Приложение

ВОЕННЫЕ ИГРЫ

Народ, известный в литературе как Сю (Sioux), называл себя Очети Шакоуин, то есть Семь Костров Племенных Советов. Этот союз семи братских племён хорошо знаком любому читателю под именем Дакота. Семь Костров – Титонван, Янктон, Янктонай, Вахпекуте, Вахпетонван, Сиситонван, Мдевакантон.

Титоны – люди, жившие на Великих Равнинах, в свою очередь делились на семь племён: Оглала, Сичангу, Итажипчо, Сихасапа, Миниконжу, Охенонпа, Хункпапа. Титонван означает селение в прерии (тинта – прерия, ван – селение). Язык Дакотов делится на четыре диалекта: Санти, Янктон, Титон, Ассинибойн. Диалект Титонов, являющихся западной ветвью Дакотов, отличается более смягчённым звучанием, чем речь восточных Дакотов. Так, например, вместо «д» произносится «л», поэтому говорят Лакота, а не Дакота, что обозначает содружество и происходит от слова кода – друг (у Титонов – кола).

Оглалы (Рассеянные или Разгоняющие-Сами-Себя) жили на юго-западе и были наиболее многочисленными. Сичанги (Опалённые Бёдра) обитали к юго-востоку от Оглалов; сегодня они часто встречаются под именем Брюль (от французского Brules). Миниконжи (Сеющие Возле Воды) и Охенонпы (Два Кипячения или Два Котла) жили к северу от племени Сичангов. Хункпапы (Стоящие-При-Въезде-В-Деревню), Сихасапы (Чёрные Ноги) и Итажипчо (Не Имеющие Луков) – это наименьшие племена нации; они кочевали по северным районам территории Лакотов.

Каждое из племён Лакотов представляло собой автономную систему, способную действовать совершенно независимо от всей нации. Политическое устройство имело незначительные отличия в разных группах и в основном было представлено властью четырёх избранных вождей, так называемых Носителей Рубах. Основой социальной структуры Лакотов были семейные охотничьи угодья.

С 1700-х годов Лакоты, перебравшись из лесной области на равнины, охотились на мелкую дичь и бизонов. Проживая на одном месте, индейцы должны были обеспечить себе постоянное наличие живности на своей территории. Для этой цели земли были распределены между небольшими семейными охотничьими группами. Возглавлял их обычно патриарх, отец рода, который считался родовым вождём и передавал это звание по наследству. Он учил сынов и зятьёв охотничьим и боевым приёмам. Такая клановая группа, ядро общества Лакотов, называлась тийоспе. Организованная семейная группа под руководством патриарха направляла свои усилия на обеспечение себя большей человеческой силой, столь нужной в охотничьем и военном деле. Отдельная пара – мужчина и женщина – не могла бы устоять перед преимуществами клана, когда речь шла о добывании мяса или собирании ягод и корнеплодов.

Маленький День, представительница Опалённых Бёдер, вспоминала деревню своего детства 1870-х годов, которая представляла типичную схему тийоспе. Например, в летнем лагере на окраине Чёрных Холмов каждое типи стояло на строго отведённом ему месте в лагерном круге, то есть согласно достигнутому семьёй положению. Порядок поддерживался четырьмя Носителями Рубах (Уаки-чунша). Они, как указывала Маленький День, были хранителями трубок, людьми очень уважаемыми. В их обязанности входило управление движением лагеря. В большом селении (где насчитывалось более тридцати палаток) её отец, важный человек, жил на северо-восточной оконечности стойбища. Типи, стоявшие ближе других к въезду в деревню с восточной стороны, назывались «рогами». В них жили наиболее заслуженные семьи. Маленький День не помнила имена всех семей, но она смогла перечислить тех, кто жил в юго-восточной стороне лагеря, и порядок, в котором стояли типи: Красный Лист (брат её отца), Падающий (дед по линии отца), Отморозивший Ноги (её дядя), Хозяин-Большой-Белой-Лошади (другой дядя). Затем стояла палатка отцовского кузена Как-Оно-Получается, за ним следовало жилище ещё одного родственника по имени Белая Корова. Единственным родственником, жившим на противоположном «роге», была бабка по материнской линии.

Пример этой семьи наглядно показывает стремление Лакотов к единению родственных связей.

Лакоты считали, что семья бесконечна. Человеку предоставлялся свободный выбор, жить ли ему в семье матери или семье отца, считалось, что он принадлежал к обоим семействам. Чаще всего мальчики относили себя к отцовской линии, а девочки – к материнской.

Тийоспе была наиболее мелкой единицей лакотского общества, способной существовать самостоятельно. И всё же, даже если у мужчины имелось несколько жён и много детей, такая социальная группа была мала, чтобы полностью прокормиться и эффективно защититься от врагов.

Когда молодые люди сходились в семью, они некоторое время жили с кем-то из родителей, но это причиняло множество неудобств в быту, связанных с различными табу. Так, например, жене не позволялось разговаривать со свёкром и даже смотреть на него, а мужу не разрешалось общаться с тёщей. По этой причине молодые обычно старались поскорее поселиться в отдельном типи, которое ставилось поблизости от родительского.

Идеальным был брак, когда молодой человек приводил в дом невесту из другой родовой группы. Вождь группы Режущих Мясо сказал: «Как Миниконжу, мой отец Красный Орёл мог выбрать себе жену из Миниконжей, но лучше было бы, чтобы он женился на ком-нибудь из Сичангов или Оглалов. Моя мать, его жена по имени Сидящий Орёл, была из Сичангов».

Мужчина мог взять в жёны любое число женщин. Всё зависело лишь от его способности прокормить их. Бывало, что жена сама предлагала мужу взять ещё одну жену, помоложе, чтобы ей было легче управляться с хозяйством. Разумеется, потенциальными жёнами мужчины являлись все сестры его жены.

Отношения между мужчиной и женщиной были особыми, и это касалось не только супружеской пары. Высочайшее уважение и любовь какого-то необъяснимого свойства существовала между братьями и сестрами и поддерживалось всю жизнь. Например, женщина шила мокасины не для своего мужа, а для своего брата. Не для своих детей женщина мастерила люльки, а для детей сестры или брата. Мужчина, возвращаясь из похода, приносил трофеи и вручал их сестре. Именно сестры принимали из руки воинов шесты с привязанными скальпами. Если у мужчины не было родной сестры, он вручал этот шест двоюродной сестре, а уж если и таковой не имелось, тогда – матери. Жена стояла на четвёртом месте после этих женщин.

В случае развода жена уходила в свою семью, муж – в свою. Женщина ставила палатку возле своих родителей или же возле типи своей сестры. Мужская половина родственников должна была заботиться о ней. Дети в таких семьях, достигнув пяти лет, сами решали, в какую семью уйти. Родственники всегда подбирали детей, даже если те лишились обоих родителей в результате какого-то несчастья. Беспризорных не встречалось.

Нередко среди Лакотов можно было встретить выходцев из других племён. Чаще всего это были люди, попавшие в плен в раннем детстве. Такие дети обычно усыновлялись. С женщинами поступали так же, вводя их в круг семьи, если женщина готова была сделаться женой своего пленителя. Но если они категорически отказывались от такой участи, её старались вернуть родному племени. Мужчины очень редко принуждали женщину стать женой насильно, разумно полагая, что жена должна испытывать добрые чувства к мужу. Иначе было опасно вводить её в родовой круг.

Семья Лакотов не имела ни начала, ни конца. Членство постоянно менялось через рождение, смерть и разводы. Руководство переходило от древних патриархов к более молодым людям, но семья (как род) держалась и реально существовала. Человек мог потерять своих родителей и своих детей, но при этом не терял семьи.

Главенство чаще всего переходило по наследству, но между сыновьями, которые могли претендовать на его место, выбор шёл на основании их военных заслуг и великодушия. Глава отвечал за благополучие семьи. Поскольку община была самостоятельной экономической единицей, престиж вожака полностью зависел от его умения обеспечить своим людям безбедное существование. Хорошая репутация вожака привлекала к нему не только непосредственных членов семьи, но и далёких родственников и друзей, которые хотели бы покинуть своего менее удачливого вождя. Чем больше людей сплачивалось вокруг такого лидера, получая от него в подарок лошадей и провизию, следуя за ним по жизни, тем большим влиянием он пользовался в племени, распространяя его не только на родственников.

Определение «хорошей семьи» включало в себя множество специфических факторов, среди которых были как прагматические взгляды на благополучие (богатство, выраженное в количестве лошадей, и изобилие полученной на охоте добычи), так и философский взгляд на добродетели (великодушие, мудрость, самоотверженность). Широко было распространено мнение, что настоящий вождь должен был состоять в нескольких воинских обществах и спонсировать многочисленные религиозные церемонии. Не менее важным считалось наличие у человека сверхъестественных сил, приобретённых через видения и сны. Родившийся в семье, которой были присущи все перечисленные качества, уже считался уважаемой личностью. Но уважение людей накладывало на такого человека огромную ответственность. Социальная система была парадоксальной. Примером тому служит потрясающая жизнь Красного Облака.

Слава о военных подвигах Красного Облака гремела повсюду. С его умением руководить не сумел сравниться никто. Его дипломатические таланты оказались столь велики, что правительственные чиновники были вынуждены подписать мирный договор на его условиях. Но Красное Облако, несмотря на свою головокружительную карьеру, так и не смог (из-за своего скромного происхождения) заслужить того почтения, каким пользовались Лакоты, родившиеся в «важной» семье.

Да, социальная система была парадоксальна. Отношение Лакотов к социальному положению уходило корнями, с одной стороны, в идеализм, с другой – приводило к невероятному стремлению возвеличить себя. Юноши с огромными амбициями, стремясь возвыситься среди соплеменников и занять наиболее почётное место, были вынуждены прикладывать все силы, чтобы не просто произносить красивые слова, но на деле помогать бедным и слабым, обеспечивать племенную сходку провизией, чтобы старики обратили внимание на их щедрость и сказали о ней своё весомое слово.

Семья Лакотов была открыта для впитывания лучших примеров и по этой причине могла считаться идеальной. Впрочем, случалось, что некоторые мужчины, будучи не в силах дотянуться до требуемой планки, выказывали своё несогласие или открыто протестовали против установленной планки морали. Но для большинства мужчин идеалом оставался всё-таки традиционный образ жизни, в котором нужно было принять вызов, чтобы добиться успеха на военной тропе, на охоте, на церемониях.

Индейцы часто говаривали: «Для каждого человека есть своё место. Идя по жизни, ты прикладываешь силы, чтобы взобраться выше. Кое-кто может подняться на вершину, но некоторые не способны пройти этот путь. Старики, бывшие вожаками, сразу видят среди молодёжи того, кто сможет стать вождём, и оказывают им поддержку».

Воинские общества (можно называть их почётными братскими организациями) посвящали себя поддерживанию благополучия племени и выискивали среди своих членов тех людей, которые обладали бы высокой репутацией и могли бы стать действительными проповедниками правильного образа жизни Лакотов. Количество таких обществ было различным в разных племенных группах, и значимость их менялась с течением времени. Так, в то время как Носители Ворон были наиболее популярным обществом среди Оглалов, в племени Сичангов это общество было весьма немногочисленно, а в других племенах его вовсе не существовало. Но как бы велико или мало ни было то или иное воинское общество, оно обязательно оказывало поддержку соплеменникам через свои пиршества и пляски.

Существовавшие общества можно поделить на два типа: воинские организации, известные как Акичиты, принимавшие в свои ряды всех подготовленных юношей, и гражданские организации, лучше всего представленные так называемым Нача, куда входили в основном люди старшего поколения и вожди.

Среди Лакотов было несколько признанных воинских обществ, которые своими действиями поддерживали порядок во время перекочёвок и общеплеменной охоты. Среди самых зарекомендовавших себя были общества Носители Ворон, Лисицы, Храбрые Сердца. Обычно вожди назначали одно из обществ на пост племенных Смотрителей (своего рода полиция) на целый сезон. Если случалось, что какое-то общество выдвигалось на этот пост несколько раз подряд, то оно признавалось наиболее уважаемым. Но те, которые давно не получали такого назначения, считались неудачниками, их престиж быстро падал, падала также репутация их вождей.

Что касается гражданских организаций, то самой важной считалась Нача Омничиа (Большие Животы). Она представляла собой конгресс патриархов, включая действующих вождей, заслуженных охотников и воинов, отошедших от дел, и выдающихся шаманов. Рассказывают что это название закрепилось за данным обществом из-за того, что его члены в силу своего возраста были гораздо менее подвижны, чем члены воинских братств, и потому их животы не были столь поджарыми. Другое название этой группы было Те-Которые-Носят-Бизоньи-Головные-Уборы, позже превратившееся в Короткие Волосы.

Число гражданских и полицейских обществ было различным в разных племенах, но среди наиболее важных следует выделить: гражданские организации – Нача Омничиа (Большие Животы), Ска Йуха (Владельцы Белых Лошадей), Миуатани (Высокие), Ийюптала (Совиные Перья); военные организации – Токала (Лисицы), Сотка Йуха (Владельцы Копий), Ирука (Барсуки), Шанте Тинза (Храбрые Сердца), Канги Йуха (Владельцы Воронов), Вичинска (Помеченные Белым).

Молодых людей в раннем возрасте приглашали вступить в воинское общество. Так, например, Медведь-Пустой-Рог, о котором не раз упоминал в своих книгах Мато Нажин, стал членом военной организации в шестнадцать лет. Чтобы вступить в воинское общество нужно было принять участие хотя бы в одном военном походе. Особенно желанными были юноши из уважаемых семей и, конечно, те, кто уже сумел убить врага или «побывал на горе», то есть прошёл суровый пост в горах, вымаливая у Великого Духа видение-откровение. Но человек, который совершил преступление (убил соплеменника или был пойман на прелюбодеянии) или прослыл жадным потому, что никогда не устраивал пиршеств, не допускался в общества, ни в военные, ни в гражданские. Никто никогда не приглашал туда и неудачливых охотников. Кто-то сказал про людей, никогда не состоявших в братствах: «Эти люди просто существуют».

Железная Раковина описывал вступление в общество Лисиц следующим образом:

«Мне было почти девятнадцать лет, когда я присоединился к Токалам. Они пригласили меня в день своих плясок. Все люди смотрели на их танцы, и я тоже собирался поглазеть, но я только что возвратился из дозора возле табуна и не был готов. Я приводил себя в порядок, когда в типи вошли два молодых Токала, два Хранителя Плёток, и сказали:

– Мы пришли к тебе с церемониальной пляски Токалов и хотим, чтобы ты присоединился к Токалам.

Я не отказался и поднялся. Одевшись в лучшие наряды, я отправился с ними, не задавая вопросов.

Хранители Плёток подвели меня к Токалам, сидевшим по обе стороны вожаков. Два Хранителя Трубок сидели по левую руку от вождей, и каждый держал длинную курительную трубку. У них на коленях лежали расшитые иглами дикобраза и украшенные бахромой длинные сумки для табака. Слева от них расположились Хранители Барабанов, за ними – четыре Хранителя Копий. В действительности их священные копья, завёрнутые в голубую фланель, были не столько копьями, сколько луками, а на одном конце лука находилось заострённое стальное лезвие. Четыре орлиных пера были привязаны к этому концу и ещё четыре висели вдоль лука на некотором расстоянии друг от друга. По всей тетиве болтались крохотные пушистые перышки. Два Хранителя Погремушек сидели рядом с Хранителями Копий. Все эти люди выкрасили лица в алый цвет, и у нескольких человек головы были выбриты таким образом, что осталась только прядь на затылке, сплетённая в косичку.

Первым заговорил один из Хранителей Трубки:

– Сегодня мы делаем тебя Токалом. Мы хотим, чтобы ты всегда был с нами, когда мы пляшем. Найди себе место».

Но официально Железная Раковина не был принят в общество до тех пор, пока не состоялся следующий праздник. И в тот день его отец пришёл с ним, чтобы разделить ответственность. Он попросил глашатая из общества Лисиц объявить в деревне:

– Мой сын становится Токала. Я хочу объявить всем людям, что отныне он – Токала. Но сперва сообщи им его новое имя. Теперь он будет Меняющимся. Объяви также, что по этому поводу я отдаю одну лошадь.

Все трое стояли посреди танцевальной палатки. Глашатай воззвал ко всем собравшимся Токалам и всем столпившимся зрителям:

– Меняющийся становится отныне Токалом!

Затем он вызвал бедняка, чтобы дать ему лошадь как знак восхваления отцом своего сына. Появился старик и символически потёр лицо счастливого родителя:

– Спасибо.

Теперь Железной Раковине было разрешено покрывать лицо красной краской, украшать гребнем свои волосы и выполнять возложенные на Токалов полицейские обязанности. Ему предписывалось присутствовать на всех праздниках и плясках общества. Отныне у него не могло быть оправданий для отсутствия на праздниках Токалов. Если бы пропустил какую-нибудь церемонию своего общества, то товарищи должны были избить его. Нарушение других правил могло повлечь за собой разрушение его жилища и имущества. Эта миссия обыкновенно возлагалась на Хранителей Плёток.

Обычно в день праздника глашатай общества объявлял:

– Лисицы, я созываю вас потому, что Голова Призрака ждёт с угощениями!

Торжество могло состояться в любое время, как ночью, так и в полдень, это зависело целиком от хозяина. В культуре, где не знали часов и минут, время было весьма эластичным. Люди обычно оперировали такими расплывчатыми категориями, как утро, день, вечер.

Принято считать, что многие мальчики жаждали принять участие в военном походе. На деле же редко кто участвовал в войне, не достигнув одиннадцати лет. Чаще всего мальчики дожидались своего пятнадцатилетия, чтобы достаточно окрепнуть для войны.

В обществе Лакотов любому человеку мужского пола, за исключением уинкте, полагалось принять участие хотя бы в одном военном походе. Но те, у кого развивались явные наклонности к жизни шамана, обычно удовлетворялись тем, что получали от отца или брата лук со стрелами и пользовались им только на охоте.

Словом уинкте Лакоты называли трансвеститов. Эти странные мужчины не вызывали ни у кого отвращения и презрения, но их безусловно боялись. Уинкте – мужчина, который не мог тягаться в подвигах с другими мужчинами и потому находил свою форму существования в женском образе жизни. Они жили в отдельных типи на краю деревни и занимались рукоделием. Считалось, что любой уинкте намного более искусен в вышивании, чем настоящая женщина, поэтому их изделия ценились очень высоко.

Железная Раковина вспоминал: «Мой отец рассказывал мне, как вести себя до тех пор, пока я не женюсь. Среди прочего он предупреждал, чтобы я не связывался с уинкте. Уинкте это мужчина, который узнал через свои видения, что проживёт очень долго, если станет жить по-женски. Обычно такие видения приходили в юношестве. Позже он облачался в женское платье и возлагал на себя женскую работу. Эти мужчины – прекрасные шаманы и называют друг друга сестрами. У каждого есть своя собственная палатка, которую ему ставят родители после того, как с уинкте вступил в связь кто-нибудь из мужчин. Отец предупреждал меня, что мужчина, посещающий жилище уинкте и обращающийся с ним, как с женщиной, навлекает на себя несчастье. Когда уинкте умирает и умирает его сожитель, то его душа поселяется с душами убийц и мучается там».

Так как уинкте получал знак во сне, то он считался не просто человеком, а Ваканом, то есть носителем Тайны. Именно поэтому никто не испытывал к трансвеститам отвращения, не выказывал брезгливости. Наоборот, они пользовались особым уважением. Существовало поверье, что ребёнок, которому даст имя уинкте, вырастет без болезней. Мужчины нередко приносили трансвеститам подарки и обеспечивали их мясом, надеясь, что в будущем уинкте согласится дать их сыновьям счастливое имя. Что касается девочек, то они никогда не получали имён от уинкте.

Величайшим стимулом в развитии воинских устремлений подростка были общественные пляски, когда мальчики видели, как сестры и жёны героев танцевали с принесёнными их братьями и мужьями скальпами. В семнадцать лет многие юноши уже имели на своём счету уведённую у врага лошадь или прикосновение к противнику в бою. В двадцать лет молодому человеку уже полагалось возглавить военный отряд. К тридцати годам период активных военных действий подходил к концу. В этом возрасте многие воины уже имели множество заслуг, множество лошадей, нередко владели двумя палатками, в каждой из которых жила жена со своими детьми.

Лакоты, как и большинство равнинных индейцев, превратили войну в опасную игру, главным смыслом которой было не убийство врага, а проявление личного мужества. Ворваться в гущу вражеского отряда и нанести несколько ударов специальной тростью по вооружённому противнику – это было высшее достижение. Тем самым воин показывал свою ловкость и презрение к смерти, от которой отстоял в схватке меньше чем на волосок. Снятый скальп поверженного соперника ценился куда меньше прикосновения к живому врагу в бою. Именно поэтому высоко ценились лошади, не просто угнанные из вражеского табуна, но те, которые были привязаны возле входа в жилища. Чтобы украсть такого коня, требовалось пройти в глубину стойбища и тем самым подвергнуть себя смертельной опасности.

Однако война подразумевала не только подвиги-прикосновения и кражу лошадей. Разумеется, приходилось и убивать. Нередко организовывались специальные рейды за кровью врагов, чтобы отомстить за убитого родственника или друга.

Ниже приводится история о военном походе, рассказанная Железной Раковиной. Она представляет интерес обилием деталей, которые ярко проявляют характер Лакотов и их пристрастие к состязаниям и стремление лишний раз утвердить своё положение среди соплеменников, чего бы это ни касалось – охоты или войны.

«Однажды на войне, которую Лакоты вели против Шошонов, погиб Священный Круг, сын Простреленного Бедра. Тело Священного Круга оставили лежать на месте боя, ибо многие Лакоты считали почётным для воина лежать на земле врага. Железная Раковина, брат погибшего, задумал отомстить за гибель Священного Круга. Он устроил угощение членам общества Сотка Йуха (Владельцы Копий), к которому принадлежал погибший, и сказал во время пиршества о том, что его сердце надрывалось от горя и жгучего желания отомстить Шошонам. Воин по имени Гонит Его признавался большинством Лакотов наиболее смелым и решительным из всех Владельцев Копий. Не желая потерять заслуженную репутацию, Гонит Его первым вызвался пойти в поход.

Прошло несколько дней, и Гонит Его организовал угощение членам своего общества и объявил о своём намерении отправиться в поход, дабы пролить кровь Шошонов. Товарищи ответили ему одобрительными возгласами и признали его вожаком отряда. Утром люди начали готовиться к походу. Они складывали в сумки свои ноговицы, костяные нагрудники, меховые ленты для вплетения в косы, мешочки с вяленым мясом. В специальных сумках из сыромятины лежали головные уборы. К поясам были привязаны мешочки с жиром дикобраза, в котором была разведена сухая краска. Воины взяли с собой также священные трубки, спрятав их в длинные сумки, украшенные бисером. Каждый нёс с собой деревянную плошку и вырезанную из бизоньего рога ложку. Вооружились они луками со стрелами и боевыми дубинами. Некоторые взяли с собой копья и щиты.

По мере своей готовности люди садились на своих коней и собирались около палатки Гонит Его. К полудню отряд насчитывал почти тридцать человек. Гонит Его не провёл никакой церемонии, и воины покинули селение в полной тишине. Лишь тихий плач женщин был прощальной песней уходящим мужчинам.

Военный отряд двигался осторожно. Каждый всадник ехал на хорошей лошади, но специального скакового коня вёл на поводу, чтобы воспользоваться его силами в нужный момент.

Когда пришло время, разведчики подыскали подходящее для стоянки место. Напоив лошадей, индейцы оставили их пастись. На этот раз они не выставили дозорных, так как находились до сих пор на своей территории, однако в ночное время то один, то другой человек всё же поднимался проверить, всё ли в порядке. Они спали чутко, приученные воспринимать любой подозрительный звук как сигнал к пробуждению.

На рассвете они позавтракали пеммиканом и собрались ехать дальше. До полудня отряд двигался без остановок, затем люди сделали привал и напоили лошадей. Тут один человек, горевший желанием совершить прикосновение к врагу, ушёл за холм и отсутствовал некоторое время. Когда он появился вновь, он был одет в свой военный наряд и горланил песню своего братства. Он приблизился к юноше, который бывал в бою лишь один раз и дотронулся до него. Все долго смеялись, ибо знали, что это была лишь беззлобная шутка бывалого воина над молодым бойцом.

Пока все ели, этот воин ходил вокруг и громко пел:

– Я отправлюсь в бой на коне. Мой конь будет лучше, чем кони врагов! Я докажу это в сражении!

Затем он опять скрылся за холмом и переоделся. Все были очень довольны.

По завершении обеда отряд продолжил свой путь. Вскоре они приметили небольшое стадо бизонов. Убедившись в том, что поблизости нет вражеского охотничьего отряда, вождь выбрал охотника, которого считал одним из лучших из своих последователей, и сказал:

– Надо убить бизона. Тебе лучше бы взять только одну стрелу.

Этими словами он хотел подчеркнуть, что выбранный им охотник должен был свалить бизона одной стрелой. В противном случае он будет посрамлён перед своими товарищами, и тогда возможность убить бизона одной стрелой перейдёт к другому охотнику.

Охотник выехал по направлению к стаду на своём боевом коне. Внимательно изучив обстановку, он наметил цель и пустил коня к бизонам, зажав поводья зубами. Его конь был обучен подъезжать близко к животным и не бояться их, что заметно облегчало охоту. Он направил стрелу в сердце жирной коровы и сразил её наповал. Одной стрелой он обеспечил весь отряд сытной пищей и тем самым подтвердил свою высокую репутацию.

Остальные быстро спустились к нему с криками радости и хвалебными словами.

Стояла жаркая погода. Некоторые воины сплели себе венки из полыни, другие подвязали волосы кусками бизоньей кожи. Кто-то предложил приготовить суп. Вождь одобрил эту мысль, и они сразу вытащили из бизона желудок. Когда были вырезаны самые вкусные части бизона – печень, почки и язык, Лакоты направились к реке и наполнили бизоний желудок водой. Другие заготовили шесты, к которым желудок был прикреплён в подвешенном положении. Тем временем некоторые занимались тем, что раскаляли камни на огне. Когда камни разогрелись в достаточной мере, их принесли на раздвоенных ветвях к желудку и побросали в него. Потребовалось около десяти камней, чтобы вода в желудке закипела. После этого туда стали кидать ломтики нежного мяса.

Когда суп приготовился, вождю предложили центральную часть языка, на вилкообразой палке. И лишь после того, как Гонит Его был церемониально угощён за еду принялись остальные. Мясо было порезано длинными ломтями. Лакоты клали в рот один конец куска, держа другой конец в руке, и отрезали его ножом возле самых губ. Покончив с мясом, они наполнили свои деревянные плошки супом.

После этого сытного обеда отряд ехал совсем недолго и остановился для сна незадолго до сумерек. Теперь они находились на вражеской территории. Ночью продолжили путь.

На второй день, двигаясь по чужой земле, Гонит Его выслал далеко вперёд разведчиков. Они отправились на холм, где долго лежали, прикрыв головы кусками кожи, чтобы скрыть свои слишком чёрные волосы на фоне светлого неба. Они должны были определять, нет ли поблизости врагов. Успех всего похода в значительной степени зависел от того, насколько точными были сообщения разведчиков.

Если разведчики возвращались спокойным шагом, это означало, что ничто не привлекло их внимания. Тем не менее Гонит Его наполнял трубку, предлагал её сперва Четырём Ветрам, затем Земле и Небу, после чего протягивал трубку разведчикам. Они курили, подтверждая тем самым правоту своих донесений. Точно так же Гонит Его должен будет курить трубку с обществом Больших Животов, перед которыми всякий вождь военного отряда всегда держал отчёт о всех событиях прошедшего похода.

На рассвете третьего дня разведчики вернулись спешным шагом и после соответствующей церемонии сообщили, что приметили стойбище средних размеров на слиянии двух ручьёв.

Теперь воины облачились в свою лучшую одежду. Некоторые надели рубашки, некоторые – ноговицы, третьи – расшитые иглами дикобраза нарукавные повязки. В то же время некоторые остались только в мокасинах и набедренных повязках. Каждый человек достал свой вотаве (амулет) и раскрасил себя и свою лошадь в соответствии со своим священным видением. Те, у кого были военные головные уборы, достали их из сумок и надели на себя. Хранители Копий достали шкурки выдр и шлейфы из перьев и прицепили всё это к священным копьям.

Когда все были, наконец, одеты, Гонит Его вновь выслал разведчиков, чтобы получить более подробные сведения о противнике. Согласно предварительному плану, они намеревались проникнуть в становище на заре, угнать лошадей и отступить. Когда за ними начнётся погоня, они развернутся и дадут бой. Когда Лакоты приготовились к действию, они засвистели в костяные свистки, сделанные из орлиной кости, призывая тем самым Вакан-Танку в помощники.

– Если я буду удачлив в этот раз, я пожертвую тебе накидку, которая дорога мне больше остальных! – пел какой-то воин, подняв правую руку и повернувшись лицом сначала на запад, затем на все остальные направления.

Ночью отряд покинул место своей стоянки и двинулся к большой горе, верх которой был плоским, как плато. Два младших члена отряда остались охранять запасных лошадей. Обычно для охраны лошадей выделялись мальчики лет двенадцати, но этот отряд состоял только из подготовленных бойцов. Поэтому из-за отсутствия мальчиков должны были остаться либо два самых младших, либо воины с самыми слабыми конями. Таково правило.

Гора с плоской верхушкой располагалась примерно в миле от лагеря. Доехав до горы, Лакоты остановились и принялись ждать. Ближе к рассвету каждый воин взял в руки свой амулет и обратился через него к Четырём Ветрам, Земле и Небу, затем потёр амулетом нос и губы своей лошади, прикоснулся им ко лбу лошади, потёр вокруг её глаз, после чего провёл амулетом вдоль всей спины скакуна до самого хвоста. Это должно было придать четырёхногому другу особое чутьё, зрение и силу. Завершив ритуал, воины немного поводили своих лошадей, чтобы они спустили мочу и в дальнейшем не отвлекались на эту естественную нужду.

На заре Лакоты увидели, что Шошоны вывели свои табуны пастись за пределы стойбища. Лишь несколько коней осталось в деревне. Табун добежал до реки, напился и отправился на плоскогорье. Как только последняя лошадь табуна вышла из воды, Лакоты стремительно приблизились и окружили их, уводя за собой. Табун насчитывал почти сто голов. Позади задержались два Лакота, чтобы проверить, как поведёт себя враг. Как только они заметили воинов Шошонов, они немедленно помчались к своим с тревожным известием.

Поначалу Шошонов было гораздо больше, чем Лакотов, но они заметно отставали от отряда, который Гонит Его вывел уже на возвышенность. Гонит Его устроил всё таким образом, чтобы между Лакотами и врагами постоянно находился большой табун. Когда Шошоны стреляли, стрелы не долетали до цели. Мало-помалу Шошоны стали уставать, так как первоначально ехали слишком быстро.

Когда их осталось столько же, сколько Лакотов, Гонит Его велел своим людям развернуться и начать бой. Шошоны растерялись. Манёвр Лакотов оказался совершенно непредсказуемым.

Лакоты наскакивали и отъезжали два раза, свешиваясь со своих лошадей и используя их в качестве щитов. На третий раз Шошоны отступили и поехали обратно. Гонит Его застрелил ближайшего врага. Он ударил его копьём, сбросив с коня, и заработал первое прикосновение в бою. После этого он шлёпнул по коню убитого врага и обозначил этим, что стал его новым владельцем. Другие поступали так же.

Лакоты убили двадцать врагов.

Когда безумная скачка завершилась, вождь сказал, что пришло время ехать домой. Они убили Шошонов, захватили лошадей и не понесли потерь. Больше ничего не требовалось.

На следующий день они распределили захваченный табун между собой. Пока Лакоты ехали, они неторопливо втирали алую краску в снятые скальпы врагов и привязывали их к длинным палкам.

Почти доехав до своего селения, они остановились на ночлег и выслали вперёд разведчиков, чтобы определить точное месторасположение своих палаток. На рассвете они сняли с себя одежды, покрыли лица чёрной краской, разрисовали тела яркими цветами и помчались с громкими криками в свой лагерь, подняв над головами палки с привязанными к ним скальпами. Священный Круг был отомщён».

После таких походов воины имели обыкновение собираться вокруг костра и перечисляли о своих подвигах, призывая в свидетелей своих товарищей. Им было важно не пропустить ни одного своего поступка, будь то прикосновение к живому противнику, удар по трупу врага, снятие скальпа или захват лошади.

Когда пришли белые люди, индейцы перенесли на них свои правила ведения войны. Европейцев же вовсе не интересовали прикосновения к врагу; их интересовала смерть врага. Сражаясь против туземцев, солдаты открывали огонь на поражение – никакого бахвальства, только убийство дикарей. «Чем больше мы убьём краснокожих в этом году, тем меньше нам придётся убивать в следующем» – фраза весьма распространённая в американской армии.

Первым вождём, который осознал бессмысленность традиционного индейского боя, был Неистовая Лошадь. Выступая перед своими воинами, он всеми силами старался объяснить им, почему против белых людей нельзя воевать старым способом. «Если мы выступаем против Васичей, то нашей целью должны быть не прикосновения к синим мундирам, а убийство солдат», – повторял он снова и снова. Первый раз, когда ему удалось убедить соплеменников сражаться по-новому, пришёлся на осаду форта Филип-Кирни во время так называемой войны Красного Облака в 1866 году. Неистовая Лошадь заманил отряд Феттермэна в засаду, и Лакоты убили всех солдат. В общей сложности погиб восемьдесят один человек. Второй крупной победой Неистовой Лошади было сражение на реке Маленький Большой Рог, которую индейцы называли Сочная Трава.

Вокруг битвы на Маленьком Большом Роге (25 июня 1876) ходит много легенд.

Солдат, напавших на огромное стойбище Лакотов и Шайенов, возглавлял Джордж Кастер. Он прославился своей почти безрассудной отвагой ещё в Гражданскую войну и стал почти национальным героем. Индейцы прозвали его Длинные Жёлтые Волосы за его шикарные золотистые кудри.

Весной 1876 года армия начала широкомасштабные военные действия против всех равнинных племён, которые находились за пределами резерваций. Летом Кастер отправился со своей Седьмой Кавалерией на поиски Лакотов. Ему было предписано определить местонахождение индейцев и ждать прихода основных сил генерала Терри. Однако Джордж Кастер был слишком амбициозен и решил действовать самостоятельно. Получив сообщение разведчиков о том, что впереди раскинулся громадный индейский лагерь, Кастер разделил свой отряд на четыре группы. Майор Рино должен был идти прямо к деревне, капитан Бентин атаковать индейцев слева, сам же Кастер намеревался напасть на стойбище справа, обоз Мак-Доула с боеприпасами двигался неторопливо позади, ибо фургоны не поспевали за кавалеристами.

Племена на Маленьком Большом Роге стояли шестью большими лагерями. Крайними на севере расположились Шайены. От них на юг протянулись жилища Дакотов: Итажипчо, Миниконжу, Оглала, Сихасапа, Хункпапа. Индейцы настаивают на том, что в огромном стойбище были ещё две небольшие группы – Ассинибойны и Сичанги. Если эта информация верна, то их типи не располагались традиционно по кругу, так как их было слишком мало, а просто стояли по соседству, как и несколько палаток Арапахов.

Первый удар принял на себя майор Рино, выйдя на лагерь Хункпапов. Рядовой Моррис из эскадрона М рассказывал: «Масса индейцев, по крайней мере тысячи две, внезапно появилась перед нами… Джон Мэйр на своей обезумевшей лошади промчался дальше по долине сквозь индейцев, и они преследовали его две-три мили. Он сумел ускакать от них, получив пулевое ранение в шею. Лошадь Раттена тоже понеслась вперёд, но он умудрился развернуть её прежде, чем достиг индейцев. Его ранили в плечо».

Стоящий Медведь: «Оглядевшись, я заметил, как по противоположному берегу реки спускается по склону отряд конных солдат. Переплыв реку, они пустились рысью… Кругом слышались крики, все в лагере куда-то бежали. Через некоторое время мой брат пригнал лошадей. Дядя сказал мне: “Собирайся скорее, мы выступаем”. Я поймал моего серого жеребца, схватил шестизарядный револьвер и повесил через плечо лук со стрелами».

Майор Рино дал команду спешиться. Все залегли, кроме самого Рино и капитана Френча, которые вдвоём шагали вдоль линии. Через пятнадцать минут кавалеристы вновь вернулись в сёдла и начали отступление.

Две Луны рассказывал: «Я видел, как солдаты отступали и бросались в реку, словно убегающие бизоны. У них не было времени искать брод. Лакоты преследовали их до вершины холма, где им навстречу двигались солдаты в повозках». Это подоспели Бентин и Мак-Доул.

Сидящий Бык: «С солдатами приключилась беда. Они были такие изнурённые, а лошади доставляли им столько хлопот, что они никак не могли хорошо прицелиться».

Рядовой Моррис: «Я лежал животом поперёк седла не сумев сесть верхом. Индейцы приближались. Двое подлетели ко мне так близко, что я был уверен, что они меня заарканят».

Рядовой Джеймс Уилбер остался невредим во время отступления, но получил ранение на второй день. Он вспоминал, что во время той бешеной скачки к нему приблизился индеец и пытался стащить его с седла. Индеец был ранен в плечо и «всякий раз, как он хватал меня рукой, из его раны хлестала кровь и заливала мои рубашку и штаны. Он был настоящим дьяволом и висел на мне, покуда мы не домчались до реки».

К этому времени на другом конце стойбища появился Кастер. Навстречу ему выехали три Шайена: Короткохвостый Конь, Телёнок и Чалый Медведь. Как и Рино, Кастер велел солдатам спешиться. Через минуту он велел солдатам опять сесть в седло. Солдаты сделали попытку двинуться вперёд, но индейцев собралось уже так много, что атаки не получилось. Появление Кастера заставило основные силы Лакотов покинуть майора Рино, и это спасло его солдатам жизнь.

Храбрый Волк: «Когда я добрался до лагеря Шайенов, бой уже шёл. Солдаты спустились к реке, но никто не перебирался на наш берег. Я подъехал и увидел, что они начали отступать по узкой ложбине. Они были в боевом строю и бились отчаянно, но вокруг них кружило столько людей, что солдаты не могли выстоять. Они продолжали держаться строем, но все время падали с лошадей, дрались и падали. Я думаю, все их лошади погибли, пока они поднялись на вершину холма. Никто не въехал туда верхом, и пешком добрались всего несколько. Это был жаркий бой, всё время жаркий. Я много раз сражался, но никогда не видел таких храбрых людей».

Вороний Вождь: «Они старались сдержать своих лошадей, но мы наседали, и они отпустили лошадей. Тогда мы окружили солдат, погнали их кучей к лагерю и убили всех. Они были постоянно в боевом порядке и бились смело, пока последний человек не пал».

Подробностей о смерти самого Кастера никто так и не сообщил. Поклонники этого офицера предпочитают думать, что он держался в строю до последней минуты и был сражён пулей в сердце. Другие настаивают на том, что он застрелился. На его теле было обнаружено два пулевых отверстия – в области сердца и в левом виске. Некоторые настаивают на том, что он был ранет также в правую кисть. Большинство тех, кто видел его труп, упоминают об отсечённом мизинце, но все утверждают, что Кастер не был оскальпирован. Впрочем, есть несколько свидетельств, что тело Кастера было сильно изуродовано. Впрочем, эти сообщения официально не были обнародованы в то время и сохранились в частных письмах.

Битва на Маленьком Большом Роге была последней победой индейцев. В 1877 году последние военные вожди сложили оружие. Эпоха войн на Великих Равнинах закончилась. Индейцы осели в резервациях.

Но голод, болезни, нищета, бессмысленность существования на ограниченной территории очень скоро довели вольнолюбивых людей до отчаяния. Комиссионер Морган писал по этому поводу: «Свободу охоты пришлось променять на бездействие в лагере, безграничное пространство – на узкие рамки агентства, изобилие дичи – на ограниченные и постоянно сокращающиеся поставки правительственных пайков. При таких обстоятельствах человеку, в силу его природы, свойственно возмущаться и протестовать».

В конце 1880-х годов по равнинам распространилась Пляска Духов, которую позже стали называть новой индейской религией. Её родоначальником был Вовока, индеец из племени Пайюта. Он утверждал, что произойдёт нечто вроде великого землетрясения. Все достижения белых людей (дома, товары и т.д.) останутся, но сами белые исчезнут. Индейцы же уцелеют и смогут пользоваться землёй и всеми богатствами, в том числе и теми, которые останутся после ненавистных Бледнолицых. Кроме того, воскреснут все умершие индейцы и соединятся в одной дружной семье. Но те индейцы, которые не верили в пророчество, должны были сгинуть вместе с Бледнолицыми. Вовока сказал также, что свою веру в пророчество индейцы должны были проявить в так называемой Пляске Духов.

Первые слухи о новом мессии достигли Лакотов зимой 1888—1889 года. Первая делегация, направленная Лакотами к Вовоке, вернулась в резервацию весной 1890 года. После подробного рассказа паломников о беседе с Вовокой Пляска тут же была начата и распространилась с такой скоростью, что за пару месяцев эту религию приняло подавляющее большинство племени.

Джеймс Маклафлин, агент по делам индейцев в резервации Стоящая Скала, сообщал в своём отчёте, что Лакоты были чрезвычайно взволнованы известием о скором исчезновении белых. «По предсказанию шаманов это должно произойти весной, с появлением первой травы. Индейцев учат, что Великий Дух наслал на них более сильную расу, дабы наказать за грехи и что теперь грехи будут искуплены. Их поредевшие ряды будут восстановлены, ибо на землю вернутся все Лакоты, которые когда-либо жили, и эти духи уже находятся в пути, чтобы снова заселить землю».

Как и другие племена, Лакоты полагали, что в момент катаклизма произойдёт землетрясение. Согласно одной из версий, оползню будет сопутствовать потоп, в результате чего белые захлебнутся водой и грязью. Когда подойдёт срок, Лакотам следует собраться в определённых местах и приготовиться к отказу от всех земных вещей, скинув с себя одежду. В отличие от других племён, Лакоты не желали оставлять себе вещи белого человека. Для пляски они старались сшить традиционные рубахи из кожи, что в те годы было очень непросто сделать, ибо охота была под запретом. За неимением кожи, они соглашались на рубашки из ткани, но кроили их на старинный манер и украшали их традиционным образом.

Эти рубахи были самой примечательной деталью Пляски Духов. Их надевали во время танцев (как верхнюю одежду), но многие носили их постоянно, надевая под повседневный костюм. Среди Лакотов утвердилось мнение, что эти рубахи были неуязвимы для пуль.

Ниже приводятся выдержки из отчёта агента Фостера о беседе с индейцем по имени Кувапи, который проповедовал доктрину Пляски Духов, приехав из резервации Розовый Бутон в агентство Янктон. В ноябре 1890 года Фостер послал отряд полиции арестовать Кувапи. Отрядом командовал Вильям Селвин, чистокровный Лакот, получивший хорошее образование в Филадельфии.

Селвин: Что заставило тебя поверить в нового мессию?

Кувапи: Я съел немного бизоньего мяса, которое новый мессия послал через Низкого Быка в агентство Розовый Бутон.

Селвин: Рассказывал ли Низкий Бык, что, находясь у сына Великого Духа, он видел стадо живых бизонов?

Кувапи: Низкий Бык говорил, что бизоны и прочая дичь вернутся к индейцам одновременно со всеобщим воскрешением во благо индейцев.

Селвин: Ты сказал «всеобщее воскрешение во благо индейцев». Когда оно должно произойти?

Кувапи: Отец послал нам известие, что он сделает это весной, когда трава вырастет до колен.

Селвин: Ты сказал «Отец». Кто это?

Кувапи: Новый мессия.

Селвин: Ты сказал, что Отец не собирался посылать бизонов до тех пор, пока не произойдёт воскрешение.

Кувапи: Отец хочет сделать всё сразу. В том числе и уничтожить белую расу.

Селвин: Ты сказал об уничтожении белой расы. Ты имеешь в виду, что всё человечество, кроме индейцев, погибнет?

Кувапи: Да.

Селвин: Как и кто будет истреблять белых людей?

Кувапи: Отец хочет наслать страшный циклон или ураган, в котором погибнут все белые.

Селвин: Что заставило тебя поверить в то, что на земле сейчас новый мессия?

Кувапи: Танцоры во время пляски теряют сознание. Очнувшись, они приносят вести из неведомого мира и кое-какие вещи типа бизоньего хвоста, мяса…

Селвин: Что они делают, находясь в бессознательном состоянии?

Кувапи: Они посещают богатые охотничьи угодья, становища со множеством народа и видят огромное количество странных людей.

Селвин: Что говорят им эти странные люди?

Кувапи: Когда обморочный приходит в становище, его встречают умершие родственники и приглашают на несколько пиров.

Селвин: Когда умершие вернутся, у вас сразу прибавится очень много старших по возрасту родственников, не так ли?

Купави: Обморочные говорят, что на том свете нет ни одного старика или старухи, все они помолодели.

Селвин: Говорили ли обморочные, есть ли на том свете белые?

Кувапи. Нет, их там нет.

Селвин: Сколько людей в агентстве Розовый Бутон, на твой взгляд, верят в нового мессию?

Кувапи: Почти все.

Власти, опасаясь, что Пляска Духов могла перерасти в восстание, поспешили призвать армию для контроля над ситуацией. Стоящий Медведь вспоминал в своей книге, что весть о приближении солдат настолько испугала индейцев в агентстве, что они снялись всем лагерем и уехали задолго до рассвета. Особенно обеспокоило Лакотов появление Седьмой Кавалерии, которое они восприняли как явное стремление Синих Курток отомстить за поражение на Маленьком Большом Роге.

И всё же Лакоты не проявили агрессивности. Комиссионер по делам индейцев вспоминал позже: «Не было сигнальных огней, никаких демонстраций военных настроений, ни тени насилия не проявили индейцы по отношению к белым поселенцам. Среди самих индейцев не было организованности и сплочённости. Многие из них проявляли дружелюбие и даже не принимали участия в Пляске Духов. Но всё-таки они скрылись… из страха перед солдатами. Военные же постепенно смыкали кольцо вокруг них».

И вот неподалёку от ручья, который назывался Раненое Колено, Седьмая Кавалерия под командованием Форсайта встретила группу Большой Ноги. Сам вождь Большая Нога был почти неподвижен, измученный голодом и болезнью. Все его люди, измождённые и отчаявшиеся, направлялись в резервацию. Никакой речи о военном столкновении не могло быть. Ослабшего вождя перенесли в санитарную повозку. Индейцев пересчитали. Мужчин было 120, женщин и детей – 230.

29 декабря 1890 года сотрудник газеты «World Herald» Генри Тиблс добрался до стоянки Большой Ноги, возле которой расположились солдаты. «Полковник Форсайт разместил солдат по квадрату вокруг индейского лагеря, не замышляя ничего дурного на юге, возле глубокого ущелья с почти вертикальными стенами, находился лейтенант Тэйлор и его скауты-Шайены. Чуть северо-западнее, на пологом холме, стояли четыре гаубицы, которыми командовал капитан Илсли… Внутри, за линией солдат, я видел индейцев, сидевших полукругом перед полковником Форсайтом, который разговаривал с ними через переводчика. Я видел мужчин и женщин, бродивших по лагерю, среди них несколько белых людей. Там находился священник Крафт в своей тёмной одежде. Капитан Вэллас, как я разглядел, был далеко от своей роты, чем-то торгуя или обмениваясь с индейцами. Почти целый час я сидел в седле, созерцая это. На небе не было ни облачка».

Генри Тиблс сделал пометки в рабочем блокноте и поехал обратно. Отъехав на достаточное расстояние, он услышал выстрелы…

Началась бойня. Никто толком не смог понять, как всё случилось. Что заставило солдат открыть огонь? Был ли отдан соответствующий приказ? Или у кого-то просто сдали нервы и за первым случайным выстрелом последовали другие?

Лакотов расстреливали в упор. Многие из спешившихся кавалеристов, находившихся среди индейцев, были скошены пулями своих товарищей, так как внезапность начавшейся стрельбы не позволила им уйти в сторону. С началом бойни погода испортилась, набежали хмурые облака, задул снежный ветер.

Пронырливая Медведица: «Мы пытались бежать, а они стреляли в нас, как в стадо бизонов. Я знаю, что бывают добрые белые люди, но солдаты, должно быть, были самыми ужасными людьми, ибо они расстреливали женщин и детей».

Когда это безумие кончилось, Большая Нога и больше половины его людей были убиты или тяжело ранены. В общей сложности погибло около 300 индейцев.

На этом история воинов-Лакотов должна была закончиться. Возле кладбища, где были захоронены жертвы расстрела, появилась простенькая католическая церквушка, получившая название церковь Святого Сердца. Однако кровавое событие 1890 года на Раненом Колене оказалось не точкой, а многоточием.

По крохам индейцы отвоёвывали своё «я», бились за право возвратить ему громкое, уважительное звучание. Вторая половина двадцатого века ознаменовалась заметной активизацией коренных американцев, возникло ДАИ (Движение Американских Индейцев[53]), одним из основателем которого был Дэнис Бэнкс. В конце шестидесятых к ДАИ присоединился Рассел Минс, известный по всему миру как исполнитель ряда индейских ролей в голливудских кинофильмах («Последний из Могикан», «Прирождённые убийцы» и др.).

В 1970 году Минс принёс общенациональную известность ДАИ, организовав шумное столкновение с костюмированными пилигримами в Плимуте во время Дня Благодарения, национального праздника США. Это событие получило широкое освещение по телевидению и сделало Минса национальным героем в глазах либералов. «Мы не хотим гражданских прав белого человека, – говорил Минс. – Мы добиваемся наших собственных суверенных прав… Нашими действиями мы надеемся задеть за живое каждого человека. Мы поняли, что только нарушив покой в мире белого человека, мы будем услышаны».

В феврале 1972 года он возглавил манифестацию из почти полутора тысяч индейцев и направился в Гордон, чтобы заявить протест против убийства Раймонда Жёлтого Грома, индейца из резервации Лакотов. В том же году состоялся знаменитый Поход Национальных Договоров, и Минс был одним из его руководителей. Многие участники похода оделись в традиционные костюмы, украсили голову уборами из перьев и раскрасили лица на боевой манер. «Те из нас, кто покрыл свои лица краской, дали клятву умереть за идею, в которую мы верим, – объяснял Рассел репортёрам. – Мы, индейцы, никогда не боялись умереть, потому что знаем, чего хотим». Племенной совет резервации, состоявший из консервативно настроенных индейцев, назвал участников этой акции ренегатами и маоистами. Глава совета Дик Уилсон, тесно сотрудничавший с ФБР, добился судебного предписания, которое запрещало Расселу Минсу и другим членам ДАИ выступать с речами и проводить собрания в резервации. Но вскоре после этого от рук расистов погиб индеец по имени Уэсли-Бык-С-Плохим-Сердцем, и Минс возглавил демонстрацию протеста. Противостояние между индейцами-традиционалистами и властями усиливалось, обе стороны пылали ненавистью. После очередной встречи с Диком Уилсоном Рассел Минс был жестоко избит. «В следующий раз мы снимем с тебя скальп! – предупредили его. – Хороший индеец – только мёртвый индеец».

27 февраля 1973 года Минс и около двухсот его сторонников, вооружённые охотничьими ружьями, пистолетами и несколькими автоматическими винтовками, пришли в посёлок Раненое Колено и заявили, что они утверждают традиционное племенное правление, независимое от марионеточного правительства Соснового Утёса.

Это произошло почти век спустя после трагических событий на берегу Раненого Колена, когда была расстреляна группа Большой Ноги. И вот Лакоты снова пошли в бой. «Хороший день для смерти!» – выкрикивали некоторые из них. Заняв круговую оборону в церкви Святого Сердца, они готовы были умереть, лишь бы поднять дух своего племени и привлечь внимание общественности к бедам Лакотов. Восставшие потребовали расследования Сенатом злоупотреблений со стороны Бюро по делам индейцев, а также пересмотра 371 договора, заключённых с племенами и нарушенных правительством США. «У правительства есть два пути, – сказал журналистам Минс, – либо атаковать нас, как это было в 1890 году, либо рассмотреть наши требования. Мы клянёмся нашими жизнями, что это будет поворотный пункт в истории нашего народа. Правительство должно либо убить нас, либо пойти навстречу нашим требованиям. Так или иначе, но это будет поворот».

Леонард Вороний Пёс, шаман Оглалов, сказал: «Мы – народ природы, счастливый народ. Белые люди пытаются всё изменить, вот почему мы обязаны находиться сейчас здесь. Я не боюсь смерти. Если я умру здесь, на Раненом Колене, то я отправлюсь туда, где сейчас Неистовая Лошадь и Сидящий Бык».

Сотрудники ФБР и полиции взяли восставших в плотное кольцо. Начался мощный обстрел деревушки из всех видов автоматического оружия. Подкатили броневые машины. Иногда индейцы выезжали навстречу этим грохочущим броневикам на мотоциклах и ударяли по ним палками, зарабатывая подвиг-прикосновение.

Со всех концов страны к деревушке на Раненом Колене потянулись журналисты. Администрация Соснового Утёса и её глава Дик Уилсон с пеной у рта доказывали, что повстанцы – это просто бандинская шайка, агенты коммунистов и «клоуны-идиоты», которых следовало судить по всей строгости закона. Но его речи не выглядели убедительными. Весть о восстании Лакотов разнеслась по всему миру. К осаждённцм индейцам пытались пробраться молодые люди вовсе не индейской крови, чтобы бок о бок с ними защищать то, чего так сильно не хватает современному цивилизованному человеку – право иметь своё собственное лицо.

8 мая 1973 года, через семьдесят дней плотной осады, во время которой не раз начинались и завершались ничем переговоры с представителями правительства, Лакоты сложили оружие, посчитав свою задачу выполненной. Мир услышал их.

«События в Раненом Колене произошли потому, – сказал Рассел Минс много лет спустя, – что индейцы хотели остаться индейцами, а им не оставили для этого никакой возможности. Поэтому мы и заявили о себе во весь голос. Вот что важно понять: индейцы вновь должны стать свободным народом… Быть индейцем – это значит жить с землёй и на земле, а это возможно для нас только если мы снова станем свободным… Единственный способ быть свободным, это осознать свою ценность как отдельно взятой личности».

Борьба Лакотов не прекращается по сей день. Индейцы убеждены, что рано или поздно им удастся вернуть свои земли. «Мы жили в этой стране не одну тысячу лет, – говорят краснокожие воины – мы не торопимся. Мы можем подождать ещё сто лет. За нами – истина. За нами – Великая Тайна. Мы готовы умереть, чтобы наш дух мог существовать на этой земле».

А.Ю. Нефёдов