Оптимизм Гитлера в оценке обстановки на фронте в первые дни сентября 1941 года основывался на том, что ему казалось возможным в соответствии с планом осуществить окружение Ленинграда силами группы армий «Север», в то время как под Киевом крупная операция по окружению противника развивалась успешно. Значительная часть сил Красной Армии была втянута в боевые действия и очень быстро окружена[42]. Впереди снова была победа всемирно-исторического значения, которая давала повод надеяться так же победно закончить наступление на Москву, во время зимней паузы перегруппировать войска и предоставить им передышку.

Предписанная директивой № 35 от 6 сентября 1941 года «решающая операция против группы армий Тимошенко, ведущей бои западнее Москвы»[43], должна была привести к победному исходу всей кампании.

«Она (группа армий) должна быть решительно уничтожена до наступления зимы. Для этого необходимо сосредоточить все силы сухопутных войск и военно-воздушных сил, имеющиеся на флангах, и бросить их своевременно в наступление…»

Наряду с про ведением и завершением операции под Киевом и дальнейшим продвижением группы армий «Юг» в направлении Донецкого бассейна и Крыма директива предусматривала:

«Операцию против группы армий Тимошенко подготовить таким образом, чтобы по возможности быстрее (конец сентября) перейти в наступление и уничтожить противника, находящегося в районе восточнее Смоленска, посредством двойного охвата, осуществляемого в общем направлении на Вязьму, при наличии мощных танковых сил, сосредоточенных на флангах… После того как основная масса войск группы Тимошенко будет разгромлена в этой решающей операции на окружение и уничтожение, группа армий „Центр“ должна начать преследование противника…»

Замысел операции.[44] Оперативный замысел на наступление в направлении Москвы, который Бок в конце августа уже «похоронил», основывался на подготовке крупной операции на окружение противника, находящегося в районе восточнее Смоленска. Путем сосредоточения крупных группировок на флангах, где было решено наносить главные удары силами подвижных соединений, предполагалось прорвать оборону противника и, замкнув оба кольца под Вязьмой, окружить его. С самого начала относительно замысла операции возникли противоречия между Боком и ОКХ. Если Бок хотел осуществить более глубокий охват с флангов, то ОКХ требовало замкнуть клещи под Вязьмой, то есть непосредственно в районе боевых позиций противника. Уже во время переговоров 2 сентября, а также и в дальнейших требованиях, выдвигаемых к ОКХ, Бок просил нацелить танковые войска на Гжатск.

Еще 17 сентября он писал Галъдеру:

«Когда я думаю о слишком узкой полосе наступления, которое мне приказано осуществить, то никаких мыслей не возникает. Но мне кажется, что вопрос следует поставить так: кто должен диктовать свои правила — я или противник? Если время завершения окружения танками ставить в зависимость от того, задержится или нет пехота на передовых позициях, то диктовать будет противник! Должны ли танки, если они успешно продвигаются вперед, возвращаться обратно, если пехота где-либо остановится, или они должны продвигаться дальше и тем самым завершить своими силами окружение? Или было бы лучше использовать скорость и ударную силу танков, нацелить их в глубину (Вязьма — Гжатск), чтобы перерезать пути снабжения противника, разгромить его резервы и средства управления и только потом повернуть на запад и замкнуть кольцо окружения, которое мы планируем?»

В конечном счете все произошло так, как предписывалось в директиве ОКВ № 35, хотя Боку было обещано, что «все двери будут оставлены открытыми». Так как подготовка к наступлению продолжалась почти весь сентябрь, группа армий «Центр» и подчиненные ей командные инстанции имели достаточно времени, чтобы в деталях спланировать новую операцию и выверить правильность замысла в принципе. Бок принял решение не только наступать на двух главных направлениях, как ранее планировалось, но и дополнительно образовать третье направление за счет сил 2-й танковой группы, высвободившихся под Киевом, с целью глубокого продвижения на восток, чтобы стали яснее перспективы дальнейшего преследования в направлении Москвы после завершения боев против окруженной группировки.

Проблема взаимодействия, перегруппировки и смены танковых и пехотных соединений, не раз возникавшая прежде, решалась Боком путем подчинения танковых соединений и частей полевым армиям или отдельным пехотным соединениям, хотя это и приводило к значительным трениям в ходе операции. Только 2-я танковая группа получила на усиление два пехотных корпуса и подчинялась непосредственно командованию группы армий.

24 сентября 1941 года состоялось последнее оперативное совещание всех командующих танковых и пехотных армий с участием Браухича и Гальдера, а 26 сентября был издан приказ на наступление. Об этом совещании пишет Гудериан, который тогда настоял, чтобы его соединения выступили 30 сентября, «так как в районе будущих действий 2-й танковой группы не было дорог с твердым покрытием и я хотел использовать тот небольшой промежуток времени, пока стояла хорошая погода, чтобы до наступления распутицы достигнуть по меньшей мере хороших дорог в районе Орла, установить рокадные пути между Орлом и Брянском и создать тем самым необходимые условия для обеспечения снабжения»[45].

В приказе предусматривалось, что 4-я армия силами приданной ей 4-й танковой группы должна нанести удар по противнику по обеим сторонам шоссе Рославль — Москва, чтобы затем, «наступая крупными силами по шоссе Смоленск — Москва, замкнуть кольцо окружения у Вязьмы».

Наступление этой группировки планировалось дополнить действиями 3-й танковой группы[46], приданной 9-й армии. Позиции противника намечалось прорвать на участке автострада — Белый, продвигаясь в направлении на Холм. Подвижные соединения должны были выйти к Вязьме восточнее верховьев Днепра и соединиться там с частями 4-й танковой группы. Обеспечение открытого фланга возлагалось на 9-ю армию. Развертываемые между двумя танковыми группами соединения 4-й и 9-й армий должны были сковать противника в районе Ельня, автострада и в дальнейшем в случае успеха действий перейти в решительное наступление. Тем самым Бок надеялся сковать силы противника на центральном участке, не допустить их отхода и обеспечить полное окружение противника. На южном крыле 2-я армия получила задачу прорвать позиции русских на Десне и наступать в направлении Сухиничи, Мещовск, обходя Брянск с северо-запада, в то время как наступающая из района Глухова 2-я танковая группа должна была выйти на рубеж Орел, Брянск, чтобы во взаимодействии с войсками 2-й армии окружить и разгромить противника в районе Брянска. Для обеспечения фланга группы армий «Центр» на юге 6-я армия группы армий «Юг» должна была продвигаться в направлении на Обоянь. И хотя в последнюю неделю сентября еще не было завершено сосредоточение всех сил, Бок настаивал на скорейшем начале наступления, чтобы использовать благоприятные погодные условия. Начало наступления было назначено на 28 сентября 1941 года, и оставалось только надеяться, что планы операции и оценка обстановки были правильными и что «последнее решающее сражение кампании» будет выиграно. ОКХ в своих планах исходило из того, что операция «Тайфун», а с ней и вся кампания, завершится до середины ноября и после этого можно будет приступить к перегруппировке и доукомплектованию войск.

Подготовка личного состава и материальной части. В директиве ОКВ № 35 на проведение новой операции, которая 19 сентября 1941 года получила кодовое название «Тайфун», подчеркивалось, что она должна непременно пройти удачно, в самое короткое время, до начала осенней распутицы и зимы, и завершиться победой. О том, какое значение Гитлер придавал фактору времени, говорит его требование к Гальдеру начать наступление в течение 8–10 дней. Эти требования Гальдер называл невозможными. Основанием для этого был тот факт, что 2-я армия и 2-я танковая группа были повернуты на юг и участвовали в боях за Киев, а поэтому не могло быть и речи о наступлении южного фланга группы армий «Центр» на Москву. Остающиеся силы группы армий после продолжительных оборонительных боев восточнее Смоленска не могли наступать на укрепившегося противника без проведения перегруппировки и пополнения запасов материальных средств. Для того чтобы все-таки начать наступление в намеченный срок, Гитлер приказал передать группам армий «Север» и «Юг» 2-ю и 5-ю танковые дивизии, предусмотренные для действий по плану на период после «Барбароссы»[47]. Переброска соединений из соседней группы армий на расстояние до 600 км, вывод 2-й армии и 2-й танковой группы из боев за Киев и их развертывание в новом районе потребовали больше времени, чем предполагалось. 16 сентября Бок писал в своем дневнике:

«Кессельринг ужаснулся, что подготовка к наступлению длится так долго. Я был того же мнения. И действительно, ни одна из всех танковых дивизий, переданных мне из группы армий „Север“, еще не прибыла…»

Несмотря на все принятые меры, в сентябре 1941 года не представлялось возможным в такой степени пополнить группу армий «Центр», чтобы покрыть потери, понесенные ею в ходе кампании[48]. В то время как «разбитая» Красная Армия создавала резервы[49], боеспособные резервы ОКХ были уже израсходованы. Начиная с середины сентября, восполнять потери было уже нечем. С начала кампании и до начала октября группа армий «Центр» получила пополнение около 151 тыс. человек. Общие потери группы армий составили 219 114 человек и не могли быть больше восполнены. Из имеющихся первоначально в резерве ОКХ 24 дивизий в конце августа на фронт была переброшена 21 дивизия, в том числе 8 в группу армий «Центр». К началу операции «Тайфун» 3 последние резервные дивизии ОКХ были также направлены на фронт, так что в распоряжении командования резервов больше не оставалось. Еще более важным было то обстоятельство, что потери материальной части танковых дивизий восполнялись недостаточно, так как Гитлер оставлял выпускаемые промышленностью танки для операций на период после «Барбароссы», считая, что наступление на Москву может быть успешно завершено наличными силами. 13 июля Гитлер отдал приказ о формировании новой танковой армии для выполнения плана на период после «Барбароссы», имея в виду использование на Востоке только наличных танковых сил. Несмотря на необходимость создания ударной группировки в группе армий «Центр», Гитлер не хотел передавать на Восточный фронт танки, предусмотренные для использования в более позднее время, и тем самым ограничивать материальные возможности на период после «Барбароссы». В середине июля, когда начальник оперативного отдела штаба сухопутных сил генерал-майор Вальтер Буле определил потери в танках на Восточном фронте в количестве 50 %, Гитлер разрешил использовать дополнительно только 70 танков T-III и 15 танков T-IV, а также некоторое количество чехословацких трофейных танков. Гитлер создавал оплот для осенней кампании на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Вследствие этого в начале октября во 2-й танковой группе насчитывалось лишь 50 % штатной численности танков, в 3-й танковой группе — от 70 до 80 %, только в 4-й танковой группе — 100 %. Но приведенные данные не отражали действительного положения, так как в них не учитывалось реальное число танков, готовых к использованию в бою. 19 сентября 1941 года Гальдер в своем дневнике отметил, что в соединениях 2-й танковой группы было следующее число готовых к использованию в бою танков: в 3-й танковой дивизии — 20 %, в 17-й танковой дивизии — 21 %, в 4-й танковой дивизии — 29 %, в 18-й танковой дивизии — 31 %.

После боев под Киевом вследствие повреждений, полученных в бою и из-за тяжелых дорожных условий, фактическая боеспособность танковых дивизий еще более снизилась. Танковые соединения 3-й танковой группы в результате боев за Великие Луки и Торопец в конце августа имели к началу наступления на Москву только 30 % готовых к использованию в бою танков. Фактически число готовых к использованию в бою танков в соединениях 4-й танковой группы в конце сентября составляло: в 20-й танковой дивизии — 34 %, в 11-й танковой дивизии — 72 %, в 10-й танковой дивизии — 88 %, во 2-й танковой дивизии — 94 %, в 5-й танковой дивизии — 100 %. Всего к началу операции Гальдер рассчитывал иметь во всех трех танковых группах около 60 % готовых к использованию в бою танков[50].

Большие потери в танках, в общем, укладывались в рамки больших потерь в технике на Восточном фронте, но они объяснялись также недостатками немецкой ремонтно-восстановительной службы, работа которой не отвечала предъявляемым к ней требованиям. Так как группы армий располагали лишь складами запасных частей и не имели достаточного количества ремонтных подразделений, приходилось отправлять поврежденные танки в Германию для ремонта в заводских условиях. Поскольку потери в танках в ходе боев, а также вследствие непредусмотренного износа в связи с температурными и погодными условиями были значительно выше, чем ожидалось, центральная ремонтно-восстановительная служба не успевала наращивать свои мощности. К тому же сказывалась нехватка запасных частей, которая усугублялась наличием различных марок танков — французских, чехословацких, да и немецкие танки были неодинаковы. Централизация ремонта танков приводила также к тому, что их доставка с фронта и отправка обратно на фронт уменьшала и без того небольшую пропускную способность железных дорог. Кроме того, фронт лишался танков на длительное время. Предприятия немецкой танковой промышленности были в более значительной степени, чем планировалось, загружены ремонтными работами и не могли выполнить задачи по выпуску новых танков. Только в 1942 году был осуществлен переход к децентрализованной системе ремонта танков в полевых условиях.

Столь же неудовлетворительным было положение с автомобильной техникой, особенно во 2-й армии. 13 сентября в донесении штаба 2-й армии указывалось, что «состояние автомобильной техники в армии ставит под вопрос маневренность дивизий и снабжение войск. Потери машин с каждым днем возрастают и не могут быть восполнены даже приблизительно за счет трофейной техники. Грузоподъемность имеющейся в армии автомобильной техники сократилась с 2900 до 1500 т, и в связи с сильной изношенностью материальной части следует считаться с дальнейшим ее снижением».

В группе армий «Центр» к началу операции, по подсчетам Гальдера, не хватало 22 % автомашин и 30 % тягачей, от которых зависели маневренность и боеготовность большей части артиллерии.

В начале октября стало совершенно очевидно, что, несмотря на все старания, боевая мощь и маневренность наступающих соединений не могут быть использованы в полной мере, так как для этого недостает необходимых людских ресурсов и материальных средств. Накопление материальных запасов должно было продолжаться весь сентябрь и, как надеялось немецкое командование, привести к восполнению существующего недостатка. Хотя на участке до Смоленска и Торопца удалось перешить русскую железнодорожную колею на немецкую и тем самым обеспечить относительно быструю доставку материальных средств, хотя тыловые службы создали достаточные запасы в прифронтовых складах в Гомеле, Рославле, Смоленске и Витебске, всего этого, как показал ход операции, оказалось недостаточно. При определении необходимого количества материальных средств командование исходило из высоких темпов наступления, следовательно, из такой обстановки, которая не соответствовала в последующем действительному положению дел. В боевом донесении 41-го танкового корпуса говорилось:

«Если в действительности считать, что сражение может быстро закончиться разгромом противника, то можно было бы надеяться, что хватит наличных материальных средств. Но когда эти надежды не оправдались и первоначальные запасы были быстро израсходованы, трудности дальнейшего материального обеспечения сыграли катастрофическую роль».

Сказалась также ограниченная пропускная способность железных дорог, о чем немецкое командование подумало слишком поздно. Чтобы обеспечить создание необходимых запасов горючесмазочных материалов для операции «Тайфун», Восточная армия должна была в течение всего сентября получать ежедневно 27 составов с горючим, а в октябре даже 29. В действительности же ОКВ смогло в сентябре обеспечивать поступление требуемого количества в течение 13 дней, в остальные же дни сентября и в октябре поступало только по 22 состава, а в ноябре по 3 состава с горючим в день, в то время как дневная потребность в ноябре составляла 20 составов. На практике же поставка этого количества ГСМ не была обеспечена.

И хотя генерал-квартирмейстер сухопутных войск Вагнер 29 сентября 1941 года заявил, что обеспечение операции «Тайфун» удовлетворяет потребности войск, уже перед началом наступления специальным приказом были установлены ограничения в использовании горючего и боеприпасов. Численность личного состава группы армий «Центр» в начале октября составляла 1 929 406 человек. Группа армий состояла из трех армий и трех танковых групп, насчитывавших в общей сложности 78 дивизий, в том числе 46 пехотных, 14 танковых, 8 моторизованных, 1 кавалерийскую, 6 охранных дивизий и 1 кавалерийскую бригаду СС. В резерв были выделены 1 танковая дивизия, 1 пехотный полк и 1 моторизованная бригада. Авиационное обеспечение осуществлял 2-й воздушный флот под командованием генерал-фельдмаршала Альберта Кессельринга. В его состав входили 2-й и 3-й авиакорпуса и зенитный корпус. Эти огромные силы, по убеждению германского командования, несмотря на все недостатки, были способны разгромить противника западнее Москвы в самые короткие сроки.

Оценка сил противника. В оценке сил противника значительно расходились данные отдела «Иностранные армии Востока» при ОКХ, считавшего, что группе армий «Центр» противостоят 54 дивизии противника, и данные штаба группы армий, который полагал, что противник имеет 80 дивизий плюс 10 резервных[51]. Это расхождение являлось следствием того, что ОКХ при определении боевой численности противника приняло разбитые русские дивизии за 1/3 или 1/2 их первоначальной численности, в то время как штаб группы армий придерживался того мнения, что все соединения противника, имеющие в своем составе по нескольку полков, должны рассматриваться как дивизии полного состава. Несмотря на это различие в оценке обстановки, и ОКХ и штаб группы армий считали, что противостоящего противника можно разгромить в короткие сроки и открыть себе без каких-либо больших трудностей дорогу на Москву. Это подтверждается также и дневниками Бока и Гальдера, где ни в коей мере не идет речь о возможности срыва операции, а только выражается сомнение в методах ее проведения.

Так как русское Верховное Командование хорошо понимало значение Москвы и не имело намерения добровольно оставлять противнику столицу России, западнее города своевременно началось создание оборонительных рубежей и были проведены соответствующие мобилизационные мероприятия по обороне города. В начале июля для строительства глубоко эшелонированных оборонительных сооружений в районах Смоленска, Вязьмы и Брянска были мобилизованы около 52 тыс. москвичей[52]. По решению Центрального Комитета партии от 4 июля 1941 года город должен был сформировать 12 дивизий народного ополчения, которые намечалось использовать для строительства оборонительных сооружений западнее Москвы и в качестве резервных соединений непосредственно за линией фронта[53]. Численность и вооружение этих дивизий были недостаточными. Первая дивизия народного ополчения насчитывала 7908 человек и имела на вооружении 2 тыс. винтовок, 30 пулеметов, 11 орудий и минометов и 15 танков. 7-я дивизия при численности 7614 человек была вооружена 3963 винтовками, 201 пулеметом, 33 орудиями и имела 61 автомашину[54]. Все остальные дивизии, сформированные районами Москвы, получали вооружение только на фронте, и то в далеко не достаточном количестве. В середине июля эти войска были включены в Резервный фронт и, начиная с середины следующего месяца, частично принимали участие в боях под Ельней[55]. Государственный Комитет Обороны 16 июля 1941 года принял решение о создании дополнительно к оборонительному рубежу под Вязьмой такого же рубежа под Можайском, протяженностью более 150 км и глубиной от 60 до 80 км[56]. На этих строительных работах были заняты 85–100 тыс. москвичей, три четверти из них составляли женщины[57].

Наряду с этим была усилена противовоздушная оборона Москвы, действия которой перечеркнули желание Гитлера с помощью авиации сровнять Москву с землей. Всего противовоздушная оборона Москвы в августе 1941 года насчитывала 1144 зенитных орудия, 602 самолета, 1042 зенитных пулемета, 1042 прожектора и 124 баллона заграждения[58]. И действительно, противовоздушная оборона Москвы была такой сильной и хорошо организованной, что немецкие летчики считали налеты на русскую столицу более опасным и рискованным делом, нежели налеты на Лондон[59].

Опасаясь немецкого наступления в направлении Москвы после поражения русских войск в районе Могилев, Гомель, ГКО создал Брянский фронт, который имел задачу прикрыть Московский стратегический район с юго-запада[60]. Уже во время сражения за Смоленск в тылу Западного фронта, который вел боевые действия против группы армий «Центр», был сформирован Резервный фронт, получивший задачу воспрепятствовать возможному прорыву немецких сил на вторую линию обороны[61]. Этими мерами была обеспечена оборона Москвы к началу сентября, так как Сталин ожидал к этому времени немецкого наступления на Москву и сконцентрировал там все свои наличные силы[62]. Остается спорным вопрос, было ли немецкое наступление в конце августа успешным, если русские к такого рода наступлению были подготовлены и располагали на флангах наступающей группы армий «Центр» крупными силами.

В противоположность немцам советское командование считало, что, после того как удалось остановить наступающие немецкие войска под Смоленском, появилась возможность подготовиться к новым сражениям. Уже в конце июля началось осуществление первых подготовительных мероприятий по созданию на востоке страны соответствующих запасов зимнего обмундирования и снаряжения[63]. Эти приготовления к ведению войны в зимнее время не остались для немецкой стороны не замеченными. Советское руководство в своих планах исходило из того, что необходимо затормозить немецкое наступление, нанести немецким войскам большой урон, снизить темп наступления и выиграть время для создания резервов и необходимых материальных средств[64], которые позволили бы перейти в последующем в контрнаступление[65]. Советский Союз к этому времени уже не опасался краха своей системы и тотального поражения[66]. Все сильнее становилась надежда, что при напряжении всех своих сил и при поддержке англосакских держав удастся продолжать оказывать сопротивление противнику и тем самым привести к срыву гитлеровские планы. К началу операции «Тайфун» по восточному берегу р. Десна заняли позиции войска Брянского фронта под командованием генерал-полковника А.И. Еременко. Брянский фронт состоял из оперативной группы А.Н. Ермакова, 50-й армии (командующий генерал Петров), 13-й армии (командующий генерал Городнянский) и 3-й армии (командующий генерал Я.Т. Крейзер[67]. Фронт оборонялся в полосе от Ельни до озера Селигер[68]. В качестве второго эшелона в тылу Западного фронта находился Резервный фронт под командованием маршала С.М. Буденного. Соединения этого фронта занимали рубеж Спас-Деменск, Осташков[69]. Всего русские войска насчитывали 83 стрелковые, 2 мотострелковые, 1 танковую, 9 кавалерийских дивизий и 13 танковых бригад. Кроме того, 12 дивизий и 6 танковых бригад находились в резерве. Немецкому наступлению противостояли 1252 591 человек, 849 танков, 5637 орудий и 4961 миномет, 62 651 автомашина и трактор, 936 самолетов, в том числе 545 истребителей[70].

По численности личного состава советская стрелковая дивизия была меньше немецкой пехотной дивизии. На 1 октября 1941 года средняя численность стрелковой дивизии составляла: на Западном фронте — 8000 человек, на Резервном фронте — 10 500 человек, на Брянском фронте — 6600 человек[71]. Главные силы занимали оборону вдоль шоссейной дороги Варшава — Смоленск и в районе Брянска, так как там ожидался главный удар немцев. Хорошо оборудованные оборонительные позиции, занимаемые русскими дивизиями, а также подготовленные в глубине оборонительные рубежи между Вязьмой и Гжатском и под Можайском, которые предполагалось занять в случае прорыва немецких войск и тем самым предотвратить дальнейшее наступление на Москву, давали командованию группы армий «Центр» довольно ясное представление о том, что почти 350-километровый путь до Москвы будет нелегким. И несмотря на это, Бок, уповая на свои способности и предыдущие успехи, надеялся достичь конечной цели операции в кратчайшие сроки.

Несмотря на интенсивную подготовку к обороне Москвы, Ставка русских не рассчитывала, что новое немецкое наступление начнется еще осенью 1941 года. Она ожидала, что с наступлением осенней распутицы и после боев под Киевом немцы не начнут новых больших операций[72]. Только 26 сентября 1941 года командование Западного фронта доложило в Ставку, что, по данным разведки, установившей перегруппировку и переброску немецких войск, возможно новое немецкое наступление с 1 октября 1941 года, и просило пополнить войска фронта и скоординировать оборонительные мероприятия в районе западнее Москвы. Одновременно был отдан приказ войскам фронта подготовиться к отражению немецкого наступления. Ставка прореагировала на это донесение изданием директивы от 27 сентября 1941 года, в которой указывалось на необходимость перехода к жесткой и упорной обороне, создания фронтовых и армейских резервов, ведения активной разведки, совершенствования оборонительных сооружений, усиления инженерных работ. Но эти документы не успели дойти в передовые части до начала немецкого наступления, и удар был для русских внезапным. Они не разгадали направления главного удара немецких войск, и поэтому резервы фронтов находились не там, где это было нужно. Следствием этого была слабость Красной Армии в местах прорыва и неподготовленность артиллерии к обороне против немецких танков и пехоты. Жуков упрекал командование Западного фронта за допущенные ошибки, считая его ответственным за последствия[73], так как советское Верховное Главнокомандование своевременно предупреждало об этом командование фронта[74]. Недостаточная подготовленность обороны обусловила ограниченность плана наступательных действий, предпринятых Сталиным вследствие неправильной оценки обстановки. 29 сентября Сталин отдал приказ Резервному фронту наступать на Глухов и отбить его у противника. Оперативная группа генерала Ермакова натолкнулась на готовый к наступлению 24-й танковый корпус и понесла при этом значительные потери. Эти неправильные действия русского командования на южном крыле фронта облегчили затем прорыв и быстрое продвижение на восток войск генерал-полковника Гейнца Гудериана (2-я танковая группа).

Бои под Брянском. Группа армий «Центр» начала операцию «Тайфун» в срок, установленный планом. Ясным и солнечным осенним днем 30 сентября войска 2-й танковой группы прорвали позиции Брянского фронта, разгромили не успевшие занять оборону части оперативной группы генерала Ермакова, отразили контратаки 13-й армии и группы Ермакова, предпринятые по приказу Сталина с целью одновременно с юга и севера отрезать прорвавшиеся части немецкого 24-го танкового корпуса[75], и заняли 3 октября город Орел. В связи с ошибками, допущенными местным командованием, город не был подготовлен к обороне. В результате действий немецкой авиации была нарушена система управления войсками. Еременко вообще не имел связи с подчиненными ему армиями и не мог правильно использовать резервы, располагавшиеся под Брянском. Объяснялось это тем, что 2-я танковая армия своим левым флангом предприняла наступление на Брянск и тем самым сковала находившиеся там силы русских. Однако немецким танковым соединениям, охватывавшим большой индустриальный город с востока, не оказала помощи другая группировка, которая должна была бы состоять из войск 2-й армии. Эта армия, начавшая наступление с ходу после почти двухмесячных непрерывных боев, натолкнулась на неожиданно сильное сопротивление 3-й и 50-й армий русских. Только прорыв соединений 4-й танковой группы в полосе обороны 43-й армии Резервного фронта позволил соединениям 2-й армии вклиниться в оборону русских на стыке между 43-й и 50-й советскими армиями и тем самым своим правым флангом выйти в тыл Брянскому фронту. 5 октября передовые немецкие части заняли Жиздру, 6 октября войскам Еременко были отрезаны пути отхода и снабжения, все три его армии были окружены, а остатки частей группы Ермакова оттеснены к югу. В тот же день пал Брянск. 6 октября Ставка русских одобрила предложение Еременко повернуть фронт и прорываться на восток. 7 октября был издан соответствующий приказ армиям. Немецкое командование, стремясь ускорить ход операции, уже думало не только об окружении, но и о быстром прорыве на восток, чтобы окончательно отрезать русским пути отхода. Этим целям служил приказ Бока Гудериану захватить Мценск, а если возможно, и Волхов и вести разведку в направлении Тулы.

Но советское командование разгадало опасность прорыва под Орлом через Тулу на Москву. Ставка оперативно предприняла контрмеры на этом направлении, но вначале наступление немцев «на Брянском фронте как-то всерьез еще не принималось, хотя оно и было опасным»[76]. Советское командование пыталось с помощью авиации быстро перебросить в Мценск свежие силы. Несмотря на превосходство противника в воздухе, русским удалось в течение трех дней перебросить из района Ярославля 5500 человек с необходимым вооружением и снаряжением. Из свежих сил был сформирован 1-й гвардейский стрелковый корпус[77], задачей которого было остановить наступление немцев. Соединениям Гудериана противостояла прежде всего 4-я танковая бригада полковника М.Е. Катукова, имевшая на вооружении танки Т-34, которые значительно превосходили немецкие танки. Немецкой 4-й танковой дивизии пришлось пройти через тяжелые испытания. С помощью быстро предпринятых контрмер русским удалось приостановить продвижение основных сил 24-го танкового корпуса и нанести ему такие большие потери, что Гудериан писал по этому поводу:

«Тяжелые бои постепенно оказали свое воздействие на наших офицеров и солдат… И это было не физическое, а душевное потрясение, которое нельзя было не заметить. И то, что наши лучшие офицеры в результате последних боев были так сильно подавлены, было поразительным»[78].

Вместо быстрого продвижения пришлось вести тяжелые бои, которые позволили советскому командованию дождаться спасительной распутицы и так задержать немецкое наступление, что передовые наступающие части подошли к Туле только в конце октября[79]. Тем самым были решающим образом парализованы маневренные действия южного крыла группы армий «Центр», что в последующем очень чувствительно сказалось на действиях всей немецкой армии[80].

Дальнейшие трудности принесли бои непосредственно в брянском котле, который оттянул на себя до конца октября основные силы 2-й общевойсковой и 2-й танковой армий. По немецким данным, бои в этом котле официально закончились 19 октября[81]. В действительности они продолжались до 23 октября, то есть до прорыва из окружения 3-й и 50-й советских армий[82]. Приказ командования группы армий «Центр» от 4 октября, предписывавший 2-й армии не принимать участие в боях за Брянск, а продвигаться вперед, не мог быть выполнен, так как последующие дни показали, что у 2-й танковой армии нет достаточных сил, чтобы самостоятельно завершить бои против окруженной группировки. Поэтому 2-й общевойсковой армии был отдан новый приказ: продвигаясь на восток своим левым флангом, принять участие частью сил в окружении противника под Брянском. В связи с попытками войск Брянского фронта осуществить прорыв из окружения нельзя было и думать об использовании войск 2-й танковой армии для усиления соединений, наступавших на Мценск. Растянувшийся фронт наступления армии Гудериана, который первоначально стоил Боку стольких забот, больше не доставлял беспокойства немецкому командованию, так как русские не сумели организовать взаимодействие между Юго-Западным и Брянским фронтами. 13-й армейский корпус 2-й армии смог быстро продвинуться на восток. Кроме того, 9 октября удалось достигнуть соединения 2-й армии и наступавшей с северо-востока 2-й танковой армии. Окруженная брянская группировка противника была разделена на две части — северную, в районе Брянск, Жиздра, и южную, в районе Трубчевска. Командование группы армий в тот же день издало приказ, согласно которому 2-й армии ставилась задача разгромить северную часть окруженной группировки, а 2-й танковой армии — южную часть. 12 октября северо-восточнее Брянска было окончательно замкнуто кольцо окружения вокруг северной части группировки противника. Однако значительным силам советских войск еще 8 октября удалось прорваться и, несмотря на большие потери (был ранен и командующий фронтом Еременко), 12, 13 и 14 октября выйти из окружения. При этом 3-я армия русских сначала пыталась прорвать немецкие позиции на участке Навля, 13-я армия под Хомутовкой, а 50-я армия у Рессеты. Так как попытки прорыва 50-й армии были неудачными, то она, понеся большие потери, повернула на северо-восток в направлении Белева, чтобы прорваться там. Бок был обеспокоен тяжелыми боями в районе окружения и торопил с продвижением обеих немецких армий. 12 октября он писал в своем дневнике: «Гудериан не продвигается вперед; он, как и Вейхс, застрял в брянском котле». Однако вскоре Бок узнал, что, несмотря на начавшуюся перегруппировку 2-й полевой и 2-й танковой армий, движение вперед на северо-восток в результате упорного сопротивления противника стало возможным только после окончания боев в районе брянского котла. Советские войска, которые 22 и 23 октября прорвали немецкие позиции и в соответствии с приказом Еременко вышли на рубеж Белев, Фатеж, своим сопротивлением в решающей степени парализовали наступление южного крыла группы армий «Центр» и не позволили организовать быстрое преследование. Бои в брянском котле не принесли немцам желаемого успеха.

Бои под Вязьмой. 2 октября в «последнее большое и решающее сражение этого года» вступили все остальные войска группы «Центр», от которых Гитлер потребовал, чтобы они «последним мощным ударом… разгромили противника еще до наступления зимы». Хорошая погода благоприятствовала массированному использованию авиации, оказавшей особенно активную поддержку 4-й и 9-й армиям, действовавшим на направлении главного удара. В боевых действиях участвовало 1387 самолетов. Прорыв 3-й танковой группы в полосе обороны 24-й и 43-й русских армий был удачным. Ошибочное представление советского командования о нецелесообразности проведения оборонительных мероприятий в этом районе, который находился между Западным и Брянским фронтами и был в ведении Резервного фронта, привело к катастрофическим последствиям для советских войск. Когда обе армии в результате удара немецких войск начали отход, южный фланг Западного фронта и северный фланг Брянского фронта оказались открытыми. 5 октября Буденный докладывал по этому поводу:

«Положение на левом фланге Резервного фронта создалось чрезвычайно серьезное. Образовавшийся прорыв вдоль Московского шоссе закрыть нечем»[83].

К тому же командование Красной Армии первоначально думало, что имеет место наступление с ограниченными целями и что все не так трагично. Дивизии первого эшелона, которые вели оборонительные бои с наступающим противником, не знали, что им делать, так как русское командование на какое-то время было парализовано. Уже на второй день наступления южное крыло немецких войск достигло Кирова, форсировало р. Оку и 5 октября вышло передовыми частями к Юхнову. Подвижные части немцев обошли левый фланг Западного фронта и вышли в его тыл. 5 октября танковый клин 4-й танковой группы повернул на север и через два дня достиг Вязьмы. В результате нарушения связи и командиры соединений, и высшее советское командование до этого дня не имели ясного представления об обстановке на фронте. К.Ф. Телегин, бывший тогда членом Военного совета Московского военного округа, рисует образную картину той обстановки, которая сложилась в связи с наступлением немецких войск:

«До 5 октября все внимание ЦК партии, Главнокомандования и Военного совета округа сосредоточивается на резко осложнившемся положении под Тулой. 4 октября работники Политуправления принесли перевод речи Гитлера по радио. Фюрер заявил, что на Восточном фронте началось последнее решающее наступление и что „Красная Армия разбита и уже восстановить своих сил не сможет“. О каком „решающем наступлении“ и „разгроме“ Красной Армии шла речь, было непонятно. С Западного и Резервного фронтов таких данных в Генеральный штаб не поступало… Но все же ночь на 5 октября прошла в тревожных заботах. Связь по телефону с Западным фронтом была прервана, и наш офицер связи ничего не сообщал… Но вот в 12-м часу дня летчики 120-го истребительного полка, вылетавшие на барражирование, доложили, что по шоссе со стороны Спас-Деменска на Юхнов движется колонна танков и мотопехоты длиной до 25 км и перед ней наших войск они не обнаружили»[84].

Телегин приказал перепроверить это донесение средствами авиаразведки. В этот раз русские истребители были даже обстреляны, но Телегин снова не поверил. Верховное Командование просто не могло себе представить, что немцы могли прорваться на глубину 100–120 км. Лучшие летчики были посланы в разведку в третий раз. Они доложили, что немцы за это время уже заняли Юхнов. Только после этого русское Верховное Командование признало положение серьезным и Сталин приказал привести в полную боевую готовность Московский оборонительный район. Военный совет получил приказ занять всеми имеющимися в его распоряжении войсками позиции под Можайском и «во что бы то ни стало задержать прорвавшегося противника перед можайским рубежом на пять-семь дней, пока не подойдут резервы Ставки»[85].

На северном крыле немецких войск 3-я танковая группа начала наступление 2 октября и прорвала русский фронт на стыке между 19-й и 30-й армиями, наступая в направлении на Холм и частично в направлении на Белый. День спустя Холм оказался в руках немцев, кроме того, восточнее города, на восточном берегу Днепра, удалось создать два плацдарма, с которых на следующий день должно было начаться наступление в направлении на Белый. Это наступление, однако, сорвалось из-за плохого снабжения 3-й танковой группы. В связи с тяжелыми дорожными условиями 4 октября 3-я танковая группа оказалась почти без горючего, и наступление танковых дивизий захлебнулось. Предложение командования 2-го воздушного флота доставить 3-й танковой группе горючее было отклонено, так как танкисты считали, что смогут организовать подвоз собственными силами. Однако, когда транспортные колонны окончательно застряли на непроходимых дорогах, вечером 4 октября командование танковой группы все же было вынуждено обратиться за помощью к авиации. Таким образом, было потеряно более суток, и соединения 3-й танковой группы получили возможность вести бои только во второй половине дня 5 октября. Этим тотчас же воспользовались русские. Конев, 4 октября доложивший Сталину об угрозе окружения[86], 5 октября получил приказ Ставки отойти на заранее подготовленный рубеж обороны Вязьма, Ржев[87]. Одновременно ему были переданы 31-я и 32-я армии Резервного фронта, чтобы обеспечить единое управление войсками в районе Вязьмы. Вначале русские войска упорно оборонялись, но затем начали отход на восток, стремясь избежать окружения. 3 октября в журнале боевых действий группы армий «Центр» было записано:

«Общее впечатление об этих боях, основанное на данных авиаразведки, было такое, что противник полон решимости обороняться и со стороны высшего русского командования нет каких-либо других приказов».

Только 7 октября 10-я танковая дивизия 3-й танковой группы соединилась с 7-й танковой дивизией 4-й танковой группы. Кольцо окружения восточнее Вязьмы было замкнуто. Однако, как докладывала немецкая воздушная разведка, «значительные силы противника избежали окружения и большие колонны русских войск движутся в направлении Москвы». Русским снова, несмотря на большие потери, удалось своевременно вывести крупные силы из-под угрозы окружения. При этом, выходя из окружения, русские наносили очень большие потери немцам. Как доносил командир 7-й танковой дивизии, 11 и 12 октября дивизия потеряла 1000 человек, один батальон был буквально уничтожен.

Между двумя танковыми клиньями, которые имели задачу создать внешнее кольцо окружения, продвигались навстречу друг другу 2-я и 4-я армии в направлении на Сухиничи и Юхнов, а севернее наступали своим левым флангом 4-я и 9-я армии с задачей замкнуть кольцо окружения с запада и северо-запада. Главной же целью было как можно скорее высвободить танки, чтобы они могли участвовать в дальнейшем наступлении на Москву. В полосе наступления 9-й армии противник оказал такое упорное сопротивление, что левофланговые соединения только ценой больших потерь смогли продвинуться вперед. Эти трудности усугублялись суточной остановкой 3-й танковой группы, в результате которой давление на окруженных с севера не было столь сильным, как ожидалось.

Начало преследования и первые контрмеры русских. 7 октября, когда окружение было наконец завершено, главнокомандование сухопутных сил и командование группы армий пришли к выводу, что в распоряжении противника нет больше значительных сил, с помощью которых он мог бы противостоять дальнейшему продвижению группы армий «Центр» на Москву, и поэтому можно сразу же начать преследование противника в направлении Москвы. Немецкое командование было настроено оптимистически и думало, «что можно и несколько рискнуть» и что в этот раз все будет выглядеть иначе, чем под Минском и Смоленском, когда противнику удалось своевременно возвести новые оборонительные рубежи и затормозить продвижение немецких войск. Бок хотел сразу же высвободить как можно больше сил и с ходу подключить их к проведению новой операции. И хотя в кольце окружения бои были в полном разгаре и было еще неясно, какие силы противника окружены, Бок считал, что у него теперь достаточно сил, чтобы решить обе задачи — покончить с окруженным противником и одновременно начать преследование силами имеющихся у него соединений. Так как казалось, что противник не обладает сколько-нибудь серьезными резервами, мнения различных инстанций немецкого командования сходились на том, что эти шансы нужно сейчас же использовать и быстрее пробиваться к Москве.

7 октября 1941 года на совещании в штабе группы армий «Центр», в котором приняли участие Браухич и начальник оперативного отдела штаба сухопутных войск полковник генерального штаба Адольф Хойзингер, отмечалось, что отданные армиям приказы свидетельствовали о том, насколько благоприятно оценивалась существующая обстановка. Исходя из достигнутых успехов и того факта, что захвачено большое количество трофеев и пленных, и находясь под общим впечатлением планов Гитлера в этой операции, командование оценивало обстановку односторонне, с учетом только позитивных факторов. По мнению Браухича и Бока, 2-я танковая армия должна была возможно скорее выдвинуться в направлении Тулы и захватить переправы через Оку, чтобы затем продвигаться к Кашире и Серпухову. При этом Браухич обратил внимание присутствующих на пожелания Гитлера, который предлагал Гудериану овладеть Курском, а затем силами 2-й танковой группы нанести удар на юге. Принятие окончательного решения о постановке этой задачи ожидалось только в последующие дни.

2-й армии был отдан приказ разгромить противника в северной части кольца окружения под Брянском. Задача 4-й армии состояла в том, чтобы силами пехотных соединений и по возможности большим числом подвижных частей продвигаться до рубежа Калуга, Боровск и во взаимодействии с 9-й армией замкнуть кольцо окружения под Вязьмой. 9-я армия получила задачу вместе с частями 3-й танковой группы выйти на рубеж Гжатск, Сычевка, чтобы, во-первых, обеспечить окружение группировки под Вязьмой с севера и, во-вторых, сосредоточиться для наступления в направлении на Калинин или Ржев. Эти соображения были изложены в «Приказе на продолжение операции в направлении Москвы» от 7 октября 1941 года. В основе этой идеи — повернуть танковые войска на север, — высказанной новым командующим 3-й танковой группой генералом танковых войск Гансом Георгом Рейнгардтом, лежал план разгрома противника силами северного крыла 9-й армии совместно с южным крылом 16-й армии группы армий «Север» в районе Белый, Осташков и нарушения сообщения между Москвой и Ленинградом. И хотя Бок выступал против этого замысла операции, через день 3-я танковая группа получила приказ фюрера наступать на север. Этих сил не хватило для боя в решающий момент под Москвой, когда новые русские оборонительные рубежи не были еще укреплены, а резервы русских большей частью находились еще на подходе. Основываясь на имеющейся оценке противника, ОКВ и ОКХ все же считали возможным осуществить этот широко задуманный план. Оценка противника штабом группы армий «Центр», как это видно из записей от 8 октября, была очень оптимистической:

«Сегодня сложилось такое впечатление, что в распоряжении противника нет крупных сил, которые он мог бы противопоставить дальнейшему продвижению группы армий на Москву… Для непосредственной обороны Москвы, по показаниям военнопленных, русские располагают дивизиями народного ополчения, которые, однако, частично уже введены в бой, а также находятся в числе окруженных войск».

Но в приказах о высвобождении всех сил для стремительного преследования противника в направлении русской столицы не учитывались два фактора, которые должны были вскоре затормозить дальнейшее наступление, а именно — начало периода распутицы и усиливающееся сопротивление русских. Начиная с 6 октября на южном участке группы войск, а с 7 и 8 октября на остальных ее участках пошли осенние дожди, в результате чего дороги, особенно проселочные, стали труднопроходимы, что ощутимо замедлило наступление. В журнале боевых действий группы армий «Центр» отмечалось 10 октября:

«Передвижение танковых частей из-за плохого состояния дорог и плохой погоды в настоящее время невозможно. По этим же причинам имеются затруднения в обеспечении танков горючим».

8 октября были также существенно ограничены действия поддерживающей авиации, так как опасность обледенения, плохая видимость и снежная метель, с одной стороны, и плохое состояние взлетно-посадочных полос — с другой, не позволяли поддерживать на прежнем уровне авиационное обеспечение операции. Части 2-го воздушного флота провели 6 октября 1030 самолето-вылетов, 8 октября — 559, а 9 октября — 269. В связи с этим темпы преследования резко упали, хотя немецкие дивизии все же продвигались вперед и захватывали новые районы. Самые же тяжелые последствия периода распутицы проявились позже, во второй половине октября.

Однако сильнее распутицы сказывалось стремление противника, используя местные и климатические условия, все сильнее тормозить немецкое наступление, наносить все более значительные потери немцам, выиграть время для того, чтобы построить в тылу новые оборонительные рубежи, подтянуть резервы и подготовить свои войска к новым боям. Немецкое командование, будучи уверенным в своей победе, приказало стремительно преследовать противника, считая, что для этого будет достаточно 57-го танкового корпуса и двух пехотных корпусов. 41-й танковый корпус, уже изготовившийся к «прыжку» на Москву, был нацелен на Калинин. Советское же командование днем раньше предприняло решающие контрмеры.

5 октября Ставка поняла, что в связи с немецким наступлением приказ Западному фронту занять рубеж Ржев, Вязьма практически уже опоздал и что следовало создавать дальше на востоке новый рубеж обороны, который должен был проходить по уже частично оборудованной Можайской линии. Туда предполагалось бросить все наличные резервы и направить все войска, избежавшие окружения. В качестве первой меры четырем стрелковым дивизиям Западного фронта было приказано занять позиции на Можайской линии обороны и создать там необходимый заслон. Кроме того, Сталин срочно вызвал Г.К. Жукова из Ленинграда в Москву, чтобы направить его в качестве представителя Ставки на Западный фронт[88]. Такое решение казалось Сталину необходимым, так как он почти не получал сведений об обстановке на фронте, хотя нуждался в точных данных для принятия соответствующих мер. Так как Сталин был недоволен командованием Западного фронта, то он направил к Коневу комиссию Государственного Комитета Обороны, в которую наряду с другими входили Молотов, Микоян, Маленков, Ворошилов и Василевский. Комиссия должна была разобраться по существу вопроса и спасти, что еще можно было спасти. Она нашла положение дел на фронте крайне неудовлетворительным.

Так, штаб Резервного фронта, например, не имел представления, где находится командующий фронтом Маршал Советского Союза С.М. Буденный. Не было связи с Западным и Брянским фронтами. В Медыни, одном из важных городов, прикрывавших подступы к Москве, из всех защитников города Жуков обнаружил только трех милиционеров[89]. Получив информацию Жукова о положении дел и беспокоясь о тяжелом положении на Западном фронте, Сталин действовал очень быстро. Он сместил Конева и назначил вместо него Жукова. Несмотря на недовольство прежним командованием Западного фронта, Сталин по настоянию Жукова оставил Конева заместителем командующего фронтом, а Соколовского — начальником штаба фронта[90]. Одновременно он тотчас же направил все имеющиеся резервы в район Можайска. К 10 октября на Можайской линии обороны находились четыре стрелковые дивизии, курсанты различных военных училищ, три запасных стрелковых полка и пять пулеметных батальонов[91]. В тот же день дополнительно были доставлены пять вновь созданных пулеметных батальонов, десять противотанковых полков и пять танковых бригад. Примечательно, что, чтобы поднять моральный дух войск на фронте, Сталин назвал десять противотанковых батальонов, которые имелись в распоряжении Верховного Командования, десятью «противотанковыми полками»[92]. Но этих сил было недостаточно, чтобы снять угрозу немецкого прорыва. В то время, когда начальник пресс-бюро германского рейха Отто Дитрих провозгласил по приказу Гитлера, что с Советским Союзом «в военном отношении покончено», а «Фолькише беобахтер» утверждала, что «армия Сталина стерта с лица земли», русские, с надеждой ожидавшие периода распутицы, организовали отпор наступающему врагу.

Войска, действовавшие в районе Можайска, были объединены в 5-ю армию, а войска, оборонявшиеся в районе Орла, — в 26-ю армию. Были объединены Западный и Резервный фронты в один — Западный — фронт. К этому времени относится переброска войск с Дальнего Востока и из Средней Азии, прибытие которых ожидалось в середине октября. На запад была переброшена 316-я стрелковая дивизия, сформированная в июле в Алма-Ате. В октябре она прибыла в Волоколамск. В тот же день немецкая разведка установила прибытие 312-й стрелковой дивизии из Казахстана, 313-й из Туркестана и 178-й из Сибири. В последующие дни на фронт прибыли другие соединения с Дальнего Востока. Штабы 16, 31, 33 и 49-й армий были передислоцированы на восток с задачей провести формирование новых армий из резерва. До 13 октября удалось сформировать 16-ю армию под командованием Рокоссовского в районе Волоколамска[93], 5-ю армию в районе Можайска, новую 43-ю армию под командованием Голубева в районе Малоярославца, новую 49-ю армию под командованием Захаркина в районе Калуги и новую 33-ю армию под командованием Ефремова в районе Наро-Фоминска. Все эти соединения были объединены в новый Западный фронт под командованием Жукова, который имел задачу всеми имеющимися в его распоряжении силами остановить наступление немецких войск. Для повышения маневренности своих войск Жуков собрал все средства транспорта, имевшиеся в Москве, для отправки их на фронт. Советское Верховное Главнокомандование смогло передать Западному фронту из резервов Ставки восемь танковых и две механизированные бригады, а также несколько стрелковых соединений, а Брянскому фронту — две танковые бригады и один усиленный танковый батальон. Таким образом, к середине октября на усиление обороны Москвы прибыло 12 стрелковых дивизий, 16 танковых бригад и 40 артиллерийских полков и другие части[94]. Авиация была также пополнена новыми формированиями и двумя дивизиями дальней бомбардировочной авиации. Все это позволило к тому времени, когда передовые части немцев достигли Можайской линии обороны и завязали бои, создать на главных магистралях, ведущих к Москве, плотный оборонительный заслон, о котором ничего не знала немецкая разведка. Разведывательный отдел штаба группы армий «Центр» констатировал 14 октября:

«Противник в настоящее время не в состоянии противопоставить наступающим на Москву силы, способные оказать длительное сопротивление западнее и юго-западнее Москвы. Все, что осталось от противника после сражения, оттеснено на север или юг».

И хотя командование Западного фронта не сумело установить связь с частями, окруженными под Вязьмой, а попытки прорваться из окружения вследствие слабо организованного взаимодействия стоили больших потерь, русским все же удалось сковать на длительное время немецкие танковые силы и тем самым исключить возможность их участия в немедленном преследовании в направлении Москвы[95]. Начиная с 11 октября немецкие танки были вынуждены, продвигаясь вперед, прорывать все новые оборонительные рубежи, преодолевать очень упорное сопротивление противника.

Растущие трудности при преследовании. Несмотря на то что 11 октября была взята Медынь, а 12 октября Калуга, хотя были созданы первые бреши в Можайской линии обороны, все же продолжающиеся упорные бои в кольце окружения свидетельствовали о том, что высвобождение сил, обеспечивших окружение, потребует более длительного времени, чем предполагалось. Попытки противника вырваться из кольца окружения в районе Вязьмы 10–12 октября сковали предназначенные для преследования 40-й и 46-й танковые корпуса и задержали их смену. Лишь 14 октября удалось перегруппировать главные силы действовавших под Вязьмой соединений 4-й и 9-й армий для преследования, которое началось 15 октября. Передовые отряды оказались слишком слабыми, чтобы в первом натиске сломить усиливавшееся сопротивление противника. Они могли продвигаться вперед, только неся очень большие потери. 15 октября командующий 4-й армией генерал-фельдмаршал Гюнтер фон Клюге, оценивая обстановку, констатировал, что «психологически на Восточном фронте сложилось критическое положение, ибо, с одной стороны, войска оказались в морозную погоду без зимнего обмундирования и теплых квартир, а с другой — непроходимая местность и упорство, с которым противник обороняется, прикрывая свои коммуникации и районы расквартирования, чрезвычайно затрудняют продвижение вперед наших, пока еще слабых, передовых отрядов».

В донесении штаба 57-го танкового корпуса, который вел наступление в районе Медыни и Можайска, сообщалось, что последние бои за овладение русскими позициями были самыми ожесточенными за весь период кампании в России, так как противник оказывает яростное сопротивление, укрепившись в бетонных долговременных сооружениях, построенных еще в мирное время. Потери в танках с начала операции до середины октября сильно возросли. Так, 6-я танковая дивизия, располагавшая на 10 октября свыше 200 танками, 16 октября имела в своем распоряжении всего лишь 60 готовых к использованию в бою танков. 20-я танковая дивизия, одной из первых начавшая преследование противника в направлении на Москву, из 283 танков, которыми она располагала на 28 сентября, безвозвратно потеряла к 16 октября 43 танка. Потрепанная в боях в районе Мценска 4-я танковая дивизия имела к этому времени всего лишь 38 танков. В общей сложности к 16 октября 2-я танковая армия насчитывала 271 танк, 3-я танковая группа — 259 танков и 4-я танковая группа — 710 танков. Речь, конечно, идет об имеющихся в наличии танках, а готовых к использованию в бою было гораздо меньше. Если группа армий «Центр» пока еще имела в своем распоряжении свыше 1240 танков, то группа армий «Юг» на участке фронта 1-й танковой армии потеряла за период с 26 сентября по 15 октября 1941 года 144 танка. На 15 октября в 1-й танковой армии насчитывалось лишь 165 танков.

Но тяжелые потери несли не только танковые соединения. Пехотные части также вынуждены были дорогой ценой расплачиваться за свои успехи в наступлении. Потери группы армий «Центр» за период с 1 октября по 17 октября составляли 50 тыс. человек. Эти цифры свидетельствуют о том, насколько ожесточенными были бои. Трудности, вызванные тяжелыми потерями в людях и технике и недостатком пополнения, еще более осложнились распутицей и нарушением подвоза. Распутица не сразу дала о себе знать в ходе боевых действий. Только с середины октября стали чувствоваться ее губительные последствия на всем фронте группы армий «Центр», как раз именно в тот момент, когда начались бои на оборонительной линии под Можайском и когда для наступающих дивизий требовалось большое количество боеприпасов и горючего. Немецкое командование знало о тех трудностях, которые могли возникнуть в период распутицы[96]. Но оно полагало, что в расчет это принимать не следует, так как битву за Москву намечалось выиграть до наступления распутицы, то есть до середины октября. Консультироваться по этому вопросу со специалистами немецкое руководство не считало нужным. Заключение метеорологов, находившихся в распоряжении ОКХ, не запрашивалось. Таким образом, все шло, как в русской поговорке: «Осенью от ложки воды ведро грязи». Не приняв соответствующих мер и не подготовившись должным образом к распутице, ОКХ осенью 1941 года утверждало, что немцев постигло невероятное стихийное бедствие и что «распутица оказалась небывало сильной и затянулась на необычайно долгое время»[97].

Таким образом, немецкое командование свою вину готово было переложить на некую высшую силу, от него не зависящую. Позднее Гитлер утверждал:

«С наступлением дождей мы лишний раз убедились, что это было счастье, что немецкие армии в октябре не продвинулись далеко в глубь России».

Но факты говорят, что количество атмосферных осадков в октябре и ноябре 1941 года было ниже обычной нормы. Весь период распутицы был, следовательно, суше, чем обычно. Даже если средняя температура воздуха в октябре и ноябре 1941 года была ниже, чем в прежние годы, то это тоже не повлияло ни на продолжительность периода распутицы, ни на ее интенсивность, скорей, наоборот. Относительно рано наступившие в 1941 году морозы позволили уже в начале ноября использовать шоссейные и проселочные дороги, а также и местность в стороне от них[98]. Таким образом, сопоставляя данные о температуре и количестве осадков, можно констатировать, что распутица осенью 1941 года была слабее и менее продолжительна, чем в другие годы.

Русские, разумеется, сумели воспользоваться дождливой погодой и в своих планах обороны предусмотрели роль климатических условий. Жуков, например, рассчитывал, что немецкое наступление может развиваться только по главным шоссейным магистралям. Поэтому он сосредоточил те небольшие силы, которыми он располагал 15 октября, на дорогах, ведущих к Москве, в районе Волоколамска, Истры, Можайска, Малоярославца, Подольска и Калуги[99], в то время как Брянский фронт сконцентрировал оставшиеся в его распоряжении войска на направлении главного удара немцев, вдоль шоссейной дороги Орел — Тула.

17 октября штаб 2-й танковой армии доносил, что «по обе стороны от Мценска противник сохранил прежнее количество сил… Занимая свои оборудованные полевые позиции и бункеры с броневыми колпаками, он оказывает ожесточенное сопротивление. Основные силы 2-й армии приостановили наступление, ожидая подхода частей обслуживания».

В донесениях дивизии 2-й армии указывалось, что с 7 октября полностью прекратилось регулярное снабжение соединений, что дивизии растянулись на 240 км и более и вынуждены перейти на снабжение за счет местных ресурсов, ввиду чего их главные силы не способны ни к маршу, ни к боевому использованию.

Такое же положение наблюдалось и в 4-й армии, которая к тому же вследствие контратак противника, поддерживаемых танками и авиацией (несмотря на плохую погоду, она активизировала свои действия), была вынуждена на некоторых участках своего правого фланга перейти к обороне.

На участке фронта 9-й армии и 3-й танковой группы трудности со снабжением были настолько велики, что продвижение их соединений значительно задержалось. Главной линией коммуникаций для подвоза предметов снабжения на северном крыле группы армий являлось шоссе Вязьма — Москва, которое временами было непригодно для использования вследствие различного рода повреждений от обстрела, бомбардировок, взрывов мин замедленного действия. Кроме того, шоссе было перегружено, а вне полотна шоссе двигаться было нельзя. Трудности подвоза выросли в настоящий кризис. В журнале боевых действий штаба 9-й армии по этому поводу отмечалось:

«Главная причина возникновения и углубления кризиса заключается в том, что ремонт шоссейной дороги требует значительно больше сил и времени, чем это предполагалось. Несостоятельность первоначальных предположений в первую очередь показали разрушения, причиненные русскими минами замедленного действия. Такие мины, разрываясь, образуют воронку в 10 м глубиной и 30 м диаметром. Взрыватели установлены с такой точностью, что ежедневно происходит по нескольку взрывов, и поэтому приходится каждый день строить заново объездные пути. Этими широко задуманными диверсионными актами, которым не видно конца, противник хотя и не сможет сорвать наше наступление под Вязьмой, но затруднит и оттянет развитие нами достигнутого успеха, а ведь зима приближается».

В районе Калинина русские, подтянув резервы, непрерывно атаковали немецкие передовые отряды. В целях координации боевых действий на этом участке фронта Ставка русских 19 октября создала Калининский фронт под командованием Конева[100].

Чтобы в какой-то мере решить проблему снабжения 9-й армии, ОКХ предприняло попытку построить железную дорогу от Вязьмы до Сычевки, однако это требовало времени и не устраняло трудностей в тот момент, когда все решала быстрота действий. Ввиду недостатка подвижного состава на участке фронта группы армий «Центр» строительство железной дороги также не спасло. 19 октября для ремонта шоссейной дороги была выделена целиком вся 5-я пехотная дивизия. В этот день на всем участке фронта группы армий положение со снабжением настолько ухудшилось, что наступление фактически пришлось приостановить, происходили лишь бои местного значения.

В журнале боевых действий штаба группы армий «Центр» 19 октября было записано:

«В ночь с 18 на 19 октября на всем участке фронта группы армий прошли дожди. Состояние дорог настолько ухудшилось, что наступил тяжелый кризис в снабжении войск продовольствием, боеприпасами и особенно горючим. Состояние дорог, условия погоды и местности в значительной мере задержали ход боевых операций. Главную заботу всех соединений составляет подвоз материально-технических средств и продовольствия».

Бок в своем дневнике вынужден был признать, что преследование не имело того успеха, на который он рассчитывал.

«В общей сложности все это (достигнутые частные успехи) можно оценить только как ничто. Расчленение боевых порядков группы армий и ужасная погода привели к тому, что мы сидим на месте. А русские выигрывают время, для того чтобы пополнить свои разгромленные дивизии и укрепить оборону, тем более что под Москвой в их руках масса железных и шоссейных дорог. Это очень скверно!»

Русские хотя и выиграли время, но их дивизии тоже страдали от распутицы и бездорожья. Генерал А.В. Хрулев, бывший в то время начальником тыла Красной Армии, считает катастрофическое положение с дорогами в период распутицы одной из главных причин, «почему весь Калининский фронт постигла „роковая неудача“» и почему нарушился подвоз предметов снабжения. Из всех армий летели тогда к начальнику тыла телеграммы с жалобами на нарушение всей системы снабжения. Ввиду нехватки самолетов нельзя было осуществлять снабжение войск по воздуху и поэтому предлагалось прибегнуть к единственно оставшемуся средству — доставлять грузы гужевым транспортом. На это предложение начальника тыла Сталин саркастически заметил, что Хрулев, по-видимому, забыл, что живет в век техники. Тем не менее в короткий срок вся система снабжения у русских была перестроена в расчете на использование гужевого транспорта, что позволило быстро ликвидировать кризисное положение со снабжением войск.

Цели немецкого командования в отношении Москвы. После окружения советских войск под Вязьмой и начала преследования немецкое командование считало битву за Москву, в основном, выигранной. Оно полагало, что дело теперь только за тем, чтобы разбить оставшиеся силы Красной Армии и сломить сопротивление немногочисленных, еще продолжающих обороняться войск Жукова западнее Москвы. ОКХ намеревалось снять с советско-германского фронта и перебросить на запад штаб корпуса, четыре пехотные и одну кавалерийскую дивизии с целью их переформирования для использования в операциях по плану на период после «Барбароссы». Речь шла о 8-м армейском корпусе, в состав которого входили 8, 28, 5 и 15-я пехотные дивизии, и о 1-й кавалерийской дивизии. На основе этих дивизий предполагалось сформировать 5, 8 и 28-ю легкие дивизии и 24-ю танковую дивизию.

11 октября ОКХ сообщило командованию группы армий, как оно представляет себе дальнейшее использование 9-й армии и 3-й танковой группы после захвата Калинина. Указанные объединения должны были продвигаться в направлении на Торжок и далее на Вышний Волочек и Осташков с задачей лишить противника возможности отойти далее на восток, не дать ему ускользнуть от ударов фланговых соединений группы армий «Центр» и «Север». В связи с этим все северное крыло группы армий «Центр» не должно было участвовать в прямом наступлении на Москву. Окружение самой Москвы предполагалось осуществить силами 2-й танковой армии, 4-й армии и 4-й танковой группы. 12 октября Гитлер предписал «капитуляции Москвы не принимать, столицу советскую окружить и подвергнуть изнуряющему артиллерийскому обстрелу и воздушным налетам».

Он должен был признать, что первоначальный план «затопить Москву и ее окрестности, чтобы там, где до сих пор стояла Москва… образовалось огромное озеро, которое навсегда скрыло бы от глаз цивилизованного мира метрополию русского народа», оказался неосуществимым. Планы дальнейших операций исходили из приказа Гитлера повернуть левое крыло группы армий «Центр» на север, а силами 2-й армии наступать на юг через Курск на Воронеж, чтобы предотвратить угрозу удара противника в стык групп армий «Центр» и «Юг». В то время как 2-я танковая армия должна была обойти Москву с юга и замкнуть кольцо окружения восточнее города, 4-я танковая группа должна была осуществить тот же маневр с севера, предусматривая при этом фланговые удары по Рыбинску и Ярославлю. 4-я армия должна была продвинуться вдоль по линии Московской окружной железной дороги, где проходили три оборонительных участка русских. Бок пытался одновременно с маневром 9-й армии нанести удары силами 3-й танковой группы и 2-й армии, так как он опасался, как это было после Смоленска, что силы группы армий окажутся распыленными и тем самым появится риск их ослабления на главном направлении. Но все его попытки успеха не имели.

К тому времени, когда трудности в снабжении фронта впервые достигли своей высшей точки[101] и тень их тяжких последствий уже нависла над войсками, Гальдер объявил о новых больших планах, которые должны были привести к дальнейшему распылению сил группы армий «Центр». После разгрома противостоящих группе армий «Север» сил противника предполагалось занять такие позиции, которые прикрывали бы войска с северо-востока и с севера. Таким образом, всякое давление на них противника из глубины страны в течение зимних месяцев было бы исключено и потребовалось бы меньше сил для решения этой задачи. Цель заключалась в том, чтобы при условии занятия Рыбинска выйти на рубеж Вологда, Озерный край, к границе тундры, и перерезать единственную железную дорогу, ведущую от Белого моря в центральные районы России. Получилось так, что 4-я армия должна была собственными силами выйти в тыл Москвы, к востоку от Волги. На возражение генерал-майора Ганса фон Грейфенберга о «катастрофическом положении дорог в районе действий группы армий» Гальдер ответил замечанием, что он просит о том, чтобы «все было сделано в отношении обеспечения снабжения и была осуществлена должная подготовка к задуманному долгому пути». ОКХ в это время находилось полностью под впечатлением победных донесений о боях с окруженным противником и надеялось, что в таком духе дела будут идти и дальше. Это проявлялось в безграничном и восторженном признании Гальдером единственного в своем роде сражения под Вязьмой, а поэтому он и слышать не хотел о трудностях, имеющихся в войсках.

Положение 9-й армии, которую предусматривалось использовать для наступления в северном направлении, в это время было далеко не лучшим. Войска армии, обходя своими пехотными корпусами Калинин с обеих сторон, пытались соединиться с передовыми частями 3-й танковой группы, но непрерывно подвергались внезапным ударам русских дивизий. Начиная с 17 октября советские войска при поддержке танков и авиации ежедневно атаковали немцев в районе Калинина. Поэтому 23 октября Бок приказал приостановить наступление через Калинин и сначала разгромить противника в треугольнике Волжское водохранилище — Калинин — Волга. Основанием для этого решения было то, что русские сосредоточили юго-восточнее Калинина крупные силы, которые представляли угрозу флангам 9-й армии и 3-й танковой группы. Гитлер считал, что вместо временно приостановленного наступления 9-й армии следует нанести удар в направлении Рыбинска и Ярославля силами 3-й и 4-й танковых групп, а 9-я армия должна занять оборону западнее Калинина. Бок тотчас же выступил против этого маневра своих танковых сил и обосновывал невозможность его осуществления прежде всего трудностями в снабжении и плохим состоянием дорог. Тем не менее 28 октября Гитлер приказал осуществить этот план, имея конечной целью выход к Волге, чтобы блокировать противника между Волгой и Ладожским озером, перерезать железные дороги, идущие с востока через Ярославль и Рыбинск на Бологое, а также через Вологду на Тихвин, лишив русских возможности осуществлять снабжение войск, и тем самым нанести им решающее поражение. Несмотря на возражения командования группы армий «Центр», считавшего, что осуществление такого плана вызовет огромные трудности и скажется на дальнейшем развитии наступления на Москву, Гитлер сохранил в силе свою директиву. Таким образом, помимо войск северного крыла группы армий в наступлении на русскую столицу не могла участвовать еще и основная масса сил 4-й танковой группы.

Возражая против новых планов использования войск северного крыла группы армий, Бок выступал и против решения использовать танковые соединения 2-й танковой армии для наступления на Воронеж, а не на Тулу. Гитлер считал 4-ю армию достаточно сильной, чтобы силами правофланговых соединений выполнить задачи, предусмотренные ранее для 2-й танковой армии. Несоответствие между оценкой обстановки, которую давал Гитлер, и действительным положением дел на фронте проявилось наиболее ярко в том, что Клюге был вынужден подтянуть свои последние резервы и отдать приказ 13, 12, 20 и 57-му армейским корпусам перейти на южном участке фронта к обороне. По мнению Бока, единственный шанс продолжить наступление силами правофланговых соединений 4-й армии заключался в том, что армия Гудериана начнет наступление через Тулу на северо-восток. Этот удар должен был вынудить противника, противостоящего 4-й армии, снять свои силы с этого участка фронта и бросить их против 2-й танковой армии. Таким образом Бок надеялся облегчить дальнейшее наступление 4-й армии. Поворот же 2-й танковой армии на юг не только делал невозможным выполнение этих планов, но и создавал дополнительно «широкую брешь на… всем фронте группы армий», закрыть которую было нечем. Бок всеми средствами боролся против этого приказа. Он даже объяснял Гальдеру, что медлит с отдачей войскам приказа Гитлера о приостановлении наступления 2-й танковой армии в направлении на Тулу, пока не будет окончательно решен вопрос о постановке ей дальнейшей задачи. В этом случае в конечном счете ему сопутствовал успех и 28 октября Гитлер объявил, что он «согласен, чтобы не терять времени, продолжать наступление 2-й танковой армии на прежнем направлении». Следствием этого было то, что только 2-я армия была нацелена на Воронеж, в то время как войскам Гудериана было приказано наступать в направлении на Москву «между Рязанью и Каширой через Оку». Большие цели, которые провозглашались еще в эти дни в ставке фюрера, на практике, несмотря на все приказы и директивы, были невыполнимы, так как положение со снабжением и состояние немецких войск делали невозможным дальнейшее наступление. Бок отдал приказ, в котором говорилось, что если пока нельзя дальше наступать, то нужно хотя бы делать все возможное для подготовки наступления и как можно быстрее преодолеть трудности со снабжением войск, чтобы с наступлением хорошей погоды (мороза) сразу же возобновить продвижение. Тем самым Бок признал, что последняя попытка в быстротечном сражении разбить оставшиеся части Красной Армии и до наступления зимы захватить Москву провалилась. Более того, войска его группы армий имели открытые фланги, не были готовы к действиям в зимних условиях, и им противостоял противник, получивший подкрепление. Боку было ясно — чтобы разгромить противника, нужно начинать новое наступление, но он не имел возможности восполнить огромные потери, понесенные его войсками. 31 октября Бок писал в своем дневнике:

«Наши потери становятся очень ощутимыми. В соединениях группы армий более чем двадцатью батальонами командуют обер-лейтенанты».

Потери офицерского состава группы армий «Центр» составляли ежедневно в среднем 45 человек (около 40 % всех потерь офицерского состава на Восточном фронте), и особенно велики они были в пехоте, где выбывших из строя офицеров приходилось заменять офицерами других родов войск.

Оборонительные мероприятия русских. Советское командование сознавало, что в середине октября над Москвой нависла серьезная опасность. В эти дни все наличные резервы Ставки были брошены в бой или подтягивались к фронту. Формирование новых соединений и переброска дивизий с Востока были еще не завершены. Когда перед Можайской линией обороны появились передовые отряды немецких танковых соединений и русские не имели равноценных сил против них, Жуков рекомендовал Сталину эвакуировать Москву. Уже 13 октября секретарь Центрального Комитета и Московского городского комитета партии А.С. Щербаков официально заявил, что Москва находится в опасности и что необходимо мобилизовать новые силы на оборону города. Наряду с продолжающимся лихорадочным строительством оборонительных сооружений вокруг и внутри города был проведен призыв еще 12 тыс. человек, которые должны были занять эти позиции[102]. Они входили в истребительные батальоны, которые 17 октября были использованы для прикрытия дорог, ведущих в Москву. Так как Сталин не был окончательно убежден в эффективности этих мер, 16 октября началась эвакуация большинства правительственных, военных и партийных учреждений, а также дипломатического корпуса из Москвы в Куйбышев. Эти мероприятия оказывали деморализующее воздействие на население города, возникла паника. Даже то, что в Москве оставались Сталин и его ближайшие сподвижники, не оказывало успокаивающего воздействия на москвичей[103], и, таким образом, 19 октября в городе и окрестностях было объявлено осадное положение, провозглашено действие законов военного времени. В постановлении говорилось:

«Лица, нарушающие общественный порядок, должны немедленно привлекаться к ответственности и передаваться военному трибуналу для вынесения приговора. Провокаторы, шпионы и другие агенты врага, призывающие к нарушению порядка, должны расстреливаться на месте»[104].

Эти обстоятельства, а также первые бои на Можайской линии обороны, в результате которых русские части были вынуждены отступить[105], убедили немецкое командование в том, что русская армия, испытывая недостаток сил на большом по протяженности фронте, сосредоточила только в немногих пунктах сильные группировки с целью прикрыть от разгрома основные силы и создать основу для дальнейшего ведения борьбы, что она не будет располагать крупными боеспособными резервами до наступления зимы. Поэтому немецкое командование считало, что можно продолжать наступление имеющимися силами, прорвать неглубокие оборонительные линии русских и быстро окружить Москву. В такой оценке обстановки, реально определившей лишь тяжелое положение Красной Армии, не были учтены три важных фактора. Во-первых, Можайская линия обороны, имевшая глубоко эшелонированные (на 100 км) оборудованные позиции с многочисленными природными и противотанковыми препятствиями, позволяла русским осуществлять медленный организованный отход на восток с боями, нанося немцам все новые потери. На пути наступления немцев протекали реки Лама, Москва, Колоча, Лужа, Пахра, Ока, Протва, Уна, Плава и Суходрев. К позициям Можайской линии обороны подходили хорошие железные и шоссейные дороги, позволявшие осуществлять переброску войск туда, где они были особо необходимы, и быстрый подвоз пополнений. Кстати, эти дороги, начиная с середины октября, почти не подвергались налетам немецкой авиации. Действия 2-го воздушного флота были направлены преимущественно против противника, располагавшегося непосредственно перед немецкими боевыми порядками, с целью поддержки наступления своих войск. Железнодорожная распределительная сеть под Москвой, разрушение которой было бы особо важно для нарушения системы снабжения русских войск, не подверглась сколько-нибудь сильному воздействию авиации. В течение всего октября немецкая авиация осуществила только 17 ночных беспокоящих налетов и 6 дневных налетов на Москву, самым крупным из которых (59 самолетов) был налет 28 октября. Но при этом немецкой авиации не удалось нанести большого урона городу[106].

Вторым фактором был новый метод ведения боевых действий, примененный Жуковым. Он был необходим как для боевого использования небольших, часто с этой целью созданных частей, так и в связи с тем, что бои проходили вблизи русской столицы. Отступление с Можайской линии обороны и оставление большой территории было далее невозможно, если Сталин хотел удержать Москву[107]. Красная Армия практически сражалась на последнем рубеже. Поэтому Жуков делал все, чтобы использовать свои небольшие силы по возможности более эффективно, создавая с этой целью в армиях на наиболее опасных участках глубоко эшелонированные противотанковые и артиллерийские очаги обороны, вынуждавшие наступающего противника прорывать все новые и новые позиции. Кроме того, танки теперь использовались не только для поддержки пехоты, но и сосредоточенно для борьбы с немецкими танками. Для укрепления обороны Сталин немедленно направил все имевшиеся в его распоряжении противотанковые подразделения на фронт для использования их на главных направлениях. В осуществлении этого нового метода ведения боевых действий, обеспечивавшего широкие возможности маневра и сочетавшего огневое воздействие с быстрыми контратаками на флангах наступающего противника, все большую поддержку оказывала русская авиация. Советские летчики, действуя со стационарных аэродромов под Москвой, все чаще вступали в бой и наносили немецким войскам ощутимые потери. В период с 10 по 31 октября советская авиация совершила около 10 тыс. самолето-вылетов в расположение войск группы армий «Центр»[108], действуя даже тогда, когда немецкая авиация из-за погодных условий не могла летать.

Третий, решающий фактор заключался в характере боевых действий. С приближением фронта к Москве повысился моральный дух красноармейцев. В своем приказе войскам Западного фронта Жуков указывал:

«В этот момент все, от рядового красноармейца до старших командиров, должны смело и непреклонно сражаться за Родину, за Москву! Проявление трусости и паники в этих условиях равносильно предательству. В связи с этим приказываю: 1. Трусов и паникеров, оставляющих поле боя, покидающих без приказа занимаемые позиции и бросающих оружие и снаряжение, расстреливать на месте. 2. Ответственность за выполнение этого приказа возложить на военные суды и прокуратуру… Ни шагу назад! Вперед за Родину!»

Хотя этот приказ и аналогичные распоряжения не потеряли своей силы и во второй половине октября, следовало в целом констатировать усиление воли к борьбе и повышение морального духа советских солдат. Примером для других войск служили соединения, прибывшие с Дальнего Востока. Особенно советская пропаганда выделяла боевые подвиги 316-й стрелковой дивизии под командованием генерала И.В. Панфилова и 78-й стрелковой дивизии под командованием генерала А.П. Белобородова, входивших в 16-ю армию Рокоссовского. Обе дивизии за проявленное мужество были переименованы, соответственно, в 8-ю и 9-ю гвардейские стрелковые дивизии[109].

Не только строгие приказы и политические лозунги, выдвигаемые политработниками, приводили к повышению моральных качеств воинов, но и страх перед немецким пленом[110]. О судьбах русских военнопленных очень скоро стало известно советским солдатам. Бок, во время поездки на фронт убедившись в тех тяжелых условиях, в которых находились русские военнопленные, записал в своем дневнике, что мучения, голод, расстрелы солдат — все это было в действительности.

«Ужасным было впечатление от десятков тысяч русских военнопленных, которые почти без охраны двигались к Смоленску. Бледные и изможденные, эти несчастные люди еле держались на ногах. Многие погибли в пути. Я говорил об этом с командованием армий, но вряд ли это поможет».

Свою роль сыграл и «приказ о комиссарах». Советские политработники понимали, что в случае пленения они неизбежно будут убиты, и побуждали своих солдат к сопротивлению из последних сил, так что те, будучи поставлены перед альтернативой — сдаваться немцам в плен или продолжать борьбу, — склонялись к последнему. И хотя некоторые немецкие командиры требовали отменить этот приказ из-за его негативных последствий для действий немецкой армии, Гитлер не пошел навстречу этим пожеланиям, так как это противоречило его идеологии. Не только командующие на фронте, но и пропагандистские организации пытались устранить очевидные недостатки, так как они понимали, что русские солдаты едва ли верили немецким передачам и листовкам. В одном из донесений отдела пропаганды вермахта при командовании тылового района группы армий «Центр» приводилось по этому поводу знаменательное высказывание:

«Создание благоприятного настроения у населения затрудняет… наше обращение с военнопленными. Снова и снова имеют место случаи, когда попросту расстреливают пленных, которые вследствие изнеможения не могут продолжать двигаться… Известия об этих случаях, когда пленные расстреливаются в населенных пунктах, моментально распространяются на весь район».

Но немецкое командование не проявляло большого желания улучшать положение советских военнопленных и привлекать кого-нибудь к ответственности за массовые расстрелы этих людей, которые добровольно сдались немцам. Напротив, Йодль в своей резолюции на вышеприведенном донесении указывал:

«Нужно вести контрпропаганду, а именно — нужно было указать, что в этом случае речь идет о военнопленных, которые отказываются идти дальше не потому, что они больше не могут, а потому, что не хотят. Во всех подобных донесениях меня удивляет, что констатируется лишь, в результате каких наших неправильных действий вражеская контрпропаганда получает выгодные для себя аргументы. Было бы правильнее докладывать о том, какие контрпропагандистские меры следует предпринять».

Органы немецкой службы безопасности, проводя политику террора в отношении гражданского населения и массовые расстрелы, лишь усиливали ненависть русских к немецким оккупантам. Положение русского населения ухудшала также директива о подавлении партизанского движения от 25 октября, которая рекомендовала вермахту воспитывать у населения уважение к немцам и тем самым добиться его доверия. Но следствием этой директивы было не доверие, а еще более глубокая ненависть к немцам и страх перед ними. Тяжелое продовольственное положение гражданского населения в оккупированных районах убеждало красноармейцев, что немецкие солдаты пришли не как «освободители», а как поработители и что следует бороться против них всеми имеющимися средствами. При этом не только простые солдаты, но и прежде всего советская интеллигенция глубоко ненавидела немецких захватчиков. В 1941 году А. Сурков написал рассказ, в котором говорится о том, как красноармеец дает присягу. Солдат клянется: «Я — русский, солдат Красной Армии. Моя страна дала мне в руки винтовку. Она послала меня на борьбу против черных полчищ Гитлера, которые вторглись на мою землю… За мной сто девяносто три миллиона советских людей, и гитлеровское порабощение тяжелее, чем смерть… Я видел тысячи убитых женщин и детей, лежащих на шоссейных и железных дорогах. Их убили немецкие кровопийцы… Слезы женщин и детей жгут мое сердце. Убийца Гитлер и его орды заплатят своей волчьей кровью за эти слезы; ненависть мстителя не знает жалости».

Ненависть и стойкость, которых требовали командиры от бойцов Красной Армии, подкреплялись требовательностью партии, которая внимательно следила за тем, чтобы все соединения удерживали свои участки на фронте. Если какая-либо часть отступала без приказа, то она немедленно подвергалась порицанию и перед ней выдвигалось требование в будущем проявить более высокие боевые качества.

Но не только моральные качества русских воинов оказывали решающее воздействие на характер действий Красной Армии, но и прежде всего своевременная переброска резервных соединений и войск из восточных областей страны. В то время как немецкий генеральный штаб считал, что советские резервы, в основном, уже использованы и у Сталина нет больше сил, чтобы занять новый рубеж обороны, русское командование уже в конце сентября начало переброску дивизий и кадрированных соединений из восточных областей СССР на запад, чтобы восполнить потери, понесенные в боях за Киев. Эти войска прибыли как раз вовремя, в середине октября, чтобы вступить в бой за Москву. Донесения советского разведчика Рихарда Зорге, в которых с начала июля он докладывал руководителям СССР о позиции японского правительства, решившего не выступать против Советского Союза на Дальнем Востоке, а также настоятельная необходимость бросить против немцев все силы, чтобы отстоять Москву, явились основанием для дальнейшей переброски войск. Известия, получаемые от Зорге, были для русского командования ценным подтверждением правильности принимаемых им мер, но не являлись решающими аргументами для этой крупной переброски войск. Политики из Кремля, основываясь на изменившемся положении в мире, когда все более вероятной становилась конфронтация между Японией и США, перебросили часть войск с Дальнего Востока в Европу вовсе не под влиянием донесений Зорге. И все же следует считать установленным, что известие о том, будто со стороны Японии Дальнему Востоку не грозит непосредственная опасность, дало возможность русским перебросить на запад больше сил, чем первоначально планировалось. Железнодорожная сеть Советского Союза позволяла за период от двенадцати до пятнадцати дней перебросить в европейскую часть СССР восемь полностью снаряженных дивизий, в том числе одну танковую. Таких темпов немцы вначале не ожидали.

Для перевозки одной стрелковой дивизии было необходимо от 20 до 40 составов, которые бы шли по обеим колеям с высокой скоростью. Целые «пачки» по 15–20 составов, идущие близко друг за другом только в ночное время, полностью выпадали из поля зрения немецкой авиаразведки. Для обеспечения скорейшей переброски войск русские останавливали на несколько дней все другие составы, включая составы с военными грузами, и таким образом дивизии прямо в эшелонах доставлялись непосредственно к линии фронта. Это позволило до конца октября перебросить в район западнее Москвы с Дальнего Востока, из Средней Азии и Сибири по меньшей мере 13 стрелковых дивизий и 5 танковых бригад и в значительной мере стабилизировать фронт. Кроме этого прямого пополнения для фронта одновременно были доставлены дивизии, предназначенные для вновь формирующихся армий в тылу[111]. Эти войска, занимаясь боевой подготовкой, имели задачу создать в районах формирования глубоко эшелонированные оборонительные рубежи и сразу же занять их. В случае прорыва немцев под Москвой и выхода их к Волге они могли бы продолжать вести боевые действия. Это подтверждает, что если бы Москва и пала, то Сталин не считал бы войну проигранной, как на это надеялось немецкое командование, а был бы готов сражаться дальше в глубине территории страны. Так как русское командование на предыдущем опыте убедилось, что ввод в бой резервов небольшими долями нерационален и приводит только к большим потерям, Ставка начала создавать из резервов ударный кулак, намереваясь ввести эти силы в бой сосредоточенно, на главных направлениях.

Тот факт, что русские прикрывали образовавшиеся на фронте западнее Москвы бреши силами рабочих отрядов, а не регулярными войсками, только усилил представление немцев о том, что русские выдохлись и что война на Востоке может быть закончена в недалеком будущем. В беседе с Чиано 25 октября 1941 года Гитлер утверждал, «что, как свидетельствуют события последних четырех месяцев, судьба войны, собственно говоря, решена и что у противника нет никакой возможности помешать этому… При этих обстоятельствах война в ближайшее время снова будет перенесена на Запад…».

В действительности же обстановка на фронте складывалась для вермахта далеко не так благоприятно.

В конце октября русский фронт настолько укрепился[112], что командование Западного фронта считало, что сможет остановить новое наступление немцев. Приказ Жукова от 30 октября о переходе к обороне был симптоматичным в том отношении, что он показывал, как Жуков, используя новые методы, предполагает вести боевые действия и выигрывает при этом время. Прежде всего все шоссейные и прочие дороги, ведущие к районам обороны, были заминированы и сильно разрушены на протяжении 100 км. Все танкоопасные направления между дорогами были заминированы с целью воспретить возможность обходного маневра. Посредством строительства баррикад, рвов и других препятствий предполагалось замедлить наступление немецких пехотных частей, в случае необходимости обороняющиеся должны были даже затопить участки местности, лежащие перед их передним краем[113]. Было приказано создать целый ряд «противотанковых районов» (Калугино, Дракино, Лопасня, Стремилово, Каменка, Кресты, Истра, Наро-Фоминск, Петровское, Акулово, Кубинка, Дорохово, Серпухов, Звенигород, Михайловское, Локотня, Ануфриево, Ново-Петровское, Теряева Слобода), в которых на главных направлениях сосредоточивались все наличные противотанковые средства — противотанковые и зенитные орудия, танки и орудия поддержки пехоты. Кроме этих районов дополнительно силами армий и дивизий были созданы «противотанковые районы» на стыках соединений[114]. Особое внимание командиры на местах уделяли тому, чтобы боевые порядки находящихся в их распоряжении войск эшелонировались в глубину и чтобы во всех звеньях, от полка и выше, были выделены достаточные резервы, которые можно было ввести в бой в решающий момент. Для обеспечения надежного управления войсками линии связи, а также командные пункты были хорошо укрыты под землей. На стыках частей и соединений командиры использовали хорошо подготовленных офицеров связи. Жуков снова и снова указывал на необходимость организации взаимодействия между пехотой и артиллерией, танками и авиацией и возлагал ответственность за это на командиров частей и соединений. Так как командование Западного фронта в обозримом будущем не ожидало крупного немецкого наступления[115], оно полагало, что можно будет в сравнительно спокойной обстановке закончить проведение необходимых оборонительных мероприятий и подготовиться к отражению немецкого наступления.

Из донесений об обстановке на фронте Гитлер не сделал никаких выводов. И хотя во второй половине октября темп немецкого наступления значительно снизился, а в конце месяца оно почти совсем затормозилось[116], и хотя немецкое население все более сдержанно и недоверчиво относилось к сводкам о достигнутых немецкими войсками успехах, Гитлер, упоенный крупными победами под Вязьмой и Брянском и большими трофеями, продолжал и в это время верить, что война фактически уже выиграна. В беседе с итальянским министром иностранных дел графом Чиано 25 октября 1941 года он не мог сказать ничего точного о сроках взятия Москвы, но утверждал, что в военном отношении (с точки зрения людских и материальных ресурсов) Россия уже разгромлена и что, вероятно, зимой ее постигнет судьба Наполеона. В мыслях Гитлер в это время был уже на Кавказе и даже в Индии, считал, что русская кампания в целом была уже закончена, так как Россия не сможет больше оправиться от понесенных потерь и «находится при последнем издыхании». Характерным было и то, что он не учитывал тех источников сырья, которые Сталин еще мог использовать. По мнению Гитлера, Россия была способна удовлетворить свои потребности в нефти только на 10 %, а марганца и молибдена не могла получать совсем. Он не хотел и слушать специалистов, которые были иного мнения. Видимо, исходя из точки зрения Гитлера, Кейтель собственноручно написал на докладной записке Томаса о возможностях материальной помощи России со стороны англосакских держав о том, что «фюрер лично ознакомился с этими известными цифрами и сомневается в их правильности».

В своем докладе Томас делал вывод, что на основании первого протокола от 1 октября 1941 года, заключенного между СССР, США и Великобританией в Москве, «потери важнейших западных индустриальных областей России, приведшие к снижению производства самолетов и танков, могут быть в значительной степени восполнены».

Западные державы обязались поставлять Советскому Союзу до 30 июня 1942 года ежемесячно 400 самолетов, 500 танков, большое количество грузовых автомобилей и т. д. Эти поставки могли, по заключению Томаса, в довольно значительной степени покрыть «потребности России в средствах связи, прокате, легированной стали, молибдене, меди… автомобильных скатах и авиационном бензине». В период с октября 1941-го по май 1942 года западные державы могли поставить СССР около 4700 самолетов, 2600 танков, 600 легких зенитных орудий, 400 тяжелых зенитных орудий и около 600 противотанковых орудий. Фактически союзники поставили Советскому Союзу с 1 октября 1941-го по 30 июня 1942 года 4650 танков, 3101 самолет, 6500 джипов, 3700 грузовых автомобилей, 56 000 т химикалий и взрывчатых веществ, 167 000 т нефтепродуктов, прежде всего авиационного бензина, 30 000 т машинного оборудования, 424 525 т металлов, 305 037 т продовольствия. Общий объем поставок составил 1 420 255 т.

Томас пришел также к выводу, что «для оказания помощи России не существует трудностей транспортного порядка. Проблема тоннажа представляется разрешимой. Пропускная способность портов, принимающих грузы, и железных дорог достаточна для приема большого количества поставляемого военного оборудования и других важных грузов. Осуществление помощи России является в меньшей степени транспортной проблемой, чем проблемой, связанной с желанием англосакских держав ее реализовать».

Недооценивая экономическую помощь западных держав, Гитлер не верил в правильность прогнозов Томаса. По его мнению, Советский Союз «так много потерял материальных ценностей, что союзники не смогут восполнить их и в течение пяти лет, даже если не оставят ничего себе из всей произведенной продукции».

Он пришел к заключению, что выбор американцами Архангельска как порта разгрузки, обладающего небольшой пропускной способностью, является доказательством того, что в действительности США не хотят ничего поставлять СССР. Гитлер считал, что если поставки все-таки будут осуществляться через этот порт, то немцам это нисколько не угрожает, так как в ближайшие «несколько недель» железная дорога, идущая от Архангельска в глубь страны, будет перерезана немецкими войсками. Хотя Гитлер в течение последних месяцев 1941 года и двух первых месяцев 1942 года оставался при своем мнении о возможностях поставок, русские смогли до лета оснастить значительную часть своей армии полученной из США и Англии техникой и тем самым восполнить немалую долю материальных потерь.

К началу операции «Тайфун» управление военной экономики и вооружений ОКВ представило Гитлеру и его руководящим военным советникам справку, в которой давалась оценка «предполагаемого положения военной промышленности России по мере осуществления операции и продвижения на восток». В этой работе авторы исходили из четырех возможных вариантов продвижения немецких войск и делали из этого выводы в отношении состояния советской военной промышленности. Во всех этих четырех вариантах за основу был взят тот факт, что русские уже потеряли ряд промышленных областей и районов размещений запасов сырья и что будут захвачены Харьковская, Курская, Тульская и Московская области.

По варианту «А», который предусматривал оккупацию немцами территории России до линии Крым, Днепр, Харьков, Тула, Ленинград и Кандалакша, Томас пришел к следующему выводу:

«Потеря почти 2/3 производства железа и алюминия не позволит, вероятно, повысить или даже полностью использовать оставшиеся производственные мощности. Восполнение материального оснащения вооруженных сил до уровня, достигнутого к началу войны, во время зимнего затишья на фронте больше невозможно, как и покрытие срочной потребности в военных материалах для продолжения оборонительных военных действий следующей весной. Но решающего ослабления военно-промышленного потенциала России еще не наступило».

Томас считал, что наступление в направлении Москвы и захват русской столицы ни в коем случае не будут означать нужного немцам экономического краха Советского Союза. Эта оценка не нашла поддержки не только у Гитлера, но и у Йодля, на докладной записке у этого абзаца был поставлен красными чернилами большой знак вопроса.

По варианту «В», который помимо захвата территорий, предусмотренных в варианте «А», учитывал также захват Майкопа и Донецкого бассейна, а также района Ростова, Советский Союз лишался 61 % своей добычи угля. По этому варианту Томас пришел к заключению, «что промышленное производство (СССР. — Примеч. пер.) почти во всех областях снизится наполовину. Тем самым военная промышленность России будет так сильно ослаблена, что до лета 1942 года собственными силами она будет не в состоянии обеспечить создание предпосылок для успешного продолжения боевых действий западнее Урала».

По варианту «С», который предусматривал потерю русскими промышленного района Горького и вместе с ним «почти полную потерю производства грузовых и легковых автомобилей», не предполагалось «существенного ухудшения общего положения в военной промышленности в сравнении с вариантом „В“».

Только дальнейшая потеря территории вплоть до Волги, которая предусматривалась вариантом «Д», означала бы «значительное ослабление военной промышленности, что, однако, не обязательно должно привести к полному краху, которого можно ожидать лишь после потери Советским Союзом индустриального района Урала».

Таким образом, становится ясно, что намерение Гитлера добиться экономического краха России путем захвата ее европейских областей было несостоятельным. При этом следует иметь в виду, что представленный Томасом в начале октября документ оценивал экономическое положение России неполно, так как не учитывались поставки из США и Англии. В конце октября Геринг, подробно излагая свою точку зрения по документам управления военной экономики и вооружений, пришел к убеждению, «что высказанные мнения в своей основе слишком переоценивают положение России и что захват Донецкого бассейна сыграл бы решающую роль, например, для работы промышленности Урала… А если учесть колоссальные транспортные трудности, то не следовало бы так высоко оценивать развитие производства в восточноевропейских районах России и Сибири».

Положительно отзываясь об успешных мероприятиях по эвакуации советской промышленности, Геринг не верил, что возможны эффективное восстановление предприятий и возобновление производства на основе перебазированной промышленности на востоке. По его мнению, русские испытывали непреодолимые трудности, и прежде всего в области транспорта.

Хотя еще не были достигнуты цели, предусмотренные вариантом «А», и хотя группа армий «Центр» испытывала огромные трудности со снабжением в районе Можайской линии обороны, Гитлер был убежден, что и в военно-экономическом отношении Россия уже потерпела поражение и что исход кампании в России окончательно предрешен. Он не считал себя «опрометчивым пророком», когда писал Муссолини, что, какие бы меры Сталин ни принимал, большевистский режим уже разгромлен. Эти высказывания Гитлера не были неким хвастовством перед Муссолини и Чиано, они выражали его действительное убеждение. Об этом свидетельствует и замысел Гитлера снять с фронта большую часть войск группы армий «Центр» и поддерживающий ее 2-й воздушный флот и перебросить их в район Средиземного моря, чтобы преодолеть возникшие там трудности.

В связи с этим возникает вопрос: как мог Гитлер, несмотря на неблагоприятные доклады с фронта, прийти к оптимистической и в данном случае неверной оценке сложившегося положения? Что побуждало его выдвигать обширные замыслы и настаивать на их осуществлении, хотя командование войск, которых это касалось, давало ему совершенно ясно понять нереальность этих планов. Главная причина заключалась, безусловно, в неверной оценке обстановки в России. Гитлер и его советники были убеждены в том, что Красной Армии приходится еще хуже, чем их собственным войскам, и что, несмотря на имеющиеся трудности, можно настаивать на продолжении наступления на Москву и добиться поставленной цели.

В то время, когда Гитлер сообщал Чиано, что Советский Союз в военно-промышленном отношении уже положен на лопатки и больше не сможет оправиться от понесенных потерь, германская военная промышленность достигла такой стадии, что не могла уже удовлетворять нужды фронта и обеспечивать выполнение новой программы производства вооружений для второго этапа войны. В конце октября специалистам германской военной промышленности стало понятно: экономические трудности настолько возросли, что без решительного изменения всей системы, то есть без отказа от идеи «молниеносной войны» и перестройки промышленности по принципу «глубокого» вооружения, уже невозможно превзойти противника в промышленном отношении.

Еще в сентябре, когда подготовка к операции «Тайфун» шла полным ходом, появились симптомы того, что при установившейся практике решения проблемы рабочей силы дело дальше не пойдет. От военной промышленности снова и снова поступали сигналы, что «все прежние трудности в производстве зависят не от наличия сырья, а только от рабочей силы».

К уже известным проблемам рынка рабочей силы добавилась в качестве нового затруднения необходимость призыва в армию контингента 1922 года рождения, что вело к изъятию из военной промышленности определенного количества молодых специалистов. Этот контингент насчитывал примерно 270 тыс. человек и должен был составить основу резервной армии для покрытия огромных потерь в дивизиях на фронте.

Дополнительные трудности проявлялись и в том, что в армию были дополнительно призваны лица старших возрастов, а также часть рабочих, ранее пользовавшихся отсрочкой от призыва.

Облегчить положение с рабочей силой за счет увеличения числа иностранных рабочих по различным причинам было больше невозможно. Все труднее стало получать итальянских рабочих, так как они не хотели работать в районах, где существовала угроза воздушного нападения. Вследствие воздействия контрпропаганды англичан, французских коммунистов и сторонников де Голля вряд ли можно было ожидать существенного увеличения числа французских рабочих. Утечка иностранной рабочей силы объяснялась во многом недостаточным социальным обеспечением предприятий. Жалобы на плохое снабжение немецких и иностранных рабочих принимали все больший размах. Чтобы облегчить положение, было запланировано заменить 100 тыс. французских военнопленных русскими военнопленными. Для ликвидации образовавшегося недостатка в рабочей силе дополнительно предлагалось завербовать на добровольной основе русских горняков с Украины и металлистов из Прибалтийских государств. Кроме того, управление военной экономики и вооружений могло использовать в военной промышленности 23 тыс. военнослужащих штрафных подразделений вермахта. Несмотря на все эти меры, осуществление которых усложнялось инстанциями среднего звена, не желавшими заниматься этими вопросами в полной мере, в конце сентября положение достигло критической точки. Приходилось решать, как использовать имеющиеся людские резервы — для удовлетворения потребностей войск или для нужд военной промышленности[117].

Несмотря на это, и в октябре продолжался призыв в армию из числа рабочих военной промышленности, так как большие потери в сухопутных войсках требовали срочных мер для покрытия некомплекта личного состава, а мероприятия командования вермахта по высвобождению личного состава, и прежде всего по его перераспределению в сухопутных войсках, привели к очень небольшим результатам. Удалось путем замены солдат старших возрастов и не полностью пригодных для боевого использования пополнить боевые войска 250 тыс. человек. За счет резервной армии путем проведения «акции прочесывания» были отправлены на Восточный Фронт дополнительно 25 тыс. человек, и непосредственно на фронте часть личного состава рабочих команд была заменена русскими военнопленными. Это позволило русским внедрить в вермахт своих агентов и получать информацию о намерениях немцев. Указанные меры повысили боевые возможности войск вермахта, но не ликвидировали значительный некомплект в личном составе. Дальнейшие попытки получить дополнительное количество рабочей силы проявились в мероприятиях, направленных на усиление использования труда женщин в экономике, и в создании в Париже специальной вербовочной организации (ранее проводилась индивидуальная вербовка французских рабочих). Но все эти планы не обещали продолжительного успеха. Последняя по-настоящему действенная возможность как-то решить проблему нехватки рабочей силы заключалась в усилении использования русских военнопленных[118].

До конца октября Гитлер воздерживался от массового использования советских военнопленных в немецкой промышленности, так как он считал, что Советский Союз уже побежден и война на Востоке в ближайшее время закончится, а вместе с этим большая часть солдат будет уволена из армии и сможет возвратиться в военную промышленность. Как об этом говорится в «Донесении о положении в военной промышленности за октябрь 1941 года», только в конце октября был объявлен приказ фюрера, предусматривавший «массовое использование труда русских на территории германского рейха и определявший соответствующие нормы питания с расчетом получить удовлетворительные показатели в работе».

Руководствуясь указанием Гитлера, Кейтель 31 октября отдал приказ использовать в «обширных масштабах» советских пленных в германской военной промышленности, так как «нехватка в рабочей силе… может привести к опасным затруднениям для германской военной промышленности в будущем».

7 ноября при обсуждении четырехлетнего плана под председательством Геринга были выработаны директивы по использованию советских военнопленных и рабочих из числа гражданского населения. В соответствии с этими директивами русские должны были использоваться прежде всего в угледобывающей промышленности, на транспорте и на военных предприятиях. При этом следовало стремиться комплектовать русскими по возможности целые предприятия. На транспорте предусматривалось их использование прежде всего на паровозо- и вагоностроительных заводах и на соответствующих ремонтных предприятиях. От всех инстанций требовалось добиваться «самого полного использования русской рабочей силы». Недоверчивость Гитлера и его страх перед тем, что русские военнопленные «заразят» немецких рабочих, оставались в силе и нашли свое выражение в указании не разрешать «никакого контакта с немецким населением, и прежде всего никакого выражения солидарности». Указание комплектовать целые шахты и предприятия только русскими, с тем чтобы предотвратить контакты с немцами, безусловно, следует понимать как меру, вызванную упомянутыми опасениями Гитлера. Германия надеялась разрешить за счет советских военнопленных огромную проблему нехватки рабочей силы и тем самым преодолеть главную проблему в своей военной промышленности. Особенно широко русские должны были использоваться в производстве танков, орудий, а в случае необходимости и на авиационных моторостроительных заводах.

В то время как на первый взгляд положение с рабочей силой на важнейших участках снова стало выглядеть благополучно, к началу ноября более явственно проявилась вторая главная проблема германской военной промышленности — нехватка сырья, ставшая непреодолимым препятствием в осуществлении намеченных планов. Так как из Советского Союза вопреки планам сырье для германской военной промышленности не удалось получать в запланированном количестве, немецкое руководство вынуждено было признаться, «что в связи с нехваткой сырья совершенно невозможно выполнить в намеченном объеме требования по наиболее важным пунктам программы».

Вместе с этим не оправдались также и надежды, которые военная промышленность возлагала на операцию «Тайфун». Геринг писал 6 сентября 1941 года:

«Военная обстановка требует, чтобы обнаруженные на вновь занятых восточных территориях месторождения сырья как можно скорее ставились на службу германской военной промышленности».

Кроме того, трудности в этой области усугублялись тем, что все три вида вооруженных сил Германии, несмотря на установленные Гитлером 14 июля 1941 года приоритеты, стремились «по возможности полностью загрузить выделенные для них мощности, чтобы в любой новой ситуации быть на высоте». Поэтому Гитлер счел необходимым в подробном приказе от середины сентября определить порядок удовлетворения нужд сухопутных войск, военно-воздушных сил и военно-морского флота. Его директива предусматривала следующие мероприятия:

«1. Строгая централизация размещения заказов в рамках каждого вида вооруженных сил и использование выделенных производственных мощностей для удовлетворения самых насущных нужд.

2. Перераспределение (по распоряжению ОКВ) промышленных мощностей между видами вооруженных сил, если размещение заказов в соответствии с п. 1 не может быть обеспечено.

3. Тщательное планирование и согласование поставок видам вооруженных сил с возможностями промышленности. Заявки видов вооруженных сил на поставки и развертывание производства в адрес соответствующих ведомств должны подаваться через штаб верховного главнокомандования вермахта. Последний вместе с имперским министром по делам вооружения и боеприпасов контролирует возможности осуществления этих заявок военной промышленностью и по моему указанию решает, в каком виде и объеме они могут быть удовлетворены. Начальник штаба верховного главнокомандования уполномочен сокращать производство второстепенных видов продукции».

Этим приказом удалось, хотя и косвенно, повлиять на существовавший до сих пор порядок размещения заказов. До этого управление военной экономики и вооружений распределяло сырье по заявкам видов вооруженных сил, исходя из общего количества сырья, предназначенного вермахту, но не занималось размещением заказов, что входило в обязанности соответствующих управлений видов вооруженных сил. Последние сами вели переговоры с предприятиями, находящимися в их распоряжении, и передавали различным фирмам заказы на вооружение. Новый порядок возлагал на управление военной экономики и вооружений обязанности некоего «контрольного органа», который мог сделать первую корректировку в программах видов вооруженных сил. Кейтель сразу дал понять, что он будет ограниченно пользоваться полномочиями, предоставленными ему Гитлером.

«Верховное главнокомандование не намерено вмешиваться в существующие заявки видов вооруженных сил, так как они, как и прежде, несут ответственность за осуществление определенных фюрером программ».

ОКВ пришло к убеждению, что оснащение войск в целом должно быть упрощено. Кроме того, стало известно, что вследствие «напряженного положения с сырьем для производства горючего и резины» должно быть существенно ограничено использование автомобилей. Видам вооруженных сил в соответствии с приказом Гитлера от 11 сентября 1941 года вменялось в обязанность представить до 28 октября точные сведения о потребностях в автомашинах, рабочей силе, угле, электроэнергии и газе. В дополнение к этому приказу им были установлены ориентировочные квоты сырья и указано на необходимость строжайшей экономии. Эти указания вытекали из первых выводов, сделанных в связи с нехваткой сырья. ОКВ считало возможным реализацию основных программ Гитлера путем точного расчета нужд видов вооруженных сил. Сегодня хорошо видно, сколько времени ушло, пока немецкое командование поняло, что потребности вермахта превысили возможности германской промышленности, и приняло решительные меры. И хотя в ходе совещания у начальника штаба ОКВ 16 августа 1941 года выяснилось, что приказ Гитлера о перестройке промышленности невыполним, немецкое командование продолжало считать, что сможет устранить очевидные затруднения в военной промышленности путем издания различных директив.

При этом все же следует иметь в виду, что все планы производства вооружений были основаны на убеждении, что восточная кампания закончится, самое позднее, к концу октября и тем самым станет возможным использование сырья России. Тем более кажется невероятным, что виды вооруженных сил только в начале ноября были вынуждены на основании требований ОКВ уточнить свои программы и установить, сколько потребуется сырья, производственных мощностей и рабочей силы для осуществления этих планов. Только с помощью этих расчетов стало вообще возможно проверить, реальны ли в общем объеме намеченные Гитлером программы, как прежние, так и модифицированные. Эти расчеты показали, что недостаток сырья явился более существенным препятствием, чем нехватка рабочей силы, для реализации программ военного производства в объеме, намеченном для второго этапа войны по плану Гитлера.

Вопреки всем планам летом и осенью 1941 года ВВС не удалось получить запланированного количества самолетов. Среднемесячное производство истребителей, самолетов-разведчиков, бомбардировщиков, учебных и транспортных самолетов составило только 1150 машин[119]. Расширенная программа строительства самолетов, известная под названием «Эльх-программа», предусматривала производство около 2400 машин ежемесячно, но, как показали данные на середину августа, была невыполнима. Для производства самолетов не хватало 120 тыс. специалистов, а также такого сырья, как магний, алюминий, железо и сталь[120].

20 августа были установлены плановые квоты поставок истребителей, бомбардировщиков и самолетов-разведчиков на период с августа 1941 года по апрель 1942 года. Намечался рост среднемесячного производства, а общее количество самолетов должно было составить 5569. Вследствие нехватки сырья уже в конце октября плановая цифра на первые месяцы 1942 года была снижена. И все же командование ВВС добивалось увеличения производства самолетов, для чего в 1942 году в авиационную промышленность предлагалось передать дополнительно от 600 тыс. до 1 млн рабочих. Гитлер утвердил эту программу, не зная при этом, откуда можно было взять этих рабочих, необходимое сырье и производственные мощности, если победа над Россией еще не была достигнута. Он по-прежнему был убежден, что для осуществления второго этапа его программы необходимы мощные военно-воздушные силы и для этого нужно установить абсолютный приоритет для авиационной промышленности.

В ходе беседы генерала Томаса с генерал-фельдмаршалом Эрхардом Мильхом 22 октября по вопросам осуществления «программы Геринга», которая определяла задачи авиационной промышленности до 1944 года, были обсуждены прогнозы на производство самолетов на последующие месяцы. Мильх не видел особых трудностей в осуществлении этой программы, если не считать некоторой нехватки алюминия и хрома. Он надеялся путем рационализации производства на американский манер и путем улучшения работы заводов обеспечить повышение уровня производства при том же количестве рабочей силы, сырья и тех же производственных мощностях. Мильх считал, что промышленность должна покончить со старыми методами производства, и указывал, что на 75 % предприятий работа ведется допотопными способами, а главное, отсутствует конкуренция. Специалисты военно-воздушных сил считали, что при соответствующей перестройке промышленности имеется возможность увеличить производство на 25 %. Мильх же утверждал, что рост может составить 40 %. Правда, он, как и Томас, видел политические, экономические и социальные трудности осуществления новой концепции авиационного производства, но считал, что они могут быть в будущем быстро преодолены. И все-таки перестройка не могла проводиться быстро, а значит, не могло быстро повышаться и само производство.

В этой беседе с Томасом Мильх не стал проводить детальный анализ положения с сырьем, а строил только какие-то глобальные прогнозы. Вместе с тем в программе распределения сырья на 1942 год планировалось увеличение поставок ВВС алюминия при одновременном сокращении поставок меди, свинца, цинка и хрома. В документе под названием «Предпосылки для осуществления программы Геринга» от 10 ноября 1941 года командование ВВС признало, что в настоящих условиях, если не будет определенного увеличения квоты сырья и рабочей силы, программу во всех ее звеньях, в том числе и в области производства зенитных орудий и боеприпасов, придется сократить. Генерал-фельдмаршал Мильх детально указал в этом документе на причины, приведшие к негативным выводам.

«Уже сегодня нельзя не видеть, что дополнительная потребность в специальных станках для производства коленчатых валов не может быть удовлетворена, а это не дает возможности увеличить поставку самолетов по программе на 1942 год».

Но не только увеличение поставок самолетов было невозможно, ставилась под сомнение возможность выполнения программы в целом. Основанием для этих сомнений являлась нехватка сырья. Для выполнения программы Геринга в первые месяцы 1942 года следовало исходить из ежемесячной потребности в 18 тыс. т алюминия (то есть 52 % всего производимого алюминия), а в конце 1942 года даже в 22 700 т (то есть 54 %). Этого количества могло хватить только на производство самолетов, но не для выполнения всей программы строительства ВВС. В связи с нехваткой алюминия ОКВ уменьшило объем поставок на четвертый квартал 1941 года, а поэтому возник вопрос, можно ли вообще за счет сокращения поставок сухопутным войскам и военно-морскому флоту выделить для ВВС такое количество алюминия, которого хватило бы на самолеты. Так как в первом квартале 1942 года предполагалось сократить поставки меди на 30 % по сравнению с ранее предусмотренным количеством, медь стала также дефицитным сырьем. Но сильнее всего ощущалась нехватка хрома. В связи с этим потребности сталелитейных заводов, выполнявших заказы по программе ВВС, могли быть удовлетворены только на 90 %. Но это означало, что поддержание производства самолетов даже на прежнем уровне невозможно.

Что касается расширенной программы строительства ВВС в целом, то и ее выполнение было сомнительно без увеличения квот сырья, выделяемого авиационной промышленности и пополнения предприятий рабочей силой. Количество сырья, которым мог располагать германский рейх, становилось впоследствии не больше, а меньше, так как накопленные резервы были израсходованы, а получение новых запасов было невозможно.

При рассмотрении возможностей выполнить программу Геринга совершенно не были учтены данные о потерях ВВС на фронте, хотя в ноябре понадобилось все произведенные авиационной промышленностью самолеты направить на Восточный фронт для частичного восполнения больших потерь. Создать резерв самолетов для программы на период после «Барбароссы» было уже невозможно.

Военно-воздушные силы Германии начали кампанию на Востоке, имея 2500 самолетов[121]. Сохранялась надежда, что авиационные соединения должны будут оставаться на Восточном фронте только короткое время. Предполагалось, что они быстро покончат с русской авиацией, а затем их можно будет перебросить снова на Запад для действий против Англии. Эта идея боевого использования военно-воздушных сил нашла свое отражение в директиве № 21 «План „Барбаросса“» от 18 декабря 1940 года. В ней говорилось:

«Задача военно-воздушных сил — высвободить такие силы для поддержки сухопутных войск при проведении восточной кампании, чтобы можно было рассчитывать на быстрое завершение наземных операций… Однако такое сосредоточение усилий ВВС на Востоке должно быть ограничено требованием, чтобы все театры военных действий и районы размещения нашей военной промышленности были надежно прикрыты от налетов авиации противника и чтобы наступательные действия против Англии, особенно против ее морских коммуникаций, отнюдь не ослабевали»[122].

Но боевые действия в России вынуждали усиливать применение авиации, в связи с чем быстро росли и потери. К тому времени, когда Мильх констатировал, что программа Геринга неосуществима, потери немецких ВВС составили уже 5180 боевых самолетов, в том числе 2966 машин, уничтоженных на аэродромах и сбитых в бою. В период с 22 июня по 10 ноября 1941 года для восполнения этих потерь на фронт было поставлено 5124 самолета. Резерв ВВС составляли на 10 ноября только 40 самолетов-разведчиков, а других типов самолетов не было совсем. Это касалось прежде всего истребителей, потери в которых на Восточном фронте до 31 октября составили 1527 машин, в то время как в период с июля по октябрь было произведено всего 1079 истребителей. Из этого совершенно ясно, что создание резерва самолетов для последующих операций было невозможно. Текущего производства не хватало даже на покрытие потерь в самолетах на фронте. Поэтому можно, подводя итоги, констатировать, что в конце октября осуществление одного из главных военных факторов, обеспечивавших проведение операций по плану на период после «Барбароссы», а именно — строительство сверхмощных военно-воздушных сил, было больше невозможно.

Не только военно-воздушные силы, но и управление вооружений сухопутных войск в начале ноября вынуждено было признать, что при существующем положении программы, предписанные Гитлером, не могли быть выполнены. В памятной записке ОКХ от 25 октября были изложены прогнозы производства вооружений на основе указаний ОКВ. При этом в первую очередь принимались во внимание программы, определенные Гитлером как первоочередные и касавшиеся производства танков, тяжелых противотанковых орудий, зенитных средств, снаряжения и оснащения для действий в тропических условиях, а также боеприпасов. При планировании и распределении сырья преимущество отдавалось прежде всего производству танков, тяжелых противотанковых и зенитных орудий. Считалось, что все сырье из имеющихся в распоряжении вермахта запасов будет предоставлено сухопутным войскам на 1942 год и использовано исключительно для обеспечения вышеназванных особо важных нужд. Однако оказалось, что потребности в железе и стали могут быть покрыты только на 30 %, вследствие чего программа производства танков может быть выполнена только на 68 %, тяжелых противотанковых орудий — на 73 %, боеприпасов для них — на 75 %, производства оснащения для действий в тропических условиях — только на 10 %. Выполнение программ по производству зенитных орудий и боеприпасов для других видов оружия вообще было невозможно. Наличные запасы стали не могли быть полностью использованы из-за отсутствия легирующих металлов — хрома, молибдена и никеля, которые требовались для производства танков, противотанковых орудий и боеприпасов. Так как потребность в вольфраме как легирующем металле удовлетворялась только на 10,6 %, планы производства бронетанковой техники могли быть выполнены лишь на 49 %. Потребности в меди были обеспечены только на 10 %. В связи с этой нехваткой сырья программы производства оружия и боевой техники для сухопутных войск выполнялись по танкам только на 19 %, по тяжелым противотанковым орудиям — на 41 % и по боеприпасам для них — на 81 %, в то время как на все другие виды вооружения сырья не хватало вообще[123]. Нехватка алюминия составила 73 %, потребности в техническом каучуке могли быть покрыты только на 16,5 %.

Таким образом, положение с производством вооружения для сухопутных войск свидетельствовало также о том, что планы операций на период после «Барбароссы» в военно-техническом отношении к началу ноября были сорваны вследствие нехватки сырья. Сырье предполагалось большей частью захватить в России, но об этом в связи с тяжелым положением на фронте нечего было и думать. Когда Геринг еще 8 ноября 1941 года требовал «…использовать в экономическом отношении в качестве колоний вновь занятые восточные территории, применяя колониальные методы», эти планы и полное использование сырья даже в случае быстрого продвижения немцев к районам русских месторождений сырья было совершенно невозможно осуществить в кратчайшие сроки вследствие больших разрушений, произведенных русскими, и особенно вследствие недостатков в работе немецкой транспортной системы.

Осенью 1941 года Германия испытывала большую нехватку подвижного состава. Если ежедневная потребность составляла 240 тыс. вагонов, то фактически в октябре имелось 142 тыс. вагонов, которых едва хватало для обеспечения самых необходимых перевозок. Учитывая существовавшие в Германии трудности с продовольствием, на территории Советского Союза предполагалось заготовить дополнительно значительное количество зерна и мяса для обеспечения рейха. Поэтому транспорт должен был использоваться для доставки русского урожая в Германию.

Главную причину тяжелого положения на транспорте следовало искать в том, что Германия вступила в войну с недостаточным количеством паровозов и вагонов. Это положение существенно не улучшилось и к началу кампании в России. Так, к началу войны, то есть к 1939 году, количество паровозов и вагонов было меньше, чем в 1914 году. Производство новых паровозов за период с 1940-го по 1941 год увеличилось только в очень незначительной степени (с 1688 до 1918 паровозов), производство вагонов увеличилось почти вдвое (с 28 200 в 1940 году до 44 845 в 1941 году). Парк пригодных для эксплуатации паровозов, включая 1850 французских, насчитывал на 10 августа 1941 года только 23 400. Так как этого количества не хватало для выполнения поставленных задач, начиная с кампании на Востоке мощность локомотивов была увеличена на 11,2 %, что привело в дальнейшем к более быстрому выходу их из строя. В связи с этим снова сократился объем железнодорожных перевозок в Германии. Не оправдались расчеты на захват железнодорожного имущества в ходе войны. По октябрь 1941 года в СССР было захвачено только около 1000 паровозов, из них 500 пригодных к эксплуатации, и около 21 тыс. товарных вагонов, пригодных для широкой колеи. Эти обстоятельства вынуждали к тому, чтобы перешивать значительно большее количество русских железнодорожных путей на немецкую колею, нежели планировалось первоначально. Уменьшение числа паровозов создавало чрезвычайно серьезную опасность для экономики страны, которая вела войну. Опасность становилась тем больше, чем больше паровозов прочно оседало в России и не могло соответствующим образом поддерживаться в нужном состоянии. С вагонным парком дела обстояли подобным же образом. Вместе с тем в октябре на оккупированных территориях для обеспечения потребностей фронта было необходимо 2500 паровозов и 200 тыс. товарных вагонов. В связи с непредвиденной обстановкой под Москвой в последние дни октября на железнодорожный транспорт легли новые нагрузки помимо вывоза с Востока урожая и другого захваченного имущества. Можно было предполагать, что эти трудности в зимний период возрастут и будут усугубляться текучестью персонала «полевой железнодорожной службы» на Востоке. Эти факторы наряду с увеличением железнодорожной сети и удлинившимся временем оборачиваемости подвижного состава грозили в последующие недели существенно снизить пропускную способность немецкого железнодорожного транспорта. Но пути преодоления этих трудностей не были найдены — в короткое время не представлялось возможности восполнить нехватку подвижного состава и обслуживающего персонала железных дорог.

Военно-экономические программы строительства военно-воздушных сил и сухопутных войск исходили из потребностей, связанных с осуществлением плана операций на период после «Барбароссы», но не учитывали текущих потребностей Восточного фронта. Теперь войскам в соответствии с приказом Гитлера приходилось рассчитывать только на имеющиеся у них запасы и резервы.

В оценке положения с боеприпасами от 1 ноября 1941 года управление вооружений сухопутных войск пришло к выводу, что «1 ноября готовые к выдаче наличные запасы… по большинству видов боеприпасов покрывают только текущие потребности».

Основанием для этого был тот факт, что начиная с октября все производимые боеприпасы отправлены на фронт и создание их резерва было невозможно. Созданные же ранее резервы большей частью были израсходованы. Начиная с ноября возникли трудности со снабжением некоторыми видами боеприпасов и было установлено, что, только «увеличив производство большинства видов боеприпасов, можно обеспечить создание необходимых запасов». Но развертывание производства боеприпасов в больших масштабах потребовало бы дополнительного количества рабочей силы, сырья, взрывчатых веществ и пороха, а во всем этом ощущался острый недостаток.

Еще хуже к этому времени складывалось положение с танками[124]. Восточная армия, начавшая кампанию на Востоке с 3580 танками и штурмовыми орудиями, потеряла к 10 ноября 1941 года 2090 машин[125], получив с начала кампании в качестве пополнения только 601 танк и штурмовое орудие. До начала ноября выбыло из строя еще некоторое количество танков. В связи с этим по состоянию на 10 ноября потери в этой технике на Востоке составили 1697 машин, причем танковые соединения группы армий «Центр», располагавшие более чем тремя танковыми группами и армиями из четырех, имевшихся в вермахте, пострадали особенно сильно. По данным тогдашнего начальника штаба 2-й танковой группы фон Либенштейна, группа потеряла в боях за Брянск и во время прорыва под Мценском 242 танка, в боях за Тулу — 34 танка, всего, таким образом, ее потери составили 276 танков. В «Докладе об оценке боевых возможностей Восточной армии» ОКХ пришло к выводу, что боевая численность танковых полков вследствие больших материальных потерь упала в среднем почти на 65–75 % и поэтому фактически боевая мощь танковой дивизии составила только немногим более 35 % ее полностью укомплектованного боевого состава.

Катастрофических размеров достигли также потери в автомашинах, в связи с чем были существенно ограничены маневренность и скорость передвижения соединений сухопутных войск. Потери на 10 ноября 1941 года составили 25 777 грузовых автомашин, 19 242 легковых автомобиля, 30 432 мотоцикла, 1729 тракторов и тягачей, 4410 машин других типов. Из почти 500 тыс. автомашин, тракторов и мотоциклов, которыми располагала Восточная армия к началу кампании, к 15 ноября 1941 года оставались на ходу только 15 %, или около 75 тыс. К почти 80 тыс. автомашин, потерянных безвозвратно, добавлялись 40 % машин автопарка, нуждавшихся в капитальном ремонте на производственной базе Германии. Еще 15 % нуждались в небольшом ремонте и только после этого могли использоваться. В связи с этим ОКХ констатировало, что восстановление всей автобронетанковой техники подвижных соединений до весны 1942 года на имеющихся в восточных районах ремонтных мощностях существенно ограничено и эти соединения не будут способны участвовать весной в больших маневренных операциях. Таким образом, для крупных операций могли быть использованы только подвижные соединения, укомплектованные на Западе и на территории Германии. Прежний уровень моторизации сухопутных войск, и без того недостаточный, как показывали потери, восстановить больше было нельзя. Кроме того, маневренность соединений, участвующих в боевых действиях, прежде всего пехоты и артиллерии, вследствие потерь в конском составе, которые составили к 10 ноября 102 910 убитых и 33 314 больных лошадей, была еще больше ограничена. В «Докладе об оценке боевых возможностей Восточной армии» на основе данных о проверке боеготовности пехотных и моторизованных дивизий ОКХ пришло к выводу, что в связи с потерями в личном составе и вследствие ограничения маневренности боевая мощь пехотных дивизий равнялась только 65 % их первоначальных возможностей, а боевая мощь мотопехотной дивизии — 60 %. Но из этих подсчетов высшее командование не делало выводов, а, ставя задачи перед этими соединениями, исходило из их стопроцентных боевых возможностей. Следствием этого явилась различная на различных командных уровнях, но всегда неверная оценка обстановки. Такие противоречивые представления о реальном положении и возможностях немецких войск на фронте привели к потере уверенности фронтовых командиров в своих способностях и правильности руководства со стороны вышестоящих инстанций, то есть были созданы условия, которые в последующие недели сказались еще более заметно.

Затянувшаяся кампания на Востоке наряду с уже приведенными трудностями в военном производстве и большими потерями на фронте в конце октября поставила вермахт и военную экономику перед тяжелой проблемой в области снабжения нефтепродуктами. Стало невозможно поддерживать уровень снабжения горючим войск и промышленности в требуемом объеме. Немецкие и румынские запасы истощились. Это означало, что потребность в нефти могла быть покрыта только за счет текущего производства и добычи ее в Германии и Румынии. Так как этого не хватало для покрытия имеющихся нужд, уменьшение расхода нефти становилось вынужденной необходимостью. Поставки нефти Румынией в Германию, которые возросли с 201 тыс. т в июне до 375 тыс. т в сентябре, были возможны только благодаря вывозу богатых румынских запасов нефти, которые к концу сентября были исчерпаны. Впоследствии поставки нефти сократились с 375 тыс. т в сентябре до 253 тыс. т в октябре, 223 тыс. т в ноябре, 123 тыс. т в декабре, 111 тыс. т в январе 1942 года и 73 тыс. т в феврале. Только в дальнейшем они снова стали понемногу увеличиваться. Уже 19 сентября немецкий посланник в Бухаресте докладывал:

«1 октября все запасы сырой нефти на румынских очистительных заводах исчерпаны… Начиная с этого момента, работа этих предприятий зависит от добычи».

Количество нефти, распределяемой между видами вооруженных сил и гражданскими ведомствами, в конце октября было сокращено. Одновременно прозвучал призыв к дальнейшей экономии на следующие месяцы. Последствия этих мер сказались на промышленности, напряженное положение которой тем самым еще больше усложнилось. Но и сделать ничего было нельзя, так как поставки румынской нефти вследствие повышения расхода топлива и снижения добычи были меньше, чем ожидали немцы. Предполагалось, что добыча нефти в Румынии составит в сентябре 510 тыс. т, в период с октября по декабрь — 530 тыс. т ежемесячно, с января по март — по 540 тыс. т в месяц. Таковы были высшие возможности румынских нефтяных промыслов. Немецкое руководство надеялось, что из этого количества 400 тыс. т ежемесячно могло бы выделяться Германии, что одновременно соответствовало бы максимальным возможностям германского транспорта.

Хотя сразу же начались переговоры с Румынией с целью попытаться оказать на нее давление и добиться снижения ее внутреннего потребления, нельзя было ожидать быстрого улучшения положения с нефтью, так как Румыния потребовала существенных контрусилий. Но еще более характерными были прогнозы генерала Томаса о том, что, начиная с октября, запасы будут исчерпаны и нельзя будет ликвидировать существенный дефицит в нефтяном балансе Германии и удовлетворить нужды более длительной, чем это планировалось, кампании на Востоке. Единственным приемлемым путем решения проблемы для Германии была возможность поставить на службу германскому рейху добычу нефти в России. Поэтому Томас утверждал:

«Решающее значение имеют быстрый захват и использование кавказских нефтяных промыслов, по крайней мере районов Майкопа и Грозного[127].

Следует иметь в виду, что для восстановления сильно разрушенных производственных мощностей потребуется около месяца и еще один месяц на перевозку нефти в Германию. Самое позднее к концу второго месяца операции мы должны овладеть этими промыслами и транспортными средствами (танкерами в Черном море, железными дорогами с широкой колеей на участке Одесса — Перемышль, чтобы можно было использовать русские железнодорожные цистерны[128].

Если этого сделать не удастся, то нехватка горючего губительно скажется на нашей экономике и ходе операций после 1 сентября».

Когда в августе стало ясно, что русская кампания займет больше времени, чем планировалось, Томас снова проанализировал положение дел с нефтью и отметил:

«Установленные потребности в нефти не могут быть удовлетворены даже при использовании всех производственных возможностей. Вследствие этого не остается никакой другой возможности, как подогнать потребление к возможностям их удовлетворения путем сокращения потребления».

Таким образом, стало ясно, что запасы нефти, которые еще имеются в Европе, в ближайшие месяцы будут исчерпаны, а текущее производство не будет удовлетворять потребности. Томас считал необходимым провести сокращение поставок нефти во всех сферах, не связанных непосредственно с проведением операций на фронте. Это коснулось особенно потребностей Италии[129], гражданских отраслей промышленности, потребностей войск вермахта, дислоцированных в Германии, и поставок нефти всем остальным европейским странам, которые зависели от Германии.

Количество нефти, получаемой германской экономикой, в мае 1941 года в интересах обеспечения потребностей военных действий на Востоке настолько сократилось (на 10 % от ранее определенного лимита), что министр экономики Функ в частном письме вынужден был обратить внимание Йодля на недостаток бензина. Функ подчеркнул, что даже войска вермахта, дислоцирующиеся в Германии, получают на 18 % меньше бензина, чем в мирное время. Далее Функ пояснил, что лимиты для промышленности значительно сокращены и следует ожидать сокращения производства. Сокращения поставок нефтематериалов не коснулись действующей армии и сначала не повлияли на боеспособность войск. Правда, генерал-квартирмейстер сухопутных войск генерал Эдуард Вагнер на совещании 30 августа 1941 года заявил, что проведенные операции привели к большой нехватке горючего в группах армий «Юг» и «Центр» и что пополнение запасов горючего в короткие сроки невозможно вследствие тяжелого положения с железнодорожным транспортом. Одновременно он утверждал, что требуемое на 1941 год количество горючего для завершения начатых операций может быть поставлено в войска при условии, если будет проведено дальнейшее сокращение поставок промышленности войскам вермахта, находящимся в Германии, и оккупированным районам. Вагнер пришел в конечном счете к выводу, что к январю 1942 года запасы горючего будут полностью израсходованы и что поэтому следует захватить новые территории, где есть горючее.

Начиная с октября положение с горючим непрерывно ухудшалось. Расход горючего на фронте был необычайно высок. В докладе о перспективах снабжения горючим в четвертом квартале (доклад составлен 7 октября) Томас указывал, что авиационного горючего хватит до конца декабря, а на 1 января в наличии останется лишь 31 тыс. т авиационного бензина, запасы автомобильного горючего (299 тыс. т) будут израсходованы к середине ноября и их нельзя будет пополнить. Далее отмечалось, что нехватка горючего составит в конце ноября 32 тыс. т, в конце декабря уже 97 тыс. т. Столь же тяжелым было положение с дизельным топливом, которого на 1 октября имелось 243 тыс. т, к концу ноября уже не хватало 25 тыс. т, а к концу декабря — 50 тыс. т. Запасы нефти, используемой в качестве топлива, на 1 октября составляли 149 тыс. т, а к 1 января 1942 года должны были сократиться на 21 тыс. т. При подсчетах исходили из того, что в Италию будет поставлено в октябре только 60 тыс. т, в ноябре и декабре по 55 тыс. т топливных нефтепродуктов. Томас считал, что так как итальянцы во всех переговорах претендовали на получение не менее 100 тыс. т нефти, то при выделении им 55 тыс. т они заявят о неспособности участвовать в войне. Запасы и производство топливных нефтепродуктов не могли покрыть потребностей Италии в полном объеме, и Германия должна была отдать ей все 100 % своей топливной нефти. Но это привело бы к свертыванию гражданской промышленности и действий военно-морского флота. Отрицательный топливный баланс потребовал к концу октября обстоятельно подумать о возможностях проведения операций сухопутными войсками, военно-воздушными силами и военно-морским флотом. На совещании у генерал-квартирмейстера сухопутных войск выяснилось, что прежние расчеты количества горючего, необходимого для сухопутных войск, не соответствовали действительности, так как в связи с тяжелыми погодными условиями и труднопроходимой местностью фактический расход горючего был значительно выше, чем предполагалось. Расчетного количества горючего на практике хватало не на 100 км, а только на 35–40.

Подвоз горючего лимитировался тяжелым положением на транспорте. Только с учетом ранее установленных норм расхода войскам на Востоке требовалось 20 составов с горючим в день. Поскольку такое количество составов не могло быть выделено, маневренность соединений сильно страдала. Из-за трудностей на железнодорожном транспорте на фронт не было доставлено из числа обещанных только в сентябре 120 составов с горючим, в октябре — 70. Правда, в середине ноября, когда запасы горючего в рейхе были исчерпаны, на фронт были доставлены еще около 140 составов с горючим. Однако генерал-квартирмейстер признал, что, после того как эти собранные резервы будут израсходованы, оперативные возможности войск будут значительно ограничены. Поскольку в связи с общей обстановкой на фронте о быстром захвате и начале эксплуатации нефтяных районов Майкопа и Грозного нельзя было и думать, ОКВ вынуждено было ввести режим экономии и для войск на фронте.

Примечания:

1

Разгром немецко-фашистских войск под Москвой и на других участках советско-германского фронта явился началом коренного поворота в войне. Захватив стратегическую инициативу на решающем участке и нанеся противнику тяжелый урон, советские войска создали благоприятные предпосылки для осуществления новых ударов по врагу и развертывания общего наступления. Успехи, достигнутые под Москвой, коренным образом изменили обстановку на всем советско-германском фронте. — Прим. ред.

4

См.: Москва — фронту 1941–1945 гг. Сборник документов и материалов. М., 1966.

5

В соответствии с планами ОКХ предполагалось вывести с Восточного фронта 60 дивизий. — Прим. авт.

6

Планы Гитлера в отношении Англии и Соединенных Штатов Америки в книге изложены не совсем точно. Фюрер мечтал захватить не только колонии, но и собственно территории Великобритании и США. Об этом свидетельствует проект директивы № 32, который подготовил штаб ОКВ и разослал сухопутным войскам, ВВС и ВМФ 11 июня 1941 года. (Окончательный вариант этой директивы был принят 30 июня 1941 года.) В основе этого проекта было указание Гитлера о том, что «после окончания восточной кампании необходимо предусмотреть захват Афганистана и организацию наступления на Индию».

Проект директивы о ведении операций на будущее предусматривал (после разгрома Советских Вооруженных Сил) захват английских колониальных владений и некоторых независимых стран в бассейне Средиземного моря, в Африке, на Ближнем и Среднем Востоке, вторжение на Британские острова, развертывание военных действий против Америки. Гитлеровские стратеги рассчитывали уже с осени 1941 года приступить к завоеванию Ирана, Ирака, Египта, района Суэцкого канала, а затем и Индии, где планировалось соединиться с японскими войсками. Немецко-фашистское руководство надеялось присоединить к Германии Испанию и Португалию, отрезать Англию от ее сырьевых источников и предпринять осаду островов. После завоевания Англии и ее колоний гитлеровцы намеревались захватить Канаду и Соединенные Штаты Америки. — Прим. ред.

7

Планирование германской агрессии против Советского Союза началось еще в середине 30-х годов. Даже в условиях начавшейся войны против Польши, а затем кампании в Северной и Западной Европе подготовка военных действий против СССР не выходила из поля зрения гитлеровцев. Планирование войны, конкретное и всестороннее, германский генеральный штаб возобновил после разгрома Франции, когда, по мнению фашистского руководства, был обеспечен тыл будущей войны и в распоряжении Германии оказалось достаточно ресурсов для ее ведения. В ноябре 1940 года ОКХ представило детальный план войны, первоначально получивший условное наименование «Отто». 5 декабря 1940 года план был доложен Гитлеру, который одобрил его, подчеркнув при этом, что важно воспрепятствовать планомерному отходу советских войск и добиться полного уничтожения военного потенциала СССР. — Прим. ред.

8

Планом «Барбаросса» предусматривалось начать военные действия против Советского Союза еще до того, как будет закончена война против Англии (см.: История Второй мировой войны 1939–1945, т. 3, с. 236.—Прим. ред.)

Предполагалось продвинуться на такую глубину, чтобы русская авиация уже не могла бы больше наносить удары по германскому рейху. В конечном счете наступающие войска должны были выйти к Волге, чтобы в случае необходимости можно было силами авиации подавить последний остающийся у СССР индустриальный район на Урале. Сухопутные войска, действующие в направлении района севернее Припятских болот, должны были иметь в своем составе группы армий «Север» и «Центр». При этом группе армий «Центр» ставилась задача силами ударных танковых и моторизованных соединений, наступающих из района восточнее и севернее Варшавы, разгромить войска противника в Белоруссии и на первом этапе операции овладеть высотами восточнее Смоленска как ключевыми позициями для последующего удара на Москву. Тем самым нужно было создать предпосылки для того, чтобы с этого рубежа продвинуться значительными силами в северном направлении и во взаимодействии с группой армий «Север», которая наступала из Восточной Пруссии через Балтику на Ленинград, разгромить находящиеся в этом районе силы Красной Армии. Только после овладения Ленинградом и Кронштадтом предусматривалось проведение наступательной операции по захвату важнейшего узла дорог и военного центра — Москвы. Лишь внезапный и быстрый крах русской обороны мог стать предпосылкой для достижения таких целей. Группа армий «Юг» должна была продвигаться от Люблина в общем направлении на Киев, чтобы крупными силами танковых соединений стремительно выйти на фланги и в тыл русских войск на Украине и достичь Днепра. Преследуя отступающего противника, войска должны были захватить на юге чрезвычайно важный в военно-экономическом отношении Донецкий бассейн, а в центре — овладеть Москвой.

В этой директиве была утрачена главная идея — идея разгрома прежде всего военной силы противника.

9

Этот вывод противоречит как общей идее блицкрига, так и документам, которые неопровержимо свидетельствуют, что перед вермахтом была поставлена задача в ходе наступления воспрепятствовать отходу боеспособных сил противника и уничтожить их западнее линии Днепр, Двина. Следовательно, цель разгрома военной силы противника в плане войны против СССР имелась. Гитлеровские стратеги, престиж которых всячески отстаивает автор, на деле оказались банкротами и были посрамлены Красной Армией. — Прим. ред.

10

Вторжение фашистского вермахта в Польшу поставило народы Западной Украины и Западной Белоруссии под угрозу фашистского порабощения, создало опасное положение у западных границ СССР. В начале сентября 1939 года правительство СССР приняло меры предосторожности на случай вооруженных столкновений, а после того как польское буржуазно-помещичье государство распалось и его правители покинули пределы страны, было решено взять под защиту население Западной Украины и Западной Белоруссии. Освободительный поход Красной Армии начался 17 сентября и был завершен 25 сентября 1939 года. Советский Союз продвинул свою границу на запад на 250–300 км, спас от фашистского порабощения более 12 млн украинцев и около 3 млн белорусов и преградил путь наступавшим немецко-фашистским войскам. — Прим. ред.

11

Эти утверждения автора не соответствуют действительности. Опыт войн указанного периода, особенно войны против Наполеона, не подтверждает данного вывода. Что касается Первой мировой войны, то она завершилась полным поражением Германии и ее союзников, не добившихся осуществления своих планов передела мира и завоевания мирового господства. — Прим. ред.

12

Э. Моритц отрицает эти факторы. Причины недооценки Красной Армии и СССР, по его мнению, кроются просто в «реакционной классовой позиции и особой агрессивности германского империализма». Это особенно явственно проявляется в его агрессивной цели уничтожить социализм, что нашло свое выражение в антикоммунизме и антисоветизме (Moritz Е. Zur Fehleinschatzungen des sowjetischen Kriegspotenzials durch die faschistische Wehrmachts — fuhrung in den Jahren 1935 bis 1945). Грёлер, напротив, считает важнейшим фактором ошибочной оценки немцами Красной Армии «расистскую теорию превосходства над другими нациями». — Прим. авт.

42

Оборона Киева продолжалась 71 день. Все попытки врага прорваться на левый берег Днепра в районе Киева как в июле, так и в августе были сорваны. Здесь, на направлении главного удара группы «Юг», была скована самая мощная немецкая 6-я армия, имевшая в своем составе в июле 16, а в августе 21 дивизию. Войска этой армии смогли выйти к Днепру лишь 23 августа, когда по указанию Ставки 5-я армия Юго-Западного фронта оставила Коростенский укрепленный район. Ни силами, ни временем для организации обороны и одновременного удержания рубежа по Днепру и киевского плацдарма командование Юго-Западного фронта не располагало. Противник, бросив в бой крупные силы, 15 сентября завершил окружение четырех армий Юго-Западного фронта. Они более недели вели тяжелые бои в окружении. Войска 37-й армии, оборонявшие Киев, оставили его по приказу Ставки 19 сентября 1941 года. — Прим. ред.

43

В это время не было «группы армий Тимошенко». Западнее Москвы до сентября держали оборону войска Западного фронта под командованием Тимошенко, затем Резервного фронта под командованием Жукова и Брянского фронта под командованием Еременко. Все эти фронты были непосредственно подчинены Верховному Главнокомандованию. В сентябре Тимошенко сдал командование Западным фронтом и принял Юго-Западный фронт. — Прим. авт.

Юго-Западное направление (Западный, Брянский и Резервный фронты) существовало до 13 сентября 1941 года. — Прим. ред.

44

16 сентября командование группы армий «Центр» направило в войска директиву о непосредственной подготовке наступления на Москву. Предстоящая операция получила условное наименование «Тайфун». Согласно плану, группа армий «Центр» должна была тремя мощными ударами танковых группировок из районов Духовщины, Рославля и Шостки в восточном и северо-восточном направлениях расчленить оборону советских войск, окружить и уничтожить войска Западного и Резервного фронтов в районе Вязьмы и войска Брянского фронта в районе Брянска, затем сильными подвижными группировками охватить Москву с севера и с юга и одновременно фронтальным наступлением пехотных соединений овладеть советской столицей. — Прим. ред.

45

Guderian Н. Erinnerungen eines Soldaten, s. 202.

46

4-я танковая группа к началу наступления состояла из 5 танковых, 2 пехотных и 2 моторизованных дивизий. 3-я танковая группа имела в своем составе 3 танковые, 4 пехотные и 2 моторизованные дивизии. — Прим. авт.

47

13 июля 1941 года Гитлер приказал перевести в резерв 2-ю танковую дивизию, а 5-ю танковую дивизию отправить в Германию. Эти дивизии должны были составить ядро для комплектования в рамках «программы строительства сухопутных войск» новой танковой армии, предусмотренной для выполнения последующих задач. — Прим. авт.

48

На 1 октября 1941 года укомплектованность пехотных дивизий группы армий «Центр» была доведена до 90 % штатной численности. — Прим. ред.

49

Красная Армия начала подготовку резервов с середины июля (см.: Штеменко С.М. Генеральный штаб в годы войны. М., 1975. — Прим. авт.)

50

На 1 октября 1941 года количество танков в танковых дивизиях группы армий «Центр» было доведено до 70–100 % штатной численности. — Прим. ред.

51

На 30 сентября в составе трех фронтов (Западного, Резервного и Брянского) насчитывалось 95 соединений, часть которых была укомплектована не полностью. — Прим. ред.

52

См.: Цыганков В.П. Героическая Москва (Военно-организаторская деятельность Московской городской партийной организации в период героической битвы под Москвой 1941–1942 гг.). М., 1960, с. 50.

53

4 июля 1941 года ГКО принял постановление «О добровольной мобилизации трудящихся Москвы и Московской области в дивизии народного ополчения». В течение четырех дней в приемные комиссии и партийные органы поступило 168 470 заявлений с просьбой о зачислении в ополчение. После тщательного рассмотрения заявлений было отобрано 160 тыс. человек (см.: История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945, т. 2, с. 230). — Прим. ред.

54

Москва — фронту 1941–1945 гг., с. 123.

55

По решению ГКО от 11 августа 1941 года эти дивизии были переформированы по штатам регулярных войск Красной Армии. — Прим. ред.

56

Муриев Д.З. Провал операции «Тайфун», с. 55.

57

История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945. М., 1963, т. 2, с. 273.

58

К началу битвы под Москвой ПВО столицы располагала 700 самолетами, 759 зенитными орудиями среднего калибра и 352 орудиями малого калибра, 643 крупнокалиберными пулеметами, 763 прожекторными установками. — Прим. ред.

59

В октябре 1941 года фашистская авиация произвела 31 налет на Москву. В этих налетах участвовало около 2 тыс. самолетов, но прорваться к объектам бомбометания смогло всего 72. При отражении налетов в воздушных боях и огнем зенитной артиллерии было сбито 278 немецких самолетов (см.: История Второй мировой войны 1939–1945, т. 4, с. 101). — Прим. ред.

60

Брянский фронт был создан решением ГКО от 16 августа 1941 года. — Прим. ред.

61

30 июля 1941 года был создан Резервный фронт в составе 24, 28 и 29-й армий. Командующим фронтом был назначен генерал армии Г.К. Жуков (см.: Жуков Г.К. Воспоминания и размышления, с. 301). — Прим. авт.

62

Западный фронт сосредоточил все свои основные силы и средства западнее Вязьмы, а Брянский фронт расположил почти все резервы у Брянска (см.: История Второй мировой войны 1939–1945, т. 4, с. 94). — Прим. ред.

63

Советское командование, предвидя неизбежность нового наступления немецко-фашистских войск, особое внимание уделяло организации обороны дальних и ближних подступов к столице. Строительство оборонительных рубежей на большую глубину было начато еще в июле. В течение сентября организация обороны совершенствовалась, чтобы в случае перехода немецко-фашистских войск в новое наступление остановить их и нанести им ответный удар. — Прим. ред.

64

Органы тыла выполнили большую работу по обеспечению войск фронтов и новых формирований продовольствием и вещевым имуществом. Она проводилась под контролем и с помощью ГКО и СНК СССР. Обеспечение войск теплым обмундированием было завершено, в основном, к 5 декабря 1941 года. В этом большую роль сыграли предприятия Москвы и области, трудящиеся Урала, Западной и Восточной Сибири. В результате советские воины встретили холодную зиму 1941 года тепло одетыми и обутыми. — Прим. ред.

65

См.: Разгром немецко-фашистских войск под Москвой, с. 5.

66

Коммунистическая партия и Советское правительство, советский народ с первых дней войны были твердо убеждены в том, что враг будет разбит, победа будет за нами. — Прим. ред.

67

Военно-исторический журнал, 1967, № 3, с. 74.

68

Войска Брянского фронта должны были перекрыть брянско-калужское и севско-орловско-тульское направления. Передний край их обороны в полосе 290 км проходил по линии Снокоть, Почар, Глухов. На левом фланге фронта действовала оперативная группа генерала А.Н. Ермакова. — Прим. ред.

69

Резервный фронт, в командование которым в середине сентября вступил Маршал Советского Союза С.М. Буденный, большей частью своих сил занимал оборону в полосе шириной 300 км по линии Осташков, Селижарово, восточнее Дорогобужа. Войска фронта предназначались для отражения ударов немецко-фашистских войск в случае прорыва ими обороны Западного фронта. Две армии (24-я и 43-я) занимали оборону в первом эшелоне в полосе шириной до 100 км от Ельни до Смокоти, прикрывая спас-деменское и кировское направления, а две дивизии 31-й армии — в районе озера Селигер, Осташков в полосе шириной 30 км. — Прим. ред.

70

В «Истории Второй мировой войны 1939–1945» говорится, что в составе трех фронтов — Западного, Резервного и Брянского — на 30 сентября насчитывалось 95 соединений, в том числе 3 мотострелковые и 9 кавалерийских дивизий, 13 танковых бригад. Они имели 1250 тыс. человек личного состава, 7600 орудий и минометов, 990 танков и 677 самолетов (см.: т. 4, с. 93). — Прим. ред.

71

См.: Военно-исторический журнал, 1967, № 3, с. 70.

Эти данные приводятся на декабрь 1941 года. На 1 октября средняя численность стрелковой дивизии составляла около 7,5 тыс. человек, а кавалерийской и танковой — 3 тыс. человек (см.: История Второй мировой войны 1939–1945, т. 4, с. 90). — Прим. ред.

72

Советское командование отдавало себе отчет в том, что наступившее на московском направлении в июле 1941 года затишье — явление временное, что оно неизбежно должно смениться крупным сражением. Конечно, точная дата возможного наступления оставалась неизвестной. — Прим. ред.

73

Жуков Г.К. В битве за столицу. Военно-исторический журнал, 1966, № 8, с. 60.

74

Автор допускает неточность. Ставка Верховного Главнокомандования еще 10 сентября направила Западному фронту директиву, в которой требовала «перейти к обороне, прочно закопаться в землю и за счет второстепенных направлений и прочной обороны вывести в резерв шесть-семь дивизий». На основании этих указаний был издан приказ войскам фронта о переходе к обороне. И когда к концу сентября стало окончательно известно, что новое немецкое наступление не за горами, была издана директива Ставки от 27 сентября. Она потребовала от войск Западного и Брянского фронтов перейти к жесткой и упорной обороне. Командование этих фронтов, руководствуясь ранее полученными указаниями, наряду с постановкой оборонительных задач армиям ставило и наступательные. Это сыграло отрицательную роль. На выполнение требований Ставки о переходе к жесткой обороне не осталось времени. — Прим. ред.

75

До июля 1942 года в немецко-фашистской армии танковых корпусов не было, они назывались моторизованными, — Прим. ред.

76

Телегин К.Ф. Москва — фронтовой город. Вопросы истории КПСС. 1966, № 9, с. 103.

77

1-й гвардейский стрелковый корпус под командованием генерала Д.Д. Лелюшенко состоял из 5-й и 6-й гвардейских стрелковых дивизий, 4-й и 11-й отдельных танковых бригад (см.: Разгром немецко-фашистских войск под Москвой. М., 1964, с. 38). — Прим. авт.

В него также входили 6-я резервная авиационная группа в составе двух истребительных авиационных полков, штурмового авиационного полка и полка PC. Кроме того, корпус был усилен частями 5-го воздушно-десантного корпуса, Тульским военным училищем, 36-м мотоциклетным полком. Главной задачей корпуса являлась ликвидация противника, прорвавшегося в район Орла, а также обеспечение отвода на восток оказавшихся в тяжелом положении войск Брянского фронта. — Прим. ред.

78

Guderian Н. Erinnerungen eines Soldaten, s. 213.

79

Враг был остановлен на московском направлении не в результате наступления «спасительной распутицы», а в итоге большой деятельности Коммунистической партии по организации отпора врагу и той стойкости и героизма, которые были проявлены советскими воинами. Это признавали сами немецкие генералы. Так, командир 5-го армейского корпуса в те дни доносил в вышестоящий штаб: «Используя хорошо оборудованные позиции… и сильное минирование, 316-я русская дивизия… ведет поразительно упорную борьбу». Именно о стойкость и мужество советских воинов разбивались все попытки гитлеровцев прорваться к Москве (см.: История Второй мировой войны 1939–1945, т. 4, с. 98). — Прим. ред.

80

О битве за Мценск и о продвижении к Туле подробно говорится в книге: Андроников Н.Г. и др. Бронетанковые и механизированные войска Советской Армии. (Краткий очерк развития и боевого пути). М., 1946, с. 91–95. —Прим. авт.

81

См.: Еременко А.И. В начале войны. М., 1964, с. 375.

82

Во второй половине октября Красной Армии удалось задержать продвижение немецко-фашистских войск в полосе Брянского фронта. Это и позволило 3-й и 13-й армиям, которые почти три недели вели тяжелые бои в тылу противника, 23 октября пробиться из окружения и по приказу Ставки отойти на линию восточнее Дубна, Плавск, Верховье, Ливны. — Прим. ред.

83

История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945. М., 1961, т. 2, с. 238.

84

Телегин К.Ф. Москва — фронтовой город. Вопросы истории КПСС, 1966, № 9, с. 102.

85

Там же.

86

Генерал И.С. Конев докладывал об обстановке на Западном фронте и о прорыве обороны на участке Резервного фронта в районе Спас-Демянска, а также об угрозе выхода крупной группировки противника в тыл войскам 19, 16 и 20-й армий. — Прим. ред.

87

Конев И.С. Начало Московской битвы. Военно-исторический журнал, 1966, № 10, с. 62.

88

См.: Жуков Г.К. Воспоминания и размышления, с. 313.

Немецкое командование узнало о том, что Жуков сменил Конева, только 29 октября. 2 ноября было доложено, что Жуков «получил прямой приказ возглавить оборону Москвы». — Прим. авт.

89

В действительности этот факт был изложен С.М. Буденным в беседе с Г.К. Жуковым (см.: Жуков Г.К. В битве за столицу. Военно-исторический журнал, 1966, № 8, с. 58). — Прим. ред.

90

На самом деле события развивались следующим образом. Представители ГКО и Ставки, направленные для оказания помощи командованию не только Западного, но и Резервного фронта, 10 октября предложили объединить войска этих фронтов в один Западный фронт. Это было новое объединение, что вызвало необходимость назначения нового командования. Командующим фронтом был назначен генерал Г.К. Жуков. Что касается И.С. Конева, то он был назначен заместителем командующего и ему было поручено руководство группой войск на калининском направлении, которое было слишком удалено от штаба фронта, поэтому была необходимость в создании вспомогательного управления. Вскоре, 17 октября, в целях объединения войск, прикрывавших Москву с северо-запада, Ставка образовала Калининский фронт, командующим войсками которого был назначен генерал И.С. Конев. — Прим. ред.

91

Жуков Г.К. В битве за столицу. Военно-исторический журнал, 1966, № 8, с. 61; Воронов Н.Н. На службе военной. М., 1963, с. 199.

92

Автор указывает, что цитата взята из книги Н.Н. Воронова «На службе военной». Однако в ней об этом факте сказано по-другому. Н.Н. Воронов пишет, что он предложил И.В. Сталину сформировать десять противотанковых артиллерийских дивизионов по шестнадцать 76-мм орудий в каждом. И.В. Сталин согласился, но, в свою очередь, предложил называть их полками, чтобы поднять роль противотанковой артиллерии и обеспечить ее правильное использование в бою. «После, — заявил И.В. Сталин, — мы увеличим в них количество батарей, как только наша промышленность получше снабжать нас будет» (с. 199). — Прим. ред.

93

Вечером 5 октября Рокоссовский получил телеграмму из штаба Западного фронта. Она гласила: «Вместе со штабом армии прибыть под Вязьму для организации контрудара с направления Юхнова». 11 октября Жуков приказал Рокоссовскому принять можайский боевой участок. В тот же день этот приказ был отменен и ему было приказано формировать 16-ю армию в районе Волоколамска и организовать оборону в полосе от Московского моря на севере до Рузы на юге (см.: Рокоссовский К.К. Солдатский долг. М., 1968, с. 52, 62). — Прим. авт.

94

См.: Разгром немецко-фашистских войск под Москвой, с. 38.

95

К 7 октября западнее Вязьмы были окружены 19-я и 20-я армии Западного фронта и 24-я и 32-я армии Резервного фронта. Попавшие в окружение войска продолжали оказывать упорное сопротивление, сковав здесь 28 вражеских дивизий. 14 из них не могли высвободиться для дальнейшего наступления до середины октября. Это позволило советскому командованию выиграть время для организации сопротивления на Можайской линии обороны. В середине октября часть советских войск прорвалась из окружения и отошла на Можайскую линию обороны. Многие бойцы и командиры, оказавшиеся в тылу врага, влились в партизанские отряды. — Прим. ред.

96

По утверждению Гудериана, Кюстринг неоднократно указывал на трудности, связанные с плохим состоянием русских дорог во время распутицы. Прошедшие сильные дожди, особенно на Украине, наглядно показали, что нас ожидает с наступлением дождливого сезона. — Прим. авт.

97

Уделив большое внимание описанию распутицы и ее влияния на боевые действия немецко-фашистских войск, автор не показывает возросшее военное искусство советского командования, массовый героизм, проявленный советскими войсками, и те сложные условия, в которых они действовали.

Это было весьма трудное время. Враг рвался к Москве, напрягая все свои силы. Против 16-й армии, в которой на каждый стрелковый батальон и кавалерийский полк приходилось по 5–6 км фронта обороны, а плотность артиллерии не превышала двух орудий на 1 км фронта, противник бросил четыре дивизии, насчитывавшие до 200 танков. Для отражения этого удара командование Западного фронта сосредоточило здесь основные силы авиации — 210 истребителей и 200 бомбардировщиков и штурмовиков. Поддерживаемые ими войска армии генерала К.К. Рокоссовского, проявив исключительное упорство, успешно отбили атаки противника. — Прим. ред.

98

Среднее количество осадков составляло в октябре 1941 года 51 мм, обычная же средняя норма осадков в октябре равнялась 59 мм. В ноябре 1941 года осадков выпало всего только 13 мм при обычной средней норме в 45 мм. Средняя температура воздуха в октябре 1941 года равнялась -2,1° при обычной средней температуре в октябре -3,2°, в ноябре 1941 года -5,3° по сравнению с обычной средней нормой -2,8°. — Прим. авт.

99

Жуков Г.К. Битва под Москвой. Военно-йсторический журнал, 1971, № 10, с. 65.

100

См.: «Директива Ставки Верховного Главнокомандования командующим войсками Северо-Западного, Западного фронтов и заместителю командующего Дальневосточным фронтом об образовании Калининского фронта» от 19 октября 1941 года за подписью И.В. Сталина и A.M. Василевского (Москва — фронту 1941–1945 гг., с. 27). Согласно этой директиве был создан Калининский фронт, в состав которого вошли 22, 29 и 30-я армии, пять дивизий Северо-Западного фронта и резервы Ставки, прибывшие с Дальнего Востока. Штаб фронта должен был развернуться на базе только что созданного штаба 10-й армии. Конев получил задачу — любой ценой освободить Калинин, но до середины декабря ему сделать это не удалось (см.: Конев И.С. На Калининском фронте. Беспримерный подвиг. М., 1968, с. 63). — Прим. авт.

101

26 октября в журнале боевых действий 9-го армейского корпуса отмечалось: «Переправа через Днепр функционирует только в одну колею, подъезды полностью вышли из строя, как и объездные пути, у Днепра скопилось 10 тыс. машин в пять рядов, дисциплина полностью отсутствует. Таким образом, дело подошло к тому, что плохая погода стала еще более опасным противником, чем сама Красная Армия». Войска Гудериана, которые продвигались от Мценска в направлении на Тулу, могли снабжаться только с помощью авиации, так как движение по дорогам было полностью нарушено. В 4-й танковой группе и других армиях дело обстояло не лучше. — Прим. авт.

102

Собрание партийного актива Москвы, состоявшееся 13 октября и рассмотревшее вопрос «О текущем моменте», приняло постановление: «Мобилизовать всю московскую партийную организацию, всех коммунистов, комсомольцев и всех трудящихся Москвы на отпор немецко-фашистским захватчикам, на защиту Москвы, на организацию победы». Вся деятельность партийной организации столицы была подчинена интересам обороны Москвы. В течение нескольких дней в городе было сформировано 25 отдельных коммунистических и рабочих рот и батальонов, на три четверти укомплектованных коммунистами и комсомольцами. Только за первую половину октября Москва дополнительно дала фронту 50 тыс. воинов. — Прим. ред.

103

Это утверждение не соответствует действительности. То, что Политбюро ЦК партии, ГКО, Ставка и оперативная группа Генерального штаба находились в Москве, имело важное значение в укреплении моральных сил защитников столицы. Об этом свидетельствует и тот факт, что в строительстве оборонительных сооружений участвовали 450 тыс. человек, главным образом женщины. В три смены работали предприятия, обеспечивая защитников столицы оружием и боеприпасами. В исключительно короткий срок подступы к столице опоясали противотанковые рвы, лесные завалы, металлические ежи. На танкоопасных путях были установлены противотанковые орудия. Сотни вооруженных отрядов, боевых дружин и групп истребителей танков вместе с бойцами и командирами воинских частей встали на защиту города. — Прим. ред.

104

Введение в Москве с 20 октября осадного положения сыграло большую роль в упрочении обороны столицы. Оно было направлено на укрепление тыла войск и пресечение подрывной деятельности вражеской агентуры. — Прим. ред.

105

16 октября Московское радио передало: «В ночь с 14 на 15 октября обстановка на Западном фронте ухудшилась… Несмотря на героическое сопротивление, наши войска были вынуждены отступить». 18 октября пали Можайск, Малоярославец и Боровск; в тот же день 49-я армия была вынуждена отойти за Нару… И все же наступающим немецким армиям не удался решающий прорыв позиций Западного фронта, а противник был только потеснен, хотя и понес большие потери. — Прим. авт.

106

Имеющиеся архивные документы свидетельствуют, что в октябре фашистская авиация произвела на Москву 31 налет. В них участвовало около 2 тыс. самолетов, но прорваться к объектам бомбометания смогли только 72. При отражении налетов было сбито 278 немецких самолетов (см.: История Второй мировой войны 1939–1945, т. 4, с. 101. —Прим. ред.)

107

От Можайска и Наро-Фоминска до центра Москвы около 80 км, от Серпухова — 100 км, от Волоколамска — около 110 км. — Прим. авт.

108

Эти данные занижены. В «Истории Второй мировой войны 1939–1945» (т. 4, с. 101) приведены следующие цифры: только за первые девять дней вражеского наступления на Москву авиация Западного фронта, 6-й авиационный корпус ПВО и части ДБА произвели 3500 самолето-вылетов. Всего с 30 сентября по 31 октября ВВС совершили 26 тыс. самолето-вылетов, из них 80 % на поддержку и прикрытие войск. — Прим. ред.

109

В боях на подступах к Москве показали образцы выполнения воинского долга, непреоборимую силу морального духа, проявили массовый героизм и воины частей стрелковых дивизий: 32-й полковника В.И. Полосухина, 50-й генерала Н.Ф. Лебеденко, 53-й полковника А.Ф. Наумова, 293-й полковника Г.Л. Мартиросяна, а также 1-й гвардейской мотострелковой дивизии полковника А.И. Лизюкова, кавалерийской группы генерала Л.М. Доватора, танковых бригад, возглавляемых М.Е. Катуковым, П.А. Ротмистровым, И.Ф. Кириченко, М.Г. Сахно, и многих других соединений. — Прим. ред.

110

Из-за своей ограниченности и классовой принадлежности автор не смог указать на истинные источники высоких моральных качеств советских воинов — прочность и великие преимущества социалистического общественного и государственного строя, дружбу народов СССР, советский патриотизм и пролетарский интернационализм, безраздельное руководство Коммунистической партии всеми сторонами жизни страны в годы войны. — Прим. ред.

111

Ф.И. Голиков, который 21 октября был назначен командующим 10-й армией, сформировал ее в Пензе из сибирских и других частей, укомплектованных в соответствии с советскими мобилизационными планами (см.: Голиков Ф.И. В Московской битве. Записки командарма. М., 1967, с. 7–8). — Прим. авт.

112

В конце октября противник был остановлен на рубеже Волжского водохранилища, восточнее Волоколамска, по рекам Нара и Ока до Алексина. Войска Калининского и Западного фронтов все чаще переходили в контратаки. Во второй половине октября удалось задержать продвижение немецко-фашистских войск в полосе Брянского фронта. Оборона Тулы обеспечила устойчивость левого крыла Западного фронта на дальних южных подступах к столице. Таким образом, октябрьское наступление немцев на Москву потерпело провал. Противник был вынужден перейти к обороне на линии Селижарово, Калинин, Тула, Новосиль. — Прим. ред.

113

25 ноября в полосе наступления 16-й армии были взорваны шлюзы Истринского водохранилища и затоплен район действий 4-й танковой группы. Уровень воды достигал 2,5 м (см.: Разгром немецко-фашистских войск под Москвой, с. 97). — Прим. авт.

114

См.: Разгром немецко-фашистских войск под Москвой, с. 65, 66.

115

На вопрос Сталина о проведении традиционного ноябрьского парада на Красной площади в Москве Жуков ответил 1 ноября, что это возможно, так как в ближайшие дни враг не начнет большого наступления: он понес в предыдущих сражениях серьезные потери и вынужден пополнять и перегруппировывать войска (см.: Жуков Г.К. Воспоминания и размышления, с. 352). — Прим. авт.

116

Средний темп наступления группы армий «Центр» составлял в период со 2 по 15 октября 16 км в сутки, а 3-й танковой группы с 11 по 15 октября — 30 км в сутки, 2-й танковой группы с 30 сентября по 2 октября — 60 км в сутки. Во второй половине октября средний темп наступления снизился до 5,3 км в сутки. — Прим. авт.

117

По определению управления военной экономики и вооружений ОКВ, в октябре 1941 года потребность военного производства в рабочей силе исчислялась примерно в 1 млн 500 тыс. человек. Для частичного удовлетворения этих нужд предполагалось после завершения блицкрига расформировать 49 пехотных дивизий и высвободить тем самым 500 тыс. человек, сократить на 100 тыс. число рабочих на предприятиях второстепенного значения, привлечь дополнительно 100 тыс. иностранных рабочих и использовать 300 тыс. советских военнопленных и гражданских лиц. Однако оборонительные сражения под Москвой показали, что вместо увольнения 500 тыс. солдат командование вермахта вынуждено срочно призвать на военную службу 625 тыс. человек для пополнения фронтовых частей. Были приняты «другие меры, которые обеспечили некоторый рост промышленного и военного производства» (см.: История Второй мировой войны 1939–1945, т. 4, с. 421–423). — Прим. ред.

118

В промышленность и сельское хозяйство направлялась дополнительная рабочая сила, в первую очередь иностранный рабочие и военнопленные. Началось осуществление так называемой программы восточных рабочих, которая предусматривала принудительный вывоз только из оккупированных советских областей 627 тыс. человек. — Прим. ред.

119

В 1941 году было произведено И 030 самолетов всех типов, в том числе боевых 9540, тогда как в 1940 году — соответственно 10 250 и 8070. В Советском Союзе в 1941 году было произведено самолетов всех типов 9800, в том числе боевых 8200, то есть меньше, чем в Германии (см.: История Второй мировой войны 1939–1945, т. 4, с. 158, 419). — Прим. ред.

120

Нехватка алюминия ежемесячно составляла 4–5 тыс. т, или 20 % всего требуемого для авиационной промышленности алюминия. Месячные поставки магния составляли только 65 % необходимого количества. — Прим. авт.

121

В действительности для нападения на Советский Союз Германия сосредоточила более 4000 боевых самолетов. Кроме того, она имела в готовности 980 самолетов Финляндии, Румынии и Венгрии. Придавая особое значение завоеванию господства в воздухе, немецкое командование бросило на уничтожение советской авиации до половины самолетов, сосредоточенных против СССР. — Прим. ред.

122

Hitlers Weisungen fur die Kriegsfuhrung 1939–1945. Frankfurt a/M., 1962, s. 84.

123

По данным Б. Мюллер-Гиллебранда, в Германии во второй половине 1941 года наблюдался рост выпуска важных видов боевой техники, особенно танков. Если в июле — сентябре был выпущен 901 танк, то в октябре — декабре выпустили уже 989 танков. Соответственно, увеличилось и производство штурмовых орудий — со 122 до 163. — Прим. ред.

124

Производство танков и штурмовых орудий в период с июля по октябрь 1941 года включительно составило только 1402 единицы. — Прим. авт.

125

Фашистская Германия к 22 июня 1941 года имела в готовности для нападения на СССР более 4000 танков и штурмовых орудий, а вместе с Финляндией, Румынией и Венгрией — 4260. Потери с июня по декабрь 1941 года, по данным Б. Мюллера-Гиллебранда, составили 2851 танк и штурмовое орудие. — Прим. ред.

126

В 1941 году Германия не только не испытывала нехватки горючего, но и создала известный резерв. Общее производство нефти достигло 8,6 млн т и синтетического топлива 4,1 млн т. — Прим. ред.

127

Район Майкопа был захвачен только летом 1942 года. Но буровые скважины были настолько разрушены, что восстановление их в то небольшое время, которое там находились немецкие войска, не могло быть осуществлено. — Прим. авт.

128

Количество русских цистерн, захваченных немцами, было настолько мало, что их едва ли можно было принимать во внимание. На совещании у начальника полевой транспортной службы генерала Герке 30 августа 1941 года отмечалось: «Так как трофейных цистерн недостаточно, запланирована перешивка колеи на участке до Ростова, Днепропетровска, Запорожья и Одессы на немецкую». — Прим. авт.

129

Италия вынуждена была ограничиваться немецкими и румынскими поставками нефти. — Прим. авт.