|
||||
|
Часть третья Ноябрь 1941 года Раздел I Планы операции до середины ноября 1941 года 1. Обстановка на Восточном фронтеНадежды немецкого командования в «последней великой и решающей битве 1941 года» в рамках операции «Тайфун» разбить Красную Армию и тем самым завершить кампанию на Восточном фронте, чтобы перейти ко второму этапу программы Гитлера и обеспечить себе для этого выгодные исходные позиции до вступления в войну Соединенных Штатов Америки, оказались в начале ноября практически несбыточными, хотя в верхах это не признавалось. По единодушному мнению командиров соединений группы армий «Центр», проведение дальнейших наступательных операций в глубь территории противника было возможно только после сравнительно продолжительной, двух-трехнедельной, оперативной передышки и после того как начнутся заморозки. Это позволило бы обеспечить подвоз боеприпасов и продовольствия и подтянуть отставшие соединения, особенно артиллерию, застрявшую в пути. Решающий фактор времени обернулся против немецкого командования и свел на нет далеко идущие планы Гитлера. Недооценка возможностей русской армии и в то же время переоценка своих собственных сил, недостаточное внимание к особенностям климата и условиям местности на Восточном фронте, а также непродуманность в организации снабжения, вытекавшая из неверных представлений о возможном развитии операций, — все это, вместе взятое, сыграло отрицательную роль. Огромные трудности со снабжением, недостаточное количество средств моторизации и слабая подвижность немецких войск, вызванные ненужной экономией материальных средств для оснащения армии (это было предусмотрено в плане операций на период после «Барбароссы»), а также отсутствие пополнения личного состава не позволили развить первоначальные успехи. Ошибки оперативного и тактического характера, допущенные немецким руководством, а самое главное, быстрая и правильная реакция советского командования в принятии необходимых контрмер, несмотря на то что оно было застигнуто врасплох и допустило известные промахи в первые дни войны, окончательно сорвали планы молниеносного немецкого наступления на Москву. Когда наступательные операции на фронте группы армий «Центр» временно приостановились, обстановка на участках фронта соседних групп армий была не намного лучше, чем у Бока. Группа армий «Север», овладев 8 сентября Шлиссельбургом, отрезала Ленинград от его коммуникаций и в последующие недели продолжала силами 18-й армии сжимать кольцо вокруг бывшей столицы России, «цитадели большевизма». Эта операция отвлекла значительную часть сил группы армий «Север», сделав их дальнейшее наступление пока невозможным. Что касается боевого использования остальных соединений группы армий «Север», то Гитлер планировал подвижными соединениями 16-й армии наступать в направлении на Тихвин и пробиваться к Волхову. Цель этого наступления состояла в том, чтобы отрезать противнику путь отхода на восток, совместно с соединениями, наступающими западнее Волхова, окружить и уничтожить его, а также по возможности установить связь с финской армией на линии шоссейной дороги Тихвин — Лодейное Поле. Командованию финской армии была передана просьба пробиваться навстречу немецким войскам из района нижнего течения реки Свирь. Немецкое командование надеялось в ходе этой операции не только разделаться с русскими войсками южнее Ладожского озера, ускорив тем самым падение Ленинграда, но и ликвидировать фронт на Карельском перешейке, что очень устроило бы финское командование[130]. Кроме того, предполагалось создать предпосылки для дальнейшего удара во взаимодействии с соединениями 3-й и 4-й танковых групп через Тихвин на Вологду. При этом войскам 16-й армии южнее озера Ильмень была поставлена задача вести наступление в направлении на Вышний Волочек и Валдай, чтобы совместно с 9-й армией и 3-й танковой группой разгромить противника перед северным флангом группы армий «Центр» и перед южным флангом группы армий «Север». 16 октября 1941 года наступление 16-й армии успешно началось. Удалось быстро форсировать реку Волхов. Однако вскоре этот успех был поставлен под сомнение вследствие ожесточенного сопротивления противника. Во время беседы в своей ставке с командующим группы армий «Север» генерал-фельдмаршалом Вильгельмом Риттером фон Леебом 26 октября Гитлер высказал предположение, что вряд ли «удастся сейчас овладеть Тихвином, так как противник оказался слишком сильным, а дороги находятся в скверном состоянии». Лееб на это возразил, что «в настоящий момент наступление развивается хорошо» и что предлагаемый Гитлером «отход за Волхов будет почти равнозначен поражению». Эта беседа убедительно свидетельствует о том, что не один Гитлер имел честолюбивые намерения. Командующие группами армий, которые хотели похвастаться успехами и не желали признать поражение, также высказывались за продолжение наступления на Восток. Позицию, подобную той, которую занимал Лееб, в аналогичной ситуации в середине ноября разделял Бок. К этому же времени относятся надежды Гитлера нанести удар через Рыбинск в направлении Вологды силами только 3-й и 4-й танковых групп. Воспользовавшись той оптимистической оценкой обстановки, которую дал Лееб, Гитлер переложил на него ответственность за принятие решения о том, продолжать ли наступление на Тихвин, и о том, что следует предпринять в случае его неудачного исхода. В последние дни октября положение на участке фронта 16-й армии заметно ухудшилось. В связи с тем, что 9-я армия и 3-я танковая группа были не в состоянии нанести удар в северном направлении, а противник упорно оборонялся, 31 октября пришлось приостановить наступление южного крыла 16-й армии: 2-й и 10-й армейские корпуса были вынуждены перейти к обороне. 39-му танковому корпусу, наступавшему на тихвинском направлении, удалось 8 ноября овладеть этим важным узловым пунктом. Командующий 16-й армией генерал-полковник Эрнст Буш даже надеялся установить контакт с финнами, а также разгромить противника по обе стороны от Волхова. 9 ноября он сообщал по этому поводу Леебу:
Однако командование 39-го танкового корпуса вынуждено было признать, что корпус понес тяжелые потери, что русская 4-я армия под командованием генерала К.А. Мерецкова ведет ожесточенные бои за Тихвин и «не исключено, что армия (16-я) будет вынуждена сдать Тихвин»[131]. Становился очевидным тот факт, что с переброской крупных сил противника в район Тихвина дальнейшее наступление на Восток приостановится и что поэтому группа армий «Север» будет вынуждена в полном составе перейти к обороне[132]. Подобная же ситуация сложилась и на фронте группы армий «Юг», командующий которой генерал-фельдмаршал Герд фон Рундштедт, учитывая сильное сопротивление советских войск и нарушение снабжения на всем участке фронта группы армий, отдал 27 октября по собственной инициативе приказ:
Этот приказ прежде всего означал прекращение наступления главных сил группы армий «Юг», которая, овладев Харьковом, в первые дни ноября силами соединений 6-й армии вышла к верховью Донца, а силами соединений 17-й армии пробилась к Донцу, в то время 1-я танковая армия подошла к р. Миус. Продолжала продвижение только 11-я армия. 28 октября она прорвалась в Крым и начала преследование противника в направлении на Севастополь. 28 октября Рундштедт доложил ОКХ о прорыве фронта противника силами 11-й армии и просил сообщить об этом Гитлеру. Таким образом, наступательные операции немецкой армии на всем протяжении Восточного фронта, за исключением Крыма, в начале ноября были приостановлены. Поскольку ранее планировалось разгромить русскую армию до начала зимы, то сейчас, когда наступление захлебнулось, когда было неясно, как добиться этой цели, немецкое командование задумалось над тем, как вести дальнейшие операции на советско-германском фронте. 2. Соображения о возобновлении наступленияПри трезвой оценке обстановки ряд веских причин говорил против продолжения наступления на Востоке. Прежде всего следовало принять во внимание приближавшуюся зиму. Морозы наступили относительно рано. На участке группы армий «Центр» морозная погода наступила 5 ноября и такая погода со снегопадом удерживалась до 7 ноября. 8 и 9 ноября снова наступила оттепель. Окончательно холодная погода установилась с 10 ноября, и уже 11 ноября вечером температура была минус 10 градусов по Цельсию. По имевшимся тогда данным о русской зиме, следовало считаться с тем, что снежный покров ляжет в районе Москвы с 20 ноября. Из этого можно было сделать вывод, что русская зима была не за горами и что следовало принять своевременные меры, чтобы подготовить не защищенные от холодов и снега войска. Хотя командование группы армий «Центр» напрягло все силы, чтобы обеспечить действия войск зимой, оно считалось с соображением начать при определенных обстоятельствах подготовку к «зимовке», отказавшись от некоторых далеко идущих планов военных операций. 3 ноября штаб 2-й армии предложил прежде всего занять исходные зимние позиции, с которых позднее могли быть осуществлены небольшие по масштабам наступательные действия. Хотя, начиная с середины октября, неоднократно шел снег, у солдат Восточной армии и к началу ноября не было зимнего обмундирования и снаряжения. План операции «Барбаросса» исходил из того, что восточная кампания должна закончиться, самое позднее, осенью. На предостережения обер-квартирмейстера штаба сухопутных войск генерала Паулюса о возможных трудностях в снабжении на Восточном фронте Гитлер возразил:
Планировалось, что большая часть дивизий Восточной армии будет расформирована или возвращена на родину и перевооружена. После окончания боевых действий в СССР должно было остаться только 58 дивизий[134], для которых планировалось иметь зимнее снаряжение. Но и эти соединения, по тогдашним представлениям, не все должны были обеспечиваться зимним обмундированием, так как было предусмотрено, что часть из них будет располагаться в стационарных условиях. Во время совещания 29 июля у генерал-квартирмейстера сухопутных войск вопрос об обеспечении войск на зиму был решен именно в этом плане, и 3 августа была начата подготовка, но речь шла о зимнем снаряжении и обмундировании только для 58 дивизий, несущих оккупационную службу. Вследствие возникших в ходе операций транспортных трудностей доставка даже небольшого количества зимнего снаряжения и обмундирования задерживалась, так как транспорт предоставлялся в первую очередь для перевозки боеприпасов, горючего и продовольствия. Поэтому, когда установилась холодная погода, зимнего снаряжения на фронте почти не было. Быстрая доставка уже имевшихся к этому времени запасов была невозможна из-за катастрофического положения на железнодорожном транспорте. Ведь даже для доставки зимнего обмундирования 58 дивизиям, несущим оккупационную службу, потребовалось бы 225 эшелонов. Немецкие солдаты встречали наступающую зиму неподготовленными, в изношенном летнем обмундировании. В донесении штаба 9-й танковой дивизии от 2 ноября 1941 года отмечалось:
Немецкое командование пыталось с помощью целенаправленной пропаганды скрыть от населения факт недостатка зимнего снаряжения в войсках. Геббельс в связи с этим сообщил прессе:
Помимо нехватки зимнего снаряжения войска испытывали недостаток опыта в обращении с оружием и снаряжением в зимних условиях, а также опыта ведения боевых действий в это время года. ОКХ пыталось организовать обучение войск Восточной армии, создав несколько краткосрочных курсов. Для этого в штабы групп армий были направлены преподаватели высокогорной военной школы в Фульпмесе. Так, в распоряжение штаба группы армий «Центр» начиная с 21 октября были направлены шесть групп преподавателей во главе с начальником высокогорной школы в Фульпмесе. Но эти мероприятия явно запоздали и были недостаточно действенны. В группе армий «Центр» при штабе 2-й армии были организованы учебные сборы «Юг», а при штабе 4-й армии — учебные сборы «Север». Занятия были рассчитаны только на 12 дней, и подготовку прошли всего 120 человек в каждом из сборов. Цель работы этих учебных сборов состояла в подготовке руководителей и инструкторов для создаваемых в каждом полку на зимний период истребительных лыжных и санных команд, в обучении личного состава правилам ухода за оружием в зимних условиях, в пропаганде мер по борьбе с обморожением, а также норм гигиены и правил размещения войск в зимних условиях. Быстрое сокращение численности личного состава и материальных запасов в соединениях Восточной армии все отчетливее показывало ослабление ее боеспособности. Потери в личном составе Восточной армии насчитывали на 6 ноября 1941 года 686 108 человек, то есть 20,17 % общей численности личного состава соединений Восточной армии, насчитывавшей 3,4 млн человек[135]. ОКХ оценивало боевые возможности соединений Восточной армии следующим образом: пехотные дивизии — 65 % первоначальных боевых возможностей, моторизованные пехотные дивизии — 60 %, танковые дивизии — 35 %. Боевые возможности 136 соединений равнялись боевой мощи 83 полностью укомплектованных соединений. Так как в распоряжении командования не было резервов, готовых к немедленному боевому использованию, то оказалось невозможным быстро восполнить понесенные потери. Русское командование, по данным ОКХ, не хотело без боя сдавать занимаемые позиции. 3 ноября Гальдер отметил, что противник в состоянии «удерживать районы Москвы (Вологда, Москва, Тамбов) и Кавказа». «Очевидная концентрация военно-воздушных сил противника в районе Москвы, донесения о том, что „Москва заполнена войсками“, доклады агентов о том, что в Горьком формируются новые соединения, — писал Гальдер, — свидетельствуют о том, что Сталин намерен оборонять Москву и использует все наличные силы для защиты столицы». ОКХ считало, что русская Ставка держит в восточных районах Советского Союза примерно 30 стрелковых, 8 кавалерийских дивизий и 14 танковых бригад, часть которых может быть использована в боевых действиях в европейской части России. Эти подсчеты оказались заниженными. В донесении о «советских соединениях, не принимавших до этого участия в боевых действиях (по состоянию на 10 ноября 1941 г.)», встречается следующая оценка: «13 армий, 36 стрелковых дивизий, 20 кавалерийских дивизий, 3 танковые дивизии, 20 танковых бригад». Поэтому быстрое и легкое наступление группы армий «Центр» на Москву вряд ли могло быть осуществлено. Бывший командующий 3-й танковой группой Гот позднее говорил, что речь шла «не о недолгом преследовании разбитой армии, которая хочет избежать решающего сражения, а о противнике, который был полон решимости оборонять свою историческую столицу всеми средствами». Поэтому Гот придерживался того мнения, что было бы лучше, чтобы после наступления, похожего на праздничную прогулку, войска перешли к обороне. Серьезным аргументом против возобновления наступательной операции являлось сильно возросшее во второй половине октября партизанское движение. Гитлер не признавал опасности, которая угрожала немецким войскам в связи с развертыванием партизанской войны. По его мнению, все, кто ее вел, подлежали уничтожению. В беседе с Борманом, Герингом, Кейтелем и Розенбергом 16 июля 1941 года он сказал:
Что бы ни говорил Гитлер, но в районе действий группы армий «Центр» были сформированы и брошены против немецких войск новые партизанские отряды. В Калининской, Брянской и Орловской областях уже в августе в лесах были подготовлены партизанские базы и склады оружия и других запасов, достаточные для ведения боевых действий каждым из отрядов в течение четырех — шести недель[136]. В октябре на эти базы пришли партизанские отряды, усиленные солдатами частей Красной Армии, которые оказались в окружении, но избежали немецкого плена. Поэтому командирами ряда партизанских отрядов стали имеющие боевой опыт офицеры и появилась возможность передать этим отрядам оружие и боеприпасы, оставленные войсками Красной Армии. В журнале боевых действий 2-й танковой армии имеется следующая запись от 4 ноября:
Советское командование уже в августе начало проводить в тылу противника специальные учебные сборы по подготовке партизан, которые должны были разрушать пути подвоза вермахта, взрывать железнодорожные линии и мосты, нападать на штабы и мелкие подразделения с целью создать для немецких солдат и офицеров обстановку постоянного беспокойства и неуверенности. Отдел «Иностранные армии Востока» докладывал 7 ноября 1941 года:
О нецелесообразности возобновления наступления свидетельствовало и недостаточное снабжение войск группы армий «Центр». Подготовленные для обеспечения операции «Тайфун» запасы в последние дни октября были исчерпаны. В конце октября войска жили практически за счет ежедневных поставок, которые не могли полностью покрыть потребности. Трудности снабжения войск ярко показаны в донесении обер-квартирмейстера 2-й танковой армии от 4 ноября:
Бок следующим образом обобщил эти трудности, записав 10 ноября в своем дневнике:
Такие же трудности со снабжением имелись в группе армий «Север», а положение в группе армий «Юг» было еще хуже. Новое наступление в широких масштабах было возможно только после всестороннего изучения потребностей войск и создания необходимых запасов в максимально короткий срок с учетом приближающейся зимы и особенностей действий войск в зимних условиях. Бок сообщал Браухичу, что, если для группы армий ежедневно будет доставляться по 30 составов с предметами снабжения, новое наступление можно будет начать 18 ноября. «Если накопление материальных запасов путем интенсивного подвоза невозможно, то я буду вынужден отдать приказ перейти к обороне на зимний период», — писал Бок в своем дневнике. Положение на железнодорожном транспорте, а также нехватка грузовых автомашин не позволяли быстро создать нужные запасы. Группа армий нуждалась в получении ежедневно по меньшей мере 32 железнодорожных составов груза, но ОКВ не могло обеспечить этих потребностей из-за нехватки подвижного состава. Генерал-квартирмейстер сухопутных войск докладывал начальнику штаба сухопутных войск, что создание материальных запасов для возобновления операции может быть завершено только к концу ноября. Из этого вытекало, что любое наступление, предпринятое до этого срока, придется вести недостаточными силами и при неудовлетворительном материальном обеспечении. Отрицательное влияние оказывала конфигурация линии фронта. Фланги группы армий «Центр» на севере, в полосе действий 9-й армии, и на юге, в полосах действий 2-й танковой и 2-й общевойсковой армий, были не прикрыты и могли подвергнуться ударам противника. Ни группа армий «Север», ни группа армий «Юг» не могли присоединиться к наступающим войскам фон Бока. Особую опасность при этом представляла брешь, образовавшаяся на юге, так как там 2-я и 6-я армии временно не имели соприкосновения, да и непосредственная связь между группой армий «Центр» и 6-й армией была прервана. Отставание 6-й армии становилось все больше, так как она приостановила продвижение в восточном направлении из-за трудностей материального обеспечения, в то время как 2-я армия продолжала продвигаться. Командующий 6-й армией 22 октября докладывал командованию группы армий «Юг», что наступление через Донец невозможно. В донесении командующего 6-й армией говорилось: «Достигнута та граница, когда тетива лука натянута до предела». 26 октября командование армии приказало своим соединениям прекратить продвижение и доложить о занимаемых позициях. Поэтому дальнейшее продвижение войск Бока на восток привело бы к еще большей растянутости флангов и к увеличению бреши между основными силами группы армий и фланговыми объединениями. Энергичный противник мог бы получить шанс нанести удар по флангам, особенно по южному, и в тыл группы армий «Центр». В ходе многочисленных переговоров между командованием группы армий и ОКХ выражалась взаимная озабоченность тем, что южный фланг открытый. Наряду с опасностью, возникшей на флангах группы армий, появились трудности и в центре. 4-я танковая группа со 2 ноября вынуждена была отбивать почти ежедневно удары русских под Рузой, вдоль шоссе и по обеим сторонам от шоссейной дороги. Правофланговые соединения 4-й армии все еще находились на позициях, которых они достигли 25 октября. Нечего было и думать о быстром преодолении сопротивления русских на этом участке. 1 ноября Бок писал в своем дневнике по этому поводу:
2-я танковая армия «завязла» под Тулой и не могла продвигаться дальше на восток. Не только сам город, в котором 25 октября было введено осадное положение, оказывал упорное сопротивление. 53-й корпус танковой армии Гудериана был атакован соединениями Брянского фронта. Советское командование планировало 7, 8 и 9 ноября нанести контрудары силами 50-й и 3-й армий и отбросить войска Гудериана до Уны, на линию Павшино, Слобода, Крапивна, Плавск[137]. Все эти обстоятельства являлись аргументами против продолжения наступления на Москву и совершенно ясно свидетельствовали о том, что добиться успеха в новой наступательной операции против Москвы будет трудно. Провал операции был очень вероятен, и это следовало учитывать при планировании. Прекращение наступления и переход к обороне с целью переждать зиму и продолжить наступление только весной 1942 года требовали признания, что как первоначальная концепция восточной кампании, так и стратегические планы Гитлера, попросту говоря, провалились. Поскольку такого признания никто не хотел, немецкое командование при оценке обстановки обращало внимание прежде всего на положительные факторы, которые ему казались решающими для продолжения наступления на Москву. Следует отметить ошибочную оценку сил противника, ибо именно она привела немецкое военное командование к настойчивому требованию продолжать наступление. Общее мнение сводилось к следующим словам: «У нас дела идут, правда, не совсем хорошо, но у русских еще хуже!» 18 ноября Гальдер записал в своем дневнике:
Поводом к подобного рода заключениям ОКХ, и прежде всего Гальдер, считало то обстоятельство, что русские могут оставить район между верхним Доном и Воронежем и что Красная Армия не сумеет восполнить большие потери, понесенные ею в окружении. Гальдер придерживался того мнения, что советское командование оставит весь район между Москвой и Кавказом, так как «русские не заинтересованы в нем ни экономически, ни стратегически». Сегодня такая оценка обстановки кажется непонятной, так как донесения с фронта с начала ноября почти каждый день указывали на новое усиление войск противника западнее Москвы. Так, например, в донесении о положении на фронте, подготовленном отделом «Иностранные армии Востока» 6 ноября 1941 года, говорилось:
На основании этих и ряда подобных донесений об усилении группировки противника на всех участках фронта группы армий «Центр» главнокомандование сухопутных войск и командование группы армий должны были сделать соответствующие выводы. Но новая оценка противника не была сделана, оставались в силе старые клише, и Советский Союз по-прежнему считался слабым, не способным к продолжительному сопротивлению. Казалось, что немецкое командование попросту не хотело принимать во внимание увеличение количества войск и усиление материального потенциала противника, так как боялось потерять уверенность в правильности своего собственного мнения о продолжении операции. Неверная оценка противника усугублялась сообщениями о том, что советское командование сняло войска с других участков фронта, чтобы перебросить их под Москву, и на фронте появился ряд рабочих батальонов. Эти сообщения способствовали появлению такого мнения, что противостоящие войскам Бока силы русских являются последним боеспособным ядром Красной Армии, которое должно быть разбито, чтобы Советский Союз на долгое время лишился возможности воевать. Руководство Германии снова было введено в заблуждение. Такая оценка возможностей русских была тесно связана с надеждой, что нужен еще только один, последний удар, чтобы опрокинуть уже разбитого и качающегося «русского колосса». Это нужно было сделать как можно быстрее, так как иначе Сталин, использовав поставки оружия и боевой техники англо-американских держав, мог восстановить силы сохранившейся после зимних боев части своей армии. Тогда Советский Союз превратился бы весной 1942 года в нового противника, которого следовало бы принимать уже всерьез. ОКХ считало, что удастся сформировать до весны 1942 года 150 полностью укомплектованных стрелковых дивизий и 40 танковых бригад, полностью оснащенных артиллерией. Как будет дело с укомплектованием войск танками, нельзя было предвидеть. И все же ОКХ, ссылаясь на имеющийся опыт, подчеркивало, что нельзя оценивать боеспособность русских как низкую. Поэтому считалось, что нужно использовать последний шанс и разгромить оставшиеся силы русских до наступления зимы, чтобы не оставить руководству Советского Союза кадров для новых формирований. Вместе с тем вследствие недостатков в снабжении и неукомплектованности своих войск ОКХ опасалось, что наступление закончится неудачно. Видимо, поэтому Браухич никак не реагировал на донесения с фронта о недостатках в снабжении и положении собственных войск. Начальник штаба группы армий «Юг» генерал пехоты Георг фон Зоденштерн пытался в письме к Хойзингеру еще в конце октября представить ОКХ действительную обстановку на фронте. Но и это предупреждение не было услышано. Немецкое командование уже потеряло правильную мерку того, на что способны немецкие войска и как обстоит дело с материальным обеспечением. Решающим фактором, по мнению немецкого руководства, был бы тот политический резонанс внутри страны и за границей, который могло бы вызвать взятие Москвы. Настроение в германском рейхе после приостановки операции «Тайфун» было подавленным, многие высказывали недовольство. В донесении службы безопасности СС 6 ноября 1941 года говорилось:
Это побудило Гитлера в своей традиционной речи 8 ноября в Мюнхене, обращенной к «старым борцам», намекнуть, что восточная кампания еще не закончилась. На упреки в том, что операции на Востоке не выдерживают запланированных сроков, Гитлер отвечал, что виной всему большие пространства и что пехота наконец преодолевает их. Он сказал также, что война против СССР длится дольше, чем война против Франции или Бельгии, только потому, что пространства России огромны. Взятием Москвы Гитлер надеялся поднять дух населения не только Германии, но и ее союзников. Он думал также заставить русских снова поверить в непобедимость германского вермахта. Его мысли при этом были нацелены прежде всего на Англию, которая, по его мнению, в случае взятия русской столицы и связанного с этим краха СССР проявит наконец готовность к миру[139]. 3. Разногласия между ОКХ и командованием групп армийПри сопоставлении позитивных и негативных факторов в ходе решения вопроса о дальнейшем развитии операций Гитлер, ОКВ, ОКХ (в первую очередь Гальдер и Браухич), командование группы армий «Центр», а также командующие ряда объединений придерживались мнения, что позитивные факторы возобладают и что поэтому нужно как можно скорее снова начать наступление. Но если по вопросу о целесообразности продолжать операции мнения совпадали, то в отношении того, как проводить их, единства взглядов не было[140]. Столкнувшись с большими трудностями снабжения войск, но надеясь в скором времени их преодолеть, ОКХ пришло к убеждению, что группа армий «Центр», прежде чем наступать, должна быть полностью обеспечена всеми видами довольствия. Начать наступление намечалось не раньше, чем в конце ноября. Попытку окружить Москву раньше этого срока Гальдер считал бесполезной, так как планируемая им наступательная операция по своим целям выходила далеко за пределы Москвы. Согласно его плану, 9-я армия, строго выполняя приказ командования группы армий «Центр» от 30 октября 1941 года «О продолжении операции», должна была овладеть районом Калинин, Волжское водохранилище, Селижарово и перейти к обороне. Одновременно 3-я и 4-я танковые группы, усиленные пехотными соединениями, получали задачу пробиваться в направлении на Ярославль и Рыбинск. Несмотря на противоположные точки зрения командования группы армий «Центр» и командования 3-й танковой группы, целью наступления помимо Рыбинска являлась также Вологда. Офицер связи ОКХ при 3-й танковой группе сообщил Рейнгардту о позиции ОКХ:
Но ввиду недостатков в снабжении командование 3-й танковой группы считало сомнительным возможность продвижения в 1941 году даже до Ярославля. В задачу 4-й армии входило окружение Москвы. 2-я танковая армия должна была форсировать Оку между Рязанью и Каширой, чтобы в дальнейшем развивать наступление в направлении на Горький. 2-й армии ставилась задача пробиваться к Воронежу. По мнению Гитлера, которое совпадало с мнением ОКХ[141], эта наступательная операция должна была проводиться в тесном контакте с группами армий «Север» и «Юг» и заранее согласоваться с их планами и намерениями.
По сообщениям агентуры и показаниям пленных, военные поставки западных союзников в Россию уже в начале ноября шли через линию Архангельск — Ярославль. Так, в донесении о положении на Восточном фронте за № 142 от 4 ноября 1941 года сообщалось:
Спустя девять дней сообщалось:
Планы Гитлера и ОКХ, которые немецкой армии надлежало осуществить еще до наступления сильных снегопадов, были настолько далеки от реальных возможностей, что Рундштедт немедленно заявил протест. Имея сильные расхождения во мнениях с ОКХ, командующий группой армий «Юг» Рундштедт требовал уже с конца октября прекращения наступательных операций на нижнем Дону и на Донце в связи с неудовлетворительным состоянием войск и их снабжения. Зоденштерн в письме к Хойзингеру от 29 октября отмечал, что командование группы армий «Юг» пришло к совершенно иному выводу в отношении оценки обстановки, чем ОКХ.
Эти разногласия между группой армий «Юг» и ОКХ продолжались в течение всего ноября. Бок тоже был не согласен с постановкой таких задач, которые в связи с обострением обстановки с конца октября оказались чрезвычайно тяжелыми. Неоднократно в разговорах по телефону он пытался убедить Гальдера в невозможности осуществления планов и намерений ОКХ. 11 ноября 1941 года Бок заявил Гальдеру:
Бок согласился с тем, что его прежняя оценка обстановки была неправильной; теперь даже речи не могло быть о том, чтобы взять Москву в широкое кольцо окружения. Предельной целью, которая может быть достигнута группой армий «Центр», Бок назначил рубеж Дмитров, Загорск, Орехово, Коломна, но вместе с тем он выразил сомнение даже в вероятности достижения и этого рубежа, тем более что его соединения только еще подойдут к рубежу реки Москвы и канала Москва — Волга. «Не исключена возможность, что у нас не хватит сил двигаться дальше этого рубежа, — отмечал Бок. — Поэтому группа армий должна ставить перед собой очень ограниченные цели в зависимости от обстановки». Коренное изменение взглядов Бока на оценку обстановки повлекло за собой и пересмотр сроков проведения операций. Так как он был уверен, что при проведении нового наступления речь уже пойдет не о «большом оперативном маневре», а о «концентрированных ударах на тактически наиболее выгодных участках», то пришел к выводу, что снабжение наступающих войск должно обеспечиваться в первую очередь на направлении этих ударов до тех пор, пока они не подойдут к рубежу реки Москвы и канала. Так как осуществление подобной системы снабжения было возможно с помощью фактически имеющихся в распоряжении средств подвоза, то Бок считал необходимым как можно скорее приступить к осуществлению этой задачи, пока не наступила зима и не сковала все действия войск. Если вопреки ожиданиям все же удалось бы перешагнуть через рубеж реки Москвы и пробиться дальше на восток, то снабжение войск пришлось бы организовать заново. Поэтому немедленное, поэшелонное наступление соединений, по мнению Бока, следовало, безусловно, предпочесть длительным паузам в ожидании полного обеспечения войск всем необходимым. Чтобы свести к минимуму потерю времени, наступление на участке фронта Бока должно было поэтому вестись поэшелонно, то есть каждой армии надлежало выступить тотчас же, как только она будет обеспечена самым необходимым. Первоначально планировалось, что армии и танковые группы в случае наступления морозов снова выступят еще до 11 ноября. Однако оказалось трудно обеспечить снабжение войск даже для наступления с ограниченными целями. Поэтому 4-я танковая группа не могла быть введена в действие раньше 15 ноября. 9-я армия и 3-я танковая группа, которым предстояло взаимодействовать с соединениями 4-й танковой группы, естественно, также не могли начать свои операции раньше 15 ноября. Командующий 2-й танковой армией сообщил, что может начать наступление не ранее 18 ноября, а командующий 2-й армией доложил, что будет готов небольшими силами перейти в наступление 19 или 20 и 21 ноября. В рассуждениях Бока интересно то, что, говоря о наступлении, он вообще уже больше не рассчитывал на окружение Москвы. Переход к обороне на рубеже вдоль Москвы-реки и канала Москва — Волга, по его мнению, чрезвычайно растянул бы фланги группы армий «Центр» на севере и на юге. Поэтому об одновременном выдвижении групп армий «Север» и «Юг» не могло быть и речи, так как они были бы не в состоянии вести наступательные операции на внутренних флангах. Да и на самом восточном направлении позиция была бы невыгодной, ибо до тех пор, пока русская столица остается в руках противника, можно ожидать затяжных кровопролитных боев как внутри города, так и на его подступах. Учитывая географические условия и наличие коммуникаций, русские всегда находились бы в преимущественном положении. Поэтому непонятно, как Бок, хорошо представлявший себе это обстоятельство, мог все же надеяться занять непосредственно на западной окраине Москвы выгодные зимние позиции, обеспечив тем самым благоприятные условия для возобновления боевых действий весной 1942 года. К тому же следует учесть, что и рубеж, который группа армий заняла к 15 ноября, оказался не пригодным для обороны и для «зимовки». Поэтому, если наступление не возобновится, было бы самым правильным отойти на хорошо оборудованные позиции, с которых была начата операция «Тайфун». Но подобного рода добровольный отход не одобрили бы ни Гитлер, ни руководство вермахта. Они считали, что нельзя отказываться от боя, пока остаются хоть малейшие силы. Офицеры воспитывались так, чтобы уметь по возможности оптимистически оценивать обстановку. Командир 9-го армейского корпуса генерал пехоты Герман Гейер, когда появились известные признаки беспокойства по поводу хода боевых действий на Восточном фронте, обратился к командирам дивизий с письмом, в котором он характеризует подобающее командиру поведение следующим образом:
Подобные мысли разделял, по-видимому, и Бок, тем более что он получил от Гитлера конкретную задачу по окружению Москвы. И эту задачу нужно было с честью выполнять, даже если это было в пределах лишь тех возможностей, которые предусматривал Бок. Бока никак нельзя упрекнуть в том, что он был верным паладином Гитлера и его идей. Нельзя его обвинить также и в том, что он недооценивал свои силы и переоценивал силы противника, тут было как раз наоборот. В кризисной обстановке он, будучи верным своему долгу, должен был выполнять полученные приказы и принимать, как специалист, на свою ответственность необходимые решения. Избалованный целым рядом побед, Бок надеялся завоевать и эту последнюю победу, рассчитывая все же своей группой армий пробиться к окраинам Москвы. Личное тщеславие сыграло здесь не последнюю роль. Это привело к тому, что он недостаточно прислушался к мнению командующих армиями и не учел всех трудностей, которые испытывали его войска. Бок, с самого начала твердивший о взятии Москвы, всегда считавший ее конечной целью в выполнении его группой армий задачи на Восточном фронте, теперь, когда окружение Москвы стало невозможным, не нашел в себе мужества быть последовательным и потребовать прекращения всей наступательной операции, как это сделал Рундштедт. С 13 июля 1941 года Бок все время требовал, чтобы его группа армий вела наступление на Москву. В своем дневнике он писал:
О том, какую личную заинтересованность проявлял Бок в наступлении на Москву, свидетельствует его первая реакция на директиву № 36. Вот запись от 7 сентября 1941 года: 4. Совещание в Орше 13 ноября 1941 года Разногласия, существовавшие между ОКХ и командующими группами армий и армиями, особенно сказавшиеся в начале ноября, побудили Гальдера в срочном порядке созвать 13 ноября в Орше совещание начальников штабов групп армий и армий[144], чтобы в ходе обмена мнениями решить неясные проблемы и максимально сблизить точки зрения ОКХ и командующих группами армий относительно планов дальнейших операций. В противоположность Гальдеру, рассчитывавшему на успех операций в течение оставшихся шести недель холодной, но малоснежной зимы и предлагавшему поэтому возобновить наступление главными силами армии на Восточном фронте, чтобы, овладев Вологдой, Сталинградом и Майкопом и развивая замысел Гитлера, в основном, высвободить к 1942 году тыл Германии для ведения операций на Западе, большая часть военного руководства групп армий высказалась против этого плана. Войска группы армий «Север» остановились, и не видно было никаких перспектив дальнейшего наступления после неудачной операции под Тихвином. Зоденштерн поддерживал мнение Рундштедта о необходимости немедленного прекращения операций, чтобы сохранить боеспособность войск. Рундштедт 3 ноября сообщил в ОКХ, что если ОКХ будет настаивать на своем требовании, то, во-первых, операции по форсированию Донца могут быть продолжены только в декабре и, во-вторых, 1-я танковая армия может начать наступление на нефтеносный район Майкопа только в начале января. Планируемые на весеннее время наступательные операции будут чреваты опасностью потери оперативного маневра 1-й танковой армией и главными силами пехотных дивизий[145]. Грейфенберг разделял взгляды Бока, который хотя и не был против продолжения наступления, но и не соглашался с ОКХ в отношении дальнейших планов операций за пределами Москвы. Командующие армиями и танковыми группами, которым предстояло осуществлять наступление, тоже не соглашались с целями, поставленными ОКХ. 9-я армия уже перешла к обороне и, учитывая положение, сложившееся на участке 16-й армии, не могла начать наступление. Командующий 3-й танковой группой еще до совещания высказался совершенно определенно против запланированного наступления в направлении Ярославля. Командующий 4-й танковой группой Гёпнер предостерегал от возобновления любой наступательной операции, какие бы цели она ни преследовала. Клюге высказал сомнение, что его армия сможет в ближайшее время предпринять наступление правым флангом. Поэтому он предложил на случай возобновления наступления ввести в действие только 4-ю танковую группу, находящуюся на левом фланге. Еще 15 ноября Клюге сказал Боку:
Об окружении Москвы силами 4-й армии не могло быть больше и речи. Начальник штаба Гудериана подполковник Курт фон Либенштейн в ответ на требование Гальдера вести наступление силами 2-й танковой армии до района Горького заявил, что «сейчас не май и что мы не во Франции». В качестве конечной цели для соединений армии он назвал лишь Венев. Уже 3 ноября командующий 2-й армией предложил достичь рубежа Новожил, Малоархангельск, Курск, чтобы оборудовать на этом рубеже зимнюю исходную позицию и остаться там на зиму. На большее 2-я армия была не способна[146]. Из всего вышесказанного напрашивался вывод, что на операцию с далеко идущими целями, как ее планировали Гальдер и Гитлер, рассчитывать было нельзя, так как ни обстановка на фронте, ни состояние немецких войск не позволяли осуществить ее. Только после того как Грейфенберг попытался еще раз воздействовать на Гальдера и сказать ему, что сейчас, «пока не наступила зима с ее снегопадами и пока еще погода позволяет боевое использование авиации», дорог каждый день, Гальдер решил согласиться с мнением Бока. Таким образом, планируемые с 15 ноября наступательные операции группы армий «Центр» могли продолжаться. После совещания в Орше Гальдер вполне отдавал себе отчет в том, с каким риском было связано наступление, преследующее ограниченную самим Боком цель. На опасения руководителя отдела при квартирмейстере ОКХ, отвечавшего за организацию снабжения группы армий «Центр», майора Экштейна, относительно невозможности регулярного снабжения армий Бока даже при наступлении только до рубежа реки Москвы Гальдер заметил:
Но счастье — это такой фактор, который при оценке обстановки и доводов «за» и «против» проведения операции в расчет не принимается, и поэтому в Орше о нем тоже не упоминалось. Приняв решение о возобновлении наступления с ограниченной целью, немецкое военное руководство вынуждено было признать, что его основополагающая концепция в отношении кампании в России и проведения операций после нее оказалась несостоятельной и что война на Востоке будет продолжаться и в 1942 году. Очень четко эта мысль была сформулирована в докладе Грейфенберга на совещании в Орше:
Еще до совещания в Орше ОКХ и ОКВ наметили оставить на Восточном фронте вместо ранее запланированных 58 дивизий 108. При этом ОКХ рассчитывало сохранить на Восточном фронте следующие силы: 1 командование группы армий, 6 армейских штабов, 1 штаб танковой армии, 2 штаба пехотных корпусов, 29 штабов корпусов, 7 штабов моторизованных корпусов, 75 пехотных дивизий, 12 танковых дивизий, 7 моторизованных дивизий, 8 охранных дивизий, 6 гарнизонных дивизий[147]. К тому же ОКХ сознавало, что придется ввести ограничения по численности личного состава и боевой техники для войск на Восточном фронте, так как предстояло усилить военно-воздушные и военно-морские силы для операций на период после «Барбароссы». Таким образом, первоначальные планы немецкого командования требовали корректив. Однако подготовка к реорганизации сухопутных сил для проведения операций второго этапа не прекращалась. Еще 3 ноября ОКХ наметило оттянуть с Восточного фронта семь танковых дивизий и пополнить их, перевооружить две танковые дивизии для использования в тропиках и сформировать дополнительно две новые танковые дивизии. Кроме того, предполагалось часть пехотных дивизий перевооружить и превратить в легкие или моторизованные. Начальник штаба ОКХ заявил на совещании в Орше, что он все еще рассчитывает на ранее намеченное расформирование 15 дивизий на Восточном фронте[148]. Разработка планов на период после «Барбароссы» продолжалась, хотя Гитлер был того мнения, что «европейского пространства, которое Германия обеспечила себе в прежних военных кампаниях, будет вполне достаточно для немецкого народа» и что «удержание континентального пространства является отныне первой стратегической заповедью». Вопрос о создании немецкой колониальной державы в Центральной Африке станет на повестке дня лишь во вторую очередь, считал Гитлер. Из этого можно сделать вывод, что он отлично понимал, что должен отодвинуть операции второго этапа на задний план и сделать все возможное, чтобы полностью завершить операции первого этапа. Вместе с тем о его двойственной позиции по этому вопросу свидетельствовал тот факт, что начатые мероприятия по реорганизации сухопутных войск по-прежнему шли своим ходом, хотя, если бы Гитлер более трезво оценивал обстановку, он должен был бы их приостановить. Если следовать Гитлеру, то необходимо было бы сосредоточить все усилия на том, чтобы по возможности быстрее закончить кампанию на Восточном фронте. Но окончательное решение по этому вопросу он принимать все же не хотел. И причина, по-видимому, кроется в его нежелании перед лицом своих военных советников открыто признать поражение, а приостановка реорганизации сухопутных сил как раз это бы и означала. Даже если Гитлер осознал, что окончательной победы над Англией добиться больше нельзя, а возможно только достижение некоторого равновесия сил, то он все равно не был склонен перечеркнуть все планы, выходящие за пределы кампании в России, ибо это автоматически повлекло бы за собой невозможность осуществления всех дальнейших захватнических походов. Эту дверь Гитлер хотел оставить открытой, хотя понимал, что пройти в нее больше невозможно. Так расходились его мысли и действия. Поэтому он уклонялся от принятия ясного и четкого решения на основе реалистической оценки обстановки и не учитывал логически напрашивающихся выводов. Следствием этого была непонятная половинчатость в военных планах. То, к примеру, говорилось об увеличении вдвое вооруженных сил, оставляемых на Восточном фронте, то вдруг о расформировании и перевооружении и даже о создании новых дивизий, которых было бы недостаточно для осуществления сравнительно крупных операций за пределами русского театра военных действий даже в чисто количественном отношении. Поэтому могло случаться и так, что Гитлер, только что требовавший решительной борьбы против Англии, тут же, на этом же совещании, высказывал надежду на скорейший мир с англичанами. Длительная «санация» обстановки на Восточном фронте, явившаяся итогом совещания в Орше, была невозможна, если возобновлялось наступление на Москву, и опять-таки при проведении этой операции речь во всех случаях могла идти лишь о некотором улучшении оперативной обстановки, да и это улучшение было весьма сомнительно. Раздел II Возобновление немецкого наступления во второй половине ноября 1. Подготовка немецких войскЗамысел операции. После того как в Орше было решено продолжать наступательную операцию по планам, разработанным командованием группы армий «Центр», и отложить выполнение далеко идущих планов армиям было приказано сделать все возможное, чтобы как можно скорее возобновить наступление[149]. Не только угроза наступающей зимы заставляла Бока спешить, но и то, что намечался вывод части сил 2-го воздушного флота, который Гитлер обещал Муссолини перебросить для поддержки боевых действий в районе Средиземного моря. В письме к Муссолини от 29 октября 1941 года, в котором выражалась уверенность, что война уже выиграна и восточная кампания в целом идет к победному завершению, Гитлер обещал направить в район Средиземного моря дополнительные силы авиации. В основе этого обещания лежали забота Гитлера о внутриполитическом положении Италии, а также трудная обстановка в районе Средиземного моря. Гитлер боялся «внутриполитического переворота в Италии» и поэтому считал, что следовало «как можно скорее воспрепятствовать такому развитию событий всеми имеющимися средствами». Кроме того, обстановка в Северной Африке вследствие транспортных затруднений была тревожная. Поэтому Гитлер требовал немедленной концентрации усилий в районе Средиземного моря. Он опасался того, что Германия и Италия утратят свои позиции в этом районе, а это, по его мнению, «создало бы огромную опасность для континента». Для усиления военно-воздушных сил предусматривалась переброска в этот район 12 групп бомбардировщиков, девяти групп пикирующих бомбардировщиков, шести групп истребителей и шести групп истребителей-бомбардировщиков. Для усиления военно-морского флота в район Средиземного моря предполагалось направить дополнительно 24 подводные лодки. 5 ноября первые части 2-го воздушного флота были уже сняты с русского фронта. И хотя Бок немедленно выразил Гальдеру резкий протест, указывая прежде всего на моральные последствия этого факта и на ослабление вследствие этих мер боевых возможностей войск, командующий 2-м воздушным флотом генерал-фельдмаршал Альберт Кессельринг сообщил 11 ноября, что он со штабом и названными частями не позднее 18 ноября должен убыть. Для поддержки действий войск группы армий «Центр» на Восточном фронте оставался только 8-й воздушный корпус под командованием генерала авиации Вольфрама фон Рихтгофена. Бок принял решение начать наступление 18 ноября, чтобы можно было рассчитывать на максимальную поддержку военно-воздушных сил. В связи с тем, что окружение Москвы рассматривалось как едва ли осуществимая идея, перед группой армий была поставлена задача выйти на канал Москва — Волга и продвигаться дальше по руслу Москвы-реки до Коломны. Последнее было выполнимо только в том случае, если наступят благоприятные погодные условия и будет обеспечен подвоз предметов снабжения в достаточном количестве. Таким образом, речь шла только о фронтальном прорыве в направлении Москвы. Для этого 9-я армия вместе с 3-й танковой группой, осуществляя операцию «Волжское водохранилище», должна была отбросить противника к Ламе, захватить переправы в западной части Волжского водохранилища и развивать наступление в направлении на канал Москва — Волга. В дальнейшем предусматривалось продвижение на север или вдоль канала на юг. Наступление на северо-восток в связи с принятым в Орше решением было отложено. Вступало в силу устное указание после занятия переправ через Волжское водохранилище выйти на шоссе Теряево — Клин — Завидово. Левофланговые соединения 9-й армии после захвата Селижарова должны были перейти к обороне для обеспечения левого фланга группы армий. При успешном завершении этой операции 9-я армия получала ряд преимуществ — создавалась выгодная конфигурация линии фронта между Волжским водохранилищем и Волоколамском, обеспечивались важнейшие пути снабжения (Лотошино, Калинин) и предоставлялась возможность использовать железнодорожную станцию Селижарово и дорогу Селижарово — Старица. Вместе с ударными силами 9-й армии в направлении на Теряево должны были наступать соединения 5-го армейского корпуса 4-й танковой группы, которым предстояло начать активные боевые действия 16 ноября. В связи с трудностями снабжения главные силы 4-й танковой группы должны были начать наступление только 18 ноября, хотя Клюге все еще сомневался в возможности наступать своим правым флангом. Когда Клюге характеризовал положение своей армии как особенно тяжелое, Бок ответил, что 4-я армия в некотором отношении снабжается даже лучше, чем ее соседи, которые не могут наступать вследствие отставания правого фланга армии Клюге. 2-я танковая армия должна была 18 ноября возобновить наступление через Тулу на северо-восток, в направлении на Коломну. Однако с самого начала продвижение 2-й танковой армии было затруднено в связи с задержкой правого фланга 4-й армии. Командование 2-й танковой армии уже в Орше докладывало, что не сможет выйти к Коломне из-за нехватки горючего и в лучшем случае продвинется до Венева. В «Оценке обстановки на продолжение операций 2-й танковой армии» от 17 ноября говорилось:
Задача 2-й армии состояла в обеспечении южного фланга всей группы армий. После восстановления необходимой боеготовности она должна была с зимних исходных позиций выйти к Дону, чтобы воспрепятствовать противнику в использовании района между Курском и Воронежем, с одной стороны, и между Орлом и Богородицком — с другой, для наступления на фланги 6-й общевойсковой и 2-й танковой армий. Кроме того, 2-я армия должна была силами одного корпуса захватить Воронеж, тем самым нарушить рокадные железнодорожные коммуникации противника и передовыми отрядами перерезать линию Елец — Ефремов. В то время как передовые подразделения должны были выступить 20 ноября, главные силы войск армии были готовы начать активные боевые действия не раньше 28 ноября. Большинство соединений 2-го воздушного флота пока еще не могли участвовать в операции, предполагалось их использовать массированно перед фронтом наступающих войск[150]. Этот замысел наступления, строившийся на идее охвата противника силами двух наступающих на флангах армий при одновременном фронтальном ударе силами одной армии и одной танковой группы, был с самого начала неверен потому, что ударные фланговые армии были слишком слабы, чтобы осуществить маневр на окружение, а наступающие с фронта соединения не имели возможности выполнить поставленные перед ними задачи. Чтобы достичь успеха в этой операции, нужно было наступать одновременно повсюду, сковать силы русских на всех участках фронта и не позволить им снимать войска с менее опасных направлений и бросать их против наступающих ударных соединений. Тот факт, что главные силы 4-й армии не могли вести наступательные действия, со всей очевидностью показывает ошибочность оценки сил и возможностей противника перед возобновлением наступления. А ведь противник оказался достаточно силен, чтобы вынудить армию Клюге перейти к обороне. С 6 ноября 4-я армия вынуждена была считаться с возможностью новых атак противника на ее правом фланге, как фактически и случилось 14–21 ноября[151]. Состояние немецких войск. К началу нового наступления группы армий «Центр» материальные трудности, которые уже в конце октября испытывали на себе войска, не были устранены. Дивизии имели некомплект в вооружении, особенно в танках. Потери в личном составе с начала операции «Тайфун» составляли в общей сложности 316 596 человек, то есть почти 50 % всех потерь Восточной армии. И хотя была сделана попытка путем проведения целого ряда мероприятий пополнить личным составом войска в России, нужного воздействия на положение на фронте это не оказало. Переброска пяти дивизий с Запада, которым предстояло еще приспособиться к условиям войны на Востоке, началась только в октябре, и лишь отдельные части этих соединений смогли до конца ноября принять участие в боевых действиях. Формирование новых соединений из резерва сухопутных войск началось в октябре. Эти соединения попали на Восточный фронт в феврале 1942 года и еще позднее. С первых чисел октября группа армий осталась без какого-либо пополнения и должна была к тому же передать четыре дивизии. Таким образом, из 78 дивизий, с которыми она начала наступление на Москву, к 11 ноября в наличии осталось только 73 измотанные в боях дивизии. На 11 ноября 1941 года группа армий «Центр» имела в своем составе 21 штаб корпуса, 51 пехотную (включая охранные и гарнизонные), 14 танковых и восемь моторизованных дивизий[152]. На просьбы командующих армиями о доукомплектовании войск Бок мог ответить только следующее: 2. Подготовка русских войск Значительно ослабленным, недостаточно оснащенным немецким войскам, снабжение которых не соответствовало их нуждам[153], противостоял противник, который был в состоянии подтягивать свежие силы из глубины своей страны и не проявлял никаких признаков того, что начатое сражение им будет проиграно. В связи с тем, что немецкое наступление под Москвой «завязло», русские немедленно перешли к дальнейшему укреплению Можайской линии обороны на уже известных основных ее участках. Они возводили новые оборонительные позиции, осуществляли широкое минирование местности. Для минирования шоссейных и других дорог Ставка сформировала 10 специально подготовленных подразделений[154]. Главным намерением русских было сдержать и замедлить всеми средствами новое немецкое наступление. Войска группы армий «Центр» были вынуждены прорывать все новые оборонительные позиции, чтобы в конечном счете застрять в этой системе оборонительных сооружений под Москвой[155]. Мероприятия советского командования по укреплению всеми имеющимися в его распоряжении средствами района западнее Москвы полностью окупились для Красной Армии во время ноябрьских боев. Из своих резервов Ставка сформировала инженерную армию в составе трех инженерных бригад (всего 19 инженерных батальонов), которая производила инженерно-саперные работы на главных танкоопасных направлениях[156]. Кроме того, в строительстве оборонительных сооружений принимали участие рабочие батальоны, состоявшие из москвичей и жителей подмосковных районов. Не последнюю роль в этом деле играли и боевые части. Этими силами были созданы многие сотни километров противотанковых рвов, окопов и траншей, тысячи долговременных оборонительных сооружений (ДОСов), блиндажей, артиллерийских позиций, а также различного рода противотанковых и противопехотных препятствий[157]. Если оценивать местность, на которой должны были наступать войска Бока, то преимущества были на стороне обороняющихся. Высоты, а также лесные массивы создавали хорошие возможности для ведения обороны и сковывали возможности наступающих[158]. Близость базы снабжения — Москвы и безупречное рокадное железнодорожное сообщение позволяли русским быстро осуществлять снабжение своих войск, а также оперативно перебрасывать нужные силы на особо опасные направления. Русское командование было в состоянии ежедневно направлять непосредственно на фронт под Москву 100–120 железнодорожных составов. В период битвы под Москвой три фронта западнее города получили более чем 332 тыс. вагонов с грузом боеприпасов и с пополнениями[159]. Удачно расположенные и хорошо оборудованные аэродромы вокруг русской столицы позволяли оказывать авиационную поддержку соединениям и частям Красной Армии даже в то время, когда немецкие летчики вследствие катастрофического положения на немецких полевых аэродромах, которые то раскисали, то замерзали и покрывались льдом, совсем не могли взлетать. В ноябре в адрес немецкого командования непрерывно поступали жалобы из войск на усиливающуюся активность советской авиации и наносимые ею потери. Бросалось в глаза, что противник «планомерно подвергал бомбовым ударам (зажигательными бомбами) и обстрелам из тяжелого оружия населенные пункты непосредственно у переднего края», вынуждая тем самым немцев покидать дома, ночевать в поле, что увеличивало потери от обморожения. Еще более важным, чем оборонительные укрепления всех видов на местности, было пополнение в живой силе и технике, которое в первой половине ноября получили войска Западного и Калининского фронтов. В то время как войска группы армий «Центр» вообще не получали пополнений и день ото дня становились все слабее, Ставка направила только на Западный фронт в период с 1 по 15 ноября 1941 года 100 тыс. человек, 300 танков и 2000 орудий. На укрепление передовых рубежей был брошен ряд дивизий, прибывших из Сибири, Средней Азии и с Дальнего Востока, а также с соседних фронтов, в том числе солдаты, прошедшие ускоренную военную подготовку. Данные о количестве войск, приводимые в советской литературе, противоречивы. С уверенностью можно сказать о переброске под Москву следующих соединений: 12, 78, 331, 363, 387, 413 и 415-й стрелковых дивизий, 5, 9, 17, 20, 24 и 44-й кавалерийских дивизий и 112-й танковой дивизии, а также 8, 21, 23, 31, 32, 33, 108 и 145-й танковых бригад[160]. Кроме того, следует отметить, что советское командование делало все для того, чтобы легкораненые солдаты как можно скорее возвращались в свои части, чтобы солдаты, имеющие боевой опыт, по возможности скорее снова могли участвовать в боевых действиях. Несмотря на большие потери, которые Красная Армия понесла до середины ноября, Ставке удалось противопоставить наступающим немецким войскам 15 ноября 84 дивизии и 20 бригад, боевая численность которых частично была, правда, ниже штатной. Речь шла о 61 стрелковой, 3 мотострелковых, 3 танковых, 17 кавалерийских дивизиях, 1 мотострелковой и 19 танковых бригадах[161]. Средняя численность дивизии на 15 ноября составляла на Калининском фронте — 5600 человек, на Западном фронте — 6500 человек, на правом фланге Юго-Западного фронта — 2500 человек[162]. И все же русским удалось почти удвоить число танков, значительно усилить противотанковые части, зенитные подразделения и подразделения реактивной артиллерии, а также военно-воздушные силы. Основную массу советской авиации Сталин сосредоточил вокруг Москвы, чтобы добиться на этом участке фронта полного превосходства в воздухе[163]. За период с 1 октября по 15 ноября 1941 года число боевых самолетов, несмотря на понесенные потери (с 1 октября по 15 ноября — 187 машин), возросло до 1138, причем большую часть из них составляли истребители[164]. По советским данным, только в период с 1 по 14 ноября было произведено 9400 боевых самолето-вылетов западнее Москвы, в то время как в тот же период немецкие военно-воздушные силы иногда целыми днями бездействовали[165]. Говоря об использовании немецкой авиации, Гальдер лаконично заметил:
Имеющиеся слабые места в своих войсках Жуков хотел усилить за счет тактики ведения маневренного боя и глубоко эшелонированной, не везде одинаково занятой войсками обороны. Так как русские практически были «прижаты к стене», они пытались по возможности избежать возможных прорывов немецких войск. «Велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва» — так звучал лозунг тех дней. Поэтому принималось решение использовать имеющиеся силы на тех главных направлениях, где можно было ожидать удары немецких танков, то есть на правом фланге Западного фронта, прежде всего в полосе 16-й армии и в районе Тулы. Армия Рокоссовского до середины октября была усилена четырьмя кавалерийскими, одной стрелковой и одной танковой дивизиями, а также двумя танковыми бригадами, так что только на танкоопасном направлении у Волоколамска и Истры можно было ввести в бой пять танковых бригад. Общая численность 16-й армии составляла на 16 ноября 80 тыс. человек, 150 танков и 810 орудий и минометов[167]. В соседней с севера 50-й армии сосредоточивались еще три танковые бригады. Для отражения возможных прорывов немцев вдоль шоссейной дороги в район Подольска Жуков перебросил 2-й кавалерийский корпус и 112-ю танковую дивизию. Корпус, прибывший с Дальнего Востока, состоял из 5-й и 9-й кавалерийских дивизий. В его состав были введены 112-я танковая и 415-я стрелковая дивизии. Командовал корпусом генерал П.А. Белов. Основная масса русских танковых сил находилась на правом фланге Западного фронта. Общее количество русских танков, противостоящих группе армий «Центр», составляло 890 машин, из которых 90 % были легкими танками и танками устаревших типов[168]. В то время как на центральном участке фронта перед 4-й немецкой армией, по мнению командования Западного фронта, не существовало особой опасности прорыва немецких войск, штаб Жукова уделял большое внимание флангам[169]. В середине ноября наступление немцев ожидалось на стыке 30-й и 16-й армий. Централизованное управление соединениями в этом районе было, безусловно, необходимо, но это стало возможно только 17 ноября, после подчинения 30-й армии снова Жукову, однако время было потеряно. Командование Западного фронта 11 ноября докладывало о сложившемся опасном положении на стыке с 30-й армией, но она была подчинена ему только 17 ноября[170]. Таким же критическим было положение на южном фланге фронта. Брянский фронт 10 ноября был упразднен, а его соединения переданы другим фронтам. 50-я армия была подчинена Западному фронту, 3-я и 13-я армии — Юго-Западному фронту под командованием С.К. Тимошенко. Но так как оба командующих фронтами стремились установить более прочную связь со вновь подчиненными армиями, они подтягивали войска по возможности поближе к себе. Результатом этого смещения 50-й армии к северо-востоку, а 3-й и 13-й армий к юго-востоку явилось образование широкой бреши между двумя фронтами, которую нельзя было закрыть. Хотя Жуков и Соколовский энергично добивались от Ставки немедленного заполнения этого разрыва, так как именно в этом районе ожидался удар 2-й танковой армии немцев, Ставка ничего не предприняла, лишь 17 ноября отдала приказ войскам Западного и Юго-Западного фронтов «концентрическим ударом» закрыть эту брешь шириной в 50 км и «уничтожить группировку противника в районе Богородицка»[171]. Соответственно, и Тимошенко выступал за скорейшую ликвидацию бреши, поскольку он, со своей стороны, опасался удара Гудериана через эту брешь на юго-восток при одновременном ударе Клейста через Ростов на северо-восток, что могло привести к окружению войск Юго-Западного фронта, подобно тому как это имело место в сражении под Киевом. Эти мероприятия упредили наступление войск Гудериана, начавшееся 18 ноября. В результате этого рухнул левый фланг Западного фронта, причем, помимо всего прочего, сказалась нехватка танков и противотанковых средств. Командованию Западного фронта стало после этого ясно, что немецкое наступление через Тулу на восток, если оно будет вестись энергично, вызовет определенные трудности[172]. 50-я армия, которая должна была противостоять наступлению Гудериана, состояла из семи стрелковых, двух кавалерийских, одной танковой дивизий и одной танковой бригады. Дивизии, за исключением переброшенной из Сибири 413-й стрелковой дивизии, насчитывали от 600 до 2000 человек и имели в своем составе по 2–3 артиллерийские батареи. Этими небольшими силами нужно было оборонять фронт шириной 70 км, не имея к тому же на левом фланге армии непосредственного соприкосновения с войсками Юго-Западного фронта. Кроме того, армия должна была еще оборонять Тулу. Советское командование ожидало возобновления немецкого наступления во второй половине ноября. Русская радиотехническая разведка выявила нумерацию большинства немецких соединений на этом участке фронта. Сталин попытался упредить наступление Бока. После того как Рокоссовский с 11 по 14 ноября частью сил своей армии осуществил контрнаступление с плацдарма под Скирманово и тем самым выполнил задачу на плацдарме, Сталин приказал Жукову 13 ноября силами 16-й и 49-й армий, а также 2-го кавалерийского корпуса под Волоколамском и Серпуховом нанести короткие контрудары по немецким исходным позициям. Жуков, ссылаясь на то, что войска подготовились к обороне и скоро предстоит наступление немцев, а также на нехватку сил, возразил против этого плана Сталина, но получил ответ, что решение уже принято и что остается только выполнять этот план. Чтобы не спорить дальше с Жуковым, Сталин положил трубку и, несмотря на повторные звонки командующего Западным фронтом, не подходил больше к аппарату[173]. Командование Западного фронта отдало приказ 16-й и 49-й армиям нанести контрудары, согласно полученным указаниям. В обеих армиях это вызвало недоумение. Хотя Рокоссовский знал, что противостоящий противник уже изготовился к наступлению и что у него самого для нанесения контрудара не хватит сил, но вынужден был подчиниться. Соединения 4-й танковой группы отразили удары 16-й армии, нанеся ей чувствительные потери. В этих боях чуть не попал в окружение кавалерийский корпус Доватора. Более успешными были контрудары против 12-го и прежде всего 13-го корпусов 4-й танковой армии и против 43-го армейского корпуса 2-й танковой армии. На этом участке фронта русским удалось нанести немцам тяжелые потери и тем самым предотвратить новое наступление правофланговых соединений 4-й армии[174]. 3. Начало и провал наступленияОбстановка. Контрудары русских имели ограниченную цель, однако они явились причиной того, что Клюге счел пока невозможным перейти в наступление силами всей армии и был вынужден на ближайшее время оставить войска своего южного фланга в обороне. Хотя наступление 49-й армии и 2-го кавалерийского корпуса привело к нежелательным огромным потерям и с русской стороны[175], но все же оно оказало на 4-ю армию, в особенности на Клюге и на его штаб, такое психологическое воздействие, значение которого нельзя недооценивать. И наконец, наступление русских повлияло на оценку обстановки командованием группы армий «Центр», которое теперь полагало, что не сможет большей частью своих сил, предусмотренных для фронтального удара на Москву, в ближайшее время перейти в наступление. А это, в свою очередь, ставило также под вопрос успех 2-й танковой армии и 4-й танковой группы. 15 ноября при температуре от -6 до -8° 27-й армейский корпус 9-й армии начал планомерное наступление с целью осуществить операцию «Волжское водохранилище». К успешно развивающемуся наступлению присоединились на следующий день 56-й танковый корпус 3-й танковой группы и части 5-го и 46-го армейских корпусов 4-й танковой группы. В тот же день удалось достигнуть верхнего течения Волги. 3-я танковая группа, преодолевая неожиданно сильное сопротивление противника, стремительно наносила удары на стыке между Калининским и Западным фронтами, перерезала коммуникации между обоими фронтами и 17 ноября расчленила оперативное построение русской 30-й армии[176]. Так как одновременно 16-я армия Рокоссовского на центральном участке подвергалась атакам 4-й танковой группы и на ее участке также возникла опасность прорыва немцев, Сталин был вынужден в целях обеспечения единого руководства в этом районе передать 30-ю армию Жукову, который суровыми мерами пытался предотвратить расчленение и отход своего правого фланга. Несмотря на концентрированные удары советской авиации и на то, что главные магистрали и прилегающая к ним с обеих сторон местность, а также населенные пункты были русскими сильно заминированы, немецким войскам удалось 18 ноября прорваться южнее Волжского водохранилища и развивать наступление в направлении на Солнечногорск и Клин. Так как в распоряжении Западного фронта, а также 30-й и 16-й армий авиации оказалось недостаточно, на правый фланг Западного фронта из района Москвы были переброшены 6-й истребительный авиакорпус (18 ноября) и дивизия бомбардировщиков дальнего действия (20 ноября). Но советские войска еще до сосредоточения авиации на этом участке фронта имели явное превосходство в воздухе. В журнале боевых действий 9-й немецкой армии отмечалось:
3-й танковой группе, несомненно, удалось отыскать слабое место в советской обороне, и благодаря этому она смогла сравнительно быстро осуществить прорыв линии фронта. Бывший в то время командующим 3-й танковой группой генерал Рейнгардт впоследствии высказал мнение, что командующему группой армий следовало бы наносить главный удар на этом участке фронта. Когда 19 ноября в наступление перешли 7, 9 и 40-й корпуса, обстановка складывалась таким образом, что правый фланг войск Жукова оказывался под угрозой разгрома. Советские соединения, понесшие огромные потери, не видели больше никакой возможности противостоять немецким войскам[177]. В целях сокращения линии фронта потрепанной 16-й армии и высвобождения за счет этого какого-то количества сил Рокоссовский предложил отвести свои соединения к Истринскому водохранилищу и к реке Истра. Жуков категорически отверг это предложение и потребовал обороняться до последнего человека. Рокоссовский посчитал этот приказ бессмысленным и обратился непосредственно к начальнику Генерального штаба, который и санкционировал ему отход. Когда 16-я армия только что начала готовиться к отходу, в штаб пришла телеграмма Жукова следующего содержания:
Он верил, что сможет помешать отходу 16-й армии, так как иначе северный фланг 5-й русской армии, еще удерживавшей свои позиции, оказался бы под угрозой и командный пункт штаба Западного фронта остался бы неприкрытым[178]. Но быстро использовать первые успехи немецким войскам не удалось, так как подвоз горючего ввиду недостатка железнодорожных составов был настолько ограничен, что сковал на время весь маневр немецких войск. В дневнике обер-квартирмейстера 3-й танковой группы 18 ноября говорилось:
Хотя обстановка в районе Калинина нормализовалась и были нанесены сильные удары по правому флангу Западного фронта, 18 ноября можно было уже заключить, что перспективы выхода к Москве все больше повисали в воздухе. Наряду с трудностями снабжения причина заключалась также в том, что на правом фланге и на центральном участке фронта группы армий сложилась тяжелая обстановка. 18 ноября 2-я танковая армия перешла в наступление в северо-восточном направлении на Коломну, минуя Тулу. Гудериан не ожидал больших успехов от своих войск, которые имели в распоряжении всего 150 танков и могли выступить лишь в составе трех корпусов. 18 ноября он информировал особую комиссию по вопросам использования танков управления вооружений сухопутных войск о том, что его армия, насчитывавшая в начале восточной кампании около тысячи танков и получившая в качестве пополнения в ходе боевых действий еще 150 танков, в настоящее время располагает всего лишь 150 танками. 43-й армейский корпус уже 16 ноября вынужден был перейти к обороне, так как непрекращающиеся атаки противника сделали невозможным его продвижение вперед по шоссе Тула — Алексин. Но вследствие этого сама Тула создавала на левом фланге опасность для наступающих войск Гудериана, в то время как их правый фланг все больше вытягивался на восток и требовал крупных сил для прикрытия. 47-й танковый корпус, имея цель установить связь со 2-й армией, наступавшей южнее, и обеспечить восточный фланг 2-й танковой армии, начал наступление в направлении Ефремов — Епифань, в то время как 53-й армейский корпус должен был пробиваться в направлении Узловая — Сталиногорск. Поэтому удар в северо-восточном направлении мог наноситься лишь небольшими силами, что, однако, сказалось не сразу, так как противник — русская 50-я армия — был здесь особенно слаб и частично его можно было обойти с открытого левого фланга. Численность войск русской 13-й армии, против которой были брошены главные силы 53-го и 47-го армейских корпусов, была еще меньше, чем численность 50-й армии. 13-я армия должна была удерживать фронт протяженностью около 100 км, от Епифани до Узловой, силами четырех стрелковых и двух кавалерийских дивизий, а также трех танковых бригад. Средний численный состав стрелковой дивизии равнялся примерно 3000 человек. 2-й танковой армии удалось уже в первый день наступления прорвать оборону русских. Несмотря на попытки русских введением в бой новой дивизии, прибывшей из Сибири, остановить немецкое наступление на стыке между Западным и Юго-Западным фронтами, оно было только задержано, но не остановлено. Прорыв, совершенный войсками 4-й танковой дивизии в полосах обороны 299-й и 413-й стрелковых дивизий, вынудил Ставку немедленно передать в подчинение 50-й армии 239-ю Сибирскую стрелковую дивизию, которая ранее предназначалась для 3-й армии. Эта дивизия, выгрузившаяся 17 ноября на станции Узловая и немедленно введенная в бой против 112-й немецкой пехотной дивизии, вызвала в немецких войсках временное замешательство и панику. Так как она была полностью укомплектована людьми и техникой, то, несомненно, оказала большое влияние на ход боевых действий 2-й танковой армии. Даже в окружении ей удалось сковать силы 167-й и 29-й немецких дивизий под Сталиногорском и тем самым значительно задержать наступление войск Гудериана. В советской литературе нет больше никаких сведений о том, перебрасывались ли из глубокого тыла на этот участок фронта еще какие-либо соединения, кроме 239-й стрелковой дивизии. На левый фланг, однако, подкрепления подтягивались, так как новому командующему 50-й армией генералу Болдину при его вступлении в должность было обещано, что 50-я армия сразу же получит новые подкрепления, в том числе и сибирские соединения[179]. Русское командование опасалось прорыва на юге. Сталин пытался в неоднократных в течение дня переговорах по телефону лично воздействовать на Жукова и его войска, чтобы вселить в них силу и бодрость духа. В разговоре по телефону 19 ноября Жуков на вопрос Сталина, можно ли удержать Москву, ответил, что это не подлежит сомнению, но для этого ему нужны две новые армии и танки. Сталин обещал перебросить несколько новых армий в район Москвы[180]. Усиление разногласий в немецком руководстве. Угроза немецкого прорыва уже 20 ноября стала нереальной[181]. Гудериан доложил в этот день в штаб группы армий, что ввиду сильной опасности, угрожающей восточному флангу, где была скована большая часть его войск, а также ввиду понесенных потерь и недостатка горючего, неблагоприятных условий местности для действий танков, которые без специальных зимних приспособлений скользят по обледенелым скатам, следует прекратить наступление 24-го танкового корпуса в северо-восточном направлении через р. Шат. Однако Бок настаивал на том, чтобы Гудериан продолжал наступление. Он был не склонен, не проверив еще раз обстановки на участке 2-й танковой армии, перейти к обороне и отказаться от оперативной цели достигнуть Оки на рубеже Рязань — Коломна — Кашира. Хотя в последующие дни снова отмечались успехи на северном и восточном направлениях и 22 ноября был взят Сталиногорск, Гудериан потребовал встречи с Боком, чтобы без прикрас охарактеризовать ему обстановку. В этой беседе, происходившей 23 ноября, Гудериан констатировал, что если он и сумеет частью сил достигнуть поставленных оперативных целей и перерезать железную дорогу между Коломной и Рязанью, то он со своей армией, фланги которой вытянуты и не прикрыты, окажется повисшим в воздухе. Он предполагал оттянуть свои войска, чтобы занять укрепленный рубеж вдоль рек Дон, Шат, Уна. Гудериан убедил Бока, и тот, поняв, насколько опасно дальнейшее продвижение 2-й танковой армии в связи с потерей ее боеспособности и невозможностью противостоять натиску противника, в присутствии Гудериана позвонил по телефону Браухичу и Гальдеру и доложил о сложившейся обстановке. Однако главнокомандующий сухопутными силами и начальник штаба ОКХ высказались за наступление 2-й танковой армии, даже если впоследствии ее придется оттянуть. Оба они подчеркивали, что задача сводится к тому, чтобы нанести противнику по возможности больший ущерб. Но при этом не было учтено, что немецкие соединения также должны были понести большие потери, а так как пополнения отсутствовали, то не исключена была возможность провала наступления. Несмотря на все свои сомнения, Бок все еще надеялся ударом армии Гудериана в северо-восточном направлении отбросить противника перед правым флангом 4-й армии, чтобы на этом участке фронта обеспечить наконец-то предпосылки для начала наступления. Ввиду предпринятых русскими контратак на правом фланге 4-й армии Клюге 17 ноября принял решение перейти в наступление только левым флангом своей армии и начать его не в один день, а 18 и 19 ноября. Бок, сразу же высказавшийся против этих «частичных» выступлений, за то, чтобы войска начали наступление одновременно в направлении на Истру, не мог вмешаться в ход наступательных действий, так как приказы были уже отданы. Истра была первой целью наступления 4-й танковой группы, которая, осуществив двусторонний охват, должна была разгромить противника перед Истрой и Истринским водохранилищем. Положение на правом фланге 4-й армии было, по мнению Бока, очень серьезным и напряженным. Поэтому он отклонил предложение Гальдера, не желавшего больше терпеть бездеятельность этих соединений Клюге, о том, чтобы Браухич отдал непосредственно командующему 4-й армией приказ о переходе в наступление. Однако Бок сам считал обстановку на участке фронта 13-го корпуса настолько угрожающей, что отход расположенных там дивизий за Протву был, по его мнению, вполне оправданным. Так как 12-й корпус был сильно измотан в боях, а 20-й корпус тоже был небоеспособен, Бок решил, что сможет отдать приказ на наступление на этом участке фронта только в том случае, если русские прекратят здесь свои контрудары. В результате наступление 4-й танковой группы с целью выйти к каналу Москва — Волга и западным окраинам Москвы[182], несмотря на первоначальные успехи 5-го и 46-го корпусов, прорвавших русские позиции на стыке между 5-й и 16-й армиями, застопорилось из-за ожесточенного сопротивления Красной Армии и недостатка сил и средств. В донесении штаба дивизии СС «Рейх» отмечалось:
Речь шла главным образом о боях против 78-й Сибирской дивизии, которая пыталась контрударами локализовать прорывы немецких войск в своей полосе действий. Гальдер отмечал 21 ноября, что Бок также был сильно потрясен этими ожесточенными боями. Южный фланг 4-й танковой армии еще более растянулся, так как 20-й корпус не присоединился к наступающим. Гёпнер[183] попытался воздействовать на Клюге и склонить его начать наступление, но, когда его попытки остались безуспешными, он обвинил командующего 4-й армией в том, что тот бросил его на произвол судьбы. Упреки Гёпнера свидетельствуют о том, как различного рода трудности на фронте, неудачи, неблагоприятные условия, не позволившие быстро использовать достигнутые успехи, вместе взятые, создавали среди армейского командования атмосферу нервозности. Гёпнер и Гудериан упрекали Клюге, что они лишились успеха из-за того, что правофланговые соединения 4-й армии не перешли в наступление. Командование 3-й танковой группы обвиняло командование 9-й армии в излишней опеке и неправильном руководстве. Гудериан, протестовавший с самого начала наступления против пассивности соседних с его армией соединений 4-й армии, в конце концов сообщил 27 ноября, что продолжать операции в направлении Оки имеющимися силами невозможно, если 4-я армия немедленно не перейдет в наступление своим правым флангом, где, по данным немецкой разведки, противник не располагал резервами. Рейнгардт[184] жаловался, что направление главного удара ноябрьского наступления находилось не на участке фронта 3-й танковой труппы, а на участке фронта Гёпнера. Командование 2-й танковой армии также считало, что главный удар должен был наноситься не в северном, а в южном направлении, то есть на ее участке фронта. С точки зрения командования 2-й танковой армии, наступление с направлением главного удара на южном фланге 4-й армии имело бы большее оперативное значение, чем проводимое теперь наступление на северном фланге, так как можно было бы организовать взаимодействие наступающих войск со 2-й танковой армией. Клюге пытался отвести от себя обвинения в том, что он не начинает наступления, и взвалить их на Гудериана, в то время как Бок жаловался Гальдеру на ошибки Клюге в управлении армией. Вину за тяжелую обстановку, сложившуюся на его южном фланге, Клюге пытался переложить на командование 2-й танковой армии, которая не продвигалась вперед. Командование 9-й армии обвиняло командование группы армий в нерешительности и с сожалением отмечало, что Бок не принял четкого решения о продолжении операций на участке фронта 9-й армии и 3-й танковой группы после окончания операции «Волжское водохранилище». Командование 2-й армии высказало недовольство тем, что ввиду задержки продвижения 6-й армии дальнейшее наступление 2-й армии находится под угрозой. В донесении штаба 2-й армии отмечалось:
Браухич тоже был зол на 6-ю армию, так как она не продвигалась вперед. Бок упрекал командование группы армий «Юг», особенно генерал-фельдмаршала Вальтера фон Рейхенау (командующего 6-й армией), а также командование группы армий «Север» в том, что они не поддержали наступления войск группы армий «Центр», вследствие чего ее фланги становились все более растянутыми и угрожаемыми. Все эти постоянные раздоры и взаимные обвинения показывают, насколько напряженной была обстановка, насколько неуверенным стало немецкое руководство на фронте и насколько оно потеряло веру в свои собственные возможности. Почти каждый командир начинал отыскивать в своем соседе или в вышестоящей инстанции козла отпущения, на которого можно было бы свалить вину за собственные ошибки и трудности. Чем сложнее становилась обстановка, чем нужнее были ясные и четкие решения, тем сильнее проявлялись признаки взаимной вражды и нападок. Боку приходилось не только воевать со своими командующими армиями, у которых не было согласия ни между собой, ни с ним, но и вступать еще также в споры с ОКХ и Гитлером, которые не отказались от своих далеко идущих планов. Несмотря на донесения командования группы армий «Центр» об угрожающей обстановке, Гитлер пришел к убеждению, что Бок должен окружить и уничтожить стоящие перед ним дивизии противника, проведя несколько охватывающих маневров[185]. Он был против фронтального натиска на войска противника, ибо ему нужна была быстрота в проведении операций. Он не упускал еще из виду далеко идущие цели — Ярославль и Рыбинск, а также Вологду на севере и Воронеж на юге. Когда в одной из директив ОКХ потребовало, чтобы Бок разгромил противника перед Москвой в двух операциях — сначала севернее, а затем южнее шоссейной дороги — с целью дальнейшего наступление на Ярославль, Бок занял резко отрицательную позицию. Высказавшись за операцию по охвату противника на северном фланге, которая уже началась, он возражал против планируемого наступления в направлении на Ярославль, так как это было бы сопряжено с трудностями подвоза. Затем он изложил свои соображения в письменном виде:
Развивая мысль о наступлении на Ярославль, Бок писал далее:
И если Гальдер все еще надеялся захватить Москву, то Бок уже 21 ноября выразил сомнение в том, сможет ли он вообще вести наступление через Истринское водохранилище и Истру в восточном направлении. В своих дневниковых записях за 21 ноября Бок пытался дать объяснение тому, почему его взгляды на оценку обстановки так сильно разошлись с мнением ОКХ, с одной стороны, и мнением Гитлера — с другой. Он пришел к выводу, что «по числу дивизий, если судить об этом за зеленым столом, соотношение сил не хуже, чем обычно. Но снижение боеспособности — в отдельных ротах осталось от 20 до 30 человек, — большие потери в командном составе и перенапряжение людей в сочетании с холодами дают практически совершенно иную картину». Боку было ясно, что он не смог бы больше противостоять русскому контрнаступлению, но такового пока не ожидали ни он, ни ОКХ. Он сравнивал эти бои с битвой на Марне во время Первой мировой войны и полагал, что ему придется бросить в бой последние имеющиеся под рукой резервы, чтобы иметь возможность повлиять на исход боя. Бок перебросил из тылового района группы армий на фронт 255-ю пехотную дивизию, так как других резервов у него не было, а фронт нуждался в подкреплении. Тем самым, однако, он сознательно оголил тыловой район, в котором едва удавалось бороться против партизан. 23 ноября Бок пришел к выводу, что на успех он рассчитывать не может. В связи с этим он запросил Гальдера, «как мыслятся дальнейшие действия после прекращения операций» и «собирается ли руководство ОКХ дать соответствующие указания о рубежах, которые должны быть удержаны, а также о начертании и оборудовании тыловой позиции». Ему ответили, что этот вопрос изучается. Таким образом, немецкое командование, казалось, внутренне все еще было настроено на наступление и уверено в том, что, несмотря на известные трудности, ему не придется прибегать к каким-то особым мерам на случай, если наступление застопорится или вовсе окончится неудачей. В это время ОКХ планировало продолжать наступательные операции в 1941 году до тех пор, пока «не будет обеспечена выгодная позиция для наступления в следующем году. Если войска противника в 1941 году полностью парализовать не удастся, необходимо нанести им максимально большой урон и держать их под неослабным нажимом». На основании этого можно сделать вывод, что четких целей на 1941 год больше не ставилось, и что только делались еще попытки по возможности дальше пробиться на восток, чтобы разгромить силы русских или по крайней мере сковать их. Бок, сообщивший 29 ноября Гальдеру о том, что наступление должно быть приостановлено и предупредивший об опасности повторения Вердена на его северном фланге, что «приведет к беспощадной фронтальной схватке с противником, располагающим, по-видимому, еще огромными резервами в людях и технике», стал в последние дни ноября проявлять беспокойство по поводу того, что ОКХ отдавало приказы и высказывало мнения, не соответствовавшие фактической обстановке на фронте. Когда 30 ноября Хойзингер снова передал пожелания Гитлера об окружении войск противника на южном фланге 4-й армии и вопреки всем контрдоводам командования группы армий дал указание продолжать наступление на Ярославль и Воронеж, Бок почувствовал необходимость предпринять решительные шаги. Он позвонил по телефону Браухичу и сообщил ему, что потрясен переданными Хойзингером указаниями. Ведь он уже сообщал и в устной и в письменной форме о том, что силы его группы армий на исходе. «Для того чтобы окружить противника, нужны такие силы, которыми я больше не располагаю… У меня складывается впечатление, что боеспособность моих войск находит совершенно неверную оценку», — писал Бок в своем дневнике 30 ноября 1941 года. Поскольку во время этого телефонного разговора Боку показалось, что Браухич его не слушал, да к тому же еще задал вопрос о начале наступления, командующий группой армий «Центр» счел себя вынужденным еще раз повторить в докладной записке, что группа армий оказалась в безнадежном положении. «Мысль о том, что противник перед фронтом группы армий, обессилев, „рухнет“, оказалась, как показали бои за последние 14 дней, миражом, — писал Бок. — Стоять у ворот Москвы, где соединяется сеть шоссейных и железных дорог почти всей Восточной России, равнозначно ведению тяжелых оборонительных боев с превосходящим по силе противником. Группа армий даже ограниченное время не в состоянии этого сделать… Наступление, таким образом, не имеет ни смысла, ни цели»[186]. Не рассчитывая на прибытие пополнения, Бок требовал немедленно определить, на какой позиции следует перейти к обороне. Несмотря на такое развитие обстановки, Гитлер вечером этого же дня стал настаивать на охватывающем маневре силами 4-й армии. Тогда Бок позвонил непосредственно Йодлю, чтобы ОКВ тоже было в курсе дела. Однако добиться внесения каких-либо изменений в стоящие перед ним задачи ему не удалось. Несогласованность между высшим военным руководством (ОКВ и ОКХ), с одной стороны, и командованием группы армий «Центр» — с другой, а также нерешительность в их действиях привели в конце концов к тому, что командующие соединениями на фронте принимали самостоятельные решения в зависимости от обстановки. Провал наступления. По окончании операции «Волжское водохранилище» командование группы армий отдало 9-й армии приказ перейти на всем участке фронта к обороне. 3-я танковая группа была подчинена непосредственно штабу группы армий и получила задачу, обеспечивая прикрытие с востока, немедленно пробиваться в южном направлении на Клин, чтобы отрезать противнику путь отхода в полосе наступления 4-й танковой группы. Право принять решение о дальнейшем продвижении на восток в направлении Дмитрова Бок оставил пока за собой. Хотя 7-й танковой дивизии удалось 20 ноября достичь шоссейной дороги на Клин в районе Спас-Заулок и вслед за этим сразу же пробиться в южном направлении, однако овладеть Клином она не смогла, так как город обороняли крупные силы противника. Попытки 3-й танковой группы внезапным ударом овладеть Клином окончились неудачей. Рокоссовский еще 18 ноября направил в Клин своего заместителя генерала Захарова с частью штаба, чтобы организовать оборону города. Жуков считал Клин настолько важным узлом коммуникаций, что ответственность за его оборону возложил лично на Рокоссовского. Тем не менее русским не удалось удержать ни Клин, ни Солнечногорск. 23 ноября оба эти города были взяты войсками 3-й танковой группы[187]. Попытки русских контрударами отбить оба этих важных опорных пункта в оборонительном кольце вокруг Москвы были безуспешными. Когда 4-я танковая группа подошла 25 ноября к Истринскому водохранилищу и нависла угроза прорыва, русские открыли шлюзы водохранилища и залили водой район к югу от него, чтобы остановить немецкие войска. В результате открытия шлюзов была затоплена местность южнее водохранилища на протяжении примерно 50 км и уровень воды составил около 2,5 м. Кроме того, Сталин бросил все имеющиеся в Москве резервы на правый фланг Западного фронта, даже зенитные соединения были использованы непосредственно на передовой линии для борьбы с танками. Ставка оттянула с Калининского фронта, с участка 49-й армии, некоторые соединения и перебросила их в район северо-западнее Москвы. Советская авиация сосредоточила свои удары почти исключительно на северном участке фронта. Немецкие войска несли большие потери от превосходящей по силам русской авиации. В журнале боевых действий 2-й танковой группы 24 ноября отмечалось:
Но так как тактика русских после потери Клина и Солнечногорска сводилась к тому, чтобы, ведя сдерживающие бои, отойти к каналу Москва — Волга и там снова закрепиться, ослабленные передовые отряды 3-й танковой группы смогли 28 ноября достигнуть канала и овладеть еще не разрушенным мостом в районе Яхромы. Удерживать рубежи западнее канала русская 30-я армия была больше не в состоянии из-за недостатка сил, ибо с начала немецкого наступления, то есть с 15 ноября, она потеряла свыше 70 % своего состава. У командования 3-й танковой группы сложилось впечатление, что русские хотят отойти за канал, но его попытка использовать это явилась для русского командования сигналом для принятия мер по максимальному повышению боевой готовности. Оно немедленно бросило против немецкого предмостного укрепления войска 1-й ударной армии, которые ранее в целях сохранения тайны не вводились в действие, а были сосредоточены в районе восточнее канала. В тот же день предмостное укрепление было ликвидировано. 27 ноября соединения Калининского фронта начали вести сковывающие бои против 9-й армии, которая еще не установила контакта с войсками группы армий «Север»[188] и перешла к обороне, не имея достаточных резервов. Эти бои вначале особой опасности не представляли. 20 ноября командование 9-й армии отмечало, что «ввиду растянутости фронта резервы в соединениях очень незначительны, а в армии резерва вообще нет». В последующие дни активность русских возросла настолько, что вызвала беспокойство командования 9-й армии. В журнале боевых действий 9-й армии 27 ноября 1941 года записано:
27 ноября, когда Рейнгардт потребовал немедленно подтянуть к нему все имеющиеся резервы с целью захвата на противоположной стороне канала «трамплина для движения на восток», Бок был вынужден поставить перед танковой группой задачу немедленно пробиваться в направлении на Красную Поляну, чтобы оказать поддержку 4-й танковой группе, наступление которой остановилось. Передовые отряды Гёпнера стали редеть, так как он все время вводил новые силы для прикрытия фланга в южном направлении. Именно этих сил ему потом не хватило при наступлении. Кроме того, русские сняли свои войска с участков, где противник (4-я армия) не вел наступления, и бросили их против 4-й танковой группы. По данным разведывательного отдела штаба группы армий «Центр», на 29 ноября 1941 года командование Западного фронта сняло находившиеся перед правым флангом 4-й армии четыре стрелковые, две кавалерийские дивизии, три танковые бригады и два танковых полка. Главные силы этих соединений и частей были использованы русскими на участке фронта 5-й и 16-й армий для боевых действий против 4-й танковой группы. В своих мемуарах Жуков высказал удивление по поводу того, что правофланговые соединения армии Клюге не перешли в наступление и позволили ему тем самым перебросить часть своих сил на наиболее угрожаемые участки фронта. Упорные бои вдоль шоссейной дороги, огромные потери от русских мин и противотанковых средств зародили у Бока сомнение в успехе наступления[189]. Наступательные действия 3-й танковой группы в южном направлении не дали желаемого результата, так как силы ее стали слишком малочисленны, а русские непрерывно подбрасывали подкрепления. Например, в донесении штаба 6-й танковой дивизии 2 и 3 декабря сообщалось о 80 случаях, когда солдаты падали в обморок от изнурения. По состоянию на 30 ноября 3-я танковая группа располагала следующим количеством танков: в 1-й танковой дивизии — 37 танков, в 6-й танковой дивизии — 4 танка, в 7-й танковой дивизии — 36 танков, то есть всего 77 танков. 16 октября танковая группа насчитывала 259 танков. В последние дни ноября на Западный фронт были в срочном порядке переброшены из района Москвы и с других участков фронта следующие соединения: восемь стрелковых и семь кавалерийских дивизий, четыре стрелковые бригады, один авиадесантный корпус, а также целый ряд специальных частей[190]. Только 16-я армия получила в эти дни подкрепление в составе 354-й стрелковой дивизии, 36, 37, 40 и 53-й стрелковых бригад, а также пополнение для остальных соединений. 30-я армия получила в качестве подкреплений 271, 348, 365 и 379-ю стрелковые дивизии, а также пополнение для других соединений. Решающим было усиление Западного фронта танками, в которых ему первоначально Сталин отказал. Западный фронт в последние дни ноября получил 15 отдельных танковых батальонов, а также более 100 танков для пополнения танковых бригад. Пополнение в меньших размерах получили также танковые части на Калининском и Юго-Западном фронтах. Войска, находящиеся западнее Москвы, располагали в общей сложности одной танковой дивизией, 16 танковыми бригадами и 20 отдельными танковыми батальонами, что составляло в общей сложности 1068 танков[191]. Командование 4-й танковой группы, остановившейся у шоссейной дороги западнее Кубинки и восточнее Истры, на рубеже Белый Раст, Красная Поляна, Крюково, и имевшей потрепанные, не способные к дальнейшему наступлению дивизии, было вынуждено 3 декабря доложить, что наступательные возможности войск группы находятся на пределе. 2 декабря командующий 4-й танковой группой Шарль де Болье сообщил в штаб группы армий «Центр»:
Об остальных соединениях танковой группы он сообщил следующее:
Надежды Бока на то, что наступлением 3-й танковой группы все же удастся как-то поддержать наступательный порыв и в войсках Гёпнера, не оправдались. 4 декабря 3-я танковая группа подверглась ударам превосходящего по силе противника, и ей пришлось, несмотря на использование всех имеющихся у нее резервов, отойти со своих позиций. Русские, предпринимавшие с 1 декабря силами 1-й ударной армии наступательные действия против восточного фланга 3-й танковой группы, чтобы соединиться с находящимися еще пока западнее канала частями группы Захарова[192], вынудили Рейнгардта 5 декабря приостановить наступление в южном направлении. «Активные действия вести невозможно. Нужно решить, какой занять рубеж, чтобы его можно было удержать зимой», — требовал Рейнгардт. Бок санкционировал прекращение наступления 3-й танковой группы и отдал ей приказ о переходе к обороне. Остановлено было и наступление 4-й танковой группы[193]. Таким образом, наступательные действия на всем северном фланге группы армий были приостановлены. Эта остановка наступления непосредственно у ворот Москвы объяснялась недостатком сил, а также все возрастающим сопротивлением противника. Положение на фронте требовало от военного руководства принятия дальновидных, самостоятельных решений, если оно не хотело бессмысленно жертвовать своими оставшимися войсками. Занимаемые войсками на 5 декабря позиции были, однако, исключительно невыгодными, поскольку фланги оказались растянутыми и неприкрытыми. Их можно было бы улучшить только путем быстрого отвода войск и сокращения линии фронта. Но на такое решение верховное командование не пошло. В результате немецкие соединения должны были перейти к обороне там, где они остановили свое наступление и где подчас условия местности и пути подвоза были неблагоприятными для ведения оборонительных боев. Но остановлены непосредственно перед Москвой[194] были не только соединения, наступавшие на северном фланге группы армий «Центр». Не добились успеха и южнофланговые соединения. После того как ОКХ 23 ноября приняло решение о том, чтобы войска Гудериана продолжали наступление, 2-й танковой армии удалось внезапным ударом 24 ноября захватить Венев и Михайлов. Для того чтобы использовать этот успех, Гудериан часть своих соединений немедленно бросил дальше в направлении на Каширу, которую русские должны были во что бы то ни стало удержать, так как она снабжала электроэнергией Тулу. Русские боялись потерять Каширу, полагая, что немцы могли бы там захватить переправу через Оку и создать тем самым угрозу южному флангу и даже тылу русских войск. Но русские обороняющиеся войска использовали то положение, что в 24-м танковом корпусе потери в танках сильно возросли и что оставшиеся танки были небоеспособны ввиду недостатка горючего[195]. Так, группа «Эбербах», состоявшая из 6, 35 и 39-го танковых полков и имевшая к началу наступления 18 ноября 110 танков, 24 ноября располагала всего 32 танками. 17-я танковая дивизия располагала к вечеру этого же дня только 5 танками[196]. По поводу наступления Гудериана через Венев на Каширу и прорыва фронта 50-й русской армии Жуков поднял такую же тревогу, как и при ликвидации немецкого предмостного укрепления на канале Москва — Волга в районе Яхромы, Командующий Западным фронтом немедленно начал переброску 2-го кавалерийского корпуса из района Серпухова в направлении на Каширу, чтобы стремительным контрударом отбросить передовые отряды 24-го танкового корпуса. Жуков лично детально обсудил с командиром кавалерийского корпуса генералом П.А. Беловым план операции и затем напряженно следил, удалось ли войскам Белова вовремя подойти к Кашире. Действия корпуса Белова (26 ноября он был переименован в 1-й гвардейский кавалерийский корпус), поддержанные крупными силами русской авиации, были для 17-й танковой дивизии неожиданными и вынудили ее отступить. Для поддержки контрудара корпуса в срочном порядке были стянуты все авиационные соединения Западного фронта и 6-го корпуса истребительной авиации[197]. По этому поводу в журнале боевых действий группы армий «Центр» 27 ноября отмечалось:
Гудериан, поняв, что дальнейшее наступление на север в направлении Оки успеха не сулит, попросил у командования группы армий разрешения прекратить наступление[199]. 28 ноября Бок такое разрешение дал. Таким образом, удар, нанесенный на Москву с южного направления, также был отражен. Командование группы армий и Гудериан ставили теперь своей задачей сделать все возможное, чтобы по крайней мере овладеть Тулой. Одновременно с ударом в северном направлении части 3-й и 4-й танковых дивизий, а также пехотного полка «Великая Германия» начали наступление в западном направлении, чтобы совместно с расположенным северо-западнее Тулы 43-м корпусом замкнуть кольцо окружения севернее Тулы. Однако выступивший 27 ноября 43-й корпус, несмотря на первоначальные успехи, существенно вперед не продвинулся. Попытки возобновить наступательные действия на следующий день также окончились неудачей. Тогда Гудериан счел необходимым заново подготовить наступление на Тулу. В приказе по армии о продолжении операций по захвату Тулы № 23 он установил в качестве нового срока наступления 2 декабря, чтобы к этому времени привести в порядок войска и решить вопросы снабжения своих войск. План наступления предполагал тесное взаимодействие 24-го танкового корпуса, наносившего удар севернее Тулы в западном направлении, с 43-м армейским корпусом, который должен был наступать в восточном направлении. Хотя ударная группа 24-го корпуса, ранее имевшая задачу захватить Каширу, была 4 декабря отброшена войсками Белова до Мордвеса, действия войск в западном направлении с целью окружить Тулу на первых порах развивались успешно. В первый же день им удалось перерезать шоссейную дорогу Тула — Москва. Таким образом, Тула лишилась важнейших путей подвоза и ей грозило полное окружение[200]. Однако добиться этого немецким войскам не удалось. Гудериан сам отправился в 43-й армейский корпус с целью поддержать наступление и «выжать из войск все, что только возможно», но лично убедился, что тяжелые, кровопролитные бои, которые вел корпус при температуре -35°, успеха не приносили[201]. Гудериан доложил Боку, что личный состав соединений в большей степени страдает от морозов, недостатка зимнего обмундирования и снаряжения, чем от воздействия противника. То же самое относилось и к боевому использованию оружия и техники, и в первую очередь танков. Натиск русских войск на северном фланге 24-го танкового корпуса, который должен был наступать в западном направлении (против 24-го танкового корпуса Жуков бросил 340-ю стрелковую дивизию и 112-ю танковую дивизию с целью упредить окружение Тулы), отсутствие поддержки со стороны авиации, большие потери в войсках и наличие крупных сил противника в районе Тулы — все это, вместе взятое, побудило Гудериана 5 декабря принять решение о прекращении операции. 5 декабря командир 24-го танкового корпуса генерал Гейер фон Швеппенбург заявил, что гарнизон Тулы намного сильнее, чем это предполагалось раньше. По его мнению, гарнизон насчитывал около двух дивизий[202]. Бок согласился с предложением Гудериана оттянуть соединения 2-й танковой армии за Дон и Шат. 2-я армия, перед фронтом которой отходили ослабленные войска русских 13-й и 3-й армий, продвигалась медленно вперед и только в последние дни ноября заняла новые рубежи. Немногочисленным передовым отрядам удалось подойти к районам Тим, Елец и Ефремов. 23 ноября немецкие войска подошли к Тиму, но занять его им не удалось. Части 2-й танковой армии 4 декабря захватили Елец, а несколько раньше, 20 ноября, — Ефремов. Однако осуществление заветной мечты Гитлера — нанести удар в направлении на Воронеж — оказалось невозможным, так как единственная предназначенная для этого танковая дивизия к 23 ноября имела в своем распоряжении только один боеспособный танк. Несмотря на то что Бок информировал Гальдера о тяжелом положении 9-й танковой дивизии и обращал его внимание на пассивность действий 6-й армии, Гальдер снова повторил свой приказ о необходимости продвигаться в направлении Воронежа. Поэтому Бок на свое усмотрение приказал 2-й армии правым флангом остановиться в районе Тима, а в направлении Воронежа выслать только разведку. Обеспечение связи с группой армий «Юг» на стыке 6-й армии едва ли представлялось возможным. 6-я армия не могла выполнить приказ Браухича, отданный им 3 ноября в связи с посещением Полтавы, о необходимости выслать вперед истребительные команды в район Оскола, чтобы обеспечить связь со 2-й армией. На строгую телеграмму главнокомандующего сухопутными силами от 18 ноября, в которой он запрашивал Рейхенау, почему эти мероприятия еще не осуществлены и когда можно рассчитывать на выполнение приказа, командующий 6-й армией ответил, что обойтись одними истребительными командами нельзя, так как силы противника слишком велики, а введение в действие более крупных сил станет возможно только тогда, когда будет обеспечено снабжение их всем необходимым, то есть не раньше середины января. Таким образом, об оказании помощи 2-й армии силами 6-й армии не могло быть и речи. Ликвидировать на продолжительное время разрыв линии фронта на стыке между армиями было невозможно. Кроме того, в последние дни ноября сопротивление русских в полосе действий 2-й армии настолько усилилось, что командующий армией 1 декабря пришел к такому заключению:
В связи с этим Бок дал указание 2-й армии продвигаться вперед в восточном направлении только в пределах, диктуемых крайней необходимостью. Таким образом, наступательные действия на южном крыле группы армий «Центр» были прекращены в тот же день, что и на ее северном крыле, по решению командования группы армий, принятому в соответствии со сложившейся боевой обстановкой. В итоге наступление на Москву было сорвано. Атаки, предпринятые 1 декабря правофланговыми соединениями 4-й армии, окончились неудачей. Клюге, постоянно выслушивавший в свой адрес упреки Гёпнера и Гудериана, решился 29 ноября отдать приказ о наступлении 57-го и 20-го корпусов, хотя существовала опасность провала этого наступления. Гитлер, узнавший об этом намерении, приказал пока задержать 7-й корпус, чтобы 4-я танковая группа на севере, а 57-й и 20-й корпуса на юге могли взять русские войска в кольцо окружения. Несмотря на попытки Бока доказать невозможность проведения этой операции, Гитлер 1 декабря, когда наступление в направлении на Кубинку и Наро-Фоминск стало развиваться более или менее успешно, запросил, почему 4-я армия наступает южнее шоссейной дороги в северо-восточном, а не в восточном направлении. Гитлер предложил сначала двигаться на восток, а затем, чтобы уничтожить противника, повернуть на север. Бок сообщил Гитлеру, что «он рад любому успеху, появись он на северо-восточном или восточном направлении. Что же касается окружения противника, то, как уже неоднократно докладывалось, у нас нет для этого необходимых сил». Но успеха на восточном направлении не последовало. Несмотря на то что частям 258-й немецкой пехотной дивизии при поддержке частей 19-й танковой дивизии удалось в полосе обороны 222-й стрелковой дивизии прорвать фронт русской 33-й армии и, глубоко вклинившись в ее расположение, подойти 2 декабря к району Бурцева, Жуков быстро принял необходимые контрмеры. Он немедленно бросил все наличные резервы на участок фронта 33-й армии и приказал ей тотчас же перейти в контрнаступление. 2 декабря командующий 33-й армией М.Г. Ефремов стянул в единую группу 11-ю и 5-ю танковые бригады, один танковый батальон, два лыжных батальона и части резервной стрелковой дивизии и начал контрнаступление. Жуков перебросил для подкрепления еще некоторое количество сил и отдал приказ окружить прорвавшиеся соединения противника и до 3 декабря уничтожить их. 43-я армия также сумела успешно отбросить немецкие войска, пробивавшиеся в направлении на Наро-Фоминск. Русские контрудары вызвали временную панику в войсках 4-й армии. И хотя Бок 2 декабря отмечал, что оборона противника близка к кризису и необходимо «максимальным напряжением сил использовать эту проявляющуюся слабость противника», Клюге 3 декабря утром доложил о вынужденном отходе передовых отрядов. Когда в середине этого же дня Клюге обратился к Боку за разрешением отвести оба корпуса на их исходные рубежи за реку Нара, Бок отказал ему в этом. Клюге был вынужден тогда на свою ответственность отдать приказ об отходе 20-го и 57-го корпусов[203]. Блюментрит, объясняя причину прекращения наступления, сообщил Грейфенбергу:
Наступление на всем участке фронта группы армий «Центр» было в первые дни декабря приостановлено, и она тотчас же перешла к обороне. В этот период стало особенно заметно, что ни командование группы армий, ни ОКХ не предусмотрели никаких мер на случай, если наступление окончится неудачей. Бок даже не был проинформирован о дальнейших намерениях ОКХ. Он не знал, как его группа армий должна подготовиться к обороне в зимних условиях, будут ли для нее подтянуты резервы и не следует ли войска отвести на рубеж, сокращающий линию фронта. Тем не менее командование группы армий, несмотря на прекращение операций, не усматривало в сложившейся обстановке никакой серьезной опасности, так как, по его мнению и по мнению ОКХ, противник был обескровлен и не мог пока перейти в контрнаступление. В «Сводке о положении противника» от 4 декабря отмечалось:
3 декабря ОКХ констатировало:
Подобным же образом думали и на фронте. Об этом свидетельствует письмо майора фон Винсковски, отвечавшего в то время за ведение журнала боевых действий 4-й армии, к генералу В. Фюрстеру, в котором он, информируя генерала об обстановке, сложившейся после остановки наступления 4-й армии, сообщал:
Раздел III Военная, экономическая и политическая обстановка в ноябре — декабре 1941 года 1. Обстановка на Восточном фронтеВ связи с большими потерями группа армий «Центр» была в конце концов вынуждена на всем фронте перейти к обороне. Большинство дивизий потеряли до половины своего первоначального состава. С начала наступления, 15 ноября, до конца ноября потери группы армий составили 33 295 человек, а общие ее потери достигли примерно 350 тыс. человек[205]. Гальдер, сознававший, что такой сухопутной армии, какая была к началу восточной кампании, больше уже не будет и что вооруженные силы до предела исчерпали свои людские резервы и резервы техники, высказал 1 декабря беспокойство по поводу этих потерь. Вместе с тем он считал возможным путем напряжения всех своих сил нанести противнику поражение. Однако при более трезвой оценке обстановки Гальдер должен был бы прийти к совершенно иному выводу. Потери в танках на Восточном фронте за период с 15 ноября по конец ноября возросли на 300 машин. Общие потери в танках на Восточном фронте составили 3290 машин. Потери авиации за этот же период возросли на 533 самолета. Общие потери ВВС на Восточном фронте увеличились до 5585 самолетов, из которых 3189 составили безвозвратные потери. Общие потери в конском составе достигли 151 250 лошадей. Автопарк с 11 ноября уменьшился на 12 тыс. автомашин[206]. Но потери материальные не шли ни в какое сравнение с потерями морально-психологического характера. Контрудары русских дивизий вызвали на некоторых участках фронта 2-й танковой армии и 4-й армии настоящую панику среди солдат. Командование было вынуждено признать, что войска утратили свою обычную выдержку и уверенность в успехе. В одном докладе отдела цензуры полевой почты 2-й армии отмечалось:
Более наглядно выразил эту мысль представитель министерства иностранных дел при штабе 2-й армии граф Босси-Федриготти:
Немецкое командование, пытавшееся пресечь эти настроения, вело соответствующую пропаганду, однако доверие к нему у солдат уже было подорвано. В письмах на родину они в резких словах описывали положение на фронте, жаловались, что у них нет зимнего обмундирования и снаряжения, в то время как противник значительно лучше и практичнее экипирован и снаряжен для зимы. Солдаты полагали, что войска в связи с неподготовленностью к зимним условиям будут отведены с фронта в глубокий тыл на отдых и пополнение. По свидетельству майора фон Шлеебрюгге, такое мнение высказывали солдаты и офицеры.
Эти надежды оказались, однако, совершенно нереальными. Ослабленные потерями, без надлежащего обмундирования и оснащения, а главное, лишенные нормального снабжения, соединения были вынуждены обороняться против окрепшего и увеличившего свои боевые силы противника. Старший ефрейтор Г. Бернхард писал 16 ноября своей жене:
Как видно из отчетов о фронтовых командировках, большая часть войск в начале декабря не имела еще зимнего обмундирования. Вследствие сильно растянувшихся коммуникаций часто было невозможно обеспечить войска продовольствием. Несмотря на то что тыловым службам продовольственные нормы были урезаны в пользу войск, находящихся на передовой, частично до 50 %, продовольствия все же не хватало. В результате этого люди стали восприимчивы к болезням, распространились вши, что грозило эпидемией сыпного тифа. В донесении от 5 декабря 1941 года отмечалось:
Люди были настолько измотаны физически, что даже самое легкое ранение не обходилось без последствий. Да к тому же еще санитарная служба и транспортировка раненых из дивизий были полностью нарушены. Даже если раненому удавалось сравнительно быстро попасть в теплый медицинский пункт батальона, то врач в случае необходимости операции становился перед дилеммой — отправлять ли раненого на санитарной машине в тыл, заведомо обрекая его на многочасовой путь по ужаснейшим дорогам, сопряженный с опасностью замерзания, или же оставлять раненого на месте, но без операции, которая была ему столь необходима. Санитарные машины не отапливались, едва ли они вообще годились для использования. В этой области также ничего не было подготовлено к зимним условиям. Не только в прифронтовой полосе ввиду больших потерь и растянутой линии фронта было нарушено снабжение войск, но и глубокий тыл был не в состоянии больше обеспечивать снабжение группы армий. Когда начались морозы, то выяснилось, что железные дороги не подготовлены для эксплуатации в зимних условиям и что расчеты их пропускной способности базировались на «успешных» показателях, которые сообщались соответствующими инстанциями во время перешивки русской железнодорожной колеи и ремонта русского железнодорожного оборудования. Но этим расчетам, как и многим другим, в дальнейшем не суждено было оправдаться. Непонимание инстанциями ОКВ запросов и требований железной дороги, неспособность управления железной дороги «Ост» разумно организовать на своей территории железнодорожные перевозки[209], а самое главное, хроническая нехватка вагонов и пригодных для зимы паровозов — все это, вместе взятое, привело к нарушению нормального порядка снабжения, а порой и к полному прекращению подвоза. В начале декабря временами выходило из строя до 70 % немецких паровозов, не выдерживавших низких температур. В некоторые дни с начала наступления в ноябре в группу армий «Центр» прибывало до 36 эшелонов, однако затем поступление их снова резко сократилось. Поэтому нормальное, то есть регулярное, снабжение войск было невозможно. В связи с этим обер-квартирмейстер 3-й танковой группы писал 29 ноября:
5 декабря он же отмечал:
Положение усугублялось еще тем, что часто железнодорожные пути и мосты подрывались партизанами, и тем, что допускались ошибки в отправке составов. Так, 27 ноября 3-я танковая группа получила вместо ожидаемого состава с горючим целый состав со спиртными напитками из Франции. Бутылки на морозе полопались, так что выгружать пришлось ледяные сосульки и осколки стекла. Отвечавший за снабжение группы армий майор Экштейн непрерывно подвергался нападкам со стороны обер-квартирмейстеров армий и группы армий, требовавших что-нибудь сделать для налаживания подвоза снабжения. С горьким чувством он писал по этому поводу, что тоже ничего не может сделать, потому что паровозы в пути выходят из строя либо от мороза, либо от каких-то повреждений[210]. Так как снабжение воздушным путем в больших масштабах было невозможно, хотя командование группы армий просило об этом, то к началу декабря войска остались без самого необходимого — без провианта и зимнего обмундирования, без боеприпасов и горючего. 2 ноября командование группы армий запросило о выделении транспортной авиации, «чтобы в зимнее время обеспечить нормальное снабжение войск и быструю эвакуацию раненых». ОКВ на запрос ответило отрицательно: сухопутные соединения «должны для обеспечения снабжения обходиться своими силами даже во время сильных снегопадов». В заключение можно сказать, что 5 декабря положение группы армий сложилось такое, что необходимо было приостановить наступление, а условия для перехода к обороне еще не были подготовлены. Кульминационный пункт был достигнут. Кульминационным пунктом Клаузевиц называет момент, когда наступающие, вклинившиеся в глубину территории противника, в связи с недостатком сил должны перейти к обороне. Этот кульминационный пункт таит в себе большую опасность:
Обстановка на участке фронта группы армий «Север» была тоже не намного лучше. Начатые русскими 20 ноября наступательные действия против 16-й армии развивались с такой силой, что находившийся в районе Тихвина 39-й танковый корпус попал в исключительно тяжелое, критическое положение. 3 декабря командир корпуса доносил командованию 16-й армии, что «удерживать Тихвин в течение продолжительного времени наличными силами невозможно». Тремя днями позже он так обрисовал то безвыходное положение, в которое попали его соединения:
Поэтому командир корпуса предложил немедленно сдать Тихвин и 7 декабря получил согласие командующего армией[212]. По мнению командующего 16-й армией, операция закончилась провалом по следующим причинам: недостаток сил, отсутствие пополнения, большие потери и непрерывное участие в боях с самого начала восточной кампании. Отвод войск из Тихвина потребовал отвода всей 11-й армии за Волхов, так как удерживать длительное время отсечную позицию западнее Тихвина даже при использовании всех имеющихся в распоряжении сил оказалось невозможно. Об этом Гитлер предупреждал Лееба еще 26 октября, но командующий группой армий «Север» не захотел тогда прислушаться к предостережениям фюрера. Продвижение войск по обе стороны Волхова в последние дни ноября также застопорилось. Таким образом, группа армий «Север» была вынуждена почти одновременно с группой армий «Центр» прекратить свои наступательные операции. 30 ноября Гальдер записал в своем дневнике, что «наступление в направлении на Шум является ошибкой». Штаб 1-го армейского корпуса, осуществлявшего это наступление, 29 ноября сообщил в штаб 16-й армии:
Группа армий «Юг» к этому времени уже перешагнула через кульминационный пункт. Несмотря на предупреждения Рундштедта об опасности, связанной с дальнейшим продвижением на восток, Браухич во время своего визита в ставку группы армий «Юг» 3 ноября заявил:
Командование группы армий «Юг» вынуждено было поэтому вопреки своей воле осуществлять эти операции. 21 ноября, несмотря на обозначившиеся признаки русского контрнаступления в направлении Ростова, Гитлер отдал группе армий «Юг» приказ силами 1-й танковой и 11-й армий вести наступление через Ростов и даже через Крым, чтобы перерезать английские и русские коммуникации в районе Кавказа, овладев при этом в первую очередь Майкопским нефтеносным районом. 17-й армии надлежало овладеть Сталинградом и промышленным районом около него с целью перерезать волжскую артерию, связывающую север страны с югом, 6-й армии ставилась задача подойти к району Слободы на Дону. В связи с этим командование группы армий «Юг» в докладе Йодлю сообщило:
В тот же день, 21 ноября, когда передовые отряды группы армий «Юг» подошли к Ростову и Гитлер отдал приказ о захвате Майкопа, Тимошенко, который уже несколько дней вел наступательные бои местного значения, предпринял первое крупное контрнаступление, ставившее своей целью отбросить 1-ю танковую армию из Ростова. В первом донесении о советском контрнаступлении штаб 1-й танковой армии сообщал, что видит опасность не только для самой армии, но и для всей группы армий «Юг»[213]. Несмотря на то что к Ростову были стянуты все имеющиеся в распоряжении группы армий «Юг» резервы, Клейст был вынужден 28 ноября сдать Ростов[214]. Так как удары противника становились все более интенсивными и создавалась угроза его прорыва на стыке между 17-й армией и соединениями генерал-полковника Эвальда фон Клейста, Рундштедт принял решение отвести 1-ю танковую армию за реку Миус. 29 ноября командование группы армий «Юг» сообщило, что «рубеж, который должен быть занят группой армий на зиму, останется примерно тот же, что и занимаемый теперь. Возможные с течением времени изменения будут незначительными. Идея очистить от противника излучину Донца или подойти к Майкопу останется пока не осуществимой». Когда Гитлер стал все же настаивать на своем плане, Рундштедт детально изложил в памятной записке, что ввиду больших потерь в людях и технике, ввиду наличия у противника крупных резервов и все еще несгибаемой воли и упорства, а также ввиду наступления зимы группа армий «Юг» прекратила все оперативные передвижения и переходит к обороне, заняв сравнительно выгодный в тактическом отношении рубеж. Так как Гитлер не одобрил этого решения командования группы армий, Рундштедт оставил свой пост. 1 декабря командующим группой армий был назначен генерал-фельдмаршал фон Рейхенау, который оставался одновременно и командующим 6-й армией. В связи со сложившейся обстановкой ему пришлось сразу согласиться на отход танковой группы Клейста. В журнале боевых действий группы армий «Юг» отмечалось:
Гитлер, прилетевший 2 декабря в штаб 1-й танковой армии, чтобы на месте сориентироваться в обстановке, был вынужден признать, что действия командования группы армий были правильными. Во время своего визита в группу армий 3 декабря в Полтаве он сказал Рундштедту, как бывшему командующему группой армий «Юг», что принятые им решения он одобряет. Тем не менее фюрер не предложил Рундштедту занять прежний пост, а посоветовал ему взять отпуск, чтобы в дальнейшем снова вернуться в строй. Таким образом, немецкая армия была вынуждена прекратить наступление на всем Восточном фронте и вести тяжелые оборонительные бои на флангах в районе Ростова и под Тихвином, неся при этом значительные потери. Итак, цели, поставленные еще в октябре — на севере соединиться с финнами и отрезать пути подвоза из Архангельска, в центре окружить Москву и разбить главные силы русской сухопутной армии, на юге перерезать коммуникацию, связывающую север с югом, и овладеть нефтеносным районом Майкопа, — оказались нереальными. Наступление зашло в тупик. 2. Выводы Гитлера в связи с провалом операции «Барбаросса»Начав в ноябре наступление силами группы армий «Центр», Гитлер поставил перед Восточной армией на 1941 год далеко идущие цели. Однако после совещания в Орше и после неожиданных трудностей, с которыми столкнулся Бок при наступлении на Москву, Гитлер вынужден был согласиться, что осуществление намеченных после русской кампании планов должно быть пока отложено. Он признал, что выход на рубеж Вологда — Горький — Кавказ возможен только в 1942 году. И хотя достигнутые успехи Гитлер расценивал очень высоко с точки зрения политической и придерживался мнения, что русские не так скоро снова поднимутся на ноги в военно-экономическом отношении, все же он ясно осознал, что добиться полного разгрома России не удастся. В беседе с Гальдером он высказал даже мысль о возможности мирных переговоров, поскольку обе враждебные группировки не в состоянии уничтожить друг друга. Несмотря на эти выводы, он все же отдал приказ о продолжении наступления в направлении на Москву и на Кавказ, считая, что группа армий «Север» уже к середине ноября, в общем, достигла рубежа, намеченного на 1941 год. Складывающаяся военная обстановка и становившиеся все более очевидными неудачи группы армий «Центр», которой предстояло еще разрубить своего рода гордиев узел этого злополучного русского похода, дали Гитлеру понять, что исход войны будет не тот, на который он рассчитывал. И хотя 25 ноября министр иностранных дел Германии Риббентроп хвастался в беседе с Чиано, что война на Востоке уже выиграна и что Германия высвободит с Восточного фронта большое количество соединений для других театров военных действий. Гитлеру сложившаяся ситуация представлялась в менее радужных тонах. На вопрос испанского министра иностранных дел Серрано Суньеры, приглашенного на беседу Риббентропа с Чиано, почему Москва до сих пор не взята, Риббентроп ответил, что ему самому это не совсем ясно, но несомненно, что Москва будет захвачена, так как немецкая армия подготавливает каждую операцию на научной основе и сейчас она медленно и методично продвигается по направлению к цели. 27 ноября в беседе с датским министром иностранных дел Скавениусом Риббентроп высказал мысль о сложности обстановки на Восточном фронте и на Средиземном море, что может быть истолковано как признание невозможности достижения победы в конечном итоге.
Несмотря на все принятые Гитлером меры, положение в районе Средиземного моря в ноябре настолько ухудшилось, что транспортные переброски в Северную Африку почти совершенно прекратились. Немецкий Африканский корпус под командованием Роммеля, подвергавшийся с 18 ноября на ливийско-египетской границе ударам 8-й британской армии под командованием Каннингхэма и понесший большие потери (они не могли быть восполнены ввиду транспортных затруднений на море), был вынужден 7 декабря 1941 года прекратить боевые действия в районе Тобрука и отойти на рубеж Айз-эль-Газала. И хотя 29 ноября Гитлер говорил Чиано, что операции развертываются планомерно, сам-то он хорошо знал, что это не соответствует действительности. Он вынужден был также признаться Чиано, что «ликвидация Востока» не удалась и продолжает оставаться основной задачей на 1942 год. Его оптимистические цифровые выкладки и замечания в отношении оценки сил Советского Союза не могли скрыть того факта, что он со всей очевидностью признал нереальность осуществления своей программы. Вину за провал операций, и в первую очередь операции «Тайфун», на которую Гитлер возлагал такие большие надежды, он отнес на счет неземных сил. «Атмосферные условия» задержали успешно начатое продвижение вперед.
Этими утверждениями Гитлер положил начало пропагандистской кампании, призванной доказать, что немецкая армия была вынуждена прекратить наступление на Восточном фронте только из-за тяжелого периода распутицы и «необычайно сильных морозов, которых не было в России за последние 150 лет»[215]. Однако совершенно ясно, что немецкая армия на Восточном фронте была остановлена не морозами, а еще до них, вследствие того катастрофического положения, в котором оказались ее соединения, лишенные материального обеспечения и, что самое главное, встретившие неослабное сопротивление русских войск на участках фронта всех трех групп армий[216]. 3. Вступление США в войнуВ тот период, когда наблюдалось существенное ухудшение военного положения германского рейха, Гитлер получил удручающие сведения о том, что война с США, которую, по его расчетам, можно было начать только после успешного завершения второго этапа войны в Европе, должна неминуемо начаться в ближайшем будущем[217]. Первоначально Гитлер после захвата «континентальной империи» в Европе хотел создать дополнительно колониальные владения в Африке, но эти планы уже в конце августа он вынужден был отодвинуть на более поздний срок. Такие территориальные приобретения наряду со строительством сильного военно-воздушного флота и военно-морских сил должны были выдвинуть Германию в число мировых держав. Тем самым она должна была занять равноправное место в ряду с Британской империей, «великой» Японией и США. Этим были бы созданы предпосылки для будущих поколений, которые, используя это территориально и экономически усиленное положение Германии, могли бы в будущей борьбе за мировое господство выдержать войну с Соединенными Штатами Америки. Однако Гитлер сразу же отказался от этих планов, основываясь на неожиданно быстрых и явно переоцененных успехах на Востоке в июле, так как он понял, что в состоянии сразу же после окончания кампании в России выступить вместе с Японией против Соединенных Штатов. Уже в конце июля развитие обстановки на фронте вынудило его снова отказаться от этих далеко идущих планов, вследствие чего Гитлер снова возвратился к своим прежним взглядам, что только «следующее поколение должно будет решить проблему спора между Европой и Америкой»[218]. Но в середине ноября Гитлер должен был признать, что война с Соединенными Штатами Америки начнется в самое ближайшее время. Его прежние надежды на то, что стремительное продвижение Японии до Сингапура в обход Филиппин нанесет тяжелый удар по Британской империи, но позволит избежать столкновения с США, так как последние побоятся вести войну на двух океанах, основывались на неверных предпосылках. Они не учитывали самобытности японского руководства, которое считало, что в случае войны с Великобританией будет неизбежна также и война с Соединенными Штатами и в нее следует втянуть и Германию. В начале ноября немецкий военно-морской атташе в Токио докладывал, что «многонедельные усилия Японии убедить Америку быть благоразумной и войти в положение Японии полностью провалились… Японское правительство почти решилось на войну с Америкой. Начало операций на юге возможно уже в этом году». После смены кабинета Коноэ правительством Тодзио 16 октября 1941 года следовало считаться с усилившимися осложнениями в отношениях между Японией и США. 18 октября германский посол в Токио Отт сообщал в министерство иностранных дел, что японский генеральный штаб больше не верит в мирное решение конфликта с США. Вскоре после этого он сообщил подробности планов и целей японского нападения. Тем самым Гитлер, хотя он и пытался отсрочить вооруженный конфликт с США, под влиянием позиции Японии и руководствуясь необходимостью придерживаться условий «пакта трех держав», был вынужден вступить в новую войну, не закончив кампании на Востоке, не имея достаточно вооружения и не будучи подготовленным к такой войне. Он стал утверждать, что вступление в войну США «не будет больше означать опасности для… Германии», и предавался надеждам, что еще сможет перетянуть Англию на свою сторону в борьбе с Соединенными Штатами, так как Великобритания должна была понять, что только Европа может защитить интересы Англии и империи. Под понятием «Европа» Гитлер имел в виду великогерманский рейх, простирающийся от Бискайского залива до Волги, от Нордкапа до Кавказа. Он не видел другого подходящего пути избежать приближающейся войны на два фронта — против Советского Союза и объединенных англосакских держав. Иллюзии заключения мира с Англией, если он откажется от британских владений на Ближнем Востоке и в Северной Африке, были лишены какой-либо реальной основы. Беседы Гитлера с начальником штаба военно-морского флота 26 октября и с Гальдером 19 ноября с полной ясностью показали, как Гитлер, с одной стороны, цеплялся за эту соломинку и как он, с другой стороны, сознавал нереальность своих мечтаний. В итоге Германия оказалась в войне с США, не имея необходимых для этого средств. Но Гитлер начал войну, провозгласив:
Как видно из его беседы со Скавениусом, он придерживался и дальше той же точки зрения и сейчас не видел пути для решения этой дилеммы, даже когда стало понятно, что добиться победы нельзя. Из всего этого становится ясно, что Гитлер, не желая войны с США в это неблагоприятное для него время, был вынужден согласиться с планами Японии. При этом, конечно, сыграли свою роль соображения о том, что Америка будет вынуждена дробить свои силы вследствие ведения войны на двух океанах и поэтому не сразу будет в состоянии обрушить стремительно все свои силы на Германию и прийти на помощь Великобритании. Итак, Гитлер надеялся за счет вступления в войну Японии задержать появление американских войск на европейском континенте, а в СССР, который он считал уже разбитым, удержать инициативу в своих руках. Уже 19 ноября он должен был признаться в том, что все планы на 1942 год, которые выходили за пределы России, откладывались, а это значило, что все силы придется снова использовать для борьбы против Советского Союза. Гитлер примирился с войной против США, но никаких планов не изменил, хотя на практике неизбежность таких изменений была очевидна. Он знал, что его военные планы провалились и что война против Америки еще до объявления была уже проиграна. Поэтому при полной безнадежности новой общестратегической концепции, не могло последовать и новых планов войны, которые не базировались бы на теории «молниеносной войны». Прежние взгляды, предусматривающие смену «молниеносных кампаний» стратегическими паузами, окончательно потерпели крах. Гитлер не находил больше никакой возможности противопоставить превосходящему экономическому потенциалу объединившихся против Германии стран что-либо равноценное или противопоставить неблагоприятному соотношению сил нанесение внезапных ударов по противнику в будущем. Примирившись со своей судьбой, вечером 4 декабря Гитлер дал согласие на участие Германии в войне против Америки[219]. Чиано назвал планы японцев театральным представлением. 3 декабря Муссолини дал свое принципиальное согласие на участие в войне с Америкой. Чиано метко заметил по этому поводу: 4. Растущие трудности в военной промышленности Гитлер намеревался начать борьбу за мировое господство тогда, когда германский рейх будет обладать необходимыми территориями и запасами сырья. Для этого, по его мнению и по мнению его ближайших советников, было необходимо захватить русские сырьевые запасы. Продолжительную войну можно было вести, только поставив на службу Германии экономику и сырье СССР. В конце ноября сложилась обстановка, когда положение на Восточном фронте не позволяло осуществлять такого рода эксплуатацию сырьевых запасов. Кейтель вынужден был проинформировать вермахт о том, что следует рассчитывать на ведение затяжной войны. Командующий армией резерва генерал-полковник Фром, учитывая катастрофическое положение в военной промышленности, заметил 25 ноября, что необходимо как можно быстрее заключить мир. Фром, который имел полное представление о наличных людских резервах и о фактическом положении в военной промышленности, должен был признать, что, продолжая эту войну, вермахт приближается к катастрофе. Министр по делам вооружений и боеприпасов доктор Фриц Тодт докладывал фюреру 29 ноября, что окончание войны в пользу Германии возможно только на основе политического урегулирования.
Однако Тодт не знал ответа на вопрос Гитлера, какими путями закончить войну. Учитывая быстро возрастающие трудности в промышленности, особенно в предоставлении сырья и рабочей силы для военной промышленности, взгляды Тодта были чрезвычайно справедливы. Первые недели ноября показали, что в связи с острой нехваткой сырья невозможно обеспечить хотя бы приблизительное выполнение важнейших программ в планируемом объеме. Потребовалось внести в них весьма существенные коррективы, но, несмотря на это, в ноябре наряду с четко вырисовывающейся нехваткой сырья и рабочей силы впервые узким местом явилось обеспечение промышленности углем и электроэнергией. Дальнейшие трудности испытывал железнодорожный транспорт. Методы «молниеносной войны» и широкого вооружения, следствием которых явилась нехватка самого необходимого, начали давать свои горькие плоды. Нехватка рабочей силы. Недостаток солдат на фронте и рабочих в промышленности вынудил Гитлера вопреки своим идейным принципам согласиться на все более широкое использование русских военнопленных. Немецкое руководство надеялось путем «большой акции по использованию 3 млн русских военнопленных» решить насущную проблему рабочей силы[220]. Но осуществлению этих планов препятствовали два фактора, существенно сокращавшие возможное использование русских военнопленных. Одним из них являлось тяжелое положение с транспортом на Востоке, не справлявшимся с переброской в Германию 5–6 тыс. горняков из Кривого Рога, не говоря уже о большом количестве военнопленных. Так как военнопленные, в основном, находились на территории России или генерал-губернаторства (Польши), их предстояло также перевезти по железной дороге. Нехватка вагонов и паровозов, а также перегрузка немецких железных дорог не позволяли осуществить в ноябре перевозку большого количества пленных с Востока в Германию без ущерба для боевых операций. Предложения об отправке пленных в Германию пешим порядком не могли быть приняты вследствие плохого состояния здоровья этих людей. Другой причиной была эпидемия брюшного тифа, распространившаяся среди военнопленных почти во всех лагерях. Болезни и физическое истощение пленных не позволяли использовать их на работах. Возвращаясь с совещания в Орше, Гальдер посетил Молодечно, где находился один из лагерей русских военнопленных. Он писал по этому поводу:
Поэтому в конце ноября из 450 тыс. русских военнопленных[222], находившихся уже в Германии, на сельскохозяйственных работах могли быть использованы только 200 тыс., остальные 250 тыс. человек вследствие заболеваний сыпным тифом и истощения работать не могли. Это задерживало высвобождение из сельского хозяйства французских военнопленных, в которых очень нуждалась военная промышленность. Немецкая Восточная армия хорошо знала о тех страшных условиях, в которых находились русские пленные. Граф Босси-Федриготти писал в своем докладе министерству иностранных дел, что солдат на фронте «мало представляет себе бедственное состояние военнопленных. Проявления каннибальства, являющиеся следствием голода в лагерях, вызвали всеобщее порицание. Но это к стыду вермахта, когда на его глазах пленные мрут как мухи. Поскольку факты массовой гибели русских военнопленных в лагерях становятся широко известными, наша пропаганда не прельстит красноармейцев сдаваться в плен». В донесении штаба группы армий «Центр», подготовленном майором Герсдорфом после его поездки на фронт, совершенно ясно говорится, «что расстрелы евреев, пленных и комиссаров почти везде вызывают отрицательную реакцию офицерского корпуса… Следует констатировать, что факты гибели военнопленных стали известны в полном объеме и что в разговорах офицеров на фронте они приобретают гиперболическую форму». И хотя именно поэтому представители военных кругов на фронте требовали изменения бедственного положения пленных, «которое наносило удар по нашей пропаганде», и указывали на плохое «состояние здоровья пленных» и растущую смертность военнопленных в лагерях, положение не менялось. Более поздние протесты имперского министра по делам оккупированных восточных областей Альфреда Розенберга и начальника абвера адмирала Вильгельма Канариса не могли убедить ОКВ, в распоряжении которого находились русские военнопленные, изменить к ним отношение. Кейтель следующим образом обосновал свой отказ:
Даже ответственный за четырехлетний план Геринг, который, казалось бы, должен был быть заинтересован в том, чтобы максимальное количество военнопленных поступало в немецкую военную промышленность, ничего не предпринял для изменения отчаянного положения русских в немецких лагерях. Напротив, во время своего визита к Чиано Геринг с полным равнодушием заметил, «что голод среди советских военнопленных настолько силен, что для их конвоирования уже не нужны вооруженные солдаты. Достаточно во главе колонны пленных пустить полевую кухню, и за этим запахом пищи тысячи пленных пойдут, как голодные звери». Эти зловещие слова имперского маршала говорят сами за себя. Гитлер вторил Герингу в своих высказываниях о русских. Пытаясь доказать низменность чувств советских солдат, он говорил о том, что они, будучи окружены немецкими войсками, «сотнями пожирали друг друга». Гитлер отклонил все попытки Советского Союза побудить Германию признать Гаагскую конвенцию о ведении войны. Свой отказ Гитлер мотивировал тем, что якобы «не хочет вести переговоры с русским правительством и не верит, что русское правительство будет придерживаться договоренности». В связи с этой отрицательной позицией Гитлера Международный Комитет Красного Креста предпринял попытку сыграть роль посредника. В декабре он предложил доставлять как немецким, так и русским военнопленным одежду и продовольствие из Америки и хранить в Женеве списки немецких и русских военнопленных численностью от 30 до 380 тыс. человек[223]. Все военнопленные могли быть обеспечены прививками от сыпного тифа. Хотя ОКВ и министерство иностранных дел согласились с этим предложением, Гитлер снова отклонил его. Он обосновывал свою точку зрения тем, что немецкий солдат может на основании этого соглашения прийти к неверному мнению, что будто и к нему в случае пленения будут относиться в соответствии с договором. По его взглядам, немецкий солдат из страха перед пленом, где «красные бестии» непременно убьют его, должен сражаться до конца. Решающим же моментом в том, что немецкое руководство отказалось от заключения соглашения, было то, что фамилии русских военнопленных позволят русскому правительству установить, что не все русские солдаты, попавшие в руки немцев, живы. Гитлер, который тем самым признавал факт гибели многих русских пленных, хотел воспрепятствовать тому, чтобы преступления, за которые он несет ответственность, стали известны миру. В феврале 1942 года доктор Мансфельд, ответственный за обеспечение страны рабочей силой в рамках четырехлетнего плана, утверждал, что из первоначально имевшихся 3900 тыс. русских военнопленных остались только 1100 тыс., а из них, в свою очередь, могли быть использованы на работах в германском рейхе только 400 тыс. человек. Он возражал против перевозки русских военнопленных в товарных вагонах, так как считал «сумасшествием перевозить этих рабочих в открытых или плотно закрытых, неотапливаемых товарных вагонах, чтобы на конечной станции выгружать трупы». И вновь назначенный генеральный уполномоченный по использованию иностранной рабочей силы гауляйтер Фриц Заукель высказывался за то, чтобы русских военнопленных относительно прилично размещать и кормить, чтобы они по возможности с большей пользой работали на Германию. В связи с этим удалось наконец переубедить Гитлера отказаться от его парадоксальной точки зрения по поводу использования русских пленных в немецкой военной промышленности и сельском хозяйстве, с одной стороны, и изменить подход к вопросу об отношении к ним, с другой стороны. В середине марта 1942 года фюрер сказал, что «питание русских военнопленных и русских рабочих абсолютно недостаточно и нужно принять меры к исправлению положения». Наряду с неспособностью организовать использование военнопленных в качестве рабочей силы в Германии пагубную роль сыграл и тот факт, что в ноябре многие военные предприятия лишились значительного числа рабочих в связи с проведенной «эвакуацией» рабочих-евреев. За период с 16 октября по 13 ноября из Германии были вывезены 20 тыс. немецких евреев и отправлены в гетто под городом Лодзь. Кроме того, 30 тыс. евреев были отправлены в середине ноября в Россию. Против этого, ссылаясь на перегрузку транспорта, резко возражал Бок. Когда он узнал, что многочисленные составы с евреями из Германии должны быть отправлены в тыловые районы группы армий, он пожаловался Гальдеру, так как отправка эшелонов с евреями срывала доставку соответствующего числа эшелонов с жизненно необходимыми грузами для обеспечения боевых действий. Не оправдались также и надежды на то, чтобы, уволив 20 тыс. рабочих с предприятий военной промышленности, добиться их поступления на предприятия, остро нуждавшиеся в рабочей силе. Таким образом, к началу декабря на «трудовой бирже» сложилось почти нетерпимое положение. В «Донесении о положении в военной промышленности» за ноябрь оно характеризовалось очень метко:
Но поскольку сухопутные войска по своей численности в декабре достигли высшей точки в ходе Восточной кампании и боевые действия продолжались, этих призывов нельзя было избежать. Настроение среди рабочих падало. Отмечался быстрый рост случаев заболеваемости среди рабочих, число которых в военной промышленности составляло до 20 % общего числа рабочих. В связи с обострением военной обстановки на Востоке трудности в сфере людских ресурсов возросли. Ограничения в военной промышленности вследствие недостатка сырья. В связи с нехваткой горняков в ноябре было отмечено дальнейшее снижение добычи угля (каменного угля на 700 тыс. т меньше, чем в октябре, а бурого угля почти на 1 млн т). Вследствие этого пришлось в конце ноября приостановить работу на ряде предприятий, в том числе и на военных предприятиях, выполнявших важные заказы. Действенное улучшение в обеспечении углем могло быть достигнуто только в том случае, если бы вермахт как можно скорее высвободил призванных в армию горняков, но на это нельзя было надеяться в связи с поражениями на Восточном фронте. Трудности снабжения электроэнергией также обострились, и это вызвало сокращение снабжения энергией на 7 % для всех предприятий, в том числе и для военных. Причиной сокращения производства электроэнергии являлось снижение добычи угля, а также уменьшение подачи воды вследствие морозов. Вместе с тем потребности промышленности в электроэнергии в связи с расширением производства возрастали. В ноябре еще хватало железа и стали для текущего производства, но уже не было запасов других металлов, в том числе благородных. Рост потребностей в цветных и легких металлах, на которые шли заявки от всех видов вооруженных сил, вынудил Гитлера в конце концов к тому, чтобы эти металлы строго распределялись и отпускались только для производства таких видов вооружения, боеприпасов и оборудования, которые имели исключительно важное, решающее значение для войны. Одновременно ОКВ сообщило командованию видов вооруженных сил, что они должны обходиться только запланированным количеством сырья и что его распределение будет производиться в зависимости от важности отдельных отраслей производства. Гитлер знал, что поставки сырья будут по меньшей мере очень ограничены, и поэтому 3 декабря он отдал распоряжение об «упрощении и увеличении нашего военного производства» на существующей базе. Этот приказ Гитлера, который должен был привести ко всеобщей рационализации производства, не означал, однако, отхода от его прежней концепции вооружения. Было приказано перепроверить обычные методы производства вооружения и установить, как посредством упрощения и широкой рационализации производства, а также путем концентрации заказов в зависимости от их характера на более оборудованных предприятиях сэкономить сырье, подготовленные кадры и время. Гитлер приказал также снизить требования к вооружению в техническом отношении, а требования к «внешнему виду, долговечности вооружения и укомплектованности им привести в соответствие с требованиями войны». Все эти меры явились отражением принципа широкого вооружения. Кроме того, Гитлер исходил в своем приказе от 3 декабря из того, что предстояла относительно спокойная зимняя пауза, во время которой немецкая Восточная армия могла отдохнуть, получить новое вооружение и оснащение и снова повысить свою боевую мощь. Поражения, понесенные в конце декабря, и связанные с этим большие материальные потери, вытекающая из этого необходимость «существенно усилить вооружение сухопутных войск почти во всех областях, а также начать производство боеприпасов различных новых видов» ставили и без того перегруженную германскую военную промышленность перед очень большими трудностями. Трудности в области продовольствия. Сельское хозяйство лишилось большого числа рабочих рук, и это оказало неблагоприятное воздействие на положение с продовольствием в Германии. Недостаток в машинах, грузовых автомобилях и тракторах, а также нехватка угля, удобрений и прежде всего горючего еще более усугубили дело. Оказали свое отрицательное влияние и неблагоприятные погодные условия 1941 года. Следствием всех этих факторов явилось непрерывное снижение уровня сельскохозяйственного производства. Неблагоприятным по урожайности был 1940 год, что вынудило прибегнуть к использованию резервов зерна, но и 1941 год не позволил пополнить эти резервы. Те 500 тыс. тонн зерна, которые объявлялись национальным резервом, нельзя, конечно, было считать за действительно достаточный резерв. Объем поставок зерна из Юго-Восточной Европы «далеко не соответствовал тому, что от них ожидалось». Надежды ощутимо улучшить положение немецкого населения за счет сбора урожая в Советском Союзе не оправдались. Именно этот пункт программы по использованию материальных ресурсов СССР был самым важным. Поэтому в качестве главной ставилась задача как можно скорее достичь такого положения, чтобы снабжение немецких войск продовольствием полностью осуществлялось за счет оккупированных территорий, чтобы можно было облегчить продовольственное положение Европы и разгрузить дорожную сеть. При этом следовало считаться с тем, что эти меры лишили бы русское население необходимой продовольственной базы и поэтому «миллионы людей стали бы голодать, если изымать в стране все, что необходимо Германии». И если удалось снабдить продовольствием основную массу войск Восточной армии за счет местных ресурсов, то это сделало невозможным ее дальнейшее продвижение на Восток, так как большая часть войск была задействована в «операции по обмолоту», то есть по сбору урожая, а собранные сельскохозяйственные продукты из-за отсутствия транспортных средств не могли быть взяты с собой, а складировались на местах. Таким образом, сколь-нибудь длительное снабжение населения Германии продуктами питания из России было невозможно. Экономический штаб «Ост» подсчитал, что «для снабжения армии продовольствием за счет восточных территорий наряду с сеном, соломой, жирами, яйцами и т. д. может быть поставлено всего 4,5–5 млн т зерна. Потребности в мясе могли быть покрыты на две трети». Поэтому предусматривались поставки около 400 тыс. т масла, 1 млн т жмыха, большого количества зерна, «которое, само собой разумеется, было чрезвычайно необходимо», и по возможности большего количества скота для обеспечения продовольственных нужд Германии во время войны. «Восточные территории, — говорилось в документах штаба, — должны послужить нам для того, чтобы преодолеть нехватку продуктов питания во время войны и в послевоенное время». Однако очень широкие планы германского руководства не привели к желаемому успеху. Причиной этому были не трудности на транспорте и не нехватка рабочей силы для уборки урожая, а меры, принятые Красной Армией, которая при отступлении уничтожала большую часть урожая. Планы экономического штаба «Ост» строились на интенсивной эксплуатации русского сельского хозяйства, что, по мнению экспертов, должно было иметь своим следствием такое положение, что многие десятки миллионов людей в этих областях становились лишними и должны были умереть. И все же эти жестокие меры не привели к цели. Прежде всего не оправдались надежды получить возможно больше выгоды из плодородной черноземной области Украины. Например, инспектор по делам вооружений на Украине, желая лучшего удовлетворения продовольственных потребностей Германии за счет Украины, предлагал начальнику управления военной экономики и вооружений Томасу осуществить новые методы эксплуатации:
Из оккупированных районов СССР не удалось «перекачать» в Германию достаточного количества продуктов питания, а Германия в то же время была вынуждена дополнительно поставлять зерно Норвегии, Бельгии, Люксембургу, в Эльзас-Лотарингию и протекторат. Следствием этого было затруднительное положение с обеспечением картофелем и мясом. Это должно было привести к снижению продовольственных норм и для армии[224]. Ограничения в военной области в связи с нехваткой нефти. Истощение имевшихся запасов нефти и недостаточные поставки нефти Румынией оказали в ноябре неблагоприятное воздействие как на военный, так и на гражданский секторы промышленности. Командование военно-морского флота уже 1 ноября констатировало, что уменьшение поставок нефти сейчас же повлечет за собой ограничение масштабов войны на море. В подводной войне приходилось вести действия подводных лодок только в прибрежных районах Германии для обеспечения коммуникаций и охраны жизненно важных транспортов. Боевое использование военно-морских сил в Северном море было возможно только в ограниченном масштабе. Все прочие планы и учебные мероприятия были приостановлены или существенно сокращены. Лучше дело обстояло в сухопутных войсках, которые ни в ноябре, ни в декабре не были ограничены в своих операциях в связи с общей нехваткой горючего. Однако имеющиеся запасы горючего в связи с тяжелым положением на транспорте не могли быть своевременно и в достаточном количестве доставлены в части, ведущие боевые действия. Когда Гальдер 19 ноября потребовал на декабрь 107 тыс. т горючего, Томас мог обещать сухопутным войскам именно такое количество горючего. При этом начальник управления военной экономики и вооружений сообщал, что о запасах на 1942 год нечего и думать, так как после использования декабрьской нормы в январе 1942 года для всего вермахта имелось только 75 тыс. т горючего. Единственная возможность увеличить запасы нефти заключалась в дальнейшем усилении эксплуатации румынских источников. 30 ноября в связи с признанной безотлагательностью нефтяной проблемы Геринг имел беседу с находившимся в Берлине заместителем премьер-министра Румынии Михаем Антонеску и пытался вынудить Румынию к увеличению добычи нефти. Особенно необходимо было горючее для танковых сражений за Москву. Геринг доходил даже до того, что он требовал от Румынии полностью, «досуха», выкачать свои нефтяные источники в расчете на то, чтобы потом возместить потери за счет стран Ближнего Востока. Он говорил, что, если будет обеспечено достаточное снабжение нефтью, армии союзников смогут продвинуться до Урала, а в случае необходимости даже до Свердловска, Омска и Иркутска. Хотя Антонеску заверил Геринга, что он очень хорошо понимает значение этой проблемы и что Румыния поставит такое количество нефти, какое только возможно, поставки нефти впоследствии уменьшились с 223 тыс. т в ноябре 1941 года до 73 тыс. т в феврале 1942 года[225]. Так как на продвижение к Майкопу вряд ли можно было рассчитывать (до конца ноября Гитлер настаивал на выполнении этой задачи и только в связи с поражением под Ростовом несколько образумился), провалились надежды пополнить запасы нефти путем захвата русских южных нефтяных районов. Поскольку запасы нефти уменьшались, а пополнить их в ближайшее время в условиях возросшего потребления нефтепродуктов было нельзя, Гальдер пришел к правильному выводу, что в будущем свобода маневра сил вермахта будет скована еще больше. Примечания:1 Разгром немецко-фашистских войск под Москвой и на других участках советско-германского фронта явился началом коренного поворота в войне. Захватив стратегическую инициативу на решающем участке и нанеся противнику тяжелый урон, советские войска создали благоприятные предпосылки для осуществления новых ударов по врагу и развертывания общего наступления. Успехи, достигнутые под Москвой, коренным образом изменили обстановку на всем советско-германском фронте. — Прим. ред. 2 Операция «Тайфун», названная гитлеровским руководством «решающим сражением года», началась 30 сентября переходом в наступление 2-й танковой группы в полосе Брянского фронта. 2 октября в наступление против Западного и Резервного фронтов перешли остальные силы группы армий «Центр» (см.: История Второй мировой войны 1939–1945, т. 4, с. 94). — Прим. ред. 13 Некоторые английские военные руководители верили, что немцы захватят Россию в срок от 6 недель до 3 месяцев (см.: Майский И.М. Воспоминания советского посла. Война 1939–1943. М., 1965, с. 145), в то время как американский военный министр писал Рузвельту 23.6 1941 года: «Германии нужно, самое большее, 3 месяца, чтобы победить Советский Союз». (Sherwood R.E. Roosevelt und Hopkins. Hamburg, 1950, s. 236). — Прим. авт. 14 B документах фашистской Германии говорится о 75 русских дивизиях. — Прим. ред. 15 Для ведения войны против Советского Союза гитлеровская Германия сосредоточила 153 немецкие дивизии и 37 дивизий европейских союзников. В первом стратегическом эшелоне находилось 129 немецких дивизий и 37 дивизий стран-сателлитов. Главные силы Германия сосредоточила у советских границ между Балтийским морем и Карпатами. Здесь было развернуто 10 немецких армейских объединений, в том числе все четыре танковые группы. На фронте, составлявшем 40 % протяженности западных сухопутных границ СССР, гитлеровцы создали группировку, включавшую 70 % всех дивизий, 75 % орудий и минометов и 90 % танков. Для поддержки ее с воздуха выделялось три воздушных флота из четырех (свыше 90 % имевшихся в них боевых самолетов). — Прим. ред. 16 На Восточном фронте находилось 118 пехотных дивизий, одна кавалерийская дивизия, 15 механизированных и 19 танковых дивизий. Кроме того, Германия располагала к этому времени 8 дивизиями в Норвегии, 38 — на Западном фронте, 7 — на юго-востоке Европы, 2 — в Африке и 1 — в Германии. Итого — 209 дивизий. 17 Всего в военных действиях против Красной Армии принимали участие следующие соединения союзников Германии: Румынии — 12 пехотных, 4 кавалерийские и 1 танковая дивизии, 3 горно-пехотные и 2 крепостные бригады; Венгрии (с 12.7.1941 г.) — 2 моторизованные и 1 кавалерийская бригады; Словакии — 2 пехотные дивизии и 1 моторизованная бригада; Финляндии — 18 пехотных дивизий; Италии (с августа 1941 г.) — 3 пехотные дивизии (моторизованные). — Прим. авт. 18 Пограничные сражения продолжались 7 суток. В результате наступление гитлеровцев на направлении главного удара группы армий «Юг» затормозилось. 1-я танковая группа и основные силы 6-й полевой армии оказались втянутыми в затяжные бои в южной части Полесья. — Прим. ред. 19 В состав группы армий «Север» (командующий генерал-фельдмаршал Вильгельм Риттер фон Лееб) входили 16-я и 18-я армии, а также 4-я танковая группа. — Прим. авт. 20 Советские войска оставили Ригу 1 июля. — Прим. ред. 21 В состав группы армий «Центр» (командующий генерал-фельдмаршал фон Бок) входили 2, 4 и 9-я армии, а также 2-я и 3-я танковые группы. — Прим. авт. 22 Приводимые автором данные явно завышены. В западных приграничных округах Красная Армия имела 1475 новых танков KB и Т-34 и значительное количество легких танков. Для ведения войны против СССР гитлеровское руководство выделило более 4000 танков, а вместе с Финляндией, Румынией и Венгрией — около 4300. — Прим. ред. 130 Финляндия в расчете на непродолжительность войны против СССР призвала в армию большую часть годных к военной службе мужчин. Война затянулась, и это тяжело отразилось на финской экономике. В результате сокращения фронта должны были освободиться силы финнов на Карельском фронте. — Прим. авт. 131 Командир 39-го танкового корпуса 15 ноября доносил, что средняя численность личного состава в батальонах сократилась до 60 человек и что «физическая выносливость солдат заметно ослабла». — Прим. авт. 132 Командир 39-го танкового корпуса полагал, что противник в районе Тихвина доукомплектовал две свои разгромленные дивизии и подтянул три новые дивизии, а также сосредоточил значительные силы авиации. Штаб корпуса боялся потерпеть неудачу, «которая поставит под вопрос с трудом завоеванный успех». — Прим. авт. 133 Генерал-фельдмаршал Мильх в конце марта 1941 года под свою ответственность приказал подготовить зимнее обмундирование для 1 млн военнослужащих военно-воздушных сил. В связи с этим личный состав ВВС действительно с началом зимы был хорошо одет, в то время как солдаты и офицеры сухопутных войск встретили холода в изношенном летнем обмундировании. Мильх упрекал позднее штаб сухопутных сил в недостатке мужества выступить против ошибочного приказа Гитлера в отношении обеспечения войск на зиму. — Прим. авт. 134 По представлению ОКВ, которое Гитлер одобрил, после окончания боевых действий на Востоке должны были остаться 37 пехотных, 3 легкие и 6 моторизованных пехотных, а также 12 танковых дивизий. — Прим. авт. 135 КТВ Halder, bd. III, s. 286. 136 Бычков Л.H. Партизанское движение в годы Великой Отечественной войны 1941–1945. (Краткий очерк). М., 1965, с. 115, 122. 137 10 ноября 1941 года 50-я армия была передана Западному фронту. — Прим. ред. 138 КТВ Halder, bd. III, s. 294. 139 Это мнение Гитлер выразил еще 27 октября в беседе с адмиралом Фрике. Об этом говорится следующее: «Необходимость выяснить положение на Востоке следует рассматривать как предпосылку для любого успешного завершения борьбы против Англии…»— Прим. авт. 140 Упорное сопротивление советских войск явилось причиной колебаний, появившихся у командования вермахта, расхождения мнений при определении путей дальнейшего ведения войны против Советского Союза. «С удивлением и разочарованием мы обнаружили в октябре и начале ноября, — писал гитлеровский генерал Блюментрит, — что разгромленные русские вовсе не перестали существовать как военная сила. В течение последних недель сопротивление противника усилилось и напряжение боев с каждым днем возрастало… Мы не верили, что обстановка могла так сильно измениться после наших решающих побед, когда столица, казалось, почти была в наших руках» (см.: Роковые решения. М., 1959, с. 91–92). В этой обстановке и существовали две крайние точки зрения: одни считали необходимым закрепиться на достигнутых рубежах, другие требовали продолжать наступление. Но фактически у гитлеровцев не было выбора. Зима приближалась. Враг спешил, стремясь во что бы то ни стало овладеть Москвой до наступления зимы. — Прим. ред. 141 Гальдер подчеркивает, что Гитлер «был согласен с нашей оценкой военной обстановки» (КТВ Halder, bd. III, s. 283). Странно, что Гитлер делился тогда своими соображениями не с Боком, а с Клюге, которого он 29 ноября вызвал в ставку, чтобы заслушать его отчет о сложившейся обстановке. — Прим. авт. 142 Ввиду того, что к моменту написания этого документа, направленного в ОКХ, неоднократно подчеркивалось, что «фюрер… согласен… с целями» и что цели Гитлера совпадают с целями ОКХ, можно предположить, что поставленные здесь цели и задачи дальнейших операций на Восточном фронте тоже отражали точку зрения ОКХ. Это предположение подтверждается докладом Грейфенберга после совещания в Орше, в котором он констатировал: «…по мнению ОКХ, идеальным рубежом, который должен быть достигнут в течение зимы, является рубеж Ярославль, Рыбинск, Вологда… Группа армий „Юг“ должна еще зимой пробиться до Сталинграда, а группа армий „Север“ — установить связь с финнами». — Прим. авт. 143 КТВ Halder, bd. III, s. 287. 144 В совещании в Орше принимали участие помимо начальников штабов трех групп армий и Гальдера начальники штабов 18, 16, 9, 4, 6 и 17-й армий и 2-й танковой армии, а также генералы Вагнер, Буле и офицеры фон Грольман, фон Циберг и Гелен (см.: КТВ Halder, bd. III, s. 285). — Прим. авт. 145 КТВ Halder, bd. III, s. 285. 146 12 ноября командующий 2-й армией сообщил, что сможет, по-видимому, к 18 ноября иметь в готовности только части 9-й танковой и 16-й моторизованной дивизий. — Прим. авт. 147 ОКВ планировало оставить девять охранных дивизий, а в остальном присоединилось к мнению Гитлера в отношении количества соединений, оставляемых на Восточном фронте. — Прим. авт. 148 ОКХ к этому времени еще надеялось, что сможет расформировать на Востоке десять и на Западе шесть пехотных дивизий, чтобы облегчить положение с рабочей силой. — Прим. авт. 149 В первой половине ноября немецко-фашистское командование перегруппировало свои войска: из-под Калинина на волоколамско-клинское направление перебросило 3-ю танковую группу, а 2-ю танковую армию пополнило более чем сотней танков, сосредоточив ее главные силы на правом фланге для обхода Тулы. — Прим. ред. 150 Задача охвата Москвы с севера (операция «Волжское водохранилище») была возложена на 3-ю и 4-ю немецкие танковые группы в составе 7 танковых, 3 моторизованных, 4 пехотных дивизий, а с юга — на 2-ю танковую армию в составе 4 танковых, 3 моторизованных и 5 пехотных дивизий. 4-й танковой армии предстояло вести фронтальное наступление, сковать главные силы Западного фронта и затем уничтожить их западнее Москвы. Что же касается 9-й и 2-й армий, которые были скованы войсками Калининского и Юго-Западного фронтов, то они практически были лишены возможности принять участие в наступлении. — Прим. ред. 151 См.: Разгром немецко-фашистских войск под Москвой, с. 104. 152 Кроме того, имелось 4 бригады. Из них непосредственно для захвата Москвы гитлеровское командование выделило 51 дивизию, в том числе 13 танковых и 7 моторизованных (см.: Разгром немецко-фашистских войск под Москвой, с. 54). — Прим. ред. 153 Безусловно, боеспособность немецко-фашистских войск несколько ослабла. Они понесли большие потери в личном составе и технике. Однако гитлеровское командование сумело пополнить войска, произвести перегруппировку и доукомплектование. Если в конце сентября в группе армий «Центр» имелось 74,5 дивизии, в том числе 22 танковые и моторизованные, то к 15 ноября было почти столько же — 73 дивизии, в том числе 22 танковые и моторизованные. Как и прежде, в ноябре немецко-фашистские армии под Москвой сохраняли общее численное превосходство в людях и боевой технике, особенно на направлениях главных ударов. Так, на клинском направлении против 56 танков и 210 орудий и минометов, которыми располагала 30-я армия, враг имел до 300 танков и 910 орудий и минометов. На волоколамском направлении 4-я танковая группа, перешедшая в наступление, имела не менее 400 танков и массированную поддержку авиации. Таким образом, несмотря на то что враг понес серьезные потери, к началу ноября он не утратил наступательных возможностей, сохранил инициативу и превосходство в силах и средствах. — Прим. ред. 154 Ставка ВГК в своей директиве от 17 ноября обязала Главное военно-инженерное управление создать 2 оперативные инженерные группы (в составе 9 саперных батальонов каждая) для устройства оперативных зон заграждения. — Прим. ред. 155 Черемухин К.А. Великая победа под Москвой (к 25-летию Московской битвы). Военно-исторический журнал, 1966, № 11, с. 3–9. 156 Саперная армия состояла из 5 инженерно-саперных бригад, по 19 инженерно-строительных батальонов в каждой, 2 учебных батальонов, автотранспортного батальона и отряда механизации (см.: Беспримерный подвиг, с. 188). — Прим. ред. 157 См.: Беспримерный подвиг, с. 114–130. 158 Не «лесные массивы создавали хорошие возможности для ведения обороны», как об этом пишет автор, а то, что советские войска большое внимание уделяли инженерному оборудованию местности. Они совершенствовали свои позиции, создавали зоны оперативных заграждений, оборонительные рубежи. Только на внешнем рубеже Московской зоны к 25 ноября было построено 1428 дзотов, 165 км противотанковых рвов, 110 км проволочных заграждений в три ряда и другие препятствия. — Прим. ред. 159 См.: Беспримерный подвиг, с. 61. 160 Эти данные не подтверждаются документами (см.: Разгром немецко-фашистских войск под Москвой, с. 57). — Прим. ред. 161 В.Д. Соколовский приводит такие данные: 82 дивизии и 19 бригад. По подсчетам отдела «Иностранные армии Востока», русские имели 61 стрелковую, 12 кавалерийских и 1 танковую дивизии, а также 10 танковых бригад. — Прим. авт. 162 Эти данные не подтверждаются документами. В действительности по решению Ставки 16-й армии были переданы 3 кавалерийские дивизии, в районы Подольск, Михнево с Юго-Западного фронта прибыл 2-й гвардейский корпус (2 дивизии), в состав которого дополнительно вошли стрелковая и танковая дивизии. Кроме того, из состава других фронтов были переброшены 2 армии, а на волоколамском и серпуховском направлениях сосредоточивались резервы Ставки. Всего в составе войск Западного фронта (с учетом 30-й армии, переданной 17 ноября) к середине ноября насчитывалось 53 дивизии (35 стрелковых, 3 мотострелковые, 3 танковые и 12 кавалерийских) и 14 танковых бригад. Средняя численность стрелковых дивизий составляла 5500 человек (см.: Разгром немецко-фашистских войск под Москвой, с. 52). — Прим. ред. 163 В то же время были приняты меры по укреплению и совершенствованию противовоздушной обороны столицы. По решению ГКО от 9 ноября 1941 года зоны ПВО страны выводились из подчинения военных советов округов и фронтов и подчинялись заместителю наркома обороны по ПВО, который фактически становился командующим Войсками противовоздушной обороны страны как самостоятельным видом Вооруженных Сил СССР. Одновременно все зоны ПВО в европейской части Советского Союза были преобразованы в дивизионные и корпусные районы ПВО. Московская зона ПВО стала корпусным районом ПВО. — Прим. ред. 164 В действительности под Москвой было сосредоточено около 1000 самолетов (в их числе было много машин устаревших типов). Советское командование создало количественное превосходство над противником в авиации. — Прим. ред. 165 Для завоевания превосходства в воздухе Ставка ВГК приказала командующему Военно-Воздушными Силами Красной Армии провести с 5 по 8 ноября операцию по уничтожению немецкой авиации на аэродромах. К участию в ней привлекались ВВС Калининского, Брянского, Западного фронтов, 81-я дивизия ДБА и авиация Московской зоны обороны. Ударам подверглись 25 вражеских аэродромов, а 12 и 15 ноября еще 19, на которых было уничтожено 88 самолетов (см.: История Второй мировой войны 1939–1945, т. 4, с. 104). — Прим. ред. 166 КТВ Halder, bd. III, s. 281. 167 Лобачев A.A. Трудными дорогами. M., 1960, с. 243. 168 См.: Разгром немецко-фашистских войск под Москвой, с. 52. 169 Ранее входившая в состав Западного фронта 30-я армия при создании Калининского фронта была подчинена Коневу. — Прим. авт. 170 Конев И.С. На Калининском фронте, с. 69. 171 Баграмян И.Х. Так начиналась война. М., 1971, с. 428. Данных, приводимых автором, в цитируемой книге И.Х. Баграмяна нет. — Прим. ред. 172 Разгром немецко-фашистских войск под Москвой, с. 100. 173 См.: Жуков Г.К. Воспоминания и размышления, с. 353–354. 174 Командование Западного фронта, усилив войска, действовавшие северо-западнее и юго-западнее Москвы, организовало контрудары в полосе 16-й армии на серпуховском направлении. По признанию фашистского командования, контрудар в полосе 49-й армии не позволил немецкой 4-й армии во второй половине ноября перейти здесь в наступление (см.: KTB/OKW, bd. I, s. 757, 761). — Прим. ред. 175 Большие потери отмечались прежде всего в 112-й танковой дивизии под командованием Гетмана. — Прим. авт. 176 События развивались не так, как пишет автор. После мощной артиллерийской подготовки 15 ноября 3-я танковая группа нанесла сильный удар по 30-й армии генерала Д.Д. Лелюшенко. Часть войск этой армии, находившаяся севернее Волжского водохранилища, по приказу командования отошла на восточный берег Волги. Упорное сопротивление врагу оказали соединения, оборонявшиеся южнее водохранилища. Только во второй половине 16 ноября противник смог форсировать реку Лама, потеряв при этом 60 танков и бронемашин. К исходу 17 ноября ему удалось выйти в район Новозавидовского. Обстановка на стыке Калининского и Западного фронтов крайне осложнилась. Для ликвидации угрозы прорыва врага на Клин командование фронта усилило 30-ю армию двумя дивизиями и организовало в ее полосе несколько авиационных ударов по наступающим войскам противника. — Прим. ред. 177 См.: Разгром немецко-фашистских войск под Москвой, с. 86. 178 Штаб Западного фронта в это время находился в Перхушкове. — Прим. авт. 179 См.: Болдин И.В. Страницы жизни. М., 1961. 180 Речь шла о 1-й ударной и 10-й резервной армиях. — Прим. авт. 181 Анализ событий на фронте в период с 16 по 21 ноября показал, что главные силы 3-й и 4-й танковых групп, имевшие задачу окружить Москву, оказались втянутыми в затяжные бои. Темпы вражеского наступления непрерывно снижались и не превышали даже у подвижных войск 3–5 км в сутки. Гитлеровцам пришлось преодолевать стойкую оборону, отражая при этом контратаки советских соединений. Попытки противника окружить какую-либо дивизию, как правило, не приносили успеха. Для овладения каждым последующим рубежом он был вынужден организовывать наступление заново. В то же время войска Калининского фронта прочно сковали немецкую 9-ю армию, не позволив ей перебросить ни одной дивизии на московское направление. — Прим. ред. 182 18 ноября перед фронтом русских 16-й и 5-й армий начали наступление главные силы 5-го и 46-го армейских корпусов, а 19 ноября — 40, 9 и 7-й армейские корпуса. — Прим. авт. 183 Генерал Э. Гёпнер — командующий 4-й танковой группой. — Прим. ред. 184 Генерал Ганс Георг Рейнгардт — командующий 3-й танковой группой. — Прим. ред. 185 Эти соображения Гитлер высказал в беседе с Гальдером 19 ноября (см.: КТВ Halder, bd. III, s. 295). 186 К этому выводу Бок должен был бы прийти, если бы трезво оценивал обстановку до начала наступления в середине ноября. — Прим. авт. 187 19 ноября командование группы армий «Центр», усилив 3-ю танковую группу одной танковой и одной моторизованной дивизиями, потребовало от нее как можно скорее захватить Клин и Солнечногорск. Чтобы избежать окружения, советские войска 23 ноября после упорных боев оставили эти города. — Прим. ред. 188 Разрыв на стыке с группой армий «Север» все еще достигал на 26 ноября 15 км и не мог быть пока ликвидирован. — Прим. авт. 189 В своем дневнике Бок писал 29 ноября 1941 года: «Если в ближайшие дни не удастся разгромить войска Северо-Западного фронта в районе Москвы, то наступление должно быть приостановлено». — Прим. авт. 190 Согласно документальным источникам, в течение ноября Ставка ВГК передала в состав Западного фронта из своего резерва и частично с других фронтов 11 стрелковых, 9 кавалерийских и 1 танковую дивизии, 16 стрелковых и 8 танковых бригад, 4 отдельных танковых батальона, значительное количество артиллерийских полков. Своевременный ввод в действие резервов имел важнейшее значение в отражении немецкого наступления на Москву. — Прим. ред. 191 К этому времени под Москвой создалась весьма опасная, но не безнадежная обстановка. Советское командование видело, что войска полны решимости не допустить врага к Москве и дерутся стойко и самоотверженно. И все же противник, неся большие потери, рвался к Москве. 28 ноября ему удалось небольшими силами переправиться на восточный берег канала Москва — Волга в районе Яхромы, севернее Икши. Для ликвидации создавшейся опасности Ставка ВГК принимает срочные меры. В район Крюково, Хлебниково, Яхрома перебрасывались резервные соединения и войска с соседних участков. Важную роль в изменении обстановки севернее Москвы сыграло своевременное выдвижение из резерва на рубеж канала Москва — Волга 1-й ударной армии под командованием генерала В.В. Кузнецова. Ее передовые части отбросили противника на западный берег канала. — Прим. ред. 192 Группа Захарова (17-я кавалерийская, 126-я и 133-я стрелковые дивизии, 25-я танковая бригада и военное училище имени Верховного Совета РСФСР) имела задачу задержать наступление 3-й танковой группы в направлении Дмитров, Яхрома. — Прим. авт. 193 В конце ноября и начале декабря 1-я ударная армия и вновь сформированная 20-я армия при активной поддержке авиационной группы генерала И.Ф. Петрова нанесли по немецко-фашистским войскам ряд контрударов и совместно с 16-й и 30-й армиями окончательно остановили их продвижение. Враг был вынужден перейти к обороне. Угроза его прорыва к Москве с северо-запада и севера была ликвидирована. — Прим. ред. 194 Расстояние до центра Москвы составляло от Красной Поляны 20 км, от Снегирей 30 км. — Прим. авт. 195 Недостаточный подвоз горючего объяснялся выходом из строя большого количества паровозов из-за сильных морозов. — Прим. авт. 196 В действительности продвижение немецко-фашистских войск сдерживалось героизмом советских воинов. На пути к Кашире войска 50-й армии храбро сражались в районе Венева, имея задачу ни в коем случае не допустить сюда проникновения противника. Ему так и не удалось сломить лобовыми атаками боевую группу в составе 173-й стрелковой дивизии, 11-й и 32-й танковых бригад (30 легких танков), батальона истребителей танков, сформированного из местного населения. Тогда немецкая 17-я танковая дивизия обошла город с востока. 25 ноября ее передовые части оказались в 10–15 км от Каширы. Две другие дивизии 2-й танковой группы наступали на Михайлов и Серебряные Пруды. Гитлеровцы стремились как можно скорее взять Каширу и захватить переправы на Оке. — Прим. ред. 197 См.: Советские Военно-Воздушные Силы, с. 75. 198 Чтобы остановить продвижение южной ударной группировки врага, командование Западного фронта 27 ноября провело в районе Каширы контрудар соединениями усиленного танками и реактивной артиллерией 1-го гвардейского кавалерийского корпуса. В результате контрудара немецкая 17-я танковая дивизия потерпела тяжелое поражение и к 30 ноября была отброшена в район Мордвеса. Замыслы врага захватить переправы через Оку были сорваны. — Прим. ред. 199 В журналах боевых действий 2-й танковой армии и группы армий «Центр» 27 ноября 1941 года отмечалось: «Дальнейшее наступление 2-й танковой армии в направлении Рязани и Коломны, а также в районе Каширы в северном направлении осуществляться не может в связи с большими потерями». — Прим. авт. 200 В связи с тем, что были перерезаны железная и шоссейная дороги севернее Тулы и противник усилил нажим на город с запада, войска 50-й армии генерала И.В. Болдина нанесли контрудар в районе Кострово, Ревякино, где окружили часть сил немецкой 4-й танковой дивизии. В первых числах декабря советские войска вынудили немецкую 2-ю армию начать отход. В кризисный момент сражения в районе Каширы и Тулы она не могла получить помощи от соседа справа — 2-й полевой армии, основные силы которой были втянуты в затяжные бои с войсками 3-й и 13-й армий Юго-Западного фронта на елецком направлении. — Прим. ред. 201 В ноябре и начале декабря температура воздуха не превышала -18°, а 5 и 6 декабря морозы усилились до -28°. Но такая температура держалась недолго, после чего наступило потепление. — Прим. ред. 202 На самом деле в обороне Тулы участвовали 154, 217, 260 и 413-я стрелковые дивизии, Тульский рабочий полк и ряд отдельных частей. — Прим. авт. 203 Документы свидетельствуют, что Клюге не просто отвел войска, а был отброшен за реку Нара в результате контрудара силами резерва 33-й и соседних с ней армий. Таким образом, провалилась последняя попытка гитлеровцев спасти операцию «Тайфун». — Прим. ред. 204 В действительности не советские войска, а группа армий «Центр» оказалась обескровленной и лишилась наступательных возможностей. В ходе боев с 16 ноября по 5 декабря вермахт потерял под Москвой 155 тыс. солдат и офицеров, 777 танков, сотни орудий и минометов. Средствами авиации фронтов и московской ПВО сбито в воздушных боях и уничтожено на аэродромах много самолетов. За два месяца оборонительных сражений советские Военно-Воздушные Силы совершили более 51 тыс. самолето-вылетов, из них 14 % — на воздушное прикрытие столицы. Хотя Советские Вооруженные Силы и понесли крупные боевые потери, но непрерывный поток пополнения из тыла страны позволил не только возместить их, но и увеличить численность войск. Создались предпосылки для перехода от обороны к наступлению. Однако враг по-прежнему был силен. Предстояли новые битвы и сражения. — Прим. ред. 205 Общие потери группы армий составили на 30 ноября 14 034 офицера и 335 830 рядовых и унтер-офицеров. Общие потери сухопутных войск на Восточном фронте к 30 ноября возросли до 753 046 человек. Потери только в операции «Тайфун» составили к концу ноября 120 906 человек. — Прим. авт. 206 Вермахт потерял под Москвой 777 танков. Общие потери в танках и штурмовых орудиях с июня по декабрь 1941 года составили 2851 единицу. Немецкая авиация с 22 июня по 10 ноября потеряла на советско-германском фронте 5180 самолетов. Полностью исправных автомашин к декабрю 1941 года осталось 150 тыс., или 25 % их первоначального количества (см.: История Второй мировой войны 1939–1945, т. 4, с. 130, 421). — Прим. ред. 207 Немецкое командование, пытавшееся пресечь эти настроения, вело соответствующую пропаганду, однако 13 ноября морозы достигли -20°. Они удерживались в районе действий войск группы армий «Центр» до 18 ноября, а затем ослабли и сменились снегопадами. В последние дни ноября температура воздуха стала повышаться, усилились снегопады. С 4 декабря ударили сильные морозы, доходившие до -35°. Вообще же говоря, даже температура, близкая к нулевой, тяжело переносилась немецкими солдатами, одетыми в летнюю форму, в рваные ботинки. Размещение же в постоянных квартирах было невозможно ввиду систематических бомбардировок русской авиации. Данные о незначительных температурах в ноябре, которые приводит Г.К. Жуков (см.: Жуков Г.К. Воспоминания и размышления, с. 361), не подтверждаются немецкими документами. П.А. Жилин также отмечает, что, согласно данным Главного управления метеорологической службы Красной Армии, температура воздуха в ноябре достигала порой -17,3° (см.: Жилин П.А. Роль Советского Союза во второй мировой войне и ее освещение в буржуазной литературе). — Прим. авт. 208 Несмотря на активные действия русской авиации, с Восточного фронта были отозваны части 2-го воздушного флота. С участка фронта группы армий «Центр» были сняты штаб 2-го воздушного флота, штаб 2-го авиакорпуса, одна эскадра пикирующих бомбардировщиков и три эскадры истребительной авиации. — Прим. авт. 209 Эксплуатация и руководство службой железных дорог на территории генерал-губернаторства (Польши) осуществлялось управлением железных дорог «Ост». — Прим. авт. 210 Автор, видимо, имеет в виду вывод из строя паровозов и вообще железнодорожных линий советскими людьми, оставшимися в тылу врага. — Прим. ред. 211 Clausewitz С. Von Kriege. 212 Указания автора о планомерном отводе немецких войск из-под Тихвина не соответствует данным, приводимым в советской литературе по архивным источникам. Вражеская группировка, захватившая Тихвин, оказалась под угрозой окружения. Ее попытка соединиться с армейскими войсками не принесла успеха. В то же время советские войска усилили натиск. 4-я армия развернула контрнаступление с трех сторон. Сжимая кольцо вокруг немецкой группировки в Тихвине, она 7 декабря подошла к городу и после короткой подготовки в ночь на 9 декабря начала штурм. Не выдержав удара, противник начал отход, оставляя сотни трупов, десятки подбитых танков и автомашин. 9 декабря Тихвин был освобожден. — Прим. ред. 213 О целях русских в сражении за Ростов и боевом составе войск Красной Армии на этом участке см.: Баграмян И.Х. Так начиналась война, с. 422–471. — Прим. авт. 214 После перегруппировки сил командование Южного фронта 27 ноября возобновило наступление. Противник, чтобы избежать окружения, был вынужден начать отход из Ростова. 29 ноября город был освобожден. Несмотря на то что Гитлер запретил отход 1-й танковой армии, немецкие части под ударами советских войск откатывались на запад, бросая танки, орудия, боеприпасы. Лишь с помощью подошедших подкреплений 1-й танковой армии удалось 2 декабря закрепиться на рубеже реки Миус. Южный фланг советско-германского фронта был надежно обеспечен, и в течение всей зимы 1941/42 года группа армий «Юг» оказалась скованной. — Прим. ред. 215 Picker Н. Hitlers Tischgesprache in Fuhrerhauptquartir 1941–1942. Dok. 136, s. 376. 216 Бывший начальник оперативного отдела штаба 6-й танковой дивизии генерал Кильмансег в своем исследовании о причинах провала немцев под Москвой писал: «С другой стороны, я тогда считал и считаю теперь, что разгром под Москвой нельзя объяснять только наступлением морозов. По моему мнению, мы были по-настоящему разбиты — в стратегическом и тактическом отношении». — Прим. авт. 217 Уже в середине сентября в донесениях СД в органы СС говорилось о возможности возникновения войны с США: «При обсуждении этого вопроса многие немцы считают, что германское правительство должно готовить немецкий народ к вступлению США в войну. Другие оценивают этот тон немецкой пропаганды как подталкивание США к вступлению в войну, так как активное участие США в войне после того, как они развернут свой военный потенциал, все равно нельзя предотвратить» (см.: Steiner М. Hitlers Krieg und die Deutschen Stimmung und Haltung der Deutschen Bevolkerung im Zweiten Weltkrieg. Dusseldorf, 1970, s. 273). — Прим. авт. 218 Hillgruber A. Staatsmanner, bd. I, dok. 87, s. 632. 219 7 декабря 1941 года вооруженные силы милитаристской Японии вероломно, без объявления войны, совершили нападение на основные базы США и Великобритании в бассейне Тихого океана и Юго-Восточной Азии. Утром 8 декабря Президент США Ф. Рузвельт, выступив перед обеими палатами конгресса, сообщил о вероломном нападении Японии. Конгресс принял резолюцию об объявлении ей войны. 11 декабря союзники Японии по оси — Германия и Италия объявили войну США. В этот же день состоялось подписание Германией, Италией и Японией соглашения о совместной войне против США и Англии. 11 декабря 1941 года Соединенные Штаты Америки объявили войну Германии и Италии. — Прим. ред. 220 По заявлению Советского правительства, в плену находилось 380 тыс. советских воинов. — Прим. ред. 221 КТВ Halder, bd. III, s. 289. По данным Пфальмана, около 25 % русских военнопленных умерло в ноябре — декабре 1941 года от брюшного тифа и голода. — Прим. авт. 222 Данные о числе русских военнопленных, находившихся в Германии, завышены. Всего в плену были 380 тыс. человек, следовательно, в Германии находилось значительно меньше советских военнопленных, чем указывает автор. — Прим. ред. 223 Число 380 тыс. было названо потому, что, по утверждению Сталина, именно такое количество русских солдат находилось в немецком плену. — Прим. авт. 224 К концу 1941 года военная промышленность Германии оказалась не в состоянии восполнить урон в вооружении и боевой технике, понесенный вермахтом на советско-германском фронте. Ощущалась нехватка металла и горючего. В целях экономии сырья на расширенном совещании руководителей управления военной экономики и вооружения ОКВ 14–16 августа 1941 года было предложено полностью отказаться от программы подготовки операции против Англии («Зеелёве»). Расчеты фашистского руководства на использование сырья и людских ресурсов на захваченных территориях Советского Союза оказались несостоятельными. Его планы провести войну против СССР созданными запасами оружия, боевой техники и боеприпасов и с помощью текущего производства их в Германии провалились. Шли поиски путей увеличения производства военной продукции для продолжения войны. На службу интересов Германии был поставлен экономический потенциал ее союзников — Италии, Румынии, Венгрии, Болгарии. Поставки в Германию стратегического сырья, продовольствия, Полуфабрикатов и готовой продукции из этих стран увеличились с 1,6 млрд марок в 1940 году до 2,2 млрд марок в 1941 году (см.: История Второй мировой войны 1939–1945, т. 4, с. 425). — Прим. ред. 225 Эти рассуждения автора идут вразрез с действительностью. Дело в том, что экономика Румынии в соответствии с договоренностью между Антонеску и Герингом еще в марте 1941 года была включена в сферу экономического господства Германии. 4 декабря 1941 года было подписано новое соглашение о претворении в жизнь 10-летнего плана экономического сотрудничества, отводившее Румынии роль аграрно-сырьевого придатка рейха. Выполняя требования гитлеровского руководства об увеличении добычи и поставки нефти Германии, Румыния ежегодно отправляла ей около 3 млн т нефти и нефтепродуктов. — Прим. ред. Так как на продвижение к Майкопу вряд ли можно было рассчитывать (до конца ноября Гитлер настаивал на выполнении этой задачи и только в связи с поражением под Ростовом несколько образумился) провалились надежды пополнить запасы нефти путем захвата русских южных нефтяных районов. Поскольку запасы нефти уменьшались, а пополнить их в ближайшее время в условиях возросшего потребления нефтепродуктов было нельзя, Гальдер пришел к правильному выводу, что в будущем свобода маневра сил вермахта будет скована еще больше. |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх |
||||
|