Глава 1

Знакомство с Азией

В январе 1930 года молодой немецкий исследователь Эрнст Шефер с подачи своего научного руководителя Гуго Вайгольда познакомился с 21-летним американским студентом Бруком Доланом, изучавшим зоологию. Долан происходил из богатой семьи. В тот момент все его мысли и устремления были посвящены тому, чтобы найти и изучить «гигантскую панду» (большую панду), поисками которой он занимался уже несколько лет. Несмотря на состояние его родителей, почти все предыдущие экспедиции оплачивались из фондов Академии естественных наук Филадельфии. Гуго Вайгольд порекомендовал Додану молодого Эрнста Шефера как исключительно талантливого охотника. Так было положено начало многолетним отношениям и сотрудничеству двух ученых. В данном сюжете нельзя обойти стороной описание научной карьеры Шефера. Во многом это позволит понять, почему стал меняться характер экспедиций после прихода в Германии к власти национал-социалистов, как сугубо научные предприятия стали проектами нацистских властителей.

Эрнст Шефер родился в 1910 году в весьма зажиточной немецкой семье, которая долгое время проживала в Тюрингии. Его отец был главой гамбургского концерна «Феникс», который занимался выпуском резины. В 1929 году молодой Шефер экстерном получил диплом в Мангейме. После этого он почти сразу же перешел в университет Геттингена, чтобы изучать орнитологию, науку о птицах. Во время каникул он предпочитал не отдыхать от учебы, а работать на орнитологической станции, которая располагалась на островке Меммерт. Именно здесь честолюбивый юноша впервые услышал от Вайгольда о грандиозных планах Долана. Одновременно с этим происходит и другое знакомство. Эрнст Шефер налаживает связи с берлинским орнитологом Эрвином Штреземаном. Позже этот именитый ученый будет руководить диссертационными исследованиями Шефера.

Нельзя сказать, что между Шефером и Доланом существовала крепкая дружба. Ужасные манеры неотесанного богатея Долана всегда смущали Шефера и его семью. Американец за обедом мог выпить несколько бутылок вина, любил забрасывать ноги на стол, а иногда ложился спать на кровать, даже не сняв ботинки.

Идет время, и в марте 1930 года Эрнст Шефер вместе с Доланом отправляются в свою первую совместную экспедицию. Долгое время они провели в поезде, который вез их по Транссибирской магистрали. Молодые исследователи предпочли попасть в Азию через Россию. Визит в Москву произвел на молодого Шефера не самое приятное впечатление. «Я помню тот день, когда прибыл в Москву. Меня сразу же отшатнуло от этого города. Повсюду грязь и уродливые лица бедных людей, которые выглядят все одинаково. Нигде не слышно смеха. Везде только видны серьезные замершие русские лица. Роскошные высотные здания, кажется, пустуют».

На Дальнем Востоке участники экспедиции зафрахтовали японское суденышко, на котором направились в Шанхай, «город тридцати шести наций». Тут им предстояло столкнуться с целым рядом проблем. Дело в том, что правительство Гоминьдана фактически не контролировало большую часть Китая. Ситуация на западных границах страны была и вовсе неясной. Долану пришлось приложить немало усилий, чтобы добиться от китайских властей разрешения выехать в центральные районы страны. Но нетерпеливый Шефер смог убедить американца в том, что надо было спешить. В итоге Шефер» окружении нескольких китайцев сам направился в путь. Он должен был вновь встретиться с Доланом уже в Сычуани. Немец планировал добраться до Чунцина, проделав путь в несколько сотен миль. Для этого он нашел судно, которое направлялось вверх по Янцзы. Во время плавания Шеферу открылся дикий мир Китая. Там, например, капитан суденышка охотно показал ему, где водятся речные дельфины. Путь Шефера лежал через Нанкин, Ухань, Ичан. Во время одной из остановок он стал свидетелем казни, когда мечом были публично обезглавлены семь преступников.

Путешествие по Янцзы были очень опасным, даже в условиях того, что побережье реки охраняли как могли. После того как судно миновало Ханькоу, Шеферу пришлось взять в руки винтовку. Это не было лишней предосторожностью, так как кораблик несколько раз обстреливали. Шефер, оставивший запись об этом инциденте в своих дневниках, полагал, что это сделали «бандиты-коммунисты». После утомительного плавания Шефер достиг Чунцина. Здесь он некоторое время жил всемье, глава которой работал на ИГ-Фарбен и хорошо знал Шефера-старшего. Несколько недель спустя в город прибыла и остальная часть экспедиции. Несколько дней Долану пришлось потратить на подготовку каравана. Отбытие опять затягивалось.

В планах Шефера и Долана было посещение Восточного Тибета. В то время было очень сложно установить, где проходила граница между Тибетом и Китаем. Если американца интересовали прежде всего приключения, то Шефер хотел изучить яков, на тот момент очень загадочных для европейца животных. Дальнейшее продвижение на восток явило им страшную картину. Повсюду царила нищета. Шефер описывал случай: «В одной деревне Долан пытается очистить от экскрементов, которыми завалена вся улица, подошву сапос Он отбрасывает их на груду соломы, лежащую на краю улицы. Вдруг солома начинает шевелиться. Из-под нее на нас смотрит прокаженный, нищий». Но в Ченду, куда экспедиция попала после десяти дней утомительного пути, ее участники встречают европейцев. Там они находят хоть какие-то признаки западной цивилизации.

Во время своего пути Шефер делает несколько удачных выстрелов. Так в зоологической коллекции экспедиции появляются золотой фазан и горал. На тибетской границе он буквально одержим идеей найти гигантскую панду, или «белого медведя», как зовут это животное местные жители. В итоге 13 мая 1931 года он стал вторым белым человеком в мире, который смог подстрелить панду. Сохранилась фотография, сделанная в этой экспедиции. Шефер запечатлен с пандой на одной руке и мертвой птицей — в другой. В июне 1931 года экспедиция проникла во Внутренний Тибет. Шефер видит повсюду специфическое проявление буддизма — развевающиеся узкие флажки, на которых написаны молитвы. Считалось, что ветер, колышущий эти вымпелы, как бы читал и произносил текст молитв. В тот момент Шефер относится с большим скептицизмом к тибетскому ламаизму. Чуть позже он напишет в своей книге: «Я знаю тибетцев как сильных людей, которые страдают от гнета их религии, которая мешает любому развитию». Впрочем, подобное отношение у него будет сохраняться не всегда.

После нескольких месяцев путешествий Эрнст Шефер возвратился в 1931 году в Германию, где продолжил свое обучение в Геттингене. Его отчет о поездке, трансформированный в небольшую книжку под названием «Горы, Будда и медведи», распространяется по всей Германии, принося известность 21-летнему студенту.

Тем временем в Германии к власти пришел Гитлер. Политические события 1933–1934 годов не обошли стороной Эрнста Шефера. 1 ноября 1933 года он становится кандидатом на Принятие в 51 — й штандарт (полк) СС, который располагался как раз в Геттингене. Этот шаг был отнюдь не случайным. Обер-бургомистр Гетгингена, хорошо знакомый с книгой молодого исследователя, сам являлся офицером СС. Именно он порекомендовал Эрнсту Шеферу вступить в охранные отряды НСДАП (СС). Но собственно членом СС Шефер стал много позже, накануне своей второй экспедиции. Тогда он сделал шаг, который изменил всю его последующую жизнь.

Сам же Шефер в те дни весьма озабочен поведением своего знакомого Долана. О его пьяных выходках пишется почти во всех крупных газетах. Однажды смертельно пьяный Долан ворвался в дом одного из своих американских друзей, где начал крушить всю мебель. В ходе этого пьяного дебоша он умудрился разбить несколько ценнейших китайских ваз династии Мин. В итоге он был арестован. Ущерб, нанесенный Доланом, оценивался в 50 тысяч долларов (по тем временам просто фантастическая сумма). От тюрьмы его спасло только чудо и деньги родителей.

В январе 1934 года Шефер получает от Долана приглашение присоединиться к небольшой экспедиции, которая в том же самом году направлялась в Центральную Азию. Годы спустя Шефер напишет по этому поводу: «Вторая экспедиция была не итогом тщательного планирования и результатом научных разработок, а следствием выходки сумасбродного американца, у которого было слишком много денег. Он пресытился обычной жизнью и не знал, куда деть свою энергию».

Третьим участником экспедиции должен был стать английский миссионер Дункан, который почти в совершенстве владел не только китайским, но и тибетским языком. Целью без малого двухлетнего путешествия должно было стать исследование почти не изученной горы Амне-Мачин, которая располагалась на китайско-тибетской границе, а также разведывание истоков реки Янцзы. Однако начавшаяся японско-китайская война поставила жирный крест на всех этих планах. Националистическое правительство в Нанкине отказало трем иностранцам во въезде в страну. В итоге исследователям пришлось отказаться от посещения Тибета и попытаться добиться хотя бы разрешения на изучение Янцзы.

Между тем Эрнст Шефер обратился в управление культуры при Министерстве иностранных дел Германии, чтобы попытаться найти там какую-нибудь поддержку, что могло помочь в общении с немецкими консульствами на территории Индии и Китая. Шефер обращался во все структуры, в которые только мог. Так, в итоге он обратился в письменном виде к командованию 51-го геттингене кого штандарта СС с просьбой, чтобы СС помогли в решении сложившейся проблемы. В данной ситуации молодого ученого даже не смущал тот факт, что экспедиция отчасти финансировалась из США. Это указывает на некую политическую наивность Шефера, который не видел в этом шаге (СС помогают экспедиции, финансируемой из США) ничего противоестественного. Как ни странно, но из 51 — го штандарта СС пришел ответ, в котором сообщалось, что в Министерство иностранных дел было направлено соответствующее ходатайство. Уже только один этот момент показывает, что руководство СС понимало, насколько важным для них было участие одного членов охранных отрядов в азиатской экспедиции. В указанном ходатайстве была одна интересная фраза: «Самой большой целью Шефера является желание не только послужить немецкой науке в роли исследователя, но и стать представителем новой Германии во всех государствах и областях, которые он посетит во время своей 2-летней поездки. Он готов послужить словом и делом. Именно поданной причине он просит содействия у высшего руководства С С, а также поддержки правительства всех его последующих научных начинаний».

Оказалось, что уже в начале карьеры Шефер смог доказать политическую значимость своей научной деятельности. Впрочем, не будь он членом СС, то неизвестно, мог бы он рассчитывать на поддержку Министерства иностранных дел. Но Шефер не хотел рисковать, он предпочитал действовать наверняка. А для этого ему любой ценой надо было получить поддержку немецких консульств за рубежом. По этой причине можно говорить о том, что на тот момент попытка заручиться поддержкой со стороны СС была его личной инициативой. Но в любом случае заступничество СС усиливало его позиции.

Членство Шефера в СС пригодилось ему и во время самой экспедиции. Так, например, германское посольство в Нанкине стало собирать все китайские статьи и газетные заметки об экспедиции, членом которой являлся молодой эсэсовец. В итоге можно с определенной долей уверенности утверждать, что членство Шефера в охранных отрядах оказалось решающим фактором для разрешения его выезда в Азию. Но при этом нельзя отрицать и того факта, что большая часть организационных и финансовых затрат была возложена на американцев.

Эрнст Шефер был научным руководителем предстоящей экспедиции. 5 апреля 1934 года он покинул Германию, чтобы несколькими неделями позже встретиться в Китае с Доланом и Дунканом. Несмотря на то что между Доланом и Шефером установились дружеские связи, это не исключало неких договорных отношений. Так, например, именно Долан должен был первым сообщать в США обо всех открытиях, которые сделает экспедиция. Именно так произошло в случае с неизвестным видом барана, который в декабре 1934 года был обнаружен именно Шефером. Но пальма первенства досталась Долану. И лишь по возвращении в Европу Шефер получил возможность доложить об этом открытии в научных кругах. Не исключено, что в СС знали об этом экспедиционном договоре. Только так можно объяснить тот факт, что в шанхайском представительстве немецкой фирмы AGFA, в котором имелось немало резидентов немецких спецслужб, после проявки фотографических пленок, отснятых во время экспедиции, были тут же сделаны дубликаты всех фотоснимков. Эти отпечатки были тут же посланы в Германию.

Во время длительной и трудной экспедиции не обходилось без ссор и споров. Тяготы не улучшали психологический климат в коллективе. В городе Джекондо, расположенном в верховьях Янцзы, губернатор, поставленный на пост нанкинским правительством, фактически на несколько недель задержал экспедицию. Именно по этой причине само предприятие развалилось. Долан намеревался вернуться назад, чтобы заручиться помощью, получить новые разрешения и доверенности. Однако к Шеферу он так и не вернулся. Он направился в Шанхай, где (по странному стечению обстоятельств) оказался и Дункан. Отныне брошенный Шефер должен был сам руководить остатками экспедиции. Невзирая на трудности и опасности, он все-таки продолжил свой путь. 2 ноября 1935 года, как единственный и полновластный руководитель экспедиции, Шефер, казалось бы, освобожденный от всех обязательств, с богатым зоологическим, ботаническим и географическим «уловом» прибыл в Шанхай.

Но здесь его ожидала проблема, которая предопределила все его будущее. В Германии его покровитель и научный руководитель зоолог Юон с самого начала отказывался признавать вторую экспедицию молодого исследователя. С другой стороны, экспедицию все-таки финансировали Долан и Академия естественных наук Филадельфии. Шефера в тот момент интересовал исключительно научный успех экспедиции, а не договорные отношения, которые предусматривали, кстати, вывоз всех собранных ею материалов на корабле в Америку. Дружеские отношения между Шефером и Доланом, которого немец встретил, как ни в чем не бывало, в Шанхае, дали огромную трещину. В итоге Шефер скрипя сердце передал американцу собранные им материалы, как то изначально предусматривал договор. Более того, он не намеревался направляться вместе с ним в США. Именно по этой причине Шефер накануне своего отъезда в США обратился в немецкое дипломатическое консульство в Шанхае. Тогда консульством руководил Герман Крибель, «старый боец национал-социалистического движения». Еще в 1923 году он участвовал в так называемом «пивном путче». Некоторое время он тесно общался с фюрером, когда тот еще только рвался к вершине власти.

Крибель, как ярый националист, даже допустить не мог, чтобы молодой перспективный ученый направился в Америку. Он тут же написал в Берлин, в Министерство иностранных дел: «Я знаю Шефера лично, а потому могу удостовериться, что он один из немногих людей, твердых как кремень. В будущем он станет великим немецким ученым. Но теперь он находится перед мучительным выбором: окончательно продаться американцам или взять на себя китайские обязательства. В любом случае мы теряем человека, который мог бы быть истинным украшением нашего ученого мира. Необходимо, чтобы этот человек вернулся к нам». Крибель поведал и о замысле Шефера — направиться в США вместе Доланом, чтобы обработать собранные материалы и тайком начать готовиться к новой экспедиции, которая предположительно должна была осуществиться два года спустя. Но для этого ему требовалось получить на 1938 год въездную визу от китайского МИДа в Нанкине. Это было непременным условием осуществления экспедиции в Западный Китай.

В те дни Крибель направил письмо не только в немецкое Министерство иностранных дел, но и во множество других не менее авторитетных инстанций. Во всех сообщениях он просил заступиться за Молодого немецкого ученого. Среди всех прочих адресатов в списке значились Вальтер Грайте, главный референт общества Немецкой научной взаимопомощи (Немецкое исследовательское общество), а также основоположник геополитики Карл Хаусхофер, который с 1934 года являлся президентом «Немецкой академии — Академии научного исследования и сохранения немецкого духа».

Хаусхофер был готов поддержать начинание Крибеля. Забегая вперед, скажем, что в феврале 1936 года он направит в Немецкое исследовательское общество письмо, в котором напишет: «Немецкая академия полагает, что в интересах Германии оберегать ценные исследования молодого немецкого ученого. По этой причине мы бы не только приветствовали, но и были крайне благодарны, если предложения генерального консульства были взяты на вооружение, а молодому ученому, находящемуся в настоящее время в Филадельфии было послано сообщение, что авторитетные структуры Рейха хотят поддержать его научную деятельность».

Очевидно, что Шефер смог убедить Крибеля в том, что он, как перспективный ученый, мог использоваться не только Министерством иностранных дел, но целым рядом влиятельных личностей, например Карлом Хаусхофером. Но на этот раз речь шла уже о том, чтобы продолжить свои исследования уже в Германии. Вне всякого сомнения, Шефер, разочарованный «интернациональными проектами», на этот раз планировал сформировать исключительно немецкую экспедицию. Он не хотел в очередной раз повторять своих ошибок общения с Доланом. Но при этом нельзя четко определить, отказывался ли молодой немец далее путешествовать с американцами по личным или все-таки политическим мотивам. Но ни одного из них нельзя было исключать. В любом случае он намеревался впредь для продвижения своей научной карьеры использовать только германские инстанции. Крибель же, в свою очередь, сообщал в управление культуры при Министерстве иностранных дел Германии, что хотя бы по соображениям национального престижа Шефер должен был оказаться вновь в Германии. Только так можно было предотвратить получение ученым американского гражданства и последующую работу на благо США. Крибель настаивал на том, что Министерство иностранных дел должно было как минимум поздравить Шефера в официальном письме с его научными достижениями, что не только значительно упростило бы переговоры, но позволило бы Германии занять более выгодную по сравнению с США позицию в переговорах с Шефером. Используя свой последний аргумент, Крибель писал: «Эрнст Шефер является нашим партайгеноссе и служащим СС, а потому должен, прежде всего, использоваться на благо нашего национал-социалистического движения».

Начальник управления культуры при МИДе Германии Штифе лично занялся делом Шефера. Когда тот еще находился в Шанхае, он почти моментально направил ему поздравительную телеграмму, в которой сообщал, что в будущем Министерство иностранных дел Германии совместно с Имперским министерством воспитания будут всячески содействовать его начинаниям. Действительно, накануне состоялись переговоры представителей двух министерств, в ходе которых дипломат смог убедить Имперское министерство воспитания (аналог Министерства образования в Третьем рейхе) в поддержке молодого путешественника, «хотя бы по внешнеполитическим причинам». Итогом этих переговоров стало намерение Немецкого исследовательского общества, действовавшего при Министерстве воспитания, поддержать финансами проекты Шефера.

Таким образом, благодаря инициативе Шефера его имя оказалось запущенным в маховик государственной бюрократии Третьего рейха. Некоторое удивление вызывает тот факт, с какой быстротой и даже поспешностью правительственные учреждения гарантировали свою поддержку исследователю Азии, еще недавно известному только в узких научных кругах. Это говорит только об одном — функционеры Третьего рейха видели, что Шефера можно было использовать в политических целях. В данной ситуации их интересовали не столько результаты его зоологических исследований, сколько нежелание, чтобы ученый все-таки уехал в США. В данной ситуации можно было вести речь о международном противостоянии в сфере естественных наук.

Кроме всего прочего, в Шанхае Шефер установил непосредственные контакты с имперским руководством СС. 18 декабря 1935 года он направил группенфюреру СС Августу Хайсмай-ру письмо, в котором рассказывал об итогах своей экспедиции. В нем также упоминал о дилемме, с которой он столкнулся. Это письмо было много показательнее других. Шефер обращался к начальнику главного управления СС, который чуть позже будет курировать л еятельность элитарных учебных заведений НАПОЛАС, не иначе как «Дорогой господин Хайсмайер!». В этом письме Шефер был значительно откровеннее, нежели в общении с Крибелем. Он почти сразу же изложил истинную причину его напряженных отношений с Доланом. Он писал о том, что, добившись полного успеха экспедиции, он смог собрать множество образцов флоры и фауны и ожидал поддержки с родины. Но в ответ к нему поступили только предложения занять хорошо оплачиваемое место либо в Нью-Йорке, либо в Филадельфии. И самое обидное для него заключалось в том, что ни одного подобного предложения не поступило из Германии. Сам Шефер не исключал того, что Долан и Академия естественных наук Филадельфии были заинтересованы. в его личных материалах — 28 тетрадях экспедиционных дневников. В письме к Хайсмайеру Шеферу специально подчеркивал исключительную значимость этих дневниковых записей, сделанных в районах Азии, «куда до этого момента не ступала нога ни одного белого человека». Речь шла о быте жителей высокогорного Тибета, их отношении к религии, принципах общественного устройства. «Одни эти наблюдения и комментарии к ним уже стоили того, чтобы совершить экспедицию в этот район, так как речь шла об абсолютно неизведанной местности, изучение которой могло бы дать самые неожиданные результаты». Шефер блефовал, когда просил высокопоставленного эсэсовца выступить в роли своего покровителя в переговорах о финансовой поддержке со стороны германских научных структур. Кроме этого надо подчеркнуть, что накануне своего отъезда в экспедицию молодой немец прекратил работу над своей научной диссертацией. А потому без собранного материла он не видел никакой возможности закончить ее в Геттингене. Для того чтобы урегулировать данный вопрос, Август Хайсмайер должен был заручится поддержкой имперского министра воспитания и образования Бернхардта Руста. Именно он мог повлиять на научные круги, чтобы те присвоили Шеферу ученую степень в обход традиционной процедуры. Для того чтобы упростить этот процесс, Шефер приводил в своем письме список влиятельных ученых, занимавшихся естественными науками, которые могли дать положительный отзыв о проделанной им исследовательской работе.

Кроме этого Шефер в своем многостраничном письме не преминул рассказать о своих национальных чувствах, о своей кровной связи с Германией. Вряд ли можно сомневаться в том, что молодой исследователь был настроен в высшей мере патриотично. Он прекрасно понимал, что принес гораздо больше, если бы в ученом мире его прежде всего воспринимали как представителя Германии. Но, с другой стороны, именно такие нотки должны были склонить чашу весов в его пользу при вынесении решения правительственными структурами. По этой причине он написал письмо не только в СС и германский МИД, но и в главное управление немецких преподавателей высшей школы. Там он уповал на то, что положительное решение могло бы сделать его абсолютно независимым от американцев. В итоге Министерство иностранных дел стало ходатайствовать за Шефера и перед академическими структурами.

Но ответ к Шеферу не мог прийти моментально, а потому в начале февраля 1936 года он сначала выехал в Японию, откуда отправился в США. Делал он это в первую очередь для того, чтобы вести переговоры с американцами об использовании его экспедиционных находок и материалов. Нет сомнения в том, что итоги экспедиции произвели большой фурор в научных кругах. Это было почти сразу же отмечено несколькими германскими консульствами в США. Продолжая свою сложную игру, Шефер направил из Америки в Берлин, в германский МИД, телеграмму о том, что проект полностью оправдал себя, а потому он с нетерпением ждет возвращения в Германию.

В своей автобиографии Эрнст Шефер описывал такой эпизод. Впечатленный отзывами о результатах экспедиции, в Филадельфию прибыл Эрвин Штреземан. Он приплыл в Америку в последние дни февраля 1936 года, чтобы лично посмотреть на собранные образцы. Впечатление оказалось настолько сильным, что именитый орнитолог заявил своему ученику: он будет ходатайствовать перед ученым советом Берлинского зоологического института о заочном присвоении ему ученой степени.

Тем временем из Германии стали приходить и другие сведения. Шефер узнал, что генеральный консул в Нью-Йорке, минуя Ганса Лютера, посла в Вашингтоне, послал в Германию девять восторженных отзывов, которые должны были попасть на стол самым влиятельным людям рейха. Почти сразу же после этого Шефер получил телеграмму лично от рейхсфюрера СС, в которой сообщалось, что ему было присвоено внеочередное офицерское звание унтерштурмфюрера СС (младшего лейтенанта). Для человека, который вступил в охранные отряды НСДАП уже после прихода Гитлера к власти, это была весьма стремительная карьера. Более того, сам Гиммлер рекомендовал исследователю вернуться в Германию, где его ожидало блестящее будущее. Шефер обсудил поступившее предложение с Эрвином Штреземаном, который продолжал гостить в Филадельфии у своего ученика. Как оказалось, немолодой профессор, критически относившийся к национал-социализму, ничего не знал о членстве своего ученика в СС. Более того, он не намеревался в будущем покидать «страну неограниченных возможностей», полагая, что и сам молодой исследователь не любит новые власти. Подобное развитие событий могло очень сильно повредить карьере Шефера.