— Мама! Снег!!!

Наташа аж подпрыгнула в постели спросонья. Взглянула на часы: «Кошмар! Уже девять…». Кровь застучала в висках. И вдруг — мягкая, до боли приятная волна облегчения: «Фух… выходной…».

Дашунька, радостно визжа, носилась по комнате.

— Дашка! Чего орешь? Выспаться дай! Истязатель…

— Мама! Мамочка!! Мамулечка!!! Там снег!!!!!

Только теперь до Наташиного сознания дошла информационная часть эмоциональных воплей дочери. Она одним прыжком оказалась у окна. А за окном…

А за окном летели огромные белые хлопья. Снег толстым пушистым слоем покрывал все вокруг. Упрямый водитель светло-бежевой «девятки» отчаянно пытался покорить склон. Похожая на демонстрацию толпа людей, утопая в снегу, обреченно стремилась в сторону города. И ни автобусов, ни маршруток, ни каких-либо других автотранспортных средств, не считая героической светло-бежевой «девятки».

Наташа метнулась к выключателю: «Так, свет пока есть… надо набрать воды…». Тем временем, как наполнялись чайник, три кастрюли, четыре кастрюльки, эмалированное ведро, пластмассовое ведро и два больших таза, Наташа отыскала пачку свечей и пакетик с сухим горючим.

Она родилась в небольшом сибирском городке, там прожила все детство, окончила школу, потом училась в Питере. А потом, посредством замужества, ее занесло в Сочи. Она любила снег в детстве. Она обожала его в годы студенчества. Ей никогда не приходило в голову, что снег может значиться в списке величайших стихийных бедствий. Теперь ее жизненный опыт гласил:

а) приготовить свечи — электричество отключат;

б) запастись водой — ее тоже не будет;

в) сухое горючее — вполне возможно, что и с газопроводом произойдет что-нибудь неладное.

Впрочем, вместе с отключением электричества автоматически пропадают горячая вода и отопление, но, при данном чрезвычайном положении, это всего лишь мелочи жизни. Наташа вообще не могла взять в толк, зачем в доме батареи: большую часть года — тепло, а когда бывает по-настоящему холодно — они тоже холодные, как и все вокруг… «Так, холодные батареи…». Наташа достала из антресоли два пуховых одеяла. Потрогала батареи: «Слава богу, горячие… пока…». Пуховые одеяла разместились в кресле. Вдруг со стороны кладовки донесся жуткий грохот. Наташа, с дико колотящимся сердцем, выскочила туда. Все содержимое художественным беспорядком валялось на полу. Посреди бедлама красовалась счастливая Дашка с большим куском толстой полиэтиленовой пленки в руках.

— Мамочка! Я нашла!!!

— Дашка! Ты что натворила?! Попросить нельзя?

— А я просила!

— А я что-то не слышала! И вообще, могла бы подождать — видишь же, что я занята!

— Чего ждать?! Мамочка! Посмотри в окно! Мамулечка! Ну неужели ты не понимаешь?! Там СНЕГ!!!!!

Наташа все прекрасно понимала и прекрасно припоминала: свет свечи в темной комнате, ледяные батареи, мертвая газовая плита и до нитки промокшая Дашунька. Притом промокшая по двадцать пятому разу. И надеть на нее больше нечего. Так было в прошлом году, и в позапрошлом, и в поза-позапрошлом…

— Делай, что хочешь… — обреченно сказала Наташа.

Радостная Дашка в минуту оделась, схватила драгоценный кусок пленки и умчалась на улицу.

— В лифт не садись! — крикнула Наташа ей вдогонку под звук надрывно вопящего телефона. — Алло! — буркнула она в подхваченную на бегу трубку.

— Натаха! Ты в окно смотрела?

— Привет, Люсь! Я уже и воду набрала, и свечи с таблетками приготовила, и одеяла достала.

— Во ты даешь! А я только глаза продрала… Глядь в окно, ну и сразу тебе звонить. Кстати, у тебя хлеб есть?

Наташа совсем забыла, что разыгравшаяся стихия, как пить дать, лишит еще и хлеба — его, если и испекут, вряд ли привезут на их гору.

— Ой… Подожди, сейчас гляну…

— Не суетись. Мои вчера все по буханке принесли, ну и я, конечно же, купила — то пусто, то густо, как всегда. Так что, если что — всем хватит.

— Люсик, что бы я без тебя делала!

— Да ладно те…

— Тише…

— Что случилось?

— Тише… Кажется приплыли… У Ирки упээска пищит.

— Что?! — трубка на том конце провода с грохотом упала на что-то твердое. Наташа тоже кинулась к выключателю и, безуспешно им пощелкав, вернулась к телефону, который уже кричал Люськиным голосом:

— Наташа! Наташ!

— Алло…

— Ты права. Приплыли… Да что поделаешь… давай, спускайся ко мне.

— А может, ты поднимешься, а? У тебя там толпа толпы толпее, а я одна — Вадька, сама знаешь, еще позавчера в командировку укатил, а Дашунька на улице мотается — хоть поболтаем спокойно.

— Ладно, уговорила. Сейчас поднимусь.

Минуты через три послышался стук в дверь.

— Заходи, открыто! — крикнула Наташа. — Сейчас упээска допищит, Ирку позовем.

В ответ Иркина упээска, пискнув раза три-четыре, издала долгое протяжное «пи-и-и-и» и смолкла.

— Посмотри за кофе, — попросила Наташа Люсю и отправилась приглашать на утренние добрососедские посиделки свою соседку из квартиры напротив.

— Натали, ты бог… — выдохнула, падая на табурет, Ира, своим внешним видом демонстрируя все признаки бессонной ночи и тотальной вымотанности. — Привет, Люсь!

— Привет! Ну, ты и помятая — аж смотреть страшно! — воскликнула Люся.

— Работала всю ночь…

— …уже которую неделю подряд, — укоризненно вставила Люся. — Тебя хлебом не корми, дай над собой поизмываться.

— Хорошо, хоть все доделать успела, вот только отправить не судьба… Сволочи!

— Да ладно тебе, Иришка… это стихия… — Наташа поставила на стол хрустальную вазочку с шоколадным ассорти. Она успешно врачевала в одном из престижных сочинских санаториев — пациенты баловали.

— Какая стихия!!! Сколько себя помню, в Сочи зимы всегда были! И снег нет-нет да и выпадал! Только свет не вырубали!

— Ирусик, не кипятись! Отдыхать тоже надо. Особенно тебе.

— Вот-вот: Ура у нас каникулы! — то ли от усталости, то ли от злости Иру била крупная дрожь.

— Ирусик, не кипятись! — повторила Люся.

— Девчонки, что делать будем? — печально поинтересовалась Наташа, когда дамский «ни о чем» постепенно стал превращаться во все более длинные паузы.

— Тс-с-с-с… — Люся приложила палец к губам, а другой рукой указала на окно. За окном визжали, кричали, хохотали детские голоса. — Слышите? Устами младенцев глаголет истина! Так что: первое — одеваемся; второе — берем что-нибудь пригодное для движения вниз с горы по снегу и вперед на улицу! А что еще делать?

Люся с Наташей посмотрели на задумавшуюся Ирину.

— Идея неплохая… — медленно проговорила она, — может быть, я даже к вам присоединюсь, но попозже. Спать хочу, — Иришка решительно встала из-за стола и целеустремленно отправилась в сторону кровати.

А Люся с Наташей еще немного посидели, посудачили на тему тяжелой формы Иркиного трудоголизма, обострение которого свирепствовало, по их наблюдениям, уже недели три, и ненадолго разбежались. Собственно, «разбежалась» только Люся — к себе домой, а Наташа стала одеваться для предстоящей вылазки на снег. Настроение поднялось. И действительно: ну нет электричества, отопления и горячей воды, и холодную выключат, а может и газ тоже, что же теперь, помирать что ли?! Не-ет! Вперед! На горку! На снег! Детство вспомнить!

Ира проснулась. Тьма кромешная. За окном радостные вопли детей и взрослых. Жгучее ощущение, что снилось что-то очень-очень яркое и важное, но что именно, вспомнить не получалось, как она ни старалась. Поворочавшись минут двадцать в тщетных попытках воскресить в памяти терзавший ощущением тотальной важности сон, Ира попробовала вылезти из-под одеяла — холод собачий. Собрав все свое мужество, она все же заставила себя подняться и быстренько занырнула во все шмотки, которые оказались под рукой. Размялась. «Кажется, жить можно». Освещая себе путь тусклым светом мобильника (хорошо, что простоял на зарядке вплоть до отключения света), Ира добралась на кухню. Мучительные попытки хотя бы нащупать, хотя бы отблески приснившегося не желали отпускать.

— Ну и что теперь делать? — вслух спросила она саму себя, усилием воли стараясь подавить непреодолимое желание вспомнить, не желающий вспоминаться, сон. — Света нет, холодно, целая ночь впереди, а я, дура набитая, выспалась. Ну и что теперь делать?

Как она и ожидала, отвечать на несколько модифицированный извечный русский вопрос ей никто не собирался. Ира попыталась вломиться к Наташе. Глухо.

— У Люськи, наверное, — сказала она сама себе и отправилась в указанном самой себе направлении.

А там, на кухне при свете двух свечей весело проводили время дружественные соседи: все Люсино семейство в составе ее самой, мужа Николая и двух почти взрослых сыновей, старшего Саши и младшего Андрея, а также, забежавшие после зимних забав, Наташа и малолетняя Дашунька.

— Тише! — прервала Люся очередной анекдот, услышав стук в дверь. — Коль, откроешь?

— Айн момент! — Николай чмокнул жену и выбрался в коридор. — Кто там?

— А Вам кто нужен? — послышался из-за двери ехидный Ирин голос.

— Иришка! Солнышко! — воскликнул, открыв дверь, маленький толстенький похожий на Карлсона (только без пропеллера) Николай и заключил Иришку в объятия.

— Коля прекрати! Меня же Люся убьет!

— Да-да-да! Сейчас убью, только найду самую большую, самую чугунную сковородку! Ириш, присаживайся. Коля! Да отстань же ты от нее! Лучше дай еще тарелку и рюмку.

— Люсик, я пить не буду.

— Что, вообще?

— Нет, только водку не буду, а чай буду.

— Коля, рюмку не надо, тащи чашку. Наташ, будь другом, поставь чайник.

Веселье било через край, будто события, счастливее стихии, лишившей электричества, горячей воды и отопления, просто не бывает. Чайник радостно зашипел и… стих. Минуты две стояла гробовая тишина.

— Всё, теперь точно приплыли… — медленно-медленно, тихо-тихо проговорила Люся.

В гробовой тишине Наташа закрыла кран безвременно почившей газовой плиты и, не поленившись встать, подошла к раковине. Холодная вода дотекала тоненькой струйкой…

— По крайней мере, беспокоиться больше не о чем, — философски заключила Ира.

И тут все собравшиеся как по команде разразились неимоверным всепоглощающим хохотом. Это продолжалось бесконечно, и даже тогда, когда входная дверь, казалось, вот-вот слетит с петель от настойчивого стука. Николай, все еще продолжая подхихикивать, пошел открывать.

— Ба! Какие люди!

— Здрасте, здрасте, Николай Сергеевич, — манерно произнес вошедший. — У вас тут, я слышу, вечер смеха?

— Всё! — торжественно изрек Николай.

— Как — «всё»? В каком смысле — «всё»?

— В полном смысле — «всё», Игорь Александрович. Никакой воды, никакого электричества и никакого газа! Всё!!!

— Значит, я — вовремя, — уверенно заявил Игорь Александрович.

— Ага! — нервно взвизгнул кто-то из присутствующих и все, кроме Игоря Александровича, потонули в новом приступе смеха.

— Господа! Господа-а! — Игорю Александровичу с трудом удалось перекричать их. — Я вас спасу!

— У тебя с собой есть валерьянка? — съязвила сквозь смех Иришка.

— Исключительно для Вас, уважаемая Ирина Борисовна, — с не меньшим ядом парировал Игорь Александрович, а затем своим нормальным манерным тоном обратился к остальным. — У подъезда стоит мой джип, и я предлагаю вам всем поездку в рай с ночевкой.

— Это как? — мгновенно успокоившись, спросила Наташа. Остальные тоже стали постепенно умолкать.

— Это так. У моего хорошего друга свой дом с персональным тепло-водо-электроснабжением.

— Как-то неудобно… — старательно смущаясь, но с плохо скрываемой надеждой, промямлила Люся.

— Всё удобно. Нас уже ждут. Так что по коням, господа, по коням.

— Ура!!! — вопили почти взрослые сыновья Люси и Николая вместе с Дашунькой.

— На сборы — пять минут! — с притворной строгостью скомандовал Игорь Александрович.

— Я не поеду, — только ему, тихо, но очень твердо сказала, проскальзывая, Ира. Он проскользнул следом за ней, и, уже прикрыв дверь ее квартиры, прижал к стене.

— Ира. Я за тобой приехал.

Ира молча собралась и молча вышла вслед за ним. Они молча спустились к машине.

Их отношения отличались некоторой странностью. Игорь Александрович Николаев родился лет на пятнадцать-двадцать раньше Ирины, а может и на все двадцать пять. Только официально он был разведен (соответственно, предварительно женат) семь раз. Все свои дальнейшие отношения с женским полом он не оформлял — понял — бесполезно.

Игорь Александрович терял голову исключительно от юных особ в возрасте щенячьей пухлости с невинными глазками и длинными вьющимися волосами. Наивные ангелоподобные существа прекрасного (в полном смысле этого слова) пола сводили его с ума, но, к сожалению, пребывали в таком соблазнительном для него состоянии всего год-два. А потом… Потом прекрасные порывы любви в душе Николаева напрочь иссякали. Конечно, не обходилось без слез и истерик, но Игорю Александровичу удавалось выпутываться с честью.

С Ирой он познакомился давно, где-то в начале девяностых. Тогда она трудилась в швейной мастерской, а по выходным подрабатывала, рисуя портреты всех желающих в парке Ривьера. В те времена ей было чуть больше двадцати, но она и тогда, да и в более ранние годы, не претендовала на ангелоподобность, представляя собой полную противоположность идеалам Игоря Александровича.

В Ривьере они и познакомились. В течение какого-то времени Ира периодически запечатлевала на картоне прелестные лики очередных пассий Николаева.

Как-то он, мужественно переживая очередной разрыв с очередным повзрослевшим и утратившим вожделенную прелесть ангелочком, бесцельно бродил по парку. Начал накрапывать дождик. Ира сворачивала свое портретное производство, и Игорь Александрович пригласил ее посидеть в какой-нибудь кафешке.

Поначалу казалось, что общих тем, окромя погоды, найти не удастся. Но тут в ту же кафешку забрели два иностранца, благодаря которым Ира ненароком продемонстрировала свои познания в английском. Вообще-то, она никогда не считала себя знатоком сего весьма популярного языка — и, надо сказать, обоснованно — но ее скромного словарного запаса вполне хватило, чтобы помочь зарубежным гостям объясниться с официантом. Николаев тут же оживился. Дело в том, что за какую-то сделку с ним по модному в девяностых бартеру расплатились новеньким компьютерным оборудованием, и он лелеял надежду наладить производство полиграфической продукции типа визиток, но не мог найти сколь либо приличного специалиста в этой области. Художественные способности Иры и ее познания в традиционном для компьютерной техники языке показались Игорю Александровичу вполне достаточным набором качеств для воплощения его визиточной мечты в жизнь, что он и предложил Ирине. Она его оптимизма не разделяла, но согласилась попытаться разобраться с чудом техники.

Первые две недели Ира забегала к нему в офис после работы, а потом окончательно распрощалась со швейной мастерской — зарплату Николаев определил такую, что отпала необходимость проводить выходные за рисованием портретов. Впрочем, в офисе Ира проработала всего года три, а потом, обзаведясь собственной техникой, перебралась трудиться домой, плодотворно сотрудничая уже не только с клиентами, поставляемыми Игорем Александровичем, и не только в области полиграфического дизайна.

В одной постели они оказались еще в офисный период. Игорь Александрович диву давался: и как его туда занесло? Ну полная противоположность его вожделениям! Иру же подобные вопросы не одолевали. Ее устраивало то, что он не обременяет ее великими чувствами и вполне пригоден к употреблению. Что она и делала. То есть, периодически употребляла по назначению. Правда, исключительно с его подачи, дабы не испытывать угрызений совести, когда их сугубо личные отношения доводили бедного Игоря Александровича в полном смысле до слез, до истерик. Не при Ирине, конечно. И не раз он клялся и божился себе, что ни при каких обстоятельствах не позволит себе зайти в общении с ней дальше работы. Проходило некоторое время и… нет, он не успокаивался и не переоценивал ценностей. Ирка для него являлась чем-то вроде наркотика: ему от нее становилось плохо до невыносимости, но и без нее он почему-то не мог.

Весь день обрушившейся на город стихии он провел у своего друга и дальнего родственника Аристарха Поликарповича, который приходился ему не то двоюродным дедушкой, не то троюродным дядей. Этот милый старичок родился в начале ХХ века в Канаде, куда его дальновидный отец, не дожидаясь ни революции, ни даже Первой Мировой войны, вывез всю свою семью вместе с небольшим состоянием.

Аристарх Поликарпович в списке мультимиллионеров не значился, однако и, мягко говоря, не бедствовал. На старости лет он передал все дела своему сыну и двум внукам, а сам уехал доживать свой век в Россию, которую знал и любил по рассказам родителей с младенчества, но никогда не посещал. Он выкупил некогда принадлежавший его семье особнячок в одном из городов Поволжья, где и поселился. Несмотря на возраст, без работы ему не сиделось, и он открыл небольшой бизнес — так, не для денег — разнообразия ради. Через сие предприятие он и познакомился с Игорем Александровичем, а вскоре за беседою о днях минувших выяснилось, что они, оказывается, хоть и очень дальние, но родственники.

Игорь Александрович частенько наведывался к Аристарху Поликарповичу. И вот, как-то раз неугомонный дедуля попросил «Игорёшу» присмотреть ему в окрестностях Сочи небольшой участочек. «Подальше от моря, от суеты, где-нибудь на горке с красивым видом». Игорь Александрович поставил на уши всех риэлторов города, и через месяц выбор составлял 23 варианта, но Аристарху Поликарповичу сразу понравился самый первый и оставшиеся он даже смотреть не стал. А через несколько месяцев на месте зарослей ежевики красовался изумительный особняк, построенный и оснащенный по последнему писку современных технологий. Совсем перебираться в Сочи Аристарх Поликарпович не стал, но заезжал «погреться» на недельку-другую частенько.

Во время его отсутствия за домом присматривала соседка. Впрочем, весь присмотр сводился к тому, чтобы накормить подаренных незнамо кем на новоселье огромного пса неизвестной породы по кличке Зив и не менее громадного (естественно по отношению к сородичам) кота Лоренца.

Против обыкновения, в этот свой приезд Аристарх Поликарпович гостил в своей южной резиденции уже третий месяц. Впрочем, в этот раз он приехал не только отдохнуть. Как он сообщил Игорю Александровичу, здесь в Сочи он ждал какой-то архиважной встречи. Игорь Александрович время от времени навещал его, вот и днем накануне заехал, да засиделся и остался ночевать. А утром…

— Гляньте-ка в окно, Аристарх Поликарпович! Сегодня уж сюда точно никто не доберется.

— Как знать… как знать… — произнес тот задумчиво.

— Чего уж тут знать. Это — Сочи. Снег — в диковинку. Стихийное бедствие. Все по домам сидят.

— Как знать… как знать…

Игорь Александрович спорить не стал. Весь день, за исключением пары часов, когда Аристарх Поликарпович прилег отдохнуть, они провели в беседах о том, о сем, но по большей части о прекрасном, дивном, юном, наивном, небесном создании — Алиночке. Игорь Александрович любил ее уже полгода и не мог надышаться-налюбоваться ее красотой и трогательностью. Незаметно спустился вечер, и город, кусочек которого виднелся за окнами, погрузился в кромешный мрак.

— Господи! Как она там?! Поликарпыч, там ни электричества, ни отопления, а может, и воды, и газа нет. Можно, я ее сюда привезу?

— Конечно-конечно, Игореша. Вези, конечно. Конечно, вези.

Последних «конечно вези» Игорь Александрович, уже не услышал. Минут через двадцать у Аристарха Поликарповича зазвонил телефон:

— Аристарх Поликарпович, тут дело такое…

— Что случилось, Игореша?

— Да… м-м-м…. в общем, целая толпа…

— Вези, вези всех! — Поликарпыч был на седьмом небе от счастья.

«Скучно, видать, старику», — объяснил для себя нежданно-негаданный приступ восторга Игорь Александрович.

Еще через тридцать минут Аристарх Поликарпович вышел во двор на звук подъехавшей машины. Из джипа, как чертики из табакерки с радостным криком выскочили два почти богатыря, за ними с оглушительным визгом — Дашунька. Потом выкарабкались на волю Люся с Наташей, за ними — Николай. Не заглушая двигателя, Игорь Александрович вышел и открыл переднюю дверцу пассажирского сиденья. Со стороны это выглядело как очень галантный жест, на самом же деле там просто замок заедал, и дверца открывалась только снаружи. Из машины появилась Ира. Не обнаружив среди нахлынувших гостей никаких признаков небесного создания, Аристарх Поликарпович одарил Игоря Александровича подчеркнуто удивленным взглядом и последовавшей за ним загадочной улыбкой, но Игорь Александрович этого не заметил. Заметила Ира, но не стала заострять свое внимание на несколько странной реакции чем-то показавшегося знакомым старичка.

— Милости просим! Проходите! — с легким поклоном приветствовал гостей Аристарх Поликарпович.

У дверей дома шумную компанию встречали застывшие как два сфинкса в полной неподвижности, уставившись в одну, видимую только им где-то далеко за воротами точку, Зив и Лоренц. Для них это было обычное их место, обычная поза и обычный род деятельности. Кормившая их в отсутствие хозяина соседка долго недоумевала: ну ладно кот, бог с ним, но для чего такой громадный пес, который не то, что гавкнуть — с места не сдвигается. Все ее недоумения как рукой сняло, когда какой-то незадачливый бомж решил поживиться в пустующем доме. Правда, когда живописная картина предстала ее взору, и кот, и пес были столь же неподвижны, но в другом месте и других позах. Зив передними лапами опирался на плечи скорчившегося в не очень удобной, скорее даже в очень неудобной позе злоумышленника, причем шея последнего находилась как раз посередине между разинутых челюстей милой псины. Лоренц пристроился на голове несчастной жертвы, причем так, что его пышный хвост «нежно ласкал» перекошенное лицо. Сколько времени бедолага провел в этом положении, соседка Аристарха Поликарповича не знала, но увезли его на «скорой».

— Ой! — Наташа испуганно сделала шаг назад. — Они что, сделанные?

— Да нет, живые, — Аристарх Поликарпович нежно погладил Зива по голове. С тем же успехом он мог бы потереть стену, правда, когда с нежностями было покончено, Зив моргнул — какой-никакой, а признак жизни.

— Ну, надо же?! — Наташа с круглыми глазами вошла в дом.

Последней у двери оказалась Ира. Она с нескрываемым восхищением смотрела на громадных, застывших как изваяния животных. И вдруг, Зив поднялся и, пару раз вильнув хвостом, поставил лапы ей на плечи, и, радостно урча, стал самозабвенно облизывать ее лицо. Лоренц тоже поднялся и, мурлыча, терся об Иришкины ноги. Ира мельком перехватила взгляд Аристарха Поликарповича, наполненный каким-то непонятным по оттенку удивлением.

— Ой,… простите… они никогда такого не вытворяли… — отдавая дань протоколу, попытался он извиниться за своих животных.

— Да что Вы! Это же чудо! — воскликнула Иришка с удовольствием «целуясь» и «обнимаясь» с живностью.

— Да… чудо… — задумчиво произнес Аристарх Поликарпович. — Однако, Вы же замерзните! Пойдемте в дом.

Как по команде, но неохотно, Зив и Лоренц оставили Ирину в покое и заняли свои места.

Просторная гостиная звуковым оформлением напоминала нечто среднее между ульем и переполненным стадионом во время футбольного матча.

— Да угомонитесь вы! — прикрикнули в унисон Люся и Наташа на детей.

— Ей богу, как маленькие! — добавила Люся, в то время как Наташа что-то гневно прошептала Дашуньке и одернула ее.

— Вы извините нас, — Люся чувствовала себя не в своей тарелке.

— Ну что Вы! — Аристарх Поликарпович улыбнулся.

— Да неудобно как-то… Нагрянули тут… — Наташа полностью разделяла настроение Люси.

— Ну что Вы! Все просто чудесно. Я очень рад, поверьте. Кстати, давайте знакомиться. Я — Аристарх Поликарпович.

Все семеро членов нагрянувшей (как снег на голову) компании по очереди представились.

— Не взыщите на старика, если кого перепутаю — память уже не та. А теперь располагайтесь поудобнее. Игореша, займи гостей, а я чайку согрею.

— Давайте помогу, — подорвались разом Люся, Наташа и Ира.

— Нет-нет-нет! Вы — гостьи, — тон Аристарха Поликарповича не предполагал возражений, и девчонки покорно вновь уселись.

Пока готовился чай, разговор как-то не особо клеился. Энтузиазм по поводу поездки, вызванный эмоциональным перенапряжением, неизвестно куда улетучился, и теперь все, даже маленькая Дашунька, чувствовали дискомфорт. Через несколько минут торжественно появился Аристарх Поликарпович и милостиво разрешил помочь ему накрыть на стол. В общей суете он улучил момент и отвел в сторону Игоря Александровича.

— А «небесное создание»?

— Алиночка… — мечтательно произнес Игорь Александрович, и, как из Рога Изобилия, из его уст потекли «наивный взгляд», «волны пышных волос», «пухлые телеса» и т. д., и т. п. Аристарх Поликарпович мягко, но настойчиво прервал его, положив руку на плечо:

— Алиночка — где? — вопрос прозвучал в качестве риторического.

Игорь Александрович осекся и на минуту замер с дурацким выражением лица. В самом деле, как только он обнаружил, что город обесточен, образ прелестной Алиночки начисто исчез из его сознания. Сейчас она сидела где-то в темноте, в холоде, но его это ничуть не трогало, даже теперь, когда Поликарпыч заставил о ней вспомнить. Игорь Александрович усиленно пытался испытать угрызения совести, но у него не вышло, а когда ему кто-то всучил какое-то огромное блюдо с чем-то чертовски вкусным, прелестный образ вновь напрочь улетучился.

Чаевничали не более часа. Все освоились и наперебой вспоминали приключения дня минувшего. Ах, как хотелось посидеть, поболтать еще, но усталость брала свое. Аристарх Поликарпович проводил гостей по комнатам, и как-то быстро все стихло. В гостиной остались только Игорь Александрович да Иришка.

— Я весь день проспала, — сказала она. — Отдыхайте, а я все приберу.

— Нет-нет! Разрешаю только немного помочь, — возразил Аристарх Поликарпович.

Вместе они быстро управились. Иришка сварила всем кофе. Аристарх Поликарпович принес сигары для себя и Игоря Александровича и длинные тонкие сигареты для Ирины, и они втроем устроились на диване в гостиной.

— Ирочка, а Вы чем занимаетесь?

— Я — дизайнер.

— А в какой фирме работаете?

— Ни в какой. Я — «свободный художник» — сама по себе.

— Как интересно. А где Вы учились?

— Как дизайнер — нигде, а как художник — училище, потом Академия…

— О-о!

— Правда, не окончила.

Откуда-то появились Зив и Лоренц. Зив уселся напротив Иры и положил ей голову на колени, а Лоренц устроился на диване сбоку, протиснув свою голову на оставшееся от головы Зива место.

— Какое чудо! — воскликнула Ира и стала гладить их. Зив довольно урчал, Лоренц мурлыкал.

— Понравилась? — спросил Аристарх Поликарпович у пса и кота. Они, в свою очередь, синхронно, как по команде кивнули. Ира рассмеялась и продолжила их ласкать. — Мои нежности они с меньшим удовольствием принимают, — многозначительно заметил Аристарх Поликарпович. — Кстати, Ирочка, а не могли бы Вы взглянуть на одну картину.

— Взглянуть могу, но если Вы ждете от меня искусствоведческого анализа, Ваши чаяния напрасны. Я не сильна в этом.

— Вот и замечательно, — Аристарх Поликарпович на минуту вышел и вернулся, держа в руках обещанное произведение.

Сердце Ирины бешено забилось. Глоток воздуха, пойманный открытым ртом, потерялся где-то в легких. Она, с трудом переводя дыхание, спросила:

— Откуда она у Вас?

— Мне ее подарили, но что Вас так взволновало? — спросил Аристарх Поликарпович, окидывая Иру цепким взглядом.

— Это — моя работа, — медленно, как в полусне проговорила Ира.

— По-моему, Вы, Ирочка, гениальный художник.

— В связи с некоторыми обстоятельствами моей личной жизни я поклялась себе больше никогда не заниматься всерьез живописью. Теперь я — дизайнер.

— Ира, я, безусловно, не искусствовед, но, по-моему, Вы просто обязаны начать писать снова.

— Спасибо, очень приятно, — улыбаясь, произнесла Ира и протянула предмет своего творчества Аристарху Поликарповичу.

— Скажите, — начал он, беря из ее рук картину, — она значит для Вас что-то особенное?

— Да. Эта — самая последняя. Я написала ее за одну ночь. Хотела потом забрать из салона, но, когда пришла, мне торжественно вручили целую кучу денег и радостно заявили, что все работы проданы. Честно говоря, я тогда очень расстроилась из-за нее, — Ира усмехнулась. — Не ожидала, что вновь увижу.

— Если она так памятна для Вас — возьмите, — Аристарх Поликарпович протянул ей картину.

— Нет, нет! Что Вы! Это — уже прошлое.

— Что ж, тогда она останется со мной, — Аристарх Поликарпович отнес картину на место. — Знаете, для меня она тоже многое значит, — сказал он, вернувшись.

Ира продолжала гладить Зива и Лоренца. Игорь Александрович с изумлением наблюдал за ней. Такой он ее никогда не видел. Казалось, что она светится изнутри.

— Ирочка, — голос Аристарха Поликарповича вывел Иру из оцепенения. — Я, властью данной мне моим почтенным возрастом, снимаю с Вас клятву. Пообещайте, что вновь возьметесь за краски, кисти и холст.

— Обещаю…

Ира не помнила, когда начала рисовать. В художественной школе преподаватели восторгались ею. Когда Ире исполнилось четырнадцать лет, и она окончила восьмилетку, мама отвезла ее поступать в художественное училище. Старичок-преподаватель, которому показали Ирины произведения, быстренько спустил ее с небес на Землю, сказав, что она — девочка, без сомнения, конечно, способная, но работы слабенькие, с техникой туговато. Мэтр был очень суров, но, увидев печально-удивленные, полные слез глаза девчушки, смягчился:

— Ну-ну, барышня! Я Вам не приговор читаю! Попробуйте посдавать вступительные экзамены. В этом году Вы вряд ли поступите, зато узнаете, как это бывает и над чем следует поработать.

Не слишком радужные прогнозы почтенного педагога, к счастью для Иры, не сбылись. На первом же экзаменационном испытании ее заметил молодой преподаватель, аспирант Академии, признанный светилами незаурядный оригинал, Виктор Важин. Правда, полностью отстоять угаданный им талант едва оперившемуся гению не удалось — остальные члены приемной комиссии не разделяли его восторгов. И все же Иру приняли «кандидатом» в мастерскую Важина, а после первой же сессии она стала законной студенткой.

Виктор Валентинович не ошибся. Уже к концу первого курса об Иришке говорило все училище, а на следующий год она досрочно защитила диплом и перебралась в Академию, став легендой.

А дальше…

Когда вспыхнул их бурный роман, никто не знал. Первые полгода ничего крамольного вовсе не наблюдалось. На «церемонии» официального присуждения Ирине статуса студентки, Важин, поздравляя, поцеловал ее в щеку. Покраснели оба. Следующие полгода в училище шушукались, но внешне все выглядело вполне пристойно — талантливый преподаватель, выжимающий максимум из своей талантливой ученицы. На следующий год «взлет» Ирины был настолько стремителен, да еще прямиком к досрочному диплому, что окружающие перестали ее воспринимать обычным человеком. А вот когда Ирочка появилась после лета в стенах Академии в несвойственном ей ранее гардеробе и с чрезвычайно изменившейся фигурой, выяснилось, что они с Важиным, с согласия Ириной матери, без малого год, как женаты.

Лешка родился во время сессии между «Историей искусств» и «Перспективой». Кстати, «Перспективу» Ира ездила сдавать с особого разрешения главврача роддома, да еще и на «скорой помощи». К остальным экзаменам ее, слава богу, уже выписали.

Академический отпуск Ира брать не стала. Лешка оказался дитем не менее замечательным, чем его родители. К тому же отец из Виктора получился непревзойденный. Так что справлялись.

Все складывалось как в сказке еще год или два, а потом с Виктором что-то случилось. Он начал пить. Нет, до этого «что-то» он тоже в трезвенниках не ходил. В доме Иры и Вити частенько собирались веселые компании, выпивали, но черными попойками те мероприятия назвать ну никак нельзя было. А вот после этого «чего-то» Важин стал пить по-черному и почти до чертиков. Ира ничего не могла понять. Она старалась во всем и изо всех сил, а Витька пил все чернее и чернее.

Близился к завершению четвертый курс. Большая выставка работ студентов и преподавателей Академии. Ирина и Виктор, как всегда, нежно обняв друг друга за талии, медленно двигались вдоль стендов. К ним подошли двое респектабельных мужчин средних лет.

— Разрешите Вам представить невообразимого, удивительного художника — Ирину Палладину! Кстати, а это ее муж и по совместительству преподаватель — Виктор Важин.

— Хвала учителю! Вы вырастили гения!

— Ирочка, поздравляю Вас! Вы — сложившийся художник со своим стилем, своей манерой. А самое главное — это далеко не предел! Не Ваш предел. Да, пожалуй, у Вас вообще нет предела! Творческих успехов!

Дядечки раскланялись и отошли в сторону. Виктор обнял Иру, поцеловал в лоб, тепло улыбнулся:

— Поздравляю!

— Спасибо, — Ира светилась счастьем.

— Подожди минутку… — Виктор исчез. Ира не придала поначалу этому значения, но он так больше и не появился.

Ира вошла в утонувшую во мраке квартиру. Включила свет. Виктор сидел на полу, раскачиваясь из стороны в сторону, и выл.

— Витя…

Он перестал раскачиваться и выть, и поднял глаза на Иру.

— Ты мне жизнь сломала… — сказал он, цепляясь за все, что можно, неуверенно приподнялся, перевалился на диван и уснул.

Ира собрала свои и Лешкины вещи. Ночь она провела в мастерской у мольберта. Утром отнесла все свои работы в салон и забрала Лешку от свекрови (к счастью, та ничего не заподозрила). Уехать в родной Сочи из-за кое-каких формальностей Ира смогла только через две недели, которые пришлось перекантоваться у друзей (к счастью, никто ни о чем не спрашивал). С Важиным она больше никогда не общалась (оформить развод помогла подруга подруги, которая работала в ЗАГСе). Говорят, что в Академии он больше не работает, только в училище преподает — общие дисциплины.

Яркое солнце слепит и не дает полностью открыть глаза. Сквозь ресницы видно как где-то внизу беснуется толпа, подзадориваемая человеком в черном — наверное, священником. Из его уст слышатся то молитвы, обращенные к небу, то проклятия, рассыпаемые тоже вверх, но гораздо ниже. Толпа вторит ему. Тело сдавлено плотной грубой тканью — не шевельнуться. Даже дышать тяжело. Толпа близка к истерике. Голос священника срывается. Вдруг в его руках появился факел. Выкрикивая что-то непонятное, он носится с ним кругами и поджигает хворост. Хворост вспыхивает. Странно… от дыма должно першить в горле и резать глаза, но почему-то наоборот стало легче дышать и солнце больше не слепит. Пламя!!! Какое же оно ласковое! Какое же оно нежное! Блаженство… Больше не душит, не сдавливает грубая ткань, не слепит солнце… Как легко… Как легко парить над толпой… крики стихают. Люди опускаются на колени. Они молятся.

— Она святая!

— Это ангел!

Восклицания сливаются в единый блаженный стон. Блаженный стон переходит в стон безвозвратной утраты и отчаяния. Священник пускается наутёк. Кто-то из толпы следует за ним вдогонку. Стоя поодаль, за происходящим наблюдает человек невероятных размеров. Он устремляет вверх тяжелый, пронизывающий, сверлящий взгляд и делает легкий взмах рукой. Жест получается какой-то неоднозначный.

Горы… Какие они красивые с неба… Если это и есть смерть, то это и есть то единственное, к чему следует стремиться всю жизнь.

Ира открыла глаза, пытаясь понять, кто она и где. Ее тело все еще приятно вздрагивало от неземных ласк пламени. Что-то до ужаса противно верещало где-то в изголовье. «Телефон», — почти сразу (и двадцати звонков не прозвякало!) догадалась Ира, и даже, хоть и с трудом, но вспомнила, что в таких случаях обычно делают.

— Алло…

— Ну наконец-то! Дрыхнешь?

— Уже нет.

— А Люся, между прочим, бутербродов с семгой принесла, — «тонко» намекнула Наташа.

— Вау! Наташ, я быстренько в душ и сразу к тебе.

— Давай, ждем.

Под струями горячей воды мысли стали приходить в порядок. Однако в сознании продолжала оставаться какая-то несостыковка.

— Так… хорошо… понятно… Сожжение на костре — это сон. Это однозначно. Но… снег, отключение света, поездка с Игорем всей толпой куда-то в горы, в гости к… кажется Аристарх Поликарпович… хм… имя-то какое редкое… Тоже приснилось?

Горячая вода мощной струей била по телу. Ира разговаривала сама с собой вслух. Послышался настойчивый стук в дверь и Наташин недовольный бурк:

— Ирка! Ну, ты скоро?

— Иду-иду!

Иришка выключила воду, наскоро вытерлась, завернувшись в полотенце, просочилась в комнату, быстренько оделась и впорхнула в соседнюю квартиру.

— Привет, девчонки!

— Ты сегодня какая-то не такая, — заметила Люся.

— Девчонки, у меня что-то с головушкой не то, — улыбнулась Ира.

— Во-во, я тебе давно намекаю!

— Наташ, я серьезно.

— И я серьезно.

— Да нет, я не о том. Тут действительно что-то странное.

— Ир, что-то случилось? — Люся выглядела гораздо взволнованней, чем предполагал Иришкин саркастичный тон.

— Да не так, чтоб уж совсем случилось… Я понять не могу: что мне снилось, а что на самом деле произошло.

— Это как? — Наташа застыла в немом замешательстве.

— Ну… как меня на костре сжигали… то, что это мне приснилось — в этом я уверена… — Ира задумалась. — Почти уверена… — добавила она как бы самой себе.

— Как это «ПОЧТИ уверена»? — не поняла Люся.

— Ну… я… в этом уверена потому, что на самом деле этого быть не могло, потому что не могло быть в принципе.

— Так почему же «ПОЧТИ»? — не унималась Люся.

— Понимаете, уж слишком все настоящее было, вплоть до тактильных ощущений.

— Ужас! Ты что, и ожоги чувствовала? — Наташкины глаза округлились.

— Девчонки! Вы себе представить не можете, какое оно нежное, какое оно ласковое! Пламя! Да это описать невозможно! У меня все клеточки до сих пор вибрируют.

— Ирка! Ты точно с катушек съехала! С мужиком чаще спать надо!

— Да нет, это не то… — Ира тщательно, но тщетно пыталась подобрать слова.

— То, то! — подхватила Люся. — Вон хотя бы Игорь Александрович твой, как круги вокруг тебя наматывал! Хоть бы раз за пять дней…

— Стоп! За пять дней!!!??? С этого момента, пожалуйста, поподробнее, — Ира резко оборвала Люсю, но затем ее речь замедлилась. Она переводила взгляд с Люси на Наташу и с Наташи на Люсю так, как будто прикидывала, что могут такого знать они, чего не помнит она. Подруги, в свою очередь, смотрели на Иру с полным недоумением.

— Послушайте, — голос Иры наполняла обреченность, — снег шел?

— Шел… — девчонки отвечали дуэтом, одновременно пытаясь что-то понять.

— Свет вырубали?

— Вырубали…

— Игореха нас на своем джипе увозил?

— Да… увозил…

— Куда-то в горы, к кому-то в гости?

— Ну да!

Наташа стала терять терпение, а Люсе почудился розыгрыш.

— А хозяина дома как звали?

— А-Аристарх… — промямлила Наташа.

— Поликарпович, — подхватила Люся.

— Значит, не сон, — сама себе сказала Ира.

— Ирка! Что происходит? — потеряла терпение Люся.

— Да понимаете, как на костре сжигали — ну реальнее некуда, а вот эта поездка по снежной ночи, словно смутный-смутный сон. И, что самое интересное, я не помню, чтобы мы там почти неделю провели. Понимаете, как приехали, смутно, но помню, как чай пили, тоже смутно, но тоже помню, как вы все спать легли, а мы втроем остались и всю ночь проговорили… А дальше: ни как я спать легла, ни остальное время, ни как домой вернулись — ничего не помню, даже смутно.

Люся и Наташа от души хохотали. Им, почему-то, Иркина амнезия показалась забавной, а впрочем, вид у нее и впрямь был комичный.

— Еще бы ты что-то помнила! — Наташа запихала в рот очередной кусочек семги. — Целыми днями дрыхла, а по ночам заумь с Аристархом Поликарповичем. У меня от ваших бесед мозги в трубочку заворачивались…

— Ага, и глазки слипались, — добавила Люся.

— Девчонки, а там такой громадный пес был?

— Был.

— А огромный кот?

— И кот, был.

Все пять дней сочинского стихийного бедствия компания провела в полном улете — целыми днями летали на полиэтиленовых пленках с горки. Веселились от души. Только Ира это все проспала. Вставала она к вечернему чаю, а утром ее никто не видел. При этом подверглись констатации отчаянные ухаживания Игоря Александровича за полуночницей, по всеобщему мнению, ответа у последней не получившие. Беседы с Аристархом Поликарповичем? С тем же успехом они могли говорить по-китайски — понятно было бы ничуть не меньше, а может, даже и больше (это съязвила Наташа). Что еще? Уехали вечером пятого дня, когда город засиял огнями. Правда, увозил их не Игорь Александрович всем скопом, а в два захода Наташин муж Вадик, который вернулся из командировки и последние два дня провел с ними.

В общем, «свидетельства очевидцев» Иру разочаровали. Девчонок занимали собственные яркие впечатления, а происходящее с Ириной для них осталось за кадром. Видели они ее не более часа в сутки, что их совершенно не огорчало и не интриговало.

Вернувшись от Наташи, Ира критично просмотрела все сделанное до отключения света, и принялась отправлять файлы по электронке. И с чего бы это сон с явью перепутались?

Впрочем, Ира нашла для себя объяснение. За последние три месяца на нее свалилось столько работы! Притом она с каждым днем неуклонно прибывала и прибывала! В конце концов, у Иры закралось подозрение, что все дизайнеры города Сочи, как минимум, а может и всего Краснодарского края, резко вымерли, и она осталась в качестве последнего экземпляра исчезнувшего вида. Перед самым стихийным бедствием ей и вовсе почти не приходилось спать больше недели. Видимо, перенапряг и сказался.

Поиски объяснений странностей собственного восприятия реальной и приснившейся действительности постоянно перекрывали яркие картины ее сожжения, а кроме того, в ней аж бурлила непреодолимая жажда хотя бы нащупать реальные, совсем недавние события, которые больше походили на неясный смутный сон. Но что-то в этом «сне» существовало такое… до боли интригующее… и это непременно и мучительно хотелось вспомнить. Ира взяла мобильник и отыскала в «Контактах» «Николаев».

Как только зазвучала «Шутка» И. С. Баха, сердце Игоря Александровича гулко забилось где-то сразу везде, а когда надпись на экранчике подтвердила его догадку о личности абонента, на ум пришли строки из школьного Маяковского: «…берет — как бомбу, берет — как ежа, как бритву обоюдоострую…». Подобные чувства от Ириных звонков никак не хотели его покидать вот уже много лет. Видимо потому, что звонила она крайне редко лишь в случаях крайней производственной необходимости. Поскольку таковая в данный момент отсутствовала, ощущение крайней взволнованности посетило Игоря Александровича с удвоенной, если не с утроенной силой.

— Да, я слушаю…

— Игорь, мне нужно тебя увидеть.

— Где? Когда?

— Все равно.

— Можешь прямо сейчас подъехать ко мне в офис?

— Да.

— Жду.

Сердце билось где-то сразу везде уже за пределами плоти. Голову сдавил стальной обруч. Игорь Александрович непринужденно улыбнулся своему собеседнику:

— Ну вот. Легка на помине. Это звонила дизайнер, о которой я тебе только что рассказывал.

— Насколько я понял, она сейчас подъедет?

— Да. Только это «сейчас» наступит часа через полтора. Путь ей неблизкий и как раз через самые гиблые пробки.

При упоминании о пробках собеседник Игоря Александровича с пониманием воздел взгляд к небу, тяжело вздохнул и твердо заявил:

— Я дождусь.

Игорь Александрович испытал раздвоение личности. Одна из «личностей» ликовала расчетливой радостью — для бизнеса все складывалось как нельзя лучше. А другая «личность» испытала горькую досаду — в кои-то веки Ирка, эта стерва Ирка сама изъявила желание встретиться просто так, не по работе (скорее всего), а тут… так некстати «я дождусь».

Ждать пришлось всего минут двадцать. Ира не рассчитывала застать Игоря в компании, но быстро овладела собой.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — незнакомец сфокусировал на Ирине тяжелый, пронизывающий, сверлящий взгляд.

Игорь Александрович поднялся Ире навстречу и принялся знакомить ее со своим гостем:

— Разрешите представить: Ирина Борисовна Палладина — весьма интересный дизайнер.

— Очень приятно, — степень «приятности» ни по взгляду, ни по тону не определялась.

— Ирочка, хочу тебя познакомить с моим другом и, надеюсь, твоим будущим клиентом. Станислав Андреевич Радный.

— Стас, — Радный привстал и протянул Ире руку.

— Ира, — пожав протянутую руку, она села в кресло.

Этот бесстрастный великан с тяжелым, пронизывающим, сверлящим взглядом показался ей до боли знакомым, но где и когда она могла его видеть, вспомнить не получалось. А габариты его действительно потрясали. Ростом он, видимо, был как минимум на голову выше Ирины, и, казалось, немногим меньше в ширину. Протянутая здоровенная рука смотрелась пухлой, но на ощупь оказалась невероятно жесткой.

— Мариночка! — на зов Игоря Александровича из приемной заглянуло блондинистое, хлопающее ресничками создание. — Будьте добры, сварите еще кофе.

Создание исчезло и появилось через некоторое время вновь с подносиком, на котором стояли три чашечки с горячим ароматным напитком.

Все тексты, набранные Мариночкой, Microsoft Word неизменно подчеркивал двумя практически сплошными волнистыми линиями — красной и зеленой. Добиться от нее чего-либо вразумительного по телефону, и даже прямо глядя в глаза, не представлялось возможным. Но зато она отличалась безотказностью по отношению ко всем партнерам, клиентам, друзьям и просто знакомым Игоря Александровича. При этом умудрялась удивительным образом избежать вульгарности, навязчивости и утечки информации (впрочем, последнему, учитывая ее интеллектуальные способности, удивляться не приходилось). А кофе!!! Такой кофе варила только Мариночка. Она уже шестой год, благодаря этим качествам, носила гордое звание офис-менеджера, и Игорь Александрович не собирался искать ей замену, несмотря на то, что всю ее непосредственную работу, положенную ей по статусу, приходилось по большей части выполнять ему самому.

— Мариночка, спасибо, — поблагодарил Игорь Александрович, и создание, хлопая ресничками, удалилось.

Как только за ней закрылась дверь, Радный заговорил:

— Ира, я занимаюсь производством мебели и собираюсь широко сотрудничать с Вашим городом. Как Вы понимаете, санатории, гостиницы, которые здесь в изобилии, очень перспективные клиенты. Сейчас я открываю в Сочи свое представительство. Мне нужна рекламная продукция, ну… визитки, буклеты, каталоги, баннеры и тому подобное. Естественно, этого добра у меня и так достаточно, но вот Игорь убедил меня в том, что именно Вы, великолепно зная менталитет Сочи с этой точки зрения, сможете изготовить рекламное нечто максимально эффективное именно в Вашем городе.

— А можно сейчас взглянуть на то, чего у Вас и так достаточно? — спросила Ира.

— Можно, — Радный вручил ей папку.

Ира внимательно просмотрела предоставленный материал.

— Логотип и фотографии в цифровом формате есть?

— Есть, — Радный протянул ей диск.

— Здорово. Я думаю завтра к вечеру, в крайнем случае, послезавтра я смогу показать Вам черновые эскизы.

— Замечательно. А когда работа будет готова полностью?

— Вот этого точно сказать не могу. Просмотрите эскизы, определитесь, что Вам больше нравится, и тогда уже обговорим сроки и стоимость.

— Сейчас я должен сделать какую-либо предоплату?

— Сейчас — нет… — Ира напряглась.

Радный молча смотрел на нее. Его тяжелый взгляд почему-то вселил уверенность.

— Сейчас мне бы хотелось предложить Вам кое-что.

— Я Вас слушаю.

— Я предлагаю Вам сделать для Сочи — для санаториев, гостиниц и не только — особый дизайн не только рекламной продукции, но и Ваших непосредственных изделий, то есть мебели, — Ира достала из рюкзачка диск, вырвала листочек из блокнота, написала на нем «папка 823» и вложила в футляр. — В папке «823» Вы найдете некоторые мои разработки.

— Спасибо, — Радный взял диск и поднялся во весь рост.

Теперь Ире показалось, что он выше ее не на голову, а на целых две, как минимум. «Где же я его видела?», — снова попыталась вспомнить она.

— Прошу прощения, но лимит времени исчерпан. До свидания. Ира, я обязательно с Вами свяжусь.

Игорь Александрович перевел взгляд со скрывшегося за дверью Радного на Иру.

— Ир, ты уверена в том, что сейчас сделала?

— Абсолютно.

— А если…

— Игорь, даже когда я ехала к тебе — совершенно не предполагала, что обвалится неплохая работа. Любой шанс надо использовать пока он есть.

— А ты не боишься, что Стас из-за твоего напора вообще предпочтет не связываться с тобой.

— Его право. Игорь, я не собираюсь сидеть и ждать, пока кто-либо догадается предложить мне что-нибудь поинтересней визиток. Ты, лучше, скажи честно, что я делала, пока шел снег, не было света, в общем, в доме Аристарха Поликарповича?

С его уст чуть было ни сорвался не вполне пристойный термин.

— Ира, ты решила со мной встретиться для того, чтобы узнать какова ты в постели? Охотно отвечу: как всегда великолепна.

— Игорь, — на Иру накатывало раздражение, — я, кажется, там, в постели, далеко не все время провела?

— Да, не все. Были перерывы на перекусы и беседы с Поликарпычем.

— О чем мы с ним говорили?

— Уж извини, но я не помню! — он не мог понять, что ей нужно, и из-за этого злился.

— Да, не густо… — Ира поднялась и направилась к двери.

— Ирка! Ты куда? — он остановил ее, обняв и пытаясь приласкать.

— Игорь, — она сняла с себя его руки, — по твоему же собственному признанию, ты поимел меня на год вперед. Пока.

— Ирка, ты — сволочь!

— Я знаю.

Дверь закрылась.

Люся с Наташей, после того, как Ира их покинула, наслаждались любимым занятием — мыли ей кости. Ирку они любили. Она всегда их понимала, поддерживала и выручала, но образ ее жизни не укладывался ни в какие рамки, принятые среди нормальных, с их точки зрения, людей.

Во-первых, она, давным-давно разведенная, и не пыталась вести себя как приличная женщина. Мужики к ней валили толпами! Однако… Наташа не раз намеренно вламывалась к Ирке без стука, но к ее удивлению и недоумению очередной гость мужского пола мирно беседовал с Иришкой на кухне. В общем, после целого ряда неудачных попыток доказать легкость Иркиного поведения, подруги решили, что она лесбиянка и, на всякий случай, стали сторониться ее. Правда, вскоре пришлось признать, что тяги к женскому полу Ира ну явно не испытывает. Незаметно отношения восстановились, и досужие соседки попытались устраивать ей допросы, но колкие, полные сарказма ответы быстро отбили охоту.

Вторым предметом раздражения была Иркина жизнь в целом. На работу, как все нормальные люди, она не ходила. Могла неделями вообще не вылезать из своей квартиры, а могла совершенно внезапно уехать куда-нибудь. Притом ее доходы, судя по известным соседушкам расходам, вмещали зарплаты Наташи и Люси вместе с мужьями, умноженные на два, если не на три. А сын Лешка?! Пока был маленький, казалось, будто горе-мамаше до него нет никакого дела. И вот нате! В шестнадцать лет с золотой медалью окончил школу и сейчас благополучно учится в институте и не где-нибудь, а в Москве, в Бауманке! Нет. Ирка определенно всё, абсолютно всё в жизни делала не так, не по-людски, но в итоге именно у нее это абсолютно всё, абсолютно всегда получалось, и гораздо лучше, чем у нормальных добропорядочных сограждан.

И, в-третьих — Ирка довольно часто вела себя весьма странно. Вот и теперь с этими своими снами-явями.

— Слышь, Наташ, а может она все-таки травку покуривает, а?

— Да нет же! Я ж тебе уже говорила. Анализы абсолютно чистые. Я сама смотрела, помнишь?

— Угу.

— Это у нее, скорее всего, на почве трудоголизма.

— Угу, она, если ее из-за компьютера выдернешь, — всегда чумная.

— А как ты думаешь, может у нее с этим Игорем Александровичем все же есть что-то, а, Люсь?

— Нет, не похоже. Хотя он, думаю, очень даже не прочь. Я вот боюсь, как бы у нее с Саньком чего не вышло.

— С каким Саньком?

— Да с каким, с каким — с моим, конечно!

— Люська! Ты чё! Он же Лешку ее немногим старше!

— Ты это ему объясни! Как встретит — аж трусится весь.

— Не переживай, Люсик, пройдет.

— Да уж, «пройдет»! То ему реферат по этике, то зачет по культурологии… аж вприпрыжку к ней бежит. Николаю говорю: «пусть сам учит». А он: «Ты что, Ирина такой специалист! Хоть какие-то мозги парню вложит».

— Во дела! А ты Кольке-то говорила?

— Пока нет. Да началось-то все не так давно.

— А-а… Люсь, ты не переживай. Я присмотрю. Я все выясню.

— Только аккуратней.

— Не боись! Ни Ирка, ни Санёк твой ни о чем не догадаются.

Содержательное общение совершенно некстати прервал телефонный звонок — Николай требовал жену домой.

Выходя из Наташкиной квартиры, Люся нос к носу столкнулась со своим старшим сыном.

— Саш! А ты куда?

— За тобой, — невозмутимо пробасил Санька, но вид сына Люсе не понравился — уж больно он запыхался и вроде даже покраснел.

Люся с Наташей многозначительно переглянулись.

— Теть Наташ! У Вас что-то с телефоном. Отец дозвониться не мог.

— Дозвонился, Санёк, дозвонился… — Наташа с Люсей сверлили и испепеляли его взглядами.

— Ну, не знаю,… Он меня послал…

— А что стряслось-то, а? — не прекращала допрос с пристрастием Наташа.

— Да так… ничего… — недоуменно пробурчал Санька. — Просто мамы долго нет. Соскучились, — он по-доброму усмехнулся.

— Ну, раз соскучились?! — Люся с Наташей вновь многозначительно переглянулись. — Идем, сыночка.

Люся с Сашком ушли, а у Наташки аж приятно защекотало где-то внутри от предвкушения занимательной интриги. Она ломанулась к Ире, но дверь оказалась запертой. Постучала, позвонила — глухо. Наташе все сразу стало ясно и понятно. Она ринулась к телефону.

— Алло! Люсик? — Наташа говорила полушепотом. — Слушай. Ирки дома нет. Усекла? — на том конце провода видимо что-то ответили. — Ну, давай. Попозже забегу.

Наташа положила трубку и занялась наведением порядка. Жизнь обрела смысл.

Ира возвращалась домой. Тайна пяти дней у Аристарха Поликарповича превращалась в изнурительно навязчивую идею, расцвеченную все время всплывающими яркими сценами сожжения. Это выматывало. В конце концов, Ира сказала себе: «Хватит!», — и неимоверным усилием воли заставила подумать о чем-нибудь более хорошем и менее эфемерном — благо нашлось о чем.

Игорь, конечно, прав. Поступила она дерзко, предложив свои услуги в области, в которой специалистом ее никто не считал, да еще и серьезной фирме, а то, что фирма действительно серьезная, Ира поняла сразу, только взглянув на каталоги. Да, она дерзнула, и теперь, возможно, даже малость — дизайн рекламной продукции — она потеряет. Что ж, еще утром она об этой возможности не знала и, учитывая едва закончившийся тотальный аврал, от ее отсутствия не страдала. Так что потеря невелика, зато возможный, пусть и маловероятный, выигрыш невообразимо грандиозен, по крайней мере, для нее.

Ира достаточно активно, помимо работы над рекламной продукцией, трудилась над интерьерами квартир, домов, офисов, но вот сами предметы тех самых интерьеров приходилось выбирать из имеющихся в наличии. А вот они-то, как раз, никогда не соответствовали ее требованиям, которые никто и в толк взять не мог. С ее точки зрения, по-настоящему удобной и комфортной мебели еще никто не создал. Если Ира выражала свое мнение вслух — на нее смотрели как на умалишенную, а собственные проекты ей не удавалось продвинуть даже на уровне небольшой мастерской. В конце концов, она собственными силами преобразила свое жилище и на этом успокоилась. Папка «823» на диске, переданном Радному, содержала эскизы ее собственной мебели ее собственного изготовления.

Ира повернула ключ и вошла в квартиру. Цепкий слух Наташи уловил звук отпираемого замка.

— Иришка! К тебе Санёк заходил, — влетела она в не успевшую закрыться дверь.

— Какой Санёк? — машинально спросила Ира, машинально разуваясь.

— Люсин Санёк, — Наташа всеми силами пыталась разгадать смысл Иркиной реакции.

— Чего хотел?

— Не знаю… — «главное все запомнить, а просчитаем потом».

— А-а! — вспомнила Ира, — он же «Эстетику» забыл.

— Чего?

— Учебник по эстетике. Наташенька, будь другом, позвони, скажи, что я дома — пусть поднимется и заберет.

— Да… сейчас… — «вот это наглость!»

— Алло! — далее Наташа перешла на громкий шепот, — Люсик! Она пришла. Я ей в лоб, мол, Санька заходил, а она сразу: «Ой, да-да! Он у меня учебник по эстетике забыл!», — и представляешь?! Просит меня позвонить и позвать его! За учебником! Представляешь?!

— Наташа, не клади трубку, — Люся всеми силами пыталась не выдавать волнения. — Сашенька, — слышался в трубке ее фальшиво-ласковый голос, — ты у тети Иры учебник эстетики забыл. Сходи, забери.

— Мамуль, давай потом, — где-то вдалеке басил Санька.

— Сыночка, сходи сейчас.

— Ладно.

— Наташ!

— Да-да!

— Слышала, как маскируется?

— Да-а…

— Так, уже пошел.

— Всё, я на посту. Перезвоню.

В Иркину дверь постучали.

— Да, Сашенька, заходи.

— Тёть Ир, я у Вас тут какой-то учебник забыл, говорят.

— Вот, солнышко… Ой…

Послышался непонятный шум, а затем бесконечно долгая тишина, наполненная пикантными шорохами и постанываниями. Точкой, да нет, восклицательным знаком затянувшейся шуршаще-стонущей паузы в разговоре вырвался Иркин томный вопль:

— Да неужели! Все, котик мой, иди.

— Спасибо, тёть Ир.

— Да не за что, солнышко, учись.

Звук поцелуя.

— Боже мой! — Наташкины волосы стояли дыбом. Глаза едва помещались на лице. Она, пытаясь хоть как-то совладать с дыханием, кинулась к телефону. — Люся-я! Люся-я!

— Сейчас… минуту… — где-то далеко открылась дверь. — Ты чего так долго?

— Да «Эстетика» за шкаф завалились. Мы с тетей Ирой ее оттуда ели вытащили.

— Да, Наташ, я слушаю, — голос Люси слегка срывался.

— Интересно, откуда они ее вытаскивали! Люся! Тут такое было! Не по телефону.

— Бегу, — через мгновение Люся уже сидела у Наташи. — Слушай, давай ее позовем…

— Подожди, я тебе все расскажу.

— Не надо, и так ясно…

— Извини, Люсечка, — Наташа пошла звать Иру. Дверь оказалась запертой. — Ирочка!

— Наташенька, извини, чуть живая! Я — в душ…

— Она — в душ! — язвительно выразила полное понимание Люся и разрыдалась.

Ира так и не зашла, чем окончательно и бесповоротно подтвердила уверенность Люси и Наташи.

Игорь Александрович спустился в бар и забился в самый темный угол. Что же все-таки произошло с Ириной? Сама — ну надо же! — сама позвонила! Примчалась! Для чего? Он во всех подробностях вспомнил все пять дней у Поликарпыча.

Ирка, скорее всего, жутко тосковала по работе и, наверное, поэтому не грызла его как обычно. Отдавалась как-то по-особенному… Действительно, полностью отдавалась.

А может, так было всегда? Просто он, дурак, не замечал. Ох, Аристарх Поликарпович! Глазоньки открыл! Алиночки, Полиночки, Мариночки… А ведь действительно, заботила его всегда только Ирка. Стерва Ирка! Сволочь Ирка! «Может, я влюблен в нее?». Игорь Александрович внимательно вслушался в свои чувства. Нет. Ошибки быть не могло. Нигде не пульсировало и намека на мучительно-сладостные признаки прекрасных порывов.

А все-таки, какая муха ее укусила? Он еще раз прокрутил все пять дней. А, черт, беседы с Поликарпычем! Нет. Ничего особенного. Сидели, философствовали обо всем и ни о чем. Правда, высидев положенное приличием, он уходил спать… Что мог ей сказать Поликарпыч? А? А может, про него? Про Игоря? Вот!!! Черт… Как он сразу не догадался! Да-а… Вот она и звонила… Вот и прилетела… Во, дурак! Как же сразу не догадался?! Он представил, как жил бы с Иркой… Попытался представить… Позвонила Алиночка. Он не ответил, а когда мелодия стихла, занес Алиночку в «черный список». Официантка принесла крепкого зеленого чая, а телефон ожил вновь. Звонил Стас.

— Игорь, тормози свою Палладину по поводу рекламы. Пусть не тратит зря время.

— Ты уверен? — Игоря Александровича будто по стенке размазало. «Довыкаблучивалась Ирка!»

— Абсолютно. Сам посуди, зачем корпеть над рекламой сейчас, если, скорее всего, для Сочи будем выпускать новую коллекцию.

— Не понял?

— Что, не понял? Я говорю, тормози свою Палладину по поводу рекламы. Я буду очень занят дня три, если за это время она успеет сделать какие-нибудь почеркушки по мебели — будет здорово. Понял?

— Да-да, конечно.

— Звони прямо сейчас, чтобы девчонка зря не парилась. Давай, пока.

— Пока.

На середине «пока» мобильник продиньделенькал завершение соединения. Николаев положил таблеточку валидола под язык. Нет, не для его возраста такие передряги. Немного погодя он набрал Ирин телефон:

— Иришка!

— Да, Игорь!

— Надо бы встретиться.

— Ты же знаешь, что до завтрашнего вечера, край до послезавтра с меня рекламные эскизы.

— Ира, Стас будет занят, так что у тебя целых три дня.

— А встречаться-то с какой целью?

— По делу.

— Ладно, жду.

Игорь Александрович, выплюнув остатки валидола, поспешил на автостоянку.

Лестничная клетка оглашалась безутешными рыданиями Люси, уткнувшейся в Наташкино плечо.

— Девчонки! Что стряслось? — Игорь Александрович перепугался не на шутку.

— Ой, Игорь Александрович! Тут такое!!! — лицо Наташи напряглось изо всех сил.

— Что такое? — как и все мужчины, Николаев не выносил дамских истерик.

— Понимаете, у Ирки роман с Люсиным сыном. И все очень серьезно, и зашло уже слишком далеко, — Наташа из кожи вон лезла, чтобы передать весь трагизм ситуации.

— Тьфу-ты! Я уж думал, кто-то помер, — Игорь Александрович пошел от них прочь.

— Зачем ты ему сказала? — сквозь слезы и всхлипы пропищала Люся.

— А пусть знает, какие шашни его Ирочка крутит.

Должного впечатления Наташино заявление на Игоря Александровича не произвело. Их с Ирой отношения отличались полной свободой, и они не раз делились друг с другом подробностями любовных похождений. Однако перед ее дверью он затормозился: «А может… может, у нее там с пареньком чего случилось? Тогда при чем тут разговоры с Поликарпычем?». Он нажал кнопку звонка.

— Заходи…

— Ну, Иришка, не ожидал! Тебя что, на молоденьких потянуло?

— В смысле?

— Да вон Люси на плече Натали рыдает. Говорят, ты ее старшого окрутила.

— Чего???

— Не веришь — иди сама глянь. На лестничной площадке скоро потоп будет.

Ира не пошла смотреть на Люськины слезы, а взялась за телефон:

— Алло! Андрюша, ты? Дай-ка мне Саньку.

— Щас!

— Санька, привет!

— Здрасть, тёть Ир.

— Ты в курсе? У нас с тобой роман.

— Чего???

— А-а, не в курсе! Я, честно говоря, тоже только что узнала.

— Теть Ир! Какой роман?

— Как в кино! Короче мать твоя по этому поводу на лестнице рыдает. Иди, забирай. Сам вразумить не сможешь — меня зови.

— Теть Ир, Вы серьезно?

— Очень хочу надеяться, что нет.

— Во блин! Ой, извините теть Ир.

— Ничего-ничего…

— Ладно… спасибо… я пошел.

Ира положила трубку и, самозабвенно глядя в потолок, села.

— Во дуры! Сначала мужей своих от меня стерегли. Потом сами от меня шарахаться стали. Теперь вот за детей рыдают. Господи! Хоть у Наташки — дочка. Хотя нет… и здесь же, что-нибудь придумают, — Ира расхохоталась. — Игорь, представляешь, если кто-нибудь из них заведет собачку или кошечку? Тоже ведь от меня охранять станут. Слушай, а откуда у Аристарха Поликарповича его живность?

— Что, сексуально привлекательны?

— Ну-у, развеселился! Я серьезно.

— Подарили ему на новоселье.

— Таких громадин никогда не видела… Так. Стоп. Мы же по делу, вроде, собрались?

— Да, по делу…

— Ну?

— Ну, я тебя поздравляю. Необходимость сейчас возиться с буклетами отпала. У тебя три дня, чтобы выдать черновые эскизы по мебели.

— ВАУ!!! — Иришка кинулась на Игоря Александровича, почти задушила в объятиях, зверски расцеловала и встала к плите.

Его более всего сбило с толку последнее — хозяйничать на Иркиной кухне входило в его обязанности. Наедине с ним — Ирка у плиты!!! Он удивился бы гораздо меньше, если б его, к примеру, посетили инопланетяне, или, скажем, какие-нибудь гномики или эльфы.

— Кстати, а как тебе Стас? — спросил он ее, чтоб как-то завязать разговор.

— Ради дела потерплю.

— Зря ты так. Очень неплохой парень. Я его давно знаю. Еще с отцом его дружил. А какая была мама!

— Везде успел!

— Нет. Там не успел. Видел только на фотографии. Она умерла — Стаське еще год не исполнился.

— Печальная история…

— Так чем же он тебе не приглянулся?

— Не знаю… Есть ощущение, что я его уже когда-то видела.

— И что в этом плохого?

— Не знаю… Он на меня смотрел так, как будто наизнанку хотел вывернуть.

— Да-а, — Игорь Александрович усмехнулся. — Это за ним водится. От его взгляда и меня, бывает, передергивает. И все же? Чем он тебе не приглянулся-то?

— Не знаю… Я бы не сказала, что испугалась, но есть какой-то осадок жутковатости. И главное — я его где-то видела. Не помню, где и когда, но есть ощущение, что при обстоятельствах каких-то, ну-у… ну не совсем, что ли, обычных.

— Ир, что-то ты сегодня какая-то странная. Вообще-то, ты всегда странная, но сегодня как-то по-особенному, даже мне непривычно. А знаешь? Ведь Стаса действительно многие побаиваются, впрочем, этим он совершенно не отличается от тебя.

— Игорь! Ты меня боишься?

— Да не очень, но, как ты правильно сформулировала, есть некоторый осадок жутковатости. Знаешь, а вы со Стасом одного поля ягоды.

— Игорь, ты — дипломат.

— Нет-нет! Я серьезно. Есть в вас что-то похожее.

— Ага! Сравнил! Мебельный магнат и полунищая дизайнерша.

— Да какой он магнат! Деньгами он, конечно, ворочает, но не такими уж и великими, к тому же все его состояние на самом деле принадлежит его жене, — Иру, к ее удивлению, покоробило известие о женатом состоянии Радного. — Да я и не в этом смысле вас сравнивал. Как бы это выразить… Знаешь, вы с ним одной породы.

— Спасибо, спасибо, уже и собакой обозвали.

— Ой, Ирка! Вечно ты к чему-нибудь прицепишься!

— Ладно. Одной породы, так одной породы. И потом, какая разница, как я к нему отношусь? Даже, дай бог, если завяжется долгое плодотворное сотрудничество, видеть его, надеюсь, придется не слишком часто.

— Ты права, общение, вполне возможно, окажется исключительно телефонно-интернетовским, — и тут на Игоря накатил приступ тотальной храбрости. — Ира, что тебе говорил обо мне Поликарпыч? — о, если б он мог предположить ее реакцию, то, несомненно, справился бы со своей, столь внезапной и всепоглощающей, отвагой.

— Поликарпыч?! О тебе?! Ты что — издеваешься?! Я целый день пытаюсь выяснить, что там было, и тут появляется радостный Игореша и сообщает, что весь сыр-бор, оказывается, из-за его бесценной персоны!

— Ира…

— Что, Ира!?

Он хотел попытаться ей все объяснить, но решил не повторять только что допущенную ошибку и взял себя в руки. Только вот как выкручиваться, он тоже не знал. Но тут удача пришла ему на выручку.

— Ирочка! — в кухне нарисовалась Наташка. — Ой! Игорь Александрович, здравствуйте! — она заученно и неумело изобразила неосведомленность о пребывании соседки в неединственном экземпляре.

— Натулечка! Привет! Слушай, а Санёк-то так классно трахается!

— Ирка! Прости! Тут просто Люська сказала, что Сашка ее к тебе не ровно дышит. И вдруг ты его к себе позвала…

— Ага… А тебе, как назло, заглянуть в этот раз что-то непреодолимо помешало!

Наташа стала пунцовой.

— Ир! Ну, прости! Я ей даже рассказать ничего не успела. Она меня не слушала.

— Какое счастье! Да, девки! «Санта-Барбара» отдыхает! Чего стоишь!? Иди Люсе звони. Пусть поднимается.

Наташка радостно выпорхнула. Игорь Александрович про себя вздохнул с облегчением — вздыхать вслух он поостерегся.

Через минуту на Иркину кухню ввалились Люся с Николаем и Наташа с Вадимом. Обстановка разрядилась. Под шумок Игорь Александрович технично свалил. А компания еще где-то часок посидела, похохотала и, к немалой Иришкиной радости, в конце концов, рассосалась.

Давно стемнело. Где-то за стенкой Наташа воевала с Дашунькой и что-то выговаривала Вадику. Ира сидела на диване, поджав ноги. Включить свет было лень. Сегодня утром она передала Радному через Игоря Александровича мебельные почеркушки. Станислав Андреевич обещал позвонить ей лично дня через два.

Перед глазами, наверное, уже в сотый раз за этот безумно длинный день, плыли, поражая своей яркостью, картины ее сожжения. Теперь, уже точно зная, что с ней произойдет дальше, она спокойно разглядывала лица людей. Ей очень понравился обнаруженный ею интересный эффект, подобный возможностям, которые имеются при просмотре видео. Она могла смотреть с разной скоростью, возвращаться, использовать стоп-кадр, то увеличивать детали, то переходить на общий план, но не могла изменять сами события. Мало того, в отличие от кино, помимо слухового и зрительного восприятия, присутствовали, не менее, если не более ярко, осязание и обоняние. В общем, ей представилась фантастическая возможность изучить свой собственный сон во всех подробностях.

Пламя, нежно лаская, освободило ее. Она поднялась, полетела и вновь увидела огромного человека, махавшего ей рукой. Раньше она не обращала на него особого внимания. Так, только фиксировала боковым зрением. Теперь ее заинтересовало, находился ли он там с самого начала. Она вернулась. Грубая ткань вновь сдавила тело, толпа снова заголосила гневно. Ира направила взгляд вдаль и вытянулась насколько могла. Да. Похоже, он стоит на том же месте, но видно очень плохо. Она «включила» приближение, но «разрешение» оказалось низковато, и фигура, «распавшаяся на пиксели», получилась очень расплывчатой. Ира, насколько это возможно, быстро «погнала» события вперед. Вот она летит. Человек внизу машет ей рукой. Она прямо смотрит на него — ближе, ближе, ближе…

Ира с диким воплем вскочила с дивана. Сердце билось в глотке. Дыхание, как после спринтерского броска. Вот где она уже встречала Радного… Она не сомневалась, что это не сейчас ей показалось — он всегда был там.

Запел мобильник.

— Алло!

— Ма! У тебя всё в порядке?

— Привет, Лешка!

— Привет! Так, как у тебя дела?

— Нормально всё, а почему ты спрашиваешь?

— Да так, просто позвонил, а что? Что-то случилось?

— Да нет… ничего… Вернее — случилось. Возможно, грядет большая работа. По мебели.

— Вау! Поздравляю!

— Пока рано, я же сказала, что «возможно».

— Раз «возможно», значит — возможно. В общем, я понял: отдала эскизы и сидишь ответа ждешь, да подушку грызешь.

— Да, наверное, что-то вроде того.

— Ну, давай! Удачи! Пока!

— Пока!

— Ну, что там? — пытаясь скрыть волнение, спросил Влад — однокурсник и сосед Лешки по крохотной, снимаемой совместно однокомнатной хрущёвке.

— Да всё нормально, — ответил ему Лешка.

— Ты уверен?

— Ну-у-у-у… Ты же знаешь, мама давно хотела сделать что-нибудь по мебели и вот сейчас кому-то отдала эскизы и сидит, ждет ответа. Волнуется! А в остальном всё в полном порядке.

Лешка с Владом познакомились благодаря Ирине несколько лет назад, еще будучи школьниками.

Как-то в компанию, с которой отдыхала Иришка, затесалась училка биологии и весь вечер рассказывала об «идиотских придурках подростках», с которыми сладу ну никакого нету. На замечание Иры о том, что детей всего лишь любить надо — ответила: «А вот пошла бы сама и „полюбила“!». И Ира, на спор устроилась на работу в школу. Ее предложение собрать в один класс всех самых-самых отъявленных и отдать ей, встретило бурный восторг директора. Учителей не хватало, и, несмотря на неполную «вышку» и несколько иной профиль образования, ей отдали специально сформированный «отпадный» 9Д, в котором она стала учителем Русского, Литературы, Истории, Культурологии, Этики и Эстетики (школа взвалила на себя статус гимназии), а заодно и классным руководителем.

Таким образом, первого сентября Ирина Борисовна Палладина переступила в качестве учителя порог «термоядерного» класса. Эффект превзошел все ожидания. В Иришкином арсенале имелось всего две оценки — «4» и «5», притом «4» она ставила только в самых «тяжелых» случаях. Нет, она не делала своим подопечным никаких поблажек. Дело в том, что если выполненная работа не соответствовала имеющимся в распоряжении оценкам, то ее следовало сделать заново и так до тех пор, пока не будет достигнуто это полное соответствие.

Ира имела непоколебимое убеждение, что учитель в школе для того, чтобы заинтересовать и научить, а не для того, чтобы уличить в лени и недобросовестности, и поставить «2». Она сумела одним, известным только ей, способом построить в классе крепкие дружеские взаимоотношения. Не прошло и месяца, как подопечные стали доверять ей свои самые сокровенные тайны и проблемы. «Придурки-подростки» буквально преобразились.

Однако столь несвойственные школе отношения стали раздражать руководство. Палладину попытались приструнить, но не тут-то было! На защиту поднялся весь класс вместе с родителями, которые, в отличие от общепринятых, полным составом неслись на все (у Иришки более частые) родительские собрания и принимали активнейшее участие в школьной и внешкольной жизни своих чад (естественно, тоже с Иришкиной подачи). Руководство «поджало губки» и вынужденно ретировалось. Незаметно ребята подтянулись и по предметам не входящим в компетенцию Иры. Вторую четверть класс окончил почти без троек, а на экзаменах, предшествующих обретению аттестата об общем среднем образовании, 9Д показал лучшие в школе знания.

Сам Влад, до Иришкиного прихода в школу, раза три оставался на второй год. Окромя карьеры дворника, если, конечно, не загремит на зону, ему ничего не прочили. Девятый класс он окончил с одной тройкой, по биологии — дура-училка не простила Владу его прошлых «подвигов». В аттестате о полном среднем образовании троек уже не было, да и четверки попадались редко. (Биологичка, стараниями родительского комитета, из школы свалила. Один из пап героически забрал ее в свой офис. Намучался, но детей в обиду не дал). Окончив школу, Влад честно отслужил в армии, а когда вернулся, Лешка потащил его с собой в Москву: «Ты же ничего не теряешь!», — и они оба поступили.

Долгожданный звонок раздался, как и было обещано, к вечеру второго дня.

— Ирина? Здравствуйте. Это Стас. Я просмотрел Ваши эскизы и готов к серьезному разговору.

— Где? Когда?

— Если не возражаете, завтра в 14.30, гостиница «Москва», офис 555.

«Хорошо, хоть не 666», — подумала Ира и ответила:

— Замечательно. Я подъеду.

— Жду. До встречи.

— До свидания, — сказала Ира и тут же поняла, что разговаривает уже только сама с собой.

До 14.30 завтра оставался еще целый вечер и целое утро. Можно расслабиться. Утонув в подушках дивана, Ира томно пролистала «Контакты» мобильника и выбрала «Женечка».

— Здравствуй, Женечка!

— Ира! Очень рад тебя слышать!

— А как насчет увидеть?

— Да неужели?! — воскликнул Женечка, будто свершилось нечто весьма долгожданное.

— Истинно! — усмехнулась Ира. — У меня завтра в 14.30 встреча в центре, а до этого я совершенно свободна. Правда, придется еще заехать домой, чтобы привести себя в порядок.

— Ира! — прошелестела укоризненная интонация. — Неужели ты сомневаешься, что после меня будешь в полном порядке?

— Ну-у…

— Собирайся. А я вызову тебе такси.

Элегантно, изысканно, роскошно, тонко, экстравагантно, стильно, изумительно, безупречно. Эти эпитеты имели прямое и непосредственное отношение к Женечке и ко всему, что его окружало. Познакомилась с ним Ира очень давно, еще тогда, когда работала у Игоря в офисе. Женечке понадобились визитки. Заказ оказался непростым. Визитки требовались на японском языке. Ирине пришлось тщательно вырисовывать каждый иероглиф. Женечка сидел рядом, источая тонкое изысканное благоухание, и объяснял ей смысл каждой линии и закорючки экзотической письменности.

Занимался он художественными переводами литературы всех областей гуманитарных знаний, отдавая предпочтение философии, филологии, эзотерике и оккультизму. На вопрос, сколько же на самом деле он знает языков, ответ звучал весьма туманный: «Достаточно…». Кроме переводов, Женечка также издавал и свои авторские труды в тех же областях.

За время их бдения над «японской» визиткой они прониклись друг к другу теплыми дружескими чувствами. Женечка стал постоянным клиентом Иры, а она, в свою очередь, его личным дизайнером и художником. Работы он подбрасывал немало: визитки на всех мыслимых и немыслимых языках, иллюстрации ко всевозможным статьям и очеркам в различных мировых изданиях. Приходилось ей заниматься и оформлением написанных им книг, а также и книг им переведенных.

Женечка фактически являлся гражданином Мира, но постоянно жить предпочитал в Сочи. В этом благодатном во всех отношениях и девственном во многих сферах крае, он спокойно работал, наслаждался жизнью и прикалывался, как хотел. А вот к Ире он относился очень серьезно. Они были настоящими друзьями. Без напряга. Могли достаточно часто встречаться, а потом месяцами даже не созваниваться. Как-то они где-то с полгода прожили вместе в его квартире, сидя на его диване каждый со своим ноутбуком (в тот год Ирин Лешка по обмену учился в Англии).

Когда Женечка не загружал ее работой, Ира вспоминала о нем, если ей хотелось по-настоящему расслабиться. Она не отдавала себе отчета, что месяцами вообще не помнит о его существовании, а когда вспоминает, то сразу звонит и после второго гудка Женечка всегда берет трубку, и телефон не бывает никогда занят, или выключен, или вне зоны действия. Ее никогда не удивляло, что Женечка, активно разъезжающий по Миру, в то время, когда она о нем вспоминает, всегда оказывается в Сочи и даже будто ждет ее звонка. Обо всем об этом она никогда не задумывалась — она этого просто не замечала.

Как и всегда Женечка встретил у подъезда. Расплатившись с водителем, он помог Ире выйти из машины и, нежно взяв за руку, повел к себе.

Ира никогда не заходила к нему на кухню. Это находилось под негласным запретом. Гостиная, спальня, даже кабинет и библиотека — пожалуйста, но кухня — нет. Вообще, организацией Женечкиного быта, по его словам, ведала Анастасия Максимовна — домработница, однако Ира ее никогда не видела. Но Анастасия Максимовна — это будни. В особых случаях хозяин всегда готовил сам, притом равных ему не было.

Ира сидела на роскошном диване в изысканно, тонко, едва ощутимо благоухающей гостиной, наполненной негромкими звуками чего-то из ультрасовременного джаза. Женечка появился с плотно уставленным подносом. Он сервировал стол и сел рядом с Ирой, глядя в ее глаза с легкой загадочной улыбкой Джоконды.

— Рассказывай, — мягко, таинственно, и в то же время жестко и настойчиво произнес он. Ира почувствовала, что испугалась:

— Что?

— Ира, с тобой что-то случилось, — он мягко положил руку на ее плечо. Интонация была утвердительной.

— Жень! Неужели ты думаешь, что я приехала поплакаться тебе в жилетку?

— Нет. Я так не думаю. Ты позвонила мне, когда сумела абстрагироваться от того, что случилось.

— И откуда ты все знаешь? — попыталась отшутиться Ира.

— Я тебя чувствую, — Женечка все так же улыбался.

— Ты меня пугаешь…

— Не бойся. Лучше рассказывай.

— Мне кажется — ты и так все знаешь… — Ира сказала это без какого-либо умысла просто для поддержания беседы, ничего не имея в виду и ни на что не намекая. Ее била мелкая дрожь.

— Знаю, — гипнотически медленно подтвердил Женечка.

Ира молчала, впав в оцепенение без чувств, без мыслей. Ее всегда поражала проницательность Женечки, но сейчас, по ее ощущениям, происходило нечто из ряда вон выходящее.

— Ира, у меня очень тепло — разденься.

— Что? — Ира пришла, а точнее «впрыгнула» в себя.

— У меня очень тепло — разденься, — повторил он.

— В смысле?

— В смысле, сними с себя всю одежду.

Ира смутилась. Дрожь стала крупной.

— И-ра… — очень жестко произнес Женечка.

За всей его видимой мягкостью, бархатностью, приторностью скрывалась железная, стальная непреклонность. Он выжидающе смотрел на Иру. Она поднялась и стала медленно раздеваться, вся дрожа от термоядерной смеси страха, неловкости, возбуждения и смущения.

— Кидай на пол. Я уберу, — сказал он, когда ей, в конце концов, удалось стянуть с себя свитер. Свитер выскользнул из ее рук и упал.

— Дальше… — исключая возражения, произнес Женечка.

Он в упор жестко смотрел на Иру, от чего смесь ужаса и смущения становилась нестерпимой. На теле остались только трусики и лифчик — остальная одежда валялась на полу.

— Снимай, снимай… — Женечка поднялся и отвернулся, направившись к стоявшему в углу креслу.

Ире показалось, что он сжалился над ней, но, как только ее руки коснулись застежки бюстгальтера, его безжалостный взгляд вновь впился в нее. Он так и смотрел, одновременно пододвигая кресло.

— Садись.

Пока Женечка аккуратно складывал ее одежду, Ира вжалась глубже в кресло, закинув ногу на ногу и сложив руки на груди прикрывшись. Они давно знали друг друга, их связывала крепкая дружба, они плодотворно сотрудничали и, будучи очень близкими духовно, не раз оказывались и в одной постели, но то, что происходило сейчас, напрочь выбило Иру из колеи.

Женечка сел напротив и снова пристально уставился на нее.

— Тебе холодно? — его голос убивал своей беспощадностью.

— Нет, — еле слышно проговорила Ира.

— Сядь на самый краешек, — она повиновалась. — Откинься на спинку. Руки на подлокотники, — Ира замешкалась. Женечкин взгляд стал еще жестче. Она медленно развела руки и положила, как сказано. — Раздвинь ноги… шире…

Женечка невыносимо беспощадно разглядывал Ирино тело во всех подробностях. В глазах потемнело, но окончательно потерять сознание он ей не дал, поймав последнюю его искорку, вставши позади и положив руки ей на голову.

— А теперь — рассказывай. Рассказывай все, что видела, слышала, чувствовала, переживала, и все, что делала и наяву, и во сне, начиная с отключения света и заканчивая звонком мне. Все в мельчайших подробностях.

Пока Ира рассказывала, он нежно перебирал ее волосы.

— … и позвонила тебе.

После этой фразы Ира, не успев понять «как», оказалась на диване.

Реальность начала вновь обретать привычные черты. Ира обнаружила себя сначала у Женечки на руках, потом в горячей ванне с целой горой пены. Женечка сидел на краешке и рассказывал ей детские, но при этом очень смешные анекдоты. Затем он смыл с нее остатки пены, завернул в огромное белоснежное мягкое пушистое полотенце и отнес в комнату.

— Ну? Полегчало? — тепло спросил Женечка.

— Да.

— Прости, что пришлось малость поизмываться над тобой, — Женечка добродушно усмехнулся. — А признайся честно — ведь понравилось?

— Честно?

— Конечно, честно!

— Понравилось, — процедила Ира сквозь зубы, опустив глаза.

— Может, как-нибудь, повторим?

— А может, не надо?

Женечка расхохотался и чмокнул ее в щеку.

— Не бойся. В следующий раз я постараюсь быть помягче.

Женечка приторно улыбнулся и внезапно перешел на серьезный тон.

— А теперь выслушай меня внимательно и поверь на слово. Я ждал, что с тобой случится что-то подобное. Я, правда, думал, что ты сразу появишься у меня, но…

— Жень, я не понимаю…

— А разве я просил понять? Я сказал: выслушай и поверь на слово. Итак, ты теперь знаешь все, что тебе нужно знать для начала. Ты не помнишь, не понимаешь, но знаешь. Если б ты сразу пришла ко мне, я не избавил бы тебя от страданий. Видишь ли, когда ты в курсе, что происходящие с тобой далеко не самые приятные процессы не плод каких-то нарушений, а закономерная необходимая неизбежность, уже легче. Готовься! Дальше будет еще и хуже, и мучительней, и страшней. Наберись терпения и сил, так как выход только один: просто пережить. Ты, правда, решила, что отыскала другой выход — закрыться повседневностью.

— Ничем я не закрывалась, — вставила Ира.

— Разве? Явилась ты ко мне во вполне умиротворенном состоянии.

— Меня отпустило после Лешкиного звонка.

Женечка как-то странно усмехнулся.

— Понятно… и все же, хочу обратить твое внимание на то, что закрываться повседневностью — это не выход. Это лишь обеспечение себе передышки. Кстати, можешь этим пользоваться, если совсем худо будет. Но не увлекайся.

— Женечка, а ты можешь хоть намекнуть мне, что такое эдакое я знаю, но не помню?

— Нет, не могу. Во-первых, потому что ты сама должна вспомнить, а во-вторых, если я тебе сейчас стану это рассказывать, то… В общем, если ты воспримешь сие с точки зрения обычного человека, то непременно вызовешь мне «скорую помощь» из психушки. Ну а если даже и воспримешь как должное, то, возможно, тебе самой «скорая» понадобится. Так что всему свое время. Главное — это смирение, а смирение — это отказ от бесплодной борьбы с обстоятельствами в пользу овладения собой. Проблемы не коснуться твоей жизни во миру, а это труднее. Когда что-то не так в обычной жизни, у тебя есть сочувствие, понимание и поддержка родных и близких. А вот когда тебе во всем, по меркам окружающих, сопутствует успех и удача, и тебе, по их мнению, и пожаловаться не на что — это гораздо тяжелее. В общем, я тебе сочувствую. Но не отчаивайся — всякий ношу по плечу берет.

Ира хотела что-то спросить, но Женечка остановил ее жестом.

— Запомни главное: СМИРИСЬ. Смирись, но не покоряйся. Смирение и покорность — разные вещи. Покорность — это подчинение обстоятельствам, потакание и следование им. Смирение — это отсутствие попыток каким-либо образом изменять обстоятельства, влиять на них. Не пытайся изменять обстоятельства, какими бы они ни были, в какой бы реальности ни происходили. И учти: отгораживаться чем бы то ни было — это не смирение, не владение собой. Это смесь тупой покорности с попыткой бесплодной борьбы с обстоятельствами. И жалеть себя, упиваться своими страданиями — это тоже не смирение, не владение собой. Это тоже смесь тупой покорности с попыткой бесплодной борьбы с обстоятельствами. А теперь давай займемся твоим сном.

— Женечка, ты думаешь, это вещий сон? — Ира спросила с иронией, которой тщетно пыталась защититься от натиска.

Женечка рассмеялся:

— Ой, Ирка! Не борись с обстоятельствами — прими. Сама ведь знаешь, что не сон.

— Жень, но ведь и не явь?

— Явь. Только не вот эта вот, — Женечка обвел вокруг себя руками. — Ты молодец, что сама осознанно узнала одного из присутствовавших, но он там не единственный твой знакомый. Прокрути сейчас еще раз эти события и внимательнее присмотрись к людям.

Ира прикрыла глаза и на удивление быстро оказалась крепко привязанной к столбу. Снова орал черный священник, и толпа вторила ему. Она переходила от лица к лицу, внимательно разглядывая их. Для этого ей приходилось «останавливаться» на моменте вознесения и «возвращаться» к началу. Лица выглядели ясно, но знакомых она не находила. И вдруг… Влад, ее бывший ученик, и друг Лешки. В какой-то момент он перехватил ее взгляд и указал левее и назад. Ира посмотрела в ту сторону и увидела… Аристарха Поликарповича. Он улыбнулся ей, и она поняла, что не нужно больше возвращаться к началу. Ира, не сводя глаз с Аристарха Поликарповича, поддалась пламени и оказалась, как и положено, в небе. Аристарх Поликарпович указал глазами на Влада, затем на Радного, а потом, раскинув руки, на обоих, и все втроем помахали ей. Она поняла, что видела это все каждый раз, но не замечала, как в детской головоломке «Найди слона» или жирафа, или еще кого-нибудь. Ира, паря над горами, вдруг ощутила нежные ласки пламени и открыла глаза. Женечка нежно водил рукой по ее щеке. Иру как молния поразила.

— Ира, это не сон. Это действительно случилось. Случилось с тобой. Что именно? Сейчас ты этого не сможешь понять. Скажу одно: с тобой произошло то, что по своим масштабам сопоставимо со смертью или с рождением.

— Женечка! — у Иры все клокотало от любопытства. Женечка улыбнулся ей. — Я не знаю, как это правильнее сказать…

— Скажи, как есть.

— Жень… ты… был… пламенем?

— Ну почему же «был»? — и он вдруг заструился по ней нежными, ласковыми красно-желто-оранжевыми языками. Ира ошалела. Женечка снова принял человеческий облик. — Я могу становиться пламенем.

Ира долго сидела, уставившись в точку, а затем изрекла:

— Тихо шифером шурша, едет крыша, не спеша…

Женечка рассмеялся:

— Да-а… На сегодня с тебя, пожалуй, хватит. Идем баиньки.

Новый день начался с пенной ванны, массажа, легкого изысканного завтрака…

— Ира, выйдешь пораньше. Тебе обязательно нужно немного прогуляться. Не заморачивайся по поводу вчерашнего. Не задавай себе слишком много вопросов, лучше потом задашь их мне.

— А можно сейчас?

— Нельзя. Ты сама должна принять, что то, что произошло — реально произошло, и не только это принять, а и еще нечто, словами невыразимое. И принять, это не значит насильно втиснуть в свой мозг тупую веру. Ты должна принять это всем своим существом, а на это нужно время и еще нечто словами невыразимое и, пожалуй, более важное, чем время. Пока этого не случится, я больше ничем помочь тебе не могу… А хотелось бы… Для тебя наступили не лучшие времена, хотя, как сказать… Будет тяжко, но у тебя получится… уже получается. Всё. Тебе пора.

Женечка проводил Иру до Ривьеры, рассказывая смешные детские анекдоты, нежно поцеловал и попрощался. Она осталась одна. Сочи благополучно жил своей сонной зимней жизнью. И тут на нее накатило. Она ярко вспомнила вчерашний вечер и не просто вспомнила — ее била вчерашняя дрожь, но без каких-либо оттенков эротики.

Женечка далеко непраздно интересовался эзотерикой и оккультизмом, великолепно разбирался в психологии. Ира это знала, как никто другой. Его проницательность почти не ведала предела. Это она тоже знала. Он умел манипулировать людьми. И это она тоже не раз наблюдала и испытывала на себе. Но такое? Что это — гипноз? А может, он что-то подсыпал ей? С другой стороны, ее необычный сон приснился ей безо всякого его участия. А может…

Ира присела на лавочку и закурила. С другой стороны, зачем это ему? Решил поупражняться? Нет, вряд ли. Она знала его давно — это не в его правилах. С морально-этической стороной у него все было в порядке. Или она все же его плохо знала? И вдруг вздёрг внезапно оборвался.

— Все нормально? Это тебе подарок, но только на сегодня, — Женечка говорил тихо у самого уха. — Прости, но иначе — никак.

Ира повернулась и подняла голову — никого не было. Секундная дрожь пробежала по телу, и все стихло. Новая резкая перемена настроения понравилась ей больше, и она, следуя совету Женечки, решила больше «не заморачиваться», как минимум, хотя бы сегодня. В конце концов, сегодня решалась ее судьба, по крайней мере, в сфере повседневности, а это, что бы там ни говорил Женечка, тоже немаловажно, мягко говоря.

— Ира! Какими судьбами? — Игорь Александрович как из-под земли вырос перед ней.

— У меня встреча с Радным в полтретьего.

— А-а! Видел его вчера. Он от твоих бурных фантазий в диком щенячьем восторге. Спит и видит подписанный с тобой контракт.

— А ты, смотрю, не разделяешь его восторгов, так?

— Ир, я, как всегда, на твоей стороне, тем более что имею к этому непосредственный сугубо личный интерес, но… Я тоже просмотрел.

— И что?

— Видишь ли, Стас прекрасный бизнесмен, но он не инженер и не дизайнер. У него есть чутье, но… Ира, по-моему — это бред. Его инженеры на дыбы встанут.

— Ничего страшного. Поеду и верну в исходное положение.

— Даже если так, а если все провалится в самом принципе, а? Ира, ты — одаренный художник, слов нет, но тут ведь точные расчеты: сопроматы, перцентили всякие, а?

— Игорёшь, рассчитаем.

— Ну, Ирка!!! — незаметно они подошли к «Фениксу». — Посидим?

— Пожалуй, да.

Они зашли.

— Игорь, все хотела спросить: как там Аристарх Поликарпович?

— Давно к себе вернулся.

— Вроде ты говорил, он какой-то важной встречи ждал — дождался?

— Знаешь, я сам не понял. Три месяца в Сочи сидел, а улетел к себе на следующее же утро, после того как вы уехали. Я его даже спрашивал, в аэропорту уже, а он только улыбнулся, сказал: «Мне пора», — и ушел на регистрацию. А почему тебя это интересует?

— Да так… праздное любопытство… Ой! Двадцать минут третьего! Игорешь, я побежала.

— Беги, беги… Удачи! Зайди ко мне после.

— Ладно!

Радный сосредоточенно таращился в монитор ноутбука.

— Присаживайтесь, — он кивнул Ирине, не отрываясь от поглотившей его внимание деятельности, и указал на единственное, изрядно потрепанное, кресло. — Это — временное пристанище, — пояснил он, оправдывая убожество обстановки крохотного гостиничного номера, снятого под офис.

Ира молча села и, пользуясь крайней сосредоточенностью хозяина, стала его разглядывать. Радный поражал своими габаритами. От него веяло немыслимой тяжестью. Эта тяжесть присутствовала во всем и даже в невероятно тихом голосе. А говорил он действительно очень тихо, но слова произносились настолько тяжело, отчетливо и ясно, что, казалось, никакой шум и грохот неспособны помешать им достичь слуха собеседника. Еще Ира поняла, что он отнюдь не жирный и не медлительный, как показалось ей при первой встрече. Теперь он представился ей огромной многомиллиарднотонной урановой планетой, стремительно мчащейся по своей орбите.

Результат общения превзошел все, даже самые смелые Иришкины ожидания как по масштабу предстоящей работы, так и по размеру денежного вознаграждения. Ира, привыкшая работать только честно, откровенно высказала Радному опасения Игоря Александровича, не забыв на него сослаться. Радный обозвал последнего премудрым пескарем и заверил Ирину, что даже если подобного рода проблемы и возникнут, то он обязательно вызовет ее на место, а своих инженеров обяжет исхитриться, но найти совместно с ней оптимальное решение. Иру поразила и немного напугала его безграничная в нее вера, и она заявила, что если честно, то даже мелкие мастерские послали ее с ее фантазиями куда подальше. Их Радный обозвал болванами.

— Ира, у меня такое впечатление, что Вы пытаетесь отговорить меня с Вами работать.

— Нет, конечно. Просто, возможные проблемы лучше стараться заранее предотвратить, нежели пытаться решать, если они действительно возникнут.

— Короче, Вас устраивают предложенные мною условия?

— Да.

— Тогда подписываем контракт, и за дело. Сроки я Вам не устанавливаю. В Вашем случае меня интересует результат. В конце концов, к этому сезону мы все равно не успеем.

— Станислав Андреевич…

— Стас.

— Хорошо. Стас, к этому сезону мы не успеем сделать весь объем, но если двигаться поэтапно, то уже к лету, по крайней мере, к середине, можно предложить часть ассортимента, и если потенциальный заказчик заинтересуется — привлечь инвестиции.

— А Вы хорошо мыслите не только в дизайне. Сможете самостоятельно разработать этот вариант?

— Думаю, что да.

— Действуйте, но помните, сроками я в любом случае Вас не обременяю. Получится — здорово. Нет — тоже не страшно.

На том и порешили, контракт подписали, и счастливая Иришка полетела в сторону офиса Игоря Александровича.

Всё!!! Долой рутину! До оскомины надоевшие визитки, буклеты, баннеры — долой! Как здорово, что она успела расквитаться со всеми последними заказами. Она без стука материализовалась в офисе Николаева и, не присев, порхая из стороны в сторону, взахлёб обрушила на него все свои новости. Иришкин эмоциональный взрыв застал Игоря Александровича врасплох. У него периодически возникали сложности с пониманием ее неуемного рвения. Наконец, Ира оказалась в кресле.

— Игорь, а расскажи мне про Радного. Сегодня он мне понравился больше, но все равно, какой-то он жутковатый.

— Я хорошо знал его отца. Андрюха уже при Брежневе занимал неплохой пост в партийных структурах. При Андропове уверенно пошел вверх, а во времена Перестройки удачно перестроился — деньгами ворочал только так! Стаську довольно рано к делу подпустил и не зря. Мальчишка воздух в золото превращал. Природный дар. Да еще две вышки — экономический и юридический — параллельно оканчивал. Мы несколько лет не общались, и вдруг узнаю — Андрюха застрелился, а у Стаса, окромя материной квартиры в Химках, ничего не осталось. И тут ему невеста с приданым подвернулась — Ларочка. На шею сама вешалась, а он жутко переживал, что по расчету женится. Ларочка русская, но гражданка Франции. По одним данным, ее бабка с дедом — эмигранты, по другим — родители после войны и плена правдами-неправдами в Европе остались. Что на самом деле — никто не знает, но наследство у нее приличное. Почти сразу после свадьбы Ларочка укатила на Гавайи — ей там, видите ли, климат самый подходящий, а Стас впрягся в работу. Ездит к ней в гости, только она ему на шею там так активно вешается, что он больше трех дней не выдерживает. Подозреваю, что так и задумано — я имею в виду Ларочкой. В работе Стас пунктуален и честен. Платит щедро. Иметь с ним дело легко, просто, понятно, спокойно и выгодно. Вот, в сущности, и все. Я удовлетворил твое любопытство?

— Наверное… — Ира задумалась. — Просто ангел во плоти, только плоти переборщили.

— Да, еще. У них с Ларочкой есть сын. Правда, сомневаюсь, что Стас его когда-нибудь видел, кроме как на фотографиях. Воспитывается в каком-то ультрановомодном пансионе. Ир, а может, нам отметить начало твоей новой деятельности?

— Не возражаю, — на самом деле Ире не терпелось попасть домой, но она чувствовала себя обязанной Игорю и посчитала, что отказываться нехорошо.

— Ирина Борисовна, жду Ваших распоряжений!

Ира рассмеялась, и они отправились в ближайший кабак.

Игорь Александрович привез ее домой в начале второго ночи. Ира была абсолютно трезвой, но знала об этом только она сама. Ей не терпелось, в конце концов, остаться одной, и поэтому пришлось убедительно демонстрировать полную невменяемость.

Иру разбудил звонок в дверь.

— Лешка?!

— Да вроде как я…

— А институт?

— Мам, у меня зимние каникулы начались.

— Ты что, уже и сессию сдал?

— Слушай, ни за что не поверю, что ты спать вчера вечером легла.

— Точно… не вечером, а ночью.

— Да нет! Ты спать, по-видимому, легла осенью и собиралась, как медведь, дрыхнуть до весны. Домой-то хоть пустишь?

— Придется, видимо! — усмехнулась Ира.

Лешка кинул сумку в прихожей и отправился вместе с мамой на кухню. Они общими усилиями соорудили подобие праздничного завтрака и заодно обсудили Лешкину сессию и предстоящую Ире работу.

— Мам, а ты сильно обидишься, если я послезавтра свалю до конца каникул? — спросил Лешка, усаживаясь за стол. — В Праге интересная мероприять по нашему профилю, а у нас с Владом есть официальное приглашение. Правдами-неправдами выбили!

— Вау! Молодцы — мои молодцы! А насчет «свалить» — запросто. У меня сейчас такая загрузка будет, что все равно тебе внимания уделить не смогу.

— Yes!!! — и Лешка кинулся набирать Влада.

А Иришка поняла, что ужасно боится видеть последнего, но что-то глубоко внутри подсказывало ей — встреча не состоится, по крайней мере, в ближайшее время.

Два дня пролетели в приятной суматохе и совершенно незаметно. Хоть суеты оказалось больше, чем достаточно, Ира прекрасно отдохнула. Вечером, пообещав звонить, мальчишки улетели. Провожать она их не поехала — слава богу, Лешка сам настоял.

И началось! Женечка рекомендовал ей не заморачиваться, а она и не заморачивалась! Ее как на части изнутри рвало. Хотелось выть и биться головой об стену. «Просто принять», — да Ира была готова согласиться с чем угодно, лишь бы отпустило. Но как это — «принять всем своим существом»?

Она сомневалась, что в таком состоянии сможет работать. Понадобились неимоверные усилия воли, чтобы засадить себя за компьютер, но стоило это сделать, как Ира моментально «включилась». Стало вроде немного легче, однако вскоре выяснилось, что это ей только показалось. Новая волна с неимоверной силой накатила на нее, при этом очень удачно содействуя работоспособности и творческой активности.

Ира ощутила себя Рогом Изобилия. Она с поразительной скоростью выдавала, как потом выразился Николаев, шедевр за шедевром. Ее трясло и выворачивало наизнанку, но при этом Ира за неделю осилила столько, сколько в нормальном состоянии вряд ли и за месяц бы сделала. Правда, спала она всего по три-четыре часа в сутки. Так было проще: довести себя до полного изнеможения и забыться на несколько часов черным сном.

Ира поняла, почему Женечка сравнил происходившее с ней со смертью или рождением, только вот перечисленные выше процессы требовали меньших затрат по времени. Она не выдержала и позвонила ему. Мобильник радостно объявил, что нынче сей абонент ну не доступен, ну никоим образом. Ира порылась в недрах «Контактов» и к своей неописуемой радости нашла телефон Анастасии Максимовны. Та ей еще более радостно заявила, что Женечка уехал и, возможно, даже на несколько месяцев. Ире ничего не оставалось, как с удвоенной, непонятно откуда берущейся, силой вновь накинуться на хоть чуть-чуть спасительную работу. К концу второй недели первый этап был почти готов.

Ира внимательно смотрела в монитор: «Всё. Оно». Она кликнула «Save» и в тот же миг раздался звонок в дверь. Ира, всем своим существом не выходя из программы, направилась в прихожую и, не задавая лишних вопросов, стала отпирать. Звук поворачиваемого ключа приветствовало громогласное «Ура!», исполненное стройным мужским дуэтом. На пороге стояли Лешка и Влад.

— Мам, как только закончилось все самое интересное, мы — сразу домой, так что у нас еще целых два дня каникул! — радостно возвестил Лешка. — Хотели сюрприз сделать и сделали, но только себе — у Влада матушка в санатории в Минводах. Можно он у нас перекантуется?

— Конечно, можно! Только разбирайтесь сами. Я что-то не особо вменяемая.

— А мы заметили — бледная, как поганка! — Лешка внимательно всматривался в мать. — Небось, работала сутками, и даже с гусями…

— …и с павлинами, — добавила Ира.

— Ну, хоть успеваешь? — ничуть в этом не сомневаясь, спросил Лешка.

— Иду с опережением графика.

— Лешка! Быстро хватай мать свою на слове! — пробасил Влад из-под самого потолка.

— Уже поймал.

— Та-ак… и что это вы задумали, хлопцы, а? — Ира с ехидным подозрением переводила взгляд с одного на другого.

«Хлопцы» заговорщически переглянулись.

— Завтра собираем веселую толпу, ты бросаешь все, и чешем в Лоо, в аквапарк.

— Ирина Борисовна! Возражения не принимаются.

— И вообще, мам, мы тебя ни о чем не спрашиваем, ничего тебе не предлагаем, а просто ставим в известность.

— Так значит, выбора у меня нет?

— Никакого!

Ира смотрела на них с теплой благодарностью.

— Ах, мальчишки вы мои мальчишки! Что бы я без вас делала?!

— В компьютер пялилась! — Лешка обнял мать и поволок на кухню. — Перекусить есть чего-нибудь?

— Не-а…

И действительно, в доме было шаром покати. Леша с Владом без лишних вопросов в единый миг унеслись в магазин и уже в следующий миг разбирали содержимое пакетов. К хозяйству Иру не подпустили, но и с кухни уйти не дали:

— Влад, мы ее очень удачно выдернули. Если сейчас упустим — потом опять вытянуть может и не получиться.

Приготовление пищи перемежалось телефонными звонками, и, к накрытию стола, список завтрашней компании в целом сформировался. Ужинали весело, а потом Лешка лично выключил компьютер и уложил мать спать. Сами они тоже не засиживались — завтрашний день намечался «напряженным».

Ира проснулась, как ей показалось, очень рано. Она накинула халат и тихонько, чтобы не разбудить уставших с дороги ребят, вышла из своей комнаты. Ее предосторожности оказались напрасными — Лешка и Влад уже давно встали.

— Мамуль! Доброе утро!

— Доброе утро, Ирина Борисовна!

— Привет, ясны соколы!

— Ирина Борисовна, доступ к компьютеру строго воспрещен.

— Слушаюсь и повинуюсь, — вздохнула Ира.

Едва она успела привести себя в порядок и сунуть в рюкзачок полотенце с купальником, как «ясны соколы» объявили, что транспорт уже ждет и пора выходить. Компания собралась большая: Наташа с Вадиком и Дашунькой, Люся с Николаем и сыновьями, а так же бывшие Ирины ученики — одноклассники Влада — с родителями. Иришкин Лешка вырос в их компании — со своим классом ему, к сожалению, не повезло. А весь подопечный Иришке класс еще в школьную пору сдружился семьями, и теперь присутствовал в почти полном составе, так что транспортными средствами служили два ПАЗика, предоставленные одним из пап.

Выход Ирины из подъезда присутствующие встретили оглушительным ликованием и кинулись наперебой с криками и визгами обнимать и целовать любимую учительницу. И еще неизвестно, кто вопил и скакал больше, повзрослевшие детки или их родители. В общем, все Ирины давешние муки будто рукой сняло. За бурным общением она не заметила, как они оказались на месте. Просто, в один момент Ира обнаружила себя стоящей в купальнике на краю бассейна. Резвились как дети, переплюнув во сто крат малолетнюю Дашуньку.

Ира прыгнула в бассейн. Там ее поймал Влад и поволок на высоченную башню, соединенную с бассейном замысловатым сооружением в виде причудливо загнуто-выгнутой трубы. Иришка весело отбивалась. Она, честно говоря, побаивалась подобных развлечений. Влад крепко обхватил ее, и они понеслись вниз. Сильные руки бережно сжимали. По Ириному телу пробежала дрожь, но не от страха. Влад почувствовал, и его рука скользнула вниз по ее животу. У Иры перехватило дыхание. Она всеми силами своей воли пыталась контролировать себя, но получалось плохо. Вспомнилась курьезная история с Люськиным сыном. Влад постарше его на несколько лет, но это не успокаивало. И вдруг, ко всему прочему, перед внутренним взором мелькнуло лицо Влада из ее сна…

Домой вернулись часов в восемь вечера. Большая часть еще по дороге рассосалась, а костяк собрался за столом у Иришки, и веселье продолжилось.

Молодь решила податься в какой-нибудь клуб. Ирину Борисовну тоже звали с собой, но она, сославшись на усталость, отказалась. А когда дружная толпа собралась на выход, выяснилось, что одной ей остаться не удастся — Влад неожиданно вызвался помочь с уборкой. Она отказывалась от помощи, вызывался помочь Лешка, но Влад Лешку ненавязчиво спровадил, а ее вообще слушать не стал.

Все стихло. Ира удрученно взглянула на кухню — да, без помощи ей точно этого не осилить. А собственно, чего она переживает? Быть может там, в замысловатой трубе аквапарка все случайно вышло, и сам Влад ничего не заметил и не понял? Может, это она сама себе все накрутила? Во всяком случае, чисто внешне, в его поведении ничего странного никто, кроме нее, вроде не заметил. Да. Точно. Сама накрутила.

— Влад, ты как хочешь, а я сначала в душ, потом кофе, а затем займемся уборкой — ладно?

— Нет проблем, Ирина Борисовна! — его голос звучал совершенно обычно. Ира окончательно успокоилась.

И все же, уже под душем, она еще раз вспомнила всю ситуацию. Вспомнила, как ей мельком удалось перехватить его взгляд, когда он выносил ее из воды. Нет. Ничего крамольного. Даже тени.

Ира вытерлась, сполоснула и повесила купальник, оделась и вышла. Кухня сияла чистотой. Сзади подошел Влад. Она не увидела, не услышала, а почувствовала, что он стоит почти вплотную у нее за спиной. Его руки легли на ее плечи — нежно, но властно. В аквапарке ей ничего не померещилось…

— У меня есть выбор? — тихо спросила она.

— Нет, — так же тихо ответил Влад.

Проснувшись утром, Ира не решалась выйти из комнаты. Восхитительная ночь, проведенная с Владом, вселила в нее полное замешательство — она не знала, как ТЕПЕРЬ выйти из комнаты, и вообще, как вести себя, как жить дальше. Ира несколько раз вставала и снова ложилась.

Дверь распахнулась. На пороге стоял Влад. Перед Ириными глазами мелькнул класс и неугомонный переросток с последней парты.

— Доброе утро. Леша пришел только в половине седьмого утра, так что проснется не раньше обеда.

— Влад…

— Ирина Борисовна, все в порядке.

— Влад… — снова попыталась она начать нелегкий разговор.

— Ирина Борисовна, мне, кроме Вас, никто не нужен, и я это не сейчас придумал. Это серьезно, — Влад говорил спокойно и твердо.

— Лучше бы это оказалось всего лишь пикантным приключением, — сказала выбитая из колеи Ира после долгой паузы.

— Почему?

— Влад, конечно, тебе не семнадцать лет, как Лешке, и в сыновья ты мне даже с натягом не годишься, но все равно — ты слишком молод.

— «Слишком молод» для чего?

— Влад… ты ведь понимаешь…

— А Вы?

— Знаешь, «серьезно» у тебя должно быть с девушкой подходящей тебе по возрасту, на которой ты женишься, и которая родит тебе детей.

— Почему?

— Потому, что так положено.

— Кем? Когда? Зачем?

— Влад, ты обязательно встретишь такую девушку и женишься на ней, и она родит тебе детей, и вы будете счастливы.

— Допустим. Я ее встречу, женюсь, детей она мне нарожает… пусть… раз так положено. Но я все равно останусь рядом с Вами.

— Влад, ты, вообще, осознаешь, что сейчас говоришь?

— Вполне. Ирина Борисовна, я действительно не сейчас все это придумал.

Ира понятия не имела, что ей делать. Она не раз выслушивала банальные клятвы в вечной любви от самых разных представителей мужского пола и умела с этим бороться. Но Влад для нее не относился к разряду «самых разных», и к тому же он не клялся в любви, он говорил о чем-то действительно очень серьезном… Не зная что делать, Ира продолжила городить первую приходящую в голову чушь.

— Влад, я — взрослая женщина, гораздо старше тебя. У меня сложившийся образ жизни, который мне очень нравится. И я приложила немало усилий, чтобы сложить его именно так…

— Я разве сказал, что хочу что-то изменить в Вашей жизни?

— Влад…

— Не обижайтесь, но сейчас Вы просто чушь всякую городите.

— Что ж обижаться? Ты прав.

— Так может, лучше просто принять?

«Просто принять» молнией пронзило Иру насквозь.

— Ирина Борисовна, я буду рядом с Вами. Я хотел этого с самого начала, еще в школе, а теперь я знаю точно, что так и должно быть.

Ира молча смотрела на него. Выражение его лица было таким же, как в том странном сне, когда он перехватил ее взгляд. Вдруг он, как тогда, повернул голову в ту самую сторону — левее и назад — где тогда стоял Аристарх Поликарпович. Она машинально «проследовала» за его взглядом. Он резко перевел взор на нее и «поймал» то, что хотел, то, что ожидал.

— Ведь это действительно было?

— Что — было? — Ира поняла, о чем он, но, изо всех сил старалась не подавать виду.

— Вы с ним уже знакомы, или еще нет?

— С кем?

— С Аристархом Поликарповичем.

— Я знакома с человеком, носящим такое имя.

— Давно?

— Я познакомилась с ним где-то не более месяца назад.

— Значит, все действительно так.

— Что?

— Но Вы ведь всё знаете.

— Наверное, знаю, но мне кажется, что не всё.

— Где-то не более месяца назад, как раз в разгар сессии я возился на кухне. Леша только что уехал в библиотеку — предстоял серьезный экзамен, а у нас дома не оказалось необходимых материалов. Вдруг, как ниоткуда появился старик. В общем-то, такой… вполне обычный. Представился: «Аристарх Поликарпович», — и сел рядом. Он говорил о Вас. Очень много и долго говорил, но я, почему-то, не смог все это запомнить. Потом он попросил пойти с ним, предупредив, что зрелище мне предстоит жутковатое, но вмешиваться в то, что произойдет, нельзя ни в коем случае. Единственное, что я должен сделать, это указать Вам на него, так как меня Вы знаете, а его еще нет, но обязательно должны запомнить, иначе можете не узнать, когда это действительно станет жизненно необходимо. Я согласился, и мы тут же оказались на поляне.

Там была целая толпа народа и священник в черном. Они под его руководством охапками скидывали хворост вокруг шеста. Потом на телеге привезли Вас и привязали к шесту. Они долго кричали, пели и молились, а потом священник зажег костер. Жуть полная! И вдруг Вы полетели. Я всеми силами пытался перехватить Ваш взгляд, и, в конце концов, мне это удалось, и я глазами показал Вам на Аристарха Поликарповича, а он затем указал на меня и еще на одного человека очень высокого роста и в самом принципе просто огромного, который все время стоял чуть поодаль. Мы втроем помахали Вам.

А потом я снова оказался на кухне вместе с Аристархом Поликарповичем. Он поблагодарил меня и на прощанье сказал: «Помни, что ты пообещал сам себе, будучи еще подростком. Будь всегда рядом с ней, но никогда ни во что сам не вмешивайся. Стань для нее вещью, которой пользуются при необходимости и о которой забывают за ненадобностью. Это нелегко, но ты сам так решил. Удачи!». Я открыл ему дверь, и он ушел. Понимаю, что не могло это случиться на самом деле, но точно знаю, что не засыпал и не просыпался.

— Влад, мало ли что привиделось уставшему студенту.

— Ирина Борисовна, я действительно поклялся себе.

— Влад, неужели ты действительно хочешь стать вещью, которой пользуются при необходимости и о которой забывают за ненадобностью?

— Я могу рассчитывать на большее?

— Нет.

— В таком случае я не согласен на меньшее.

— Как знаешь… — Ира улыбнулась.

Влад улыбнулся в ответ и перетащил ее к себе на колени. Она положила голову ему на плечо.

— Влад, пообещай мне, что у тебя будет нормальная семья.

— Обещаю.

Он нежно коснулся губами ее щеки.

Когда проснулся Лешка, Ира и Влад готовили ужин.

— А вы неплохо смотритесь! — сказал он, заходя на кухню. Ира слегка покраснела.

— А вот так? — Влад притянул ее к себе и обнял.

— Еще лучше! — радостно заключил Лешка и присоединился к общим хлопотам.

Утром мальчишки уехали, а к вечеру, во вновь накатившей нестерпимо мучительной волне Ира закончила первый этап своей работы и скинула на FTP сервер Радного готовые эскизы и чертежи с аннотацией. На следующее утро к ней приехал сияющий Игорь Александрович.

— Ну, Ирка, ты даешь! Стаська в восторге! Он ожидал первых ласточек самое раннее месяца через два-три, а ты ему за две недели выдала! Говорит — полный отпад! Мне-то хоть покажешь, что ему отправила?

— Зачем? Чтобы обругал последними словами?

— Почему ж я должен ругать? Стас доволен.

— Вот и славненько.

— Так, покажешь?

— Нет. Я суеверная.

— А у меня, по-твоему, глаз дурной?

— Игорь. Хватит стрекотать как сорока, лучше кофе свари.

Он послушно встал к плите, а Ира вновь села к компьютеру.

— Ир, кофе готов.

— Тащи сюда.

— Ириш, ты за две недели горы свернула, может, выходной бы себе сделала, а?

— Игореша, на Том Свете времени для отдыха будет больше, чем достаточно.

— Ир!

Ира оторвалась от монитора и повернулась к нему.

— Слушай, а где твоя Алиночка?

— Мы расстались.

— О боже! Ну заведи себе какую-нибудь Альбиночку! Чего ты меня-то терзаешь, а?

— Ир…

— Хочешь меня осчастливить?

— А это возможно?

— Возможно.

— Как?

— Свали.

— Ир, ты что, не с той ноги встала?

— Нет. Я не с той руки зубы почистила.

— Извини.

Игорь тихо вышел из комнаты. Обследовав кухню, он понял, что есть Ирке, в общем-то, нечего и отправился в магазин.

Ира как в полусне констатировала звук закрывающейся входной двери и утонула в изнуряющем муками состоянии. Она периодически ловила себя на том, что вообще не думает. Ее била дрожь, крутило и выворачивало, а в компьютере с невероятной скоростью появлялись новые файлы. Она понятия не имела, сколько прошло времени. Входная дверь периодически открывалась и закрывалась, кто-то возился у нее на кухне, ее чем-то кормили. Иногда она ловила себя в душе. Иногда — засыпающей в постели. Иногда каким-то отдаленным участком мозга, понимала, что с ней разговаривают: о чем-то спрашивают, и она что-то отвечает. Пару раз даже заметила смену времени суток, но все это будто в полусне.

В конце концов, настал момент, когда она поняла, что сотворила все, что от нее требовалось. Все перепроверив, должным образом сохранив и переправив Радному, Ира выключила компьютер и подошла к окну. Лил дождь. Деревья стояли зеленые — в последний раз она видела их с набухающими почками. Часы показывали десять часов утра. «Ты должна принять, что то, что произошло — реально произошло…», — вспомнила она слова Женечки. А собственно, что произошло?

Ну прожила она неделю, как во сне, и сон этот не запомнила, а потом увидела странный сон и восприняла его как реальность — ну и что? Как будто в первый раз! Ведь у нее и раньше частенько бывали периоды, когда она сон от реальности отличала только с помощью способности летать: во сне это получалось, а наяву — нет. Что же ее так терзает и ломает? А впрочем, разве раньше такого не было? Было. Да еще как! Нет, не так. Ира остро почувствовала, что на сей раз, с ней действительно произошло нечто такое, что делит жизнь на «до» и «после». А вот ЧТО произошло?

Она еще раз отстраненно прокрутила все события. В них действительно не находилось ничего для нее странного, чего бы раньше с ней не происходило. Она, конечно, далеко не все помнит, но…

Вот, например, сейчас… она понятия не имеет, сколько прошло времени с момента, когда она отправила Радному первые эскизы. И что все это время творилось вокруг, она тоже не помнит. Ну и что? Ведь по этому поводу не терзает? Она всегда, когда с головой уходила в работу, не помнила, что в это время творилось вокруг. Стоп. «Когда уходила в работу». У Аристарха Поликарповича в работу она не уходила. Да нет — бред. Ира вспомнила, как со всех ног кинулась к Игорю, узнать, что было. Потом Радный. Ее вымучивало, и тут позвонил Лешка, и все прошло. А потом Женечка, и все началось по-новой и с новой утроенной силой. Но на время пребывания Лешки все стихало. Нет, не стихало.

Ира долго думала и нашла сравнение: словно внимательно смотришь фильм, и вдруг кто-то отвлекает, но пока ты занят другим, действие не останавливается, просто, ты как бы выпадаешь из него, а потом снова подхватываешь.

Перед внутренним взором пронесся весь процесс работы. А ведь действительно с ней что-то произошло! Да, она всегда работала достаточно быстро, но теперь! Она рассчитывала первый этап закончить за месяц-полтора, может, даже и два, а управилась всего за две недели. На остальное она прикинула где-то полгода, а то и год, и…

Кстати, а какое нынче число… месяц… Ира глянула на экранчик мобильника — 17 апреля — чуть больше полутора месяцев. Ни … себе!!! Она все это время работала, не задумываясь, и не осознавая момента виртуальной материализации идей. А ведь… А ведь она больше не страдает! В состоянии ничего не изменилось, но дискомфорт от этих ощущений, чувств пропал! Когда это случилось, она тоже не заметила. Может, просто привыкла? Да нет, наоборот, она по привычке вот только что сейчас выясняла сама у себя, почему же ее так мучает, а ее, оказывается, уже не мучает, ей как-то даже вроде хорошо. Ира решительно встала, оделась, взяла зонт и вышла из дома.

Дождь лил, как из ведра. Сверкали молнии. Грохотал гром. Совсем стемнело. Ира посмотрела на часы мобильника — 00.00. На раздумья ушло целых четырнадцать часов! Не хило… Ира спустилась к Сочинке и пошла по набережной. Вдоль Ривьерского моста вышла на проспект. Охваченный ливнем город словно вымер, только на Платановой аллее пара молодых людей пыталась изловить такси.

Зонт выполнял чисто бутафорскую функцию — Ира промокла до нитки. Ветви платанов перед «Поцелуевским» то и дело проводили по несчастному зонту молодыми мокрыми листьями — жутковато. Ира закрыла бесполезный зонт. Лестница Мамонтова спуска (Пролетарского подъема) напоминала самый настоящий водопад, а выше — несущуюся к нему бурную горную реку. Напротив «Калинки» под навесом автобусной остановки кто-то стоял, только зачем, Ира не поняла: общественный транспорт в это время не функционирует, а такси здесь не поймать в принципе, тем более, стоя в стороне от трассы. Ире стало смешно. Она весело прибавила шагу, но стоило ей миновать остановку, как невероятно тихий голос, заглушающий шум ливня и грохотание грома, окликнул ее:

— Ира…

Она молча уткнулась Женечке в грудь. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно, но ни на то ни на другое не было сил. Он подхватил ее на руки и отнес в такси, ждавшее чуть выше «Калинки». Так же на руках он внес ее в дом, и она не заметила, как оказалась в горячей пенной ванне, а вся ее одежда в умиротворенно урчащей стиральной машине. Потом появился Женечка с огромной белоснежной махровой простыней, в которую он завернул ее, как ребенка, отнес в спальню, напоил горячим ароматным чаем с медом, лег рядом и сказал:

— Спи.

Проснулась Ира только к следующему вечеру. Женечки в спальне не было, зато вся ее одежда, идеально выстиранная и выглаженная, аккуратно висела на стуле, а на краю кровати предусмотрительно лежал махровый халат. Ира накинула его и отправилась в ванную. Ей казалось, что в квартире, кроме нее, больше никого нет. Под душем она окончательно проснулась.

Одежда источала еле уловимый тонкий аромат и была теплой, как только что из-под утюга. Окончательно приведя себя в порядок, Ира прошла в гостиную и вздрогнула от неожиданности: там, в полной тишине сидел Женечка.

— Выспалась?

— Да. Женечка, спасибо тебе.

Он усадил Иру на диван за накрытым столом и окинул пристальным взглядом с доброй хитрецой в глазах.

— Жень, скажи, только честно: я, вообще, человек?

Женечкино лицо сразу стало серьезным, правда, не утратив доброты во взгляде:

— Пока что, в большей степени, чем я.

— Почему «пока что»?

— Потому что уже задаешься этим вопросом, но сама еще на него ответить не можешь.

— Жень, сколько языков ты знаешь?

— Все. По крайней мере, существующие и существовавшие на Земле до сегодняшнего дня.

— Жень… сколько тебе лет?

— По паспорту — сорок два года.

— А если не по паспорту?

— А если не по паспорту, то где-то около двух с половиной тысяч. Извини, но точнее сказать не могу.

— То есть, ты — вообще не человек?

— Почему? Я — человек, из плоти и крови, как все люди, только отношусь к тому незначительному меньшинству, которое знает, что с этой плотью и кровью можно делать.

— И насколько минимально это меньшинство?

— Знаешь, потенциально на это способно не так уж и мало рожденных людьми, только далеко не все задаются целью преодолеть ограничения человеческого воплощения.

— Жень, ты хочешь сказать, что действительно существуют… ну… как бы избранные?

— Видишь ли, люди, на самом деле, очень отличаются, как по своему биологическому, так и по энергетическому происхождению. Человечество занято поисками Истины в смысле «так или так». А нет никакого «или». Истина бесконечно многогранна — и так, и так, и так, и так… — все верно, хотя в доступной человеку логике может выглядеть и взаимоисключающим. Все гипотезы о происхождении самого человека, от самых ранних до ультрасовременных, абсолютно все верны, как и гипотезы о бытие, либо небытие после биологической смерти плоти. Верно всё, только каждому свое.

— То есть, кто-то произошел от обезьяны, а кто-то от инопланетянина? — спросила Ира с легкой иронией.

— Грубо говоря, да. Изучай мифы.

— То есть мифы — это совсем не мифы, а…

— Нет. Мифы — это мифы. Вопрос в том, что ты понимаешь под термином «миф». Большинство относится к ним как к плоду больной фантазии далеких предков, правда, не лишенной художественной ценности. Кто-то пытается увидеть аллегорию, кто-то ссылается на принятый тогда стиль изложения — существует масса всевозможных подходов. А миф есть ключ. Все зависит от настройки восприятия. Если она соответствует необходимым частотам, то миф для тебя действительно ключ к кодам, открывающим все таинства Бытия. Не пытайся трактовать мифы, не ищи в них подтекста, просто принимай всё буквально, без оценок и понимания, и постепенно ключ от кодов, которым является миф, материализуется для тебя. Ты уже вкусила, что значит изменение настроек восприятия. Запоем читай мифы, особенно в моменты, когда тебя вновь и вновь будет выбивать из колеи.

— Жень, а что ты знаешь о том, что будет после смерти?

— Всё! — сказал Женечка с шутливой бравадой, но тут же вернулся к серьезному тону. — Здесь тоже каждому свое. Кто-то уходит в небытие, то есть, полностью рассеивается, окончательно прекращает свое существование. Кто-то продолжает жить в иных сферах. Кто-то рождается вновь. Есть такие, кто приходит в этот Мир с очень конкретной целью целиком и полностью по собственной воле. Но даже среди тех, кого человечество причисляет к богам, я не знаю никого, кто, пережив рождение, сразу бы вспомнил о своей затее. Осознание сути, происходит, как правило, не ранее чем через тридцать-сорок лет земной жизни, и, как правило, не без помощи со стороны. Я помогаю тебе.

— Женечка, а мой сон, или не сон про сожжение — с твоей подачи?

Женечка весело рассмеялся и заструился по ней языками пламени. Ира вновь испытала шок, но уже не такой сильный, как в прошлый раз. Через минуту Женечка вновь сидел рядом с ней.

— Женечка, ну, пожалуйста, ну скажи — что это было? Что это значит?

— В том, что именно такое это было, ты должна разобраться сама. Что это значит? Извини, но это тоже твой вопрос себе любимой. Ира, я не страдаю ни ясновидением, ни телепатией. Все, что ты видела, видела ты, а не я.

— Но ведь я тебе все рассказала!

— Ирочка, милая, я не толкователь снов!

— Во-первых, Жень, ты сам пытаешься убедить меня в том, что это не сон, а во-вторых, я чувствую — ты что-то скрываешь от меня.

— Ир, я ничего от тебя не скрываю. Единственное, я не высказываю тебе своих соображений по этому поводу.

— Почему?

— Потому что это — мои сугубо личные соображения, и касаются они только меня.

— Знаешь, мне Влад рассказал все то же самое, ну, то есть, про сожжение, но со своей стороны.

— Ты считаешь это удивительным? Ира, для тебя всё, что там произошло, было реальностью, а реальность на то и реальность, что она является таковой для всех присутствующих в ней в данный момент. Так что все, кого ты там повстречала, в тот момент там реально присутствовали.

— Так значит, и ты тоже присутствовал, ведь так?

— Истинно! Но мое внимание фокусировалось на совершенно ином, нежели твое.

— Жень, после той нашей с тобой встречи меня не покидает твердое убеждение, что не Влада и Аристарха Поликарповича ты имел в виду, подталкивая меня поискать еще знакомых.

— Ира, запомни, с тобой происходит только то, что должно происходить именно с тобой. И я не собираюсь в это вмешиваться — я лишь помогаю тебе, но не более того. А потому все, что касается моих сугубо личных соображений, не должно касаться тебя.

— Жень, но мне ведь интересно!

— Ира, это праздное любопытство, а оно, извини, не удовлетворяется.

Закон о «неудовлетворении праздного любопытства» Ира усвоила от Женечки давно. По ее мнению, он обращался к нему всякий раз лишь затем, чтобы не отвечать на некоторые ее вопросы, которые она сама далеко не всегда относила к праздному любопытству. Но как бы там ни было, проявлять настойчивость смысла не имело — Женечка отличался во всем непревзойденной непреклонностью. Ире ничего не оставалось, как немного сменить тему:

— Слушай, знаешь, тут есть некоторая неувязочка… Влад говорил, что Аристарх Поликарпович попросил как бы представить его мне, чтобы потом я его узнала.

— Думаю, что так оно и было.

— Но ведь я увидела все это уже после знакомства с Аристархом Поликарповичем.

— А ты в этом так уверена? — Женечка смотрел на нее с выжидающей улыбкой. — Ну?

И тут Иру как обухом ударило — момент, когда она так ярко запомнила невероятные события, был повтором, таким же повтором, как множество раз потом, когда она просматривала сон уже по собственной воле.

— Днем! Я спала днем перед поездкой и все это видела! И Влад сказал, что это было днем!

— Палладина! Ты еще попрыгай и в ладоши похлопай от радости!

Женечка с нескрываемым злорадством насмехался над Ириным порывом. Она смутилась. Женечка, словно его издевательское веселье выключили, в единый миг стал серьезным.

— Ира, это трудно объяснить, но я попытаюсь. Ты живешь как бы в двух сферах одновременно. При этом своим биологическим мозгом адекватно осознавать можешь только одну. Информация другой сферы по большей части не достигает сознания, а та, что все же достигает, находится в символах, которые мозг без определенной тренировки не в состоянии адекватно перевести в слова, то есть произвести качественную вербализацию. Впрочем, информацию той сферы перевести на понятный человеческий язык в полном соответствии вообще невозможно — лишь через метафоры, ассоциации и аналогии.

Осознаваемая сфера — это всё, доступное непосредственному восприятию и адекватному пониманию человека. Другая сфера — это то, что скрыто в сути рожденного человеком. Эта другая сфера для большинства рода людского остается недоступной на протяжении всей жизни. Ты же некоторый доступ к ней на определенном уровне открыла давно — через творчество. На этом уровне ты улавливаешь некоторые коды, которые в творческом процессе переводишь в абстрактные символы.

То, что с тобой произошло и продолжает происходить, есть открытие все более и более широкого и глубокого доступа к своей сути. Открывается он через изменения настроек. Для твоего биологического тела это очень большая нагрузка, даже шок. Потому тебя и ломает.

— Жень, а почему ты раньше мне все это не рассказал?

— Во-первых, об этом в той или иной форме я рассказываю тебе с момента нашей самой первой встречи, а во-вторых, сегодня, именно так, я рассказал тебе об этом, потому что ты сама задалась вопросом: а человек ли ты? Ты, Ира, пока в большей степени человек поскольку в большей степени в своем существовании сейчас опираешься на человеческую сферу. Я — человек в меньшей степени, так как в своем человеческом существовании опираюсь в большей степени на сферу своей сути.

— Да-а-а… — тяжело выдохнула Ира и, немного помолчав, процедила почти сквозь зубы. — Нужно срочно набирать заказы.

Женечка окинул ее полным ироничного сострадания взглядом и рассмеялся:

— У тебя снова материальные затруднения? — спросил он ехидно.

— Благодаря Радному от материальных затруднений я избавлена, если и не до конца своих дней, то очень надолго, — Ира подняла взгляд на Женечку. — Я сегодня, точнее уже вчера, поймала себя на том, что меня больше не ломает. Видимо, мне это только почудилось.

Женечка снова рассмеялся:

— Расслабься! Палладина! Работу тебе искать не придется. У меня по твою душу, пока ты мебельным творчеством занималась, целая гора материала скопилась. Между прочим, и сроки уже поджимают.

— Так давай!

Женечка протянул руку, взял с полки несколько пухленьких файлов, из заднего кармана брюк достал флэшку и протянул все это Ире:

— Держи. В бумажном варианте — распечатки на русском, плюс все требования к верстке. На флэшке — папка «очерки».

Утром весь давешний разговор с Женечкой показался Ире чем-то вроде предсонного бреда. Она, всеми силами стараясь не вспоминать его, с энтузиазмом принялась за работу.

Папка «очерки» содержала статьи на испанском. Судя по именам авторов, перевод для испаноязычного издания делался чуть ли не с десятка других языков. «Вот и не верь после этого, что Женечка знает абсолютно все языки!», — подумала Ира и усмехнулась, заодно вспомнив, что ему, по его словам, отроду две с половиной тысячи лет. Впрочем, прикалываться еще никто никому не запрещал. Да и потом, это вполне в стиле Женечки, особенно если к нему пристают с идиотскими вопросами типа тех, что не пойми откуда навернулись ей на язык вчера вечером.

Ира просмотрела испаноязычные файлы, рассортировала по собственному усмотрению русскоязычные распечатки и завалилась на диван знакомиться с содержанием. Последнюю статью она дочитала уже за полночь. Перед сном в памяти вновь стали всплывать обрывки давешней беседы, но Ира так устала, что они плавно растворились в сновидениях.

Все последующие дни, работая, Ира периодически ловила себя на том, что с нею как бы исподволь что-то происходит. Какая-то перенастройка что ли… Словно идут обычные физиологические процессы организма, в то время как ты сам занят своими важными человеческими делами. Только процессы эти если и напоминали физиологические, то весьма отдаленно. Иногда Ира прерывалась, прислушиваясь к себе, но затем отмахивалась — может, оно всегда так было, просто она внимания на это не обращала, как никто без надобности не обращает внимания, к примеру, на то, как бьется сердце или пища переваривается…

С Женечкиным заказом Ира справилась за неделю. Женечка просил ее постараться уложиться в месяц. «А я действительно стала работать в несколько раз быстрее», — констатировала Ира, придирчиво просматривая все еще раз. Изначально разобравшись с материалом, она не сомневалась, что успеет в срок, но придется попотеть. Попотеть, конечно, пришлось, но не месяц ведь! Всего неделю!

Дверной звонок заорал как ненормальный. Ира вздрогнула:

— И кого это черти несут! — воскликнула она полушепотом и побрела отпирать дверь.

На пороге стоял радостный Игорь Александрович:

— Здравствуй, Ирочка! И вот я снова в Сочи!

— А ты что? Куда-то уезжал?

У Николаева глаза вылезли из орбит:

— Ира! Ты мне даже торжественные проводы устроила!

— Что? Серьезно?

— Ох! Все бы тебе прикалываться!

— Я не шучу. И давно ты приехал?

— Только что. Вещи домой завез и сразу к тебе.

— А чего не позвонил?

— Сюрприз! Ты не рада?

— А что не заметно?! Куда ездил-то?

— Ира! Ты что, действительно ничего не помнишь?

— Нет, Игорь, не помню. Кстати, а сколько тебя не было?

— Две недели…

— И где ты был?

— Ну, Ира! К Стасу я ездил! Ты же сама меня отправила! Сказала, что заканчиваешь мебельный проект, и попросила, если мне несложно, съездить и посмотреть, что там вообще делается.

Ира задумалась. Чисто теоретически все, что говорил Игорек, скорее всего, действительно имело место в реальной жизни, но у нее в памяти даже намека на эти события не осталось.

— Ира, я уже устал удивляться тебе! — продолжал Игорь Александрович. — Надо бы, конечно, привыкнуть к твоим странностям, но, как видишь, не получается.

— К каким именно моим странностям ты безрезультатно пытаешься привыкнуть? — спросила Ира, а сама подумала: «Что и требовалось доказать! Не будь тех пяти дней у Аристарха Поликарповича, я бы на сию сцену и внимания не обратила. Ведь действительно, выпадать из реальности — для меня правило, а не исключение».

— А к тем странностям, что ты, когда работаешь, больше ни на чем не фиксируешься. Ладно! Проехали! В общем, целых две недели я провел у Стаса, и мне есть, что тебе рассказать!

— Так рассказывай, давай! — не пытаясь скрыть легкого волнения, воскликнула Ира.

По поводу судьбы своих мебельных трудов она толком ничего не знала. В ответ на отосланные работы ей по электронке пришли краткие сообщения Радного о получении со «спасибо» — и всё.

Игорь Александрович чуть помедлил в стиле многообещающей торжественной паузы и, в конце концов, с чувством возвестил:

— Вам, Ирина Борисовна, удалось устроить настоящий переполох! Да что там переполох! Мне, правда, не посчастливилось стать свидетелем всех событий, но, судя по рассказам и по тем эмоциям, с которыми рассказывали их непосредственные участники, это было подобно мировой революции!

— Да неужто! — приятная дрожь нетерпения пробежала по Ириному телу, а Игорь Александрович не без удовольствия принялся делиться информацией и собственными впечатлениями.

— В общем, весь техперсонал Радного до сих пор пребывает в шоке. Когда они получили твои шедевры, то просто о… не буду цитировать — думаю, ты и сама поняла, какой именно термин был употреблен. В общем, Стасу во всех тонкостях и подробностях объяснили, какая это всё полная и безграмотная чушь, и что тратить на это время и деньги нет никакого смысла. Впрочем, сначала ему просто сказали, что это тотальный абсурд, не вписывающийся ни в какие рамки, законы и правила, но Стас стал настаивать, и тогда главному инженеру с главным дизайнером пришлось разложить ему все по полочкам. До этого он доверял им безоговорочно. Поэтому их удивило уже то, что он остался глух к простой констатации факта по поводу никчемности твоих разработок, и то, что пришлось делать для него подробнейшую выкладку. Но когда он, терпеливо выслушав все их доводы и поблагодарив за проделанную работу, заявил, что, несмотря на все это, следует сделать опытные образцы, ребята совершенно попутали. Толик — главный инженер — сказал, что не знай они достаточно хорошо своего босса, решили бы, что у него с тобой просто-напросто роман. В общем, за неимением более конкретного объяснения внезапных странностей, решили, что у Стаса банально поехала крыша. Однако, что бы там у него ни поехало, а возражать ему — верх безрассудства. Думаю, имея честь быть с ним знакомой, ты с этим согласна.

Ира с легкой улыбкой на устах кивнула, а Игорь Александрович продолжал свое повествование.

— Так вот, начали они делать опытные образцы и, вопреки давно установившейся, думаю не только у них, традиции подгонок и доводок по ходу, ни на йоту не отступили от твоих чертежей и расчетов дабы доказать твою несостоятельность, как говорится, во всей красе.

— Ну и как? Доказали? — спросила Ира с иронией, но Игорь Александрович ее не почуял.

— Вот тут, Ирочка, самое интересное начинается!

— Обломались, значит? — в голосе Иры звучал уже язвительный сарказм, однако и он пролетел мимо И.А.

— Не то слово обломались! Толик с Жорой до сих пор в себя прийти не могут. Да, Ирочка, ты их действительно сделала! Мастер у них там старой закалки работает — Никитич — так он прямо так и сказал: «Эта девчонка — гений!!!».

— А Радный что?

— Стас, как всегда, невозмутим — будто ничего другого и не ожидал. Не знаю, как насчет романа, но пунктик на тебя у него точно есть. Чем-то, Иришка, ты его крепко проняла! Как новые эскизы получил, так целыми днями только в них и пялится. Я ему говорю, мол, позвонил бы Ирине, а он разговор тут же на другую тему переводит. Кстати, Толик с Жорой и от твоей скорости офонарели. Слезно просили Стаса не наседать на них, потому как за тобой угнаться им не под силу. Ну, конечно, про «не под силу» они ему не говорили: перестройка производства дело-то нешуточное! Правильно?

— Наверное — я их цеха не видела.

— Ирочка! Еще скажи, что ты в мебельном производстве что-то понимаешь.

— Если честно, Игорек, то мы его, вообще-то, в Академии изучали. Не так чтоб совсем всерьез, конечно. Я по образованию не инженер и не дизайнер, как ты знаешь, но представление кое-какое о мебельном производстве имею. Впрочем, мое представление о нем, безусловно, уже давно устарело — развитие техники семимильными шагами топает.

— Это верно… — сказал Игорь Александрович лишь бы что-то сказать.

Первый по-настоящему солнечный и почти по-летнему теплый денёк выдался на Пасху. За то, что Светлое Христово Воскресенье, ввиду сложившихся погодных условий, следует провести на море, Ира и семьи Наташи и Люси в полном составе проголосовали единогласно. Отправились в сторону Лазаревского и облюбовали пустынный дикий-предикий пляж.

Ира, освободившись от излишков одежды, тут же отдалась морю. Открывать купальный сезон больше никто не решался.

Холодная вода приятно обожгла тело, вытащив на поверхность сознания тщательно запрятанный в недра памяти разговор с Женечкой недельной давности. «Если нельзя выбирать происходящее, можно выбирать свое отношение к нему», — прилетело вслед за воспоминанием. «Замечательно! Я и выбираю! Выбираю относиться ко всей этой эзотерической бредятине как к бредятине! И что? Легче, почему-то, не становится!». «Может, в таком случае, стоит попробовать выбрать что-нибудь другое?».

Ира вышла из моря. Тело горело огнем изнутри. Публика на пляже дружно аплодировала. В костре благополучно превращались в угли два толстеньких бревнышка. Мужская половина общества нанизывала мясо на шампуры. Ира опустилась на горячие камни. В рюкзачке запел мобильник:

— Я Вас внимательно слушаю.

— Ира, нам с Вами необходимо встретиться.

Огонь изнутри резко превратился в вакуум — трубка говорила голосом Радного.

— Да… конечно…

— Я приеду в Сочи на майские и позвоню. Хорошо?

— Да… конечно…

Трубка больше ничего не сказала. Ира выключила ее и положила обратно в рюкзачок. Сердце билось в висках и в щиколотках. Билось ее сердце в ее висках и в ее щиколотках. Ира чувствовала это и одновременно констатировала сей факт как бы со стороны. Из возможности побиться в истерике по поводу неизбежно предстоящей встречи с Радным, и возможности от души порадоваться первому робкому привету предстоящего лета, Ира выбрала последнее.

Домой засобирались уже совсем под вечер. Хохотали всю дорогу. Продолжая смеяться, Ира отомкнула дверь своей квартиры, собираясь дома только повесить купальник и переодеться и тут же выскочить к Наташке продолжения банкета для. Она вошла и вскрикнула от неожиданности — свет включился сам, а на пороге кухни стоял Лешка.

— Лешка!!! — Ира кинулась сыну на шею. — Ты приехал?

— Не-а!

— Тебя что, отчислили?

— Ага! Ма, мы на майские в деканате отпросились, вот и свалили!

— Подожди, а когда майские?

— В четверг — первое. Здрасте, Ирина Борисовна! — на кухне за накрытым столом сидел Влад, вернее поднялся, чтобы поприветствовать Иру.

Ира смутилась и совершенно растерялась, но, кроме нее и Влада, этого никто не заметил. Да и кому было замечать? Лешка радовался, что сюрприз удался, а кроме него, никого, кто мог бы еще заметить, в непосредственной близости в данный момент не водилось.

— Мы с моря приехали, — промямлила Ира, не узнавая собственного голоса.

— Ага! Продолжение банкета! — радовался Лешка, слыша веселые голоса, доносившиеся из тёть Наташиной квартиры. — Мамуль, давай у нас? — не дожидаясь ответа, Лешка понесся заворачивать народ.

Ира застыла на месте, совершенно не зная, что делать. Влад подошел, нежно обнял и, едва коснувшись, обжег губами ее губы. Когда толпа, весело галдя, стала затекать на Иришкину кухню, они уже сидели за столом, как ни в чем не бывало. Стол пришлось отодвинуть от стены, и все равно уместились еле-еле. Ира, как-то вдруг, обнаружила себя у Влада на коленях. Леша, Наташа и Люся суетились в районе плиты и раковины. Ира несколько раз порывалась к ним присоединиться, не столько из любви к бытовой деятельности, сколько из желания избавиться от смущения и неловкости сидения на Владовых коленях, но он властно возвращал ее в исходное положение, а хозяйствующая троица всеми силами отбивалась от ее услуг. Вообще-то, о том, что с Ирой происходит, никто не догадывался, даже Влад, но, в отличие от остальных, он точно знал что. Это Ира чувствовала, и понятия не имела, что делать.

Засиделись допоздна, правда, с изрядно поредевшими рядами. Сначала с боем уложили спать Дашуньку. Потом, по собственной воле, застолье покинул Николай, которому предстояло рано вставать на работу. Затем рассосались Люсины сыновья по причине, оставшейся тайной. Когда исчез Вадик, никто не заметил. Вполне возможно, что еще вместе с Дашунькой — укладывал спать и сам уложился. Наташа с Люсей сидели долго, но тоже, как-то незаметно переместились то ли на Наташину, то ли на Люсину кухню. Последним уходил Влад:

— Мне, вроде как, тоже пора. Завтра зайду.

А Ира, вместо долгожданного облегчения, вдруг затосковала и, едва успела за Владом закрыться дверь, стала с нетерпением ждать этого заоблачного «завтра». Отправившись спать, она уткнулась в подушку и заплакала, все еще чувствуя сильные руки Влада на своем теле.

И вдруг наступило «завтра», а потом и «послезавтра». Влад приходил рано утром и уходил только поздно вечером. Ира безумно хотела его и панически боялась того, что это, в конце концов, может действительно произойти. Но наедине они не оставались — даже когда Лешка куда-нибудь исчезал, тут же обязательно кто-нибудь заскакивал. Иру это злило, но стоило слегка повиснуть легкому намеку на то, что они все же останутся tet-a-tet, как тут же возвращался панический ужас.

Ира не находила себе места. Глаза ее горели, улыбка не сходила с лица. Она постоянно шутила и хохотала от души. Наташа с Люсей вздохнули спокойно — наконец-то закончился Иркин депресняк. Подушку, промокшую насквозь от слез, никто, естественно, не видел. Поведение Влада ни у кого не вызывало вопросов. В перемывании Иркиных костей его имя не фигурировало. Почему-то никому не показалось странным, а, точнее, почему-то никто даже не замечал, что если Ира не сидит у него на коленях, то он, как минимум, держит ее за руку.

На третий вечер, как только за Владом закрылась дверь, Ира стремительно переоделась и сказала Лешке:

— Пойду, прогуляюсь.

— Мамуль, а не слишком поздно?

— Не думаю, Лёшик. Ложись спать.

— Ладно.

Ира пулей выскочила из квартиры. Идти пришлось недолго — на углу соседнего дома ее ждал Женечка.

— Садись, — не здороваясь, сказал он и распахнул дверцу такси.

Какие черти понесли ее на ночь глядя из дому, Ира не знала, а заодно поймала себя на том, что, казалось бы, совершенно неожиданное для нее появление явно ждавшего ее Женечки воспринимается ею, как само собой разумеющееся.

Ира медленно приходила в себя. Женечка, уже слегка одетый, не спеша ликвидировал последствия погрома. Когда она окончательно сориентировалась в пространстве, он заканчивал пылесосить ковер. Ира попыталась встать.

— Полежи еще минутку, — его голос звучал совершенно спокойно и буднично.

Он унес пылесос и вернулся с каким-то флакончиком, сел рядом, откинул накрывавшую Иру простынку и стал медленно и тщательно втирать содержимое в ее обнаженное тело.

— Ай! Больно! — вскрикнула Ира. Женечка нежно подул. — Что это? Зачем?

— А ты посмотри на себя, — с улыбкой предложил Женечка.

Ира взглянула. Ее тело покрывали ссадины и кровоподтеки.

— Батюшки! — воскликнула она.

— Потерпи чуть. Если тебя сейчас не подлечить — завтра, как на улицу выйдешь?

Ира еще раз оглядела себя:

— Какой ужас!

— Не переживай, я — не лучше, — с довольной улыбкой «успокоил» Женечка. Он продолжал втирать в Ирино тело свое зелье и нежно дул, когда она вскрикивала. — Ну, вот и всё, Мисс Вселенская Страсть.

— Издеваешься?

— Отнюдь, — очень тепло ответил Женечка. — А теперь, рассказывай.

— Что? — слегка смутилась Ира.

— Как что? Я едва успел. Только вышел из машины, а ты уже несешься на всех парах.

— Да я просто прогуляться вышла.

— Это больше напоминало вечернюю пробежку.

— Жень, я даже не думала о тебе.

— Знаю. Ты пару дней не находила себе места, а потом рванула хоть куда-нибудь, а на самом деле… — Женечка дал ей возможность самой закончить мысль по поводу «а на самом деле» пусть даже и не вслух.

А на самом деле, с момента, как приехал Влад, и даже раньше, когда позвонил Радный, Ире больше всего на свете хотелось оказаться рядом с Женечкой. Только рядом с ним она чувствовала себя в полной безопасности, несмотря на его непредсказуемость и постоянные подвохи. Но как было позволить себе даже вспомнить о нем, когда испытываешь совершенно непонятные чувства к другому и безумно хочешь третьего?!

Женечка сидел молча и не перебивал сумбур, носящийся в ее голове. А Ире стало стыдно и неловко. Женечка одним движением усадил ее к себе на колени и обнял как ребенка.

— Ты хочешь его, и он несется к тебе. Ты боишься своих желаний, и вокруг вас постоянно кто-то снует, не давая остаться наедине. Ты всегда неплохо умела управлять ситуацией, а поскольку нынче не даешь себе толком решить, чего тебе надо, получается полная абракадабра.

— Женечка, прости меня, — промямлила Ира в полной боевой готовности разрыдаться.

— Чего?! Ирка! Ты с ума сошла! — Женечка от души хохотал. — Дурочка ты дурочка! Если рассматривать наши с тобой взаимоотношения с точки зрения общечеловеческой обыденности, то я никогда не питал иллюзий по поводу того, что являюсь единственным мужчиной в твоей жизни и, я знаю, что вполне взаимно.

Видишь ли, каждое явление в нашем бытие и не только в нашем, а и в Бытие вообще, очень многогранно и многофункционально. То, что большинство понимают под термином «любовь», не что иное, как банальный инстинкт размножения. Его ты уже пережила в ранней юности и благополучно продолжила род человеческий. В данном аспекте требования верности обусловлены необходимостью. Верность со стороны женщины дает мужчине уверенность в своем отцовстве. Верность со стороны мужчины дает женщине уверенность, что она сможет вырастить свое дитя. Данная точка зрения основополагающая для человеческого социума в целом. Семья — ячейка социума. Это удобно. Это функционально.

Другой, поощряемый социумом, правда, с гораздо меньшим энтузиазмом, способ обращения с сексуальной энергией, это полный отказ от подобных отношений. Сексуальная энергия очень мощная, ее можно не растрачивать на размножение, а сберегать и перенаправлять. Процент истинных аскетов невелик, но их аккумулированная энергия незримо и неосязаемо хранит, защищает и просвещает человечество. Все другие способы отношения к сексу считаются социумом аморальными, греховными и неизменно осуждаются. И это абсолютно верно. Для социума.

Но есть нечто совершенно иное, не имеющее ничего общего ни с размножением, ни с аскетизмом. Это нечто за пределами интересов социума, за пределами морали. Это явление совершенно иного масштаба, аккумулирующее невероятное количество энергии за счет ее немыслимых всплесков. И при размножении, и при аскезе, так или иначе, она все равно тратится. Тратится в интересах социума. Совершенно бесполезно и без следа улетучивается она при обычных беспорядочных связях — именно поэтому они осуждаются. Явление, о котором я тебе говорю, я бы назвал мистериальной страстью. Эта энергия вообще не тратится, а лишь накапливается в неимоверных количествах, создавая новые идеи и галактики. Кстати, говоря об идеях, я не имею в виду человеческие know how. В таких взаимоотношениях нет места верности и ревности, нет места порабощающей привязанности. В этом случае, существа принадлежат друг другу, не используя, и не требуя ничего. Подобное соитие никогда не приводит к зачатию. Чисто внешне, высшая форма очень похожа на самую низшую, когда постель не является поводом для знакомства.

Ты сопротивляешься сама себе из чисто моральных соображений, навязанных социумом. Мораль придумана человеком взамен утраченных им инстинктов — свято место пусто не бывает — и, как все искусственное, не способна научить, как действовать вне насажденного ею правила. То, что происходит с тобой вообще и в частности сейчас — тоже правило, даже закон, но за пределами морали и человеческого вообще.

— Да, Жень, я поняла, — начала Ира с саркастичной издевкой, — у меня великая миссия поиметь все мужское население планеты и тем самым спасти человечество.

— Не переживай, — подхватил ее тон Женечка, — если и поиметь, то далеко не все мужское население, а лишь лучшую его часть. Да и «спасение человечества» — идея далеко не самая блестящая. По крайней мере, в том виде, в каком ее принято понимать среди людей. У каждого своя собственная персональная смерть, и индивиду абсолютно без разницы — гибнет он в большой компании в какой-нибудь вселенской катастрофе или отдает богу душу сам на сам. Ира, не обременяй себя заботами о человечестве, пока ты не в состоянии понять, что это такое. Лучше подумай, что, если нечто упорно стучится в твою дверь, то это нечто надо впустить. Ведь все происходит не просто так. Твой разум не хозяин тебе, а слуга. Смирение — отказ от борьбы с обстоятельствами в пользу овладения собой. И не разумом это делается. Зачастую через него, но не им.

Утром в Ириной квартире царило небывалое, для этого времени суток, оживление. Оказалось, что невесть откуда нарисовался какой-то друг Николая, обладающий собственным прогулочным катером и, за неимением на сегодня клиентов, подбил мужиков на рыбалку. Ира так и не поняла, почему Коля с сыновьями, Наташкин Вадик и ейный Лешка, собираясь, носятся именно по ее квартире. Когда суматоха улеглась, и новоиспеченные рыбаки отчалили, Наташа позвала Иру к себе. Люся уже сидела у нее.

Едва они успели обсудить нежданно-негаданную рыбалку, как затрезвонил Люсин новенький мобильник — ее срочно вызывали на работу. Едва выпроводили Люсю, как зазвонил Наташин телефон — ее срочно требовала к себе свекровь. Едва Ира оказалась в гордом одиночестве в своей квартире, как раздался звонок в дверь.

На пороге стоял Влад. Ира в замешательстве не могла выдавить из себя ни слова. Порывалась рассказать о сборах на рыбалку, хотела предложить кофе, но пока собиралась с духом, Влад взял ее на руки и отнес в комнату.

Кофе, правда, всё ж пили… где-то через часок.

— Влад, давай ты женишься.

— С превеликим удовольствием, — он сжимал руками ее плечи и целовал лицо.

— Надеюсь, ты понял, что не на мне?

— В таком случае, я умру холостяком.

— Влад, пойми, у тебя должна быть нормальная семья, а я уже старовата для этой роли.

— Ира, мне, кроме тебя, никто не нужен, — он впервые назвал ее просто по имени и на «ты». Ее приятно обожгло такое обращение.

— Влад, а ты никогда не станешь единственным мужчиной в моей жизни.

— Ну и что?

— Ты согласен делить меня с кем ни попадя?

— Нет. Я всего лишь хочу, что бы моя женщина имела всё, что она желает, и всех, кого она хочет.

— В данный момент я хочу тебя, а желаю я, чтобы ты нормально женился.

— Ладно, я женюсь, если ты этого так хочешь. Я женюсь, на ком скажешь, и стану заботливым мужем и отцом, но при условии, что все равно буду с тобой.

— А если я не приму твое условие?

— Тогда я просто буду с тобой.

— Влад! Хочешь, я познакомлю тебя с очень интересной девушкой?

— Если честно — не-а. Познакомь. Мне абсолютно все равно, кто будет моей законной женой и матерью моих детей.

— Вот и чудесно, — Ира взялась за мобильник. — Алиночка! Здравствуй, девочка моя! Я хочу познакомить тебя с очень интересным молодым человеком.

Очередное небесное создание, не так давно покинутое Николаевым, как и полагается, находилось в депрессии и несказанно обрадовалось предложению с оттенком пикантности. Почему Ира выбрала для Влада именно Алиночку? Да просто та первая пришла на ум.

Знакомство состоялось ближе к вечеру того же дня в одной из кафешек Ривьеры. Влад прикалывался, как мог, как хотел, в общем, от души. Алиночка вознеслась на седьмое небо от обрушившегося на нее счастья. Через двадцать минут знакомства он предложил ей руку и сердце, и она, слегка поломавшись для приличия, охотно сказала «да».

Ира хотела оставить «влюбленных голубков», но Влад с изысканной изощренностью избавился от осчастливленной им невесты, и к двадцати трем часам они с Ирой успели добраться обратно, отметить помолвку страстным обладанием друг другом, навести порядок в квартире и, мирно болтая ни о чем, встретить новоиспеченных рыбаков с богатым уловом, истерзанную общением со свекровью Наташу и насмерть замученную работой Люсю.

Завтра предстояло знакомство с родителями Алиночки. За новоиспеченного жениха дружно выпили. Кроме всеобщей радости, его внезапное решение, изменить свой статус в графе «семейное положение», не вызвало никаких других эмоций, ни вопросов.

Утром выяснилось, что мама Влада тоже очень рада. Она самолично позвонила Ирине Борисовне и выразила свою искреннюю благодарность за заботу о судьбе ее сына.

Мама Алиночки рыдала слезами счастья, глядя на красавца Влада — как они смотрятся с ее дочуркой! «Будущий зять на данный момент нам не ровня, но перспективен», — заключил будущий тесть и тут увидел Иру. Теперь он точно был согласен на все. Ни одну женщину не помнил он так долго! Ира мысленно схватилась за голову. Выпутаться помог Радный. Он позвонил в самый щекотливый момент и сообщил, что уже в Сочи и, если Иру не смущает, что день праздничный, хотел бы прямо сейчас видеть ее в офисе своего местного представительства.

— Да. Мне понадобиться минут двадцать-тридцать на дорогу.

— Я Вас жду.

Ира технично, в одно мгновение со всеми попрощалась и пулей вылетела на улицу. И кто мог знать, что папаша этой Алиночки окажется ее знакомым из отдаленного прошлого, которого она понятия не имеет, как звать, и сама вряд ли бы признала! Ира искренне радовалась своему столь ненавязчивому бегству. Радовалась и пока ехала в маршрутке, и пока легкой походкой, огибая митингующих у памятника Ленину коммунистов, летела к Парк Отелю, где расположился постоянный офис представительства фирмы Радного, а вот когда она уже шла по вестибюлю стало малость не по себе. Перед самой дверью она полностью убедилась, что теперь ей казалось гораздо более приятным выкручиваться в Алиночкином семействе, но отступать уже поздно.

— Добрый день. У меня назначена встреча с господином Радным.

— Здравствуйте. Как Вас представить?

— Палладина Ирина Борисовна.

— Одну минуту. Станислав Андреевич, к Вам госпожа Палладина.

— Лена, будьте добры, проводите Ирину Борисовну в конференц-зал.

— Да, Станислав Андреевич, — ответила Лена и обратилась к Ире. — Господин Радный ждет Вас в конференц-зале. Пойдемте, я провожу.

Вместе с Радным в конференц-зале находились его главный инженер и главный дизайнер. Ире стало легче на душе, что без спасительного Игоря Александровича, который уехал на праздники к родственникам, все же не придется общаться с Радным tet-a-tet. Идея с конференц-залом, в котором они вчетвером уподобились щепкам в океане, Ире тоже понравилась.

Познакомились. Затем Ира выслушала помпезные дифирамбы в свою честь. Узнала, что, оказывается, родилась в рубашке, так как попади она в их лапы вместе с первыми эскизами, они бы от нее и мокрого места не оставили. Зато теперь преклоняют колени и будут рады работать под ее руководством. В искренности последнего заявления Ира сильно засомневалась и от предложенной Радным высокой должности отказалась. Впрочем, причиной ее отказа являлись не только сомнения в искренности потенциальных подчиненных. Во-первых, она не хотела никуда переезжать из Сочи, а во-вторых, Ира давным-давно привыкла к статусу «свободного художника» и ничего не собиралась в этом менять.

— Творческое сотрудничество — с удовольствием, а вот руководить кем-то или чем-то — ни за что.

Главный инженер с главным дизайнером облегченно вздохнули.

— И все же, у меня в голове не укладывается — как?! Эскизы — полнейший абсурд!

— Да-да! — перебил главного дизайнера главный инженер. — Мы впервые принципиально все сделали абсолютно точно в соответствии с чертежами и расчетами, чтобы доказать настаивающему Станиславу Андреевичу Вашу, простите, несостоятельность, а получилось с точностью наоборот.

— Да-да! Но как?! Черт возьми — девчонка!

— Инженерного образования — никакого!

Ира усмехнулась:

— Вы правильно подметили отсутствие у меня диплома об инженерном образовании. Кстати, у меня нет и диплома дизайнера. Я — художник. Художник, дерзнувший послать все куда подальше и заниматься только творчеством. Кстати, знаете, в чем главное отличие дизайнера от художника?

Великие специалисты почему-то не нашлись, что ответить.

— Художник делает то, что в первую очередь красиво, а дизайнер делает то, что в первую очередь удобно, целесообразно, функционально. И мне пришлось стать дизайнером в первую очередь для себя, чтобы сделать свой собственный быт максимально удобным, максимально экономичным по затратам времени и сил. Почти все в моей квартире, что в какой-то мере входит в понятие «дизайн интерьера», сделала я сама. Не заказала по собственным эскизам, а действительно сама сделала. Я умею работать и с деревом, и с металлом, и с пластиком, и с тканью, и с еще целой кучей других материалов. Из-за отсутствия соответствующего образования поначалу я делала кучу ошибок, но при этом меня не обременяли стереотипы, которые это самое образование навязывает. Все получилось не сразу, но получилось, и именно то, что меня полностью удовлетворило — очень удобно и целесообразно, а поскольку я все-таки художник, еще и красиво. Собственно, все мои находки представлены в известных вам проектах. С некоторыми изменениями, конечно.

— Интересно было бы взглянуть на интерьер Вашей квартиры.

— No problem! Можем поехать ко мне прямо сейчас.

Неожиданное Ирино предложение встретили с восторгом, и делегация от сотрудничающей с Ирой фирмы направилась к ней домой на экскурсию.

После осмотра действующих экспонатов интерьера, сопровождавшегося восторженными возгласами «главных», Ира пригласила своих гостей выпить по чашке чая. Радный во время встречи в конференц-зале ограничился лишь приветствием, а после так и вовсе молчал, притом совершенно бесстрастно. И вдруг заговорил:

— Ира, я купил себе дачку здесь в Сочи на 73 километре. Там небольшой участочек и дом. Собственно не дом, а только коробка. Возьмитесь довести его до ума. Будет неплохо, если и участочек тоже. Ограничения материальных средств, надеюсь, не стеснят. Думаю, что Вы их даже не почувствуете.

У Иры чуть чай назад не выскочил. Одно дело сотворить нечто для себя любимой, или что-то массовое и совсем другое индивидуальный заказ для такой индивидуальности как Радный. Ира давно вывела для себя формулу взаимоотношений «клиент — исполнитель»:

КЛИЕНТ — Сделайте мне то, что я хочу.

ИСПОЛНИТЕЛЬ — Хорошо. А что Вы хотите?

КЛИЕНТ — Не знаю.

Ира к этому привыкла и научилась знать за клиента, чего он хочет. Но Радный? Что может хотеть именно он? Ира приступила к разработке разведоперации, а вслух сказала:

— Раз уж сегодня день экскурсий, давайте устроим еще одну — к Вам на дачу.

— Возражения есть? — Радный окинул взглядом руководящий персонал. Возражения, само собой, отсутствовали.

«Так. Сработало», — подумала Ира. Спонтанный план выглядел следующим образом: первые смотрины вместе с сотрудниками Радного — блеск! Они его знают и по ходу могут выболтать много ценного, к тому же, без сомнения, начнут умничать и вот тут можно понаблюдать за его реакцией.

План не сработал. Болтали «главные» много, и вообще, как заметила Ира, ребятки они были словоохотливые, но весь разговор крутился вокруг ее персоны, как ни старалась она перевести его на другие темы. Единственное, но она узнала об этом еще во время общения в конференц-зале, и даже еще раньше от Игоря Александровича, сведения о том, что Радный твердо настоял на воплощении Ириных идей в жизнь, несмотря на проверенное профессиональное мнение, яростное сопротивление и очень веские доводы своих специалистов. Непонятно для своих подчиненных почему, он сразу свято поверил в нее. Но этот факт больше пугал Иру, нежели обнадеживал. К тому же, интуитивно она чувствовала, что «святая вера» в нее здесь ни при чем или почти ни при чем. А сам Радный всю дорогу молчал.

Осматривая объект в виде дачки Станислава Андреевича, «главные» умничали самозабвенно, но реакция Радного оставалась нулевой. А сам объект… Нет, участочек Ире понравился. Из этого можно сделать суперконфетку. Но «домик»… Три этажа, не считая цоколя и мансарды, выполненные в худших традициях «новосочинского ренессанса» (собственное определение Ирины относительно «изысков» в «архитектуре» частного домостроения, сложившихся в солнечном городе Сочи в последнее десятилетие ХХ века и лишенных каких-либо признаков вкуса). И вот этого монстра ей «ненавязчиво» предлагают превратить во что-то удобоваримое! Утешало одно: хоть построено добротно, не «братская могила», какими являлись большинство виденных Ириной строений стиля «новосочинский ренессанс», возведенные без всякого учета сейсмичности и оползнеопасности здешних мест. Осмотр закончился и самозабвенное заумное тявканье «главных» тоже.

— Ну как? — спросил Радный, и это были его первые слова после беседы у Иры дома.

— Участок хороший, а дом мне не понравился, — честно призналась Ира, — но, поскольку Вы не стали покупать голый кусок земли, значит, строительством заниматься не хотите, — Радный бесстрастно кивнул. — Придумаем что-нибудь! — в голосе звучал оптимизм. Совершенно искренний. Она точно знала, что придумает. Оптимизм отсутствовал напрочь по поводу того, чего ей это будет стоить. — Сроки?

— Желательно к следующему лету, но могу и подождать.

— Надеюсь, что ждать не заставлю, но твердо обещать ничего не буду. Примерные наброски постараюсь сделать в ближайшее время.

— Ира, я полностью доверяю Вам, так что надобности в представлении мне эскизов у Вас нет никакой. Работайте, как Вам удобно, и делайте то, что считаете нужным. С меня финансирование и, если понадобится, обеспечение персоналом.

— Хорошо, — сказала Ира и подумала, что совсем не хорошо, а если до конца честно, то безнадежно плохо. Нужно было срочно что-то предпринимать. — На сколько Вы приехали?

— Как минимум, до конца праздников. В смысле, до девятого, но не исключено, что придется и еще задержаться.

— Работой сильно загружены будете?

— В общем-то, дел немало, — Радный выжидающе, с едва уловимым интересом смотрел на Иру.

— Если все ж выберете время, я бы хотела показать Вам свой Сочи, а точнее его горные окрестности. Мои любимые места.

— Для этого время обязательно найдется.

В глазах Радного что-то неясно блеснуло. Что именно? Понять не представлялось возможным, но хоть что-то.

Да, дела плохи, но небезнадежно. Она его зацепила и теперь обязательно выудит из закоулков его осознания то, что ей нужно, вернее то, что нужно ему, и сделает из его дома именно это. «Не бывает закрытых людей. Бывает сложно подобрать ключ», — подумала Ира, и машина остановилась около ее подъезда. Радный сам открыл ей дверь:

— Я позвоню сразу же, как только определюсь со своим графиком.

— Хорошо, — настроение Иры заметно улучшилось. Она попрощалась с Радным и с «главными» и через несколько мгновений уже отпирала дверь своей, слава богу, все еще пустой квартиры.

Ира знала, что времени у нее немного, но хоть сколько-то. Ей настоятельно требовалось разложить все по полочкам, хоть начерно. Странно, то месяцами, годами жизнь течет ровно без каких-либо значительных событий, а потом вдруг «Бах!!!» и спасайся, кто может — начинает сыпаться, как из Рога Изобилия. Влад… Радный… Голова кругом. Может, сбежать к Женечке? Запел телефон.

— Ира, сбегай ко мне, — сказал Женечкин голос.

Конечно, не новость, что Женечка все о ней знает лучше ее самой, но чтобы повторять ее мысли почти дословно! Это уж слишком!

— Не обижайся, я не со зла, — ответил он на Ирин мысленный вздёрг. — Такси подъедет минут через пятнадцать. Собирайся.

Женечка, как всегда, встретил ее у подъезда и за руку повел к себе.

— Хочешь разложить все по полочкам? — задал он полуриторический вопрос и сам же на него ответил. — Но у тебя и так по ним уже все замечательно разложено!

— Жень, я понятия не имею, что мне делать с дачей Радного.

— Не имеешь, потому что думаешь. А не нужно думать, нужно знать. Ты ведь сама как-то еще давным-давно сказала, что для того чтобы творить, необходимо перестать думать. Мозг — компьютер, способный обрабатывать информацию, но не создавать ее, разве не так?

— Так.

— Вот когда тебе понадобиться рассчитать, к примеру, точное количество супердорогих паркетин, вот тогда и включишь свои мозги. Кстати, чтобы сделать твою жизнь еще веселее, я тоже хочу подбросить тебе работку. Сделай иллюстрации к моей книге, — Женечка поднялся и принес три туго набитые бумагой толстенные папки и диск. — Вот отпечатанный вариант для удобства ознакомления, а вот электронный, для удобства работы. Спешить, необходимости нет, но и тормозить — тоже. Я рекомендую тебе работать параллельно и над дачей, и над книгой. Скажем, устала — завались на диван, почитай и изобрази первую пришедшую на ум абракадабру.

Ира смотрела на Женечку с любопытством. Ох, не зря он затеялся с этой книгой! Либо написал давным-давно и только и ждал этого случая, либо сейчас спешно вмиг наваял. Второе, конечно, вряд ли, судя по внушительным объемам труда. Даже Женечке с его феноменальными способностями такое, скорее всего, не по силам. Хотя…

— Писалось долго и начато очень давно, даже в моих временных масштабах, — у Иры мурашки пробежали по позвоночнику. — А вот закончил совсем недавно.

— Жень, ну скажи, что специально в глубокой древности начал, чтоб непременно к сегодняшнему дню успеть, а? — она шуткой пыталась унять легкую мистическую дрожь.

Женечка подхватил ее тон:

— Ир, ну зачем спрашивать, если ты сама и так знаешь, а?

Они рассмеялись, зная каждый для себя, что шутки шутками, но это чистая правда.

— Ира, — продолжил Женечка уже серьезно, — тебе очень хочется знать, правильно ли ты поступаешь?

— Очень хочется!

— Поступать правильно — это значит поступать в соответствии с какими-либо правилами. В твоем случае правила выбираешь ты. Ясно?

— Вполне. Только вот правильно ли я эти самые правила выбираю?

— Уж не думаешь ли ты, что позволишь себе ошибиться?

Иру охватил странный всепоглощающий трепет. Сердце бешено заколотилось, дыхание перехватило, по телу пробежала крупная дрожь, а на лице выступили капли холодного пота. Женечка аж подпрыгнул к ней и закрыл своими руками макушку ее головы и солнечное сплетение. По телу разлилась приятная истома, и пропала уже почти зародившаяся потребность понять «что это было?».

Незапланированные учебным планом каникулы подошли к концу. Утром одиннадцатого мая мальчишки улетели доучиваться и готовиться к летней сессии.

Проводив ребят в аэропорт, Ира вместе с Алиночкой возвращалась из Адлера на маршрутке. Небесное создание без умолка щебетало о предстоящей ей и Владу в середине августа свадьбе, а Ира, кивая ей с приклеенной улыбкой, думала о своем и смотрела в окно.

В расписании на завтра значился поход в горы для Радного. Ира уже не раз раскаялась в своем опрометчивом предложении, но до сего дня неотвратимость неизбежности скрашивал Влад, а теперь она предстала перед Ирой во всей красе. За окном проплыл цирк, и Ире до боли захотелось окунуться в детство. Она глянула на часы. Времени было вполне достаточно, чтобы добраться до дому, перекусить, переодеться и отправиться на представление. Ира попрощалась с Алиночкой, бесцеремонно оборвав на полуслове ее свадебные излияния, и вышла на Театральной, дабы пересесть на маршрутку, которая подвезет ее прямо к дому.

В квартире напротив Натали яростно препиралась с Дашунькой.

— Эй! Народ! Чё опять поделить не можете?

— Иришка! Привет! Да вот, воюем — в комнате своей убрать никак не может.

— Дашунька, в цирк хочешь?

— Да-а-а-а!!! — радостно завопило дитя.

— У тебя десять минут. Если успеешь — едем.

Дашунька улетела в свою комнату с бедламом собственного производства на ликвидацию последнего. Там зашуршало, загремело и задзинькало с невероятной интенсивностью. Испуганная Наташка было рванулась, но Иришка ее не пустила.

— Справится.

Мороженое, разноцветные шары, попкорн и поролоновые клоунские носы, и, конечно же, сахарная вата! Иришка с замиранием сердца смотрела на выступление гимнастов и эквилибристов, канатоходцев и дрессировщиков. Она от души хохотала над незамысловатыми проделками клоунов. В общем, вела себя так, что даже маленькая Дашунька громким шепотом сообщила матери, что тетя Ира, наверное, впала в детство. Наташа шикнула на дочь, — уж больно громким оказался шепот — а Иришка рассмеялась, чмокнула Дашуньку и изрекла: «Устами младенцев глаголет истина!». Она даже выскочила по зову клоунов на сцену вместе с ребятней поскакать на скакалке. Правда, тут ей ненадолго пришлось повзрослеть. Длинный тощий клоун в разноцветных громадных башмаках, зеленых в крапинку штанах, лиловой в полосочку фуфайке и ярко-желтом парике оказался Генкой, тайно влюбленным в нее другом ее бывшего мужа.

В те далекие времена он тщетно пытался поступить в театральный, учился в «кульке», снимался во всевозможных массовках и работал со своими программами и номерами по Домам Культуры и кабакам. Генка всегда был мастером импровизации и вот теперь лихо разыграл целую сценку с висящим у Иры на шее мобильником. На глазах у целого зала ничего не подозревающих и отчаянно хохочущих зрителей он технично вписал в ее записную свой номер, а заодно и набрал его, чтобы Иришкин, в свою очередь, навсегда отпечатался у него в телефоне. Он позвонил минут через десять-пятнадцать после представления:

— Ирчик, когда время повидаться будет?

— Генка, ты чудо! Знаешь, завтра я очень занята, а вот послезавтра — с удовольствием.

— Где? Когда?

— А вот этого не знаю. Я позвоню тебе.

— О’кей! Буду ждать. Надеюсь, не забудешь, а то я напомню!

— Геночка, конечно не забуду! Сколько лет, сколько зим!

— Ладно, жду.

— До встречи!

Ира выключила мобильник.

— Это кто? — глаза Наташки готовились выпрыгнуть из орбит.

— Это — Генка. Мы с ним знакомы были, когда я еще училась. Он сам тогда учился в институте культуры и все в театральный поступал. Я ему костюмы всякие шила, реквизит делала. Сто лет не виделись!

— А откуда у него твой номер?

— Наташ, ты что, не видела? Он же мне в мобильный свой вписал и набрал.

— Когда?

— Как когда? Сегодня, в цирке.

— Да ты ведь от нас не отходила?

— Ну как не отходила?! А на арену?

— Так я тебя все время видела, никто, кроме клоуна, к тебе не подходил.

— Наташа, вот этот клоун и есть Генка.

— Ничего себе! А я-то думала: вот Ирка, попёрлась, на свою голову, и влипла.

— Да-а… Генка, он мастер на импровизации. Вон, даже ты ничего не заподозрила.

Майский лес! Ковры незабудок, устилающие крутые склоны, цветущий рододендрон, горланящие на все голоса в предлетнем очумении птицы…

«Главные» задохлись после первого же подъема. К счастью, такой крутой и затяжной хоть и сразу, но единственный на всем пути, которым собиралась провести их Ирина. Хорошо, что понедельник — на обычно людном экскурсионном маршруте ни души. Ира заставила всех умыться и испить водицы в роднике, предупредив, что по пути их встретится много, и каждому следует таким образом отдать дань уважения. Радный не сопротивлялся, а вот «главные»…

— Ирочка, это ведь вода не прошедшая никакой специальной обработки! Мало ли какие микробы и вредные микроэлементы могут здесь присутствовать. Я водопроводную воду никогда не пью. А это! Вы ж гляньте, она ж прям из-под земли течет!

— Простите, а какую воду Вы пьете?

— Покупаю родниковую.

— Вот это вот и есть, самая что ни на есть родниковая вода.

— Так ведь она не прошла никакой обработки!

— А вот это самое ценное — она настоящая, натуральная, без консервантов, стабилизаторов, эмульгаторов и прочей нечисти.

Радный сначала молча наблюдал за разворачивающейся сценой, но потом пришел Ире на помощь:

— Умойся и пей, — тихим каменным голосом скомандовал он главному дизайнеру и тем же тихим каменным голосом добавил, обернувшись к главному инженеру. — И ты пей, только умойся сначала.

«Главные» повиновались, правда, вид у них был как у Сенеки, пьющего из чаши поданной Нероном. Согласились, что вода действительно удивительно вкусная, но потом, улучив момент, между собой сожалели, что ни у того, ни у другого не оказалось с собой левометицина на всякий случай (а вдруг!).

Родники встречались на пути часто, и постепенно «главные» привыкли к требуемому Ирой ритуалу. К тому же темп она задала приличный, и пить им все время хотелось.

Миновали поселок. Благополучно перешли мостик через Агву. А дальше… В общем-то обычный подъёмчик, но «главные» завопили, что они не альпинисты, что страховки нет. Радный вновь уладил возникшую проблему, и, преодолев препятствие, надо сказать, достаточно легко, в чем Ира и не сомневалась, «главные» почувствовали себя покорителями Эвереста. Они галдели и препирались всю дорогу и порядком Ирине поднадоели.

На Поляне Дружбы, показав им развалины старинного храма и наплетя длинную занимательную легенду, придуманную тут же, она дала им богатую почву для размышлений и междусобойных дискуссий, чем на время избавила себя от необходимости постоянно отвечать на ставший вечным у них вопрос: «А долго ли еще идти?». Но, к сожалению, ненадолго.

Тропинка до Ажека, вообще-то, очень даже хорошая. Подъемы и спуски на ней, конечно, есть, но не крутые и не затяжные. Так думала Ира, пока не потащила сюда эту компанию. «Главные» ныли и стонали на каждом подъемчике. Ира, совершенно не подумав о последствиях, о чем потом ужасно сожалела, решив малость подбодрить их, сказала:

— А вы представьте, что на обратном пути это будет спуск, и сразу станет легче.

Так думала наивная Ира. Однако инженерно-дизайнерские, пропитанные главностью, а, значит, и большей дальновидностью, мозги, тут же выдали своим обладателям неутешительный прогноз. Теперь «главные» ныли не только на подъемах, но и на спусках, представляя их подъемами на обратном пути. К тому же они с неотвратимым постоянством по очереди спотыкались чуть ли не на каждом сучке и камушке.

Впрочем, стенания «главных» — это мелочи жизни. Ира с интересом наблюдала за Радным. Он, как всегда, молчал, не считая замечаний персоналу по поводу отношения к родникам и альпинизму. Удивительным для Иры оказалось другое: Радный, при его несусветных габаритах, двигался очень легко, дыхание не сбивалось, подъемы и спуски, а также выступающие из-под земли корни и камни ничуть не препятствовали его спокойному свободному движению. Создавалось впечатление, что горы и леса для него, как и для Ирины, — дом родной. Это радовало и озадачивало одновременно, ведь Ира, изначально, представляла себе его эдакой офисно-спортзальной цацей. Разговорить Радного не получалось по причине комка в горле неизменно возникавшего при каждой мимолетной идее к нему обратиться.

— Ну вот, почти пришли, — сказала Ира и повернула с тропинки вниз по склону.

Спустились к Ажечке впадающей в Сочинку.

— Пришли? — с надеждой спросили в один голос вконец измотанные «главные».

— Почти, — ответила Ира и повела их дальше узенькой тропочкой вдоль реки. — Теперь — на другую сторону, — сказала она и, легко перепрыгивая с камушка на камушек, оказалась на противоположном берегу.

Не менее легко рядом с ней оказался и Радный, а вот с «главными» вышла заминка. Ира и Стас по очереди несколько раз переходили речку туда и обратно, показывая, как это делается, но насмерть перепуганные ударники умственного труда, истошно вопя, не трогались с места. В конце концов, Ира предложила соорудить для них мостик из подручных средств. Сначала добавили к уже имеющимся еще несколько булыжников, чтоб заменить необходимость перепрыгивания с одного на другой возможностью перешагивания, но «главные» отказались даже пробовать. Потом перекинули через течение бревнышко, любезно принесенное речкой в непогоду. Главный инженер, ступив на него, покачнулся, его подхватил главный дизайнер, и они вновь завопили.

Помощь пришла, точнее, приползла неожиданно.

— Смотрите, какая гадюка! — восхищенно воскликнула Ира, глядя на мирно выплывшую на берег метрах в трех от «главных», поблескивающую в солнечных лучах глянцево-черную змею.

Трясущиеся «главные» по стойке смирно стояли рядом с Ирой и Радным. Воспользовались они камнями или бревном осталось неизвестным даже для них самих. Ира мысленно поблагодарила гадюку. Ей показалось, что та в ответ на ее мысленную благодарность улыбнулась, подмигнула и на прощанье помахала хвостом, грациозно уползая вверх по отвесному склону.

— Какая она молодец! — улыбнувшись, еле слышно проговорила Ира.

— Гадюка? — так же тихо спросил Радный, и Ире показалось, что в его глазах нечто очень странно блеснуло.

— Угу… — сдавленно выдавила Ира. Ответить нечто более членораздельное не получилось из-за сердца решившего разнообразия ради постучать в глотке.

«Главные» ничего не видели и ничего не слышали, так как мужественно ползли вдоль речки, боясь ненароком свалиться в последнюю.

И вот перед ними открылось поражающее воображение великолепие куполообразного каньона Ажековского водопада. Бурные восторги «главных» эхом отскакивали от скал и тонули в грохоте воды. Руководители производственного отдела мебельной фабрики единодушно согласились, что все их мучения стоили того.

— А теперь — раздевайтесь! — Ира с энтузиазмом начала стягивать с себя одежду.

— Что!?

— В родниках — пьют и умываются, а здесь — купаются.

— Что!?

— Да вы не переживайте! Уже май, вода, скорее всего, не холодная.

— Не холодная — это как? — настороженно поинтересовался главный инженер.

— Ну, градусов десять-двенадцать уже есть.

«Главные» переглянулись и с надеждой посмотрели на босса. Ничего утешительного. Он, покорно следуя примеру Ирины, избавлял тело от лишних для купания изделий текстильной промышленности.

Ира уплыла к водопаду, искоса кидая взгляды на Радного. Ледяная вода, обжигающая не хуже кипятка, его явно не смущала, и плавал он более чем уверенно.

«Главные» в воду так и не залезли, как Ира их ни уговаривала. Они смотрели на нее и на босса с мистическим ужасом в глазах. Их восторги по поводу красот утихли быстро, и перед внутренним взором выстроилась в неизбежной последовательности полоса препятствий предстоящего обратного пути.

— Спасибо, — сказал Радный, подавая Ире полотенце, и это было его предпоследние слово за тот день, произнесенное в присутствии Ирины. Последнее слово прозвучало уже около ее дома — он сказал «до свидания».

Вернувшись домой, Ира строго-настрого запретила себе думать о сегодняшнем походе и о Радном вообще. Она давно нашла для себя золотой принцип:

а) вобрать в себя как можно больше впечатлений, касающихся непосредственно и косвенно объекта (субъекта);

б) четко сформулировать задачу;

в) напрочь выгнать из сознания любые мысли на эту тему, то есть намеренно забыть, и позволить подсознанию свободно обрабатывать информацию;

г) когда придет время — приступить к работе без мыслей и чувств, чтобы эти мысли и чувства, какими гениальными бы они ни были, не мешали подсознанию свободно «перелить» обработанные данные в сознание.

В ее жизни почти всегда очень к месту вдруг происходило что-то неожиданное, но очень необходимое. Сейчас этим к месту неожиданным, но необходимым оказался Генка. Ох, как не зря она сходила в цирк! Как не зря выползла на арену! Генка — давний друг из полузабытого прошлого. Она с ним сто лет не виделась! А значит… а значит он, как никто другой поможет ей переключиться, даже полностью отключиться от дня сегодняшнего, вчерашнего и позавчерашнего, а заодно и вообще последних нескольких месяцев.

Генка в свое время приходился другом ее бывшему мужу. Он без сомнения обладал незаурядным актерским талантом, но с поступлением в серьезный театральный ВУЗ у него как-то не клеилось. Генка, не теряя времени, учился в «кульке», был завсегдатаем всех театральных и киношных массовок, работал сразу в нескольких ДК и выступал, выступал, выступал. Выступал, не брезгуя никакой площадкой. Правда, как его занесло в цирк, Ира не знала. Это произошло уже после ее отъезда.

В их узком кругу он официально носил звание тайно влюбленного (в Ирину), так как о своей тайной влюбленности во всеуслышание заявлял при каждом удобном и даже неудобном случае. Он действительно относился к ней очень трепетно, но по-братски, а посему приступов ревности у Важина никогда не вызывал. К тому же для его трепетности существовали вполне банальные причины — весь его реквизит, все его костюмы были придуманы Ириной «бриллиантовой головкой» и изготовлены ее «золотыми ручками».

Из-за своей невероятной худобы, да еще будучи тонкокостным, Генка казался невероятно длинным, хотя ростом был чуть выше среднего. Благодаря постоянной крайне выраженной мимической активности, его лицо, расположенное на непропорционально большой, высоколобой голове, рано покрылось отчетливыми бороздами и складками, которые добавляли ему выразительности и особого шарма. В общем, внешность полностью соответствовала его эксцентричной натуре. Ира не раз шутила: «Тебе бы в клоуны пойти — знаешь, сколько на гриме сэкономишь?!» Генка все отшучивался, и вот — клоун. Единственное, ее совету не пользоваться гримом, он не внял, и на арене Ира узнала его только по стилю выходки с ее мобильным.

Вообще, обращение с телефоном на сцене было его коньком. Во времена учебы Генка на жизнь себе зарабатывал отнюдь не копеечными (а по большей части и просто дармовыми) выступлениями. Он, помимо всего, занимался, как тогда говорили, спекуляцией и фарцовкой. Мобильные, естественно, в те времена еще в природе не существовали, и Генка просто-напросто раздавал своим клиентам и партнерам номера телефонов всех организаций, где его можно было застать. Во время выступления он вытаскивал телефонный аппарат на сцену и доводил зрителей до истерического хохота, ведя деловые переговоры. Пословица «за двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь» в его случае перевоплощалась с точностью наоборот: «гонись за двумя зайцами — авось и третий (вполне возможно, что и четвертый, и пятый, и…) попадется». Ира называла его «мастер на всю голову». Вот только в театральный он никак поступить не мог.

Как-то подошло время очередных вступительных, и Важин, пользуясь своим положением в богемной среде, решил ему помочь. Он встретился в непринужденной обстановке с одним из членов приемной комиссии и аккуратно завел разговор о Генке. Они почти договорились (мнению Важина доверяли не только в сфере изобразительного искусства), но тут прозвучала фамилия Генки и члена (комиссии приемной) как подменили. Пухленький интеллигентик, томно потягивающий коньячок, вмиг превратился в демона безумия. Он визжал, трясся, хрипел и брызгал слюной. Важин не разобрал ни слова, но понял, что причины отказа, официально учить его друга актерскому ремеслу, очень серьезны. Он попытался, чисто из любопытства, выяснить эти причины у самого Генки, но тот лишь состроил неповторимую, подвластную только ему гримасу и промолчал.

Злые языки поговаривали, что воистину гениальный комик за время вступительных экзаменов умудрялся переспать со всеми преподавателями женского пола и женами преподавателей мужского, а потому приемная комиссия, состоявшая как раз из последних, чуть разбавленная убежденными старыми-престарыми девами, гнала его, не в меру гениального, подальше от институтских ворот. Но это — всего лишь сплетни. В узком кругу своих, сексуальной озабоченностью Генка никогда не отличался. А с другой стороны… в каждой сплетне есть доля сплетни.

Ира вволю нахохоталась, вспоминая выходки и курьезы, героем которых блистал Генка, и набрала его номер.

— Батюшки!!! Ирчик!!! — завопил он вне себя от радости.

— Привет, — сдержанно, но очень тепло ответила она.

— Ирчик, я сегодня в ночь в Бэтмане, в Лазурке, так что если еще остались силы — ползи сюда.

— Генка! Даже если б не осталось, все равно б приползла.

— Ирчик! Я тайно влюблен в тебя! — стенался он героем-любовником.

— Ах! Генка! — подражая ему, вторила Ира. Они посмеялись над собственным экспромтом, и перешли на почти серьезный тон. — Во сколько?

— Начало в одиннадцать, а я в десять буду ждать тебя в лобби.

— О’кей! До встречи.

Без десяти десять Ира переступила порог отеля Рэдиссон САС «Лазурная». Генка уже ждал ее у входа. Без грима и костюма она сразу узнала его, хоть он заметно изменился за эти годы. Нет, не постарел, а как-то высох и стал еще более рельефным. Взаимное приветствие получилось в двух экземплярах: очень сдержанное у входа и очень бурное в гримёрке. Пока Генка готовился к выступлению, они, вспоминая былое, обменивались колкостями, оттягивая на более спокойное время серьезный разговор, давно не видавших друг друга, старых друзей. Закончив приводить себя в надлежащий вид, Генка вызвал по телефону администратора зала.

— Солнышко мое, свет Натальюшка, вот это вот — мой старый-престарый друг, гениальнейший художник Ирина Палладина. Пожалуйста, отдельный столик и полное изобилие. Впишешь на мой счет.

— Гена… — попыталась было возразить Ира.

— Будет качать права — не обращайте внимания. Да, Наташенька, еще, принеси, пожалуйста, меню — я сам сделаю заказ во избежание объявления гениальнейшим художником голодовки.

— Ген, ну зачем ты? Я и сама в состоянии оплатить свои расходы. Тем более, представляешь, какие здесь цены? — попыталась Ира отстоять свое право на независимость, когда администратор вышла за меню.

— Ира, ты вообще представляешь, какие здесь цены?! Позволь мне получить удовольствие. В конце концов, я ведь тайно влюблен в тебя.

— Ген, насколько я в курсе, Лазурка дерет много, а платит мало.

— Ирчик! Ну скажи мне, родненькая, пожалуйста, когда я жил на деньги от выступлений, а?

«Солнышко, свет Натальюшка» принесла меню. Генка, ни о чем не спрашивая Иру, сделал заказ. Он хорошо помнил все ее гастрономические пристрастия. Ире иногда казалось, что он замечает абсолютно все и абсолютно все всегда помнит. Недаром она прозвала его «мастер на всю голову». Близилось время выхода на сцену, и Генка попросил «солнышко, свет Натальюшку» проводить Ирину к ее столику.

Генка подарил Ире сказочную ночь. Она давно так не расслаблялась. Он действительно абсолютно все замечал и абсолютно все запоминал. Запоминал не умом, а всем своим существом. Будучи невероятно общительным человеком, Геннадий вращался в самых различных кругах и, впитывая в себя все тонкости человеческой (и не только) сущности, затем мастерски выдавал на сцене всю соль извечного божественного фарса. Ира удивилась, встретив его на арене цирка, а теперь вообще не понимала, что он там забыл.

Время пролетело незаметно. На сцене продолжал скакать, заполнявший Генкины паузы на переодевания, кордебалет, а к ней подошла «солнышко, свет Натальюшка» и передала просьбу Геннадия зайти в гримерку.

Он ждал ее уже разгримированный и переодетый, бодрый и веселый, как будто изнуряющей ночи на сцене вовсе не было.

— Ирчик, скажи честно, если устала. Я отвезу тебя домой. А если нет — пошли бродить!

— Генка! Пошли бродить!

Они вышли из здания и спустились на пешеходку. Рассвет едва намечался. В звенящей предутренней тишине еле слышно шуршал галькой морской прибой.

— Искупаемся? — спросил Гена.

— Наш… — удивленно и радостно, громким шепотом подражая прибою, прошелестела Ира.

Они разделись полностью, благо время суток не вменяло в этикет обязательность плавок и купальника, и поплыли в прохладной воде.

— Ну вот, Ирина Борисовна, — начал Генка, когда они вновь оказались на пешеходке, — душеньку Вашу бесценную я, как истинный Баб Ёг, накормил, напоил, в море прополоскал, а вот теперь Вам, милая Вы моя, и ответ держать само времечко. А скажите-ка мне, разлюбезная, почему это я, бродя по свету по белому, ни разу не видал Ваших выставок-то, персональных-то, а?

— Не беру уж я давно краски всякие, да и кистью не вожу боле по холсту.

— Так почто ж тогда, распрекрасная, мужика-то ты свого ухайдокала? Ввергла в зависть-то его в чернушшую, в пьянку горькую, беспробудную.

— Да никуда я его не ввергала!

— Да знаю, знаю и в том не виню. Сам дурак! Ты мне лучше скажи: серьезно, что ли, не пишешь?

— Да. Серьезней некуда.

— И давно?

— Последнюю написала в ночь ухода. И всё.

— Во, дела! Знаешь, я, когда узнал, что ты все бросила и уехала, хотел найти тебя, и даже попытался поначалу, но потом понял — раз так сделала, значит, всерьез хочешь многое из своей жизни вычеркнуть.

— Знаешь, я действительно его безумно любила… И сейчас, до сих пор люблю, но не того, от которого ушла. Я не уловила момента, когда умер в нем тот, кого я по сей день люблю. Знаешь, очень страшно хоронить любимых, но еще страшней, когда его оболочка вроде как рядом, ты можешь ощущать ее тепло, целовать, обладать — а это не он. Он — умер. Знаешь, последнее время, ложась с ним в постель, я чувствовала омерзение измены, своей измены тому, кого люблю, с тем, кто до безобразности нагло занял место любимого.

— Ирчик… старые раны разбередил?

— Да нет… Шрам давно затянулся. Уже не больно.

— Чем сейчас занимаешься?

— Дизайном.

— А в какой сфере?

— Вообще, в основном занималась полиграфией, немного интерьерами и ландшафтом, а недавно сделала большой проект по мебели.

— Палладина, я тебя поздравляю! Из талантливого, даже гениального живописца, пусть в узких кругах, но достойно признанного, переквалифицироваться в рисовальщика визиток и чертежника табуреток! Потрясающая карьера!

— Генка! Не язви! Знаешь…

— Ирчик, не заводись! Я знаю — ты все способна превратить в шедевр. Только вот всегда нужно помнить, что талант, это не Дар Божий — это Крест. Громадный тяжелый Крест, который ты обязана нести всю жизнь, и нести правильно, иначе… Иначе все пойдет наперекосяк.

— Знаешь, Ген, по-моему, я правильно несу этот Крест. В моей жизни все здорово. Мне нравиться жить так, как я живу.

— А за последнее время с тобой ничего странного не происходило, а?

— Происходило, но…

— Ирка, спинным мозгом чувствую, за последние полгода-год не я первый тебе о твоем живописном прошлом напоминаю. Признайся — так?

— Признаюсь — так. Ты хоть о нем знаешь, а первый напомнивший понятия не имел вовсе.

— А вот это — как?

— Он, без задней мысли, ничего не подозревая, показал мне мою последнюю работу.

— И что?

— В смысле — что?

— Ирчик, так ведь это знак! Серьезный знак! Когда это случилось?

— Этой зимой.

— И ты до сих пор ничего не пишешь?

— Я боюсь… и работы много было… Поехали ко мне, я покажу тебе мебельные эскизы, ну и все остальное.

— Решила оправдаться наглядным материалом?

— Генка!!!

— Едем, едем. Ты даже не представляешь, как я хочу увидеть твои работы, что бы они собой ни представляли и в каком бы жанре ни были выполнены, и какими средствами.

Они поднялись по лестнице в районе стадиона. Уверенно светало. У «Золотого колоса», будто по заказу, ждало такси.

Не успели они войти в квартиру, как ворвалась всклоченная спросонья Наташка.

— Ир, ты уже проснулась?

— Я еще не ложилась и только что пришла. Познакомься — Геннадий Васильевич Логинов. Ты его уже видела. На арене цирка.

— Очень приятно — Наташа, — вовсю жеманилась Натали.

Генка тут же подхватил ее манеру и выдал сторицей в поцелуе руки и сообщении, что для такой очаровательной особы он просто «Генусик». Наташа густо покраснела и выскочила из Ириной квартиры, как пробка из бутылки, забыв, зачем пришла, точнее, какой повод для этого придумала.

— Что это было? — Генка состроил такую уморительную рожу, что с прослушиванием ответа пришлось повременить по причине приступа неукротимого смеха, приключившегося с «ответчицей».

— Это, Геночка, ФСБ и ЦРУ, а по совместительству СМИ местного значения.

— Понятно. А я, было, подумал, наивный, что это — всего лишь face control.

— И face control тоже. Кофе?

— Давай.

Они переместились на кухню, где Генка отогнал Иришку от плиты и сам принялся хозяйничать. В итоге на столе красовался целый шикарный завтрак.

— Генка, так не честно!

— Уж извини, Ирочка, но я хорошо знаю: хоть ты и на кухне — бог, но терпеть ее не можешь, или что-то изменилось?

— По поводу кухни ты прав, но я о другом.

— О чем?

— Я тебе про себя рассказываю, а вот о тебе ничего не знаю. Как ты? Где ты? Цирк — это ведь так, блажь?

— Ну почему? Ты ведь сама меня в клоуны отправляла!

— Так ведь несерьезно же!

— Ладно, колюсь. В цирке действительно несерьезно. Денег попросили в помощь, а я попросился поработать. Естественно, отказать не смогли, а теперь и как уйти — не знаю. «Геннадий Васильевич! Ну, пожалуйста! Ну, еще в одну Тмутаракань съездим!». Вот уж два года так маюсь. Сам не рад.

— Генка! Да ты у нас, никак, олигарх, раз цирк у тебя спонсорскую помощь клянчит!

— Ну, до олигарха мне еще далековато, но от нищеты не страдаю. У меня несколько небольших предприятий в разных странах. Так что с голоду умереть мне пока не удается. Ирчик, я бы с удовольствием вложил в тебя деньги, а потому давай посмотрим, что ты творишь и вытворяешь.

— Ген, подожди! Расскажи мне все-таки, как у тебя с театром-то?

— С театром? Ну, поступать в театральный мне окончательно надоело не так уж и давно. Историю-то эту знаешь? Почему не брали?

— Наслышаны…

— Сам придумал! Видишь ли, поступать начал по юной дурости, потом в привычку вошло, а потом прикалываться начал.

— Догадывалась… А с театром-то, все-таки, что?

— С театром? Ну что с театром, плюнул на всех и открыл свой в одном Запупыркино-Мамайске. Не понравилось. Не могу с кучей народа работать. В общем, я сам себе театр, как всегда и было.

— Генка, знаешь, чего понять не могу? Вот ты без пяти минут олигарх, цирк спонсируешь… Взял бы да себя раскрутил. Ты ведь гений! Генка, я ничего подобного никогда нигде не видела! Тебе действительно никакие театральные институты на фиг не нужны! Ты сам — шедевр! А при вложении некоторой суммы, которая для тебя, догадываюсь, не проблема, мог бы стать еще и сенсацией.

— А зачем? Деньги у меня и так есть, а слава… Знаешь, без нее спокойнее жить на белом свете. Ты ведь сама такая же. Широкая известность в узких кругах — вот самая достойная и приятная слава из всех слав.

— Да… ты прав…

— Давай, показывай, чем занимаешься.

Переместились в комнату. Ира достала папку с портфолио, а заодно включила компьютер.

— Что здесь?

— В папке? Визитки, буклеты и прочая дребедень.

— А в компе?

— Эскизы мебели.

— Начнем с них.

Генка быстро листал файлы, постоянно повторяя «угу».

— Значит так, госпожа Палладина, — изрек он, добравшись до конца папки, — я скину тебе на e-mail фотки, сделанные в разных племенах типа Чумба-Юмба, и пришлю образцы, используемых у них материалов. С тебя — линия в стиле полученных впечатлений. Ни в коем случае не стилизация. С кем ты делала эту коллекцию?

— ОАО…

— Хозяин кто?

— Радный Станислав Андреевич.

— Стас?! — Генка аж весь просиял. — Знаю. Хороший мужик.

Иру почти не удивило знакомство Генки с Радным. У нее еще в студенческие годы закралось подозрение, что людей, которых Логинов так или иначе не знал бы, просто не существует.

— С тебя, Ирчик, — разработка, со Стаса — производство. Я сам с ним поговорю. С меня — деньги, реклама, сбыт. А теперь давай бумажки с картонками.

Ира подала ему временно отложенную папку. Не менее стремительно, чем компьютерные файлы, он просматривал «бумажки с картонками» и вдруг резко затормозился на одной из визиток.

— Ты знакома с Гаровым?

— С Гаровым? — Ира как-то сразу не смогла понять о ком идет речь. Сердце бешено забилось.

— С Гаровым Евгением Вениаминовичем.

Фамилия, а затем фамилия, имя и отчество резанули слух чем-то смутно знакомым. Ира глянула на визитку. Она почти ни разу не слышала в живом звучании фамилии, имени и отчества Женечки, и оттого сильно растерялась. Ее била уже знакомая дрожь. Генка держал в руках «японскую» визитку.

— Я частенько сотрудничаю с ним в плане разноязыких визиток, а заодно иллюстраций.

— Так значит Юлия Град — твой псевдоним?

— Да.

— И она молчит!!!

— А ты не спрашивал.

— Я?! Я спросил — «чем занимаешься»?

— Спросил.

— Так что ж, умолчала?

— Не знаю…

Генка схватился за телефон.

— Женич! Ты сволочь! Я тебе столько рассказывал про Палладину, а ты, гад, даже не намекнул, что она и есть Юлия Град, что вы знакомы и даже сотрудничаете! — из трубки доносился веселый смех Женечки. — Так что, давай, стол накрывай. Мы с Ирчиком сейчас будем.

Женечка встретил их у подъезда. Судя по объятиям, с Генкой они были закадычными друзьями.

— Женич! Ты даже не представляешь, какая ты сволочь! — весело вопил Генка, когда они уселись за столиком в Женечкиной гостиной. — Это же надо! Я ему все уши прожужжал про Палладину, а он даже бровью не повел! Женич, Ирка — это же супер! Это же просто нечто! И вообще, я в нее уже давно тайно влюблен!

— Видимо, именно поэтому ты устроил ей пытку лишением сна? Посмотри, ее аж дрожь бьет! Совсем девчонку доконал!

— Неправда! Она — железная. Ей все нипочем!

— Я знаю, — Женечка загадочно улыбнулся. Он пересадил Иру с дивана на кресло, встал за спиной и попросил закрыть глаза. Она отключилась. Показалось, что минула целая вечность. — Легче?

Ира взглянула на часы. Прошло не более минут трех-пяти, но чувствовала она себя как после целой ночи полноценного сна.

— Да…

Между Женечкой и Генкой действительно существовала какая-то очень прочная связь. Это ощущалось, что называется, за километр. Иру изгрызало любопытство, почему Женечка никогда не признавался Генке, что хорошо знает ее, при этом очень внимательно выслушивал эмоциональные рассказы последнего о ней. Ведь Женечка никогда ничего не делал просто так, в особенности, если дело касалось ее, Ирины. Это она твердо себе уяснила. Пришлось уяснить. Женечка заставил.

Он искренне радовался, тому, что его уловка сработала. А в том, что ситуация с Генкой — это какая-то Женечкина уловка, Ира не сомневалась. И вообще, он ведь просто мог уложить ее, глобально не выспавшуюся, вымотанную и действительно смертельно уставшую, спать, но он проделал с ней нечто, нечто в ущерб себе. Действительно в ущерб себе — он за эти три-пять минут, аж постарел на несколько лет.

Генка с Женечкой весело припирались, а Ира вдруг решила заново просмотреть свой сон про сожжение. В ту же секунду Женечка бросил на нее быстрый жесткий взгляд:

— Правильно придумала.

Ира переключилась на видение. Давненько она этого не делала, но усилий не потребовалось. Она почти мгновенно оказалась над толпой. Грубая ткань сдавила тело. Солнце слепит. Черный священник отчаянно горланит то молитвы, то проклятия. В общем, как всегда уже в который раз. Она даже не успела попытаться что-либо предпринять — все произошло само собой. Как всегда все то же самое только ранее не замечаемое. Священник в очередной раз взывал к небу. Луч солнца скользнул по его прикрытому черным капюшоном лицу. Ира и раньше все это видела, просто священник ее всегда мало интересовал, как самый малоприятный персонаж разворачивающихся событий…

Ира медленно приходила в себя, чувствуя полную апатию ко всему, и всеми силами держась в этом спасительном на данный момент состоянии. Она лежала в спальне, не помня, как туда попала, а из гостиной доносились голоса сцепившихся не на шутку Генки и Женечки.

— …Гаров! Ну ты и сволочь! Разве не мог…

— А разве я тебе говорил, что это не так?

— Не говорил, но и…

— Генка! Мог бы и сам догадаться. По крайней мере, зимой.

— Ты же, кажется, в курсе, что я слепой!

— В курсе.

— И рад радешенек!

— Есть немного. Знаешь — гарантия, что ты не будешь проявлять излишнюю активность.

Накладываясь на яростную перепалку Женечки и Генки, перед Ириными глазами хаотичным потоком всплывали яркие и четкие фрагменты ее жизни. То из раннего детства, то из времен гораздо более близких к сегодняшнему дню, но предшествующих началу работы над «японской визиткой». Во всех этих эпизодах то на заднем, то на среднем плане в поле бокового зрения мелькал Женечкин силуэт. Как и в случае с повторными просмотрами зимнего сна, Ира не сомневалась, что не сейчас себе это нафантазировала.

— Сам-то, небось, еще до ее рождения знал!

— Верно, Логинов. Знал. А как родилась, глаз с нее не спускал. Видишь ли, в отличие от тебя, я никогда не забываю, что все мои знания полная туфта, и умею не выказывать излишней прыти. А ты — нет.

— А со мной-то раз за разом, ой какой прыткий всегда!

— Отнюдь. Я никогда не проявляю ненужную инициативу, пока ты сам на меня не натыкаешься, и ты, между прочим, прекрасно об этом знаешь. Знаешь, что нельзя лезть со своими знаниями и умствованиями за пределы себя.

— Ага! Знаю, но не догадываюсь!

— К счастью, догадываешься. И не просто догадываешься, а полностью об этом проинформирован, но, к несчастью, имеешь склонность болтать и делать гораздо больше, чем следует.

— И что я сделал не того на этот раз?

— К счастью, пока вроде ничего лишнего, и это воистину поразительно! Впрочем, это не твоя заслуга.

— Ну да! Это всецело твое достижение!

— И не мое в том числе. Она сама от тебя удрала и сама нашла, когда посчитала нужным.

— Ага! Просто не догадывается об этом!

— Это ее сугубо личное дело. А твое дело в отношении всего, что не касается твоего сугубо личного, следовать золотому принципу: говорить и предпринимать ровно столько, сколько невозможно не сказать и не предпринять.

— Все же считаешь, что я переборщил, предложив…

— Если бы ты кинулся со своими идеями только теперь — решил бы, что изрядно перебарщиваешь.

— Женич, а ты не перебарщиваешь! Заставить ЧЕЛОВЕКА, я подчеркиваю, ЧЕ-ЛО-ВЕ-КА, пережить всю эту жуть еще раз!

— Генка! Ну откуда в тебе это слюнтяйское человеколюбие!?

— Да, Гаров, твое человеколюбие слюнтяйством ну никак не назовешь! Если твоему другу суждено умереть от рук палача — ты, Женич, становишься палачом, дабы сократить его мучения!

— Мог бы не напоминать.

— Извини! Не думал, что тебя это как-то заденет!

— Уважаемые человеколюбцы, смените тему, — сказала Ира, заходя в гостиную. Женечка с Генкой моментально осеклись и застыли с идиотским видом. — Чем зазря воздух сотрясать, лучше придумайте, за что мне в первую очередь хвататься: за особняк Радного, или за твою книгу, Женечка, или за новую, предложенную к разработке тобой, Геночка, коллекцию мебели, или бросить все и по многочисленным просьбам трудящихся заняться живописью, а?

— Браво! — Женечка аплодировал, а Генка все еще не мог прийти в себя.

— И вообще, я есть хочу.

Женечка незамедлительно исчез на кухне.

— Ты как? Ирчик! — изумленно осведомился Генка.

— Великолепно! Кстати, ты когда мне фотки скинешь?

— При первой возможности.

Женечка гладил Иру по голове и как-то странно на нее смотрел. Казалось, что он с нетерпением ждал ее пробуждения и одновременно боялся этого.

— Я одного не пойму, чего это ты так бурно радовался, когда Генка вдруг выяснил, что Юлия Град — это я?

— Видишь ли, Генка — слепой. Вернее, с обычным зрением у него все в порядке, но некоторые вещи от него ускользают.

— Женечка, я понимаю, что подслушивать нехорошо, но вы так вчера орали, что вас невозможно было не услышать.

— Не сомневаюсь, что ты уловила все, что тебе необходимо.

— Так вы для этого подняли такой крик?

— Нет, Ира. С эмоциями совладать не получилось. Думаю, что с твой подачи, — Женечка тяжело вздохнул. — Генка большой человеколюбец, а заодно наделен неутомимым пристрастием ввязываться во всевозможные передряги. Во времена очень отдаленные одна из связанных с проявлением человеколюбия передряг закончилась для него смертным приговором.

В те времена казнь являлась не просто лишением жизни, а представляла собой изуверство высшей степени. Возможность вытащить его из этой передряги напрочь отсутствовала. В общем, мне пришлось стать палачом, дабы свести его физические муки к минимуму. Приятного, само собой, было мало…

Генка, осознав свою суть, прекрасно помнит все свои рождения, жизни и смерти. К тому же, осознание сути дается ему достаточно легко и в очень раннем возрасте — где-то в районе двадцати лет. Правда, он лишь без труда вспоминает все свои рождения, жизни и смерти — только и всего, а во всем остальном он ничем не отличатся от среднестатистического человека, разве что обладает гениальными способностями во многих сферах, однако, сферах вполне человеческих. Он хорошо знает, чего стоит осознание сути. По его мнению, а в этом ему можно доверять, этот процесс хуже смерти.

— Насчет «хуже», судить не берусь, но вот то, что гораздо дольше — это, по-моему, без сомнения.

— Наверное, ты права. У меня другие параметры жизни во всех отношениях, так что о многом не могу судить. Так вот, сам он легко справляется со всевозможными неудобствами в виде страданий того или иного происхождения, а вот в отношении других крайне щепетилен, — Женечка снова тяжело вздохнул. — Ладно, Ирка, не заморачивайся на этом и вопросами меня не терзай.

— Праздное любопытство не удовлетворяется?

— Что-то вроде того… Ирка! Не заморачивайся! — Женечка вымученно улыбнулся.

— А вы давно с Генкой знакомы? — вдруг спросила Ира, чем неожиданно для себя ввергла всегда прекрасно владевшего собой Женечку в новый шок. — Я имею в виду сейчас… ну… в этой его жизни… — добавила она.

— В этот раз он появился здесь на свет не без моего участия. Я — его биологический отец. Он, правда, об этом не знает, или делает вид, что не знает. В любом случае будет лучше, если ты ему не скажешь.

— Жень!

— Что?

— Гена лично знаком с Радным.

— И что? Логинов лично знаком чуть ли не с большей частью человечества и при этом очень хорошо с каждым. Это одна из сторон его человеческой гениальности.

Ира не уловила, каким образом она попала в гостиную. Женечка сидел в кресле и улыбался ей, но не так, как обычно. Он выглядел тотально вымотанным, чего на Ириной памяти никогда не было.

— Женечка, ты спал этой ночью?

— Не-а…

— По-моему, тебе жизненно необходимо выспаться.

— Ты так думаешь?

— Наверное, да — раз говорю.

Женечка поднялся, вышел и через минуту вернулся с какой-то книгой в руках.

— Возьми, почитай, только не уходи, — сказал он и удалился в спальню.

Ира проводила его взглядом. Он действительно сегодня был не таким, как всегда. Видимо, что-то действительно произошло. Впрочем, вчера говорил на повышенных тонах в большей степени Генка, но и Женечка тоже не справлялся с эмоциями, чего раньше за ним не наблюдалось. О точных границах услышанного Ирой обрывка, он, скорее всего, не догадывался, а Ира предпочла не уточнять, будучи уверенной, что никаких объяснений сверх того, что уже сказано, от него не добьется в любом случае.

Часы показывали всего девять утра. Руки сжимали предложенную Женечкой к ознакомлению книгу, название которой привело Иру в легкое замешательство: «Драконы. Миф и реальность». Женечка ничего никогда не делал просто так, но, видимо, в этот раз взял с полки первый попавшийся том. Ира открыла книгу, так как делать все равно было нечего. Текст представлял собой достаточно серьезный анализ принадлежащих различным культурам мифов, легенд и сказок, посвященных драконам. Незаметно для себя Ира погрузилась в чтение.

Когда она, наконец, подняла глаза, за окном стемнело, столик украшал изысканный ужин, а в кресле напротив сидел улыбающийся Женечка, судя по всему, уже давно пристально смотревший на Иру веселым взглядом.

— С возвращением, госпожа Палладина! — приветствовал он ее отрыв от книги.

Вот теперь Женечка стал прежним, и Иришка резко собрала себя в кучу, морально готовясь, на всякий случай, сразу ко всему. Мобилизация ее сил так рьяно бросилась в глаза, что Женечка от души расхохотался.

— Ира! Расслабься! Лучше покажи, чего это ты так внимательно изучала.

— То, что выдали, — сказала она, протягивая Женечке книгу.

— У-у-у! — он снова расхохотался, правда, теперь вроде как несколько натужено. — До такой степени я еще никогда не уставал, — Женечка, продолжая смеяться, унес «Драконов» обратно в кабинет.

— А мне понравилось.

— Ирочка! Не вопрос! Обязательно возьмешь домой и дочитаешь, но только после того, как сделаешь иллюстрации к моей книге.

— Значит, читать придется все заново, — сделала вывод Ира.

— По-моему, если понравилось — это не проблема. Давай ужинать.

Вечер посвятили Генке, но только в общепризнанных человечеством рамках — по очереди вспоминали уморительные истории с ним в главной роли. Часов в одиннадцать позвонил на Женечкин мобильник их герой.

— Про меня треплетесь?!

— А про кого же еще!

— Дай Ирчику трубочку.

— Ир, Генка тебя жаждет.

— Алло!

— Ирчик, ты в курсе, что мобильник твой вне зоны?

— Как?

— Проверь…

Ира взяла лежавший рядом свой телефон. Он не подавал никаких признаков жизни.

— Слушай! Точно — сдох!

— Ну вот, а я целый день названиваю. В общем, посмотри свою почту — фотки я выслал.

— Спасибо!

— Ирчик! Я тайно влюблен в тебя!

— Ах! Генка! — Ира рассмеялась.

Всю ночь под торжественные всполохи молний и грохот грома лил дождь, а утром Иру разбудили яркие лучи солнца и щебет птиц. После завтрака Женечка проводил ее до Ривьеры и, чмокнув в щеку, испарился. Он хотел отправить ее домой на такси, но Ирина выразила желание прогуляться.

Солнце, юная зелень — как хорошо! До какой же ж степени ей осточертели вся эта мистика с эзотерикой и оккультизмом вместе взятые! Ну почему последнее время каждый человек, появляющийся в ее жизни, обязательно с каким-нибудь «У-ГУ-ГУ»?! Всё!!! Хватит!!!

Прогулявшись по парку, Ира вышла на проспект, перешла через Ривьерский мост, миновала Платановую аллею и на Пролетарском подъеме (Мамонтовом спуске) засела в «Аленке» с любимыми пирожными и чаем. Потом ее занесло в художественный салон, откуда она выползла груженая под завязку всякой всячиной. Как выяснилось чуть позднее, у нее денег даже на маршрутку не осталось. Но в момент малоприятного открытия Иру окликнул знакомый мужской голос. На ее счастье мимо автобусной остановки проезжал Вадик, Наташкин муж.

— Вадик! Как ты вовремя! Представляешь, зашла в магазин, а когда вышла, оказалось, что домой уже ехать не на что, — жаловалась Ира, загружая багажник.

— Вы, милые дамы, все такие.

— И не говори! Бабы — дуры!

Ира не без умысла усадила Вадика на его любимого конька. Дело в том, что Наташка его давным-давно поместила под свой каблук и теперь он, как любой истинной подкаблучник не упускал возможности поглумиться над женским полом. Иришка умело подливала масла в огонь, и домой Вадик явился откровенно счастливым. Что ничуть не обрадовало Наташку, которая быстро спустила своего муженька с небес на землю, прям с порога рассказав: кто он, какой он и в каком направлении ему двигаться, а заодно наизусть процитировала весь список прод- и промтоваров, которые тот забыл купить. Ира зазвала разбушевавшуюся подругу к себе, а Вадик пошел домой зализывать раны.

— Ирочка, извини, но я просто уже не могу! Я что, лошадь, все на себе таскать! На машине ведь едет!

— Наташ, расслабься! Это я, наверное, виновата — весь багажник заняла своими покупками.

— Ой, Ирочка, не смеши! Если ты все свои покупки в двух руках унести смогла, значить багажник считай, что пустой был. К тому же и в салоне места о-го-го сколько. Ладно, ну их в баню этих мужиков! Давай покурим, что ли… Нет, ну согласись, бестолковые они какие-то все!

И потекло, и поехало! Так глубоко в такую глухую бытовуху Ира уже давно не ныряла. А Натали выдала все, что она думала по поводу бестолковых мужиков, потом прочла целую лекцию о стиральных порошках, затем сделала сравнительный анализ всех сортов продаваемого в Сочи риса, неожиданно переключилась на вопросы психологии дошкольного возраста и плавно перешла на пикантные подробности жизни своих пациентов, а далее, как само собой разумеющееся, следовали последние сводки о ценах на продуктовых ярмарках. Круг освещаемых ею вопросов замкнулся на несчастном Вадике, которого она, едва вспомнив, тут же отправилась допиливать.

Ира вздохнула с облегчением. Первым делом она замкнула за Наташкой дверь, отключила звонок, поставила сдохший мобильник на зарядку и стала разбирать свои покупки. Через час все было готово.

Мазки ложились на холст. В Иришке все бурлило и клокотало безумной радостью. Как давно она этого не делала, а словно и не пролетали годы! Постепенно в ее сознание стали вплывать странные звуки со стороны входной двери. Она прислушалась… Исполнялась грандиозная оратория для смешанного хора и оркестра ударных инструментов. Ира со вздохом отложила палитру и пошла открывать.

— Слава богу! — прогремел последний аккорд, торжественно исполненный хоровым tutti.

За дверью громоздились: Игорь Александрович, Женечка, Наташка, Люська и Вадик. Смотрели они все на нее в единодушном ошалении. Ира, не пытаясь понять, что бы это значило, сказала:

— Входите… — и направилась на кухню.

Когда она, сняв с огня собравшийся на побег кофе, обернулась, ее взору предстали сидящие по бокам стола Женечка и Игорь Александрович. Остальные, видимо, рассосались. Игорь Александрович не сводил с нее безумного взгляда. Женечка тупо смотрел в ведомую только ему точку.

— Что случилось?

— Ира… Я шестеро суток дозвониться до тебя не могу… — Игоря Александровича заметно потряхивало.

— Хороший повод выламывать мне дверь.

— Ира… — Женечка продолжал смотреть в избранную точку. — Сейчас шесть часов вечера… Я был у твоей двери в час дня…

— И что? Мы в половине десятого утра с тобой только расстались.

— Ага… Только было это пять дней назад, — Женечка продолжал скрупулезное изучение выбранной части пространства.

Ира выдернула зарядку из мобильника. Он засиял, радостно поблагодарил за вкусный ужин (или обед) и благополучно уснул. Ира включила его. SMS-ки с приветствием «Вам звонили» полетели, словно пчелы из улья в солнечный день.

— Дай… — Женечка забрал у нее телефон. — Когда все придут, тогда и разбираться будем.

— Ира, у тебя все в порядке? — Игорь Александрович постепенно приходил в себя.

— Все у меня в порядке.

— Извини, мне действительно нужно бежать. Только не пропадай. На днях нужно обязательно встретиться.

— Хорошо.

Николаев как-то внезапно растворился в небытие. А SMS-ки все летели и летели. Женечка констатировал их прибытие и фиксировал на невесть откуда взявшемся листке бумаги, невесть откуда взявшейся ручкой. Наконец поток иссяк. Женечка систематизировал информацию и произвел подсчет.

— Итак, госпожа Паладина, за истекшие шесть дней беспробудного сна мобильника на Ваш номер поступил 221 звонок.

— Ого!

— Ого… С номерами разберемся потом, а сейчас скажи, что случилось?

— Жень, ты всегда даже лучше меня знаешь, что со мной происходит.

— Ира, если бы я знал, то не названивал бы тебе все пять дней и не околачивался бы около твоей двери пять часов к ряду, — вид Женечки поразил Иру своей серьезностью.

— Жень, извини, ради бога, но мне до такой степени осточертела вся эта мистика! Знаешь, я хочу просто жить, а не вычислять, кто с какой целью появился на моем горизонте. Понимаешь, Я ХОЧУ ПРОСТО ЖИТЬ!!!

— Понимаю… Чем занимаешься?

— Живописью.

— Можно взглянуть?

— Конечно… Там… в комнате…

Женечка вышел, а Ира осталась на кухне.

— Хорошо, однако, Вы, госпожа Паладина, «просто живете»! — через некоторое время донесся Женечкин голос. — Одного понять не могу, с чего это Вы решили, что Вам «вся эта мистика» осточертела, а?

Ира затушила сигарету и пошла следом. Ее взору предстали две готовые работы, прислоненные к книжному шкафу, и третья — тоже, в общем-то, готовая — на мольберте. Ира смотрела на них так, будто впервые увидела, а Женечка смотрел на нее.

— Ира, а теперь пойди и глянь на себя в зеркало.

Она повиновалась. Собственное отражение поразило ее не меньше, чем увиденные впервые собственные картины. Полный отпад! Только вот в зеркале — со знаком минус. Такой всклоченной, перемазанной красками, со впалыми щеками и болезненно красными глазами она себя еще никогда не лицезрела.

В ванной журчала вода. Сзади подошел Женечка:

— Раздевайся. Будем приводить тебя в божеский вид.

Ира не сопротивлялась. Женечка собственноручно все снял с нее, отнес в ванную, вымыл, вытер, одел во что-то чистое и душистое, расчесал, высушил и усадил за стол.

— Ты, вообще, спала эти дни?

— Не знаю…

— А ела что-нибудь?

— Не знаю…

Женечка заглянул в холодильник и понял, что там уже давно как мышь повесилась. Он окинул взглядом сидящую в непонятном даже для него настроении Ирину, вздохнул и бодро отправился в магазин.

А Иру распирал смех. Как она лихо послала всё и всех подальше, развернулась на 180 градусов и попала в самое яблочко того, от чего решила раз и навсегда уйти.

Ужин стоял на столе, Женечка сидел напротив, а Ира хохотала и не могла остановиться. В конце концов, он встал у нее за спиной и размял ей плечи, шею. Постепенно она успокоилась.

— Ешь, давай!

Ира повиновалась, а Женечка сел разбираться с ее неотвеченными звонками.

— Жень, ты тут весь такой загадочный, сверхъестественный. Все языки знаешь, две с половиной тысячи лет живешь, а ведь из тебя бы получился очень даже неплохой банальный офис-менеджер или бухгалтер, — Ира явно язвила, но Женечка будто не обратил на это внимания.

— Вдумайся в значение слова «сверхъестественный». Приставка «сверх-» означает нечто гораздо более и гораздо большее нежели исходное что-либо. Так что «сверхъестественный» значит гораздо более естественный. Кстати, за две с половиной тысячи лет вполне можно стать очень даже неплохим офис-менеджером или бухгалтером и даже дворником или сторожем. Ты решила сбежать от того, что везде и всюду и естественно, а если хочешь, сверхъестественно, и прямиком попала именно туда, откуда бежала. Понимаешь, Мироздание — оно везде. И естественное, и гораздо более чем естественное. Если какая-то часть существ воспринимает и осознает только часть многообразия Мироздания, это вовсе не значит, что не существует всего остального. Так, перезвонить самой тебе придется только Радному, Владу и Леше. Генку я беру на себя, а все остальные уже в курсе, что у тебя все в порядке.

Необходимость звонить Радному и Владу Иру ну совсем не обрадовала. Женечка протянул ей телефон:

— Позвони сыну.

Ира набрала номер.

— Мамуль, это ты?!

— Да Лешенька, это я. Просто телефон сдох, я его на зарядку поставила, а включить забыла.

— Фух!!! А впрочем, вполне в твоем репертуаре.

— Ладно, пока, потом созвонимся.

— Мам! У тебя все в порядке?

— Да. Просто я устала сильно.

— Ладно, хорошо, пока.

— Я вижу, средства производства на исходе, — констатировал факт Женечка, появляясь из комнаты. — Сегодня поспи, а завтра с утра я завезу тебе все необходимое.

— Да наверное, не надо, Жень. Хватит, поигралась — нужно и делом заняться.

— Ира, устрой себе живописный отпуск эдак еще недельки на две, на три. Поверь, на пользу будет. Только перерывы на сон и еду организовывать не забывай, а впрочем — сам прослежу. Все, замкни за мной дверь и ложись спать.

Ира протянула Женечке запасной ключ.

— Закрой сам.

Женечка усмехнулся, постелил ей постель, уложил, поцеловал, попрощался и ушел. Ира немного поворочалась и встала. Часы показывали только половину восьмого. Ей не давал покоя Радный. Она взглянула на листочек с Женечкиными статистическими выкладками. По его подсчетам телефонный номер Станислава Андреевича значился 27 раз.

— Да, я Вас слушаю, — прозвучал в трубке голос Радного после четвертого гудка.

— Станислав Андреевич…

— Стас.

— Извините, Стас, Вы звонили мне?

— Да, Ира, — подтвердил он и замолчал.

Ире показалось, будто он ждет от нее чего-то. Но чего? Она судорожно принялась говорить о первом, что пришло в голову:

— Стас, я еще не приступала к работе над Вашей дачей. Мне нужно немного времени, чтобы…

— Да-да, я понимаю и не тороплю. Я хотел выразить свою признательность за горную прогулку. Знаете, я до сих пор под впечатлением и, думаю, в этом состоянии буду еще долго находиться. Спасибо большое.

— Я очень рада, что Вам понравилось.

Они долго обменивались любезностями. Ира понятия не имела, как окончить этот невыносимо длинный разговор ни о чем, а Радный, судя по всему, и не пытался. На помощь Ире пришла его секретарша, громко сообщившая:

— Станислав Андреевич, Вас ждет Логинов Геннадий Васильевич.

— Ира, извините, пожалуйста.

— Да, конечно. До свидания.

«Да, конечно. До свидания» «услышал» только Ирин мобильник. Она не думала, что, позвонив, застанет Радного еще в офисе, но, принимая во внимание то, что Генка, как видно, так не считал, это не являлось чем-то из ряда вон выходящим.

Ира отложила телефон в сторону и легла в постель с чувством выполненного долга и с легким уколом совести: Генка уже добрался до Радного, а она до присланных им фоток еще нет. Ира немного поворочалась в постели и снова встала. Чувство выполненного долга и уколы совести вместе с Радным и Генкой улетучились из головы.

Ире стало весело. Очень весело, притом с оттенком легкого злорадства. А ведь она сделала Женечку! Она не могла для себя четко сформулировать, чего хочет, когда они сидели у Женечки с Генкой, когда она увидела, что это именно Генка тот священник, что это именно он поджег костер. Она не могла для себя четко сформулировать, чего хочет, когда услышала обрывок их разговора, и когда Женечка ясно дал понять, что от него она не дождется никаких объяснений. Ира всегда восхищалась Женечкой, не переставала восхищаться им и сейчас, и от этого сладость пусть маленькой, но победы становилась еще более пьянящей. Она даже испытала легкую жалость к нему. Таким потерянным и растерянным ей еще никогда не приходилось его видеть. Вряд ли она когда-нибудь перестанет быть от него зависимой, но полный, безграничный контроль над ней он потерял. Ей удалось как бы разорвать некую невидимую нить, как бы повернуться в другую сторону. Хорошо это или плохо, она точно не знала. Скорее всего, в чем-то хорошо, а в чем-то плохо, даже, возможно, просто ужасно, но в любом случае ей такое положение вещей нравилось гораздо больше.

«А все-таки, с чего это Женечка так бурно радовался, Генкиному открытию относительно меня?» А впрочем, какая разница… Теперь есть свобода! Хотя нет… Свобода была всегда. Теперь есть еще и воля. Собственная воля. «По моей собственной воле Генка вновь появился в моей жизни — вот чему он радовался!».

Утром, едва встав с постели, Ира обнаружила у себя на кухне Женечку. Он сидел за накрытым столом и курил со спокойствием человека ждущего оглашения смертного приговора. Ира молча села к нему на колени, обняла и прижалась.

— И чего это ты так испугался? Разве ты ждал чего-то иного?

— Нет, конечно. Просто жутковато, когда нечто в твоей жизни выходит из-под контроля.

— Но ведь именно этого ты и добивался!

— Я вел тебя к независимости от человеческого, а то, что ты так лихо освободилась от меня, это — полная неожиданность.

— Жень, у тебя были дети, для которых ты действительно отец? Не биологический, а настоящий. Которых ты воспитал как отец.

— Да. Только очень-очень давно, когда срок моей земной жизни еще не выходил за рамки обычной продолжительности.

— Значит, ты просто забыл, что когда ребенка учишь самостоятельности — отучаешь от себя. Ты со временем становишься для него чужим. Пусть знакомым, пусть уважаемым, даже другом, даже самым лучшим и любимым другом, но чужим. Связь рвется. А если она не разорвалась вовремя и полностью — страдают оба: и дитя и родитель.

— Моим детям не довелось стать взрослыми.

— Извини…

— Знаешь, меня часто уличают в сверхмерной жёсткости и даже жестокости, а я просто отношусь к ближним, как к себе. Золотое правило морали — единственное не мной придуманное правило, которому я неукоснительно следую в отношении близких. Это единственный стоящий якорь. Все остальное — блеф. Но так я отношусь только к действительно своим. В остальном — милая улыбка, сладенькое ублажение, лесть и ненужный тебе индивид, до которого тебе нет никакого дела, безвозвратно тонет в своей самости и более не досаждает своим праздным любопытством и нездоровой озабоченностью.

Да, я жесток и в первую очередь к себе. А собственно, в чем жестокость моя? Лишь в том, чтобы безжалостно задавить, разорвать, растерзать в себе так называемые высокие чувства, возникающие по инерции, создаваемой социумом.

Мои дети погибли у меня на глазах, когда старший едва достиг очарованья юности. Я испытал то, что прочувствовал бы любой родитель при виде смерти дитя собственного. Не меньше, но и не больше. Тогда я по существу был просто человеком. Не больше, но и не меньше. В своих эмоциях я не отличался оригинальностью. Но вот то, что я сделал со своим великим человеческим горем!

С точки зрения стандартного индивида, это — бесчеловечно. Это с любой точки зрения бесчеловечно, вот только сам термин «бесчеловечность» с разных точек зрения будет нести разный смысл. В конце концов, я стал тем, чем я стал.

Я могу состариться или заболеть и умереть, меня можно убить, но это чисто теоретически. На практике в отношении себя я сам выбираю свою участь. Поверь — не легкую. Я так и не научился испытывать эмоции, отличные от человеческих, или не испытывать их вовсе, но я знаю, как эффективно использовать любые из них. Жестоко? Да. Но только безжалостность наделяет жизнеспособностью. Будь безжалостной к себе. Только это дает шанс не стать трупом, по которому кто-то безжалостно пройдет.

— Ирочка, а у тебя мука есть? — прозвенел радостный голосок ворвавшейся с ревизией Наташки.

— Наташенька, присаживайтесь, — Женечка со всей учтивостью поднялся, уступая Наташе место.

— Ой… спасибо большое, но я там с тестом затеялась, а муки не хватило, — Наташа с удовольствием уселась за стол.

— Тесто, простите, какое?

— Для оладий… на кефире.

— О-о, тогда не волнуйтесь, Наташенька, только на пользу перерывчик пойдет.

Женечка не особо часто бывал у Ирины дома, но ни один раз не обошелся без забегания Натали за чем-нибудь архинужным. Женечку она всегда откровенно веселила, и он воспользовался моментом, дабы расслабиться и разрядить обстановку. Но как только нужный эффект оказался достигнутым, Женечка очень ненавязчиво и весьма технично Наташку спровадил.

— Ирка, признайся честно, — сквозь смех произнес он, возвращаясь от входной двери, — в твоем доме, хоть чисто случайно, хоть когда-нибудь мука вообще была?

— Не-а!

— Слышь, Ир, а тебе будет очень неприятно, если я как-нибудь пересплю с Натали?

— Жень, с каких это пор ты стал спрашивать у меня с кем тебе спать?

— Не… ну как… ну… она ж все-таки твоя соседка…

— Женечка, ты приносишь безжалостность в жертву этикету, — Ира говорила с утрированным пафосом трагиков Древней Греции.

— Нет, Ир, ну я определенно хочу с ней переспать. С точки зрения эротики это, конечно, полный нуль, но зато… Ирка, ты представляешь какой это будет кайф наблюдать за ней опосля, а?

— Женька — ты конченый садист!

— Не-е… Я утонченный садист… — блаженная улыбка вдруг сменилась очень серьезным выражением лица. — Ира, ты никогда не позволяла манипулировать собой, но теперь и вовсе полностью закрылась. Сказать, что я в панике — ничего не сказать. Я ни к чему тебя не призываю, я ни о чем не прошу тебя. Я просто не знаю что делать!!!

— А ты смирись. Откажись от борьбы с обстоятельствами в пользу овладения собой.

Женечка разразился мистическим смехом. Одно дело выслушать ни к чему не обязывающее заявление Женечки о его якобы истинном возрасте и совсем другое почувствовать каждой своей клеточкой, что его рождение от сего дня действительно отделяют десятки столетий. Иру охватил леденяще-обжигающий трепет, как уже недавно было, но теперь спасительный Женечка понятия не имел, что с ней. Ира собрала всю свою волю в попытке вернуть себя в нормальное состояние. Получалось плохо, а когда ей все же это удалось, Женечка уже не смеялся и, видимо, уже давно.

— Ну, Ирка! Не хочешь, чтобы я тебя видел? Да пожалуйста! Вот только теперь будешь отзваниваться не менее двух раз в день — утром и вечером. Смотри, пропустишь — я тут же у тебя.

— Женечка, не обижайся!

— Да я не обижаюсь… Ладно! В общем, весь недостающий ассортимент для живописи я тебе привез. Работай. А вечером не забудь позвонить.

Он чмокнул ее в щеку и ушел. Ира немного посидела в одиночестве, ни о чем не думая. Затем разобрала привезенные Женечкой пакеты. Руки чесались в предвкушении работы, но она пересилила себя, вызвала такси и отправилась на дачу Радного.

За рулем автомобиля сидела черкешенка средних лет. Ира удивилась — нечасто встретишь таксиста женского пола, а тем более из семьи коренного народа Черноморского побережья Кавказа.

— На 73 километр, пожалуйста.

Машина тронулась. Некоторое время стояла напряженная тишина. Ира это почувствовала, но не могла понять причины сего напряжения. Казалось, что таксистка очень хочет что-то сказать, но не решается. Ира не стала долго гадать о причинах столь странного настроения женщины за рулем и попыталась сама завязать беседу.

— Извините, у меня такое ощущение, словно Вы хотите о чем-то меня спросить.

— Скорее, попросить.

— Не смущайтесь, я слушаю Вас.

— Даже не знаю, как начать.

— Да не стесняйтесь, Вы! Говорите, как есть, а там разберемся.

— Видите ли, моя бабушка сказала, что моим третьим пассажиром за сегодня станет молодая женщина, и попросила обязательно привезти ее к нам в гости. Вы — мой третий пассажир. Моя бабушка очень-очень старенькая. Она — удда.

— Удда?

— Да.

— Извините, а что это?

— Так на Кавказе когда-то называли ведьм. Конечно, моя бабушка никакая не ведьма. Она просто лечит всех — и травами, и заговорами, и еще всякой всячиной. Еще маленькой была — уже лечить умела. Вот старики ее уддой и прозвали. Наверное, и словечко это старинное благодаря ей и запомнилось. Давно уж нет тех стариков, она сама давно глубокая старуха, но до сих пор ее так и зовут — уддою.

— А куда ехать надо?

— Далеко… За Кичмай.

— Так за Кичмаем вроде и дороги нет?

— Хорошей — нет, но проехать можно.

— И Вы что, тоже там живете?

— Да.

— И что, здесь работаете?

— Я — по Лазаревскому району. Клиенты тут в Сочи ехали. Вот девчонки мне Ваш заказ и дали — 73 километр — все ж в родную сторону, — она немного помолчала. — Я очень Вас прошу: съездите, пожалуйста, к нам в гости! Я с Вас денег не возьму и домой отвезу, только, пожалуйста!

Таксистка смотрела умоляющим взглядом, почти готовая расплакаться, а Иру совсем не нужно было уговаривать.

— Давайте договоримся так: на 73 километре у меня дело и не на пять минут. Вы меня там оставите и можете отдохнуть, или еще копейку заработать. Как только я закончу, сразу Вам позвоню. Заберете меня, и поедем к Вашей бабушке. Договорились?

— Да! Конечно! — черкешенка ликовала от счастья.

Ира долго бродила среди шлакоблочных стен. Думать она ни о чем не могла, даже если б захотела. Ее рвало на части. Она, то плакала, то смеялась, прекрасно понимая, что увидь ее кто сейчас — решили бы, что она сошла с ума. Тяжелый неказистый монстр архитектуры вызывал бурю ничем внешне необоснованных эмоций. Ира слышала, как мощные стены поют хором невероятно низких басов, приводя в движение каждую хромосому ее клеток. Ира в мистическом экстазе прижималась к стенам и каталась по полу. Ее рвало на части в невероятном слиянии с чем-то непостижимым, приводя в неистовый восторг. Прошел час, прежде чем дом позволил ей выйти на улицу.

Она стояла во дворе, медленно приходя в себя. Что-то екнуло внутри испугом — как она выглядит после всей этой мистерии? Одежда подверглась тщательному осмотру. Странно, но она оказалась в идеальном состоянии. Ира кинула на траву рюкзачок, присела на него и закурила. Дом умиротворенно улыбался. Ира тоже улыбнулась и подмигнула ему. Дом просиял.

Ира опустила глаза, услышав едва уловимый шелест травы. Метрах в полутора от нее мирно извивалась черная гадюка. Вынырнув из невысокого клевера, она заползла на кусок валявшегося шифера, свернулась кольцами, положила сверху голову и уставилась на Ирину. Удостоверившись, что полностью поглотила ее внимание, гадюка медленно поползла в заросли фундука, периодически останавливаясь и оглядываясь — идет ли Ира за ней. Под старым полуиссохшим деревом хурмы змея снова свернулась кольцами, немного полежала, пристально глядя на Иру, и молниеносно исчезла в высоком папоротнике. Ира подошла к месту, которое обозначила черная гадюка. Там лежал скол какого-то коричневато-зеленоватого камня почти правильной формы величиной с ладонь. «Как чешуя дракона», — пронеслось в Ириной голове воспоминание о книге, выданной Женечкой по запарке. Ира подняла камень и положила в рюкзак. Папоротник зашевелился — гадюка медленно уползала. Ира достала мобильник и позвонила таксистке-черкешенке.

Какое-либо даже подобие, даже грунтовой дороги давно исчезло. Черкешенка лихо петляла среди горного леса по воистину козьей тропе.

— Неужели Вы вот так вот каждый день выезжаете на работу? — в изумлении спросила Ира.

— Да, — просто ответила черкешенка.

— Знаете, а ведь мы с Вами до сих пор не познакомились.

— Лена.

— Ира. Может быть, перейдем на «ты»?

— С удовольствием.

— Лен, как ты здесь ездишь ночью? А если дождь, снег?

— Запросто. Я привыкла. Я с шестнадцати лет за рулем. Отец научил.

Машина выехала на достаточно обширную равнину горного уступа. Колоритный забор из нетесаного горбыля, ухоженный до невероятности сад и белоснежный трехэтажный дом в глубине.

— Вот здесь мы и живем, — сказала Лена, открывая калитку и приглашая Иру следовать за ней. — Не удивляйся, бабушка сама выбрала себе комнату и обстановку в ней. А с Гиалой не поспоришь.

Крохотная комнатка располагалась на третьем этаже. Из мебели в ней находились только пенек и лежанка. Притом лежанка представляла собой кусок распиленного вдоль бревна длиною в рост человека. Постели никакой не было. Вдоль стены на вбитых гвоздиках аккуратно висели четыре длинных белоснежных платья. Такое же пятое обтягивало стройный стан необыкновенно красивой старухи, сидевшей на пеньке.

— Здравствуйте, — тихо поздоровалась смущенная и обескураженная Ира.

Старуха медленно и очень внимательно оглядела ее.

— Да. Это она, — твердым низким голосом проговорила старая черкешенка и взглядом попросила Лену удалиться.

Как только Лена вышла, старуха поднялась с пенька и, легко перепорхнув, уселась на лежанке.

— Садись, — указала она Ире на пенек.

Ира села. Пенек вроде ничем примечательным не отличался от своих лесных собратьев, но сидеть на нем оказалось гораздо удобнее, чем на ином навороченном кресле, соответствующем всем законам эргономики. Ира даже привстала и оглядела его, на что старуха по-доброму усмехнулась.

— Я — Гиала.

— Ира.

— Я — Гиала. Я прожила сто четыре года, чтобы встретиться с тобой, — Гиала немного помолчала. — Впрочем, это не так уж и много… Тебе знаком Зед?

— Зед?

— Сейчас он, конечно же, носит другое имя, но ты должна знать его, — Гиала внимательно, как бы сканируя, оглядывала Иру. — Ты знаешь его, — сказала она не принимающим возражений тоном.

Ира смотрела на Гиалу во все глаза. Неизвестно как, но еще когда удда только упомянула странное имя, она сразу догадалась, что речь идет о Женечке. Теперь у нее не осталось сомнений.

— Женечка… теперь его зовут Женечка… Евгений Вениаминович… Гаров…

— Это неважно. Он искал тебя. Долго искал. И по пути встретил меня. Такова уж судьба…

— А Вы умеете предсказывать судьбу?

— Да.

— А мне сможете предсказать?

— Нет. Потому что у тебя нет, и не может быть судьбы. Ты неподвластна судьбе, даже здесь на Земле.

— Зед — такой же?

— Нет. Он без сомнения велик, но ты — еще выше. Я знаю, ты не понимаешь меня, но это неважно, так как, не понимая, ты все же знаешь, о чем я говорю. Ты — человек, а потому не понимаешь. Ты — бог, а потому знаешь. Не смотри на меня так — ты действительно есть бог. Правда, не совсем в том смысле, который вкладывают в это слово люди.

— Бог, значит… — Ира усмехнулась. — Интересно… Однако, ведь абсолютно всем правит судьба, даже богами!

— Так может показаться, но все по-другому. Большинством правит судьба, но есть и те, кто правит ею. Ты мне не веришь? Правильно делаешь. Все, что я тут болтаю — вздор, глупые бабушкины небылицы. Не умею я по-другому объяснить. Никто не может. От того и придумывают байки всякие. Глупые — верят или не верят. Умные — по-разному. Одни создают религии и думают, что правят миром, другие пишут труды научные о прелестях фольклора. Единицы, отмеченные благостью, вслепую нащупывают в этой галиматье нечто. И только очень немногие знают, но и они не могут объяснить, потому что язык, на котором написана Истина, неизвестен здесь. Подходящих слов нет в речах человеческих. Вот и плетутся небылицы. А ты слушай, читай сказки и легенды. Ты поймешь.

— Гиала, а Зед — тоже бог?

— В общем-то, да, но он другой. Он не такой, как ты.

— А в чем разница?

— Он — велик, но ты — еще выше. Ты не понимаешь этого сейчас — я это знаю. Просто ты еще не осознаешь себя. Когда осознаешь, тогда многое тебе откроется. Главное, не жди чего-то из ряда вон выходящего — это совсем не то, что тебе сейчас может показаться.

Ира задумалась. Что-то в ней испытывало неистовое любопытство, а что-то имело твердое убеждение, что все это полнейшая чушь, и лишь уважение к почтенному возрасту Гиалы заставляет ее сидеть тут и слушать весь этот бред.

— Гиала, расскажите мне про Зеда, — попросила, наконец, Ира.

— Моя прабабушка тоже была уддой. Когда она умирала, позвали меня, а было мне тогда лет семь-восемь. Она взяла меня за руку. Что случилось — до сих пор не знаю, помню только, что стало ужасно страшно… до мозга костей страшно, как больше никогда в жизни. Когда я очнулась, мою ручонку с трудом вытаскивали из мертвой прабабушкиной ладони. Я, рыдая, убежала в лес. Там меня нашел Зед. Он потом часто приходил и учил меня видеть растения, камни, животных… Ведь прабабушка ничему не учила меня. Она мне только силу свою отдала.

— А что значит «видеть»?

— Все светится. Своим светом, своим цветом. Если ты умеешь видеть этот свет и знаешь, как правильно сочетать цвета — ты можешь лечить болезни и тела, и души. Можешь и недоброе творить. Люди слепы и недальновидны. Вот Ньютон, к примеру. На него яблоко упало, и он закон тяготения открыл. Правильно сделал. Хороший закон. Только вот если конкретное яблоко взять, то никто с точностью не скажет, что случится с ним после того, как оно от ветки оторвется, ведь помимо тяготения в этом мире столько всего! А глупые люди слепо верят своим научным открытиям. А ведь научные прогнозы в повседневной жизни сбываются не чаще, чем предсказания гадалки. Почему? Потому, что ни ученый, ни гадалка не могут учесть все условия, силы и обстоятельства. Чем больше принял во внимание при расчете — тем точнее результат.

Старая удда замолчала. Легкая улыбка засияла на ее устах, и слезинка пробежала по щеке.

— Я влюблена в него с первой нашей встречи до беспамятства. Ты была близка с ним?

— Да…

— Тогда ты поймешь меня. Хотя нет… не поймешь… Он ведь не то… не совсем то, что ты… Когда я узнала, что он, считай, бессмертный, я завидовала ему. Теперь — нет. Мне всего каких-то сто четыре года, а я… Я боюсь смерти, как боится каждый, но я с нетерпением жду ее… я устала… устала за каких-то сто лет… Нет, я бы не хотела перемахивать через века, тысячелетия, даже имея вечную молодость. Тогда, когда я была юной, Зед говорил, что я могу родиться вновь. Я мечтаю об этом: чтобы снова родиться, снова встретить Зеда… Я знала, когда он вернулся. Я легко могла бы найти его, но… Но мне тогда уже шел седьмой десяток. Выглядела я хорошо — мне никто больше сорока не давал… А теперь хочу… Хочу вновь увидеть Зеда. Не знаю, захочет ли он видеть меня старухой? Но я — хочу… Ира, можно попросить тебя?

— Конечно.

— Ты можешь и отказаться, я не обижусь. Но, если получится, привези ко мне Зеда. Не сейчас. Если ты согласна, то, когда буду умирать, я пошлю за тобой Лену, и тогда — привези ко мне Зеда.

— Я привезу. Даже если придется тащить его силой.

— Ну-у, силой не надо! — Гиала рассмеялась. — Если он наотрез откажется — приезжай одна. Договорились?

— Хорошо.

— Я понимаю, что окончание жизни не самое приятное зрелище, но я не останусь в долгу. Конечно, я мало чем могу помочь тебе, но… — Гиала многозначительно посмотрела на Иру. — В семнадцатый Лунный день, когда будет лить дождь как из ведра, в час Быка иди навстречу будущему солнцу по старой тропе убыхов. Иди. Зачем? Найдешь, то, что твое…

— Это тоже сказки, или старая тропа убыхов действительно где-то есть?

— Какие сказки! Есть, конечно! — Ира не ожидала такого яростного возмущения Гиалы и немного смутилась. — Думаешь, если я стара, то только и умею, что небылицы рассказывать?! Есть старая тропа убыхов! Теперь это пешеходная дорожка вдоль моря от Мацесты до стадиона. Ты ходила там совсем недавно.

Ира вспомнила, как всего неделю назад спускалась у Лазурки на пешеходку вместе с Генкой.

— Гиала, скажите, что во мне такого необычного? Почему со мной Зед носится как с писаною торбою? Почему Вы назвали меня богом? Ведь боги правят Миром, а я ни то, что Миром — с собственной жизнью управиться не всегда могу.

— Да, Ира, боги правят Миром, только совсем не так, как представляют себе это люди. Человеческая власть весьма опасная штука. Это самая незавидная из всех земных участей. И, тем не менее, многие на все готовы ради нее. Бог властвует, ничем не владея; управляет, ничего не требуя и не навязывая. Воплощаются боги лишь для того, чтобы жизнью своею дать новое правило, закрепить его, и тогда, лет через сто-двести, а то и более, оно становится правилом образа жизни людей. И совсем не обязательно, чтобы образ жизни бога был замечен и привлек внимание современников, ну, соседи, конечно, заметят, не о них речь. Так вот, бог дает некую поведенческую матрицу, которая отпечатывается в информационном поле и постепенно начинает работать.

Гиала замолчала, а Ира задумалась, припоминая мировую историю.

— Да-а… — усмехнулась она, — надо срочно привести в порядок свой моральный облик, и вообще более критично относиться к себе.

Старая удда весело рассмеялась.

— Живи по воле своей, по правилам своим. Ты лучше всех знаешь, как надо. Как надо тебе. Тебе кажется, что твой образ жизни не подходит для массового употребления? А как бы тебе самой жилось среди таких, как ты?

— А я стараюсь быть среди похожих по образу жизни на меня, не всегда получается, но если получается, то просто по кайфу!

— Вот видишь… Ты, конечно, не всегда, а, скорее всего, очень редко вписываешься в шаблоны окружающих, но это правильно, ведь ты несешь новую матрицу, а она потому и новая, что непохожа на современную. Так что живи, как живешь, и поменьше пытайся понять. Все, и боги в том числе, при рождении на Земле наделяются мозгом одного образца, а он не всегда способен переварить то, что ты на самом деле знаешь.

Всю обратную дорогу Лена с Ирой почти ни о чем не говорили. Когда проезжали Мамайку, Ира позвонила Женечке:

— Жень, ты сейчас дома?

— Да, Ир.

— Можно я к тебе загляну?

— Судя по звуку, ты уже где-то едешь?

— Абсолютно верно.

— Отправляйся домой. Я сам к тебе зайду, ладно?

— Как скажешь.

Когда Ира поднялась к себе в квартиру, Женечка уже сидел на кухне за накрытым столом.

— Госпожа Палладина, Вы дали мне ключи от своей квартиры и поэтому я здесь.

— Спасибо за пояснения, но я и сама догадалась.

— А что ж тогда вздрагиваешь от неожиданности?

— Так не сразу ведь!

— Что, «не сразу ведь»?

— Догадалась не сразу.

— А-а-а… — Женечка как всегда был ироничен.

— Ага, — поддержала его настроение Ира.

— Как я вижу, ты не вняла моему совету отдаться сегодня живописи?

— Ты правильно видишь — не вняла. И, знаешь, ничуть об этом не жалею.

— Ира, я уже давным-давно разучился бояться чего-либо, но с тех пор, как потерял контроль над тобой, ты абсолютно всем пугаешь меня до холодного пота, до нервных судорог.

— Людям свойственно бояться, точнее, опасаться неизвестности. Вот я, например, до недавнего времени более всего опасалась тебя.

— Я больше не являюсь для тебя загадкой?

— Отчего же? Просто теперь для меня гораздо большая загадка я сама. Тебя я по-прежнему опасаюсь, а вот себя — по-настоящему боюсь.

Ира приняла решение: рассказать Женечке про дом Радного, а потом раскрыться, чтобы он сам увидел все про Гиалу. Она понятия не имела, как это сделать, но не сомневалась, что у нее получится.

— Я сегодня ездила на дачу Радного. Дом пел для меня. Потом приползла черная гадюка и повела меня вглубь сада. Там я нашла вот это, — Ира протянула Женечке скол коричневато-зеленоватого камня.

Женечка весь напрягся:

— Выбрось, — очень тихо сказал он.

— Жень, не выброшу. Гадюка указала на него, недвусмысленно указала и уползла только после того как я забрала его.

— С каких это пор ты полюбила змей? Насколько я помню, ты всегда боялась их панически.

— Я и сейчас их панически боюсь… но, видимо, не всех.

Ира отнесла камень в комнату. Отнесла не для того, чтобы просто отнести. Предпринятый ею намедни поворот на 180 градусов, с одной стороны вроде как и оставил ее в исходном положении по отношению к тому, от чего она хотела уйти, но с другой… Именно благодаря этому повороту Женечка потерял над ней тотальный контроль. Теперь Ира собиралась проделать по сути то же самое, но в обратном направлении. Она понятия не имела, что именно нужно делать, но отчего-то не сомневалась в успехе.

Когда Ира вернулась, Женечка поменялся в лице не сразу, но сразу очень сильно. Как только пик был достигнут, Ира заговорила:

— В начале XX века ты жил здесь и тебя называли Зед?

Женечка молча кивнул. Ира ожидала перемену в нем, перемену сильную, но не такую… по тональности не такую.

— Как она нашла тебя? Я чувствовал, что она захочет тебя найти, но не верил, честно говоря, что у нее получится.

— Она послала за мной.

— Гиала…

Сознание Женечки растворилось в немыслимых дебрях. Ира с интересом наблюдала за ним. Тоска… Вселенская тоска плыла в его глазах. Ира не предполагала, что он способен на это. Она привыкла воспринимать его блистательно-роскошной, изысканно-безупречной вечно холодной бесконечностью. Эмоции и чувства били ключом, но не из него, а где-то рядом с ним, вокруг. Он излучал их, оставаясь внутренне безмолвным. И вдруг — тоска. Тоска изнутри, из самой глубины. Ира встала у Женечки за спиной и положила свои руки ему на плечи. Он откинул голову, прильнув затылком к ее телу. Глаза смотрели вверх и наполнялись слезами.

— Ты любишь ее? — тихо спросила Ира.

— Да, — также тихо ответил он.

— Зачем же тогда ушел?

— Потому что люблю…

Его лицо менялось каждый миг, становясь то молодым, то старым. Казалось, само время вдруг пустилось в пляс движением Броуна. Ира не перебивала. Прошло минут двадцать, прежде чем он заговорил снова.

— Спасибо, Ир, садись. Я расскажу тебе про Гиалу.

Ее род — потомки Ария, осевшие на Кавказе в незапамятные времена. Их линия удд возобновилась где-то около полутора тысяч лет назад. Дело в том, что это одна из древнейших линий ведьм, но она прервалась, так как девочку, которая должна была стать продолжением, выкрали в отрочестве. Она выжила, но не продолжила эту линию, а положила начало новой где-то в районе Египта. Здесь же линия прекратила свое существование на несколько столетий.

Где-то около полутора тысяч лет назад я встретил девочку из этой семьи, в которой увидел все задатки будущей ведьмы. Я стал учить ее, а, научив всему, чему она смогла научиться, ушел и явился вновь, когда она умирала. Как и положено, одна из ее правнучек унаследовала дар. Я стал и ее учителем. Так и продолжилось. Я учил всех ведьм этой линии и Гиалу в том числе.

Гиала вроде ничем не отличалась от своих предшественниц, только по непонятным для меня причинам нас настигли «стрелы Амура». Ничего в Мироздании не происходит случайно, но я не могу понять смысла вспыхнувшего между нами чувства. Нет, это не банальный инстинкт размножения, толкающий мужчину и женщину в объятия друг друга, и не Вселенская страсть, порождающая галактики. Это нечто сугубо личное. Все юные ведьмы влюблялись в меня, а я никогда даже не пытался устоять перед их прелестью, но проходило время и все становилось на свои места. А Гиала…

В общем, я счел это чувство своей слабостью. Впрочем, так оно и есть. В конце концов, я поступил с Гиалой так же, как поступал и с ее предшественницами. Я никогда не забывал о них, так же, как и о ней, только вот до нее я испытывал в таких же ситуациях чувство выполненного долга, а тут…

Время все расставляет по местам, но уже прошел без малого век, а я ничего не могу с собой сделать. Конечно, в моих временных рамках этот срок не такой уж и большой, но все же. Ведь среди людей я, так или иначе, соотношусь с человеческим временем.

— Она хотела увидеть тебя перед смертью.

— Я знаю. Я обязательно приеду к ней.

Женечка встал с намерением отправиться домой, но уже попрощавшись тормознулся.

— Ир, можно я останусь у тебя?

— Конечно, Жень, — ответила она и пошла стелить постель.

Ира обняла Женечку, как ребенка, и он быстро уснул. А она еще долго не смыкала глаз. Бессонница ее не мучила. Ира ощущала настоятельную необходимость перепросмотреть свою жизнь, точнее те ее моменты, которые касались взаимоотношений с противоположным полом.

«Витя, Витенька, Витюша…» — Ира отчаянно пыталась почувствовать то, что когда-то испытывала, произнося имя Важина. Но… Что-то внутри отчаянно коробилось, лишая слова какого-либо смысла. Тогда ночью на старой убыхской тропе Ира наврала Генке, что до сих пор любит своего бывшего мужа. Да нет, она не Генке наврала, она себя обманывала. Где-то в мозгу осталось как накарябанное на заборе: «Я люблю Витю», — и всё… На самом деле это и было всё, что ее связывало с ним теперь. А тогда? Ира переселилась в себя четырнадцатилетнюю.

В школьные годы Ира испытывала полную уверенность в своей неженственности и непривлекательности, а подруги всеми силами поддерживали ее убеждения. Впрочем, тогда это мало заботило — все силы отдавались творчеству и неуемному стремлению непременно поступить в художественное училище.

И вот — Виктор Валентинович Важин. Предмет восторгов и восхищения — и как художник, и как мужчина. И этот объект несбыточного вожделения целой армии красавиц и умниц всех возрастов и социальных положений, вдруг сам выбирает ее, пусть талантливую ученицу, но по сути корявого неказистого подростка.

Каким трогательным было начало! Вступительный экзамен. Ира — самая младшая из абитуриентов, настроенная именитым мэтром на стопроцентную неудачу, но в глубине души лелеющая заоблачную надежду на успех. Она притаилась за самым дальним мольбертом. Дают задание, а минут через десять в аудиторию с извинениями заходит ОН, безумно красивый и одухотворенный. По телу пробегает дрожь. ОН с чарующей улыбкой медленно движется между мольбертами, одобрительно кивая каждому в поддержку. Наконец подходит к ней, задерживается дольше, чем около других, нежно кладет руку на плечо и, наклонившись, тихо говорит: «Молодец! Дерзай!». Отходит и возвращается вновь, и снова отходит, и снова возвращается, а потом, придвинув стул, садится рядом…

А потом — толпа волнующихся абитуриентов и их родителей в фойе. Где-то идет обсуждение и зачисление. Результаты обещали вывесить только на следующий день, но никто не уходит. Десять часов вечера. В вестибюль спускаются уставшие члены приемной комиссии. Председатель, обращаясь к толпе страждущих, с заметным недовольством подчеркивает, что «завтра будут списки зачисленных, завтра». Важин взглядом пробегает по толпе, находит Иру и идет прямиком к ней:

— Простите, как Ваше имя?

— Ира.

— Ирочка, к сожалению, у меня не получилось отстоять Вас на все сто. К сожалению, техника у Вас действительно слабовата, но это поправимо. Мне удалось убедить комиссию зачислить Вас кандидатом в мою мастерскую. Это значит, что Вы сможете посещать все занятия вместе с остальными студентами, но в списках будете значиться лишь карандашом. До первой сессии. Если удастся успешно сдать — станете полноправной студенткой. Я думаю, у Вас получится, но работать придется много. Вы согласны?

— Конечно! — Ира по-детски ликовала.

Начался учебный год. Важин, уделяя на уроках всем своим ученикам равное количество внимания, на дополнительных индивидуальных занятиях с Ирой научил ее трудиться на износ. Она испытывала немыслимое удовольствие от работы с ним, хоть и уставала смертельно.

Ира своим женским чутьем ощущала, что для Виктора Валентиновича она не просто перспективная, с его точки зрения, ученица. Она чувствовала — он влюблен в нее, но боялась поверить. Она видела, как нелегко ему держать дистанцию, и кровь кипела в ней. Незаметно подкралась решающая ее судьбу сессия.

Проявленные Ирой во время семестра нечеловеческие усилия не остались незамеченными преподавательским составом, ну а на сессии отношение к ней и вовсе поменялось. Ей устроили персональное посвящение в студенты и восторженно поздравляли. Но все померкло, потеряло смысл, когда ОН своими губами коснулся ее щеки. Миг превратился в вечность. Ира ощутила мягкость его сухих губ и шершавость щеки, и нежность мимолетно скользнувшего по ее лицу языка. А потом была дискотека. ОН пригласил ее на танец. Не сам, а по всеобщему преподавательско-студенческому требованию. Им аплодировали, не подозревая, какие электромагнитные бури носились меж двух тел.

Все каникулы Ира провела за мольбертом и никакие мамины уговоры, по поводу необходимости отдыха, действий не возымели. Ведь любое другое занятие сулило нестерпимые муки любовного томления, и назад в училище она летела быстрее несущего ее самолета.

Ира часто бывала у Важина дома. Собственно говоря, большая часть дополнительных занятий проходила именно там. Если задерживались допоздна, Важин провожал ее в общежитие. В тот день тоже засиделись.

— Все, Ирочка, тебе пора.

Вышли в прихожую. Нужно было обуться, одеться, но почему-то они не спешили, встретившись взглядом. Ира вдруг осознала, что он никогда не сделает первый шаг, потому что она его ученица, потому что она совсем юная, если не сказать, еще ребенок. Она остро почувствовала, что если сейчас просто уйдет, что-то оборвется и больше никогда не склеится.

— Поцелуйте меня…

Важин улыбнулся и нежно коснулся губами ее щеки.

— Не так… — еле слышно прошептала Ира.

Он видимо хотел что-то возразить, а может, даже прочитать нравоучительную проповедь, но вместо этого впился в нее своими мягкими сухими губами и прижал к себе ее тело.

— Ира, ты понимаешь, что так нельзя? — шептал он ей, задыхаясь в неистовых ласках.

— И по-другому — тоже.

Он подхватил ее на руки, и они оказались в постели.

А дальше все понеслось как в сказочном сне. Ира купалась в его ласках и заботе. Странно, но влегкую пронзающий женские сердца своей красотой, обаянием и харизмой, Важин мучительно боялся потерять Иру. Она действительно стала для него единственной. Стала для него единственной еще до того, как стала его.

Любила ли она его тогда? Тогда казалось, что да. А теперь? А теперь собственные наблюдения убивали холодным цинизмом: тогда ее тело жаждало секса, а самолюбие тешила сладость победы. И всё? Всё… всё… только и всего.

Что нашел в ней Важин? То, что обычно взрослые мужчины определенного типа ищут в юных девах: наивность, трепетность, трогательность, а заодно восхищение и благоговение пред его персоной, так необходимое мужскому самолюбию. И невдомек самовлюбленному придурку, что юная наивная дева с роковой неизбежностью повзрослеет и либо станет старой инфантильной дурой, либо превратится в монстра под названием «стерва» и сожрет склонного к самопочитанию представителя мужского пола с потрохами.

Ира поняла, как крупно ей повезло, что Важин, не выдержав ее успеха, стал спиваться, иначе ей, скорее всего, еще долго, если не всю жизнь, пришлось бы тащить за собой тяжеленный мешок собственных детских иллюзий.

Что было после Важина? Во-первых, стойкое нежелание повторять раз пережитое. Но в ней осталась страстная, сильная, так и не растраченная жажда любви. И она сказала себе: «Хочу просто любить!».

Примерно через месяц «небесная канцелярия» в точности исполнила ее заказ. Объект оказался весьма странным, но влюбилась Иришка в него по уши, что называется, с первого взгляда. Взаимностью отвечать он ей не собирался (впрочем, этот пункт в заказе не значился), но несколько раз они оказывались в одной постели. О! Что это было! Особыми сексуальными изысками он не владел, но инстинктивно умудрялся в нужное время в нужном месте и с требуемой интенсивностью погладить или поцеловать. Ира с ума сходила, и, в конце концов, ей это выматывание собственных нервов порядком надоело. «Хватит!», — сказала она себе, но еще долго при случайных встречах с ним у нее мучительно-сладостно тянуло низ живота.

«Хочу быть любимой!» — так она сформулировала следующий заказ. Ожидание его исполнения заняло всего недели две. Новый объект тоже оказался не менее странноватым, но с совершенно другими «мышами». Влюбился он в Иру безумно. В постели оказался, в общем-то, сносен, но терпеть его там Иришка могла только что здоровья для. Он звонил ей денно и нощно, преданно смотрел влюбленными глазами и «целовал землю, по которой ступила ее нога». Вся эта галиматья Ире осточертела очень быстро. Оказалось, что быть безответно любимой во сто крат хуже, чем безответно любить. Это все равно, что трезвому находиться в изрядно подпившей компании.

Не без труда избавившись от навязчивого обожателя, Ира поняла, что она больше ничего и никого не хочет, но слепо предусмотренный природой инстинкт размножения слепо требовал свое.

Ира никогда не страдала недостатком мужского внимания, хоть и считала свои дамские достоинства гораздо ниже среднего. В общем, за свою жизнь она в совершенстве научилась сбрасывать представителей мужского пола с хвоста, при этом, не имея никакого понятия об искусстве обольщения. Ей просто не для чего было этому учиться.

В один прекрасный вечер Ире вдруг стало ужасно жаль себя: какая она бедная-несчастная, никому ненужная! Процесс приступа тотальной жалости к себе, постоянно перебивали телефонные звонки представителей пола противоположного с предложениями от чашечки кофе до Луны с неба. Ира с достоверно звучащей откровенностью поведывала: кому о плохом самочувствии, кому о занятости; и продолжала страдать. В какой-то момент до нее дошло, что убедительный повод к данному саможалению, мягко говоря, отсутствует. Она ну совсем не лишена внимания представителей противоположного пола, вот только представители эти отчего-то ее требованиям не соответствуют. Собственно, а каковы эти самые ее требования?

Ира бросила бесплодные страдания и села разбираться в себе. В течение часа-двух она определилась со всеми своими запросами, начиная от внешности потенциального кандидата на свою благосклонность и заканчивая родом деятельности и интересами.

На этот раз «небесная канцелярия» приняла заказ как срочный, и уже на следующий день Ира оказалась за столиком одной из сочинских кафешек рядом с объектом целиком и полностью соответствующим всем пунктам поданной заявки.

Ухаживал он очень красиво, прямо как в хорошо поставленной мелодраме, а Иру воротило от всего этого невыносимо, но бросить было жалко — полное соответствие вожделению просто поражало своей идеальной точностью. В конце концов, она сама чуть ли не силой затащила его в постель, надеясь: вдруг соитие поможет побороть неприязнь. Ночь действительно стала решающей. Больше Ира с ним не встречалась, хоть он и продолжал названивать где-то еще полгода.

Этот случай окончательно убедил Ирину в том, что она ничего не понимает ни в себе, ни в мужчинах. Она расписалась в своей беспомощности и отдала сию сферу жизни на волю божью.

И через некоторое время материализовался Игорь Александрович. В постели он проявил себя очень даже ничего. Вместе с тем, на Ире не циклился, а, следовательно, не вводил в ранг собственности, что для нее имело особую важность. Он не претендовал на статус единственного мужчины в ее жизни, и, разрядки ради отправляясь на поиски приключений, Ира с чистой совестью пользовалась счастливой возможностью не считаться с наличием Игоря в своей жизни, при этом он всегда оставался, как говорится, под рукой. С ним она чувствовала себя полностью раскованной — не требовалось подбирать слова и стиль поведения. К тому же не без его участия она переквалифицировалась в дизайнеры и стала неплохо зарабатывать.

Женечка повернулся во сне и положил на Иру свою руку.

Женечка… До времени совсем недавнего она никогда не задумывалась ни о его роли в своей жизни, ни о своих чувствах к нему.

Более изысканного любовника в своей жизни она не встречала.

Более преданного друга в своей жизни она не встречала.

Более интересного и надежного делового партнера в своей жизни она не встречала.

Он во всем был супер — супер, органично соответствовавший всем ее потребностям. Ире казалось странным — почему она не влюблена в него? А собственно… она ведь сама по доброй воле безжалостно вычеркнула муки любви из своей жизни! И в этом тоже он поразительно точно соответствовал ее запросам!

Ира намеренно рассматривала ситуацию с позиции себя «до», так как теперь, то есть «после», она начала смутно догадываться об истинных причинах происхождения особенностей отношений с Женечкой. По крайней мере, ей так казалось. Она, безусловно, любила его, но эта любовь не имела никакого отношения к их межполовому общению. Он вызывал чувства самые теплые и бескорыстные.

— Ирка! Хватит мне кости мыть! — Женечка светился довольной улыбкой Чеширского Кота.

— А ты не подслушивай!

— А я и не подслушиваю — я подглядываю…

— Я, вижу, Вы, Евгений Вениаминович, безмерно счастливы, что доступ к моему сознанию для Вас вновь открыт, а?

— Батюшки! На «Вы»! По имени-отчеству!

— Женечка-а! А на вопрос ответить!

— На вопрос? А что Вы спросили, уважаемая Ирина Борисовна? А-а! Счастлив ли я вновь иметь возможность ковыряться в Вашем драгоценном сознании? Как бы поточнее выразиться… Мне стало спокойнее, но мужское самолюбие, тем не менее, уязвлено, ведь доступ ныне у Вас под контролем…

Женечка стянул с нее одеяло и коснулся языком соска. Горячая волна дрожью прокатилась по телу, и Палладина Ирина перестала терзать свой мозг требованием определений своим взаимоотношениям.

Иру с Женечкой разбудил авангардно звучащий дуэт мобильников. Женечке звонил Логинов, Ире — Радный. Женечка первым нащупал свой телефон, и Ира, пока искала свой и выходила на кухню, вынужденно прослушала часть их разговора:

— Слушай, ты, кретин! С Палладиной, что ли, спишь?

— Уснешь тут с ней!

— Ну, ты, Женька, и сволочь!

— Ты именно это хотел мне сообщить с утра пораньше?

— С утра?!! Женич! На часы глянь!

— Ну! Глянул! По-твоему полвосьмого не утро?

— Ой бли-ин! Я ж в другом часовом поясе… Женич, прости!

— Вот то-то же! Чего хотел-то?

Дверь на кухню закрылась.

— Да, я Вас слушаю, Станислав Андреевич.

— Стас.

— Извините…

— Здравствуйте, Ира. А Вы, оказывается, не только гениальный дизайнер, а еще и не менее замечательный источник инвестиций, — абсолютно ровным голосом сказал Радный. — Мне относительно Вас сделал более чем интересное предложение Геннадий Васильевич Логинов. Он заверил меня, что с Вами у него соглашение полностью достигнуто, и Вы уже чуть ли не к работе приступили. Я ему, конечно, верю, но все же хотелось услышать Ваше собственное мнение относительно предложенного им проекта.

— Предварительное соглашение действительно достигнуто, а поскольку мы с Геной давние друзья, то дело можно считать окончательно решенным, правда, по поводу того, что я уже приступила к работе, он сильно погорячился. Мне ужасно стыдно, но я до сих пор не просмотрела присланный им вот уже как неделю назад материал.

— Не переживайте, Ира. Вы за два месяца сделали, как минимум, годовую работу и вполне заслужили отдых. Сейчас вовсю идет выпуск уже разработанной Вами коллекции. Так что о внедрении новой еще достаточно длительный период будут только разговоры. Правда, Геннадий предложил инвестировать не только выпуск новой линии, но и расширение производства под нее, но и на это нужно время, как Вы сами понимаете. Он, вообще-то, готов форсировать события, но не переживайте, на Вас его рвение никак не отразится. По крайней мере, я не позволю. Отдыхайте, Ира, и по поводу моей дачи тоже не особо напрягайтесь — это не к спеху.

— Станис… Извините… Стас, я, конечно, еще понятия не имею, что будет представлять собой новая коллекция, однако, если у Вас грядет расширение производства, то и оборудование будет закупаться, ведь так?

— Безусловно.

— Если не возражаете, мне бы хотелось, по возможности, принять участие в этом процессе.

— Не вопрос! В двадцатых числах сентября в Германии состоится международная мебельная выставка. Я в самом принципе хочу пригласить Вас на это мероприятие, ведь там мы собираемся представить разработанную Вами коллекцию. Едете?

— Обязательно!

— Значит, договорились. Удачи Вам, Ира.

— До свидания! — сказала она, и почувствовала, как ее слова уткнулись в плотную стену тишины отсутствия соединения.

Ира приоткрыла дверь кухни. Женечка с Генкой все еще болтали:

— ….пусть сама со всем разбирается, — услышала Ира Женечкин голос.

— В твоих объятиях?

— Ты что, ревнуешь?

— Конечно, ревную! Я ж тайно в нее влюблен!

Ира открыла дверь в комнату, которую оглашал веселый смех реального Женечки и «мобильного» Генки.

— Ладно, пока.

— Пока! Ирчику привет!

— Тебе привет, — сказал Женечка, отключая трубку.

— Спасибо. Как там Генка?

— Изо всех сил бьется за твое достойное трудоустройство.

— Уже знаю. От Радного.

— С ним сейчас разговаривала?

— Да.

— Ну и?

— Знаешь Жень, я не могу понять своего отношения к нему, точнее природы этого отношения. Вроде человек как человек, притом во всех отношениях весьма положительный, а в отношении меня так и вовсе просто замечательный, можно даже сказать, добрый гений. Благодаря ему мечты сбываются, деньги рекой текут, а меня даже звук его имени в ужас повергает.

Ира присела на краешек кровати. Женечка слегка приобнял ее.

— Ты его так боишься?

— Не то, чтобы боюсь… но по спине мурашки бегают… и волосы дыбом становятся… и сердце то в глотке, то в пятках бьется…

— Не отвечай сразу — послушай свои ощущения: тебе бы хотелось, чтобы он раз и навсегда исчез из твоей жизни? Послушай ощущения и не бери в расчет все исходящие от него блага. То есть, представь, что все это останется, как есть, но Радный более никогда и никак не появится в твоей жизни. Тебе хочется этого?

Ира закрыла глаза и замерла на несколько мгновений. Потом открыла и, удивленно посмотрев на Женечку, в изумлении проговорила:

— Не-ет…

— Тогда просто старайся не особо фиксироваться на малоприятных ощущениях.

Женечка дружески потрепал ее по волосам и поднялся с постели.

Едва они уселись завтракать, как со стороны прихожей раздался глухой, но сильный ни то стук, ни то звук падения чего-то тяжелого.

— О боже! Что это?

— Натали ломится, а я дверь замкнул. Ты ее очень хочешь видеть?

— Не-а…

— Я — тоже.

Глухие стуки продолжились и к ним добавились истошные вопли: «Ирочка!!!».

— Ирка, можно я надругаюсь над твоей репутацией?

— По-моему, даже нужно. Может, ломиться тогда перестанет…

— В самом принципе не обещаю, но на сегодня точно сработает.

Женечка быстро все с себя скинул, прикрылся малюсеньким кухонным полотенчиком, которое практически не скрывало атрибутов, относящих его к мужскому полу, и, соорудив на лице нечто томно-заспанное, отомкнул дверь:

— А, это Вы, Наташенька… А Ирусик еще спит. Если у Вас чего срочное, так я разбужу.

Едва проблеянное Наташкой «не-е» быстро растворилось в соседней квартире. Женечка нашел Иру согнувшейся пополам от хохота. Он тоже смеялся, возвращая на тело свою одежду.

— Женька, ты ведь весь наш микрорайон на неделю интеллектуальной пищей обеспечил!

— Мне полагается премия.

— Какая?

— Не сочти за труд — опиши Радного.

Ира на мгновение задумалась.

— Он очень большой… Знаешь, такое впечатление, будто взяли коренастого очень плотного мужчину среднего роста и пропорционально увеличили примерно в половину его габаритов… — Ира еще немного помолчала. — Но самое необычное — это его взгляд. В нем такая уверенность! Не просто уверенность в себе и не самонадеянная самоуверенность… я не знаю, как это описать, но кажется, будто он полностью уверен не только в себе, но и во всем вообще… будто он все точно знает… будто он сам этот мир делал, что ли… будто… Не знаю, Жень… слов нет… но я никогда ни у кого не видела такого взгляда, — Ира снова задумалась, а потом сказала, как сама себе. — Понятия не имею, что я буду делать с его домом…

— Генка его очень ценит и безмерно счастлив, что судьба свела тебя именно с ним.

Слово «судьба» кольнуло Иру. Она вспомнила Гиалу, вспомнила, как та говорила, будто у нее, у Иры, нет судьбы, в смысле, что не судьба управляет ею, а она судьбой. Ира отогнала от себя этот абсурд, и вслух сказала:

— Блин! Генка! Я ведь так до сих пор не посмотрела, что он прислал!

— Господин Радный напрягает сроками?

— Чем меня действительно господин Радный радует, так это именно сроками. Один из немногих моих клиентов, которому результат нужен не «еще на прошлой неделе» и даже не «еще вчера».

— Тогда не волнуйся! Насмотришься на Генкины фотки, когда душа запросит. Кстати, как собираешься действовать?

— Я последую твоему совету и две недели посвящу живописи, а потом… А потом будет потом. А как будет, так и сделаем.

— А про мою книгу не забыла?

— Открывать — не открывала, но и забыть — не забыла. Женечка, не обижайся, но у меня непреодолимое желание тебя выгнать. Извини — руки чешутся.

— Понял. Испаряюсь.

Недослушав его, Ира упорхнула в комнату к мольберту.

Две недели пролетели как один большой праздник. Ира плюнула на все и творила, если не сказать вытворяла, что заблагорассудится. Если ее охватывало раздумье, она откладывала палитру и ехала к морю, и, наплававшись вволю, вновь без единой мысли становилась к мольберту. Каждый день, благодаря появлявшимся как на скатерти-самобранке изысканным яствам, она чувствовала присутствие Женечки, но на глаза он ей ни разу не попался.

Срок отмеренной самой себе вольной воли истек, но пыл не пропал, напротив — только усилился многократно. Ира мужественно поставила точку на свободном художествовании. Со следующего дня она обязала себя вплотную заняться дачей Радного, как минимум, хоть что-нибудь начать. Что именно следует делать в этом направлении, Ира действительно понятия не имела, но еще один ее собственный закон гласил: если не знаешь, что делать, делай хоть что-нибудь. А потому она решила попытаться набросать хоть что-нибудь, похожее на эскизы, «как сердце девичье прикажет».

На сон грядущий позвонил Игорь Александрович и робко поинтересовался ее делами.

— Игореша, у меня, как всегда, все в порядке! Я вообще понять не могу, почему вы все встаете на уши, если у меня дверь заперта.

— Ириш, не кипятись, — ныл он умоляюще, — я ведь просто поинтересовался. И вообще, может, как-нибудь, встретимся?

— Может, как-нибудь, и встретимся, но не завтра, не послезавтра и вообще не в ближайшее время. Я занята.

— А вечерочком?

— Игорь, у тебя что, очередной ангелочек повзрослел?

— Ира, я просто хочу тебя увидеть.

— Поройся в фотографиях — там наверняка найдется парочка с моим ликом.

— Ирочка, я просто соскучился.

— А я просто занята.

— Ир, ты что, меня банально отшиваешь?

— Нет. Я тебе банально пытаюсь объяснить: МНЕ НЕ-КОГ-ДА!!!

— Так ты действительно просто очень занята?

— О, господи! У тебя что, начальная стадия старческого маразма или последнее просветление кретинизма?

Игорь Александрович «бросил трубку». Ира намеренно обидела его, так как, согласно опыту общения с ним, знала: в данной ситуации — это единственный способ не видеть и не слышать его как минимум около месяца. Но буквально через несколько минут он позвонил вновь.

— Ир, прости. Если ты думаешь, что все это время я развлекался с очередной пассией, ты глубоко заблуждаешься. Я думал о тебе. Знаешь… я люблю тебя.

— Приплыли… Игорь, ты хоть сам понимаешь, чего несешь?

— Ира! Я серьезно!

— А я еще серьезнее. Знаешь, за что я тебя ценила все годы нашего знакомства?

— За что?

— За то, что ты, в отличие от некоторых, не обременял меня своими великими чувствами. Игорь, я не хочу, чтобы меня любили, так что ты меня очень обяжешь, если в кратчайшие сроки обзаведешься очередным небесным созданием.

— Ира, ты не понимаешь — это глубокое серьезное чувство!

— Игорь, давай так: ты мне ничего не говорил, а я ничего не слышала. Если твой организм потребовал любовных мук, а утомленное переизбытком юных тел воображение выбрало меня — не имею ничего против — страдай себе на здоровье, только, пожалуйста, без моего присутствия. Договорились?

Игорь Александрович только медленно и громко сопел в трубку.

— Все, давай, целую, удачи.

Ира перевела дух и собралась уже отключить телефон, но на всякий случай набрала Женечку:

— Привет, Жень.

— Что-то случилось?

— Я хочу тебя уведомить, на всякий случай, что сейчас телефон вырублю.

— По какому поводу?

— Игорь Александрович достал.

— Очередной барышней нахвалиться не может?

— Хуже… В любви клянется.

— Ба-а, госпожа Палладина, да Вы у нас секс-бомба!

— На счет «секс» не знаю, но вот «бомба» — это точно. Даже взрывалась. Только на впадающего в детство Николаева это подействовало как-то не совсем традиционно.

— Ирка, не переживай! Если что — зови Натали, и оставь их наедине эдак на полчасика. Она ему про тебя-развратницу, всё-всё-всё выложит.

— Жень, про меня-развратницу, Игорь в двадцать раз больше Наташки знает, так что идея твоя, конечно, интересна, но сработает едва ли.

— Сработает. Ненадолго, конечно, но сработает. Видишь ли, мужик он так устроен, что отказ дамы в высоких чувствах объяснить для себя может только наличием у нее другого. Не укладывается у среднестатистического представителя сильной половины человечества, что его могут ПРОСТО не хотеть.

— Женька! А ты — прав. Я как-то не обращала на это внимания… Действительно, только начинаешь объяснять, почему «нет», как очередной самец, даже не пытаясь вникнуть в смысл сказанного, тут же спрашивает: «У тебя кто-то есть?».

— Вот видишь!

— Женька! Ты — гений! Спасибо!

— Давай, вырубай свой мобильник и баиньки. Пока-пока!

— Пока, Женечка!

Утром Ира планировала еще раз съездить на дачу Радного, но всю ночь ей снился его поющий дом и, проснувшись, она четко знала, что нужно. Всего за два дня Ира сделала практически все интерьерные почеркушки. Притом почеркушками сие называла для себя лишь потому, что еще не удосужилась снять точные размеры помещений.

Этим и решено было заняться. Она уже вызвала такси и вышла на улицу, но вернулась, распечатала эскизы и только после этого села в заждавшуюся ее машину. Ира не хотела признаваться себе, но распечатки она сделала, чтобы показать их самому дому. Да уж… Если себе в этом признаться, то следует вызывать скорую, а не такси и ехать с мигалками в психушку. Впрочем, даже ничего не ведавший таксист, видимо, думал так же. Это Ира поняла по его взгляду, когда рассчитывалась.

Дом обрадовался Ириному приезду. Эскизы ему явно понравились, судя по тому, как он довольно урчал и хмыкал, а когда Ира занялась промерами, исполнил несколько композиций в лучших традициях джаз-рока. Оказалось, что ему также не чужды Рэп и R&B. Потом вдруг зазвучал протестантский хорал, который сменило что-то из романтиков — эдакая смесь Шопена с Листом улетевшая вместе со шмелем Римского-Корсакова в интеллектуальную какофонию Денисова-Шнитке-Губайдулиной, резко оборванную тяжелым панк-роком, который растворился в архаичных напевах. Грусть расставания дом выразил звуками, напоминавшими душещипательные мелодии Леграна.

Ира не стала вызывать такси и потихоньку двинулась пешком в сторону Мамайки. На конечной автобуса стояла Мариночка — офис-менеджер Игоря Александровича. Ира никогда не испытывала к ней никакого интереса, но теперь решила, что у нее более чем достаточно поводов пообщаться с чемпионкой кофеварения.

— Ой, Марина, привет!

— Здравствуйте.

— Ты чего это не на работе?

— Вчера у подруги день рожденья отмечали, так что я предусмотрительно отпросилась на пол дня. Вот теперь потихоньку выползаю.

— Так значит, времени у тебя навалом?

— Что-то вроде того.

— Пойдем, посидим где-нибудь.

— С удовольствием!

На Мамайке подходящего заведения они не обнаружили и, поймав первое попавшееся такси, двинулись в сторону гостиницы «Москва» — там и выбор кафешек побогаче, и Марине до работы рукой подать, так что есть возможность действительно расслабиться. Они уселись на улице под ивушкой и заказали по стакану сока.

— Марин, извини, что лезу в сферы, меня не касающиеся, но поверь, есть уважительная причина.

— Да-да, я слушаю, — глазки у нее заблестели в предвкушении пикантности.

Именно этой реакции Ира и добивалась, а посему, осталась вполне довольна началом.

— Послушай, Марин, можешь рассказать мне о Радном. Это не праздное любопытство, поверь. Он заказал мне интерьер своей дачи, притом не высказав ни одного конкретного пожелания. Сама понимаешь, человек он серьезный и его заказ должен быть выполнен в полном соответствии, вот только что и чему должно соответствовать, я даже не догадываюсь.

Хлопающие Мариночкины глазки предельно четко свидетельствовали о том, что их обладательница не поняла и половины Ириной тирады, уловив лишь, что та интересуется Стасом. Ну а на вопрос, почему женщины интересуются мужчинами, в ее арсенале существовал только один ответ. Иру прикалывала такая трактовка, но виду она не подала. Острая необходимость хоть какой-то информации делала неважными способы ее получения.

— Не знаю, какое впечатление произвел Стас на тебя, но я счастлива, когда его здесь нет, — начала Мариночка. — А вообще-то, он очень добрый. Знаешь, мне как-то не хватало на туфли, а Игорек все аванс никак не давал. Так я зашла попросить, а у него как раз Стас сидел. Так он даже не дослушал — сразу дал мне несколько пятисоток и сказал: «Иди, покупай!». Вот он какой.

Ира ярко представила себе картину, как в самый невпопад заваливает Мариночка и начинает нести какую-то пургу по поводу туфель. Из «тут же придушить» или «просто отвязаться», Радный, естественно, выбрал наименее криминальный способ решения проблемы.

— Да… он, наверное, добрый, — сказала Ира вслух. — Но, знаешь, я его почему-то побаиваюсь.

— А его все боятся, даже Игорек. Когда он меня к нему первый раз отправил, я даже из окна выпрыгнуть хотела, но как-то взяла себя в руки. И ничего! Оказалось, не так страшен черт, как его малюют.

— А как он в постели?

— В постели!? — Мариночка расхохоталась. — Вот чего-чего, а в постели с ним ни разу не была. Он напрочь игнорирует горизонтальные позы. Он трахается так, словно перекусывает на бегу в какой-нибудь блинной типа старых «Трех журавлей» за стоячим столиком.

Глазки у Мариночки загорелись, и ее понесло.

— Знаешь, когда я только пришла к Игорю работать, он меня с собой в командировку взял, и мы как раз к Стасу и поехали. В первый же день изрядно гульнули, и я весь следующий проспала. А под вечер проснулась и слышу: пришел Стас и с Игорьком разговаривает. Мы в двухкомнатном люксе жили, в общем, они в соседней комнате разговаривали. Так вот, я сразу поняла, что ему с девчонкой встретиться нужно, а номеров свободных нет, и он попросил Игорька, так сказать, на время хату освободить. Игорек, конечно, ответил, что без проблем, вот только меня разбудит, но Стас ему говорит, что, мол, пусть спит — мне она, дескать, не мешает. В общем, Игорек ушел, а я осталась. Так слушай дальше. Заходит девчонка, такая вся молоденькая, перепуганная и встала посреди комнаты. Мнётся-жмётся, а Стас сидит себе в кресле и о чем-то думает.

— Так ты еще и все видела? — вставила Ира, чтоб Мариночка не теряла запал.

— Ну да! Дверь была приоткрыта. Так вот, сидит он, думает, на нее ноль эмоций, а она, бедная, уже что и делать не знает. Вот так сидел-сидел, а потом поднимает на нее глаза и: «Чего стоишь? Чего ждешь? Раздевайся». Девчонка, бедная, давай с себя все стягивать, а он все также сидит только закурил и опять вроде как о своем думает. Она, значит, разделась и опять стоит, жмется. А Стас, все также о своем думая, докурил, встал, упёр ее в подоконник. Сам только штаны расстегнул — пять минут и в ванную. А девчонка так и стоит за подоконник держится, понять не может, что это было. Он из ванны вышел, а она все стоит пошевелиться боится. Он ей: «Так и будешь стоять? Одевайся, давай». Она вся дрожит, всхлипывает, а он кинул на стол деньги и снова в кресло уселся. Девчонка кое-как оделась и рысью к двери, а он ей: «Деньги возьми». Вернулась, взяла дрожащей рукой и бежать. Стас еще немного посидел, потом вымыл пепельницу, протер стол и ушел. У него вообще к женщинам странное отношение. С женой, считай, что не живет — говорят, он на ней только из-за денег женился. И на стороне никаких отношений не заводит. Для него, по-моему, что поесть, что потрахаться — так, естественная надобность и все. Говорят, у него и отец такой был, только тот еще женщин и ненавидел. Игорек говорит, что его жене крупно повезло, что она рано умерла. Стас, вроде, никого не ненавидит. Он, просто, в обычной жизни женщин от мужчин не отличает — люди и люди, а кто какого пола, ему без разницы. Игорёк рассказывал, что у него в молодости любовь несчастная была.

— Интересно…

— Еще как интересно! Я уже говорила, его отец женщин терпеть не мог, а тут ему пришлось работать с одной очень крутой теткой — директором какого-то крупного завода. Так вот, ее он ненавидел более всего, но деваться ему было некуда. Вот в нее-то Стас и влюбился по уши. Роман у них бурный был целых три года, а потом она внезапно умерла. И представляешь! Ну, то, что она постарше Стаса, это, конечно, само собой разумеется, но насколько! В общем, Игорек говорил, что Стас сам только на похоронах узнал, что на момент смерти ей уже стукнуло… — Мариночка выдержала торжественную паузу. — Шестьдесят четыре года!!! То есть, когда они начали встречаться, ей был шестьдесят один, а Стас тогда еще институт не закончил. Притом Игорь говорит, что тогда все обалдели, так как думали, что если ей и больше сорока, то ненамного. Представляешь, как тетка выглядела! Вот после нее-то Стас и понял, наверное, что никого никогда любить больше не сможет.

— Опасается, как бы опять с возрастом не надурили? — усмехнулась Ира. Мариночка тоже посмеялась шутке, но потом серьезно добавила:

— Нет, конечно. Говорят, она в самом деле очень крутой теткой была.

— И все-таки, как ты думаешь, почему Радного боятся?

— Знаешь, Ир, он какой-то ненастоящий… Он какой-то… нет… не то что бы… правильный, а… — Мариночка пыталась подобрать слова.

— Безупречный? — подсказала Ира.

— Да… что-то вроде того…

Исчерпав понятную для себя тему, Мариночка начала вновь притормаживать. Ира решила, что ей вряд ли удастся выудить из нее еще что-нибудь путное, и она как бы невзначай глянула на часы.

— Ой, а сколько время? — тут же спросила Марина.

«Фух! Сработало…», — вздохнула Ира с облегчением, а ее собеседница, выяснив который час, направилась в офис.

Ира заказала еще стакан сока и прокрутила всю полученную от Мариночки информацию, касающуюся освещенной ею сферы жизни Радного. «Да. Спартанская кровать и подоконник эксклюзивного дизайна с подушечками и подогревом, — сформулировала она и усмехнулась. — Прикалываться можно хоть до второго пришествия, но…». В общем, Мариночкины откровения ровным счетом ничего не добавили для Иры к портрету заказчика. «Хотя…: „Знаешь, Ир, он какой-то ненастоящий… Он какой-то… нет, не то что бы правильный, а…“. „Безупречный?“. „Да… что-то вроде того…“, — но это слишком уж абстрактно».

Ира поднялась и направилась в сторону остановки. Одно она забыла сделать — предупредить, чтоб доблестный офис-менеджер не докладывал своему боссу об их посиделках в кафешке. А впрочем, так есть надежда, что забудет, а в другом случае непременно бы посекретничала с Игорем. К Ириному счастью, Мариночка действительно забыла, но к несчастью перед самым уходом вспомнила. Правда, это было уже вечером, и Ира успела спокойно привести свои эскизы в соответствие с результатами замеров.

Ирины надежды, по поводу интеллектуальной пищи, обеспеченной Женечкиной выходкой на целую неделю для всего микрорайона, не оправдались. Наташу сие приключение привело в шок. Она столько времени занималась расследованием Иркиной интимной жизни, и столько времени их с Люсей неизменно ждало разочарование неподтвержденностью собственных догадок и предположений, что долго ожидаемое, выпасаемое произошло не просто неожиданно, а… В общем Натали и слов подобрать не могла. Шок оказался до такой степени сильным, что вопреки собственным предвкушениям, она не помчалась тут же к Люське. Не помчалась и на следующий день… и через день… и… В общем ее безмолвные мучения тянулись уже третью неделю.

Она — Наташа — умница, красавица, и что? Да она не просто умница! Ведь она и школу с золотой медалью окончила, и в институте первой студенткой была! И в самый престижный санаторий ее работать без всяких яких взяли! А красавица?! Да она не просто красавица! Ее фотографии на обложках журналов в свое время были! Ее во Францию работать моделью приглашали! И она бы поехала, если б по уши не влюбилась в своего Вадика, который после окончания института тут же уволок ее в Сочи.

И что она, умница, красавица, в итоге получила? Испорченную родами фигуру, жизнь от зарплаты до зарплаты, занудных, обрюзгших, с непомерным мнением о себе и непомерными требованиями пациентов!

А Вадик? Когда-то он казался ей самым настоящим «принцем на белом коне». Вот только после свадьбы и последующего недолгого меда ейный принц стал обычным, тупым, а со временем и бесформенным то шофером, то сантехником или еще кем-нибудь из того же незавидного, с ее точки зрения, списка. Нет, он, конечно, очень добрый, в отличие от собратьев по социальному статусу алкоголем не злоупотребляет, деньги в дом несет, ее слушается, но… Бесформенное мужланское тело (а ведь когда-то он был эдаким накачанным мачо), взгляд абсолютно не обезображенный даже тенью интеллекта. Бывало, слушает ее, слушает, а потом: «Ты сама-то хоть поняла, чё сказала?». Когда-то ей это казалось очень даже забавным с одной стороны, а с другой — жутко льстило самолюбию. Она рядом с ним чувствовала себя королевой, а он гордился своей фильдеперсовой женушкой.

Впрочем, все было в силе вплоть до последнего момента. Появление утром в проеме Иркиной двери обнаженного едва прикрытого кухонным полотенчиком воплощенного Аполлона перевернуло всю Наташкину жизнь.

Она редко видела Женечку у Ирины, но каждый раз испытывала раболепное благоговение перед ним. Впрочем, вокруг Ирки всегда крутились интересные люди. Попадая случайно в их компанию, Наташе очень хотелось позаимствовать извечный вопрос своего мужа: «А вы сами-то поняли, чё сказали?». Но пока все это великолепие крутилось только на Иркиной кухне и во вполне одетом состоянии, Наташа не особо переживала. Ей и в голову не могло прийти, что у них все так серьезно, что Ирка для него не просто картинки рисует.

И как она, Наташа, могла такое проглядеть! Нет, ну обидно ведь! Кто она такая, эта Палладина?! Недоучка! Выскочка, умеющая только мозги людям парить! А внешне?! Ни одеться, ни накраситься — и что только мужики в ней находят! А этот! «Ирусик еще спит…». Несправедлива жизнь!

В дверь позвонили.

— Открыто! — прокричала Наташа и на кухне появилась Люся.

— Привет, Наташ! Что-то ты какая-то не такая последнее время.

— А какая я должна быть? Вон, лето не успело начаться, а уже пашем в авральном режиме. Контингентик-то у нас ведь в курсе какой! То, то им не так, то это… Устаю, Люсь. И Вадька опять уехал.

— Да-а… А Дашка твоя где? Что-то тихо больно.

— Свекровь на дачу с собой забрала.

— Слушай, а ты завтра работаешь?

— Слава богу, нет.

— Пойдем на Кинотавр! Кинушку какую-нибудь посмотрим, а? Расслабимся…

— Люсь, хорошая идея! Я последний раз на Кинотавр года три назад ходила.

— Иришку с собой возьмем, а то она опять что-то засмурела.

— Иришку?

— Ты что, против?

— Да нет… Давай возьмем…

Люся стала набирать Иришкин номер, а Наташа задумалась: сказал ли Ирке Женечка про ее тот утренний визит? Она понятия не имела, как смотреть соседке в глаза.

— Ириш, ты сильно занята?

— Да нет, уже.

— Забегай в соседнюю квартиру — у нас здесь военный совет по поводу Кинотавра.

— Здорово вы придумали! Минуты через три буду.

Ира усмехнулась, глядя на мобильник. Для себя она решила, что раз спала, то ничего не слышала, а Женечка ничего не сказал ей о том, что Наташка ломилась. Забыл. Она еще раз просмотрела эскизы, распечатала, выключила компьютер и спокойно отправилась к Натали.

— Привет, девчонки!

— Привет.

Наташка заметно нервничала и заметно это скрывала. Она пристально вглядывалась в Иру и, стоило последней посмотреть на нее, тут же отводила взгляд.

— Наташа!

— Что, Ир?

— Ты чего это мне — глазки, что ли, строишь?

Иркина улыбка выглядела спокойной, чистой, светлой и искренней, и Наташа сделала вывод, что об утреннем ее визите та ни сном, ни духом. Это успокоило, и Наташа стала гораздо меньше нервничать и совсем забыла скрывать.

— Наташ, да что с тобой сегодня? Ты вся дерганная какая-то! — Люся ничего понять не могла.

— Да, Наташ, что-то ты действительно, как не в себе. Ты, случайно, не беременна?

— Нет…

— А ты уверена?

— Конечно, уверена! У меня только вчера месячные закончились.

— А! Ну, все понятно. У меня, когда месячные, я тоже всех порвать готова, — заключила Люся, и к этой теме больше не возвращались.

Игорь Александрович, не демонстрируя заинтересованность, внимательно выслушал отчет Мариночки по поводу Иркиных вопросов о Радном. Ее озабоченность Стасом, положа руку на сердце, не выходила из ряда вон — Ира всегда предпочитала знать максимум о клиенте, тем более, берясь за интерьер. И, тем не менее, Николаев испытал невиданный доселе приступ ревности. Судя по исчерпывающему докладу секретарши и наводящим дополнительным вопросам, о нем Ира даже не заикнулась. Когда-то, совсем недавно, его бы это вовсе не тронуло, да и сам доклад он бы слушал лишь в пол уха и забыл бы через пару минут… Когда-то…

Он и тогда любил только ее, но не мог осознать этого. Все время после «каникул» у Поликарпыча и до сего дня он провел в глубоком раздумье, пытаясь разобраться в себе. Разобрался… Почему он не сделал этого раньше?! Ира обижала его? А он сам? Ведь не просто так она легла в его постель?! А он? А он напропалую рассказывал ей о своих ангелочках. Что должна чувствовать любящая женщина, слыша все это?! Да, но ведь она тоже посвящала его в свои любовные похождения?! А как еще она должна реагировать?! Вполне может быть, что всех этих приключений и не было вовсе! Она просто защищалась от его хамского отношения к ней. Какой он дурак!!! Она боялась ему сама звонить, если это не касалось работы! Неслась к нему по первому его зову! (Далеко не всегда, но об этом И.А. забыл.) А он просто элементарный козел и баран в одном лице!

Отпущенная домой Мариночка давно ушла, а он все сидел и успешно осваивал технику самобичевания. Доведя себя изысканными приемами моральной садомазохистской мастурбации до крайней степени возбуждения, Николаев набрал Иришкин номер. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети», — отрапортовал мобильник дамским голосом. Игорь Александрович тяжело вздохнул, запер офис и отправился бродить — моральных сил, ехать домой, не было.

На трех граций в лице Наташи, Люси и Ирины он наткнулся около Фестивального. В прямом смысле наткнулся, если не сказать врезался. Девчонки дружно хохотали над его рассеянностью, он подхватил их смех и пригласил посидеть где-нибудь.

«Где-нибудем» стала «Эвелина» — кафешка у входа в Ривьеру. Какая-то риэлтерская контора занималась внедрением практики корпоративных вечеринок. Они платили и, соответственно, заказывали музыку в соответствии со своим вкусом. Вкус оставлял желать лучшего, если говорить мягко, а если как есть — гаже некуда. Ира, прикрыв ладонями уши, ностальгически вспоминала запредельные песнопения дома Радного, когда И.А. пригласил ее на танец. «Ах, какая женщина», — взвывал тошнотворный шансон, а И.А. не менее тошнотворно связывал звучащее под подобие музыки подобие поэзии со своими чувствами к Ире.

«Пожалуй, в мире нет ничего более омерзительного, чем влюбленный мужчина. Это ж надо вдруг стать таким идиотом!», — подумала Ира и решила как можно скорее предоставить его заботам сердобольной Наташи.

А сердобольная Наташа тем временем, вследствие ухода Люси в дамскую комнату, осталась наедине с Ириным мобильным. Она, недолго думая, отыскала «Женечка» и с бешено колотящимся сердцем включила дозвон.

— Да, Ира.

— Это не Ира. Ира сейчас очень пикантно виснет на неком Игоре Александровиче, — Наташа отключилась и перевела дух.

А Женечка залился хохотом у себя дома. Мелкие обстоятельства — проказники по своей сути. Они очень любят строить из себя глобальные события в жизни среднестатистического индивида. Только дай им волю, и они, как непослушные дети на попечении неопытного воспитателя, начинают капризничать и баловаться, изводя своими, по сути невинными, выходками. Женечка, отдавая дань своей страсти к приколам, безмерно обожал их. Ему доставляло немыслимое удовольствие играть в затеянные ими игры, но по своим правилам. Он расслаблялся и озорничал вместе с ними, легко переигрывал их наивные мелкие пакости и по-детски наслаждался шалостью.

Ира, стервенея от омерзения, села за стол. Рука легла на мобильник, и он тут же задрожал в ней.

— Алло…

— Ир, постарайся не называть меня.

— Да, Леночка, привет!

— Вы где сейчас?

— Нет, Лен, не дома. В «Эвелине», знаешь, у входа в Ривьеру.

— Долго еще будете?

— Да мы, можно сказать, только пришли. На Кинотавре были.

— Тогда жди. Подыграешь.

— Конечно, конечно. Можешь даже не беспокоиться. Я ж, наверное, завтра целый день просплю.

— Ладно, бывай, Шарапов!

Наташа вся дрожала. Она совсем забыла стереть Женечкин номер из списка исходящих вызовов. Видя ее напряженное лицо, и пока не совсем понимая, что происходит, Ира «представила полный отчет» о прослушанном всеми разговоре:

— Ленка Потапова звонила, моя одноклассница. Я ей пару дисков давала — занести хочет.

Конечно, всего пофамильного списка Ириных бывших одноклассников не мог знать никто, но также, почему-то, все напрочь забыли общеизвестный факт отсутствия у Палладиной каких-либо контактов с вышеупомянутыми.

После коротких дифирамбов всем присутствующим дамам и длинного тоста в честь Ирочки, И.А. снова пригласил ее на танец. Именно в его разгар в зал поступью каменного гостя вошел Женечка с не менее каменным выражением на лице. Наташа увидела его сразу, так как сидела лицом ко входу. Глаза ее округлились в ужасе. Она не помнила, что говорила ему, где они. Она вообще плохо помнила, что именно ему говорила, но раз он здесь… Натали била дрожь пойманной за руку на месте преступления. А Женечка мерной каменной поступью подошел к их столику, поздоровался с улыбочкой и сел. Улыбочка его не предвещала ничего хорошего. Наташа застыла в ужасе, боясь шевельнуться. Люся ничего не понимала, но спинным мозгом почуяла, что почему-то пахнет жареным. Надрывные вопли заказанного доблестными риэлторами медляка смолкли. Ира в сопровождении И.А. подошла к столику.

— Я вижу, ты не скучаешь? — взгляд Женечки, обращенный на Ирину, пылал гневом, слова прозвучали вроде как спокойно, но всем стало ясно, что шекспировский Отелло отдыхает.

— Я не скучаю?! — Ира клокотала возмущением. — Нет, я, конечно, не скучаю, но вот ты что здесь делаешь?

— На тебя посмотреть пришел…

— Да что ты, солнышко мое! Я сама понятия не имела, что забредем сюда, а ты на меня посмотреть пришел!? — Женечка только было открыл рот, но Ира не дала сказать ему ни слова. — Значит, вот так вот! Перевод срочный! Уделить мне время не можешь! Здорово! По кабакам шляешься и еще пытаешься мне тут лапшу на уши повесить!

Наташа сидела, ни жива, ни мертва. Неужели Женечка выдаст ее?! А Женечка сам чуть растерялся. Ира ликовала: подыграть, она подыграла, но повела свою линию, которую Женечка и не подумал предусмотреть.

— Ира! Смени тон, пожалуйста! Ты, кажется, с подругами на Кинотавр собиралась?

— Слушай, дорогой, не переворачивай ситуацию, пожалуйста! Я, конечно, понимаю, что ты не мог ожидать, что мы завалимся поужинать в тот же кабак, в котором ты собрался гульнуть малость…

— Ира!

— Женя! Как ты здесь оказался, а?

— Я же сказал, пришел на тебя посмотреть.

— Ага! Телепат ты мой доморощенный! Сказок мне не рассказывай!

— Хорошо… — (Наташа вся сжалась в комок.) — Сергей таксист позвонил, сказал, что ты в составе веселой толпы заваливаешь в «Эвелину»… — (Наташа перевела дух.)

— И что?

— Ира, скажи, как я должен это понимать?

— Что, понимать!?

— Я захожу, а ты танцуешь…

— А что я, по-твоему, должна на люстре висеть!? Жень, ты что, Игоря Александровича первый раз в жизни видишь!? Ты что, понятия не имеешь, что мы с ним уже тыщу лет, как партнеры!? Девчонки, простите, ради бога, у нас, я так понимаю, тут небольшая разборка… Игорь, извини, пожалуйста… Жень, пойдем, не будем людям настроение портить.

Ира решительно направилась к выходу. Она больше не могла сдерживать хохот и потому оборвала сцену. Только она сама знала, каких усилий стоило выдержать этот решительный твердый шаг, когда хотелось скорее выбежать и дать волю смеху. Женечка сухо извинился и быстро последовал за Ириной, сдерживая аналогичное состояние приступом благодарности.

Они бежали, взявшись за руки, по сверкающим разноцветными огнями аллеям Ривьеры и смеялись, как дети. Прохожие смотрели им вслед — пьяная влюбленная парочка. К этому выводу различные индивиды приходили не сговариваясь.

А в «Эвелине» присутствующие не без любопытства косились на столик, занятый двумя женщинами и немолодым представительным мужчиной. Игра в супружескую сцену пришлась на перерыв у музыкантов и привлекла всеобщее внимание.

— Давно она с ним? — убитым голосом, сам не зная кого, спросил И.А.

— Не знаю… он иногда ночует у нее… — почти беззвучно проговорила Наташа.

— Я ничего не знала… — в пустоту вслух подумала Люся.

Чересчур повышенный общественный интерес стал чрезмерно напрягать, и, быстренько найдя официантку и расплатившись, Игорь Александрович отправил девчонок на такси, а сам вернулся в офис. Лишь часов около пяти утра он нашел в себе силы ехать домой.

Девчонки тоже расползлись не раньше. Только после того, как основательно начистили и отмыли Иришкины кости.

— Жень, знаешь, а мне жаль Игоря. Я ведь понятия не имею, что это на него вдруг нашло.

Они и дома у Женечки еще долго хохотали, но, в конце концов, мирно уселись с чаем в гостиной.

— А меня, Ира, поражаешь ты.

— И чем это?

— Ты удивительно лихо умудряешься все и вся подчинить своей воле, а потом смотришь невинными глазками: «Ой! Что это?».

— Жень, ты постоянно наделяешь меня какими-то сверхъестественными способностями. Я с тобой не спорю не потому, что слепо верю, просто мне лень спорить и, положа руку на сердце, конечно, ощущение себя вроде как избранной приятно щекочет самолюбие. Но я не отношусь к этому серьезно. Вся это истерия по поводу грядущего сверхчеловека, начатая, как принято полагать, в девятнадцатом веке, а по мне так с проповедью христианства и даже задолго до Иисуса, благодатная почва для книжных и киношных бестселлеров и не более того.

— Ира, признайся честно, я когда-нибудь называл тебя избранной?

Ира задумалась.

— Знаешь, самого слова «избранная» из твоих уст, по-моему, действительно не звучало, но то, что ты говоришь мне обо мне и предлагаешь принять как данность, именно это и означает.

— Не-а! Можешь расслабиться и успокоиться — избранной ты не являешься, хотя таковые, конечно, существуют. Нет, Ира, ты не избранная. Ты — избравшая.

— Да?! — Ира усмехнулась. — И что же, по-твоему, я избрала?

— А вот этого, кроме тебя самой, никто не знает.

— Ну почему же «кроме»!? Я тоже, даже не догадываюсь! — эмоции клокотали, но, сделав небольшую паузу, Ира как-то вдруг успокоилась. — Извини… Знаешь, в пору моей ранней юности, тогда еще из глухого подполья, в руки стала попадать всевозможная эзотерическая и оккультная литература. Читали запоем. Интересно было до жути. Потом в какой-то момент удалось повыкидывать весь этот хлам из головы, и жить нормальной жизнью. Тем не менее, ты знаешь, я всегда трепетно относилась ко всему этому, как к части культурного наследия. Да что это я тебе в сотый раз о том же!

— Просто ты изо всех сил пытаешься относиться к этому, как к чисто культурному феномену, а сама все более явственно живешь именно в этой сфере?

— Да.

— Ира, не сопротивляйся самой себе. Точнее, заставь свой мозг… А он действительно твой. Но не ты сама. А потому возьми его под контроль и не позволяй командовать. Заставь свой мозг, в который социум напихал всякой, выгодной ему, всячины, не сопротивляться твоей сути. Впрочем, ты абсолютно права, эзотерические, оккультные, религиозные и прочие иже с ними учения, не более чем культурный феномен, но не на пустом месте. Представь, будто один с рождения слепой рассказывает с глубокомысленной уверенностью другому такому же о том, как выглядит, к примеру, автомобиль, и рассуждает о функциях зрения вообще. Притом происходит это в бог знает каком поколении незрячих, никогда не общавшихся непосредственно с людьми наделенными зрением. Ты знаешь, умеешь и делаешь очень многое из запредельного для человека, но твой мозг отказывается констатировать сие как факты. Смирись пока с этим и просто принимай, не позволяя мозгу дискутировать с тобой на эту тему, и со временем он научится вполне сносно обрабатывать эту информацию.

— Ладно, бог с ним со всем. Что с бедным Игорем Александровичем делать? Чай не совсем чужой!

— Найди момент, который повернул его, а потом создай ситуацию, которая поможет ему возвратиться в исходное положение.

— Спасибо за исчерпывающую инструкцию! — съязвила Ира.

— Ирка! Не вредничай! Все ты прекрасно знаешь, кстати, и без моих инструкций и сделаешь именно то, что нужно, в лучшем виде.

Ира долго сидела задумавшись. Женечка не мешал.

— Жень, пойдем спать.

— Как скажешь.

Утром их разбудило tutti проливного дождя, раскатов грома и визгов автомобильных сигнализаций во дворе. Небо пылало молниями, причудливо переливающимися в сплошном водном потоке.

— Ир, домой очень хочешь?

Ира критически посмотрела на окно и задумчиво ответила:

— Да не так чтобы совсем уж…

— Тогда валяйся, а я пойду, сооружу чего-нибудь на завтрак.

Утро — самое коварное время суток во всех отношениях. В частности, если проводишь ночь в объятиях представителя противоположного пола. Под крики петухов рассеиваются не только злые чары — именно утром заканчивается сказка, именно утром, а не тогда, когда часы бьют двенадцать, наступает эффект Золушки. Поэтому Ира всегда, едва приведя себя в порядок после жарких объятий, без всяких объяснений исчезала. И совершенно неважно, мимолетное приключение то было или более долгосрочные романтические отношения.

Именно поэтому она никогда не устраивала свиданий у себя дома — уйти самой всегда проще. Женечка в этом отношении являлся полным исключением. Да, собственно, между ними никогда и не было романтики. Любовной романтики. Она доверялась ему в абсолютно любом виде, хоть «во всей красе», хоть в «лохмотьях, с мышами вместо лошадей и тыквой вместо кареты». Он — друг, он — свой. Как и многое другое в отношениях с Женечкой, этого Ира тоже раньше не замечала и задумалась об этом только сейчас.

Она вспоминала, как они впервые оказались в одной постели. Тогда она еще работала в офисе Николаева. Как-то отключили свет, и именно в этот момент пожаловал Женечка с очень срочным заказом. Собственным компьютером Ира еще ни обзавелась, так что работать пришлось у Женечки дома. Засиделись допоздна. Ночью полил дождь — прям как сейчас. «Оставайся», — просто сказал Женечка, и она просто осталась. Он размял ей затекшую шею и плечи, и она не заметила, как уснула, а утром ее мягко вывели из остатков дремы его ласки. Окончательно она пришла в себя только в ванной, куда он отнес ее. Ей уже почти стало как-то не по себе, но именно в этот момент он зашел, завернул ее, как ребенка, в огромное махровое полотенце и принес в гостиную. Он сразу завел серьезный разговор по их совместной работе, и Ирина тут же оказалась «в своей тарелке». А потом он попросил ее набросать прикидочный эскизик по только что обсужденному, сказав, что ему нужно отлучиться на часок, а может и другой. Он тут же ушел, а Ира успела окончательно привести себя в порядок, думая о предстоящей работе, и к его возвращению на рабочем столе компьютера красовался новый файл с почеркушками.

— Палладина! Предложение «поваляться» не означало «уснуть по-новой»!

— А я и не сплю, — сказала Ира, открывая глаза.

Женечка сидел рядом на кровати и смеялся. Ира аж вздрогнула от неожиданности. Женечка веселился от души:

— Да, да, да, ты абсолютно точно всегда знаешь, когда спишь, а когда — нет. Я это сразу заметил!

— Издеваешься?

— Ага! Ладно, вставай, давай!

Как только Ира оказалась в гостиной, Женечка сразу очень оживленно завел разговор о ее работе.

— Женька! Издеваешься?

— Ты о чем? — уморительно изобразил «саму невинность» Женечка.

— О том, что тебе известно по поводу моих полусонных воспоминаний.

— Ну, на счет «ПОЛУсонных» — это ты зря, конечно… — Женечка улыбнулся на зависть Чеширскому коту.

— Так значит, издеваешься!

— Ага! Знаешь, у меня со вчерашнего вечера не прекращается интенсивная выработка гормона радостной гадостности.

— Заметно… — серьезно сказала Ира, а потом рассмеялась, а потом вновь стала серьезной. — Да… бедный Игорь.

— Ир, и чем же он такой бедный, что ты его так самозабвенно жалеешь?

— Да нет, он, конечно, не бедный, но знаешь, я с ним всегда поступала далеко не самым лучшим образом, а ведь, если честно, я очень многим обязана ему.

— И чем же, например?

— Он, по сути, вытащил меня из нищеты.

— Да ты что?! Правда?! Ира, ты для него в первую очередь всегда была частью бизнеса, пусть не основной, но довольно значительной. Разве не так?

— Так. Но если бы не он, я вряд ли смогла бы…

— Ира, ты в любом случае смогла бы. Ты поставила для себя определенную цель, а он явился лишь средством к ее реализации.

— Жень, в любом случае, он помогал мне, а я его всегда лишь использовала: то в качестве менеджера, то в качестве постельной принадлежности. Знаешь, мне всегда было наплевать на него, да и сейчас точно так же, но мне стыдно. Понимаешь, так нельзя относиться к людям. В конце концов, он меня ведь и с Аристархом Поликарповичем познакомил, и с Радным…

— Браво, Палладина! Нашла для меня аргумент! Точнее, для себя, потому что тебе, видите ли, стыдно, но, тем не менее, все равно глубоко наплевать на тяжкую участь несчастного Игорька. Ты испытываешь угрызения совести, точнее, считаешь, что должна их испытывать, и всеми силами ищешь убедительный для себя повод пострадать над горестями ближнего.

— Ты — циник!

— А ты — бессовестная врушка! Ирка, нет ничего более бессмысленного, вредного и бесполезного, чем обманывать саму себя. На самом деле, тебя всего лишь напрягает ни к селу, ни к городу вспыхнувшая дурацкая страсть по твоей персоне этого Игоря Александровича. Он — необходимая тебе бытовая утилитарная вещь, и твои требования к нему вполне соответствуют этому. Представь, если б, к примеру, твой диван воспылал к тебе такой же страстью? Неудобства от этого мало чем отличались бы. Вот только в твоем воспитанном социумом мозгу диван и человек стоят на разных иерархических ступенях, вследствие чего, по отношению к Игорьку угрызения совести предусмотрены, а по отношению к дивану — нет. Но суть от этого не меняется, и вместо того, чтобы усиленно выморачивать из своей совести угрызения, лучше без лишних душещипательностей найди выход из положения.

— Жень, как?

— Во-первых, плюнь на навязанную тебе извне необходимость сострадания ближнему, выкинь из себя все псевдоценности и бредовые идеи морали, осознай и прими свое истинное отношение к происходящему. Во-вторых, разберись, чего ты действительно хочешь. И, в-третьих — действуй. Как? Тебе доступно творчество — воспользуйся той же схемой. Кстати о творчестве, ты Генкины фотки смотрела?

— Не-а.

— Молодец! Давай, дуй к компьютеру, а то меня уважаемый господин Логинов уже достал.

«Несколько» Генкиных фоток поместились «всего» в пятнадцати письмах — по десять в каждом, то есть, добрых сто пятьдесят штук. Ира только скачивала их больше часа.

— Ир, не мучайся — распечатай! — сказал Женечка, глядя, как она удрученно листает просмотрщик.

— Тебе тонера и бумаги не жалко?

— Для тебя с Генкой — нет, — ответил он, сам поставил на печать и уволок Иришку из кабинета обратно в гостиную.

Дождь лил как из ведра, ветер не давал открыть окна, а от добротных раскатов грома, машины во дворе вопили как ненормальные. Женечка задумчиво смотрел в окно:

— Люблю разбушевавшуюся стихию. После глобальной встряски всегда хоть что-то, но меняется, — он повернулся лицом к Ире. — Кстати, ты мне толком ничего не рассказала, что там у тебя с дачей Радного?

— Я сделала прикидочные эскизы. Дому они понравились, но я все равно хочу их на время отложить, а потом глянуть свежим глазом.

— Ира, а что значит «дому они понравились»?

— Знаешь, он улыбался, довольно хмыкал, урчал, и столько всего мне спел, пока я мерила.

— Ирка, ты в своем уме? Дом — это недвижимое имущество, инженерное сооружение из продукции железобетонного или кирпичного завода. Ира, дом — предмет неодушевленный! Он не может ни петь, ни улыбаться, ни хмыкать, ни урчать. Он в самом принципе не может воспринимать что-либо и испытывать от этого какие-либо эмоции.

— Жень, кто бы говорил!

Ира завелась с пол-оборота и прочла Женечке целую лекцию по поводу информационного поля, окружающего предметы вроде как неодушевленные. Женечка хохотал от души, Ира поняла, что он намеренно спровоцировал ее на это выплеск, но остановиться не могла.

— В конце концов, даже человеческое тело, в конечном итоге, предмет тоже неодушевленный и, когда прекращаются в нем определенные процессы, это становится налицо. В конце концов, все на Земле, и не только на ней, всего лишь определенные атомы в определенном порядке и, тем не менее, всё, абсолютно всё наделено энергией, которая определяет этот самый порядок. Абсолютно всё несет в себе информационный и эмоциональный заряд и способно принимать такие заряды и передавать их.

— Ирка! И ты меня еще обвиняешь в том, что это я наделяю тебя какими-то сверхъестественными способностями! Тащу силой в сферу эзотерики и оккультизма! Да ты ведь только что продемонстрировала мне, да и себе тоже, что ты сама воплощенная мисс мистика!

— Да и … с ним! — Ира не могла не согласиться с очевидным и на все махнула рукой и в прямом, и в более широком смысле. — Жень, хочу под дождь…

— Идем…

Вода с неба лилась сплошным потоком. Ветер крутил и ломал деревья. На улицах было почти пусто. Промокшие до нитки в первую же минуту, Ира с Женечкой быстрым шагом, почти бегом, неслись к Ривьерскому пляжу.

Огромные волны накатывали на берег. Ира, на бегу скинув с себя всю одежду, кинулась в бурлящее море. Женечка последовал за ней. Разбушевавшаяся водная стихия жадно схватила добровольную жертву безрассудства. Она трепала и крутила, то глотая, то вновь выплевывая два отдавшихся на ее милость тела и, в конце концов, выбросила их на берег.

В ссадинах и синяках, откашливаясь и едва переводя дух под потоками воды с неба, они довольные лежали на мокрых камнях. Женечка подполз ближе к Ире, обнял ее и стал жадно ласкать. Заключительные аккорды их близости слились с гулом, приближавшимся со стороны моря — к устью Сочинки стремительно скользил смерч.

Они вскочили на ноги и, едва собрав разбросанную по пляжу одежду, кинулись к опорной стене «Кавказской Ривьеры». Женечка крепко держал Иру в своих объятьях, буквально вдавившись в рукотворную скалу. Молнии непрерывно разрывали небо со всех сторон. Грозно гудящий столб неумолимо приближался и вскорости вошел в русло реки. Ветер швырял и громил все вокруг. Промокшая одежда с трудом вернулась на тело. Ира с Женечкой буквально взлетели по лестнице и не заметили, как очутились над Сочинкой в районе Ривьеры. Водного столба смерча больше не было видно, а река росла на глазах, пробилась сквозь парапет и стала затапливать тротуары по обе стороны.

Как они оказались у Женечки дома, Ира помнила очень смутно. Напившись горячего чаю из трав вприкуску с медом в сотах, она забралась с ногами на диван и внимательно просматривала фотоснимки, присланные Генкой.

— Ну что?

— Сложно сказать… Идей пока никаких. Знаешь, я, пожалуй, займусь вплотную твоей книгой, по ходу доведу до ума дачу Радного, а на это великолепие буду периодически поглядывать — может, и рожу чего.

— Отрадно слышать, что мой скромный труд в Ваших, госпожа Палладина, планах стоит под номером один, но с чего бы это, а?

— Есть у меня подозрение, господин Гаров, что в вашем скромном труде я найду исчерпывающие ответы на свои вопросы по поводу поющих домов, а заодно и по поводу скрытых особенностей бытовых изысков первобытных племен.

— Ну вот, госпожа Палладина, и Вы начинаете знать то, что знаете, а не только то, что передали Вам физиологические органы чувств.

К вечеру стихийное бедствие в виде «тропического ливня», урагана, смерча и наводнения благополучно завершилось. Просто кого-то в «небесной канцелярии» сие светопреставление порядком утомило, и послушный ветер в два счета разметал черно-сизые тучи. Их рваные куски еще виднелись где-то далеко в горах и по сторонам, а горизонт над морем был уже чистый, и «зализывающий раны» мокрый город утонул в ярких предзакатных лучах умытого солнца.

Ира до краев наполненная стихиями всех мастей и оттенков, в еще чуть влажноватой одежде и с целой кипой распечатанных Генкиных фотоснимков, на вызванном Женечкой такси ехала домой.

Здорово, когда происходят встряски и что-то меняется. Главное — суметь очень точно выбрать волну, самый ее гребень и направить изменения в нужном направлении. Тогда девятый вал обязательно вынесет к желанному заветному берегу.

Ира по дороге заехала в «Магнит» и накупила себе всяких вкусностей в виде глазированных сырков, суфле «От Рузанны» и печенья с корицей, а у мужественно выплывших со своими дачными корзинами бабулек — черешни, клубники и шелковицы. Немного подумав, она заглянула в небольшой ларечек, хозяин которого занимался жаркой цыплят и прочей всячины, и купила пару шпажек шашлыка, вернулась к бабулькам и взяла еще огурцов и помидоров на салат.

К счастью, за соседней дверью царила тишина, и Ира спокойно взялась за воплощение в жизнь персонального «пира на весь мир», а заодно стала приводить в порядок долгосрочные планы.

Итак, Генка финансирует расширение производства Радного под будущую линию мебели, на разработку которой у нее есть, если учесть замечания Радного и собственные прикидки, что-то около полугода. Год у нее есть на доведение до ума дома на 73 километре. И на свою книгу Женечка ей тоже дал год. Благодаря уже сданной в производство разработанной ею коллекции, средств к существованию у нее больше чем достаточно — Радный не поскупился и это еще мягко сказано. К тому же, начало работ по даче, тоже связано с хорошим финансированием — так что брать еще заказы, нет необходимости. Таким образом, хорошо все распланировав, можно работать спокойно, то есть с чувством, с толком, с расстановкой.

На данный момент прикидка по дому Радного уже сделана и вылеживается. С Генкиными материалами Ира ознакомилась, и процесс осознания пошел. Действительно, спонтанное решение погрузиться в чтение Женечкиного труда — самое правильное и своевременное.

Запел мобильник, возвещая, что ее домогается Игорь Александрович. Ира не ответила, но задумалась. Действительно, никакого чувства сострадания к нему, на самом деле, она не испытывала, и необходимости в его пылкости тоже не ощущала. Пожалуй, это был единственный досадно диссонирующий момент в так удачно сложившихся обстоятельствах. Конечно, можно было с определенной периодичностью просто посылать его куда подальше, пока он окончательно не остынет, но Иру такая перспектива абсолютно не радовала. Обманывать себя ложным состраданием это действительно хуже некуда — Женечка прав. Ира представила, что ждало б ее на сем пути: бесконечные ненужные встречи, длинные нудные объяснения из пустого в порожнее, изнуряющие угрызения совести и т. д., и т. п. И так до бесконечности с немыслимой затратой сил в никуда. Иру Игорь Александрович в его прежнем состоянии всегда очень устраивал. Что ж, надо найти точку отсчета, перевернувшую его восприятие, и постараться вернуть в исходное положение.

Ира с миской ягод устроилась на диване и вдруг ясно очутилась в снежной ночи между Игорем Александровичем и Аристархом Поликарповичем в доме последнего.

— А почему бы ему к Поликарпычу своему не съездить? — сказала она вслух и погрузилась в чтение Женечкиного труда.

Игорь Александрович всю стихию проспал тяжелым сном и проснулся только под вечер с дикой головной болью и гадким состоянием на душе. Он кое-как привел себя в порядок и выпил таблетку анальгина. Минут через двадцать головная боль отпустила, но состояние все равно оставалось мерзопакостное. Он понимал, что после всего звонить Палладиной, идея, мягко говоря, плохая, но ничего с собой поделать не мог — видеть, или хотя бы слышать ее хотелось до жути. Игорь Александрович, будучи готовым ко всему и ни на что не надеясь, набрал Иришкин номер. Она не ответила. Выкурив три сигареты подряд, Игорь, сам не зная почему, позвонил Мариночке и попросил заехать к нему.

Мариночка нарисовалась почти мгновенно, по крайней мере, ему так показалось. Она щебетала без умолка, выкладывая все новости стихийного бедствия, обрушившегося на город, пока он не заткнул ей рот поцелуем.

Мариночка слегка опешила от неожиданности. Хоть ее трудоустройство и состоялось в постели, но это было в далеком полузабытом прошлом, и уже давно сам Игорь Александрович ее интимными услугами не пользовался. Легкий шок от внезапного поворота событий прошел быстро, тем более что босс пылал такой неистовой страстью, какой офис-менеджеру, даже с ее стажем, испытывать в отношении себя еще не доводилось.

После бурной оргии, едва придя в себя, Игорь попросил заказать ему билет до Самары на самое ближайшее время и уже хотел было ненавязчиво выпроводить свою секретаршу, но передумал. Остаться одному казалось невыносимым.

Мариночка «села на телефон» и вскоре сообщила дату и время отъезда Игоря Александровича, о чем последний незамедлительно известил очень сему обрадовавшегося Аристарха Поликарповича.

Оказалось, что Аристарх Поликарпович не просто будет очень рад видеть у себя «Игорешу», а даже собирался сам позвать его, так как тут образовались очень неотложные проблемы, которые только «Игореша» и способен уладить.

Ира, периодически закидывая в рот горсть ягод, углубилась в чтение Женечкиной книги. Судя по содержанию «Введения», работа была посвящена суевериям и приметам, а намеченный территориально-временной охват успешно соперничал с «Золотой ветвью» Фрэзера. На 28-й странице появился кусок, набранный курсивом со сноской: «Здесь и далее текст, выделенный курсивом, для публикации не предназначен. Только для тебя, Ира». Ира, бегло просмотрев распечатку, поняла, что курсива на протяжении всего труда гораздо больше половины.

— Что ж, нормальный шрифт издадим, как есть, а курсив нарисуем, — произнесла она вслух.

— Хорошая идея, — услышала она Женечкин голос у самого уха и подняла глаза. В комнате никого не было.

— Кажется, пора баиньки…

Наутро она вновь села с книгой, начав чтение с самого начала. Это действительно было монументальное научное исследование целого комплекса ныне действующих и несколько подзабытых народных примет и поверий, суеверных убеждений и предрассудков чуть ли не всех времен и народов с выявлением корней их возникновения и причин тотальной живучести для действующих, а для полузабытых — причин отмирания. Текст, набранный нормальным шрифтом, содержал кучу сносок со ссылками на всевозможные (компетентные и не очень) источники. В курсивных разделах сносок не было (не считая самой первой о назначении данных вставок). Во-первых, их содержание касалось личного Женечкиного многовекового опыта, не подтвержденного научными исследованиями вследствие отсутствия источников в виде хоть каких-то свидетельств. Во-вторых, выделенное повествование включало комментарии, пояснения и выводы, абсурдные с точки зрения официальной науки. В целом, в отрывках, напечатанных курсивом, отражался истинный Женечкин взгляд на освещаемые вопросы. В чем-то он подтверждал свои же «официальные» утверждения, в чем-то дополнял, а в чем-то и полностью опровергал, ехидно посмеиваясь над «необходимостью соблюдать приличия в приличном обществе».

Ира «глотала» страницу за страницей. Женечкин язык всегда отличался легкостью и грациозностью, несмотря на обилие специальных терминов — они ненавязчиво пояснялись прямо в тексте, исключая необходимость лезть в толковый или энциклопедический словарь.

Ближе к обеду в дверь кто-то несмело поскрёбся. Ира открыла.

— Ой, Люсь, привет!

— Ир, что-то я до Наташи дозвониться не могу…

— Так она ж сегодня вроде на работе. Заходи.

— А… а ты одна?

— Конечно, одна. С кем мне быть-то? Лешка еще сессию сдает, — Люся все равно стояла в непонятной для Иры нерешительности. — Да одна я, одна, заходи!

Люся, не переставая озираться с опаской, вошла.

— Ну как у вас там, всё нормально? — спросила Люся, присаживаясь на самый краешек табурета.

— В смысле?

— Ты знаешь, он такой вошел, я думала, сейчас убьет тебя.

— Кто?

— Ну как кто? Этот, твой, Женя, что ли…

Ира никак не могла понять, о чем это Люся, и вопросительно смотрела на нее.

— Игорь Александрович тоже сильно за тебя переживал.

— А! Так ты о Женечке? Так он такой же мой, как и твой. Мы друзья с ним, как и с Игорем. Работаем вместе.

— Правда? Но он так влетел!

— Да это мы прикалывались просто — сценку для Игоря разыграли, а то у него что-то крыша последнее время поехала.

— Как?! А Наташа говорила, что он, ну этот Женечка, ночевал у тебя…

— Люсь, я, по-твоему, что, не женщина? Вот ты, к примеру, с мужем спишь?

— Ну да… конечно…

— А вот у меня мужа нет, и поэтому приходится использовать периодически друзей мужского пола по их прямому половому назначению.

— Ира, так тебе замуж надо выйти!

— Люсь, мне — не надо. Мне — одной хорошо. Я просыпаться одна люблю. Женечка вообще единственный, кого я хоть как-то поутру рядом с собой воспринимаю.

— Так и выходи за него!

— Люсь, зачем?

— Ну, знаешь, Ир, так положено, чтобы женщина замужем была, детей растила…

— Люсенька, сына я, считай, уже вырастила, а замуж я не хочу. Делать мне там нечего.

— Так лучше, по-твоему, что, вот так вот? По мужикам шаландаться?

— Ты знаешь — да. Мне, по крайней мере, так больше нравится.

— Ой, Ирочка, с такими взглядами плохо ты кончишь!

— Знаешь, кончаю я очень хорошо, притом всегда и по нескольку раз, — Люся от такой дерзкой Иркиной заявки вся залилась краской. — Люсь, признайся честно, я тебе когда-нибудь говорила, что надо жить так же, как я?

— Нет…

— А почему же ты мне сейчас говоришь, что я должна жить так же, как ты? — Люся не находила, что ответить, и Ира, чуть помолчав, продолжила. — Вот ты замужем, тебе там хорошо, тебе нравится — ну и живи так! А вот мне нравится одной. И еще мне нравится быть с мужчиной только тогда, когда я этого хочу и только с тем, кого я в данный момент хочу. Я так живу. Мне так хорошо. Тебя данный образ жизни не прельщает, и ты живешь по-другому. Или, может быть, наоборот, очень даже прельщает? И ты требуешь от меня, чтобы я жила так же, как ты, лишь для того, чтобы тебе не было обидно за себя? Обидно, что духу не хватает сломать к чертовой матери все, и жить так, как хочется, а?

— Ира, ну не по-людски это!

— А что по-людски? Раздвигать ноги по первому требованию опостылевшего мужика на том лишь основании, что ты когда-то сходила с ним в ЗАГС? При этом, чтобы почувствовать хоть что-то, отчаянно представлять на его месте другого самца? Это ты считаешь образцом семейного счастья, благочестия и верности?

Видимо, не желая того, Ира попала «не в бровь, а в глаз», так как Люся разрыдалась.

— Люсенька, прости, ну не хотела я тебя обидеть!

«Люсенька» не унималась, а Ира, мягко говоря, не испытывала ни малейшего восторга от ее навзрыдных воплей. И тут ей в голову пришла очень занимательная идейка: а что, если попробовать «повернуть» Люську! Ира несколько раз попыталась завести разговор на другую тему — нет, не то. Она судорожно думала, что сделать, и вдруг поняла, что делает полностью противоположное необходимому. Ира резко остановила бурный поток мозговой деятельности. Ее тело захотело потянуться и зевнуть, что она с превеликим удовольствием позволила ему, после чего спокойно встала к плите изготавливать новую порцию кофе. На какое-то время Иришка полностью выпала из пространства и времени.

— Ирка, ну ты и растяпа! — раздался вопль пришедшей в себя Люси, притом, пришедшей в себя как раз вовремя для того, чтобы перехватить на полпути сбегающий от Иришки кофе.

— Ой, блин! — Ира быстро выключила уже потушенную конфорку. — Прости, что-то задумалась, — соврала она.

Маневр удался, притом как нельзя лучше. Люся не просто забыла о факте тотального саможаления: на ее лице не осталось даже следа от безутешных рыданий. Ира ликовала, а с Люсей, как ни в чем не бывало, обсудила рецепт яблочного пирога (очень актуальная тема в уже начинающемся сезоне как всегда грандиозного переизбытка ранних яблок с дачи); успехи детей в учебе (очень актуальная тема в преддверии окончания сессии и учебного года) и последние тенденции в моде (а именно, где положено находиться поясу — на талии или на бедрах). Добрососедские переговоры не заняли более часа, и довольная Люся, без каких-либо усилий со стороны Иры, как только вышел отведенный на расслабуху срок, убралась восвояси.

Чем-то еще не до конца понятным себе самой, Ира чувствовала, что лучше, чтобы Женечка не знал, что она сейчас полностью осознанно и намеренно проделала. Однако не секрет, что стоит ей закрыться, как он тут же запаникует, а этого тоже лучше не допускать. Ира вернулась к книге. Она спряталась за ее внимательным вдумчивым чтением. Действительно полностью погрузилась в Женечкин труд, но при этом постепенно очень отчетливо нащупала в себе то нечто, с помощью которого ей удалось повернуть Люсю. Ира поняла, что она умела и делала это всегда, но до недавнего времени лишь неосознанно. А вот теперь еще и пытается запутать Женечку. Интересно, получится ли? А ведь и в двух измерениях сразу она тоже находилась не впервые, но опять-таки раньше ей не приходилось фиксировать подобное состояние сознанием. А что Женечка? Ира сосредоточилась на нем.

Женечка сидел в плотно зашторенной гостиной. На журнальном столике горели две восковые свечи. Он думал о Гиале. Ира ясно увидела картины, всплывающие перед его мысленным взором. Он даже не заметил ее вторжения. Ире стало не по себе, оттого что ее так беспардонно занесло в его до крайней степени сугубо личные переживания, и она поспешила вернуться.

Щемящее чувство бессилия не отпускало. Она готова была на все, если б могла сделать хоть что-то, чтобы вернуть Женечке его Гиалу. Юную и влюбленную. Она откуда-то знала, что за всю бесконечно долгую Женечкину жизнь у него это было единственное переживание такого рода. Влюблялся он, конечно, бесчисленное количество раз и хранил всех своих возлюбленных в своей безграничной памяти, как теплые, добрые, с немного щемящей светлой грустью эпизоды, но Гиала стала для него чем-то иным, его половиной… Нет, не верно… И Женечка, и Гиала — это целостные существа, но созданные быть вместе. Почему же Женечка считает это своей слабостью? Впрочем, Ира сама довольно скептически относится к так называемым пылким чувствам. Но ведь это явно что-то другое. Женечка сам говорил об этом. Может, он чего-то не доглядел в Гиале? А заодно и в себе… Ира чувствовала, что это именно так, но как именно и почему, уловить пока не могла.

— Я не знаю, что я сделаю, но я сделаю так, что они будут вместе! Не сейчас, и, наверное, вообще не скоро, но будут! — сказала сама себе Ира.

Она вновь погрузилась в чтение и вновь разделилась на две части, одна из которых внимательно и вдумчиво читала напоказ Женечке, а вторая — упорной ощупью искала потайные управляющие нити, соединяющие Мир с нею.

Запел мобильник. К своему удивлению Ира обнаружила, что уже утро, что она только что проснулась, а уснула, не раздеваясь и не стеля постели, с распечаткой в руках.

— Ирчик! Я надеюсь, ты дома?

— Генка! Привет!

— Так ты дома или как?

— Дома, конечно! Где ж мне быть-то в такую рань?

— Рань?! Так значит, я тебя разбудил?

— Есть немного…

— Хорошо, тогда не спешу.

— Ты в Сочи?

— Истинно!

— Генка, так ты сейчас ко мне приедешь?

— А ты хочешь?

— Конечно, хочу!

— Меня!

— Генка! Провокатор!

— Ну вот! Ты меня не хочешь! А ведь я тайно влюблен в тебя!

— Генка! От твоего предельно надрывного пафоса у меня в квартире аж стены дрожат.

— Ну хоть что-то у тебя дрожит от моего предельно надрывного пафоса!

— Генка, так ты ко мне приедешь сейчас?

— Приеду, но не совсем сейчас. Надо же дать тебе время для утреннего моциона!

— Генка! Я тебя жду!

— Не жди, а приводи себя в порядок, соня, а как будешь готова — звони.

— Договорились!

Ира весело швырнула мобильник на книжный шкаф и вприпрыжку понеслась в ванную. Минут через десять вышла оттуда, не вытираясь, нацепила шортики с майкой и набрала Генкин телефон.

— Геночка, я тебя жду.

— Не жди. Дверь открывай.

Ира машинально подчинилась и, не отключая телефона, открыла дверь.

— Привет! — сказал Генка одновременно и в трубке, и стоя прямо перед ней.

— Генка?!

— А кого ты рассчитывала увидеть за дверью, а? И вообще, выключи мобильник — я тебя и так неплохо слышу.

— Генка! Ты что, за дверью, что ли, сидел?

— Нет. За дверью я не сидел. Я там стоял.

— Геночка! — на лице Иры отразилось сочувствие и чувство вины.

— И вообще, я не пойму: чего это ты вся такая мокрая? Я ж сказал: как будешь полностью готова, так и звони!

— Геночка! Я ж думала, что позвоню, и пока ты доедешь, успею высушиться и что-нибудь приготовить. Я ж не знала, что ты под дверью маешься!

— Так! Хватит меня своей жалостью изводить! Иди и приводи себя в порядок.

Приведение себя в порядок заняло не более трех-пяти минут, но, когда Ира зашла на свою собственную кухню, она с трудом узнала последнюю. Стол украшал невесть откуда взявшийся букет полевых ромашек. Совершенно незнакомые кофейные чашечки причудливой формы излучали тоненькие струйки голубоватой дымки. А в не менее затейливых десертных вазочках соблазнительно красовались всех мыслимых и не мыслимых оттенков янтаря экзотические и не очень экзотические сухофрукты.

— Генка! Ты — волшебник!

— Впечатляет?

— Не то слово!

— Я рад. Только волшебство здесь ни при чем — торбы и авоськи чуть дольше помаялись за дверью, вот и весь фокус. А это все тебе, Палладина, — сказал он, обводя стол руками.

Ира восхищенно осматривала гостинцы с подарками. Ваза, в которой стояли ромашки, тоже оказалась весьма причудливой, просто она ее не сразу заметила.

— Кофе испробуй — он тоже появился у тебя только вместе со мной.

— Испробую, испробую!

Ира уселась за стол. Ее давешний банкет в честь себя любимой продолжился, только если намедни она сама себя баловала чем «Магнит» послал, то сегодняшнее послание а'ля Генка оказалось воистину божественным.

— Итак, Ирина свет Борисовна, о Вашей жизни в моем более длительном, чем предполагалось, отсутствии, я осведомлен полностью, или почти полностью, но в любом случае для меня вполне исчерпывающе. Показывай!

— Что именно?

— Во-первых — живопись.

— Как скажешь…

Ира направилась в комнату, Генка последовал за ней. Он не в пример своему прошлому знакомству с Ириным творчеством, посвятил каждой ее работе гигантское количество времени — Ира даже начала скучать, но не торопила его.

— По-ку-па-ю… Покупаю все!

— Не продается.

— Ирка! Ведь поваляются-поваляются здесь, и все равно в салон оттащишь. А оттуда по всем российским, а может и не только российским, весям растянут. Так и потеряется все. А коли я скупать буду, так когда-нибудь и выставку тебе персональную где-нибудь в приличном месте устроим.

— Ну вот! Сразу нравоучительные лекции читать! Да я их все подарю тебе, раз приглянулись.

— Так не пойдет, госпожа Палладина. Вы мне нужны сытой и не обремененной думами о презренном металле, то бишь заменяющей его нынче резаной бумаге особой выделки. Так что… У тебя, надеюсь, счет в банке какой-никакой есть?

— Ген! С резаной бумагой особой выделки как наличной, так и виртуальной у меня все в порядке — Станислав Андреевич не обидел и в дальнейшем обижать, вроде, не собирается.

— Стас — мужик правильный, и в нем я не сомневаюсь, но это другая история. А сейчас врубай комп и номер счета — на бочку!

— Генка! Тебе я свои работы могу только подарить.

— Госпожа Палладина! Сопротивление бесполезно! Ирчик, я серьезно. Не обижай старого друга! И на будущее запомни: все, что ты сотворишь у мольберта, я скупаю на корню. Договорились? — произнося свою тираду, Генка сам включил Иришкин компьютер. — Ага! Денег навалом! Денег навалом! А доступ в интернет по причине отсутствия финансирования, сдох, а если выразится прилично — безвременно почил.

— Генка, да я оплатить просто вовремя забыла.

— Не оправдывайся. О твоей памяти девичьей наслышаны мы. Лучше колись, каким макаром ты это делаешь.

— В центральном офисе.

— О боже! Воистину пещерная дама! Змий допотопный! Нет, цивилизация и ты вещи явно никак не совместимые! Ладно, сейчас разберемся. А пока идем еще кофеину глотнем.

Генка сам сварил свой чудо-кофе, привезенный незнамо откуда, налил себе и Ирине и принялся терзать свой мобильник непонятными для Иры манипуляциями. В итоге через полчаса доступ в сеть открылся и Генка вновь потребовал от Иры реквизиты ее счета в банке. Ира сдалась.

— Сколько я тебе должен?

— Я считаю, что нисколько.

— Ладно. Значит, цену я определю сам. Потом не обижайся — договорились?

— Договорились, — выдохнула побежденная Ирина и ушла на кухню смаковать очередной янтарный кусочек то ли манго, то ли папайи.

— Все, Ирчик! — торжественно крикнул Генка, торжественно клацнув «Enter». — Теперь я — владелец твоих потрясающих шедевров, — добавил он и собственной персоной материализовался на кухне.

— Генка, вот ты говоришь, что обо мне знаешь все, а я о твоих делах, можно сказать, не осведомлена совершенно, но, однако, мне известно о твоей более чем плодотворной встрече с Радным.

— Информация верная, и я догадываюсь, к чему ты клонишь, а раз так — показывай теперь эскизы Стасова сочинского имения.

— Нет. Не покажу. Пока. Расскажи мне о Радном.

— Нет. Не расскажу. Пока.

— Генка! Не передразнивай меня и не капризничай! Это очень важно для моей работы. Понимаешь, от него самого добиться чего-либо не представляется возможным, а сведения, полученные всеми, доступными мне способами, скудны до безобразия. Никто не знает о нем ничего вразумительного.

— А с чего ты решила, будто я должен знать нечто более вразумительное, чем все остальные?

— Генка, ты людей нутром чувствуешь.

— Спасибо за комплимент. Но скажи, Ирчик, как сама-то к нему относишься?

— Если честно, то была бы просто счастлива к нему вообще никак не относиться.

— Насколько я припоминаю, тебя невозможно заставить делать то, что ты не хочешь и общаться с тем, с кем не желаешь, и, тем не менее, со Стасом ты работаешь, да еще и как с юридическим, и как с физическим лицом, если выражаться протокольно.

— Знаешь, когда тебе дают возможность безграничного самовыражения в области, о которой мечтаешь, то можно очень ко многим не совсем приятным факторам относиться вполне терпимо.

— Ирчик, а теперь повтори первую часть своей фразы.

Ира отвела взгляд, сосредоточившись, но не могла вспомнить то, что только что сама сформулировала.

— Хорошо, я частично процитирую Вас, уважаемая госпожа Палладина: «…дают возможность безграничного самовыражения…», — так ты, кажется, сказала?

— Да, это именно то, ради чего…

— Стоп, стоп, стоп! Неважно, что ты говорила дальше. Ира, тебе Стас дал возможность безграничного самовыражения, так на кой ляд тогда для работы с ним тебе нужна какая-либо информация о нем, а?

— Но…

— Никаких «но»! Работая с тобой, — и как руководитель фирмы, и как частное лицо — он хочет, чтобы ты выразила СЕБЯ, СВОЮ суть, свою СОБСТВЕННУЮ, а не его.

— Ген! В работе над мебельными линиями, скорее всего, так и есть, но когда человек заказывает то, как будет выглядеть его собственное жилище, пусть и ограниченного пользования во времени — это совсем другое. Понимаешь, он должен войти и почувствовать себя ДОМА. Почувствовать, что то, что его здесь окружает — это ОН. Это его продолжение, удовлетворение определенного круга его потребностей в уюте и комфорте.

— А у Стаса нет потребностей в уюте и комфорте. Он одинаково комфортно чувствует себя как в президентском номере какого-нибудь фешенебельного отеля, так и где-нибудь в тайге, засыпая на голом снегу — ему все равно.

— Так зачем же ему особняк в одном из престижных районов?

— У него нет бытовых потребностей, но зато есть просто неукротимая потребность к созиданию, в смысле материализации идей, и все что работает на это, он заставляет работать. В тебе он увидел мощный генератор идей для материализации и старается использовать по-полной.

— Знаешь, а мне Радный начинает нравиться.

— И это есть хорошо!

Ира впала в состояние со стороны казавшееся задумчивостью. Генка оставил ее в покое и принялся восстанавливать праздничный вид стола, а закончив, окинул Иру взглядом, полным полушутливого сострадания, и сказал:

— Ну хорошо. Я расскажу тебе кое-что об известных мне подробностях частной жизни Радного, однако не думаю, что это сильно поможет тебе.

По словам Генки, Стаса не мучили угрызения совести, как считал Игорь Александрович, когда он по расчету женился на денежном мешке. Радный изначально знал, что этот самый денежный мешок, в свою очередь, рассчитывает на него. Его, Стаса, мучило другое — он не представлял себе, как жить с Ларочкой под одной крышей, не придушив ее на следующий же день. Но все разрешилось как нельзя лучше. Ларочка лицезреть рядом с собой Стаса желала не больше, если не меньше, чем он ее. Почти сразу после свадьбы она укатила на острова и осталась там. Естественно, Стас поощрил сие всеми доступными способами.

В общем, сложившиеся супружеские взаимоотношения абсолютно устраивали обоих супругов. Вот только полной взаимности между ними не было никогда. Стас знал о Ларочке гораздо больше, чем она о нем. Например, Ларочка несколько сомневалась по поводу отцовства Стаса в отношении Фредерика, а Стас знал точно, что это не его ребенок.

Дело в том, что в период предполагаемого наступления у Ларочки беременности, Стас из-за необходимости вести интимную жизнь не самым лучшим образом, подхватил что-то не совсем страшное, но, естественно, и не очень хорошее. Отвертеться от визита к милой женушке, почему-то, не получилось и он, будучи близок с ней, предохранялся всеми доступными методами. В итоге, здоровье Ларочки не пострадало, а вот залететь она умудрилась. Стас и бровью не повел, услышав о предполагаемой беременности жены. Ларочка перевела дух и успокоилась, а Стас, памятуя о коллизиях природы, все же, когда Фредерику исполнилось три года, провел ДНК-тест, который показал, что в момент зачатия он, Радный Станислав Андреевич, даже мимо не проходил. К тому же, Ларочка понятия не имеет, что Стас прекрасно знает о существовании у нее еще и дочери, которая родилась четырьмя годами позже Фредерика.

В общем, Ларочка Стаса панически боится — боится и его самого рядом с собой, и развода с ним. Впрочем, в случае развода с материальной точки зрения она вроде как ничего не теряет в любом случае, но она, Ларочка, с деньгами может делать только одно — тратить, и поэтому, будучи далеко не конченой дурой, понимает, что без Стаса она пропадет. Она знает ему цену. Содержит ее он по-королевски, но неуемные запросы, плюс наличие неучтенного ребенка в комплекте с папашей-жигало постоянно выплескиваются за рамки бюджета.

Просить больше Ларочка всегда боялась и потому в какой-то момент потихоньку стала тайком продавать свои акции, а Стас, всегда знавший о ней гораздо больше, чем она сама о себе, этим воспользовался. Брачный контракт заключался в момент, когда у него за душой и ломаного гроша не было, а потому, в случае развода, независимо от причины, предполагал оставить Ларочке ее же имущество и ничего более, то есть в случае развода Стас не обременяется никакими обязательствами в отношении нее. В семейном бизнесе он до недавнего времени являлся лишь управляющим, получающим зарплату, а поскольку всегда жил гораздо скромнее, чем мог бы, то именно на эту честно заработанную зарплату постепенно и скупал акции своей жены. Она, естественно, об этом до сих пор понятия не имеет, считая, что они просто разбрелись по свету, и она продолжает оставаться хозяйкой, как самый крупный акционер. Буквально на днях в руках Стаса оказался заветный пятьдесят один процент акций, и теперь он полноправный хозяин своего бизнеса. Стас знает, что Ларочка даже с пистолетом у виска не пойдет на развод с ним, и сам не собирается с ней разводиться, но теперь ему все же гораздо спокойнее.

Впрочем, есть у Стаса и действительно своя семья со своими родными детьми. Обзавелся он ими еще до официальной женитьбы. Обзавелся вполне осознанно и целенаправленно, зная, что жизнь у него вряд ли сложится тихо и мирно. В матери своим детям он выбрал тихую скромную и трудолюбивую Наденьку — девочку из сибирской семьи сосланных при сталинском режиме. Она училась с ним в университете, только на филфаке. Он не ухаживал и не соблазнял ее. Стас просто честно и откровенно объяснил ей, что от нее хочет. Его предложение, естественно, не вызвало у Наденьки бурных восторгов, но подумав, она согласилась. В конце концов, никакие радужные перспективы ей тогда не светили. В приемные отцы своим будущим детям он избрал своего друга Серегу. Тому очень нравилась Надя — надо сказать, небезответно — но, будучи от природы ужасно застенчивым, он панически боялся даже заговорить с ней.

Вообще этот Серега личность тоже весьма примечательная. В школе он еле-еле тянулся на троечки. Как известно, знания там никто не оценивает. Сама суть оценки даже официально называется «успеваемость». Так вот, с этой самой успеваемостью у Сереги всегда было более чем туго. За отведенное на школьные контрольные время он с трудом успевал сделать в лучшем случае половину заданий, но идеально чисто и правильно, за что получал свою тройку. Так и тянулся в школе, затем в кулинарном училище (больше никуда не взяли), а вот армия круто изменила его жизнь.

По чистой случайности попал он в элитную засекреченную часть, связанную с наисовременнейшими технологиями, где во всей красе раскрылись его яркие склонности к точным наукам. В университет он поступал с очень весомой рекомендацией. На вступительном экзамене по своей укоренившейся традиции успел сделать только половину заданий, но как всегда идеально, и получил свою заветную тройку, которой ему, учитывая льготу отслужившим в армии и рекомендацию, вполне хватило для поступления. В университете о его крайней медлительности слагали анекдоты, но его дипломная работа произвела такой фурор, что анекдоты переквалифицировались в легенды. Зная себя, писать он ее начал с первого курса, а на защите кто-то даже восторженно крикнул, что за такие открытия Нобелевскую премию дают. Нобелевскую премию ему, конечно же, не дали, а вот в аспирантуру зачислили без вопросов, несмотря на малопривлекательные оценки успеваемости, полученные за время учебы. В конце концов, какая разница, что человек успевает, если то, что он все же успел — гениально.

Своих детей Сергей иметь не может. Узнал он об этом на третьем курсе случайно, когда одна из соседок по общежитию заявила, что беременна от него. Скандал она устроила громче некуда. Серегу даже из университета чуть не выгнали, но вмешался отец Стаса, который тогда вес имел немалый. В общем, выгнать Серегу не выгнали, а вот обследование пройти все ж заставили. Вот тут и выяснилось, что он не может и никогда не сможет стать отцом.

С Сергеем Стас тоже разговаривал предельно прямо и откровенно. Вопреки ожиданиям тот пришел в восторг от предложения, притом в такой восторг, что Стас даже немного растерялся и начал освещать ему все самые негативные стороны своей затеи, на что Серега прочел ему целую лекцию на тему, почему все это просто замечательно. На момент мужского разговора у Наденьки уже родился сын от Стаса — Радный Владимир Станиславович, и вот-вот должна была появиться дочурка — Радная Светлана Станиславовна. Условия, что дети будут им, Стасом, официально признаны, будут носить его отчество и фамилию, будут с ним, как с отцом общаться, Серегу тоже не смутили.

Конечно, прежде чем эта странная семья обрела свой законченный вид, не обошлось без проблем и щекотливых моментов, но Радный умеет добиваться своего. В итоге, Серега занял хороший пост в одном из НИИ, Надя стала преподавать русский и литературу в педагогическом училище. Живут они действительно в любви и согласии и детей растят, как положено. Дети идею двух пап воспринимают с удовольствием, любя всех своих троих родителей с беззаветной детской преданностью.

Стас полностью обеспечивал их даже в черные свои времена. Надя отказывалась, но Стас, тем не менее, ежемесячно перечисляет детям официальные алименты. Их никому и в голову не приходит снимать со счета в банке, так как неофициальное содержание значительно превышает их. Несколько раз пытался воспротивиться чрезмерному материальному участию Серега, но Стас укротил пыл его мужского достоинства, объяснив, что, во-первых, он хочет, чтобы его дети ни в чем не нуждались. Во-вторых, он по гроб жизни обязан женщине, которая согласилась стать их матерью при таких нестандартных обстоятельствах. И, в-третьих, он в неоплатном долгу перед самим Серегой. Почему? Об этом он предложил ему самому догадаться. Серега даже пытаться не стал, и тогда Стас придумал для него персональный аргумент — бизнес обязан материально поддерживать науку! Серегу это мало убедило, но выхода у него все равно не было и пришлось сделать вид, что он согласен.

— Получается, Радный сам себе устанавливает законы, по которым живет?

— Да. Как и ты, — Генка улыбнулся Ире и добавил. — Как и я. Как и Женич.

— То есть по сути…

— Ирчик, — перебил ее Генка, — никто — ни ты, ни я, ни Женич — на самом деле не может до конца знать, кем он является по сути. Можно что-то смутно чувствовать, смутно догадываться и даже пытаться для себя нечто умозрительно по этому поводу формулировать и даже с полной уверенностью кому-то об этом рассказывать. Но наш мозг не способен адекватно осознавать это, как не способен адекватно осознавать, что такое Время, Вечность, Бесконечность.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не знаю… сама подумай.

— То есть… — Ира выжидающе взглянула на Генку.

— То есть я хочу сказать, что такие непроходимые дебри не для моих скромных мозгов, так что, как я уже и сказал — сама подумай.

— Хорошо, подумаю сама.

— Не! Лучше не думай, а живи, как живешь. Все равно, произойдет лишь то, что произойдет.

— Генка! Ты фаталист?

— Нет. Я — оптимист. И вообще, ты мне сегодня эскизы-то покажешь.

— Теперь покажу.

Ира решительным шагом направилась в комнату. Генка было последовал за ней, но она его остановила:

— Сиди, сейчас сюда принесу.

Он не совсем понял, но послушно остался на своем месте. Ира вынесла распечатки.

— Стас вроде ж отказался участвовать в обсуждении заказанного проекта? Ты для кого распечатывала?

— Для дома.

— В смысле?

— В смысле, я показывала их дому.

— И как он, дом?

— Ему понравилось.

— А теперь можно серьезно?

— Я вполне серьезно. Дому понравилось. Он пел для меня. Он, вообще-то, всегда поет, когда я приезжаю, но, увидев эскизы, он изобразил нечто поистине сногсшибательное — целый концерт, притом в абсолютно разных стилях.

— Ирка-а-а…

Какие именно эмоции испытывает Генка по поводу поющего дома, пониманию не поддавалось, но Иру это и не интересовало, так как в этот момент она как раз схватила за хвост классную идею.

— Генка! Я знаю, что сделаю с твоими фотками! Я покажу их дому!

— Ир, мне всегда мерещилось, будто я со странностями. Знаешь — нет. Я, оказывается, вполне заурядный обыватель.

— Генка! Ты не понимаешь! Он ведь дом! Он лучше знает!

— Дай эскизы посмотрю.

— На.

Генка несколько раз машинально поперекладывал бумажки.

— Не! Не могу. Забирай. Мне твой дом все мозги отшиб. Он серьезно, что ли, поет?

— Да, Ген.

— Знаешь, я — слепой. И, наверное, еще и глухой. У меня, вроде, неплохое воображение, но я не представляю, как дом может петь.

Ира унесла эскизы обратно в комнату, а Генка набрал Женечку.

— Женич, тебе наша общая знакомая рассказывала о доме, который оказался ярым любителем помузицировать?

— Ген, он не любитель. Он — профессионал.

— Тьфу-ты! Еще один издевается!

— Оставь Ирку в покое! Дома для нее поют, гадюки подарки приносят — просто она такая и с ней вот такое и происходит. Учти, она еще далеко не на все внимание обращает. Так что оставь ее в покое. Привет ей, кстати, передай от меня.

Женечка отключился. Ира вновь появилась на кухне.

— Тебе привет от Женича.

— Спасибо.

— Слушай, Ирчик, а покажи-ка мне, чем это тебя гадюки одарили.

— Маленькое уточнение: гадюка была одна. А вот что она мне подарила — не покажу, по причине того, что вышеупомянутый Женич уже посоветовал мне это выкинуть, а я не желаю так делать.

— Ирчик, ты на меня обиделась?

— С чего ты решил?

— С тону Вашего, госпожа Палладина.

— Генка! — Ира обняла его. — Прости! Я ну ни капельки не обиделась! Просто понимаешь, я точно знаю теперь, что для начала нужно сделать с твоим материалом и у меня руки чешутся невыносимо! Понимаешь?

— Не вопрос! Давай, поехали к твоему поющему дому!

— Во-первых, не к моему, а во-вторых, не обижайся, я тебя с собой не возьму.

— Почему?

— А вдруг ты его напугаешь? Он такой ранимый! — Генка улыбнулся, поняв, что теперь Палладина просто кривляется. — И вообще — отношения у нас с ним очень интимные, — а вот она сказала на полном серьезе, и Генка перестал настаивать.

— Ирчик, я в Сочи пробуду не больше недели, так что в ближайшие дни очень хотелось бы с тобой еще раз пересечься.

— Генка, а давай завтра на море рванем, пока в нем еще купаться можно, пока оно еще не закипело.

— Давай рванем!

Генка уже стоял на пороге и, чмокнув Иришку, почти мгновенно растворился за дверью, а Ира пошла вдумчиво готовиться к предстоящему интригующему свиданию с поющим домом.

На этот раз Иру приветствовали сдержанно-торжественные и одновременно мужественно-нежные звуки седьмой симфонии Бетховена, которые неожиданно, но органично перевоплотились в «Болеро» Равеля. Ира разложила распечатки на полу большой комнаты на втором этаже и села, прислонившись спиной к стене.

Времени видимо прошло достаточно много, так как теперь солнце заглядывало в окна с другой стороны. Дом исполнял «Yesterday» Битлов, только на манер средневековых мадригалов. Ира не пыталась ни понимать, ни даже вспоминать, что с ней происходило все это время. Она просто аккуратно собрала фотографии, поблагодарила дом и, попрощавшись с ним, поехала к себе и, как ни в чем не бывало, продолжила знакомство с Женечкиным трудом. Она больше не пыталась спрятаться от Женечки, а свои давешние уловки сегодня нашла смешными и глупыми. «Как ребенок…», — усмехнувшись, подумала она.

Женечка, выдавая ей рукопись, предложил рисовать по ходу любую абракадабру, какая придет ей на ум. А почему бы и нет? Ира включила компьютер и растворилась в бескрайнем океане непознанно-осознанного и неосознанно-познанного.

Генка позвонил около одиннадцати утра.

— Ну ты и дрыхнешь, Палладина!

— С чего это ты взял, что я дрыхну?

— Да неужели уже поднялась?!

— Я с полвосьмого уже тружусь на благо Отечества.

— О-о! Тогда тебе уже по всем правилам положен перерыв. На море вчера кто просился, а?

— Хватит прохлаждаться под дверью! Заходи!

Ира открыла дверь и, как и предполагалось, обнаружила там веселого Генку.

— Ирчик, признайся честно, ведь ты еще не завтракала?

— Ну как это не завтракала?! Завтракала, конечно! Еще вчера! Ты что, не помнишь?

— О-о! У тебя режим? Трехразовое питание: понедельник, среда, пятница? Или ты обленилась до такой степени, что ешь лишь тогда, когда тебя кормят?

— Если честно, то почти «да».

— Тогда давай-ка перекусим, чем бог послал, и рванем, как запланировано, на море.

С выбором пляжа не мудрили — Ривьерский вполне подошел. Отдыхающие Сочи пока еще вниманием не баловали, сочинцев температура воды радовала далеко не всех, к тому же на дворе стоял полноценный рабочий день, так что желающих занять отмеренную собственным полотенцем временную жилплощадь у моря нашлось немного.

Ира, едва раздевшись, тут же ненадолго уплыла, а затем улеглась на голую раскаленную гальку.

— Не хотелось нарушать Вашего блаженства, Ирина Борисовна, но уж больно распирает любопытство, что же все-таки пропел Вам крайне осведомленный в интерьерных вопросах дом? — манерным тоном спросил Генка.

— Пока ни чего, точнее чего, но я к процессу осмысления еще не приступила.

— Ирчик, а меня любопытство просто изглодало — так не терпится увидеть, что ты придумаешь.

— Понимаю, Геночка, но придется потерпеть. Есть у меня подозрения, что из твоего предложения должно получиться нечто суперособенное.

— А ведь заинтриговала пуще прежнего! Но ладно, так уж и быть. Смиренно жду.

И Генка отправился «смиренно ждать». Ира решила, что в море, но вернулся он с мороженым в руках:

— Держи, Ирчик.

Лакомство с минусом по Цельсию быстро таяло под палящим солнцем и разукрасило Иришку белыми каплями. Генка слизнул все белые пятнышки на ее теле, и сделал это настолько недвусмысленно, что наблюдавшая за ними пышная дама инстинктивно сжала ноги и смущенно отвернулась. Ира умом понимала, как сей Генкин жест смотрится со стороны, и что она, вообще-то, должна чувствовать от подобных нежностей, но его ласки не вызвали в ней ни возбуждения, ни отвращения. Генка оказался для нее абсолютно нейтральным, и она совершенно без каких-либо эмоций, просто шутливо спросила:

— Ты хочешь ко мне в постель?

— Кто ж меня туда пустит?!

— А если? — не унималась развеселившаяся Ира.

— Если что? — развеселился следом Генка.

— Ну, если пустють?

— Тогда Вам, госпожа Палладина, светит бессонная ночь.

— А-а… а если дело будет днем?

— А я и имел в виду днем, говоря, что ночь будет бессонной.

— А вот это интересно! По подробней, пожалуйста!

— Э-э не-е! Только на практике!

Они хитро смотрели друг на друга какое-то время, а потом Ира расхохоталась.

— Да Генка, ты прав. Я действительно просплю под тобой весь день, а ночью, вследствие исчерпанности ресурсов сна, сяду работать, — они рассмеялись вместе и обняли друг друга.

Искупавшись еще по разу, Иришка с Генкой покинули пляж. Сначала возникла спонтанная идея посетить Женечку по причине близкого местонахождения к его жилищу, но Ире не терпелось продолжить работу, а Геннадий Васильевич в Сочи тоже не праздности ради заехал, так что прогулялись до гостиницы «Москва» и разбрелись, договорившись завтра вылазку на море повторить.

И неделя пролетела просто замечательно. Ира с утра успевала что-то сделать, потом приходил Генка, кормил ее завтраком, потом они отмокали в приятно прохладном море и жарились в лучах горячего, но не душного солнца, а потом Ира успевала еще целую кучу. В итоге, она успешно осилила половину первой папки Женечкиного труда, запечатлела в компьютерных файлах всю, носившуюся в пределах ее ауры, порожденную чтением абракадабру, и загорела до шелушения кожи. К тому же она даже как-то раз выбралась на Генкино шоу в Лазурку.

За всю неделю Генка более не досаждал ей своим любопытством. Ира тоже молчала, но каждый день, проснувшись утром и перед сном вечером, добросовестно пересматривала фотографии, правда, даже не пытаясь что-либо думать и даже чувствовать, совершая отрешенную пропитку себя образами. Она знала — нечто уже зародилось в ней, но намеренно отодвигала момент выплеска.

Улетать Генка собирался в понедельник, а в воскресенье, когда они с Иришкой завтракали перед вылазкой на пляж, позвонил Женечка притом одновременно им обоим — Генке с домашнего, а Ире с мобильного.

— Друзья мои! — торжественно изрекал он сразу в две трубки. — Я понимаю, что вам и без меня хорошо, но, тем не менее, очень бы хотелось лицезреть в своей скромной обители вашу сладкую парочку.

— Женич! Кто бы говорил! Вот меня Палладина даже близко к себе не подпускает, мотивируя тем, что в моих объятьях она уснет даже не раньше, чем я кончу, а еще до того, как я успею начать!

— Ира! Я не понял, ты что, спишь в Логиновских объятиях?

— Уснешь тут с ним! Он меня ни свет, ни заря будит и на море силой тащит.

— Сатрап ты, Генка!

— Врет она все! Раньше одиннадцати я к ней не появляюсь.

— Вот потому и спит, что она приличная девочка, а все приличные девочки в одиннадцать уже бай-бай.

— Да, утра!

— Хм! До утра?! Да кто ж такое выдержит! Конечно, она потом на море не хочет! Шутка ли, девочке до утра спать не давать!

— Женич! Сволочь! Я утром к ней прихожу в одиннадцать!

— Ирка! А чё он так нервничает?

— Да все эскизы по своему заказу увидеть хочет.

— А! А ты ему не показываешь?

— А я их еще и делать не думала.

— Ай-ай-ай! Лентяйка!

— Во-во, Женич! И я говорю лентяйка!

— Ирка, а он тебя шваброй обозвал!

— Ты первый начал!

— Ладно, Ген! Хорош прикалываться!

— Вот-вот, Женич, первый начал, а теперь съезжаешь?

— Да, съезжаю! Между прочим, тебе, Генка, я с домашнего набрал. Усёк?

— Я давно усек, что на бабки разводишь.

— Вот то-то же! Так вы сейчас на пляж?

— Да.

— А куда, если не секрет?

— На Ривьеру.

— А что будет, если я к вам присоединюсь?

— Жень, ты знаешь, что с ясновидением у меня просто никак, но интуитивно я чувствую, и мне кажется, что это и есть истинное знание — будет здорово!

— Ох, Иришка! Прилежная ты ученица, но иногда — почти всегда — так и чешутся руки задать тебе хорошую трепку! Язва! Ладно! До встречи!

Перед выходом Ира быстренько включила компьютер и быстренько скачала на флэшку весь абракадабровый ассортимент.

— Ага! Женичу уже что-то сделала, а мне — нет!

— А ты не подглядывай.

— А я и не подглядываю — я подслушиваю. Твой копм пашет по уровню шума чуть тише отбойного молотка. Менять не думала на поновее, а?

— Вообще-то надо бы уже. Может, подаришь?

— Не вопрос!

— Э! Генка! Ты это… Я ж пошутила!

— А я серьезно. Тебе серьезно нужно копм обновить. Ну-ка… — Генка влез в какие-то малознакомые Иришке программистские дебри. — Да он у тебя откровенно пещерный! Как пить дать, добыт трудами археологов! Как ты вообще работаешь?

— Да вроде неплохо.

— Ирчик, ты, видимо, понятия не имеешь, что значит хорошо. Так, ладно, сейчас на море, а потом решим проблему твоей компьютеризации.

Женечка стоял, опираясь о парапет спускающейся к пляжу лестницы, и самозабвенно выдувал облака маленьких, переливающихся всеми цветами радуги, мыльных пузырей.

— Я вас приветствую, друзья мои! — блаженно произнес он и, выбросив в урну полупустой пузырек с мыльной жидкостью, обнял Генку, похлопывая по спине.

У Иры мороз пробежал по спине от ощущения и понимания, что Генка, по общечеловеческим представлениям, вообще-то, приходится Женечке родным сыном. Женечка бросил на нее строгий взгляд, и едва заметно его голова чуть шевельнулась в запрещающем жесте. Ира ответила глазами: «Ну что ты! Никогда и ни за что!».

— Спинным мозгом чую — за моей спиной уже что-то происходит.

— Геночка, тебе примерещилось, — Женечка освободил от своих объятий Генку и заключил в них Иру, подкрепив сие долгим горячим недвусмысленным поцелуем.

— Ну вот… — уморительно состроил детскую обиду Генка.

Отпущенная, наконец, на волю, Ира с трудом держалась на ногах.

— Ирочка! Головка закружилась? Небось, солнышко напекло?

Женечка находился в состоянии повышенной выработки гормона радостной гадостности. Он сгреб к себе Иришку и Генку, и они втроем в обнимку спустились на пляж. Дул достаточно сильный ветер, по морю в преддверии шторма бежали белые барашки. Покинувшую тело одежду пришлось придавить камнями, чтоб не улетела. Купались недолго — волнение моря усиливалось с каждой минутой. Позагорать вообще не получилось — от пронизывающего ветра тело покрывалось гусиной кожей. Иришку так и вовсе колотило от холода. Женечка растер ее полотенцем и в срочном порядке отправил переодеваться.

— Женечка, а я ведь к тебе не с пустыми руками, — сказала Ира, как только они втроем оказались у Женечки дома.

— Да ты что!

— Включай компьютер. Я тебе абракадабру принесла. По твоей книге.

— Вау! Уже бегу!

— Блин!

— Генка, что случилось?

— Ирчик, я ж совсем забыл про твою компьютеризацию!

— У Палладиной проблемы с компом?

— Никаких! Не считая доисторического происхождения.

Генка сел изучать записную книжку своего мобильника, а Ира с Женечкой переместились в кабинет.

Женечка долго и внимательно изучал «абракадабру». Его лицо постоянно менялось.

— А ведь печатать на меловке придется… Палладина, признайся, ты решила меня разорить?!

— Женич, а ты поклянчи у меня денег на издание — я дам, — Генка, скорее всего, уже давно стоял у них за спинами.

— Генка, клянчу! Давай!

— Э-эй! Не так скоро! Я ж только начала! Еще далеко не все готово!

— Слышь, Генка, а ведь она и тебя разорить решила! — Женечка светился счастьем, всем своим видом подтверждая полное удовлетворение Иришкиными работами.

— А разорюсь! В конце концов, Палладина того стоит. Кстати, Ирчик, к концу следующей недели у тебя будет стоять новый, соответствующий всем современным требованиям для работы с графикой ПК. Я дал твой телефон, так что жди звонка.

Часов около десяти вечера Генка засобирался к себе в гостиницу. Его самолет улетал не так уж, чтоб совсем рано утром, но, тем не менее, на него следовало успеть, притом предварительно выспавшись, так как сразу в аэропорту прибытия его ждала деловая встреча, очень важная по его словам. Иришку Женечка, процитировав обращение Мюллера к Штирлицу из «Семнадцати мгновений весны», попросил остаться, на что Генка просто гениально разыграл сцену ревности в стиле итальянской комедии dell'arte, чем изрядно повеселил их.

— Ир, не хочешь побродить по городу? — спросил Женечка, как только за окном стих двигатель увозившего Генку такси.

— С удовольствием.

Мокрый асфальт свидетельствовал о недавнем дожде, но с затянутого облаками неба не капало. По обоюдному не высказанному вслух соглашению тему «абракадабры» Ира с Женечкой решили пока держать закрытой. Выйдя на улицу, они вообще молчали, бредя по сумеречным дорожкам Ривьеры. Шли, старательно минуя центральную аллею. Хоть настоящее курортное лето еще находилось только в стадии зачатия, да и погода не особо баловала, народу по парку гуляло с переизбытком.

Сквозь влажные ветви мелькали лица людей, озаренные усиленно-вымученной радостью.

— Зачем они это делают?

— Притворяются?

— Да.

— Знаешь, Ир, человечество упорно придерживается мнения, что владение собой — это управление внешними проявлениями эмоций. Тренируются.

жертвоприношения и психологии

Лешка с Владом приехали 24 июня. Вовремя. Чуть больше недели, пролетевшие после отъезда Генки, для Иры летели вместе с ее крышей: коктейль из Женечкиной книги, Генкиных фоток и поющего дома сделал свое дело. В смысле материализации идей повезло только книге — абракадабра сыпалась на Женечкин e-mail в изобилии. Ее Ира и показала молоди в качестве ответа на вопрос Влада: «А у Вас, как дела, Ирина Борисовна?», — который он задал в финале застолья, посвященного окончанию сессии.

— Ну чё, мам, прикольно! — сказал Лешка, пролистав бегло просмотрщик, и освободил место у монитора Владу.

Влад застрял на первом же рисунке.

— Ирина Борисовна, а Вы уверены, что от этого ни у кого крыша не поедет?

— Влад! Если у кого от абстракции и едет крыша, так по большей части только у непосредственных создателей, извини, мам, конечно.

— Лёшик, а ты считаешь, что это абстракция? — Влад перевел взгляд с Лешки на Ирину, и в его прищуре весело замелькала хитринка.

— Влад, я, конечно, не на искусствоведческом учусь, но у меня мама художник, и, поверь, в стилях изобразительного искусства я нет-нет да что-то секу.

— Плохо сечешь! Смотри внимательно!

Лешка наклонился к монитору, и Влад начал ему четко указывать на определенные контуры и давать пояснения. Ира с интересом наблюдала за ними.

— Ма! Во ты даешь! Действительно крыша съехать может!

— Ирина Борисовна, а по какому поводу Вы это делали?

— Это иллюстрации для книги.

— Ничего себе, а с самой книгой-то, с литературным материалом, можно ознакомиться?

— Не знаю, Влад, нужно спросить у автора.

— Ирина Борисовна, если автор заказывает Вам иллюстрации, следовательно, он собирается свой труд публиковать, и, следовательно, тайны в нем нет никакой.

— Видишь ли, Влад, далеко не весь текст, который сейчас находится у меня, предназначен к публикации. Издавать предполагается со значительными купюрами.

— Вау! Как интересно… Ирина Борисовна, а можно ли как-то устроить, чтобы мне почитать полный вариант, без купюр.

— Запросто! — на пороге стоял Женечка. — Вам, молодой человек, можно, — он перевел чистый улыбающийся взгляд с Влада на Иру.

— Знакомьтесь, мальчики: Гаров Евгений Вениаминович. Мой друг и автор труда послужившего источником вдохновения для создания произведений компьютерной графики предложенной вам к обсуждению.

Представители мужского пола по традиции, заведенной, наверное, еще при царе Горохе, пожали друг другу руки. Иру всегда веселил этот ритуал — уж очень напоминал он выражение настороженной демонстрации дружелюбия в поведение самцов разнообразных видов животного мира.

— А я Вас, кажется, знаю, — радостно заявил Лешка.

— Не крестись, мой мальчик, тебе не кажется. Еще б ты не знал меня! Ведь с твоей мамой мы уже много лет сотрудничаем. И слышал, наверное, много.

— Нет. Ничего.

— Ира, и не предполагал, что ты такая скрытная.

— Зря Вы так. Просто у нас с мамой интересы и взгляды на жизнь разные.

Женечка улыбнулся. Влад с нескрываемым интересом пожирал его глазами. Лешка был настроен вполне доброжелательно, но абсолютно равнодушно. Однако Женечке удалось завоевать и его расположение и при этом очень удивить даже Ирину, уже давно ничему, исходящему от Женечки, не удивляющуюся: она представить себе не могла, что он обладает такими глубокими познаниями и в области точных наук тоже. Ну а Влад — Влад принял его сразу. И сразу так близко к сердцу, что ушел он вместе с Женечкой, и ни куда-нибудь, а к нему в гости за эксклюзивной распечаткой Женечкиного труда. Едва за ними закрылась дверь, Ира внимательно посмотрела на сына и спросила:

— Ты хочешь сообщить мне нечто важное?

— Есть немного, только ты не волнуйся, ладно?

— Спасибо, сыночек, — сказала Ира напряженно. Ее сердце билось где-то в глотке. — Знаешь, лучший способ вывести человека из равновесия, это сказать ему «не волнуйся». Не томи! Суть выкладывай!

— Мам, ну ты и сама в курсе, что Влад женится, и, как следствие, переводится на заочное.

— Это я знаю. Дальше.

— Мам, помнишь, мы на зимних каникулах ездили в Прагу?

— Помню…

— Так вот, мне еще там предложили бесплатный сертификат и стипендию на обучение в Гарварде. Я отказываться, естественно, не стал, но и соглашаться не спешил — как-никак это я Влада в Москву с собой потянул. В общем, из солидарности. Ну а теперь, вроде как, она стала неактуальна. Так что, если ты не будешь против, то я еду продолжать образование в Гарвард.

— Ну деятели, что ж это вы мне сразу не сказали! — радостно и возмущенно воскликнула Ира.

— Влад не знал, а я не хотел тебе душу зазря травить. Так как? Я, к твоему сведению, еще несовершеннолетний, так что без твоего согласия не могу не только по морально-нравственным соображениям, но и с юридической стороны тоже.

— И что от меня требуется?

— Несколько нотариально заверенных документов, которые нужно сделать в ближайшие дни и отпустить меня на недельку-другую обратно в Москву.

Этот летний день запомнился Ирине всерьез и надолго. Они с Лешкой малость не подрассчитали время и прибыли в нотариальную контору на целых полчаса раньше начала рабочего дня последней. И оказались всего-навсего двенадцатыми в уже озверевшей очереди. По крайней необходимости попадая изредка в эту всенародно любимую организацию, Ира всеми силами пыталась понять, ну как! Как раньше в одной-единственной в Центральном районе Сочи нотариальной конторе, расположенной на улице Воровского, в отсутствии компьютеров, ксероксов и вообще какой-либо офисной техники, за исключением никогда ничего не пишущей, пишущей машинки, всего за каких-то час-полтора удавалось вполне успешно оформить необходимые документы! Ну почему теперь, в век информационных технологий и наличия нотариусов по пять штук в каждой подворотне, почему теперь даже самое простое заверение самой простой ксерокопии самого простого документа превращается в нечто среднее между подвигом и актом жесткого садомазохизма!

Впрочем, томительное ожидание своей очереди скучным назвать было сложно. Одно шоу сменяло другое. Три раза вызывали скорую, два раза милицию. К действительно приятным моментам относилось периодическое открытие двери кабинета — там работал кондиционер и прорыв прохладного воздуха в массы встречался всеобщим ликованием, на несколько секунд прекращая очередной скандал по поводу: кто, когда и где стоял и кому, куда следует пойти. Однако глоток вожделенной прохлады, помимо облегчения, давал и свежие силы для возобновления старого или начала нового выяснения отношений.

И пяти часов не успело пройти, как Ирина с Лешей оказались под постоянным пьянящим холодным напором воздуха. Обязанности нотариуса исполняло антикварное создание, когда-то, по-видимому, мужского пола, на вскидку лет эдак восьмидесяти. Внимательно выслушав суть проблемы, закинувшей в его трудовую обитель не в меру юную мамашу с не в меру взрослым несовершеннолетним сыном (насчет чего создание философствовало минут десять-пятнадцать), божий одуванчик принялся объяснять отсутствие элементарной логики в документальных притязаниях контор, призванных обеспечить «молодому человеку» льготное учебное место в элитном зарубежном ВУЗе. По поводу элементарной логики Ира была с ним полностью солидарна, но ведь требования придумывала не она! На что антиквариат уличил ее в юридической безграмотности, некомпетентности и отсутствии способности хоть к какому-то мышлению, уже не говоря о логическом. Ира взяла себя в руки и, еще раз огласив список требуемых документов, положила его ксерокопию перед нотариусом. Тот внимательно ознакомился и сызнова начал объяснять Ирине, почему все это полный бред и конченая туфта. Затем он набросал авторский список, дав ему компетентное юридическое и логическое обоснования. Ира полностью согласилась с его доводами и восхитилась компетентностью, но, тем не менее, попросила посодействовать в составлении именно тех документов, кои требовались официально. Дедуня подивился ее настырной тупости и заявил, что не намерен участвовать в потворстве юридически безграмотным невеждам, не владеющим даже элементарной логикой.

В коридоре гудела не предвещающим ничего хорошего гулом разъяренная толпа. Ира почувствовала, что ей холодно. Она взглянула на часы — под отчаянно дувшим кондиционером они с Лешкой прохлаждались уже без малого час. И неудивительно! Помимо словоохотливости и предрасположенности давать всему исчерпывающие объяснения, повторяя самые важные пункты дважды, а то и трижды, антикварный нотариус заикался и картавил, вследствие чего речь ему давалась с трудом и текла медленно. Лешку разбирал истерический смех. Иру — тоже.

Так ничего и не добившись, они часам к пяти вечера доползли домой. Лешка сразу, невзирая на протесты матери, позвонил Владу, который тут же примчался.

— Ну как?

«А вот так!!!» вылилось в эмоциональный рассказ офонаревшего от казуистики Алексея.

— Всё, мальчишки! Я больше так не могу… Я — в душ…

Струи то холодной, то горячей воды хлестали по истерзанному бюрократизмом телу, возвращая к жизни. Какое счастье, что на сегодня все! Но завтра придется начать все заново, правда у другого нотариуса — хоть это радует. Может, попадется менее антикварный и не так основательно подкованный логикой, а заодно и менее компетентный юридически, и просто тупо сотворит весь требуемый пакет документов. А за дверью продолжают прикалываться над бедным маразматиком мальчишки. Влад… Ее и так напрягала двусмысленность их отношений допущенная ею. А тут еще и Женечка. Уж не просто так он потащил Влада к себе домой. Да он только за этим и появился у нее вчера, чтобы сцапать Влада и разместить нечто в его сознании…

Ира выключила воду, не вытираясь, накинула на себя халатик и вышла.

— А где Лешка?

— Умчался к Амику Саркисяну.

— К Амику?

— Лешкин одноклассник — у него мама нотариус.

— Я к тому, что он ведь только что здесь был.

— Так он буквально как минуту назад и ушел.

Иру била дрожь, и ком стоял в горле. Она не ожидала, что окажется с Владом один на один.

— Так у Амика мама — нотариус?

— Да, — Влад в отличие от Иры чувствовал себя вполне уверенно.

— Что ж он сразу не вспомнил! Целый день с этим маразматиком потеряли!

— Он вообще не вспомнил. Он даже и не знал. Ему Игнат наш позвонил, Лешка ему нажалился, а тот с Амиком в одном доме живет, и матери у них дружат, вот и сдал друга с потрохами. Потом Амику позвонили, тот сказал: «Приезжай, что-нибудь придумаем». Вот такая вот история.

Ира судорожно курила, пытаясь изобразить ледяное спокойствие. Влад внимательно смотрел на нее и невозмутимо молчал.

— Влад, ты у Алины был?

— Не-а…

— Влад, она же твоя невеста!

— Ир, свадьба только в середине августе. Еще успею.

— Я не должна была этого допускать изначально… — почти прошептала Ира.

— Чего именно?

— Того, что произошло между мной и тобой.

— А ты бы и не допустила, если бы у тебя имелась такая возможность, — от Влада веяло какой-то благостью и умиротворением. — Ира, я нужен тебе. Пусть не всегда. Пусть далеко не всегда, далеко не везде и далеко не во всем, но нужен. Я ХОЧУ принадлежать тебе.

— А я не хочу, что бы ты приносил себя в жертву.

— Ир, люди по собственной воле приносят жертвы богам, а боги, если они настроены благосклонно, эти жертвы принимают, а если разгневаны — нет. Ира, смени гнев на милость! Прими меня в качестве жертвы тебе!

— Я — не бог.

— Конечно, ты — не бог! Ты — богиня!

— И не богиня…

— Кто сказал тебе такую чушь?!

Глаза Влада светились озорством, но при этом ясно давали понять, что в каждой шутке есть доля шутки. Ира вспомнила разговор с Гиалой, и ее выбило из колеи окончательно.

— Жертвоприношение уже состоялось. Смени гнев на милость — прими, дабы не оказалась жертва сия бессмысленной.

Влад стоял за спиной и держал ее за плечи. Ира чувствовала, как сомнения и терзания по поводу отношений с ним, остаются в прошлом. А еще… она не могла себе этого объяснить, но, тем не менее, каким-то странным образом понимала — они действительно нужны друг другу, но не так… не в том смысле, в котором это обычно имеется в виду между людьми. Кроме того, Влад давал ей нечто вроде какой-то особой силы, которую она для себя назвала «ракетное топливо», и которую за истериками и стенаниями морально-нравственного файла своего мозга раньше не замечала. «Чем компьютер лучше мозга? Главное тем, что в комп можно поставить антивирусную программу».

— Всё, мамочка! Твоим мучениям пришел конец! В эту пятницу поставишь несколько автографов и все! — радостно проверещал Лешка, с порога повиснув у матери на шее.

— Значит, завтрашний день у нас абсолютно свободен?

— Похоже, что так!

— Мальчишки, а пойдемте-ка отвисать на Ажек, а?

— Возражений нет!

Последний раз на Ажеке Ира побывала в компании Радного. Она ярко вспомнила тот свой разведпоход, как только они подошли к первому роднику, и затем всю дорогу рассказывала мальчишкам о действии урбанизации на российскую интеллигенцию. Влада с Лешкой аж трясло от хохота. Ире казалось, что она вспоминает особенности поведения начальствующих представителей инженерно-дизайнерского корпуса мебельной промышленности в условиях дикой природы. На самом же деле она постоянно говорила о Радном.

— Ирина Борисовна, по-моему, у Вас на этого Радного пунктик, притом значительный, — заметил ей Влад.

— Еще какой значительный! — для Иры действительно стало открытием, что всю дорогу она только о Радном, оказывается, и говорит. — Понимаешь, Влад, когда выполняешь индивидуальный эксклюзивный заказ по интерьеру, необходимо очень глубоко представлять себе психологический портрет заказчика. А у меня это самое представление на полном нуле.

— Да что Вы!? Ирина Борисовна, да ваших наблюдений на целую диссертацию по психологии хватит!

— Ты так думаешь?

— Ирина Борисовна, я в этом уверен.

И Влад в обратку выдал ей исчерпывающую характеристику Радного, почерпнутую им с ее же слов. Ира протянула «да-а-а» и погрузилась в себя, в самые дебри.

— Мам, а где у нас шашлык?

— А?

— Шашлык где?

Ира огляделась по сторонам. Она сидела на берегу Ажечки во внутриутробной позе младенца, только вверх головой. Костер вовсю занимался производством углей.

— Отстань от матери! Вот он! — Влад, усмехнувшись, извлек пакет с мясом из Лешкиного рюкзака.

— Пойду-ка я искупаюсь, — сказала Ира и направилась к тропинке, ведущей вдоль речки.

— Вы к водопаду, Ирина Борисовна?

— Да…

— А можно я с Вами?

— Ой, точно, пусть Влад с тобой сходит, а то ты сегодня какая-то уж больно отрешенная.

— Пойдем…

Проходя по узкой тропке, переходя вброд речку и аккуратно ступая по острым скользким сколам скалы, Ира вспоминала ту свою прогулку, но больше ничего не рассказывала. К водопаду поплыли вместе, а когда вернулись, Влад спросил:

— Тот огромный человек, который стоял чуть поодаль, но вместе со мною и Аристархом Поликарповичем и помахал тебе рукой, это и есть Радный?

Ира вздрогнула, но ответила:

— Да.

На автобусной остановке на Иришкин телефон, словно пчелы из улья, полетели SMS-ски с сообщением «Вам звонили» с одним и тем же совершенно незнакомым номером.

— Алло! Здравствуйте, Вы мне звонили?

— Ирина Борисовна?

— Да…

— Ирина Борисовна, извините, ради бога, за задержку, но Ваш заказ прибыл только сегодня утром.

— Простите?

— Мы весь день Вам звонили, но Ваш телефон был вне зоны действия.

— Да, я знаю, но какой заказ?

— Как какой? Геннадий Васильевич оставил Ваш телефон…

Ира никак не могла понять, в чем дело:

— Извините, я немного замоталась в последние дни, напомните, пожалуйста, по какому поводу господин Логинов снабдил Вас номером моего телефона?

— Ну как же? Геннадий Васильевич для Вас же машину заказал!

— Какую машину?

— Pentium-4…

— О боже! Компьютер, что ли?

— Ну да!

Ира напрочь забыла о спонсорских изысках Генки.

— Фух! — облегченно вздохнула она. — А я понять ничего не могу.

— Так когда доставить-то можно?

— Можно сегодня вечером. Где-то часа через полтора я точно буду дома.

— Вы позвоните нам, как только будете, и Вам тут же его привезут.

— Замечательно!

Ира выключила мобильник.

— Мам, что там?

— Ой, Лешка, я ж тебе совсем забыла рассказать! Помнишь дядь Гену? А нет, наверное не помнишь…

— Это такой длинный, худой и смешной, который к нам приходил, когда мы еще с папой жили?

— Да! Ну надо же! Помнишь! Ты ж совсем маленький был!

— Забудешь его! У меня аж весь рот от смеха болел, когда он приходил. Ну и?

— Мы тут недавно с ним встретились. Представляешь, он в образе клоуна на арене цирка меня выловил.

— Мам, это все здорово, конечно, но ты лучше расскажи, чё сейчас про комп говорили.

— Так я и рассказываю. Так вот, короче, Генка мне новый комп купил и сегодня его должны привезти.

— Вау!

— Никогда не думал, что зарплата клоуна позволяет делать такие подарки, — Влад вопросительно смотрел на Ирину, и она продолжила прерванное Лешей изложение информации о Генке, но в более подробном варианте.

Рассказ получился очень длинным, хоть Ира и опустила некоторые подробности, так что поездка в автобусе показалась менее нудной, а дома ребятам пришлось напоминать, чтобы она позвонила по поводу компьютера.

Бравые юные сисадмины ворвались в дом буквально минут через пятнадцать после Ириного звонка. Именно ворвались, так как тут же всех и вся поставили на уши, за исключением старенького Ириного компьютерного оснащения — его переместили на пол. И понеслось! Со стремительностью и траекториями НЛО по квартире летали коробки и другой упаковочный материал от нового оборудования. Компьютерные гении без умолку тарахтели о герцах и гигабайтах, по ходу соединяя проводами и проводочками в единый живой организм системник с монитором, клавиатурой, мышкой, принтером, сканером и бесперебойником. Когда, наконец, комп включили, Ира пришла в ужас: старательные мальчики запихали ей весь арсенал самых новомодных игрушек. Они стояли радостные, гордые и довольные собой.

— Так, добры молодцы, вот это вот все снести напрочь.

Добры молодцы спали с лица.

— А мне поставить весь пакет Adobe, Corel, AutoCad, ArchiCad и 3D-max.

Добры молодцы поискали глазами поддержки у Алексея с Владом, но те оставались безучастны.

— И еще. Перекачайте, пожалуйста, всю информацию со старого компа.

— Мамуль, это мы и сами с Владом сделаем, — Лешка отнесся с искренним сочувствием к непобедимым героям виртуальной действительности.

Оказалось, что все требуемые Ирой новые версии программ уже стояли, а игрушки добры компьютерны молодцы вроде как бы в подарок хотели преподнести. Ира смягчилась, но игровой хлам все ж удалить заставила, и только потом пригласила ребят за стол. Постепенно завязалась беседа.

— Извините, а Вы действительно хорошо работаете с графикой?

— Да вроде никто пока не жаловался.

— И с 3-D?

— И с 3-D — тоже.

— А анимацию знаете.

— В принципе знаю, но работать приходится нечасто, так что опыта немного.

— Мы тут свои игрушки делать пытаемся… с графикой туго… а можно Вам что-нибудь заказать?

— … и если можно, сколько стоить будет?

Иришка прониклась к юным gamer-ам — чай, тоже творчество! Да еще какое!

— Давайте бартер. Вы мой комп на обслуживание берете, а я вам графику для игрушек делаю. Единственное, времени у меня не так много.

Добры молодцы смотрели на нее с мистическим восхищением.

— А мы согласны! Да и не так много нам всего надо — сами тоже кое-что умеем. Так, только самое сложное. А машинка Ваша летать будет!

И они самозабвенно, наперебой стали рассказывать о типах компьютерных игр. В конце концов, Ира завелась настолько, что быстренько навскидку соорудила им в 3D-max-е неземное существо вполне пригодное для анимации. Заказчики пищали от восторга, благоговейно скачивая пришельца на флэшку. И тут же утрясли все вопросы с перекачкой информации со старого компа на новый. Иришка дала им свой телефон и записала их контактные данные.

В пятницу Влад мужественно побрел к Алиночке, а Ира с Лешкой не менее мужественно — в нотариальную контору. Однако мужество им не понадобилось. Весь документальный процесс занял не более пяти минут, плюс обязательство Иришки снабдить маму Амика визитками, табличками и прочим материалом наглядной информации, рекламы и агитации на всю оставшуюся жизнь, правда, взамен на решение не только текущих проблем, но и дальнейшее нотариальное обслуживание.

Пользуясь нахождением в центре города, купили Лешке авиабилет в Москву на воскресенье.

Проснувшись в понедельник, Ира не без труда изгнала из себя щемящее чувство тоски по Лешке и вернулась к недавно заведенной традиции начинать день с просмотра запечатленных Генкой предметов примитивного быта культур, стоящих на архаичных этапах развития с точки зрения представителя техногенной цивилизации начала XXI века.

А собственно, в чем состоит принципиальная разница между приспособлениями для сидения, лежания, для складывания чего-либо и для работы за чем-либо, изготовленными путем массового производства на современных предприятиях и даже частично методом hand made, но тоже представителями, считающим себя прогрессивным, сообщества, и всего того же набора смастеренного дикарем (с точки зрения вышеупомянутых представителей)? Способ производства? Это не существенно (по крайней мере, сейчас для Ирины в свете постановки ею для себя данного вопроса). Материалы? Ира покрутила в руках привезенные Генкой образцы. В этом явный перевес на стороне дикарей. Эргономичность? Комфорт? Удобство? Ира вспомнила пенек в комнате Гиалы — тоже вопрос спорный. Эстетические качества? Ну это вообще не тема для обсуждения! Точнее тема, конечно, только вот ломать на ней копья — пустая трата времени. Тем более что Генка как раз таки и снабдил ее этим наглядным материалом, чтоб она сотворила нечто эстетически подобное. Хотя… «Ни в коем случае не стилизация», — сказал Генка. Свободное отражение полученных впечатлений? Ира еще раз более чем внимательно пересмотрела фотографии, потом закрыла глаза, откинулась на спинку дивана, и попыталась мысленно вписать первобытный скарб в рамки своей квартиры.

А в этом есть здравое зерно! Она включила свой новенький компьютер. Вау! А Генка был прав — ощущения, словно с трактора «Беларусь» времен ликвидации послевоенной разрухи пересела на новенький спортивный Ferrari. Клавиатура с мышкой растворились в небытие, а картинка на мониторе менялась, почти не уступая скорости полета Ириного воображения. Экспериментируя с пространством, Иришка периодически сверялась с лежащими под рукой распечатками. И вдруг… Как же она раньше не обращала на это внимания!? На каждом снимке обязательно присутствовала черточка, указывающая направление с юга на север.

Ира оставила в покое компьютер и вновь устроилась с фотоснимками на диване.

Об определенном расположении относительно сторон света памятников древней архитектуры ей еще в училище на истории искусств все уши прожужжали. Законы традиции Фэн Шуй она самостийно изучила с превеликим удовольствием. Зачем Генка понаставил сих указателей? Ведь не расставлять предметы мебели в пространстве ей предстояло, а проектировать их. Если понаставил — значит, не просто так. Ира принялась искать закономерность. В результате — закончились сигареты. Пришлось спускаться в ларек.

У прилавка стояла Наташка, груженая на зависть любому вьючному животному.

— О привет! Где б еще свиделись! — шутливо приветствовала ее Ира. — Ты чего это такая перегруженная?

— Да Вадька опять в командировке, а вечером Надюха с Сережкой и детьми в гости завалить должны. Хорошо про хлеб вспомнила, а то б спускаться пришлось.

Ира купила две пачки сигарет, конфисковала у Наташки несколько пакетов, и они вместе направились домой.

— Представляешь, я ни сном, ни духом, в кои-то веки выходной дали — отсыпаюсь, а тут звонок: «Привет! Мы в Сочах!».

— Так теперь у тебя, можно сказать, временное прибавление в семействе?

— Ой! Что ты Надюху с Серегой не знаешь? Они, как всегда, в Лазурке тусуются — только повидаться заглядывают.

— Наташ, ну откуда б я знала твоих Надюху с Серегой?

— Ой, Ир, а то не знаешь! Они ж почти каждый год приезжают! Вот это гости, я понимаю! Не то что Люськины родственнички — все лето не квартира, а гибрид вокзала с цыганским табором.

— Так это родственники твои?

— Нет. Просто моя мать с Надюхиной — подруги почти с детства, а мы — с Надюхой. Неужели ты ее не помнишь? Хотя — да. Может, ты их и впрямь ни разу не видела. Вот Люська — та точно знает. Не, Ирка, ты неправильная! Дверь в дверь живем, а только у ларька и встречаемся — сидишь как сыч одна! А забегай сегодня вечерком ко мне — я тебя с Надюхой и Серегой познакомлю. Они все ма-асковские такие! Надюха в педучилище русский и литературу преподает, а Серега — тот вообще ученый, в НИИ работает. Приходи!

— Ну что ж я вам мешать-то буду!

— Да ладно тебе! Они классные ребята, веселые! Приходи!

— Ладо, уговорила.

— Как Лешка-то твой?

— Да ничего, нормально.

— Голос вроде слышать слышала, а видеть не видела.

— Он по делам умотал. Недельки через две снова появится.

— Да… Уже считай что взрослый.

— Да. Время летит…

— Ой, и не говори! Вот Дашка моя — кажется, вот только вчера с роддома выписали, а в этом году уже в школу.

— Да… Слушай, Натусь, не обижайся, поползла я трудиться на благо Отечества.

— Ползи, ползи, что ж с тобой, пчелкой, сделаешь! А вечерком — забегай, ладно?

— Ладно, забегу.

Вернувшись домой, Ира вновь принялась вникать в тайны первобытных мебельных изысков. Тщетность усилий просто убивала. В конце концов, Ира плюнула на гиблую затею и занялась рутиной нотариального заказа — когда-то ж надо его сделать, обещала ведь. Работа была несложная, но объемная и ужасно тягомотная. Спасибо Генке, хоть стремительность соображалки нового компа значительно ускорила процесс. И тем не менее, Ира провозилась до самого вечера. Жаль, конечно, убитого времени, но зато мозги прочистились. Щелкнув последний раз «Save», Ира закрыла Corel, и тут же с грохотом шарахнувшейся об стену входной двери к ней влетела Наташа:

— Ага! А кто ко мне в гости обещал зайти?

— Ой, Наташенька, а я и забыла.

— Вот-вот, а потом: того не знаю, этого не ведаю! Бросай все — идем!

Положа руку на сердце, Ира никак не могла взять в толк: и чего это Наташка так настойчиво тянет ее к себе? Никогда раньше та не горела желанием знакомить Иру со своими друзьями. Вообще-то, этого не знала и сама Наташа, но она не задумывалась над собственным странным порывом.

Надя оказалась самой обыкновенной полноватой женщиной средних лет — по возрасту одетая, по возрасту причесанная, по возрасту подкрашенная. Сергей своим сложением чем-то напоминал Генку — такой же худой, только не жилистый, костью пошире, ростом пониже и в очках. Тоже очень смешной, но совершенно в другой тональности. Дети играли с Дашунькой в ее комнате и пока оставались для Иры за кадром. Но и родителей вполне хватало, чтобы понять, что это самая обычная московская семья представителей интеллигенции.

Болтали о всяком ни о чем — «а чё в Москве?», «а чё в Сочах?», анекдоты всякие…

— Ой, Надюх, ты Стасу-то дозвонилась?

— Нет, Сереж, забыла.

— Так звони — он, небось, с ума сходит уже!

— Сейчас, милый.

Надя принялась по памяти набирать номер.

— Стас, привет, это Надя. ….. Все нормально, долетели хорошо. ….. Да у нас что-то с роумингом не получается — вот здесь новый номер взяли. ….. Да-да, если что, на него и звони. ….. Да, все нормально. Дети в порядке. В море уже искупались, сейчас вот в гостях — они с хозяйской дочкой нянчатся. Позвать? ….. Ладно, тогда уж завтра звони — поговоришь. ….. Ну все, пока, — Надя положила мобильник на стол. — Фух! Отчиталась.

И дружеское общение вернулось в прежнее русло. Конечно, Радный не единственный человек в Мире, носящий имя «Стас», но его голос, хоть слов было и не разобрать, Ира узнала. Сердце билось в глотке, не давая свободно дышать. Генка рассказывал ей намедни о необычном семейном положении Радного, но Ира напрочь забыла упомянутые имена. Неужели это они и есть? Никогда она так не радовалась физиологической необходимости периодически пользоваться туалетом, благодаря которой у нее появился веский и вполне естественный повод отлучиться на несколько минут. Она замкнула за собой дверь, прислонилась щекой к холодному кафелю. Ее трясло. А время не стояло на месте. К счастью, после посещения туалета принято мыть руки — еще хоть минута. Классно, что вода ледяная. За стол Ира вернулась почти в полном порядке, единственное, заняв свое место, она поняла, что теперь посещения только что посещенного заведения требует ее физиология по-настоящему.

Повод сходить домой нашелся — Ира очень кстати вспомнила про Генкин эксклюзивный кофе и ко всеобщему удовольствию пообещала принести и всех угостить.

А вот теперь времени у нее чуть больше. Пока Ира решала физиологические проблемы и доставала заветную баночку, ее охватила паника. Учитывая информацию, полученную от Генки, возможность просто спросить, Ира даже не рассматривала и судорожно пыталась придумать, как ненавязчиво вытащить из Надежды и Сергея сведения о Радном. Тщетность мозговых потуг доводила до бешенства. Готовая разрыдаться, Ира вспомнила рыдающую Люсю и… «Собственно… а почему нет?». Ира вспомнила, что делала, точнее не делала тогда и в отрешенности легкого облака отправилась в соседнюю квартиру.

Генкин кофе перевел беседу в русло кулинарии в целом, а затем скорректировал ее направление на морепродуктах в частности. Где кофе, а где морепродукты — вопрос, конечно, интересный, но им Ира задаваться не стала. Она быстренько воспользовалась ситуацией и на самом гребне морепродуктовой волны выплыла к предложению москвичам попробовать эти самые морепродукты в их первозданном виде непосредственно из моря на его диком берегу где-нибудь подальше от цивилизации. Сергей с Надей пришли в восторг. Немного расстроилась Натали, которой в ближайшем обозримом будущем составить им компанию не представлялось возможным. В общем, первобытной добычей пищи порешили заняться завтра же.

Море уже достаточно прогрелось для длительного пребывания в воде, необходимого для морепродуктового промысла, но пока еще не достигло противной, с точки зрения Ирины, температуры парного молока. Облюбовали то же самое место, где пару месяцев назад Ира отдыхала в компании своих соседей. Расположились, искупались, общими усилиями натаскали дров для костра, а затем Иришка быстренько провела инструктаж с практическими занятиями по курсу «добыча даров моря, минуя торговую сеть». Серега и дети завелись моментально всерьез и надолго, а Ира с Надей, подтолкнув и немного поддержав процесс морской охоты, пустили его на самотек и улеглись на быстро накаляющиеся в утренних лучах камни.

Когда и как их непринужденный дамский «ни о чем» плавно перетек на персону Радного, Ира не заметила. Надя никогда не ощущала особой потребности кому-либо излить душу и никогда этого не делала, но вот сегодня ее прорвало.

Родилась она в Сибири, в семье репрессированных при Сталине. Вообще, как еще в детстве уяснила себе Надя по рассказам своей прабабушки, сибирская ссылка стала их семейной традицией, чуть ли не со времен Ермака. Всего послужного семейного списка Надя не знала, — он больше напоминал легенды — но вот то, что прадедушек несколько раз ссылали еще в царские времена, а дедушек и бабушек один раз, но сразу надолго, в советские, ей было известно точно. В школе она училась хорошо и с удовольствием, и, получив золотую медаль по окончании, собралась попытать счастье в Москве. Отговаривали всей большой дружной семьей, мол, детям репрессированных широкий светлый путь заказан. Надя не послушала и уехала. Ее семью уже давным-давно никто не трогал, но менталитет политических ссыльных плотно укоренился в семейном сознании. И в Надином — тоже. Поездка в Москву, скорее, была вызвана потребностью юношеского максимализма подтвердить статус. Но неожиданно для всех, и для себя в том числе, Надя поступила, притом совершенно спокойно и без проблем. Однако она-то точно знала, почему так получилось! На самом деле, Надя просто на отлично сдала экзамены и ее просто зачислили, но это на самом деле. А в ее сознании, в ее понимании…

Толпа страждущих стать абитуриентами казалась безбрежной. Никакие призывы подходить в поле деятельности приемной комиссии в порядке очереди и вести себя соответственно избранному высшему учебному заведению, успеха не имели. Надя уже третий день приходила с тщетной надеждой протиснуться сквозь плотную толпу и подать документы. Вдруг зычный низкий дамский голос строго выкрикнул: «Радный Станислав! Подойдите к четвертому столику!». Толпа зашевелилась в несколько другой тональности. Неожиданно, Надя даже вздрогнула, ее рука оказалась зажатой в мощные жесткие тиски и непреклонная сила, легко раздвигая плотную толпу, протащила ее прямо к столику приемной комиссии под номером четыре и вытолкнула вперед.

— У девушки сначала документы примите, — сказал твердый властный голос где-то, как показалось Наде, аж под потолком.

Тощенькая пожилая дама, похожая то ли на старуху Шапокляк, то ли на ее крысу, поверх очков изучила Надю, затем через очки ее документы, и, повторив сию процедуру несколько раз, выдала бланк заявления.

Где-то к концу сентября, Надя, перезнакомившись с однокурсниками, осторожно поинтересовалась, кто такой Радный Станислав.

— Сынок какой-то партийной шишки.

Теперь Надя точно знала, кому обязана своим поступлением. А потом «сынок какой-то партийной шишки» в лоб без прикрас и сантиментов предложил ей стать матерью его будущих детей. Собственно, в данном случае, предложение являлось вежливой формой приказа. Так что, учитывая собственное убеждение, что она у него в неоплатном долгу, Наде ничего не оставалось делать, как согласиться. Голова шла кругом — воспитание она получила более чем строгое и предстоящее обзаведение незаконнорожденным ребенком от представителя «вражеской коалиции», естественно, бурных восторгов не вызывало. Надя до мозга костей ощущала себя продавшейся и знала, что именно так расценит ее проступок семья, и совершенно справедливо! Милостиво пожалованные ей две недели на раздумье она не раздумывала принимать или не принимать «предложение» — выход Надя видела только один, если не считать самоубийства (этот вариант ей пришел на ум, но она его отбросила как акт слабости и неблагодарности). Все четырнадцать дней она мужественно пыталась свыкнуться со своей участью.

За всю свою жизнь со Стасом в постели она побывала всего два раза. Как он умудрился «попасть точно в цель» Надя понятия не имела и поражалась этому, потому как он даже ее циклом не интересовался. Да и, строго говоря, именно в постели она с ним никогда не была. В общем, от интимного общения с «сынком какой-то партийной шишки» впечатления остались далеко не радужные. Но как только Надя приняла щекотливое предложение официально, Стас переселил ее из общаги в пусть маленькую, но отдельную квартиру. Когда родился Володя, к нему тут же приставили няню, так что академ брать не пришлось, а перед рождением Светланы, Радный, с помощью отца, выбил ей двушку и выдал замуж за Сергея. Домой, в свою сибирскую Тмутаракань, Надя рискнула появиться только уже будучи замужней матерью двоих детей.

Отцу Нади — истинному таежному сибиряку — Серега не понравился: хилый интеллигентишка. А вот Стас! Дело в том, что последний даже не пытался скрывать странностей Надиной семейной жизни, и даже совсем напротив. После очередного литра самогона со скрипом, но линия Радного вошла в плоть и кровь Надиных ближайших родственников. И все же понимание, почему при таком раскладе Стас сам не стал мужем и полноценным отцом семейства, в голове Надиного отца ну никак не укладывалось. Тогда Стас предложил ему сходить в тайгу. Дело было зимой. Стас взял с собой только нож. Отсутствовали они неделю. А потом… Потом отец обнял дочь и сказал:

— Молодец, Надюха, хороших кровей дети твои.

Что происходило в течение недели в тайге ни Надин отец, ни тем более Стас никогда не рассказывали, но вопросы, по поводу взглядов последнего на семью, больше никогда не поднимались, а на самого Радного мужская, а вслед за ней и женская части Надиного семейного клана стали смотреть с тенью мистического ужаса. В общем, устаканилось все гораздо быстрее, чем Надя ожидала.

Безгранично человеческое любопытство, но вот, что странно: о нескрываемых, в общем-то, особенностях семейного уклада Нади, знали только те, кто, по мнению Стаса, должен знать, а далее пикантная информация как-то сама собой не растекалась.

С Серегой жили они дружно и счастливо. Дети радовали. А Стас… Надя не сказала бы, что испытывает удовольствие от общения с ним, но статус его неотъемлемости обсуждению неподвержен и даже непререкаем. Она его ощущает вроде как своим отцом, что ли, а родителей не выбирают. Это даже не смирение — это основа бытия, и по-другому быть просто не может. И еще. Радный-старший как-то предпринял попытку познакомиться с Надей. Стас не позволил. Надя заочно знала высокопоставленного деда своих детей, и от этого трепет перед Стасом усиливался многократно. Дети, в отличие от Нади, знали дедушку Андрея лично и вспоминали только по-хорошему, хоть и помнили, конечно, плохо — еще маленькие были, когда его не стало.

У Иры голова шла кругом от обрушившейся на нее лавины характеристик ее главного на сегодняшний день клиента и партнера. Собственно, каких-то принципиально новых черт к психологическому портрету Радного в Ирином сознании не добавилось, но все же он стал четче и яснее, что Иру по большому счету ничуть не радовало. С одной стороны — да и бог с ним! Это если б его роль в ее жизни ограничилась работой, но…

Ира летела над толпой. Радный наблюдал за ней, стоя поодаль. Он пронзил ее тяжелым, колючим, сверлящим взглядом и помахал рукой. Жест получился какой-то неоднозначный…

— А ну, девчонки! Подъем! А то не хуже мидий зажарились!

— Тёть Ира! Мам! У нас все готово!

15-летний Володя и 13-летняя Света очень походили на Радного, но только чертами внешности.

Вернувшись домой, Ира долго перебирала распечатанные эскизы. Потом вызвала такси и поехала на 73 километр. Дом пел си-минорную мессу Баха. Ира задумчиво переходила из комнаты в комнату. Впрочем, она ни о чем не думала — она представляла каким станет дом если… если в соответствии с ее эскизами. Она «примеряла» его на Радного. Дом продолжал исполнение мессы и, не вмешиваясь, внимательно наблюдал за Ириной.

Образ Радного неумолимо раздвоился. Его действительно стало два. Один — тот, который сложился благодаря личным умозрительным наблюдениям и информации, полученной от окружающих. Другой — Ира его не знала и не чувствовала. До сего момента. Точнее, чувствовала, но не догадывалась об этом… или не чувствовала, но догадывалась, не догадываясь…

Дом продолжал петь избранное им на сегодня произведение. Ира впала в оцепенение без мыслей и чувств. Стемнело. Ира очнулась от нависшей гробовой тишины. По темному залу летали светлячки.

— Добрый день, Стас.

— Рад Вас слышать, Ирина.

— Вы абсолютно уверены, что не нуждаетесь в просмотре эскизов?

— Абсолютно.

— В таком случае высылаю Вам смету.

— Если я правильно понял, то, как только начинается финансирование, Вы приступаете к реализации Вашего проекта относительно моего сочинского домика?

— Именно так.

— Что ж, я рад. Общую сумму назовите, пожалуйста, а смета мне ни к чему.

— Станислав Андреевич…

— Стас.

— Хорошо. Стас, я начинаю Вас бояться.

— Только начинаете?

— Извините, пожалуйста, ну чуть преувеличила.

Радный слегка усмехнулся:

— Так какая у нас там сумма получилась? — Ира назвала. — Я так понимаю, мебель Вы пока не включали.

— Ее еще сделать надо.

— М-м… не понял…

— Знаете, если в доме мебельного магната будет стоять пусть даже самая качественная и дорогая, но мебель, как говорится, из магазина напротив… не знаю кому как, а я бы не поняла.

— Логично.

— Я параллельно работаю над идеей, предложенной Геннадием Васильевичем — думаю, впишется очень даже удачно.

— Это хорошо. Так, Ир, денежку я в течение сегодняшнего дня перечислю, но не подумайте, что на этом бросаю Вас на произвол судьбы — сейчас SMS-кой скину Вам номер одного из моих сочинских менеджеров. Можете напрягать его на всю катушку — он в полном Вашем распоряжении. Договорились?

— Да, конечно.

— Тогда удачи!

Ире понадобилась целая неделя, чтобы все точно рассчитать и составить смету. Хорошо еще Влад помог, а то бы и дольше проковырялась. Правда, в эту идею Ира сама не верила, потому что большая часть времени оказалась посвященной общению с помощником.

Мобильник возвестил о прибытии SMS-ски. Ее будущего подчиненного звали Александром. Ира набрала номер. Договорились встретиться в офисе, в Парк Отеле.

Александр действительно оказался Александром. Не Сашей каким-нибудь. Эдакий мальчик-мажор, скучающе-благоговеющий в лучах своей должности менеджера в представительстве уважаемой компании. Он явно был не в восторге, что ему, вместо того чтобы блистать в кулуарах бизнес-элиты города предстоит стать чем-то сродни мальчику на побегушках. Он даже не пытался скрыть своего недовольства. Предметный разговор не клеился. Офис-менеджер Леночка сочувственно смотрела на Ирину, а когда мальчик-мажор, манерно извинившись, вышел ответить на звонок своего мобильника, она как бы невзначай назвала Ире не только его имя, но и отчество с фамилией, и сразу стали понятны причины поведения сего отрока. Ира многозначительно глянула на Лену и еще более многозначительно сказала «спасибо». Лена понимающе улыбнулась. Александр вернулся, Ира виртуозно свела разговор на нет и попрощалась.

Дома, собравшись с духом, Ира набрала номер Радного.

— Здравствуйте еще раз, прошу прощения за беспокойство…

— Что-то случилось?

— Да не так, чтоб случилось… Я просто встретилась с АЛЕКСАНДРОМ, — Ира так произнесла это имя, что продолжение фразы не раскрыло для Радного ничего нового, — по-моему, он менеджер слишком ВЫСОКОГО уровня, для того чтобы быть в полном моем распоряжении.

— Ага… понял…

Судя по реакции, Стас сам ни разу Александра в глаза не видел и именно сейчас составлял о нем свое мнение.

— Вы не будете против, если в полное свое распоряжение я возьму своего мальчика?

— Сына?

— Нет. Его друга. По крайней мере, он уже в курсе сметы — помогал мне с расчетами.

— А какое у него образование?

Формальный вопрос прозвучал формально, но Ира почувствовала, что Радный явно заинтересовался Владом.

— Окончил первый курс Бауманки, но мальчик он уже достаточно взрослый — армию отслужил. Сейчас семьей обзаводится, так что перешел на заочную форму обучения.

— Хорошо. Я позвоню Лене, а он пусть завтра подойдет к ней в офис с документами. С Вами поработает, а там посмотрим.

— Спасибо. С Александром сильно напрягла?

— Не беда, придумаем детке какое-нибудь применение.

Ира ликовала. Попрощавшись с тишиной в мобильнике, она набрала номер Влада.

— Так! Кто у нас там собирался служить мне верой и правдой?

— Я!

— Ваши мечты, молодой человек, осуществились!

— Да?!

— Ага… Завтра с документами дуешь в офис Радного и поступаешь в полное мое распоряжение. Пока, по поводу облагораживания его дома.

— Здорово.

— Вот и я говорю — здорово.

— А сейчас можно к тебе?

— Можно.

Через пятнадцать минут Влад уже сидел у нее на кухне. Ира рассказывала ему о сегодняшних событиях во всех подробностях и со своими достаточно язвительными комментариями.

— …так что, Влад, особо радует то, что, по-моему, Радный твоей персоной заинтересовался. Думаю, штат его сочинского представительства находится в стадии формирования и если ты, работая со мной, хорошо себя зарекомендуешь, а это, уверена, так и будет, неплохая должность с соответственной зарплатой тебе обеспечена.

— Спасибо, Ир, а к работе, когда приступать?

— По большому счету ты уже к ней приступил. Завтра решишь вопросы официального трудоустройства, а послезавтра положим начало приведению дачи Радного в жилое состояние.

— Слушай, прям камень с души сняла! А то мой будущий тесть уже клещами вцепился. Знаешь, перспектива лицезреть его, начиная со времени уже не столь отдаленного каждый день утром и вечером уже не радует, а если еще и работать вместе — вообще смерть!

— Влад, а с чего ты решил лицезреть его ежедневно утром и вечером?

— Ну как? Вот женюсь на Алиночке — с моей мамой жить не вариант, сама знаешь.

— Влад, я думаю, проблему твоей семейной обособленности уж решим как-нибудь.

— Ир, ты вообще представляешь, сколько стоит сейчас снять квартиру?

— Влад, сейчас лето — естественно, цены аховые. Женишься ведь ты в середине августа, а с сентября уже все не так страшно будет.

— Ира, а можно нескромный вопрос?

— Можно.

— У тебя что-то было с моим будущим тестем? А то он тобой как-то не совсем понятно интересуется постоянно.

— Влад, признайся честно, ты помнишь всех девушек, с которыми у тебя что-то было?

— Наверное — да, — ответил он, чуть заметно покраснев.

— Вот видишь, все-таки «наверное», а не просто «да». Притом учти, что тебе немногим больше двадцати. То есть, если б я помнила всех, кто когда-то послужил мне постельной принадлежностью, боюсь, что ни на что другое памяти бы моей не хватило. Ладно. Алиночка-то наша как?

— Замечательно. Скрупулезное исполнение всех ритуалов любовной магии работает как часы. Знаешь, дарить цветы и прочую дребедень, устраивать целомудренные свидания, наполненные романтизмом, совсем несложно, в особенности, если твоя собственная реакция на объект равна нулю.

— Ну, насчет целомудрия это, по-моему, ты зря.

— Ой, не зря! Во-первых, в постель обожаемой невестушки, честно говоря, не тянет абсолютно, да и, к тому же, благодаря этому оттягивается момент моего поселения в «благородном» семействе моих будущих родственничков.

— Логично.

Ира ни с того ни с сего резко поменялась в лице — будто загорелась неведомым пламенем.

— Ир, что случилось?

— Ничего… все нормально…

Казалось, что слова ей даются с величайшим трудом.

— Мне свалить?

— Ага… — еле слышно произнесла она.

Влад сию минуту испарился, а она, оставшись в одиночестве, метнулась в комнату и рухнула на диван с кипой распечаток Генкиных фотоснимков.

Ну как?! Ну как сразу нельзя было этого понять?! Ира быстро рассортировала громадную пачку снимков на группы. Все сходилось и становилось на свои места, выстраиваясь в удивительно гармоничную законченную систему. И Генка тоже хорош! Не мог сразу все сам объяснить?!

Итак, каждый предмет быта — это законченный Мир с собственной ориентацией по сторонам света. Эта собственная его ориентация сохраняется вне зависимости от положения в Земном пространстве, так же как и Земные стороны света не меняют направления в зависимости от положения планеты в Солнечной системе и во Вселенной в целом. Соответственно, положение предмета, имеющего собственные стороны света, в пространстве относительно его сторон света при их совпадении или определенном варианте несовпадения определенным образам гармонизуют часть пространства в месте пересечения координат. Эти самые стороны света отдельно взятого предмета закладываются не только умозрительно, а подкрепляются определенными материалами, их выделкой и декорированием, таким образом, намертво закрепляя за определенной деталью определенное направление. Таким образом, любая утилитарная вещь становится магическим инструментом управления потоками жизни.

Ира набрала Генкин телефон.

— Ирчик! Привет! Как я рад тебя слышать!

— Рад?! Ты разве не чувствуешь, что я собираюсь на тебя наехать?

— На меня наехать?! За что?!

— Еще скажи, что даже не догадываешься.

— Скажу: не догадываюсь.

— Генка, ну неужели сразу объяснить нельзя было?! Я бы тут так долго не мучилась!

— Ирчик, честное слово не понимаю — о чем это ты?!

— О сторонах света.

— В смысле…

— В смысле о том, что ты указал стороны света на фотографиях с мебелью племен типа Чумба-Юмба.

— Тьфу-ты! Да это у меня просто функция такая в фотокамере есть, специальная для всякого рода путешественников. Знаешь, иногда очень даже удобно.

Ира усиленно пыталась поставить на место свою отвисшую челюсть. Генка говорил абсолютно искренне — он действительно даже отдаленно не предполагал сделанного Ирой открытия.

— Да… Действительно удобно…

Генке в Ирином тоне послышался сарказм.

— Извини, я как-то не подумал, что это может вызвать у тебя вопросы. Не обращай просто внимания и все. Поверь, никаких подвохов.

— Ладно, инцидент исчерпан.

Ирин голос звучал вполне дружелюбно и Генка успокоился.

— Фух! Сама-то как?

— Нормально. С послезавтрашнего дня начинаю воплощать в жизнь интерьерно-экстерьерные идеи по даче Радного и вплотную заниматься твоими эскизами. Доволен?

— Очень! Как только первые почеркушечки сделаешь — кинь мне.

— Обязательно, Геночка, — Ирин голос звучал почти ласково.

— Ира! Я ведь тайно влюблен в тебя!

— Ах!

Итак, Генка не имел ни малейшего понятия о сторонах света отдельно взятых бытовых (и, наверное, не только) предметов. Может, она сама себе небылицу насочиняла? Ира еще раз внимательно пересмотрела фотоснимки. Невзначай пойманная ею идейка имела вид законченного правила. А может все-таки… Да плевать на все! Какая разница, так или не так это на самом деле, если теперь она точно знает, что делать!

Ира натянула купальник, влезла в парадно-выходные шортики, майку и сандалии и отправилась пешком к морю.

Народонаселение города выросло в астрономических масштабах. Едва прикрыв лоскутиками истосковавшиеся в запакованном состоянии за год тела, отдыхающие стайками сновали по городу, вселяя в последний настроение тотальной праздности. Основной поток почти обнаженной человеческой натуры уже двигался в сторону от моря, так что Ире пришлось «плыть против течения». Зато пляж оказался относительно свободным. Конечно, он не показался бы Ире таковым, если б не вышеупомянутый поток. Что здесь (на пляже) творилось днем! Страшно даже представить. Не без труда отыскав местечко поближе к воде, Ира быстренько разделась и с разбега отдалась морю. Прошла всего неделя после вылазки с Надиной семьей, а вода уже почти кипела. «Все. Морю конец, теперь, наверное, эдак до середины сентября. Теперь только на речку…».

Чуть понежившись в лучах предзакатного солнца, Ира вновь занырнула, а потом еще и еще. Небесное светило коснулось воды, но на прохладу и намека не наблюдалось. Тем не менее, выйдя на берег после очередного заплыва, Ира одним движением подхватила свои пожитки, собираясь направиться в раздевалку.

— Госпожа Палладина! Может, все-таки, соизволите обратить внимание на мою скромную персону!

Властный и одновременно веселый голос принадлежал Женечке, который, как теперь поняла Ирина, во все время ее пребывания на пляже приходился ей самым близлежащим соседом.

— Женечка… — промямлила она, усиленно свыкаясь с только что осознанной новостью.

— Ну, Ирина Борисовна, Вы исполняете! Надежда умирает последней! Воистину!

— Какая надежда? — мыслительная деятельность относительно общепринятой реальности давалась ей с трудом.

— Надежда быть замеченным… — вселенская скорбь с шутливым оттенком окутала голос и выражение лица Женечки. Он легко поднялся, одновременно подхватив свою одежду вместе с нехитрой пляжной экипировкой и, добродушно усмехнувшись, сказал. — Идем.

Всю дорогу до раздевалки, а потом и до своего дома он безжалостно издевался над Иришкиной крайней степенью рассеянности. Ира весело смеялась его едким шуточкам, и не подумав окончательно оторваться от своих северо-юго-западно-восточных прикидок. А с момента ее выхода из дома, и даже раньше — с момента обоснования в мозгу сей идеи, подобному осмыслению подвергались все движимые и недвижимые объекты по пути следования.

— И-ра!!! Ау!!! — Женечка торжественно водрузил на стоящий перед ней столик гигантскую пиалу с вишней. — Ира, только меня не мучай! Я, честное слово, не имею ни малейшего понятия, где север у моего дивана! — Ира смотрела на него круглыми глазами. — И по поводу телепатии не терзай! Ты вот тут сидишь и сама с собой болтаешь!

Женечка говорил истинную правду. Хотя, не обрати он на это Ирино внимание, она, скорее всего, сама и не заметила бы, но теперь признавала, что действительно слышала собственный, рассуждающий о северо-юго-западо-востоке, голос.

— Ирочка! — сказал очень ласково Женечка и нежно провел рукой по ее волосам и лицу. — Расскажи: куда тебя занесло? А самое главное: как?

— Жень, что ты знаешь о сторонах света?

— Достаточно много, но тебе ничего не скажу, по крайней мере, сейчас.

— Почему?

— Я вижу, ты нечто в этой сфере сама обнаружила и не хочу портить твои находки собственным мнением.

— Жень?! Но ведь оно может быть мне полезно!

— Может быть, и полезно, а может быть, и нет. Видишь ли, в абсолюте истинно все, но когда речь идет о частном случае, то правильным будет лишь то, что вписывается в данное конкретное правило данного частного случая. Так что, если я сейчас изложу тебе свои познания относительно обсуждаемой темы, они могут идти вразрез с твоим частным случаем, и ты можешь решить, что неправа, а это, по моему глубокому убеждению, скорее всего, не так. Рассказывай! По порядку: сначала «как», а потом «что».

— Генкины фотки… Ну… Генкины фотоснимки мебели примитивных племен… Я их честно просматривала в течение достаточно длительного времени, но ничего, никакой основы, зацепки не находила… Потом даже показала их поющему дому — стерильность полная… Потом попыталась вписать в собственный интерьер и тут наткнулась на стрелочки указывающие направления по сторонам света. Знаешь, я нисколько бы не удивилась, если б предстояло оформление интерьера, но отдельные предметы? В общем, меня это смутило, и я вновь отложила их. И тут, во время совершенно мирной беседы с Владом на совершенно не связанную тему, меня как молния поразила, притом действительно ни с того, ни с сего. Влад — умничка! Почувствовал и сразу свалил. А я взяла фотки, и действительно — все сходится! Звоню Генке, рассказать ему, какая он сволочь, а он, представляешь, ни сном, ни духом! Я снова в картинки. Представляешь, это — даже не правило, это — закон, притом четкий, ясный и красивый! Представляешь: материалы, их обработка, декорирование, наконец — все подчинено указанию, обозначению, закреплению собственных сторон света предмета! К тому же, если учесть, что фотографии сделаны в различных, никак не связанных географически и культурно местах, то это действительно некий объективный закон!

Ира говорила очень эмоционально и сумбурно. Женечка загадочно и многозначительно улыбался.

— Да… всё так… Только каждый предмет имеет не четыре, а семь основных направлений, просто три из них настолько очевидны, что ты их не заметила и не приняла в расчет.

Ира смотрела на Женечку удивленно. Он усмехнулся и продолжил:

— Семь направлений — это север, юг, запад, восток, вверх, вниз и внутрь. Верх и низ у большинства объектов настолько очевидны, что до сих пор даже в современной цивилизации сохранились связанные с ними поверия и обряды.

Женечка сделал паузу и многозначительно посмотрел на Иру, явно намекая на свой труд, предоставленный ей для работы над иллюстрациями.

— Направление внутрь — самое загадочное, мистичное и материалистичное одновременно. Это, безусловно, то, что находится внутри объекта, допустим заполняющий его материал. К тому же, ты, как художник и дизайнер, естественно, знаешь о точке золотого сечения, центре тяжести и еще целом ряде определяющих физические и эстетические качества объекта внутренних точках — они тоже все лежат в сфере направления внутрь. Плюс, в этом же направлении находится некая запредельная, мистическая суть объекта, его Великая Тайна. К тому же, это единственное направление, которое в пространственных границах любого предмета бесконечно — все остальные имеют предел.

Домой Ира попала около часу ночи и тут же завалилась спать. Утром позвонил Влад. Ира подробно рассказала ему куда идти и кого спросить — мальчик он большой, так что сам справится. И тут осознала свою главную оплошность: Влад — это, конечно, здорово, но вот со строителями-то она не договорилась! Радный, впрочем, обещал дать своих, если понадобится, но Ире как-то, мягко говоря, не особо хотелось этого. Она углубилась в недра «Контактов» мобильника.

— Валерий Валентинович? Здравствуйте! Это Ира Палладина, дизайнер.

— Ирочка! Сколько лет, сколько зим!

— Валерий Валентинович, я знаю, что я жуткая растяпа, так что не ругайте сильно.

— Ирочка! Что там у тебя стряслось?

— Ой, стряслось! Большой-пребольшой объект и к работе приступить надо бы уже завтра. Я знаю, что о таких вещах договариваются заранее, но у меня, растяпы эскизами озабоченной, все из головы напрочь вылетело.

Ира выпалила это на одном дыхании, внутренне будучи готовая к тому, что сейчас Валентиныч вежливо извинится, расскажет, как у него клиенты на год вперед расписаны и пошлет ее куда подальше. И будет абсолютно прав — договариваться надо было сразу. Еще в мае.

— Ирочка, не так быстро! Что ты говоришь?

— Валерий Валентинович у меня громадный объект и надо начинать, чем скорее, тем лучше.

— Ирочка, повтори еще раз…

— Валерий Валентинович, я понимаю, что так не делается, но… Каюсь, каюсь, каюсь…

— Что за объект?

— Голая добротная трехэтажная коробка, квадратов эдак на пятьсот, из которой нужно сделать дом. Времени, в принципе, почти год, но работы там не меряно. Финансирование достойное.

Ира едва мямлила под тусклым едва уловимым светом огонька надежды.

— Ира… Ирочка! Иришечка!!! Да ты просто бог!!! Мы тут три месяца, как мелкими шабашками перебиваемся! Восемь заказов сорвалось! Да я хоть сейчас тебе ребят пригоню!

— Ребят сейчас не надо, а вот если вместе на объект съездить — это было бы здорово.

— Так поехали!

— Я еще хочу взять с нами паренька, который будет мне и вам помогать, так что жди моего звонка.

— Жду с нетерпением, Ирочка!

Как и предполагалось, сложностей у Влада с официальным трудоустройством не возникло, и к часу дня он уже освободился. Они с Ириной отметили это событие пирожными с чаем в «Аленке», а потом спустились к главпочтамту, где их и подобрал подъехавший на своей видавшей виды «Ниве» Валентиныч.

Дом озарился счастьем и приветствовал всех финалом девятой симфонии Бетховена. Впрочем, слышала торжественную оду «К радости» только Ирина (по крайней мере, она так считала), Влад воодушевился, правда (как Ира предполагала), не понимая природы приподнятого настроения, а Валентиныч, тот просто с места в карьер накинулся на работу. Он несколько раз обежал все три этажа, не пропуская ни одного помещения, полазил по цоколю и по чердаку и нарезал несколько кругов вокруг «пациента, который скорее жив, чем мертв».

— Ну что ж, грубых ошибок вроде нет, — сделал он заключение. — А теперь, Ирочка, давай эскизы и смету.

Где-то с полчаса Валентиныч угукал над бумажками, сидя в тени инжира, а затем снова забегал вдоль и поперек уже ставшего ему родным «объекта». А дом… Дом устроил дискотеку 80-х. Ире казалось, что он не только поет, но и пританцовывает. Влад носился вместе с Валентинычем, стараясь во все вникать.

Ира не мешала им, сканируя взглядом траву вокруг дома. Ей казалось, что за ней откуда-то наблюдает черная гадюка, но саму змею она так и не увидела, как ни старалась.

— Все, Ирочка, я ознакомился с объектом и твоими замыслами, как мог, а теперь давай рассказывай.

Ира взяла эскизы из рук Влада, и они снова, теперь уже все вместе, вошли в дом. А он нежно-нежно затянул битловский «Michel».

— Ну что, Валентиныч, за год осилим? — подытожила Ира окончательный на сегодня осмотр дома.

— Осилим, Ирочка! Куда ж денемся! — с энтузиазмом воскликнул Валентиныч. — Так, Влад, вопрос на засыпку, а машина у тебя есть?

— Нет.

— А хотя бы права?

— «ВС» — в армии получил.

— Это хорошо. Тогда завтра, пока будем мотаться, надо заодно вписать тебя в страховку и сделать доверенность.

— Валентиныч, прикинь, сколько денег нужно выдать вам для начала? — спросила Ира.

— Сейчас прикинем…

Валентиныч блестяще считал в уме ведомым только ему способом и вскоре озвучил сумму. Часы показывали 16:23. Ира позвонила в банк, где ей ответили, что требуемую сумму она сможет получить наличными лишь завтра с десяти утра.

— Давайте так, я вам дома дам тысяч пять, а потом договоримся, где встретимся днем, и тогда выдам остальные. Нормально?

— Пойдет, — Валентиныч обливался потом от становящейся уже невыносимой жары. — А сейчас предлагаю, давайте в море окунемся.

— Хорошее предложение, Валентиныч! Подождите чуть, пойду, переоблачусь в купальник.

Ира зашла в дом.

— С завтрашнего дня начнешь становиться красивым, — поглаживая грубые неоштукатуренные стены, сказала она ему.

Дом довольно заурчал и залился звуками незнакомого Ире тембра, исполняя «Девушку с волосами цвета льна» Клода Дебюсси.

Пляж оказался абсолютно безлюдным. Застывшая гладь моря переливалась ослепительно белыми бликами. Ира первой потревожила воду, едва шевелившуюся лишь у самого берега. Всплески брызг, заискрились в лучах безжалостного июльского солнца, разрезая сонное марево густой тишины. Кто-то толкнул Иру в плечо.

— Влад! Не балуйся! — притворно строго крикнула она.

Влад как-то неестественно засмеялся. Ира повернула голову — около нее резвился дельфин. Не заметив как, она оказалась достаточно далеко от берега. Ни Влада, ни Валентиныча поблизости не наблюдалось. Нельзя сказать, чтоб Ира так уж слишком испугалась морского обитателя, но вот то, что такая встреча не самое безопасное развлечение, она, естественно, понимала. Но выхода не было — пришлось налаживать контакт с представителем морского разума. Дельфин плавал вокруг нее, осторожно толкал в плечо и своим смеющимся голосом пытался что-то сказать так, чтоб Ира поняла его.

— Знаешь, милый, по-дельфиньи ни слова не знаю. Ты бы показал, что ли, чего тебе от меня нужно.

Видимо, дельфин знал русский несколько лучше, чем Ира дельфиний, потому что тут же перестал тыкаться носом ей в плечо, а поплыл, зовя ее за собой. Ира передвигалась слишком медленно, по крайней мере, так показалось дельфину. Его, судя по всему, достало плавать туда-сюда, и он очень понятно попросил Иру ухватится за свой верхний плавник. Ира исполнила просьбу, и тут же скорость ее передвижения по воде увеличилась в несколько раз. Она опасалась поначалу, что дельфин может нырнуть вместе с ней, но он, видимо, хорошо разбирался в человеческой физиологии и не предпринимал попыток ненароком утопить Иру. Они плыли и плыли… Солнце слепило глаза, и Ира толком не понимала — куда. Постепенно скорость передвижения снизилась, и дельфин недвусмысленно намекнул Ире, что пора отпускать его плавник.

Ира с удивлением обнаружила, что находится почти у самого берега, не менее пустынного, чем тот, с которого она уплывала, только другого… с громадными скользкими валунами, выходящими из моря на сушу. Дельфин что-то пытался втолковать Ире своим смеющимся голосом и указывал направление в сторону скользких валунов. Сам он воздерживался от движения туда.

Ира поплыла к валунам. Вода вокруг них выглядела вполне естественно. Ира не понимала, что нужно здесь дельфину. Не понимала до тех пор, пока не подплыла вплотную — скользкие каменные глыбы сжимали израненное мидиями тело еще одного дельфина, только гораздо меньших размеров, чем ее проводник. Он уже и не пытался трепыхаться, но был, судя по всему, жив.

— И как же тебя угораздило? — спросила Ирина, осматривая валуны и прикидывая причины затруднительного положения. Естественно, ответа она не ждала, но дельфиненок дернулся, а его старший собрат что-то попытался пояснить на незнакомом Ире языке.

Осмотр места происшествия ничего утешительного не дал. Ира видела единственный способ высвободить дельфиненка из плена камней — поднять над водой, но вряд ли у нее у одной хватит на это сил. Она подплыла к своему проводнику. Глаза дельфина наполнились грустью. Казалось, он сейчас заплачет.

— Послушай, друг, не отчаивайся! — она погладила его по голове, а он что-то чирикнул ей в ответ. — Я не смогу одна его вытащить, но если я позову своих друзей, то у нас получится.

Ира смотрела в его глаза и он, кажется, понимал ее. Она подплыла к самому высокому валуну и вскарабкалась по его более пологой стороне. Вдалеке маячили фигуры Влада и Валентиныча. Они выказывали все признаки обеспокоенности ее отсутствием. Ира как могла громко крикнула — они не слышали. Дельфин за спиной слишком сильно переживал, так что идея идти к ним не показалась Ире хорошей. Ее так усиленно искали целых два взгляда, что неминуемо, в конце концов, должны были заметить. Ира замахала руками, продолжая кричать. Совсем не сразу, но Влад увидел ее и позвал с собой Валентиныча. Ира еще раз взмахнула рукой, призывая их, и нырнула в воду.

— Все милый, совсем скоро мы его вытащим, — сказала она большому дельфину и подплыла к малышу.

Она нежно гладила его и почувствовала, как его сердечко стало биться ровнее — он больше не боялся.

— Ира! Ты где?

— Сюда! Здесь дельфиненок в камнях застрял.

На валунах появились Влад с Валентинычем.

— Эко угораздило! — подтвердил сложность ситуации Валентиныч.

— Ты-то здесь как оказалась? — спросил Влад.

Ира взглядом показала на плавающего неподалеку дельфина:

— Потом расскажу. Этого недотепу отсюда только через верх более-менее безболезненно вытащить можно.

— Так, так… Сейчас сообразим…

— Валентиныч, только через верх, он там зацепился, пока самостоятельно выбраться пытался, так что если за хвост тянуть будем, его еще больше мидии издерут, да и плавник вывихнуть можно.

— Ага… Так, Влад, ты ложись на тот камень, а я на этот, а ты, Ириш, снизу его подталкивай.

Взрослый дельфин не особо обрадовался прибытию еще двух человеческих существ, но когда понял, что они делают, не остался в стороне, подплыл и стал помогать Ирине выталкивать незадачливого дельфиненка. Дело пошло быстрее, и, в конце концов, безмерно счастливое юное морское создание, подняв целый столб брызг, плюхнулось в воду. Взрослый дельфин радостно стрекотал, не забыв при этом дать хвостом пару оплеух виновнику всеобщего переполоха. Ире стало жаль беднягу, но вмешиваться в воспитательный процесс она не решилась. Влад с Валентинычем перебрались на берег. Ира хотела последовать за ними, но не смогла отказать довольному дельфину, вернуть ее так же, как она оказалась здесь, и под аплодисменты Влада и Валентиныча Ира торжественно понеслась по морской глади в обратную сторону.

Прощаясь, дельфин что-то прострекотал ей и исполнил несколько головокружительных прыжков, а заодно преподал урок вежливости своему младшему спутнику, заставив тоже прострекотать «спасибо» или что-то еще, но по смыслу, скорее всего, очень схожее. А потом они вместе уплыли, оставив Иру самостоятельно добираться до берега, на котором ее уже ждали Влад с Валентинычем.

— Ира! Это нечто! — восхищенно воскликнул Влад.

— О! Молодой человек! Вы, видать, плохо знаете эту барышню. Я-то с ней не так часто общаюсь, но без сюрпризов никогда не обходится.

Ира в сладком изнеможении растянулась на горячих камнях. Пережитое только что событие всколыхнуло ярко-эмоциональные воспоминания детства.

Долгое время дельфины для Иры были фантастическими существами из сказочных историй. Во время прогулок вдоль моря или по самому морю на катере, родители не раз направляли ее взгляд в лазурную даль, но ей никак не удавалось разглядеть загадочного морского великана… А потом по телевизору показывали многосерийный фильм Флиппер… Уже подростком вместе с туристической группой с папиной работы она ездила в батумский дельфинарий. Там впервые Ира созерцала героя своих детских фантазий, как говорится, живьем. Дельфинов в открытом море ей посчастливилось увидеть уже взрослой, когда она с мужем и сыном приехала домой в Сочи на летние каникулы после окончания второго курса академии. Их было целых три… Они прыгали, резвясь, совсем недалеко от берега. Только тогда в ее сознании уложилось ощущение, что дельфин — это не миф, не сказка, не кино… Но не до конца… До сих пор что-то в ней ставило дельфинов в один ряд с Фениксом, Сфинксом, единорогами, грифонами, драконами… Да, даже сейчас, даже после того как она не просто увидела героя мифов так близко, но даже дотрагивалась до него… даже почти что каталась на нем… «Что такое чудо? Это может быть что-то самое обычное, но лично для тебя овеянное Великой Тайной… А что такое Великая Тайна?..». О том, что же такое «Великая Тайна» Ира размышляла уже поздно ночью в своей постели, засыпая на плече у Влада.

Весь следующий день пролетел в беготне и суете. Закупили все необходимые для начала стройматериалы. Владу выдали две доверенности на управление видавшей виды «Нивой» Валентиныча и его же грузовой «ГАЗелькой». Так что начало ударной стройке благополучно положили.

Вечером позвонил Лешка, радостно сообщив, что он успешно завершил весь процесс бумажной волокиты, на 26 августа купил билет до Москвы, а на 28 — до Нью-Йорка, и завтра к вечеру будет в Сочи, чтоб оставшиеся полтора месяца посвятить «беспробудному» отдыху.

Рано утром Влад умотал на работу. Ира проснулась, когда его уже и след простыл. Уф! Впереди почти целый день, когда можно снова нырнуть в дебри северо-юго-западно-восточных тенденций дизайнерских изысков примитивных культур.

Ира глянула на часы — еще только половина девятого, а духота уже нестерпимая. Даже пожаренные Владом не так уж недавно гренки толком и остыть не успели. Ира зашторила окна. Вообще-то, по-хорошему, давно стоило набраться мужества и поставить кондиционер. Может, прямо сейчас взять и позвонить в какую-нибудь фирму? Нет, чужие люди с дрелями и очередной бардак в квартире, который разгребать недосуг — это «прямо сейчас» совершенно не в тему.

Ира завалилась с фотографиями на диван, но тут же отложила, ставший традицией, просмотр. Она вспомнила дельфинов.

Великая Тайна…

Итак, Великая Тайна это некое субъективное ощущение. Совершенно необязательно, чтобы то, что окутывает Великая Тайна, было бы действительно загадкой или чем-то непознанным, что невозможно понять и объяснить. Вообще-то, по-настоящему понять и объяснить невозможно на самом деле абсолютно все. Ира вспомнила школьные уроки анатомии, как им рассказывали о зрении. Строение глаза: хрусталик, сетчатка, палочки, колбочки, нервные окончания, связывающие с мозгом… Все здорово, все изучено, все понятно… Даже, вон, операции восстанавливающие зрение делают, но то, как же все-таки человек видит, так никто и не знает, то есть механика-то известна, а суть? Великая Тайна, она в сути явлений, существ и предметов.

Дельфины… Об этих морских обитателях существует масса увлекательных реальных историй превращающихся со временем в легенды. Ира с раннего детства, проведенного в приморском городе, столько слышала о них, но долгое время не видела, и они стали для нее, пожалуй, даже более загадочными, чем Лох-Несское чудище. Стоп, а ведь не только дельфины… Дятлы и сороки… Вот еще фантастические существа из детских сказок. Их Ира тоже впервые увидела, не на картинке и не по телевизору, уже взрослой — и до сих пор они для нее так и остались существами фантастическими. В ощущениях конечно. Естественно, умом она понимала, что они самые обычные жители Земли, но только умом… Нечто вселяло в нее мистическое благоговение перед ними.

То есть, получается, что сознание создает мистическую ауру вокруг существа, в реальности которого воочию убедиться не удается, но о котором рассказывают книги, фильмы и окружающие, которым доводилось его встречать. Стоп… Медведь, волк… Их Ира в живой природе вообще никогда не видела, но, тем не менее, фантастическими ну никак не ощущала. Наверное, Великая Тайна касается их тоже, но не для нее. Ира стала перебирать в своем сознании все знакомые ей явления на предмет ощущения в их сути Великой Тайны. Классификации не получалось никакой, даже намеков на то, какие признаки создают мистическую ауру. Она могла иметься у некого очень простого, реального и познанного нечто и напрочь отсутствовать у общепризнанно загадочных явлений.

Время шло, мозги плавились. Вполне возможно, что пребывание в состоянии поиска сути Великой Тайны продлилось бы и дольше, но с книжной полки вдруг с невероятным грохотом свалился коричневато-зеленоватый камень. Свалился по вполне объективным причинам — Ира, измываясь над собственным мыслительным устройством, то и дело меняла позу, пытаясь выбрать наиболее удобное положение тела. Невыносимая жара и убивавшее своей пока что бесплодностью занятие способствовали затеканию мышц и накоплению раздражения. Последнее перемещение в пространстве дивана оказалось весьма резким по отношению к расположенному вплотную книжному шкафу — вот каменюка и грохнулась. От разрезавшего тишину внезапного звука перехватило дыхание, и сердце застучало где-то в районе висков. Ира вскочила, пытаясь унять дрожь, прошла несколько раз по комнате, положила камень на место, потом взяла с полки и придавила к солнечному сплетению. Дрожь не унималась, сердце колотилось, а тело окутал промозглый холод, никак не сочетавшийся с повышенной температурой окружающей среды. Ира чувствовала, что продрогла до костей. Она положила камень на место и влезла под горячий душ. Прошло минут двадцать, прежде чем все функции организма вроде как восстановились.

— Всё, по тормозам, — сказала сама себе Ира и мужественно взяла в руки стопку фотографий.

Позвонил Лешка и сообщил, что благополучно приземлился в аэропорту Адлер. Ира ликовала по поводу возвращения сына, при этом трепетно ловя последние минуты благословенного одиночества. Самое главное, что она все успела. Точнее, вся работа все еще оставалась впереди, но она сделала главное — поняла, что делать. Запел мобильник:

— Ирчик, как ты там?

— Здравствуй, Геночка…

— Давно не слышал такого блаженства в твоем голосе?! Что с тобой?

— Со мной? Со мной все предельно замечательно.

— То, что замечательно, я не сомневаюсь, но что именно?

— Замечательно именно все! Геночка, не думаю, что очень быстро выдам тебе эскизы, но считай, что они уже готовы.

— Ира, ты приводишь меня в мистический трепет…

— Тебе, можно сказать, везет.

— Везет? Это почему же?

— Я вот, к примеру, ловлю отходняк после мистической истерики…

— Ирчик?!

— Геночка, я у тебя в неоплатном долгу. Знаешь, я только сегодня поняла: и чего это именно тема мебели меня так сильно зацепила? Не думаю, что посвящу этой сфере всю свою жизнь, но Мир для меня перевернулся именно благодаря вниканию в ее суть.

— Ир, что-то я ничего понять не могу?

— А я объяснить…

— Ирчик! Я тайно влюблен в тебя!

— Генка! Я тоже!

Изнуряющей духотой медленно тянулись самые жаркие дни лета. Даже ночи не приносили вожделенной прохлады. Лешка взял на себя заботы по установке кондиционера, выпроводив мать на день в горы. Ирина отправилась в гордом одиночестве, но с набором рисовальных принадлежностей. Вернулась она поздно вечером довольная, счастливая и с богатым живописным уловом. Умничка Лешка даже прибрать все успел. Чудо техники исправно держало температуру внутреннего пространства квартиры в оптимальных пределах, и Ирина возрадовалась тому, что теперь можно вновь полноценно взяться за работу.

Ее энтузиазм попыталась поубавить Наташка, выразив компетентную врачебную мысль, что кондиционеры — основная причина простудных заболеваний в летний период. При этом воительница медицинского фронта, стращая окружающих пагубным воздействием искусственно охлажденного воздуха, сама из-под живительного дуновения убегать восвояси не спешила. Торжественную победу над жарой в отдельно взятой квартире отмечали с чувством, с толком и с расстановкой всей большой добрососедской компанией. Виновник торжества кондиционер, сыграв роль магнита, собрал их всех на Иришкиной кухне. Расходились поздно и очень неохотно — снаружи свирепствовала дармовая сауна.

Иришка не вняла компетентным врачебным советам Натали, и не стала выключать источник прохлады на ночь. И впервые за несколько дней по-человечески выспалась. Наутро вломилась Наташа и с порога, не успев оценить обстановку у соседей, чрезвычайно изменившимся голосом прогундосила:

— Я же говорила!

Глаза ее округлились, потому что ни у Иришки, ни у Лешки даже легкого намека на зловредное ОРЗ не было. Ира усадила Наташку за стол и начала учить (в который раз!) уму-разуму:

— Наташ, вот ты мне скажи, кто из нас врач, а? Неужели тебя в институте не учили, что простывает человек не от холода, а от наличия в организме определенных микробов или вирусов? Вот что ты сейчас сделаешь? Правильно — таблеток наглотаешься, уложишь своих ненаглядных стафилококков баиньки и помчишься на работу, а они при первом же удобном случае снова проснутся.

— Ой, Ирка! Любишь ты учить!

— Я не учу, я опытом делюсь.

— Ага! Опыт у тебя! Прям целая врачебная практика!

— Наташ, у меня есть два постоянных пациента: я сама и мой сын. Попытайся вспомнить, когда последний раз я или Лешка болели?

Парировать оказалось нечем, и трясущаяся от смеси гнева с повышенной температурой Наташка пулей вылетела от Иры, так и не допив чай из ягод и листьев черной смородины.

— Мам, чего это с ней?

— Обострение хронического воспаления патологических амбиций.

Позавтракав вместе с Лешкой, Ира отправилась на первые смотрины преображения поющего дома.

Четверо молодых справных парней в форменных комбинезонах, обливаясь потом, упорно трудились над прокладкой коммуникаций. Троих Ира знала. Они вытянулись по стойке смирно, завидев ее. А четвертый, не уловив всеобщего настроя, бесхитростно возрадовался появлению представительницы прекрасной половины человечества. Коллеги резко одернули его неуместный, с их точки зрения, порыв. Валентиныч воспитал в своих подопечных страх и благоговение по отношению к Ирине, а они, в свою очередь, усиленно внедряли в плоть и кровь новенького те же чувства. Последний понятливостью не страдал ни разу. Черты неандертальца, лишь угадывавшиеся в облике, бурно цвели во глубине его натуры. Ира несколько удивилась, потому что штат себе Валентиныч набирал из крепких ребят с крепкими хотя бы азами инженерно-строительного образования. Неандерталец тоже был парнем крепким, даже очень, но, судя по всему, ему вряд ли удалось успешно пройти собеседование даже в ПТУ. Скорее всего, даже элементарную грамоту он разумел с трудом. Шиканье по поводу того, что Ирина — руководитель проекта, должного действия не имели, и он то и дело пытался традиционными для горилл способами продемонстрировать ей свое крайнее расположение. Утихомирить не в меру озабоченный природными инстинктами живой памятник предкам человечества удалось лишь Валентинычу, появившемуся минут через десять после Ириного приезда. Он быстренько объявил всеобщий получасовой перерыв и отправил ребят окунуться в море. Обрадовались все, кроме неандертальца.

— Валентиныч! Ты где это нашел?!

— Ирочка! Каюсь! Но пока выхода нет… Избавлюсь при первой же возможности.

Неандерталец оказался горячо любимой деточкой одного из ну не так, чтоб уж совсем начальников, но, тем не менее, далеко не последнего человека, от которого зависела безоблачная судьба строительного бизнеса Валентиныча. По поводу образовательного уровня ностальгического порыва природы Ира, оказывается, «несколько» заблуждалась: прямоходящий примат уверенно направлялся к диплому инженерно-строительного факультета Ростовского университета. Доблестный труд у Валентиныча для него являл собой производственную преддипломную практику. На настоящие строительные работы ненаглядное дитятко любящие родители определили в воспитательных целях — а чтоб потом ценил тепленькое креслице в какой-нибудь околоадминистративной структуре. Впрочем, по поводу истинных образовательных изысков своего временного подопечного, Валентиныч полностью подтвердил Ирины догадки.

— …так что терпеть Ричарда…

— Кого?!

— Ричардом его звать — в честь Ричарда Львиное Сердце, — пояснил Валентиныч, мечтательно глядя в небо.

— Круто!

— Круто… но терпеть его придется только до конца августа. К тому же, сейчас много тяжелой тупой работы, а он, надо отдать ему должное, если задачу точно поставить — буром прёт.

На этом бедного Ричарда оставили в покое, и Валентиныч представил полный отчет об уже проделанной работе. Ира осмотрела, внесла несколько коррективов и поинтересовалась Владом. Она с приездом Лешки несколько упустила его из вида и теперь не совсем понимала, почему он отсутствует. Оказалось, что он уехал в Краснодар, надыбав там менее кусучие цены. Валентиныч нахвалиться Владом не мог:

— Очень толковый парень! И работы никакой не боится. Все сечет, а если надо так и рукава засучит.

— Валентиныч, когда ты все и разглядеть-то успел? И недели ж не прошло, как начали!

— Так, а чего тут разглядывать, когда парнишка работой горит?! Вникает во все, по десятку раз на день с твоими эскизами сверяется, хотя до них тут, сама понимаешь…

— Валентиныч… — проговорила Ирина настороженно. — Я, конечно, понимаю, что в области коммуникаций мне с тобой не тягаться, но учти — то, что я нарисовала, все очень принципиально вплоть до каждой розеточки и до каждого вывода труб.

— Ирина Борисовна! Обижаешь! Все, что будет на виду — ни миллиметром в сторону! Но вот то, что невидимо — положись на меня. Чай, не впервой…

— Извини, Валентиныч, просто волнуюсь.

— Да не волнуйся ты, Иришка! Все путём будет!

Получасовой перерыв на полоскание в море у ребят закончился, и они вновь взялись за работу, а Валентиныч потащил Иру купаться. Она немного посопротивлялась, не особо жалуя перегретую морскую воду, да еще и в самое пекло, но желание тела хоть куда-нибудь нырнуть пересилило доводы разума.

— Эт чё? Валентиныча что ли краля? — спросил Ричард, когда Ирина и Валентиныч скрылись из вида.

— Угомонись, придурок! Говорят же тебе: Ирина Борисовна — дизайнер. Мы работаем по ее проекту.

— Ну и чё? Молодец Валентиныч! Классно бабу свою пристроил!

— Слышь, ты, совсем сдурел!

— А чё? Была б у меня такая, я б то ж пристроил! А чё! Пусть картинки рисует, когда жрать приготовит! — и он разразился радостным гоготом.

— Слышь, ты, бабуин! Да она только глазом поведет — тут ни тебя, ни нас, ни самого Валентиныча не будет!

— Ага! Будем опять бегать и прокладки в кранах менять за три копейки.

— Чё, серьезно что ли, такая крутая?

— Серьезно!

— Во, блин! Интересно, с кем же она спит?

— Уймись! Ни со мной, ни с тобой точно не будет.

— А чё не будет? Я на следующий год в какой-нибудь конторке крутой как сяду, так и как миленькая будет!

Основной оппонент пытался еще что-то возразить Ричарду, но остальные одернули его, и работа постепенно вошла в свое русло.

Не сказать, чтоб морская вода так уж освежила, но легче стало. Валентиныч попрощался и отправился координировать действия своих подчиненных, а Ира, чтоб не жариться зазря на остановке, еще бредя по пляжу, вызвала такси. Таксист — умничка — объехал через Барановку и Пластунку самую гиблую пробку на Донской. Ира и глазом моргнуть не успела, как оказалась в прохладе своей квартиры.

— Ну как твоя стройка века? — спросил Лешка.

— Движется…

— Как Влад?

— Влад в Краснодаре. Валентиныч нахвалиться не может.

— Знаешь, в институте он проявляет гораздо меньшее рвение.

— Но учится-то он ну совсем чуть хуже тебя.

— Знаешь, мог бы и намного лучше. По крайней мере, если быть честным, то дается ему все гораздо легче.

— С чего ты взял?

— Понимаешь, вот отсидели лекцию, вышли, а он все уже понял и мне объясняет. Только вот я после этого еще в кучу литературы лезу, по интернету шарю, а он больше ни черта не делает. Разве напряжется чуть, если я его чем озадачу.

— Видишь, Леш, ты воплощаешь в жизнь свою мечту, а он за компанию учится. Если б не ты, он бы вообще и поступать даже не поехал бы.

— Все равно, мам, обидно. Человеку так легко все дается, а он на это, можно сказать, плюет.

— Извини, тебе за него обидно или за себя?

— За него, конечно. Я уже и преподавателям все уши про его способности прожужжал. Но им все равно. А что ему по-настоящему нужно, он, наверное, и сам не ведает.

— Ну почему? Вот сейчас строительство курирует и, как видишь, с повышенным рвением.

— Мам, не обижайся, но это твое строительство в силах курировать и какой-нибудь мало-мальски не последний студент колледжа. Для этого семи пядей во лбу не нужно.

— Ты в чем-то прав, Леш, но, чтобы реализоваться достойно, человек должен себя найти. Тебе повезло — ты нашел.

— Мам, а что, если неправильно?

— Ты сомневаешься в своем выборе?

— Сейчас нет, ну а вдруг?

— Леш, необъятное объять нельзя, то есть примерить на себя все сферы знаний физически невозможно. Если тебе нравится то, чем ты занимаешься — значит, это и есть твое.

— Странно… Да, мне нравится то, чем я занимаюсь, но я в полном смысле слова грызу гранит науки и считаю, что это мое. Для Влада все то же самое — безделица, не гранит, а просто мусс клубничный! И это не его?

— Леш, оставь Влада в покое. Пусть сам решит, что для него важно.

— Ладно.

Лешка вернулся к телевизору, который покинул в честь прихода матери, а Иришка уселась за компьютер искать Великую Тайну мебельных изысков дикарей посредством воссоздания трехмерных виртуальных моделей.

Запел мобильник. Ира изучила надпись на светящемся экране и не взяла трубку. Ну почему именно сейчас, когда она находилась в состоянии на редкость блаженном, именно сейчас материализовался из небытия Николаев?! Мобильник запел снова, а на экранчике высветилось все то же самое. Когда смолкла последняя трель, Ира занесла несчастного И.А. в черный список. Он, видимо, звонил еще много-много раз, так как по монитору периодически бегали помехи. Иру это доставало, правда, не особо выбивая из колеи, но лишь до тех пор, пока торжественно не прибыла SMS-ка: «IRA! UMOLYAYU! POZVONI! ETO OCHEN’ VAJNO!». (Игорь Александрович не знал, как переключиться на кириллицу, а заодно и на строчные буквы).

Ира, перекладывая мобильник из руки в руку, пыталась навскидку определить тональность тотальной важности. Пока она этим занималась, пришла еще одна SMS-ка с тем же содержанием.

Да уж… Игорь Александрович вполне прилично освоился с использованием мобильного телефона, как телефона в самом принципе. С остальными его функциями он, как человек старшего поколения, мягко говоря, не дружил. Не дружил до такой степени, что решиться отправить SMS-ку мог только под страхом смертной казни… Ира закрылась на кухне и набрала его номер. Она и «здравствуй» сказать не успела, как:

— Ирочка! Фух! Слава богу! Ты дома?

— Да…

— Ради всего святого! Не уходи никуда — я сейчас за тобой заеду.

— Что стряслось-то?

— Аристарх Поликарпович приехал. Ты срочно нужна. Всё. Еду.

Вид Николаева взывал к жалости — вес мокрый от пота, какой-то взъерошенный и задыхающийся так, как будто по лестнице он бегом бежал.

— Ирочка! Поехали!

— Сядь, отдышись! — скомандовала Ира и отправилась сообщить Лешке о том, что ее какое-то время не будет дома.

Игорь Александрович отдышался, немного остыл под кондиционером, но остался столь же взъерошенным, хотя следы надвигающегося инфаркта от вредоносного перенапряжения в жару, явно отступили на безопасное расстояние.

— Поехали… — сказала Ира снисходительно.

Всю дорогу они молчали каждый о своем. Ира понятия не имела, на кой она в столь срочном порядке могла понадобиться, но не этот вопрос занимал ее. Собственно, вопросов вообще не было. Все трепетало в ней ощущением Великой Тайны.

Она, как впервые, ехала сюда. И неудивительно, ведь в кромешной тьме зимней ночи Ира даже не пыталась осознать, куда ее везут. Обратный же путь вообще оказался за пределами досягаемости памяти. А дорога вела вдоль реки Сочи и, немного не доезжая до начала пешего маршрута в сторону Ажека, круто поднималась в гору.

На почти ровном залитом солнцем плато, с трех сторон защищенном от ветров хребтами, простирался дачный поселок. Владения Аристарха Поликарповича, судя по всему, состояли из двух, а то и трех стандартных участков в шесть соток. Неухоженный сад пересекала идеально забетонированная дорожка, ведущая вглубь к дому. У входной двери неподвижными изваяниями сидели Зив и Лоренц. Ира всем своим существом чувствовала себя очутившейся в сказке, в легенде, в мифе.

Как только Ира выбралась из машины, Зив набросился на нее в щенячьем восторге, а Лоренц, неведомо как вмиг очутившийся на руках, ластился и мурлыкал в любовном экстазе. Ритуал бурного приветствия длился минут пять, а затем на улицу вышел хозяин дома, и Зив с Лоренцем торжественно проводили Ирину до дверей.

— Здравствуйте, Аристарх Поликарпович!

— Здравствуйте, здравствуйте, Ирочка! Проходите…

Приглушенный свет и прохлада источали расслабляющее умиротворение, а холодный чай со льдом из горных трав и вовсе погрузил Ирину в состояние нирваны. В гостиной, кроме нее, Аристарха Поликарповича и Игоря Александровича, присутствовала незнакомая элегантная полная дама предпенсионного возраста.

— Знакомьтесь: Сваргина Аза Вавиловна — мой юрист, — представил ее Аристарх Поликарпович Ирине.

В воздухе незаметно сгустилось предвкушение какого-то грандиозного официального события. Как только вновь прибывшие немного свыклись с несколько напряженной официозом обстановкой, Аристарх Поликарпович заговорил:

— Ирочка, я принял решение покинуть Россию и остаток своих дней провести с детьми и внуками. Игорь Александрович уже принял мое предложение перебраться с берегов Черного моря на берега Волги и стать полноправным хозяином находящегося там моего движимого и недвижимого имущества, а также бизнеса, в котором он уже давно принимает участие. Вам же я хочу подарить этот дом со всей обстановкой и земельным участком, а также Зива и Лоренца, тем более, что Вы с ними очень хорошо ладите.

Ира долго сидела молча, пытаясь уяснить себе смысл только что сказанного. Аристарх Поликарпович, повременив немного, продолжил:

— Ирочка, я понимаю, что мое предложение для Вас, мягко говоря, несколько неожиданное, но все уже решено. Документы оформлены и Вам предстоит лишь поставить несколько своих автографов, чтобы вступить в законное владение.

— Аристарх Поликарпович, почему я? — спросила Ира после некоторой паузы, плохо осознавая реальность.

— Ирочка… — продолжения не последовало. Аристарх Поликарпович лишь улыбнулся загадочной доброй улыбкой. — Пойду-ка я сварю кофе, а Вы, Аза Вавиловна, — обратился он к полной женщине, — приготовьте, пожалуйста, пока бумаги, которые необходимо подписать Ирочке.

Бумаги Аза Вавиловна успела приготовить заранее и теперь просто положила их на краешек стола. Ира пыталась хоть как-то собрать себя в кучу, но выйти из состояния замешательства казалось нереальным. Тем временем Аристарх Поликарпович вернулся.

— Ирочка, все это теперь Ваше, — сказал он, обведя рукой вокруг себя, — и Вы можете поступать с этим всем по собственному усмотрению, но мне очень бы хотелось, чтобы Вы поселились здесь. Может и не сразу. Здесь, безусловно, сложнее с общественным транспортом, чем в городе, но не думаю, чтобы эта проблема стала для Вас неразрешимой, — он как-то странно, можно даже сказать, с намеком (только непонятно на что) улыбнулся Ире. — Во всех других отношениях, поверьте — здесь рай! …и полная коммунальная независимость, что тоже немаловажно, — намек на дрязги минувшей зимы, оказался гораздо понятнее предыдущего.

— Но Аристарх Поликарпович…

— Ирочка, — не дал он ей договорить, — я улетаю сегодня вечером, так что времени на размышления у Вас нет.

— Да уж! На размышления… У меня вообще что-то думать не получается…

— Ну вот! Вы, Ирочка, уже шутите, а значит приходите в норму после пережитого по моей вине шока.

Аристарх Поликарпович убрал пустые чашки со стола, протер его на всякий случай и утащил с собой на кухню Игоря Александровича, чтоб не мешать юридическому процессу.

Тем временем Аза Вавиловна твердо пресекла Ирино растерянное мямленье, подробно ознакомила ее с документами и рассказала в деталях процесс получения в регистрационной палате свидетельств на право собственности. Всю юридическую канитель она брала на себя, и Ирине оставались лишь те процедуры, где ее личного присутствия никак нельзя было избежать. По окончанию юридического ликбеза Ира расписалась в бумагах и получила свой экземпляр пакета документов.

— Это нотариально заверенные копии. Оригиналы я отдаю в регистрационную палату, и Вы их получите вместе со свидетельствами.

— Я Вас поздравляю, Ирочка! — приветствовал благополучное завершение юридического процесса Аристарх Поликарпович, держа в руке бутылку шампанского. Следом шел Игорь Александрович с бокалами.

Радостное событие торжественно отметили. Вакуум в Ире сменился бурей эмоций. Но… а может быть именно поэтому она смогла лишь нежно обнять Аристарха Поликарповича и почти шепотом сказать:

— Спасибо…

Аристарх Поликарпович сводил Иру к соседке, Татьяне Николаевне, которая являлась единственной постоянной жительницей дачного поселка и в его отсутствие присматривала за домом.

Незаметно наступил вечер. Зив и Лоренц чинно попрощались со своим, теперь уже бывшим, хозяином. Затем подошли к Ирине. Без лишних эмоций они четко дали ей понять, что ждут ее воцарения со дня на день. Аристарх Поликарпович запер двери и ворота и отдал все ключи Ире.

Сначала завезли Азу Вавиловну — она остановилась у знакомых на улице Труда, а потом — Ирину. Прощание получилось тихим и трогательным.

— Аристарх Поликарпович, не знаю почему, но я уверена, что мы еще увидимся. Мне так нужно поговорить с Вами, но почему-то сегодня так и не удалось…

— Ирочка, раз не удалось, значит, не суждено этому быть. По крайней мере, сейчас.

Прежде чем вернуться домой, Ира еще долго бродила по улице, прижав к груди папку с документами.

Утром Ира оставила Лешке записку и отправилась в сторону своей, как снег на голову свалившейся, собственности.

Первым делом она зашла к Татьяне Николаевне. Добродушная соседка несказанно обрадовалась гостье и принялась угощать ее летними дарами своего сада и огорода.

— Ирочка, я так рада, что Вы приехали! Не подумайте, я не навязываюсь… нет, конечно, навязываюсь… — Татьяна Николаевна погрустнела. — Понимаете… ну… Пенсия у меня небольшая, а от Аристарха Поликарповича все ж прибавка была…

— Татьяна Николаевна, я переберусь сюда, но, скорее всего, не прямо сейчас. Так что, пока можете смело выполнять то, к чему привыкли — я все оплачу.

— Нет-нет, за этот месяц Аристарх Поликарпович уже рассчитался со мной, а лишнего я не возьму, — сказала Татьяна Николаевна твердо.

Ира улыбнулась и продолжила:

— Хозяйка я никудышная, с квартирой вон с трудом управляюсь, так что, если не откажете, с превеликим удовольствием воспользуюсь Вашими услугами.

— Девочка моя! Да я тебе и приберу, и постираю, и сготовлю все, вот только с садиком сложнее будет — он там большущий, а я свой-то с трудом тяну.

— Да уж с садиком как-нибудь разберемся… А вот если все заботы по дому на себя возьмете — буду очень рада. Сколько Вам Аристарх Поликарпович за услуги платил?

— Да что ты, дитятко! Про деньги и не думай! Покормишь — и тем рада буду! Я одна совсем осталась. С мужем детей не нажили, а он сам помер вот уж как семь годков назад. Смотри, я и деток твоих понянчу! Я умею! Все племяши на моих руках повырастали!

— С детками маленькими пока туговато.

— Что, тоже родить не получается?

— Да нет… У меня сын есть, но ему уже семнадцать.

— Батюшки! А такая молоденькая!

— Я рано родила…

— Молодец. Оно так правильней. Вот я тянула-тянула, а теперь одна свой век доживаю.

— А что ж на даче-то?

— Еще муж жив был, мы квартиру племяннице отписали, а сами здесь поселились. Вдвоем-то хорошо жилось, а как он помер, так я бедствовала — зимой, а ну-ка попробуй дров-то натаскать! Со светом перебои и с водой тоже. Спасибо Аристарху Поликарповичу — толковый мужик — все справил.

— А племянница? Неужели не помогает?

— Так то ж мужнина родня. Своих у меня никого — я в детдоме выросла… А ты когда переселяться-то думаешь?

— Ой, не знаю… Все так неожиданно — как снег на голову… Спасибо за угощенье, Татьяна Николаевна, пойду я.

— Может, проводить?

— Нет, спасибо, я сама.

— А-а… понимаю… Ну тогда, до свидания.

— До свидания…

— Надеюсь, до скорого?

— Ой, не знаю…

— Ну ладно…

Ира покинула гостеприимный домик и направилась к своему подарку. Но так и не решилась даже близко подойти. Трепет предвкушения нечто набрал такую силу, что, казалось, сердце вот-вот остановится.

Ира достала мобильник, собираясь позвонить Женечке, но кнопку вызова нажать не успела:

— Ир, у тебя все в порядке?

— Нет, но со знаком плюс. Жень, я к тебе хочу.

— Где ты сейчас?

— На Пластунке.

— Можешь пока в речке окунуться — я скоро буду.

— Жень, я не хочу, чтоб ты сейчас сюда приезжал.

Женечка, немного помолчав, медленно, даже вроде как в какой-то прострации проговорил:

— Как знаешь… — и потом уже более повседневно. — И все-таки, искупайся сначала в реке.

Ира, не прощаясь, выключила телефон и последовала Женечкиному совету.

Прохладная вода частично привела в норму — физиологическое ощущение трепета предвкушения нечто ничуть не отпустило, но отношение к этому состоянию несколько изменилось.

Как только она подошла к трассе, около нее остановился потрепанный «Жигулёнок» троечка, и совсем юный грузин на ломаном русском предложил ее подвезти.

— На водопад ходили? — спросил он Ирину, едва машина тронулась.

— Нет… Я здесь, может быть, жить буду…

— А почему, «может быть»?! У нас здесь хорошо! А если в город ездить надо, так мой телефон запишите — я постоянно туда-сюда мотаюсь. По крайней мере, до ЗСМ-а всегда довезу, а там уже и маршруток куча.

Всю недолгую дорогу он развлекал ее смешными историями. Ира не все понимала из-за его довольно сильного акцента и манеры говорить очень быстро, но смеялась от души.

Довез он ее до ЗСМ, не взял ни копейки, и не отпустил, пока она не записала его номер телефона:

— Как ехать надо, так сразу и звоните! Может в гостях где засиделись, или еще чего — звоните, не стесняйтесь, я приеду!

— Спасибо, Заур!

— Удачи, Вам, Ирина Борисовна!

— А Вы меня, откуда знаете?

Что Заура звать Зауром, Ира выяснила, записывая его телефон, но своего имени она ему вроде бы не говорила. Тем более было странно, что, представляясь, она никогда не называла своего отчества, так что знать его он ну никак не мог.

— У Вас мой старший брат Нодар учился, — раскрыл тайну своей осведомленности Заур. — Здорово, что теперь соседями будем!

Он помахал ей рукой и, со свистом развернувшись, помчался обратно. Ира села в, казалось, ждавшую только ее маршрутку. Пробок не было, и через двадцать минут она уже брела от Морвокзала в сторону Женечкиного дома. Женечка присоединился к ней у входа в Ривьеру, но до приземления на диване в его гостиной они не вымолвили ни одного слова. Даже не поздоровались.

Женечка поставил на стол огромное блюдо с персиками, молча сел и поднял на Ирину глаза.

— Аристарх Поликарпович подарил мне свой дом, — на одном дыхании выпалила она.

Женечка продолжал молча смотреть на нее, а точнее сквозь нее. Ира взяла сигарету. Женечка, выглядел отрешенным, но не терял реальность из поля зрения. Он поднес ей зажигалку и сам тоже закурил.

— Ир, попытайся себя представить просто умной талантливой дамой, которой весьма пожилой джентльмен в знак особого уважения и почитания ее талантов преподнес очень дорогой подарок. Представь, что ты просто счастлива, что твои выдающиеся заслуги так значимо оценили по достоинству.

— Жень, неужели это что-то изменит?

— Абсолютно ничего, кроме твоего настроения.

— Я вообще очень сильно сомневаюсь, стоит ли мне там жить.

— Ир, не думаю, что ты сможешь жить не там. Так что, возвращайся домой и как можно радостней сообщи сыну о внезапном счастливом повороте в вашей жизни. В самом радостном настроении съездите туда вместе и с энтузиазмом займитесь хлопотами по переезду, который нужно осуществить в самое ближайшее время. Поделись обрушившимся на тебя счастьем со своими соседками. Их, конечно, обуяет зависть, но благодаря этому они будут мыть тебе кости в нужном направлении, что извне поддержит на время твое вполне человеческое настроение. Знаешь, реализм очень даже неплохая штука, если он вовремя и к месту. Поостерегись, пока не вживешься в роль, общаться с Владом. Знаешь, его я, наверное, возьму на себя, — и Женечка тут же набрал его номер. — Влад, ты сегодня очень будешь занят? ….. Да нет, ничего серьезного. Мне просто хотелось немного пообщаться с тобой. ….. Хорошо. До встречи.

Женечка усмехнулся и положил мобильник на стол.

— Знаешь, Жень, я думаю, раз уж мне суждено жить в этом доме, то в своей квартире я поселю Влада с семьей — у него ж в августе свадьба.

— Великолепно! — Женечка зааплодировал ей. — Вот это твое настроение мне нравится уже больше. Все не так уж плохо, но, тем не менее, на сегодня я Влада все ж нейтрализую. Радуйтесь напару с Лешкой и чем активней, тем лучше. Вечером созовите соседей и отметьте это дело, а завтра к вам присоединится Влад.

— Ты знаешь, по-моему, Лешка ему сразу же позвонит.

— Да пусть звонит сколько душе угодно, но не говорит прямо, а лишь заинтригует.

Ира как-то вдруг снова задергалась.

— Жень, это все здорово, но что оно даст?

— Главное то, что ты переедешь туда уже на днях, и до конца августа с тобой там будет твой сын, который, в данном случае, к счастью, реалист и материалист до мозга костей. Так, давай, доедай персики и лети домой на крыльях грандиозно-радостной или радостно-грандиозной, это уж как тебе больше нравится, новости.

Ира отказалась от предложенных Женечкой услуг такси, сказав, что ей для обретения грандиозной радостности необходимо немного побыть одной и не лететь домой, а прогуляться. Женечка не возражал. Ира спустилась к Сочинке и пошла вдоль ее берега, усиленно занимаясь генерированием радостной грандиозности. Около самого дома она позвонила сыну:

— Лешик! Надеюсь, ты уже проснулся? Ставь чай — я сейчас буду.

Ира зашла в магазин, купила пирожных и на крыльях теперь вполне искреннего счастья полетела домой.

Лешка выглянул из кухни на звук открываемой двери:

— Вау! Пирожные! У нас что, сегодня праздник?

— Ага… — сказала Ира с радостной загадочностью.

— Мам, что случилось?

— А вот сейчас сядем за стол и расскажу.

Она разложила пирожные на блюдо, торжественно поставила его на стол и села.

— Мам, ну что? Не томи!

— Садись, садись, а то еще упадешь ненароком…

— Мам, все так серьезно?

Он уже заметно волновался, но, видя искорки счастья в глазах матери, улыбнулся в совсем детском предвкушении чуда.

— Итак… — торжественно начала Ирина, — я догадываюсь, что ты мне не поверишь, но это чистая правда, — Ира держала интригующую паузу. Лешка в нетерпении ерзал на стуле. — Леша, мне подарили дом.

Лешка бестолково захлопал глазами.

— Мам… в смысле?

— В самом что ни на есть прямом смысле.

Ира поднялась со стула и принесла из комнаты папку с документами. Леша, гораздо внимательнее, чем вчера Ирина, несколько раз перечитал их. Ира хихикнула:

— Если хочешь, можешь понюхать и попробовать на вкус.

Леша поднял недоуменные глаза на мать, а потом перечитал все еще раз.

— Мама! Но ведь этого не может быть!

— Ой, Лешенька! Если б это было само собой разумеющимся, то я бы тебе еще вчера все сказала или сегодня утром. Поверь, мне тоже понадобилось время, чтоб поверить в эту сказку.

— Мам, судя по вот этому плану, там не просто дом, а целый дворец с угодьями.

— Леш, это не просто дворец, а дворец с автономным бесперебойным жизнеобеспечением по последнему визгу современных технологий.

— Круто…

— Знаешь, давай прям сейчас торжественно устроим смотрины.

— Давай! — ответил Лешка с радующим Ирину энтузиазмом.

Зив и Лоренц встретили их очень церемонно. От экскурсии по дому и участку Лешка впал в состояние благоговейного шока. Впрочем, и Ирина тоже.

— Мам, так ты что, ТУТ теперь жить будешь?

— Не я, а мы с тобой.

— Мам, я единица временная, или ты забыла, что в конце августа мне на весь год в Гарвард? А потом и на следующий тоже, и на следующий. А потом, я не думаю, что в Сочи найду себе применение по избранному роду деятельности. Так что, как ни крути, а жить здесь по большей части придется тебе самой.

Иришке немного взгрустнулось, хоть она прекрасно понимала, едва Леша твердо определился, чем займется по жизни, что в родном Сочи он будет лишь гостем. Лешка заметил перемену ее настроения и перешел на более оптимистичную волну:

— Ладно, мам, когда переезжаем?

— Я думаю, что в самое ближайшее время, так что сборы можно начинать уже сегодня.

— Ура-а-а! А что сделаем с нашей квартирой?

— Я думаю, ты не будешь возражать, если там поселится Влад после свадьбы, а может и раньше?

Лешка повис у матери на шее и завопил еще радостней:

— Ура-а-а-а-а! Мам, у меня камень с души свалился! Знаешь, как он переживал, что ему придется жить с ее предками!?

— Знаю, и обещала ему что-нибудь путное в этом отношении придумать. А теперь, видишь, все совершенно неожиданно разрешилось само собой и самым наилучшим образом.

Ире показалось, что Зив и Лоренц с хитрецой заговорщиков переглянулись, а затем по очереди подмигнули ей. По спине пробежал холодок, но уже в следующее мгновение их выражения на дружелюбных мордах вполне соответствовали у Зива — собачьему, а у Лоренца — кошачьему.

— Так, ну все, знакомство состоялось, а теперь едем домой.

— Сейчас, подожди, я Владу позвоню…

— Стой, Лешка, не говори ему ничего. Пусть придет, как обычно, и тогда его обрадуем.

— Да, мам, ты права, так эффектней будет.

Дома, следуя совету Женечки, Ира, под Лешкино одобрение, с энтузиазмом позвала к себе Наташу и Люсю. У девчонок глаза из орбит повылезали, но радовались они за нее почти искренне, и даже о зависти высказались честно. Посетовали по поводу потери «самой лучшей соседки», на что Ира пообещала, что на этом их дружба не окончится.

На следующий день Иришка с Лешкой прям с утра сели разрабатывать стратегический план переезда. Где-то в двенадцать позвонил Влад. Они с Ирой обсудили несколько производственных вопросов, Влад сообщил, что где-то дня через три ей самое время приехать на объект, после чего Ира посетовала, что он их с Лешкой напрочь бросил. Влад театрально раскаялся и обещал вечерком заскочить. Когда мобильный расслабился на столе, Ира заговорщически глянула на Лешку и сказала:

— Yes!!!

Совещание продолжилось.

Совершенно объективно решили, что большую часть мебели перевозить не имеет смысла. Там и так все есть. Единственное, Ира проявила непреклонность по поводу своего рабочего места в полном комплекте. На что Лешка возражать не стал. Из посуды, так как таковая на новом месте жительства тоже имелась в изобилии, решили забрать только эксклюзивные экземпляры. В полном комплекте переезду подлежали Иришкины инструменты разнообразного назначения, книги и одежда. Естественно, и компьютер, но он уже был упомянут выше в разделе «рабочее место». Ира, покопавшись в мозгу, предложила телевизор, но Лешка ее засмеял:

— Мама! На кой туда тащить наш старый ящик?! Разве что в сортире поставить?! Во всех остальных помещениях есть!

Ира не относилась к ярым поклонницам «старого ящика», так что ей было вполне простительно, что она не заметила в новом своем доме его многочисленных гораздо более юных собратьев.

— Ягод хочу! — изрекла она мечтательно.

Лешка, взяв несколько целлофановых пакетов, унёсся в магазин. В душу начал скрестись давешний трепет, но Ира сказала надменно-непреклонное «Нет!» и все послушно стихло. Она с удвоенной силой разожгла грандиозную радостность.

Лешка притащил черешни, вишни, персиков, абрикос и малины, а заодно целую стопку видеокассет.

— Мам, давай поваляемся.

— А собираться, кто будет?

— Мам, нас что, выселяют?

— Нет…

— Тогда давай поваляемся. Я вчера в это самое время еще даже не догадывался, что грядет смена места жительства, а ты позавчера. Неужели тебе не нужно свыкнуться с этой идеей?

— Нужно, — согласилась Ира, и они, обставившись мисками с ягодами, завалились смотреть д’Артаньяна с тремя мушкетерами.

Влад примчался в половине восьмого вечера. Он ожидал, что его встретят с радостью, но не до такой же степени! От неожиданности Влад при Лешке назвал Иру по имени и на «ты», тут же осекся, но никто, кроме него, этого не заметил. Его дорогие и любимые Лешка и Ирина чуть не визжали от восторга. Нет, это, конечно, хорошо, когда людям, тем более любимым, хорошо, только не до степени же легкой нездоровости!

— Господа, не томите, что стряслось!?

— Влад, ты для начала сядь.

— Ирина Борисовна, мне что-то страшно…

— А ты не бойся, — Ира загадочно улыбалась, — кусаться никто не станет.

— Будем надеяться, — поддерживал шутливый тон Влад.

— Итак, Влад, я тебя поздравляю.

— С чем?!

— А с тем, что вопрос с твоим семейным гнездышком решен окончательно и бесповоротно.

— Не понял…

— Влад, ты с Алиночкой после свадьбы будешь жить здесь. Ты сам, впрочем, можешь начинать тут жить уже в ближайшие дни.

— Ничего не понял… Ирина Борисовна, Вы что, уезжаете? — в голосе Влада слышался оттенок тревоги. Не слишком сильный, так как он понимал, что если б она действительно куда-то уезжала надолго, то не стала б, по крайней мере, для него, обставлять это событие с такой душераздирающей радостью.

— Почти угадал.

— Ирина Борисовна, не томите!

Лешка от нетерпения опередил Иру:

— Влад! Ей дом подарили!

— Дом?!

Иришка встала и принесла документы. Одного ни она, ни Женечка не учли. Они не учли того, что Влад знаком с Аристархом Поликарповичем, к тому же лишь в обстоятельствах далеких от реальности, привычной для подавляющего большинства рода людского.

Влад прочел имя дарителя. У него перехватило дыхание. Он побледнел. На лбу выступили капли пота. Он посмотрел на Ирину. К ней в один момент вернулся трепет благоговения перед невообразимым вечным и бесконечным нечто, которое неотвратимо ждало ее там. У нее перехватило дыхание. Она побледнела. На лбу выступили капли пота. Они, застыв, смотрели друг на друга. Казалось, прошла вечность, прежде чем Влад воскликнул:

— Вау! Блеск! Ирина Борисовна, поздравляю!

Вернулось настроение грандиозной радостности. Ира глянула на часы. Стрелки не успели сдвинуться с места. Даже минутная. Лешка ничего не заметил. Видимо, их общее с Владом погружение в запредельное длилось всего миг. Влад — умничка! Он понял, для чего ей понадобилась эта всё сметающая на своем пути радостная грандиозность.

— Когда переезжать думаете? — спросил он.

— Чем скорее, тем лучше — хочу там вместе с Лешкой остаток его каникул провести.

— Я понимаю, — многозначительность во взгляде Влада сквозила лишь столько, сколько требовалось, чтобы Ира это заметила, и тут же сменилась беззаботным весельем.

— … а этот Лешка, — Ира с вычурной укоризной посмотрела на сына, — сегодня, вместо того, чтобы собираться, сам завалился и меня завалил кинушки смотреть!

— Леха, ты не прав!

— Ага! Представляешь, я тут мирно отдыхаю, ничего не подозреваю и вдруг ни с того, ни с сего переезд на новое место жительства! Да тут любой попутает!

— Леха! Ты не любой!

— Ладно, навалились… Ну стыдно мне. Больше не буду.

— Так, Ирина Борисовна, брошу-ка я завтра на произвол судьбы Валентиныча, помогу вам вещи собрать, а вечерком снова обижу вышеупомянутого Валентиныча, заберу его «ГАЗель» и мы все перевезем. Идет?

— Ой, не знаю, успеем ли мы все за день…

— Ирины Борисовна! Вы же не во Владивосток переезжаете? Так что, если чего и забудем — тут недалеко.

— Ты прав…

— Если я правильно понял, Вам, самое главное, именно переселиться туда как можно быстрее и освоиться, ведь так?

— Так, Влад. Давай-ка я Валентинычу позвоню.

— Не надо, Ирина Борисовна, я сам, — и он достал мобильник.

Валентиныч, естественно, не возражал, разрешил взять машину на весь день и даже вызвался помочь, но Влад сказал, что их тут и так два молодых здоровых парня, так что справятся.

На следующий день Ира, проснувшись, услышала в своей прихожей приглушенные голоса и шорохи непонятного происхождения. Оказалось, что Влад уже давным-давно поднял Лешку, и они таскают в дом надыбанные где-то большие картоны коробки. О такой необходимой для переезда утвари Ира как-то не подумала. Она поднялась, накинула на себя халатик и вышла.

— Доброе утро! — отчеканили мальчишки.

— Доброе утро, ребят! Какие вы умнички! Я вот даже и не подумала, что коробки понадобятся.

— Эт не страшно! — добродушно сказал Влад.

Он оказался прекрасным руководителем, быстренько определив каждому посильный участок. К трем часам дня сборы торжественно завершили. В четыре Иру, которой не позволили участвовать в погрузочных работах, оставив на попечение Люси, пригласили занять свое место на борту, и переезд стартовал.

Зив и Лоренц приветствовали их, чинно восседая по обе стороны парадной двери.

— Ой, Ирочка! Приехали! — радостно окликнула ее Татьяна Николаевна со своего двора. — Может, чайку, пока ребята разгружают, или компотику холодненького?

— Да-да, идите, Ирина Борисовна, — поддержал предложение Влад, который ни в какую не желал подпускать Иру к тасканию коробок. — Мы, как все разгрузим, Вас позовем.

Ира повиновалась. Через полчаса за ней прибежал Лешка, но Татьяна Николаевна Иру не отпустила, а велела позвать Влада:

— Можете даже дверь не прикрывать. Вы не смотрите, что песик с котиком больше на изваяния похожи. Они такой отпор способны дать! Ведите сюда своего товарища, я вам расскажу.

Лешка убежал и через пару минут вернулся с Владом. Холодный компот приятно освежал, а Татьяна Николаевна самозабвенно рассказывала историю о том, как Зив и Лоренц поймали вора, и что с этим беднягой приключилось. Татьяна Николаевна рассказывала, да еще и показывала всю сценку просто уморительно, и гости хохотали от души. Но время шло, и они отправились разбирать вещи.

В цоколе находились: уютная просторная прихожая, лестница из которой вела на первый этаж, гараж и большое хозяйственное помещение. Первый этаж дома занимали гостиная и кухня. Из гостиной по другой лестнице можно было спуститься в хозяйственное помещение цоколя или подняться на верхние этажи. На втором этаже расположились две большие комнаты — спальня и кабинет — двери в которые вели из просторного холла. Третий этаж представлял собой мансарду, разделенную перегородками на пять маленьких комнаток, и небольшой холл — очень неплохая идея для наплыва гостей. На каждом этаже имелся свой санузел.

Спальня на втором этаже показалась Ире знакомой. Вроде именно здесь она прожила пять зимних дней — ее и облюбовала. В распоряжение Лешки поступил весь третий этаж. Стоявший в кабинете компьютер оказался не так чтоб очень, но достаточно сносным. Хозяин, видимо, им не пользовался, потому что, кроме стандартных программ Windows-95, на нем больше ничего не стояло и ни одного файла данных не было. Его вместе со столом и стулом отволокли Лешке на третий этаж, а Ире установили ее рабочую мебель и комп. Книги решили сегодня не разбирать. Посуду и инструменты — тоже. А одежда в просторных встроенных шкафах разместилась быстро. Особенно у Лешки. Ира вполне обоснованно предположила, что он просто свалил ее туда кучей. В общем, порядки, конечно, еще наводить и наводить, но хоть по помещениям ящики разнесли.

Пока Ирина с Лешкой раскладывали по местам одежду и другие мелочи, Влад заварил чаю и сделал бутерброды. Часов около восьми вечера все собрались за столом в гостиной.

— Ирина Борисовна, что с вами? — спросил Влад, заметив ее отрешенную отстраненность от веселой болтовни.

— Пытаюсь свыкнуться с тем, что я у себя дома.

— Да уж, такая стремительность кого хочешь из колеи выбьет. А ты, Лешка, чувствуешь себя у себя дома?

— Да я как-то об этом еще не думал… но мне здесь нравится.

Ире тоже здесь нравилось, и она-то как раз чувствовала себя вполне дома. Именно это и поражало ее больше всего.

— Влад, а ты не забыл, что тебя тоже в ближайшие дни ждет переселение? — спросила она, отгоняя непонятки с собственными ощущениями.

— Ирина Борисовна, вот как обживетесь здесь в полной мере, вот тогда и я о переселении подумаю. А вообще, спасибо Вам большое, ведь я так и не поблагодарил Вас.

С этими словами он поднялся, обнял в порыве благодарности Иру и сообщил, что ему, вообще-то пора.

Ира с Лешей думали, что, проводив Влада, еще посидят вдвоем, но как-то неожиданно обнаружили, что сил не осталось даже на то, чтоб убрать со стола, и они разбрелись по своим комнатам.

В открытое окно ворвался прохладный воздух вечера. Под пение сверчков, цикад и лягушек зажигались первые звезды.

Птичий хор, грандиозным tutti приветствовал первые лучи солнца. Ира уже было направилась в ванную, но тут вспомнила, что теперь в самой непосредственной близости в ее распоряжении самая настоящая горная река. Планы относительно утреннего моциона резко изменились. Она перекинула через плечо полотенце и спустилась на улицу. Зив и Лоренц радостно приветствовали ее. Она с удовольствием помиловалась с ними и направилась к калитке. Они следовали за ней.

— Что? Со мной пойдете?

Зив и Лоренц дружно кивнули головами. Ира улыбнулась, но что-то екнуло внутри. Не так чтоб неприятно, но… Она вернулась, замкнула дверь, и они отправились всей компанией. Уже за калиткой Зив и Лоренц всеми, доступными им, способами пытались объяснить Ире, что идти нужно в противоположном, избранному ею, направлении. Она подавила, уже поднимавший голову, мистический трепет, вытащила и победно водрузила более реалистичную заинтересованность любопытным поведением животных и последовала за ними. Последние явно обрадовались ее понятливости, обычно несвойственной людям.

Ира ничуть не пожалела, что доверилась своим четвероногим спутникам. Они углубились по тропинке в лес и минут через десять вышли к небольшому ручью, который стремительно падал с достаточно высокого уступа — метра эдак два-три — в продолбленное им в известняке озерцо, ширина которого вполне позволяла даже поплавать, а глубина под самым водопадом составляла немногим меньше Ириного роста. К тому же чуть ниже поверхности воды в скале имелся небольшой уступ, на который можно было сесть и наслаждаться с силой бьющими по телу струями. Ира полностью разделась и отдалась прохладной кристально чистой воде. Зив и, что самое удивительное, Лоренц составили ей компанию. Ира как-то видела однажды ротвейлера, который нырял и доставал со дна камни, так что Зив ее своими навыками дайвинга, конечно, удивил, но не так, чтоб совсем. А вот Лоренц! То, что он просто по доброй воле полез купаться, уже выходило за рамки укоренившегося в Ирином сознании мнения о кошках. Но когда он самозабвенно нырнул и поплыл под водой как выдра, тут Иру, по ее собственному убеждению, спасли только летящие на голову холодные струи.

Не прошло и трех дней, как жизнь начала входить в колею. В совершенно новую колею, гораздо более комфортную… да просто замечательную! Почему именно три дня? Первые два Ира с Лешей потратили на подгонку дома под себя. Распаковали все вещи и аккуратно разложили по местам. Сделали небольшую перестановку. В мансарде убрали часть перегородок, оставив нетронутыми из пяти всего две маленькие комнатки — это оказалось гораздо проще, чем они предполагали изначально — и на освобожденной площади оборудовали прекрасную художественную мастерскую. На третий день Ира возобновила работу, прерванную Игорем Александровичем и последовавшими за этим событиями, а Лешка посвятил себя обследованию окрестностей.

Периодически их посещала Татьяна Николаевна. В первый день более близкого знакомства Иру захлестнула волна сострадания к одинокой пожилой женщине. Потом Ира ругала себя, опасаясь, что дала повод Татьяне Николаевне к чрезмерной навязчивости, но та оказалась очень тактичной дамой. В первый день после переезда она зашла к ним часиков в одиннадцать — принесла еду для животных и трехлитровый баллон ледяного компота из свежих фруктов.

— Давайте помогу вам, — предложила она.

Ира вежливо отказалась, но Татьяна Николаевна улыбнулась, удивленно подняла брови и, вооружившись тряпками, исчезла в глубине дома. В итоге, дом, еще не блиставший порядком, сиял чистотой, а на столе, к не то позднему обеду, не то раннему ужину, красовалась большая миска с посыпанной зеленым луком и укропом горячей молодой картошкой в сметане и салат из огурцов и помидоров. Ира настойчиво приглашала Татьяну Николаевну присоединиться к трапезе, но та отказалась, сославшись на то, что пока они были заняты, она уже перекусила. На следующий день ее приход Ира вообще как-то пропустила и заметила, лишь столкнувшись на лестнице, когда спускала вниз очередную демонтированную перегородку из мансарды. К вечеру дом сиял и чистотой, и порядком, а к молодой картошке и салату добавился яблочный пирог в честь новоселья. Тут уж Татьяне Николаевне отвертеться не удалось, по крайней мере, от торжественного чаепития.

На следующее утро Ира, возвращаясь в сопровождении Зива и Лоренца с водопада, заглянула к соседке и пригласила к себе. Лешка спал, вымотанный обустройством дома и ночным бдением за компьютером. Ира завела серьезный разговор. В первую очередь она поблагодарила Татьяну Николаевну, честно призналась относительно своих давешних опасений и выразила свое восхищение.

— Деточка! Я ж почти всю жизнь на госдаче горничной проработала!

Ира честно без прикрас и даже в более мрачноватых тонах, поставила в известность о себе: что собой представляет, что ей хотелось бы и что она способна предложить взамен. Татьяна Николаевна сказала, что именно этим она и занималась большую часть своей жизни, только в гораздо менее комфортных, с точки зрения психологического климата, условиях. Таким образом, официальное соглашение заключили, материальную сторону вопроса согласовали и взаимоотношения оговорили.

Итак, Ира засела за работу. Процесс пошел, и пошел как-то сразу, легко и без мыслительного давления. А какое тут давление, если спросонья и в перерывах купание под струями водопада в компании Зива и Лоренца, фрукты прямо с деревьев заросшего высоченной травой сада, по утрам пение птиц, а по вечерам — цикад, сверчков и лягушек. Перед сном рассказы Лешки о ходе обследования окрестностей. Он быстро подружился с Татьяной Николаевной, и она с огромным удовольствием готовила собранные им грибы и пойманную рыбу. Лешка в свою очередь помогал ей на огороде, с увлечением осваивая далекое от него земледелие. Со временем их деятельность в этой сфере переместилась и на территорию окружавшего Ирин дом заброшенного сада. В один прекрасный день она вышла и обнаружила, что больше не нужно продираться к фруктовым деревьям сквозь заросли травы.

В город Ира выезжала редко — разве что на 73 километр осуществить авторский контроль продвижения работ по благоустройству поющего дома. И, надо сказать, это самое продвижение очень даже радовало. Впрочем, то, что Валентиныч специалист серьезный, Ира давно знала. И Влад оказался не промах. Валентиныч его уважал как равного, а ребята из бригады и вовсе благоговейно боялись. Влад, кстати, очень быстро поставил на место неандертальца Ричарда — по поводу Ирины тот даже в узких кругах заткнулся.

Недели через две их с Лешкой в новом доме впервые посетили гости. Часов в пять вечера к воротам подъехало такси. Из него вышли Влад и Женечка, неся в каждой руке по пакету чуть не рвущемуся от переизбытка продуктов. Окно Ириного кабинета выходило в сад, и она бы ни за что не уловила момента их приезда, но ей из-под ветвей растущей напротив яблони гавкнул Зив. Явление подачи громадным псом голоса относилось к числу крайне редких. Естественно, Ира сразу выглянула, а Зив всем своим видом показал, что с другой стороны дома происходит нечто заслуживающее ее внимания. Она спустилась в гостиную и увидела, как подъезжает вышеупомянутое такси. Ира выбежала из дома навстречу гостям.

— Батюшки! Хоть бы предупредили!

— Ирочка! Зачем же нарушать твою идиллию?! — добродушно, но с легкой иронией проговорил, улыбаясь, Женечка.

— Но сейчас-то нарушили?!

— Отнюдь! У тебя небольшой шок, но идиллия продолжается. И вообще, отцепись от сумок! Их тебе никто не отдаст! Они тяжелые.

Ира открыла дверь настежь, но заходить в дом никто не собирался. Женечка с Владом поставили пакеты на обочину забетонированной подъездной дорожки.

— Итак, уважаемая госпожа Палладина, я надеюсь, Вы не будете возражать против небольшого пикника? — церемонно изрек Женечка.

— Женечка! Влад! — Ира светилась счастьем.

Женечка демонстративно повернулся к Владу и манерно сказал:

— Не будет.

Ира с Владом рассмеялись, а Женечка лишь весело улыбнулся. Ира только собралась начать суетиться, как Женечка ее остановил:

— Ир, расслабься, — а затем обратился к Зиву и Лоренцу. — Ребята, в саду есть что-нибудь типа мангала?

«Ребята» поднялись и пошли в сад. Ира, Женечка и Влад проследовали за ними. Ире в саду ничего типа мангала еще на глаза не попадалось, но уверенность, с которой туда направились Зив и Лоренц, вдохновляла, хотя то, что они знают, что такое мангал, конечно, вызывало сомнения. Однако они дружно остановились около выложенного кирпичами параллелепипеда и преданно взглянули на своих двуногих прямоходящих соседей по планете. К своему крайнему удивлению Ира заметила, что здесь есть и небольшая беседка со столом и скамейками.

— Вот и чудесно. Спасибо, друзья! — сказал им Женечка.

Зив улегся на траву, вернее на то, что от нее осталось после сельскохозяйственной деятельности Татьяны Николаевны и Леши, а Лоренц отправился куда-то. Зачем? Стало понятно несколько позже, когда он вернулся вместе с Лешкой. Леша с детства испытывал большую симпатию к кошкам. Видимо, Лоренц это чувствовал.

— Вау! Привет! — Лешка чуть не сшиб с ног Влада. — Здравствуйте, — более сдержанно, но не менее радостно поздоровался он с Женечкой.

— А вот о том, что понадобятся угли, я не подумал. Молодежь! Дрова сами найдете?

— Конечно, Евгений Вениаминович! — ответил Влад.

Зив и Лоренц, судя по всему, посчитали, что тоже относятся к разряду молодежи и отправились вместе с мальчишками.

— Как живется, Ира? — спросил Женечка, когда они остались одни.

— А вот теперь, ты это действительно знаешь гораздо лучше меня, — Женечка ее слова встретил загадочной улыбкой. — Я не позволяю себе думать, — продолжила Ира. — Вообще. Ни о чем.

— Если ты не думаешь, это совсем не значит, что не знаешь.

— О! Женечка… Если я сейчас вот так вот запросто впущу в свои мозги то, что я знаю, боюсь, они просто не выдержат, а если знание не проходит через мозг, а следовательно, не подвергается вербализации, то его вроде как и нет вовсе.

— Браво! Палладина! Из вышесказанного делаю вывод, что живется тебе хорошо. И это здорово!

Первым дрова, точнее один тоненький изящный дров принес Лоренц. Прошествовал он с ним в высшей степени победоносно и с чувством преисполненным достоинства положил на дно мангала. Следующим с добытым легковоспламеняющимся горючим прибежал Лешка. Потом увесистое почти бревнышко принес Зив. Влад тащил несколько больших длинных веток, верхушки которых вполне годились для розжига, а основания с некоторым натягом, но могли бы дать и угли. Артель дроводобытчиков вновь отправилась на промысел.

— Ир, топорик есть?

— Еще не знаю. Должен быть, наверное, — Ира направилась к дому.

— Сядь, посиди, я сам найду, — остановил ее Женечка.

И минуты не прошло, как он уже рубил дрова для костра, а тем временем поступали все новые и новые партии.

Костер завораживающе потрескивал. Женечка разбирал пакеты, выкладывая содержимое в принесенные им же вместе с топором миски. Кстати, он прихватил с собой и шампуры.

— Жень, я тут не первый день живу, но, наверное, только топор искала бы не менее получаса.

— Ну да, а за мисками и шампурами отдельно бы бегала.

— Вот-вот! И шампуры, тоже, наверное, долго б искала.

— Вот-вот, а нужную вещь ее просто ласково позвать нужно и она сама тебя найдет.

— Жень, давай ты мне об этом как-нибудь потом расскажешь!

Женечка рассмеялся.

— Ир, будь другом, принеси соль. Все ж таки что-то да забыл.

Ира взяла на кухне соль и тут подумала, что вода ведь тоже понадобится. Не найдя ничего больших размеров она набрала полный чайник. Женечка хохотал от души:

— Девочка-умница! Подумала! Водичку принесла! А теперь сюда посмотри!

Теперь смех разобрал и, ничего до сего момента не понимающую, Ирину — рядом с беседкой имелся водопроводный кран.

К кулинарным заботам Женечка Иру не допустил. Так что пока он занимался жаркой баклажан над полыхающим пламенем костра, Ира рассказывала, как течет ее жизнь на новом месте. Как она просыпается по утрам под пение птиц, как купается в водопаде вместе с Зивом и Лоренцем, как, не напрягаясь, работает.

— Что именно делаешь? — поинтересовался Женечка.

— Отрисовываю в 3D-max-е во всех подробностях виртуальные модели экспонатов с Генкиных фоток.

— Зачем? — несколько удивился Женечка.

— Надо…

На самом деле Ира отрисовкой закончила уже заниматься, но: ни зачем она это делала, ни что на самом деле делает сейчас — Женечке говорить не хотела. Что-то в ней основательно противилось посвящению его в тонкости своих открытий и, последовавшее за этим, направление работы.

Молодежь, натаскав достаточное количество топлива, испарилась на весьма продолжительный отрезок времени и вернулась вся мокрая — явно с водопада. Влад бурно выражал свои восторги, за что Женечка вознаградил его своим доверием в области виртуозной жарки болгарского перца на открытом огне. После того, как Влад внимательно выслушал инструктаж и сдал практический экзамен, Женечка торжественно передал ему бразды правления и удалился к местной водной достопримечательности в сопровождении Ирины, Зива и Лоренца.

Мощный низвергающийся поток не давал открыть глаза и нормально дышать. Впрочем, в затруднении дыхания виновата была не только природная стихия, но и Женечка, который то и дело закрывал Ире рот поцелуями. В какой-то момент ей показалось, что грохот падающей воды превратился в торжественный чистый трубный глас, и они вместе воспарили над горами. Она боялась открыть глаза, боялась обнаружить, что это не просто ощущения, вызванные хлеставшей по ее телу водой и Женечкиными ласками. Звук трубы под аккомпанемент свистящего ветра складывался в «Полет Валькирий» Вагнера, по крайней мере, что-то очень похожее. Ира откинула прочь страх и отдалась наслаждению, но глаза все же открывать не стала. Как это все закончилось, она не уловила. Просто в какой-то момент почувствовала, что лежит на теплой прелой листве в тени деревьев. Ее голова покоилась у Женечки на коленях, он поддерживал ее рукой и перебирал волосы, Зив облизывал лицо, Лоренц свернулся калачиком в районе солнечного сплетения и мурлыкал. Ира открыла глаза.

Женечка сосредоточенно смотрел в никуда и заметил ее возвращение лишь тогда, когда Зив что-то выразительно проурчав, ткнулся ему в плечо.

— Ира, как себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Идем?

— Да.

Они поднялись, оделись и отправились в сторону дома. По дороге заглянули к Татьяне Николаевне и забрали ее с собой на пикник.

На столе в большой миске лежали очищенные баклажаны. Лешка дочищал перец, а Влад дожаривал помидоры. Татьяна Николаевна присоединилась к Лешке, Женечка сменил Влада. Влад стремительно подлетел к Ирине:

— Ты как? — тихо спросил он.

— Все нормально, — также тихо ответила она.

Женечка завлек потрясающе интересной беседой на тему то ли физической кулинарии, то ли кулинарной физики Татьяну Николаевну и Лешку, сидящих спиной к Ире и Владу. Влад встал позади и положил руки Ире на плечи. Только теперь она почувствовала, что вся дрожит. Влад обменялся коротким взглядом с Женечкой. Поняла это Ира по взгляду последнего, направленного первому. Женечка поспешно отвел глаза и продолжил нести околесицу. Однако Ира успела заметить страх и озадаченность в его глазах, но не стала на этом заострять внимание, точнее, не позволила себе этого, и послушный мозг вместо терзаний загадками извлек из памяти образ Заура.

— Слушайте! — радостно возвестила она. — Я ж совсем забыла рассказать вам самое интересное!

Женечка чуть помидоры в костер ни уронил.

— Представляете, — продолжала Ирина, не без несколько злорадного удовольствия наблюдая реакцию Женечки, — когда я впервые приехала сюда уже в качестве хозяйки, на обратном пути меня подвез Заур, брат Нодара, который с тобой, Влад, в одном классе учился.

— Да Вы что?!

Нодар не принимал участия в их зимней вылазке в аквапарк, потому что его не сумели найти, и теперь Влад искренне радовался, так как в школе они хоть и не являлись лучшими друзьями, но тусовались в одной компании.

— Он живет где-то неподалеку. Телефон мне оставил.

— У них здесь, по-моему, где-то дом бабушки с дедушкой. Давайте позвоним!

Ира набрала номер:

— Привет, Заур, это Ирина Борисовна.

Слов Заура окружающие не разобрали, но, судя по голосу, он очень обрадовался звонку.

— Нет, Заур, мне ехать никуда не надо. У нас тут пикничок небольшой. Влад с нами — одноклассник Нодара. Так что, если есть время и желание, бери с собой своего старшего брата и приезжайте.

Заур, судя по всему, принял Ирино приглашение с энтузиазмом, так как Ира стала объяснять ему дорогу. Через пятнадцать минут потрепанный «Жигулёнок» остановился около Ириных ворот. Нодар нес две бутылки домашнего вина, а Заур — пакет с зеленью, фруктами и овощами и еще кружок домашнего сыра. Встреча получилась бурной. Нодар то обнимался с Владом и Лешкой, то кружил, высоко подняв над землей, Ирину. Заур просто, но очень доброжелательно поздоровался за руку со всеми присутствовавшими представителями мужского пола и галантно поцеловал руки дамам.

К этому времени все овощи, которые нуждались в жарке на огне, пожарились, и углей нагорело в самый раз, так что мужская часть компании занялась шашлыками, мясо для которых Женечка привез уже замаринованным. Ире с Татьяной Николаевной доверили резать салат и приводить стол в торжественный вид. По ходу выяснилось, что родители Нодара и Заура свою квартиру подарили старшей дочери и переселились на Красную Поляну, открыв там небольшой отель. Бабушку с дедушкой забрали к себе. И дом на Пластунке теперь перешел в полное распоряжение братьев. Именно поэтому найти Нодара не представлялось возможным, тем более что связь с одноклассниками он потерял, пока очно учился в Ростове. Теперь учится заочно, так как уже женился и месяца через два собирается стать отцом. Ему пришлось уступить требованиям собравшихся, и через некоторое время их компания пополнилась его женой Ритой. Прием будущей маме оказали королевский и усадили за стол со всеми почестями. Татьяна Николаевна специально для нее принесла свой чудесный компот. Влад сообщил о неотвратимо надвигающейся собственной свадьбе, и Заур, Нодар, Рита, а заодно и Татьяна Николаевна оказались в числе приглашенных.

Время пролетело незаметно. Гости разошлись уже затемно, и после уборки территории совместными силами, жизнь Иры вошла в уже ставшее привычным русло.

Влад в Ирину квартиру перед свадьбой переселяться не спешил. Лишь за неделю до торжественного дня бракосочетания с Алиночкой, Ира настояла, чтобы он занялся обустройством будущего семейного гнездышка. Лешка вызвался ему помогать, а Ира с Валентинычем всеми силами высвободили от служебных обязанностей.

Свадьба состоялась в полном соответствие с представлением об этом важном, радостном и торжественном событии, которое существовало в воображении Алиночки и ее родителей. Влад не уставал дивиться тому, как легко угождать человеку, который для тебя ничего не значит. Единственное, его бесило то, что в Ириной квартире Алиночка сразу почувствовала себя хозяйкой, но Ира остудила его праведный гнев:

— Влад, да пусть чувствует себя как хочет! Это даже хорошо, что она сразу начала гнездиться — по крайней мере, от бытовых проблем будешь избавлен.

Влад успокоился и в день свадьбы послушно исполнял то, что от него ожидали. Впрочем, этот день оказался для него гораздо важнее, чем он мог себе представить. Совершенно неожиданно он на своей собственной свадьбе познакомился со своим собственным отцом. Точнее, не так, чтоб уж совсем уж познакомился…

В общем, мать его растила одна. Когда его еще в раннем возрасте стал одолевать вопрос, где же его папа, он с недетской тактичностью вдруг понял, что маме его задавать не нужно. Когда же его об этом спрашивали, выкручивался, как мог — где хамской грубостью, а где и откровенным кулаком. В общем, с ненужными расспросами отставали от него быстро. А дело обстояло так:

Мама его работала по комсомольской путевке на одной из ударных строек разнорабочей, скрываясь от первого неудачного замужества. Отец проходил там институтскую практику. У них закрутился роман, но родители парня смотрели на сыновни похождения сквозь пальцы лишь до тех пор, пока девушка не забеременела. Тут уж они вместо того, чтобы сыну устроить счастливую семейную жизнь, устроили очень веселую обоим влюбленным голубкам — сына посадили под домашний арест, а не в меру прыткой девице выдали денег на аборт в комплекте с билетом в один конец куда подальше. Аборт ее отговорила делать случайная знакомая на вокзале и потащила с собою в Сочи, где они без проблем устроились в зеленстрой одного из санаториев и получили комнату на двоих в семейной общаге. Когда Владу исполнилось три года, материна подруга, выйдя замуж, от них съехала.

Отец Влада в Сочи переселился несколькими годами позже посредством институтского распределения, понятия не имея, что здесь живет его первая любовь вместе с их общим сыном. Впрочем, о ребенке он знал — сведения о том, что его любимая решилась рожать, какими-то непонятными путями просочились на ее прежнее место работы, но предпринятые им поиски результатов не дали. Дело в том, что знал он ее по фамилии первого мужа, а она еще перед родами вернула себе девичью.

Подумать только, что без малого двадцать лет они жили без малого по соседству, ходили по одним и тем же улицам… и встретились не где-нибудь, не как-нибудь, а на свадьбе собственного сына.

Влад, весь день находившийся во власти протокола, заметил нечто странное в поведении матери и Валентиныча лишь вечером в ресторане, когда Алиночка, слегка захмелев, слегка ослабила хватку.

Мать, поймав взгляд сына, подозвала его жестом. Он подошел.

— Ой, сынок, прям не знаю, как тебе и сказать… — она начала тихонько всхлипывать.

— Мамуль, что случилось?

— Влад, давай выйдем, — предложил Валентиныч и уверенно направился в сторону балкончика.

Влад последовал за ним. Дверь в шумный зал закрылась.

— Влад, я тоже не знаю, как тебе сказать… — он немного помолчал, потом собрался с духом и, зажмурившись, выпалил, — в общем, Влад, ты мой сын.

Валентиныч стоял, опустив глаза, Влад, ничего не видя, смотрел вдаль. Они курили по третьей сигарете. К ним вышла мать вся в слезах и, считая, что Валентиныч так и не смог ничего сказать, взяв себя в руки, начала:

— Владушка, Валера — твой отец. Понимаешь…

И она пустилась рассказывать сыну всю их историю, делая упор на то, что Валера, ее любимый Валера не бросал их, что просто так вышло… Говорила она очень быстро и сбивчиво, но Влад, хоть и казалось, что он ничего не слышит, жадно ловил каждое слово матери. В какой-то момент он рванулся к двери.

— Влад! — в отчаяние крикнула мать.

Он вернулся, расцеловал их:

— Все в порядке… Мне просто нужно осознать… — сказал он и скрылся за дверью.

В зале он быстро отыскал Ирину. Она танцевала с Женечкой, оберегавшим ее весь день от посягательств Алиночкиного папаши.

— Евгений Вениаминович, извините, — выпалил он, буквально вырывая Иру из его объятий.

— Влад, что стряслось? — в полном недоумении спросила она.

— Ира, в двух словах не объяснить… Просто побудь со мной, пожалуйста…

— Влад, хоть намекни!

— Поверь, все нормально… даже лучше… но у меня голова кругом…

Влад был абсолютно трезв — в этом Ира не сомневалась. Даже намек на запах спиртного от него не исходил. Но выглядел он слабо вменяемым. Ира, танцуя, незаметно вывела его на улицу.

— Садись, — сказала она, указывая на скамейку.

Влад не понимал, как здесь оказался, но послушно присел.

— Рассказывай…

Влад закурил. Немного помолчал, а потом медленно, как бы стараясь запихнуть в собственное сознание новую истину, проговорил:

— Ира, Валентиныч — мой отец.

Он порывался рассказать ей то, что почти только что услышал от матери, но не мог — слова застревали где-то и не могли прорваться.

— Пойдем…

Ира властно взяла его за руку. Он повиновался. Она повела его к морю. На пляже никого не было. Даже по набережной никто не гулял.

Они, проплыв до буйка и обратно, в едином порыве сплелись телами почти у самого берега. Потом совершили еще один заплыв, после которого долго сидели на берегу, обсыхая, прежде чем отправиться в обратный путь.

— Влад, скажи честно, тебя то, что ты узнал сегодня, огорчает или радует?

— Радует… — ответил Влад не задумываясь, но еще пребывая в прострации.

— Ну так радуйся!

Ира улыбнулась ему. Глаза ее сияли в свете звезд. Влад улыбнулся в ответ и почти пришел в себя.

— Знаешь, Ир, весь этот цирк, с этой дурацкой свадьбой стоило устроить только ради этого.

— Видишь, как здорово, так что иди и в благодарность продолжай исполнять обязанности жениха.

Ира тщательно осмотрела его, поправила волосы и запустила в зал, сама оставшись на улице. Она села на скамейку и закурила.

Подумать только! С Валентинычем она познакомилась задолго до того, как переступила порог отпадного 9Д в качестве классного руководителя. А за время своего трехлетнего учительствования успешно с ним сотрудничала и даже не подозревала, что переросток за последней партой — это его сын. Впрочем, познакомив их, а затем, наблюдая их взаимоотношения, она не раз дивилась той близости, которая, возникнув сразу, укреплялась день ото дня.

— И что это было? — спросил Женечка, усаживаясь рядом.

— Зов крови, наверное…

— Не понял… И куда это кровь позвала госпожу Палладину?

Ира удивленно уставилась на Женечку.

— Ира, я, конечно, умею улавливать оттенки твоего состояния, и то, только в том случае, если ты этому не препятствуешь. Если я знаю примерно, о чем может идти речь, то, как тебе кажется, почти дословно цитирую твои мысли. Но еще раз повторяю: с телепатией у меня так же, как и у тебя, то есть — никак.

До Ирины медленно доходил смысл сказанного Женечкой, но, в конце концов, дошел, и она рассказала ему потрясающую новость. Женечка расхохотался и с издевкой в голосе предложил ей, в качестве приработка, написать по этому сюжету сценарий для мексиканского сериала.

— Ира, даже для Влада, по большому счету, все это мелочи жизни.

Она попыталась поспорить с Женечкой на эту тему, но он, не обращая никакого внимания на Иришкины пламенные речи, просто вернул ее в зал, в самую гущу свадебного веселья. Впрочем, в глубине души ничто не противоречило Женечке, но в глубину ту с некоторых пор Ира намеренно не ныряла.

Неотвратимо надвигалось 26 августа — день отъезда Лешки. Последнюю неделю перед расставанием Ира провела с сыном, забросив на время свою работу. Целыми днями в сопровождении Зива и Лоренца они лазили по окрестным горам, наслаждаясь природой и обществом друг друга. Вечером двадцать пятого приехал Влад, и они втроем устроили прощальный вечер, а утром все вместе поехали провожать Лешку.

— Мамуль! Пока! Не волнуйся! У меня все хорошо будет! — подбадривал Лешка мать, целуя на прощанье.

Ира смотрела ему вслед, пока он совсем не скрылся в зоне регистрации.

— Ну что, Ир, пойдем?

— Да…

Ира немного отстала из-за хаотично снующей туда-сюда толпы, а тут еще и мобильник запел:

— Ирочка, ко мне заглянуть не желаешь?

— Желаю, Женечка.

— Жду.

Ира догнала Влада уже у самой машины. Видавшая виды «Нива» Валентиныча тронулась, и Влад спросил:

— Куда тебя отвезти?

— Давай к Ривьере.

— Как скажешь…

Всю дорогу до Ривьеры они ехали молча. Ирой владело неуклонно усиливающееся несколько странное настроение, которое она пыталась связать с отъездом Лешки. Не получалось. Настроение не содержало в себе и тени тоски, причитающейся долгой разлуке. Да и зародилось оно, мягко говоря, не сегодня… Описанию не поддавалось… И оценкам: «хорошее» или «плохое» — тоже.

Ира попросила Влада остановить у центрального входа в парк. Женечка ждал ее в районе Зеленого театра. Между ними царило состояние какой-то непонятной, небывалой для них неловкости. Лишь около входной двери в квартиру Женечка взял Иру за руку. Они вошли и еще какое-то время молча стояли в прихожей. Первой замешательство преодолела Ирина. Она обняла Женечку, прижалась к нему и очень тихо, но как бы перекрывая все слышимое и даже видимое вокруг, сказала:

— Спасибо…

Женечка обвил ее руками и нежно, но с неимоверной силой прижал к себе. У Иры возникло ощущение, будто в ее груди бьются сразу два сердца — одно с левой, а другое с правой стороны.

— Лето на дворе — разденься, — еле слышно прошептал Женечка, почти что просто легонько выдохнул, около самого уха.

Горячая дрожь пробежала у Иры по позвоночнику, а внутри все окаменело. Ее правая рука начала протискиваться между их плотно прижатыми друг к другу телами к пуговице на шортиках, но в этот момент Женечка, выпустив ее из своих объятий, стал сам снимать с нее одежду, а потом поднял на руки и отнес в спальню.

От невыносимости наслаждения Ира несколько раз почти теряла сознание, но Женечка ловил его последние искорки, возвращал в реальность и с неумолимой жестокостью продолжал истязание, едва касаясь губами, руками и безжалостно впиваясь взглядом даже не в тело, а куда-то глубже за всеми мыслимыми его пределами. Периодами Ира полубессознательно пыталась сопротивляться, но Женечка грубо пресекал попытки ее тела защитить самое себя от непонятного физическому естеству глумления. Ира вскрикивала, из глаз текли слезы. Женечка слизывал их, обдавая ее лицо горячим, тяжелым, но спокойным и ровным дыханием. В какой-то момент Ира перестала чувствовать тело. Она парила в полном вакууме, где не было ничего — ни света, ни темноты, ни шума, ни тишины. И даже самого вакуума не было.

— Ира, пей…

Женечкин голос смутно долетал откуда-то. Потом она услышала звуки собственных глотков и с ощущением неимоверной горечи, словно самолет при не мягкой посадке, очень сразу, очень резко вновь почувствовала тело, сковавшее ее болью, неприятным вкусом, и ощущением терпкого запаха. Ира отпрянула от стакана, вливавшего горечь в ее рот, и струйка темно-коричневой жидкости пролилась ей на грудь и живот.

— Ира, это полынь. Пей. Надо.

Женечка поддерживал ее одной рукой под голову, другой сжимая стакан.

— Пей, — еще раз повторил он.

Ира стала послушно глотать, морщась от горечи. Женечка ослабил хватку лишь тогда, когда стакан остался пустым.

— Кто-то когда-то обещал быть помягче, — медленно и тихо проговорила она.

— Я нагло врал, извини, — Женечка тепло улыбался. — Но ведь понравилось!? — голос Женечки играл всеми красками слащавой приторности.

— Что именно?

— Ну, например, вкус полыни, — ехидничал Женечка.

— О-очень! — возмутилась Ира и резко села. Комната поплыла перед глазами.

— Э-э! Не так быстро! — Женечка едва успел подхватить ее. — Без резких движений, госпожа Палладина! Мне и так пришлось Вас малость искалечить.

— Что?

— Тихо-тихо! Вывихов, переломов и более тяжких телесных повреждений удалось избежать, но вот мелкие нарушения целостности тканей сейчас придется лечить, так что терпи.

Флакончик с бальзамом а’ля Женечка был у него уже в руках. Ира айкала, а он смеялся и дул.

— Палладина! Будешь орать — рот скотчем заклею! Ты на меня, лучше, посмотри!

Женечка красовался, а Ира приходила в ужас:

— Что это?!

Его руки и грудь сплошь покрывали глубокие ссадины, из которых сочилась кровь.

— Ваша жемчужная улыбка и идеальный маникюр в действии.

Ира перевела взгляд на кисти своих рук.

— О боже! — воскликнула она при виде пятен крови на ладонях и темно-бурого запекшегося слоя под ногтями.

— Вот-вот! И нечего чувствовать себя пострадавшей! — Женечка усмехнулся и начал, морщась от боли намазывать себя.

— Давай я, — предложила Ира, привстала и снова потеряла равновесие.

— Лежи уж, хищница! — рассмеялся Женечка, а потом очень тепло добавил, — полежи немного, а я сейчас кофе принесу, — и, удаляясь на кухню, нежно поцеловал ее в щеку.

По телу разлилось томное чувство приятного безразличия. Женечка вернулся достаточно скоро. Он одной рукой аккуратно приподнял Ирину, другой, сооружая из подушек нечто вроде кресла.

— Вот так, — сказал он, бережно отпуская ее и подавая чашечку. — Пей. Это — не полынь. Это — вкусно.

— Знаешь, Жень, у меня такое ощущение, что если тебе удается ввести меня в состояние, когда я перестаю контролировать себя, ты просто вымещаешь на мне всю свою многовековую злобу.

— Ты почти права.

— Почему?

— Почему «права» или почему «почти»?

— И то, и другое…

— «Права», потому что мне на самом деле очень хочется это сделать, а «почти», потому что если я позволю себе поддаться этому порыву, то я тебя, скорее всего, просто убью.

— Знаешь, в глубине души я с недавнего времени недоумеваю, как ты не сделал этого до сих пор.

Женечка расхохотался:

— Нет, Ирка, я тебя точно когда-нибудь придушу собственными руками, — Женечка веселился от души. — Ладно, как чувствуешь-то себя?

— Да вроде нормально…

— А ну-ка, попробуй встать.

Женечка забрал у нее пустую чашечку. Ира поднялась вполне уверенно, но легкая потеря ориентации в пространстве еще не рассеялась окончательно. Так что в гостиную, где ждал шикарно накрытый стол, Ира шла, опираясь на Женечкину руку.

— Ешь, давай, а то помрешь с голоду, и мне придушить некого будет, — веселился Женечка, усаживая Иру на диван.

Ира почувствовала, что действительно очень голодная. Пара отбивных и миска салата исчезли в ней так, что она и заметить не успела. Женечка от души потешался над ее прожорливостью, но, сменив опустевшие тарелки на полную корзину инжира, вполне серьезно спросил:

— Что делать теперь думаешь?

Вполне обычный вопрос вызвал, казалось, ничем не обоснованную настороженность. Ира, не пытаясь понять «с чего бы это?» и следуя наитию, поскорее скрыла свой вздёрг вполне обычным ответом. Ответом правдивым… но только с одной стороны…

— Пока попытаюсь просто жить. Продолжу заниматься Генкиной мебелью. Ближе к концу сентября съезжу с Генкой и Радным на выставку и после нее окончательно доделаю эскизы. Заодно твой труд читать продолжу и, может быть, даже что-нибудь еще нарисую.

— А поющий домик как поживает?

— Там все по плану и мое вмешательство почти не требуется.

— Это понятно. Я про другое — поет?

— Поет, но только если я там одна… а может, и всегда поет, просто, когда вокруг народ тусуется, я не слышу…

— Может быть… — сказал Женечка задумчиво. — Я по-привычке от тебя расспросов с пристрастием жду, а ты молчишь. Аж страшновато как-то!

Ира усмехнулась. Она чувствовала себя носителем тайной информации в застенках вражеского стана. Почему она так отчаянно пытается спрятать свое странноватое настроение, выяснять было некогда. Женечка его, безусловно, почувствовал. Что это такое, он, судя по «допросу», предваренному «пыткой», понятия не имеет. «И не надо», — решила Ира, и ей тут же пришла на ум замечательная тема для обсуждения:

— Можно подумать ты мне вот так вот и расскажешь, что тогда под водопадом случилось!

— Представляешь — расскажу!

— Да неужели! — с нарочитым сарказмом воскликнула Ира.

Женечка усмехнулся, но тут же стал серьезным.

— Знаешь, я не разнообразия ради сегодня над тобой малость поизмывался. Там в водопаде ты меня перепугала насмерть. Я, в принципе, знаю, что ты такое есть, но даже представить себе не мог, до какой степени ты, оказывается, уже распоясалась, девочка моя!

— Жень! О чем ты? К тому, что случилось в водопаде, я — по крайней мере, осознанно — не имею никакого отношения!

Женечка не удостоил вниманием Ирино замечание.

— В мозгу, то есть в пределах физической плоти, существует особая настройка, заставляющая нас почти бессознательно ассоциировать себя с собственным телом. Подавляющее большинство людей, интересуясь так называемой загробной жизнью, обычно спрашивают: «А что будет с моей душой, когда я умру?». Хотя на самом деле данный вопрос уместней задать по-другому: «Что будет со мной, когда умрет мое тело?». Для человека является безусловным, что «Я» — это тело, а душа — нечто к нему прилагающееся.

Вообще-то, на самом деле, для подавляющего большинства людей формулировка вопроса «а что будет с моей душой, когда я умру?» верна на 99,9 %, потому что физическое тело действительно практически единственное, что у них реально есть.

Говоря «реально», я, в данном случае, имею в виду не только эту реальность.

Энергетический сгусток, который принято называть душой, у подавляющего большинства не имеет устойчиво сформированной структуры и поддерживается, создавая личность, лишь за счет жизнедеятельности тела. После прекращения в нем физиологических процессов, такие энергетические сгустки рассеиваются в первозданные энергетические токи, и личность прекращает свое существование.

Но есть и устойчивые личностные структуры, для которых полностью правомерна формулировка «что будет со мной, когда умрет мое тело?».

Наше тело — это универсальный инструмент для взаимодействия с этой реальностью. Правда, в нем заложена потенциальная возможность взаимодействовать и с иными, так называемыми параллельными мирами. Определенные тренировки и условия дают возможность физической субстанции, называемой телом, функционировать при настройках восприятия на другие частоты, но их диапазон невелик, а возникающее взаимодействие неполноценно. Применение на практике этих возможностей лежит в основе эзотерики и оккультизма.

— …к чему ты меня постоянно пытаешься приобщить, — язвительно вставила Ира.

Женечка смерил ее взглядом.

— Ира, я владею всем арсеналом оккультно-эзотерических практик, но я никогда даже не пытался приобщать тебя к тому, что человечество имеет в виду, говоря об эзотерике и оккультизме. И не собираюсь этого делать.

— Тогда что же ты со мной делаешь?

— В данный момент я пытаюсь проинформировать тебя о некоторых функциях биологической системы под названием человеческое тело. И надеюсь, что ты позволишь мне продолжить.

Ира не могла припомнить, чтобы Женечка когда-нибудь разговаривал с ней до такой степени серьезно, и спросила:

— Это так важно?

— Да. Ты, как человек, думаю, уже догадалась, что ты, как не человек, являешься устойчивой личностной структурой?

— Ну… наверное…

— Замечательно! Так вот, ты, как устойчивая личностная структура, прекрасно знаешь, что человеческое тело не является для тебя необходимой деталью для продолжения существования и относишься к нему без должного почтения. Безусловно, боль и инстинкт самосохранения надежно защищают тебя от того, чтобы, образно говоря, выкинуть свое тело на помойку, и чисто внешне ты обращаешься с ним, вроде, как и положено. Но это только чисто внешне.

— Жень! Я не понимаю…

— Знаю, а потому и пытаюсь объяснить.

Итак, биологическое тело — это универсальный инструмент для взаимодействия с этой реальностью, границы которой потенциально могут быть расширены за счет расширения круга воспринимаемых излучений. Биологическое тело представляет собой сложную систему, состоящую из трех систем: системы жизнеобеспечения, системы коммуникации и системы управления. По поводу системы жизнеобеспечения тебе, в данном случае, вполне достаточно сведений полученных в школе на уроках биологии. Систему коммуникации — то есть систему обмена информацией — мы тоже сегодня особо рассматривать не будем. Единственное, замечу, что все, что касается изменения настроек восприятия, относится к этой системе.

Сегодня я расскажу тебе о системе управления.

Структура системы управления имеет два основных отдела: сознание и подсознание.

Сознание — это привычные мыслительные процессы, позволяющие осознавать и взаимодействовать с окружающим миром, доступным восприятию с помощью слуха, зрения, вкуса, обоняния и осязания.

Подсознание, по сравнению с сознанием гораздо объемнее, если можно так выразиться, и имеет сложную структуру, состоящую из пяти отделов:

Один из отделов осуществляет контроль и управление всеми системами жизнеобеспечения биологического тела.

Другой отдел контролирует настройки восприятия на определенные параметры излучений.

Третий отдел работает с информацией, полученной извне от источников недоступных сознанию.

Через четвертый отдел осуществляется связь личностной энергетической структуры с системой «человек».

Пятый отдел — это своеобразный информационный склад называемый памятью.

— Жень, извини, а что значит: информация от источников недоступных сознанию?

— Это касается системы коммуникации, и как-нибудь я тебе расскажу об этом подробнее. А сейчас… Каждый орган нашего тела, каждая клеточка постоянно принимают извне и посылает вовне сигналы. Даже «официальные» органы чувств принимают и передают не только ту информацию, которую мы осознаем. Вот со всем с этим и работает один из отделов подсознания.

— Как я понимаю, это источник интуиции?

— Можно и так сказать. Ира, речь, с помощью которой люди общаются, отражает реальность, доступную для сознания, и, естественно, явления иного порядка объяснить в существующих терминах и понятиях с необходимой точностью не всегда получается.

— Подожди, мы ведь вроде как о физиологии, а она не выходит за рамки естественного.

— Ира, в мире не существует ничего, что могло бы ВПИСАТЬСЯ в рамки естественного. Естественное — иллюзия нашего сознания. То, о чем мы сейчас говорим, сознанию недоступно.

— Но как же недоступно, если мы говорим об этом?

— Ира, мы можем поговорить с тобой, к примеру, о том, как бьется сердце, но его биение никогда не станет доступно непосредственному управлению сознанием.

— Жень, но ведь есть люди, которые умеют осознанно управлять сердцебиением.

— Есть. И я в их числе. Видишь ли, осознанно, сознательно — это еще не значит, что посредством сознания. Потерпи чуть-чуть. Я буду рассказывать дальше, и тебе постепенно все станет яснее и понятнее.

Сознание и подсознание связаны между собой, но если подсознанию доступна вся информация сознания, то для большей части информации, которой владеет подсознание, переход в сознание напрочь закрыт. Это мера систем безопасности, позволяющая нам спокойно жить.

— В смысле?

— Вот тебе самый наглядный пример: благодаря системе безопасности, не допускающей в сознание всю информацию подсознания, мы не осознаем и не чувствуем без крайней необходимости процессы жизнедеятельности, постоянно и непрерывно текущие в нашем биологическом теле. Второй, может быть менее наглядный, но также доступный пониманию пример — это сохранение настроек восприятия, позволяющее, грубо говоря, утром просыпаться там, где ты уснул вечером.

С одной стороны системы безопасности — это действительно благо. Они действительно ограждают нас от целого ряда проблем, решая их, как говорится, на автопилоте, но с другой стороны…

Как я уже говорил, один из отделов подсознания ведает связью личностной энергетической структуры со своим человеческим воплощением. При этом личностная энергетическая структура имеет полный доступ ко всей информации воплощения, а вот воплощение — нет. Вообще-то, подсознание может запросить любую информацию, и ему не будет отказано. Но только подсознание. Сознание непосредственно от личностной энергетической структуры ничего узнать не может.

Правда, прямой канал связи личностной энергетической структуры с сознанием, минуя подсознание, существует, но он наглухо запечатан. Лишь легкое давление из запредельности дает сознанию ощущение личности, ощущение «Я». Этот канал открывается лишь в момент смерти биологического тела. Это смертное озарение, после которого неустойчивая личностная энергетическая структура начинает рассасываться, а устойчивая, забрав через разрушенную систему безопасности архивы, продолжает свое существование. Жить в земном теле с открытым в сознание каналом могут только боги.

— Жень, что такое бог?

— Ир, меня радует формулировка твоего вопроса, но не обижайся, об этом в другой раз. Итак, сознание не имеет непосредственной связи с личностной энергетической структурой, но и возможности опосредованной тоже почти лишено. Причин три.

Первая — деятельность самого сознания, которая заключается в переводе разнообразных кодов в понятные символы (для человека — это в первую очередь речь) и дальнейшей работе с ними (для человека — это размышления и разговоры). Сознание, занимаясь непрерывным вербальным осмыслением информации полученной от «официальных» органов чувств, создает столько «шума», что за ним попросту «не слышит» ничего другого.

Вторая причина — работа систем безопасности. Ими блокируется поступление информации из отдела подсознания, работающего с информацией от личностной энергетической структуры, а так же и от отдела, работающего с информацией полученной извне от источников недоступных сознанию. Пропускаются лишь некоторые рекомендации в готовом виде. С одной стороны вроде как обидно, но на самом деле это благо для повседневной жизни.

Ты, конечно, слышала о таком явлении как галлюцинации, бред. Чаще всего это сбивка настроек восприятия, но не всегда. Бывает, что причиной слуховых и зрительных фантасмагорий являются сбои в работе систем безопасности, вследствие чего в сознание в необработанном виде просачивается информация для него непредусмотренная. Воспринимается она как причудливый абсурд из-за третьей причины.

Третья причина заключается в кодировке информации.

Для того чтобы работать с любой информацией ее требуется перевести в понятные символы, например, в зрительные образы или в слова. Набор этих символов у сознания ограничен реалиями земной жизни. А поскольку информация личностной энергетической структуры крайне редко имеет с земной жизнью хоть что-то общее, то сделать это адекватно зачастую оказывается в принципе невозможным.

— Жень, а зачем тогда нужна эта информация, если она с земной жизнью не имеет ничего общего?

Женечка усмехнулся:

— Сложно объяснить… Видишь ли, сопоставлять реалии земной жизни и информацию личностной энергетической структуры, которая, как правило, ничего общего с этими реалиями не имеет, это все равно, что сопоставлять… ну, скажем… картинку на мониторе компьютера и процессы происходящие в этот момент с деталями материнской платы. Они не имеют ничего общего с цветовой гаммой картинки на мониторе, но, тем не менее, это единая система в едином процессе.

Итак, системы безопасности, с одной стороны, действительно ограждают человека от опасностей. Они стоят на страже здоровья рассудка и системы жизнеобеспечения. Но с другой стороны они катастрофически ограничивают возможности человека. Я говорю «человека», но на самом деле это касается любого существа, живущего на Земле.

Впрочем, недоступные из-за работы систем безопасности возможности для благополучия земной жизни не являются чем-то необходимым. В них нуждается не человек, или какое-либо другое живое существо, а воплощенная в земной жизни личностная энергетическая структура. Нужны они ей для самосовершенствования. Неустойчивой — чтобы укрепить себя и продолжить существование за пределами земной жизни. Конкретные цели устойчивых личностных энергетических структур гораздо более разнообразны и к тому же таинственны с точки зрения земных реалий, ведь они, как правило, лежат за их пределами.

Подчинение системам безопасности в их первозданной незыблемости препятствует развитию и становлению личностной энергетической структуры. Главным образом из-за этого подавляющее большинство собранных земным существованием в единое целое энергетических токов после биологической смерти тела разъединяются, и личность исчезает без следа. Участь устойчивых личностных структур не лучше — они попадают в сети так называемой кармы.

Но хотя бы легкое повреждение системы безопасности грозит индивиду тяжелейшими последствиями вплоть до летального исхода. По меньшей мере — помутнением рассудка, а так же повреждениями системы жизнеобеспечения, то есть биологическими нарушениями в виде болезней. Само собой, последствия для личностных энергетических структур остаются практически теми же, что и при подчинении системам безопасности.

Таким образом, вроде как получается замкнутый круг без намека на выход. Но есть в этом кругу одна маленькая лазейка.

Да. Подчиняться — не вариант, а ломать нельзя, но… обходить системы безопасности — можно.

Осуществляются эти маневры посредством СМИРЕНИЯ, то есть отказа от борьбы с обстоятельствами в пользу овладения собой, БЕЗМОЛВИЯ СОЗНАНИЯ, то есть остановки внутреннего диалога, и БЕСКОРЫСТИЯ, то есть действия ради действия, такого действия, за которое не предполагается никакое вознаграждение.

Индивид с неустойчивой личностной энергетической структурой, приняв на веру данный постулат и следуя ему, как минимум укрепляет связи, что дает ему возможность сохранять целостность личности после смерти биологического тела еще какой-то период, что при целеустремленности может привести и к существованию по длительности сопоставимому с Вечностью.

Устойчивая личность в вере не нуждается. Она — ЗНАЕТ. Однако, знает именно личность, то есть эта информация необязательно становится доступной сознанию, но в подсознание она просачивается почти всегда, и тогда данный индивид вполне может встать на сей путь, как говорится, интуитивно, подчиняясь неосознанному порыву, который часто воспринимается как озарение. Если тело данного индивида наделено хорошим мозгом с пытливым умом, то со временем ему, вполне возможно, удается каким-то образом сформулировать суть своих порывов, и на свет появляется духовное учение. Безусловно, эти открытия невозможно описать человеческим языком так, чтобы сделать понятными и эффективными для всех и каждого. И все же поиск многих страждущих неизмеримо упрощается, когда еле уловимые импульсы, поступающие из подсознания, подкрепляются информацией уже кем-то осмысленной и облаченной в слова.

— То есть, получается, главная цель религий — создание устойчивых личностных структур?

— Ни в коем случае! Любые религии, как и любые идеологии, служат интересам социума, а ему нет дела до естественных Законов Бытия Мироздания. С помощью религий и идеологий осуществляется управление массами здесь и сейчас, хотя сами религии и опираются на духовные учения и даже проповедуют вроде как те же истины. Лучше б они придумали себе какое-нибудь другое занятия, так как бурная религиозная деятельность ведет к снижение эффективности духовных учений вплоть до сведения на нет. Их либо вообще не читают, следуя духу противоречия; либо читают по принципу «смотрю в книгу — вижу фигу», а понимаю, как велели; либо воспринимают не заслуживающим внимания идиотизмом.

Как ты знаешь, духовные учения, несмотря на некоторые различия трактовок, опираются на три главных постулата: СМИРЕНИЕ, БЕЗМОЛВИЕ СОЗНАНИЯ и БЕСКОРЫСТИЕ. Религии же требуют вместо СМИРЕНИЯ — покорность, вместо БЕЗМОЛВИЯ СОЗНАНИЯ — отказ от инакомыслия, вместо БЕСКОРЫСТИЯ — пожертвования. Покорный, чуждый инакомыслия и вносящий свою материальную лепту индивид поддерживает и укрепляет социум, но вовсе не свою личностную энергетическую структуру.

Как я уже говорил, с помощью СМИРЕНИЯ, БЕЗМОЛВИЯ СОЗНАНИЯ и БЕСКОРЫСТИЯ можно обходить системы безопасности, стоящие на страже тайн подсознания. Есть и конкретный путь, по которому следует идти.

Мы с тобой, так или иначе, коснулись четырех отделов подсознания: отдела управления системами жизнеобеспечения тела, отдела контроля настроек восприятия, отдела работы с информацией, полученной извне от источников недоступных сознанию и отдела связи личностной энергетической структуры с воплощением.

Но есть еще и пятый отдел — память. Связь сознания с первыми четырьмя отделами находится под бдительным контролем систем безопасности. Информация сознания попадает туда беспрепятственно, а вот взять что-либо оттуда — ни-ни! Совсем другое дело память.

Память хранит информацию и сознания, и тела, и подсознания, а так же непосредственное знание личности. Хранит с разной степенью секретности и в разных символах. Информация там накапливается в безграничных масштабах. Туда складывается все, и извлечь, в принципе, можно все, правда, далеко не все в полностью понятных сознанию символах.

Канал связи с памятью это единственный канал связи с подсознанием, который открыт в обоих направлениях, а потому именно через память можно установить безопасный контакт сознания с личностью. Тебе этот процесс хорошо знаком в творчестве. Ты пользуешься им намеренно, и даже сформулировала технику его исполнения.

Женечка вопросительно посмотрел на Ирину.

— Нужно четко сформулировать для себя задачу, затем на время намеренно забыть о ней, а потом…

— Стоп. Ты уже сказала самое главное, что я хотел от тебя услышать. Именно НАМЕРЕННО ЗАБЫТЬ, то есть намеренно вывести за пределы сознания. Для того чтобы НАМЕРЕННО ЗАБЫТЬ, нужно СМИРЕНИЕ, потому что пережевывание информации в сознании, это, в данном случае, и есть бесплодная борьба с обстоятельствами.

Получается такая схема: сознание в память отправляет запрос, оттуда он извлекается личностной энергетической структурой; она дает на него ответ и отправляет обратно в память, из которой его может забрать сознание.

Однако чтобы забрать ответ из памяти, требуется БЕЗМОЛВИЕ СОЗНАНИЯ, которое достигается не без помощи СМИРЕНИЯ.

— Да… в один прекрасный момент, подчиняясь некому порыву, я смиренно без мыслей и чувств сажусь за компьютер, и у меня легко получается то, что я тщетно пыталась придумать, перед отправкой запроса.

— На самом деле эта схема работаете постоянно и абсолютно у всех и каждого. Каждый постоянно что-то забывает. Каждый время от времени поддается безотчетному порыву. Но без СМИРЕНИЯ и БЕЗМОЛВИЯ СОЗНАНИЯ, КПД этого процесса очень близок к нулю. К тому же лишь единицы, даже из обнаруживших полезность СМИРЕНИЯ и БЕЗМОЛВИЯ СОЗНАНИЯ, используют эту возможность для самосовершенствования.

Для того чтобы заниматься самосовершенствованием, помимо СМИРЕНЯ и БЕЗМОЛВИЯ СОЗНАНИЯ, требует БЕСКОРЫСТИЕ.

То есть, любое действие, целью которого является обретение земных благ, не работает на самосовершенствование. Это вовсе не значит, что действие, осуществляемое исключительно ради него самого, не должно приносить земные блага, но в данном случае земные блага являются не более чем побочным эффектом.

Практики, предлагаемые духовными учениями, несмотря на кажущиеся различия и многообразие, работают при помощи СМИРЕНИЯ, БЕЗМОЛВИЯ СОЗНАНИЯ и БЕСКОРЫСТИЯ именно с памятью. БЕЗМОЛВИЕ СОЗНАНИЯ — является обязательным условием любой духовной практики. Всевозможные сложные пассы, системы дыхания, ритуалы, молитвы и мантры, как на понятном языке, так и в виде бессмысленного набора звуков, сложнейшие по составу и по исполнению рецепты всевозможной магической дребедени — все эти действия абсолютно бессмысленны с точки зрения земных реалий. Таким образом задействуется БЕСКОРЫСТИЕ. Кроме того, заставить себя заниматься этой чушью без СМИРЕНИЯ просто невозможно. А сами эти действия, сложность и причудливость которых зачастую доводится поистине до абсурда, заставляют практикующего задействовать память. Практикующий выучивает и затем периодически повторяет эти действия, с помощью процесса «забыть-вспомнить», тем самым, осваивая возможности использования памяти.

Через память сознание получает доступ в подсознание в обход систем безопасности и открывает путь к самосовершенствованию, а суть самосовершенствования в трансформации.

Первым делом происходит трансформация самих систем безопасности. В чем это выражается? В первую очередь в возможности менять настройки восприятия.

Ты, Ира, давно активно используешь память в качестве канала связи, и КПД этого процесса очень высок, поскольку тобой задействуются СМИРЕНИЕ и БЕЗМОЛВИЕ СОЗНАНИЯ. Кроме того, БЕСКОРЫСТИЯ тебе не занимать — ты никогда не искала ни славы, ни денег. Все, имеющиеся у тебя земные блага, для тебя в полном смысле лишь побочный эффект твоей деятельности.

И вот этой зимой свершилось! У тебя стали меняться настройки восприятия, и начался процесс осознания сути. Осознание сути — это знакомство сознания с личностной энергетической структурой. Но не только. Это еще и знакомство личностной энергетической структуры с сознанием. До этого личностная энергетическая структура вроде бы и имела свободный доступ через подсознание к информации, которой владеет сознание, но это что-то вроде заочного знакомства.

Представь, ты о каком-нибудь человеке знаешь все, но никогда в жизни с ним не общалась. Он же о тебе никакого понятия не имеет. Затем он узнает о твоем существовании. И вот происходит знакомство. Для начала, скажем, через переписку, затем по телефону…

Но вот встреча личностной энергетической структуры с сознанием возможна только при открытии прямого канала, а он, как я тебе уже говорил, открывается лишь в момент смерти. То есть: смерть — это открытие прямого канала; открытие прямого канала — это смерть.

Женечка замолчал. Он поднялся. Убрал шкорки от инжира. Протер стол. Отнес полупустую корзину с инжиром на кухню. Принес ее обратно вновь наполненной. Сел. Закурил.

— Жень, ну и к чему все это? — не выдержав, в конце концов, спросила Ира.

— Знаешь… бывает… в письме всего не напишешь… а еще… бывает… это не телефонный разговор…

Женечка снова замолчал.

— И что? — немного выждав, спросила Ира.

Женечка лишь усмехнулся.

— Жень, ты в ежа решил поиграть?

— В смысле, стал колючим?

— Нет. В смысле: еж птица гордая, пока не пнешь, не полетит.

Женечка рассмеялся с видом человека довольного произведенным эффектом, но заговорил с воцарившейся сегодня предельной серьезностью:

— Если я правильно понимаю, ты, как личностная энергетическая структура, хочешь сообщить себе, как человеку, нечто глобальной важности, нечто, что гораздо важнее жизни человеком. Но уж коли ты хочешь сообщить это себе, как человеку, не думаю, что жизнеспособное человеческое тело такая уж лишняя деталь.

То, что произошло с тобой в водопаде, и то, что я сегодня спровоцировал, свидетельствует о том, что ты, как личностная энергетическая структура, пытаешься открыть прямой канал.

— С чего ты это решил?

— Ни сегодня, ни тогда ты не теряла непрерывности восприятия, так?

— Да.

— Но был момент, когда ты воспринимала вроде как без помощи тела, верно?

— Да.

— А то, что ты воспринимала, если и казалось тебе не особо отличающимся от зрительных и звуковых образов земной реальности, то вовсе не той, которая окружала твое тело в данный момент, да?

— В водопаде — да.

— А сегодня?

— Это было ничто без света и без тьмы, без звуков и без тишины.

— О как! Ну что ж, то, что твои системы безопасности работают на полную катушку, безмерно радует.

— Не поняла…

Женечка рассмеялся.

— Ты, небось, подумала, что то, что ты воспринимала вроде как без помощи тела, это и есть продирание к твоему сознанию твоей энергетической структуры? Вовсе нет. Безусловно, энергетическая структура для активных попыток открыть прямой канал выбирает определенные условия. Но, пользуясь теми же условиями, системы безопасности изменяют настройки твоего восприятия и при помощи этого изолируют твое сознание. Они вообще отключали бы его от греха подальше, если бы все еще могли это делать.

— Значит, когда-то они это делали?

— Да. И ты точно знаешь когда, — Женечка несколько мгновений смотрел на Иру выжидающе. — Зимой. Во время пребывания в доме, который теперь твой. Именно поэтому ты не помнишь те пять дней.

— Жень, но те пять дней зимой по свидетельствам окружающих я была в сознании и более или менее адекватно вела себя…

— Ну, учитывая то, что для своего соседского окружения ты всегда ведешь себя, по их мнению, гораздо менее чем адекватно — это не удивительно, — Женечка рассмеялся. — Однако в твоем сознании это сохранилось как смутные обрывки сна, так?

— Да.

— На протяжении всей жизни сознание никогда, за редким исключением, не выключается полностью. Есть некая его часть, — очень небольшая — которая констатирует и обрабатывает сигналы, поступающие во сне. Поскольку во время сна системы безопасности тоже в некотором роде отдыхают, сознание сталкивается с изменениями настроек восприятия, а также в него просачивается информация для него не предназначенная. Поскольку во время сна задействована лишь узкая его полоска, а, кроме того, оно не в состоянии адекватно обрабатывать целый ряд непонятных для него символов, интерпретация образов зачастую получается абсурдной и, как правило, затем запихивается в самые потаенные уголки памяти вместе с реальными факторами, вызвавшими сии фантасмагории. Именно этот участок и руководил тогда твоими действиями.

Тогда тебе, как человеку, не угрожала опасность уничтожения, но системы безопасности тогда чувствовали себя гораздо увереннее, чем сейчас. А работают они по принципу: лучше перестараться, чем недостараться. Вот и отключили сознание в момент, когда энергетическая структура обнаружила, что теперь через память сознанию можно «отправлять личные сообщения». А теперь она отказывается довольствоваться только обменом «личными сообщениями».

Уж не знаю, что за важность и секретность в том, что ТЫ так рьяно пытаешься сообщить себе, только вряд ли для этого так уж необходимо сживать себя со свету. Тем более, если бы ТЫ действительно решила, что с тебя хватит пребывания в этом мире, летальный исход наступил бы незамедлительно. Коль уж ТЫ не разделываешься со своим воплощением одним махом, значит оно ТЕБЕ нужно.

— Странно…

— Что именно?

— На самом деле про водопад я тебя спросила чисто из праздного любопытства.

— Знаю, что ты именно так и думала. Ты понятия не имела о чем нужно спрашивать, а может, на каком-то уровне, и не хотела этого делать. Но, задав вопрос из цикла «праздное любопытство», ты попала в самую точку того, что тебе жизненно необходимо сейчас знать так, как умеет знать сознание.

Видишь ли, мое человеческое занятие, которое не дает мне умереть с голоду, всегда связано с тем, что я делаю на самом деле. Нынче я — переводчик. Я перевожу для тебя на человеческий язык информацию, которая уже доступна твоему сознанию, но которую оно пока не в состоянии самостоятельно раскодировать.

Ты в курсе, что даже при переводе с одного человеческого языка на другой при так называемом подстрочном дословном переводе часто получаются абсурдные фразы, смысл которых с трудом улавливается. Для достоверной передачи заложенной идеи гораздо более подходит эквивалентный литературный перевод, основанный на учете ментальности языка оригинала и ментальности языка, на который осуществляется данный перевод.

Информация, которую я перевожу для тебя, не имеет словесного выражения в принципе и даже в эквивалентном варианте. Воспринимай то, что я говорю буквально, но помни, что это, по сути, миф — то есть не достоверная передача сути явлений, а лишь ключ к адекватному осознанию. То есть данная информация имеет реальный практический смысл лишь в тех символах, в которых находится, а словесная оболочка является именно ключом к их практическому применению.

Там, где это можно применить, ЗНАЮ и УМЕЮ суть одно. Там невозможно ЗНАТЬ, НЕ УМЕЯ и УМЕТЬ, НЕ ЗНАЯ. Слова — ключ к этому ЗНАЮ-УМЕЮ. Можно обойтись и без слов, но человечество не разнообразия ради изобрело речь, как сложную систему символов для передачи информации. ЗНАЮ-УМЕЮ — это общемирозданческая формула, которая в случае человека обязана иметь дополнения и выглядеть в следующем единстве — ЗНАЮ-УМЕЮ-РАССКАЖУ.

Относись к тому, что я говорю тебе, со всей серьезностью, но имей в виду, что это лишь способ говорить и ничего более.

— Жень, получается, что ты мне подробно излагаешь нечто, что я уже на каком-то уровне знаю, а к праздному любопытству относишь все остальные мои вопросы?

— Почти. К праздному любопытству я отношу еще и вопросы по поводу частных случаев, которые хоть и иллюстрируют некоторые глобальные Законы Мироздания Бытия и Бытия Мироздания, но не отражают их сути. Докапывайся до этой сути, и разобраться с частностями тебе не составит труда, да и желание отпадет.

— Почему?

— Ир, — Женечка улыбнулся, — вот ты нынче занимаешься проектированием мебели, да? Да. Ответь, пожалуйста, сколько раз на день ты пересчитываешь количество ножек у табуретки?

— Послушай, Жень, а ты бы рассказал мне все, что я сегодня от тебя услышала, если бы я спросила о чем-нибудь другом.

— Смотря о чем бы ты спросила, так что вполне возможно, что и не стал бы рассказывать.

— Бросив меня на произвол судьбы? — Ира улыбнулась.

— Ира, я помогаю тебе, а главный закон эффективной помощи: НЕ МЕШАЙ!!! Ты, задавая свой праздный вопрос, запросила определенную информацию, и я тебе ее изложил. Если бы ты не запросила — я бы и словом не обмолвился.

— А как ты догадался, что своим праздным вопросом я запрашиваю действительно нужную мне информацию?

— Едва увидев тебя сегодня, я вдруг вспомнил о приключении в водопаде и решил спровоцировать подобное, дабы убедиться в правильности или ошибочности выводов, которые я для себя тогда сделал. Убедился в правильности.

Еще тогда меня удивила твоя реакция на это приключение. Оно не взволновало тебя так, как должно было бы. За прошедший месяц ты ни разу не заговорила о нем и, казалось, вовсе о нем забыла. Притом казалось так не только мне, но и тебе самой. Я прав?

— Да.

— Так вот, убедившись в правильности своих выводов, я задал тебе вполне невинный вопрос: «Что делать теперь думаешь?» — и он вдруг поверг тебя в шок, который ты всеми силами пыталась скрыть, честно рассказывая о своих фронтах работ. Тогда я прямо предложил тебе спросить меня о том, что тебя терзает. Ты испытала новый шок. И тут, не потому что тебя это интересует, а совершенно не задумываясь, ты спросила про приключение в водопаде. Вопрос пришел из подсознания, а подсознание, в отличие от сознания, не страдает праздным любопытством.

Ира, я не знаю, что ты скрываешь, на каком уровне, зачем и почему. Это — твое сугубо личное, и меня не касается. Но раз уж твое подсознание нашло способ заставить твое сознание слушать меня, пожалуйста, позволь мне дать тебе несколько советов. Сразу скажу, что следовать им или не следовать — решать тебе.

Женечка замолчал и вопросительно посмотрел на Иру.

— Я слушаю.

— Первое, закинь на время подальше мои вирши. Второе, постарайся мертвой хваткой уцепиться за естественную реальность. И третье, что вообще-то нужно сделать в первую очередь:

Четко сформулируй, как считаешь нужным, и закинь в память послание СЕБЕ, содержащее примерно вот такие пункты: а) открывать прямой канал нельзя ни в коем случае; б) любую информацию можно передать через память; в) если данная информация имеет повышенную секретность, не обязательно передавать ее суть, тем более что сознание все равно вряд ли сможет расшифровать послание, так что достаточно лишь намеков, которые смогут направлять.

Домой Ира приползла уже за полночь. Женечка, вообще-то, предлагал ей переночевать у него, настойчиво предлагал, но она не менее настойчиво, сама не понимая почему, рвалась домой. И вот около часу ночи, наконец, ворвалась и тут же рухнула спать, скошенная неимоверной усталостью. Ей казалось, что с момента, как она проводила Лешку, прошло уже не менее месяца.

Утром, лежа в постели, Ира констатировала, что неуклонно усиливающееся необычное настроение достигло, наконец, того уровня, к которому стремилось. Ира снова попыталась определить хорошее оно или плохое.

«Оптимальное и эффективное», — прилетела мысль.

Ира вспомнила весь вчерашний разговор с Женечкой, после чего вновь само собой подумалось:

«Он предоставил именно ту информацию, которая сейчас необходима. Правда, он понятия не имеет, зачем именно, но это неважно. Он не может и не должен знать».

Чего именно не может и не должен знать Женечка, Ира разбираться не стала, и обратилась к данным им советам.

«Что ж, забросить на время работу над Женечкиной книгой — это здорово. И без нее есть чем заняться. Мертвой хваткой уцепиться за естественную реальность? А кто сказал, что внутренние точки, определяющие взаимодействие мебельного объекта с окружающим миром, что суть материального предмета — это что-то из области сверхъестественного и ирреального?»

Последним советом, рекомендации которого, по мнению Женечки, следовало исполнить в первую очередь, Ира и вовсе утруждать себя не стала. В смысле, не стала утруждать себя изобретением четкой формулировки. С мыслью: «Не думаю, что эта самая личностная энергетическая структура у меня полная идиотка — сама разберется», — Ира закинула в память, то есть намеренно забыла весь давешний разговор с Женечкой целиком. После чего бодро поднялась с кровати.

Последние дни августа и первые дни сентября Ира спокойно и с удовольствием работала. Жизнь вошла в уютную колею, приобретя размеренный ритм. Все ладилось и получалось без лишних усилий как-то само собой. Даже начавшийся где-то числа пятого сентября дождливый переход от летней жары к бархатному сезону не выбил Иру из этой колеи. Она и под потоками небесных вод продолжала по утрам вместе с Зивом и Лоренцем ходить к водопаду, который теперь превратился в настоящий бушующий поток. Лоренц купаться остерегался, потому что его относительно легкое тело вода норовила унести с собой, а Зиву и Ирине все было нипочем, и они наслаждались стихией под жалобно-завистливое мявканье с берега.

Татьяна Николаевна ежедневно баловала то пирогами, то печеньем со всевозможными фруктовыми начинками. Ира восхищенно поражалась ее такту: Татьяна Николаевна никогда не вмешивалась в происходящее у Иры в доме, даже, казалось, вовсе не замечала тех странностей, что не давали покоя прежним соседкам. Она умела появляться лишь тогда, когда нужно, и задерживалась лишь настолько, насколько ее присутствие оставалось приятным, никогда не принимая приглашений составить компанию, сделанных из вежливости. Ирин дом всегда сверкал чистотой, но вот когда Татьяне Николаевне удавалось ее наводить, Ира приметить не могла.

— Ах, Ирочка, если отсутствие такта может стоить жизни — этому быстро учишься. Я даже не задумываюсь, когда как поступить — нутром чую, как надо.

— Татьяна Николаевна, мне всегда неудобно перед Вами. Вы такая хорошая и заслуживаете гораздо большего от жизни, чем…

Ира замялась, боясь обидеть ненароком собеседницу, но та улыбнулась и сама закончила фразу:

— Быть прислугой? Ирочка, я хорошая, потому что хорошо умею делать свое дело. Умею быть на своем месте и радоваться ему. Мне нравится заботиться о тебе и знать, что для тебя моя забота в радость, а не в тягость. Так что, не мучай себя понапрасну. Как ты здесь поселилась, моя жизнь, можно сказать, смысл обрела.

Ира исподволь окинула быстрым взглядом Татьяну Николаевну. А ведь она действительно за последнее время как-то похорошела и даже помолодела, приосанилась. Татьяна Николаевна перехватила Ирин взгляд, улыбнулась и поправила волосы.

— Счастье, Ирочка, это быть на своем месте и, будучи на своем месте, быть кому-то нужной. Ведь так?

— Да… — задумчиво ответила Ира.

Татьяна Николаевна, тем временем, поднялась, одним плавным изысканно-прекрасным движением, как Василиса Премудрая из сказки, убрала со стола все лишнее, а через мгновение, как по мановению волшебной палочки искрящаяся чистотой посуда заняла свои места на полочках. В следующий миг Татьяны Николаевны в доме уже не было — она исчезла, как в воздухе растворилась, словно добрая фея.

Каждый день заезжал Влад. Ему тоже удавалось появляться к месту и ко времени, не мешая Ириному творческому процессу и помогая немного расслабиться, если ее существо того требовало. Докладывал о ходе работ он исчерпывающе, и на объекте Ира за все это время побывала лишь раз.

Из колеи Иру выбили бравые юные сисадмины. Не они, конечно, а то загадочное нечто, которое незримо управляет Миром, но это Ира поняла потом. Она давно забыла о двух компьютерных гениях и не сразу поняла, чего от нее хочет голос из мобильника. А хотел он заключить договор о бартерной сделке. От Иры требовалось нарисовать несколько моделей для будущей сногсшибательной игры с «просто офонарительным сюжетом», за что ей пообещали установить какую-нибудь ультрановую «примочку» на ее комп. Если сказать, что звонок раздался не вовремя — это ничего не сказать. Ира озверела от такого бесцеремонного вламывания в свою с недавних пор такую тихую и уютную жизнь. Ее объяснения: что ни в каких «примочках» необходимости она не испытывает; что все нужное им она, конечно, нарисует, но как-нибудь в другой раз; что теперь она живет в совсем другом месте, куда в такую погоду добраться весьма проблематично — никакого действия не возымели, и минут через сорок бравые юные сисадмины предстали перед ней во всей своей красе.

Насчет ненужности каких-либо «примочек» Ира, оказывается, очень даже заблуждалась. Ей и в голову не приходило, что новейшие технологии достигли такого уровня, что даже в ее глуши стало вполне возможным подключиться к интернету. Надо сказать, что отсутствие доступа в глобальную информационную сеть пока не сильно напрягало Иру, но такая связь с внешним миром периодически становилась жизненно необходима, и то, что эта необходимость не свалится как снег на голову в любой момент, ничто не гарантировало.

Юные сисадмины, тут же оценив обстановку, рьяно взялись за дело. Стихийное бедствие, в виде нашествия неугомонной молоди в боевом настрое, продолжалось целых три дня. В итоге они покинули Ирину безмерно счастливыми с целым набором сотворенных ею будущих героев игровых бестселлеров. Иру тоже переполняло счастье. В первую очередь, конечно, оттого что нашествие наконец-то благополучно завершилось, но и обретение доступа в глобальную сеть, естественно, радовало ее не меньше. Удручал только вынужденный простой в работе и сумбур в голове.

В пять часов вечера, лишь только тайфун под названием «бравые юные сисадмины» покинул пределы Ириной обители, Татьяна Николаевна принесла печенье с начинкой из персиков. Она не стала задерживаться, и только стоило двери за ней закрыться, как позвонил Лешка.

Известие о подключенном интернете привело его в полный восторг, ведь теперь появилась возможность наладить с мамой информационно более наполненное общение. Порешили, что созваниваться они будут лишь при крайней необходимости.

Разговор с Лешкой вселил в Иру оптимизм, которым она щедро поделилась с Владом, приехавшим, едва она успела сказать сыну «пока».

Только к половине восьмого вечера Ира осталась одна. Настоящий тропический ливень под раскаты грома целым оркестром ударных инструментов выстукивал причудливые дроби. Между всполохами молний темень на улице стояла непроглядная.

Ира прекрасно понимала, что ей вряд ли удастся сегодня достойно продолжить заброшенную на целых три дня работу, но, тем не менее, включила компьютер — пусть полноценно потрудиться сегодня вряд ли получится, но нужно хотя бы поймать былой настрой. Однако, когда ее доблестный боевой друг сообщил, что полностью готов к совместным творческим свершениям, Ира по неведомым себе причинам вместо того, что бы открыть 3D-max, залезла в интернет.

Mail во всей красе развернул перед ней все свои богатые возможности, но Иру, опять-таки совершенно непонятно почему, потянуло в сферу с информацией от синоптиков. Ничего хорошего погодные провидцы на ближайшие пять дней для Сочи не обещали — осадки, осадки, осадки…

Ира в безучастной машинальности изучала столбики с пиктографическими и цифровыми выражениями параметров состояния атмосферы и, в конце концов, зачем-то кликнула на виртуальную кнопочку на которой значилось «+ подробный прогноз». На открывшейся страничке в самом крайнем правом столбике на дне сегодняшнем было написано «убывающая Луна», а пиктограмма свидетельствовала о том, что «убывающая Луна» находится в 3-й фазе. Ира машинально повернула голову вправо и подняла глаза на висевший на стене большой астрологический календарь. Он к вещам, принадлежащим Ире, не имел никакого отношения. Календарь висел здесь изначально, и поскольку не мешал, ни разу до сего дня не обратив на себя внимания Иры, ему посчастливилось остаться на своем месте. Ире показалось несколько странным, что развернут он как раз таки на сентябре месяца. Хотя, вполне возможно, это Лешка перед самым отъездом его перевернул, зная, что она сама и не подумает, а потом, вполне возможно «до самого декабря будет считать, что все еще август». Как бы там ни было, Ира устремила взор на текущую дату, где синим по желтому было написано, что с 16:45 дня сегодняшнего до 16:52 дня завтрашнего — семнадцатый Лунный день.

По телу побежала крупная дрожь, а в ушах ясно и отчетливо зазвучал голос старой удды: «В семнадцатый Лунный день, когда будет лить дождь как из ведра, в час Быка иди навстречу будущему солнцу по старой тропе убыхов. Иди. Зачем? Найдешь, то, что твое…».

Вода за окном лилась с неба одним большим грохочущим потоком. Ира медленно встала и подошла к книжному шкафу. Рука, словно сама, без труда отыскала книжку в мягком переплете с надписью «Год Дракона» на корешке. Гороскоп на 2000 год китайского астролога Хеньнин Хай Ли Янга, Ира хранила до сих пор, так как помимо прогноза на времена уже канувшие в Лету, он содержал и ряд ценных сведений общего характера. Ира открыла книгу наугад. Подзаголовок внизу 153-й страницы выглядел так: 1:00 — 3:00, Час Быка, «Чжоу».

Коротенькая толстенькая стрелка настенных часов неумолимо отползала от цифры «8», а тоненькая и длинненькая почти достигла четверки. Ира взяла в руки мобильник и нашла «Заур». Она не успела и поздороваться, как трубка радостным голосом заверещала:

— Ирина Борисовна! Во здорово!

— Здравствуй Заур, но ты зря радуешься, все не так здорово.

— Ирина Борисовна, что-то случилось? — тон Заура с радостного поменялся на тревожный.

— Нет-нет! — поспешила успокоить его Ирина. — Все в полном порядке.

— А от чего ж тогда не радоваться? В кои-то веки позвонили!

— Видишь ли, я хотела тебя попросить отвезти меня кое-куда.

— Ну, наконец-то!

— Видишь ли, именно сегодня и после полуночи…

— Не вопрос! Отвезу, когда скажете и куда скажете!

Тон Заура создавал впечатление, будто ему и во сне не снилось ничего более приятного, чем предстоящая поездка посреди ночи неведомо куда под проливным дождем.

— В такой ливень?

— Ирина Борисовна, у моей машины, между прочим, крыша есть. Так что, говорите, во сколько подъехать?

— Давай к двенадцати.

— Yes!

— До встречи!

Ира думала, что до приезда Заура места себе не найдет. Но к своему удивлению после разговора с ним она, как ни в чем не бывало, уселась за компьютер и продолжила работу, прерванную нашествием юных сисадминов, будто и не прерывала вовсе. Без пятнадцати двенадцать она выключила компьютер, заварила чай и накрыла на стол. Заур подъехал без пяти.

Больше на часы Ира не смотрела, но когда спустилась мимо стадиона на пешеходку, радио из будки охранника автостоянки женским голосом сообщило: «Московское время один час ровно». После слова «ровно» разом погасли все источники электрического света. Теперь лишь вспышки молний вырывали из разом сгустившейся темноты причудливые ночные пейзажи.

«Как здорово, что Заур ни о чем не спрашивал!», — думала Ира, с трудом отыскивая ногами путь на изрядно поизносившемся асфальте. Зонт она предусмотрительно не взяла, зная, что под таким ливнем сие, в общем-то, полезное приспособление все равно, что мертвому припарка. Джинсы стояли колом. В кроссовках булькала вода. Даже ветровка, теоретически непромокаемая, промокла насквозь. Пешеходная дорожка была абсолютно пустынна. Да и кому бродить здесь в такое время под таким ливнем? Ира сняла все с себя и аккуратно свернула, чтоб нести в одной руке. Скорее всего, насквозь промокшая окружающая среда теплом не отличалась, но Ира не ощущала ее температуры ни телом, ни босыми ногами, ступающими по мокрой поверхности Земли. Вдруг она заметила, что Зив и Лоренц идут рядом с ней.

— Вы откуда???!!!

В ответ с обеих сторон по паре глаз сверкнули так, что Ире стало стыдно за свой, как ей теперь показалось, ужасно глупый вопрос. Зив что-то многозначительно проурчал. Ира с чего-то решила, будто он просит отдать ему сверток из одежды и кроссовок. Оказалось, что поняла она его правильно. Зив аккуратно взял в зубы облачение своей хозяйки, и они втроем побрели дальше, рассекая сплошную стену несущейся с неба воды.

Над морем грозно гудел столб смерча, направляющийся в мацестинское ущелье. Порывы ветра надрывно свистели. Но и неистовый шум дождя, и гул смерча, и свист ветра казались гробовой тишиной после очередного раската грома.

Ира понятия не имела, где они находятся, территорию какого санатория пересекают. Впрочем, это ее совсем не волновало. Ее, с момента как она обнаружила рядом с собой Зива и Лоренца, вообще ничего не волновало, пока…

Дождь продолжал стеной падать с неба, ветер — свистеть, смерч — гудеть, гром — греметь, молнии — сверкать, но все это стало уходить на второй, даже на третий план. Появилось ощущение, будто все это «где-то» и «когда-то», но не «здесь» и «сейчас». А «здесь» и «сейчас» из-за пока еще далекого поворота сначала отдаленным робким заревом, но по мере приближения все ярче и ярче вырывался свет необычайной яркости. Ире казалось, что где-то там за дальним поворотом полыхает объятый пожаром дом.

Поворот неотвратимо приближался, ветер дул им навстречу, но не доносил запаха дыма. Да и сам свет не мерцал, как огонь. Ира всем своим существом затрепетала в экстазе неведомого предвкушения. До поворота оставалось совсем немного. Ира прищурила глаза под натиском света. Вообще-то, по идее, следовало испытывать страх, но что-то в этом свете ощущалось до боли родным.

Поворот остался позади. Ира вошла в сияние. Ослепительный свет больше не слепил, и она перестала щурить глаза. Поле света имело резко очерченные границы, как у лазерного луча, только «лучик» в диаметре составлял, по меньшей мере, метров двадцать. Исходил свет со стороны горы и резко обрывался где-то у моря, не оставляя ни отблесков, ни дорожки на воде. Ира попыталась сориентироваться, где она находится, но золотистый яркий густой свет не освещал, а затмевал все окружающее и… …и манил, тянул к своему источнику. Он был свой, родной, и Ира, свернув с дорожки, пошла ему навстречу.

Да, она не могла определить в какой именно части пешеходной тропы находится, но, хорошо зная эти места, отчетливо представляла, что, либо должна начать подниматься, либо — упереться в отвесную стену. Ведь тропа вела вдоль берега моря по склону горы. Однако, дорога, идущая внутри луча света в сторону обратно противоположную морю, не имела подъема.

Ира шла и шла. В какой-то момент она осознала, что больше не слышит звуков стихии, что по ней не бьет, не льет дождевая вода, а земля под босыми ногами теплая. Ира тихонько хлопнула ладонями — эхо подтвердило ее догадку — она внутри горы.

Сияние, не теряя яркости, постепенно утрачивало густоту. Ира обнаружила себя в громадном зале, но свет, хоть и стал прозрачнее, не давал возможности рассмотреть детали. Все ее существо переполнял трепет экстаза. Она мельком взглянула на свое тело — оно светилось, и, казалось, именно оно и было источником этого света, набиравшего густоту по мере отдаления от нее. Ира перестала думать, чувствуя, что ее мозги просто взорвутся, если она не прекратит их мучить. И как только разум замолчал, Ира поняла, что нужно делать. Ее тело начало медленно, но потом все быстрее и быстрее двигаться в экстатичном танце, одновременно излучая неземную музыку. Когда темп стал невероятным, Ира почувствовала, что становится какой-то причудливой фантастической птицей. Она в едином порыве собрала все силы всего своего существа, взмахнула крыльями, полетела вверх и вместе с огромным лучом золотистого света вырвалась из горы…

Рано утром Иру разбудили нежные ласки вибрирующего мобильника, который почему-то оказался прям под ее рукой.

— Я очень внимательно слушаю… — сказала она в трубку недовольным сонным голосом.

— Ирчик! Дрыхнешь еще? — Генка хотел еще что-то сказать, но Ира его перебила:

— Генка! Привет! Ты где пропал?

— Я пропал?!

— А кто? Я что ли?

— Конечно ты. Дня три, как дозвониться не могу.

— Знаешь, вполне может быть. На меня тут нашествие юных компьютерных гениев обрушилось. Тяжко пришлось, но зато теперь я с интернетом.

— Ир, так у тебя с ним, вроде, и так все в порядке было, или сломалось что?

— Ой, Генка, ты ж не в курсе, и, как видно, Женечка тебе ничего не сообщил.

— А что случилось?

— При встрече расскажу, мы ведь, в ближайшее время встретимся, не так ли?

— Теперь, думаю, что да. Ты в курсе, что тебе вылетать послезавтра?

— Как?!

— Как-как, а вот так! Я хотел заранее предупредить, но Вы ж, госпожа Палладина, вне зоны действия пребывать изволите!

— Геночка, прости великодушно! Действительно замоталась, но, честно говоря, я думала, что еще дней пять у меня в запасе имеется, ведь выставка вроде как двадцатого открывается.

— Вот-вот, двадцатого, а сегодня, по-твоему, какое число, а?

— А какое сегодня число?

— Сегодня, Ирочка, семнадцатое сентября…

— Что???!!!

— Ирчик, ты действительно конкретно замоталась. В общем, билет я на твое имя забронировал, так что тебе только остается послезавтра к 9-00 прибыть в аэропорт «Адлер» и предъявить свой паспорт. О’кей?

— О’кей…

— Ну тогда пока. Если что, звони.

— Хорошо…

Ира хоть и заинтересовалась намедни календарем, сейчас не могла в точности припомнить предоставленную им информацию, но по ее ощущению сегодня ну максимум могло быть число эдак тринадцатое-четырнадцатое, ну уж никак не семнадцатое. Она медленно села в кровати и тут ее взору предстали ошалело на нее глядящие Влад и Женечка — Ира аж вскрикнула от неожиданности.

— Вы откуда?! Вы что здесь делаете?!

Женечка с Владом переглянулись в полной прострации.

— Пойду-ка я кофейку сварю… — медленно проговорил Женечка, направляясь к двери.

— Евгений Вениаминович, давайте лучше я! — рванулся Влад.

Иру эта сцена забавляла и интриговала одновременно.

— Господа! Прекратите спор! Кофе сварю я, — сказала она тоном, не терпящим возражений, и решительно встала с кровати. На ее теле ничего не было. Женечка и Влад как пришибленные смотрели в упор. — Чего уставились? Халатик, может, все ж подадите, а?

Женечка и Влад бросились к платяному шкафу, и пока они изучали его содержимое, Ира накинула на себя халатик, который преспокойно висел на стуле, и, проскользнув в дверь, крикнула:

— Я в ванной.

Кто из них сварил кофе, Ира не знала, да и догадываться не собиралась. Ее гораздо больше занимал вопрос, как и по какому поводу, они напару вообще оказались сегодня в ее спальне. Достаточно долго Ира не могла добиться ни от одного, ни от другого ничего вразумительного — и Женечка, и Влад, казалось, пребывали в состоянии шока. Но потом Влад взял себя в руки и начал хоть и сбивчиво, но все же рассказывать.

Итак, на следующий день после того, как гостивший у Ирины Влад порадовался вместе с ней обретенному ею доступу в интернет, рано утром, выходя на работу, он за дверью к своему немалому удивлению обнаружил Зива в сопровождении важно мяукающего Лоренца. Он решил, что Ира где-то рядом. Правда, почти тут же понял, что это не так. Тогда, посадив живность в машину, Влад поспешил к ней домой, но там даже намека на присутствие Иры не наблюдалось. Только тут он обратил внимание на сверток в зубах Зива. Зив будто с облегчением передал его Владу в руки, и тут последнему поплохело — свертком оказалась насквозь мокрая одежда и обувь Ирины. Сначала Влада охватила паника, но затем он понял, что хоть Иришкины зверюги и отличаются особым умом, они не могли так аккуратно свернуть одежду. Мысли в голове крутились разные. Наконец, он догадался набрать ее номер. Ответ последовал незамедлительно: «телефон абонент выключен или находится вне зоны действия сети». Не зная, что думать и что делать, Влад позвонил Женечке и испугался еще больше, так как Женечка, поначалу посоветовавший Владу не нервничать, буквально через пару минут перезвонил и попросил дождаться его около Ириного дома, и уже минут через двадцать подъехал.

Он пытался казаться спокойным, но Влад, пока во всех подробностях рассказывал все ему известное, видел, что что-то не так и очень сильно. Затем они с Женечкой осмотрели дом, зайдя вслед за Зивом в цоколь через дверь из сада, которая оказалась незапертой. В доме было пусто. Только сдохший мобильник валялся на столике в гостиной. Женечка поставил его на зарядку. Потом они вместе пошли к Татьяне Николаевне и, стараясь ее не напугать, аккуратно расспросили — она знала еще меньше. Потом Женечка в отчаяние обратился с вопросом к Зиву и Лоренцу:

— Вы знаете, где Ира?

Как и ожидалось, они ничего не ответили, но дружно залезли к Владу в машину. Проколесив по городу часа с полтора, Влад с Женечкой почти в совершенстве научились понимать, какой гав с мяу означает «да», а какой «нет». В общем, в конце концов, они оказались около стадиона, где Зив с Лоренцем изъявили желание покинуть машину. Естественно, Женечка с Владом последовали за ними. Далее началась прогулка по пешеходной тропе примерно до санатория «Приморье», где довольные Зив с Лоренцем мирно уселись друг напротив друга, сообщая, что цель достигнута. Однако ничего интересного там Владу с Женечкой найти не удалось. В общем, вернулись они ни с чем. По словам Женечки, обнадеживало только одно — умиротворенное спокойствие Зива и Лоренца. Бесплодные поиски продолжились и на следующий день. А позавчера Ира была обнаружена, сладко спящей в своей собственной постели. Если учесть что всю ночь Влад и Женечка провели почти без сна в ее гостиной, появление утром в своей спальне мирно спящей Иры выглядело несколько экстравагантно. К тому же, она ни под каким предлогом не собиралась просыпаться и так и спала вплоть до сегодняшнего утра. На фоне всего этого мобильник, который так и провалялся в выключенном состоянии на зарядке все эти дни и вдруг оказался вполне работающим у нее под рукой сегодня утром, выглядел просто как цирковой фокус, но колоритно дополнил общее впечатление.

Женечка почти не принимал участия в повествовании, лишь изредка вставлял пару слов, и продолжал смотреть на Ирину взглядом в никуда. Ира чувствовала себя пойманной за руку, правда по какому поводу, повинуясь внутреннему ощущению, осознавать даже не пыталась. Вполне серьезно выслушав весь рассказ, она вдруг залилась искренним заразительным смехом и вместо хоть какого-то объяснения, которое от нее ожидалось, начала с увлечением прикалываться над отдельными эпизодами и деталями выслушанного повествования. В итоге Влад заразился ее настроением и забыл, что отсутствие Иры в течение двух дней, ее загадочное появление в собственной спальне и беспробудный двухдневный сон — события из ряда вон выходящие, будоражащие любопытство и жажду хоть каких-нибудь пояснений. Женечка, казалось, пребывал в идентичном состоянии, но как только Влад уехал, он снял развеселую маску с лица.

— Ир, ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросил Женечка, но с почти утвердительной интонацией.

— Нет. Жень, я не закрывалась.

— Знаю. Когда ты играешься в эти игрушки, я все равно чувствую тебя, хоть и не имею возможности знать, что с тобой творится и происходит. Даже если бы ты умерла, я бы тебя чувствовал. А тут ты просто исчезла, будто тебя нет, и никогда и не было вовсе. Я даже сейчас до конца не понимаю — есть ты или нет.

— Жень, утром звонил Генка. Я послезавтра улетаю. Если не сложно, помоги мне собраться.

— Как скажешь.

— Я, конечно, и сама могу с этим справиться, но мне нужно кое-что доделать, так сказать, навести последний лоск. Времени осталось всего два дня, а к выставке я обязательно должна это успеть, иначе моя поездка окажется пустой тратой времени.

— Ир, может, покажешь мне то, на что собралась наводить последний лоск?

— Нет. Это еще не эскизы.

Женечка вопросительно посмотрел на Иру.

— Жень, помнишь, мы с тобой как-то говорили о семи направлениях: север, юг, запад, восток, вверх, вниз, и внутрь?

— Помню.

— Их не семь. Их только два: внутрь и наружу.

Женечка смерил Иру пристальным взглядом.

— Где у тебя дорожная сумка?

— Кажется, должна быть где-то на третьем этаже. А, может, в цоколе?

— Понятно, — с сарказмом изрек он и приторно улыбнулся. — Ладно. Уж как-нибудь найду.