"Грачи" Ким Ир Сена

Торговля оружием всегда была специфичным видом коммерции, в котором собственно экономические соображения играли третьестепенную роль. Главной движущей силой оружейного бизнеса послевоенных десятилетий оставалось противостояние непримиримых идеологий, использовавших военно-техническое сотрудничество как возможность привлечения на свою сторону стран, нуждавшихся в обновлении своих арсеналов. Для многих правительств стран «третьего мира» оружие служило основным средством самоутверждения, аргументом в разборках с соседями (а то и собственным народом) и зачастую именно его поставки определяли выбор ими пути социализма или западных ценностей. Оружейный бизнес являл собой множество сюжетов для авантюрных романов – в нем находилось место шантажу, дезинформации и подкупу, дело доходило до устранения несговорчивых клиентов и дворцовых переворотов.

Для руководства Советского Союза данный вид торговли был средством привязать к себе симпатизирующие коммунистическим идеям режимы, «революционность» многих из которых напрямую зависела от размеров кредитов и объемов военных поставок. Об их размерах можно судить уже хотя бы по тому факту, что более 40% всех средств, выделявшихся «дружественным» государствам, расходовались именно на специмущество – оружие, боевую технику, боеприпасы и обмундирование.

«Конкурирующие организации» – США и страны Запада – в этом соревновании выглядели не лучше, оставляя «на потом», решение возникавших финансовых проблем, большая часть из которых перекладывалась на плечи своих же налогоплательщиков. В неоколониалистской гонке за влияние в мире, покупателям предоставлялись всевозможные льготы и отсрочки, поскольку главенствовавшим был внешнеполитический фактор. И все, как обычно, отстаивали демократию…

Ко всему прочему среди клиентов попадались прожженные воры и настоящие монстры, перед деяниями которых бледнели даже голливудские триллеры Хичкока. Наиболее одиозными из клиентов можно считать филиппинского президента Маркоса, исправно присваивавшего до половины американской помощи, и старого клиента стран ЕЭС – диктатора Центрально-Африканской Республики Бокассу, пробавлявшегося каннибализмом.

Можно не сомневаться, что никогда не будут возмещены и долги СССР никарагуанских, ангольских и прочих революционеров, к концу 1991 г. составившие около 146 млрд. долларов. Более того: отсутствие четких экономических обоснований и договоренностей привело к тому, что в балансе со вчерашними партнерами накопились задолженности со стороны самой России, покрывать которые сегодня приходится поставками все того же оружия. Последствия сорокалетнего «перетягивания каната» продолжают тяжелым грузом висеть на «оборонке», в не малой степени мешая возвращению экономики к нормальной жизни.

Одним из последних «идейных» контрактов такого рода стали поставки военной техники КНДР, осуществленные в конце 80-х гг. По окончании конфликта 1950-1953 гг. Северная Корея формально продолжала оставаться в состоянии войны с южным соседом, так как с тех пор было заключено лишь временное соглашение о прекращеии огня, и всерьез была озабочена пополнением и модернизацией своих арсеналов. Опыт боевых действий заставил должным образом оценить авиацию как один из решающих факторов в современной войне. На обновление матчасти и было обращено внимание руководства КНДР.

К этому времени на вооружении ВВС Северной Кореи имелось около 220 истребителей МиГ-21 и МиГ-19 китайской постройки, 150 МиГ-17, 30 Су-7БМК и до полусотни Ил- 28. Китай, бывший постоянным партнером и поставщиком авиатехники, не мог предложить современных машин, и за помощью обратились к СССР. Получение полка МиГ-23МП не удовлетворило запросы корейских военных, и они затребовали истребители МиГ-29, только начавшие поступать в страны Варшавского договора, боевые вертолеты Ми-24 и штурмовики Су-25. Последним придавалось особое значение с учетом уроков применения штурмовой авиации в войне 50-х гг. Возрождая штурмовую авиацию, корейским военным предстояло получить бронированную машину нового поколения. По некоторым сведениям, помимо фронтовых самолетов, представители КНДР проявили интерес и к дальним бомбардировщикам-ракетоносцам Ту-22М.

Поставки начались в конце 1987 г., когда на аэродроме под Санчхоном, в 80 км от Пхеньяна, приземлились первые Су-25К. Самолеты шли с завода в Тбилиси своим ходом, неся по четыре подвесных бака, с несколькими промежуточными посадками, включая аэродромы Чирчик, Улан-Удэ и Черниговка. Первая партия насчитывала 12 Су-25К 10-11-й серий и пару Су-25УБК, которыми укомплектовали одну эскадрилью. Следом прибыло необходимое имущество и наземное оборудование, с завода прилетела сопровождающая «грузинская бригада» эсксплуатационно-ремонтного отдела во главе с Александром Мосешвили, осуществлявшим надзор по линии МАП.

Су-25К («коммерческого» исполнения) в «корейском» варианте отличались комплектацией бортового РТО. В частности, вместо радиостанции Р-832 они получили Р-862, а взамен советского «Пароля» их оснастили ответчиком СРО-2, соответствовавшим развернутой в стране системе. Весной в Корею перегнали вторую эскадрилью, а в теченине лета и осени двумя партиями по шесть машин укомплектовали третью.

Столкнувшись с проблемами при освоении штурмовиков нового поколения, хозяева вскоре запросили помощь специалистов-эксплуатационников. По уже отлаженной системе инструкторов различных специальностей отобрали в частях советских ВВС и через «десятку» (10-е Главное Управление кадров МО СССР) и, в соответствии с приказом №0020 о спецкомандировках направили в КНДР.

24 июня 1988 п группа летчиков и инженеров из 80, 90-го и 206-го штурмовых авиаполков прибыла в Корею. 14 офицерам предстояло занять должности специалистах при местных командирах, консультируя их по соответствующим системам. Начальником группы назначили подполковника Николая Бурушко, ведущим по самолету и двигателю – майора Евгения Калашникова. Для большинства это была уже не первая «загранка» – офицерам пришлось побывать в Африке и на Ближнем Востоке, а Афганистан был едва ли не обязательной вехой в судьбе почти любого авиатора-штурмовика: майор Калашников служил там первым инженером по СиД в знаменитом 378-м ОШАП, командир группы, имевший два ордена Красной Звезды, прибыл из не менее известного Чирчикского Центра боевой подготовки, готовившего летчиков «на Афган».

По условиям договора специалисты группы получали в месяц 120 долларов и 800 местных вон (порядка 750 тогдашних инвалютных рублей), примерно вдвое больше, чем дома. Спецкомандировки в «горячие точки» оценивались выше, но в «табели о расценках» КНДР относилась к странам социализма, где особых тягот и лишений не ожидалось. Исключая общеизвестные сведения о Северной Корее, не слишком много можно было узнать «о соратниках по оружию» и из методического пособия Главного штаба ВВС по работе с иностранными слушателями, в котором национальный тип и обучаемый контингент корейских военных характеризовался следующим образом: «Отношение к советским людям подчеркнуто приветливое. Вопросов политики не обсуждают. Советскую действительность не критикуют. Прибывшие переводчики информацию переводят избирательно. Не допускают критики любого своего руководства. К обучающему и обслуживающему составу относятся подчеркнуто уважительно, очень четко подчеркивая разницу между старшим и младшим по должности и званию.

Су-25К на ВПП аэродрома в Улан-Удэ.

В своей группе субординацию соблюдают неукоснительно. Очень дисциплинированны и организованны… Об авиации знают только то, что непосредственно обслуживают. Высказывают желание как можно лучше освоить профессию. Способности, память – хорошие. Склонны к механическому заучиванию. Летчики, в основном, трудолюбивы, добросовестны, исполнительны и инициативны, целеустремленны (во всяком случае внешне), настойчивы и упорны. Старшие офицеры самолюбивы, хотя эгоизм скрывают, но он часто проявляется в отношении к младшим. Общительны и одновременно скрытны. Навязчиво вежливы. Хорошие отношению будут складываться быстрее, если в разговоре подчеркнуть успехи Кореи.

В целом офицеры общительны, но скрывают свои чувства. Замечания лучше высказывать старшему. На экзаменах волнуются, испытывая чувство стыда за слабые знания. В усложненных условиях действуют строго по инструкции, неуверенность, волнение проявляется быстрыми суетливыми движениями и потливостью.

Технические предметы усваивают быстро и прочно. Успеваемость выше среднего. Лучше усваивают темы, где не требуется теоретическое обоснование…»

На поверку Социалистическая Корея оказалась достаточно своеобразной, оставившей далеко позади достижения других стран на этом пути. Основой жизни были идеи «социализма с корейским лицом»-чучхе, провозглашенные уже покойным ныне лидером Ким Ир Сеном и направленные на построение светлого будущего в отдельно взятой стране с исключительной опорой на свои силы при полном равенстве и справедливости. В стране была сведена к минимуму всякая торговля, замененная распределением и выдачей по карточкам почти всех товаров. Одежду и бытовые предметы выдавали при поступлении на работу или учебу, назначая сроки носки и организованно меняя изношенное по праздникам и юбилейным датам – годовщине революции и в день рождения вождя Ким Ир Сена.

В эти дни в торжественной обстановке гражданам выдавали не только ботинки и рубашки, но и зубные щетки, взамен сдаваемых, и даже необходимые в хозяйстве веники и швабры! По талонам можно было попасть в столовую или, за особые заслуги и не чаще раза в месяц – в ресторан. Четко регламентирована была вся жизнь и каждый день, чтобы не загружать городской транспорт, строящиеся по утрам колонны со знаменами и песнями шли по улицам на работу, после которой также организованно отправлялись на ближайшую стройку, ежедневный субботник, сельхозработы или изучение идей чучхе. Буквально каждый клочок земли был возделан, огороды и посевы занимали даже откосы вдоль дорог и дворы. Партия поставила задачу снимать по три урожая в год, и в землю сыпалось такое количество минеральных удобрений, что отдающие селитрой овощи есть было трудно. Рядовой кореец был рад и достаточно скромному пайку – еженедельно выдаваемой порции риса и овощей, иногда разнообразившимся крохотным кусочком рыбы – перед перенаселенной страной постоянно маячила угроза голода.

Компенсируя недостаток продовольствия, страну наводнили спиртным. Разнообразная водка (рисовая, кукурузная и плодовая, правда, довольно слабая, а по запаху напоминавшая самогон), довольно добротное пиво, подносившееся объемистыми 800-граммовыми кружками, предлагались повсюду без ограничений и карточек.

Результаты доведенного до предела равноправия были наглядны и очевидны: улицы заполняли люди в одинаковых темных сатиновых шароварах, матерчатых тапочках и светлых блузах. Наряд мало менялся и зимой, дополняясь лишь легкой ветровкой или нечасто встречавшейся фуфайкой и галошами, говорившими о зажиточности. Заметно выделялся владелец велосипеда, которого можно было, по нашим меркам, приравнять к обладателю -Жигулей», о частных же машинах и тому подобных излишествах при «повальной справедливости» не стоило и заговаривать. Зато в каждой семье имелся телевизор, взахлеб показывавший успехи, энтузиазм и всеобщий подъем в стране (как говорил один из членов группы, «посмотришь, аж за себя, несознательного, становится стыдно!»). Преимуществом корейского образа жизни было почти полное отсутствие воровства – появление новой вещи тут же замечалось и, если что-то и можно было украсть, то, разве что еду, которую тут же можно было съесть.

Из всеобщего единообразия выпадали несколько столичных кварталов, где жили видные партийцы и чиновная элита, но рядовых жителей туда попросту не пускали. Повсюду стояли памятники в честь многочисленных революционных событий и вех в жизни вождя – где он бывал, останавливался, думал и высказывался, монументы в честь его идей, самым колоссальным из которых был стометровый шпиль вблизи Пхеньяна, гранитные блоки для которого в знак почтения были доставлены вручную, чтобы на них не садилась пыль и выхлоп от машин. Преимущество идей чучхе должно было ощущаться во всем: в столице соорудили самый большой в мире стадион более чем на четверть миллиона человек, грандиозные парки и первоклассные дороги, по которым можно было нестись по городу со стокилометровой скоростью! Города и селения поражали чистотой и порядком, каждодневно наводившимся жителями ближайших домов, за каждым из которых был закреплен свой метр улицы или тротуара. Даже дорожное движение управлялось не светофорами, а множеством девушек-регулировщиц, как объяснялось, «из экономии и для украшения города». Так же организованно и массово проходили праздники, тщательно отрепетированные и оттренированные.

Повод, перед лицом которого необходимо было демонстрировать подобную сплоченность, был, что называется, под рукой – поддерживаемая американским империализмом Южная Корея, вынашивавшая коварные планы против социалистической «Страны Утренней Свежести». В КНДР искренне верили, что там, за 38-й параллелью, царят настоящие ужасы: повальная нищета, голод и бесправие, избавить народ от которых – их священный долг, В том, что в 1950 г. такая попытка уже предпринималась, пропаганда не признавалась, именуя ту войну «агрессией империалистов и их марионеток».

Под лозунгами объединения отечества и освобождения соплеменников, людей готовили к массовому героизму и самопожертвованию. Находившаяся в постоянной готовности к войне КНДР предельно милитаризировалась: повсюду размещались гарнизоны, армейские склады и парки с техникой, то и дело на улицах и дорогах встречались танки и тягачи с пушками. Концентрация войск достигала предела на юге у границы, где солдат было едва ли не больше, чем гражданского населения. Не ограничиваясь развернутыми у границы обращенными на юг гигантскими пропагандистскими плакатами и лозунгами, от слов, время от времени, переходили к делу: ежегодно на юг засылались диверсанты, а самой известной из таких групп удалось даже достичь резиденции президента в Сеуле. В ожестовенном бою под ее стенами тогда погибли 34 южнокорейских полицейских, военнослужащих и случайных прохожих, но там же полег и почти весь отряд из 31 лазутчика. Всего за последние 18 Лет такие попытки предпринимались не менее 20 раз.

О другой особенности страны предупреждали еще в ходе инструктажа в «десятке»: не стоило высказываться о положении в КНДР и (упаси Бог!) о ее вождях, хотя бы на такие разговоры и вызывали собеседники. Вокруг царила бдительная система надзора и контроля – краеугольный камень северокорейского образа жизни, помноженного на традиционное неприятие европейцев и непрощенную «измену идеалам социализма» после смерти Сталина. Нелояльность носителя «нездоровых мнений» тут же обнаруживалась, и иностранца живо высылали из страны.

Служба государственной безопасности в Северной Корее работала хотя и грубо, но очень четко: несмотря на то, что у каждого из офицеров группы был фотоаппарат, случайно сохранился только один-единственный снимок.

С другой, непредвиденной, особенностью офицеры группы в буквальном смысле столкнулись в первый же день на улице – по местным правилам все повороты на перекрестках, в том числе и левые, выполнялись из крайнего правого ряда, а преимуществом обладала та машина, которая была больше. Из их автобуса, протараненного грузовиком, двоих сразу пришлось отправить домой в госпиталь. На месте пришлось считаться со строгой секретностью: нашим специалистам не был известен даже номер и название полка, в который они прибыли, появляться на аэродроме можно было не всюду, и только в сопровождении местных военных.

Что до боевой подготовки, то она велась всерьез и с полной отдачей. В стране, обладавшей передовым учением, и ВВС должны были находиться на мировом уровне. По опыту минувшей войны было оборудовано множество аэродромов, позволявших осуществить развертывание авиации, ее вывод из-под удара и маневр силами. На дорогах встречались расширенные до 15-20 м бетонированные участки в пару километров длиной, приспособленные для работы самолетов. Особенно много авиабаз и площадок подскока находилось вблизи 38-й параллели. Недостаток средств не позволял защитить технику бетонными капонирами, и на первый план выдвигались рассредоточение и маскировка, которой у корейцев можно было поучиться. ВПП и стоянки, пряча от глаз противника, располагали среди лесистых сопок и перелесков, обязательным было устройство ложных стоянок с макетами самолетов и камуфлирование объектов всевозможными методами, от маскировочных сетей до убираемых «зарослей» и «скал». В полку, менявшем Су-7БМК на Су-25, для новых штурмовиков в ближней сопке выдолбили огромную пещеру, плотно закрывавшуюся воротами. В штольне 20-метровой ширины могли поместиться самолеты всего полка, туда въезжали заправщики и АПА и под гранитными сводами можно было вести полную подготовку машин, появлявшихся наружу только для вылета. Укрытие замаскировали настолько искусно, что и с аэродрома его невозможно было заметить, и даже нашим офицерам секрет его нахождения поначалу не доверяли. Между стоянками и рулежками была высеяна кукуруза, за непроглядной зеленой стеной которой и вблизи ничего было не разобрать. Неподалеку так же прятались позиции прикрывавших базу зенитчиков.

Избыток рабочей силы позволял просто решать многие вопросы. В авиации был принят поэкипажный метод: за каждым штурмовиком закреплялись семь-восемь механиков и техников, занимавшихся своими системами. При таком количестве одновременно работавших рук и традиционно восточной добросовестности самолет готовился очень быстро. К частым инспекциям и проверкам не принято было специально готовиться, наводя показной глянец. Проблемы и задачи обсуждались общим собранием всей части, проходившим достаточно непринужденно. Каждому из солдат и младших офицеров давали слово и к дельным мыслям руководство прислушивалось. «Демократический централизм» имел, однако, свои рамки: летчики и поведением, и условиями жизни резко отделялись от технического «сословия», а уличенный в безответственности или серьезных промашках попросту больше не появлялся, и спрашивать о его судьбе было бесполезно – в части о нем никто не слыхал, и даже не знал прежде…

Первостепенное внимание уделялось изучению i-щей чучхе, каждодневно занимавшему несколько часов, а то и специально отведенные «политдни», и их реальному воплощению – самообеспечению и опоре на собственные силы. Хозяйственные и строительные работы выполнялись исключительно силами полка, а все свободные клочки земли между стоянками и у полосы были заняты посевами и огородами, на которых возились незанятые на полетах и матчасти техники и механики. Успехи чучхе были у всех на виду – от жилья в гарнизоне до пайка на столе. Летом 1988 г. «по личному указанию товарища Ким Ир Сена» предстояло обустроить старую узкую дорогу, шедшую на аэродром. Все ее 40 км были нарезаны участками от нескольких десятков до сотен метров, сообразно числу жителей близлежащих селений. По ночам, не мешая движению и не отвлекаясь от основной работы, те за месяц уложили первоклассное четырехполосное бетонное шоссе. С гордостью показывая его советским офицерам, сопровождающий особо отметил, что строилось оно безо всякой техники и дорожных машин, одними лопатами и ручными трамбовками, «не отвлекая сил государства от более важных дел».

Такой же массовой была и военная подготовка населения, согласно указанию вождя «уметь бить врага голыми руками», включавшая повальное освоение тае-кван-до. Гостиницу еще затемно будили звучные шлепки и выкрики – под окнами начинал тренировку батальон охраны, колотя по вкопанным бревнам руками и ногами, разбивая их в кровь, но не прерывая занятий. На службу воспитательной работы были поставлены памятные церемонии у могил погибших в минувшей войне. В идеальном порядке содержались многочисленные кладбища, напоминавшие корейцах и китайских добровольцах, павших в боях под американскими бомбами. На памятниках встречались и имена советских летчиков, а на кладбище в Пхеньяне целая аллея была отведена под могилы сотрудников советского посольства, погибших при бомбардировке и похороненных семьями.

За освоение Су-25 корейцы поначалу взялись самостоятельно, в полном соответствии с идеологией, отказавшись от инструкторского сопровождения, но в этом деле идеи чучхе оказались слабым подспорьем. Командира местной эскадрильи, учившегося в Краснодарском училище, отозвали домой, когда он успел выполнить лишь пару полетов, а остальные не имели и такого опыта. Корейский график оказался очень плотным: уже на второй день по прибытии группа Бурушко начала занятия. Не желая терять времени, корейская сторона настояла на пересмотре обычной программы переучивания, исключив из нее общие моменты, сочтенные общеизвестными и предложив сосредоточиться на практической стороне, эксплуатации и ее особенностях.

Техописания и руководства по обслуживанию Су-25 на корейском языке не было, а переводчик «товарищ Ким» путался в тонкостях авиационной терминологии (в корейском языке отличалось само построение фраз, и в прямом переводе вообще было не понять, что имеется в виду). Проблему решили кропотливым, но результативным способом: чтобы разобраться с устройством агрегата или системы, собирались 20-30 человек, старательно конспектировали рассказ нашего специалиста, потом оставались допоздна и обсуждали каждое слово, доходя до сути. За ночь обладатель лучшего почерка каллиграфически переписывал обобщенный труд, готовя его к следующему утру. Методом «мозгового штурма» по- корейски, главу за главой, подготовили доступные для всех инструкцию по основным техническим вопросам.

Корейцы оказались любознательными и дотошными учениками, живо интересовавшимися тонкостями эксплуатации и не упускавшими возможности узнать что-то новое. Стоило нашим офицерам или грузинской бригаде начать работу, вокруг собирались местные механики с припасенными тетрадками, записывая и зарисовывая приемы обслуживания, подходы к узлам и применяемый инструмент. Заметной, однако, была нехватка эрудиции и технической грамотности, из-за чего большинство старалось в работе не выходить за рамки инструкции и не решалось «свое суждение иметь» (образовательный уровень, по общему мнению наших инженеров, «застрял на уровне МиГ-15»), Техники и механики носили простенькие темно-синие тонкие комбинезоны, стараясь беречь их, и работать в обычные дни выходили в ношеном, застираном и штопаном, что поощрялось. В той же одежде работали и зимой, утепляться было нечем, и простуженный полк поголовно шмыгал носами. На занятиях многие засыпали от усталости и недоедания, случались и голодные обмороки. Зарплата младшего офицера КНДР составляла 70 вон (около 25 рублей), но купить он практически ничего не мог. Предполагалось, что служащий в Народной Армии обеспечен всем и ни в чем не нуждается, и время от времени некоторые, стесняясь, просили наших военных купить им в валютном магазине сигарет.

Несколько лучше жили летчики, выделявшиеся светло-зелеными комбинезонами и имевшие более сытный паек; однако эта «роскошь» была вынужденной, иначе они просто не могли бы выдержать перегрузки при пилотаже – случалось, когда посаженные на пригоршню риса пилоты в воздухе теряли сознание. Обязательными в столовой в любой день были стоявшие на столах графины с бесплатной водкой.

В организации полетов доминировала экономность. Сберегая топливо и ресурс на стартовую позицию самолеты буксировали тягачами. Сразу после посадки и сруливания с полосы штурмовики глушили двигатели и таким же образом их доставляли на стоянку. Сберегая керосин, не давали летать даже инструктору Бурушко, довольствуясь его уроками «пеший по-летному» и лекциями. Из той же экономии полеты проводились реже, чем в советских ВВС, не чаще одного-двух раз в неделю, но за счет рационального планирования каждая летная смена плотно насыщалась разнообразными заданиями с тем, чтобы наибольшее число летчиков отработало все виды боевой подготовки – пилотаж, одиночное и групповое самолетовождение, боевое маневрирование и, что было не очень привычно для наших, обязательные реальные бомбометания, стрельбы из пушек и пуски НУРСов.

Так же регулярно проводились летно-тактические учения, следовавшие каждый месяц всем составом полка (втрое-вчетверо чаще, чем в наших частях, где ЛТУ обычно приурочивалось к зимней и летней итоговым проверкам). ЛТУ корейские штурмовики проводили штатными боеприпасами, нанося удары бомбо-штурмовые удары по целям на специально оборудованном острове-полигоне в Желтом море. Боеприпасов для этого хватало – усердно готовясь к грядущей войне, на складах накопили неисчислимые запасы этого добра. В основном это были бомбы старых типов, отечественных моделей М-46, завезенные сразу после войны 1950-1953 гг. Подвешивать их на Су-25 не удавалось, мешало выступающее третье ушко. К радости корейских оружейников, гордиев узел разрубил майор Анатолий Панчин, открыв секрет, известный всем «афганцам»: сделав пару насечек напильником, лишнее каленое ушко он сбил лихим ударом кувалды, после этого бомбы пошли в дело.

Годовой налет корейского пилота Су-25 составлял 45-55 часов, но за счет целенаправленной подготовки летные часы не растрачивались впустую, техника пилотирования была очень высокой, а летчики уверенно выходили на близкие к предельным режимы. Их квалификация вызывала одобрение наших инструкторов, иной раз даже не без опаски относившихся к чересчур лихим маневрам вооруженных чучхе пилотов. Тем не менее корейцы не смогли избежать свойственной Су- 25 беды – норовистого поведения при посадке, связанного с компоновкой самолета – размашистого крыла при небольшой колее и базе шасси. На посадочных скоростях при боковом ветре машину тянуло на крыло, вызывая крен и раскачку, а запаса руля высоты на малом газу не хватало, чтобы удержать проваливающуюся машину. Резкое торможение на пробеге могло привести к заносу и без должного навыка посадка, случалось, оканчивалась грубым «плюхом», чирканием законцовкой крыла о бетон, а то и разворотом и слетанием с полосы. Такие происшествия сопутствовали освоению Су-25 в советских ВВС, не были редкостью в Афганистане, не удалось обойтись без них и корейским пилотам. За первые же полгода на посадке разбили два Су-25, «разложенных» вполне шаблонно из-за типовых ошибок на непривычной машине: раскачка по крену на посадке, касание консолями бетона, «нервная» дача тормозных педалей с последующим вылетанием на грунт. Одну машину грузинской бригаде удалось восстановить, другая, с вырванными стойками шасси, была изуродована настолько, что вернуть в строй ее не удалось. Бережливые корейцы настояли на том, чтобы ее кое-как собрали и, подкрасив, водрузили на постамент (как шутили: «для напоминания о том, как летать не нужно»). Оценивая уровень аварийности, можно вспомнить опыт Арцизского 90-го ошап, в числе первых освоившего Су-25: за первые же полгода все до единой машины эскадрильи побывали в более или менее серьезных поломках, заставлявших менять стойки шасси, снесенные антенны, клепать законцовки крыла и выправлять мятые тормозные щитки.

Еще одна потеря случилась в соседнем истребительном полку, где в апреле 1989 г. энергично крутившие пилотаж летчики не смогли вывести из петли спарку МиГ-29УБ. К недостаткам можно было отнести отсталость материально-технической базы и слабый собственный общетехнический уровень корейских авиаторов, долгие годы довольствовавшиеся китайскими вариациями на темы Ил-28 и МиГ-19. Часть прицельно-навигационного оборудования Су-25 вообще не использовалась из-за того, что на аэродромах не были развернуты маяки слепой посадки и пилоты летали по старинке, ориентируясь по карте в наколенном планшете. Так же они пользовались прицелом, избегая задействовать лазерный «Клен-ПС» и автоматику вычислителя. При этом корейцев очень интересовало получение для Су-25 управляемого оружия, особенно тяжелых ракет Х-29 с лазерным и телевизионным наведением, обладавших высокой точностью попадания и мощной (более чем 300-кг) боевой частью.

Отношение к нашим специалистам было весьма уважительным, к ним охотно шли за советом, однако, почтительность носила избирательный характер. Уже встречав иных «спецов», правдами и неправдами пробравшихся «нарубить чеков» и догадываясь о возне вокруг загранкомандировок в «десятке», корейцы вовсе не собирались тратиться впустую. Пользуясь удобными случаями, инженеров просили персонально устранить всевозможные отказы, «вычисляя» некомпетентных и тут же отказываясь от их услуг. После такого радикального отсева в группе осталось из 14 человек только восемь(!), обладавших беспрекословным авторитетом, опиравшимся на боевой опыт и отличное знание матчасти.

В качестве поощрения, наших офицеров пригласили на торжественное собрание в Пхеньяне, с участием членов правительства и самого Ким Ир Сена – счастье видеть лидера было, по здешним меркам, едва ли не высшей наградой. В огромном зале царила приподнятая атмосфера, при появлении вождей, сменившаяся бурей восторга. Люди ликовали, выкрикивали лозунги, тянулись вперед, чтобы получше разглядеть «солнце нации», на лицах у многих были слезы. Энтузиазм не был показушным, и все же при каждодневном общении ощущалась естественная усталость в вечно полуголодных людях, утомленных жизнью ради идеи. Особенно явным это было за пределами гарнизона, на отдыхе у моря, куда корейцы время от времени выезжали с нашими специалистами. Вдали от недреманного ока и своих же товарищей путы сознательности и бдительности спадали, уступая угадывавшемуся скептицизму и равнодушию.

Хотя контракт был заключен на трехгодичный срок, уже к июню 1989 г. наших специалистов начали выживать домой. Все секреты Су- 25 корейцы сочли известными, и не собирались утруждать себя соблюдением договорных условий. День в день через год после прибытия группа Бурушко отбыла домой. Специалисты заслужили неподдельное уважение: прощаясь, корейцы подносили подарки, а к автобусу несли их на руках. Последний сюрприз поднес персонал гостиницы, ради торжества вышедший в парадных мундирах. Все они, включая официантов и шоферов, оказались офицерами госбезопасности, причем повар и лифтер были майорами, и даже уборщица – лейтенантом!..

Вскоре военное сотрудничество КНДР и Советского Союза начало сворачиваться. Новая техника была освоена, да и стремление поставщика перевести сотрудничество в экономическую плоскость было встречено Пхеньяном без энтузиазма. Положение не изменилось и со смертью Ким Ир Сена, отношения с соседями все ухудшались, а налаживание Россией военно-технических связей с Южной Кореей было расценено как «безрассудная и безответственная акция». Финалом же прежней дружбы стала горячечная угроза Пхеньяна «свести счеты с Москвой, идущей дорогой попрания мира».

ЮБИЛЕЙ

подполковник авиации Сергей Корж