«Культура есть почитание Света. Культура есть любовь к человеку. Культура есть благоухание, сочетание жизни и красоты. Культура есть синтез возвышенных и утонченных достижений. Культура есть оружие Света. Культура есть спасение. Культура есть двигатель. Культура есть сердце.

Если соберем все определения Культуры, мы найдем синтез действенного Блага, очаг просвещения и созидательной красоты».

Осуждение, умаление, загрязнение, уныние, разложение, все порождения невежества не приличны Культуре. Ее великое древо питается неограниченным познаванием, просвещенным трудом, неустанным творчеством и подвигом благородным.

Камни великих цивилизаций укрепляют твердыню Культуры. Но на башне Культуры сияет алмаз-адамант любящего, познающего, бесстрашного Сердца.

Любовь открывает эти Врата прекрасные. Как всякий настоящий ключ, и любовь эта должна быть подлинная, самоотверженная, отважная, горячая. Там, где истоки Культуры, там источники горячи и бьют они из самых недр. Где зародилась Культура, там ее уже нельзя умертвить. Можно убить цивилизацию. Но Культура, как истинная духовная ценность, бессмертна.

Потому и радостна пашня Культуры. Радостна даже в самых крайних трудах. Радостна даже в напряженных битвах с самым темным невежеством. Зажженное сердце не ограничено в великой Беспредельности.

Праздник труда и созидания. Звать на праздник этот значит лишь напомнить о нескончаемом труде и о радости ответственности, как о достоинстве человеческом.

Труд работника Культуры подобен работе врача. Не одну болезнь знает истинный врач. Не только врач спасает от уже случившегося, но он мудро предусматривает на будущее. Не только изгоняет болезнь врач, но он работает над оздоровлением всей жизни. Сходит врач во все подвалы темнейшие, чтобы помочь осветить и отеплить их.

Не забывает врач о всех улучшениях, украшениях жизни, чтобы порадовать дух поникающий. Знает врач не только старые эпидемии, но готов распознать и симптомы новых несчастий, вызванных гниением устоев.

Имеет здоровое слово врач и к ребенку и к старцу, для каждого готов его совет одобряющий. Не прекратит врач познавания свои, иначе он не ответит действительности. Не утеряет врач терпение и терпимость, ибо ограниченность чувств оттолкнет от него болящих.

Не устрашится врач видом язв человеческих, ибо он мыслит лишь об исцелении. Собирает врач всяческие травы и камни целебные, знает он об изыскании их благого применения. Не утомится врач поспешить на помощь к больному во все часы дня и ночи.

Работнику Культуры присущи те же качества. Так же точно готов он на помощь во благо в любой час дня и ночи. Подобно сокольскому зову, работник Культуры доброжелательно отвечает: «Всегда готов». Он открыт сердцем ко всему, где опыт и знание его могут быть полезны. Помогая, и сам он вечно учится, ибо «в даянии мы получаем». Он не устрашается, ибо знает, что страх открывает врата тьмы.

Работник Культуры всегда молод, ибо не дряхлеет сердце его. Он подвижен, ибо в движении сила. Он зорок на постоянном дозоре во Благо, в Познание, в Красоту. Знает он, что есть сотрудничество.

Нитями сердечными объединены работники Культуры. Горы и океаны не препятствия для этих сердец возжженных. И не мечтатели они, но строители и пахари улыбающиеся.

Посылая привет о Культуре, нельзя послать его без улыбки, без зова дружбы. Так и сойдемся, так и соберемся и потрудимся во Благо, во Знание, в Красоту. И сделаем это неотложно, не упустив ни дня, ни часа для строительства доброго».

Взаимность есть более сердечное определение сотрудничества. Если мы давно мечтали и всячески старались достичь сотрудничества, то сами нынешние обстоятельства повелительно устремляют нас по этим сердечным путям.

Наконец, осуществляется еще одно сообщество, в основу которого заложено наше самое искреннее устремление к общественности и к взаимности. Наши действующие комитеты, охватывающие в своих действиях широкую программу, могут жить и развиваться лишь на основе утепленного сотрудничества, иначе говоря, на взаимности.

Самое сердечное наше желание не только привлечь сотрудников к действиям, но дать им возможность стать сотворцами, создателями новых ступеней Культуры.

Одно дело простое сотрудничество, но совсем иначе должно звучать сотворительство, создательство, в котором никто ничем не поглощается. Наоборот, в Культурной Беспредельности каждый выковывает себе область и твердыню, драгоценную для всех, но созданную им в его индивидуальности. Чем же, как не сердечной взаимностью, можно поддержать индивидуальность?

Разве не будет истинным Праздником Культуры тот день, когда каждый нерушимо принесет в Великом служении лучшее накопление своего опыта, своей наблюдательности! Всеми нашими многообразными Обществами, Институтами и Учреждениями давалась возможность развиваться самым различным устремлениям, лишь бы они были направлены по священному руслу Культуры. Всякое подавление священного чувства прекрасного накопления было нам чуждо.

Теперь в наслоении следующих построений воздвиглась Всемирная Лига Культуры. Ведь это и есть то самое сверхобъединительное понятие, перед которым поникают всякие прочие деления, определения и наименования. В слове Лига выражено общественность, единение. Понятие всемирности не нуждается ни в каких объяснениях, ибо правда одна, красота одна и знание едино, и в этом не может быть никаких словопрений. Также и о слове Культура каждый образованный ум не будет спорить, ибо служение Свету, утончение и возвышение сердца общечеловечно.

Осуществившаяся возможность Лиги Культуры сама по себе чрезвычайно показательна.

В час трудный, во время напряжения всемирного является возможность объединиться под благородным обобщающим понятием. Культура является и пробным камнем молодости сердца. Ни возраст, ни механическое образование, ни какие-либо другие понимания и деления не имеют места и не могут вредить друг другу там, где сияет древний Ур, Свет негасимый, к которому среди Светлого Края не может быть врагов.

Конечно, тьма и невежество, стремящиеся к разложению и разрушению, как всегда, будут пытаться негодовать и противодействовать. Но собираясь во имя трижды священного понятия Культуры, мы и не должны утруждать сердце наше опасением о тьме. Тьма существует, но – и «Свет побеждает тьму». Против этой старой Истины тоже спорить нельзя.

В широком размахе Лига Культуры должна способствовать всему прекрасному, всему познавательному. Из нее должно исходить облагорожение юных поколений, сердца которых в существе своем всегда звучат на героизм подвига.

Соприкасаясь с Культурой, мы менее всего нуждаемся в словах и более всего обязываемся к просвещенному действию. Не стеснять, не ограничивать, но следует прежде всего взаимно связать, сердечно откликнуться в Огненности действия, в неутомимости, в мужестве, в возжжении сердец и в неустанном труде познавания во Благо Общее – это есть задача Культуры.

Пусть каждый в своей области сообразит и принесет к общему очагу то благое, на что способна его опытность и его творчество. Все благое, все познавательное нужно и должно быть приветствовано. В этом приветствии от сердца, в несокрушимой устремленности к сотрудничеству, во взаимности начнем нашу новую работу.

Пошлем привет как видимым, так и невидимым друзьям и сотрудникам. Всемирность есть уже Беспредельность, где каждому трудящемуся уготован Сад Прекрасный. В Добрый Путь.

Перед нами лежит груда периодических изданий Индии. Именно груда, своей великостью и разнообразием отвечающая качествам великого материка. Назовем несколько заглавий, кроме всего множества изданий на бенгальском, урду, тамильском и всяких индусских и мусульманских наречиях.

Вот объемистый «Калиан», посвященный высшим концепциям. Вот издания Вишва Бхарата, напитанные благородным, возвышенным духом великого поэта Индии Рабиндраната Тагора. Вот «Современное обозрение», широко отзывчатое под опытным руководством маститого Рамананды Чатерджи. Вот под благою рукою Дармапалы журнал общества «Маха Бодхи» и «Буддист» на Цейлоне, где трудится неутомимый Сиривадхана. Вот целая серия благих журналов Миссии Рамакришны и первоклассные «Прабудха Бхарата» из Майавати и «Кесари Веданта» из Мадраса. Вот из дальнего Пальгата «Ученый», со своей обширной культурной, художественно-научной программой. Вот зовущая «Заря», овеянная культурно-религиозными поучениями почитаемого Садху Васвани. Вот прекрасное «Рупам», делающее честь О. Ганголи. Вот целое множество журналов, полных лучших образовательных побуждений: «Калпака», «Воспитательное обозрение» (Мадрас), «Молодой народ», «Студент», «Тривент», «Воспитатель Индии», «Восток» (Бомбей), «Теософист» (Адьяр), «Молодой строитель», «Торговый журнал всей Индии», «Поле», «Сингалезе» (Цейлон), «Текущая наука», «Журнал Геологического общества», «Журнал металлургии», «Лесник», «Наука Индии», «Литературное обозрение» Тараповалы, Журнал ботанический, Археологическое обозрение, журнал Бомбейского общества естественной истории, издания Института Боше, журнал Индусского общества биологии. Индусский исторический четырехмесячник, журнал Азиатского Бенгальского общества, журнал Бомбейского отдела Королевского Азиатского общества…

Не перечислить всю эту многоцветную груду полезнейших изданий, ведущих культурную мысль. Справочник показывает в Индии 5362 печатни, 1378 газет, 3089 периодических изданий. За год издано 2117 книг на английском и европейских языках и 14276 книг на индусских, мусульманских и прочих местных наречиях. Среди печатных океанов прочих стран эти устои мысли составляют остров прекрасный.

Из всей этой просветительной массы, даже немногие приведенные названия – разве не очерчивают они целый мир – философской, общественной, научной мысли, величественный в своих тысячелетних устоях? И разве не ценно в наши дни разложений и распада убеждаться в глубинах существующей, живущей мысли!

Часто принято говорить о прошлом и лишь о прошлом. А за настоящее мы как бы стыдимся, особенно же когда оно касается философского и научного мышления, которое для многих современных людей попало в разряд отвлеченностей.

Слишком многие сейчас полагают, что религия, философия, культура, наука, искусство мышления суть отвлеченности, касаться которых сейчас недосуг. Но настоящие реальности заключаются в торговле, в промышленности, в счетоводных книгах.

Потому-то так сердечно радостно видеть не только книги, посвященные истинным ценностям, но ежемесячники и еженедельники, в которых пульсирует мысль почти ежедневная, во всей непрестанности, во всей неутомимости и нужности.

Ведь ежемесячник, уже не говоря о еженедельнике, требует постоянного горения и устремленного труда.

Недавно я писал Вам о дружелюбии как о мировом адаманте. Во всех этих разнообразных изданиях не бросается в глаза злобная полемика. Замечается преобладание факта, исследования и философский подход к жизненным понятиям. Даже такой, казалось бы, специальный журнал, как «Торговля всей Индии», имеет статью «Продавец и культура». Таким образом освещается и это понятие, так часто извращенное в кривых призмах современности нашей.

Бросается в глаза отсутствие плоских шуток и всей мишуры, связанной с опошленным понятием о проведении «хорошего времени».

При этом необходимо отметить, что вместо нетерпимости можно находить многие статьи, благожелательно трактующие убеждения соседа. Конечно, как всегда, мы выбираем доброе и лучшее, но ведь в пределах Культуры только и можно путешествовать по добрым вехам.

Вехи зла и тьмы и так уже завели человечество в темно-магические лабиринты, из которых не выйти ни нюдизмом, ни гольфом, ни биржею, ни скачками, ни всеми попытками на быстроту. Куда приведет она – эта быстрота? До чего быстро катится по льду человек в пропасть, – ведь тоже быстрота.

Также радует и значительное количество серьезных статей, посвященных женскому движению и молодежи и экспериментальным исследованиям. Строительность и серьезность изложения обнадеживают, как показатель, что именно требуют читатели. И все эти тысячи изданий, а на самом деле еще большее количество, имеют свой круг читателей. Как-то существуют, выходят вовремя и наверно в большинстве случаев издаются бедняками и тружениками.

Среди всяких смятений истинно драгоценно отметить факты здорового духа. Пусть они разновидны, ведь Культура, как таковая, тоже многообразна, но все же остается Единой в своей светлой творящей основе.

Необходимо искать факты, лишь непредубежденные факты, в которых звучало бы сердце человеческое. Наша обязанность собирать, отмечать эти факты накоплений духа. Так образуются сокровищницы истинных ценностей. В часы подавленности, от истинных ценностей можно почерпать обновленные силы и несломимую бодрость, терпение, радостность и все творящие начала жизни.

Бесконечно вдохновляюще видеть воочию перед собою это множество серьезных, углубляющих и утончающих сознание изданий, которые существуют как лучший знак своей насущности для множеств сердец.

Передайте всем нашим обществам, институтам и комитетам, чтобы каждый в своей стране собрал и дал бы хотя бы краткий обзор и характеристику прессы и издательств. Пусть все наши европейские, китайское, японское, южноамериканские и южноафриканские общества дадут эти обзоры, которые составят ценнейшее собрание движений современной мысли.

Пусть не слишком приковывают внимание к отрицательным явлениям. Всякое безобразие и невежество затемняюще и заразительно. Пусть идут позитивным, светлым путем. Как всегда, будем помнить, что только искры строительства зажигают сердца и создают творящую радость.

«ГРАД СВЕТЛЫЙ»

«Смотреть на прекрасное – значит улучшаться» (Платон).

«Человек становится тем, о чем он думает» (Упанишады).

«Вразумляйте бесчинные, утешайте малодушные, заступайте немощные, долготерпите ко всем» (Апост. Павел).

«Просветите себе свет ведения» (Осия, 10, 12).

«Человек должен стать сотрудником неба и земли». «Все существа питают друг друга».

«Сознание, человечность и мужественность являются тремя мировыми качествами, но чтоб приложить их, нужна искренность».

«Не существует ли панацея для всего сущего? Не есть ли это любовь к человечеству? Не делайте другим того, что не желаете для себя».

«Если человек умеет управлять собою, какую же трудность мог бы он встретить в управлении государством?»

«Невежда, гордящийся своим знанием; ничтожный, желающий чрезмерно свободу; человек, возвращающийся к древним обычаям, – подвержены неминуемым бедствиям» (Конфуций).

Как все это старо и как нужно именно теперь. Может быть, нам только кажется, что именно сейчас такая потребность не только в вере, но к исповедованию? Нет, друзья, не кажется это. Сведения каждого дня потрясают смятенностью мира.

Апостол Павел, и Платон, и Конфуций опять ободряют, ибо прошли через всякие ужасы смятения духовного. И Соломон мудрый подтверждает: «И это пройдет».

Истинно пройдет! Идут паломники в Шамбалу, в Беловодье. Никакие пропасти не остановят стремление духа. Знают и Пресвитера Иоанна и Гессар-Хана и Владыку Шамбалы. За белыми горами звонят колокола обителей.

Среди духовных движений, родившихся за последние годы, особенно звучат странники «Светлого Града». О хождении их повествует Брат Алексей в своих поучениях. «Меж болот мирской неправды, среди дебрей ложного знания, минуя скалы человеческой глупости, обретешь равнину исканий и восемь дорог к ней. А посреди – озеро живой воды. Пусть к нему лежит в кругах странников. Меж людьми ты хочешь стать странником, чтобы будить в них тоску по совершенству. Скажи, хочешь ли ты уважать все искания? Хочешь ли вникать в чужие искания? Хочешь ли сам искать свет совершенства? Ты ответил – хочу? Странник, ты принят в наш круг. Вот тебе посох с крыльями. Иди. Цветок круга странников – подорожник…»

«Ты, познавший тоску подорожника, – быть на всех путях везде при дороге, но никогда не знать, на пути ли ты, – вот голубую звезду василька даю тебе, пусть она ведет тебя. Голубые звезды васильков цветут на золоте ржаных полей. Но ты, пришедший, какие поля засеял ты? Не проходи мимо полей, тоскующих по любви, засей их золотом свободных устремлений. Возьми колос, в нем ты найдешь зерна для посева. Пусть на каждое зерно, тобой посеянное, вырастет новый Светлый Град, а они все – Один. Бесплодны поля неорошенные… Пусть же алая гвоздика расцветет у тебя на груди. Иди. На пути я встречу тебя».

Светлый Град стоит на чистом озере. К нему ведут 4 братства: Иоанново, восточное братство, религиозного творчества и проповеди духа; Бояново, северное братство магии искусства; Пифагорейское, западное братство науки и философии; Микулино, южное братство любви и жертвы.

Странники совершали походы и осведомляли о них на своих духовных трапезах. Странники встречались в условном месте и совершали общую трапезу, состоявшую из хлеба, вина и фруктов, под открытым небом.

Разве не чудесно прекрасны такие искания? Разве не знаменательно, что в любом журнале сейчас звучит слово культура? К этой панацее тянутся люди ото всех концов. Вот клич о культуре из Болгарии, вот из Индии, вот из Эстляндии, вот из Буэнос-Айреса… В сердечном стремлении сознают люди, где панацея.

Правда, столько же голосов страшится этого светлого слова. Но иначе и не было бы Армагеддона, не было бы потрясений, нарушающих не только рынки-базары, но и разрушающих храмы. Убоявшихся слова Культура отошлем к статье д-ра Кезенса «Спасение цивилизации через Культуру», или к книге Проктора «Эволюция Культуры», или к Бекону, подчеркнувшему значение этого понятия. Совсем недавно профессор Нью-Йоркского университета Радосавлевич прекрасно писал о Культуре – почитании Света. Свами Джагадисварананда, говоря о культуре, заключает: «Подобно религии и науке, искусство и культура всемирны за пределами всех невежественных ограничений». Тому же понятию посвящает Шри Васвани свою прекрасную книгу «Религия и Культура». От другого материка Луи Маделен говорит о культуре «очень человечной», о мощи и притягательности ее. Сколько прекрасных голосов! Сколько в них взаимопонимания и залога истинного строительства.

Не будем бояться всех испугавшихся и пойдем мужественно путем собирания всех прекрасных, вечных начал.

Будем помнить о кооперации во всех ее проявлениях. Будем привлекать к общему труду самых разнообразных работников, чтобы не было отрицания и угашения. Ведь каждый в жизни своей может проявлять высшую меру дружелюбия. Каждый сердцем своим знает, где зло, где невежество, и будет тверд в противостоянии злу.

«Все за одного, один за всех» – по этой старой максиме найдем силы неисчерпаемые.

«Не лучше в мире» – истинно так! Трещит мирское строение. Но там, где странники, где каменщики, где создаватели, там сама надежда претворяется в чувствознание. Это знание говорит о неотложности часа. Поспешаем и не убоимся.

Книга «Мир Огненный» заповедует о строительстве мужественном:

«Уявление утраты сотрудничества делает людей такими беспомощными. Утеря согласованности ритма уничтожает все возможности новых преуспеяний. Сами видите, какие трудности порождаются разъединением. Очень опасно такое состояние!»

«Плох мастер, который не пользуется всем богатством природы. Для опытного резчика искривленное дерево ценное сокровище. Хороший ткач применяет каждое пятно для разукрашивания ковра. Златоковач радуется каждому необычному сплаву металла. Только умеренный мастер будет сокрушаться обо всем необычном. Только скудное воображение удовлетворяется чужими рамками. Большую зоркость и находчивость вырабатывает в себе истинный мастер. Доброе очарование мастерства освобождает мастера от разочарования. Даже ночь для мастера не приносит тьму, но лишь разнообразие форм от единого Огня. Никто не склонит мастера к блужданию, ибо он знает во всем неисчерпаемость сущности. Во имя этого единства мастер соберет каждый цветок и сложит извечное созвучие. Он пожалеет об утрате каждого материала. Но люди, далекие от мастерства, теряют лучшие сокровища. Они твердят лучшие молитвы и заклинания, но, как пыль, уносятся эти раздробленные и неосознанные ритмы. В пыль мертвой пустыни обращаются осколки знаний. Об Огне знает сердце человеческое, но рассудок пытается затемнить эту явленную мудрость. Люди говорят – он сгорел от злобы, или – он засох от зависти, или – он загорелся желанием. Во множестве выражений, точных и ясных, люди знают значение Огня. Но не мастера эти люди и готовы они бессмысленно просыпать жемчужины, им самим так нужные!

Не понять щедрость людскую, когда уничтожаются сокровища света. За одну возможность отрицания люди не щадят себя. Они готовы потушить все огни вокруг себя, лишь бы сказать, что в них никакого Огня не имеется. Между тем погашать Огни и допускать тьму есть ужас невежества».

«Огненное сознание дает тот несокрушимый оптимизм, который ведет к Истине. Сама Истина, в сущности своей, позитивна. Нет отрицания там, где Огонь творит. Нужно принимать условия Мира по уровню огненного сознания. Условия явленной жизни часто препятствуют огненному сознанию. Трудно примириться с условностью одежды строительства. Обращение и многие подробности жизни мешают огненному восприятию. Но когда хотя бы раз прикоснуться к Миру Огненному, то вся шелуха становится незаметною. Так нужно вести себя по высшему уровню, не смущаясь несовершенством окружающего».

Недавно слышали мы, что в Нью-Йорке в последнее время квартиры иногда обмениваются на съестные припасы и разные продукты. В «Литературном обозрении» за февраль настоящего года появилась следующая заметка:

«Париж и Америка как бы состязаются в восстановлении былых веков, когда процветал обмен.

Париж при этом подчеркивает искусство, а Америка съестные припасы. В Париже картины, оцененные в сто тысяч долларов, были обменены без затруднения. Сапоги, автомобили, вино и даже врачебные операции были средствами обмена. Объединенная Пресса сообщает:

«В сараеподобном помещении в выставочном парке около Версальских ворот два месяца процветал Салон обмена.

Модернистические художники Остерлинд и Рамэ получили достаточное количество новых сапог не менее чем на двадцать лет. Вера Роклин из Петрограда больше не будет жаловаться на отсутствие шляп. Бомпар, известный гурман, наполнил свой погреб бутылками Шабли. Один счастливый парижанин Моро получил автомобиль.

Другие предметы, участвовавшие в обмене на картины, были: докторские визиты к художнику в течение года; хирургическая операция; редкая китайская вышивка; полдюжины стиральных машин; комната в гостинице и пожизненное страхование. Один художник получил за пару своих картин ценный фотографический аппарат.

Пять американцев участвовали в обмене. Один, Ари Стильман, отказался от предложения кабарэ на Монмартре с шампанским для него и для его друзей во время любого их визита.

Другие американцы, которые приняли участие в обмене, были Фредерик Кан и Кавис Керкман, динамисты, и Минна Харкави и Анна Вольфе, скульпторши».

На следующей странице того же журнала под заглавием «Растущее движение обмена» приводится много очень полезных предложений и описаний, как их применять в жизни. Автор утверждает: «Существенным побочным явлением такого обмена является улучшение нрава общества. Предложением обменять предметы ежедневного обихода на человеческий труд, такой кооперативный обмен предохраняет от нравственного падения».

Такие заметки напомнили мне многие эпизоды из моей жизни, когда я собирал картины старинных мастеров. Например, один известный антиквар спросил с меня огромную сумму за старинную голландскую картину. Когда я указал ему на нелепость такой оценки, он, улыбнувшись, сказал: «Именно для Вас странно говорить о цене, когда Вы сами печатаете ваши собственные деньги. Просто дайте мне одну из Ваших картин вместо денег». Подобный эпизод произошел при консультации с известным придворным врачом Б. Он наотрез отказался от денежного гонорара и вместо него попросил мой эскиз. Много подобных примеров; они показывают не только жизненность искусства, но также доказывают, что предметы творчества всех родов представляют могущественное средство при обмене в культурных пределах, тем заменяя условный, и неверный денежный знак истинною ценностью труда.

Добровольный обмен дает новый импульс самым разнообразным производствам, распространяясь в широких массах общества, и особенно полезен сейчас, когда материальный и духовный кризис, может быть, надолго нарушил равновесие нормального прогресса.

Было бы чрезвычайно желательно всемерно помочь такой кооперации. Я хотел бы по этому поводу услышать мнение моего друга Леона Дабо. Он всегда приходит на помощь в своей огромной опытности и блестяще помогает в решениях болезненных вопросов творчества и прогресса.

В деле обмена требуется высококультурное понимание; оно предохранило бы это начинание от всякой вульгарности, которая может вкрадываться, внося всякое разложение.

Пусть Л. Дабо скажет свое непредубежденное суждение, которое поможет избежать многих осложнений. Ведь обмен культурного творчества является чрезвычайно деликатным предметом.

Также недавно в «Сфере» мы читали об интересном начинании в Англии, благодаря которому устроился целый кооперативный поселок безработных. В самый короткий срок эти кооператоры не только поставили свое дело на твердое основание, но уже успели выстроить свой собственный театр и другие общественно-культурные учреждения. Во дни крушения денежных знаков, во дни падения мирового идола, всемогущего золота, каждое кооперативное начинание, которое выдвигает труд человеческий как истинную ценность, должно быть особенно приветствовано. Особенно должно быть радостно, когда понятие человеческого труда воспринимается без условных ограничений в его действительном значении. Это показывает, что наконец-то народ понял, что умственный творческий труд поглощает больше энергии, нежели мускульная работа, что уже достаточно подтверждено современной наукою.

Истинно, ценность многообразного труда является неизменной величиной в человеческих соотношениях, если труд будет понимаем во всем его мощном творчестве.

Качество труда, без эгоизма, в постоянном самоусовершенствовании, разрешает многие финансовые проблемы, которые оказались уже за пределами устарелых и условных приемов. Обмен труда, повышение качества работы и сердечная кооперация должны быть неотложно поощряемы Всемирной Лигой Культуры.

(1933 г.)

Тридцать два года тому назад была у меня статья «К природе». Треть века только подтвердила все зовы о природе, тогда сказанные. Но все спешит сейчас, потому и зов «К природе» уже успел превратиться в «боль планеты».

В 1901 году после поездок по Европе и России думалось:

«Сильно в человеке безотчетное стремление к природе (единственной дороге его жизни); до того сильно это стремление, что человек не гнушается пользоваться жалкими пародиями на природу – садами и даже комнатными растениями, забывая, что подчас он бывает так же смешон, как кто-нибудь, носящий волос любимого человека.

Все нас гонит в природу: и духовное сознание, и эстетические требования; и тело наше – и то ополчилось и толкает к природе, нас, измочалившихся суетою и изверившихся. Конечно, как перед всем естественным и простым, часто мы неожиданно упрямимся; вместо шагов к настоящей природе, стараемся обмануть себя фальшивыми, нами же самими сделанными ее подобиями, но жизнь, в своей спирали культуры, неукоснительно сближает нас с первоисточником всего, и никогда еще, как теперь, не раздавалось столько разнообразных призывов к природе.

И надо сказать, что требование заботливого отношения к природе и сохранения ее характерности нигде не применимо так легко, как у нас. Какой свой характер могут иметь многие европейские области? Придать характер тому, что его утратило, уже невозможно. А между тем, что же, как не своеобразие и характерность, ценно всегда и во всем? Не затронем принципа национальности, но все же скажем, что производства народные ценятся не столько по своей исключительной целесообразности, сколько по их характерности.

К сожалению, соображения бережливого отношения к природе нельзя ни навязать, ни внушить насильно, только само оно может незаметно войти в обиход каждого и стать никому снаружи незаметным, но непременным стимулом создателя.

Скажут: «Об этом ли еще заботиться? На соображения ли с характером природы тратить время, да времени-то и без того мало, да средств-то и без того не хватает».

Но опять же и в третий раз скажу, ибо вопрос о расходах настолько всегда краеугольный, что даже призрак его нагоняет страх, – средств это никаких не стоит, а разговор о времени и лишнем деле напоминает человека, не полощущего рта после еды по недостатку времени. Вот если будут отговариваться прямым нежеланием, стремлением жить, как деды жили (причем сейчас же учинят что-либо такое, о чем деды и не помышляли), тогда другое дело.

Чтобы заботиться о чем бы то ни было, надо, конечно, прежде всего знать этот предмет заботы.

Хотим ли мы знать нашу природу?

Этого не заметно.

Принято ли у нас знакомиться с нашей природой?

Нет, не принято.

Всегда особенно много ожидаешь и притом редко в этом ошибаешься, когда встречаешься с человеком, имевшим в юности много настоящего общения с природой, с человеком, так сказать, вышедшим из природы и под старость возвращающимся к ней же.

«Из земли вышел, в землю уйду».

Слыша о таком начале и конце, всегда предполагаешь интересную и содержательную середину и редко, как я сказал, в этом обманываешься.

Иногда бывает и так, что под конец жизни человек, не имеющий возможности уйти в природу физически, по крайней мере уходит в нее духовно; конечно, это менее полно, но все же хорошо заключает прожитую жизнь…

Люди, вышедшие из природы, как-то инстинктивно чище, и притом уж не знаю, нашептывает ли это всегда целесообразная природа, или потому, что они здоровее духовно, но они обыкновенно лучше распределяют свои силы и реже придется вам спросить вышедшего из природы: зачем он это делает, тогда как период данной деятельности для него уже миновал?

«Бросьте все, уезжайте в природу», – говорят человеку, потерявшему равновесие, физическое или нравственное; но от одного его телесного присутствия в природе толк получится еще очень малый, и хороший результат будет, лишь если ему удастся слиться с природой духовно, впитать духовно красоты ее, – только тогда природа даст просителю силы и здоровую, спокойную энергию.

Город, выросший из природы, угрожает теперь природе; город, созданный человеком, властвует над человеком. Город в его теперешнем развитии уже прямая противоположность природе; пусть же он и живет красотою прямо противоположною, без всяких обобщительных попыток согласить несогласимое.

Но ничего устрашающего нет в контрасте красоты городской и красоты природы. Как красивые контрастные тона вовсе не убивают один другого, а дают сильный аккорд, так красота города и природы в своей противоположности идут рука об руку и, обостряя обоюдное впечатление, дают сильную терцию, третьей нотой которой звучит красота «неведомого».

Так думалось тридцать два года назад. С тех пор много где «добрая земля» сделалась «кровавою землею». Много урожаев было уничтожено. Пустыни не перестали расти. Фермеры начали бросать родную кормилицу и потянулись в город, чтобы увеличить шествие безработных. А в услугу биржевых цен где-то топились в океане и сожигались гекатомбы зерна, кофе и других ценных продуктов. Где-то произошло падение скотоводства. Где-то еще истребились леса. Где-то мертвенные пески еще увеличили свое завоевание.

Город видимо одолел природу. Город на небе дымно начертал свои заклинания. Мы ошиблись, ожидая стоэтажных домов, – жилища города стремятся стать еще выше, чтобы соблазнить и приютить всех дезертиров природы. Молох – Биржа не однажды свирепо расправилась со своими почитателями. Но легкая, хотя бы и призрачная, нажива все-таки отвлекает смущенный ум человеческий от истинных ценностей. Город завлекает слабых духом и оставляет природе или старомодных староверов, или туристов, надменно толпящихся на избитых путях. Каждый может вспомнить вид леса, посещенного праздничными проезжими. Сор лежит грудами и житель природы уныло шепчет: «Опять насорили!».

Стремительный, почти ослепительный проезд по природе еще не есть сотрудничество с природою. А сейчас, во дни Армагеддона, среди смущений и обуянности злобою, нужно осознать истинные ценности. Казалось бы, неистощима природа, но кастрат духа, робот, механика технократии может засорить даже великие пространства. И никто, срубивший дерево, и не подумает о насаждении нового.

Привлечь фермеров снова к земле, прежде всего, можно лишь общею культурою, которая напомнит об истинных ценностях. Тогда знание, просвещенность, широкая терпимость и примиренность снова напомнят о веселом труде, вместо веселого времяпрепровождения.

Чрезмерность городских скопищ станет ясной лишь для мирного духа, и сама машина заговорит под любящею рукою. Всякая несоизмеримость противна Высшему Творчеству. Но что же более несоизмеримо, как не гнойник гиганта города с пустынею, которая когда-то была цветущими пространствами, опоганенными невежеством.

Если не всегда способен человек на творчество, то ведь причинить боль он всегда может. И может он сделать боль не только людям же, не только животным, но и всей природе и целой планете. Велика ответственность человеческая; не гордиться, но священно принять ее должно человечество. Конституция человеческая по сущности своей позитивна, созидательна, и разлагающие элементы не что иное, как продукты невежества. Ведь оно, это темное невежество, засоряет ум, сушит сердце, засоряет и иссушает всю планету.

«Как прекрасно!» – было последними словами отходившего Коро. Он, возлюбивший природу, в минуту великого перехода удостоился узреть Нечто истинно прекрасное. Говорим о мире, о разоружении, но ведь в духе нужно перековать мечи на плуги.

«Да будет мир с вами, – заповедал нам Христос, – мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам».

«Мир всем существам, мир во всех мирах», – поет перед молитвой подвижник Индии.

«Познав Меня как могущественного Владыку миров и как Возлюбившего все сущее, мудрец обретает мир» (Бхагавадгита, пятая беседа).

«Там, где собрались избранные, – говорит Коран, – там раздается только одна песня, это песня мира».

«Пусть живет все живущее», – говорит Буддизм.

Каждая православная обедня начинается возгласом великой ектении: «О мире всего мира Господу помолимся!».

Все творчески прекрасное, все возвышенное заповедует о мире. Но это успокоение снисходит среди природы. Вот книга Востока «Мир Огненный» заповедует:

«529. Обычная ошибка, что люди перестают учиться после школы. Пифагорейцы и тому подобные философские школы Греции, Индии и Китая дают достаточно примеры постоянного учения. Действительно, ограничение лишь обязательными школами образования показывает явление невежества. Обязательная школа должна быть лишь входом в настоящее познавание. Если разделить человечество на три категории: на вообще не знающих школ, на ограниченных обязательным школьным образованием и на продолжающих познавание, то последнее число окажется удивительно ничтожным. Это показывает, прежде всего, небрежение к будущим существованиям. В упадке духа людям нет дела даже до собственного будущего. Пусть останется запись, что в настоящем, столь значительном году приходится напоминать, что пригодно было тысячу лет назад. Кроме начального образования, нужно помогать обучению взрослых. Несколько поколений одновременно существуют на земле и одинаково мало устремляются к будущему, которое им не миновать. Небрежность эта поразительна! Учения сделаны пустыми оболочками; между тем на простой праздник люди стараются приодеться! Неужели для торжественной Обители Огненного Мира не приличествует запастись одеждою Света? Не в ханжестве, не в суеверии, но в просветлении можно радоваться не только детским школам, но и объединению взрослых для постоянного познавания.

530. Правильно повторять о болезни планеты. Правильно понять пустыню как позор человечества. Правильно обратить мышление к Природе. Правильно направить мышление к труду – сотрудничеству с Природою. Правильно признать, что ограбление Природы есть расточение сокровищ народа. Правильно о Природе порадоваться как о пристанище от огненных эпидемий. Кто не мыслит о Природе, тот не знает приюта духа».

Зов о культуре, зов о мире, зов о творчестве и красоте достигнет лишь ухо, укрепленное истинными ценностями. Понимание жизни как самоусовершенствования во благо народное сложится там, где твердо почитание Природы. Потому Лига Культуры среди основной просветительной работы должна всеми силами истолковывать разумное отношение к природе как источнику веселого труда, радости мудрой, непрестанного познавания и творчества.

(24 марта 1933.)(Гималаи.)

Перед нами лежит сведение из Чикаго о невыплате жалования школьным учителям. Странно звучит это накануне открытия Всемирной юбилейной Чикагской выставки.

В «Литературном обозрении» за март 1933 под заглавием «Битва учителей за школу» среди многих сведений даются следующие поразительные факты:

«Образование должно быть понижено – так гласит приказ экономистов». «Мы стоим на поле битвы» – возглашают тысячи воспитателей, собравшихся на конвенцию в Миннеаполисе. В «Отделе наблюдения за национальным образованием» д-р Купер замечает: «Уже тысячи детей остаются в действительности без образования. Двести отделов в Арканзасе могут давать лишь шестьдесят школьных дней в год, т. е. в течение восьми лет лишь два года образования. Подобное же положение в Алабаме, Оклахоме, Айдахо…» «Мы предпочли бы личные жертвы, – продолжает проф. Портон, – нежели допускать отрицание прав на образование. Лояльность в этом вопросе создала учителям уважение общин и родителей и укрепила деятельное сотрудничество в деле защиты школ…» «Где же будет польза для нации, если мы будем заботиться о промышленных корпорациях и забрасывать образование детей Америки?» – так спрашивает доклад Комитета в Толедо, Огайо…

В последнем номере Журнала учителей, издаваемого в Нью-Хейвене, заключается целый ряд знаменательных сведений все о том же бедственном положении учительского дела. В руководящей редакторской статье говорится: «Кризис, встречаемый школами, достиг такого бедственного положения, что мы не затруднимся сказать, что подошли к такому пункту, когда каждое угрожающе нависшее решение может быть фатальным». Статья кончается призывом к усиленной справедливости. Следующая статья «Права человеческие против прав денежных» говорит, что и плательщики налогов стонут под тяжестью расходов правительства по сравнению с уменьшением их прихода. «Стало очевидным, что то, что прежде называлось „депрессией“, теперь сделалось „паникой банкиров“.

Третья статья того же журнала, «Конференция граждан об образовательном кризисе», знаменательная для нашего смятенного времени, дает «Декларацию политики», утверждающую значение образования в государстве, протестующую против вторжения политики в школьное дело и снова взывающую о соответствии гонорара с дороговизною жизни. Декларация должна твердить старые истины, очевидно имея достаточное основание для их повторения. Так, параграф четвертый декларации говорит: «Образование есть необходимость, а не роскошь, ибо рост ребенка не может быть отложен или задержан на время экономических затруднений». А параграф 33 справедливо замечает: «Если государство желает иметь при будущем поколении учреждения, достойные государственных нужд, оно не должно немудро ослаблять человеческие основы таких учреждений».

Так знаменательно говорит случайно увиденный нами номер Учительского журнала, но и без него за последние месяцы мы читали бесконечный список всяких сведений о сокращениях и урезываниях именно в образовательных учреждениях. Действительно, не в одной стране, а во многих как будто люди согласились не думать более о будущем и прекратить образовательные начинания. Положение учительского персонала, постоянно подверженного всяким урезываниям, очень часто совершенно неожиданным, делается окончательно необеспеченным и тем вносит пагубную нервность в дело образования молодежи.

Всюду имеются особые министерства народного просвещения, департаменты наук и искусств, и странно видеть, что эти установления, казалось бы самые насущные в жизни культурного государства, так часто и всюду подвергаются прежде всего всяким сокращениям. Точно бы они действительно были какою-то роскошью, а не самым насущным делом, без которого все остальные министерства и департаменты вообще не могут существовать. Люди не решаются говорить об урезывании многих других содержаний, но предложить сокращение скудного жалования учителя действительно сделалось каким-то общепринятым фактом. Учитель, обычно не имеющий никаких сбережений, должен существовать каким-то чудом, и при этом он должен показать полное добродушие, удовлетворенность, уравновешенность – словом, все те качества, которые прежде всего потребуются от педагогов. Удрученный заботами о насущном существовании, педагог должен сохранить маску долготерпения и улыбку мудрости, в то время как семья его, может быть, не знает, как заключить счеты завтрашнего дня. Почему же именно от педагога требуется такое исключительное гражданское геройство? Почему же мы будем ожидать от людей, действительно нуждающихся, постоянных бесконечных жертв?

Государство, направленное к созиданию, к позитивному решению житейских проблем, не может игнорировать положение учителя. Игнорируя положение педагога, государство будет игнорировать положение всего своего юношества. Конечно, педагог, погруженный в образовательную, требующую сосредоточения работу, является наименее протестующим элементом, разве он будет вынужден какими-либо безысходными бедствиями. Ведь люди хотят, чтобы учитель не только преподавал хорошо, чтобы не только обладал постоянно пополняемыми сведениями, но чтобы учащиеся любили своего учителя. Любовь неразрывна с уважением, и само государство обязано создать для педагогов особо уважаемое положение. Невозможно резко делить педагогов на низших и высших, ибо синтез науки всюду высок и надо положить много времени и сосредоточенных усилий, чтобы усвоить и остаться на гребне этого синтеза знания.

Педагог есть друг позитивного творящего правительства, ибо учитель существует для постоянного создавания и утверждения человеческого достоинства. Кто же скажет молодому поколению о самом прекрасном, о самом творческом, о самом мощном, о геройском, о самом познавательном. Действительно, от учителя мы ожидаем ведания самых высоких понятий. Мы ожидаем от него и терпения, и неустанного труда, и постоянного обновления, и в то же время мы не заботимся о том, чтобы эти высокие условия и запросы были достаточно обеспечены.

Мне самому около двадцати лет пришлось стоять во главе образовательного учреждения. Среди тысяч учащихся и сотен профессоров и преподавателей можно было наблюдать всю разнообразную меру взаимоотношений. Высоко дело учительства, но и трудно оно. В постоянной текучей волне школьного элемента надо соблюдать великое равновесие и постоянно неисчерпаемо давать радость молодому духу, который должен вступить в жизнь, полный обоснованных надежд и светлых стремлений, утвержденных знанием руководителя. Понятие учителя далеко проникает во всю жизнь за пределами школьного общения; как драгоценно, если на всю жизнь мы можем сохранять любовь и почитание к нашим первым учителям руководителям. Если бы школьники, войдя в жизнь, впоследствии осознали, что учителя их незаслуженно страдали и были отягощены сверхмерно, то ведь многие угрызения шевельнулись бы во имя любви и дружелюбия, которые должна создавать школа. Для этих устоев общественности, иначе говоря, для проникновения основами культуры, следует обратить внимание на образовательное дело как на самое драгоценное, как на самое священное. Если в хорошие, в благополучные времена государство вправе ожидать всевозможного улучшения положения педагогов, то во времена материальных и духовных кризисов положение тружеников просвещения должно быть сугубо охранено.

Охранение основ образования должно быть первейшим условием Лиги Культуры. Без заботы об образовании само существование Лиги Культуры бесцельно. Объединяться можно во имя знания, во имя прекрасного, во имя сердечного сотрудничества. Потому следует просить всех членов Лиги, чтобы каждый в своей деятельности, каждый в своем поле обратил самое сердечное внимание на положение дела образования. Не будем утешаться, что образование все же существует и учителя как-то существуют. Этого мало. Образование должно существовать прекрасно, и учителя должны быть благоустроены, как достойно в прогрессивном позитивном государстве. Если каждый в своей мере приложит мысль и заботу к этому насущному предмету, то, уверяю Вас, многое благое совершится, во благо дела истинно государственного.

В моей книге «Шамбала» я воздал привет Учителям в статье, озаглавленной «Гуру-Учитель».

Однажды в Финляндии, на берегах Ладоги, я сидел с крестьянским мальчиком. Кто-то, средних лет, прошел мимо, и мой маленький друг вскочил и с искренним почтением снял свою шапочку. Я спросил его: «Кто этот человек?» Необычайно серьезно мальчик ответил: «Это Учитель». Я снова спросил: «Это ваш Учитель?» – «Нет, – ответил мальчик, – это учитель из соседней школы». – «Вы знаете его лично?» – «Нет», – ответил мой юный друг. – «Почему же вы его приветствовали так почтительно?» Еще более серьезно малыш ответил: «Потому что он Учитель».

Истинно, в этом мальчике, снявшем шапку перед учителем, заключено здоровое зерно народа, знающего свое прошлое и сознающего значение слова «созидать».

Ж. Сент-Илер в «Криптограммах Востока» приводит трогательное сказание о почитании Учителя:

«Маленький индус, познавший Учителя. Мы спросили его: „Неужели солнце потемнеет для тебя, если увидишь его без Учителя?“.

Мальчик улыбнулся: «Солнце останется солнцем, но при Учителе мне будет светить двенадцать солнц!».

Солнце мудрости Индии будет светить, ибо на берегу сидит мальчик, знающий Учителя».

Закончу письмо строками из книги Востока «Мир Огненный»:

«Мать говорила сыну про великого Святого: „Даже щепоть праха, из-под следа его, уже велика“. Случилось, что тот Святой проходил селением. Мальчик усмотрел след его и взял щепоть земли этой, зашил ее и стал носить на шее. Когда же он отвечал урок в школе, он всегда держал рукою ладанку земли. При этом мальчик преисполнялся таким воодушевлением, что ответ его был всегда замечателен. Наконец, учитель, выходя из школы, похвалил его и спросил, что он всегда держит в руке? Мальчик отвечал: „Землю из-под ног Святого, который прошел нашим селением“. Учитель добавил: „Земля Святого служит тебе лучше всякого золота“. При этом присутствовал сосед-лавочник и сказал самому себе: „Глуп мальчик, собравший лишь щепоть золотой земли. Дождусь прохождения Святого, соберу всю землю из-под ног его, получу самый выгодный товар“. И сел лавочник на пороге, и тщетно ждал Святого. Но Святой никогда не пришел. Корысть не свойственна Огненному Миру…»

«Срам стране, где учителя пребывают в бедности и нищете. Стыд тем, кто знает, что детей их учит бедствующий человек. Не только срам народу, который не заботится об учителях будущего поколения, но знак невежества. Можно ли поручать детей человеку удрученному? Можно ли забыть, какое излучение дает горе? Можно ли не знать, что дух подавленный не вызовет восторга? Можно ли считать учительство ничтожным занятием? Можно ли ждать от детей просветления духа, если школа будет местом принижения и обиды? Можно ли ощущать построение при скрежете зубовном? Можно ли ждать огней сердца, когда молчит дух? Так говорю, так повторяю, что народ, забыв учителя, забыл свое будущее. Не упустим часа, чтобы устремить мысль к радости будущего. Но позаботимся, чтобы учитель был самым ценным лицом среди установлений страны. Приходит время, когда дух должен быть образован и обрадован истинным познанием. Огонь у порога…»

«Нужно смягчить сердце учителей, тогда они пребудут в постоянном познавании. Детское сердце знает, что горит и что потухло. Не урок заданный, но совместное с учителем устремление дает мир чудесный. Открыть глаза ученика, значит вместе с ним полюбить великое творение. Кто не согласен, что для устремления вдаль нужно стоять на твердой почве? Стрелок подтвердит. Так научимся заботиться обо всем, что утверждает будущее. Огонь у порога…»

«Всякое поругание Спасителя, Учителя и Героев повергает в одичание и погружает в хаос. Как разъяснить, что хаос очень близок; для него не нужно переплывать океан. Так же трудно пояснить, что одичание начинается от самого малого. Когда сокровище торжественности потеряно и жемчуг знания сердца рассыпан, что же остается? Можно вспомнить, как глумились над Великою Жертвою. Разве весь Мир не ответил на такое одичание? Можно видеть, как отражается оно на измельчании. Хуже всего это измельчание! Говорю – будьте благословенны энергии, лишь бы не впасть в маразм разложения. Так будем помнить все Великие Дни!..»

«Можно представить себе, как прекрасно может быть сослужение множеств людей, когда сердца их устремляются в одном восхождении. Не скажем – невозможно или отвергнуто. У Силы можно заимствовать и от Света можно просветиться. Только бы понять, в чем Свет и Сила. Уже хохочет кто-то, но он хохочет во тьме. Что же может быть ужаснее хохота во тьме! Но Свет будет с тем, кто хочет его».

У друзей наших живет Тизи-Визи. Это не человек, а попугай, притом птица очень исключительная. Помимо прочих философских воззрений, Тизи-Визи, прослышав об успехе нюдистов, решил последовать их примеру. Он сбросил все свое разноцветное оперение. Даже и не пощадил длинного зеленого шлейфа хвоста. И начал разгуливать нагишом, вовсе не заботясь о несоответствии своего гигантского клюва с тщедушным тельцем. Ведь это и у нюдистов случается. Тизи-Визи настолько проникся идеями нюдизма, что каждое появившееся перышко он немедленно выщипывает. Среди разнообразных разговоров с хозяевами своими Тизи-Визи иногда престранно свистит, точно бы хочет скандировать слово Культура.

Ох, часто, очень часто и свистом и писком твердится это священное слово. Скоро, как нюдизм и прочие моды, кто-то сочтет вполне модным двадцать раз в день повторять это звучное слово, немало не стыдясь всех своих прежних привычек.

За долгие времена так называемой цивилизации человечество так привыкло не соединять поступки свои с произносимыми понятиями. Люди ходят в церковь, умиляются словами высокого Учения, восхищаются проповедью о нестяжании и, приговаривая: «Все мы скоты перед Господом», идут домой, чтобы неотложно объесться, опиться, отравить себя всякими наркотиками и сквернословить. Люди идут в театр, плачут над суровою судьбою героев, проникаются самыми возвышенными идеями и спешат домой, чтобы готовить ту же судьбу героям современности. Люди слушают музыку, даже пытаются внести ее в обиход свой, но посмотрите на этих знатоков звука, когда биржа не отвечает их вожделениям.

И так мы ухитрились наполнить жизнь самыми невероятными противоречиями, но с одною оговоркою – подъемы духа бывают очень кратковременны, тогда как озверение бывает вполне естественным пополнением жизни. В неискренности люди приходят даже к некоторому утончению. Так некий обманщик, собираясь обмануть, всегда наполнял глаза свои слезами. А другой, удушая множество людей, пытался застроить поле свое храмами и великолепными зданиями, надеясь, что души удушенных не расшатают фундамент. И в других областях, даже близких науке и искусству, можно было неоднократно встречаться с прирожденным лицемерием. Когда становилось модным углубляться в старину, сколько внешних и скользящих по поверхности слов было произнесено. Новые знатоки готовы были теоретически охранять ее, ту очень далекую старину, но когда касалось дело до старины близкой, зависящей от них самих, то весь вчерашний энтузиазм куда-то испарялся. Старина опять становилась чем-то скучным, а, может быть, и какие-то «срочные дела» отвлекали вчерашних идейных апологетов!

Когда мы обращаемся к понятию Культуры, к понятию такому близкому, насущному, неотложному, невольно вспоминаются все лицемерные экскурсии человечества, в которых, как вчерашняя гроза, быстро забывается даже самое неотступно-стучащееся. Иногда становится жутко, а что если Тизи-Визи начнет отчетливо пищать слово Культура? А что если некто, твердя это слово, изобретет новые возможности удушения? А что если конференции против наркотиков благословят продажу наркотического сырья, благочестиво твердя против вредоносности отравления? Возьмите за год любую газету, и вы найдете самые необычайные примеры лицемерия, ханжества и лживости под предлогом высоких задач.

Конечно, все эти экскурсии лицемерия уже достаточно усложнили современную жизнь. Люди запутались. Пробовали вводить пушки в христианские соборы для благословения. Но и это экстренное средство не помогло. Люди священного звания пробовали говорить о недействительности обязательств, ибо оно было произнесено только устно. Но и эти отчаянные не улучшили ни своего положения, ни своей паствы. И среди всей этой противоречивой неразберихи вдруг и как-то повелительно вырос девиз Культура. Нужно сознаться, что зов этот вдруг широко проник в массы. В те массы, которые всегда вызывали наши лучшие ожидания. Образовались целые Организации, посвящающие себя исканию и стремлению к Культуре. Мы знаем подобные организации, где трудящаяся молодежь вместо пошлого водевиля обращается к героическим подвигам улучшения жизни, во имя самых высоких имен и понятий. Никакие обвинения в лицемерии или попугайничестве не коснутся этих искренних и устремленных людей. Значит, перед всеми нами лежат две определенные задачи. С одной стороны, нужно всячески помочь, и объединить, и облегчать судьбу искренних искателей Культуры. С другой же стороны, нужно доглядывать с огнем в руке, чтобы драгоценное понятие Культуры не попало в число модных заголовков. Не сделалось модным, хотя и неосознанным понятием болтливых гостиных.

Предстоят две работы – просветительная и охранительная. Значит, кружки, Общества, организации, осознавшие ценность и смысл Культуры, должны доглядеть, чтобы никакая вульгаризация и опошление не начали бы разлагать это ценное и спасительное понятие. Конечно, не охранники, но просвещенные воины Культуры должны собираться и поддерживать друг друга, цементировать пространство самым высоким, самым прекрасным, проталкивая эти действительные ценности в жизнь. Нюдисты во имя своей идеи не стыдятся всенародно показывать свое безобразие. Пусть же деятели Культуры тоже не постыдятся показать, но не безобразие, а Красоту Духа.

Когда мы инкорпорировали Учреждение Лига Культуры, трудно было предусмотреть, как двинется эта организация. Но поднялось Знамя Мира: осозналось, что это Знамя нужно не только во время войны, но еще более повседневно. И безотчетно, стихийно связалось понятие Знамени этого с представлением о Лиге Культуры.

Всемирный отбор лучшего, сознательного, просвещенного! Как сон: еще недавно могли бы мы мечтать о таком единении? Но, видимо, колесо жизни вращается очень быстро, и незыблемый закон опять обращает нас к равнению по лучшему. Трогательно отметить, что пока, в добрый час, это единение происходит без всякого опошления. Людям хочется сойтись получше и духовно и внешне, это стремление кверху содержит в себе и разрешение множества социальных проблем, ибо в просветительном соединении искореняется пакость, стирается ржавчина и вдохновленным духам нечего опасаться безобразия. Мы только что укоряли в безобразии нюдистов; если бы они как-то избегли безобразия, то половина нападок на них исчезла бы. Но носители Культуры, обнажая прекраснейшие стороны духа своего, совершат необычайное преображение жизни. Ведь обязано же человечество отойти от безобразия. В самом слове «безобразие» заключена без-образность, непроявленность, мохнатость. А ведь дух-то наш стремится к стройным построениям, к ясности, к Свету. Кто же работает во тьме?

Итак, убережемся от попугаев, убережемся от извратителей и сквернословцев. Ибо нам невместно возвращаться в птичье состояние и невместно огрызаться по-звериному. Столько неотложной работы перед нами. Такие глубокие прошедшие провода нужно найти и соединить с проводами будущего. Так добросовестно и устремленно нужно научиться уважать друг друга и в этом научиться уважать человеческое достоинство. Ведь в обиходе это не умеют делать, и умеют гораздо лучше затруднять, нежели облегчать и помогать.

Широка программа Лиги Культуры. Все прекрасное, все познавательное и просветительное. Это не внешняя интеллектуальность, – это сердечное стремление к Свету, к взаимной помощи и пользе. Кто-то усмехнется, вспоминая старый цинизм: «Человек человеку волк». А на это нужно сказать: «Тогда и убирайтесь к волкам и помните, что заветом „падающего толкни“ вы вышли из моды и стали смешными. А что может быть безобразнее, как „впасть в ридикюль“?».

Вот Лига Культуры прежде всего и будет бороться против безобразия, рыхлости, гнилости, влезших в жизнь нашу. Для удобства поступательных действий нужен прежде всего порядок, организация, свободно осознанная духовная дисциплина. Но ведь Культура, как таковая, в самом существе своем уже содержит утонченность, понимание, созидательность. А там, где возносится строение во имя просвещения, там некогда ни оглядываться, ни вздыхать, ни сожалеть. Опять вспомнили: «Когда постройка идет, все идет». И не забудем, что каждая постройка содержит в себе уже радость. Вот во имя этой строительной радости мы и сходимся и уважаем друг друга и можем смело смотреть друг другу в глаза, желая благо.

Когда искали клады, то главным напутствием было: «Не оглядывайся». Так же и тут скажем: «А ну их к шуту, все смятения, все передряги и прокислые счеты, когда постройка идет, все идет».

Многие новости Европы неясны за дальностью расстояния. Например, доходили смутные сведения о том, что могила Дягилева на Лидо в забвении, но затем приходили известия о Музее Дягилева, так что, в конце концов, трудно установить, в каком состоянии находятся заботы о русском имени.

Вспоминаю Дягилева как одно из представительных имен Русской Культуры. Без всяких разделений и случайностей сегодняшнего дня подумаем о том, как бы следовало неустанно освещать общее значение Русской Культуры, которая в представлении и Востока и Запада дала такое незабываемое целое. В блеске монгольских мечей Русь внимала увлекательной сказке Востока. На щитах варяжских перенеслись руны романеска, вошедшие благороднейшими знаками на стены русских палат и храмов. Но не только Восток и Запад, но и Юг и Север напитали Русь потенциалом возможностей. Византийская мозаика жизни и уклад Амстердама, все вносило те зачатки Синтеза, которые, поверх всех проблем сегодняшнего дня, должны сказать каждому русскому, где истинная ценность. Не разрушениями, но созиданиями внесла во всемирный уклад Русская Культура то, что уже на наших глазах создало внимание и оценку во всем мире.

Художественные выступления Дягилева, в разных областях искусства, показали еще раз, чем мы владеем; и сейчас в культурной работе и Европы, и всех прочих материков принимает участие целая плеяда славных русских выразителей Прекрасного. Без всякого преувеличения можно сказать, что многие сердечные нити связи с Европой и с Америками нерушимо сплетает Русская группа, дружелюбно вошедшая в культурную работу всех стран. Не только сейчас прочно утверждено во всемирном сознании понятие Русского Художества, о котором всего четверть века тому назад и не знали, но и во многих областях создалось согласное, дружественное сотрудничество с местными творцами Культуры.

Драгоценно осознавать, как утверждены во всемирном значении славные имена Пушкина, Достоевского, Тургенева, Гоголя, Толстого, Чехова, Мусоргского, Серова, Римского-Корсакова, Скрябина и многих славных. Как и подобает, русская культурная гордость стала гордостью всемирной. Но вот перед нами такая же замечательная плеяда живых утвердителей связи всемирной, живущих созидателей во благо Красоты. Ведь Шаляпин всемирен, и все его незабываемое тончайшее творчество и художество сделалось символом истинного достижения. Ведь такой прозорливый творец, как Мережковский, внес неповторное культурное понимание прошлого с прозрением в будущее. Без преувеличения, много ли таких творцов писателей, которые глубоко и мудро могут касаться всемирных прозрений? А Ремизов и Бунин, и Бальмонт, и Гребенщиков разве не являются замечательнейшими выразителями сущности русской, убедительной во всем ее характерном многообразии? Ценны знатоки искусства и художники Эрнст и Бушен. Как же бережно должны мы обращаться с такими огромными культурными величинами, как Александр Бенуа, которые и творчеством своим и неутомимым познаванием все время держатся на высоких путях Культуры. Не должны мы забыть, что вошедшие в лучшие страницы истории Искусств имена Репина, Сомова, Яковлева, Добужинского, Бакста, Билибина, Малявина, Судейкина, Григорьева, Шухаева, Петрова-Водкина и целого блестящего сообщества таких сильных и прекрасных живущих творцов в самых разнообразных областях, всегда останутся ценными и близкими лучшим соображением о Всемирной Культуре.

Живет и мощный Коненков, и Стеллецкий, и работы их входят в самые разнообразные круги и страны. А кто же не знает Стравинского и Прокофьева, без имен которых не обходится ни одно значительное музыкальное выступление? Какие широкие утверждения русского художества будут оставлены прекрасными артистами Павловой, Карсавиной, Нижинским, Мордкиным, Больмом, Мясиным и всею славною группою Московского Художественного театра!

И сколько ни перечисляйте имен выразителей и утвердителей Русского Художества, вы сейчас же будете чувствовать, сколько прекраснейших деятелей еще не упомянуто, и в этом богатстве выражается мощь духа Пантеона Русской Культуры. Во всех веках запомнятся мощные устои Культуры, воздвигнутые научными трудами Павлова, Мечникова, Менделеева, Милюкова, Метальникова, Лосского, Ростовцева, Кондакова и всех тех, которые, несмотря на трудности времени, как бы восстающего против всякого культурного созидательства, вносят незабываемые светлые страницы в утончение всемирного сознания. Труды Бердяева, бар. Таубе, бар. Нольде и целого ряда авторитетов в разных областях высоко несут знамя Русской Культуры. И ведь всем нелегко!

Русское молодое поколение, да и вообще все подрастающие поколения должны знать об этих созидателях Культуры, которая так необыкновенно бодро преуспевает среди смятения сознания нынешних дней. И не только молодежь должна знать об этих творцах Культуры, но она может черпать и вдохновение, и новые силы, прислушиваясь к голосу неутомимого светлого творчества. В том, о чем говорим мы, есть несомненный элемент подвига и геройства, т. е. именно то, что должно быть ведущим началом созидания широкого, светлого будущего.

Наше Французское общество имеет в программе своей выявление сил великой Французской Культуры. Было бы невместно, если бы наша Русская ассоциация не стремилась, по мере сил и возможности, запечатлевать и достойно почитать разнообразными культурными выступлениями и русское начало, отмечая среди молодых поколений прекрасные вехи великого пути. В программе наших предположенных лекций, собеседований, брошюр, о чем я уже писал ранее, надлежит посвящать широкое внимание именно культурным достижениям русских. На месте Вам виднее, с чего именно начать и какое сотрудничество установить с тем, что творится во имя Культуры.

Как и во всех прочих делах, главное условие – не ссориться, не делиться бессмысленно, не самоуничтожаться в разложении. Объединяющее понятие Культуры должно достаточно удалить все мешающее и слить в одно творящее русло все чаяния, действия и сознания. Буду с нетерпением ожидать сведений о том, как Вы решили поступить с этим предложением. Решили ли Вы делать лекции в помещении нашего Европейского Центра или в каких-либо других местах, при объединении культурных воздействий. Все равно где и как, но лишь бы во имя Культуры произошло еще одно действие, неотложное и прекрасное. Прилагаю еще чек к фонду наших выступлений во имя Культуры.

(1931.)

Среди искусств, украшающих и тем улучшающих жизнь нашу, одним из самых древних и выразительных является искусство книги. Что заставляло с самых древних времен начертаний придавать клинописи, иероглифам, магическим китайским знакам и всем многоцветным манускриптам такой изысканный, заботливый вид? Это бережное любовное отношение, конечно, возникало из сознания важного запечатления. Лучшее знание, лучшие силы полагались на творение этих замечательных памятников, которые справедливо занимают место наряду с высшими творческими произведениями. По сущности и по внешности манускриптов, книг мы можем судить и о самой эпохе, создавшей их. Не только потому, что люди имели больше времени на рукописание, но одухотворение поучительных памятников давало неповторяемое высокое качество этим запечатлениям человеческих стремлений и достижений.

Но не только рукописность давала высокое качество книге. Пришло книгопечатание, и разве можем мы сказать, что и этот массовый способ не дал множество памятников высокого искусства, послужившего к развитию народов.

Не только в утонченных изданиях 17-го и 18-го веков, но и во многих современных нам, были охранены высокие традиции утонченного вкуса. И качество бумаги, и изысканная внушительность шрифтов, привлекательное расположение предложений, ценность заставок, наконец, фундаментальный крепкий доспех украшенного переплета, делали книгу настоящим сокровищем дома. Таким же прочным достоянием, как и тверд был переплет книги, не гнувшийся ни от каких житейских бурь.

Говорят, что современное производство бумаги не сохранит ее более века. Это прискорбно, и, конечно, ученые вместо изобретения «человечности» войны посредством газов должны бы лучше заняться изобретением действительно прочной бумаги, для охраны лучших человеческих начертаний. Но если даже такая бумага опять будет найдена, мы опять должны будем вернуться к утонченности создания самой книги. Поистине, самые лучшие заветы могут быть отпечатаны даже в отталкивающем виде. Глаз и сердце человеческое ищут Красоту. Будет ли эта красота в черте, в расположении пятен текста, в зовущих заставках и в утверждающих концовках, – весь этот сложный, требующий вдумчивости комплекс книги является истинным творчеством.

Только невежды могут думать, что напечатать книгу легко. Конечно, не трудно набросать в кучу дурную книгу, которую в небрежности, в изломе линий, в раздражающих кривизнах, люди быстро поймут и с пренебрежением бросят на нижнюю полку несоответственного шкафа. Или пошлют с удовольствием приятелю, следуя пословице: «На те, Боже, что мне не гоже». Хорошую книгу, конечно, создать нелегко. Имя редактора и издателя хорошей книги является действительно почитаемым именем. Это он, вдумчивый работник, дает нам возможности не только ознакомиться, но и сохранить как истинную драгоценность искры духа человеческого.

Книга остается как бы живым организмом. Ее внешность скажет вам всю сущность редактора и прочих участников. Вот перед нами суровая книга неизменных заветов. Вот книга-неряха. Вот поверхностный резонер. Вот щеголь, знающий только поверхность. Вот витиеватый пустослов. Вот углубленный познаватель. Зная эти тончайшие рефлексы книжного дела, как особенно чутко и внимательно мы должны отнестись ко всему, окружающему книгу – это зерцало души человеческой.

Но все создается лишь истинной кооперацией. Мы будем глубоко почитать издателя – художника своего дела. Но и он может ждать от нас, чтобы мы любили книгу. Иногда, под руководством современных декораторов, не находится места для книжных шкафов. В некоторых очень зажиточных домах нам приходилось видеть вделанные в стену полки с фальшивыми книгами. Можете себе представить все потрясающее лицемерие владельца этих пустых переплетов. Не являются ли они красноречивым символом пустоты сердца и духа? А сколько неразрезанных книг загадочно лежат на столиках будуаров. И хозяйка их с восторгом говорит о знаменитом имени, напечатанном на обложке. Как часто среди оставленных наследий прежде всего уничтожаются именно книги, выбрасываемые, как домашний сор, на вес, на толкучку. Каждому приходилось видеть груды прекрасных книг, сваленных как тягостный хлам. Причем невежды, выбросившие их, часто даже не давали труда открыть и посмотреть, что именно они изгоняют.

Что же должен чувствовать издатель-художник, зная и видя эту трагическую судьбу истинных домашних сокровищ! Но и здесь не будем пессимистами. Правда, знаки безобразия существуют, как со стороны читателей, так и со стороны издателей. Но ведь существуют же и поныне издания прекрасные, даже недорогие, но чудесные своею простотою, своею продуманною внушительностью. Существуют и нарождаются и прирожденные библиофилы, которые самоотверженно собирают лучшие запечатленные знаки человеческих восхождений. Может быть, именно сейчас нужно особенно подчеркивать необходимость сотрудничества между читателем и издателем. Финансовые кризисы обычно больше всего отражаются на способах и на качестве просвещения, это печально, но это так, точно бы в силу материального кризиса кто-то получает индульгенцию на невежество и одичание. Именно теперь мир переживает незапамятный, глубоко внедрившийся материальный кризис. Кризис перепроизводства, кризис падения качества, кризис веры в возможность светлого будущего. Главным образом это происходит оттого, что уже многие поколения приучаются верить, что руководящая мощь Мира лишь в золотой валюте. Но, призывая на помощь всю историю человечества, мы знаем, что это не так. Не будем еще раз повторять, что истинная валюта есть валюта духовных ценностей. Источниками этих ценностей несомненно остаются книги, на разных языках приносящие единый язык духа. Не может быть, но наверное именно сейчас нам нужно помыслить о книге, нужно светло ободрить издателей, мыслящих о красоте. Даже среди стесненного нашего обихода нужно найти место достойное истинным сокровищам каждого дома. Нужно найти и лучшую улыбку тем, кто собирает лучшие книги, утончая качеством их сознание свое. Неотложно нужно ободрить истинное сотрудничество вокруг книги и опять внести ее в красный – прекрасный угол жилища нашего. Как же сделать это? Как же достучаться до сердец остеклившихся или замасленных? Но если мы мыслим о Культуре, это уже значит – мы мыслим и о Красоте, и о книге как о создании прекрасном.

В далеких тибетских домах, в углу священном, хранятся резные доски для печатания книг. Хозяин дома, показав вам драгоценности свои, непременно поведет вас и к этому почитаемому углу, и со справедливой гордостью будет показывать вам и эти откровения духа. Он согласится с досок этих и сделать оттиски для вас, если видит, что вы сорадуетесь его благородному собирательству. Я уже как-то писал вам, что на Востоке самым благородным подарком считается книга. Не ободряет ли это? Если мы скажем друзьям нашим: «Любите книгу», «Любите книгу всем сердцем вашим» и почитайте сокровищем вашим, то в этом древнем завете мы выразим и то, что настоятельно нужно в наши дни, когда ум человеческий обращается так ревностно к поискам о Культуре.

Любите книгу!

Кто-то, не знающий действительного положения, спросит: «Почему нас сейчас призывают любить и защищать книгу, когда шкафы библиотек ломятся от ежегодных печатных поступлений?». Скажем ему: «Мы не говорим о числе печатных поступлений, мы говорим о „любви к книге“. Кто знает, может быть, этот неисчисляемый поток печатной бумаги, в свою очередь, смутил народное представление о книге как об истинной ценности. Не только каждый библиотекарь, но даже вдумчивый продавец книг скажет вам, что любовь к книге, как к таковой, сильно поколебалась и рассеялась. Так же как во многих других областях произошло распыление и обезличение. Каждый близко стоящий к книжному делу, конечно, согласится с нами и признает, что настало время неотложно подумать опять о достоинстве книги.

Помню, во время аудиенции в Елисейском дворце Президент Думерг находился на фоне целого ряда прекрасных книжных томов. Какой достойной мозаикой цветилось это драгоценное собрание.

Книга, как в древности говорили, – река мудрости, напояющая мир! Книга, выхода которой еще недавно с трепетом ожидали и берегли наилучшее ее издание. Все это священное рвение библиофилов, оно не есть фанатизм и суеверие, нет, в нем выражается одно из самых ценнейших стремлений человечества, объединяющее Красоту и Знание. О достоинстве книги именно сейчас пробил час подумать. Не излишне, не по догме, но по неотложной надобности твердим сейчас.

Любите книгу!

(1931 г.)(Кейланг, Лахуль.)

Очень рад слышать о каждом движении наших Комитетов культуры. Верю, что все для этих неотложных начинаний делается поистине без всяких промедлений. Но тем не менее еще и еще повторю, насколько все должно быть сделано спешно и ни одна минута не должна быть потеряна в интересах общественного блага. Также с величайшим вниманием должны быть отмечаемы даже малейшие приношения и знаки культурной помощи. Пусть каждый комитет отмечает с величайшей точностью все эти благие проявления, чтобы в истории наших учреждений мы знали точно, кто и что принес в общую чашу культуры. Также пусть все наши комитеты не уменьшат деятельность свою какими-либо условными ограничениями. Ведь пашня Культуры поистине необъятна, и бесчисленны все полезные действия, возникающие из благожелательных обсуждений. Может быть, неприменимое сегодня будет прекрасно приложимым завтра. И отложенное сегодня может оказаться уже навсегда упущенным. Потому так благожелательно широки должны быть обсуждения в собраниях комитетов. Ведь не только члены комитетов будут являться окончательными источниками предложений. Нет, члены Комитетов будут теми обобщающими потоками мыслей, которые они соберут от многих друзей своих и суммируют из многих встреч и опытов. Главное, чтобы не случилось того, что так часто препятствует полезнейшим начинаниям, именно, чтобы не произносилось легко мертвящее «невозможно». Так часто кажущееся невозможным при малейшем изменении подробностей или внешностей делается и прекрасным и доступным. Не забудем, что наши учреждения вовлекают новые массы в мышление о Культуре. В этом заключены счастливые возможности, но и новая ответственность, ибо все, что будет исходить от наших Культурных учреждений, должно быть истинно высокого качества, – должно отвечать Культурным ценностям человечества.

Конечно, в течение дел комитеты войдут в контакт со многими крупными учреждениями. Эта кооперация должна быть построена на взаимной пользе. Наши культурные кампании, как уже говорил я, не имеют только финансового значения. Их значение гораздо шире, проникая во всевозможные отрасли культуры и вдохновляя ею новые массы. Среди этих масс найдутся и такие, которые или вообще не были знакомы с понятием культуры, или ограничивали ее каким-то условным чисто физическим значением. Как радостно вообще говорить о культуре, выяснить, что делаемое для нее далеко не покрывает это необъятное поле, – облагорожение руна человеческого. Для этих благородных деяний, конечно, не будет упущена ни одна малейшая возможность. Не будет пропущен ни единый час, когда или действием, или вдохновенным словом можно еще раз сказать об украшении, об улучшении, о возвышении жизни человеческой.

Точность анналов каждого комитета будет соответствовать тому качеству заботливости, которое так подобает в деле Культуры.

Воспламенимся всегда живым примером обстоятельств просветительной деятельности – словами Апостола Павла:

«С оружием правды в правой и левой руке, в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем».

БУДЬТЕ БЛАГОСЛОВЕННЫ!

Доктор Роберт Харше состоит не только директором крупнейшего художественного института Чикаго, но и является виднейшим знатоком и лидером художественных движений Америки. Потому его недавнее письмо, в котором он определенно говорит, что всякий вред нашим учреждениям был бы «национальным бедствием», является для нас поистине историческим документом.

Если мы вспомним все письма и заявления, сделанные в пользу учреждений во время нашествия варваров, то величайшим воздаянием будет видеть, как даже сравнительно посторонние нам люди и лидеры художественного и общественного движения называли наше учреждение Гордостью Страны; и другие признавали, что каждый ущерб нашим Культурным Делам был бы несовместим с достоинством Америки.

Таким образом, нашествие варваров, о котором доктор Бринтон так своевременно напомнил, служит как бы пробным камнем достижений Учреждений наших. Мы не сомневаемся, что каждая дальнейшая попытка со стороны варваров и всех темных сил будет вызывать такой же противовес и напряжение благих энергий. Каждый, кто прочел трогательную речь нашей слепой ученицы Леонтины Хирш, конечно, почувствовал и то глубокое отношение, которое было создано в сердцах наших учащихся и сотрудников культурными задачами Учреждений.

Все наши сотрудники должны почувствовать ценность своей работы, которая могла возбудить такие искренние отзывы в момент варварского нашествия. Все призывы и письма миллионных женских организаций, письмо Президента Франклина Рузвельта, письменные протесты студентов Колумбии, наших учащихся, многих кружков молодежи, письма таких известных культурных лидеров, как проф. Оверстрит, Радославович, проф. Пэтти Хилл, вице-губернатор Леман, Воган, миссис Сутро, генерал Де Леон, Чарльз Флейшер, О'Хара, Косгрэв, X. Барнс, Руфь, С. Дени, Дабо, Гребенщиков, В. Лун и все множество светлых поборников Культуры, будут необыкновенным историческим свидетельством победоносной борьбы Света с тьмою.

Не сомневаемся, что все драгоценные заявления поборников Культуры держатся в строгом порядке в особом портфеле, ибо впоследствии они составят из себя ценнейшую историческую книгу. Эта же книга запечатлеет, как поучительный факт для будущих поколений, также имена представителей темных сил, имена разрушительных варваров, имена низких, антикультурных духов, пытающихся всевозможными темными уловками нанести глубокий ущерб Культурным делам. Зная, что эти темные силы действовали вполне своекорыстно, прибавим к этой будущей книге документы и все данные судебного следствия, все свидетельства и показания даже совершенно посторонних лиц, возмущенных подпольною темною интригою.

Потому храните во всевозможном порядке все эти драгоценные документы. Ведь по многообразию своему они могут находиться в разных Отделах Учреждений. Но их следует собрать воедино, чтобы ни один прекрасный голос, зазвучавший во имя Культуры, не остался неприведенным среди памятных свидетельствований. Можно было наблюдать и своеобразное отношение прессы. При этом мы могли убеждаться, что лишь очень немногие органы не выступили знаменательно на защиту Культуры. Большинство же прессы, к чести ее будет сказано, достойно и справедливо отзывалось на все варварские извращения и инсинуации.

Как всегда, можно было заметить, что некоторые шатающиеся, слабые духом люди, даже и среди сотрудников, вместо непреклонной уверенности в победу дел Культуры, заколебались и начали думать о всяких постыдных отступлениях. Другие же, по мерзости природы своей, начали злорадствовать и даже усугублять лживые свидетельствования варваров. Оба эти явления также не должны быть забыты.

Мужество испытывается в бою за правое дело. Истинные светлые воители лишь укрепляются трудностями. Всякая трудность вызывает в них напряжение истинного священного огня. Именно так и совершались те исторические победы Культуры, которыми сейчас изумляется, гордится и живет человечество. Можно только пожалеть, что шатающиеся, уклончивые, боязливые люди вынимают имена свои из анналов Культурных Достижений. Они уклонились от благородных действий и по закону справедливости история уклонится от них.

И так наш случай, так же как и некоторые предыдущие, развернулся в общественное явление чрезвычайной знаменательности. Не только в истории Культуры Америки, но и в культурном понимании многих других стран отзовется дело наших Культурных Учреждений. Мы видим уже, как отзываются представители многих других стран. Мы видим, как многие из них благородно отзываются и в трудный момент нападения лишь усугубляют свою дружбу и содействие. Были и немногие другие, которые считали, что финансовое положение одного дома перевешивает значение всех культурных идей. Запомним и этих недорослей духа, которые были готовы так легко отступить и поцеловать окровавленный меч варваров. Запомним и этих трусливых помощников сил темных.

Многочисленны сознательные силы темные, но еще более бесчисленны бессознательные их сослужители, так легко преклоняющиеся перед темною грубою силою. Это явление чрезвычайно опасно, ибо врата крепости могут быть легко открыты низкопоклонниками варваров. На воротах Вердена была многозначительная надпись, имевшая в виду всех врагов: «Здесь не проходят». И геройский дух защитников подтвердил смысл этой надписи, тогда как весь мир иногда уже готов был, хотя бы и с прискорбием, сдать эту твердыню.

Есть вещи в Мире, которые в существе своем недопустимы. Всякая низость, всякая уступчивость темным силам есть почти что такое же преступление, как и действие самой мрачной силы, силы разрушительных варваров. Область Культуры представляет из себя именно ту светоносную твердыню, которую нельзя сдать ни в коем случае. Могут быть многие тактические действия, но сдачи, как таковой, не может быть и не будет!

По счастью, Культура зиждется не на денежном знаке. Если даже многие культурные проявления могут быть временно затруднены или несколько сокращены, то культурное духовное сокровище не может быть нарушено никакими мировыми кризисами, если только предатели во тьме ночной не будут открывать врата неприятелю. Потому остережемся всякого предательства; употребим для этого всю зоркость, поглядим во все подзорные трубы.

Найдем в себе силы отбросить все мелочи дня вчерашнего и объединиться лишь во славу и на пользу Культуры. Пожалеем об ошибках дня вчерашнего и улыбнемся светлой возможности еще крепче соединиться. Великое понятие Культуры поможет нам презреть все недостойные мелочи обихода, которые могут, как песчинка в колесе, вносить раздирающий диссонанс. Выполним прекрасный опыт духовного объединения, который безмерно умножает силы и утончает находчивость и прозорливость.

Именно: «Пусть будут благословенны препятствия, ими растем». Пусть будут и благословенны имена всех друзей Культуры, которые не устрашились в час испытания дать о себе такие славные свидетельства. На узловых поворотах жизни создаются моменты, когда именно не отвлеченные слова, но мужественные геройские действия необходимы только; такие действия могут быть прочными ступенями будущего прогресса.

Какое же самое сердечное слово можем сказать мы всем тем, кто поистине заботится о будущем, кто понимает, что лишь созданием и укреплением молодого поколения страны преуспеют и этим путем все «неразрешимые проблемы» мощью культурного мышления обратятся в новое достижение!

Если трудности выявляют истинных друзей, если трудный час, как труба мужества, собирает воедино лучшие сердца, то как же не благословить эти часы, в которые проявляется самое прекрасное и самое благородное! Благословенны все те, для кого Культура не роскошь, не пустой звук, но единая основа Бытия.

Благословенны, благословенны, благословенны все светлые воители на Великом Служении Культуры!

Агни-Йога в книге «Сердце» заповедует:

«Где же то чувство, где же та субстанция, которой наполним Чашу Великого Служения? Соберем это чувство от лучших сокровищ. Найдем части его в религиозном экстазе, когда сердце трепещет о высшем Свете. Найдем части в ощущении сердечной любви, когда слеза самоотвержения сияет. Найдем среди подвига героя, когда мощь умножается во имя человечества. Найдем в терпении садовода, когда он размышляет о тайне зерна. Найдем в мужестве, пронзающем тьму. Найдем в улыбке ребенка, когда он тянется к лучу Солнца. Найдем среди всех уносящих полетов в Беспредельность. Чувство Великого Служения беспредельно, оно должно наполнить сердце, навсегда неисчерпаемое. Священный трепет не станет похлебкою обихода. Самые лучшие Учения превращались в бездушную шелуху, когда трепет покидал их. Так среди битвы мыслите о Чаше Служения и принесите клятву, что трепет священный не оставит вас».

(12 июля 1932.)(Гималаи.)

Шлем привет нашим Обществам! В течение последних двух лет около наших учреждений создалось 63 Общества, раскинувшихся в двадцати двух странах. Каждый месяц приходят новые предложения, притекающие не только из ближних мест, но и из самых дальних окраин. Таким образом, десятилетие нашей работы в Америке ознаменовывается целым движением во имя Культуры. В наши дни общественных и государственных смятений, что же может быть более радостного, более зовущего вперед, как не образование этих многочисленных, растущих очагов Культуры.

Как многообразны проявления Культуры, так же многообразны и Общества наши, при всем своем основном культурном единении. Одни из них благосостоятельны, другие скудны средствами. Одни многочисленны, другие образовываются тесным кружком. Одни мечтают о широких общественных выступлениях, другие же ищут укрепления в интимности. Они разнообразны так же, как и многовидна сама жизнь. Так и должно быть. Было бы большою недальновидностью устремлять жизнь к одному стандарту.

Культура, так тесно связанная с духовностью, прежде всего выражается в изысканном, многообразном творчестве. Творчество же, в существе своем, при единстве мировых законов, всегда свободно, покоясь лишь на сознательной дисциплине духа. Эта сознательность духа приводит нас к сотрудничеству, тоже сознательному и строительному. Таким образом, Общества наши прежде всего созидательны во Благе, творящи в красоте и крепки накоплением Знания.

Мы уже достаточно знаем, что не богатство создавало и Красоту и Знание, но создавал их дух человеческий. Если Вы возьмете всемирные списки творцов, созидателей, то Вы не найдете там сказочных богатств материальных, но, конечно, найдете неиссякаемую сокровищницу духа творящего.

В моем недавнем обращении к одному из наших Обществ мне приходилось указывать, что для Культурного общения не нужны никакие особые средства. Даже иногда и стакан чая не нужен, ибо кипеть будет не чайник, но сердце человеческое. Те, кто мечтал бы о каких-то внешне данных средствах, были бы просто потухшими сердцами. Сердце творит и средства. Но никакие средства в мире не могут создать сердце. Не трубы и литавры, не помпа выступлений окружают крепнущие дела культурные. Сотрудничество духовное, прежде всего, создаст те твердыни, к которым не подступит никакая тьма. Эти маяки тепла и света достигнут лучами своими не только друг друга, но благодать их проникнет даже и в темные расселины, где красота и знание лишь гость случайный. На пространствах, разделенных глубинами океанов и цепями хребтов, трудно встретиться. Особенно же трудно встретиться сердцам утонченным, стыдливым в исканиях своих и не всегда уверенным в силах своих. Но к маякам осветляющим, ко гнездам просвещения, к Лиге Культуры не жутко подойти ищущему сердцу. Там не засмеют, там не изгонят, там не потребуют стигмат пошлости. Нельзя стеснять Общества Культуры никакими заказами и ограничениями. По огню сердца и по следствию дел обозначаются новые вехи пути.

Каждое древо должно расти. Вне достаточного времени не крепки будут и корни его. Потому утонченность сознания предполагает и терпеливость, чтобы строительные процессы протекали крепко, а связующие материалы избирались внимательно.

Если общества сразу могут иметь широкие выступления, лекции, курсы, концерты, выставки, пусть будет так. Если соединенный сердечными узами кружок будет даже продолжительное время собираться и без чая, для взаимоукрепляющей беседы, пусть будет так. Если будет сообщество искать новых выявлений сил своих, в поисках прислушиваясь и меняя ближайшие программы, – пусть будет так. Было бы неуместно для Культуры слышать обыденные жалобы на отсутствие средств. К огню в темноте подходят путники. Значит, нужно раньше возжечь этот огонь, который привлечет к себе и все потребное для духа. Но в одном все Общества должны помочь друг другу. Общество есть общение. А всякое разумное общение есть сотрудничество. Само понятие Культуры обязывает нас к этому сотрудничеству и к посильным светлым посевам. Было бы некультурно, если Общества, связанные одной основной идеей, оставались бы все-таки разделенными границами и нациями. Распространение Обществ во многих странах дает необыкновенные возможности и преимущества. Дает возможность непосредственного и прямого обмена как идей, так и всего творческого материала. Нужно не упустить эту возможность Культурного обмена, помня, что над всеми нами одно Знамя Культуры. Это Знамя Культуры имеет в основе своей все лучшее, все устремленное к свету, все желающее Блага. Знамя Культуры – все равно что знамя труда. Знамя беспредельного познавания прекраснейшего! Какова бы ни была наша каждодневная рутинная работа, мы, отойдя от рабочего станка, омываемся, стремясь на праздник Культуры. Сойдутся ли в этом празднике трое или соберутся тысячи, это будет все-таки тот же праздник Культуры, праздник победы духа человеческого. Но как же будет окрылен праздник наш, если к нему подойдет и письмо от далекого, незримого друга! Ничего, если письмо это начнется признанием в том, что трудно нам сейчас. Кому же легко? И всякая мысль о Культуре не балаган с присвистом, с пьяною гибелью. Но мы знаем, что каждое письмо этого незримого друга окончится чем-то радостным во имя Красоты, Знания, какой-то новой победы Света. И написавший письмо будет знать, что не в холодном постановлении заслушали боли его сердца, но трепет его исканий был осочувствован и укреплен в сознании его друзей-сотрудников.

Словарь клеветы, злобы, взаимо– и саморазрушения, кажется, наконец, опротивел. Кажется, наконец вспоминают, что в словаре Прекрасного так много увлекательных, возводящих, созидательных понятий. Да и практичен он, этот словарь Прекрасного, ибо он жизненен и прекрасна жизнь в существе своем.

Кроме письма, кроме зова сердца, мы должны обмениваться и профессиональным творчеством. Из того, что сегодня какое-то предложение неисполнимо, еще не значит, что оно не будет исполнимо и завтра. Все мы знаем, что значит мощь мысли, положенная в пространство. Мощь стрелы духа! Но во сколько же умножится мощь эта, поддержанная дружеским сознанием, и что же может быть полезнее для Культуры, как не взаимное оповещение, следствием которого будет действенное сотрудничество.

Конечно, говоря о Культуре, мы часто наталкиваемся на странное ограничение этого всепроникающего понятия. Часто с понятием Культуры ошибочно связывается представление о чем-то сверхобычном, почти недостижимом в сумерках обыденной жизни. Между тем как раз наоборот, Культура тогда таковой, в сущности, и будет, если войдет во все дни жизни и сделается мерилом качества всех наших действий. Сколько зовов, ободрений, укреплений придется сказать во имя Культуры. Сколько устремлений в будущее придется произнести. С ростом утончения сознания придет и вмещение и разовьется чувство ответственности. Станет ясным различие обыденности от каждодневности, и мысль обратится от дня вчерашнего к светлому завтра.

В непрестанном предстоянии мы избежим утомления и нисхождения. Для незнающих культуры бывает страшна каждодневность, между тем в ней выковывается совершенствование и восхождение. Утонченное сознание примет все трудовые века как источник бесконечного творчества.

Завещание может быть кратко: «Пылайте сердцами и творите любовью». Сколько добра принесете, приобщая вновь подходящих к миру Красоты. «Пойдемте вместе туда, где нет границ и конца. Где можно каждое благое мерцание превратить в сияние радуги благословения мирам».

Друзья, знаемые и незнаемые, видимые и невидимые, мне хочется послать Вам не просто привет, но зов звучнейший о сотрудничестве. Мы можем к нему приступить немедленно. У каждого, стремящегося к Культуре, велик запас идей, мыслей, предположений. Из этой сокровищницы духа многое и неотложно может быть применено, а другое найдет и кратчайший путь к применению. Лишь бы мы мыслили неуклонно во Благо, о Культуре, и лишь бы мы помнили, что единение это должно быть полезно каждому. Никто не должен быть умален, ибо это было бы некультурно. Необозримое поле культурное имеет колосья для каждого жнеца, знающего, что такое труд. Во имя этого светлого труда, взаимно обратимся друг к другу о сотрудничестве, оповестим друг друга о всем, что кто может, и будем помнить еще раз, что над всеми нами одно единое, нерушимое Знамя Культуры, ведущее в Светлое будущее.

Привет на сотрудничестве!

Культура и мир являются священным оплотом человечества. В дни больших потрясений и материальных и духовных именно к этим светлым прибежищам устремляется дух смущенный. Но не только должны мы идейно объединиться во имя этих возрождающих понятий. Мы должны каждый посильно, каждый в своем поле, вносить их в окружающую жизнь как самое нужное, неотложное.

Наш Пакт Мира, обнародованный в 1929 г., устанавливает особое Знамя для защиты всех культурных сокровищ. Особый комитет избран в Америке для распространения идеи этого Знамени. Международный Союз Пакта нашего учрежден с центральным местопребыванием в Брюгге, где в середине сентября заседал созванный им мировой конгресс, показавший, насколько близка идея Знамени Мира каждому созидательному сердцу.

Из храмов, святилищ духовности, изо всех просветительных центров должен неумолчно греметь всемирный призыв, уничтожающий самую возможность войны и создающий грядущим поколениям новые высокие традиции почитания всех сокровищ творчества. Воздвигая повсеместно и неутомимо Знамя Мира, мы этим самым уничтожаем физическое поле войны. Будем же утверждать и всемирный День Культуры, когда во всех храмах, во всех школах и образовательных обществах одновременно, просвещенно напомнят об истинных сокровищах человечества, о творящем героическом энтузиазме, об улучшении и украшении жизни. Для этого будем не только всемерно охранять наши культурные наследия, в которых выразились высшие достижения человечества, но и сердечно-жизненно оценим эти сокровища, помня, что каждое прикосновение к ним уже будет облагораживать дух человеческий.

Как мы видим, никаким приказом нельзя запретить войну, так же как нельзя запретить злобу и ложь. Но неотложно, терпеливым напоминанием о высших сокровищах человечества, можно сделать эти исчадия тьмы вообще недопустимыми, как порождения темного невежества. Благородное расширенное сознание, прикоснувшись к свету истины, естественно вступит на путь мирного строительства, отбрасывая, как постыдную ветошь, все порожденные невежеством умаления человеческого достоинства.

Уже велики и славны списки примкнувших к Знамени Мира. Оно уже освящено в дни Конгресса в Брюгге в Соборе Св. Крови, и тем мы поклялись вводить его повсеместно всеми силами. Ведь не тщетно будут искать Знамя Мира над хранилищами истинных сокровищ все те, которые во всех концах мира поверили нам и наполнили пространство сердечным желанием. Каждый день приходят новые письма, новые отзывы. Избирательная урна «За Мир» наполняется ценными знаками. А ведь мир и культура сейчас так особенно нужны.

Нужен не столько еще один закон, сколько еще одно повелительное желание, одна всенародная воля охранить светочи человечества. Всякое дело, даже самое очевидное, нуждается в действенном начале. Для мира и культуры вовсе не надо ждать всемирного признания. Начало Общего Блага и Красоты творится во всяком размере, сохраняя свой животворный потенциал. Хотелось бы признательно-сердечно напутствовать всех наших сотрудников: «Каждый посильно, в своих возможностях, без промедлений и откладываний, в добрый путь!».

Истинно, коротко время! Не потеряем ни дня, ни часа. И возжжем огонь сердца в немедленном претворении в действительность светоносных начал культуры и мира. Под Знаменем Мира, в мощном сердечном единении, как Всемирная Лига Культуры, пойдем к Единому Вышнему Свету.

Знамя!

Не успели мы оплакать гибель картин Гойи и драгоценной церковной утвари, истребленных в Испании, так же как и храмов в России во время революций, как перед нами вновь лежит газета с известием о гибели ценнейшей Восточной библиотеки в Шанхае во время последних военных действий. Можем ли мы молчать об этих разрушениях? Можем ли мы сознавать, что молодое поколение будет знать, как мы попустительствовали разлагающим элементам уничтожать то, чем может укрепляться Культура человечества.

Разве не долг наш неустанно твердить о необходимости охранения драгоценнейших памятников от всех посягательств на них? Люди так мало отдают себе отчет о том, какие объединенные дружные меры должны быть приняты во избежание новых печальнейших обвинений нашего времени. Будем же смотреть лишь в существо дела, не будем останавливаться перед преходящими формулами. Ибо именно они часто мешают людям увидеть существо дела в полноте.

В дальнейшем движении нашего Знамени, которое должно служить охранению истинных сокровищ человеческих, много новых предложений. Кто-то не хочет никаких манифестаций. Пусть будет так. Кто-то не хочет паломничества Знамени, не хочет церковных освящений Знамени, не хочет выставок, связанных со Знаменем. Заслушаем и это. Кому-то хочется, чтобы все, связанное со Знаменем и Пактом об охранении человеческого гения, проводилось в пониженном тоне, – и это заслушаем. Кому-то кажется, что вместо слова Культура нужно в данном случае сказать цивилизация, ибо, очевидно, он полагает, что даже уже цивилизация находится в опасности. Конечно, такое суждение немного сурово, но обстоятельства времени, может быть, действительно намекают уже и на опасность для цивилизации. Заслушаем все.

Кто-то предлагает сделать для Знамени такое длинное название, чтобы в него описательно вошли все определительные. Заслушаем и это, хотя такое предложение мне напоминает эпизод некоего Комитета, обсуждавшего учреждение одного нагрудного знака. Каждый из присутствующих настаивал на своем символе, и председатель из любезности собрал все эти символы воедино, так что получился совершенно нескладный комплекс. Тогда один инженер, до тех пор молчавший, предложил покрыть весь этот сложный знак сетью мировых железных дорог, имея в виду намек на пути сообщения человечества. И только тогда, под этой бесконечной, минимально уменьшенной сетью, всем присутствующим стала ясной неприменимость бесконечного числа механически сложенных символов. И другие многие предложения слышатся. Кто-то предлагает установить по доступной цене повсеместно продажу этого нашего Знамени для вящего его распространения; другие же предупреждают о необходимости держать Знамя и все соображения о разрушении всех сокровищ под спудом. Одни желают видеть знак охраняющий на груди каждого мыслящего человека. Другие же хотели бы так скрыть его, чтобы никто и не доискался до его существования.

Одни считают повсеместный интерес и запросы о Знамени Мира благим знаком, другим же это представляется смертельно опасным. Одним кажется, что, по примеру прошлой войны, знак должен быть главным образом применен в Европе, другие же утверждают, что сокровища Египта, Персии, Китая, Японии, Южно-Американские наследия майев нуждаются в таком же охранении, выявляя собою тысячелетия нарастания человеческой мысли и прогресса. Одним представляется Лига Наций учреждением, решающим за весь Мир, другие же указывают лишь на частичное ее распространение. Одним представляется необходимым на международных выставках иметь это Знамя, составленное из флагов всех наций, другим же кажется, что даже в частных помещениях вредно держать это Знамя. Одним оно представляется пугающим их знаком бессильного «пацифизма», другим же оно представляется активною защитою достоинства человечества. Одни считают неотложно необходимым открыто заявлять о необходимости охранения сокровищ Мира. Другие же предпочитали бы обо всем говорить в «пониженном» тоне. Заслушаем все это.

Что же значат эти хотя и противоречивые, но настоятельные заявления, даже требования? Ведь они значат лишь великий интерес к существу этого дела, на которое хотя бы и своеобразно, но не может не звучать сердце человеческое. К своеобразию выражений сердец человеческих, конечно, нужно привыкнуть. Нужно знать, что никакое общее дело не строилось без поднятия всевозможных символов. Каждый крестный ход бывает наполнен всевозможными знаками, которые лишь во внутренней сущности своей служат одному и тому же идеалу.

Если кто-то сердится по поводу Пакта и Знамени, то и это уже хорошо. Пусть сердится, но пусть, хотя бы в гневе, думает о сохранении сокровищ, которыми жив род человеческий. Часто сказано, что враг явный все-таки ближе к истине, нежели срединный несмысляй, который, не будучи ни горяч, ни холоден, извергается по всем космическим законам. Как видим, сущность вопроса охранения сокровищ человечества настолько неотложна, настоятельна, что каждая газета, каждое ежедневное оповещение приносит прямое или косвенное упоминание все о том же. Тому, кто предлагает говорить об этом в пониженном тоне, мы скажем: «Когда в доме больной, когда сердце потрясено чьей-то болью, не будет ли бесчеловечно требовать тон холодного безразличия?».

Когда что-либо дорого, мы не можем говорить об этом в ледяных словах. Каждый, кто хоть кого-нибудь, хоть что-нибудь любил на этом свете, знает, что невозможно говорить о любимом в словах ничтожных. Само существо духа человеческого в этих случаях высоких проявлений находит и самый громкий словарь, полный энтузиазма. Никакие могилы, никакие «огнетушители» энтузиазма не могут задушить пламень сердца, если оно чует истину. Откуда же рождались и подвиги, и мученичества, как не из сознания Истины? Откуда же рождалось то несломимое мужество, та неисчерпаемая находчивость, отличающие те дела, о которых помнит человечество даже из школьных учебников своих.

Любители слов леденящих пусть простят энтузиазм тем, которые существуют его живительным укрепляющим пламенем. Но мы готовы заслушивать все соображения, ибо нельзя сделать несуществующим то, что уже существует. Даже предлагающим говорить в словах леденящих о дорогом для нас понятии, мы скажем: «Ладно, послушаем и вас. Начнем шептать, но будем шептать тем громовым шепотом, который дойдет до каждого сердца человеческого». Ведь даже молчание может быть громче грома, о чем так прекрасно сказано в древних Заветах. Но как же можем мы запретить сердцу человеческому биться о том, что для него насущно и дорого.

Как же можем мы прекратить все песни и земные и небесные! Истребить благолепие песнопений – это значило бы ожесточить и затем умертвить сердце. Но где же тот феноменальный индивидуум, который может кичиться тем, что он всегда и во всем обойдется без сердца? Если мы в сердце своем назовем Знамя наше Знаменем Прекрасным, то это короткое название, конечно, зазвучит в сердце, но в жизни оно будет неприменимо, ибо люди так стыдятся всего прекрасного. Они готовы иногда твердить это слово, но когда дело доходит до свидетельствования о нем, то, оробевшие, они убегают в дебри опошленных условностей. Так же люди поступают, когда им приходится сталкиваться и с великими реальностями: то, что они, может быть, еще дерзают смыслить в ночной тишине, то в свете дня им кажется уже недосягаемым до стыдности.

Когда мы перелистываем все уже изданное и написанное о Пакте и о Знамени, все дошедшее и от людей высокопоставленных и от трогательных голосов далеко разбросанных тружеников, нам хочется быть с этими энтузиастами, которые не побоялись подписать полностью имя свое во имя охранения самого драгоценного человеческого сокровища. Вот перед нами тысячи писем, полученные из Америк и из ближних и из дальних Штатов и республик, вот отзывы ряда лучших людей Франции, вот трогательные голоса Бельгии, Чехословакии, Югославии, Латвии, Швеции, Голландии, Германии. Вот письма из Англии. Вот голоса Индии, Китая, Персии, Японии. Так хочется назвать целое множество имен, которые сделались драгоценными в чувствах, ими выраженных, но это взяло бы целые страницы.

Если, опять же по старинным заветам, целый город мог быть пощажен ради даже одного праведника, то когда мы согласно полученным письмам начинаем отмечать на карте всемирной все места их отправления, уже получается тот драгоценный, по своей очевидной неоспоримости, факт, что множество людей воистину согласилось защищать и охранять сокровища мира. А какие множества не опрошены еще! Сколько подходят новых друзей издалека, которые лишь случайно узнавали о Знамени Охранителе.

Потому не помешаем ничем подходить к единому Свету всем разбросанным и рассеянным. Ведь все они, каждый по-своему, мыслят во имя созидательного Блага. Во имя того Блага, которое зажигает священный энтузиазм, ведущий к непоколебимому подвигу. Вседостигающим шепотом скажем приходящим о любви и доброжелательстве; ведь они пришли не своекорыстно, но во имя ценностей духовных, во имя всего того прекрасного, что разлито во всем творческом труде, во всем знании.

Кто хочет кричать, пусть кричит. Кто хочет шептать, пусть шепнет, но невозможно умертвить и заставить замолчать сердце человеческое, если оно открывается для красоты и добра. Со всею бережностью отнесемся к самым разнообразным выражениям сердец человеческих, и если своеобразный словарь добра окажется более объемистым, нежели мы думали, будем лишь радоваться этому и будем всеми силами продолжать охранять и звать к охранению истинных сокровищ Мира.

(6 февраля 1932.)(Гималаи.)

Когда Армагеддон гремит,

Когда столько стрел ненависти, разделения, разрушения, разложения пронзают пространство, разве тогда мы не должны беречь каждую искру дружелюбия?

Когда в невежестве поносятся самые высокие понятия, разве не должны мы собрать к очагу духа все священные лампады?

Когда ложь и суеверие пытаются загрязнить все самое чистое, лишь бы увеличить поле хаоса, разве не должны мы в лучших летописях искать свидетельства истинного сотрудничества?

В древнейшей хронике говорится как высшая похвала Киевскому князю Ярославу: «И книгам прилежа и почитая е часто в нощи и в дне, и списаша книгы многы; с же насея книжными словесы сердца верных людей, а мы пожинаем, ученье приемлюще книжное. Книги бо суть реки, напояющи вселенную, се суть исходища мудрости, книгам бо есть неисчетная глубина».

Так мыслила хроника древних. Действительно, одно дело допустить книгу и совершенно другое полюбить книгу в полной преданности к просвещению.

Вспоминается. В приемном кабинете некоего президента двое ожидающих. Стены старинной комнаты обделаны массивными дубовыми книжными шкафами. Из-за зеркальных стекол заманчиво поблескивают корешки богатых переплетов. Хоть и не старинный переплет, но густо золоченый. Видимо, любитель книг. И как хорошо, что во главе предприятия стоит такой собиратель, не пощадивший денег на заманчивые переплеты.

Один из ждущих не удерживается от соблазна хотя бы перелистать книгу, хотя бы подержать в руках это сокровище духа. Шкаф оказывается незапертым, и, подняв руку, любитель пытается вынуть один из томов, но, о ужас, вся полка валится ему на голову и оказывается фальшивыми корешками без всякого признака книги. Оскорбленный в своем лучшем желании, любитель книг дрожащими руками ставит на место эту недостойную подделку и шепчет: «Уйдем поскорее, от такого шута разве можно ожидать что-нибудь путное!». Другой посетитель усмехается: «Вот мы и наказаны за пристрастие к книгам. Ведь вам не только прочесть ее, но подержать в руке – и то уже счастье».

Сколько же таких фальшивых библиотек рассеяно по миру! Строители их, кого они обманывают – друзей своих или самих себя? В этой подделке скрыто какое-то необыкновенно утонченное презрение к знанию и какая-то изысканная оскорбительность к книге, как к свидетельству человеческого преуспеяния. И не только само содержание книги отрицается, но в таких подделках, как вещественных, так и словесных, отрицается само значение произведения духа, как такового.

«Назови мне твоих врагов, и я скажу, кто ты есть».

Одно из самых утомительных занятий есть отыскание новой квартиры. Но среди этого невольного вторжения в десятки разнообразных жилищ вы выносите несомненные наблюдения о фактах жизни. Вы проходите целый ряд сравнительно зажиточных помещений, еще наполненных обстановкою. Где же он, книжный шкаф? Где же он, письменный рабочий стол? Почему же комнаты заставлены иногда такими странными уродливыми предметами, но этих двух друзей существования – письменного стола и шкафа для книг – не видно? Есть ли место поставить их? Оказывается на поверку, что небольшой стол еще можно вдвинуть, но все стены вычислены так, что места для книжного шкафа не оказывается.

Хозяйка квартиры, заметив ваше огорчение, указывает на маленький внутренний стенной шкафчик, с сожалительной улыбкой снисходя к вашей требовательности, и говорит: «Если у вас много книг, то вы сможете отнять этот шкаф от других домашних вещей». При этом вы видите, что крошечные размеры шкафа кажутся царственными для такой роскоши, как книги.

В этом сожалительном снисходительном отношении к книге, как таковой, вам вспоминаются те ценнейшие библиотеки, которые оказывались выброшенными на толкучий рынок. И вы еще раз с горечью вспоминаете все рассказы о том, как селедки и огурцы оказывались завернутыми в ценнейшие листы, вырванные из редчайших изданий. Когда же вы смотрите на крошечный шкаф, вам предлагаемый, и соображаете, что в нем даже сотня томов с трудом поместится, то опять житейские мудрецы вам скажут – зачем же держать дома такое множество книг? И при этом они почти повторят слова знаменитого мусульманского завоевателя, который приказал уничтожить ценнейшие библиотеки по причине их бесполезности, ибо в одном Коране все сказано, что нужно для человека.

Отсутствие письменного стола объясняется совершенно основательно, указывая, что письменный стол стоит в конторе. При этом мелькает ясный намек, что кроме конторы никаких умственных занятий и не бывает. А вечерний досуг существует для веселого времени, которое не должно обременять мозги. И тем самым так называемый досуг, который должен бы являться ценнейшими часами накопления и утончения сознания, рассыпается, как жемчуг, в пыли улицы.

И так книга в современном обиходе становится предметом какой-то роскоши. Библиофилов, таких роскошествующих маниаков, «здравый рассудок» сожалеет. Среднее сознание вообще разучивается читать, в чем иногда совершенно добродушно даже признается. «Не могу читать длинных книг», «Не могу сосредоточиться», «Не хватает времени», – говорит человек, отправляющийся созерцать кулачный бой, или чтобы бросать шарики в пространство, или просто занятый перемыванием костей ближнего.

И время есть, и деньги есть, чтобы иметь дома сокровища знания, но мысль об этих сокровищах просто уходит из обихода. Чем люди живы? Многими предметами, но познание, как таковое, и сама прелесть книги, как творения, уходит из жизни.

Так же точно вы можете наблюдать характер и сущность приятелей по состоянию данных им книг на прочтение. Правда, иногда вы встречаетесь с самым заботливым, с самым честным отношением к книге, и иногда вы понимаете, почему некоторые тома благополучно дожили от 17-го и 15-го столетия, но, к сожалению, чаще всего книга возвращается в таком неизгладимом поврежденном виде, что болеет душа за оскверненного автора. Закапать книгу чем-то, завернуть страницу, может быть, оборвать угол, а иногда даже вырезать понравившуюся иллюстрацию грехом не считается. Каждый библиотекарь расскажет вам свои горести не только о пропавших книгах, но об искалеченных навсегда изданиях.

Уничтожающий книгу доказывает низкое состояние своего сознания. Пусть это будет труизм, но кто-то прочтет его еще раз и поопасается испачкать или изорвать книгу. И то уже хорошо. Среди мировых кризисов и материальных и духовных, отношение к книге будет одним из убедительных показаний. Вот когда мы вновь научимся самоотверженно полюбить книгу, так же как и произведение искусства, и сердечно оберечь ее, тогда и некоторые из труднейших жизненных проблем будут решаться сами собою. Без дискуссий, без злоречий и столкновений. И в жилье нашем найдется место и для книжного шкафа, и для рабочего стола, так же как и для священных Изображений, напоминающих присутствием своим о Высшем, о Прекрасном, о Бесконечном.

Кто-то скажет: это я давно знаю, это для меня не ново. Как хорошо, если он так скажет; быть может, он в силу этого прочтет еще одну книгу и еще бережнее отнесется к этим истинным друзьям каждого дома, и, в свою очередь, скажет это, так знакомое ему, и еще кому-нибудь. Ведь люди так часто говорят именно о том, что они не исполняют: «Я давно об этом знаю», и им опять приходится сказать – тем хуже для вас.

Книги последних изданий сделались очень маленькими, стали крошечными как размером, так и удельным содержанием. Автор как бы боится, не утомить бы, не наскучить бы, ибо издатель твердит ему во все уши о странных требованиях читателя.

И вдруг вы узнаете, что большинство книг читается бедняками и желание истинного познавания живет в людях, с трудом зарабатывающих себе хлеб завтрашнего дня. Когда вы перелистываете Ежегодник мировых сведений, вы с крайним интересом следите за статистикой грамотности и за количеством томов в публичных библиотеках мира. Как несоответственно со многими официальными представлениями распределяется количество книг в этих Народных Хранилищах! Не буду приводить этих поучительных цифр, ибо «Уорлд Альманах» Ежегодник вполне доступен для желающих ознакомиться с последовательностью этих накоплений. Для многих в них будут заключаться большие неожиданности.

Кроме того, не забудем, что грамотность, которая является несомненно ступенью к Культуре, сама по себе еще не обеспечивает чтения и разумно-культурного потребления книг. Если бы взяли другую статистику, а именно статистику, много ли из грамотных людей книг не читают, то результаты были бы очень поучительны. Если же из числа читающих выделить и чтецов бульварных романов, то мы увидим, что вся сумма серьезных книг и изданий ложится на сравнительно очень небольшое число людей изо всего населения мира.

Это обстоятельство тем более вопиет о бережливом отношении не только к серьезным изданиям, но и к тем людям, которые делают из них разумное и надлежащее употребление.

Не забываются трогательные эпизоды любовного обращения с книгами. Незабываем рассказ одного небогатого литератора о том, как он желал подарить невесте своей, как свадебный подарок, как нечто наиболее ценное в его представлении, книгу-монографию о творчестве наиболее вдохновляющего его художника. Незабываемо также, когда трогательная любовь к книге самостоятельно вспыхивает в самом детском возрасте. Маленькая девочка, в барских хоромах, с трудом несет непомерную для детских сил книгу Библии с иллюстрациями Дорэ; не позволена ей эта книга, но она пользуется отсутствием старших не для проказ и шалостей, но чтобы еще раз воспользоваться минутой свободы и приобщиться к великим Образам.

Дороги нам эти дети, носители лучших Образов, которые по сердцу своему самостоятельно приходят к книжному шкафу и знают этого неизменного друга истинного счастья. Ведь самостоятельно пришел к книжному шкафу Эдисон и сызмальства понял, чем он может благодетельствовать человечество. В инстинкте к приобщению к газетному делу выразилось сердечное устремление к распространению полезного.

Вспомним также великого мыслителя Рескина, с такою же трогательностью отдавшего свои первые устремления и вдохновения великой библейской Эпопее. Вспомним многих славных. Уже давно говорилось о мощи мысли, говорилось об искусстве мышления. Но ведь каждое искусство нужно развивать и питать, и не будет ли очаг этого священного искусства именно около книжного шкафа?

Обернемся к книжному шкафу не только как к утешителю и охранителю, но как и к водителю и жизнедателю. Не от него ли происходит устойчивый творческий ум великих мыслителей? Не от него ли долголетие, не от него ли противостояние всем злым, и всем неслыханным, казалось бы, препятствиям существования? И не от него ли творящая радость?

(1932.)(Гималаи.)

Друзья, уже неоднократно вы сообщаете мне о бродячей клевете. Формы ее становятся совершенно безобразны и неправдоподобны и могут обслуживать лишь самое примитивное низменное сознание. Не удивляюсь существованию клеветы вообще; есть известные породы двуногих, питающихся смердящим разложением, взращенным ими же самими. Парники зла и тьмы всегда прозябают, особенно же там, где они мечтали бы вредить культуре. Как вы слышали от старых алхимиков, темные гомункулы зарождались в навозе.

Не ново существование клеветы. Не существование ее, но методы ее забавны и должны быть наблюдены. При всем их многообразии, в основе своей они проявляют всю духовную нищету свою. В конце концов, как вы уже много раз замечали, клевета создает такого рода выдумки, которые противоречат всякому здравому рассудку. Как видите, клевета даже не утруждает себя пользоваться какими-либо фактами, она просто измышляет, притом измышляет и бедно и нехудожественно.

Может лишь показаться тем, кто не знает данных обстоятельств, что измышление клеветы значительно, впрочем, клевета и надеется всегда действовать на умы неподготовленные или уже зараженные злобою. Всякий же, кто устремляется или чистотою духа своего, или добросовестным знанием действительности, тот сразу усмотрит грубые и духовно нищенские выдумки. Между прочим, именно в этом свойстве неправдоподобности и заключается даже полезность клеветы. Она ударами своими выбивает как бы какой-то учащенный ритм, а в энергии ритма рождается новая сила сопротивления.

И не только зарождается новая энергия у самих оклеветанных, но вокруг их в целом слое добропорядочных сердец создается напряженная и благодатная сила. Вы уже знаете о действенной благости подобного напряжения энергии. В статье «Похвала врагам» говорилось о том, как препятствия создают новые возможности. Теперь же после целого ряда новых наблюдений можно, к счастью, удивляться, насколько бедна клевета в основе своей. Вся ее кажущаяся пышность и замысловатость сводятся к самым примитивным и грубым уловкам. Клевета нисходит до пользования показаниями уволенного за недобросовестность слуги. Клевета не затрудняется приписать совершенно ложное местонахождение. Клевете ничего не стоит приписать пользование аппаратами, с которыми никогда и не приходилось встречаться. Клевета в своей тупости старается поразить утверждением, что писатель никогда не писал своих сочинений, а художник даже не притрагивался и к одному холсту, а изобретатель, конечно, украл все свои изобретения.

Наличность наилучших достижений нисколько не смущает клеветника, он ведь в существе своем безнадежен и, в безнадежности своей заведомо действуя против очевидности, он попросту пытается бросать в пространство отрицательные заклинания. Житейские мудрецы давно заметили: «Клевещите, клевещите, всегда что-нибудь останется». Но Апостол Павел гораздо раньше заметил, что «хотя вы и считаете нас мертвыми, но мы живы».

Итак, не огорчайтесь клеветою. Наоборот, наблюдайте методы ее. Подобные испытания прекрасно укрепляют жизненный опыт. Клевета вытесняется и уничтожается количеством действенных благих построений. Помню, как многие даже хорошие друзья наши не могли понять, почему в беседах часто произносится понятие духовной битвы, понятие духовного доспеха, меча и щита.

Но вытеснение темноты благими построениями ведь и есть духовная битва.

Сторонникам мира нечего опасаться, что в понятии духовной битвы заключается агрессивный милитаризм. Нет, эта битва есть лишь еще одно сопротивление злу. И ведь никто же не посоветует радушно открывать двери всякому злу, разложению, клевете и предательству. Лишь какие-то низкие некроманты стали бы устраивать сборища трупов, пиры тления. Это зрелище, прежде всего, будет безобразно, и, как таковое, антиэволюционно и акультурно.

Клеветники в существе своем – и убийцы и некроманты, и если к ним можно применить посрамляющее их понятие благого строительства, это будет лучшим холодным душем для извращенных клеветнических сердец. Потому, изучая методы клеветы, мы вовсе не будем оставаться лишь наблюдателями. Обратите внимание: когда вы накрываете клеветника и спрашиваете его об источниках его сведений, он никогда не назовет вам никаких имен. Не назовет он их потому, что он-то и есть или породитель или ближайший соучастник клеветы. Конечно, могут найтись и такие умственно ограниченные люди, которые, распространяя клевету, тут же будут настаивать на том, что они лишь передают эти слухи. Их затемненный ум не может уразуметь, что в эту минуту они-то и являются распространителями клеветы, то есть вполне приобщают себя к клеветникам.

Помню, как мой покойный учитель Куинджи, когда ему передали какую-то несообразную клевету о нем, покачал головою и сказал: «Странно, а ведь я этому человеку никакого добра не сделал». В этом искреннем замечании умудренный жизненным опытом учитель выразил еще одну особенность круга клеветы. Правда, многообразна она. Странно замечать, как иногда зарождается она бесцельно, в бессознательном зле.

Народная мудрость отметила особый вид простаков клеветы, якобы даже не помнящих порожденного ими зла. Упаси, Создатель, от таких простаков. Чаще всего это вовсе не простаки, а прежде всего, в силу своего невежества, новобранцы сил темных. Но невежество есть преступление, это отмечено уже из глубокой древности. А всякое преступление по закону справедливости будет рано или поздно посрамлено. Всякий же момент посрамления совсем неприятен, даже и для низменного, грубого сознания. Даже пес избегает быть посрамленным. Простаков клеветы, в конце концов, не так уже много, клевета остается явным порождением зла, а потому всякий клеветник принадлежит и по состоянию своему и по судьбе своей темному царству.

Каждый совет не обращать внимания на клевету не есть истинный совет. На каждое явление нужно обращать внимание; на каждый ядовитый газ нужно иметь противогаз. Будем помнить, что клевета антикультурна, что во всяком ложном сведении есть клевета и что по суровому библейскому выражению: «Клеветник, псу подобно, пожрет свою блевотину». Та же Библия замечает: «Дьявол был клеветник искони». Вот кто клеветою занимается.

А в конце концов клевета является мерилом сознания и пробным камнем силы подвига.

(7 ноября 1931 г.)(Гималаи.)