Шестнадцатый день допроса

Стоменов: – Гришка Распутин был не из наших – но силен был, очень силен от природы. Нам его Никола поминал еще до революции. Жили мы чуждо ото всех, ни книг не видели, ни люд не приходил. Материны сказы да Николова наука – вот и все мои университеты будут. Читать да писать я много позже обучился, да и то не по нужде, а любопытства ради: чего это люди там все читают, читают – поди, интерес какой-то в этом особый. Почитал, почитал, тьфу!.. Ересь всякая, дитям на потеху. Бросил я чтения эти. Не по мне будет. Что хранители скажут – то и дело, а остальное – так, водица мутная, зеленелая.

Так вот, Никола про Григория-то нам рассказывал, да и говорит, что откровение ему было по Гришке особенное. Тут я тебе, Сергей Дмитрич, одну вещь сперва сказать должен: у люда простого смерти печать появляется примерно этак за неделю. Некоторые калякают, что, мол, за много лет смерть человечью предсказать можно, да только под силу это очень немногим, а чаще всего лгут людишки, так говоря. Человек из нашего, Кривошеевского, рода смерть распознать может лет этак за пять – десять, а человек, просто некоторую силу имеющий, знать о смерти чужой смогет дней за семь – десять, не более, потому как эта самая печать проявляется, и увидеть ее можно. Тут вроде ничего особенного нет, что про смерть человечью узнать можно загодя, многие про это толкуют, да только есть во всем этом знак важный, о котором знать надобно. Так вот, главное в предсмертье не то, когда сама смерть приходит, а тогда, когда эта печать самая проступает. Этот день выйдет особенным, если и человек какой-то особенный будет, в котором или сила, или пророчество какое-то... Как можно отличить человека, который Силу имеет, от всех остальных? А так, что печать эта смертная много позднее у него проступает, за день или за два до самой смерти... Это значит, что защищен человек серьезно Силою своей или какой иною, и трудно смерти к нему подобраться. У Гришки Распутина печать смертная за два дня до смерти проявилась, а узнал это Никола много раньше, потому как хранители его сказывали. Никола потом нам и вещает: «В год другой придет Тот, кто меня заменит, но день, когда народится Он, тем же случится, когда у Григория печать смертная явится...» Много лет прошло с тех пор, но правду Никола сказывал – народился тот, кто после Николы управителем наших будет...

Отчего наша Магия Смертная с судьбою распутинской переплелась – неведомо мне, Сергей Дмитрич, а поэтому и не спрашивай. Все деется так, как Никола сказывает, – и деяться будет на веки вечные.

Следователь: – И как зовут управителя вашего нового? Тоже Григорий?

Стоменов: – А вот имени его не знать мне. Я, Дмитрич, скрывать ничего не скрываю, говорю не таясь, что известно мне, а что не ведаю – того и сказать не могу, а узнать не стремлюсь.

Следователь: – Может, и судьбу мою можешь предсказать?

Стоменов: – Чего ж не сказать, коли знаю... Если про смерть беспокойство имеешь, то одно знаю доподлинно – в ближайшие десять лет тебе не помирать, а что дальше – мне неизвестно. Знаю другое – своя смерть тебя ждет – и никакая другая. Полковник ты сейчас – полковником и останешься, выше тебе не скакнуть, надежды не имей. Печень у тебя нездорова, ревматизм будет, ну а в остальном ничего будешь... В 1991 году работы своей лишишься враз, но без харчей не останешься, даже богатым сделаешься. Отец помрет твой в восемьдесят третьем от сердца, а мать твоя, кажись, даже тебя переживет... (следователь барабанит пальцами по столу, на Кривошеева не смотрит). Старость тебе будет легкая, нетрудная... Ну что, Дмитрич, хватит? (следователь молчит). Хватит, хватит, опосля еще чего-нибудь накалякаю, если спросишь.