Письмо XXI. Шут

«Никто не обольщай самого себя : если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтоб стать мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие перед Богом».

(1 Кор. 3: 18-19)

«Безумие - это состояние, не позволяющее понять то, что ИСТИННО».

(Платон, "Определения"{129})

«... Сознание слишком легко поддается подсознательным влияниям, которые зачастую оказываются истиннее и мудрее, чем наше сознательное мышление... Существование личности не обязательно предполагает наличие сознания. Оно вполне может быть дремлющим или спящим».

(К. Г. Юнг, "Сознание, бессознательное и индивидуация"{130})


Дорогой неизвестный друг,

Прежде всего следует объяснить, почему я - на первый взгляд, своевольно - изменил порядок карт Старших Арканов Таро, поместив Аркан "Шут" следом за Двадцатым Арканом - "Суд". У Аркана "Шут" вообще нет никакого номера, т. е. он соответствует числу ноль, и в Марсельском Таро номер XXI отведен карте Аркана "Мир" - Двадцать Второго в нашем изложении. Причина избранного нами порядка рассмотрения Арканов в том, что медитация на Аркане "Шут" не может, на наш взгляд, завершать собою ряд предыдущих медитаций на Старших Арканах, если их воспринимать как "школу" духовной подготовки, т. е. как целостную "систему" духовных упражнений; иными словами, в той системе фундаментальных воззрений и идей, которая представлена символикой Таро, медитация на Аркане "Шут" - именно как духовное упражнение - не может быть заключительной "точкой зрения".

Есть и другие причины. Одна из них указана Полем Марто в книге "Марсельское Таро", где он говорит:

"Эта карта не обозначена никаким номером, ибо надлежало бы наделить ее либо номером "О", либо номером "22". "О" не подходит, так как в этом случае Шут олицетворял бы вселенскую неопределенность, тогда как в действительности он подвижен и символизирует ход эволюции. С другой стороны, ее нельзя обозначить и числом "22", т. е. двумя пассивными началами, подразумевающими бездействие, что совершенно противоречит поведению персонажа, изображенного на этой карте" (88: р. 93).

Есть и третья причина. В России, в Санкт-Петербурге около пятидесяти лет назад существовала группа эзотеристов, в которую входил цвет столичной интеллигенции. Эта группа имела внутреннюю иерархическую структуру, т. е. включала в себя несколько "степеней" - мартинистов, тамплиеров и розенкрейцеров. В сущности, это была школа подготовки и обучения, состоящая из трех "курсов" или "классов" - в первый входили мартинисты, во второй тамплиеры, а в высший розенкрейцеры.

Всю школу возглавлял преподававший в петербургском Пажеском Корпусе профессор высшей математики Григорий Оттонович Мёбес{131}.

Так вот, после большевистской революции (положившей, разумеется, конец и самой группе, и ее деятельности) автор этих строк познакомился и подружился с некоторыми членами этой распавшейся группы. Поскольку дружба эта была подлинной, т. е. основывалась на безоговорочном взаимном доверии, они (принадлежавшие к так называемой "розенкрейцерской" элите группы) передали все, что знали, и поведали обо всем, что касалось деятельности их группы, в том числе и о пережитых ими кризисах и тяжких испытаниях. Это было в 1920 году. Тогда-то автор этих строк, уже проштудировавший в 1917 году блестящую книгу инженера Шмакова "Великие Арканы Таро"{132} (почти вдвое превышающую по объему, скажем, книгу Освальда Вирта "Le Tarot des imagiers du moyen age"{133} или книгу Поля Марто "Le Tarot de Marseille"{134}) и посвященную Таро книгу П. Д. Успенского{135}, был поражен, узнав, сколь плодотворными могут оказаться коллективные труды над Таро для изучения, исследований и духовного роста в сфере эзотеризма. Ибо все труды этой группы мартинистов-тамплиеров-розенкрейцеров были основаны на Таро. Изучение Каббалы, магии, астрологии, алхимии и герметизма направлялось и вдохновлялось постижением Таро. Благодаря этому вся работа отличалась исключительной согласованностью и органическим единством. Все вопросы, связанные с Каббалой, магией, астрологией, алхимией и т. д., трактовались как отдельные аспекты того или иного Аркана. Так, например, медитация на двадцати двух буквах еврейского алфавита совершалась с тем, чтобы вывести их каббалистический смысл в свете двадцати двух Старших Арканов. При этом делался вывод, что каждая буква еврейского алфавита - в каббалистическом понимании - соответствует определенному Старшему Аркану Таро. Так, Аркану "Шут" приписывалась двадцать первая буква еврейского алфавита - SHIN (). Говорили, что это буква Аркана "Шут", добавляя по секрету, что эзотерическим названием Аркана "Шут" является AMOR (Любовь). Хотя учение и опыт этой группы санкт-петербургских эзотеристов живет ныне в душе автора этих писем лишь как полученный в юности общий импульс к более глубокому проникновению в символику Таро - до сей поры он даже ни разу не ссылался в своих письмах на их учение (в течение последовавших за этим сорока пяти лет Таро открылось ему в новом свете, далеко превосходя по значению и глубине все, что он узнал из учения и опыта санкт-петербургской группы) - есть, однако, одно исключение, о котором я упоминал выше: Аркан "Шут" соотносится с буквой SHIN и, стало быть, число его - двадцать один, а эзотерическое наименование - Любовь.

Вот почему, дорогой неизвестный друг, в моем понимании медитация на Аркане "Шут" следует за медитацией на Аркане "Суд" и предшествует медитации на Аркане "Мир". И потому речь здесь идет, помимо упомянутых двух причин, связанных с диапазоном медитативной работы над Таро и значением числа двадцать один, о возложении "памятного венка" на несуществующую гробницу (т. е. несуществующую в дольнем мире) группы санкт-петербургских эзотеристов начала нашего века.

Обратимся теперь к рассмотрению карты. На ней изображен идущий человек в мешковатой одежде. Он опирается на посох и несет на правом плече палку с висящим на ней узелком. Сзади на путника нападает собака, рвущая его штаны. На голове у человека желтый колпак, увенчанный красным помпоном; на плечах у него синий воротник, кончики которого украшены колокольчиками; он одет в синие штаны и красные башмаки. На нем красный камзол, из коротких желтых наплечий которого выглядывают синие рукава; талию стягивает желтый пояс или кушак, к которому подвешены маленькие колокольчики. Иначе говоря, он одет в костюм традиционного средневекового клоуна или шута.

Шут идет слева направо. В правой руке у него посох, левой он удерживает на правом плече палку, к которой привязан узелок. Голова его на три четверти повернута вправо... Да и сам Шут также наклонен вправо... Шут добрый, а не злой, о чем свидетельствует хотя бы то, что он не защищается от собаки - хотя легко мог бы отогнать ее палкой.

Добрый шут... Одних этих слов достаточно, чтобы вспомнить бледную и тощую фигуру Дон Кихота Ламанчского - странствующего рыцаря, бывшего всеобщим посмешищем и заслужившего при жизни прозвища "El Loco" ("Дурачок"), но после смерти прозванного "El Bueno" ("Добрый"). О Дон Кихот, появившись на страницах романа Мигеля Сервантеса как литературный персонаж, ты обрел самостоятельную жизнь, более яркую и реальную, нежели жизнь литературного героя! Ты будоражишь воображение целой вереницы поколений, временами даже возникая в видениях. По вечерам в засушливых и скалистых местах, когда удлиняются тени, не твой ли долговязый застывший силуэт с гротескно искаженным профилем, восседающий на изнуренной кляче, мерещится случайному взору?

Воображение, видение... Да о чем это я? Тебя зачастую можно встретить в трудных исторических ситуациях - напоминающих засушливый исковерканный пейзаж, - когда сердца ожесточены, а головы твердолобы. Это ты... это твой голос, перекрывая гром выстроенных вокруг гильотины барабанов в один из дней месяца термидора или фруктидора II или III года (по французскому республиканскому календарю), выкрикнул "Да здравствует король!" - прежде чем твоя отрубленная голова скатилась на землю с высокого эшафота. Это ты на глазах у торжествующей революционной толпы сорвал со стены и изодрал на куски красный плакат, возвещающий жителям Санкт-Петербурга о начале Новой Эры в жизни России... и тут же был поднят на штыки красногвардейцами. Это ты в 1941 году открыто заявил немецким властям в оккупированных Нидерландах, что Германия, захватив эту страну, нарушила Гаагскую конвенцию, подписанную ею же тридцать лет назад...

Дон Кихот Ламанчский действует. Ибо Сервантес вовсе не придумал его, а просто описал таким, каким тот явился ему в Кастилии на закате рыцарских времен. Дон Кихот существовал и действовал задолго до Сервантеса, как продолжает существовать и действовать в наши дни, много лет спустя после смерти автора книги. Он живет - из века в век - жизнью архетипа, во все времена по-разному проявляясь во множестве людей. Сервантес изобразил его в виде странствующего рыцаря, а безвестные художники средневековья представляют его в виде Шута Таро. Как образ, Шут относится к средневековью. Это очевидно. Но каков может быть его источник как идеи, как архетипа и, наконец, как Аркана? Греческий? Пожалуй. Египетский? Готов это признать. Еще более древний? Почему бы и нет?

Идеи, архетипы, арканы не имеют возраста. Только их зримый, символический образ может быть отнесен к определенной эпохе. Это касается не только "Шута", но и "Мага", "Верховной жрицы", "Императрицы", "Императора", "Первосвященника", "Возлюбленного", "Колесницы", "Правосудия", "Отшельника", "Колеса Фортуны", "Силы", "Повешенного"... Ибо Арканы Таро суть нечто большее, чем символы, и даже большее, нежели духовные упражнения: это магические сущности, действующие и посвящающие в таинства архетипы.

Воображение западного мира будоражит не только Дон Кихот, но и Орфей, Вечный Жид, Дон Жуан, Тиль Уленшпигель, Гамлет и Фауст.

Орфей - его страдание от разлуки с душой умершей возлюбленной было столь велико, что стало магией, превозмогшей реку сна, забвения и смерти, которая отделяет мертвых от живых. Орфей всегда и повсюду живет там, где любовь к душе, отторгнутой смертью, не довольствуется лишь набожным и безропотным поминанием, но стремится отыскать ушедшего из этого мира и встретиться с ним за порогом смерти. Такова была любовь Орфея к Эвридике, и такова же была любовь Гильгамеша к его другу и брату Эабани. И как знать, сколько человеческих сердец билось, бьется и будет биться в такт с сердцем Орфея или Гильгамеша, героя вавилонского эпоса?

Вечный Жид, или Агасфер- это архетип "иного бессмертия" - бессмертия кристаллизации, о которой шла речь в письме о Тринадцатом Аркане Таро. Он олицетворяет принцип и душу магии, стремящейся к свертыванию витального (эфирного) тела до состояния "камня", слишком твердого для косы смерти. Формула, лежащая в основе этой магии, обратна формуле жизни и благодати: "Tu es non dignus ut intres sub tectum meum" ("Ты недостоин войти под мой кров"), т. е. обратна формуле "Domine, поп sum dignus, ut intres sub tectum meun: sed tantum die verbum, et sanabitur anima mea" ("Господи, недостоин я, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи лишь слово, и исцелится моя душа". - Срв. Мф. 8: 8). Такова глубочайшая тайна и "великий аркан" тех, кто, запечатлев себя в камне, желает из этих камней воздвигнуть храм человечества (см. медитацию на Шестнадцатом Аркане). Само собой, из них это ведомо лишь горстке людей; прочие же, которых большинство, даже не подозревают об этом.

Дон Жуан - это не просто богохульствующий распутник, а скорее верховный жрец маленького божества, обладающего огромной силой и известного в античности под именем Эрос или Амур (Любовь). Он олицетворяет собой магию Эроса, а в роли жреца главенствует в его мистериях.

Будь все иначе, будь он всего лишь заурядным распутником, как мог бы он оказать столь могучее воздействие на воображение таких поэтов, как Мольер, Корнель, лорд Байрон, Лоренцо да Понте, на Моцарта (в музыке) и Алексея Толстого{136}? Именно поэма-мистерия последнего лучше всего раскрывает читателю глубинную природу Дон Жуана, который, согласно Алексею Толстому, не был ни богохульствующим распутником, ни вероломным соблазнителем, ни даже грубым авантюристом. Он был скорее преданным и смелым слугой ребячливого божества, любящим и умеющим воспользоваться и страстным порывом, и восторженным пылом, презирающим взвешенную и благоразумную рассудочность с ее законами полезности и выгоды, осмотрительности и соблюдения условностей и, наконец, господства холодной головы над горячим сердцем. Однако право на существование имеет не только любовь, но и ее трансцендентная метафизика, философия и мистицизм. Для Алексея Толстого Дон Жуан был более чем жертвой любви, беспомощным поклонником этой своевольной богини. Он глубоко воспринял ее философию и мистицизм и тем самым стал ее сознательным приспешником, верховным жрецом, посвященным в ее таинства. Вот почему он стал архетипом - архетипом любви ради любви, любовником par excellence.

Дон Жуан живет за счет эротической энергии и ради этой энергии - лелея и поддерживая ее, словно огонь, которому вовек нельзя угаснуть. Причина в том, что он осознает всю ценность и предназначение этого огня в нашем мире. В извечном противостоянии между законом - права, здравомыслия и Бога - и любовью, он отдаег предпочтение любви, что требует известной смелости. Вот почему Дон Жуан олицетворяет идею, архетип, аркан. Он воплощает в себе юношу, изображенного на карте Шестого Аркана "Возлюбленный", который избрал огонь любви как таковой, во всем ее многообразии, предпочтя ее единству любви к своей извечной родственной душе и поддавшись на уговоры Вавилонской блудницы, посвященной в тайны эротической магии.

Тиль Уленшпигель, бродяга из фламандского городка Дамме неподалеку от Брюгге, - герой многочисленных народных преданий о розыгрышах и грубоватых проделках, а также трагический персонаж эпического романа де Костера -является архетипом революционного анархизма, который в следствие полного разочарования во власть предержащих знать не желает ни веры, ни закона. Это дух бунтарства против всякой власти во имя свободы отдельной личности - свободы бродяги, который не имеет ни гроша за душой, никому не подчиняется, никого не боится, не ожидает вознаграждения и не опасается кары ни на том, ни на этом свете... дух-насмешник, который в то же время переворачивает вверх дном святыни и алтари человечества, обрушивая их с помощью своей волшебной палочки: насмешки. Эта палочка неузнаваемо преображает все, к чему ни прикоснется: торжественное становится напыщенным, трогательное - сентиментальным, отвага - самонадеянностью, слезы - хныканьем, любовь -мимолетной причудой... Ибо и эта палочка "не имеет иной цели, как только конденсировать могучий поток флюида, эманирующего из оператора... и направлять проекцию этого флюида в определенную точку" (102: р. 204). И этот "сконденсированный флюид" оператора есть его сконденсированная вера в то, что все на свете - лишь один великий фарс.

Тиль Уленшпигель является архетипом, поскольку он тут как тут со своей неизменной палочкой, едва какой-нибудь насмешник возомнит себя "просветителем", выворачивая наизнанку вещи, идеи и идеалы, которыми дорожат другие. Так, присутствие и влияние Тиля Уленшпигеля заметно не только в рифмоплетстве русского большевика и воинствующего атеиста Демьяна Бедного, но и в сочинениях такого выдающегося писателя и мыслителя, как Вольтер. Впрочем, Тиль Уленшпигель - будучи архетипом -это не просто обычный насмешник. Это лишь одна сторона его бытия. Есть у него и другая сторона - воинствующий анархизм: бунт черни против тех, кто издает законы и предписывает, что делать, а чего не делать. Примером могут послужить следующие относительно недавние события:

Моряки Балтийского флота России обеспечили в октябре 1917 года победу большевистской революции, открыв огонь из орудий крейсера "Аврора" по последнему очагу сопротивления верных демократическому правительству войск (женского добровольческого батальона) и взяв штурмом Зимний дворец в Санкт-Петербурге. Так они стали бесспорными и прославленными героями Октябрьской революции. Однако не менее бесспорным фактом - хотя и никогда не упоминаемым - является то, что в 1921 году те же моряки Балтийского флота подняли мятеж против режима, которому оказали столь решительную поддержку в октябре 1917 г. Они захватили военно-морскую крепость в Кронштадте, которая затем была взята в осаду. После месяца осады отборные войска красногвардейцев отбили кронштадскую крепость - у кадетов или курсантов (большевистской военно-морской школы).

Так чем же была вызвана столь радикальная перемена в отношении моряков Балтийского флота к большевикам? Дело в том, что в октябре 1917 года моряки сражались за анархическую свободу -за советы рабочих, крестьянских, солдатских и матросских депутатов, в которых не будет генералов и адмиралов, министров, т. е. всех тех, кто стоял выше советов. Они стремились к воссозданию боевого товарищества, бытовавшего в XVI, XVII и XVIII вв. на Украине под названием Запорожская Сечь. Это был идеал анархистского коммунистического братства. Однако в 1921 году они поняли, что ошиблись. Ибо Октябрьская революция привела к возникновению не сообщества братьев и товарищей, а системы контроля с новым, сильным полицейским государством диктаторского толка, управляемого кликой, которая решала все от имени народа, тогда как сам народ не решал ничего. Убедившись в обмане, кронштадтские моряки вновь взялись за оружие. И снова их незримо возглавлял Тиль Уленшпигель, как в свое время он вел за собой толпу на штурм Бастилии и сочинил в 1793 году бунтарскую песню "Карманьолу"...

Датский религиозный мыслитель Серен Кьеркегор, ставший родоначальником философского течения (точнее -эстетического умонастроения), известного в наши дни под названием "экзистенциализм", писал:

"В современной философии было более чем достаточно разговоров о том, что размышления начинаются с сомнения, но с другой стороны, когда мне самому доводилось разбираться с подобными заключениями, я тщетно пытался найти свидетельства различия между сомнением и отчаянием. Здесь я попытаюсь пролить свет на это различие... Сомнение есть отчаяние мысли, отчаяние есть сомнение личности; вот почему я столь решительно привержен к категории выбора, ибо в ней мое решение, краеугольный камень моего мировоззрения..." (77: vol. II, pp. 177-178).

Экзистенциальная философия нашего времени отличается от традиционной спекулятивной философии тем, что она основана на отчаянии, т. е. на сомнении личности в целом, тогда как спекулятивная философия берет начало в сомнении, т. е. отчаянии одного лишь мышления. А всякое отчаяние, всякое сомнение личности сводится к знаменитому гамлетовскому вопросу: "Быть или не быть?" Ибо если датский философ Кьеркегор является автором современного экзистенциализма, то датский принц Гамлет - герой шекспировской трагедии, точнее - положенного в ее основание предания, записанного Саксоном Грамматиком, - представляет собой экзистенциалиьный архетип отчаявшейся личности. Это архетип изоляции полностью автономного сознания, отрешенного как от Природы, так и от духовного мира, - архетипа человека, пребывающего в нулевой точке между двумя полями тяготения: земным и небесным.

Сомнение есть нечто большее, нежели психологическое состояние нерешительности; это пребывание души в промежуточной сфере между двумя полями тяготения - земным и небесным - откуда нет иного выхода, иначе как посредством простого акта веры, исходящего из глубины души без какого-либо участия неба и земли. Таким образом, это акт свободной личности при полном безмолвии неба и земли. Так вот, Гамлет и является архетипом такого испытания, где приходится выбирать одно из двух: либо акт веры, либо отчаяние и безумие.

Доктор Фауст - это синтез различных форм безумия и мудрости тех шести архетипов, о которых мы говорили выше. Как Дон Кихот, он стремится к неслыханным подвигам; как Орфей, он ищет обратный путь к свету из мрака смерти, много веков назад поглотившего Елену Троянскую, которую он страстно любит, несмотря на разделяющие их столетия и порог смерти; как Дон Жуан, он "видит Елену в каждой женщине" и ищет "вечную женственность" (das Ewig Weibliche) в каждой земной любви; как Агасфер, он возвращает свою молодость спомощыо черной магии, чтобы начать новую жизнь и новую земную биографию, не прерванную смертью, т. е. обретает новое воплощение, минуя предшествующий ему период развоплощения; как Тиль Уленшпигель, он отрешается от всяких привязанностей, религиозных, научных и политических авторитетов, и в компании с Мефистофелем насмехается над моральными и иными ограничениями, препятствующими свободе дерзания и воли; и, наконец, как Гамлет, он подвергается испытанию великим экзистенциальным сомнением "быть или не быть", переосмысленным как "жить или не жить".

Но помимо всего общего, что есть у него с этими шестью архетипами, Фауст олицетворяет - по крайней мере в представлении Гёте - еще один вечный архетип человека, подвергаемого испытаниям и искушениям: вечного Иова, которого мы находим в Библии. Фауст - это Иов эпохи гуманизма, т. е. на заре современного мира. Подобно библейскому Иову, он оказался залогом в пари, предложенного -и принятого -Богу Мефистофелем. Но испытания и искушения Фауста отличаются от выпавших на долю библейского Иова тем, что они связаны не с ударами и превратностями судьбы, а, напротив, с невероятной удачей и успехами. В распоряжении Мефистофеля все средства, чтобы удовлетворить любые желания Фауста. Испытание же, о котором здесь речь, сводится к тому, сможет ли относительный и преходящий мир вечно удовлетворять запросы Фауста - человека, порожденного современным миром, современного человека... Могут ли все радости этого мира усыпить человеческое стремление к абсолюту и вечности, сделав его всецело удовлетворенным и счастливым. Иов доказал, что страдания, в которые мир может ввергнуть человека, не способны оторвать человеческую душу от Бога; Фауст продемонстрировал, что это не по силам и всем радостям этого мира.

Освальд Шпенглер, автор известного сочинения "Закат Запада"{137}, называет современного человека "фаустовским человеком" ("der faustische Mensch") - и в этом совершенно прав. Ибо Фаустпоисгинепредставляет собой господствующий архетип в эпоху, которая последовала за средневековьем, -эпоху, для которой характерны огромный рост власти человека над Природой и появление у него средств удовлетворить такие желания, о которых могли мечтать только самые могущественные маги прошлого: летать по воздуху, видеть и слышать на большом расстоянии, путешествовать без лошадей (т. е. в автомашине), вызывать к жизни живые образы и звуки событий давно минувших либо происходящих на огромном удалении и др. Казалось бы, князь мира сего получил всю власть для того, чтобы удовлетворить одно за другим все желания современного человечества и тем самым убедиться, что власть и наслаждения этого относительного и преходящего мира могут заставить человека забыть об абсолютном и вечном, заставить его забыть Бога... Со стороны же Бога это попытка показать всем иерархиям зла, что человек стоит выше всего относительного и преходящего, а посему вся власть и все радости мира дольнего никогда не принесут ему удовлетворения. Испытание нашей эпохи есть испытание Фауста. Это искушение удовлетворением желаний.

Новейшим феноменом нашей эпохи является коммунизм - или, если угодно, общественный и коллективный государственный контроль. Коммунизм открыто ставит своей целью как можно более полное удовлетворение всех нужд и желаний как можно большего числа людей, живущих на земле. Что ж, предположим, что он добьется успеха в России. У каждого будет хорошо меблированная квартира с телефоном, радио, телевизором, холодильником, стиральной машиной... А что потом? Да, кино, театр, концерты, балет, спорт... А потом? Да, наука найдет новые возможности и новые направления деятельности, для воображения и... желаний. Человек будет летать на Луну, на другие планеты... А потом? Потом будут невероятные приключения в сфере опыта и познания, которых мы пока не можем себе представить, - как, например, открытие других форм разумной жизни, иных "цивилизаций" на планетах... А потом? Ответа нет.

Нет, ответ, разумеется, есть: он дан в притче о блудном сыне. Чего стоят все телевизоры, стиральные машины, сверхзвуковые самолеты, космические корабли, полеты на другие планеты и исследование других галактик по сравнению с объятием любящего Отца по возвращении сына в отчий дом?

Искушение нашего времени есть искушение удовлетворением желаний. Это относится не только к коммунистам, капиталистам и материалистам, но и в не меньшей степени - не скажу, к эзотеристам - к оккультистам и магам. Ибо этому искушению подвергаются и они.

Луи-Клод де Сен-Мартен, например, принимал участие в ритуалах церемониальной магии в кружке учеников Мартинеса де Паскуалли. Для него эта магия оказалась эффективной и реальной. Но убедившись в реальности и эффективности церемониальной магии, он - полностью осознавая, что делает, - отвернулся от этой магической практики и обратился к мистицизму Якоба Бёме, к миру неизреченного опыта, к миру тесной взаимосвязи души с Богом. Таким образом, он выдержал испытание. Магические феномены - "пассы" - не смогли сбить его с пути к абсолютному и вечному, тогда как бывший его соратник и соученик Жан-Батист Вилъермос, несмотря на свою духовную ориентацию и искреннюю веру, до самой смерти остался сторонником церемониальной магии и ритуалов посвящения. Элифас Леви, автор книги "Учение и ритуал высшей магии", безусловно был пионером в теории и практике церемониальной магии девятнадцатого века. У него хватило смелости - или, если угодно, дерзости - во всеуслышание заговорить о магии как о чем-то реальном и в то же время доступном пониманию... и это во времена, когда клонилась к закату эпоха просвещения и в зените популярности был материализм! Можно ли упрекнуть его в недостатке смелости? Однако его порицала госпожа Е. П. Блаватская, упрекая в том, что он впоследствии изменил своему магическому учению и обратился к христианскому мистицизму - из страха попасть в немилость церковных властей. Истина же в том, что Элифас Леви - этот неустрашимый маг, сумевший вызвать в Лондоне дух Аполлония Тианского - превзойдя пределы церемониальной магии, сосредоточил свои усилия на мистицизме игнозисе христианского герметизма. Как и Сен-Мартен, он с честью выдержал фаустовское испытание. Поэтому то, что писал Сен-Мартен Кирхбергеру, барону фон Либисдорф, о причинах своего обращения от церемониальной магии к мистицизму, вполне можно отнести и к Элифасу Леви:

"... Я давно оставил позади посвящения, пройденные в моей первой школе, ради единственного посвящения, которое мне действительно по сердцу... Уверяю вас, что сокровенным духовным путем я познал истины и радости, тысячекратно превосходящие все, что я получил извне... нет иного посвящения, кроме как от единого Бога и Его Вечного Слова, пребывающего в нас..." (44: XIX, СХ; pp. 77-78, 375).

Это же относится и к Полю Седиру (псевдоним Ивона де Лу), который также предавался занятиям практической магией, в течение двух лет используя для этой цели комнату, которую снимал на первом этаже дома N4 на улице Савойи в Париже (cf. 49: р. 49). Он был членом и посвященным высокого ранга по меньшей мере двадцати братств -более или менее тайных -например, каббалистического Ордена розенкрейцеров, Ордена мартинистов, Н. В. of L., F. Т. L. и т. д. Но в январе 1909 года (а его деятельность в этой сфере началась в 1888 году) он вышел из всех братств, отказавшись, к изумлению давних друзей, от всех должностей и титулов, которыми был облечен.

"Но было в его жизни некое внешнее обстоятельство, торжественное и решающее событие, которое привело его к осознанию пустоты всех тайных наук и обществ и навсегда направило его по единому пути Евангелия" (49: р. 80).

Этим событием была его встреча с Филиппом Лионским. Сам Седир упоминал об этом в письме в редакцию "L'Echo du Merveilleux" в мае 1910 года (впоследствии перепечатанном в выпуске "Bulletin des Amities Spirituelles", апрель 1933 г.):

"... Вместе с некоторыми моими товарищами я прошел, как мне кажется, все круги эзотеризма и с неподдельным рвением обследовал все тайные святилища в неугасимой надежде на успех. Но ни одно из обретенных мною в конечном счете убеждений не было в моих глазах Достоверностью.

Раввины раскрывали передо мною свои неведомые манускрипты; алхимики принимали в своих лабораториях; суфии, буддисты и даосы во время долгих ночных бдений приводили меня в обиталища своих богов; брамин позволил мне скопировать свои таблицы мантр; йогин открывал передо мною все тонкости созерцания. Но однажды вечером, после некоей встречи, все, чему научили меня эти замечательные люди, показалось мне маревом в сумерках после жаркого летнего дня" (49: р. 80).

И в жизни Папюса была решающая встреча, о которой упоминал Седир. В плане соотношения между убеждениями и Достоверностью, между ценностями и Ценностью она оказалась для него не менее решающей, чем для Седира. Но - будучи врачом, привыкшим превыше всего ставить благо доверившихся ему пациентов, - он не сложил с себя ни одной принятой в прошлом ответственности и не порвал ни с одной группой, за которую считал себя в ответе, хотя сердцем был уже не с ними. Для него перемена заключалась в решительном признании приоритета христианской духовности, о чем он заявил открыто - и чем заслужил упреки в "слабости к католицизму" со стороны Робера Амбелена, а некоторые масоны стали относиться к нему как к "отпетому иезуиту". Но эволюция взглядов Папюса - что бы о нем ни говорили и независимо от чьих-либо симпатий или антипатий - представляла собой не что иное, как успешно пройденное фаустовское испытание.

Этих примеров достаточно, чтобы проиллюстрировать характер и сущность фаустовского испытания в сфере оккультизма, хотя можно было бы привести и больше. Это испытание предстоит каждому оккультисту. Только пройдя через него, т. е. постигнув суть произвольной магии, оккультист обнаруживает божественную магию, гнозис и мистицизм христианского герметизма. И тогда он из ученого превращается в мудреца, из колдуна в мага, из толкователя в гностика и из любителя тайн в мистика. Да будет так.

Фаустовское испытание и человеческий прототип Фауста были в древности предвосхищены личностью - будь то легендарной или реальной - Киприана-волхва, обратившегося в христианство, ставшего впоследствии епископом Никодемии и в конце концов принявшего вместе с Юстиной мученический венец при императоре Диоклетиане. Ниже приведены некоторые выдержки из коптской версии его "Исповеди" (предание о Киприане состоит из трех частей: "Обращение", "Исповедь" и "Мученичество"):

"Это покаяние Киприана-волхва, ставшего христианином благодаря деве Юстине; который стал затем епископом города Никодемии; и который, наконец, вместе с Юстиной принял венец мученика при царе Диоклетиане и почил двадцатого дня месяца Фаопи, АМИНЬ...

Я, Киприане, в малолетстве был посвящен в служители храма Аполлона и с младых ногтей обучался тем коварным выдумкам, на которые столь щедр Дракон. Ибо не достигнув еще семи лет от роду, я уже был посвящен в Таинства Митры... Когда же мне исполнилось пятнадцать лет, я служил Деметре и выступал пред нею в процессии факельщиков. Что до дщери ее, именуемой "девою", то я носил ее траурный убор, облаченный в сверкающие одежды... Я поднимался на Олимп... называемый "горой богов". Я был посвящен в таинства ее Образа, в строй ее речей, которые состоят из последовательности звуков, издаваемых время от времени при появлении демонов, когда те открывают свое присутствие... Видел я также сердца демонов - одни из них пели, другие же расставляли западни, обольщали и строили всякие козни. И предо мною проходили вереницей свиты всех богов и богинь. В тех местах провел я сорок дней и сорок ночей, питаясь после заката лишь древесными соками... С пятнадцати лет меня стали обучать жрецы, семь пророков и пророчиц Дьявола, с которым последние общались с глазу на глаз. Вот они-то и дают работу всем демонам... Дьявол же наставлял меня в том, каким образом земля прочно держится на своих опорах. Он обучал меня законам Воздуха и Эфира. Я плавал по Морю до самого Тартара. И наконец, я отправился в Aproq я участвовал в празднествах Геры, где узнал, как разлучать жен и мужей и как сеять ненависть между братьями и сестрами. Я познал единство Воздуха и Эфира, я постиг, как Земля входит в соединение с Водой, и как Вода, в свою очередь, соединяется с Эфиром.

Затем я отправился в город, называемый Фалес [Элида], расположенный в стране, называемой Лакедемон. Я познал таинства Гелиоса и Артемиды, законы света и тьмы, звезды и их орбиты... Затем я отправился к людям, называемым фригийцами. У них я научился предсказаниям... И узнал я также о членах тела, совершающих внезапные судорожные движения, о нервах, которые сокращаются, вызывая нестерпимый зуд, и об иных, неразрывно связанных друг с другом; я овладел искусством словесных уловок, научился угадывать число выбрасываемых в игре пальцев, а также числа, ненароком слетающие с уст. Одними лишь словами я сотворял предметы и придавал им реальность... Побывал я также в Мемфисе и Гелиополе... Я посещал их тайные подземные святилища, где демоны воздуха вступают в союз с демонами, обитающими в земле; я узнал, как они вводят людей в искушение... и как духи (???????) борются с демонами. И я узнал, сколько есть князей тьмы, и какова их взаимосвязь с душами и телами лишенными разумения, вплоть до рыб; и узнал я, каковы их (князей) дела: иной побуждает людей сторониться какого-либо человека; иной гак воздействует на его разум, что человек отдается в его власть; иной воздействует на память; иной вселяет в него ужас; иной строит хитроумные козни; иной приводит в удивление; иной приводит к забвению; иной подстрекает толпу к мятежу; и таким же образом происходит множество иных явлений... Я видел души гигантов, заключенные во мраке и согбенные в тени земли, словно под тяжкой ношей. Я видел, как драконы вступают в связь с демонами, и ощущал во рту горечь яда, истекающего из их пастей... сим ядом духи (??????) Воздуха порождают все человеческие недуги... Я жил в этих местах: дух (??????) лжи являлся мне во многих обличьях; дух похоти был о трех лицах...; дух гнева был подобен твердому камню...; дух злословия - с несметным числом острых языков...; дух ненависти, подобный слепому с глазами на затылке и постоянно избегающий света...; дух злорадства, являющийся в виде иссохшей кости... Видел я и духов тщеславия, добродетели и мнимого правосудия, с помощью которых демоны уловляли греческих философов; на самом же деле они совершенно немощны и не имеют никакой силы. Одни из них подобны пыли, тогда как другие подобны теням... Число же демонов, которые, уподобляясь идолам, вводили в заблуждение греческих философов, равно 365. Чтобы подробно поведать обо всем этом, мне пришлось бы написать несколько книг; но о некоторых вещах я расскажу, дабы выявить всю глубину моего падения.

Тридцати лет от роду я покинул Египет и направился в страну халдеев, дабы узнать, что такое Эфир. Люди в этой стране говорят, что он расположен над Огнем; Мудрецы же их утверждают, что он выше Света... Мне были названы 365 частей Эфира, каждая из которых обладает собственной природой и вступает в связь с силами материальных субстанций, каковые суть наши тела... Однако некоторые из них не подчиняются Миру Света и противостоят ему. Меня также обучили тому, как склонить их к участию в замыслах создания материальных существ, как довести до них Волю Света и принудить к повиновению. Видел я между ними и Посредников (???????). Меня удивило число духов тьмы, витающих в воздухе... Я узнал заведенные между ними обычаи (???????), и убедился, что соблюдаются они неукоснительно. В тех краях действует основной закон (????????), добрая воля (??????), заповедь (??????) и здравый смысл, позволяющие всем им наслаждаться жизнью... Если же вы поистине готовы мне поверить, то видел я воочию и самого Дьявола. Я заставил его явиться, предложив ему дары. Верьте мне на слово, я приветствовал его лицом к лицу. Я беседовал с ним, он же думал, что я один из великих, предстоящих перед ним. Он назвал меня "способным юношей, которого легко обучить", и еще "малым князем", достойным его общества... Он сказал: "Я окажу тебе помощь в жизни (????) твоей всеми силами (????????)". Ибо он был весьма высокого мнения обо мне... Когда же я собрался уходить, он громко обратился ко мне по имени: "О ревностный Киприан, будь силен и настойчив во всем, что делаешь..." И облик его был подобен цветку радости, украшенному самоцветами; голову его венчала корона, усыпанная такими же камнями, сияние которых озаряло все вокруг. Его одеяние (?????) сверкало так ярко, что все вокруг повергало в трепет..." (51: vol. I, арр. 2; pp. 374-382).

Вслед за покаянным рассказом начинается собственно описание обращения Киприана. Что ж, вот человек, наделенный огромным опытом и познаниями, о котором можно сказать словами Поля Седира:

"... После некоей встречи [с девой-христианкой Юстиной] все, чему научили меня мудрецы Греции, Фригии, Египта и Халдеи, показалось мне легкой дымкой, поднимающейся в сумерках после жаркого летнего дня".

Более того, встретившись лицом к лицу с самим учителем премудрости мира сего, он отрекся от нее, всецело отдавшись премудрости Божьей любви - что в глазах "мудрых мира сего - безумие"...

Иными словами, будущий епископ и мученик Киприан, уложив в суму магический жезл, чашу, меч и пантакль Киприана-волхва, вскинул ее на плечо и тронулся в путь, не отгоняя бросающихся на него собак и походя в глазах сего мира на скомороха - в путь... к предстоящему мученичеству. Его греческие, фригийские, египетские и халдейские сотоварищи, должно быть, говорили: "Вот идет Шут!" Образованные и здравомыслящие люди того времени наверняка говорили: "Вот идет Глупец!" Ибо в их глазах он отвернулся от самой сущности всей человеческой культуры и цивилизации - от интеллекта... от интеллекта, с чьим всемогущим владыкой, назвавшим его "способным юношей, которого легко обучить", он встретился лицом к лицу. Дух "знания ради знания" беседовал с ним с глазу на глаз и призвал быть "сильным и настойчивым во всем, что он делает".

Итак, Киприан устоял против могущества произвольной магии и проявил больше упорства, чем требуется для "знания ради знания". Он превозмог собственную своенравную волю и посвятил себя высшей науке -науке Божественной, т. е. науке Божьей любви. Этот предпринятый им решающий шаг и есть Аркан Таро "Шут". В этом заключается значение и реализующая магия Двадцать Первого Аркана.

Аркан "Шут" учит умению переходить от интеллектуальности, движимой жаждой познания, к высшему знанию через любовь. Речь идет о переходе от сознания, именуемого в теософской литературе "малый манас", к сознанию, именуемому "великий манас" (= манас-буддхи) -что в антропософской литературе соответствует переходу от сознания "эго" к сознанию духовной сущности (духа=сущности). Иначе говоря, этот Аркан связан с преображением личностного сознания в сознание космическое, где "я" (эго) является уже не источником акта сознания, а его восприемником - повинуясь закону бедности, послушания и целомудрия.

Итак, значение Аркана "Шут" двойственное. Он поистине может быть понят двояко: как образец -и как предостережение. Ибо с одной стороны он учит свободе трансцендентного сознания, возвышенного над сим миром, с другой же он недвусмысленно и весьма впечатляюще предостерегает против опасности, таящейся в таком возвышении, - легкомыслия, никчемности, безответственности и смехотворности... иначе говоря, безумия.

Аркан "Шут" наделен, по сути, обоими этими значениями. Он учит трансцендентному сознанию и предупреждает о связанной с ним опасности. В нем отражены два способа принесения интеллекта в жертву ("sacrificium in tellectus"). Ибо интеллект можно принести в жертву двумя способами: его можно либо поставить на службу трансцендентному сознанию, либо попросту отбросить. Герметизм избирает первый путь выхода за пределы умопостигаемого, тогда как многие мистики - христианские и иные - отдают предпочтение второму. Не будем, однако, смешивать обе эти позиции с обычными мистическими экстазами, с одной стороны, и с так называемым "трезвым", т. е. рассудительным и благоразумным мистицизмом - с другой. Сан Хуан де ла Крус испытал немало экстатических состояний, доходивших порой до левитации физического тела; в то же время он был автором мистических сочинений, поражающих своей ясностью, здравомыслием и глубиной.

У Сан Хуана де ла Крус, по его же словам, разум умолкал в присутствии Бога. Онпоглощался Божественным Присутствием (на отведенное Им время) с тем, чтобы вновь обрести активность - даже большую, чем прежде. Затем разум возвращался из глубин абсолютного света, чье сияние ослепляет его и как бы погружает во мрак. Но это погружение во мрак абсолютного света оказывает на разум могучее воздействие. Он выходит из него обогащенным новыми свойствами, почерпнутыми из предшествующих Арканов - и как бы запечатленными опытом их постижения. Следовательно, каждый экстаз такого рода есть посвящение, т. е. непосредственный отпечаток Божественной, абсолютной истины не в сфере сознательного мышления, а в сфере "воли, лежащей в основе мышления", т. е. того, что порождает сознательные мысли. Стало быть, речь здесь не идет об антиномии "экстаз - постепенное возрастание сознания". Нет, выходя за пределы интеллекта, необходимо остановить выбор либо на решении раз и навсегда заменить разум "дыханием свыше", либо на решении поставить разум на верную службу этому "дыханию", независимо от любых экстатических состояний, к которым оно может привести. Так, вертящийся волчком дервиш, который прибегает к танцу для отключения разума, или буддистский монах из секты Дзэн, который живет в состоянии "медитации" (ни на чем конкретно не медитируя, а лишь бодрствуя с пустым сознанием, не погружаясь в сон - в ожидании внезапного озарения), - так вот, и дервиш, и монах сделали свой выбор: они решили не выходить за пределы интеллектуального сознания, а попросту обойтись без него.

Все обстоит иначе у христианского монаха - медитирующего, скажем, на семи Страстях Господних в стремлении понять, прочувствовать их и самому в них углубиться вплоть до полного с ними отождествления, - когда он приходит к состоянию, в котором его мышление и воображение замирают перед открывшимся ослепительным светом. Он выходит за пределы разума и воображения, деятельность которых прекращается, достигнув своего предела. На самом же деле эта приостановка есть лишь видимость; ибо точно так же, как кажется неподвижным быстро вращающееся колесо, так и разум и воображение пребывающей в экстазе души кажутся обычному сознанию неподвижными - ибо на самом деле они сверхактивны. Таким образом, выйти за пределы разума означает сделать его сверхактивным, тогда как обойти разум означает свести его к совершенной пассивности. Таковы два совершенно различных способа принесения разума в жертву (sacrificium intellectus).

Итак, повторяю, герметизм стремится к активному превосхождению разума. Вот почему он объединяет в себе не только мистический опыт, но и гнозис, магию и эзотерическую науку. В противном случае он состоял бы лишь из методов или практических упражнений, направленных на достижение просветления путем подавления интеллектуальности. Вся многовековая история герметизма - это история многовекового непрерывного вдохновения, с одной стороны, и многовекового активного отклика на него человеческого разума - с другой.

Поэтому Двадцать Первый Аркан Таро олицетворяет герметический метод принесения разума в жертву духовности путем его роста и развития вместо постепенного ослабления и атрофии. Это Аркан единства противоположностей (conjun-ctio oppositorum) - т. е. дискурсивной интеллектуальности и просветленной духовности; или, иными словами, это алхимическая реакция соединения человеческой мудрости, которая есть "безумие пред Господом", и Божественной премудрости, кажущейся безумием в глазах людей, - реакция, результатом которой становится не двойное безумие, но единая премудрость, разумеющая как "то, что вверху", так и "то, что внизу".

Чтобы лучше понять, о чем здесь речь, бросим прежде всего взгляд на скрытые стороны взаимосвязи между интеллектуальностью и духовностью, между знанием и откровением в исторической сфере. Так, Св. Павел писал:

"... и иудеи требуют чудес (??????), и эллины ищут мудрости (??????); а мы проповедуем Христa распятого, для иудеев соблазн, а для эллинов безумие, для самих же призванных, иудеев и эллинов, Христа, Божию силу (???????) и Божию премудрость (??????)" (I Кор. 1: 22-24).

Здесь апостол точно описывает модус соотношения между языческой интеллектуальностью и иудейской профетической духовностью его времени. Ибо лучшие из язычников - "философов" - в своих учениях сходились в устремлении к "логосу космоса" (т. е. "космическому разуму"), тогда как иудейские духовные лидеры жили в ожидании - и ожиданием - чуда, преобразующего мир: проявления силы Царя Небесного через Его Помазанника, царя земного. Первые хотели понять мир, тогда как последние ожидали его чудесного магического преображения. Проповедь же Христа распятого противоречила как главной идее философов о том, что весь мир есть воплощение Логоса, так и главному тезису ветхозаветного иудаизма о том, что Царь Небесный восседает над миром и вмешивается с небесного престола в земные дела лишь молниеносными вспышками Своего могущества - через пророков, чудотворцев и через Мессию.

Распятый Христос не удовлетворял, таким образом, ни тех, кто желал понять мир - будучи в их глазах лишь частным явлением из великого множества других - ни тех, кто ожидал магического преобразующего проявления Господней силы - поскольку в их глазах смерть на Кресте была поражением этой силы, а не победой... "для иудеев соблазном, а для эллинов безумием". Но Св. Павел не отчаивался: распятый Христос, говорил он, явил могущество и мудрость Господа тем, кто призван - как среди иудеев, так и среди эллинов. Это значит, что Крест Христа может быть понят лишь посредством креста откровения (трансцендентного чуда) и мудрости (имманентного Логоса). Таким образом, Св. Павел выдвигает перед человечеством проблему - вернее, ставит задачу. С тех пор духовная история человечества представляет собой лишь этапы решения задачи слияния откровения и знания, Божественной и человеческой мудрости. Этапы же эти таковы:

Поначалу было чистое противостояние, о котором Св. Павел сказал:

"Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом" (1 Кор. 3: 18-19).

Впоследствии это противостояние становится параллелизмом, признанным и взаимотерпимым - своеобразным "мирным сосуществованием" духовной и интеллектуальной сфер. Евангельское выражение "Сыны века сего (?????????????????) догадливее (????????????) сынов света (??????????????) в своем роде (?????????????????????????)" (Лк. 16: 8) прекрасно передает главную идею параллелизма духовности и интеллектуальности. Исторически он проявляется в признанной и взаимотерпимой двойственности "философии" и "теологии". В дальнейшем на смену параллелизму постепенно пришло сотрудничество между духовностью и интеллектуальностью. "Мудрость эллинов" (и прежде всего философия Платона и Аристотеля), которая во времена Св. Павла видела лишь "безумие в проповеди Христа распятого" стала союзницей откровения. Поначалу к помощи философии платонизма решились прибегнуть греческие Отцы Церкви (прежде всего Климент Александрийский и Ориген), затем по их стопам пошел Св. Августин. Позднее Свв. Альберт Великий и Фома Аквинский открыли путь философии Аристотеля в сферу Богооткровенных истин.

Переходом к новому этапу постепенного сближения духовности и интеллектуальности, т. е. явлением, именуемым "схоластикой", духовная история человечества обязана доминиканцам. Схоластика означает великие и неустанные многовековые усилия человечества, направленные на предельно полное сближение духовности и интеллектуальности.

В своих стараниях сделать откровение постижимым, т. е. понять его разумом, схоластика использовала последний лишь в качестве орудия поддержки откровения посредством доказательств или философских рассуждений. Фундаментальный тезис схоластики гласит, что философия есть служанка богословия (philosophia an cilia theologiae). Разум, конечно, принимал в этом участие, играя, однако, подчиненную роль. Таким образом, схоластике не удалось осуществить алхимическую реакцию слияния духовности и интеллектуальности, или "соединения солнца и луны", результатом которой является третий фактор, называемый в алхимии "философским камнем".

Вот как описан "философский камень" духовной алхимии в Изумрудной Скрижали Гермеса Трисмегиста:

"Отец его - Солнце, мать -Луна; Ветер носил его в своем чреве; Земля - его кормилица. Оно - отец всех чудес [??????] во всем мире. Могущество его совершенно, если его применить к земле. Им отделяется элемент земли от элемента огня, тонкое от грубого, осторожно невеликим тщанием. Оно во сходитотземли к небесам и снова нисходит к земле и соединяет в себе силу верхнего и нижнего" (Tabula Smaragdina, 4-8).

Это показывает нам, что процесс индукции (который "восходит от земли к небесам") и процесс дедукции (который "нисходит на землю"), молитва (которая "восходит от земли к небесам") и откровение (которое "нисходит на землю") - т. е. человеческое духовное самосовершенствование и воздействие благодати свыше - объединяются и образуют полный круг, который сжимается и концентрируется в точку, где восхождение и нисхождение происходят одновременно и совпадают. Эта точка и есть "философский камень" -принцип тождественности человеческого и Божественного начал, гуманизма и профегизма, разума и откровения, интеллектуальности и духовности. В нем заключено решение проблемы, выдвинутой Св. Павлом, вернее выполнение задачи, которую он поставил, когда писал, что Крест есть для иудеев соблазн, а для эллинов безумие, но "для самих же призванных, иудеев и эллинов, - Божия сила и Божия мудрость" (1 Кор. 1: 22-24).

Итак, историческая и эволюционная миссия герметизма состоит в том, чтобы содействовать прогрессу алхимической реакции с целью получения "философского камня", или достижению единства духовности и интеллектуальности. Эта миссия находится как бы на гребне волны современных усилий человечества, направленных на слияние духовности и интеллектуальности. Масштабы этих усилий и устремлений намного превышают число герметистов, которые рассеяны по всему свечу. Возможно, людей, которые, не будучи признанными герметистами, посвящают все силы попыткам слияния духовности и интеллектуальности, больше, чем самих герметистов. Ни Владимир Соловьев, ни Николай Бердяев, ни Пьер Тейяр де Шарден, ни Карл Густав Юнг, к примеру, не были признанными герметистами, но сколь огромен их вклад в прогресс этой реакции! Христианский экзистенциализм (Бердяев), христианский гнозис (Соловьев), христианский эволюционизм (Тейяр де Шарден) и глубинная психология откровения (Юнг) - являются, по сути, неоценимым вкладом в дело соединения духовности и интеллектуальности. Герметизм не был их осознанным призванием, однако, может быть, не зная того, они служили его идеалам и черпали вдохновение из тех же источников, что и все герметисты. А посему у герметизма есть немалое число союзников и помощников среди тех, кто не входит в ряды его последователей. "Дух дышит, где хочет", но задача герметической традиции состоит в том, чтобы поддерживать (не претендуя на монополию, Боже упаси!) древний идеал "чудес" (??????) во всем мире... которые восходят от земли к небесам и снова нисходят к земле и соединяют в себе силу "того, что вверху", и "того, что внизу". Это задача хранителя и стража великих духовных трудов.

Быть стражем означает две вещи: во-первых, изучение и практическое применение наследия прошлого и, во-вторых, постоянные творческие усилия, направленные на дальнейший прогресс этих трудов. Ибо традиция живет лишь тогда, когда она углубляется, возвышается и разрастается. Одного лишь сохранения приобретенного недостаточно. В мумификации нуждается только безжизненный труп.

Великие духовные труды - неизменно апробируемые историей - осуществляются при одновременном воздействии из двух противоположных источников: свыше и снизу, т. е. при непрерывном воздействии откровения и при содействии человеческого сознания. Иначе говоря, это продукт сотрудничества между откровением и человеческим началом, или между аватарами и буддами, говоря языком индо-тибетской духовной традиции. Эта традиция пребывает в ожидании как новой волны откровения, кульминационной точкой которой будет Аватар Калки, так и появления нового Будды - Майтрейи. В то же время эзотерический ислам (batin) - шиизм и суфизм - ожидает прихода (????????) двенадцатого имама, "который в конце нашей эры принесет полное откровение эзотеризма всех Божиих откровений" (41: р. 21), а верующие иудеи ожидают прихода своего Мессии. О широко распространенном уповании на второе пришествие Христа можно и не говорить.

Таким образом, во всем мире царит дух ожидания - упорного, сосредоточенного и с течением столетий все более интенсивного. Без постоянного обновления и руководства свыше энергия человеческого ожидания давно бы иссякла. Но она не истощается, а, напротив, растет. Причина в том, что она уповает не на иллюзию, а на реальность. Эта реальность и является историческим свершением великой реакции соединения духовности и интеллектуальности, откровения и человеческого начала в масштабах всего человечества.

С точки зрения истории человечества эти труды представляются следующим образом:

Выше мы приводили принятые на Востоке понятия аватаров и имамов, с одной стороны, и будд - с другой. Аватары и имамы суть личности, являющиеся кульминацией откровения свыше, тогда как будды (Гаутама Будда был лишь один из целого их ряда) представляют собой кульминационные точки отдельных эпох человеческой истории - не откровения свыше, а пробуждения человеческого сознания. Слово "будда" означаег "пробужденный", тогда как "аватар" означает "нисхождение": "нисхождение, рождение Бога в человеческом облике, проявление Лика Божьего в образе и природе человека - [таков] вечный Аватар" (22: р. 190). Таким образом, если аватары суть нисхождение Божественного начала, то будды суть возвысившиеся люди, т. е. вершинные точки человеческого начала в процессе эволюции. Различие между "Богооткровенными" (аватары и имамы) и "пробужденными" (будды) аналогично различию между "святыми" и "праведниками" в иудео-христианском мире. При этом "святые" аналогичны аватарам в том, что в них и через них проявляется откровение Божией благодати, тогда как "праведники" аналогичны буддам, давая живые свидетельства духовного пути человечества.

Так, Иов был не святым, но праведником - одним из тех праведников, "на которых держится мир". Праведные показывают, сколь велика ценность человеческой природы, когда пробуждается и раскрывается вся ее сокровенная суть. Праведники суть подлинные гуманисты, цвет чистого гуманизма. Они служат подтверждением тому, что сутью человеческой природы является образ и подобие Божие. Таково было свидетельство Иова, таково же было свидетельство и Сократа. О том же свидетельствовал и Кант, провозгласив во всеуслышание, что сколь бы ни была человеческая душа обделена озарением благодати и откровением свыше, она несет в себе категорический императив - имманентный нравственный закон (мудрецами Индии именуемый дхармой), который побуждает ее действовать и думать так, словно она вечна и бессмертна, и стремиться к бесконечному совершенству. Так Кант доказал изначальное благородство человеческой природы, чем внес свой вклад в веру в человека, несмотря на всю ограниченность своего метода и даже ошибки в метафизической сфере. Ибо точно так же, как есть две любви -любовь к Богу и любовь к ближнему - которые нераздельны, так есть и две веры, столь же нерасторжимые - вера в Бога и вера в человека. Святые и мученики свидетельствуют о Боге, а праведные - о человеке, как об образе и подобии Божьем. Первые возрождают и укрепляют веру в Бога, вторые же возрождают и укрепляют веру в человека. А вера в Иисуса Христа, в Богочеловека, объединяет в себе веру в Бога и веру в человека точно так же, как любовь к Иисусу Христу объединяет любовь к Богу и любовь к ближнему.

В Иисусе Христе мы видим совершенное единство Божественного откровения и самой чистой человечности. Это означает, что в Иисусе Христе как бы сошлись воедино не только все аватары, но и все будды прошлого и будущего - ибо это Логос, "ставший плотью" (Ин. 1: 14), и свершивший в Человеческой ипостаси полное пробуждение всего того в человеческой природе, что обладает божественной сущностью. Иисус Христос есть откровение того, что Бог есть любовь; Он свидетельствуете том, что именно любовь - сокровенная суть человеческой природы. И можно ли вообразить, представить нечто более Божественное и более человечное, чем любовь? Поэтому все аватары (включая всех пророков и имамов) и все будды (включая всех мудрецов, посвященных и бодхисаттв) были, есть и будут лишь ступенями и ипостасями Божественного откровения и человеческого пробуждения, свершенного в Иисусе Христе.

Эта истина очевидна каждому, чей разум и сердце едины в помыслах (т. е. тому, кто руководствуется моральной логикой); и в то же время тем, кто пользуется формальной логикой в сфере истории человечества и философии, понять и принять ее далеко не так просто.

Касательно учения об аватарах приведем слова Кришны из Бхагавад-Гиты (4: IV.5-";с. 104).:

"Много у меня прошлых рождений...
Я Атман, не рожденный, непреходящий, Я существ владыка,
И все же, превосходя свою природу, Я рождаюсь собственной майей.
Всякий раз, когда ослабляется дхарма
И беззаконие превозмогает, Я создаю себя сам...
Для спасения праведных, для гибели злодеев,
Для утвержденья закона из века в век Я рождаюсь"

Комментируя эти строки, Шри Ауробиндо говорит:

"Аватар приходит как проявление божественной природы в человеке, как высшее откровение начал Христа, Кришны, Будды в природе человеческой, с тем чтобы человеческая природа могла, переплавляя свое начало, мышление, чувства, действия, бытие в соответствии с началами Христа, Кришны, Будды, преобразиться в природу Божественную. Главным образом именно для этой цели дается закон (Дхарма), утверждаемый аватаром; в центре его, подобно вратам, стоит Христос, Кришна, Будда, открывая через себя путь, которььм должно следовать человеку. Вот почему каждое Воплощение (Аватар) являет собою пример людям и провозглашает себя путем и вратами; он говорит также о единстве своего человеческого начала с Богом, о том, что Сын Человеческий и Отец небесный, от Которого Он пришел, суть едины; о том, что Кришна в человеческом теле... и всевышний Господь и Друг всего сущего суть лишь два проявления одного божественного Пурушоттама: там - в его собственной сущности, здесь - в человеческом облике" (22: pp. 190-191).

Яснее и убедительнее сказать невозможно! Таким образом, аватары суть периодические воплощения Божества; они являются время от времени для того, чтобы восстановить закон, как и приходящие с той же целью пророки, и всякий раз становятся вратами и путями - Сынами Божьими и Сынами Человеческими, каковые суть Одно с их Отцом Небесным. И Шри Ауробиндо заключает:

"В сущности, не так уж важно и то, в какой форме, под каким именем и проявляя какие аспекты Бога он [аватар] приходит; ибо во всех случаях, сколь бы различны они ни были, люди следуют по пути, проложенному Богом, который в конечном счете приводит их к Нему. Когда же Он является, чтобы повести их за Собой, они охотнее всего следуют за той Его ипостасью, которая наиболее близка их собственной природе. И в соответствии с тем, по какому пути человек приходит к Богу в Его приятии, любви к Нему и обретении радости в Нем, Бог неизменно принимает, любит и обретает радость в человеке" (22: р. 226).

Все это представляется исключительно разумным - и решительно провозглашенная соборность, и всеобщая веротерпимость. Но не просматривается ли принципиальное тождество между веротерпимостью, соборностью и разумностью учения об аватарах в изложении Шри Ауробиидо - и разумностью, соборностью и веротерпимостью, проявленной правителями Римской империи, решившими воздвигнуть храм всех богов, Пантеон?., в котором почетное место рядом с Юпитером, Озирисом, Митрой и Дионисом отводилось и Иисусу Христу? Ибо всех этих богов объединяет то, что они бессмертны и стоят выше человека. Разве Христос не бессмертен, если Он воскрес из мертвых?.. И не стоит ли Он выше человека, как это доказывают Его чудеса? Стало быть, и Он принадлежит к категории богов и с полным правом может занять среди них место в Пантеоне.

Теоретически в индуизме существуют десять аватаров Вишну (например, Матсьяватара, Варахаватара, Нарасимхаватара, Ваманаватара), среди которых наиболее популярны и почитаемы Рама и Кришна. Что до ожидаемого аватара, Калки или Калкина, то о нем в Калки-Пуране говорится, что его приход ознаменует конец железного века; он явится в облике гиганта с головой лошади - символ, обращенный к нашей способности к медитативному углублению. Сам Шри Ауробиндо упоминает - и неоднократно - только Христа, Кришну и Будду.

Однако Будда (которого, правда, индуизм включил в своей пантеон точно так же, как ислам видит в Иисусе Христе одного из пророков, последним из которых был Мухаммед) никак не соответствуетосновной характеристике аватара, приведенной Шри Ауробиндо:

"... каждое Воплощение (Аватар) являет собою пример людям и провозглашает себя путем и вратами; он говорит также о единстве своего человеческого начала с Богом... что Сын Человеческий и Отец небесный, от которого Он пришел, суть едины..."

Неоспорим тот факт, что Шакьямуни (зафиксированный в истории Будда) никогда не заявлял о единстве своей человеческой сущности с сущностью Божественной (не говоря уже о том, что он никогда не говорил, что един с Отцом небесным). Дишаникая, пространное собрание поучений Будды на языке пали, противоречит этому каждой своей страницей и приводит несметное множество аргументов с единственной целью убедить читателя (или слушателя поучений Будды) в том, что Будда был пробужденным, т. е. тем, кто пришел к полному осознанию жизни простого земного человека - рождения, болезней, старости и смерти - и извлек из этого практические и нравственные выводы, кратким сводом которых стало его учение о "восьмеричном пути". Дишаникая подчеркивает, что принца Капилавашту сделал Буддой не экстраординарный опыт мистического и гностического откровения, но сам он пробудился к новому пониманию обычной человеческой жизни - каково быть человеком вообще. От глубокого сна пассивного всеприятия, устоявшихся привычек, отупляющего влияния преходящих желаний и гипнотического воздействия человеческих условностей очнулся человек, а не посланник небес.

Учение Будды есть учение человеческого духа, который с полной ясностью осознал, что значит быть человеком в этом мире и каковы практические и нравственные последствия этого. Это анализ реалий человеческой жизни с извлечением неизбежно из этого анализа следующих нестандартных выводов человеком, жившим за пять веков до Иисуса Христа и не испытавшим влияния иудей скопи иранской пророческих традиций. Таким образом, учение Будды представляет собой чистейший гуманизм, не имеющий ничего общего с откровением свыше, нисходящим к пророкам и аватарам.

А посему Будду необходимо исключить из числа трех аватаров, упомянутых Шри Ауробиндо ("Христос, Кришна и Будда").

Что до Иисуса Христа, то Он пришел не только для того, "чтоб восставить погибшую дхарму, чтобы вновь заступиться за праведных, чтобы вновь покарать злодеев" (4: IV, 8), но прежде всего для того, чтобы победить зло и смерть и воздвигнуть престол любви. У Иисуса Христа было не только Божественное рождение, но также - что исключительно значимо - Божественная смерть, т. е. воскресение из мертвых, что не входит в миссию ни одного из аватаров прошлого или будущего. Деяния Иисуса Христа отличаются от деяний аватаро в тем, что они были искупительной жертвой ради вконец падшего человечества. Это означает, что человечество, имевшее до Иисуса Христа лишь выбор между отказом либо принятием мира рождений и смертей, теперь, когда свершилось таинство Креста Голгофы, пришло к преобразованию мира в соответствии с христианским идеалом "нового неба и новой земли" (Откр. 21:1), тогда как миссия аватара состоит лишь в "заступничестве за добрых" в этом падшем мире, без каких-либо попыток преобразить его. В свершении же Иисуса Христа речь идет о вселенском спасении - деяниях Божественной магии и Божественной алхимии, преобразующих падший мир, - а не только о "заступничестве за праведных". Итак, миссия Иисуса Христа есть Божественное магическое действо любви, имеющее целью вселенское спасение посредством преображения человечества и Природы.

Стало быть, как и Будду, Иисуса Христа тоже следует исключить из перечня аватаров, приведенного Шри Ауробиндо. Остается один лишь Кришна, который, как и Рама, является классическим примером индуистского аватара.

Показав неправомерность причисления Будды и Иисуса Христа к категории аватаров (попытку чего сделал Шри Ауробиндо), мы должны все же воздать должное этому индийскому мудрецу: его представление об Иисусе Христе бесконечно возвышеннее и ближе к истине, чем представление христианских теологов-самоучек, принадлежащих к так называемой "либеральной" протестантской школе, считающих Иисуса Христа простым плотником из Назарета, который жил и учил в соответствии с нравственным идеалом любви к Богу и ближнему. Даже первый попавшийся муэдзин в Каире или Багдаде имеет об Иисусе Христе более правильное представление, чем эти теологи, поскольку считает Его Боговдохновенным пророком. Что касается Шри Ауробиндо, то он рассматривает Иисуса Христа как Божественную инкарнацию и дает понять - всегда ставя имя Иисуса Христа во главе прочих аватаров ("Христос, Кришна, Будда"), - что лично он считает Его в созвездии Божественных посланников звездой первой величины.

Но вернемся к рассмотрению Аркана алхимической реакции слияния духовности и интеллектуальности с исторической точки зрения.

После Иисуса Христа - Богочеловека, олицетворявшего полное единство не только духовности и интеллектуальности, но также воли Божией и воли человеческой, и даже Божественной и человеческой сущности, - реакция слияния духовности и интеллектуальности не может быть ничем иным, как прорастанием Христовых семян в человеческой природе и сознании. Иными словами, речь идет о прогрессирующей христианизации человечества не только в смысле увеличения числа тех, кто получил крещение, но в смысле качественного преображения человеческой природы и сознания. Это преображение будет происходить по такому закону: общее вдохновение и стремление; решающий успех в одной индивидуальности; повсеместное распространение идеала в жизни многих поколений. Иначе говоря, атмосфера всеобщего ожидания приведет к конкретному осознанию, которое впоследствии также станет всеобщим. Вот почему буддисты ожидают прихода Майтрейи, а индусы - аватара Калки. Они ожидают его в уповании на новый шаг человечества в своей духовной эволюции, который свершится вследствие появления нового Будды или нового Аватара. И этот шаг вперед будет не чем иным, как слиянием духовности и интеллектуальности.

Более того, это ожидание не ограничивается одним лишь Востоком. Значительный вклад в его развитие внесли теософы, положив начало международному движению с целью подготовки умов к пришествию - якобы близкому - нового учителя. Для этого они основали Орден Звезды Востока, насчитывавший около 250 000 человек, проводивший по всему миру съезды, конференции и митинги, а также издававший сотни книг и брошюр. Распространяя идею скорого пришествия нового учителя человечества, Орден Звезды Востока, увы, слишком замкнулся на одном конкретном человеке{138} - избранном не небом, а лидерами Теософского общества, которого из соображений престижа начали заранее превозносить. Он же в конечном счете был до крайности этим раздосадован и покинул Орден, который вскоре прекратил свое существование.

С большей осторожностью и не заостряя внимания ни одном конкретном кандидате, доктор Рудольф Штайнер, основатель Антропософского общества, тоже предсказывал явление - опять же в первой половине двадцатого века - не нового Майтрейи Будды или Аватара Калки, а Бодхисаттвы, т. е. индивидуальности в процессе становления очередным буддой, чьим полем деятельности, как он надеялся, послужит Антропософское общество. Новое разочарование! На этот раз его причиной была ошибка не в выборе ожидаемой индивидуальности и даже не в предсказанном времени начала его деятельности, а в переоценке Антропософского общества самим его основателем. Так это и закончилось ничем.

Однако, в любом случае, идея и ожидание прихода нового Будды и нового Аватара по-прежнему жива ныне как в восточном, так и в западном мире. Вокруг этой идеи немало путаницы, и в первую очередь среди теософов, но есть и такие, для кого в самой идее нет ничего неясного. Рудольф Штайнер, например, знал с несомненностью: из всего написанного и произнесенного перед публикой в Антропософском центре наиболее близок к истине был сам Рудольф Штайнер. Во всяком случае, в его собственном понимании он был на правильном пути.

Итак, следуя тем же путем - ведущим к высшей точке слияния духовности и интеллектуальности, - мы приходим к следующему выводу:

Вопрос слияния откровения и знания, духовности и интеллектуальности во всех своих аспектах сводится к слиянию принципов аватара и будды. Иными словами, ожидаемый индусами Аватар Калки и ожидаемый буддистами Майтрейя Будда проявятся в одной и той же личности. В историческом плане Майтрейя и Калки будут одним человеком.

Это означает, что ожидаемый Аватар "с телом гиганта и головой лошади" (Калки) и ожидаемый Будда, который станет "подателем блага" (Майтрейя), будут одной и той же личностью. И этот человек обозначит собой полное единение самого возвышенного человеческого начала (принцип будд) и высочайшего откровения (принцип Аватаров), так что мир духовный и мир человеческий будут говорить и действовать в нем одновременно и в полном согласии. Иначе говоря, грядущий Будда-Аватар будет не только говорить о благе, но и говорить благое; он будет не просто учить пути спасения, но и сам будет ему следовать; он будет не только свидетельствовать о Боге и духовном мире, но и людей сделает подлинными свидетелями этого мира; он будет не просто пояснять глубинный смысл откровения, но и самих людей приведет к просветляющему восприятию откровения, так что он будет не тем, кто завоюет власть, но Тем, Кто есть "Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир" (Ин. 1:9) - Иисус Христос, Слово, ставшее плотью, которое есть путь, и истина, и жизнь. Миссия грядущего Будды-Аватара будет, следовательно, состоять не в основании новой религии, а в том, чтобы привести людей к непосредственному восприятию самого источника всех откровений, когда-либо полученных человечеством свыше. Он будет стремиться не к новизне, а к осознанной достоверности вечной истины.

Майтрейя-Калки, Будда-Аватар, будет олицетворением слияния молитвы и медитации, двух этих видов духовной деятельности, которые являются движущими силами духовной религии и духовного гуманизма. Кажущаяся несовместимость состояния сознания, представленного изваяниями Гаутамы Будды, погруженного в медитацию в "позе лотоса", и состояния сознания, при котором на теле Св. Франциска Ассизского во время молитвы появляются стигматы, - эта кажущаяся несовместимость, говорю я, будет преодолена грядущим Буддой-Аватаром. Огонь молитвы соединится с прозрачной водой спокойной медитации; в нем осуществится алхимическое соединение солнца и луны, огня и воды.

Соединение принципов молитвы и медитации, воплощением которого станет грядущий Будда-Аватар, в сущности увенчает собою многовековые упорные усилия, направленные на достижение этой цели, - оно станет результатом долгих приготовлений в течение всей духовной истории человечества. Ибо не только молитва проникла в строго медитативную индо-тибетскую школу буддизма Махаяны - в форме ламаизма - и в индуизм в форме Бхакти-Йоги, но и медитация проложила себе путь на Запад в качестве дополнения к молитве и помощи в духовных усилиях и трудах великих религиозных орденов. Св. Бонавентура, например, ввел ее в ордене францисканцев, Св. Тереза и Сан Хуан де ла Крус познакомили с ней орден кармелитов, а Св. Игнатий Лойола, основатель ордена иезуитов, был искусен не только в молитве, но и в медитации. Можно сказать, что Лойола в значительной мере предвосхитил слияние духовности и интеллектуальности, молитвы и медитации, что является миссией грядущего Будды-Аватара. Спокойное тепло совершенной уверенности как следствие взаимодействия человеческих усилий и откровения свыше, - уверенности, которой обладал Св. Игнатий и которого достигли в духовных упражнениях, где нераздельны медитация и молитва, ею ученики, - служит впечатляющим прообразом грядущего Будды-Аватара.

Я прекрасно понимаю, что Св. Игнатий не вызывает безоговорочного восхищения ни у протестантов, ни у самих католиков, ибо среди тех и других лишь очень немногие питают к нему симпатию. В лучшем случае он удостоился холодного признания более проницательных интеллектуалов обеих конфессий. Что же касается популярности или непопулярности, т. е. все основания сказать, что главной характеристикой трудов грядущего Будды-Аватара будет не всеобщая популярность или одобрение, а слияние духовности и интеллектуальности, независимо от чьих-либо оценок и симпатий. У него, безусловно, будет больше противников, чем сторонников, ибо как последователи чистой веры, так и приверженцы чистого знания не замедлят возразить, что происходит опасное стирание границы между верой и наукой. Взгляните, сколь бурная полемика окружает в наши дни деятельность Пьера Тейяра де Шардена!

Что до Св. Игнатия Лойолы, то нас, занимающихся медитацией на Аркане Таро - "Шут", - интересуют не только его героические усилия, направленные на объединение духовности и интеллектуальности, но в первую очередь то, что Св. Игнатий, начинавший как "юродивый во Христе", сумел затем достичь мудрости совершенного равновесия между миром мистических откровений и миром человеческих дел и свершений. Он хорошо усвоил урок Двадцать Первого Аркана Таро и жил, как велит его учение.

В самом деле, разве не было "юродством во Христе" (поступком в духе Шута нашего Аркана), когда он, прежде чем сесть на корабль, отплывающий в Италию, "оставил на берегу (поблизости от барселонского порта) пять или шесть серебряных монет, полученных в качестве милостыни в Барселоне, и возложил всю надежду и упование на одного лишь Бога" (cf. 92: vol. II, 1904)? И сравните Св. Игнатия времен его паломничества в Святую Землю с тем Св. Игнатием, который в Риме возглавил Орден и взял на себя руководство разносторонней деятельностью вначале шестидесяти, затем четырехсот и, наконец, трех тысяч его духовных сыновей! Предпринятый им шаг - пусть в направлении, обратном шагу Киприана-волхва, - есть все то же осуществление на практике Аркана Таро "Шут". Ибо это Аркан, так сказать, "здравого опыта" человека, оказавшегося посредником между двумя мирами - Божественным и человеческим. Это Аркан преодоления порога между этими мирами в обоих направлениях - снизу вверх (как в случае с Киприаном) и обратно (что, по сути, и совершил Св. Игнатий). Таким образом, это Аркан, постижением которого смятение разума - потенциально шизофренической раздвоенности сознания - преображается в мудрость.

Мы говорили здесь о грядущем Будде-Аватаре, так как ему предстоит стать проводником в преобразовании потенциального шизофренического безумия в премудрость гармонической согласованности обоих миров и их восприятия. Он будет примером и живым образцом практической реализации рассматриваемого нами Аркана. По этой причине в каноническом искусстве буддизма его изображают как Будду, но не в позе медитации - "позе лотоса", - а сидящим по-европейски - что символизирует синтез принципов молитвы и медитации. По этой же причине в индийской мифологии он представлен как Аватар с телом гиганта и головой лошади, т. е. как существо с гигантской человеческой волей, интеллект которого всецело подчинен откровению свыше - ибо лошадь покорна воле наездника. Так в нем поразительно сочетаются три рода деятельности человеческой воли: искать, стучаться и вопрошать - в полном соответствии с изречением Учителя всех учителей: "Просите, и дано будет вам; ищите и найдете; стучите, и отворят вам" (Мф. 7: 7). В то же время он не станет выдвигать ни личных мнений, ни убедительных гипотез; ибо его интеллектуальность - его "лошадиная голова" - будет подчинена исключительно откровению свыше. Его разум, подобно объезженной лошади, будет управляться волей наездника. Ни о каком своеволии не будет и речи.

Это Аркан, действующий в исторической среде. Что до его применения в духовной жизни индивида, то оно аналогично действию в исторической среде духовной алхимии. Это означает, что душа индивидуума начинает с ощущения разделенности и противостояния между ее духовным и интеллектуальным началами, а затем, как правило, в ней начинается их сближение - так сказать, "мирное сосуществование" духовного и интеллектуального начал. Впоследствии душа приходит к их актуальному взаимодействию, которое, когда удостоверена его плодотворность, заканчивается полным слиянием духовного и интеллектуального в нечто третье - в "философский камень" духовной алхимии герметизма. Начало этой последней стадии возвещает тот факт, что формальная (т. е. общая и абстрактная) логика - проходя через промежуточную стадию "органической логики" - преображается в логику моральную (т. е. материальную и сущностную).

Чтобы проиллюстрировать преобразование логики формальной в органическую, а органической в моральную, рассмотрим в качестве примера аксиому формальной логики, гласящую, что "часть меньше целого". Это именно аксиома, поскольку само понятие "часть" означает не что иное, как некое количество, которое меньше целого. Это вполне очевидно, когда речь идет о количествах. Но та же аксиома утрачивает свою безусловную справедливость, когда речь заходит о функциях живого организма. Здесь уже часть - даже малая - может иметь не меньшее значение, нежели весь организм. Сердце, например, есть лишь малая часть тела, но удалите его - и прекратится жизнь всего организма. Стало быть, для сферы органических функций необходимо привести нашу аксиому к следующему виду: "часть может равняться целому". Когда же мы переходим из мира органического в мир духовных ценностей, мир нравственный, наша аксиома нуждается в еще более глубоком переосмыслении. Здесь уже приходится констатировать, что "часть может быть больше целого", поскольку довод Каиафы "лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь парод погиб" (Ин. 11:50) справедлив лишь в сфере чисел, но несостоятелен в сфере нравственных ценностей. Ибо этот "один человек", которым Каиафа предложил пожертвовать ради спасения народа, был главным смыслом существования всего этого народа - Мессией. Более того, история показала, что казнь, предпринятая по совету Каиафы ради предотвращения военного вторжения римлян, оказалась бессмысленной: в 70 г. н. э. римляне все равно вторглись в страну, разрушив Иерусалим и его храм и учинив кровавую расправу над жителями города - т. е. совершили как раз то, чего хотел избежать Каиафа.

Моральная логика, в противоположность формальной и органической, оперирует не категориями или понятиями грамматики, математики или биологии, а духовными ценностями. Так, если формальная логика способна приблизиться к идее о Боге лишь признавая необходимость существования некоего первого звена в логической цепи причин и следствий и постулируя существование Первопричины ("перводвигатель" Аристотеля), и если органическая логика, логика функций, не может пойти дальше констатации существования в имеющемся миропорядке Бога как руководящего начала - "закона законов" мира, - то моральная логика приходит к утверждению, что Бог есть "ценность ценностей", что Он есть любовь.

Поскольку в ненависти и безразличии творческое начало отсутствует, одна лишь любовь является источником, причиной и движущей силой сотворения мира. Никто не творит то, чего не любит, как никого не подвигнет к творчеству безразличие, т. е. отсутствие интереса. Следовательно, Бог есть созидающая любовь - Отец, сотворивший мир видимый и невидимый... "Отец", т. е. дающий бытие всякой твари. И поскольку бытие есть дар всему сущему, а не нечто данное взаймы, то и дара этого Он не отнимает; следовательно, всякая тварь, сотворенная Отцом, бессмертна. Таким образом, бессмертие является неизбежным выводом постулата моральной логики о том, что Бог есть любовь... и так далее, пока на основе нравственных постулатов моральной логики не будут выведены все важнейшие догматы веры. Изначальные постулаты моральной логики впоследствии удостоверяются, развиваются и углубляются посредством духовного опыта, который не замедлит прийти на помощь мышлению, если только ум созвучен сердцу. Моральная логика - это язык духовного мира, и применение моральной логики означает начало диалога с духовным миром. Ибо духовный мир не остается безмолвным и безразличным, когда к нему обращаются на его языке.

Как уже было сказано, моральная логика есть логика разума и сердца в их единстве. А посему в ней слиты воедино медитация и молитва.

Молитва - с просьбой ли, благодарностью, раскаянием или благословением - это сияние, дыхание и тепло пробужденного сердца, облеченное либо в словесные формулы, либо в молчаливые вздохи, исходящие из глубины души, либо, наконец, во внутреннее и внешнее безмолвие дыхания души, которая погружается в Божественное дыхание и сама дышит в гармонии с ним. У молитвы, таким образом, есть несколько аспектов: "магический", т. е. молитва словесными формулами; "гностический", когда она становится неизреченным внутренним воздыханием; и, наконец, "мистический", когда она становится безмолвным единением с Богом. Поэтому она никогда не бывает тщетной. Даже прочитанная вслух бесчувственно и наспех, молитва-формула оказывает свое магическое воздействие, ибо весь могучий заряд молитвенного пыла, вложенный в эту формулу в прошлом - верующими, святыми и Ангелами, - пробуждается к действию одним лишь ее произнесением. Всякая молитва-формула, освященная веками ее применения, обладает магическими свойствами, поскольку она коллективна. В ней отзываются и присоединяются к голосу истинно молящегося голоса всех тех, кто когда-либо ею молился. Это прежде всего касается всех текстов литургических молитв. К примеру, каждая фраза католической мессы или православной литургии представляет собой формулу священной Божественной магии. В этом нет ничего удивительного, поскольку месса и литургия состоят только из молитв пророков, святых и Самого Иисуса Христа. Однако поистине удивительно то, что всегда находятся эзотеристы (как, скажем, Фабр д'Оливе), которые придумывают новые культы и молитвенные тексты, новые "мантры" и т. д., словно с помощью новизны можно чего-то достичь! Может быть, они считают, что формулы, взятые из Святого Писания либо составленные святыми, обветшали от долгого применения и утратили свою ценность? Это было бы нелепейшим недоразумением. Ибо долгое применение не только не истощает силу молитвы-формулы, а наоборот, повышает ее ценность. Поэтому весьма прискорбно, что в некоторых протестантских церквах принято, чтобы пастор или проповедник читал во время богослужения импровизированные молитвы -возможно, в убеждении, что личное более эффективно, чем всеобщее и традиционное.

Следует знать, что никто не молится в одиночестве, т.е, рядом всегда кто-то есть - будь то в высших сферах или в прошлом на земле - кто молится вместе с вами о том же, в том же духе и даже теми же словами. Вознося молитву, вы всегда вступаете в зримую или незримую общность тех, кто молится вместе с вами. Молясь об исцелении, вы предстательствуете за всех больных и всех целителей, и тогда вся общность целителей и страждущих от недугов молится вместе с вами. Поэтому в молитве Господней каждый обращается не к "Отцу моему на небесах", а к "Отцу нашему на небесах", и в ней каждый просит Отца "дать нам хлеб наш насущный", "простить нам долги наши", "не ввести нас во искушение" и "избавить нас от лукавого". Таким образом, о чем бы ни молился тот, кто произносит "Отче наш", он всегда молится за все человечество.

Что до молитвы, издаваемой лишь внутренними, неизреченными вздохами - и названной нами "гностической", - то от "магической" молитвы-формулы ее отличает преобразование психофизического процесса дыхания в молитву. Поэтому она может продолжаться непрерывно - днем и ночью, в бодрствовании и во сне, безостановочно, - до тех пор, пока есть дыхание. Такая молитва (более всего распространенная на христианском Востоке) обладает большей ценностью, нежели магическая: она превращает человека в зеркало духовного и Божественного мира. Поэтому мы назвали ее "гностической", ибо гностический опыт является отражением опыта мистического.

Сама же мистическая молитва в подлинном смысле слова, т. е. состояние человеческой души, пребывающей в единении с Богом, когда, не имея даже собственного дыхания, она дышит одним лишь Божественным дыханием, представляет собой глубокое безмолвие всех свойств души - разума, воображения, памяти и воли, - которое описывает и разъясняет в своих сочинениях Сан Хуан де ла Крус. Это высочайшая степень любви между душой и Богом.

Медитация, т. е. последовательное углубление мышления, также имеет несколько этапов, в число которых входят: простое сосредоточение на предмете; постижение предмета во всей совокупности его взаимосвязей с реальностью; и наконец, интуитивное проникновение в его глубинную сущность. Подобно тому, как молитва приводит к мистическому единению души с Богом, так и медитация ведет к прямому постижению вечных и непреложных основ бытия. Рене Генон называет этот опыт слияния индивидуального разума с вселенским Разумом (???? в толковании Плотина и стоиков) - как и основанные на нем учения - "метафизическим". Свои основные идеи в области этой "метафизики" он изложил на конференции по вопросам "восточной метафизики", проведенной им в Сорбонне в 1925 году. С его взглядами можно познакомиться по книге Поля Седира "История и учение розенкрейцерства". В частности:

"Метафизика - наука исключительная, необычная как в плане ее предмета, так и в плане самой специфики метафизического мышления и соответствующего познания. Точнее можно сказать, что она не имеет ничего общего со сферой научных и рациональных представлений. Она не оперирует абстрактными понятиями, но обретает знание непосредственно из вечных и непреходящих источников.

Метафизика - наука не человеческая. Поэтому в силу одной лишь своей человеческой природы человек не может ее постичь; ее постижение осуществляется в фактическом сознании сверхиндивидуальных состояний. Основным принципом метафизического постижения является отождествление через познание - согласно аксиоме Аристотеля: человек есть всё, что он знает.

Важнейшим для этого средством служит сосредоточение. Постижение заключается вначале в неограниченном развитии всех возможностей, которыми фактически наделен индивид, а затем в выходе за пределы мира форм на такой уровень универсальности, где существует одно лишь чистое бытие.

Конечной целью метафизического постижения является абсолютно ничем не обусловленное состояние, свободное от всяких ограничений. При этом освобожденное существо поистине достигает обладания всей полнотой своих возможностей. Это и есть слияние с верховным Началом.

Подлинная метафизика не детерминирована временем; она вечна. Это такой тип познания, который доступен лишь избранным [т. е. существам, состоящим из одного лишь разума]... к тому же все существующие проявления Абсолюта даны нам не для того, чтобы их игнорировали; пренебрегать ими потому лишь, что они нас стесняют, как это делает йог [sic] или архат, неблагородно и не по-христиански..." (125: pp. 13-14).

Метафизика как "непосредственное знание из вечных и непреходящих источников" и как "выход за пределы мира форм на такой уровень универсальности, где существует одно лишь чистое бытие" -это лишь одно из практических приложений медитации, хотя и далеко не единственное. Существуют и многие другие.

Люди Востока используют медитацию в уповании обрести спасение в прибежище, находящемся в некоей абстрактной точке, которая является источником всех пространственных форм. В свою очередь для иудейских эзотеристов - каббалистов - медитация есть средство спасения в поклонении и любви к Богу: вот почему их усилия в медитации направлены на углубление понимания Божественных таинств, явленных в Писании и мироздании. Зогар представляет собой неисчерпаемый источник учения об этой школе медитации и ее достижениях.

Христианская медитация также преследует цель углубить постижение двух Божественных откровений: Святого Писания и мироздания. Однако она стремится к этому прежде всего с тем, чтобы пробудить более полное осознание и понимание искупительной миссии Иисуса Христа. Поэтому высшей ее точкой является созерцание семи Страстей Христовых в их последовательности: омовение ног, бичевание, возложение тернового венца, несение креста, распятие, положение во гроб и воскресение.

Медитация христианского герметизма - ставящая своей целью постижение и содействие алхимической реакции преображению духа, души и материи из состояния изначальной чистоты до Грехопадения к состоянию после Грехопадения, а от него - к состоянию Реинтеграции (к осуществлению спасения) - переходит, к примеру, от семи "дней" творения из Книги Бытия к семи ступеням Грехопадения, затем к семи чудесам Евангелия от Иоанна, а затем к семи речениям Иисуса о Себе ("Я есмь воскресение и жизнь"; "Я есмь свет миру"; "Я есмь пастырь добрый"; "Я есмь хлеб жизни"; "Я есмь врата"; "Я есмь путь и истина и жизнь"; "Я есмь истинная виноградная лоза") с тем, чтобы завершиться семью "словами" распятого Иисуса Христа и семью упомянутыми выше ступенями Страстей Господних.

Итак, медитация может служить средством достижения различных целей, но, независимо от цели, она всегда является средством достижения все более полного пробуждения всего сознания (а не только разума) по отношению к тем или иным фактам, идеям, идеалам и, наконец, реалиям земной и духовной жизни человека в целом. Она также является средством пробуждения сознания по отношению к откровениям свыше. Медитировать означает углубляться, доходить до самой сути вещей.

По этой причине практика медитации влечет за собой преобразование формальной логики в органическую, а органической - в моральную. Последняя, в свою очередь, развивается путем выхода за пределы разумения, путем созерцания вещей, превосходящих всякое понимание: таинств, которые - не будучи принципиально непознаваемы -не ставят пределов их постижению, дабы их познание и понимание могло углубляться до бесконечности. Достигнув же этого созерцания вещей, превосходящих обычное разумение, медитация становится молитвой - как и молитва, достигшая безмолвного созерцания, становится медитацией.

Этот "алхимический синтез" молитвы и медитации - солнца и луны духовного небосвода души - и происходит в душе человека, постигающего Аркан "Шут"... Аркан единства откровения свыше с человеческой мудростью, позволяющий избежать безумия... Аркан получения "философского камня", в котором сосредоточена двоякая достоверность как откровения свыше, так и человеческого знания.

Вышеизложенное представляет собой некоторые мимолетные отзвуки, зарождающиеся в душе при медитации на карте Двадцать Первого Аркана, где изображен путник в шутовском наряде и с узелком на плече, опирающийся на посох, которым он даже не пытается отогнать нападающую на него собаку. Иные - более глубокие - отзвуки ожидают тех, кого медитация на этом Аркане увлечет за пределы того, что здесь описано. Приветствуя их, я надеюсь, что новый свет воссияет от их медитации на Аркане, эзотерическое наименование которого - ЛЮБОВЬ.






электрошокер от собак



 

Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх