13. О боевом опыте

В вооруженных силах всех государств, как и в прежние времена, стремятся извлечь уроки из опыта предыдущей войны с целью использовать их в будущей, постоянно учитывая при этом непрерывные изменения тех факторов, которые имеют важное значение для стратегии и тактики. Основываясь на упомянутом опыте, военное руководство всегда преследует цель — узнать характер будущей войны, особенности управления войсками во всех звеньях, тактику, организацию и принципы боевой подготовки войск и не в последнюю очередь определить формы их материально–технического обеспечения. Такие задачи всегда решаются на основе новых суждений и оценок, хотя нередко эта основа бывает довольно?таки зыбкой. Поэтому при оценке и использовании боевого опыта минувшей войны возможны ошибки.

После второй мировой войны создались своеобразные условия в связи с тем, что наряду с обычным оружием появилось ядерное, а вместе с ним возникла совершенно новая форма борьбы — атомная война, опыта ведения которой нет. И тем не менее, вопреки многочисленным утверждениям, атомная война — не изолированное понятие. Чтобы понять ее сущность, нужно подходить к ней с общими категориями обычной войны. При этом обнаружится, что у атомной войны много родственного с обычной вооруженной борьбой, и, таким образом, опыт последней с учетом новых условий сохраняет свое значение и при использовании ядерного оружия.

Чтобы боевой опыт приобрел свою значимость для вооруженных сил, необходимо, с одной стороны, правильно оценить его, а с другой — правильно использовать в каждом конкретном случае. Боевой опыт может стать основой при решении вооруженными силами тех или иных задач — как в мирное, так и в военное время — лишь в том случае, если он будет передаваться войскам, предназначенным для ведения боевых действий, таким образом, чтобы у них, независимо от того, какую функцию они будут выполнять, создалось соответствующее представление о будущих боевых действиях. Это, как мы увидим ниже, не всегда легко дается даже войскам, прошедшим войну.

Основными документами, в которых обобщен боевой опыт и которые служат основой для передачи его войскам, [136] являются наставление по полевой службе штабов и боевые уставы. Боевой опыт, изложенный в этих книгах, необходимо иметь возможность передать войскам, начиная с тех, кому положено иметь дело непосредственно с оружием, и кончая теми, кому на любом уровне надлежит решать задачи по управлению войсками. Это требует от всех ответственных инстанций особой добросовестности и заботливости, прежде всего когда дело касается людей, которым война незнакома. Те же, которым довелось участвовать в последней войне, отнюдь не всегда в состоянии делать из своего боевого опыта обобщающие выводы. Нередко они не могут правильно понять даже те положения, основанные на опыте войны, которые отражены в уставах. Ведь очень многим из них, если не большинству, по естественным причинам недоставало кругозора, а опыт, полученный ими в ограниченных пределах, часто не выходил за рамки единичного случая и не мог быть применим везде и всегда. В результате нередко возникают предвзятые мнения, мешающие правильно понять и усвоить общепринятые положения.

Именно ограниченность и одноплановость личного опыта могут являться причиной ошибок у тех, кто призван заниматься изучением и обобщением опыта войны. Но такие ошибки, помимо индивидуальных, могут возникнуть даже при обобщении опыта военных действий крупного масштаба. Так, например, в Америке, исходя из огромной роли союзной авиации, которую она сыграла в 1944 году на Западном фронте, пришли к выводу, что решающий успех в войне обеспечивается действиями авиации. Первым следствием этого явилось то, что после войны Америка до предела сократила сухопутную армию и сохранила лишь сильную авиацию. Другим следствием было то, что в 1950 году Америка вступила в корейскую войну, считая, что основную и решающую роль будет играть авиация, и поэтому наземные силы вначале предполагалось использовать лишь в ограниченных масштабах. Война подтвердила ошибочность такого убеждения. Потребовалось много усилий и времени для сосредоточения необходимых сил (пехотным и артиллерийским частям вообще пришлось предварительно пройти соответствующую подготовку), войска терпели одну неудачу за другой, боевые действия затянулись на несколько лет и к победе не привели. [137]

Мы тогда сразу поняли неправильность вывода, сделанного из Западной кампании. На практике германского вермахта к такому выводу прийти было нельзя, ибо наш опыт, полученный на Восточном фронте, где боевые действия велись на огромной территории и в широких масштабах, в значительной степени свободен от какой?либо однобокости. Так, нам было ясно, что без мощных наземных войск, усиленных современной авиацией, решающего успеха в войне достигнуть нельзя.

Сейчас стало ясно, что на ведении военных действий во Вьетнаме — по крайней мере в самом их начале — вопреки урокам войны в Корее постоянно сказывался опыт, полученный в период вторжения в Нормандию. От приобретенного (да еще в большой войне) опыта отказаться, как мы потом увидим, не так?то легко. И все же странно, что и свой богатый опыт борьбы с партизанами, полученный в корейской войне, американцы использовали не сразу при вторжении во Вьетнам, а лишь тогда — да и то нерешительно, — когда противник стал очень сильным.

Но любой опыт, даже общепринятый, нельзя считать абсолютным; он может быть применим только в определенной обстановке, которая в очень редких случаях находит свое повторение. Перенесение общепринятого опыта в особые условия — дело очень сложное и трудное. Во время второй мировой войны войска, действовавшие на Западном и Восточном фронтах, руководствовались положениями одних и тех же уставов, которые, однако, к началу войны на Востоке были в значительной степени обогащены опытом Западной кампании. На Западе с его густой сетью дорог применение положений уставов в ярко выраженных наступательных операциях привело к быстрым успехам главным образом потому, что там танковые и моторизованные войска имели возможность проявить все свои качества и оказать решающее влияние на ход и исход боевых действий. Кроме того, в данном случае немецкие войска имели дело с легко поддающимся панике и плохо управляемым противником, который из?за ограниченности пространства не мог уйти от решающих боев.

Положения уставов, оправдавшие себя на Западе, без изменений были применены в кампании против России. То же обстоятельство, что здесь предстояло иметь дело с другим народом, обладающим иными психологическими особенностями, и действовать на территории, имеющей [138] свою специфику, учтено не было. Йе принимались в расчет также большая цепкость противника, его нечувствительность к угрозе флангам, нехватка дорог и огромная протяженность пространства, которая для достижения успеха требовала особого способа ведения боевых действий.

В первые месяцы войны отрицательные последствия этих упущений еще не проявились, ибо, по–моему, русское командование не извлекло уроков из Западной кампании и придавало слишком большое значение развертыванию сил в начальной стадии войны, рассчитывая на затяжные бои передовых частей, в то время как немецкая армия, как и на Западе, обрушилась на русских сразу всеми своими силами. Когда через некоторое время немецкие войска натолкнулись на собранные в спешке русские части, им удалось и здесь добиться огромных успехов, причем специфические условия Востока уже теперь сказывались отрицательно. Русские, за исключением, может быть, боев в окружении, никогда не допускали, чтобы их уничтожили полностью, и умели уходить от решающих боев. Приспособление к специфическим условиям уже в то время потребовало использования очень крупных сил. Но поскольку тотальная мобилизация еще не была проведена, немецкие сухопутные войска могли получить лишь недостаточные подкрепления и слабые резервы. И тем не менее никто не помышлял тогда об изменении методов управления, поскольку, как явствует из дневника главного командования сухопутных войск, начальник генерального штаба сухопутных войск в 1941 году заявил, что война должна закончиться «через несколько месяцев» (таково было его «пророческое» предсказание). Это ошибочное суждение дает возможность особенно четко представить себе, как осторожно следует подходить к использованию опыта в условиях меняющихся обстоятельств. Опыт успешных действий, осуществленных немецкой армией в 1940 году на Западе, при перенесении его на Восток в 1941 году оказался недействительным.

Это свидетельствует и о важности накапливания опыта в ходе продолжительной войны главным образом для того, чтобы внести коррективы в принципы, которые либо оказались неправильными вообще, либо стали неправильными в данных условиях, а также для того, чтобы определить новые принципы, для выработки которых до сего [139] времени не было возможности накопить необходимый опыт. Говоря об опыте второй мировой войны, я упомяну лишь об организации противотанковой обороны, взаимодействии наземных войск и авиации, занятии исходного положения для наступления в предвидении сильного воздействия авиации противника (рудиментарный источник получения опыта для ведения боевых действий обычными войсками при угрозе применения противником тактического ядерного оружия), о боевых действиях зимой, совершенствовании имеющегося и создании нового оружия и т. д.

Мы знаем примеры, когда личный опыт, полученный во время первой мировой войны и сохранявший свое влияние вплоть до второй мировой войны, оказывался источником ошибочных суждений, отраженных в уставах и наставлениях. Многие из участников этой войны сделали вывод, что будущая война также примет позиционный характер и поэтому будет продолжительной. Такой точки зрения они придерживались вплоть до Западной кампании 1940 года, несмотря на то что за этот промежуток времени танки и авиация — средства, которые привели в движение фронт, застывший в результате появления на поле боя пулеметов, — совершенствовались.

С точки зрения боевого опыта первая мировая война представляет для нас особый интерес. Вскоре после этой войны германское командование издало устав «Управление боем взаимодействующих родов войск». В нем сознательно отвергалась большая часть опыта минувшей войны и выдвигалось крайнее требование — любой ценой вести наступательные действия. В его основу были положены принципы, существовавшие до 1914 года и в начале войны практически осуществлявшиеся как на Западе, так и на Востоке. Несколько лет спустя он был заменен уставом «Вождение войск», в котором слишком крайние требования прежнего устава хотя и были несколько смягчены, но все же сохранялся ярко выраженный наступательный дух.

Некоторые офицеры, несмотря на то что они обучались в духе этого устава, продолжали придерживаться старых взглядов, основанных на опыте первой мировой войны, что, однако, никакого влияния на их практическую деятельность в начале второй мировой войны не оказало. Как и другие офицеры, они действовали в духе вермахта. [140]

Дальновидные авторы уставов понимали, что опыт первой мировой войны не может служить прочной основой для принятия серьезного решения в новой войне. Вторая мировая война подтвердила правильность основных положений устава. В этом же духе были выдержаны уставы и наставления первой сухопутной армии Австрии.

Иначе обстояли дела у французов. В их уставах на первый план выдвигался принцип безопасности. Методичность и схематичность преобладали также в наступательных идеях и напоминали о способах прорыва позиционной обороны. Видимо, этим и объясняется то, что в 1940 году французы не ожидали высокоактивных наступательных действий немцев. Опыт, полученный вооруженными силами в войне, и его дальнейшее развитие требуют всегда сравнивать его со взглядами, существующими в вооруженных силах других стран, особенно потенциального противника, хотя это, может быть, не должно оказывать решающего влияния на формирование собственных принципов, тем более на их применение в войне с противником, имеющим иные методы управления войсками и ведения боевых действий. Французы не учли этого, иначе активные наступательные действия немцев не явились бы для них полной неожиданностью и они смогли бы ответить на эти действия соответствующим образом.

Как трудно использовать опыт «чужих» войн, показывает русско–японская война 1904–1905 гг. За более чем тридцатилетний период это была единственная большая война, и поэтому она привлекла внимание многих военных специалистов. Но информация об опыте «чужих» войн всегда бывает ограниченной и недостаточно эффективной. Поэтому крупные государства направили свои миссии в ставки русской и японской армий. Я читал отчет австро–венгерской миссии, побывавшей в русской ставке. В нем помимо всего прочего очень убедительно и весьма детально сообщалось о революционизирующем влиянии на тактику пехоты впервые появившегося в войсках пулемета. Прежде всего подчеркивалась его высокая эффективность в обороне. Обращалось внимание также на влияние этого оружия на построение боевых порядков наступающей пехоты, которые японцы вынуждены были [141] рассредоточивать. В отчете отмечалось и значение для сухопутных войск новых минометов и тяжелой, дальнобойной артиллерии, имевшихся в войсках обоих противников, а также выделялась роль ручных гранат в обороне и наступлении. Очень подробно описывались построение новой для того времени позиционной обороны и применение полевых укреплений. Не было обойдено вниманием и использование японцами артиллерийского огня для подготовки атаки. Несомненно, нечто подобное сообщала и немецкая миссия.

Несмотря на то что особенности этой войны — в первую очередь особенности тактики, организации и вооружения русских войск — были правильно восприняты и обстоятельно доложены соответствующим инстанциям, ни в одной стране, в том числе и в Австро–Венгрии, надлежащих выводов сделано не было. И хотя речь шла о фактах, имевших очень большое значение, все свелось лишь к тому, что в каждом пехотном полку было создано пулеметное подразделение, имевшее на вооружении шесть пулеметов. Когда же в 1914 году мы вступили в войну с русскими, наличие у нас большого количества пулеметов, а также минометов и дальнобойной артиллерии крупных калибров явилось для противника полной неожиданностью. А для нас было неожиданным умелое использование русскими полевых укреплений, которым мы, обучая войска в соответствии с нашей наступательной доктриной, должного внимания не уделяли. Рассредоточению боевых порядков войск в наступлении нашими уставами должного значения не придавалось. В ходе нашего наступления в 1914 году, начавшегося до полного завершения сосредоточения и развертывания войск, были достигнуты крупные успехи, но они стоили нам слишком больших потерь. Если бы учитывался опыт последней войны, положение нашей армии было бы несравненно более благоприятным. Правда, вопрос о том, одобрил бы австро–венгерский парламент выделение необходимых для этого средств или нет, вызывает серьезные сомнения, ибо пренебрежительное отношение к вооруженным силам всегда было традицией дунайской монархии.

Причиной недооценки опыта русско–японской войны явилось, конечно, то, что информация об условиях, в которых проходила эта «чужая» война, была малоубедительной. Другая же причина крылась в отсутствии возможности [142] сравнить опыт этой войны со своим собственным. В предшествовавших войнах пулеметам и полевым укреплениям ведущей роли не отводилось. Сравнение в военных вопросах с чем?то хотя бы приблизительно знакомым, как и во всех сферах жизни, является необходимой предпосылкой, облегчающей оценку новых явлений. Что же касается ядерной войны, то и здесь отсутствие возможности сравнить с чем?то уже известным является главной причиной, затрудняющей формирование принципов ведения этой войны — в меньшей степени в условиях применения стратегического и в намного большей тактического ядерного оружия.

Другим примером отрицательных последствий недооценки чужого опыта, которые мы остро ощутили во второй мировой войне, может служить отсутствие должного внимания к партизанской борьбе, проявленное германским вермахтом при подготовке войны с Россией. Это обстоятельство тем более примечательно, что в 1922 году рейхсвер сам готовился к развертыванию такой борьбы против французского вторжения.

В 1928 году русские впервые выпустили для вооруженных сил справочник по ведению партизанской войны, а в 1933 году вышло новое его издание, в котором был отражен даже опыт немецких маневров. Хотя значение партизанской борьбы было известно и она отмечалась в справочнике как важная часть общей войны, германский вермахт не уделил этому внимания. Во время русской кампании действия партизан явились для нас неожиданностью, и мы могли противопоставить им только импровизацию. Пожалуй, лишь отсутствием собственного опыта можно объяснить то, что к этой области боевых действий было проявлено полное пренебрежение.

Если мы обратимся к вопросу, в какой степени опыт второй мировой войны может быть использован в будущих войнах, то столкнемся прежде всего с тем фактом, что после 1945 года наряду с обычным вооружением получили бурное развитие многие виды ядерного оружия. Поэтому сейчас можно говорить о трех возможных способах ведения войны:

— война, которая ведется только обычными вооруженными силами;

— война, в которой в рамках обычных вооруженных сил применяется ядерное оружие; [143]

— ядерная война, в которой обычные вооруженные силы, по взглядам военных специалистов Запада, остаются необходимыми, но отходят на второй план, а по убеждению русских, наоборот, продолжают играть решающую роль.

В двух первых случаях обычные вооруженные силы полностью сохраняют свое прежнее значение; в третьем они также остаются необходимыми.

Когда мы выше говорили, что прп выработке принципов управления войсками и ведения боевых действий необходимо уделять должное внимание как опыту последней войны, так и имевшему место в послевоенный период развитию вооружения и вспомогательных средств, то делали это для того, чтобы показать, что развитие это, оказывая после второй мировой войны очень сильное и многостороннее влияние во всех областях военного дела, ставит нас перед невиданными доселе трудностями.

Я сошлюсь лишь на увеличение количества и повышение боевых качеств танков и авиации, на почти сплошную моторизацию и такую обширную механизацию, что даже транспортные самолеты стали боевым средством пехоты, на создание ракет для ведения наземного и воздушного боя, а также для борьбы с танками, авиацией и ракетами противника. Далее, сошлюсь на тот факт, что место основных боевых средств периода второй мировой войны — бомбардировщиков, артиллерии и пехотного оружия — все больше и больше занимают ракеты, отмечу оснащение радиолокационными средствами наземных войск и авиации, радиоэлектронику как средство, используемое для автоматизации и механизации управления оружием и для борьбы с электроникой противника, а также для автоматизации деятельности штабов, без которой в современных условиях эффективное управление войсками просто невозможно.

Проблемными стали два вида боевых средств: танки и отчасти авиация. Сильно возросшая и постоянно растущая эффективность средств борьбы с ними постоянно ставит вопрос, не теряют ли танки того значения, которое они имели во время второй мировой войны, не следует ли учитывать этот факт уже сейчас. Если на этот вопрос ответить отрицательно, заявив, что перед наступлением крупных танковых сил значительная часть противотанковых средств будет подавлена или уничтожена ударами авиации, [144] то мы попадем в заколдованный круг, поскольку авиация сама стоит перед аналогичной проблемой. Во Вьетнаме, например, далеко не самым совершенным зенитным оружием сбито в процентном отношении, взятом к общему количеству используемых самолетов, больше машин, чем в последней мировой войне.

Принципы ведения боевых действий с применением ядерного оружия также претерпели значительные изменения: совершился переход от жидкостных ракет к ракетам, работающим на твердом топливе, что в значительной степени упростило использование этого оружия; американцы утратили монополию на доставку ядерного оружия к территории основного потенциального противника, установлено равновесие в этой области с русскими; центр тяжести с бомбардировочной авиации переместился на ракеты; наконец, повысилась общая эффективность оружия и средств борьбы с ним.

Доступные нам уставы и наставления по управлению обычными войсками Германии, Франции и Америки явно недостаточно отражают опыт мировой войны и результаты послевоенного развития, а потому давно устарели. Да и психологический момент, значение которого непрерывно возрастает, отодвигается далеко на задний план. Внимание, очевидно, все больше сосредоточивается на боевых уставах родов войск, на которых прежде всего сказывается техническое развитие вообще и постоянно ожидаемое воздействие ядерного оружия в особенности.

Положения уставов, касающиеся ядерного оружия, — те, которые нам знакомы или известны по разговорам, — не выходят далеко за пределы вопросов, связанных с воздействием этого оружия на войска и оборонительные сооружения, а также с мерами защиты войск от него. Разработка уставов, отражающих синтез особенностей обычного боя и боевых действий с применением ядерного оружия, — задача самая важная и, пожалуй, самая сложная. Многие утверждают, что добиться в этом деле удовлетворительного решения даже теоретически невозможно.

В отношении принципов использования стратегического ядерного оружия официальных данных не существует, и тем не менее в этом явно простом вопросе, видимо, тоже имеются некоторые неясности. Так, например, в середине декабря 1965 года бывший министр обороны ФРГ Франц–Йозеф Штраус заявил, что еще в 1960 году федеральное [145] правительство старалось узнать постоянйые цели американского стратегического ядерного оружия. Некоторые немецкие офицеры, говорил он, были проинформированы об этом. Информация соответствующих немецких инстанций привела к тому, что федеральное правительство начало требовать от американцев изменения карты целей. Когда ее откорректировали, стало ясно, к каким катастрофическим последствиям привело бы применение ядерного оружия.

Изложенные здесь факты дают представление прежде всего об огромных трудностях, которые возникли в военном деле и которые осложняются еще и тем, что средства борьбы находятся в постоянном, а в некоторых областях в очень быстром развитии. Определение положений и принципов, пригодных на все случаи жизни, стало делом очень сложным. Соответственно большими становятся и ошибки. Найдя ту или иную формулировку, необходимо постоянно учитывать, что она может подвергаться пересмотру, во всяком случае частичному. И коль скоро уставы все же создаются, нужно стремиться к тому, чтобы они всегда отражали последний уровень знаний, находящихся в постоянном развитии.