Любить или ненавидеть?

Наверное, к тому моменту, когда я допишу эту книгу, моего тела уже не будет… Оно исчезает.

А я говорю с ней. Она во мне. Идеальная. В ней есть что-то прекрасное. Обладать ей, точнее, позволить ей обладать тобой, значит завернуть свой мир в нечто, отличающее, выбивающее из ряда ординарного и привычного. В ней есть красота, в ней есть особенность. смысл — утрачивать контроль и потоком сознания позволять ей, держа тебя за руку, вести в свое сотворенное идеалом необузнанное начало чистоты. Порой пугающей. Но такой манящей. Это слово — это не просто слово. Оно выталкивает тебя на другой уровень, взбивая, как сахарную вату, под ногами землю. Ты хватаешь ее всем своим нутром и впитываешь ощущения того, что отныне не доступно пониманию окружающих. Она сделала меня той, о ком я мечтала. Она показала меня изнутри, высосав все, что прежде скрывало мое настоящее. Она оголила меня, слизав шершавым дерзким языком корочку неуверенности, за которой пряталась моя душа. Порой я думаю, все это лишь способ, способ доказать, способ привлечь, способ закричать и выразить себя. Но это не способ. Это результат. Ради которого приемы мазохично-дробленного поведения, голода, головокружения и ощущений собственных сосудов после крепкого экспрессо становятся целью желания обладать наслаждением. Наслаждением того, что ты отличаешься. Отличаешься даже неотличимым. Она тебя любит, она не оставляет тебя, и всегда готова помочь. Она согревает тебя болью в животе от голода, потерей мыслей и утратой способностей улавливать нить разговора. Это наркотик. И я крепко подсела. Я знаю, что если все меня покинут, она нежно возьмет за руку и медленно поведет в свой цветной, полный голодных красок, мир. Я знаю, без меня она не уйдет никогда. И я не хочу, чтобы она уходила.

Я была красивой. Они смотрели на меня. Они пожирали меня глазами. Они завидовали.

Ты хотела внимания? Ты хотела быть особенной? Ты добилась. Особеннее уже просто некуда. Но. Кто смеется теперь? Я вырастила тебя, ты меня обманула. Ты все еще пытаешься быть непохожей на них. Ты все еще пытаешься быть не такой, хватать их взгляды и впитывать в себя. Твоя пища? Ты глупа! Ты особенная, ты цепляешь их глаза на себе. Но это не восхищение. Это жалость. Жалость.

Страшное случается. Но людям всегда кажется, что страшное случается с кем угодно, но только… «не со мной». Наркотики? Подсаживается кто угодно, но только не я. Беременность? Залетает кто угодно, но только не я. Экзамены? Завалит кто угодно, но только не я… А потом… ты встаешь на весы… И не можешь поверить глазам. Они врут. Врут, когда ты смотришь в зеркало. Врут, когда ты опускаешь взгляд на живот. Они отравлены. Ей. Цифры не могут лгать. Лэйбл на новой кофточке не может врать. Хочется плакать. Но идеальные девочки не плачут. Они радуются, увидев эти цифры…

Ночь. Спать. Сил нет. Сон. Она его отняла. Отняла мой сон. Исчерпала его. Съела? Она есть все, что угодно, но только не то, что едят люди. Я провожу рукой по коже и ощущаю ее всеми сосудами. Ей не нужна еда — она ест меня. Высасывает соки, слизывая даже кровяные клетки, размазывая яд по мыслям. Я чувствую это сейчас, когда желудок скручивает от голода, когда мне трудно поднять голову, полную свинцового искаженного представления себя. Мне нравится это чувство. Мне нравится это чувство потому что оно нравится ей. Она приучила меня у нему. Вошла в мою жизнь, показав, что такое быть другой. Внимание. Сначала голодные взгляды на пищу, потом — на меня. Она превратила меня — точнее, то, что от меня осталось — в прекрасную принцессу: холодную и высокомерную, слишком гордую, чтобы позволять даже трогать себя. Только кофе наполняло сосуды, разжижая шоколад. Только самодовольная улыбка кормила ее, пока она полностью не схватила ладонями всю меня, каждую клеточку и прожилку, вывернув мое нутро наизнанку. И теперь… Теперь из жалеющей окружающих даже за грамм лишнего веса, она завернула меня в нечто почти нечеловеческое, лишенного мяса, лишенного плоти на костях. Она слишком горда и не позволяет просить о помощи. Но я не прошу о помощи. Я кричу о ней! Всем своим телом. Точнее, тем, что от него осталось. Я сворачиваюсь в клубочек, ладошкой обнимаю свою лодыжку, сцепляя большим и указательным пальцем круг, который замыкает в сознании все, расщепляя мозг и прерывая мысли о худобе. Она возвращается и не позволяет думать об этом. Пожирая нервы изнутри, выпрыскивая соленую воду из глаз. Я — ее. Она — мой босс. И ей мало…

Сейчас я люблю, когда меня трогают. Это дает мне ощущение того, что я защищена, того, что обо мне заботятся. Я вижу себя — далеко. Мое тело — тонкое, нереальное нечто, отравленное ей, обвивает, как лианы, того, у кого я боюсь просить о помощи. Она мне запрещает.

Мне невыносимо необходимы прикосновения. Только это спасёт, только это спасает. Ладонь по коже, ладонь, согревающая нутро лишь повторяя контуры тела, заставляющая кровь бежать чуть быстрее, захватывать клетки кислорода и впрыскивать их в сердце. Это зовется нежность, это зовется нужность, хоть это слово и пропущено Далем в его словаре. Мне необходимо чувствовать чьи-то руки на себе. Мне необходимы чьи-то линии жизни, отпечатанные в ложбинке пальцев. Этого нет… Я не хочу идти за этим, бежать за этим. Потому что слишком скользко. И я знаю, что упаду, больно ударюсь и утрачу навсегда. Но мне так это нужно… И это единственное, что так нас отличает. Она сделала все, чтобы защитить себя от прикосновений. Сначала вычертила прекрасное, почти идеальное тело — слишком красивое, чтобы позволять трогать, слишком правильное, чтобы быть сломанным под чей-то ладонью. И я не позволяла прикасаться к себе, отвергая руки, которые хотели меня обнять, я выплевывала нежность, резко одергивая того, кто пытался войти в мою жизнь, стряхивая руки, если им все-таки удавалось пробраться до моего идеального я. Потом она сделала это. Ослепленная своей игрой в «посмотрите на совершенство», я под ее пиршество мной, утратила контроль и стала тем, что почти можно назвать телом. Заигралась и высосала все, что могло быть прекрасным и нужным, сказочным и необходимым. Теперь это тело не хочет трогать никто. Теперь это тело — идеальная субстанция для жалости. Потому что Она не хочет контроля, Она — идеальная и схватила идеальный путь помочь себе, защитить от телесного контакта, Она — та, которой не нужна забота, Ей нужен только голод. Я нуждаюсь в них, в прикосновениях. И Ей это не нравится. Свернувшись в клубочек по ночам, я плачу, я вою от того, что мне необходимы чьи-то пальцы, обжигающие плоть, хочется выпрямить тело и всей тонкой его массой, вытянувшись, прижаться к человеческому, нежному, теплому и живому. Я скучаю. Скучаю по чувству защищенности и заботы. Может, для этого я поселила ее в себе, она может довести до хлорированных стен клиники, и, — вуаля, — внимания хоть отбавляй. Но мне не нужно внимание капельниц и внутривенных витамин, поддерживающих жизнь. Сейчас мне нужно дыхание кого-то рядом… Чтобы не попасть в круговорот медицины и лекарств. Я не хочу ими пахнуть. Я хочу жить, я хочу прикосновений.