяется многими новыми культурами. У них новые названия. Но не только «новые» культуры обновляют поля.

Наука движется вперед — и прежние, давно нам известные растения часто начинают служить совсем по-новому. И в этом смысле их тоже можно назвать «новыми».

Махорка, из которой теперь стали извлекать лимонную кислоту, разве это старая культура?

Хлопчатник, который по воле ученых приобретает естественную окраску — от густо-кремовой до коричневой, от бледно-голубой до темно-зеленой, — старая культура?

Кукуруза, получившая свыше полутораста применений, — старая культура?

Древний хлебный злак, патриарх мирового земледелия — пшеница, из стебля которой научились делать мыло и бумагу, — старая культура?

Со всего мира переселили мы растения, но больше — из стран юга, из-под горячего солнца. Среди новых культур много субтропических.

Царская Россия платила за субтропическое сырье двести миллионов золотых рублей в год. Своих субтропических растений она почти не разводила. Зачем заботы, зачем усилия? — купцам, перепродававшим «колониальные товары», только бы нажиться, правительству только бы загрести таможенные пошлины. Лучшие из русских ботаников знали о плодоносящей силе Черноморского побережья, но и тех сбивали с толку, убеждали, что в стране нет субтропиков. Даже профессор Андрей Краснов, один из зачинателей культуры чая в России, основатель Батумского ботанического сада, считал, что субтропики не выходят за пределы побережья Аджарии.

Правда, субтропики у нас невелики. Наша страна заходит в субтропический пояс лишь краешком, да и то с севера, с холодной стороны. Но все-таки субтропики не сводятся к окрестностям Батуми.

От Батуми на триста километров вдоль Черного моря до Сочи и чуть дальше протягиваются «влажные субтропики» — со средней температурой самого холодного месяца на несколько градусов выше нуля и с обильными дождями. Здесь жарко и влажно, точно в парнике.

Под Талышскими горами на Каспийском побережье полосой лежат «полусухие субтропики» — там тоже январь теплый и осадков много, но в начале лета на время дожди перестают и распаляется засуха.

На южном берегу Крыма, на Апшероне, в долине Аракса на крайнем юге Армении, в Куринской низменности, в защищенных долинах на юге Туркмении и Таджикистана влаги мало, но почти не бывает морозов. Здесь растения надо поливать. Это «сухие субтропики».

Между участками наших субтропиков различий немало, но у них есть общее — безморозная зима. Там можно собирать два-три урожая в год. Санатории Сухуми и Сочи круглый год получают с окрестных огородов свежие овощи. Капусту, посаженную осенью, снимают зимой. Картофель январской посадки начинает поспевать в конце апреля…

Раз зима без морозов, значит можно поселить и заморские вечнозеленые растения, не желающие знать долгой зимней спячки.

Плоды китайского тунгового дерева более чем наполовину — из масла. Оно дает лак, защищающий металл от ржавчины. Старая Россия тунга не знала. Сейчас он занял в Закавказье тысячи гектаров. И советские корабли несут тунговый лак на своих килях.

Почти не было у нас и средиземноморского пробкового дуба. Кажется, пробка — пустяк, но она нужна не только затем, чтобы закупоривать бутылки: без нее не обойтись современной электротехнической и холодильной промышленности. По пробке Россия зависела от внешнего рынка. Известно, что дед поэта Брюсова, московский купец, разбогател на том, что захватил в свои руки весь ввоз пробки. Сейчас на берегах Черного моря пробковый дуб растет у нас целыми рощами. Посаженный лет двадцать назад, дуб подрос, кору его уже срезают.

Посевы пахучих эфироносов до революции были ничтожны. Теперь мы выращиваем десятка два эфироносных растений — крымскую розу, мяту, кориандр, ирис, анис, герань. Сами гоним мы для духов розовое, лавандовое, шалфейное масло.

Почти весь мир получает джут из Индии — там сосредоточено девяносто пять процентов его посевных площадей. Сначала, чтобы не тратить золота на покупку иноземного джута, мы научились делать мешки и канаты из кенафа, южной конопли и канатника. А потом и джут развели на собственных полях. Да еще добились того, что волокно нашего джута стало более прочным, чем у джута привозного.

В субтропических оазисах советской Средней Азии индийский джут местами достигает высоты в три человеческих роста. Уже построено несколько джутовых заводов Для работы с джутом созданы особые машины.

У бамбука полторы тысячи применений. Из бамбука можно строить дома и из бамбука можно делать острейшие патефонные иголки. Этот гигантский злак Юго-Восточной Азии теперь рощами растет у нас на Черноморском побережье. И растет с обычной своей силой — молодыми побегами при случае пробивает бетонный пол.

На Кавказе, в Крыму, в Средней Азии поселен австралийский эвкалипт Его травянистый саженец через год превращается в трехметровое дерево, через пятнадцать лет становится деревом-великаном высотою в тридцать метров. У эвкалипта серый гладкий ствол, ленты отшелушившейся коры, темно-зеленые саблевидные листья, которые всегда стоят ребром к солнцу и потому не затеняют землю. Рощи эвкалипта дают хорошую древесину и эфирное масло, сушат болотистую почву, запахом своим разгоняют малярийных комаров.

В Советском Союзе создано субтропическое хозяйство-. Плоды субтропиков везут на заводы.

Везут и в магазины. Чем выше поднимается благосостояние народа, тем сильнее спрос на южные овощи, на субтропические фрукты.

Лимоны царская Россия покупала в Сицилии, апельсины — в Палестине, оливки — во Франции, инжир — в Турции. Чужой, далекий климат оплачивали золотом. Заморские фрукты покупаем и мы, но сверх тех, что производим сами.

Мандаринов, апельсинов и лимонов — всех цитрусов дореволюционная Россия ввозила полтораста миллионов штук в год. А в 1949 году одна Грузия вырастила их более семисот миллионов — желтых, оранжевых плодов, концентрирующих благодатную силу юга и раздающих ее всей стране.

На месте малярийных болот и диких зарослей в Западной Грузии разбиты плантации, и они дают нам уже больше субтропических плодов, чем раньше покупалось за границей. А ведь еще не вся масса посадок плодоносит. За пятую пятилетку в колхозах площадь под цитрусами увеличивается в четыре с половиной раза.

Сила плодородия грузинских субтропиков необычайна. Передовики-цитрусоводы снимали осенью со взрослого дерева до тонны апельсинов. Колхозник Сулейманшвили в Аджарии собрал однажды с дерева двенадцать тысяч мандаринов. А ведь даже такому выдающемуся географу, как Петр Петрович Семенов Тян-Шанский, в 1900 году пришлось написать: «В Западном Закавказье выбор культурных растений вследствие теплого и влажного климата довольно затруднителен…»

Считается, что русский человек любит попить чаю. Любить-то любит, да статистика говорит, что не всегда мог он попить его вволю: до революции в центрально-черноземных губерниях на душу потреблялось всего лишь сто граммов чая в год.

Чай везли морем из Цейлона, верблюжьими караванами через пустыню Гоби из Китая. В Чакве под Батуми чайный куст занимал меньше тысячи гектаров. Кустарная фабрика выпускала считанные цыбики плохого «солдатского чая». А в конце пятой пятилетки в одной Грузии площадь под чаем превысит 70 тысяч гектаров. Работают десятки отлично оборудованных чайных фабрик.

Нашу страну иностранцы любили называть «северным медведем». И вот эта северная страна теперь выдвинулась в число немногих государств, которые сами выращивают кусты чая — растение крайнего юга.

Чайные плантации требуют ручного труда. Работа с чаем — самая трудоемка в субтропиках. Казалось, что без живых рук не обойтись, особенно при сборе: прежде чем листик выбрать и сорвать, нужно пощупать пальцами — созрел ли. Но чайные плантации разлеглись теперь у нас на таком пространстве, что машину для сбора чая необходимо было изобрести во что бы то ни стало. И наши конструкторы ее изобрели, придав механизму чуткость человеческих пальцев. Февральско-мартовский Пленум ЦК КПСС 1954 года в своем постановлении потребовал поднять производство чая и, в частности, осуществить механизацию сбора чайного листа в ближайшие же годы.

Перенося в годы довоенных пятилеток чайную культуру из далеких южных стран, мы не могли перенять чужой опыт — и природа другая и способы хозяйства не те. До всего нужно было доходить самим. И вот итог: передовики чайных плантаций собирают у нас, на крайнем северном пределе произрастания чая, такие высокие урожаи, о каких нет и намека в мировой литературе. Колхозница Булискерия поставила рекорд — собрала 15 тони чайного листа с гектара.

Грейпфруты, похожая с виду на томат сахаристая терпкая хурма, кисловато-сладкая мушмула, пахнущие земляникой, богатые витаминами и йодом плоды фейхоа — все это у нас теперь растет, хотя и на небольшой площади. И даже мексиканское чудо-дерево авокадо. Нежная и сладкая мякоть его плодов вкусом похожа сразу на грецкий орех, яичный желток и сливочное масло. В ней тридцать процентов масла, число витаминов достигает девяти. Сейчас у нас сотни деревьев авокадо, а двадцать лет назад было только два.

В долинах на юге Узбекистана и Таджикистана сеют сахарный тростник. О нем древние говорили: «мед без пчел». Растению тропиков у нас, на северном пределе, не легко: суше воздух, короче теплое время, суровее зима. На родине — пять тысяч миллиметров осадков, а здесь — ни капли дождя за все лето, нужен искусственный полив. Но трудовая настойчивость все преодолела. Разница климатов побеждена подбором раннеспелых сортов, подкормкой, скрещиванием дикого среднеазиатского тростника с пришлым культурным. Теперь в Узбекистане есть ромовый завод. Патоку для него дают стебли тростника, который у нас никогда не рос, да, казалось, и не мог расти.

Маслину на берегах Средиземного моря возделывали с античных времен. Серебристая оливковая ветвь была символом мира, долголетия и славы еще тысячелетия назад. У нас же недавно лишь в Новом Афоне да еще кое-где можно было увидеть небольшие рощицы маслин. В Никитском саду около Ялты экскурсанты с изумлением взирали на пятисотлетнюю маслину с суками, скрюченными от возраста, как старческие пальцы. Но сухие субтропики есть и у нас. Маслиновые рощи теперь заложены в Крыму. Маслиновый совхоз создан в Южной Туркмении, для обработки плодов построен завод. Насаждения маслины с каждым годом расширяются на Апшеронском полуострове, они должны занять там тысячи гектаров. Выведены новые сорта — они и плодоносят скорее и маслом более богаты, чем маслины Средиземноморья с их тысячелетней культурой. Скоро страна будет получать много своего прованского масла, жирных оливок, изделий из масличной древесины.

Сочный гранат, сахаристый инжир тоже перестали быть такой редкостью, как раньше. Деревьев инжира у нас в сухих субтропиках Средней Азии и Закавказья теперь около миллиона, деревьев граната — лишь немногим меньше.

На Атреке в Туркмении на высоту до семи метров подняли свою перистую крону финиковые пальмы. Их там уже около двух тысяч. Дерево далекой горячей Аравии у нас приносит плоды, хоть они не каждый год вызревают. С одной пальмы снимают до полуцентнера сахаристых фиников. Аравийский финик — самый калорийный из всех плодов.

Финиковая пальма, по выражению арабов, любит, чтобы ее «ноги были в воде, а голова в огне». Между тем на Атреке случаются и морозные зимы. Мичуринцы приучили финиковую пальму переносить морозы в минус четырнадцать градусов. Дерево в холодную зиму теряет листья, но сохраняет неповрежденной центральную почку, и из нее летом вырастает новая крона.

Все это стоит больших усилий.

Полей в субтропиках для нас никто не приготовил. Их пришлось создавать.

Во влажных субтропиках на берегу Черного и Каспийского морей плоские места были покрыты топкими болотами, а склоны гор — непролазными лесами. Болота осушены, леса раскорчеваны. Но сводя леса, открыли доступ порывам ветра. Поэтому по краям полей вырастили защитные лесные полосы.

На склонах ливни стали грозить смывом почвы. Пришлось с помощью тракторов и грейдеров террасировать горы. Про эти поля можно сказать: «они сделаны». Весь пейзаж изменился.

В сухих субтропиках забота другая. У рек вырубали камышовые заросли, а повыше рыли каналы, оттесняли пустыню. Там приходится бороться не с водой, а за воду.

На каспийском берегу вокруг Ленкорани местность влажная, но в начале лета слишком сухо. Из-за сильного зноя колхозники вынуждены загораживать плантации от солнца ветвями и цыновками.

Ценные растения надо уберечь от вредителей. Для этого созданы особые машинно-истребительные станции.

Если растение плохо опыляется — его опыляют искусственно. Если растению не совсем нравится почва — ее изменяют химически. Если растению слишком светло — его на время затеняют. Все это в конце концов в силах человека.

Но самое трудное — не понести ущерба от морозов. В оранжереях Батумского ботанического сада созревают даже бананы. Но нельзя же покрыть стеклом и отапливать тысячи гектаров. Растения должны жить под открытым небом.

Ни в Батуми, ни в Ленкорани, ни на Атреке обычно не бывает морозов. На карте, помещенной в этой книге, видно, что линия нулевой январской температуры обходит районы субтропиков. Но все же иной раз в зимние месяцы ртутный столбик там падает ниже нуля. Ведь наши субтропики — самый северный форпост субтропического пояса. Прорвется волна холодного воздуха — и, пусть ненадолго, ударит мороз в пять, семь или даже десять и больше градусов. И померзнут нежные побеги южных растений.

Так за послевоенное время случалось на Кавказе уже не раз. Погибло много цитрусовых и эвкалиптовых деревьев.

Чтобы спасти зябкие растения, ствол их на зиму окучивают. Иной раз приходится растение закутывать. Поле молодого лимона в холодное время — это ряды колпачков из белой марли. Иногда даже пускают в ход специальную грелку, подвешивают под крону дерева электронагреватель.

Но решающее средство борьбы за богатые субтропики — выведение новых сортов.

Создание советского субтропического хозяйства мы еще вчера понимали как перенос и культивирование чужеземных растений. А сейчас этого уже недостаточно. Пришло время выведения наших собственных форм субтропических растений.

У нас уже есть стелющаяся, более морозоустойчивая культура лимона. Зимостойкость китайских форм чая соединена с урожайностью и вкусом индийских. Чтобы спасти чай от ударов зимы, пробуют разводить его однолетней порослью. И многолетнее хинное дерево, уроженца Явы, начинают возделывать в Западной Грузии как однолетнюю травянистую культуру: ему не приходится иметь дело с зимой, которая здесь, конечно, несравнимо суровее, чем на тропической Яве.

Да, по площади советские субтропики не так уж велики. Они у самого края нашей карты. Мало у нас мест, защищенных горами от дыхания севера и не знающих морозной зимы. И поэтому, несмотря на все успехи, у нас еще мало субтропических плантаций. Но советский строй позволяет использовать богатства родной природы полно, продуманно. Ничто не мешает взять от природы все то, что она может дать. Не лежат на нашем пути ни частная собственность на землю, ни анархия производства, ни разобщенность крестьян, ни отсталость техники.

И если все это принять во внимание, окажется, что наши субтропики не так уж малы. Географический недостаток перекрывается преимуществами общественного строя Ни плодородие краснозема, ни сила южного солнца у нас зря не пропадут.

Что ни год, то все больше своих, отечественных лимонов и мандаринов привозят в Москву, в Архангельск, в Хабаровск.

Но народное потребление в нашей стране продолжает быстро расти — и субтропических плодов хватает в малой доле. Нужно больше фруктов и чая, заводам нужно больше сырья.

Необходимо двинуть плантации субтропических растений на север, из южных уголков за горами — на просторы страны.

Как ни трудно перевоспитывать и закалять растения — мичуринская наука может это делать. У нас покорен не только тот район субтропиков, который до революции считался единственным — теплая Аджария. Меняя растения, меняя агротехнику, мы расширили субтропики до Каспия, до Вахша. И мало того — вывели субтропические растения за пределы субтропиков.

Цитрусы сначала перекинулись с Черноморского побережья на Каспийское — к Астаре и Ленкорани. Потом, уже после войны, они появились в Средней Азии, где работниками Вахшской опытной станции и самаркандским селекционером Василием Паниным уже выведены и свои сорта лимона. Далее — были освоены на южном побережье Крыма.

В среднеазиатских оазисах для лимонов и апельсинов роют земляные траншеи глубиной в один-два метра. На дне траншей поселяют растения стелющейся или карликовой формы. Наступит зима — траншеи прикрывают щитами и соломенными матами. Под такой охраной растения не зябнут: их согревает тепло почвы. И все же в траншеях достаточно прохладно, чтобы с кустов в темноте не осыпались листья.

Лимоны созревают и в средней полосе страны, но не в открытом грунте, а в комнатных кадках. Жители Павлова на Оке выращивают в своих домах лимоны уже более ста лет. Они вывели особый сорт комнатного лимона, дающий до 50 плодов с куста. Саженцы этих домашних лимонов в последнее время стали распространяться по всем городам. Лимоны разводятся в оранжереях в Сибири. Врач Серебренников даже на Колыме вырастил из семечка лимонное дерево и снял с него плоды. Комнатные лимоны созревают и в Воркуте, за Полярным кругом. В темноте полярной ночи их подсвечивают электричеством.

В Грузии эвкалипты недавно были новой культурой. А сейчас они растут в Крыму, в Ленкорани, в Средней Азии. Их завезли в Калаи-Хумб на Пяндж, к подножью Памира, за горные перевалы, покрытые снегом.

Чай рос только в Чакве под Батуми. Потом из Аджарии он проник в Абхазию и Азербайджан. Потом зашел за Адлер и Сочи — на землю Российской Федерации. Оказалось, что краснозем или желтозем ему не обязателен, годится и подзол.

Вот чай уже перевалил Кавказский хребет, прижился в Адыгее, у подножья Бештау, на Кубани. Он выдерживает морозы в двадцать три градуса без снега, в тридцать четыре градуса под снегом.

Заложены опытные участки чая на юге дальневосточного Приморья, на Сахалине, в горном Бостандыкском районе на юге Казахстана, в долине около узбекского города Ангрен. Тут чай поднят на высоту в 1 300 метров над уровнем океана. На склонах Гиссарского хребта чай посажен еще выше — на уровне 1 500 метров.

Самый северный район промышленного чая в Советской стране и во всем мире — Закарпатье. Там чай разведен уже в послевоенное время. Он занял места, огражденные с севера горными хребтами.

Закарпатский чай дался с трудом. Долго подбирали для него подходящие места на покатых предгорьях, где не застаивается холодный воздух. Молодые посадки в начале лета загораживали от солнечных лучей. Особым образом обрабатывали почву. Выращивали защитные лесные полосы… Чай переносит зимние морозы, потому что уходит под снежный покров. А ведь еще вчера казалось: чай — это тропики Китая, Ассама, Цейлона.

Недавно чай под пологом леса посажен даже в средней полосе страны — у Воронежа, в Мичуринске, под Москвой и Ленинградом. Пока это только опыт. Но и смелость опыта достойна восхищения.

Много у нас садов на юге — в Крыму, в Молдавии, в Средней Азии, на Украине, на Кавказе. Среди южных садов есть огромные: совхоз «Сад-гигант» у берегов извилистой речки Протоки, которая берет свое начало от Кубани и впадает в Азовское море, протянулся на восемь километров. Это самый крупный сад во всем мире — две с лишним тысячи гектаров, почти четверть миллиона плодовых деревьев.

На больших пространствах разбиты сады в центрально-черноземных областях. Ровные ряды фруктовых деревьев с побеленными стволами — обычная черта пейзажа где-нибудь под Орлом или Тамбовом.

Растут сады в Прибалтике, на Волге, под Москвой.

А ныне сады появились и на севере.

Казалось, сама природа поставила преграду продвижению садов в места с морозной зимой. Но творческая мысль эту преграду сломила.

Великий русский ученый Иван Владимирович Мичурин мечтал всю Россию сделать садом. Своим трудом он открыл садам путь в холодные края. Он научился переделывать природу растений.

Соединением и, что очень важно, последующим воспитанием растений Мичурин вывел за свою жизнь более трехсот новых плодовых сортов. Это число его последователи увеличили более чем вдвое.

Мичурин скрещивал и сращивал не только близкие друг другу растения, но и далекие — вишню с черемухой, грушу с рябиной, яблоню со смородиной, персик с миндалем. Этим он сильнее расшатывал наследственность, выбивал растение из старой колеи. Так ему легче было воспитывать растение в нужном направлении, усиливать в нем хорошие качества и подавлять плохие.

Соединял он и растения, отдаленные по месту рождения. Это играло определенную роль в его многогранном учении.

Мичурин начал с того, что попробовал переносить в Козлов, где он жил, южные плодовые сорта путем прививки их на местные холодостойкие деревья. Но взрослые пришельцы не могли привыкнуть к чужой природе и гибли. Пытался он также вести отбор лучших сеянцев, выращиваемых из семян нежных южных растений. И этот способ его полностью не удовлетворил: южные растения даже и в молодом возрасте к морозам приспособлялись с трудом. Тогда Мичурин начал выводить новые сорта, скрещивая южные растения с местными. Однако как следует совместить плодовитость и сахаристость растений юга с закаленностью растений Средней России простым скрещиванием не удавалось, в новых растениях побеждали местные признаки: яблони не боялись мороза, но плод оставался кислым.

И тут последовал гениальный вывод: местные признаки побеждают в привычной среде. Город Козлов должен быть чужбиной не для одного, а для обоих растений. Нужно поставить скрещиваемые растения в равные условия. Искусно подбирая пары, Мичурин стал соединять в Козлове южные растения не с местными, а с отдаленными.

Так была выведена, скажем, груша «бере-зимняя Мичурина». Пыльцу французской груши «бере-рояль» Мичурин перенес на рыльце пестика дикой уссурийской груши. Новый сорт оказался и плодоносным и морозоустойчивым. У французской груши он взял большую величину и хороший вкус, а у груши уссурийской — способность выносить морозы в сорок градусов. Груша выведена в Козлове, где оба растения — привезенные из Франции и с берегов Уссури — «равноправны». Высокая культура южных садов в сочетании со стойкостью восточноазиатской тайги переместилась в среднюю полосу России. Ум преобразователя природы опрокинул географические пределы, которые представлялись естественными.

Этот научный подвиг в царской России оставался малоизвестным, неоцененным. Лишь советская власть придала работе Мичурина общегосударственный характер. Мечты ученого осуществились: его труд стал служить народу.

Партия и правительство сделали все, чтобы работа Мичурина была плодотворна. Он получил щедрую поддержку государства.

В советские годы Мичурин руководил целым штатом научных работников; для них были предоставлены богатейшие лаборатории и кабинеты. После смерти Мичурина начатые им научные работы продолжаются, все расширяясь. Многие ученики Мичурина сами стали крупными учеными.

Мичуринск, как теперь называется Козлов, стал научным центром «осеверения» плодовых деревьев. Здесь к тому же не только исследуют — здесь еще и учат. В городе созданы мичуринский вуз, мичуринский техникум.

Но Мичуринск не может разводить растения для всех местностей страны, потому что природа районов различна. На местах должны выводиться свои, местные сорта. Мичуринск дает не только саженцы, но и мудрый совет. Осуществляя идеи Мичурина, работу на местах ведут мичуринские опорные пункты, плодоводы-опытники, мичуринские кружки в колхозах и совхозах.

Именно это и решает все дело. Исправить карту плодоводства может лишь творческая инициатива масс, работа большого коллектива, взявшегося за выведение новых сортов, за приспособление растений к местным природным условиям. Создать новую географию садоводства может только сам народ. Вот где заложен источник успеха. Мичуринское движение могло стать массовым только в нашей Советской стране, в стране колхозов и передовой науки, в стране небывалого расцвета творческих сил.

Садоводство у нас расселяют по всей стране, продвигают на север.

Эта великая работа по улучшению природы, по ее облагораживанию была предвосхищена в юношеской поэме Энгельса:

Цветущим садом станет вся земля,
И все растенья страны переменят,
И пальма мира Север приоденет,
Украсит роза мерзлые поля…

Абрикос едва заходил за Ростов. А Мичурин дотянул его до Тамбовщины, так же как черешню. Яблоня едва-едва доходила до Вологды. А мичуринские сорта оставили к югу Архангельск. Одна из новых яблонь так и называется «таежная». Это значит, что границы садоводства сдвинуты к северу на семьсот километров, если не больше.

Москвича, попавшего под Ленинград, всегда удручало отсутствие садов. На подступах к этому северному городу простиралась пустая болотистая равнина. А сейчас вокруг Ленинграда заложены сады. Они с обеих сторон обступают идущие к городу железные дороги и автомобильные шоссе. Засажены вишневыми садами пологие склоны Пулковских высот. На сырых местах нарыты широкие валы с продольными бороздами для стока воды, а на валах посажены яблони, сливы, смородина, крыжовник. К юго-западу от города создан самый большой в нашей стране сад лучшей «невежинской» рябины.

В ленинградских садах прижились не только растения средней полосы, а еще и черешня. Ее создал мичуринец Филипп Тетерев. Мало того, что на севере приносит плоды растение юга. Создатель северной черешни вывел целую гамму сортов. У них разный срок созревания, поэтому Ленинград получает свежую черешню на протяжении двух месяцев.

Мичурин так и говорил: «Ленинградская область при всех ее климатических невзгодах может оказаться в течение нескольких ближайших лет покрытой цветущими садами».

На Урале вовсе не было садов. Теперь по всему Уралу, от Орска на юге до Верхотурья на севере, плодоносят яблони, груши, сливы, вишни. В Магнитогорске мичуринцы вывели свой сорт яблони — «магнитогорская десертная». В Свердловске создана яблоня «малютка», она начинает приносить плоды, когда ей только год.

Новые сады в новых местах. И новые формы хозяйствования. Завод Уралмаш первым создал рабочий коллективный сад. Такие же сады появились потом и на других заводах, в других городах. Люди не только выращивают яблони там, где их не было. Они растят и другое: активное, творческое отношение к природе.

Морозные зимы не пускали грушу и яблоню в Сибирь. «Сибирским яблоком» там называли картошку. Но где построены советские заводы, где есть советские города и селения, там должны быть сады. И сады там разбиты.

В старой Сибири садоводством занимались лишь одиночки-любители, ценный опыт которых, как правило, не выходил за пределы их собственного сада. Недалеко от Омска, в ковыльной степи, открытой всем суховеям и метелям, крестьянин Павел Комиссаров создал сад, но лишь теперь саженцы из этого сада, ставшего колхозным, распространяются по Сибири, дают начало новым садам. И на могиле Комиссарова в его саду возвышается серый мраморный обелиск, на котором золотыми буквами высечены имя пионера сибирского плодоводства и слова Некрасова: «Воля и труд человека дивные дивы творят».

У сибирского климата крайности: летом — жара, зимой — сильный мороз. Но жару можно обратить на пользу, а от мороза укрыться. Омский профессор Александр Кизюрин ввел в Сибири культуру стелющегося сада; в нем не вертикальные, а горизонтальные стволы. Садоводы называют такую культуру «бахчевым стланцем».

Яблони колышками приклонены к земле и на зиму уходят под снежный покров. А там, под снегом, теплее, чем снаружи. Сибирские морозы для яблонь уже не страшны.

Сибирское лето — это сухой воздух и яркое солнце. В Европейской части Союза, в более мягком, влажном климате, деревья больше растут в древесину и встречают зиму не такими уж устойчивыми. А в Сибири хорошо созревшие за сухое, жаркое лето побеги меньше боятся морозов. В Европейской части фруктовые деревья сравнительно поздно вступают в пору плодоношения. А в Сибири яблоня приносит плоды уже на второй, на третий год после посадки. Восьмилетний сад там может дать до пятидесяти тонн яблок с гектара.

Заложенный перед самым началом войны на берегу Иртыша Стелющийся яблоневый сад в год окончания войны плодоносил второй раз. Тысячи яблонь, усеянных плодами, — в местах, о которых пелось: «на диком бреге Иртыша».

Над самой землей зреют яблоки до фунта весом. Под тяжестью плодов ветви пригибаются к земле и постепенно начинают приобретать стелющуюся форму, не надо их и прикалывать.

Кроме «бахчевого стланца», есть еще и «минусинский стланец», «тарелочная форма».

Сады и ягодники разбиты на Оби, на Енисее, на Лене, за Байкалом. В одном Новосибирске шесть тысяч приусадебных садов. Плоды яблонь и вишен получены в далеком Ханты-Мансийске. Цветут сады в Игарке.

Под Минусинском, у отрогов Саян, — малоснежная зима с пятидесятиградусными морозами, со жгучими ветрами. До революции там трудно было найти плодовое дерево. А сейчас в Минусинском районе нет ни одного колхоза без сада. Колхоз имени Ленина получает от яблок доход более чем в полмиллиона рублей.

Мичуринец Михаил Лисавенко и его сотрудники вывели на Алтае для сибирских садов новые сорта яблок, вишен, слив. Научили яблоню выдерживать любые холода, стоя во весь рост, не распластываясь по земле. А это важно — ведь стелющийся сад требует больше ухода, да и красоты в нем меньше.

Идет на север виноградная лоза.

Северная граница винограда в России долго держалась по линии Умань на Украине, Балаково на Волге, Хорезм в Средней Азии. А после Мичурина виноград завоевал центрально-черноземные области, отдельные очаги виноградарства появились на широте Ленинграда. Виноград выращивают и в Сибири — в Омске, на Алтае, в Кузбассе.

Виноградарство под Москвой стало развиваться в послевоенные годы. На любительских участках виноград здесь пробовали выращивать и раньше — скажем, на станции юных натуралистов в Сокольниках, в черте самой Москвы. В дачных поселках вокруг города было много энтузиастов-мичуринцев; среди них рабочие, ученые, врачи. Свой досуг они отдавали трудному делу выращивания под Москвой южных плодовых сортов и растений, включая виноград. Сойти с поезда где-нибудь в Пушкине, в тридцати километрах от столицы, пройти пять минут — и найдешь виноградник: один, два, три куста в маленьком садике. Вузовский профессор, школьный учитель, заводской инженер, больничный врач вырастили и воспитали эти кустики, увешанные сочными, нежными, красивыми гроздьями.

Задача заключалась в том, чтобы успех одиночек сделать всеобщим.

На основе работ инженера Василия Евдокимова, вырастившего в Кучине отличный виноград, был организован опытный пункт северного виноградарства. Отсюда в колхозы и в совхозы, на приусадебные участки колхозников, рабочих и служащих пошла виноградная лоза.

Оправдались слова Мичурина: «Про виноград вообще нужно сказать, несмотря на то, что он растение теплых стран, сеянцы некоторых разновидностей его могут приспособляться к таким климатическим условиям, при которых даже простые сорта наших яблонь не могут успешно развиваться, и как бы ни казалось невероятным такое мое сообщение, на деле это неопровержимый факт».

Виноградники под Москвой станут делом обычным. Обычным делом станут здесь и бахчи. Это тоже переворот, и не только в плодоводстве, а и в пейзаже: на поле возле северной ели или сосны спеют полосатые арбузы и желтые дыни, которые, казалось, могли расти только где-нибудь у Камышина или Самарканда.

Подмосковный колхоз имени Ильича вырастил в 1947 году в открытом грунте двести сладких арбузов и сто дынь. А потом и в других колхозах и совхозах Подмосковья стали создавать свои бахчи. Люди ездили в колхоз имени Ильича, говорили с зачинателями дела, учились у них. Отводили под бахчи лучшие, защищенные от северных ветров участки, со склоном на юг. Создавали курсы бахчеводов, готовили парники, горшочки для рассады. По способу Серафимы Лебедевой прививали дыню на тыкву, ускоряли созревание. И выращивали на подмосковной земле то, что обычно привозится из горячих степей далекого юга.

Сейчас не диво встретить москвича, который, порядком потрудившись, вырастил арбузы и дыни на заботливо разработанном пригородном участке.

Впервые начали выращивать арбузы и дыни под Ленинградом. «Гастроном» на Невском проспекте уже не раз торговал ленинградскими дынями.

Ведутся опыты по разведению под Москвой шелкопряда. Не тутового, конечно, как в Средней Азии и Закавказье, и даже не дубового, а березового. Перевоспитывают дубового шелкопряда, учат его питаться листьями березы. И он наматывает шелковый бледно-кремовый кокон.

Дальний Восток почти не знал садоводства. Первые русские поселенцы на Дальнем Востоке должны были во всем начинать сначала. Край был дикий. Им приходилось не только расчищать тайгу под поле, но и привозить с собой из России семена.

Через три океана черниговцы и тамбовцы провезли в жарком трюме обмотанные мокрой тряпкой саженцы антоновки и белого налива, но эти испытанные любимые сорта вымерзли на новых местах в первую же зиму. За сырое, непривычное дальневосточное лето древесина не вызревала, и зимой деревья гибли под ударами сорокаградусных морозов. Лишь немногие сорта европейских яблонь прижились на узенькой полоске южного Приморья, где океан слегка смягчал морозы.

Перенос российских культурных сортов на Амур не удался.

Старый опыт не годился, был нужен новый.

Тогда, чтобы раздобыть деревья для сада, обратились к окрестной тайге. А в дальневосточной тайге чуть ли не семьдесят видов диких, но ценных плодово-ягодных растений.

Здесь когда-то был более теплый климат, чем сейчас. Лес привыкал к холодам постепенно. В нем сохранились «реликты» — лианы, красное дерево — тис, бархатное дерево, маньчжурский орех, абрикос — ущербные погрубевшие остатки давней богатой растительности.

Нелегко дался им переход в иной климатический мир. Виноград за Амуром сумел приноровиться к вечной мерзлоте, но стал мелким, кислым, терпким. Однако он остается виноградом. Осенью по опушкам тайги собирают его гроздья.

Актинидия, обычная для тропиков, могучей лианой обвивает кедр. Ее крупные сладкие ягоды здесь называют кишмишем.

К охотнику, настоявшему чай на веточках лианы-шизандры, возвращаются силы; в ее красных ягодах больше лимонной кислоты, чем в самом лимоне.

В уссурийских лесах растут желтые, густо опушенные абрикосы. Созревают жирные толстокорые маньчжурские орехи. Вырастает горьковатая вишня.

Сначала русские люди, поселившиеся на Дальнем Востоке, просто переносили в сады дикие растения тайги, а затем стали их скрещивать с культурными сортами.

Европейская яблоня дала бы вкусные яблоки, но она гибла от морозов.

Дикая таежная яблоня не боялась мороза, но приносила горькие плоды величиною с пуговицу.

Бухгалтер Иван Ефремов из этих двух яблонь вывел в Благовещенске по совету Мичурина хоть и мелкие, однако съедобные «ранетки». Но чтобы получить их, он должен был перебрать за долгую жизнь несколько сот вариантов.

Эти опытники были людьми высокой страсти. Учитель Артемий Лукашев создал в Хабаровске груши «лукашевки». Он дал им имена, как детям: Тема, Поля, Лида, Ольга…

Все же на Дальнем Востоке до революции мало было своих груш и яблок. Только в наши дни колхозы заложили здесь большие сады. На крайнем юге, возле озера Хасан, создан виноградарский совхоз. Впервые яблоки вызревают на севере Сахалина — их там вывел мичуринец Терентий Мысник.

Пройдет время — и пади нашего Тихоокеанского побережья будут так же покрыты виноградниками и фруктовыми садами, как сейчас долины Крыма. Ибо в плодоводстве здесь добились главного: заставили тайгу передать саду привычку к морозам.

Садоводам помогают научные станции. Плодово-ягодная станция около города Ворошилова отбором и скрещиванием создала новые морозоустойчивые сорта слив, винограда, смородины.

Советский человек заботится не только о себе. Он двигает вперед общее дело. Ученики Чоботовской школы под Москвой заложили фруктовый сад на пустыре. Это не все. Они позвали за собой пионеров и школьников Советской страны: «Украсим Родину садами!» Так родился общесоюзный конкурс на лучшего юного садовода.

Война не помешала распространению садов на север и восток. Но там, где были гитлеровцы, садоводство сильно пострадало. Враг вырубил на дрова, опустошил яблоневые сады Белоруссии, вытоптал виноградники Молдавии. В послевоенное время все это восстановлено.

На протяжении сотен километров выращиваются сады вдоль дорожных магистралей.

Начинают покрываться садами и рощицами терриконы в Донбассе — всегда раньше голые, черные, при ветре рождавшие пыль.

Дело у нас не ограничивается созданием новых садов или восстановлением старых. Во многих горных местностях растут дикие фруктовые леса — на Кавказе, в горах за Ташкентом, у Алма-Аты. Их можно «окультурить», и лесоводы за это взялись.

Заросли дикой яблони, дикой груши, дикой сливы покрывают предгорья Кабарды. Часть этих лесов превращена в культурные сады путем прививки к диким плодовым деревьям культурных, благородных сортов. Особенно хорошо поддаются перепрививке грушевые деревья. Они дают плоды весом в полфунта. Весь пояс горных лесов Кабарды будет превращен в плодовый сад. Так же улучшаются фруктовые и фисташковые деревья в горных лесах Средней Азии.

В Советском Союзе немало садов и на колхозно-совхозной земле и на приусадебных участках. Но вспомним: в стране живет двести миллионов человек, их запросы растут день за днем. И мы поймем: садов у нас еще гораздо меньше, чем нужно.

В послевоенные годы развитие садоводства шло медленно. В некоторых областях площадь под садами даже сократилась. В 1953 году садов не имела половина колхозов.

Между тем фрукты, ягоды, виноград — это ценные продукты питания. И спрос на них непрерывно растет, пока оставаясь далеко не полностью удовлетворенным.

Организуя быстрый подъем народного благосостояния, расширяя производство продуктов питания, Коммунистическая партия заботится и о подъеме садоводства. Она поставила задачу — резко увеличить производство и потребление плодов, ягод, винограда, а для этого повысить урожайность садов и виноградников, расширить их площадь, механизировать работу в садах.

За широту Петербурга заходило лишь полтора процента пашни. Море хвойных лесов скрывало мельчайшие островки возделанных полей: редкие полянки, взрытые сохой и засеянные «серыми хлебами» — ячменем, овсом и рожью.

Крайний Север — берег Ледовитого океана — был вовсе лишен земледелия.

Тундра. Заросшее мхом болото на мерзлой сизой земле. Ни городов, ни сел. Редкие кочевья вымиравших племен. Для бродячего оленевода и рыбака растениеводство было недосягаемой ступенью культуры.

По карте России тянулась черта — «северная граница земледелия». За чертой оставалась добрая треть страны. Столетиями этот предел представлялся незыблемым.

Советский Север перестал быть пустыней. В земле голых берегов Ледовитого океана найдены ценные минералы, выросли рудники. Работают рыбоконсервные заводы. Сооружены морские порты. Проложена сеть авиалиний. Созданы десятки научных станций. Поднялись большие города. В годы первых пятилеток население Мурманска каждый год почти удваивалось. Берег Полярного бассейна заселен тысячами новых людей.

Но нельзя было добиться хозяйственного подъема Крайнего Севера, не создав там своего земледелия. Если не полностью, то в какой-то мере оно должно питать Север продовольствием. Главное — нужны местные овощи. В овощах — противоцынготный витамин «С», столь необходимый-человеку в Заполярье.

За тысячи километров на Крайний Север везут сельскохозяйственные грузы. Они занимают трюмы судов Северного морского пути наполовину, если не больше.

Но к началу арктической навигации овощи не успевают созреть. Приходится везти прошлогодние, придумывая всякие способы защиты их от порчи.

А это значит, что через моря и реки везут воду сотнями тысяч тонн: ведь овощи и картофель содержат 80–90 процентов воды. Приходится везти на край материка вместе с сеном тысячи кубометров воздуха.

Если не считать авиационных линий, пока еще редких автомобильных магистралей и двух железных дорог — к Мурманску и к Воркуте и Салехарду, реки — единственный путь в северной тайге. Но по рекам можно плыть только летом. Сани — единственное транспортное средство в непроходимо-болотистой тундре, но на полозьях легко везти груз лишь зимой… Так то одна, то другая часть Севера бывает отрезана от всей страны. Поневоле приходится иной раз загружать тесную кабину самолета мешками картофеля.

Перевозки на Крайний Север во много раз дороже стоимости того продукта, который перевозят.

Болота и камни. В июне под мшистыми кочками еще лежит лед. В низинах — топь. Лето короткое, сырое, холодное. Полярная зима длится девять месяцев…

Думалось — растительная сила в этих местах угнетена до предела. Ягель за все лето успевает подрасти лишь на два миллиметра. Чтобы достичь толщины стакана, лиственнице нужно пятьсот лет.

Задача была небывало трудной. Она заключалась не в том, чтобы научно прокорректировать вековой опыт населения. Опыта не было. Требовалось в новом крае создать новую отрасль производства.

И она была создана волей работников Советского Севера.

Сергей Миронович Киров, руководивший освоением Кольского полуострова, сказал: «Нет такой земли, которая в умелых руках при советской власти не могла бы быть повернута на благо человечества». Мичуринцы доказали правоту этих слов. Они создали в Заполярье новый культурный мир растений.

На Крайнем Севере были устроены сельскохозяйственные станции, и среди них на 67°44? северной широты — Хибинская, где работал основоположник заполярного земледелия Иоганн Эйхфельд, ныне академик.

Хибинскую станцию заложили в 1923 году на болотах, среди валунных и галечных увалов. Место было совсем диким, будто оттуда только что ушел ледник.

Поморы и раньше пытались выращивать на Мурмане картофель, но он либо погибал, либо приносил клубни величиной с лесной орех.

Наука считала, что для ячменя нужна общая сумма средних ежедневных температур за время развития и роста в 1 600 градусов Цельсия, для овса — 1 940 градусов, для гороха — 2 100, для корнеплодов — 2 500. А в Хибинах за короткое лето сумма температур составляет всего 1 135 градусов. Следовательно, как будто нечего и пробовать.

Но работники Севера не устрашились.

На опытной делянке убран камень с полей. Болотистые участки осушены, разрыхлены. Кислотность почвы нейтрализована известью. Внесены удобрения. Когда нужно, длинный светлый день искусственно укорочен. Это уже не приспособление к заданной природной среде — это ее переделка.

Из года в год на Хибинской станции шли посевы семян, привезенных со всего земного шара: из более южных мест Союза, из Канады, с Аляски, из Южной Америки. Отбирались нужные сорта и скрещивались. Яровизировались семена. Регулировался тепловой режим почвы. Растения выращивались внимательно, настойчиво, упорно.

Тяжелая борьба, беспрестанные опыты, смелая ломка привычных представлений. На посевную в июне приходилось итти по льду озера на лыжах… И усилия не были напрасными.

Недостаток тепла оказался возмещенным избытком света: в Хибинах летом солнце не заходит полтора месяца. К тому же свет там богат ультрафиолетовыми лучами. За день длиною в несколько недель на полях Крайнего Севера, если они хорошо и правильно возделаны, успевают выколоситься, созреть многие растения, до сих пор жившие только на юге.

Выяснилось, что нередко ячмень, пшеница, картофель из горных областей Туниса, Алжира, Абиссинии и других южных стран растут за Полярным кругом лучше, чем ячмень, пшеница и картофель более северных районов: сказывается привычка этих растений к холоду ночи. Выяснилось, что осушенные болота Заполярья, в отличие от болот средней полосы, требуют не только калия и фосфора, но еще и азота. Старые мерки и взгляды отброшены.

Полярный Север ответил на энергию и смелость советских исследователей неслыханными для тех мест урожаями.

Мичуринцы Севера вывели много скороспелых и высокоурожайных сортов. Хибинский овес поднялся в рост человека, он дает до 30 центнеров с гектара. Ячмень вызревает за два-три месяца. Урожаи капусты выше, чем в средней полосе. Кормовую траву можно косить дважды в лето. Картофель приносит до 30–40 и даже 50 тонн с гектара и притом не знает болезней. За Полярным кругом ныне растут морковь, лук, брюква, репа, турнепс, кольраби, горох, бобы, редис, тыква, огурцы.

Так, в середине Кольского полуострова, на сотни километров севернее прежней границы земледелия, вырос далекий форпост растениеводства. А с его помощью принялись за земледелие и окрестные колхозы, где раньше занимались только разведением северных оленей да ловлей рыбы. У станции Апатиты был создан большой совхоз «Индустрия». Учреждена самая северная в нашей стране машинно-тракторная станция.

Мурманская область, новый индустриальный район, переходит на собственные овощи, на свое молоко. А ведь это край, который со времени Карамзина называли «гробом природы».

В Кировске, на склонах Хибинских гор, разбит единственный в мире Полярно-альпийский ботанический сад. Там прижились тысячи растений, цветут георгины, хризантемы и розы. А ведь Кировск лежит на одной широте с полюсом холода. Этот сад помогает озеленять города Заполярья — Кировск, Кандалакшу, Мурманск. В Мурманске по обеим сторонам проспекта Ленина, на Кольском шоссе, в сквере на Ленинградской улице и в других местах высажены сотни берез и рябин, кустарники, многолетние цветы.

Заново создано растениеводство и в другом конце страны — на Колыме.

Все, что связано с колымским земледелием, — дело человеческих рук. Там почти ничего нет от прошлого, кроме самой природы: прорези долин, заваленные галькой, сглаженные временем горбы гор, геологический лед под ногами, морозы зимой в минус шестьдесят.

Культура и настойчивость сделали свое дело и в этом, вчера еще совсем диком крае: силой трактора сдирают слой торфа с тощей, бедной земли; рассадой разводят не только капусту, как обычно, но даже свеклу, брюкву, лук; высаживают растения в горшочках с перегноем и навозом; на кострах подогревают воду для полива. В открытом грунте выводят овощи, махорку, томаты, кабачки. Героическим трудом создают новую географию культурных растений.

Так растениеводческий фронт медленно, но неотступно, с трудом, но победоносно движется на север.

Мичуринский опорный пункт в Мурмашах под Мурманском выращивает для колхозов саженцы малины и смородины. Под Архангельском новый скороспелый сорт помидоров приносит до 70 тонн с гектара. Город Игарка в низовьях Енисея имеет свое овощное и молочное хозяйство; здесь выращен новый сорт картофеля для северных районов. Оленеводческая опытная станция в Нарьян-Маре с одного гектара сняла около 400 центнеров капусты. Норильский совхоз занял под открытый грунт несколько сот гектаров лесотундры. Выращиваются овощи в Оймяконе, на полюсе холода. На Камчатке созданы огороды, сады, поля, а еще недавно там нельзя было встретить ни одного плодового дерева, ни одного куста садовых ягод; картофель садят квадратно-гнездовым способом — значит, работы на камчатских полях механизированы. Колхозник одной из якутских артелей Михаил Егоров получил орден Ленина за развитие огородничества на 62-м градусе северной широты…

Впереди идут овощи. За ними зерно.

Нигде в мире зерно не созревает в таких высоких широтах, как у нас. Но его легче привезти, и поэтому овощи остаются главным в заполярном земледелии.

Создано и заполярное пчеловодство, Пчелы, привезенные с юга на Кольский полуостров, прижились и дают много хорошего меда.

Для защиты огородов от холодного ветра в тундре — в устьях Печоры, Оби и Енисея — начинают создавать лесные полосы из лиственницы и других деревьев.

Кочевому населению Крайнего Севера — ненцам, саами, эвенкам, всем северным народностям — растениеводство вовсе не было известно. Переносный чум, вечные скитания в поисках оленьих пастбищ и рыболовных угодий, отсутствие всякой растительной пищи. Теперь народы Севера сеют кормовые травы, сажают овощи. Оленей впервые в своей истории подкармливают сеном, а кроме оленей, разводят и коров.

Сенокошение и огородничество, дополняя охоту, оленеводство и рыбную ловлю, связывают кочевников с оседлым поселением, способствуют росту культуры.

Граница распространения земледелия перечерчена. Оно выходит к, берегам Северного Ледовитого океана. В Тикси, например, где работает комплексная опытная сельскохозяйственная станция, теперь есть не только парники и теплицы, но и огороды под открытым небом. Широта этих мест — около 72 градусов.

На островах Северного Ледовитого океана лета, как мы его понимаем, вовсе нет. В мае один ясный день, в июне — один, в июле — три, в августе — один, в сентябре — ни одного. Лишь два месяца в году не бывает пурги. Температура почвы в самое теплое время года лишь на два-три градуса выше нуля. Да почвы здесь почти и нет. Нет почвенных бактерий. Навоз может лежать десять лет, не разлагаясь… Землю привозят из Архангельска. Навоз подогревают. Среди полярной ночи в теплицах при свете электричества поспевают овощи, растут шампиньоны, цветет сирень.

Дрейф ледокола «Седов» в 1937–1940 годах занес наших людей еще севернее. Они вели исследования в середине Полярного бассейна. Чтобы не оставаться без витамина «С», моряки на широте 86 градусов с помощью лота достали ил и глину со дна океана, с глубины четырех километров, промыли эту землю пресной водой и в ящиках на борту корабля вырастили побеги зеленого гороха.

На дрейфующей станции около самого Северного полюса в ящиках с привозной землей вырастили лук.

В заполярном растениеводстве велики затраты труда, высока себестоимость продуктов. И поэтому мы все еще завозим в Арктику много овощей, картофеля и сена.

Немало нужно поработать, чтобы выполнить задание партии и правительства — создать в Заполярье мощную, устойчивую, недорогостоящую продовольственную базу.

Что ни, год, то все больше там полей, огородов, теплиц. Работникам сельского хозяйства Крайнего Севера помогает научный Институт полярного земледелия, животноводства и промыслового хозяйства — единственный в мире. Ряд арктических хозяйств Главсевморпути был представлен на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке 1954 года.

Предел сельского хозяйства расширен.

В Аляске природа куда мягче, чем на сибирском севере. Однако там распахано всего лишь каких-нибудь две тысячи гектаров. Землю не обрабатывают, а держат на всякий случай, для продажи: вдруг участок понадобится для военного аэродрома или найдутся какие-нибудь ценные ископаемые…. Да и конкуренция обесценивает работу на земле: с юга льется поток всяких концентратов, консервов, заменителей.

Все эти соображения чужды советскому хозяйству. Оно может пойти на большие временные затраты, которые с точки зрения частного предпринимателя покажутся лишенными смысла. Советские люди видят перед собой конечный результат, несущий благо народу, и, преодолевая все трудности, планомерно достигают его.

В нашей стране совершается продуманная, плановая передвижка земледелия из одних мест в другие. Поля создаются там, где их раньше не было, но где они необходимы.

Передвижка идет ее только по горизонтали, но и по вертикали. Мы ведем земледелие не только на север или на восток, но и снизу вверх, а когда нужно — сверху вниз. Эти сдвиги в других условиях потребовали бы целых столетий. А у нас, в социалистической стране, они происходят быстро, на глазах.

В Крыму сады тяготели к предгорьям и к горным долинам. Там — более влажно, а зачастую и теплее, потому что холодный воздух стекает вниз по склонам. Широкая, открытая ветрам с севера и с гор, высушенная солнцем, маловодная крымская степь почти не знала садоводства. А теперь мичуринские сорта плодоносных деревьев, новая агротехника позволяют и в степи разбить сады крымских яблонь, груш и слив.

Фисташковые леса растут по горам Таджикистана и Южной Киргизии. Никто не думал, что фисташковые деревья могут существовать вне гор. Но вот сейчас в Средней Азии лесоводы занялись разведением фисташек на пустующих, но легко доступных землях равнин.

Так земледельческая культура идет сверху вниз, спускается с гор.

Но это случай более редкий. Для нашей страны гораздо важнее сдвиг земледелия в горы, вверх.

Подавляющая часть пашни в СССР расположена на равнинах, и это естественно: там живет большинство населения, равнины для земледелия наиболее удобны. Но горы-то ведь занимают не менее трети нашей страны, И там тоже живут люди. Им нужно дать свои фрукты, свои овощи — если не хлеб, который сравнительно легко привезти с равнин.

Горы занимают треть страны… Треть, если посчитать по карте. Но карта — лишь зеркало, а не сама жизнь, Карта скрадывает пространство, занятое горами: если распластать поверхность гор, если расстелить их, расправить все морщины земной коры, то получится, что на горы приходится у нас не треть земли, а гораздо больше. Если распластать один Таджикистан, превратить в плоскость склоны его гор, то он протянулся бы в Казахстан и в Заволжье…

Разве можем мы оставить эти огромные пространства без внимания? Разве не должна добраться до них рука преобразователя природы? Разве не найдем мы путей к земледельческому освоению этой «неудобной», покатой земли?

Конечно, и на горных склонах воцарится культура. И там со временем будет обжитый, цветущий мир. И там сплетется частая сеть дорог, вырастут города и зацветут сады — и, может быть, наши потомки найдут, что жизнь в горах еще красивее, чем на широких равнинах.

А пока мы делаем первые шаги в земледельческом освоении гор.

В Верховине, на высотах Закарпатья, разводили только овес и картофель. Все более ценное росло ниже, в предгорьях, А сейчас на Верховные колхозы возделывают виноград и пшеницу.

В Грузии впервые создаются сады на больших высотах. Яблоки собирают у Рокского перевала — почти две тысячи метров над уровнем океана, Кустарниковые яблони выращены вблизи ледников Казбека.

Сады и лиственные рощи продвигаются вглубь Тянь-Шаньских гор, далеко за озеро Иссык-Куль. Там впервые появились сады и шелководство.

Опытные участки по освоению горных склонов работают в Дагестане, в районе Сочи, в Варзобском ущелье Гиссарского хребта — близ Сталинабада.

На Советском Дальнем Востоке быстро развивается земледелие, там еще немало нетронутой равнинной земли. Но все же три четверти свободной площади приходится на горы. Сейчас они отданы лесорубу и охотнику. А завтра без них не обойтись и земледельцу.

Горы на Дальнем Востоке не такие уж высокие. Но все же это горы. Нужно знать, как на них работать.

Дальний Восток не похож на другие края нашей Родины. Здесь реки разливаются, когда на Русской равнине они мелеют — не весной, а летом. Плодовые деревья обычно бывают посажены в ямах, здесь же, на влажной земле, их садят на грядах, как овощи. Летом хватает тепла для винограда и риса, а зимой озеро Ханка сковывается льдом толщиною в два метра. Зимой мы привыкли видеть растения, укрытые снегом, но здесь на него полагаться нельзя — снежный покров, и без того тонкий, сильно высыхает под ярким солнцем. Глубоко промерзшая земля оттаивает медленно — корни яблонь и груш идут не вниз, а в стороны… Старые способы земледелия, к которым мы привыкли на западе, здесь не годятся. Нужно на основе общей агротехники разрабатывать новые приемы.

Замечено: весной в уссурийских лесах листья распускаются на склонах раньше, чем в долинах. На северной границе дуб в низинах уже исчезает, но еще сохраняется на склонах. На склоны мороз приходит на полмесяца позже, чем на дно долины, уходит на полмесяца раньше.

Кроме дальневосточников, эта «инверсия температуры» хорошо известна жителям и других горных мест. В холодные, ясные, безветренные ночи охлажденный воздух стекает вниз. Средняя годовая температура горных склонов в пределах определенной высоты выше температуры дна долин примерно на градус, на два.

Так утверждается правило: на Дальнем Востоке горные склоны во многом удобнее для растениеводства, чем днища долин.

И получается: то, что растет на дне долин на юге, может расти в горах на севере. Подняться чуть над дном долины все равно, что уйти на сотню километров к югу. Южные культуры могут продвинуться к северу, если они займут не дно долин, а склоны.

К таким выводам пришли ученые, работающие на Дальнем Востоке. Главный пункт, яде решается «проблема горных склонов», — горно-таежная станция Академии наук к востоку от города Ворошилова, в отрогах Сихотэ-Алиня. Станция — с научными кабинетами, большой библиотекой, домами для сотрудников — лежит в узкой долине, окруженной лесом.

По склонам раскинулись опытный сад и огород. Их защищают полоски леса. Правильными рядами деревья и кустарники идут вдоль склонов. Опыт, который отстаивался бы десятилетиями, здесь формируется лабораторию.

В поисках тепла нужно наперекор обычным представлениям подняться вверх на склоны. Но этого мало — нужно еще правильно выбрать «экспозицию» склона: южный или северный. Казалось бы, лучше южный, как более теплый. Но и здесь своеобразие Дальнего Востока удивляет новым решением: северный!

Яблоня на южном склоне вынесла зиму, но весной ее убил «ожог». Это беда дальневосточных садов. Днем сила весенних солнечных, лучей пробуждает соки, ночью их сковывает мороз. Скачок в двадцать пять градусов рвет ткань растения, кора лопается, дерево гибнет. В борьбе с «ожогом» придумано немало средств. Но лучше всего посадить яблоню на северном склоне. А южный склон надо занять растениями, которым «ожог» не страшен — овощами, абрикосами.

В горной дальневосточной тайге начинают создаваться огороды и сады. Но, осваивая горные склоны, нельзя целиком сводить с них лес во избежание смыва почв, который здесь из-за ливней велик. Растениеводство на горных склонах Дальнего Востока должно сочетаться с культурным лесоводством.

На крутых горных склонах затруднена работа машин. Но вот сейчас у нас сконструирована машина для обработки междурядий на чайных и табачных плантациях. Двигаясь по склону, она может все время держать каждое из своих колес в вертикальном положении. Это придает машине такую же устойчивость, как на ровной местности. Так открывается путь к механизации работ в горном земледелии.

Выше всего люди у нас живут на Памире — таджики в узких ущельях, киргизы — на дне плоских долин. Селения на востоке «Крыши мира» подняты на четыре километра над уровнем океана. На такой высоте воздухсильно разрежен. Когда быстро идешь, задыхаешься. Солнце — жара, без солнца — холод. На луну больно смотреть — так она ярка…

В ущельях у таджиков земледелие было: мелкими пятнами посевы памирской ржи поднимались до 3 300 метров над уровнем океана. В высокогорных чашеподобных долинах у киргизов земледелия не было вовсе; кочевые киргизы разводили лишь яков и овец. Только клочья херескена — сухой, запыленной травы — растут на щебнистой земле.

Советская власть подняла сюда колхозное хозяйство, грамотность, новую жизнь. Сюда поднялась наука, а с нею — земледелие.

Чтобы помочь продвижению полей вверх по ущельям Западного Памира, в Хороге на высоте 2 320 метров создали ботанический сад — один из самых высоких ботанических садов на земле. Это уровень Крестового перевала — высочайшей точки Военно-Грузинской дороги.

Здесь почти нет гладких, ровных мест. Каменистую землю разбили кирками и ломами, выровняли. Вырастили новые для Памира культуры и помогли окрестным колхозам научиться их возделывать.

На высоте Хорога морозоустойчивый виноград дает до десяти килограммов ягод с куста. По крутым склонам, где не растет зерно, лепятся плодовые деревья. Яблони теперь можно встретить и а высоте в 2 800 метров. Деревья абрикосов и грецкого ореха растут на высоте в 3 тысячи метров.

Всюду по кишлакам сажают картофель — он приносит настоящие, крупные клубни. А лет пятнадцать назад картофель рос лишь в одном Хороге — на площади всего лишь двух гектаров. Его клубни были величиной с грецкий орех.

В заоблачных долинах Восточного Памира работы было еще больше: там поля надо было создавать совсем заново.

Советские ученые во главе с профессорами Павлом Барановым и Илларией Райковой основали Памирскую биологическую станцию на высоте 3 860 метров, в урочище Чечекты возле китайской границы. Вершина Юнгфрау в Альпах выше лишь на 300 метров.

В долинах Восточного Памира выпадает меньше осадков, чем где бы то ни было в Союзе. Земля не замерзает по ночам только двадцать дней в году. Земля завалена камнями. Ветер такой сильный, что несет мелкий камень. Углекислого газа в воздухе вдвое меньше, чем обычно. Солнечные лучи сильны, как нигде. Днем при сильном солнце и жаре в клетках растений быстро образуется сахар. За холодную памирскую ночь он не успевает превратиться в крахмал и накапливается. Накапливаясь в тканях растений, он прочно связывает воду и тем самым снижает точку ее замерзания. На Памире сахар увеличивает морозостойкость растений.

Страна географических крайностей удивляет и ботаническими крайностями: содержание сахара в сухих листьях и стеблях ячменя или овса достигает здесь тридцати пяти — сорока процентов. В памирской соломе в шесть-восемь раз больше сахара, чем обычно. Это настоящее «сахарное сено». С таким небывалым запасом сахара растения легко превозмогают холод осени. Много в памирских растениях и белка. Растения приспосабливаются к суровой природе и ей противостоят. А человек познает эти процессы и усиливает их.

Картофель, ботва которого обычно замерзает при одном градусе ниже нуля, на Памире в конце лета выдержал мороз в минус восемь. Китайская капуста вынесла осенью минус пятнадцать, даже кончики листьев не померзли. Рекорд был побит скороспелым ячменем: он вытерпел минус восемнадцать.

Снова смешение понятий. Растения на Памире растут не ночью, а днем… В борьбе за высоту победили не северные горные культуры, а скороспелые и засухоустойчивые растения тропических стран: ячмень Индии, пшеница Аравии, горох Абиссинии.

На жесткой, обнаженной земле среди камней росли разрозненные пучки терескена. Кое-где валялись витые рога архаров. На этой земле теперь есть поливные поля и поливные луга. Одни культуры поднялись до 3 600 метров над уровнем океана, другие — до 3 800, третьи — до 3 900. Японская редька на Памирской станции дала корнеплод весом почти в килограмм. Тому, кто ходил по земле Восточного Памира, это покажется чудом.

Киргизы Восточного Памира впервые начали орошать и улучшать пастбища, впервые стали применять сенокошение, впервые занимаются подсобным земледелием.

Сначала земледелие было непривычно для извечных скотоводов: не так пахали, не так сеяли. Но прошло несколько лет, и бывшие кочевники с помощью русских агрономов приобрели необходимые для земледельцев навыки.

Создаются не только новые сорта полезных растений. Создаются и новые породы домашних животных. Это важно сейчас, потому что страна борется за подъем животноводства, за дальнейшее увеличение производства продуктов питания.

Под Костромой в совхозе «Караваево» зоотехником Станиславом Штейманом и его сотрудниками выведена новая «костромская» порода коров с большим удоем молока. Она создана вопреки идеям тех биологов, которые считают, что изменять качества животных путем направленного воздействия внешними условиями человек не может. Сердце, легкие, печень, почки костромской коровы в полтора-два раза крупнее, чем у других коров. Пульс чаще, кровяное давление больше, температура тела выше на целый градус. Среди костромских коров — мировая рекордистка Гроза, давшая 16 502 килограмма молока за год. Суточный ее удой достигал пяти с лишним ведер.

Ценные породы овец и свиней созданы в Украинском заповеднике и научном институте «Аскания-Нова». В Сибири и на Кавказе выведены порода овец, не уступающие асканийским. В республике Коми выведены выносливые печорские полутонкорунные овцы. Далеко на севере Сибири создана местная порода свиней, разрешившая проблему северосибирского свиноводства.

Новой овце, выведенной в Казахстане, мериносы дали тонкое руно, а местные овцы — курдюк, жировой нарост у хвоста. Эти овцы выдерживают дальние перегоны, приспособлены к суровой жизни на больших высотах, дают тонкую шерсть и много мяса. С одной такой овцы можно снять шерсти уже не на метр шинельного сукна, а на шесть с половиной метров первоклассного коверкота. В Казахстане же с мериносовой овцой скрещен архар — дикий горный баран; получена новая порода высокогорных, выносливых и сильных архаро-мериносов. Из их шерсти вырабатывают хорошее сукно. Архаро-мериносы разводятся в горных колхозах. До сих пор тонкорунные овцы не могли жить круглый год в высоких горах.

Долгое время в северных районах Поволжья не было хороших, породистых овец. Тонкорунные породы Заволжья здесь не приживались, местная грубошерстная овца была малопродуктивна. И вот работники Кошкинского племенного рассадника вывели новую «куйбышевскую» породу. У этих овец большой вес и хорошая шерсть.

В Птицеграде под Москвой выведена ценная порода кур.

Так на основе революционного мичуринского учения в СССР создаются новые породы домашних животных. Они увеличивают продуктивность животноводства, поднимают его. Реконструируется и мир диких животных.

Нигде не было такого обилия полезных человеку зверей и птиц, как в России. Но плодами труда таежных охотников раньше завладевали скупщики мехов. Охотник добывал «пушное золото» не себе, а другим — «бил соболей, а сидел на рогоже». Эвенк или якут убивал белку дробинкой в глаз, чтобы не повредить шкурку, а ценные беличьи меха отдавал взамен спирта или спичек, взятых у скупщика в долг. Купец-меховщик, а не охотник-труженик был хозяином лесного богатства, и богатство таяло, его расхищали нерасчетливо и жадно.

Но вот сам народ стал хозяином лесов. Своему социалистическому государству по справедливой расценке сдают пушнину таежные стрелки. У государства приобретают промышленные товары, охотничье снаряжение, табак, продовольствие.

В новых районах промысла для охотников строятся поселки. В Казахстане, например, один из таких поселков вырос на реке Топар. В нем широкие улицы, школа, радиоузел, клуб, больница.

До революции пушнина вывозилась за границу, там обрабатывалась и возвращалась в Россию с клеймом какой-нибудь немецкой фирмы, Теперь все меха обрабатываются на наших собственных фабриках — серебристо-черные лисицы, голубые песцы, золотисто-коричневые соболи, белые горностаи, серо-голубые белки…

Охота у нас сочетается с наукой. Готовятся охотоведы с высшим образованием.

Ценных пушных зверей не только добывают в лесу, но и разводят в неволе, в государственных и колхозных питомниках.

Советское государство заботится о разумном воспроизводстве полезных животных. Расселение диких зверей не совершенно. Оно не всегда соответствует размещению корма, не говоря уже о том, что далеко не всегда соответствует интересам человека.

На пути переселения животных стояли барьеры горных хребтов, широких рек, голых пустынь, людских поселений — и на карту животного мира легли пятна «биологических пустот», неиспользованных возможностей.

Пояс степей не пустил белку на Кавказ, хотя она и нашла бы там в лесах обилие корма. Узкие лапки зайца-русака вязнут в рыхлом снегу лесного Урала — он преградил русаку путь в сибирские степи.

Человек не только не приходил на помощь природе, но часто как хищник ее опустошал.

За девятнадцатый век в России был сильно выбит кабан. Исчез благородный европейский олень. Уничтожены жившие под Москвой дикие козы. Трудно стало встретить дикого северного оленя. Мало оставалось бобра, соболя, котика, выхухоля. Пушные, богатства тайги истощались.

Зверей истребляли, конечно, не только в царской России. В Северной Америке начисто выбиты бизоны. Подсчитано, что там уничтожено более ста видов птиц…

Только в годы советской власти охотничье хозяйство в нашей стране стало строиться с расчетом и бережливостью. Поставлены преграды истреблению полезных человеку животных: белку не трогают в запретное время, лося, пятнистого оленя или белую цаплю вовсе нельзя убивать. Усиливается борьба с браконьерством. Артельный промысел изменяет духовный мир таежного охотника, уничтожает в нем следы единоличного хищничества, учит беречь лесное богатство.

Вредных животных и птиц — волков, крыс, мышей, ястребов-стервятников — необходимо уничтожать. Об этом заботятся тоже. Охотники истребляют за год около 50 тысяч волков, но в лесах их остается пока в несколько раз больше.

По-новому смотрит охотник на свой труд — и, уничтожая вредных животных, бережет полезных.

Красивый, сильный лось доживал в Европейской России последние годы. Советская власть даже в тяжелые годы гражданской войны нашла время позаботиться о сохранении этого животного. Уже тогда был издан декрет за подписью Ленина о запрете охоты на лося. Прошли годы, и лось размножился. Он появился и там, где его давно не бывало, например на Волге под Ульяновском. Сейчас в Московской области лосей уже шесть тысяч. Лоси многие годы не слышат выстрела и перестали бояться людей. С лосем можно столкнуться в подмосковном лесу, за Сокольниками — он еще, пожалуй, подождет, когда вы ему уступите дорогу. В декабре 1946 года лось забрел через Останкинский парк в Москву — постоял, посмотрел и ушел. Однажды лось вместе с пароходом заплыл в камеру шлюза на канале имени Москвы. Был и такой случай: ночью лось вышел из лесу на асфальт шоссе Москва — Калинин и под фарами случайной автомашины бежал полсотни километров, не сворачивая, пока не попал в сад города Калинина. Утром 10 мая 1954 года пара взрослых лосей с тремя лосятами забрели на строительную площадку в 1-м Академическом проезде в Москве. Только вечером с помощью людей они выбрались из котлована и ушли в лес.

Ценные дикие животные не только оберегаются. Успех заключается не только в запретительных мерах. Все новые и новые места в лесной полосе заселяют полезными зверями. Их разводят там, где они прежде обитали. Снова появился бобр в местах, где когда-то он был полностью истреблён, — на севере, на Урале, в Сибири. Его поселили в сорока новых областях.

Зверей водворяют и в новые районы — туда, где они раньше не водились.

На равнине Северного Казахстана островками растут сосновые боры. В них мог бы поселиться грызун, питающийся семенами сосен. Несколько лет назад сюда выпустили сотню белок. Сейчас их десятки тысяч. Человек помог белке миновать открытую степь, и она быстро прижилась на новом месте.

Перед войной белку-телеутку, самую крупную и ценную из белок, переселили из ленточных боров Восточного Казахстана в горы Крыма. Она находит много корма в лесах, не трогает ни винограда, ни фруктов.

Алтайская белка выпущена в горах Северного Кавказа, где некому было питаться шишками пихты, орехами бука и лещины. Сначала боялись, что белок поедят лесные куницы. Но белки размножились быстрее, чем куницы научились их ловить. В последнее время белка перевалила Кавказский хребет и прижилась в Абхазии.

Для истребления вредных полевых грызунов в южные степные районы завозится белый сибирский хорь.

На пустынном острове Барса-Кельмес в Аральском море поселили сусликов. Через пять лет начали промысел и за три года добыли в тридцать раз больше зверьков, чем выпустили. На острове Бирючьем в Азовском море размножаются олени и лани.

Зайцу-русаку рыхлый снег горного Урала мешает пробраться в Сибирь. Заяц мог бы перейти Урал летом, но в это время он занят воспитанием потомства. За последние годы русак обошел Урал с юга: постепенно расселился он в степях Зауралья, радуя сибирских охотников. А чтобы ускорить это переселение, за Урал по железной дороге перевезли тысячу зайцев, сетями наловленных в Башкирии. Сейчас заяц-русак уже живет во многих местах Южной Сибири — от Оби до Забайкалья.

Фазаны из Семиречья поселены в лесах Калининградской области, для них там достаточно теплая зима. Перевезены фазаны также в Молдавию.

Драгоценный пятнистый олень с целительными рогами — «пантами» — прочно обосновался не только на Дальнем Востоке. Его переселили на Украину, в Поволжье, на Урал. Алтайский сурок прижился в Дагестане — на Гунибе; на новом месте его шерсть стала светлее, мягче и длиннее. Выхухоль, живший на берегах Волги, Дона и Урала, впервые поселен на Днепре. В лесах под Москвой живет сибирская косуля. В горах Тянь-Шаня поселен сибирский колонок, ценный промысловый зверек — из его волоса делают лучшие кисти для художников. На Алтае разводятся памирские яки. В Завидовском охотничьем хозяйстве, севернее Клина, немногим более десяти лет назад было выпущено семь диких кабанов, привезенных с Кавказа, — сейчас их там несколько сот. Сибирские козероги поселены в горах Крыма. Уссурийский енот размножился на Русской равнине; после войны енотов много развелось, например, в Волоколамском районе, где они избрали для жилья полуразрушенные блиндажи, землянки, окопы и ходы сообщения.

Соболь, как и бобр, сохранялся лишь в немногих местах России. Но сейчас его размножили в заповедниках, а затем стали развозить по тайге — и вот уже в Сибири не меньше соболя, чем столетия назад. Перевозки эти — дело сложное.

В зеленом поясе Москвы поселены глухари, тетерева, рябчики, куропатки, когда-то здесь истребленные.

Озеленение самой Москвы влияет на мир пернатых: в городе на бульварах сейчас больше птиц, чем было прежде. В Измайловском парке исчезли крупные хищники вроде сов, зато появились жаворонки, перепела, ласточки, больше стало соловьев. Недавно соловей пел в Александровском саду у Троицкой башни Кремля и в сквере на Пушкинской площади.

Одни звери переселены внутри страны, из района в район, другие привезены из-за границы.

Неисчислимы запасы осоки и всяких других болотных трав. Их можно превратить в мех и мясо с помощью ондатры — североамериканской мускусной крысы.

Это небольшой желтоватый зверек с длинным хвостом, с перепонками на лапах. Он способен очень быстро размножаться — одна пара за год приносит до пяти-десяти детенышей. Шкурка ондатры — прочная, красивая и теплая, она обычно заменяет котик. Мясо ондатры съедобно.

В 1927 году привезли первых ондатр. Вскоре они были выпущены в пятистах географических точках. Ондатра быстро размножилась. Она хорошо прижилась в новых местах. Сначала ондатру выпускали в северных лесах, а потом ею стали заселять и долины южных рек, где размножение ондатры пошло особенно быстро. Сейчас расселение ондатры уже почти закончено. Она живет по берегам многих рек — от Эстонии до Сахалина, от реки Или в Казахстане до Якутии.

С того времени как возник новый промысел, было заготовлено несколько миллионов шкурок. Во многих местах, например на севере Якутии, ондатра заняла первое место в охотничьем промысле. Кое-где она уже конкурирует с белкой, главным нашим промысловым зверем. Из Аргентины ввезена нутрия — крупный болотный грызун с длинным хвостом, покрытым чешуйками и редким коротким волосом. У этого «болотного бобра» ценный темно-коричневый мех, его зовут «обезьяньим». Нутрия питается камышом, и ее выпустили в долины рек; она размножилась, и ее промышляют. Сначала думали, что нутрия может обитать лишь на юге — на Рионе и Куре. Но потом ее приучили и к северу. Нутрия сейчас живет, например, около Кубинки под Москвой. У нас не только привозят новое животное, но и по-мичурински воспитывают его, приучают к условиям новой родины.

Исследованием дальневосточных лесов установлено: колонок там держится в поймах, выдра — в крупных реках, а мелкие ручьи с их рыбешками, раками, лягушками свободны. В лесу много места и много пищи для животного, которое могло бы быть полезным. И на Дальний Восток переселили американскую норку. Она вошла в фауну уссурийских лесов, заняла в них свое место и дала нам мех.

Все в природе связано. Сложное сцепление шестерен: одна чуть сдвинулась, и — зубец за зубец — поворачиваются все остальные. Часто люди не знают и недооценивают этих внутренних связей: нарушив сцепление в одном месте, они невольно разрывают его и в другом. Небрежно травили вредителей в поле, и уничтожили насекомых; птицы лишились корма и улетели; без птиц размножился непарный шелкопряд и объел всю листву в дубраве — вот что случилось.

Чтобы меньше ошибаться, надо знать зависимость между явлениями природы. А знания дают наука и практический опыт.

В Грузию в свое время ввезли из-за рубежа ценные субтропические растения. Притаившись в листьях, прибыло в наши края и неведомое у нас насекомое — ицерия. А ицерия — зло для мандариновых деревьев. Она быстро размножилась, и никакими химическими средствами нельзя было спасти от нее мандариновые рощи. На родине мандариновых деревьев живут насекомые, которые пожирают ицерию, не дают ей полностью завладеть садами. А на Черноморском побережье таких насекомых не было, ведь мандарины — чужеземное, привозное растение. Это поняли. И доставили из Каира в Грузию хищного жука — родолию. Когда он размножился, ицерия сразу пошла на убыль. Мандариновые рощи были Пасены.

Яблоневые сады юга страдали от кровяной тли. Издалека привезли ее врага — афелинуса. Он вонзает в тлю яйцеклад, яйцо развивается внутри ее тела, и тля погибает. Афелинус был расселен в Крыму, на Украине, на Кавказе — и яблони очистились от тли. Лишь ее высохшие шкурки с летным отверстием афелинуса болтаются на ветках…

Есть, значит, не только полезные звери, но и полезные насекомые. Мы переселяем их в нужные места.

Новые лесополосы в степях беззащитны от вредных насекомых, потому что лесные птицы — за блики, славки, пеночки — лишь гостят там при перелетах, а гнездиться не хотят. Советские ученые делают опыты, изыскивают способы поселить птиц в лесах среди степи.

Переселяются и рыбы. Черноморская кефаль на самолетах переброшена в Каспийское море. Она размножилась, стала предметом промысла и у берегов Апшерона и у берегов Туркмении. А из Каспия пущены миллионы мальков сельди в Аральское море. Сельдь там заполняет ныне сети рыбаков. Шип Аральского моря поселен в озере Балхаш. А из Балхаша сазан перевезен в Западную Сибирь. Моря и озера обменялись богатствами.

В замкнутом Каспии беден мир донных животных, которыми рыба питается. Туда в 1939–1941 годах по инициативе академика Зенкевича переброшен кольчатый червь «нереис» в количестве 65 тысяч штук. Скоро каспийские рыбаки обнаружили кольчатого червя в желудках рыб. Сейчас это основной корм для осетра и севрюги. Если бы мы захотели вывезти из Каспия кольчатых червей, поедаемых рыбами за год, потребовался бы товарный поезд длиною более ста километров.

Живородящая рыбка гамбузия пожирает личинки малярийного комара. Двадцать с небольшим лет назад впервые выпустили в реки Закавказья 145 гамбузий, привезенных из Италии. Скоро появилось новое слово — «гамбузировать». Уже гамбузировано много рек Кавказа, Средней Азии. Где-нибудь на Теджене иноземная гамбузия, теперь вполне обычна. Местами ее стало даже слишком много — она захватывает корм других рыб.

Стерлядь из Северной Двины в специальных живорыбных вагонах перевезена в Западную. Двину, в Неман, в «Московское море», а из Волги в Днепр. Ладожский и чудский сиги доставлены в Армению и разведены в высокогорном озере Севан. А севанская форель «ишхан» переброшена в обратном направлении — в Онежское озеро и другие водоемы Карелии. Амурский сазан впервые выпущен в Байкал. Лещами заселены озера Белоруссии.

Породы рыб не только переселяются, но и переделываются. Ладожский рипус разведен в озерах Урала и при этом мичуринским воздействием улучшен: у себя на родине он размножался в трехлетнем возрасте, а на новом месте размножается в возрасте двух лет. Добыча рипуса в уральских озерах уже превышает добычу в Ладожском озере. Пробуют разводить в пресноводных бассейнах помесь осетра со стерлядью — этот гибрид растет быстрее своих родителей и раньше мечет икру. Быстрее растет и вновь выведенная «саввинская» порода серебристого карася.

Многие колхозы устраивают пруды с гидростанцией или мельницей на плотине, в прудах разводят рыб. Советское правительство поощряет колхозное рыбоводство.

Выпускается зеркальный карп на рисовые поля Средней Азии. Он уничтожает вредителей риса и личинки малярийного комара, рыхлит почву, взмучивает воду, повышает урожайность риса. И притом дает вкусную пищу.

Плотины и водохранилища больших гидростанций тоже вносят новые черты в географию фауны.

Стоило перегородить Днепр плотиной, образовать новое озеро — и в нем бурно развился моллюск дрейссенсия; гроздьями усыпал он еще не отмершие под водой кусты терновника.

До постройки Днепрогэса проходная сельдь метала икру в верховьях Днепра и его притоков. Построили у Запорожья плотину — и сельдь стала нереститься ниже плотины, у Никополя.

Стоило провести канал имени Москвы, и в подмосковных речках стала впервые попадаться волжская щука с красными плавниками.

Плотины на Волге и других реках будут мешать ценным проходным рыбам достигать мест нереста в верховьях. Чтобы рыбные стада не уменьшались, а, наоборот, увеличивались, будут созданы особые рыбные хозяйства и искусственные нерестилища. А кое-где устраиваются и специальные рыбоподъемники — лифты, поднимающие рыбу через плотину, как это сделано на Цимлянской ГЭС.

Целый переворот в зоогеографии совершило водохранилище, подпертое плотиной Щербаковской гидростанции на Волге, — «Рыбинское море». В этом огромном новом озере развелось множество рыбы — щуки, окуня, леща и особенно плотвы. К тем породам рыб, которые и раньше обитали в Волге, Мологе и Шексне, прибавились новые: из северных водоемов сюда переходят озерный сиг, ладожская корюшка, белозерский снеток, северная нельма — белорыбица. А рыбы, привыкшие к жизни в текучей воде, исчезли — шекснинская стерлядь, подуст и голавль. Реже стали встречаться жерех и чехонь.

В новых водохранилищах ценные породы рыб разводятся искусственно. В «Рыбинское море» выпущено несколько вагонов сазана, ряпушки, зеркального карпа. На берегах сложились рыболовецкие колхозы; они применяют здесь морские сети и неводы. Рыбаки на катерах выходят для глубинного лова «в открытое море», к главным косякам крупной рыбы.

Заселяют новой рыбой и «Цимлянское море».

На берегах новых водохранилищ родится новый мир пернатых. У «Рыбинского моря», например, при перелетах надолго задерживаются лебеди, кулики, несметные стаи уток. Оседают гагары, впервые гнездятся гуси. Поселились белые цапли. Водоплавающая птица привлекает в эти места орланов и беркутов.

Новая география животного мира — одна из важных сторон новой географии страны.

Реконструкции животного мира, перегруппировке животных на обширных пространствах Советской страны способствует сеть заповедников.

Знала заповедники и старая Россия, но их было немного, и назначение их было далеко от науки и хозяйства.

Беловежская пуща, в которой водились зубры, последние в Европе дикие быки, была объявлена заповедной. Но сделано это было не в интересах науки: пуща стала местом царских охот. Редких животных там берегли, чтобы уничтожать. В 1897 году, например, за несколько дней царской охоты было убито 36 зубров, в 1900 году — 40. В некоторых долинах Северного Кавказа стрелять кабанов, косуль и оленей возбранялось — здесь охотилась царская фамилия. В южных степях Украины создал свой заповедник богатый меценат Фальцфейн. Был учрежден еще Лагодехский заповедник в Закавказье. Вот и все.

В Советском Союзе работа по охране природы приняла широчайшие размеры. Начата она по указанию Ленина. Первый советский заповедник — Астраханский — был учрежден в 1919 году. Затем в 1920 году второй — Ильменский. А сейчас у нас десятки заповедников с общей площадью в полтора миллиона гектаров.

Заповедники созданы во всех географических зонах, различающихся своим ландшафтом, своим животным и растительным миром. А кроме того, имеется много заказников, где охота запрещается на определенный срок.

Заповедные земли есть на крайнем севере и на крайнем юге.

На островах у мурманского берега охраняются гаги — едва ли что есть теплее пуха, которым эти птицы выстилают себе гнезда. В Кызыл-Агачском заповеднике на юго-западном побережье Каспия зимуют миллионы перелетных птиц Крайнего Севера; они покрывают там сплошь всю землю и всю отмель, которая образовалась от снижения уровня Каспия. Одним выстрелом можно убить десятка два птиц, но их не бьют. Помня о промыслах жителей Севера — коми и ненцев, азербайджанцы тщательно оберегают южные птичьи зимовки.

Заповедники есть у нас и на крайнем западе и на далеком востоке. В Беловежской пуще, на польской границе, среди первобытного леса живут зубры, в Сихотэ-Алинском, около Японского Моря — тигры, пятнистые олени и изюбры, растет редкий женьшень.

Есть у нас заповедники и на горных хребтах и на равнинах. В Кавказском заповеднике — среди гор, густых лесов и бурных рек — живет тур, в Крымском — благородный олень и муфлон, в Аксу-Джабаглинском на Тянь-Шане — архар. В «Аскания-Нова» на украинской равнине недалеко от Каховки охраняются антилопы и страусы, лошадь Пржевальского и африканские зебры.

В Ильменском заповеднике на Урале — естественный музей редчайших минералов. В Дарвинском заповеднике на «Рыбинском море» — новые заливы, новые острова, новые стоянки перелетных птиц. В Репетекском — своеобразная природа песчаной пустыни. В Воронежском — плотины и хатки, сооруженные бобрами. В Астраханском — цветы лотоса. В заповеднике «Денежкин камень» — зверек кидас, помесь куницы и соболя. На Бадхызе в Туркмении — только здесь сохранившиеся куланы — дикие ослы. В заповеднике «Столбы» под Красноярском — колоннада причудливых скал.

Тебердинский на Кавказе, Мордовский на Средней Волге, Гасан-Кулийский в Туркмении, Горно-Лесной за Ташкентом… Все это только крупнейшие заповедники. Существует еще множество мелких: девственные «Стрелецкая степь», «Хомутовская степь» и «Михайловская целина» на Русской равнине, водопад Кивач в Карелии, «Кедровая падь» около Владивостока, «Тигровая балка» на Пяндже…

Под Москвой, около станции Лобня, есть озеро Киово, куда ежегодно слетается до ста тысяч речных чаек. Много чаек здесь было окольцовано, и оказалось, что эти киовские чайки с алюминиевым колечком, на котором написано «Москва», зимой долетают до Африки.

По сравнению с другими странами в СССР у заповедников особый принцип работы. Не случайно сказано — «работы». Советские заповедники работают.

И за границей существуют заповедники. Крикливыми рекламами заманивают туда скучающих буржуа, увеселяют разными аттракционами, возят по отелям, фотографируют вместе со зверями.

У нас — другое дело. Не пассивное изучение, но активное воздействие на природу. Не только наблюдение, но и эксперимент, научный опыт. Не бессмысленное развлечение, а здоровый и полезный отдых туристов-трудящихся.

В Советской стране отказались от невмешательства в природу заповедников, зная, что в ходе изменения земного ландшафта мощной силой выступает труд человека. Фетиш неприкосновенности природы разрушен.

На Дальнем Востоке, например, создан Супутинский заповедник. Он расположен на склонах хребта Да-Дянь-Шань, того самого, описанием которого Арсеньев начал свою книгу «В дебрях Уссурийского края». В других местах уссурийские леса уже сильно разрежены, но в заповеднике они сохранились нетронутыми. До последнего времени здесь открывали еще не описанные виды насекомых и растений.

На поляне — в глубине дремучего леса — стоят домики ученых. В глубине неприкосновенного леса, как бы в самом чреве природы, живут ее исследователи — зоологи, ботаники.

Научные работы в заповеднике помогают решать важную проблему: «Уссурийская тайга как производительная сила».

Дальний Восток — край меда. Он богат медоносами; здешние пчелы не болеют гнильцой и умеют работать в непогоду. На лучших колхозных пасеках брали по полпуда меда с улья за день. Основной медонос здесь — амурская липа. Она цветет через год. Но и в год цветения до июля пчелы голодны. Ученые нашли в уссурийских лесах много медоносных растений, которые легко включить в культуру и тем заполнить прорывы в медосборе.

На Дальнем Востоке сотни видов лекарственных растений. Ботаники изучают целебные корни, семена, плоды и листья и вводят нужные растения в культуру. Колхозному скоту в горных лесах нужен корм. Ботаники отыскали больше сотни диких кормовых растений и химическим анализом установили, какой состав леса и травяного покрова наиболее пригоден для коровы, какой — для лошади.

У одного лишь кедра здесь около двадцати короедов, они буравят ходы до сорока сантиметров длиною. На срубленное дерево в первые же три часа налетает чуть не двести жуков. Чтобы обезопасить лес, зоологи изучают вредных насекомых.

Чтобы подготовить сбор масел, которыми богаты эфироносы уссурийских лесов, проводят опыты по перегонке душистых листьев, почек, цветов и растений.

Это заповедник. И натуралистам заповедника, любителям природы, жалко зря срубленного дерева, спаленной травы, убитого зверька. Но они стремятся совсем не к тому, чтобы любимая тайга жила сама по себе, независимо от людей. Их упорный и нелегкий труд подчиняет тайгу советскому человеку, советскому хозяйству.

Заповедник «Аскания-Нова» на Украине работает над улучшением пород домашнего скота, над одомашниванием диких животных. Здесь выведены зубробизоны, близко подошедшие к типу чистого зубра. Выращены животные, близкие к туру.

На «Семи островах» у берега Мурмана стали выводить птенцов гаг в инкубаторе.

Воронежский заповедник впервые научился размножать бобра в неволе.

В Бадхызском заповеднике пытаются одомашнить кулана. В Печоро-Илычском и Приокско-Террасном заповедниках ведется работа по одомашнению лося.

В Дарвинском заповеднике на «Рыбинском море» привлекают водоплавающих птиц — выводят серых гусей из яиц, доставленных из дельты Волги; устраивают утиные дуплянки и искусственные гнезда; расчищают песчаные косы; для увеличения корма вводят новое для края водяное растение — канадский рис; непрерывно истребляют волков, забегающих из окрестных мест.

Заповедники СССР — это опорные точки восстановления и освоения богатств животного и растительного мира.

У нас заповедники не только хранители ценных растений и животных, не только места отдыха и просвещения, но и научные учреждения, решающие задачи народнохозяйственной важности.

Поэтому так велика их роль в изменении географии животного и растительного мира.

Крестьянин плугом чертил сельскохозяйственную карту России. Пашня из века в век наступала на девственные земли, но географический контур ее ложился неравномерно и скупо.

Земледельцы, безоружные и разобщенные, не нашли сил для освоения трудных земель, вырвав у страны лишь ее лучшие клинья. Возделанные массивы перемежались гигантскими пустырями — землями, которые при правильной обработке могли бы стать плодоносными.

Пахарь оставил в стороне бескрайность тундры. С большими усилиями раскорчевывал он участки под пашню в полосе лесов, но в целом лесные подзолистые почвы были им использованы слабо. Он почти не посягнул на широкий пояс болот. Он не смог оросить много плодородных земель в пустынях. Тепло субтропиков пропадало даром. Полеводство с трудом выходило за рамки центральных и южных, главным образом черноземных, районов.

На крайнем юге обычно мешал избыток тепла при недостатке влаги; на севере — избыток влаги при недостатке тепла.

Громадные просторы плуг оставил нетронутыми, — в пределах же обжитой территории малоземелье и голод нередко заставляли русского крестьянина из-за лишнего пуда зерна сводить последний лес.

Великую силу дала нашему народу социалистическая революция — великую силу коллективного труда, преобразующего и обновляющего мир. Не безоружный хозяин-одиночка и не хищный стяжатель благ, создаваемых чужим трудом, работает у нас на земле, а крепкая и сплоченная семья людей, свободных от гнета и вооруженных машинами. Мощью коллективного труда советский народ преображает познаваемую им природу, изменяет ее, вызывает к жизни неисчислимые богатства, лежавшие под спудом. Смело распахивает он новые земли, меняет границы сельскохозяйственных растений, заставляет свои поля приносить все более высокий урожай. Он ломает старую географию, возделывает трудные земли, вчерашние пустыри.

Много за годы советской власти поднято у нас целины, много выкорчевано кустарника, осушено болот, орошено пустынь.

На карте контур пашни сильно расширился, особенно в восточных районах. Общая посевная площадь по сравнению с дореволюционной выросла примерно в полтора раза. Это все равно, что заново распахать и засеять всю площадь Украины, самого большого после РСФСР государства Европы.

Взгляните на север, где лежит полоса лесов.

Корчевальные машины рвут пни из земли. И вот гарь, искалеченная корнями деревьев, расчищена.

Нож кустореза окашивает молодые деревья. Сучья сжигаются. Леса нет. На его месте простирается поле, обогащенное золой.

Гусеничный трактор ползет по частому кустарнику, ломает его, пригибает к земле. Тяжелый плуг переворачивает земляные пласты, раскалывает пеньки и рассекает древесные корни. Кустарник высотой с человеческий рост запахан со всеми ветками и листьями, земля готова принять семена пшеницы.

Взгляните на крайний юг, где лежит полоса пустынь.

На автомобилях движутся по выжженной солнцем безводной равнине экспедиции почвоведов, ирригаторов; они составляют планы орошения пустынь.

Экскаваторы шеренгой выстроились вдоль будущего канала. Они вздымают свои руки-ковши, переносят землю, открывают путь воде.

Тысячи людей дружно работают кетменями, строят или очищают оросительные каналы там, куда еще не пришла машина.

И вот уже бежит вода, увлажняет почву — пустыня превращается в хлопковое поле, в виноградник, в сад.

Посмотрите на восток. В степях Сибири, в Северном Казахстане колонны тракторов поднимают целину и залежь. Миллионы гектаров нетронутой земли, заросшей ковылем или пыреем, превращаются в пашню…

Новые земли осваиваются, а старые улучшаются.

Во многих местах России почвы были испорчены старыми хищническими способами земледелия. Поля почти не знали правильных севооборотов, мало видели минеральных удобрений. Навоз — и тот в отсталой деревне иной раз оставался гнить где-нибудь за хлевом. Да и немного было навоза из-за слабого развития животноводства в земледельческих районах.

Земля истощалась, «выпахивалась».

Советские люди приступили к исправлению почвенного покрова страны. Труд и наука могут превратить бедные земли в богатые. Ведь «плодородие вовсе не есть такое уж природное качество почвы, как это может показаться: оно тесно связано с современными общественными отношениями»; так сказано у Маркса.

Плодородие земли зависит, в частности, от глубины вспашки. Глубокой вспашкой, как и другими мерами, мы окультуриваем почву.

Но везде пахать на одну глубину было бы неправильно. Глубину вспашки всякий раз сообразуют с местными условиями.

Окультуривание почвы идет на огромных пространствах и не только в наиболее распаханной черноземной полосе. Более глубокий пахотный слой создается и в нечерноземной зоне. Разрабатываются меры по коренной переделке подзолистых почв.

В нечерноземной полосе, особенно в поймах рек, лежат луговые земли с общей площадью в десятки миллионов гектаров. Луга эти могут давать прекрасный корм для молочного скота. Ведь именно на заливных лугах сложилась у нас, скажем, знаменитая холмогорская порода коров. Но луга в большинстве районов покрыты кочками, поросли кустарником и заболочены.

Партия и правительство организуют быстрый подъем животноводства, а он невозможен без укрепления кормовой базы. Чтобы кормовую базу расширить, нужно в ближайшие годы провести огромную работу по улучшению лугов и пастбищ. Для этого государство создает луго-мелиоративные станции, оснащенные разнообразными машинами. На лугах с помощью волокуш и других механизмов и приспособлений срезают кочки, кусторезами, а в последнее время и с помощью химических средств, уничтожают кустарник. Заболоченные участки осушают. Во многих местах подкармливают луга удобрениями, перепахивают, засевают лучшими травами.

На полях северо-запада — под Псковом, на Валдае, в Прибалтике, в Карелии — идет очистка полей от валунов, оставленных ледником. В тех местах встречаются поля, где число крупных и средних камней на гектаре превышает тысячу. Большие валуны трактору при вспашке приходится обходить, вокруг камня разрастаются сорняки и портят поле, А мелкие камни, скрипя и скрежеща под лемехами тракторного плуга, быстро их тупят: каждый лемех, вспахав гектар такого поля, оставляет в земле до двухсот и больше граммов металла. Передовые МТС и колхозы дробят валуны и засыпают в ямы или свозят к дорогам. Эти гранитные камни могут итти и на покрытие шоссе и на строительство. В Прибалтике из валунов, скрепленных цементом, сооружено немало построек, они обладают необычайной прочностью.

С каждым годом все больше вносим мы в почву минеральных удобрений. Их вырабатывают новые первоклассные заводы. Но все же удобрений производим мы пока меньше, чем следовало бы.

Почву улучшают внесением не только минеральных, но и органических удобрений — прежде всего навоза. Применяется торфование почв, особенно в нечерноземной полосе. А запасы торфа в нечерноземной полосе неисчерпаемы.

Кроме прямых удобрений, дающих почве новые питательные вещества, применяются и косвенные удобрения, которые развязывают питательные вещества, уже находящиеся в почве.

Подзолистые почвы лесной полосы обладают излишней кислотностью. В кислой почве мало бактерий, необходимых для жизни сельскохозяйственных растений. Чтобы устранить кислотность почв нечерноземной полосы, их нужно известковать, причем внесение извести должно сочетаться с введением травопольного севооборота, удобрением и правильной обработкой почвы.

Известкование почв развернулось в нашей стране с победой колхозного строя. Но проводится оно пока еще недостаточно, лишь в передовых колхозах.

С кислотностью почв приходится бороться на севере, в нечерноземной полосе. А на юге, в сухих степях и полупустынях, напротив, урожаи снижает излишняя щелочность почв.

На больших пространствах полупустынь серыми пятнами среди более плодородных почв разбросаны солонцы. Наличие вредной для растений соды и сильной щелочи — поглощенного натрия — делает солонцеватую почву бесплодной — там растут лишь солянки да лебеда. Твердую, глыбистую землю солонцов трудно вспахать и еще труднее вырастить на ней урожай.

Между тем солонцы можно обезвредить. Пути к этому указали русские ученые. Главный путь — обработать почву гипсом, размолотым в муку. Гипс уничтожает соду и поглощенный натрий. Несколько лет труда и забот — и солонцеватые почвы не зияют на поле бесплодными пятнами.

Солонцеватые почвы перестанут быть бросовыми. Они принесут хороший урожай.

Гипсование солонцов началось в нашей стране только в советские годы. Оно ведется на Украине, на юге Заволжья, в предгорьях Киргизии и Южного Казахстана. Тысячи гектаров земли уже «вылечены». Но работы еще очень много впереди.

Площадь торфования, известкования и гипсования пока еще сравнительно мала, если сравнить ее с огромными размерами страны.

В пустынях встречаются почвы уже не солонцеватые, а засоленные. Но и с ними при определенных условиях борьба вполне возможна.

В Средней Азии и Азербайджане с излишней засоленностью почв ныне борются с помощью правильного орошения, промывок, дренажа и других мер. Зачастую засоленность почв там — вторичная, вызванная самим человеком. Избыток оросительной воды поднимает уровень грунтовых вод, они по капиллярам поднимаются наверх и, испаряясь, оставляют соль у поверхности почвы. Вот эту-то засоленную землю у нас и промывают.

После удачной промывки весь ландшафт изменяется. С опреснением грунтовых вод исчезают солянки, начинают хорошо расти деревья, не говоря уже о главном: на возделанных полях созревает высокий урожай хлопка и люцерны.

Побеждая трудности, преодолевая преграды, наши люди возделывают землю, создают новую карту земледелия. Эта карта рассказывает о подъеме культуры сельского хозяйства во всех краях нашей Родины, о плановом освоении мест, ранее пустых и бесплодных.

Мы будем повышать урожайность на существующих полях. А вместе с тем создадим много новых полей.

Понятие «бросовые земли» со временем будет уничтожено.

Работа по широкому освоению новых земель в нашей стране еще далека от завершения.

Земельные богатства Советского Союза громадны. Они таят в себе огромные резервы производительности. В 1939 году распаханность земель в СССР, сильно колеблясь от одной природной зоны к другой и достигая максимума в черноземной зоне, в среднем составляла около десяти процентов, а площадь посева достигала лишь шести с половиной процентов. Это значит, что, приложив труд для освоения менее доступных земель на далеком востоке, холодном севере и маловодном юге, мы сможем во много раз увеличить производство сельскохозяйственных продуктов. Целина и залежь восточных районов, плодородные сероземы еще не полностью орошенных пустынь, заболоченные луга подзолистой полосы, огромные пространства горных склонов — все это ждет человеческих рук.

Много еще предстоит работы, и нелегкой. Нужно строить дороги, налаживать водоснабжение, создавать новые машинно-тракторные станции и совхозы, готовить механизаторские кадры… Все это уже делается. Со временем мы возьмем от земли все, что она сможет дать.

Советский человек не только подчинит обширные земли задаче непрерывного увеличения производства. Он украсит родную землю новыми садами, всюду приведет ее в порядок, искоренит на ней еще встречающиеся кое-где следы небрежности и запущенности. На всем пространстве своей любимой Родины воплотит он слова Мичурина: «Наша страна и внешне должна быть самой красивой страной в мире!»

Влаги полям нужно в меру. Но в нашей стране есть области, где вода в избытке, и есть области, где ее недостает. Около Батуми выпадает 2 500 миллиметров осадков в год, в Белоруссии — 600, в Заволжье — 300, в низовьях Аму-Дарьи — 80… При этом на теплом юге влага испаряется быстро, на холодном севере — медленно. Есть места, где испарение слабое и осадки обильны; есть места, где испарение сильное и дожди редки.

«Много воды — жди беды» — эта пословица родилась на севере. А на юге жила примета: «Увидевшего во сне воду ожидает удача».

Влаги полям нужно в меру. И в нашей стране изменяют водный режим районов: в одних местах осушают болота, в других — орошают пустыни. Осушенные и орошенные площади по размеру у нас примерно одинаковы.

На севере, где испарение меньше осадков, лежит пояс болот. Он тянется с перерывами от Белоруссии через всю страну до Дальнего Востока. Вода застоялась на водоразделах и в низинах, затруднила воздуху доступ в почву, приостановила деятельность полезных бактерий. На болотах растут осока да мох. Эти земли непригодны для посевов и дают плохое сено.

Осушением можно отобрать у болот десятки миллионов гектаров под пашню, под луга. Но дело не только в количестве земли, а и в ее качестве. Осушенные торфяники богаты перегноем и органическими остатками и потому по плодородию иногда не уступают черноземам. Урожаи на осушенных болотах, как правило, значительно выше, чем на минеральных почвах.

При советской власти в нашей стране развернулись огромные осушительные работы. Колхозы стали собирать богатые урожаи там, где раньше под ногами хлюпала вода. За годы одной лишь первой пятилетки у нас осушили больше болот, чем в царской России за весь девятнадцатый век. Но это было лишь началом переделки земного покрова страны.

Осушительные работы с каждым годом расширяются. Площадь пашен и лугов, отвоеванная у болот, непрерывно растет. В пятой пятилетке осушенная площадь в СССР должна увеличиться на 40–45 процентов.

Но дело не только в росте осушенной площади.

Еще недавно осушение понимали буквально; согнать с поля воду — и все. Между тем этого еще недостаточно. Конечно, излишнюю воду нужно отвести. Но бывает и так: сейчас воды на поле слишком много и она вредна для растений, а завтра создадутся условия засушливости и воды станет не хватать. Задача не в том, чтобы раз и навсегда убрать воду, а в том, чтобы установить на полях правильный водный, воздушный и пищевой режим для растений. Поступление влаги нужно сознательно и умело регулировать, поэтому теперь строятся не только каналы, по которым вода стекает, но и шлюзы на каналах, водохранилища на реках, чтобы воду, когда надо, направлять на поля. Освоить в наши дни болотный массив — значит создать сложную систему гидротехнических сооружений, подчиненную в своей работе воле человека и строго согласованную с определенной системой агротехники. Подход к осушению болот углубился.

Изменилось и другое. Работа по осушению болот сейчас почти полностью механизирована. Экскаваторы расширяют и спрямляют реки, ускоряют их сток; применяются экскаваторы не только на гусеничном ходу, но и на понтонах. Канавокопатели вспарывают землю, оставляют позади себя прямые и ровные рвы; в особо топких местах канавокопатели передвигаются на болотной лыже… Машины создают на полях сеть каналов. Но ведь и вспахивают, обрабатывают поля у нас тоже машины, и сеть каналов им сильно мешает. К тому же каналы занимают много места, на их бровках вырастают сорняки. Поэтому сейчас стремятся число открытых каналов свести к минимуму, сделать их сеть как можно реже. А между открытыми каналами на глубине около метра особой кротовой машиной прокладывают дрены — подземные ходы для стока воды.

Так идет «интенсивное» осушение болот — отвод не только поверхностных, но и грунтовых вод. Интенсивного осушения царская Россия почти вовсе не знала.

Осушительные работы ведутся комплексно: они дают не только новые пашни и луга, но еще и новые водные и сухопутные дороги, новые рыбные хозяйства, новые торфоразработки. Сообща работают мелиораторы, гидрологи, лесоводы, агрономы, ихтиологи. Объединить их работу, сделать ее рациональной, во всех деталях продуманной можно только в стране, живущей по единому плану.

До революции осушенные площади отводились под луга и покосы. Теперь колхозы и совхозы все чаще засевают их коноплей, овощами, рожью, льном, кормовыми культурами.

На осушенных землях плохо шли зерновые культуры. Теперь доказано; внесение в почву меди быстро повышает урожаи зерна.

Главный район осушительных работ — Белоруссия. Болотами занята примерно четверть ее площади.

А в Белоруссии самое болотистое место — Полесье.

Полесье распространяется на всю южную часть Белоруссии и крайний север Украины. Оно занимает треугольник Могилев — Брест — Киев. По этой большой корытообразной низине с запада на восток к Днепру медленно течет, с обеих сторон собирая речки, извилистая Припять.

Когда-то эти низменные места прилегали к краю ледника, и талые ледниковые воды смыли сюда много песку. А песок склонен скапливать воду под собой. И вода не перестает подтекать: она по руслу речек все время спускается с окрестных поднятий, с «плеч Полесья». Да и дожди тут обильны. Ясно, что Припять не успевает сливать в Днепр эту избыточную воду. Грунтовые воды стоят высоко и заболачивают местность.

Среди болот на песчаных холмах растут сосновые боры. Много озер с топкими берегами. Низины поросли камышом. Весной при половодье болота во многих местах сливаются в сплошное водное пространство, и от деревни до деревни, которые расположены на песчаных «островах», ездят на лодках.

Полесье было самым бедным углом старой Белоруссии. Здешние места давали скудную осоку да лыко для лаптей. Мало того, что урожаи на полях были низкие, — они на две трети уходили к пану. Забитый полещук с гноящимся колтуном в волосах всегда был нищ и голоден. О тех временах кое-где говорят названия деревень — Глуховичи, Гнойное, Короеды, Бесхлебичи…

До революции в белорусском Полесье работала мелиоративная «экспедиция генерала Жилинского». Тогда дело свелось к осушению части помещичьих лугов и прорытию нескольких магистральных каналов — крупные промышленники сплавляли по ним лес. Крестьяне осушенной земли не увидели, хотя все работы выполнялись их руками.

Теперь полещук-колхозник не знает нищеты и забыл про колтун. Много болот уже осушено. Где были вязкие, безлюдные дебри с туманами, тучами комаров, гнилым болотным воздухом — ныне твердая, просохшая земля. Колхозы, электростанции, пеньковые заводы, больницы, школы, дороги — там, где была непроходимая топь. Созданы совхозы с тысячами гектаров посева — самые крупные из всех сельскохозяйственных предприятий, существовавших когда-либо на осушенных болотах.

Советское государство тратит на осушение земель большие средства. Созданы особые машинно-экскаваторные и машинно-мелиоративные станции. При машинно-тракторных станциях есть мелиоративные отряды. Заводы производят целый набор сложных болотных машин.

А навстречу этой государственной помощи идет могучее народное движение.

Много земли в Полесье осушено самим населением. Накануне войны по почину колхозов Люб а некого района Бобруйской области на осушение болот, на раскорчевку леса и кустарника вышли тысячи колхозников — и не только в Белоруссии. Планы работ обсуждались на общих собраниях. Колхозы, бригады соревновались друг с другом.

На осушенных болотах Полесья передовики сельского хозяйства собирают по 30–40 центнеров зерна с гектара, по 600–700 центнеров овощей. Еще до войны полесские колхозники получили немало золотых и серебряных медалей на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. И, несомненно, еще больше получат. Многим передовикам присвоено звание Героя Социалистического Труда — например, колхознице Евдокии Кухаревой. Она собрала свыше 30 центнеров озимой ржи с гектара в Василевичском районе, а ведь это недалеко от Мозыр, в середине Полесья. Не так давно в Мозыре проводилась выездная сессия Президиума Академии наук Белорусской ССР, посвященная освоению Полесья. На этой сессии с докладами наряду с академиками выступали и колхозники.

Но болот в Полесье пока еще гораздо больше, чем осушенных полей, хотя осушение идет непрерывно.

Накануне Великой Отечественной войны был принят пятнадцатилетний план осушения всего Полесья. Нападение гитлеровцев помешало его осуществлению. Сейчас разрабатывается новый план осушения Полесья — с учетом последних достижений советской науки и техники.

Это будет план широчайшего гидротехнического строительства, охватывающего всю Полесскую низменность. У болот отнимут 3–4 миллиона гектаров. Сток воды перехватят системой крупных водохранилищ в верховьях притоков Припяти. Главный водоприемник — реку Припять углубят и выпрямят. Четыреста речек ускорят свой бег. Наружные каналы и подземные дрены пронижут все Полесье. С помощью шлюзов будет строго регулироваться не только водный режим больших пространств, но и отдельных полей. Водное регулирование, применение нужной агротехники и удобрений, полная механизация работ, комплексность в использовании природных богатств — все это в своем сочетании даст необычайный рост производительности и превратит Полесье в один из самых продуктивных районов сельского хозяйства в нашей стране. Сбор зерна увеличится более чем на сто миллионов пудов, в несколько раз возрастут сборы конопли и овощей, укосы трав, продукция животноводства. Появятся большие сады и виноградники. Станет культурным лесное хозяйство, разовьется рыболовство, улучшатся водные пути. С помощью торфования и удобрения будут освоены ныне голые пески. Разрастется и промышленность — мясокомбинаты, консервные, сахарные, маслобойные, канатные заводы, возникнет торфохимия, включая производство жидкого топлива. Гидростанции на реках и каналах дадут этому возрожденному краю электроэнергию, помогут электрифицировать и хозяйство и быт.

Идут осушительные работы и в другом районе нашей страны, по своему происхождению и облику очень похожему на Полесье, — в Мещере. Это болотистая низина в междуречье Оки и Клязьмы от Рязани на юге до Владимира на севере. Роль самого главного водоприемника играет здесь левый приток Оки — река Пра, «мещерская Припять». Как и в Полесье, в Мещере — топкие, торфяные болота, тихие и извилистые речки, зарастающие озера, сосновые леса на песчаных берегах.

В Мещерской низменности и в прилегающей к ней пойме Оки, где в пору сенокоса травостой местами достигает почти человеческого роста, можно было бы прокормить массу молочного скота. Но луга здесь в большинстве сильно запущены.

В последнее время луго-мелиоративные станции и колхозы начали в пойме Оки и в Мещерской низменности большую работу по осушке. В колхозах уже увеличиваются укосы, множится поголовье окота, его продуктивность растет.

Недалеко крупнейший потребитель — Москва, и пойма Оки вместе с Мещерой должна стать для столицы важным источником молока, масла, овощей.

Вблизи Москвы уже в значительной мере осушена другая пойма, меньшая по площади, но столь же благодатная — Яхромская. Река Яхрома, приток Сестры, течет в зоне канала имени Москвы, около Дмитрова. Пойма этой реки — дно бывшего озера, куда с окрестных холмов смыто из почвы много ценных веществ. Но когда пойма была заболочена, с нее снимали лишь укосы плохого осокового сена.

Теперь извилистая Яхрома, водоприемник этой местности, на протяжении более двадцати километров спрямлена, расширена и углублена. Уровень воды в ней упал на метр с лишним, весной река уже, как правило, из берегов не выходит. По каналам в углубленное русло реки стекает с полей излишняя вода. А вокруг поймы проведены «ловчие каналы» — они не пускают на осушенные поля воду с окружающих холмов. Осушенная Яхромская пойма еще недостаточно освоена. Но и сейчас колхозы собирают там богатые урожаи капусты, моркови и сеяных трав. Травы идут на корм скоту, а овощи отправляются в Москву.

Примерно также создается продовольственная база под Киевом. Выше Киева в Днепр справа впадает река Ирпень, а ниже Киева слева — река Трубеж. Вдоль обеих рек тянутся плодородные, но заболоченные земли. Ирпенская пойма в значительной мере осушена, развертывается осушение поймы Трубежа. Где были зыбкие болота, поросшие ольховым кустарником и грубой травой, где застаивалась ржавая вода, теперь выращиваются картофель и овощи.

В Западной Сибири идут осушительные работы в Барабинской степи. Бараба богата травами. Коровы дают здесь молоко с большим содержанием жира. В Барабе-то и сложилось знаменитое сибирское маслоделие. Но Бараба — это плоскость, почти лишенная стока, и поэтому сильно заболоченная. Работа по осушке идет здесь, как и в других районах нашей страны, с применением целого парка различных машин.

Осушаются болотистые земли и в других местах страны — в Прибалтике, на Олонецкой равнине в Карело-Финской республике, в котловине озера Неро — возле Ростова Ярославского, под Биробиджаном, у озера Ханки. Да и почти все земледелие Крайнего Севера основано на осушенных болотах. В Прибалтике осушаются не только поля и луга, но также и леса.

Есть заболоченные земли и на юге, хотя их там меньше, чем на севере.

Поймы на юге обычно называются плавнями. Плавни еще ценнее северных пойм, потому что плодородие их почв усилено обилием тепла и солнечного света.

На Северном Кавказе осушаются Кубанские плавни. На протяжении многих километров их оградили от разливов реки прибрежными валами. Тысячи гектаров земли, ранее малярийной и бесплодной, уже оздоровлены и засеяны рисом.

Осваиваются плодородные плавни Днепра и Днестра. Вырубается затопляемый при наводнениях лес, удаляются тростник, осока и рогоз, возводятся валы, разбиваются плантации овощей и риса, Земля эта, если ее как следует возделать, даст баснословные урожаи. Значительная часть молдавской консервной промышленности основана именно на плавневом овощеводстве.

Развернулось освоение Волго-Ахтубинской поймы. Эта местность, зажатая между Волгой и ее протокой Ахтубой, протянулась почти на четыреста километров от Сталинграда до Астрахани. Пойма имеет десять-сорок километров в ширину. По обеим сторонам простирается полупустыня и пустыня, Бесчисленные протоки жилками пронизывают тучную долину, покрытую наносами плодородного ила и залитую лучами горячего солнца. Но без вмешательства человека пойма останется дикой: до конца июня она бывает покрыта разлившейся водой, а после разлива сразу попадает во власть засухи. От затопления волжскими протоками плодоносную землю нужно защитить земляными валами, а от засухи — искусственным орошением. Тогда она будет давать по три урожая овощей за одно лето, вырастит хлопок, рис, виноград. Надо обваловать, оросить и освоить эту нашу «нильскую долину».

С помощью машин у поймы отвоеваны десятки тысяч гектаров плодородных земель. Участки обнесены высокими и прочными валами, для которых не страшны самые бурные паводки. За валами создана оросительная сеть. Действует много насосных станций, подымающих воду на поля.

Коренным образом решит эту проблему Сталинградская гидростанция. Она урегулирует сток Волги и даст энергию насосным станциям.

В Закавказье, у Черного моря, лежит влажная, теплая Колхидская низменность. Из-за обилия осадков реки здесь часто выходят из берегов, тем более что наносы ила, принесенного с гор, повышают речные русла. Вода застаивается, гниет и отравляет душный воздух. Дикие заросли скрывают развалины древних деревень, вымерших от малярии.

Так пропадала четверть миллиона гектаров плодороднейших почв, способных давать по три-четыре урожая в год.

Сейчас в Колхиде осушено много тысяч гектаров. Реки обвалованы, болота пронизаны каналами, установлены насосные станции. Малярийные джунгли превращаются в район курортов и субтропических плантаций. Проведены новые дороги, Построены новые мосты. Выросли новые колхозные поселки — в них разместились переселенцы с гор. Колхозные гидростанции дали этим новым селам электрический свет.

Город Поти иногда затоплялся водою Риона. Теперь река, обрамленная валом, изменила свое русло. Ей указан новый путь — в обход города.

Вдоль полей и дорог в Колхиде высаживают миллионы саженцев быстро растущего эвкалипта.

После задержки, вызванной войной, работы в Колхиде развернулись вновь.

Люди творят новый здоровый и цветущий край. Он предусмотрен социалистическим планом. Перед грандиозностью проекта бледнеет проект осушения Флориды, некогда составленный магнатами Америки, да так и оставшийся неосуществленным.

Вдоль всей нашей страны протянулась засушливая зона — огромная область с двумя-тремя сотнями миллиметров осадков в год. Это юг Украины, Нижний Дон, Ставрополье, Среднее и Нижнее Поволжье, Южный Урал, Северный Казахстан, юг Западной Сибири.

Суха земля или сух воздух, а часто и земля и воздух вместе. Дышит жаркий суховей, обжигая растения. Надвигается мгла, несущая мириады горячих пылинок. Под воздействием суховея и мглы поля чахнут, снижают урожай, а иной раз и вовсе его теряют.

Засуха была вечной бедой России. Общая засуха повторялась через несколько лет. Частичная поражала отдельные области страны ежегодно. В старой России засуха несла с собой народный голод, миллионы смертей. Судьба и жизнь крестьянина были в руках у погоды, своевольной и неумолимой.

Из последних шестидесяти лет засуха в Поволжье повторялась примерно двадцать раз, а четыре раза — в годы 1891, 1906, 1911 и 1921 — она была особенно тяжелой и вызывала голод.

Чтобы понять, почему так гибельна была засуха в старой России, почему приобретала она размеры национального бедствия, надо сначала взглянуть на карту. Полоса чернозема от Прута на западе до Оби на востоке — решающий район земледелия, но значительная часть этой полосы совпадает с районом распространения засухи. Засуха обрушивалась на житницу страны и потому была тягчайшим народным бедствием.

Но дело не только в географии. Власть природы была сильна потому, что человек был слаб — вот в чем главное. Раздробленное, мелкое крестьянство стояло перед лицом засухи безоружным, беспомощным. А от помещичьего государства оно не получало помощи ни для предотвращения засухи, ни для устранения ее последствий.

Засуха доставляет немало беспокойства и нам. Особенно сильно отзывалась она на земледелии в доколхозные годы. Кривая урожайности лихорадочно прыгала. Неустойчивость урожая держала единоличное крестьянское хозяйство под постоянной угрозой.

Чтобы уничтожить засуху, надо вступить в борьбу с климатом. Это было не по силам раздробленному крестьянству. Борьба с засухой должна вестись не вразнобой на отдельных участках, а по единому плану на громадных пространствах.

Такая борьба могла развернуться и действительно развернулась только после победы колхозного строя. Социалистическое государство, колхозное крестьянство противопоставили стихийной мощи природы могущество самого крупного в мире, механизированного планового сельского хозяйства. Наш народ смело вступил в борьбу с засухой, с вековым своим врагом.

В засушливой зоне колхозы, машинно-тракторные станции и совхозы применяют теперь самые передовые способы земледелия — строго продуманные севообороты, глубокую вспашку, удобрения, яровизацию. Спешат посеять и спешат убрать: опередить суховей — значит спасти урожай. Высеваются вновь выведенные засухоустойчивые сорта пшеницы. Идет смена сортов и культур: вводятся растения, которые меньше боятся засухи, — сорго, просо.

На огромном пространстве сельское хозяйство приводят в соответствие с климатом. А вместе с тем советский человек наступает на природу, ведет борьбу за другой, новый климат на полях.

Под яровой посев пашут, как правило, не весной, а с осени: земля лучше держит влагу. На полях ставят щиты, разбрасывают хворост, устраивают снежные валы и ледяные плотины, выращивают ряды — кулисы из подсолнечника. Так на миллионах гектаров задерживается снег, а следовательно, и влага. На полях создаются пруды и водоемы для орошения прилегающих участков.

Советский народ как бы стал сдвигать поля, страдающие от засухи, на сотни километров в другой климатический район, в менее засушливую зону.

Результаты всех этих работ сказались: в засушливой зоне земля стала давать более высокие урожаи, чем раньше. В 1940 году при очень неблагоприятных условиях погоды в Поволжье был получен урожай зерна почти в миллиард пудов. Это почти на треть превышает уровень 1913 года, который считался годом высокого урожая.

Так советские люди начали наступление на засуху. Враг ослаблен, но далеко еще не побежден. С ним приходится серьезно считаться и сегодня.

Большой урон нанесла нам засуха 1946 года. Она началась ранней весной в Молдавии, потом распространилась на Украину и Поволжье, охватила весь юг. Она была вызвана вторжением сухого воздуха из двух мест сразу — из Арктики и со стороны Азорских островов.

Такой сильной засухи не было в нашей стране полвека. Под Воронежем с конца апреля, когда посеяли яровые, и весь май не было ни одного дождя. Июнь принес осадков вдвое меньше, чем обычно, причем первый настоящий дождь, промочивший почву, выпал только в самом конце июня, когда хлеба уже созревали. В июле влажность воздуха еще больше упала. Дули сильные горячие ветры.

Засуха понизила урожайность, и мы собрали в 1946 году значительно меньше хлеба, чем в предшествующий год.

Но вот что важно: по размеру территории, пострадавшей от засухи, 1946 год превзошел памятный 1921 год и приблизился к чрезвычайно засушливому 1891 году. И все же сбор зерна в 1946 году был несравненно выше уровня 1921 года. Это значит, что засуха в нашей стране еще может причинить большой ущерб, но уже не может достичь размеров всенародного бедствия, как это не раз бывало в прошлом.

Засушливая погода была в ряде районов и летом 1954 года.

Борьба с засухой есть в то же время борьба с размывом и развеиванием почв — с их «эрозией».

Когда-то черноземная почва южных русских степей легко приносила большие урожаи. Но со временем она во многих местах «выпахалась», потеряла зернистую структуру, меньше стала задерживать влагу. Урожаи пошли вниз. Засуха летом повторялась все чаще и чаще.

Тает снег на полях, стекают весенние воды и сносят верхний, самый плодородный слой почвы. Идет дождь, бьет по земле каплями, разбивает частицы почвы и тоже смывает их, уносит. Дует ветер, метет, поднимает с земли пыль и развеивает ее далеко вокруг. Так природа, будто подпилком, стачивает пашню.

Бегут ручьи и обедняют почву. А бегут они быстро: ведь поля в центрально-черноземной лесостепи обычно покаты. В Курской области, например, более половины пашни лежит на склонах круче двух градусов. Бывает, что за весну с гектара смоет до 50 тонн почвы, а после ливней и больше.

Ручьи сливаются в крупные потоки и становятся уже не подпилком, а пилой: они «пропиливают» склон, рождают овраги. Овраг растет из года в год и, пока не превратится в неподвижную балку, протянется иной раз на много километров, сократив поля, разрезав дороги, понизив уровень грунтовых вод. Овраги испещряют нашу лесостепь, крадут у нас пашню. В Европейской части СССР оврагами занято около двух миллионов гектаров.

Старая Россия борьбы с оврагами почти не знала. Плуг крестьянина, стесненного малоземельем, сплошь разрыхлял дерновый покров, талые и дождевые воды почву легко размывали. На узких крестьянских делянках нельзя было соблюдать нужного направления борозд — часто они шли под уклон, облегчая быстрый сток воды и размыв почвы. Овраги множились и, поглощая пашню, росли, как растут морщины на лице старика.

В странах, где собственность на землю частная и хозяйство бесплановое, эрозия почвы становится страшным государственным бедствием. В условиях капитализма планомерная борьба с эрозией почв невозможна. Особенно разрушительна эрозия в степных районах США.

В конце прошлого века Докучаев писал: «Наша черноземная полоса, несомненно, подвергается, хотя и очень медленному, но упорно и неуклонно прогрессирующему иссушению». Он изучал эрозию почв и пытался противодействовать ей. Кое-где на юге начались было работы по укреплению почвы, но скоро остановились — «за отсутствием кредитов».

Лишь колхозы и совхозы смогли начать настоящую, планомерную борьбу с оврагами, с эрозией почв. Ведь борьба с этим бедствием была бы бесплодна, если бы не развернулась по единому плану на большой территории, если бы в ее основе лежало не стремление к общему всенародному благу, а своекорыстная забота о собственном земельном клочке.

Правильной обработкой полей, продуманным чередованием культур, введением удобрений придают почве комковатое, структурное строение, чем увеличивают просачивание воды в почву. По берегам оврагов насаждают древесные породы, корнями скрепляющие почву. Поперек склонов проводят небольшие валы, которые уменьшают разрушительную деятельность вод. Глубоко пашут зябь поперек склонов и тем сокращают силу весеннего стока. Выращивают на склонах заграждения из кукурузы, подсолнечника.

В Советской стране, в условиях социалистического сельского хозяйства, применяющего все достижения науки, эрозия почвы вполне устранима. Активное воздействие на природу мы можем осуществлять в огромных, невиданных ранее масштабах. Весь комплекс необходимых мер в наших руках. В природе все связано, и мы, советские люди, в силах воздействовать не только на отдельные грани многогранного явления, но и на все явление в целом.

Создавая на огромных пространствах структурную, рыхлую почву, мы сокращаем поверхностный сток воды, изменяем водный режим, исправляем природу.

Докучаев говорил, что нет тех цифр, какими можно было бы оценить силу и мощь нашего русского чернозема. Да, сам-три, сам-четыре, — какие же это цифры… Только теперь народ сможет в полную меру оценить те богатства, какими по праву владеет.

Важное средство борьбы с засухой и эрозией — полезащитные лесонасаждения.

В засушливой зоне на огромной территории — главным образом поперек господствующих ветров, поперек размываемых весенними водами склонов — советские люди ведут посев и посадку лесных полос. Их ширина в зависимости от разных условий колеблется в пределах примерно 10–60 метров. Деревья, выращенные в безлесной местности, сокращают на полях скорость ветра, уменьшают испарение. Они защищают поля от горячих, сухих ветров, замедляют таяние снега и сток весенних вод, утепляют озимые посевы.

Полосы проводят так, чтобы клетки между ними были достаточно просторны для работы сельскохозяйственных машин. Чтобы снег не нагромождался у полос сугробами, а более равномерно размещался по полям, полосы выращивают не слишком густые.

До войны у нас было посажено полмиллиона гектаров полезащитных полос, заложены тысячи лесопитомников. А сейчас работа развернулась еще шире.

В степной и лесостепной полосе Европейской части СССР создаются крупные государственные лесные полосы. В ближайшие годы намечено окончание работ по четырем государственным полосам. Две из них пройдут по рекам: вдоль Дона полоса Воронеж — Ростов (920 километров) и вдоль Северского (Северного) Донца полоса Белгород — Дон (500 километров). Другие две протянутся по водоразделам: между Хопром и Медведицей и между Калитвой и Березовой полоса Пенза — Екатериновка — Вешенская — Каменск (600 километров) и между Волгой и Иловлей полоса Камышин — Сталинград (170 километров). Кроме того лесные полосы с помощью государства целой сетью выращиваются на колхозных и совхозных полях.

В степи и лесостепи Европейской части СССР находится 120 миллионов гектаров колхозной земли. На этой площади могли бы поместиться вместе Англия, Франция, Италия, Голландия и Бельгия. И все это пространство со временем будет преобразовано.

А нужно помнить, что полезащитные леса создаются не только в Европейской части СССР, а и в других местах, например в обширных степях Сибири.

Преобразование природы изменит облик степи и лесостепи. Не будет больше «необозримой степи», «неоглядного горизонта»…

География нас учит: безлесная степь есть ландшафтная зона земного шара, нечто планетарное, незыблемое… А советские люди степь как безлесную ландшафтную зону у себя в стране уничтожат.

Лес станет непременной частью ландшафта новой, преображенной степи. Он длинными полосами протянется по полям, закрепит склоны оврагов. И леса эти будут состоять не только из дуба, ясеня, клена, сосны или лиственницы, но и из плодовых деревьев — яблони, груши, вишни…

Новая география юга уже создается. Массовое создание лесных полос в нашей стране началось сравнительно недавно, но есть отдельные места, где лесные полосы были посажены давно и уже успели вырасти. Там мы можем увидеть ландшафт будущего — тот ландшафт, который будет повсюду на юге.

Одним из таких образцов нового ландшафта стала известная Каменная степь — местность, где работает Институт земледелия черноземной полосы имени Докучаева.

Полвека назад, по указанию Докучаева, здесь, в юго-восточной части Воронежской области, близ водораздела Дона и Волги были заложены лесные полосы. Это был эксперимент гениального русского ученого. В Каменной степи часто свирепствовала засуха. Земля непрерывно иссушалась. Уже появлялась предвестница полупустыни — полынь. Это место Докучаев и избрал для наступления на засуху.

Лесные полосы, заложенные Докучаевым в Каменной степи, ныне выросли.

Урожаи зерна в Каменной степи за короткий срок удвоились. Но главное испытание было выдержано в 1946 году, как раз в том году, когда торжественно отмечалось столетие со дня рождения Докучаева. Его детище — Каменная степь испытала тогда тяжелейший удар. За май и июнь 1946 года в Каменной степи выпало вдвое меньше осадков, чем за те же месяцы в засушливых 1891 и 1921 годах. Разразилась засуха невиданной силы. Каменная степь оказалась в самом центре засухи, но осталась оазисом плодородия. Шелестели листья, дышала земля, колосился хлеб. Озимая пшеница дала по 100 пудов с гектара, озимая рожь — 90, яровая пшеница — около 70 пудов, в три-четыре раза больше, чем в тех окрестных местах, где лесных полос не было.

Ландшафт Каменной степи создан не стихийными силами природы, а разумной деятельностью человека.

Среди открытой, сплошь распаханной степи, как мираж, перед вами возникают прямые перекрещивающиеся полосы взрослого леса. Этих полос больше ста. Об их строй разбивается суховей жаркого лета, под их покровом весной задерживается снег.

Спуститесь к озерам, которые созданы на дне бывших оврагов. Там стаи гусей и уток. Склоны берегов поросли малиной и вишней. Смыв почвы и образование оврагов здесь давно прекратились.

На полях Каменной степи засуха побеждена.

Это значит, что мы можем победить ее и везде: к этому направлены усилия партии и правительства, народа.

Примерно тот же пейзаж, что в Каменной степи, создан в Ново-Анненском районе Сталинградской области, где есть колхозы с уже взрослыми лесными полосами. Взрослые лесные полосы есть и в других местах страны — например, в совхозе «Гигант» на равнине Северного Кавказа.

И тот благодатный пейзаж, который можно сейчас там увидеть, мы через несколько лет увидим везде в южных степях СССР. Деревья в степи посажены, они растут. И придет час — сомкнут свои кроны.

Лесонасаждение в СССР не ограничивается созданием полезащитных полос в узком смысле слова. На больших пространствах ведется облесение песков, в частности тех песчаных массивов, которые залегают по нижнему течению рек Волги, Днепра, Дона. На Балтийском побережье идет закрепление песчаных дюн с помощью сосны и черной ольхи. На огромном пространстве песчаные прибрежные пустоши покрыты рядами молоденьких, только что поднявшихся сосенок.

Точно такую же картину можно увидеть на известных Алешкинских песках в низовьях Днепра. Закрепление песков лесом идет здесь полным ходом. И пески, которые при самом незначительном ветре бывало вздымались в воздух, пылью неслись на поля, будут покрыты растительностью.

Леса на песках, полезащитные лесные полосы позволят смирить жаркие суховеи, повысить влажность воздуха, улучшить местный климат.

Равнины Средней Азии лежат почти целиком в зоне пустынь. Рек там мало, и они стекают не в открытые моря и океаны, а на дно гигантской плоской чаши. Их вода минует землю, жаждущую влаги, и, впадая в замкнутые бассейны, выпаривается палящим солнцем.

Летом в Средней Азии обилие тепла, ясное небо и сухой воздух. Среди песчаных и солончаковых просторов много мест с плодороднейшей сероземной почвой.

Однако солнечное тепло, которым так богата Средняя Азия, служит нуждам народного хозяйства недостаточно. Это происходит потому, что на больших пространствах края совсем мало воды, а ведь именно вода дает возможность использовать солнечное тепло для возделывания растений. Бывает, что в пустынях не выпадает ни капли дождя за все лето.

Почва в пустынях Средней Азии летом сильно накаляется, куриное яйцо легко сварить в горячем песке, к поверхности земли нельзя приложить ладонь. Испарение там во много раз превосходит выпадение осадков!

Безводье заставляет рыть колодцы, и их глубина показывает, как сильна потребность в воде: в Кара-Кумах встречаются колодцы глубиной почти в 250 метров. На Востоке есть поговорка: «минарет — это колодец, вывернутый наизнанку». В данном случае минарет был бы равен по высоте семидесятиэтажному дому.

Еще сохранившиеся старинные туркменские названия некоторых наиболее маловодных урочищ весьма красноречивы: «Мозги плавятся», «Козы подохли», «Чорт не пройдет»…

Воды лишена, конечно, не вся Средняя Азия. Там есть районы, вполне обеспеченные влагой. Но эти обеспеченные влагой районы встречаются лишь местами — они лежат вдоль рек и орошаются искусственно.

На политом сероземе тополь становится взрослым за какие-нибудь пять-шесть лет. Могут расти и давать высокие урожаи хлопчатник, рис, виноград, кенаф, южная конопля, абрикосы, дыни, грецкий орех, инжир, цитрусы. Край таит в себе изумительную силу плодородия, но проявить ее он может лишь при искусственном орошении.

С давних пор оседлая жизнь замыкалась здесь в редких оазисах, изрезанных оросительной сетью.

У рек Средней Азии — обильный источник питания. Этот край разделяется резко на две части: на северо-западе простираются огромные равнины, а на юго-востоке поднимаются высочайшие горы. Горные хребты Средней Азии относятся к числу самых больших на земном шаре.

Десять миллионов человек живет на равнинах Средней Азии благодаря тому, что на Памире и Тянь-Шане падает снег, идут дожди.

Горные поднятия Средней Азии конденсируют на себе ту влагу, которая приносится далекими ветрами с Атлантического океана и из других мест. Снег, выпадающий в горах, сконцентрирован в мощные ледники, которых много и на Памире и на Тянь-Шане. На Памире находится одно из самых грандиозных оледенений земного шара, не считая Арктики. Здесь располагается самый большой из вне арктических ледников мира — ледник Федченко.

И вот вода, которая образуется в горах от выпадения дождей и таяния снега и ледников, стекает в виде рек. Эти реки и дают жизнь равнинной части Средней Азии. Если бы в Средней Азии не было гор, не было бы и рек, не было бы и оазисов среди пустыни.

Путь долог, но верен: снегопад в горах, таяние глетчера, мутный поток, сеть каналов — и, наконец, струйка, питающая хлопковый стебель.

При этом надо сказать, что таяние снежников и ледников в горах Средней Азии и связанное с ним увеличение стока в реках происходит в самое удобное для земледелия время — летом. Именно летом уровень среднеазиатских рек наиболее высок.

Советская власть застала Среднюю Азию отсталой полуфеодальной, колониальной страной. Тысячелетиями способ полива оставался все тем же. Плотины не знали цемента — реки ломали их, унося миллионы часов тяжелого людского труда. Крупных плотин на реках вовсе не строили. Каналы, созданные ручным трудом с помощью кетменя, были невелики, воду на поля зачастую поднимали чигири, то есть деревянные колеса с глиняными кувшинами, вращаемые верблюдами.

Карта запечатлела оросительные системы, перешедшие от далекого прошлого: веерообразный рисунок, извилистые каналы.

Орошение давало дехканину жизнь, но оно же подчиняло его баю и мулле: водой распоряжались они, а не дехканин.

Огромные площади оставались неорошенными. Ленин в дореволюционное время писал: «непригодным в значительной своей части этот фонд является в настоящее время не столько в силу природных свойств тех или иных окраинных земель, сколько вследствие общественных свойств хозяйства в коренной Руси, свойств, обрекающих технику на застой, население на бесправие, забитость, невежество, беспомощность».

Средняя Азия перед революцией поставляла хлопок на текстильные фабрики Центральной России, но эта хлопковая продукция Средней Азии была невелика. Текстильная промышленность России, как уже говорилось, половину хлопкового сырья приобретала за-границей.

За годы советской власти в Средней Азии произошли невиданные преобразования. На месте бывшей колонии царизма с бедным и бесправным населением выросли равноправные социалистические республики, входящие в Советский Союз.

Коренные изменения произошли и в деле орошения.

Дореволюционный закон отдавал земли, орошенные царскими властями в Голодной степи к югу от Ташкента, лишь «русским подданным всех христианских исповеданий», получившим удостоверение в том, что они имеют имущество «ценностью не менее как в одну тысячу рублей». Узбекам, рывшим каналы, платили по пятачку в день.

Советская власть провела земельно-водную реформу. Земля и вода у нас — общенародная собственность, Вода перестала быть средством эксплуатации. Она стала собственностью трудового народа, стала служить социализму.

Государство отпустило на ирригационное строительство крупные средства — и в виде денежных сумм и в виде машин, причем эти машины в большинстве были сконструированы специально для нужд Средней Азии. На полях Средней Азии сейчас работает свыше тридцати видов различных сельскохозяйственных машин.

Оросительные работы ведутся комплексно: не только создаются новые пашни, но и во многих местах строятся гидростанции, а иногда новые каналы служат и для судоходства. Комплексность работ обеспечена тем, что все отрасли хозяйства объединены общим планом.

Это было не только наступлением на пустыню, это было наступлением на старую жизнь. В 1921 году Ленин писал о Закавказье, где, так же как и в Средней Азии, применяется искусственное орошение: «Орошение больше всего нужно и больше всего пересоздаст край, возродит его, похоронит прошлое, укрепит переход к социализму».

Новое ирригационное строительство расширило посевные площади. Новая агротехника повысила урожайность. Сборы хлопка в несколько раз увеличились.

О подъеме хлопководства в среднеазиатских советских республиках говорит следующий факт: до революции средний урожай был 6–7 центнеров хлопка-сырца с гектара, как и сейчас в США. А в начале пятой пятилетки средний сбор хлопка с гектара в Средней Азии достиг 21 центнера. Такой урожайности хлопка нет ни в одной другой стране. В передовых колхозах лучшие мастера хлопководства собирают намного больше.

Во всех районах поливного земледелия СССР, в частности в среднеазиатских советских республиках, сейчас, согласно постановлению правительства, совершается переход на новую систему орошения. До сих пор каналы, подводившие воду к растениям, были постоянные. Они мелкой сеткой дробили земельные массивы и тем затрудняли механизацию сельскохозяйственных работ. Занимая много места, они сокращали площадь посева. Эта раздробленность орошаемой земли — след прошлого. В старину каждый род, каждый бек тянул от реки свой канал. Река Сох, например, имела 91 отвод, река Карсакпай — 370 отводов. Вскоре после победы колхозного строя была сильно обновлена межхозяйственная оросительная сеть, а до внутрихозяйственной сети дошла очередь теперь.

Постоянными остаются только главные — магистральные и распределительные — каналы, а более мелкие каналы заменяются временными. Их будут перепахивать вместе со всем полем. Замена постоянных оросителей временными даст возможность увеличить площадь посева и облегчит работу машин.

До 1950 года эту новую, более совершенную систему орошения применяли лишь некоторые передовые колхозы и совхозы. А ныне на нее переходит все советское поливное земледелие. Переход на новую систему орошения начался в 1950 году и должен быть закончен в пятой пятилетке.

В советском хлопководстве давно уже были в основном механизированы вспашка, сев, культивация. Были сильно механизированы и чрезвычайно трудоемкие работы по ежегодной очистке каналов от ила. Но до недавнего времени оставалась немеханизированной самая трудоемкая работа, венец всего хлопкового дела, — сбор хлопка.

Убирать хлопок осенью нужно быстро, чтобы волокно не испортилось. И к каждому кусту хлопчатника приходится подойти не один раз: не все коробочки лопаются сразу, в один день. А хлопковые поля в Средней Азии огромны — и они в огромном масштабе поглощали труд людей.

Теперь в Средней Азии развернулись работы по механизации уборки хлопка. Советские изобретатели создали для этого особые машины. Они производятся на заводах самой Средней Азии и все в большем числе поступают на поля.

Успехи орошения и хлопководства у нас велики. За годы советской власти орошаемая площадь возросла в полтора раза и достигла примерно шести с половиной миллионов гектаров. На карте обозначались новые каналы, реконструированные реки, поселения осевших кочевников, земли, ставшие обитаемыми и плодоносными.

Однако эти успехи недостаточны для страны, строящей коммунистическое общество. В стране должно быть изобилие всех продуктов, в частности и тканей. Чтобы достигнуть необходимого изобилия, страна должна увеличить производство хлопка подъемом урожайности и расширением посева. А чтобы расширить посев хлопчатника, надо оросить новые земли.

Наступление на бесплодные земли в СССР продолжает нарастать. Предстоит осуществление замечательных замыслов. Многие из них воплощаются уже сейчас.

Немало каналов проведено в Закавказье. Обширные земли ранее пустынных, сухих степей стали плодоносными.

В Грузии среди других оросительных систем создаются оросительные сооружения в Самгорской степи. Вода реки Иори выведена для орошения полей на сухом пространстве между Иори и Курой. Возле Тбилиси вода наполнила котловину «Соленых озер» и создала «Тбилисское море» — небольшое по площади, но очень нужное для этого многолюдного города, который раньше был лишен водоема для купанья и водного спорта.

В Армении на орошение идет вода высокогорного озера Севан.

В Азербайджане перед войной колхозники построили севернее Баку Самур-Дивичинский канал имени И. В. Сталина. Этот канал, идущий от границ Дагестана, скоро будет продолжен до Баку. Он перережет Апшеронский полуостров, даст орошение обширным маслиновым плантациям, садам, виноградникам и огородам, вдоволь напоит водой Баку.

В нижнем течении Куры и Аракса в Азербайджане простирается громадная низменность — плоская, выжженная солнцем: Мильская, Муганская, Ширванская, Сальянская, Карабахская степи. Летом климат здесь напоминает Египет. Поля и сады могли бы занять сотни тысяч гектаров. При советской власти в Куринской низменности проведены каналы, но все же край до последнего времени был мало освоен. Зимою здесь пастбища, летом край пустынен. В низинах — болота. Засоленные почвы.

Весною в Куре — избыток воды; но она приносит не пользу, а вред. По-азербайджански слово «кюр» значит капризный. Кура, русло которой во многих местах лежит выше уровня окружающей местности, прорывает прибрежные валы, выходит из берегов, затопляет поля, сносит селения.

На карте страны возникло новое озеро — «Мингечаурское море». От него пойдут четыре больших оросительных канала. Они пересекут мертвую полупустыню и после окончания всех работ оросят до миллиона гектаров земли — прежде всего под поля хлопчатника. Пастбищное животноводство передвинется в другие районы. Шлюзы поднимут уровень воды в Куре и превратят ее в хороший судоходный путь. Наводнений не станет. Разовьется рыбное хозяйство. Болота и стоячие водоемы будут осушены. Окончательно исчезнет малярия. На перепаде воды уже работают турбины. Электроэнергия идет в Баку и другие районы. Край на огромных пространствах изменяет весь свой облик.

Много создано в Закавказье оросительных сооружений. Но больше всего создано их в Средней Азии — на Сыр-Дарье, на Аму-Дарье, на Чу, на Мургабе, на всех крупных реках, что скатываются в пустыню с гор. Каналы идут на десятки километров и орошают обширные площади.

Новая оросительная система в Таджикистане, например, уже сделала плодородными тысячи гектаров в долине Вахша; здесь теперь сеется самый лучший, длинноволокнистый хлопчатник. Места эти были раньше пустынными: истрескавшаяся, опаленная солнцем земля да дикие камыши в три человеческих роста на берегах реки. Экскаваторами вырыты каналы. Река пошла по новому ложу, частью высеченному в сплошной скале. Вахш — растаявший лед памирских вершин — скользит по железобетону, проходит сквозь «окна» с железными секторными щитами и разбирается сетью мелких каналов.

В долине поселились тысячи колхозников, спустившихся сюда с гор Памира. Меняется не только природа, не только хозяйство, — вся жизнь.

Выстроены новые селения. Проведены шоссе. Легли рельсы узкоколейки. Разросся город Курган-Тюбе, где построен крупнейший в Средней Азии хлопкоочистительный завод.

«Новая» Вахшская долина — это четвертая часть всех хлопковых посевов Таджикской республики. На Вахше собирается больше хлопка, чем до революции давал весь Таджикистан.

Многие оросительные системы созданы с помощью государства самими колхозниками.

За два года до Великой Отечественной войны 160 тысяч колхозников — узбеков и таджиков — вырыли Большой Ферганский канал имени И. В. Сталина. На эту работу по прежним темпам потребовалось бы несколько лет. Но воодушевление строителей сократило срок до полутора месяцев.

Труд колхозников изменил географию Ферганской долины — главного хлопкового оазиса пашей страны. По дну долины протекает многоводная Сыр-Дарья, но орошалась долина не ею, а небольшими речками, стекавшими с окрестных гор. Оставалось много бесплодных, лишенных влаги земель. Новый канал берет воду Сыр-Дарьи (вернее, Нарына и Кара-Дарьи, из слияния которых Сыр-Дарья образуется) и щедро разносит ее по долине, попутно забирая воду и регулируя сток мелких оросительных систем. Руки людей, построивших канал, как бы приподняли Сыр-Дарью и полили ею ферганские поля.

Но и после сооружения Большого Ферганского канала середина Ферганской долины, так называемая Яз-Яванская степь, оставалась неосвоенной. Там лежали неорошенные или заболоченные земли. Сейчас колхозы с помощью государства проводят новые каналы, возводят гидротехнические сооружения, ведут воду в центр Ферганской долины. На новых землях уже образовалось два административных района — Яз-Яванский и За-дарьинский.

Трудами колхозников создано «Узбекское море». Оно разлилось в долине реки Зеравшан, недалеко от Самарканда.

Зеравшанская долина дает четверть всего узбекского хлопка, но урожайность здесь ниже, чем в Ферганской долине. Летом в Зеравшане не хватает воды для орошения полей. Теперь у плотины накопило воду Катта-Курганское водохранилище. Его емкость достигает 600 миллионов кубометров. Это «Узбекское море» сберегает весеннюю воду и отдает ее летом на поля. В желтой рамке сверкает гигантское голубое зеркало.

В Киргизии, на реке Чу, в годы довоенных пятилеток была построена Чумышская плотина. Орошенные поля заняты посевами новолубяных культур — в зарослях южной конопли с головой скрывается всадник. Чтобы поливную площадь расширить, в 1941 году в долине реки стали строить Большой Чуйский канал. Война не остановила работ. Колхозникам помогали горожане из Фрунзе. За войну оросили 10 тысяч гектаров, построили две гидростанции. Ныне строительство ветвей Большого Шуйского канала продолжается.

В верхнем течении реки Чу, в овальной ложбине среди гор, недалеко от озера Иссык-Куль, на высоте 2 700 метров над уровнем океана строится большое Орто-Токойское водохранилище. Ложбина будет заперта высокой насыпной плотиной, для пропуска воды в скалах просверлен тоннель длиною более полукилометра. Это водохранилище позволит регулировать сток реки Чу, и питание водой оросительных каналов Чуйской долины, станет важнейшим звеном во всей здешней системе орошения.

Так на Куре и на Зеравшане, на Чу и других реках юга советские люди изменяют режим стока вод: зимний и весенний сток задерживают, летний — усиливают. Человек начинает управлять обменом влаги между горами и равнинами. Скоро сток всех рек Средней Азии будет полностью зарегулирован.

Строится большая плотина в низовьях Сыр-Дарьи, в пределах Казахстана, недалеко от Кзыл-Орды. Те места славятся рисом. Плотина позволит утроить посевы риса и притом поднять его урожайность. Болота, заросшие камышами, уступят место полям. Вся округа получит электричество. Так оживет и возродится этот засушливый край. А царские ирригаторы называли Сыр-Дарью «рекой прошлого».

Не вся еще речная вода Средней Азии взята для орошения, далеко не все еще плодородные и пригодные для хлопчатника почвы орошены. И прежде всего еще недостаточно использованы воды самой большой реки в Средней Азии — Аму-Дарьи.

По многоводью Аму-Дарья почти равна Нилу. Она начинается у подножья Памира, спускается с гор, выходит на равнину, пересекает ее и впадает в Аральское море. Туда река сбрасывает сейчас зря каждую секунду около 2 тысяч кубометров воды.

Вода Аму-Дарьи вдвое богаче плодоносным илом, чем вода Нила, — у нее цвет кофе с молоком. Река не только орошает посевы, — она и удобряет их.

Самый важный район, орошаемый сейчас Аму-Дарьей, — Хорезмский оазис в низовьях реки. В этом оазисе за пределами ныне орошаемых земель сохранились остатки старых каналов, развалины городов и крепостей. Здесь располагались владения древнего могущественного Хорезма; исследователь Хорезма советский археолог Сергей Толстов назвал его «среднеазиатским Египтом».

Некоторые из русел древних каналов выражены еще достаточно отчетливо. Туда после земляных работ может быть пущена вода.

Но главные работы на Аму-Дарье идут сейчас в другом районе, южнее.

Лет двадцать пять назад был сделан опыт сброса вод Аму-Дарьи в пустыню Кара-Кумы. Из года в год на тридцатом километре Бассага-Керкинского канала, в юго-восточном углу Туркмении, аму-дарьинскую воду сбрасывали в пустыню. Водный поток отнимал у песков километр за километром. Лопатой ему помогали размывать холмы по дороге. Вода медленно продвигалась вперед. Она прошла по Кара-Кумам несколько десятков километров.

Сначала песок воду впитывает. Потом он покрывается слоем плодородного ила до полуметра толщиной. Вырастает камыш. В оазисе селятся птицы. Прибегают на водопой джейраны. Всходят посевы хлопчатника, люцерны, пшеницы.

Ныне в этом районе работы продолжаются, но уже в несравнимо более крупном масштабе. Идет строительство первой очереди Кара-Кумского канала. Сначала пересохшее русло Келифского Узбоя, остаток древнего русла реки Балх, поведет часть аму-дарьинской воды через пустыню на запад, а далее вода пойдет по вновь вырытому руслу.

Трасса канала берет начало около селения Бассага южнее города Керки. На Аму-Дарье не строится никакой плотины. Сначала новый канал совпадет с Бассага-Керкинским каналом и пойдет по населенному оазису, потом образует обширное озеро-отстойник, углубится в песчаную пустыню, у станции Захмет пересечет железную дорогу и около Мары вольется в Мургаб. Канал первой очереди имеет в длину свыше 400 километров. Мургабскому оазису — главному оазису Туркменской республики — сейчас не хватает воды. Он получит обильную аму-дарьинскую воду. Площадь поливной земли в оазисе удвоится.

В будущем канал пойдет дальше на запад и обводнит еще и соседний Тедженский оазис. Это вторая очередь строительства. А впоследствии канал протянется к району Ашхабада, обводнит речки, стекающие с Копет-Дага, и закончится около селения Арчман. Длина всех трех очередей канала составит почти тысячу километров. Общий прирост орошаемых площадей превысит полмиллиона гектаров.

Вдоль канала лягут не только орошенные земли, пригодные для лучшего тонковолокнистого хлопчатника, но и земли обводненные, а это даст возможность развить животноводство. Поперек пустыни протянется судоходный путь со шлюзами и гидростанциями. Весь юг Туркмении обновится.

Так воду Аму-Дарьи выведут на левый берег. Но воды в этой могучей реке хватит на то, чтобы оросить большие пространства и на правом берегу.

Будет время, когда канал поведет аму-дарьинскую воду из района Келифа на север, к низовьям Зеравшана, к Бухаре. Когда-то Зеравшан впадал в Аму-Дарью, а придет время, аму-дарьинская вода потечет к долине Зеравшана…

Канал пройдет более 500 километров по Каршинским степям, даст им воду и электрическую энергию, преобразит весь запад Узбекской республики.

Географию среднеазиатских оазисов нужно будет писать заново.

Чтобы расширить возделанную землю, советский человек двинул на пустыню отряды экскаваторов, землесосных и гидромониторных установок, прицепных землеройных механизмов.

Придет время, когда мы обратим против ныне безводных пустынь и подземные реки.

Стекая с гор, вода не вся сохраняется в руслах — часть ее просачивается в грунт и образует подземные потоки, иной раз более многоводные, чем те, которые бегут по поверхности. Кое-где в Кара-Кумах эту воду вскрывают глубокими скважинами. А в пустыне Муюн-Кумы веда с далеких гор сама вырывается наружу обильными холодными ключами среди горячих песков. Часть пустыни можно будет напоить подземной влагой. Но это дело будущего..

Раньше искусственное орошение применялось только в южных краях, в зоне пустыни и полупустыни — в Средней Азии, в! Южном Казахстане и некоторых районах Закавказья. А теперь искусственное орошение вводится и в более северных местах.

Вода, полив — самое, сильное средство в борьбе с засухой. И повсюду, где это возможно, поля надо оросить.

Создавая Волго-Донской судоходный канал, на Дону соорудили Цимлянскую гидростанцию. Вода из «Цимлянского моря», уже поступает на поля Ростовской и Сталинградской областей.

Донской магистральный канал, начинающийся от «Цимлянского моря», тоннелем прорезает водораздел между Доном и Салом и, пройдя около двухсот километров, сбрасывает свои воды в Маныч. От этого канала в разных направлениях будут расходиться крупные распределительные каналы, некоторые из них уже построены. Один такой канал повернет вспять течение реки Сал.

Земля орошается как самотеком, так и с помощью насосов. На вновь орошенных землях сеют пшеницу, рис, хлопчатник, кенаф, овощи и другие культуры. Сельское хозяйство в скором времени будет здесь электрифицировано.

В низовье Днепра строится Каховская гидростанция. Из водохранилища, ею образованного, вода пойдет на орошение степей Южной Украины вплоть до степного Крыма.

В Крыму на засушливую степную равнину стекает река Салгир, летом пересыхающая. На этой реке около Симферополя создается водохранилище. Его назначение — задерживать весеннюю воду и сберегать ее для лета.

На востоке Северного Кавказа строится Терско-Кумский канал. Он начинается от гидроузла на реке Терек около Моздока и идет на север к реке Куме. Канал обводнит и частью оросит большую площадь ныне сухой Ногайской степи.

В Сибири начинает развиваться орошение на засушливых равнинах Алтайского края. Там уже создана Алейская оросительная система. Предстоят оросительные работы на больших площадях Кулунды. Для орошения Кулундинской степи могут быть использованы река Обь и артезианские воды.

Еще до войны колхозы Заволжья и других засушливых районов с помощью государства стали строить плотины на местных речках, задерживать сток воды, перегораживать дамбами овраги, превращать их в пруды, воду отводить на поля. А каждый кубометр воды в зоне засухи дает около килограмма зерна. Построены такие большие оросительные системы, как. Кутулукская в Куйбышевской области, Пугачевская — в Саратовской.

И уже замечено, что в южном Заволжье почти исчезли весенние паводки: вода, раньше стекавшая в речки, а затем в Волгу, сохраняется на полях, орошает, посевы. Задержанная вода увлажняет не только поля, но и воздух.

В центрально-черноземных областях залегают плодородные почвы, но урожаи, которые они приносят, недостаточны и неустойчивы. Благоприятные годы часто сменяются засушливыми. Искусственный же полив здесь почти не применялся.

За годы советской власти этот край — прежде край нищеты и оскудения — преобразился. Здесь появились и машины и ценные технические культуры. Но при всех этих успехах власть погоды сильно давала себя знать. И вот теперь по призыву партии колхозы центрально-черноземных областей переходят на части своих полей к поливному земледелию. Наряду с орошаемыми участками, которые создаются силами колхозов, строятся государственные оросительные системы. Все это обещает сильно изменить облик Воронежской, Орловской, Белгородской, Курской, Липецкой, Тамбовской областей.

Проектируются, строятся и уже действуют гидротехнические сооружения: плотины на речках и балках, водоемы, оросительная сеть, насосные станции. На железнодорожных станциях разгружаются вагоны с моторами, трубами, чугунной арматурой. Работают школы мелиораторов.

В 1948 году на поля, где целыми веками хозяйство зависело от дождя, пошла первая вода.

Нелегкое дело внести изменения в привычные способы земледелия. Не легко до кубометра учесть не такие уже обильные здесь речные воды и экономно распределить их. Не легко при сооружении водоемов победить водопроницаемость почвы и обычных здесь меловых и песчаных отложений. Не легко так разместить затопляемые участки, чтобы мало затронуть особенно ценные, пойменные земли. Но задачи эти нужно решить, и колхозное крестьянство с помощью государства их решает.

Воды Дона и его притоков, воды Оки и Цны, воды множества малых речек напоят поля, и край, всегда отличавшийся неустойчивостью урожаев, будет давать с орошенных площадей при любой погоде много хлеба, сахарной свеклы, овощей.

Посредине Северного Кавказа, примыкая на юге к Кавказскому хребту, лежит широкое и плоское Ставропольское плато. Там плодородные почвы, жаркое солнце. Но мало влаги.

Кубань, сбежав с хребта, обтекает эту возвышенность по западному краю. Весной и ранним летом в реке избыток воды, и она зря уходит в Азовское море.

У города Невинномысска реку теперь преграждает большая плотина. По новому каналу шириной в 35 метров часть воды Кубани идет на север, по Ставропольскому плато. Канал пересекает водораздел, проходит по тоннелю длиною в шесть километров сквозь гору Недреманную, приводит в движение турбины гидростанций, наполняет водой пересохшие русла речек Ставрополья, с помощью мелких каналов и насосных станций орошает поля, и остаток воды через реку Егорлык отдает Манычу, притоку Дона.

Ставропольские колхозники вынули много тяжелой глины, провели в свои степи воду с ледников Эльбруса, где зарождается Кубань.

Но Невинномысский канал — это лишь часть сложной Кубань-Егорлыкской оросительной системы, строительство которой продолжается. У станицы Ново-Троицкой на Егорлыке создано водохранилище, от которого вода будет расходиться по Право-Егорлыкскому и Лево-Егорлыкскому каналам. У водохранилища построена одна из крупнейших сельских гидростанций — Ново-Троицкая. Ее мощность — 3 680 киловатт.

После завершения строительства воды Кубани оросят и обводнят большие пространства. Создадутся новые поля пшеницы, риса и овощей, сады и виноградники. На дешевой электроэнергии разовьется промышленность. Уймутся суховеи и черные земляные бури, воздух станет более влажным, серая степь покроется зеленью травы.

Теперь кубанская вода, пройдя по Ставрополью, поступает в Дон. Осуществлено перераспределение воды между реками.

Придет время, когда дешевая энергия огромных волжских гидростанций приведет в действие мощные насосы и станет поднимать воду на поля. Вода будет постепенно перекачиваться в водоемы на водоразделах, а летом по сети каналов расходиться на полив. В Заволжье появятся миллионы гектаров орошенной земли.

А чтобы Волге хватило воды, в будущем, может быть, придется обратиться к водным ресурсам северных рек — Вычегды, Печоры. Их верхнее течение перекроют плотины. Часть своей воды эти реки смогут отдать тогда Волжскому бассейну.

И в Средней Азии запасы воды рано или поздно будут исчерпаны. Тогда встанет вопрос о пропуске в Среднюю Азию воды сибирских рек — Оби, Иртыша и Енисея.

Так мы подойдем к перераспределению воды между отдельными морями.

Границы земледелия расширяются. Вода смывает с карты участки пустынь один за другим.

Но пустыни огромны — их не оживишь одними только тающими ледниками и горными ливнями. Уже сейчас многие из среднеазиатских рек чем дальше текут, тем мельче, а не полноводнее становятся Их вода разбирается на орошение, они гаснут в пустынях и никуда не приходят. К тому же многие районы возвышенны, и подвести к ним воду трудно.

Песчаные, глинистые, солончаковые, каменистые пустыни занимают у нас площадь, равную половине Западной Европы. Что же, они так и останутся пустынями? Мертвым пятном на карте цветущей страны? Знаком человеческого бессилия перед силами природы?

Раскаленная земля жжет через подошву сапога. Ветер — как пламя. На зубах скрипят песчинки. От колодца до колодца — день пути.

Песчаные пустыни представляются пределом бесплодия. Еще бы! Ведь песок накаляется до +80 градусов и больше. А температура воздуха поднимается до +50 градусов, при такой жаре белковые вещества начинают свертываться. Однако песчаные пустыни освоить легче других, а в СССР именно этот вид пустынь преобладает.

Слева от Аму-Дарьи раскинулась огромная песчаная пустыня Кара-Кумы, а справа — песчаная пустыня Кызыл-Кумы. Пространства, покрытые песками, лежат на северном берегу Аральского моря и у озера Балхаш. Участки песков местами тянутся вдоль нижнего течения Волги, Дона и Днепра. Эти бесплодные пространства мы можем и должны оживить, даже если и не придет к ним вода оросительных каналов.

Надо взять у песков то, чем они богаты.

Мертва ли пустыня?

Песок пустынь впитывает и фильтрует зимнюю и весеннюю влагу, но, обладая слабой капиллярностью, не испаряет ее. Под песком всегда слой пресной воды, и растение может пить ее, если оно обладает длинным корнем.

Песчаная пустыня, покрытая не растительностью, а грядами барханов, — не правило, а исключение. Сыпучий песок — дело не только природы, но и человека, который при старом строе не мог вести хозяйство разумно и бережно. Теснимый в пустыню кочевник вырубал саксауловые заросли, боролся за пастбище с соседями, пас стада нерасчетливо — и копыта животных разбили песок. А еще больше песок разбит в тех местах, где развивалось капиталистическое животноводство, где хищнически пасли большие стада, например вокруг Астрахани.

Карты показывают, что сыпучие пески лежат главным образом вблизи селений и колодцев.

Там, где песок не разбит, пустыня покрыта растительностью. Ею питаются верблюды, овцы, кони. Среди кара-кумских трав есть очень питательные — например, песчаная осока иляк. В ней больше белков и жиров, чем в люцерне.

Пустыня велика, ее пастбища могут прокормить огромные стада.

Развитие социалистического животноводства — основной путь освоения тех пустынь, которые не будут посредством орошения превращены в районы земледелия.

Упорядоченный выпас колхозных и совхозных стад, научный выбор пастбищ, их разумное чередование, правильный состав стада исключают превращение пастбищ в сыпучие пески.

В пустынях пасутся десятки миллионов голов скота, в том числе ценные каракульские овцы. Раньше их было сравнительно мало, преобладали грубошерстные овцы с курдюком — жировым наростом у хвоста, они лучше приспособлялись к условиям примитивного хозяйства.

Советские люди работают на научной основе и по плану. Это помогло им добиться больших успехов в освоении пустыни. Но еще не все достигнуто, не все возможности использованы.

Пустынные пастбища могут дать больше, чем мы у них взяли. Число каракульских, курдючных и других овец в Казахстане и Средней Азии за годы 1954–1958 решено почти удвоить. Для этого прежде всего требуется обводнение пастбищ с помощью устройства плотин на речках, проведения каналов, создания новых колодцев, включая артезианские. По крайней мере 40 миллионов гектаров пустынных пастбищ будет обводнено за два-три года.

Будет время, когда сама растительность пустыни изменится. Малопродуктивные или вовсе не пригодные на корм скоту растения можно заменить наиболее питательными. В колхозах и на научных станциях опробованы такие растения, как еркек — многолетний злак, по питательности близкий к отрубям, крайне неприхотливый, выносливый и засухоустойчивый. Несколько укосов за лето дает гибрид сахарного сорго и дикого сорго — гумая, выведенный селекционером Александром Державиным. Это многолетнее растение можно сеять на песках, и оно служит хорошим кормом для скота. Сеяные травы превосходят дикую растительность по урожаю раза в два, а по питательности — раза в четыре.

Обширны пространства пустынь, неодинакова там природа. В одно время года пастбища лучше в одном месте, а в другое — в другом.

К лету пестрый весенний травяной покров из костров, мятликов, тюльпанов и маков выгорает, беднеет; зато зимой ветер сметает снег с увалов в ложбины, и отцветшие, обмытые дождем, тронутые морозом полынь и солянка становятся питательным кормом.

Зимой луга на горах, прилегающих к пустыням, засыпаны глубоким снегом, зато летом, когда равнина опалена и высушена горячим солнцем, на горных лугах стоят богатые, сочные травы.

Стада перегоняются с места на место. Зимой они держатся на малоснежных песчаных пастбищах и в приречных лугах; на лето уходят либо к северу в ковыльно-типчаковую степь, либо на горные луга.

Туркмены, казахи, киргизы кочевали веками. Иной казахский род проходил со своими стадами до тысячи и больше километров в год. Сначала «коктеу» — весновка, потом «джайляу» — летовка, потом «кузеу» — осеневка, потом «кстау» — зимовка, потом опять «коктеу» — весновка… Миллионы людей всю жизнь бродили с места на место, стремясь к невытоптанной, нескормленной траве. Сена кочевники не заготовляли и вечно зависели от пустыни, от погоды.

Долгим опытом народная мудрость выработала лучший порядок смены пастбищ от сезона к сезону. Но на плечи трудового народа, томившегося в кабале у баев, кочевки ложились тяжелым бременем. Постоянная жизнь в переносных юртах, вечная зависимость стад от подножного корма.

Лошади и овцы доставали себе корм из-под снега, верблюд питался кустарниками, торчащими выше снежного покрова, а крупный рогатый скот не мог сам добывать себе корма, потому его и мало было у кочевников.

Овцам не всегда удавалось прокормиться. При гололедице под слоем льда видны стебли травы, но овцы, хоть и разбивают ноги в кровь, не могут достать траву — и жуют друг у друга шерсть.

Во время такой гололедицы скот погибал от голода. А вместе с кормильцем-скотом погибали и люди. За последний век бедствие джута — падежа скота от бескормицы — постигало кочевников Казахстана в среднем каждые семь лет.

Так было во многих областях России, не только в южных пустынях. Кочевали буряты, народности Алтая, народности Севера.

Царское правительство не спешило устранить кочевой быт. Больше того: власти сгоняли «инородцев» с плодородных земель, оттесняли их в глубину пустынь и в горы и тем затрудняли оседание и переход к земледелию. Лишь кое-где оседали самые бедные, потому что нищали и лишались скота.

Советская власть помогла кочевникам перейти на оседлость. Оседание облегчила коллективизация.

Была решена незнакомая человечеству задача: коллективные хозяйства бывших кочевников-скотоводов планомерно расселились на громадных пространствах.

Привычное для кочевника хозяйство — разведение скота — осталось, не оно теперь сочетается с земледелием.

Во многих местах скот на отдельные сезоны перегоняется по пастбищам — такое хозяйство называется «отгонным». Но за стадами движется уже не все население, а лишь его небольшая часть — бригады колхозных пастухов, ветеринары, зоотехники. Маршруты стад продуманы, научно отобраны, на пути вырыты новые колодцы.

Раньше скот сам доставал себе корм. А теперь работают машинно-тракторные и машинно-животноводческие станции, и колхозы с их помощью заготовляют себе на случай зимней бескормицы страховой фонд: сено, силос, кормовые корнеплоды. При заготовке кормов применяются самоходные и тракторные сенокосилки, широкозахватные грабли, стогометатели. Надо, впрочем, сказать, что зимних кормов на отгонных пастбищах все еще заготовляется меньше, чем нужно, — и там, где кормов бывает недостаточно, в суровые, снежные зимы стада несут урон.

Раньше аркан и собака были единственным подспорьем скотовода-кочевника. Теперь на зимовках и в местах оседания строят удобные и теплые скотные дворы — овчарни и коровники, создают укрытия от ветров, роют колодцы, с помощью ветродвигателей поднимают наверх грунтовую воду, организуют ветеринарные пункты, вводят электрострижку овец, механическую дойку коров. Все шире применяется стойловое, более культурное содержание скота.

Раньше кочевники лечились у знахарей, не знали грамоты. Теперь в оседлых поселках построены амбулатории и школы. А бригады, находящиеся в отгоне, связаны с культурой красными юртами, агитмашинами, кинопередвижками, радио.

Раньше в жару и мороз, в засуху и дождь жили только в войлочных юртах, берестяных шалашах, тряпичных шатрах. Теперь в новых поселках ставят настоящие дома. Возле селений садят овощи, сеют хлеб.

На карту пустыни нанесены населенные пункты — колхозные селения, центры оседлого скотоводства, которое сочетается с земледелием.

Одно из самых крупных селений, сложившихся в пустыне, — Тамды-Булак в глубине Кызыл-Кумов. Между каменными голыми уступами Ак-Тау и россыпями песков Джаман-Кумы у ключа ютился десяток бедных юрт. Теперь здесь целый городок из удобных домов. Клуб и кино, амбулатория и школа, магазины и почта. Со станции Кермине сюда мчатся автомобили. Из Ташкента прилетает самолет.

Быстро осваивается большая песчаная пустыня Муюн-Кумы. Она занимает междуречье Чу и Таласса в Южном Казахстане. Поголовье скота в казахских колхозах увеличивается — колхозам нужны новые пастбища, новые сенокосные угодья. И колхозы обратились к Муюн-Кумам, доселе пустовавшим. Сюда на зиму, на подножный корм, уходят тысячные стада колхозов Джамбулской области. В песках пасется скот, разбиты переносные юрты пастухов.

И уже выросли постоянные селения. А при них расположились участки земледелия.

В пустыне создан особый тип поселения — «межколхозный центр». Такое селение выросло, например, в урочище Еден, среди песков, у свежевырытого колодца. Несколько колхозов построили большой дом со светлыми и просторными комнатами. Там гостиница, красный уголок, зооветеринарный пункт, почтовое отделение, медпункт, торговый киоск. В Едене собираются животноводы с окрестных пастбищ. Казахи съезжаются сюда посоветоваться с ветеринаром, посмотреть кино, почитать новые журналы и газеты, показаться врачу. Такие же «межколхозные центры» — яркие очаги советского просвещения — возникли в Ескаре, в Джана-Тлее…

Карта Муюн-Кумов ныне пестрит значками жилых домов, медицинских и ветеринарных пунктов, магазинов, колодцев.

В Муюн-Кумах стало тесновато. Взоры казахских животноводов обратились за Чу, к огромной, раньше почти вовсе не изученной пустыне Бет-Пак-Дала. «Бет-Пак-Дала» переводят: «Несчастная равнина». Таким названием хотели подчеркнуть дикость и бесплодие.

Летом в Бет-Пак-Дале не было ни одного человека, ни одной овцы. И зимой она была пустынна. Кочевые казахи проходили через нее со своими стадами лишь весной и осенью. Сейчас здесь найдены хорошие пастбища. На них уже много скота. Нашлись участки, подходящие для земледелия. Посевы ныне есть даже в самой середине пустыни — в урочище Булат-Тау.

Покончено с легендой о безводности этих мест. В низовьях Чу найден обширный артезианский бассейн, кое-где из пробитых скважин водафонтанирует. Особенно много сделал для изучения Бет-Пак-Далы профессор Дмитрий Яковлев со своими сотрудниками.

В пустыне создана исследовательская станция животноводства со стационарными опорными пунктами. В пустыне уже есть несколько поселков. В поселке Улан-Бель живет около тысячи человек. В поселке Малый Камкалы-Куль — десятки жилых домов, включая многоквартирные, кирпичные. Сооружены здания биохимической лаборатории, средней школы. Работают электростанция, магазин, баня. Научная библиотека насчитывает свыше десяти тысяч томов.

Смывается последнее «белое пятно» с экономической карты Казахстана.

А сейчас пустыню Бет-Пак-Дала пересекла железная дорога Моинты — Чу. Она быстро двинет вперед освоение этой земли, которую когда-то называли «несчастной».

Растения пустынь — не только корм для скота.

Из ежевника безлистного, например, вырабатывают анабазин-сульфат, им травят вредителей во фруктовых садах. Есть много эфироносов и дубильных растений. Немало в пустыне и красителей: кермек дает черную краску, гармала — красную, молочай — желтую, птичья гречиха — зеленую…

Сбор этих ценных растений ведется.

Но от пассивного сбора растений в пустыне советский человек переходит к их выращиванию.

Для этого прежде всего надо победить сыпучие пески.

Пески развеваются ветром, наступают на поля и селения, засыпают железные дороги. Кроме того, они перегревают воздух над собой, и он опаляет все вокруг. Однажды в Небит-Даге построили пекарню, но ее засыпало песком, и пришлось лазить через отверстие в крыше. От песчаной секущей пыли на нефтяных промыслах Небит-Дага металлические части конструкций изнашиваются быстрее, чем обычно… Такие летучие пески надо закреплять с помощью растений.

В низовьях Зеравшана, на северной окраине оазисов Бухары и Каракуля, песчаная пустыня наступала на города и пашни фронтом более ста километров. Песок покрыл места, где жили люди. Погибло до 80 тысяч гектаров орошенной земли. Но пески были остановлены советскими лесоводами: Они вырастили знаменитый «Бухарский заслон» от Шафрикана до Каракуля — ленту леса в 120 километров длиной и около 3 километров шириной. Сначала на песке выращивали пустынные кустарники кандым и черкез, а потом под их защитой встали деревья саксаула. За десять лет они поднялись на 6 метров.

Саксаул в пустыне сеют сейчас самолетом, идущим на бреющем полете; у семян перед севом в особом барабане уничтожают крылышки, чтобы ветер не сносил. В более северных районах голый песок покрывают растительностью иначе: сначала разводят ивовый кустарник — шелюгу, а под ее защитой выращивают сосны.

Дерево пустынь саксаул не только укрепляет песок, но и дает отличное топливо. Запасы топлива во взрослых черных саксаульниках достигают 40 тонн на гектар — это не мало. Посев саксаула возобновляет сильно вырубленные леса пустынь.

Раньше, при ручной заготовке, корчевали весь саксаул подряд и он плохо возобновлялся. А сейчас, при механической заготовке, молодые кусты остаются и довольно скоро подрастают.

В пустыню начинают проникать засухоустойчивые деревья — фисташка, инжир, миндаль. Рощи в пустыне, зеленые пятна на желтой карте…

Пустыня не пуста.

Если неорошаемое земледелие, то животноводство, сбор ценных растений, лесное хозяйство… Ничто не пропадет, все будет включено в хозяйственную жизнь.

Но земледелие, хотя бы в ограниченных размерах, необходимо создать и там, где нет орошения.

Раньше в бездорожной и бедной пустыне кочевник хлеба ел мало — до полусотни килограммов в год. Овощей и фруктов он вовсе не видел, если не считать жароупорных, толстокорых и малосахаристых арбузов с беловатым мясом. Пальцами перетирая глинистый песок, туркмены выращивали арбузы где-нибудь возле озерца среди пустыни, иной раз километров за сто от зимовки.

Теперь другие времена. В пустыне возникли оседлые поселения. Потребности вчерашнего кочевника множатся. На минералах, открытых в пустыне, вырастает промышленность — разработка мирабилита в Кара-Богаз-Голе, нефтяные промыслы на Эмбе и в Небит-Даге, серные заводы в Кара-Кумах, медные рудники в Джезказгане.

В пустыне живут и работают люди: им нужны овощи, нужны витамины. И советское растениеводство послано на помощь. Партия ставит перед ним немыслимую в старой России задачу — возделать в безводной пустыне поля и сады.

Были применены скрещивание и воспитание растений, химическая обработка земли, затенение, укрепление почвы пленкой битума.

После трудной работы опытные поля при промышленных центрах и научные станции доказали, что земледелие в неорошаемой пустыне при известных условиях возможно.

У Аральского моря в песках работает научная станция по освоению пустыни. Работу на ней организовали братья Евгений и Петр Малюгины. Здесь выпадает 150 миллиметров осадков в год, в четыре раза меньше, чем в Москве. Летом — тропическая жара, зимой — сибирский мороз. А считалось, что неполивное земледелие возможно лишь в том случае, если набирается не меньше 250 миллиметров осадков.

Чтобы заставить бесплодную землю давать плоды, применили самые передовые методы науки: тщательно обработали почву, избрали нужный севооборот, внесли удобрения, провели селекцию растений, посадили лесополосы. И наперекор зною и безводью научились собирать в среднем с гектара до пяти центнеров пшеницы, шести центнеров ячменя, семи центнеров проса без полива. На фоне серой полынной степи зеленеет люцерна. Сеют пырей сибирский и этим создают сенокосы. Поспевают чуть не пудовые арбузы. Плодоносят сады.

Семена новых сортов, побеждающих пустыню, пошли отсюда в окрестные колхозы. Животноводческие хозяйства впитали земледельческую культуру. Изменяется характер местной экономики.

Животноводство осталось главным в хозяйстве. Но оно дополнено земледелием. И не только дополнено, но и облегчено им. Гектар полей и огородов позволяет освоить под пастбища сотни гектаров пустыни.

В районах Северного Приаралья земледелия не было, а сейчас там более ста тысяч гектаров посева.

Опыт Приаральской станции можно распространить на всю полосу, где полупустыня переходит в пустыню — от Терека до озера Зайсан.

Земледелие появилось в местах, где его раньше не было. Соответственно появились и методы земледелия, каких не существовало никогда.

Приаральская станция ввела траншейный способ земледелия. Вырытые на глубину более метра, траншеи приближают поверхность грядки к уровню грунтовых вод. Растения получают нужную влагу, а стенки траншеи защищают их от палящего дыхания ветра. В траншеях растут овощи, арбузы, картофель. Томаты приносят до 10 тонн урожая в год с гектара траншей.

Такие траншеи уже есть и в других местах, например на Кара-Богаз-Голе в Туркмении. Траншейный способ применяется и в колхозах. В колхозе «Актюбе» Актюбинской области общая длина траншей достигает уже нескольких километров.

Траншеи требуют больших затрат труда и обходятся не дешево. Но ведь это только первые шаги. Дело будет усовершенствовано.

В глубине Казахстана в глинистой пустыне около Джезказгана добывают медную руду. Щебень, сушь, полынь. Редкий день без ветра… Культурные растения юга страдают зимой от жестоких морозов, растения севера не переносят летней жары. Однако здесь организовано овощеводство. Огороды политы солоноватой водой реки Кенгир. Мало того, без полива получают урожай зерна: по три, по пять, по семь центнеров ячменя и пшеницы с гектара. Посевы заняли уже несколько сот гектаров. Получен первый виноград. В садах карагач и тополь защищают от ветра смородину и яблоню.

Озеленяются нефтепромыслы Эмбы. Чтобы посадить здесь дерево, землю надо пробить ломом. Возле медного комбината на Балхаше сады, виноградники и огороды наступают на россыпи острой красноватой щебенки, песка и глинистой пыли. В Кара-Богаз-Голе виноград растет на ракушечных песках. В Кара-Кумах ведутся опыты по освоению глинистых участков — такыров.

Пшеница без полива созревает в Тас-Кудуке, в глубине Кызыл-Кумов. В Иолатани, на юге Кара-Кумов, на неорошаемой земле собран урожай ячменя. Удобренные участки дали около пяти центнеров с гектара. То же и около станции Уч-аджи, в песках восточных Кара-Кумов.

Конечно, борьба с пустыней нелегка. Но вот в самой своей сухой и жаркой части пустыня дала человеку хлеб.

Однако не разведение хлебных культур здесь главное — хлеб можно и привезти. Основная задача неполивного земледелия пустыни заключается в том, чтобы создать возле населенных пунктов огороды и бахчи. В этом отношении крайний юг и крайний север сходятся.

Преобразование природы дает советскому народу огромные материальные блага. Но оно несет с собой также и величайшие духовные ценности. Оно утверждает в сознании людей веру во всепобеждающую силу труда и разума.

Буржуазные ученые придумали закон «убывающего плодородия почвы». Это неверие в творческие силы человека, порожденное капиталистическим строем. Наши ученые опровергли теорию, по которой плодородие почвы «в силу естественных законов» якобы постоянно убывает. Марксистско-ленинская наука доказала, что нет такого «естественного» и «вечного» закона. Советское крестьянство подтвердило этот вывод на деле.

Капитализм истощал землю, лишал ее плодородия. Социализм вернул земле утраченные силы, вдохнул в нее новую жизнь.

Самый передовой общественный строй создает и самую плодородную землю.

Писания современных буржуазных социологов, особенно американских, полны воплей о мрачных судьбах человечества. Эти авторы сами называют себя «апостолами обреченности».

Американцы Фогт, Пирсон, Кук, Харпер, Барч и другие наемные слуги капитала утверждают, будто на земле живет слишком много людей и земля не в силах всех напитать. Они говорят: земной шар может прокормить не 2 с четвертью миллиарда человек, которые сейчас живут на свете, а всего лишь 500–900 миллионов…

Речи не новые — более ста лет назад то же самое утверждал английский священник Мальтус, опровергнутый и высмеянный Марксом.

Природа рассуждений этих социологов совершенно звериная. Но она, разумеется, прикрыта благочестивыми словами о «любви к человеку».

Эти человеконенавистники, в сущности, говорят следующее: «если вы хотите жить сытно, позаботьтесь о том, чтобы людей на земле было поменьше». «Необходимо разработать, — пишет один из них, — программу сокращения населения земного шара». Он требует уменьшить численность людей в три-четыре раза. И рекомендует средства: война, болезни, голод.

Дело тут ясное. В руках немногих сосредоточены огромные богатства, а большинство трудящихся не имеет достаточных, средств к жизни. Естественно, что такое положение чревато опасностями для класса господ. И для того чтобы свои богатства умножить, число недовольных сократить, а оставшихся усмирить, необходимо, с точки зрения монополистов, разжечь новую войну. Но для облегчения этой задачи надо попытаться вначале убедить народ, не желающий воевать, в необходимости войны. И вот извлекается на свет старая теория Мальтуса, по которой продуктивность хозяйства на земном шаре якобы растет медленно, в то время как численность населения увеличивается быстро. Отсюда делается вывод, что источник бед и лишений — не капиталистический строй, а «чрезмерный» рост населения.

В основе этой теории лежит абсурдное утверждение, будто вся пригодная земля уже использована, будто природа не в состоянии дать больше, чем дает.

Замысел хитрый, ибо на первый взгляд может показаться, что это так и есть: в США, например, природа на самом деле год от года скудеет. И успехов в попытках поправить положение не видно. Но дело-то тут не в природе, а в капиталистическом, хищническом к ней отношении.

Действительно, картина там безрадостная. Чтобы в этом убедиться, достаточно прочитать книги самих американцев: «Богатая страна — бедная страна» Чейза, «Почему бедны фермеры» Рочестер, «Бедствующая земля» Мак-Вильямса…

Когда-то территория США на огромных пространствах была покрыта густыми лесами и плодородными прериями с сочной высокой травой. Началось капиталистическое освоение страны, и она стала менять свой облик. Предприниматели поступали так, как подсказывала им их безграничная жадность, их стремление к обогащению во что бы то ни стало.

Стремительно вырубались леса. Древесина направлялась на рынки, лесопромышленники богатели за счет труда рабочих, а на месте дремучих лесов оставались одни пни. Склоны гор обнажались. Такого опустошения лесных богатств не знал мир. И весенние потоки стали скатываться сразу, реки выплескивались из русел разрушительными наводнениями, землю уже не скрепляли корни деревьев и кустарников, и ее увлекала текучая вода.

Распахивались прерии хищнически и без всякого плана. Из года в год на одной и той же земле по властному требованию капиталистического рынка сеялись одни и те же культуры — пшеница за пшеницей, кукуруза за кукурузой. Почва теряла комковатую структуру, становилась рассыпчатой и легко смывалась водой, выдувалась ветром.

Другая часть девственных прерий превращалась в пастбища, куда капиталистические фермы выпускали огромные стада без разбора, без оглядки — лишь бы скот откормить и выгодно продать, лишь бы сорвать куш побольше. Животные вытаптывали землю, уплотняли ее, и земля, переставая дышать, Сохла, не принимала влаги, иссушалась.

Шло грандиозное разрушение природы. С каждым дождем некогда урожайные поля отдавали тысячи тонн плодородной почвы, которая смывалась в речки, а затем в Миссисипи и в Мексиканский залив. Росли овраги. Обнажалась подпочва. Исчезала зелень… Ветер вздымал тучи пыли, она поднималась и затмевала солнце, неслась за тысячи километров — от Великих равнин куда-нибудь к склонам Аппалачских гор. Пыль проникала в легкие людей, губила их здоровье.

Известен анекдот, приводимый Чейзом: в штате Небраска старик фермер во время черной бури остается сидеть на пороге своего дома. На вопрос: «Что вы тут Делаете в такую бурю?», он отвечает: «Считаю канзасские фермы, которые пролетают мимо…»

Маркс все это знал, предвидел. Он писал: «Итог таков, что культура, если она развивается стихийно, а не направляется сознательно, оставляет после себя пустыню…»

В США эрозией разрушена и превращена в пустыню огромная площадь некогда плодородной земли. Положение мелких фермеров все ухудшается, они не выдерживают конкуренции и разоряются.

Но что можно поделать в капиталистическом мире с явлением, которое порождено самим капитализмом, которое связано с самим характером капиталистического хозяйства?

На юго-востоке США, в районе, особенно сильно пострадавшем от эрозии, течет река Теннесси. Река большая и богатая водной энергией. Правительство Рузвельта в свое время решило осуществить здесь огромное гидроэлектростроительство. Намечались работы по всем направлениям: уничтожение наводнений, борьба с засухой, улучшение судоходства, насаждение лесов, подъем фермерского хозяйства… Электростанции действительно были построены. Однако деньги налогоплательщиков в, значительной степени пропали даром — интересовавшие их проблемы решить не удалось. Электроэнергия пошла в основном для предприятий крупных монополий Дюпона, Меллона, Рокфеллера, которые сильно нажились.

Теперь смотрите на Советский Союз. Засуха снижает урожай — рядом уже осуществляемых мер она будет побеждена. Пески, болота, тайга лежали рубежами, преграждавшими путь земледелию, — эти рубежи преодолеваются. Почва кое-где была выпахана — ее плодородие восстанавливается и увеличивается. Так на практике опровергается пресловутый «закон убывающего плодородия почвы», порожденный корыстными интересами богатых классов, неверием в творческие силы человека.

И когда читаешь чудовищные прогнозы современных мальтузианцев — неизменно думаешь: что может убедительнее опровергнуть и разбить эти кровожадные и злые бредни, показать всю их абсурдность, как не те великие деяния, которые свершает советский народ, по разумному плану и в широчайших масштабах преобразующий природу?

Маркс говорил, что земля, если она правильно возделывается, все улучшается. Энгельс утверждал, что производительность земли может быть бесконечно повышена.

Уже сейчас при полном и рациональном использовании земная поверхность могла бы прокормить в несколько раз больше людей, чем живет на земном шаре. Но ведь с развитием науки производительность земли будет расти и расти.

Советский народ неоспоримо доказывает, что при правильном, разумном, плановом подходе к природе ее богатства безгранично возрастают. Тем самым он выбивает оружие из рук воинственных «апостолов обреченности».

На свободной земле никто не будет лишним!

Теперь это видят все, кто прямо и честно смотрит в глаза действительности. И в этом великое значение работ по преобразованию природы в Советском Союзе.

В труде советских людей, преобразующих и обогащающих землю, находит выражение оптимистическое мироощущение: уверенность в будущем, воля к безграничному развитию и совершенствованию, радость творчества на благо народа, полнота жизни и полнота человеческого счастья.